Выбирай!

«В мире, где правит страх,
Чувства сжигая в огне костра,
Делая ход, ты поймешь,
Что устал бояться…
Время пришло, теперь выбирай!
Белое – черное, ад или рай
Прочь убежать или в битву ввязаться смело.
Страшно когда стоишь у черты,
А за чертою такой же как ты,
Только с огнем в глазах – его выбор сделан!»
Алексей Шелыгин «Его выбор сделан».

Почему люди считают, что одиночество – это плохо? Почему все время вмешиваются в мою жизнь, прикрываясь дружбой, симпатией? Почему заставляют куда-то тащиться невесть зачем?
– Ириш, поедем… ну поедем… – уговаривала Анька, так похожая на куклу Барби: те же тугие, золотистые локоны, то же кукольное личико и фигурка модели, даже плащик, цвета ранней зари, Барби под стать.
А самое главное – ее слова, ее глупая убежденность, что «так правильно». Да ни черта не правильно!
– Ну нельзя так, слышишь? Ты совсем дикая стала. Поехали! Игорь давно нас в свой Поток зовет, говорит, красиво там осенью, и посмотреть есть на что. Поехали, развеешься, отдохнешь. Обещаю, будет весело!
Весело? Как они не поймут, что я не люблю когда «весело». Я люблю тишину сонных аллей, шелест падающих листьев, полумрак, теплый дождь без ветра. Как сегодня за окном кафе. Я люблю утонувший в парках родной город и одиночество.
– Ира!!!
Кофе почти закончилось, на ободке кружки размазались следы черной помады, рассыпались по блюдцу крошки шоколадного буше, складываясь в смутно похожий на тучу рисунок.
Мне тут душно, я хочу на улицу, подальше от назойливого голоса Димы Билана и от ждущей ответа Ани.
Глупые они с Игорем. Решили, что у меня неизвестно откуда взявшаяся депрессия, что меня надо спасать. Бред, нет у меня никакой депрессии. Я всего лишь дико устала и хочу отдохнуть. Ото всех. И от Игоря с Аней – тоже.
Но у меня не было сил спорить, потому я ответила «да», схватила зонтик и вышла из кафе. Счастливая Аня меня не останавливала.
А на улице был дождь, долгожданный покой и серое одиночество. Наконец-то!

Бабье лето, как всегда, радовало золотом, пауками и теплой погодой.
Я стояла между кустом акации и черным Audi и равнодушно смотрела, как Игорь пакует в багажник мой чемодан. Сидящие на скамеечке престарелая соседка с подружкой заинтересованно посматривали в нашу сторону, перешептываясь. Обговаривали. Как всегда.
– Ира, опять грустишь, – начала приставать вездесущая Анька. – Улыбнись.
Боже… Но Ане не объяснишь, хоть я и пыталась, не раз. Потому теперь, чтобы отвязаться, улыбнулась.
– Это не улыбка!
В голосе Ани промелькнула нотка обиды. Мягко закрылся багажник.
– Ира, ч-и-и-з!
Щелкнул фотоаппарат, запечатлев фальшивую улыбку на фоне родного подъезда. Игорь сунул фотоаппарат мне под нос, показывая снимок. Банально. Тонкая брюнетка в черном, скучающее выражение лица, подобие улыбки на губах. Я и не я.
– И все же красивая ты, Ирка, – присвистнула Аня. – Мужики так и падают штабелями…
Дела мне нет до этих мужиков… оставили бы в покое, а? На черта мне экскурсии, фотографии, смешинки.
«Иришка, чиз!»
«Иришка, встань в позу!»
«Иришка, какой фон отличный, дай я тебя сфоткаю!»
«Да улыбнись ты, ты что, улыбаться не умеешь?»
Сахар, блин. Сплошной блондинистый Анькин сахар. И зачем я это терплю, скажите на милость?
