Част 5. Правительница Софья, невенченная

ЧАСТЬ 5.        ПРАВИТЕЛЬНИЦА СОФЬЯ, НЕВЕНЧЕННАЯ.

Глава 1.     ЗАГОВОР. ПЕРЕВОРОТ. ПРИХОД К ВЛАСТИ.
После свадьбы на Марфе Матвеевне  царь Федор не выходил из палат, его часто навещали доктора. Всем из его окружения стало понятно, что царь серьезно болен, и что дни его сочтены. В первую очередь о своем будущем задумались члены «Тайной думы». Еще год назад, когда царь еще не был так слаб,  они надеялись, что появиться  у царя преемник, и  царица была бы признана регентшей, а они  могли остаться в ее правительстве. Но со  смертью царицы и новорожденного царевича надежды улетучились. Женитьба на Марфе и первые брачные ночи  отняли у царя последние силы.  Языков и братья Лихачевы понимали, что после смерти Федора  на престол будут претендовать одновременно два наследника: шестнадцатилетний Иоанн, (на правах старшего), но он был больным, слабоумным и вдобавок подслеповатым, и  Петр, здоровый, живой, одаренный десятилетний мальчик. Возведение Иоанна на престол однозначно  повлекло бы за собою передачу правления в руки двадцатипятилетней царевны Софии, как самой умной и активной  из особ царской фамилии. Книгохранитель Московского печатного двора Сильвестр Медведев о ней говорил так: «больше мужского ума исполненная дева». Приход царевны Софии к власти означал возвращение Милославских, которые за нанесенные ранее обиды и лишения, за отнятую власть, наверняка, в лучшем случае сошлют членов «Тайной думы» подальше за Камень (Урал). Оставался для них один выход, чтобы сохранить нажитое добро - поддерживать лагерь Нарышкиных, с которыми у них никакой вражды не было. За возвращение Артамона Матвеева, родственника и благодетеля Нарышкиных, хлопотали перед царем вместе с царицей Марфой Апраксины, Языков и Лихачевы. Большинство бояр, с которыми предварительно провели беседу члены «Тайной думы», разделяли точку зрения Языкова и братьев Лихачевых относительно престолонаследия. Среди новых бояр, ставших равными со «старыми» после отмены местничества, никто не хотел возврата  Милославских и старых порядков.   
В стане Милославских, которым руководила София, вопрос о престолонаследии стоял на грани выбора между жизнью и смертью для всего клана. Было ясно, что в случае провозглашения царем юного Петра, страной будет управлять его мать Наталья Кирилловна Нарышкина и ее семейство, которое припомнит им расправу над их сестрами и братьями и отомстит не менее жестоким образом, - они едва ли могли ждать от них пощады. Было также понятно, что шансов на избрание Думой  царем слабоумного Иоанна почти нет никаких, и что власть придется брать силой. Возможности установления связей и контактов с внешним миром у царевны были ограничены.
По существовавшим  с давних времен правилам царевны содержались в отдельных теремах царского дворца как затворницы, никем не видимые, кроме близких родственников. Боязнь греха, соблазна, искушения, суеверный страх порчи, сглаза - все это заставляло держать царевен взаперти. Во времена правления царя Алексея Михайловича, отца Софии, дворцовые правила в некоторой степени были смягчены. В числе первых мужчин, проникших в эти запретные прежде покои, был воспитатель Симеон Полоцкий. Он давал уроки царским дочерям, и Софья была одной из усерднейших его учениц. Постоянное общение с интеллектуалом того времени таким, как Симеон Полоцкий, сделало ее одной из образованнейших женщин своего времени. Вслед за ученым монахом в терем царевен стали проникать и другие мужские лица, более или менее близкие к царскому семейству. При жизни царя Алексея это были по преимуществу представители семьи Милославских, при царе Феодоре сюда попал и князь Василий Васильевич  Голицын. Этот даровитый человек, не чуждый западной культуры и свободный от многих старорусских предрассудков, обратил на себя внимание царевны Софии, и скоро произошло их сближение, основанное на теплой сердечной взаимной привязанности. После смерти Симеона Полоцкого в тереме у Софии   появились Сильвестр Медведев, весьма образованный для своего времени священник из Малороссии,  и боярин князь Иван Андреевич  Хованский.
Из этих людей и создалась группа единомышленников Софии, Медведев стал душой кружка. По словам К. Валишевского, «ближе всех к Софье стоял Голицын - она любила его. Царевне было двадцать пять лет, но ей можно было дать сорок, как утверждает де ла Невилль. Она обладала пылким и страстным темпераментом, но не жила еще. Теперь ее ум и сердце проснулись. С безумной смелостью бросилась она в водоворот жизни и отдалась подхватившей ее кипучей волне. Она любила и искала власти. Она втянула в борьбу человека, без любви которого успех не дал бы ей удовлетворения. Она толкнула его на путь, ведущий к власти, которую хотела разделить с ним. Голицын казался робким, недоверчивым, нерешительным, легко впадал в замешательство и отчаяние. Медведев воспламенял группу, заражал ее членов своей страстностью и жаждой борьбы».  Князь Хованский  возглавляя в 1681 - 1682 годах  Сыскной приказ, пользовался авторитетом, имел почет и уважение среди московских стрельцов, готов был поднять стрельцов.  Ему обещали  оказать помощь родственники  и люди молодые:  стольники -  Александр Милославский, братья Толстые - Иван и Петр Андреевичи (племянники Ивана Милославского),  два стрелецких подполковника - Иван Циклер из иноземцев и Иван Озеров, да выборные стрельцы - Борис Одинцов, Абросим Петров, Кузьма Чермный.  Деньгами, богатыми обещаниями им удалось набрать толпу людей, готовых отстаивать права старшего царевича на престол.
Нарышкины, ощущая поддержку правительства Языкова и большинства бояр, были уверены в своей победе.
Как только удар колокола возвестил Москве о кончине царя Федора, бояре съехались в Кремль. Между ними большинство было на стороне Петра; главными руководителями этой партии были два брата Голицыных, Борис и Иван, и четверо Долгоруких (Яков, Лука, Борис и Григорий), Одоевские, Шереметевы, Куракин, Урусов и др. Они прибыли на совет даже в доспехах, опасаясь смятения. Патриарх Иоаким, как самое почетное лицо после царя, председательствовал на этом совете духовных и светских сановников и обратился к ним с речью о необходимости немедленного выбора между двумя братьями умершего бездетного царя –  между «скорбным главою» Иоанном и отроком Петром. Совет разделился; большинство было за Петра, некоторые поддерживали право первородства царевича Иоанна. Чтобы прекратить споры, патриарх предложил совершить избрание царя согласием всех чинов Московского государства. Несколько месяцев перед этими событиями, в декабре 1681 года, царь Федор приказал созвать Земский собор «для уравнения людей всякаго чина в платеже податей и в отправлении выборной службы». Выборные люди были тогда налицо в Москве и могли явиться по зову патриарха немедленно в Кремль. Когда люди всех чинов собрались на площади перед церковью Спаса, патриарх с архиереями и вельможами вышел на крыльцо и спросил собравшийся народ: «Кому из двоих царевичей быть на царстве?»  Все чины Московского государства высказались в пользу Петра. Слабоумие Ивана было всем известно, но раздались и голоса за Иоанна Алексеевича. Деньгами, обещаниями Милославские пытались собрать толпу людей, которые должны были  отстаивать права старшего царевича на престол. Но за короткий промежуток времени удалось уговорить немногих. Современники сохранили имя одного из этих крикунов за Иоанна, дворянина Максима Сумбулова, и рассказывали о позднейшей встрече  Сумбулова, будучи монахом,  с Петром в Чудовом монастыре на обедни. На вопрос Петра: «Отчего я тебе при выборе на царство не показался?» Монах отвечал: «Иуда за тридцать сребреников продал Христа, будучи его учеником; а я твоим, государь, учеником никогда не бывал: то диво ли, что я тебя продал, будучи мелким дворянином, за боярство?»  Голосов за Иоанна было немного, и Петр был провозглашен царем.  Патриарх возвратился во дворец и благословил на царство Петра.  По известному обычаю, против которого никто не спорил, правление государством до  совершеннолетия  Петра перешло к матери его, царице Наталье.
Царевны были перепуганы решением да такой степени, что Софья Алексеевна в день похорон Федора, вопреки всем обычаям и приличиям, приняла участие в погребальном шествии. Вместе с плакальщицами она громко причитала, что царя Федора отравили враги, и молила не губить ее с братом Иоанном, которого вражьими происками на царство не взяли, а отпустить их живыми в чужие земли. Но в стане царевны Софьи сдаваться не собирались, решили воспользоваться ранее разработанным планом по захвату власти. Ставка была сделана на недовольных стрелецких полках.
В стрельцы вступали вольные люди, жили они в разных местах Москвы отдельными большими слободами, обзаводясь семьями. Установился обычай, что сын стрельца, достигнув юношеского возраста, делался стрельцом; а из посторонних в стрелецкое войско принимались только люди «резвые и стрелять гораздые» и при одобрении старых стрельцов. В мирное время стрельцы должны были охранять Москву, гасить пожары и при встрече иноземных послов становиться на месте их проезда в два ряда. Особенным почетом среди стрелецкой рати пользовался так называвшийся «выборный»  или «стремянный» полк, который состоял из конников и  сопровождал государя при его выездах из Москвы. В свободное время стрельцам разрешалось заниматься торговыми и различными промыслами, не платя никаких податей и пошлин. Большая часть стрельцов  благодаря этому жило в достатке, да и кроме того в случае ранения, увечья или по старости правительство обеспечивало им кормление, рассылая их по монастырям. В своих внутренних полковых распорядках они, подражая казакам, завели круги, на которых и решали дела большинством голосов.
Стрельцов притесняло начальство, как и везде, захватывая  их земли, не доплачивая им царского жалованья,  принуждая  их самих и их родственников работать в своих огородах, косить сено, строить дома, мельницы и плотины. Полковники заставляли стрельцов одеваться слишком щеголевато, требуя, чтобы они покупали за собственный счет цветные кафтаны с золотыми нашивками, бархатные шапки и желтые сапоги. За несколько дней до смерти царя Федора взбунтовался полк Семена Грибоедова,  отличавшегося корыстолюбием, произволом и жестокостью. Стрельцы подали государю на него челобитную, и  Грибоедов был тотчас же сменен, и на другой день его били кнутом. Успех бунтовщиков всколыхнул остальные полки. Вместо назначенных стрелецких полковников, были выбраны другие, угодные стрелецкому кругу, а обвиненных вывели перед Рейтарским приказом для наказания. Полковников одного за другим раздевали, «клали на землю», и в присутствии целой толпы стрельцов двое палачей били их батогами до тех пор, пока стрельцы не кричали: «довольно». Тех, на которых особенно были злы стрельцы, клали по два и по три раза; другим доставалось меньше. Полковников били до тех пор, пока они не соглашались вернуть то, что причиталось, а  в заключение их выслали из Москвы.
В литературе упорно приводятся описания событий летописцев-очевидцев, откорректированные дьяками царевны. Представляется, что бунт стрельцов произошел стихийно, что они пьяные ворвались в Кремль и начали всех убивать, кто им попадался под руку. Правительство Языкова растерялось и было не в силах совладать с разбушевавшимися стрельцами. Руководство перешло к тем, кто в этот момент не терял голову и принял на себя всю ответственность. Уговаривать мятежников из царских палат направили князя И.А. Хованского, боярина любимого и уважаемого стрельцами за доброту характера. Только царевна София сумела остановить  буйство.  Все свидетели этих страшных дней единогласно называли двух лиц, царевну Софью и князя Хованского, как распорядителей и повелителей стрелецкой массы. Стрельцы, как далее сообщается в летописях, были инициаторами заявления, что   младший брат Петр царствует помимо старшего не по закону, а потому надо воцариться и Иоанну Алексеевичу. 26 мая под давлением со стороны стрельцов  состоялся приговор бояр и всех чинов людей об избрании на царство и Иоанна. Но стрельцы  не остановились на этом и стали требовать, чтобы правительницей за малолетних государей стала царевна София, и 29 мая бояре удовлетворили и это требование.  Патриарх Иоаким благословил Софию на правление. По обычаю она сначала отказывалась, но затем  дала свое согласие.
На хорошо организованный заговор указывают множество фактов,  они вскользь упоминаются разными летописцами этих событий. В Москве стояло 19 стрелецких полков, то есть около 20000 человек, этой силой и решила воспользоваться царевна София со своими единомышленниками. Князь Хованский перед бунтом общался с влиятельными стрельцами, призывая к себе одного за другим, и говорил им: «Видите, в каком вы теперь ярме у бояр; а кого царем выбрали? Стрелецкого сына по матери; теперь уже не дают вам ни платья, ни корму, а что дальше будет? Станут отправлять вас и сынов ваших на тяжелые работы, отдадут вас в неволю постороннему государю. Москва пропадет; веру православную искоренят». Из вновь назначенных  стрелецких полковников некоторые ходили тайно к боярину Милославскому, который тогда притворился больным и никуда не выходил из дому. Малороссиянка, Федора Родимица, ходила по слободам и раздавала деньги стрельцам от имени царевны Софии. Из всех стрелецких начальников активнее всех действовал тогда полуполковник Циклер. Возмутители волновали стрельцов рассказами о том, что будто бы Нарышкины намерены произвести розыск над стрельцами, которые силою требовали наказать своих полковников; будто бы зачинщиков хотят казнить, других рассылать по городам и вообще забрать стрельцов в крепкие руки.     Князь Хованский  тайно подготавливал группу из приближенных  ему полуполковников  и капитанов (бывших сотников), которые должны были найти людей, настроенных против Нарышкиных и власти  Языкова, и готовых  покончить с ними за большое вознаграждение. Между сторонниками Софьи и влиятельными стрелецкими начальниками - Циклером, Озеровым и другими установилась постоянная связь, в терем царевен постоянно поступали сообщения из стрелецкой слободы.
Когда  Петра благословили на царство,  группой заговорщиков во главе с  царевной Софией был разработан план дальнейших действий по захвату власти.
1. В назначенный день все московские стрелецкие полки направляются  в город.
2. Берется приступом Кремль, если оказывается сопротивление.
3. Вместе с ворвавшимися во дворец  подготовленная группа расправляется с вельможами и родственниками Нарышкиных по списку.
4. Стрельцы подчиняются приказам Хованского.
5. Собирается  дума из выборных чинов, избираются на престол два царя Иоанн и Петр.
6. Назначается регентшей у двух царей царевна Софья.

14 мая был запущен слух среди  стрельцов, будто  брат царицы Натальи, Иван, надевал на себя царский наряд, садился на трон, примеривал на свою голову царский венец и говорил, что он ему идет лучше, чем кому-нибудь другому. Вдова царя Федора Марфа Матвеевна,  царевна София и царевич Иван  стали порицать его за это, а он бросился на царевича и начал душить его. Царица и царевич  закричали,  на их крик прибежали караульные. На следующий день  утром по стрелецким полкам проскакали Александр Милославский и Петр Толстой с криком, что Нарышкины задушили царевича Ивана и чтоб стрельцы шли в Кремль, 
Под гул набата с развернутыми знаменами и барабанным боем двинулись к Кремлю все полки стрельцов. По рукам у стрельцов уже ходил список изменников, которых надобно истребить. День 15 мая был спланирован неслучайно, именно в этот день был убит цесарь Дмитрий Иванович.  До этой даты оттягивалось выступление еще по одной важной причине. Ожидали приезда из ссылки бывшего правителя Артамона Сергеевича Матвеева в Москву. На его умелые и продуманные действия возлагались все надежды царицы Натальи Кирилловны. Его устранение стало первейшей задачей заговорщиков, и именно в Москве в Кремле, взяв власть, с ним было легче расправиться.    11 мая А.С. Матвеев приехал в Москву. Зная, какой высокий пост ему предназначен при новом царе, все спешили к нему с поздравлением, и сами стрельцы поднесли ему хлеб-соль. Время, пока Матвеев не стал официальным правителем и не взял под свой контроль весь государственный аппарат,  было самым благоприятным для выступления. Для настроя стрельцов против Матвеева был запущен слух, что он по приезде в Москву будто бы выразил неудовлетворение действиями правительства Языкова, проявившего свою слабость в разборе челобитных стрельцов на своих полковников, и говорил: «Они таковы, что если им хоть немного попустить узду, то они дойдут до крайнего бесчинства...».

