Пять писем

Игорь Фишелев
  Доброта и любовь спасут  мир, если миру от них будет польза.  Наш земляк Сережа   о второй половине этой вечной истины не знал. В известном смысле ему не повезло. К нам на остров он приехал в одну из научных экспедиций. Когда мы познакомились, ему  было около тридцати. От  прочих обитателей поселка он отличался сильной худобой и   костюмом, который всегда был одним и тем же и состоял из штормовки и таких же брезентовых брюк цвета сильно застиранного хаки. Зимой к ним добавлялась куртка с капюшоном.  По слухам Сергей собирал материал для диссертации. И это сразу ставило его в ряды тех замечательных  ребят, которые ехали сюда  «за туманом и за запахом тайги». Все прочие прибыли  исключительно за деньгами.

   Дальнейшее повествование, к сожалению, приходится постоянно прерывать всякими отступлениями.  Остров  можно найти почти на любой карте, и  не из-за больших размеров.   Он невелик – 9 километров в самом широком месте  и 27 в длину. После Второй мировой войны его де-факто присоединили к СССР, но не смогли или не сумели присоединить де-юре.  Так он стал собственностью сразу и России, и Японии. Нужно было как-то заселить Курилы. Для этого в авральном порядке построили рыбокомбинаты и поселки. При Хрущеве остров чуть было не отдали  в обмен на заключение мирного договора, но вовремя  спохватились. В результате  Шикотан  остался советским, а   две страны до сих пор не подписали мирный договор. Зато на окраине села Малокурильское появился научный городок,  в котором работал Сережа Лесков.         
               
   Впервые мы с женой увидели остров  в начале августа 1970 года.  Сеял мелкий теплый дождик. Сквозь его пелену  встававшие из океана темные  скалы казались таинственными и романтичными.  Увы, как только теплоход зашел в бухту, очарование пропало.  Сильно пахло несвежей рыбой, на воде плавали жирные пятна и мусор.  Строения на берегу на первый взгляд  представляли что-то вроде декораций к фильму о Диком Западе: всё из дерева,  в том числе и тротуары. Нехитрая архитектура основана на стандартном бараке. Сельсовет – два барака буквой Г, почта – половина барака.  Картину несколько оживляли оставшиеся от японцев фанзы и частные домики самой причудливой формы. Барак, куда нас  поселили,  размещался на берегу речки, вся долина которой была застроена в два ряда  его братьями-близнецами. В комнате 3 на 5 метров  имелась печь с плитой  и фанерная перегородка, отделяющая «зал» от «кухни». Под полом стояла вода, в которой плавали пустые бутылки от шампанского. Справедливости ради нужно сказать,  что в поселке было шесть двухэтажных восьмиквартирных  домов с удобствами и  несколько маленьких домиков на одного или двух хозяев. Они стояли на сопке  в цунамибезопасной зоне, чему мы очень долго завидовали. Со временем я узнал причину  такого строительства: весь поселок, консервные заводы, электростанция, котельные, холодильники  были построены как временные сооружения за счет средств  капитального ремонта каких-то приморских предприятий. Юридически они вообще не существовали. Все это из-за спорного статуса Южных Курил - Итурупа, Кунашира, Шикотана и небольших островов Малой Курильской гряды. Ничего этого не зная, наша семья  оказалась в центре  международного конфликта с непредсказуемыми последствиями.
 
   Значительно приятней для нас стал  второй  «большой»  секрет страны Советов – мы, как выяснилось, прибыли в район Крайнего Севера.  И это на широте  Сочи!  Крайний  Север и районы, приравненные к нему, к географии имели лишь косвенное отношение. Была такая тоненькая книжечка для служебного пользования. Упоминать о  ней и  её содержании в открытой прессе запрещалось. В зависимости от «крайности»  района для его жителей вводились разные льготы. На  Курилах  к зарплате полагался двойной  коэффициент и  8 надбавок по 10 процентов. Их можно было получить, проработав  пять лет. Выше  платили только на островах Северного Ледовитого океана. Став работником на Севере,  вы превращались в состоятельного человека.

