4.12. РЫЧАГИ СТРАТЕГЕМ СЕТ-ХА
Он верно всё рассчитал и исполнил, этот мудрый Сет-Ха. Через две тысячи годовых циклов материк серых наполнился многочисленным народом, энергичным, здоровым и голодным. Во всех семьях грау-туман рождались, как им велела Главная Книга, всё новые и новые дети. Они были любимы, они были ожидаемы и востребованы, потому что так желала Книга, и так хотел Великий Сет-Ха! Только для них уже не хватало ни жизненных ресурсов, ни жизненного пространства, и не проявлялось никаких привлекательных перспектив. Им стало очень тесно! И с каждым новым поколением их становилось все больше и обстановка ухудшалась и ухудшалаь.
Эти нищие, лишенные будущего, дети народа Грау, с завистью и ненавистью смотрели на полупустые материки, занятые белым народом, живущим богато и спокойно. Решение могло быть только одно, и выход был только один – отнять у них территории и все богатства.
Решимость-то была, и готовность к жертвам, в общем-то, была, но не было возможностей! Потенциалы их государств были не равны. Хоть и придумал мудрый Сет-Ха, как догнать и перегнать ненавистного врага, да только время превосходства, или хотя бы паритета, ещё не пришло.
Вот и безотказная, наработанная веками сотрудничества схема получения неограниченных объёмов национального продукта горан - ископаемых минералов и металлов, вдруг стала давать сбои. А это означало появление нового неожиданного и враждебного фактора, который обещал, что темпы роста ещё вчера бурно растущей экономики государства Грау теперь сильно, или даже безнадежно, замедлятся.
* * *
Ещё в те времена, когда не было на Туме двух противостоящих государств и двух враждующих народов, когда Сет-Ха ещё не оторвал один континент со всем его населением от всей остальной планеты, уже тогда мудрый Иерарх, ведомый своим Наставником, отыскал формулу успеха во взаимоотношениях с горанами. А секрет этой формулы был гениально прост – грибница, живущая в симбиозе с красным высокогорным лишайником. Только нужно было знать, как правильно обработать её, чтобы стала она драгоценным товаром…
И грибницу, и лишайник, и сам способ выработки, открыл юному тогда послушнику Сет-Ха один из младших лаборантов горной обители Теп-Сей, послушник с именем, зовущим в путь, на диалекте грау. Звали его – Гуа-До, и это было странно, если не сказать больше, потому что этот несчастный был от рождения безнадежно болен и едва мог передвигать своё измученное болезнью тело.
Врачи, сразу по рождению малыша, отказали ему и его родителям в какой-либо надежде. Они предлагали оставить мальчика в больнице, и позаботиться о его эвтаназии, но юная и весьма простоватая мамочка, конечно же, «спасла» его. Спасла, чтобы через пару лет избавиться от него, безнадёжного инвалида, мешающего мамочке устраивать свою личную и такую единственную жизнь. Не стесняемая какой-либо моралью и не обременённая совестью, она сделала просто: подбросила его к воротам монастыря Теп-Сей. И рассуждала-то она также просто: мол, а для чего ж они и нужны-то, эти монастыри, как не для таких дел: замаливать чей-то грех, и спасать чью-то жизнь.
Здесь несчастного Гуа-До и нашли выходящие на утренние работы послушники. А соседям своим добрая мамочка со слезами на глазах сообщила, что умер, мол, её любимый сынок, как и предсказывали лекари. Ну а тем-то что, ну, умер и умер…
Милосердные братья принесли несчастного в свою обитель, выходили его, как могли, назвали его мудрым именем – Гуа-До, имея в виду, что у каждого живущего свой путь и своё назначение. И путь этот надо пройти, и назначение своё исполнить – так говорили мудрые книги… так и они понимали свою жизнь. Какой послан путь, такой и следует прожить, сколько отпущено ему – решили они, - столько и будет он им братом, - и стали его растить.
А мальчик был не глуп. Болезнь не повредила его разум, но тело его было не пригодно для жизни, и потому он жутко страдал от нестерпимых и ежедневных болей. Его, конечно, пытались лечить, да только не было лекарства от его болезни, и Судьба уверяла несчастного каждый день - ты должен был умереть. И сам мальчик был согласен с приговором, но смерть почему-то не приходила к нему. Может быть, потому, что он что-то значил в Книге Судьбы? Или в чьих-то очень дальновидных планах он должен был жить, чтобы совершить нечто важное? И он жил и страдал, страдал и потихоньку рос…
Тяжка бывает судьба, но это – Судьба.