Сама не знаю… но с Анькой мы с самого детства дружим. Может, потому и дружим, что столь разные? Как два полюса – она плюс, а я – минус.
А Игорь? Он тоже… минус. Шикарный брюнет, высокий, ироничный. Слишком умен. Слишком уверен в себе, чтобы клюнуть на нечто вроде Аньки, Игорю нужно большее. Искуситель, чтоб его! Столь хорош, что временами ловлю себя на мысли – я Аньке завидую. И тогда мне становится стыдно.

Я послушно уселась на заднем сидении. Аня со смехом плюхнулась на переднее.
– Ремень пристегни! – приказал Игорь, выводя машину из лабиринта многоэтажек, дворов и детских площадок. Аня неохотно подчинилась.
Когда мы выехали на главную дорогу, пошел дождь. Забили по стеклу тугие капли и краски золотой осени начали стремительно становиться ярче, а асфальт – темнее. Даже пробегающие мимо девятиэтажки как-то незаметно похорошели, сменив грязный наряд на жемчужно-серый.
Мне стало скучно и, надев наушники, я щелкнула кнопкой плеера.
– Что ты слушаешь? – внезапно спросил Игорь.
– Evanescence.
– Гадость какая, – хмыкнула Аня.
– Тебе очень подходит эта музыка, – моей подруги Игорь, казалось, не услышал. Мужчины… Анька его девушка, а я так, приблудная, откуда столько внимания к моей особе? На Аньку бы смотрел!
Машина остановилась на светофоре.
– Почему подходит? – у меня не было желания поддерживать разговор, но и невежливой я быть не хотела.
Красный свет моргнул, еще раз, сменился сначала на желтый, потом на зеленый, машина плавно сорвалась с места.
– Она тоже… грустная. Как и ты.
Я промолчала, глядя, как пробегает под мостом рябая от дождя Двина. Темное небо прошила на миг ниточка молнии. Audi, подчиняясь опытной руке шофера, бесшумно скатилась с моста и вылетела на автостраду.
– Я тоже люблю Evanescence, – прервал тягостное молчание Игорь. – Она напоминает мне старую историю… грустную.
– Не думала, что ты любишь грустные истории…
– Почему бы и нет? – пожал плечами Игорь, сменяя полосу. – Ты знаешь, в Потоке есть замок. Не очень большой, но все же, – Игорь порылся в бардачке и нашел два путеводителя – для меня и для Ани. – Купил вам на память. Там есть фотография… кажется, на восьмой странице.
Я без интереса открыла путеводитель в нужном месте и действительно увидела изображение небольшого, изящного здания в обрамлении цветущих каштанов. Завораживает: белоснежные стены, стрельчатые окна, башенки, статуи. И странное ощущение, что все это я уже видела.
– Внутрь никого не пускают, хозяева замка против, – продолжал Игорь. – Замок после перестройки вернули наследникам семьи, которой он принадлежал до войны. Те приехали ночью, в замке закрылись и нос наружу не показывают…
– А название-то какое… «Замок спящего красавца», – с ноткой иронии прочитала Аня. – А это кто, красавец?
Я перевернула страницу, увидев портрет юноши, чуть меня старше, со светлыми кудрями и искрившимся смешинками взглядом.
Почему-то перехватило дыхание и пальцы сами потянулись, чтобы погладить волевой изгиб губ, родинку на левой щеке, знакомую складку между бровями. Только глаза на снимке ярко-синие, а я помнила их другими… карими, с золотистыми искорками. Помнила? Бред какой.
– А чего это он «спящий»? – продолжала допрашивать Аня.
Игорь нажал на газ, пустив машину по прямой ленте дороги. От бешеной скорости закружилась голова, пересохло во рту, и я слепо пошарила по сиденью в поисках бутылки с водой.
Аньке, напротив, понравилось. Тихо засмеявшись, она вжалась в сиденье, попросила:
– Быстрее!