   Сейчас большими деньгами никого не удивишь. А в начале семидесятых годов все рядовое население  страны получало буквально гроши, особенно интеллигенция, к которой мы имели счастье относиться. Перед отъездом на восток реальный доход нашей  семьи из пяти человек не превышал 250 рублей в месяц.  Все попытки найти дополнительный заработок почти ничего не давали.  Однажды потерялись пять рублей. Пришлось взрослым один день практически поститься. Даже без надбавок  вдвоём  мы сразу стали получать около шестисот рублей в месяц,  а через пять лет – под тысячу. Честно заработать такие деньги в СССР можно было только на Северах. Но попасть в эту страну  обетованную было сложно. Въезд по пропускам, выдаваемым в милиции при предъявлении вызова. Вызов мог исхлопотать только хорошо знающий вас человек, уже работающий на  Севере. Он же за вас и отвечал.  Добавьте практически полное отсутствие  любой информации  о порядке  въезда и устройства на работу.  Замкнутый круг. Вызов моей жене устроила её бывшая коллега. В школах района была нужда в кадрах. Я ехал как  «члены её семьи». Всех наших  сбережений и отпускных еле хватило на билеты. Дома осталась бабушка с двумя нашими  дочерьми и пустым кошельком. В первую же получку жене выдали ещё и подъёмные,  всего около четырёхсот рублей. Мы разбогатели. Войдя в нашу комнатку, жена вынула целую банковскую пачку трёхрублёвок, сорвала обёртки и швырнула деньги в потолок. Золотой Телец осыпал нас своим дождём.

   Сразу после приезда нас особенно волновала опасность цунами и землетрясений. Трясло часто, в  октябре ударило так, что полетела посуда. Ученье – свет, поэтому  очень скоро я  пришел на сопку, где размещался городок экспедиции. Там была небольшая научная библиотека. Через несколько месяцев мы перезнакомились со всеми обитателями городка. Среди них оказалось много  любителей преферанса, в том числе Сережа.

   Встретить знакомого в посёлке с населением  3 тысячи человек, двумя магазинами и одним клубом – дело обычное. Новости здесь распространяются мгновенно. Все знают всех, даже ночью в тумане и со спины  тебя обязательно вычислят. Однако о Сергее говорили мало, а про экспедицию – еще меньше. Занимаются  какими-то исследованиями в океане, пробили в сопке штольню, от нее через весь остров протянули толстенные кабели в оболочке из  стальной крепчайшей проволоки. Топором не перерубить, можно отстрелить из ружья. Кто-то попробовал, но его быстро вычислили. На конце таких кабель-тросов крепились то кислородные баллоны, то корпуса морских мин с начинкой из приборов. Их  вывозили далеко в  океан и сбрасывали на дно. По официальной  версии  эти устройства улавливали волны цунами. Уже после развала  страны стало известно, что дело было не в цунами, а в атомных подводных лодках.

