У каждого в эмиграции жизнь по-своему складывается, и зависит это, в первую очередь, от самого человека, конечно, от его характера, от его восприимчивости к переменам, от умения адаптироваться ко всему новому, подчас очень отличному от привычного, даже диаметрально противоположному, от способности принимать новое без оценки, без осуждения, а просто как новое и незнакомое, с которым приходится знакомиться, в которое нужно вливаться, раз уж оказался в этой новизне, вдалеке от дома. Кроме этого в эмиграции важны, разумеется, и образование, и профессия, и общий уровень, и социальный статус людей. Всё важно, всё. Как дома важно, так и в эмиграции. Но я сейчас не об этом подумала, а о том, как еще важно, куда конкретно в новой стране человек попал, потому что и это дает определенное направление жизни эмигранта, это во многом определяет весь последующий ход его эмиграции, тональность его эмигрантской жизни.
Я попала в США не самым типичным образом. Семейной эмиграции у меня не было, да и намерения эмигрировать не было. Приехала я сюда в начале 90-х в 23 года без мамы с папой и не к родственникам в Лос-Анджелес, как это часто бывает. Я приехала одна, по студенческой визе – учиться в аспирантуре в совершенно не армянский штат, в самый что ни на есть среднестатистический американский университет, не зная там ни души, надеясь отучиться два года и вернуться домой. В Америке я была и до этого по работе, и хотя страна мне понравилась многим, желания жить в ней у меня не возникло после первой поездки. Так что и в этот раз я приехала на учебу с твердым намерением получить степень и ехать обратно домой. Планы наши редко, однако, сбываются. Вот и у меня всё произошло совсем не по моему плану: вторглись различные обстоятельства (и события 90-х годов в Армении, и личные обстоятельства), и в итоге я в Америке осталась. Но речь сейчас немного о другом.
Первые два года моей жизни в Штатах сложно назвать жизнью в Америке, потому что жила я в университетском городке, училась в большом университете (25 тысяч студентов), общалась со студентами и аспирантами со всего мира. На нашем факультете иностранных языков параллельно со мной учились и преподавали ребята из практически всех стран мира. Я вела русский и английский, а они – свои языки. Среди профессуры у нас было много европейцев-полиглотов. Американцы, которые со мной учились или преподавали мне, были не самыми типичными: все знали несколько языков, все часто бывали за границей, в самой Америке много общались с иностранцами. В общем, я оказалась не в самой типичной Америке. Даже как будто и не в Америке совсем. Америка началась потом.
Получилось так, что за 20 лет жизни в США мне не довелось пожить в армянских или русскоязычных общинах. И сейчас я живу в обычном американском городе в Новой Англии, на северо-востоке США, среди американцев, с большинством которых у меня очень мало общего. Окажись я в свое время где-нибудь в Глендейле или Голливуде, или в русском Бруклине, моя иммигрантская судьба, наверное, сложилась бы по-другому. Не лучше или хуже, а просто по-другому. Периодически, бывая в Лос-Анджелесе и Нью-Йорке, я окунаюсь в жизнь тамошних бывших советских граждан, в ее колорит, в ее специфику, от которых я в своем городе оторвана. Людям, в самом начале эмиграции попавшим в свою этническую среду, трудно понять, как живется в отрыве от нее. Для них мало что изменилось: те же люди, тот же язык, те же страсти, примерно тот же образ жизни, что и дома. Америка живет параллельной жизнью, к их жизни имеющей мало отношения. «Мы в Америку не ходим», как в таких общинах часто говорят. Вот и получается, что есть две Америки: Америка американская и Америка наша, эмигрантская...
***
Середина 90-х, я живу в калифорнийской пустыне Мохаве, на базе ВВС Эдвардс, в двух часах езды к северу от Лос-Анджелеса. Кругом – пустыня: бегают койоты, ползают змеи и пауки, растут причудливые, похожие на кактусы деревья. Над головой летают самые разные военные самолеты, которые здесь испытываются. Я уже к ним привыкла и даже успела на некоторых полетать. Иногда сюда приземляется шаттл. Периодически здесь проводятся зрелищные авиашоу. Народ вокруг – военный, часто с места на место переезжающий. Живу я в офицерском городке, поскольку сама – офицерская жена. Остальные офицерские жены здесь или американки, или филиппинки, или кореянки. Общения у меня с ними особого нет, а уж добрососедских отношений – тем более.