Солдаты из охраны Кремля сопротивления не оказали, ворота оставили открытыми,  толпа с пальбой вломилась в Кремль, крича, что идут мстить за царевича Иоанна. По совету Матвеева и патриарха, царица Наталья, взяв за руки царевичей Петра и Иоанна, вышла на Красное крыльцо. Толпа стихла, увидев Иоанна. Стрельцы, уверенные, что царевича Иоанна нет на свете, были поражены его появленьем и спрашивали: «Точно ли ты прямой царевич Иван Алексеевич?» Иван отвечал, что «он жив, никто не думал его изводить, ни на кого не имеет злобы и ни на кого не жалуется». Это была важная и решительная минута для заговорщиков.  Царевна София, видя, что стрельцы готовы отступить, дала странный для такого момента совет  - выкатить им несколько бочек вина, добавив при этом: «ежели по росписи сей день не будут побити, заутра от них воспоследует им зло». Исполнители уговора (зачинщики смуты) в ответ закричали, не обращая внимания на замешательство среди стрельцов: «Пусть молодой царь отдаст корону старшему брату! Выдайте нам всех изменников! Выдайте Нарышкиных; мы весь их корень истребим!»
 На Красное крыльцо пришли уговаривать  стрельцов бояре. Стрельцы обратились к ним с требованием, чтоб великий государь приказал  выдать им бояр: князя Ю.А. Долгорукого, князя Г. Г. Ромодановского, князя М.Ю. Долгорукого, Кирилла Полуехтовича Нарышкина, А.С. Матвеева, И. М. Языкова, Ивана Кирилловича. Нарышкина, постельничего Алексея Лихачева, казначея Михаила Лихачева, чашника Семена Языкова; думных дьяков: Лариона Иванова, Данила Полянского, Григ. Богданова, Алексея Кириллова; стольников: Афанасья, Льва, Мартемьяна, Федора, Василья, Петра Нарышкиных. Когда им сказали, что здесь  этих людей нет, стрельцы-зачинщики вломились на крыльцо, сбросили с него на расставленные копья начальника Стрелецкого приказа М. Ю. Долгорукова, изрубили его полумертвого бердышами, а потом бросились на А.С.Матвеева. Князь Черкасский стал отбивать Матвеева, стрельцы избили и его, а  Матвеева схватили и сбросили на копья. Царица в ужасе убежала с сыном и царевичем в Грановитую палату.
Подогретые криками стрельцы толпой ворвались во дворец. У них был список, составленный заранее заговорщиками, из сорока человек, обреченных  на смерть. Они бегали по царским покоям, заглядывали в чуланы, искали под кроватями, переворочали постели, тыкали копьями в престол и жертвенники в придворных церквях. Кровавое побоище продолжалось три дня, в течение которых были перебиты все люди по списку.
18 мая во дворец пришли стрелецкие выборные и  били челом великому государю и государыням царевнам, чтоб великий государь приказал постричь боярина Кириллу Полуехтовича Нарышкина, родного деда своего. Просьба была немедленно же исполнена. 19 мая поступило новое челобитье от солдат, стрельцов и пушкарей о выплате  заслуженных ими деньгах с 1646 года - выходило, что надобно было им заплатить 240 тысяч рублей. Но и на этом  стрельцы не удовлетворились  и били челом, чтоб им отдали имение убитых  «и остатки опальны».  20 мая потребовали стрельцы, чтобы великий государь издал указ и  отправил  в ссылку постельничего Алексея Лихачева, казначея Михайлу Лихачева, окольничего Павла Языкова, чашника Семена Языкова, думного дворянина Никиту Акинфиева, думных дьяков Богданова и Полянского, спальников Ловчикова и всех Нарышкиных, Андрея Матвеева, стольников - Лопухина, Бухвостова, Лутохина. План заговорщиков на этом этапе был выполнен, царский двор был очищен от враждебных Милославским людей, и стрелецкие челобитья о казнях и ссылках прекратились. Стрельцы подчинялись лишь указаниям  царевны Софии и приказам князя Хованского. Царевна поспешила удовлетворить  требования стрельцов, раздала им деньги, сколько только можно было собрать, пообещала вперед премиальные по 10 рублей на человека, согласилась дать им почетное название «надворной пехоты», ее начальником стал князь Хованский. 
  23 мая стрельцы прислали выборных к князю Хованскому и просили его передать царевне, что все стрельцы и многие чины Московского государства хотят, чтоб царствовали оба брата вместе, в противном случае грозят опять прийти с оружием. Был созван собор. Опасаясь, что стрельцы снова взбунтуются и учинят расправу, соборные люди пришли к заключению, что в данный момент  двоевластие может быть  единственно целесообразным вариантом правления - когда один царь пойдет с войском, то другой останется в Москве для внутреннего управления. На соборе упоминались случаи из истории, говорили об императорах Аркадии и Гонории, Василии и Константине. Было решено: быть обоим братьям на престоле. Но и этого оказалось для  бунтовщиков  недостаточно, стрелецкие выборные потребовали, чтоб Иоанн был первым царем, а Петр вторым. 26 мая дума вместе с патриархом и архиереями решила: Иоанну быть первым царем, а Петру вторым. Стрельцов кормили во дворце ежедневно по два полка, и 29 мая они объявили боярам, чтобы правительство, по молодости обоих государей, было передано сестре их, царевне Софье Алексеевне. Началась обычная церемония: все стали упрашивать Софью принять правительство, та отказывалась, но потом согласилась. Затем было объявлено, что государыня царевна будет сидеть с боярами в палате, а думные люди будут докладывать ей о всяких государственных делах. Она повелела во всех указах  писать свое имя вместе с именами царей, и величаться должна во всех  титулах только, как «Великая государыня, благоверная царевна и великая княжна София Алексеевна».
За 15 дней совершился переворот, и царевна София стала официально правительницей Московии.  Историки  убеждают нас, что бунт стрельцов произошел стихийно из-за притеснения начальников. Стихийно они перебили в Кремле  почти всех Нарышкиных и их соратников, а затем по их инициативе было введена в стране уникальная форма правления – двоевластие, а регентшей при малолетних царях выбрали царевну Софию. Удивительно поведение 20 тысячи стрельцов, которые с самого начала своих действий были настроены против Нарышкиных и шаг по шагу добивались того, чтобы к власти пришла царевна София. Чем царевна так привлекла их? Бунт, как  обычно, заканчивался поражением мятежников и расправой с зачинщиками и предводителями. И это стрельцы хорошо знали и понимали, что, поднимая руку против сановников, они становятся преступниками, и им и их родственниками по закону угрожает смертный приговор. Стараясь избежать столь суровой кары за свои действия, стрельцы потребовали от царевны Софьи и новых властей выдачи неких индульгенций. И стрельцы добились от царевны признания, что они «постояли за дом Пресвятой Богородицы и за государей».  От имени правительницы им были выданы похвальные грамоты и указано воздвигнуть на Красной площади столб, на котором были  прописаны все подвиги стрельцов и «измен» их жертв.  Стрелецким полковникам Циклеру и Озерову было поручено поставить столб на площади неподалеку от Лобного места с длинным списком убитых стрельцами вельмож и их преступлений. Действия стрельцов получили полное одобрение новой власти, и не рассматривались, как бунт,  никто из стрельцов за убийства вельмож, за грабеж и бандитизм наказан не был.   Столь обеспеченный слой населения можно было поднять на такие тяжкие государственные преступления только серьезными обещаниями в крупных размерах. И они предлагались в обмен на услугу на самом первоначальном этапе, когда штаб царевны Софии определялся с планами и с их исполнителями. Все, что произошло в Москве с 15 по 30 мая 1682 года можно объяснить только хорошо спланированным заговором, который закончился удачно для его организаторов. В противном случае полетели бы головы клана Милославских.
Имеет смысл задать вопрос, почему царевна Софья не расправилась со своим младшим братом или, по крайне мере, не отправила его со своей матерью в далекий монастырь, как это сделал царь Борис Годунов с Федором Романовым и его семьей. Для ответа на этот вопрос надо принять во внимание обычаи того времени и отношение населения, включая вельмож, к царю. Всякое действие, направленное против царя, его чести, достоинства и тем более жизни, считалось преступлением государственной важности, и совершивший его приговаривался к смертной казни. Царь считался помазанником божьим, его избранником, и любой покушавшийся на него считался богохульником, еретиком, христопродавцем, заслуживающим самого сурового наказания за отступничество от веры. В XVII веке в Московии убили сына Бориса Годунова царевича Федора, когда он вступил на престол, и цесаря Дмитрия Ивановича. В отношении народа к убийствам этих молодых людей скрывается право для исполнителей - палачей на этот акт. Народ не признавал ни Бориса Годунова, ни его сына помазанниками божьими – они не относились к семейству Рюриковичей, которых Бог избрал для правления Русью.   А цесарь Дмитрий был, как утверждали люди Шуйского на каждом углу, был мошенником, вором Гришкой Отрепьевым. И с ними можно было расправиться, и палач не ожидал кары небесной. Петр, младший брат Софии, был провозглашен царем патриархом, думой и выборными людьми.  Семейство Романовых за семьдесят лет правления было признано божьими помазанниками, и к десятилетнему Петру царевна  София должна была относиться только, как к царю Московии. Если бы она его устранила то, чтобы стать венчанной на царство, ей надо было бы заставить бояр, церковных иерархов  и выборных людей присягать вторично. Большинство бы просто уклонилось, а, может быть, даже выступило бы с осуждением убийства несовершеннолетнего Петра. Даже, когда был разоблачен заговор против Петра, возглавляемый позже царевной Софией через семь лет, Петр не расправился с главной заговорщицей. Он отправил сестру в Новодевичий монастырь, предоставив ей  приличные по тому времени условия пребывания. Она не была даже пострижена в монахини.  При деятельном участии Софьи были построены основные здания Новодевичьего монастыря. На средства заточенной царевны были построены трапезная с Успенской церковью и две надвратные церкви - Покрова Богородицы и Преображения Господня.

Глава 2.  КНЯЗЬ ХОВАНСКИЙ.  ПОПЫТКА ВЕРНУТЬ СТАРУЮ ВЕРУ.
   Как следует из описаний, главными действующими лицами в стане заговорщиков были царевна София, как его руководитель,  и князь И.А. Хованский, как исполнитель намеченного плана действий. Стрельцы после 15-17 мая стали по существу хозяевами положения в столице. Они установили порядок, поставили везде караулы, на ночь запирали ворота Кремля, Китай-города, Белого и Земляного городов. Правительство было вынуждено подчиняться требованиям стрельцов. Стрельцы беспрекословно  повиновались князю и носили в прямом смысле его на руках, называя  «батюшкой» (ему в это время шел седьмой десяток). Князь Хованский взял бразды правления в городе.  О своем влиянии на  стрельцов князь  высказывался следующим образом: «Все государство стоит по мою кончину, а если меня не будет, станут в Москве ходить в крови по колена». Получив в свои руки контроль над основными правительственными учреждениями, он стал главнокомандующим в Москве.
Во время переворота Хованский был постоянно в центре событий, руководил действиями и сдерживал пыл особо строптивых. По документам мы узнаем, что он подавал стрельцам знаки, чтобы они бросились на Артамона Матвеева. На следующий же день он, по словам Розенбуша, спрашивал стрельцов, не изгнать ли из дворца царицу Наталью Кирилловну.  Когда ему донесли стрельцы, кто из полковников брал взятки с них и недодавал жалованье в походах, он без  государева указа учредил суд и вынес приговор этим лицам, их женам и детям.  По инициативе Хованского, пятидесятники, десятники и рядовые стрельцы, урядники и солдаты и другие служилые люди, а также московские посадские люди, подали 6 июня челобитную, в которой  перечислялась преступления наказанных ими 15-17 мая бояр и приказных. Стрельцы просили установить столп на Красной площади с описанием их заслуг в борьбе со «всякими неправдами и изменами», а также выдать во все полки, жалованные грамоты «за красными печатями». Стрельцы получили оправдательную грамоту их действиям,   и при  поддержке князя  был воздвигнут столп с именами убитых ими преступников. От имени стрельцов  князь Хованский предъявил требование о провозглашении обоих братьев Иоанна и Петра царями. Челобитная, врученная И. А. Хованским царевне Софье, заканчивалась грозно: «Если же кто воспротивится тому, они придут опять с оружием и будет мятеж немалый».
Летописцы царей Романовых, оправдывавшие действия Софии в отношении князя Хованского,  обвиняли его в крайне жестоком обращении с подчиненными и в развратной жизни. В то же время те же летописцы писали, что князь Хованский пользовался авторитетом, даже любовью у стрельцов (его называли «батюшкой»).  По версии дьяков князь своим властолюбием и высокомерием оттолкнул от себя Софью и партию Милославских и вызвал ненависть бояр. Указывалось ими, что во время ведения  военных действий он не умел соразмерять свои силы с силами неприятеля и часто терпел поражения. Царские историки описывали князя Хованского как беспринципного политика, демагога и авантюриста. Андрей Матвеев (сын убитого стрельцами боярина Артамона Матвеева и мстивший князю за убийство отца) писал: «Князь Иван Андреевич Хованский... где воеводою ни служивал, везде непостоянством и трусостию не токмо благополучный случай к находке над неприятелями упускал, но и российских людей терял». По отзыву враждовавшего с ним  Ордина-Нащокина, он был весьма самонадеянным воеводой и неоднократно осуждался за свои действия царем Алексеем Михайловичем.  Взаимная неприязнь Нащокина и Хованского возникла еще в давние времена. Князь Хованский гордился своим знатным происхождением (он был  из рода великого князя литовского Гедимина) и с презрением относился ко всем незнатным выскочкам, добившимся власти. К числу таких людей принадлежал и Ордин-Нащокин. Ненависть князя Хованского к нему не имела пределов, и когда Нащокин приехал в Псково-Печерский монастырь на богомолье, то князь  послал стрельцов с поручением убить его. Нащокин со своей стороны доносил царю об ошибках, непродуманных действиях Хованского и указывал на его неспособность. Царь Алексей Михайлович использовал все средства, чтобы примирить враждующие стороны, советуя, между прочим, Хованскому не возноситься своей службой, так как царь «тебя, князя Ивана, взыскал и выбирал за службу великий».
Из послужного списка князя видно, что он  на самом деле  был  опытным воеводой, одним из лучших полководцев царя Алексея Михайловича. В 1655 году, когда царь Алексей Михайлович отправился в поход против поляков, князь Хованский состоял в государевом полку головою московских дворян. В 1656 году был назначен воеводой в Могилев, а в следующем - полевым и осадным воеводой в Псков. Здесь он принимал участие в шведской войне и в октябре 1657 году разбил под Гдовом графа Магнуса де Лагарди. В 1659 году князь принял участие в военных действиях против поляков и в феврале разбил их близ Друи Воловича, за что получил почетное звание наместника Вятского; оставаясь воеводой в Пскове. Князь в том же году был возведен в сан боярина. В конце 1659 году князь выступил со своим полком против поляков, взял Брест и осадил Ляховичи.  Его  пятитысячный отряд был атакован двадцатитысячным польским войском под начальством Сапеги и Чарнецкого. Полк Хованского был разбит, и князь с остатками полка отошел к Полоцку. Осенью 1661 года двадцатитысячная русская армия под командованием воевод Хованского и Ордина-Нащокина потерпела поражение от польско-литовского войска. По некоторым сведениям, лишь тысяча человек из двадцати тысяч сумела спастись в стенах Полоцка. Остальные погибли или попали в плен, в том числе и сын Хованского. Справедливости ради следует напомнить, что в период экономического кризиса, разразившегося  в это время  в Московии, терпели поражения на других фронтах ослабленные группировки войск под командованием воевод Василия Шереметева (под Чудновым), князя Трубецкого (под Конотопом).   