– Думаю, и так достаточно, – бросил Игорь и продолжил. – Знаешь, на счет спящего красавца… рассказывали мне в детстве легенду о двух братьях из замка. Младший со службы домой спешил, несколько дней скакал без отдыха. И так парню пить захотелось, что мочи не было… вот и остановил он коня у деревенского дома, окликнул девушку, что стояла у калитки, а когда она обернулась… Говорят, что есть в мире роковые женщины, в которых влюбляешься с первого взгляда. А она такой была: глазищи в пол-лица, как два омута, ну и утонул в них парень. Девушку через седло, домой, и родителям упал в ноги… мол, жить без нее не может. Родители поначалу не очень хотели безродную принять, да сын не первенец, четвертым был, замок, титул и прочее, все равно брату его достанутся, ну и разрешили.
– Как романтично, – вздохнула Аня.
– Нет там ничего романтичного, – отрезал Игорь. – Девчонка-то ведьмой оказалась. Младшего сына ей было мало, так она старшего охмурила, наследничка, ну и бежали они перед самой свадьбой. Младший, говорят, как ведьму свою потерял, так с ума сошел, продал душу дьяволу, и…
– Что и? – не выдержала паузы Аня.
– Да ничего. Беглецов нашли в задрипанной таверне через месяц, ранним утром, как раз в день рождения старшего. Девчонка сидела на полу и плакала, а наследник спал, да вот только разбудить его так и не удалось. Он проспал еще лет сорок, прежде чем тихо умер во сне. С тех пор так и повелось – старшие сыновья из рода засыпают в день своего совершеннолетия, в двадцать один год.
– Почему не в восемнадцать? – насторожилась Аня.
– Потому как тогда совершеннолетие было слегка позднее. И детей было гораздо больше, да и рожали частенько с интервалом в год. Потому-то старшему брату и было двадцать один, а младшему как раз исполнилось восемнадцать. Но мы вернемся к спящим красавцам, не так ли? Некоторые из просыпаются, но, даже когда проснутся, живут не более недели. Говорят, что это месть младшего сына, который так и бродит по свету, не в силах умереть, и ищет свою ведьму.
– Красивая легенда...
– Да что в ней красивого? – огрызнулся Игорь. – Я ведь знал этого спящего красавца с фотографии, Алешей его зовут… Глупо познакомились. Дураком я был, с друзьями в замок ночью полезли. Хотели посмотреть, что там и как… Закончилось как всегда: что-то хрустнуло, друзья мои сбежали, а я встретился с Алешкой. Странным он мне показался, нелюдимым, но мы как-то незаметно сдружились. Лешка родителей упросил, меня в замок пускать начали… А теперь уже пять лет, как он спит, жаль парня, и не помочь ему никак. Все из-за какой-то бабы…
– Веришь в легенду? – искренне удивилась я.
– А во что еще верить? Даже современная медицина не помогает, объяснить тоже ничего не может. Спит и все. Колдовство какое-то, честное слово. Родители его невесть сколько денег отдали, чтобы сына вылечить, все испробовали: колдунов, святых, целителей, и ничего…
– Грустно, – прошептала я, откидываясь на сиденье, закрывая глаза и погружаясь в звуки «My Immortal».
– И все же, в этом парне нет ничего красивого, – усмехнулась Аня.
– Есть, – ответил Игорь. – Деньги. Титул. Замок.
– И голос… бархатный голос… – прошептала я, и сама испугалась своих слов. Только теперь я вдруг сообразила, что очень явственно представляю себе не только лицо человека с фотографии, но и, к примеру, его фигуру.
Быстро замелькали перед глазами неведомо откуда взявшиеся картинки: белоснежная рубашка, идеально повязанный шейный платок, утопающие в кружевных манжетах ладони, подающие мне бокал, мягкий шелк простыней. Горячие слова, жаркие поцелуи…
– Глупости, – оборвала я неуместные фантазии.
– Странные у тебя глупости, – пробурчала Аня.