   Первые три года  мы с женой прожили без детей. К концу второго года у нас появилась нормальная однокомнатная квартира. Ради  нее я перешел из слесарей в начальники. Тут своя история. Приняли меня   на рыбокомбинат в механический цех слесарем без разряда. Главный инженер долго разглядывал мою трудовую книжку, диплом и даже вкладыш к нему. К тому времени я уже поработал и слесарем, и технологом, нормировщиком и даже старшим технологом, чем про себя немного гордился. А тут слесарь без разряда, но деваться было некуда. Лишь впоследствии стала понятна стратегия начальства. Во-первых, мне дали заработать. Я сразу стал получать на руки не менее 300  рублей. Во-вторых, ко мне хотели присмотреться. Когда очередной начальник мехцеха  завалил работу, дошла очередь и до меня. Согласился я немедленно, хотя сильно терял в заработке.  По иронии советских порядков зарплата ИТР была неприлично мизерной. Меньше меня в цехе получала только уборщица. Но зато мы переехали в благоустроенную квартиру в новом доме. Кроме того, мне выделили со склада новый  холодильник. Для непосвященных скажу, что основной болезнью на  острове в те годы был не алкоголизм, а тривиальный цистит. Все удобства находились на улице и представляли собой обыкновенные сортиры. При холодной и ветреной погоде, а это 11 месяцев в году, посещение этого традиционного сооружения   почти неизбежно приводило к простуде мочевого пузыря. Очень впечатляющее  заболевание, особенно у женщин. Так что на  квартиру я согласился без раздумий, а холодильник почти покрывал потерю зарплаты. Перебравшись на сопку,  мы стали  соседями с городком экспедиции.  Вечера за преферансом стали почти регулярными. Со многими из  партнеров мы близко подружились. Американский писатель Стейнбек писал, что для знакомства с чужими людьми лучше всего помогают собаки или маленькие дети. Он явно не играл в преферанс. Появились и общие служебные проблемы. В мехцехе изготавливались разные заказы для экспедиций. Однажды я застал Сережу за  сборкой  какого-то электронного устройства. Это был первый на острове телевизионный ретранслятор. Когда он заработал, к нам пришла цивилизация, а к Лескову – всеобщее уважение. Но он остался таким же простым  и незаметным. Не знаю, заплатили ему вообще что-нибудь за эту работу.

   Как-то  поздней осенью мы с ним  вместе провели несколько дней под одной крышей. На Кунашире неожиданно испортилась погода. Самолет  уже было слышно, но садиться ему не разрешили. Он развернулся над  аэродромом и улетел  на  Сахалин. Гостиницу отдали женщинам  с детьми, а всем прочим предложили  устраиваться  в поселке. При детальном осмотре выяснилось, что за исключением двух – трех обитаемых строений все дома  были пусты. Окна и двери целы, есть электричество, можно затопить печь. Но нет мебели, голые стены и пол. Однако с потолка не течет. По Курильским понятиям очень пристойные условия. На рыбалке комфорт несравненно  хуже. За несколько часов из соседних сараев притащили доски и кирпичи, устроили нары. Нашли  почти  целый стол. Хуже было  с  кипятком. Эту проблему  решили на следующий день. Обыскали все свалки, обнаружили  электроплитку. Со всеми предосторожностями Сережа вскрыл нагревательный элемент, извлек  спираль и методом подбора сделал нормальный погружной  кипятильник - намотал спираль на чисто выстроганную дощечку. Стеклянных банок  валялось обычное количество, так что посудой мы были обеспечены легко. В магазинчике, открывшемся в связи с резким наплывом клиентов, был раскуплен месячный запас продуктов. Вот только хлеба не оказалось, пришлось обходиться печеньем.

 В таких «антисанитарных» условиях мы прожили несколько не самых плохих дней своей жизни. Время  «убивали» неизменным мужским трепом: политика, спорт, погода, рыбалка, анекдоты,  и, естественно, прекрасный пол.  Нужно признать, что  для мужской половины населения Курил жизнь в последнем вопросе была простой  до предела. Прежде всего, из-за  демографического дисбаланса. На консервных заводах почти все работы выполнялись женскими руками. Так что на десять девчонок приходилось в лучшем случае трое ребят. Но играло роль  не  только это. В бараке жизнь любого человека проходила на виду  соседей, прятать похождения  бесполезно. Их и не прятали, иногда даже бравировали этим.

   Сережа  почти не принимал участия в наших  разговорах, но однажды заметил, что количество в интимной сфере не переходит в качество. А настоящую радость может доставить только действительно добрая женщина с нормальным темпераментом и не стесняющаяся выражать свои эмоции. Проще говоря, без комплексов. Наши сокоешники с этим не согласились: «На жизнь надо смотреть проще и не изобретать проблемы там, где без них можно обойтись».
   