Иногда я езжу к бабушке в Лос-Анджелес. Бабушка, беженка-бакинка, сама там недавно, всё пытается привыкнуть к разношёрстному, разномастному, огромному Лос-Анджелесу, постоянно сравнивая свою новую жизнь с бакинской. В 70 с лишним лет, потеряв дома всё, став беженкой, трудно настроиться на новое и отвлечься от прежней жизни. А в новой жизни всё другое и всё чужое. Хотя какие-то знакомые атрибуты есть: армянский район в Голливуде, армянский кареобразный двор с общими балконами. В середине – бассейн, кругом пальмы. Вот как раз пальмы с бассейном – резкое напоминание о том, что не в Баку и не в Ереване этот двор. А вот если не замечать их, можно даже почувствовать себя снова дома: все соседи всё друг о друге знают, двери не закрываются, происходят ежевечерние общие чаепития или кофепития, нарды, смех, рассказы, сплетни (а как же без них?).
- Тамарa-джан, это к Вам внучка приехала?
- Да, Жанна-джан!
- А, хорошо, хорошо! Детка, ты, значит, к бабушке в гости приехала?
- Да, я денек пробуду, а потом бабушку к себе погостить повезу.
- А что же вы там живете? А эта бедная женщина здесь одна. Разве это дело?! Или вам сюда переезжать нужно, или ее к себе забирать. (Как же я, живя среди американцев, отвыкла от того, что наши незнакомые люди сразу, при первом же знакомстве дают мне советы о том, как и что я должна делать, как мне лучше обустроить свою жизнь и где мне нужно жить. И нужно слушать и как-то реагировать, а как же, это же соседка говорит, и из самых добрых побуждений, ну, и по привычке поучать.).
- Мы сейчас из-за работы никуда переехать не можем.
- Ну, значит, бабушку к себе забирайте!
- Бабушка к нам не хочет. У нас там армян нет, живем в пустыне, в военном городке. Ей у нас трудно будет.
- Вай, что ты говоришь?! В пустыне? А как же вы там живете, если там армян совсем нет?
- Ну, как-то живем.
- Э, ладно, эта Америка тоже не рай. Ну, хоть здесь, в Лосе все наши, хоть рядом живем все, ходим друг к другу, собираемся, общаемся.
Да, да, именно так. Всё так. Это – одна Америка, армянская. Но я живу не в ней...
За день пребывания в эпицентре армянской общины, в Голливуде (а он, наряду с Глендейлом, тоже эпицентр) такие диалоги происходят и с другими бабушкиными соседями. На следующий день я увожу бабушку к себе, в свою военную пустыню – погостить. Дорога из ЛА к нам, когда мы уже выезжаем из города, местами напоминает Армению: пальм уже нет, одни скалистые горы, не такие высокие, как у нас, но похожи. Выжженная солнцем трава, ярко-синее небо, сухой, как в Армении, воздух. Дальше начинается высокогорная пустыня Мохаве: мелкий кустарник, кактусоподобные деревья джошуа, высохшие озера, которые сейчас используются как аэродромы. Вот уже и самолеты проносятся над головой: истребители, бомбардировщики, грузовые. Мне это всё уже привычно, а вот бабушке моей нет:
- Бедный ребенок, и ты здесь живешь, в этой пустыне!
- Бабуль, ну, а что делать? Ну, пока здесь надо, а там посмотрим...
Военгородок наш, раскинувшийся на много миль, благоустроенный, чистый, совершенно самодостаточный. Он практически ничем не отличается от любого спального района пригородной Америки. Что-то вроде комфортабельного дачного поселка. Я живу в просторном, светлом доме. За моим домом начинается пустыня, куда я иногда отправляюсь на прогулку или пробежку. Здесь потрясающе красивые закаты. Здесь вообще – необычная, красивая природа. Но пустыня здесь не только природная, но и человеческая.
Сидим с бабушкой под раскидистым деревом перед домом и пьем чай. Перед нами – типичная американская картинка: дома с аккуратно подстриженными газонами, на подъездных дорожках – машины, на улице – ни души. Изредка мимо проходят люди, чаще всего – пары: он и она, плюс – собака. Иногда – он, она, собака и коляска. Гуляют. Вежливые улыбки, иногда могут рукой помахать: «Хай»! Мы тоже здороваемся: «Хай»! Люди проходят мимо.
- Нет, ты мне скажи, это на что похоже? Вот так проходят со своими собаками, «хай» говорят и всё, да? Это называется – соседи?
- Бабуль, ну, у них так, у них такие соседи. У них это нормально.
- Это - нормально? Да ты подойди, спроси, кто я, откуда, познакомься, мы же соседи!