Игорь не отзывался, но внезапно мне показалось, что он сжал руль гораздо сильнее, чем это было необходимо.

Когда мы приехали, начался хаос. Игорь куда-то нас тащил, что-то нам показывал, угощал мороженым, прогуливал по набережной. Временами было даже приятно, но к вечеру я устала и выдохлась. Страшно болели ноги, ныло в висках, хотелось спрятаться в собственную норку, но вместо этого я аккуратно опустилась на бордюр фонтана, поглаживая икры, чтобы хоть немного снять усталость с отяжелевших ног.
Бьет по глазам осеннее солнце. Оглушительно журчит рядом фонтан, вторит ему мелодия флейты в тонких руках симпатичного юноши в костюме Пьеро. Красиво играет… грустно. И так не хочется, чтобы та игра заканчивалась.
– Сыграй еще, – сую в протянутую руку Пьеро бумажку. – Сыграй.
Он сминает купюру тонкими пальцами музыканта и чуть улыбается, отчего вздрагивает нарисованная на щеке слезинка, а потом подносит флейту к губам и застывает. Лишь пальцы его нежно гладят тонкий ствол инструмента, творя незамысловатую, грустную мелодию. Я заставляю себя вслушаться в слова Игоря:
– Скоро стемнеет. Сегодня полнолуние, в самый раз, чтобы навестить лабиринт желаний.
Что мне за дело до лабиринта желаний? Краски вновь тускнеют, мир окрашивается в черный, и темное пламя проникает в кожу, добираясь до костей.

Я вижу как наяву старый сон: полная людей зала, глубокое декольте, тяжелое платье и туго затянутый корсет. Слабею… как же быстро я слабею… Я не могу дышать в сжимающей грудь клетке.
Взгляд мой хаотично скользит по чужим лицам и вдруг выхватывает из толпы грустную улыбку Пьеро. От чего так кружится голова? От запаха духов или его внимательного взгляда? А он подходит все ближе, и я вижу темный рубин вина в протянутом им кубке.
Мне нельзя пить… мне столько раз говорили, что нельзя, но я тянусь к вину, как к спасению. Пальцы мои унизаны перстнями, отчего рукам непривычно тяжело. Я не люблю драгоценности, но меня кто-то ими обвесил, как новогоднюю елку… чтобы похвастаться?
Пьеро целует мне ладони, говорит что-то ласково, нежно. Я не разбираю слов, но печаль куда-то уходит, сменяясь светлой грустью. И когда он обнимает меня за талию, увлекая в танец, тело вдруг становится легким, как пушинка, а туго зашнурованный корсет уже не так и мешает…
А потом поздний вечер, веранда, ласкающий занавески ветер и полная луна. Я протягиваю руку и пытаюсь стереть слезинку с щеки Пьеро:
– Это родинка, – усмехается он. – Ее не сотрешь.

– Боже, какая глупость эти легенды, – шепчу я, сглатывая и возвращаясь в реальность, к настоящему Пьеро, Аньке и Игорю. И с чего бы это вспомнился застарелый кошмар, который заканчивался одним и тем же: темное пламя, пожирающее чью-то кожу, обнажающее розоватое, обугленное мясо.
Тихий то ли всхлип, то ли стон, и вновь это хлесткое слово, после которого я все время просыпалась в холодном поту:
– Выбирай!
А теперь вдруг эхом оно повторилось наяву:
– Выбирай! Идем домой или все же навестим лабиринт?
Сглотнув, я встала, стараясь скрыть дрожь. На мгновение мне показалось, что голос во сне был голосом Игоря. Бред, быть этого не может…
Пьеро и неведомый маскарад мне снились с самого детства, а с Игорем я познакомилась лишь месяц назад. Но кажется, что я его знаю уже давно… и уже давно ненавижу. Или люблю?
Не мысли, а сплошные глупости. А солнце уже клонится к закату, окутывая все вокруг красноватым сиянием.