В 1663 году князю было поручено управлять  Ямским приказом, а затем он был назначен полковым воеводой в Новгороде и со своим полком принимал участие в военных действиях против поляков. В 1666 году князь стал воеводой Новгорода, сменив своего недруга Нащокина. По приезду в город князь немедленно отменил нововведения Нащокина, касавшихся вольных продаж вин и выборности судов. Затем он снова управлял Ямским приказом, назначался полковым воеводой в Смоленске, Новгороде. В  1678 году, во время войны с турками, князь был послан  с Новгородским полком охранять южные границы.  В  1680 году он сдал Новгород новому воеводе и вернулся в Москву, где ему было поручено управлять Сыскным приказом, а с мая 1682 года - Стрелецким приказом.
После погромов 15-18 мая в Москве  был наведен порядок. Стрельцы, выполнявшие приказы князя Хованского, не только сами не трогали имущества «изменников», но и сами без пощады наказывали всякого, кого уличали даже в мелком мародерстве. 16 июня царское семейство совершило путешествие в Новодевичий монастырь. На 25 июня было назначено венчание царей. В связи с этим событием многие получили повышение в чинах. Сын  князя И.А. Хованского Андрей получил боярский чин.
В отличие от царевны Софьи, ее приближенных, правительств Артамона Матвеева и Ивана Языкова, принявших никоновский канон православной веры и ратовавших за внедрение элементов польской культуры, князь оставался приверженцем старой веры и духовно был всегда на стороне старообрядцев. О себе он говорил: «Я и сам грешный, вельми желаю, чтобы по старому было в святых церквах единогласно и немятежно; хотя и грешен, но несумненно держу старое благочестие, чту по старым книгам и воображаю на лице своем крестное знамение двумя перстами». Проповедник Аввакум находил убежище в его доме, называл его «миленьким». За отказ следовать новым обрядам в вере князь был жестоко бит батогами.  Как остальные ревнители сохранения русских церковных обычаев и обрядов в неповрежденном виде князь был уверен, что только старая русская церковь остается совершенной и сияет своим благочестием, в то время как  никоновские перемены веру «поганят».  Старая вера, по убеждению князя должна быть возвращена Руси, в противном случае она погибнет и будет поглощена «латинянами». «Тако верую и тако проповедаю и молю бога, дабы умилосердился о народе христианском, не дал до конца погибнуть душам христианским от нынешней новой никонианской веры». Князь был недоволен переменами, произошедшими на Руси, и теми неродовитыми выдвиженцами, которые вносили их в жизнь и разрушали старые устои - Морозов, Нащокин, Матвеев, Языков, братья Лихачевы, Нарышкины, Апраксины - и был готов в любой момент содействовать их устранению. Морозова и Ордина-Нащокина к этому времени уже не было в живых, Матвеев, Языков, Нарышкины (почти все семейство) были убиты, братья Лихачевы сосланы, вдова царица Марфа Матвеевна Апраксина оставалась приверженцем старых обрядов. Создалась благоприятная ситуация для действий, - «западники» - латиняне были устранены, и князь решил воспользоваться ею, понимая, что царевна, оставаясь его заложницей и опасаясь новых бунтов стрельцов, будет вынуждена ему уступить и вернуть старую веру на Русь. 
Еще до казни Аввакума и его единомышленников, старообрядцы собирались подать царю Федору челобитную о восстановлении старой веры. Инициатором этого плана был игумен Досифей, Аввакум поддерживал эту идею. Казнь руководителей старообрядцев в Пустоозерье  подтолкнула активных старообрядцев к действиям. Среди московских стрельцов больше половины состава полков сочувственно относились к старой вере, некоторые тайно исполняли обряды по-старому. Реформы армии и организация полков иноземного строя, которые грозили полным уничтожением стрелецкого войска, раздражали стрельцов, озлобляли их против новшеств и перемен и еще больше склоняли на сторону старообрядцев. Стрельцы полка Титова  сами проявили инициативу, шедшую навстречу пожеланиям игумена Досифея. Они у себя в полку начали составлять челобитную, чтобы «старую православную веру восстановити, в коей русские чудотворцы Богу угодили». Нашлись и помощники в составлении текста челобитной, это  были иноки посланные Досифеем. Челобитную написал Сергий (Семен), ученик Аввакума из Гончарной слободы. Когда тот прочитал свое сочинение стрельцам, те изумились: «Мы еще не слыхали такого слога, такого описания ересей!». Такое же впечатление произвела челобитная, когда Савва прочел ее в другой раз перед стрельцами, собранными у съезжей избы: многие плакали, а когда чтение кончилось, все закричали: «Подобает, братия, постоять за старую веру и кровь свою пролить за Христа-света; за тленное было головы свои положили, за Христа-света для чего не умереть?».
 В июне месяце сложился старообрядческий «штаб» в составе Никиты Пустосвята (Никиты Константиновича Добрынина), Саввы Романова,  Саватия Соловецкого, игумена Сергия. Зная о приверженности князя к старообрядчеству, «штаб» связался с князем Хованским. Через своего верного помощника Алексея Юдина, заместителя командира Воробина полка, рьяного раскольника, князь входил в контакт со старообрядческим «подпольем». Тайно князь  встретился с Сергием, пришедшим с братией. Выслушав монаха, князь хвалил его «грамоту», но говорил: «Ты, отче, как я вижу, инок смирен, тих... не будет тебя на такое великое дело». Князь понимал, что отстаивать свои позиции и вести спор придется с высшим духовенством, которому противостоять сможет только просвещенный духовный отец. После совещания ревнители из братии объявили ему, что в таком случае за дело возьмется  Никита Пустосвят, священник суздальский, хотя и отрекшийся от старой веры под давлением на Соборе, но теперь ратующий за нее вновь. Хованский, услыхав про Никиту Пустосвята, обрадовался; он был высокого мнения о его способностях, думал, что никонианам не устоять против него в споре: «Никита всем уста загородит. Никто не устоит против него». 
Во время составления челобитной началась работа староверов среди населения. Большие толпы народа собирались на московских площадях, обсуждались достоинства старой веры,  падение нравов, влияние иноземцев и способы возможного возвращения к старым порядкам. Состоялось совещание старообрядческих выборных, на котором было принято решение добиться от царей и патриарха согласия на проведение публичного диспута около Лобного места. Ревнители старины, уверенные, что московские стрельцы пойдут за ними, и что власти еще слабы, а на их стороне сам  князь Хованский правитель московский, хотели добиться восстановления «древлего благочестия» и отмены решений Собора 1666 года, который предал их анафеме. Старообрядцы предполагали провести  публичное состязание в вере  23 июня, до венчания на царство Ивана и Петра, назначенного на 25 июня. «Нам, - говорили они, - хочется, чтобы цари государи венчались в истинной православной вере христианской, а не в их латинской».
  Патриарх Иоким дал согласие на проведение диспута, но не 23 июня, а 5 июля, и не около Лобного места, а  на небольшой площади около Архангельского собора. Венчание царей прошло по новому обряду. София и ее сторонники, возглавляемые западником В.В. Голицыным, не при каких обстоятельствах не могли согласиться, в силу своих убеждений, на возврат старых порядков и тянули время, пытаясь привлечь на свою сторону часть стрельцов. Патриарх Иоким пригласил к себе на разговор выборных стрельцов, поил их, предлагал полковникам богатые дары. И когда пошли по полкам с челобитной старые стрельцы, под ней подписались всего лишь  девять полков, да десятые пушкари, а в остальных десяти полках шел спор - подписывать или нет. В стане стрельцов начался раскол.
5 июля ревнители старины взяли крест, Евангелие, образ богородицы, страшного суда, старые книги, зажгли свечи и отправились в Кремль. Огромная толпа народа вошла с ними, всем не удалось разместиться на площади у Архангельского собора. Стрелецкие выборные отправились к Хованскому спросить, когда будет собор.  Хованский задал его  патриарху Иоакиму, тот ответил, что собор будет в Грановитой палате, потому что на диспуте хотят быть царица и царевны, а на площади перед народом им быть  зазорно. Ответ передали народу, в толпе закричали: «Отчего патриарх не хочет перед народом свидетельствовать о божественном писании; подобает собору здесь быть, а в палате нельзя по множеству народа; в народе смятение: одни хвалят старую веру, а другие — новую; надобно это сомнение и мятеж в душах христианских разрешить». Отцы староверы сказали выборным: «Пусть патриарх свидетельствует книги перед всем народом, а мы в палату не идем». Выборные передали этот ответ Хованскому, который стал уговаривать Софью исполнить требование народа, но Софья не соглашалась.  Князь стал  настаивать, чтобы  никто из особ царского дома в Грановитой палате не присутствовал, объясняя, что стрельцы могут взбунтоваться,  и все царские особы могут быть убиты. Обращаясь к боярам, он умолял их: «просите ради бога царевну, чтоб она не ходила в Грановитую с патриархом, а если пойдет, то при них и нам быть всем побитым». Можно сказать, что диспут был важным критическим моментом для обеих сторон, и по записанным летописцами фразам можно понять, как подготовилась каждая из сторон к этому мероприятию. Высказывания князя Хованского рассматриваются историками, как некий блеф, попыткой напугать царевну, чтобы она, являясь просвещенной женщиной и сторонницей нововведений, не могла повлиять на диспут священнослужителей. Но за словами князя могла скрываться и правда – старообрядцы, ненавидевшие семейства Милославских и Нарышкиных, казнившие тысячи их братьев по вере, могли взяться за ножи и, действительно, всех их перерезать. «Многие же от них вошли напившися вина, чтоб дерзновенно на побиение неповинных устремиться», - сообщил позже Андрей Матвеев. Придворный поэт Софьи Сильвестр Медведев отмечал, что еще при подготовке диспута речь шла о намерении убить патриарха и царей: архиереи приготовились «не к состязанию, но к побиению, и того ради уже не надеющеся к тому множае житии». И вполне возможно, что среди староверов ходили такие разговоры, и князь не исключал, что среди них найдется несколько человек, готовых на все. В его планы не входило устранение царской семьи, он лишь хотел убедить, заставить царевну вернуться к старой вере. Софья на предупреждения князя ответила: «Буди воля божия, но я не оставлю святой церкви и ее пастыря». Она была спокойна и уверена.  Она знала, что готовые встать на ее защиту стрельцы, были в соседней комнате, и что вообще после визита выборных к патриарху в стрелецких полках никаких мыслей о бунте не было. 
Ревнители старины вошли в Грановитую палату и расставили свои аналои и свечи, как на площади. Князь Хованский, сдерживая данное им слово, велел всех их пустить в палату. В палате на царских тронах сидели две царевны - Софья и тетка ее Татьяна Михайловна, пониже в креслах царица Наталья Кирилловна, царевна Марья Алексеевна и патриарх, направо архиереи, налево светские сановники, царедворцы и выборные стрельцы. Софья  велела зачитать челобитную. Когда дошли до того места, где говорилось, что чернец Арсений-еретик с Никоном поколебали душу царя Алексея, Софья не вытерпела, слезы выступили у нее на глазах, она вскочила со своего места и начала говорить: «Если Арсений и Никон патриарх – еретики,  то и отец наш и брат такие же еретики стали; выходит, что и нынешние цари - не цари, патриархи - не патриархи, архиереи - не архиереи; мы такой хулы не хотим слышать, что отец наш и брат - еретики: мы пойдем все из царства вон». Бояре все и выборные зашумели: «Зачем царям-государям из царства вон идти, мы рады за них головы свои положить». Но были и недовольные среди стрельцов, и из их среды кто-то прокричал: «Пора, государыня, давно вам в монастырь, полно царством-то мутить, нам бы здоровы были цари-государи, а без вас пусто не будет». Выборные отвечали: «Мы великим государям и вам, государыням, верно служить рады, за православную веру, за церковь и за ваше царское величество готовы головы свои положить и по указу вашему все делать. Но сами вы, государыня, видите, что народ возмущенный и у палат ваших стоит множество людей: только бы как-нибудь тот день проводить, чтоб нам от них не пострадать, а что великим государям и вам, государыням, идти из царствующего града -  сохрани боже! Зачем это? Нам до старой веры дела нет, это дело  патриарха и всего освященного собора».  Софья возвратилась на свое место. Продолжали читать челобитную. Ни патриарх, ни архиереи не смогли опровергнуть материалы челобитной, Увидев, что священнослужителям не удается ответить пристойно, царевна встала, а за ней все семейство, и с гневом все вышли из палаты. Вполне возможно, что этот неожиданный уход и спас им жизнь.   Староверы, выйдя из палаты, остановились на Лобном месте, ожидавшему их народу заявили, что переспорили и посрамили всех архиереев: «Победихом, победихом. Так веруйте. Мы всех архиереев перепрахом и посрамиша» - возглашали они и поднимали руки - «тако слагайте персты». С Лобного отправились за Яузу, в церкви Спаса отслужили молебен со звоном и разошлись по домам.
           Продолжение соборного диспута было назначено на 7 июля. Однако оно не состоялось. За умные речи на соборе выборные были щедро награждены и угощены. Правительством царевны Софьи были использованы и подкуп, и репрессии. Выборным стрельцам и их начальникам, было выдано по 50 - 100 рублей (годовое жалование), а некоторые повышены в чинах. Стрельцы не могли устоять перед такими соблазнами и заявили о своей непричастности к старой вере. Чтоб подкупить рядовых стрельцов, было указано собрать по сто стрельцов с каждого полка, этим «государевым дворянам» были жалованы царские погреба, - на десять человек было вынесено по ушату водки. Многие стрельцы перешли на сторону царевны. По приказу царевны стрельцы Стремянного полка, верные царевне Софье, схватили Никиту Пустосвята и пятерых его товарищей. 11 июля Никите отрубили голову на Красной площади. Остальных участников диспута староверов отправили в ссылку. В течение трех дней царские власти с помощью верных полков успокаивали стрельцов-старобрядцев.
В сражении веры и денег, как мы сегодня говорим, с административным ресурсом, победили дары, выплаты повышенного жалования и бочки вина. Попытки старообрядцев вернуть старую веру мирным путем закончилась неудачей. Судя по всему, ревнители старой веры переоценили свои силы. Они настолько были уверены в своей победе, что смогут переубедить царевну, которая как справедливый судья признает их победителем в споре и воздаст должное их вере. Царевна София вместе со своим правительством и патриархом оттягивало время диспута, в спешном порядке собирая силы для принятия контрмер. Сам князь Хованский вел себя очень осторожно, внешне он исполнял лишь роль посредника, и создается впечатление, что он сам не верил в победу староверов  в дискуссии. Он, как полководец, понимал, что побеждает сила, и, возможно, готовился нанести более серьезный удар. Диспут для него был некой мирной попыткой возврата старой веры. Она сорвалась. Его положение хоть и ослабло, но он оставался в силе. Царевна Софья понимала, что главная угроза для ее правления страной исходила от князя Хованского, и что главное сражение с ним еще впереди. Несмотря на одержанную победу над ревнителями старой веры церковные власти были в панике, некоторые священники начали служить и благословлять по-старому, патриарх, оставив греческие жезла, стал носить жезл митрополита Петра. В самой Москве, пока город находился во власти Хованского, исповедовать старую веру можно было открыто, и многие приходы перешли на дониконовский устав.