   Поздним вечером мы вышли в тамбур покурить. На улице по-прежнему бушевал тайфун. Радуйся, путник, что есть крыша над головой. Правда, в нашем домике с наветренной стороны  в щелях надувались и лопались пузыри, конопатка не выдерживала напора ветра. Пришлось передвинуть нары в другой угол. Сергей долго курил  и молчал, потом спросил:
- Ты сразу перебрался сюда с семьей?
- Не совсем, мы приехали вдвоем с женой, детей и бабушку привезли через четыре года.
- Тебе повезло. Меня на Курилы занесло, когда все только начиналось. Жили в палатках.
Семью везти  было немыслимо.  Но уж очень заманчивую работу предложили. За два года - материал на кандидатскую, совершенно новая тема. Ну, и заработок приличный. Посоветовались с женой, и я поехал. Дальше все стандартно. Когда через два года приехал в отпуск, меня в дом на порог не пустили: «У нас новая семья, не травмируй ребенка». Забрал свои вещички и назад подался. А тут путина в разгаре. Вербованных несколько пароходов завезли.  Подходи к любой, а то и ко всему бараку сразу, «газ» любые двери открывает. Я так отощал от той бурной жизни, что с тех пор поправиться не могу. Новый год встречали у нас в только что построенном доме. Обстановка – панцирная кровать из ЖКХ, да несколько ящиков вместо стола и стульев. Утром проснулся, рядом спит прекрасная незнакомка. Так и осталась. Через год уехала на материк рожать и не вернулась. Не везло мне с женами. В конце концов, надоели мне эти галантные  похождения хуже пареной репы.  У половины ни воображения, ни темперамента, зато доброты на копейку, только  выгода в голове.  Другие свои чувства проявить стесняются. По мне, так лучше бы кусались или орали во все горло. А иначе какая радость от жизни?

   Честно говоря, этот рассказ меня удивил. Сергей среди наших  поселковых Донжуанов замечен не был. Встречался иногда с одной художницей из постоянных рабочих. В общем – ничего интересного. Пора было спать. Дождь хлестал по-прежнему, но северо-восточный  ветер заметно зашел к югу.  Мы порадовались -  тайфун уже прошел над островом и уходит в океан. Скоро будет погода.

   Со средины 70-х годов жизнь на Южных Курилах стала меняться к лучшему. А началось все в 1974 году. На острова  почти одновременно прибыли  министр обороны, министр рыбного хозяйства и президент Академии Наук. Решался вопрос - отдавать острова японцам или нет. Это стало понятным на совещании, которое проводил  Ишков -  министр рыбного хозяйства СССР. Он сообщил, что Япония предлагает за Шикотан и Малую Курильскую гряду 10 миллиардов долларов  льготных кредитов. Конечно, все сооружения  на островах не стоили  и десятой доли это суммы. Но морская экономическая зона, в которой можно было добывать ежегодно  на один миллиард возобновляемых продуктов моря, столько стоила. Однако не это оказалось главным. Дело было в той работе, которую проводили научные экспедиции. С помощью своих приборов они могли засечь проход мимо островов любой атомной подводной лодки. Перейди японцам Малая Курильская гряда,  все советские подлодки, выходившие из Охотского моря в Тихий океан, были бы засечены и прослежены на всем их дальнейшем пути. Контроль над проливами стал стратегически важным в период холодной войны. Это решило проблему Шикотана, мирного договора с Японией и отразилось на  множестве разных судеб. В  частности, было принято решение о выделении госкапвложений для строительства на островах производственных и жилых объектов. Иначе говоря, мы оставались здесь навсегда. Район перевели  на более высокую сетку снабжения, и мы стали забывать о дефиците. Намного проще стало с транспортом. С мая по ноябрь на Сахалин и Приморье ходили комфортабельные пассажирские теплоходы. Не выезжая с острова, стало возможным купить билеты на самолет до Москвы.  Комбинаты перешли на круглогодичную работу, и,  кроме того, началось строительство целых микрорайонов благоустроенных домов. Жить стало лучше, жить стало веселее. Многие привезли детей с материка. Наша школа перешла на работу в две смены. Добавилось  работы и денег у науки. Как раз в это время Сережа  женился. Вера была очень симпатичной то ли украинкой, то ли казачкой, работала там же в экспедиции. Очень скоро у них родилась дочка и, судя по всему, жили они дружно и счастливо. Впрочем, костюм главы семьи остался неизменным.