– Кровавый закат, – прошептала я.
– Как раз под стать твоей музыке, не так ли? И твоему настроению, – усмехнулся Игорь.
– Что ты знаешь о моем настроении?
– Может, гораздо больше, чем ты думаешь… Такие как ты любят ныть и жалиться, не ценят того, что у них есть!
Я опешила от его слов. Странный Игорь какой-то сегодня, пугающий.
– Я домой хочу. Устала. Я выбрала.
– Может, все же передумаешь? – голос Игоря, казалось, доносился через вату. – Ходят слухи, что там, у алтаря, можно познать истину, что алтарь появляется только в полнолуние, и что появляется он далеко не всем. Сегодня полнолуние. Давай попробуем.
– Страшно как… – отзывается вдруг Аня.
– Не… романтично, – шепчет ей на ухо Игорь, а смотрит почему-то на меня. И от этого взгляда мурашки бегут по коже. – Что бы ты попросила, Ира?
– Я? – Странный вопрос. – Не знаю… надо подумать.
– Идешь в лабиринт?
– Если вы хотите, – равнодушно пожимаю плечами. Все равно ведь уже решил и не отвяжется. Всегда так было, всегда так будет. Мужчины! – Можем и сходить…
– Ну, не знаю… – в голосе Ани слышится сомнение.
– Будет весело. – Игорь обещающе улыбается и все так же не спускает с меня внимательного взгляда. Не нравится мне все это, очень не нравится.
Зато Анька, напротив, воодушевилась: глаза ее заблестели, щеки покраснели, и, ткнув Игоря локотком под ребра (больно, наверное), она горячо зашептала:
– Я даже знаю, что у него попросить…

– Осторожнее, Ира, – Игорь поддержал меня, не давая упасть, и я прикусила губу: все же его прикосновения мне приятны. И взгляд – глубокий, изучающий – приятен.
Нельзя так, совсем нельзя. Но когда он отпустил мой локоть, стало почему-то совсем холодно и более одиноко, чем обычно. Только обычно одиночество радовало, а теперь…
– Ира, чиз!
Автоматически улыбнувшись, я дала запечатлеть себя любимую в последних лучах закатного солнца. Глаза Игоря вновь сузились, и снова взгляд его показался мне несколько зловещим. Что-то сегодня не то творится… совсем не то. Отняв у Ани фотоаппарат, я пыталась поймать это странное выражение лица Игоря, но не получилось. Он вдруг улыбнулся, не так как я, открыто, подмигнул Ане, и на дисплее фотоаппарата высветилось добродушное, милое лицо на фоне заката.
Романтично, к чертям собачим!
– Кровавый закат, – прошептала я еще раз, смотря на вход в лабиринт.
Это всего лишь причудливо посаженные и постриженные кусты, так почему же я дрожу?
– Боишься?
Мне показалось, или я услышала в голосе Игоря издевку?
– Не лови меня на слабо, друг, я уже вышла из возраста, когда на подобное ведутся.
– А я думал, тебе всего восемнадцать. Только ведешь ты себя как…
– Как кто?
– Кончайте препираться, – нахмурилась Аня, направляясь к входу в лабиринт. Мне почему-то стало жутко. Мигнул последний луч солнца, погладил зеленые стены и погас… стремительно начало темнеть. Да и туч откуда-то набралось слишком много…
– Не видно ничего, идем домой! – еще раз попыталась я.
– Ну уж нет! – насупилась Анька. – Какие домой! Самое интересное только начинается.
– Вот именно, – Игорь ненавязчиво подтолкнул меня вперед.
Потому-то и не люблю я таких, как Анька. Вечно найдут себе неприятностей на пятую точку. Как и Игорь… тихонький с виду, а на самом деле… Что тут происходит?
– Ну же, Ира… – Он тянет за руку. Держит крепко, и не сбежишь же. Розовеет в полумраке плащ Аньки, слышится ее тихий, с ноткой испуга смех. Чего я боюсь?