В дни, следовавшие за казнью Никиты Пустосвята, князь Хованский взял полностью город под свой контроль, все стрелецкие полки «в соответственной их, князей Хованских, воле и во власти были». Обстановка в Москве нормализовалась. Младший Хованский публично угрожал многим знатным особам смертью. Милославский опасался, что старый Хованский «в такую крепкую силу у всех полков стрелецких пришел, что их вновь великим бунтом на всеконечное их царского дома искоренение приводит. Царская семья, бояре, духовенство жили  в постоянном страхе, опасаясь нового бунта стрельцов. В июле крещеный татарский царевич Матвей распустил слух, будто бы бояре хотят «извести» стрельцов. Царевича Матвея схватили, под пыткой заставили признать свое сообщение  наговором, а потом приказали четвертовать. За Матвеем появились другие распространители ужасных слухов. Этих возмутителей также пытали и казнили. Стрельцы самовольно подвергли пытке, а потом казнили  своего полковника Янова. День ото дня опасность увеличивалась для царского семейства и бояр.
Но начались финансовые проблемы, Для ведения дальнейшей борьбы (оплаты жалования стрельцам) не хватало средств. Толчком к обострению конфликта послужили события 16 августа. В этот день даточные служилые люди потребовали в челобитной, чтоб им выдали подъемные деньги в размере 25 рублей на человека. Челобитье писалось от лица четырех тысяч стрельцов, таким образом, требовалась сумма в 100 тысяч рублей. Хованский челобитную подписал, но Боярская дума отказалась ее исполнять, о чем Хованский сообщил стрельцам. Царевне Софье донесли, что Хованский вышел к стрельцам и сказал им: «Дети! Знайте, что уже бояре грозят и мне за то, что хочу вам добра; мне стало делать нечего, как хотите, так и промышляйте!». Возмущенные стрельцы подняли шум, начались волнения, прозвучали угрозы в адрес бояр, появились предложения предать смерти царскую семью, а царем «выкрикнуть» своего благодетеля князя Хованского. Некоторые источники прямо сообщают о его намерении стать «царем московским» или сделать царем своего сына, который  «публично говорил, что по своей высокой породе из фамилий старых королей литовских Ягеллы, Наримунта и Карибунта, по той наследственной линии, должен быть царем Московским». Ходили слухи, что князь  хочет породниться с Романовыми, выдав сына Андрея за царевну Екатерину,  дочь царя Алексея Михайловича (говорили, что она питала к молодому Хованскому явную слабость).
 Расправу с царями и боярами, как пишут летописцы,  предполагалось осуществить 19 августа.  Староверы, далее доказывают дьяки под диктовку защитников Софьи,  должны были сыграть главную роль в цареубийстве, объясняя, что раскольники, доведенные до отчаяния,  были готовы на крайние меры. При этом  в качестве доказательства их настроя ссылались на выдержки из  письма Аввакума к царю Федору: «А что, государь-царь, как бы ты мне дал волю, я бы их, что Илья пророк, всех перепластал в единый час... Перво бы Никона, собаку, рассек начетверо, а потом бы и всех никониян». И далее сидевший пятнадцатый год в ужасных тюремных условиях протопоп говорил, что, если бы у него была власть, он бы вешал «проклятых никониян» на деревьях.
19 августа в Москве обычно  проводился крестный ход из Успенского собора в Донской монастырь, и государи шли за крестами в монастырь. О подготовке расправы донесли царевне. Цари не пошли на крестный  ход, и на другой день, 20 августа, все царское семейство под конвоем царских стольников выехало, якобы в монастырь, но по дороге свернуло в Коломенское - подмосковное имение царской семьи, Правильнее было бы сказать, что царское семейство не выехало, а сумело вырваться из заточения. Не исключается, что деньги и обещания сыграли немало важную роль в успехи подготовки бегства царской семьи.
Положение Хованского и стрельцов резко изменилось. Царевна была и оставалась официальной правительницей Московии, и она могла созвать на свою защиту войска и затем двинуться на Москву, а против профессиональной армии стрельцы устоять при любых обстоятельствах не смогли бы. И им, и их семьям при этом несдобровать. Понимали и бояре, что дело может дойти до осады города, и срочно стали его покидать, из вельмож в городе остался лишь один князь Хованский. Боярин Иван Милославский, назначенный царевной начальником Иноземного, Рейтарского и Пушкарского приказов, бежал из Москвы и укрывался, переезжая из одной подмосковной деревни в другую, «как подземный крот», по выражению Андрея Матвеева.
Через два дня в Коломну  приехали представители стрелецких полков, они отрицали наличие у них «злого умысла» против царей и просили их вернуться в Москву, но им ответили отказом. По Москве ходили угрожающие для стрельцов слухи - говорили, будто бы боярские люди, по указанию своих господ, готовятся напасть на стрелецких жен и детей в то время, когда стрельцы будут на празднике нового года 1 сентября. Наступил этот праздник; на нем не было ни царей, ни бояр, и народу пришло мало.
Получив свободу в действиях, правительство  Софьи приступило к исполнению  разработанного ранее плана по устранению князя Хованского. 2 сентября на воротах села Коломенского было найдено приклеенное подметное письмо. На нем было написано: «Вручить государыне царевне Софии Алексеевне, не распечатав». «Иизвещают московский стрелец да два человека посадских людей на воров и на изменников, на боярина князь Ивана Андреевича Хованского и на сына его князь Андрея Ивановича. На нынешних неделях призывали они нас к себе в дом 9 человек пехотного чина да 6 человек посадских людей и говорили, чтоб мы помогли им достигнуть государства Московского, и чтоб мы научили свою братью, чтоб ваш царский род извести, и чтоб придтить большим собранием изневесть в город, и называть вас, великих государей, еретическими детьми, и побить вас, государей обоих, и царицу Наталию Кириловну, и царевну Софию Алексеевну, и патриарха, и властей... А как государство замутится, и выбрали б на Московское царство его, князь Ивана. И целовали нам на то Хованские крест и образ Николы чудотворца, и мы им целовали тот же крест, чтоб нам злое дело делать всем вообще. А дали они нам всем по двести рублев денег человеку и обещались, что если они Московского государства доступят, и нас, стрельцов, которые в заговоре были, пожаловать в ближние люди..."  Вполне возможно, что это письмо было подготовлено в стане царевны, так как нигде не указано от кого пришло подметное письмо, и кто были эти люди, которые сообщили о злодейском замысле. Обычно, для подтверждения правоты написанного, указывались имена доносчиков.
  В целях сохранения тайны места нахождения царей и правительницы весь царский двор постоянно перемещался:  2 сентября переехал   из Коломенского в село Воробьево, 4 сентября из Воробьева - в Павловское, 6 сентября - в Саввин Сторожевский монастырь, 10 сентября -  в село Павловское, 12 числа - в село Хлябово, 13-го числа  из Хлябова -  в село Воздвиженское, в 13 км от Сергиева – Посада. В правление Михаила Романова был возведен в селе Воздвиженском Путевой дворец - надежный, крепкий, сложенный из прочного кирпича, он способен был выдержать и осады, и пожары. По легенде, из подвалов к Воздвиженской церкви был проложен подземный ход, которым в случае крайней необходимости могли воспользоваться члены царской семьи, попавшие в беду. Первые дворянские отряды стали присоединяться к царскому обозу еще 3 сентября, вскоре после выхода ее из Коломенского. Из Савво-Сторожевского монастыря, где правительство и двор находились под защитой высоких крепостных стен, были разосланы во все концы страны грамоты о сборе вооруженных сил - дворян, рейтар, солдат и других ратных людей.
9 сентября царевна Софья, как правительница,  приказала Хованскому направить часть стрелецких полков к западной границе. Понимая, что уход части войск из города ослабит его позиции, Хованский пошел на открытое противостояние и отказался выполнить царский указ.
Когда около села Воздвиженского собрались дворянские  отряды, царевна почувствовала себя в безопасности, она приступила к активным действиям, и для нее было важным выманить князя Хованского  из города в Подмосковье, где она уже царствовала. Предлогом для его вызова явился приезд Семена Самойловича, сына гетмана Ивана Самойловича, со старшиною. 14 числа от имени государей был издан  указ: «для своих дел и для приезда гетманского сына Семена быть к себе в поход в село Воздвиженское всем боярам, окольничим, думным людям, стольникам, стряпчим, дворянам московским и жильцам к 18 сентября». Грамоту с вызовом прислали Хованскому 14 сентября. Присутствие князя было обязательно, как исполняющего обязанности главы боярской комиссии при отсутствии царей. В грамоте поминались все его заслуги перед царями и обещались награды и пожалования. Введенный в заблуждение Хованский И.А. с сыновьями Андреем и Иваном, а также выборными стрельцами, всего около 70 человек, выехали 16 сентября из Москвы.  17-го, в день именин Софьи, множество знати и придворных прибыло в село Воздвиженское.
 До приезда Хованских состоялось заседание Боярской думы, на котором, по прочтении составленного правительством обвинительного акта, Хованский был обвинен в государственной измене и заочно приговорен к смертной казни. Воевода Михаил Лыков получил приказ арестовать Хованских. Под Пушкино Хованский и его спутники были схвачены  и доставлены в Путевой дворец. На площади думный дьяк Ф.В. Шакловитый зачитал царский «указ и сказание вины». 17 сентября Ивану и Андрею Хованским отрубили головы. По преданию, их тела затоптали в болотистые берега реки Вори у деревни Голыгино. Одновременно с Хованскими сложили головы и стрелецкие выборные. 
Известие о казни привез в столицу младший сын Хованского - Иван. Уйдя из Воздвиженского болотами и лесами, он прибыл в Москву 18 сентября в ночь и рассказал стрельцам, что отца его взяли в селе Пушкине люди боярские и казнили без указа великих государей: «отец его, князь Иван, и брат его, князь Андрей, казнены напрасно и без розыску».   Григорий Языков, сын окольничего Павла Языкова, рассказал, что бояре князья Одоевские и Голицыны «хотят надворную пехоту рубить, что по дорогам стоят на заставах всяких чинов люди и боярские холопи с ружьем, хотят идти в Москву на стрельцов и дворы их пожечь, поэтому надобно надворной пехоте засесть в Москве».  Стрельцы начали готовиться к осаде, захватили пушки, порох и свинец, заняли Кремль. Патриарх уговаривал стрельцов покориться, а они грозили убить его, как только бояре пошлют против них своих людей. В селе Воздвиженском вернувшийся из Москвы стольник рассказал о приготовлениях стрельцов, что «служивые хотят идти в поход за государи войною со всякими оружии, яко не неприятелей государственных чужеземцев», Двор спешно собрался и  выехал из Воздвиженского в Троице-Сергиевскую Лавру, которая была переведена тут же на осадное положение. Дворянам окрестных городов был разослан указ незамедлительно  прибыть под стены монастыря для защиты государей. Стать дворцовым воеводой было поручено  князю Василию Васильевичу Голицыну, а в «товарищи» ему были назначены князь Михаил Лыков, думный дворянин Алексей Ржевский и генерал Авгей Шепелев. В монастыре были расставлены караулы по стенам, установлены на позиции пушки и подготовлены ружья. Из отрядов здесь было сформировано четыре полка: северный, владимирский, рязанский и заоцкий.
В Москве служивые также укрепляли оборону, раздавая многим горожанам из государевой казны мушкеты, карабины и копья, выставляли пушки. Вместе со стрельцами готовились к осаде и солдаты. По улицам пустили патрули из посадских людей. Ночью окрестности Москвы оглашались ружейными и пушечными выстрелами «для задавания неприятелю страха». Лишившись своих предводителей, боярина Хованского и выборных представителей, стрельцы растерялись, пошли на переговоры, которые проходили весь сентябрь и октябрь месяцы. Двор продолжал жить в  Троицком монастыре, окруженном дворянскими полками. Правительство выдвигало все новые и все более жесткие требования. Софья была готова простить виновных при условии, что   все в  «своем злонравии покаялись. Оружие все, взятое, на места в казну вернуть надо. И после, как все исполнено будет, с усердным покорением придти к их царским величествам надлежит. Тогда и совершенное прошение принять им должно будет. А, ежели, смута продолжится. То великие государи силой многою пойдут на них, и тогда уж прощения не будет». В Москве у простых людей начала ощущаться нехватка в дровах и хлебе. Наконец, оставшись без снабжения и оказавшись в безвыходном положении, стрельцы капитулировали и подали челобитную с повинною. По их просьбе столп на Красной площади  был сломан. Стрельцам с солдатами была дана новая жалованная грамота, где говорилось, что великие государи, «видя их слезы, простили им преступление, запретили называть их бунтовщиками и изменниками, приказали выдавать им годовые их оклады сполна, без вычета и безволокитно». Стрельцов помиловали. Прощение им даровалось при условии «к раскольникам не приставать, в чужие дела не мешаться, за казнь Хованского не вступаться ни под каким видом».
 6 ноября царский двор под охраной дворянских сотен вернулся в столицу. Прибывшие с царями  служилые люди заняли все караулы в Кремле. Всем боярским людям была объявлена похвала за верность царям и отечеству. Государи повелели Стрелецкий приказ «ведати и по их государеву указу разсмотрение творити» думному дъяку Федору Леонтьевичу Шакловитому «с товарищи». Только царица Наталья Кирилловна сочла небезопасным для себя и сына находиться в Кремле, где все было под контролем Милославских, и предпочла жить в загородной резиденции Алексея Михайловича - селе Преображенском, под охраной верных ей людей. Царь Петр тоже жил там, приезжая в Москву только для участия в церемониях, на которых его присутствие было необходимо.
При всех попытках объяснить поведение князя Хованского все же многое и самое главное в его действиях кажется нелогичным. Если он намеревался все же встать во главе государства, устранить царей и царскую семью, то у него, как у правителя Москвы, которому подчинялись все войска в городе и округе, не было проблем совершить такой переворот в течение июня – августа. И отряд охраны, верный  царевне Софье, был не помеха. В мае месяца стрельцы легко расправились с профессиональными стражами царского дворца. Странно, как следует из летописи, что стрельцы задумали убить царей во время крестного хода, как будто задумано было цареубийство стрельцами, не имевшими допуска в Кремль. Непонятно, какие причины заставили князя ехать вместе с сыном и выборными стрельцами  к царевне в село Воздвиженское, если он действительно намеревался расправиться с царской семьей, а заговор был раскрыт, и об этом всенародно было сообщено в подметном письме, вывешенном на воротах дворца. Получается, что он, по глупости или из благородства шел на смерть и сознательно привел близких ему людей в лагерь противника и сдал их. Что-то не вяжется ни с характером самого князя, ни с его способностями, ни с обычаями того времени.