   Прошло несколько лет.  Мы всей семьей возвращались из отпуска. Традиционное оживление при посадке на теплоход скоро улеглось. Ветра почти не было, светило солнце. Народ дружно покинул свои душные каюты и поднялся на палубы. Детвора носилась с одного борта на другой, с кормы на бак, по всем коридорам. Позади был нудный восьмичасовый перелет из Москвы, ожидание посадки в тесном  Корсаковском  морвокзале. Дети наслаждались  радостью движения, взрослые – радостью общения. Новостей было множество. Среди них как-то  мимоходом я услышал, что пропал Лесков. В командировку не выезжал, отпуска не брал. Может быть, ушел в море с какими-нибудь рыбаками, но это маловероятно. Тревогу подняла  Вера. Они с дочерью вернулись на  остров в начале августа. В квартире  давно никто не жил, на работе о Сергее   ничего не знали уже больше месяца.

   Поздней осенью, когда навигация и путина закончились, Сергея стали разыскивать всерьёз. На Курилах люди пропадают чаще всего зимой. В пургу при очень сильном ветре ничего не видно  буквально на расстоянии вытянутой руки.  Если не наткнешься на дом и пройдешь мимо,  спасти может  только очень теплая меховая одежда или пара собак, с которыми можно заночевать в снегу.   Летом люди чаще пропадали  на море. В свежую погоду, а тем более в шторм,  выходить на открытую палубу  очень опасно. Попробуй это объяснить укачавшемуся пассажиру, готовому на всё ради глотка свежего воздуха.  В случае с Сергеем это  исключалось. Подключили милицию и пограничников, разослали запросы – все безрезультатно. На этом и успокоились.

Продолжала искать мужа одна  Вера.  Несколько раз переспросила друзей и знакомых. Сережу в поселке многие знали. Нашлось несколько человек, видевших его в обществе разных людей. Так  удалось разыскать  художницу с рыбокомбината. Та не скрывала, что раньше часто встречалась с ним, а прошлым летом виделась с Сережей один раз, ходили гулять за водопад. Место это было Вере известно, несколько  раз она тоже там бывала. Дорога из поселка на  океанскую сторону идет вдоль речки, пересекающей в одном месте выход твердой кристаллической породы. Там образовался пологий водопад, излюбленное место для ловли форели. За водопадом  в речку  впадает маленький ручей. Выше по течению  распадок ручья  расширяется, образуя  небольшую долину, почти незаметную со стороны дороги. Пошла туда Вера одна.

   Все дальнейшие события этой истории стали известны спустя много месяцев. Кое-что происходило буквально  на моих глазах, может быть, поэтому я пишу эти строчки. В один из погожих дней я рыбачил  на водопаде, когда мимо прошел гусеничный тягач и остановился на берегу. Несколько человек ушли в сопки. Через полчаса они вернулись, неся  за углы плащ-палатку с легким грузом, сели в тягач и вернулись в поселок. Так  нашли Сережу Лескова.
                *    *    *

   Первое воскресенье после Пасхи в 1995 году выдалось на редкость теплым и солнечным. Мы уезжали на материк  и пошли на кладбище проститься с теми, кто оставался на острове.  Семь месяцев назад, в начале октября произошло  землетрясение, разрушившее консервные заводы, школу, жилье и вообще все, что только можно. Жить и работать стало негде. Часть наиболее впечатлительных односельчан увезли на Сахалин сразу, остальные кое-как пережили зиму и дожидались начала навигации. Сколько было баллов, неизвестно. За месяц перед землетрясением закрыли сейсмостанцию. Потом выяснилось, что за 30 секунд остров опустился в океан на 70 сантиметров, произошли многочисленные обвалы и осыпи, раскололась большая сопка и, кроме всего прочего,  на огородах вытряхнуло на поверхность неубранный картофель. Погибло три человека. Но через несколько месяцев люди  стали умирать неожиданно, прямо на ходу. Перед этим  ни на что не жаловались. За месяц умирало 10 – 15 человек. Говорят, от стресса. Раньше за год столько не хоронили.