– Идем искать алтарь… – горячо шепчет он на ухо, и увлекает сначала вправо, потом влево, вновь – вправо. Запомнить бы, но я сбилась со счету и не знаю, как найти дорогу к выходу. Он сам-то знает?
Темно-то как! Едва различаю в полумраке, куда мы идем, и уже сама крепко цепляюсь за ладонь Игоря, боясь остаться в этой темноте одной.
– Почему-то мне кажется, что мы найдем алтарь, – шепчет Игорь, горячо, незнакомо. Он ли это? Неужели пьян? Когда напиться-то успел? – Чего бы ты пожелала, Ира?
Подхватывает за талию, когда я вновь спотыкаюсь. Где-то впереди раздается торжествующий смех Ани.
– Думай! Потом поздно будет!
Что за бред? Почему хочется опрометью выбежать из проклятого лабиринта? Почему пальцы Игоря грубо сжимают запястье, причиняя боль?
– Синяк будет, сволочь! – шепчу я, пытаясь вырваться… и глазам своим не верю.
Стены лабиринта вдруг расходятся, образуя правильную окружность. В центре – поблескивающий в полумраке камень, величиной с доброго быка, а с камня сползает клубящаяся тьма.
В панике я пытаюсь убежать, но Игорь внезапно резко толкает меня вперед, да так, что не удержавшись, я лечу в крапиву, обдирая коленки. Аня бросается ко мне, кричит что-то, только слов не разобрать. Зато Игоря я почему-то слышу отлично:
– Заткнись, дура! Ты мне не нужна!
Звук удара кажется оглушительным. Аня икает, падает на землю рядом со мной и больше не двигается. Ее волосы быстро намокают, по светлым прядям растекается темное пятно.
– Ты убил ее…
– Сегодня я еще никого не убил.
Сегодня? Меня трясет. А он подходит все ближе, опускается рядом на корточки.
– Норовистая лошадка. Всегда такой была. Что же ты вновь сопротивляешься-то, ведьма?
– Вновь? – не понимаю я.
– Не помнишь. На этот раз ничего не помнишь, – сдирает с волос заколку, больно, наматывает пряди на кулак, резко дергает, заставляя запрокинуть голову. – Вспомни! Ну же, вспомни!
– Пусти, урод! – кричу сквозь слезы. – Пусти!
– Не тронь ее, – то ли стон, то ли шепот.
Кажется мне, или это в самом деле чуть светится в темноте белоснежным человеческая фигура?
– Братец явился… – узнаю и не узнаю голос Игоря. – Наконец-то, а мы уже заждались. Чего злишься-то, Алешенька? Что ты сделать можешь, дух ты наш бесплодный? Пье-е-е-ро-о-о… Вечно эксцентричный и непослушный. Думаешь, если в прошлых жизнях меня обскакал, то и тут первым будешь?
– Глупый… зачем? – Знакомый голос… вспомнить бы, где я его слышала, но теперь я могу чувствовать только одно – обжигающий душу страх и инстинктивное желание сжаться в комочек…не двигаться. Может, тогда не заметят? Может, тогда они оставят меня в покое?
– Зачем? А ты не знал, зачем? Куда же тебе, ты – наследничек… а другие побоку. Хоть бы эту девицу мне оставил, так нет, и ее себе заграбастал. Что ж ты, Ирина, меня не выбрала, а? Или четвертый сын князя для тебя, девки, недостаточно хорош?
– Пусти!
– Ага, разбежался! Я за тебя душу продал, а теперь пусти? Да ни в жизнь! Ты была моей невестой, слышишь, моей! Не его! Я тебя так любил, так почему?
– Любил? – закричала я. – Силой забрал в свой проклятый замок и в тот же вечер взял в постель. Не помнишь, как я кричала? Сопротивлялась? Так ты меня любил?