Если мы предположим, что было еще одно лицо, очень высокого ранга, (на уровне царевны),  которое было одним из организаторов переворота и взяло на себя руководство подготовкой  челобитной старообрядцев и проведение диспута, то многое в поведении князя станет логичным. Таким лицом мог быть боярин Иван  Милославский. Как отмечалось ранее, И.М Милославский даже в архитектуре своих подмосковных церквей  нарочито демонстрировал свою приверженность дониконовскому стилю, что позволяет предполагать, что он был активным противником реформ Никона и, находясь у власти, стремился вернуть старую веру.  При царе Федоре И.М. Милославский был отстранен от руководства девяти из десяти приказов, но оставался при  дворе и принимал участие в заседаниях Думы. Понимая, что дни царя Федора сочтены, и что шансы на мирное восшествие на престол их родственника царевича Иоанна Алексеевича незначительные,  он начал задолго готовиться к перевороту и пригласил полководца князя Хованского, которому поручили Сыскной приказ. План переворота прорабатывался штабом царевны Софьи, а князю поручили лишь его исполнение. Благодаря своим талантам князь блестяще справился со своей задачей, и Иоанн Алексеевич был признан первым царем, а царевна Софья – правительницей. С воцарением Софьи боярин Иван Михайлович Милославский был назначен    начальником Иноземного, Рейтарского и Пушкарского приказов, снова стал  одним из вершителей судеб государства. Он решил воспользоваться благоприятным моментом для возврата старой веры. С помощью князя Хованского, который был его единомышленником, он подталкивал к действиям староверов среди стрельцов и заставил царевну Софью согласиться на проведение диспута, надеясь словом ее переубедить. Ни о каком цареубийстве боярин Милославский и помышлять не мог.  Вполне вероятно, что вошедшие в Грановитую палату староверы и не были вооружены, а князь Хованский лишь предостерегал царевну, как положено телохранителю.  После казни Никиты  Пустосвята и его  помощников перед князем была поставлена задача усмирить стрельцов-староверов. И опять с этой задачей князь справился, взяв город полностью под свой контроль. Царевна Софья, которая была вынуждена согласиться на предложенную Милославским  кандидатуру Хованского в качестве предводителя мятежными стрелецкими полками, после диспута, почувствовав опасность от приверженцев старообрядцев в ее штабе, решила избавиться от князя Хованского. Как ни странно, план составлялся при участии Милославского, который и распространял ужасные слухи в Москве, а затем его люди написали ложный донос. Сам Милославский срочно покинул Москву и скрывался, как «крот», боясь возмездия. Князь Хованский, получив приглашение от царевны, выехал вместе с сыном немедленно, потому что никаких мыслей относительно цареубийства и захвата власти не имел никогда, как и подобало русскому воеводе, и считал, что царевна хорошо разобралась в этих ложных слухах и доносах, и ему ничего не угрожает. Более того, царевна была обязана ему, его семье и его друзьям за верную службу, за исполнения плана переворота, за поддержание порядка в Москве  после казни отцов староверов. Князь Хованский и друзья ехали в село Воздвиженское за получением вознаграждений, волостей, новых должностей, даров и  повышения жалования. Вместо этого им зачитали смертный приговор. На что Хованский возразил: «Господа бояре,  извольте выслушать: кто был настоящий заводчик бунта стрелецкого. От кого он умышлен и учинен. Донесите их царским величествам, чтобы нам с ними дали очные ставки, а так скоро и безвинно нас бы не казнили».  Но царевна не захотела слушать, кто был организатором стрелецкого бунта, потому что она знала это имя, и велела привести приговор в исполнение.
А полководца романовские летописцы постарались облить грязью и обвинить во всевозможных грехах, стараясь оправдать действия коварной царевны Софьи. По их утверждениям, все буйства в Москве произошли по инициативе стрельцов и раскольников и  из-за потворства Хованского прихотям стрельцов, а  царевна Софья к их организации не имеет  никакого отношения, наоборот ей приходилось брать правление в свои руки, когда все были в растерянности, и  принимать в критических ситуациях мудрые решения. 
Петр I считал, что главой стрелецкого бунта 1682 года, когда были убиты на его глазах  родственники Нарышкины, был Иван Михайлович Милославский. Именно его останки (И.М. Милославский умер 1685 году) приказал откопать Петр I и положить на Красной площади, чтобы во время массовой казни лидеров последнего стрелецкого бунта  1698 года их кровь стекала на его прах.

Глава 3.         КНЯЗЬ ВАСИЛИЙ  ГОЛИЦЫН - НЕУДАЧНИК.

Как только царевна Софья была провозглашена правительницей Московии,  сразу было создано новое правительство, во главе которого встал князь Василий Васильевич Голицын, который сосредоточил в своих руках все учреждения, ведавшие вопросами внешней политики и армией. Он получил пышный титул «царственной большой печати и государственных великих посольских дел сберегатель, ближний боярин и наместник новгородский». Осенью того же года он был пожалован в дворовые воеводы и возглавил дворянское войско, собранное под Троице-Сергиевым монастырем для подавления стрелецкого бунта. Василию Васильевичу было тогда уже тридцать восемь лет, он был давно женат и имел взрослых детей.  Властолюбивая и образо¬ванная царевна не могла не заметить умного и просвещенного боярина. Иностранцы были чрезвычайно высокого мнения о В. В. Голицыне. В его великолепном доме, по разным сведениям, находились разные астрономические приборы, прекрасные гравюры, портреты русских и иностранных государей, зеркала в черепаховых рамах, географические карты, статуи, резная мебель, стулья, обитые золотыми кожами,  часы боевые и столовые, шкатулки со множеством выдвижных ящиков, чернильницы янтарные, книги на латинском, польском и немецком языках по богословию, церковной истории, наукам, драматургии и искусству. Он поражал приезжавших в Москву иноземцев необычайной роскошью своей одежды, усыпанной алмазами и жемчугом. Говорили, что у него не менее ста шуб и кафтанов, на которых каждая пуговица стоила от 300 до 700 рублей, а если бы он продал один свой кафтан, то на эти деньги он мог бы одеть и вооружить целый полк. Свободно изъясняясь на иностранных языках, Василий Васильевич весьма дружески обращался с приезжими из Европы. До него никто из государственных деятелей высшего ранга не позволял себе проводить неофициальные встречи с дипломатами дома  в кругу семьи. Он буквально очаровывал иностранцев, называвших Голицына самым умным и воспитанным человеком, который когда-либо нарождался на Руси. 22 мая 1684 года в Москве с разрешения В. В. Голицына лютеране и католики вместе  приступили к строительству кирхи-костела. Князь высоко ценил тот вклад, который вносили иноземные специалисты, вынужденные покидать западные страны из-за религиозных преследований. Из протестантских стран на восток бежали католики, из католических - протестанты всех направлений. В рамках установленных дипломатических отношений со Священной империи были допущены в Москву иезуиты, которые в качестве частных лиц с рекомендациями от императора Леопольда поселились в Немецкой слободе и открыли там школу иезуитов.
Голицын прекрасно понимал, какие выгоды сулит ему любовь царской дочери. И тогда же она, царевна Софья Алексеевна, – писал современник Софьи, князь Борис Иванович Куракин, – по своей особой инклинации (склонности) к амуру назначила Василия Васильевича Голицына дворцовым воеводою войсками командовать и учинила его первым министром и судьею Посольского приказу, которой вошел в ту милость через амурные интриги. И почал быть фаворитом и первым министром, и был своею персоною изрядный, и ума великого, и любим ото всех». Сохранились некоторые письма царевны к Василию, когда он был в походе. Свои истомленные ожиданием чувства она выплеснула на бумагу: 
«Свет мой, братец Васенька, здравствуй, батюшка мой, на многие лета. А мне, свет мой, веры не имеется, что ты к нам возвратишься. Тогда веру заимею, как увижу в объятиях своих тебя, света моего. Всегда того прошу, чтобы света моего в радости видеть. По сем здравствуй, свет мой, во Христе на веки несчетные».
«Велик бы мне день тот был, когда ты, душа моя, ко мне будешь. Если бы мне возможно было, я бы единым днем тебя поставила перед собою. Письма твои вручены Богу, к нам все дошли в целости из-под Перекопу, из Каирки и с Московки. Я брела пеша из Воздвиженского, только подхожу к монастырю Сергия Чудотворца, к самым Святым воротам, а от вас отписки о боях: я не помню как взошла, читала идучи; не ведаю, чем его света благодарить за такую милость Его и матерь Его, Пресвятую Богородицу, и преподобного Сергия Чудотворца, Милостивого… Бог, свет мой, ведает, как желаю тебя, душа моя, видеть».
В Московии поговаривали о женитьбе царевны и боярина, князя В.В Голицына: «Что принадлежит до женитьбы с князем Василием Голицыным, – писал князь Куракин, – то понимали все для того, что оной князь Голицын был ее весьма галант (любовник); и все то государство ведало и потому чаяло, что прямое супружество будет учинено».  Но боярин был женат и имел детей и разводиться не хотел. Царевна могла выйти замуж за князя только в случае ухода жены боярина Василия в монастырь. Иностранный дипломат Невиль уловил сомнения фаворита. «На удаление жены он не мог решиться, во-первых, как человек благородный, во-вторых, как муж, имеющий за нею большие имения».  После долгих и настойчивых уговоров все же Софье удалось заставить своего  милого боярина отправить жену в монастырь. Семевский так описывал развитие этих событий: «пылкая, любящая Софья уговорила своего министра убедить жену постричься в монахини, затем испросить дозволения у патриарха и жениться на ней. Добрая жена Голицына не прекословила, не противилась».
    Князь Василий Голицын всячески поддерживал честолюбивые устремления Софьи. Она, подобно царям, давала аудиенции послам, допускала митрополитов к руке, отмечала торжественными богослужениями 17 сентября, день своего тезоименитства. Царевна София не упускала случая организовать торжественный выход в храм или в крестный ход, так как при этом удобнее всего было проявить царское достоинство. Подобно царям в храме она занимала, особое место, ей особо кадили, а если во время служения кто и упускал такую важную деталь церемониала, то царевна гневно выражала свое возмущение. В 1684 году Софья повелела чеканить свое изображение на монетах и медалях, в следующем году воздвигла себе новый каменный дворец, украшенный живописью. В 1686 году царевна принялась величать себя самодержицей, оформив это присвоение нового титула указом. На портретах, выгравированных черниговским мастером Тарасевичем, она изображена в короне, со скипетром и державой в руках и во всем царском облачении. Образуя рамку портрета, в три ряда прописан ее подробный  титул, в котором именуется она самодержицей всея Руси. По периметру портрета расположены семь аллегорических изображений  добродетелей. Внизу  помещены стихи Сильвестра Медведева, восхвалявшие мудрость Софьи и сравнивавшие ее с различными славными царицами древнего мира.
Царевна София правила Московией с 29 мая 1682 года по 7 сентября 1689 года (семь лет) немого больше своего старшего брата  Федора Алексеевича, пронесшегося  своими реформами по небосводу московского царства, как комета.  Что успели сделать царевна и ее первый министр князь Василий Голицын за это время. Им в заслугу заносится  изменение  некоторых статей в законодательстве в сторону смягчения: смертная казнь за произнесение «непристойных и затейных» слов была заменена битьем кнутом и ссылкою, женщины, убившие своих мужей, уже не карались страшной смертью «окапыванием», что означало зарывание виноватой живьем в могилу, а карались без мучений – отсечением головы. Новым указом было запрещено кредиторам брать мужей-должников без их жен для отработки долга, запрещалось также взыскивать долги с вдов и сирот, если после смерти их мужей и отцов не оставалось имения.
Главные успехи правительства просвещенного Голицына были достигнуты в области культуры и образования. В 1687 году Софья закончила начатое еще при царе Федоре дело создания славяно-греко-латинской академии. Стихи-оды Сильвестра Медведева увековечили это событие; в них он восхвалял премудрость  царевны Софии, которая царством «дивно управляя, благоволи нам свет наук явити». Поощрялось правительством  изучение иностранных языков, разного вида искусств, молодых людей из благородных фамилий отправляли для обучения за границу. Царевна София «дева великого ума и самых нежных проницательств», вступив во власть, не забыла уроков своего учителя Симеона Полоцкого, и предприняла практические шаги в деле  развития школьного образования. 
По свидетельству француза, князь В.Голицын делился с ним своими реформаторскими планами. Так, князь считал необходимым посылать дворян в Европу для изучения военного дела, мечтал о создании регулярной армии, состоящей из дворянства. Он собирался освободить крестьян от крепостной зависимости,  а зе¬мельные наделы, переходящие в их собственность, обложить го¬сударственным оброком. К со¬жалению, все эти грандиозные замыслы В.Голицын не только не сумел воплотить в жизнь, но даже предпринять какие-либо первоначальные шаги. Все эти благие пожелания остались лишь на бумаге, и никаких действительно серьезных реформ правительство не провело и не приступило к  их реализации.
Все действия царевны Софии и князя Голицына были направлены на стабилизацию положения в стране, которая достигалась в основном благодаря проводимым по всей стране карательным мерам. Энергичный преемник князя Хованского думный дьяк Ф.Л. Шакловитый при первом удобном случае сумел продемонстрировать силу. Во время вспыхнувших беспорядков в стрелецком полку Бохина, презирая угрозы мятежников, Шакловитый двинул против них верные ему стрелецкие отряды. Предводитель смуты, Ивашка Жареный, был схвачен и казнен, бохинские стрельцы на некоторое время были лишены права стоять в  карауле у дворца. Для того чтоб очистить ряды стрелецкого войска, была проведена перепись  по полкам, - старики, согласно распоряжению,  отчислялись от службы, молодые занимали их места, а все бродяги, беглецы и даже преступники, произвольно приставшие к стрельцам, исключались из списков. В конце года было решено большинство из 19 полков, стоявших в Москве, отправить на границы, а  в столице  оставить только 7 полков, верных царевне. Из пограничных стрельцов  было указано набрать лучших людей на 5 полков взамен расформированных и направить их в Москву. Таким образом, все смутьяны и сочувствовавшие староверам были разобщены и сосланы в дальние края, а  в  Москве была сосредоточена сила, на которую правительство могло положиться. Заботясь об уничтожении следов мятежа, правительством был издан указ за подписью царевны от 21 мая 1683 года: «во всех городах и уездах учинить заказ крепкий, под смертною казнью, чтоб всяких чинов люди прошлого смутного времени никак не хвалили, никаких непристойных слов не говорили и затейных дел не вмещали»
  Особые меры были предприняты в борьбе со староверами, представлявшими, по мнению правительства, главную угрозу для спокойствия населения Московии и их религиозных идеалов. Собранный в 1682 году патриархом Иоакимом церковный Собор одобрил целую систему репрессий против старообрядчества, реализация которых возлагалась на правительство царевны Софьи.  Царская грамота того же 1682 года давала епископату новые расширенные полномочия по борьбе с расколом. Была разработана целая система  розыска и наказания раскольников, вплоть до казни через сожжение особо упорствующих.  В  конце 1684 года был издан  еще более жесткий закон, состоявший из двенадцати статей, и утвержден Боярской думой в начале 1685 году года. В законе было дано указание хватать всякого, кто не ходил в церковь, кто  не исповедовался, не пускал к себе священника в дом. Таких людей было приказано подвергать пытке. За укрывательство раскольников и за недонесение положено было бить кнутом. За сопротивление Церкви, упорствующие в расколе, подвергались пытке и сожжению в срубах. Проповедники, считавшие никониан «нехристями», подлежали пыткам и сожжению, даже в случае раскаяния. Закон этот, запрещавший вообще какую-либо форму  старообрядчества, предусматривал для староверов лишь одну меру наказания – смертную казнь через сожжение в срубе с конфискацией имущества в пользу казны, и по своей жестокости и беспощадности, не уступал карательным мерам католической средневековой инквизиции.
С  уходом вождей первого поколения старообрядчества в 1682 году все легальные методы борьбы за сохранение старой религиозной практики оказались невозможными. Начался период массовой миграции староверов. Часть населения, верная древним обрядам, уходила в места труднодоступные. Раскольники двинулись в малообжитые, глухие места: на Дон, в Поморье, в Заволжье, в Сибирь. Значительная часть их ушла за кордон: в Польшу, в Литву, в Австрию, в Турцию. Среди староверов распространилась практика самосожжений, как средство противостояния правительственным войскам. Точной статистики этого явления нет, но бытует цифра, говорящая о том, что до 1690 года в самосожжениях погибло свыше 20 тысяч человек.