В келье со своим стареньким духовником он подрос, и был уже в том возрасте, когда мальчик обнаруживает, что он – мужчина. Непереносимые мучения, а более того, страдающая гордость, вынудили его самостоятельно искать спасение или хотя бы облегчения положенью своему. Благо, что сердобольные братья позволяли ему трудиться по мере сил, в лаборатории обители. Вот и Гуа-До, перепробовав все известные ему лекарства, принялся экспериментировать, испытывая на себе всё, что ни приходило в голову. Чего он только не испытал, и однажды ночью, как в таких случаях часто бывает: решение пришло к нему во сне. Само. Но он всегда уверен был, что кто-то сообщил ему о никому не ведомом ранее рецепте получения лекарства из грибницы.
И Гуа-До, как и всякий утопающий, ухватившись за соломинку надежды! Он проводил ночи и дни в своей лаборатории, опробовал мыслимые и немыслимые схемы и сочетания обработки всевозможных исходных материалов. Менялись пропорции, менялись компоненты и условия их соединения – беспрерывно шёл поиск, отчаянный и упорный. И цена вопроса была – жизнь.
У него получилось! Однажды ночью, зелёный от недосыпания Гуа-До, завершил очередную серию экспериментов и терпеливо дожидался, когда остынут полученные в этот раз образцы. Уверенности не было никакой, но терпение было главным его качеством, тем самым, которое помогало ему выжить.
Послушник сидел на своём, специально для него изготовленном стуле – единственном, где было ему удобно, и предавался печальным размышлениям. Надо сказать, что весёлых у него никогда ещё в жизни и не было, потому что повода для того не представлялось. И в этот раз, он сидел как обычно, скрючившись в неестественной для всех остальных, но удобной для него позе, и пытался в который уже раз понять: где же ошибка? Почему не увязывается один из главных постулатов религии – о милосердии, любви и доброте Бога-Отца к детям своим, с действительностью! Почему его судьба опровергает напрочь этот постулат! В чём он виноват, или, может быть, его мать, или кто-то ещё? И почему же с него спрашивают за то, в чём он сам не был виноват? Эта горькая тема в размышлениях Гуа-До в последнее время занимала главное место. И совсем не обида была поводом для таких размышлений. Он хотел знать истину.
Что-то здесь, с этим постулатом, было не так… Не увязывалось.
- Если я не виновен перед Богом и перед этим миром, то за что я наказан так? Я не мог быть виновным ни перед кем, ведь я только и сделал, что родился на этот свет. И родился уже таким. Тут что-то не так, – в который раз всплывало в голове это надоевшее резюме…
- Или постулат этот не верен, или вовсе не мы Его дети. А если не мы Его дети… если Он не считает нас своими детьми, то кто же они? – он задумался, и даже как будто задремал, но вдруг:
- Ангелы!! – осенило его. – Ангелы и есть истинные дети Создателя! А мы - мы так… расходный материал. Он, Господь наш, просто не замечает нас, как мы не замечаем ту мелочь, что мир этот строит. Тех, что своим непрестанным трудом создавали здесь почву, пригодную для процветания живущим, тех, что создали для нас атмосферу, не осознавая того, тех, что являются первым звеном этой длинной цепи, в которой мы, вероятно, одно из многих звеньев… и не самое главное!
Сформулировав мысль и соглашаясь с самим собой, Гуа-До покивал головой и даже похвалил себя за логичность мышления.
- Господь наш, – продолжил свои размышления послушник, – Он, верно, математик больших чисел, Ему неважно движение и судьба каждой молекулы или жалкой букашки. Но важно общее направление движения всей системы! Ему важен общий вектор движения! – довёл, наконец, свою мысль до результативной части довольный Гуа-До.
Он был весьма горд качеством полученного продукта своей умственной деятельности. Даже слегка улыбнулся, представив, какой переполох поднялся бы в их монастыре, заяви он такое вслух. Это его открытие, стоит его обнародовать, ведь ни что иное, как неизбежная трансформации устоев церкви, или даже - страшно сказать! - разрушение главных постулатов и основ нынешней религии. Такое заявление было бы слишком болезненно для церкви, где всё намертво срослось, как в древнем тысячелетнем строении. Выдерни один важный камень – и всё повалится.
Может быть так, а может и не так. Ведь, если систему устраивает положение дел, равновесие сил, стабильность – то никакой силой её не опрокинуть. Она будет свирепо сопротивляться, даже отрицать очевидное. И он, конечно, понимал всё это, но, хотя его и подмывало поделиться своим открытием с кем-то, Гуа-До не собирался предпринимать ничего такого, что нарушило бы устоявшееся существование обители и её обитателей, бывших добрыми к нему, и давших ему, никому не нужному калеке, возможность жить…
Покончив с этой темой в ранге благородного победителя, он вернулся к своим образцам. Они уже остыли и были готовы к проверке. Какое-то время послушник с любопытством и надеждой рассматривал зеленовато-бурую густую массу, лежащую перед ним в лабораторной посудине.