- Бабуль, ну, не нужно им это. Американцам это вообще не особо нужно. А здесь тем более - люди военные, они часто переезжают и ни с кем особой дружбы не заводят.
- Вай-вай-вай, я бы не смогла здесь жить. Наш Лос-Анджелес все-таки лучше. Я там хотя бы людей вижу, всех своих соседей знаю. А здесь что за холодный народ! Бедный ребенок, и тебе нужно среди них жить!
Бабушка выдерживает мою военно-пустынную жизнь максимум – неделю. Через неделю я отвожу ее из этой Америки в ту Америку, близкую и знакомую ей. А сама я остаюсь в этой Америке, типичной, американской, не нашей...
***
Книжный магазин «Санкт-Петербург» находится на Брайтон-Бич авеню в русском Бруклине. Здесь есть и другие книжные магазины, но этот – самый большой. В Нью-Йорке я бываю часто и всегда сюда захожу. Одно дело купить книжки в Интернете, а другое – побродить по настоящим книжным рядам, какие-то книги просто пролистать, какие-то купить, найти что-то новое или случайно обнаружить старое и любимое и обрадоваться.
Ко мне подходит работник магазина:
- Девушка, возьмите корзиночку, а то я смотрю, у вас уже много книжек набралось - в руках же неудобно держать.
- Спасибо!
- А вы случайно не грузинка?
- Нет, я армянка.
- А, армянка! Вы на грузинку похожи. А я сам грузин, но не очень похож. Ну, все равно – мы свои, соседи. А вы здесь живете, да, в Бруклине?
- Нет, я не в Бруклине и даже не в НЙ совсем живу. Я в соседнем штате.
- А у вас там наши, русские есть?
- Есть, но мало.
- Ой, а как же вам там? Не скучно с американцами-то?
- Ну, скучновато, конечно. Но НЙ близко, вот я к вам и приезжаю. У вас тут гораздо интереснее.
- Да-да. Ну, приезжайте еще и непременно к нам заходите.
- Спасибо, приеду!
Конечно, приеду. Потому что, если периодически не выбираться из моей американской Америки в их русскую Америку, то совсем уж серо и неуютно становится. Ну, это мне, человеку, оторванному от общения со своими. А им, бруклинцам, с первых же дней эмиграции попавшим в русскоязычную общину, всё видится по-другому:
- Ася, ты не жалей, что ты не здесь. Я вот уже не могу с нашими. Надоели они мне.
- Ната, ну, как надоели? Это же хорошо, что ты среди своих.
- Ой, я тебя умоляю! Ты с русскими работала? Нет? Вот и радуйся! Тут же сплошные советские дела: никакого порядка и всем наплевать! И вот это вот вечное влезание в чужую жизнь, когда их никто не просит. Сплошная Одесса. Надоело!
- Ната, ну, всё равно, лучше так, чем когда наших вообще нет.
- Да ну! Эти наши до инфаркта довести могут! Я тебе точно говорю: жить и работать с ними – это то еще удовольствие. Радуйся, что ты с американцами каждый день дело имеешь, а не с нашими. С ними хоть порядка больше и всё четче и в работе, и в жизни вообще. Они же не лезут.
- Ната, они не просто не лезут – им наплевать, они на себе сосредоточены, на себе, любимых, ты же знаешь.
- Лучше так, чем как у нас. Пожила бы тут среди наших – взвыла бы!
И та же Ната, уезжая куда-нибудь в обычную, американскую Америку, уже через несколько дней ощущает дискомфорт: всё не то, всё не так, неуютно как-то и непривычно. Ругают наши люди этот русский Бруклин на чём свет стоит, но всё равно им там всё ближе и привычнее.
***
Я живу в спальном районе среднего американского города самой что ни на есть американской Америки. Я почти не знаю своих соседей, а они – меня. Здесь уже не военный городок, как в Калифорнии, но все равно люди довольно часто переезжают и не стремятся к сближению ни с кем на новом месте. Я сижу на крылечке своего дома и пью чай. Передо мной – типичная американская картинка: дома с аккуратно подстриженными газонами, на подъездных дорожках – машины, на улице – ни души. Изредка мимо проходят люди, чаще всего – пары: он и она, плюс – собака. Иногда – он, она, собака и коляска. Гуляют. Вежливые улыбки, иногда могут рукой помахать: «Хай»! Я тоже здороваюсь: «Хай»! Люди проходят мимо. Это ИХ Америка и ИМ в ней хорошо...