Не остались без внимания беглые крестьяне и холопы, которые во время смуты, угрожая господам стрелецкой расправой, добились получения отпускных; некоторые, пользуясь всеобщей растерянностью, бежали и бродяжничали. 13 февраля 1683 г. издан был указ, чтоб «беглых холопей ловить, наказывать и возвращать к господам; буде же господа не пожелают держать у себя этих неспокойных людей - ссылать их и сибирские города на вечное житье». Были затребованы списки у помещиков их крестьян, а незанесенных в эти списки правительственные сыщики вылавливали как бродяг. Этот указ, защищавший интересы помещиков, больно ударил по посадским людям и промышленникам, которые принимали на работу сбежавших крестьян и холопов. Посадские люди стали заявлять правительству, что в случае, если эти пришедшие будут из посада забраны, нельзя будет рассчитывать на правильное получение должных податей. Правительство Софии решило пойти  навстречу посадским, но частично, издав новый указ 17 декабря 1684 года. Согласно ему крестьяне, пришедшие на посад до указа, могли там оставаться; но те, кто был принят  после этого указа, должны быть возвращены  помещикам. Указ сдерживал передвижение рабочей силы, во многих местах ощущался ее недостаток, который сказывался на развитии мануфактур и новых земель. 
Следуя восхвалениям поэта Сильвестра Медведева, историки особо отмечают предпринятые Софьей инициативы по оживлению торговли с Европой и  развитию промышленности, прежде всего  ткацкого производства. На самом деле эти шаги коснулись лишь развития производства товаров роскоши. Еще в 1682 году, едва приняв власть, правительница вызывала из Гамбурга иноземца Захария Павлова, который предложил наладить производство  бархата, атласа и вообще шелковых тканей.  В следующем году были вызваны  суконных дел мастера,  приглашались иностранные  «искусники» (специалисты) в строительстве храмов, палат, росписей стен, изготовления мебели, посуды. В целом же промышленность в техническом оснащении продолжала отставать от европейской, в основном все делалось вручную, мануфактурное разделение труда вводилось редко. Замедление технического развития сказалось уже через десятилетие в первую очередь на оснащении армии  новыми видами огнестрельного оружия, более легкого и скорострельного.
Как отмечают историки, главных успехов князь В.В. Голицын добился на дипломатическом фронте. Как крупная триумфальная победа Голицына в области внешней политики представляется заключение в 1686 году «Вечного мира» с Речью Посполитой. По нему Московия получала Киев, и подтверждались условия Андрусовского перемирия. Важным и значимым успехом Голицына считается подписание в 1689 году Нерчинского договора с Китаем. Договора эти определили отношения с соседями на продолжительный промежуток времени. Чтобы оценить успехи и неудачи Голицына и его послов, следует разобраться  в создавшейся политической ситуации в Европе в 80-х годах. 
Главными противниками и союзниками Московии на протяжении столетия в зависимости от ситуации были Швеция, Речь Посполитая и Турция.  Результатом дальновидной политики царя Федора   стало заключение в 1681 году Бахчисарайского мирного договора, устанавливавшего на 20 лет буферную зону между Днепром и Бугом. Удалось временно продлить 1679 году действие Андрусовского договора (1666), подписанного на 14 лет. Заканчивал действие Кардисский мирный договор (1661) со Швецией, подписанный на 20 лет.
Перед Посольским приказом, возглавляемым В.В. Голицыным, стоял вопрос    о подписании новых договоров со своими соседями или продлении старых. По мнению Голицына, задача  приобретения   прибалтийских земель представлялась  менее значимой и перспективной по сравнению с укреплением  позиций Москвы на Черном море. Шведы после Фербеллинского поражения от прусского курфюрста Фридриха-Вильгельма к моменту начала переговоров не восстановили еще свои силы и были готовы, не прибегая к военным демонстрациям, продлить заключенный ранее мир. В Швецию с царской грамотой о заключении «Вечного мира» было отправлено московское посольство. После ее ратификации королем 28 мая 1684 года в Грановитой палате цари Иван и Петр Алексеевич торжественно дали присягу верности условиям  Кардисского договора, и тем самым  вопрос о выходе  Москвы к Балтийскому морю был отодвинут на несколько десятилетий..
Будучи горячим сторонником сближения Московии с Речью Посполитой, В.В Голицын  был убежден, что такой союз необходим для объединения славян против Турции. Однако поляки договор подписывать не торопились. В  1683 году турки, которые властвовали в Подолии и Венгрии,  перешли в наступление  и объявили войну Австрии. Леопольд I, австрийский император, заключил договор с королем Польши Яном Собеским против Турции. Военную помощь обещали Бавария и Саксония. Денежную помощь оказывали Савойя, Генуя, Испания, Португалия и сам папа Римский Иннокентий XI.. Султан собрал огромную армию и поручил ее великому визирю Каре-Мустафе, которому вручил зеленое знамя пророка, что означало начало священной войны. В июле 1683 года 200-тысячное турецкое войско переправилось через реку Рааб и подошло к Вене. В течение двух месяцев турки осаждали город, нанеся огромный ущерб ее пригородам.  Дважды гарнизон Вены отбивал штурм, но турки продолжали атаки. Создав  проем в крепостной стене, турки приготовились к новому штурму, но 12 сентября 1683 года к Вене  подошли объединенные войска австрийцев, саксонцев, баварцев и поляков под командованием польского короля Яна Собеского, которые  в кровопролитном сражении разбили турок. Во время осады и сражения турки потеряли 48,5 тысяч человек убитыми, ранеными и пленными. Среди убитых было 6 пашей, но сам Мустафа бежал в Белград, где был казнен по приказу султана. В турецком лагере была захвачена палатка визиря с огромными богатствами, в том числе зеленое знамя пророка, которое король послал в подарок папе Римскому.
Окрыленные успехами своей армии польский король Ян Собеский и часть магнатов вынашивали идею наступления на Москву. Дипломаты Речи Посполитой вели переговоры в Молдавии, Валахии, Персии и Египте и пытались  убедить выступить их в союзе с ними. Казалось, никакие силы не заставят короля и сейм отказаться от возмездия за потери на Украине и за несоблюдение Московией статьи Андрусовского мира, по которой Киев следовало вернуть Польше.  В 1685 году крымские татары разгромили Яна Собеского в Молдавии. При сложившихся обстоятельствах, несмотря на противодействие короля, сейм принял решение отправить великое посольство в Москву. В феврале 1686 года великие и полномочные послы (в их числе канцлер литовский, с которым Голицын уже провел секретные переговоры) прибыли в Москву. Польские послы, неоднократно угрожавшие хлопнуть дверью, в действительности были готовы под давлением союзных стран подписать договор на условиях Андрусовского мира при условии получения от Московии официального согласия на вступление в  Священную лигу, которая была создана в 1684 году Австрией (Священной империей), Речью Посполитой, Венецией и Мальтийским рыцарским орденом. Участники этой коалиции стремились вовлечь Москву в борьбу с Турцией. Католики  стремились привлечь русских к войне с турецким  союзником - Крымским ханством, так как австрийцы и поляки больше опасались не регулярной турецкой армии, а стремительных набегов татарской конницы. Крымских татар должны были отвлечь на себя русские войска.
Идея создания союза христианских государств для борьбы с мусульманами выдвигалась еще царем Федором. Желая заручиться поддержкой  европейских стран в создании антитурецкой коалиции, он направлял русских дипломатов в Англию, Францию, Испанию, Швецию, Данию, Голландию, Австрию, Бранденбург и Пруссию. Однако эта идея поддержана не была, более того, в 1676 году Речь Посполитая, которая была союзником Московии в это время по Андрусовскому миру,  во время  очередного турецкого вторжения на Левобережье,  предала Москву и поспешила заключить с султаном мир. Царским войскам и казацким отрядам пришлось столкнуться со стотысячным турецко-татарским войском.  Теперь католический центр, почувствовав давление турок, которые стремились расширить свои территории владения дальше на запад, и расположение князя Голицына к полякам, настаивал в качестве условия подписания с Речью Посполитой «Вечного мира» на присоединении Московии  к Священной лиге и незамедлительном выступлении русской армии против Крыма. Когда дьяк Посольского приказа Емельян Украинцев сообщил гетману Самойловичу о решении Голицына примкнуть к коалиции европейских католиков против Турции, гетман справедливо заметил, что воевать за интересы своих врагов глупо, нарушать мир с турками и татарами нет причин, а надежды захватить Крым совершенно иллюзорны.
Князь В.В.Голицын, опасаясь наступления польской армии и пытаясь завязать дружеские отношение со странами, входившие в Священную лигу, принял условия католического центра. Подписанный им договор между Московией и Речью Посполитой предусматривал наступательный и оборонительный союз Московии с Речью Посполитой против Крыма. За Москвой,  согласно договору, закреплялись территории, отошедшие к русской стороне по Андрусовскому перемирию 1667 года (Киева, Смоленска, Василькова, Себежа, Невеля и других городов). Договором регулировались  торговые отношения, прописывались статьи, касавшиеся посольского  церемониала и почтового сообщения. В качестве компенсации за понесенные потери поляков в борьбе против турок Московия должна была выплатить 146 тысяч рублей Речи Посполитой.
Весть о заключении «Вечного мира» вызвала бурное ликование в Речи Посполитой, империи, Венеции и на покоренных турками христианских землях. По сведениям Посольского приказа, сам султан «зело со всем басурманством задрожал» и отменил генеральное наступление на Польшу, а крымский хан отошел за Перекоп.
В 1686 году начались  действия против Турции  стран Священной лиги. Австрийские войска заняли Буду, овладели восточной Венгрией, Славонией, Банатом, заняли Белград. Польский король выдвинул войска к Яссам и взял их,  но был окружен левым крылом армии  крымского хана. Пораженное болезнями, измученное голодом польское войско ценой огромных потерь прорвалось домой. Русские послы, которые ожидали Яна Собеского во Львове, потребовали немедленно ратифицировать  договор, объявив, что иначе они немедля покинут королевские земли. Король Ян Собеский прибыл во Львов и поставил свою подпись на врученном ему документе.

В соответствии с договором Москве следовало направить войска в Крым. В качестве кандидатур на пост главнокомандующего армии князь В.В.Голицын предлагал нескольких вельмож,  но все они единодушно ему заявили, если он заключил мир с Польшей, то должен сам взять на себя труд и посмотреть, так ли легко завоевать Перекоп, как он утверждал. Вельможи были не довольны соглашением с Польшей, и даже кто-то из них распустил слух, что Голицын был подкуплен поляками, и за его согласие на выдвинутые ими условия было заплачено 100 тысяч рублей. Князь Б.И.Куракин свидетельствовал  о боярской группировке, которая выступила против заключения «Вечного мира»: «Для подтверждения мира с поляками был держан совет в палате, что с поляки ли мир подтверждать и аллианс противу турок учинить. И о том было в палате двух мнений противных, а именно: царевна Софья и князь Голицын своею партиею были той опинии, чтобы мир с поляки подтвердить и войну против Крыма начать, но другая партия бояр, как князь Петр Прозоровский, Федор Петров сын Салтыков и другие были того мнения, чтоб войну с поляки начать».
Царевна Софья назначала своего фаворита Василия Голицына главнокомандующим войсками, желая доказать всем, что ее любимец наделен всеми дарованиями, в том числе и талантом военачальника. В мае  1687 года стотысячное русская армия выступила вместе с донскими и запорожскими казаками «для избавления  земли Русской от нестерпимых обид и унижений от татар». Когда русские переправились через реку  Конские воды, крымские татары подожгли степь, оставив русских без провианта, пастбищ и воды. Потеряв треть армии, Голицын  возвратился назад. В неудаче похода он обвинил гетмана  Ивана Самойловича, в течение десяти лет верой и правдой служившего московским царям, и потребовал заменить его Иваном Мазепой, придерживавшегося польской ориентации. Иван Самойлович  настороженно относился к Речи Посполитой, не доверяя полякам,  и предпочитал не воевать с крымскими татарами, а сохранять подписанный Бахчисарайский договор. За критику действий Василия Голицына Самойлович был смещен,  избрание Ивана Мазепы гетманом состоялось под непосредственным нажимом Голицына.
На правом фланге наступавшей на Крым русской армии  генерал-майор Григорий Иванович Касогов наголову разгромил левое крыло крымской орды, сжег Шах-Кермень и другие турецкие крепости, закрывавшие выход к Черному морю,  взял крепость Очаков и начал возводить крепости на берегу Черного моря.  Османская империя стала  спешно перебрасывать в Черное море свой Средиземноморский флот.
Князь Василий Голицын, привыкший строить грандиозные планы, был всецело поглощен идей захвата Константинополя, которая была провозглашена конечной целью Священной лиги. Как он считал, базой русского флота должен был стать Крым, который гетман Мазепа предлагал захватить  кавалерийской атакой. Для  завоевания и  удержания Крыма требовалось ввести туда крупные воинские силы, и в этом он был согласен  с дьяком Шакловитым, начальником Стрелецкого приказа. Главной защитой крымских татар были огромные просторы Дикого поля и превосходная кавалерия. Еще  во время похода 1687 года Голицын начал строительство нового укрепленного рубежа, выдвинутого далеко в Дикое поле. В 1688 году он снова привел армию к устью реки Самары, где в ускоренном темпе стали возводить крепость  Новобогородицк - главную база российских войск на юге. Одновременно шло перевооружение регулярных полков и обучение их новой тактике боя в походных колоннах. Облегченные полевые пушки и мортиры унифицированных калибров были закуплены у шведов, поставлены на специальные лафеты, позволявшие вести огонь из боевых порядков батальонов. Эффективность стрельбы повышалась за счет широкого применения артиллерийских гранат. Десятками тысяч ручных и ружейных гранат была вооружена пехота, получившая также закупленные усовершенствованные мушкеты и первые партии винтовок.

Раздражение в обществе от неудачи в первом походе оказалось настолько сильным, что во время подготовки ко второму походу в воротах дома Голицына был обнаружен гроб с запиской, в которой боярину пообещали, что он будет убит, если не вернётся на этот раз с победой. Еще раньше к саням «оберегателя» бросился убийца, но был схвачен охраной и тайно казнен в одном из московских застенков.
  Учитывая опыт прошлого похода,  112- тысячное войско выступило зимой в феврале 1689 года. За три месяца оно преодолело в боевом порядке пространства Дикой степи  и до наступления жары подошло к Крыму.  15 мая 1689 года у селения Зеленая Долина на подступах к Перекопу крымский хан  встретил армию Голицына. В течение трех дней многочисленные конные отряды  крымских татар атаковали  русские укрепления, но каждый раз  русские  полки  отбивали их   артиллерийским огнем и ружейными залпами.   20 мая российская армия подошла к  стенам Перекопа. Хан запросил мира и принес дары. Голицын согласился на перемирие и повернул рвавшуюся в Крым армию обратно в Москву. Нерешительность князя вызвала немалое возмущение современников и историков. Защитники Голицына объясняли принятое им решение пришедшей жарой, отсутствием воды (в городе было всего три колодца) и отсутствием достаточного количества пастбищ для столь крупного конного войска.   Действия князя как полководца, заботившегося о сохранении армии в боевом состоянии, считаются романовскими историками, восхвалявшими правление царевны Софьи,  правильными. По их мнению, как политик, для которого важен факт победы на каком-то участке, он мог взять Перекоп, но вот удержать его  было бы  весьма трудно.  Но в стране его действия оценивали по-другому. И. А. Желябужский в своих «Записках » объяснял столь странное решение полководца такой мощной армии трусостью и продажностью самого князя Василия Голицына: «А боярин князь Василий Васильевич Голицын у стольников и у всяких чинов людей брал сказки, а в сказках велел писать, что к Перекопу ступать невозможно потому, что в Перекопе воды и хлеба нет. И после тех сказок он, боярин князь Василий Васильевич Голицын, взял с татар, стоя у Перекопа, две бочки золота».