Он опять спросил себя, (или не себя, а того, неведомого и невидимого, который, как ему всегда казалось, стоит за его спиной) ну, как? То это или не то? И внутри него что-то шевельнулось, какое-то странное чувство… он прислушался к нему и понял – это уверенность в успехе! Твёрдая и бескомпромиссная. Откуда она взялась, а может, и вправду ему ответили – кто знает? Но случилось, пришла, и он явственно ощутил её.
Его затрясло мелкой дрожью, и стало так сухо во рту, что язык, как деревянный, перестал его слушаться. Гуа-До, трясущимися руками схватил кувшин с водой, отхлебнул оттуда, а потом, подцепив пальцем кусочек полученной массы, отправил её в рот. И сразу же почувствовал – попал! Попал точно в цель. По всему телу его разлилось блаженство, какого он никогда, до этого дня, не знал. Его, множество раз проклятое им, тело, никогда не знало состояния, когда бы не было больно. О-о, она была разная: на вкус и на цвет, на восприятие и по ощущениям… Он был большой эксперт в этом деле. С болью он родился, с ней ложился спать, просыпался, ел, думал – он так привык к ней, к своей боли, так свыкся с ней, что иного состояния просто не знал…
И вот оно – чудо! Свершилось!!! Оказывается, что бывает, когда её – не бывает! Сначала он так подумал. Потом несколько раз повторил вслух, и вдруг ему стало так смешно от этой несуразной фразы, так ему стало весело и легко, что он впервые в своей жизни – захохотал. Вообще-то, он этого не умел, поэтому у него не очень-то и получилось. Звуки, издаваемые им, скорее походили на лай животного. Но он продолжал безудержно хохотать, ведь никто его не слышал, а ему так хотелось это делать. Впервые в жизни, до слёз, до ик-коты… и он был в этот момент совершенно счастлив!
Нельзя сказать, что лекарство так уж лечило его страшный недуг. Всё в его организме было искривлено и перекручено невероятным образом, и такое никому не под силу исправить. Однако облегчение и освобождение от мук при приёме нового лекарства наступало мгновенно.
И ему впервые показалось, что жизнь… улыбнулась ему.
* * *
Новый послушник монастыря, юный Сет-Ха, только что прибывший вместе с новоиспеченными монахами, с первых дней появления своего в монастыре Теп-Сей пугал других послушников жуткими ночными криками и зубовным скрежетом. У него часто случались припадки, похожие на падучую. Вот его и подселили в отдалённую келью с Гуа-До, а третьим с ними был их старик-духовник. Так они и жили: два больных ребёнка и старик. Он, старый и мудрый, подошедший к порогу своей жизни, помогал им, чем мог: утешал их души и укреплял дух, обучал их искусству терпеть и идти к выбранной цели. А они помогали ему чувствовать себя нужным, доживая свои последние дни.
Однажды, после очередного тяжкого припадка, обессиленный Сет-Ха тихо плакал под одеялом. Пожалел его собрат по несчастью, этот исковерканный и перекрученный, как больной корень, послушник-лаборант, имя которого, в насмешку или в подсказку, означало - Путь. Пожалел малыша и поделился своей тайной и толикой благодатного лекарства.
Лекарство, получаемое им из грибницы, было как будто универсальным. Когда бывало больно – оно снимало боль, когда становилось грустно – разгоняло тоску, а когда одолевали болезнь или слабость, оно давало силу. И ещё, оно всегда давало спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. Ведь, что бы ни случилось – всё можно пережить, если оно рядом, если оно есть!..
Да, секрет этот дорогого стоил! Особенно, если знать, как его применить. Очень благодарен был Сет-Ха товарищу своему по несчастью, мальчику-калеке, которого никто никогда не любил. Который даже не знал, что такое любовь, но который всё знал о боли.
И неизвестно почему: по стечению ли обстоятельств, во исполнение ли чьих-то планов, а может, и от своей болезни, но только умер внезапно монах-лаборант и был похоронен он, как и все, на монастырском кладбище. А единственным обладателем чудесного секрета оказался юный, набирающий силу, Сет-Ха.
4.13. ПРОНИКНОВЕНИЕ В НИЖНИЙ МИР,
ИЛИ ПЕРВЫЙ ШАГ К ГОСПОДСТВУ