– Выбирай! – Игорь толкает меня к алтарю, да так, что я вновь падаю на колени в мокрую от росы траву. Боль отрезвляет. Руки по локоть утопают в черном тумане, в котором я в ужасе узнаю пламя тьмы из своих кошмаров.
– Выбирай! Здесь и сейчас! Я или он!
Сколько раз так было? Сколько раз я «выбирала»? Да и есть ли выбор?
Выберу Алешу, Алеша проснется… и Игорь даст нам несколько дней счастья, прежде чем убить обоих и начать все сначала. Выберу Игоря, и этот проклятый алтарь свяжет нас узами гораздо более крепкими, чем узы брака. Я себя забуду. Я буду любить Игоря ненормальной любовью, буду равнодушно стоять возле него и смотреть, как он скармливает алтарю новую жертву, чтобы продлить свою жизнь еще лет на десяток. А Алеша будет спать. Не хочу!
– Выбирай! – орет Игорь. – Ну же! Выбирай, я или он!
– Боже, как я устала!
Устала надеяться, что в следующей жизни все закончится. Никогда не закончится. Игорь никогда меня не забудет, никогда не оставит в покое. Он не стареет, не умирает, он будет жить вечно и вечно будет надо мной издеваться.
– Как же я устала.
Алтарь желаний? Врет! Алтарь жертвы. И эта вечная жертва – я.
Страх вдруг куда-то уходит, оставляя после себя пустоту. Хватит бояться!
– Устала… Говоришь, что меня любишь, а мучаешь веками. Душу ради меня продал, зачем? Я тебя никогда не любила… Я… я стала счастливой лишь когда увидела Алешу. Моего Пьеро. И не ради его наследства с ним сбежала, ради него… ты не поймешь. Я не хочу больше, слышишь? Хватит. Не можешь меня забыть? Заставляешь выбрать? Я выбираю – вечную смерть, без новой реинкарнации.
– Ира!
Мне показалось, или они вместе произнесли мое имя? Из-за тучи выглянула луна. Игорь сделал мне шаг навстречу, и лицо его странно исказилось в лунном свете. Будто он что-то хотел сказать, но не успел: пожирающее меня пламя оказалось быстрее. Сначала было страшно, потом больно, и вдруг темно. Все… Боже, все закончилось… Наконец-то.

Я с трудом открыла глаза.
– Ну ты даешь, Ирка, – шептала где-то рядом Аня. Я слышала ее голос, но видела только белоснежный потолок и висящую на нем люстру. Солнечный свет играл на хрустальных подвесках, отражался и бил по глазам, отчего глаза немилосердно слезились и все вокруг то и дело начинало расплываться.
– Три дня проспать. Лабиринт-то хитрый оказался, с грибами какими-то… галлюциногенными. Мне ничего, а ты совсем расклеилась. Врачи сказали тебя не трогать. А Игорь домой тебя забрал. С его деньгами все можно… богатый он, оказывается.
Игорь? Неужели мне все привидилось?
– И этот… красавец спящий, представляешь, проснулся. А что самое смешное – тебе букеты шлет, невестой тебя величает. Игорь устал от журналюк отбиваться… проходу нам, сволочи, не дают.
Значит, не привидилось.
– Как твоя голова? – спросила я.
– А? – смутилась Анька. – Упала в обморок и ударилась. Глупо-то как, но ничего страшного. Правда, крови было много, да. И лабиринт жалко…
– А что с лабиринтом?
– Сгорел, представляешь? Столько пожарных машин было, спасти пытались… это… достопримечательность все же.

Игоря я больше не видела. Я так и не узнала, почему разорвался порочный круг заклятия. Алешка говорил, что Игорь сам его разорвал… потому как не хотел меня терять навсегда. Терять или отпускать?
Глядя на трехлетнего сынишку я страшно боюсь… его совершеннолетия. А вдруг ничего не закончилось? Что еще ты выдумаешь, Игорь, чтобы нас наказать?