Оба похода князя Голицына, несмотря на тщательность подготовки и огромную численность армии, оказались безрезультатными. Они сопровождались большими потерями людей в русских полках, вызванными тяжестью переходов по безводной и выжженной степи при страшной жаре, трудностями снабжения войск продовольствием и фуражом. Затратив огромные средства на эти походы, их результаты для Московии оказались более чем скромные. Царевна София в грамоте на имя Голицына  официально признала поход победоносным и осыпала все войско, от генерала до последнего рядового, наградами. Она сделала все, чтобы заставить замолчать злые языки. Но Петр, который уже начал проявлять интерес к государственным делам, неожиданно явился выразителем общего недовольства и дал почувствовать правительнице свое негодование по поводу беззастенчивого рекламирования подвигов Голицына. Он, правда, согласился, хотя и не сразу, на назначение наград войску, но не пустил к себе Голицына и прочих воевод, желавших выразить свою благодарность царю Петру за награды.
В заслугу действий князя Голицына как начальника Посольского приказа заносят историки подписание Нерчинского мирного договора с Цинской империей. Заключение столь важного для будущих взаимоотношений России и Китая нужно отнести к незаслуженно забытым великим деяниям полномочного посла, брянского наместника, окольничего Федора Алексеевичем Головина - будущего генерал-адмирала, сибирского наместника и президента посольских дел при Петре. Правительство царевны Софьи своим бездействием и безразличием к событиям в Сибири создало критическую ситуацию для многих отрядов казаков, охранявших рубежи и оказавшихся без поддержки, как финансовой, так и материальной. После разгрома отряда О. Степанова 30 июня 1658 года маньчжурами  недалеко от  устья р. Сунгари русские землепроходцы никогда больше не спускались вниз по Амуру дальше его левого притока  реки Буреи. В середине 70-х годов XVII века албазинские казаки приступили к освоению реки Зеи, поставив на ее притоке реке Гилюе, ясачное зимовье, а в следующем году в верховьях реки Зеи - острог. В июле 1679 году албазинский приказной Г. Лоншаков отправил  на реку Зею 50 казаков во главе с Г. Фроловым, которые поднялись по ней до реки Селемджи и поставили в ее верховьях Селенбинский острог. В 1681 году из Нерчинска на Зею и Селемджу был послан сын боярский И. М. Милованов, который возвел там вместо смытого рекой новый острог.
   Под давлением маньчжуров Долонский острог был  покинут в июле 1682 года. Самое крайнее к востоку от Албазина Дукинское  зимовье (на реке Дуки) просуществовало немногим более года. В июле 1683 года посланный туда на смену отряд из 66 человек во главе с Самойловым был пленен маньчжурами ниже устья реки Зеи. Воевода Фролов был осажден осенью того же года в Дукинском зимовье нивхами и нанайцами и вынужден был весной уйти с Амгуни через Тугурское зимовье в Якутский острог, поскольку путь в Албазинский острог с реки  Буреи по Амуру был перекрыт маньчжурами. В конце ноября 1683 года казаки покинули Селенбинский острог из-за угрозы пленения маньчжурами.  В феврале 1684 года 400 маньчжурских солдат взяли в плен всех защитников Верхозейского острога. Летом 1684 года маньчжуры  при поддержке бурейских тунгусов и амгуньских негидальцев уничтожили Тугурский (Тугирский) острожек и часть из 33 его защитников. Правительство князя Голицына никак не отреагировало на агрессивные действия маньчжур и их резко выросшую активность в Амурском крае.
В 1684 году  был взят маньчжурами главный русский город на Амуре Албазин и разорен, но к 1685 году он снова был восстановлен казаками.  В 1686 года под стенами Албазина появилось многотысячное китайское войско, при штурме города китайцами воевода Толбузин был смертельно ранен пушечным ядром, но гарнизон продолжал оказывать сопротивление и выдержал осаду. Только после поступления информации об осаде Албазина и потере контроля на  значительной территории правительство начало реагировать. Увлеченное идеей захвата Крыма  В.В Голицын и командование сконцентрировала все воинские подразделения на южном направлении, и для Сибири не было средств. 26 января 1686 года из Москвы в Приамурье было отправлено посольство во главе с полномочным послом, окольничим Федором Алексеевичем Головиным. В инструкции Посольского приказа Головину содержались рекомендации по ведению переговоров и целей русского правительства. В случае непреклонной позиции маньчжур, указывалось, «войны не допускать, идя на уступки». Учитывая важность предстоящего мероприятия и напряженность в отношениях двух стран, Головина сопровождал отряд стрельцов численностью 1400 человек.  В августе 1687 года маньчжуры, стоявшие рядом с Албазином отошли, так как получили послание, что русский царь прислал посла.
Переговоры проходили у стен Нерчинского острога в исключительно напряженной для русской стороны обстановке. Цинское посольство сопровождало пятитысячное войско, вопреки обещанию иметь эскорт только из необходимого охранного конвоя. Кроме того, в районе Албазина уже находились маньчжурские войска, посланные туда, чтобы «разведать положение русских». В конечном счете, около Нерчинска сосредоточилась маньчжурская армия общей численностью 15 тысяч человек. Острог защищали всего лишь 1,5 тысячи казаков без достаточного количества боеприпасов и продовольствия.  Маньчжуры были готовы начать наступление в любую минуту, над Нерчинском и  посольством нависла реальная угроза быть взятым в плен или убитым. В осаде находился и Албазин - главный опорный пункт русских в Приамурье. Первая встреча состоялась 12 августа 1689 года, официальным языком переговоров был латинский.  Китайскую делегацию возглавлял придворный чиновник Сангату. Его советниками-консультантами были два иезуита - француз Ф. Жербильон и испанец Ф.Перейра.
Головин предложил рубежом считать Амур и все земли к северу за Россией, а к югу - за Китаем. Однако китайская сторона выразила претензии на земли севернее Амура, на всю территорию до озера Байкал. Сангату заявлял, что Амур считался «владением манчжурской династии от самого царя Александра Македонского». На второй встрече, состоявшейся 13 августа, Головин добился того, что пограничным городом должен был быть Нерчинск. По вопросу о землях до Байкала Головин заявил, «что этого не то что чинить, но и говорить о том не мочно». Сангату, не выдержав дипломатических баталий, прибег к военному шантажу - 15-титысячное китайское войско и маньчжурская флотилия на 120 речных судах  окружили Нерчинский острог. Головину пришлось пойти на  уступки.
В итоге проект договора Ф.А.Головина был принят, 29 августа 1689 года послы завизировали договор печатями, обменялись экземплярами. По условиям договора, Россия уступала Цинской империи почти все земли по верхнему Амуру и ликвидировала там русские поселения; русский город Албазин подлежал «разорению до основания», при «клятвенном обязательстве» цинов не заселять «Албазинские земли». Граница была проведена по ближайшему к Амуру хребту, идущему параллельно реке, полоса земель к северу от Амура признавалась нейтральной, а земли к востоку от реки Зеи, в районе Уди, оставались без разграничения. Договором устанавливался принцип равноправия торговли для обеих сторон, который  открывал широкие  возможности в развитии мирных политических и торговых отношений России с Цинской империей.
По возвращению в Москву Ф.А.Головин едва не подвергся наказанию, однако впоследствии он был щедро награжден и пожалован сибирским наместником.
Так, увлекшись прожектерскими идеями, навеянными вступлением в Священную лигу,  правительство В.В. Голицына потеряло в походах на Крым до 50 тысяч солдат, привело к значительным потерям в  экономике страны, утратило свой авторитет среди русского народа и уступило Цинской империи огромные территории, завоеванные и освоенные казаками Якутского воеводства.

Глава 4.    БОРЬБА ЦАРЕВНЫ СОФЬИ ЗА СОХРАНЕНИЕ ВЛАСТИ.

  За время отсутствия князя В.В. Голицына  в Москве выросла роль окольничего Федора Леонтьевича Шакловитого.   Софья приблизила его к себе после того, как он поддержал ее намерение венчаться на царство и единолично занять трон. Она поставила Шакловитого во главе Стрелецкого приказа, и стал он причастным ко всем важнейшим государственным делам и к делам  «семейным». Шакловитый не только стал первым сановником в государстве, но и сделался сердечным другом Софьи, ее фаворитом.
Князь Куракин об этой перемене в покоях царевны Софьи писал: «Надобно ж и о том упомянуть, что в отбытие князя Василия Голицына с полками на Крым Федор Щегловитой (Шакловитый) весьма в амуре при царевне Софии профитовал и уже в тех плезирах ночных был в большей конфиденции при ней, нежели князь Голицын, хотя не так явно. И предусматривали все, что ежели бы правление царевны Софии еще продолжалося, конечно бы, князю Голицыну было от нее падение или бы содержан был для фигуры за первого правителя, но в самой силе и делах был бы упомянутый Щегловитой».    Царевна продолжала править, но положение ее было неопределенным, цари уже возмужали, царь Иван так и оставался слабоумным и требовал ухода, а вот молодой царь Петр мог в скором времени по праву потребовать свою сестру отойти от престола  в скором времени. Она по-прежнему оставалась  лишь правительницей, (регентшей), а не избранницей Бога, венчанной Им на царство. Для того чтобы встать полноправной царицей,  ей не хватало надлежащего освящения.  Вызвав к себе своего  первого сановника Шакловитого, она предложила организовать ее царское венчание. Прежде всего, с челобитной о царском венчании правительницы должен был обратиться народ.  Шакловитый  пригласил  к себе подчиненных ему стрелецких выборных, дал им денег и предложил  написать нужную челобитную «казал им челобитную, чтоб ей, великой государыне благоверной царевне, венчаться царским венцом». Но те еще слишком хорошо помнили, что случилось с князем Хованским. Начальники дали уклончивый ответ: «Воля-де в том государская». Главным противником царского венчания Софьи стал патриарх Иоким,  который напомнил Шакловитому, что царевна всего лишь правительница при государях, подтверждая тем самым свою верность законным государям: Петру и Ивану. Софье пришлось временно отказаться от  выполнения замысла.
  Больного царя Иоанна женили в 1684 году на Прасковье Федоровне Салтыковой, По указаниям биографа царицы М.И. Семевского, греческий историк Феодози говорил, что брак Иоанна был задуман князем Василием Голицыным, который, считая насильственные меры против Петра крайне опасными, советовал Софье: «Царя Иоанна женить, и когда он сына получит, кой натурально имеет быть наследником отца своего, то не трудно сделаться может, что Петр принужден будет принять чин монашеский, а она, Софья, опять за малолетством сына Иоаннова, пребудет в том же достоинстве, которое она желает…».  В браке Прасковья и Иван прожили 12 лет в особом тереме в Кремле, произведя на свет только дочерей, что облегчило династическую ситуацию с приходом к единоличной власти Петра I.
  В конце января 1689 года царь Петр сочетался браком с Евдокией Федоровной (Прасковьей Илларионовной) Лопухиной, оказавшейся последней царствующей неиноземной супругой русского монарха. В те времена женитьба и создание семьи свидетельствовали о совершеннолетии супругов. Петр в глазах своего народа получил полное нравственное право избавить себя от опеки сестры, а значит, надобность в регентше отпадала. Софье надо было срочно укреплять позиции.
 Надеясь, что крупная победа над турками поднимет ее авторитет, как зрелой и мудрой правительницы, Софья  послала своего фаворита князя Голицына во второй крымский поход. Когда князь вернулся  в Москву в июле 1689 году из очередного неудачного похода в Крым, Софья встретила князя Василия как победителя и осыпала наградами и подарками, но прежнее сердечное расположения к «свету Васеньке» царевны не вернулось. Место фаворита прочно занял Федор Шакловитый. Вторая военная неудача поставила точку в политической карьере князя Василия Голицына и явилась началом падения Софьи. Стараясь сохранить свой статус правительницы,  в этом   же году царевна Софья решила повторить попытку венчания на трон. Шакловитый велел стрельцам говорить, «будто князь Борис Алексеевич  Голицын и Лев Кириллович Нарышкин с братьями хотят известь великую государыню благоверную царевну Софью Алексеевну». Да и сама Софья жаловалась стрельцам: «Житье-де наше становится коротко, царя-де Иоанна Алексеевича ставят ни во что, а меня-де называют там (в Преображенском) девкою, будто-де я и не дочь царя Алексея Михайловича». За их содействие  стрельцам было обещано крупное  вознаграждение. Ночью по улицам Москвы в сопровождении стрелецких капитанов ездил подьячий Матвей Шошин, нарядившийся в такой же белый атласный кафтан, какой носил Лев Кириллович Нарышкин. Шошин хватал стоявших на карауле стрельцов и велел зверски избивать их, поручив кричать одному из спутников: «Лев Кириллович! За что бить до смерти! Душа христианская». Потерпевших доставляли в Стрелецкий приказ, и они на допросах, введенные в заблуждение маскарадом, показывали, что стали жертвами Льва Кирилловича. Таким способом Софья и ее сторонники пытались вызвать озлобление стрельцов против Нарышкиных. Сторонники Софьи прибегали и к запугиванию стрелецких командиров расправами, если у власти останутся Нарышкины. Шакловитый говорил пятидесятникам: «А мутит-де всем царица Наталья Кирилловна, а перевесть-де нас хотят тем: меня-де хотят высадить из приказу вон, и вас-де, которые ко мне в дом вхожи, разослать хотят всех по городам».  Привлечь стрелецких начальников к заговору вновь не удалось.  Помнили стрельцы, как  Софья отблагодарила князя Хованского за успешно проведенную операцию, как  собирала она служилых людей со всей страны в Троице для укрощения стрелецкого правления Москвой, введенное по воле Софьи,  и как рассылала по всем городам грамоту, в которой стрельцам поставили в «воровство» переворот, произведенный ими в пользу Софьи. Не было теперь у стрельцов желания идти  на опасное  дело ради той, на обещания которой положиться было нельзя.
Семнадцатилетнем Петром руководили его мать царица Наталья Кирилловна Нарышкина и князь Борис Алексеевич Голицын, двоюродный брат начальника Посольского приказа.  Правительница Софья  и ее сторонники считали этих лиц своими главными и наиболее опасными врагами. В стане Нарышкиных понимали, что неудачи царевны Софьи в задуманных замыслах по укреплению своей позиции - крымских походах и попытке венчаться - приведут ее к активным действиям. С другой стороны, по мнению Нарышкиных, уже сейчас Софье следовало показать, кто в стране царь и правитель и успокоить ее пыл, чтобы избежать кровавых столкновений.
8 июля 1689 года, в праздник Казанской иконы Богоматери, в память освобождения Москвы от поляков, произошёл первый публичный конфликт между возмужавшим Петром и правительницею. Софья прежде всегда участвовала в подобных крестных ходах и шла рядом с обоими царями, как правительница государства. Петр на этот раз  ей передал, чтобы она на крестный ход не ходила с ними.  Его указ означал, что Петр уже не считает ее правительницей, Софья не послушалась и пошла за крестами. Петр гневно покинул церемонию и уехал в Коломенское.
 27 июля в Москву вернулся князь Василий Голицын из крымского похода, царевна Софья организовала торжественную встречу князя Голицына с  его ратью. Пользуясь случаем, в стане Нарышкиных снова решили указать царевне, кто в стране правитель. Петр отказался подписывать манифест о наградах за  второй крымский поход. С большим трудом, после многочисленных просьб  Софье все же  удалось  его уговорить и утвердить манифест. Но  когда Голицын и его приближенные явились в Преображенское благодарить царя Петра  за награды, то Петр отказался принять их. Софья была оскорблена тем, что Петр отказался «по-царски» принять возвратившегося из Крыма триумфатора князя Василия Голицына. Вечером того же дня, после молитвы в Новодевичьем монастыре, Софья выражала свое возмущение действиями мачехи Натальи Кирилловны  сопровождавшим ее стрельцам, которые уверяли царевну в своей преданности, особенно усердствовал Стрижев, заявлявший, что царицу надо убить.