   На кладбище оказалось много народу. Мы шли по рядам и вспоминали  бывших друзей, коллег, учеников.  Возле скромного памятника стояли несколько  сотрудников экспедиции. Мы поздоровались. Ребята пригласили  присоединиться и по русскому обычаю  помянуть Сережу Лескова.  Все выпили. Кто-то продолжил разговор,  прерванный нашим появлением.
- Я с ним вместе учился в университете,  дома у него был. Добропорядочная интеллигентная  семья. Учился он легко, прекрасные математические способности, школу с золотой медалью закончил. В университете предлагали оставить в аспирантуре, но он как услышал о Курилах, больше ни о чем говорить не хотел. Родители помогли, у них пол Москвы знакомых. В общем, был бы Сергей  англичанином, сказали, что родился с серебряной ложкой во рту, по-нашему – в сорочке. Да видишь, как получилось, оказалась  сорочка ему тесна. Был он мечтателем и романтиком. Мечтал о красоте и добре, дальних странах и прекрасных дамах. А вот понять, что красота и любовь созданы природой не для нашего личного наслаждения, а для сохранения жизни, не мог.  Семейная рутина казалась ему бессмысленной обузой. Так мечтателем и ушел в другой мир, упокой, Господи, душу его.

   Все молчали. Я посмотрел на фотографию Сережи. Это было обычное любительское фото. Снят он был в своей неизменной штормовке, скорее всего на берегу океана. Наверное, это был хороший день в его жизни. Он улыбался, но глаза мне показались грустными.
- А о Вере что-нибудь известно? Мы ее несколько лет не видели. Симпатичная была женщина и веселая. А как песни пела!
- Она долго болела, потом забрала дочку и уехала куда-то на Кубань. Мы провожали их на теплоход.
- Она так ничего и не рассказала? Ведь толком до сих пор никто ничего не знает.
- Она вообще  заговорила только через год. Да и сказала всего несколько фраз. Мы туда за водопад с милицией приезжали. Вера просила в поселке ничего не рассказывать. Теперь поселка нет, все уезжают. А ему там может быть станет легче.

               
          *    *    *

   Моросил мелкий дождь, когда Вера пришла на знакомое место. Он лежал возле костра в своем неизменном костюме – почти белой штормовке и брезентовых брюках. Рядом лежала двустволка с одним взведенным курком. В стороне - пустая бутылка. На дереве висел рюкзак. Через костер начала пробиваться трава. У лежавшего не хватало одной руки.  Подойти ближе Вера не смогла – боялась. Отважилась снять с дерева рюкзак. В нем была большая  японская банка из-под кофе с завинчивающейся крышкой. Почему-то она открыла банку. В ней лежали пять незапечатанных конвертов с адресами и фамилиями. Один конверт был адресован ей. Она прочитала все пять писем, сидя на мокром бревне под моросящим дождем. Это были письма его женам и его пятерым детям. Хорошо запомнился ей только конец - «…всё позади. Я съел последнюю буханку хлеба, выпил последнюю бутылку водки, любил последнюю женщину в своей жизни. Ни с чем несравнимое наслаждение. Жизнь нетерпима без радости и доброты. Поэтому я ухожу. Всё, что я делал до сих пор, оборачивалось злом. Простите меня, если можете».

   Ружьё и пять писем были приобщены к  делу о самоубийстве Сергея Лескова в качестве вещественных доказательств. Отослали их адресатам или оставили в архиве – неизвестно. Во всяком случае, ни ружья, ни письма Вере Лесковой так и не вернули.