4 августа слух об этом событии дошел до Петра, и когда Шакловитый явился к нему в Измайлово на именины царицы Евдокии  Лопухиной,  царь потребовал выдачи Стрижева. Шакловитый отказался, и его тут же арестовали до следующего утра. В тот же вечер,  Петр уехал в Преображенское, в свою штаб-квартиру, где под охраной своих потешных полков он  чувствовал себя в безопасности. Отношения между лагерями Петра и Софьи накалились, каждая из сторон ожидала выступлений противной партии, готовилась к отражению атаки, принимала меры к самообороне и для перехода в наступление.  Страх, что Петр со своими потешными войсками ворвется в Москву и произведет переворот, заставил идти Софью на крайние меры.  Сторонники Софьи подготовила подметное письмо, и оно появилось в царских хоромах «на верху». В нем предостерегали царевну, что ночью с 7-го на 8-е августа  из Преображенского явятся «потешные» царя Петра для «убиения» царя Ивана Алексеевича и всех его сестер.
7 августа царевна Софья велела Федору Шакловитому собрать как можно больше своих людей в Кремль. В Москве, где каждому уже было известно содержание подметного письма, ожидали, что царь Петр ночью ворвется со своими потешными полками в Кремль, чтобы убить царевну, брата царя Ивана и захватить власть. Вечером  Шакловитый собрал четыреста стрельцов с заряженными ружьями в Кремль, а триста поставил на Лубянке по дороге на Преображенское. Его помощники дали указание  стрельцам, что следует идти «великим собранием» на Преображенское и побить «медведицу», старую царицу Наталью Кирилловну (ей было 38 лет), а «если сын станет заступаться за мать, то и ему спускать нечего». Царевна Софья, собиравшаяся идти  в Донской монастырь, осталась в Кремле. Пятисотный Стремянного полка Ларион Елизарьев с семью другими стрельцами решили  предупредить Петра о замыслах  Шакловитого и отправили своих двоих, Мельнова и Ладогина. Напуганный Петр той же ночью бросился в одной рубашке из Преображенского, оставив мать, беременную жену Евдокию и своих «потешных», и умчался  в Троице-Сергиев монастырь.
8 августа утром в Москве стало известно  о бегстве царя к Троице. К нему  из Преображенского прибыла туда мать, жена, преданные бояре, потешные полки и стрельцы Сухарева полка.  Петр Елизарьев со своими стрельцами и полковник Циклер, прежде самый ревностный сторонник Софьи, как  только до них дошла  новость, тотчас уехали из Москвы к Петру и объявили ему, что Шакловитый подговаривает стрельцов на «убиение» царицы Натальи и приверженных. Ранним утром Софья в сопровождении отряда стрельцов пошла на службу в Казанский собор, и только по возвращении ей сообщили о бегстве Петра из Преображенского. Софья срочно стала принимать  меры по охране города: расставила караулы по Земляному городу и приказала все грамоты, какие будут от Петра, доставлять к ней. Собрав у себя полковников, она пригрозила им, что отрубит им головы, если они пойдут к Троице.
9 августа от имени Петра старшему брату, Ивану, и правительнице Софье была направлена грамота, потребовавшая объяснений причин скоплении стрельцов в Кремле 7-8 августа. На что Софья ответила, что просто  намеревалась отправиться в Донской монастырь и собрала отряд для сопровождения. Возникло два вооруженных лагеря: один находился в Кремле, где в распоряжении Софьи находились стрелецкие полки (около 20 тысяч человек), а другой - в Троице-Сергиевом монастыре, около которого собрались потешные полки и прибывшие отряды стрельцов (около 1,5 тысяч).
Но, несмотря на перевес в численности ратных людей, в стане Софьи понимали, что с каждым днем это преимущество будет исчезать. В стране все считали, что по всем законам и обычаям царь Петр должен приступить к самостоятельному правлению, а царевна София должна добровольно отойти от государственных дел и прекратить опеку молодых уже совершеннолетних царей. Походы на крымских татар (1687, 1689) обернулись крупными потерями в войсках и не принесли никаких результатов, кроме сокращения денежных средств в казне, но преподносились как крупные и щедро вознаграждаемые победы, что вызывало недовольство многих. Стрельцы не могли забыть, как обошлась Софья с князем Хованским и поддержавшими ее староверами, бояре и помещики были недовольны ее распоряжением относительно сбежавших во время смуты крестьян и холопов. Духовенство было против союза  со Священной лигой, выступало против нахлынувшей волны иноземцев - иезуитов, протестантов и католиков - и против проникновения  латинский культуры в русский быт. В целом, патриархальная страна Московия была настроена против дальнейшего правления женщиной, царевной Софьей,  и предпочитала вернуться к обычному порядку, когда у власти находился царь.
 13 августа Софья решила, что из создавшейся ситуации лучший выход для нее -  примирение со сводным братом и обсуждение условий ее ухода с поста правительницы.  В этом  направлении она предприняла несколько шагов. К Троице был отправлен боярин Иван Борисович Троекуров с поручением уговорить Петра вернуться в Москву, но его миссия не принесла успеха. Боярин Петр Иванович Прозоровский, дядька» царя Иоанна, прибывший в Троицк с таким же поручением, но исходившим  от царя Иоанна, вернулся из монастыря также ни с чем. В этот момент царевна предположила, что уговорить Петра пойти на мировую, может только патриарх Иоаким. Но, как только патриарх оказался в Троице, он перешел на сторону Петра.  Переход святителя на сторону Петра в глазах очень многих служил доказательством неправоты дела царевны. Можно сказать, что именно в этот момент для большинства стало очевидным, что дело Софья проиграла.  Возможно, такую грубую ошибку в момент противостояния Софья допустила из-за отсутствия своего главного советника князя Голицына, который, не одобряя ее действия, оскорбленный уехал в свое имение.
 16 августа от Петра пришла грамота во все стрелецкие полки, чтобы к 18 августу к нему явились в Троицу все полковники и начальники с десятью рядовыми стрельцами от каждого полка для важного государева дела. Царевна Софья в ответ собрала стрелецких начальников и запретила исполнять это повеление под страхом смертной казни, а царю Петру отправили грамоту с извещением, что  исполнить его просьбу невозможно.
 27 августа царь Петр, не дождавшись стрельцов, послал новую грамоту в Москву с приказанием явиться к нему всем полковникам и начальным людям с десятью рядовыми из каждого полка, да сверх того  из всех московских сотен и слобод - всем старостам с десятью тяглецами,  а  за непослушание была обещана смертная казнь. Большая часть войск повиновалась законному царю, пять полковников, много урядников и рядовых стрельцов отправились к Троице.  В этот день царевна решилась на последний шаг, после молебна в Успенском соборе и посещения Воздвиженского и Чудова монастырей она сама в сопровождении бояр и стрелецкого полка отправилась к Троице, надеясь заключить с братом мировую и понимая, что лично ее брат не посмеет тронуть.
30 августа в пути получила от спальника Петра Ивана Даниловича Гагина предписание вернуться в Москву. Софья не подчинилась и продолжила свой путь. В селе Воздвиженском,  в 10 километрах от Троице-Сергиева монастыря, к ней прибыл от Петра боярин И.Б. Троекуров. Он, бывший ее доверенным лицом,    разъяснил ей ситуацию, что в случае невыполнения требования вернуться в Москву с нею и с ее войском поступят «нечестно» (как с наступающим неприятелем), и что при приближении к Троице ее войско будет обстреляно из монастырских  пушек. Царевне пришлось вернуться.
В Троице-Сергиев монастырь по вызову Петра прибывали один за другим полковники и начальники полков с подчиненными им солдатами и стрельцами. Там стрелецкие начальники сообщили царю о тайных совещаниях, созванных Шакловитым, о его заговоре и о намерении убить Нарышкиных. Царь дал указание арестовать Шакловитого.
 31 августа Софья возвратилась в столицу, заявив стрельцам: «Чуть меня не застрелили. В Воздвиженском прискакали на меня многие люди с самопалами и луками. Я насилу ушла и поспела к Москве в 5 часов».
1 сентября в Москву из Троицы прибыли стрелецкие полковники Нечаев и Сергеев, требовать выдачи Шакловитого, Медведева, Петрова и других сторонников Софьи. Царевна вспылила, едва не сняла Нечаеву голову. Выйдя на Красное крыльцо, она сказала стрельцам:
«Письма, что привезли из Троицы, составлены ворами. Как можно выдавать людей? Они под пыткой оговорят других, людей добрых; девять человек девятьсот оговорят. Злые люди рассорили меня с братом, выдумали какой-то заговор на жизнь младшего царя; из зависти к верной службе Федора Шакловитого, за то, что он день и ночь трудится для безопасности и добра государства, они очернили его зачинщиком заговора. Я сама хотела уладить дело, узнать причину козни и приехать к Троице, а брат, по наущению злых советников, не допустил меня к себе и не велел туда ехать, и я воротилась со стыдом. Сами знаете, как я управляла государством семь лет, приняв правление в смутное время; под моим правлением заключен честный и твердый мир с нашими соседями христианскими государями, враги веры христианской приведены в ужас и страх нашим оружием. Вы, стрельцы, за вашу службу получили важные награды, и я к вам всегда была милостива. Не могу поверить, чтобы вы стали мне неверны и поверили измышлениям врагов мира и добра! Они ищут головы не Шакловитого, а моей и моего брата Ивана. Я обещаю вам награду, если останетесь мне верны и не будете мешаться в это дело, а те, которые будут не послушны и начнут творить смуту, будут наказаны. Помните: если пойдете к Троице, здесь останутся ваши жены и дети». Стрельцов и служилых иноземцев поили вином, даже Нечаеву поднесли водки.
Софья отчаянно продолжала бороться за власть, она обращалась к посадским, к служилым, дворянам и боярам за поддержкой, жаловалась на Петра, на Нарышкиных и на Бориса Голицына. Софья обвиняла их в злых умыслах против нее. Угрозы и обещания наград были перемешаны в ее пылких речах с перечислением своих заслуг. Но  удержать в повиновении солдатские и стрелецкие полки она уже не могла.
4 сентября в Троицу  прибыли все служилые иностранные офицеры во главе с генералом Гордоном. Переход иноземцев изменил ситуацию в противостоянии, лагерь Петра стал по своей готовности к бою превосходить оставшиеся московские полки.  Иноземцы арестовали помощников  Шакловитого,  которые подговаривали стрельцов выступить против Нарышкиных,  и привезли их в монастырь. В своих преступных намерениях соучастники в заговоре сознались под пытками.
 6 сентября  толпа стрельцов явилась перед дворцом и стала  требовать выдачи Шакловитого, угрожая бунтом. После долгих размышлений и воздействия бояр, во избежание бесполезной борьбы царевна согласилась выдать своего фаворита. На дыбе после первых ударов кнута Шакловитый признался в замыслах убийства матери Петра и его сторонников. Его и двух его самых близких сообщников приговорили к смертной казни.  Шакловитый показал на Василия Васильевича Голицына, как на соучастника в «злонамерении». Вечером, в тот же день,  к Троице был доставлен князь В.В. Голицын с несколькими думными людьми.  Главный руководитель партии Нарышкиных Борис Голицын, используя свои связи,  спас жизнь своего двоюродного брата.
7 сентября издан был указ об исключении имени царевны Софии из титула, она официально перестала быть правительницей. Иностранные дипломаты срочно отправили в свои страны донесения, что в Москве отныне царствует царь Петр.
9 сентября князя Василия Голицына  пригласили  во дворец вместе с сыном Алексеем. Думный дьяк прочитал ему приговор, по которому он лишался боярства и вместе с сыном и семьею ссылался в Каргополь за «дурные» распоряжения во время крымского похода, причинившие разорение государству и отягощение народу. Боярина Неплюева осудили на ссылку в Пустозерск за «дурное» управление в Севске, где он прежде был наместником; Змеев был удален в свои костромские вотчины; прочих простили. Василий Голицын отбывал ссылку сначала в Каргополе, а затем в Яренске. В 1696 году его перевели в Пинежский волок, расположенный по пути из Холмогор в Архангельск. О жизни Голицына в ссылке почти ничего не известно. Спустя почти четверть века всеми забытый князь Василий Васильевич Голицын скончался.
 11 сентября против Лавры, у большой дороги, вывели преступников на смертную казнь при большом стечении народа. Шакловитому отрубили голову топором. То же сделали стрельцам Обросиму Петрову и Кузьме Чермному. Полковнику Семену Рязанцеву велели положить голову на плаху, потом смертный приговор отменили, били кнутом, отрезали язык и сослали в Сибирь. Такому же наказанию подвергли еще двоих. Третий близкий к Софье человек - Сильвестр Медведев - бежал к польской границе, но его схватили и отправили в Троице-Сергиеву лавру, там его расстригли, пытали и казнили.
Петр отправил к старшему брату письмо, в котором заявлял, что им обоим, будучи в совершенном возрасте, пора править государством самим, а не дозволять третьему лицу, (сестре), вмешиваться в правление. «Теперь, государь братец, настает время нашим обоим особам Богом врученное нам царствие править самим, понеже пришли есми в меру возраста своего, а третьему зазорному лицу, сестре нашей, с нашими двумя мужескими особами в титлах и в расправе дел быти не изволяем . Срамно, государь, при нашем совершенном возрасте, тому зазорному лицу государством владеть мимо нас». Со своей стороны Петр обещал почитать старшего брата, как отца. Больной царь Иоанн  не возражал и признал первенство за Петром. Царь Иоанн при правлении Нарышкиных  пользовался прежними почестями. Так как тяжелые недуги не позволяли ему заниматься активной деятельностью, он полностью вверил государственное управление брату, а сам предавался молитве и посту. Царица Прасковья Федоровна  Салтыкова родила ему пять дочерей. В 27 лет его разбил паралич, он почти ослеп и выглядел дряхлым стариком. Умер он  на 30-м году жизни (1696).
 Петр и его сторонники взяли полностью под свой контроль все войска в Москве. Стрельцы вышли встречать ехавшего в Москву царя, в знак покорности легли вдоль дороги на плахи с воткнутыми топорами и громко просили о помиловании.
Через несколько дней был отправлен в Москву боярин Троекуров с повелением Софье переселиться в Новодевичий монастырь. Софья несколько дней упрямилась и успела еще переслать письмо и деньги своему другу Василию Голицыну. В конце сентября она под стражей была отправлена в Новодевичий монастырь. Для нее были отделаны и отлично убраны несколько келий, окнами на Девичье поле. Ей позволили держать при себе свою кормилицу, престарелую Вяземскую, двух казначей и девять постельниц. Из дворца отпускалось ей ежедневно определенное количество разной рыбы, пирогов, саек, караваев, хлеба, меду, пива, браги, водки и лакомств. У нее были все удобства жизни, необходимые для особы, привыкшей к роскоши. Она ни в чем не нуждалась, только ей не было  позволено выезжать за монастырскую ограду.  Для «крепкого ее содержания» у монастыря был поставлен караул из солдат Семеновского и Преображенского полков под начальством князя Ф. Ю. Ромодановского. Царицам и сестрам царевнам было дозволено  посещать ее  в любое время, но с посторонними ей запрещалось встречаться и разговаривать. Она могла свободно ходить внутри монастыря, участвовать в храмовых праздниках. Вдова царя Федора, Марфа Матвеевна, и супруга царя Ивана, Прасковья Федоровна, очень редко посещали Софью, но сестры царевны ее часто навещали и вместе втихомолку жаловались на свою судьбу. В Новодевичьем монастыре  Софья  провела в монастыре около 16 лет и скончалась в  1704 году, 47 лет отроду.