Алик

Ашхен Мелик-Мартиросян
               

“Я знаю, сколь часто утверждалось раньше и утверждается ныне, что всем в мире правят судьба и Бог, люди же с их разумением ничего не определяют и даже ничему не могут противостоять; отсюда делается вывод, что незачем утруждать себя заботами, а лучше примириться со своим Жребием. И однако, ради того, чтобы не утратить свободу воли, я предположу, что, может быть, судьба распоряжается лишь половиной всех наших дел, другую же половину, или около того, она предоставляет самим людям”. 
                Никколо Макиавелли

Характер - это судьба. 
                Народная мудрость


     С Аликом мы познакомились несколько лет назад на вечеринке у моих приятелей.  Нас познакомили как земляков. К этому времени в Америке он уже жил 10 лет. Разговорились. Как это часто бывает среди людей определенной, довольно узкой прослойки из нашего города, у нас оказалось много общих знакомых.  Пообщались мы с Аликом очень тепло. Обменялись номерами телефонов, договорились держать связь. В эмиграции контакты с земляками очень часто бывают вынужденными, а меня, человека в общении совсем не всеядного, это всегда напрягало. Круг общения в эмиграции у меня сильно сузился, тем более, что жила я не в каком-нибудь американском мегаполисе, где больше выбора в контактах с соотечественниками, а на американской периферии, не в самом большом или интересном городе. 
     Алик довольно быстро после знакомства позвонил мне и предложил встретиться, посидеть где-нибудь, поболтать. Мне было интересно поближе его узнать, и я пошла. Встретились в кафе, и разговор за чашкой кофе, а потом и второй, и третьей растянулся на несколько часов. Алику было что рассказать, да и выговориться хотелось, так что он нашел в моем лице благодарного слушателя, которому всегда интересны иммигрантские судьбы...
     Алик попал в Америку довольно неожиданно и так, как сюда редко кто попадает. Он сделал изобретение, сидя у себя в НИИ в Москве. Изобретение, которое очень заинтересовало одну американскую фирму-производителя оптических приборов. И фирма эта, недолго раздумывая, купила у него это изобретение за очень серьезные деньги. Для получения своего авторского гонорара Алик в Америку и приехал. Из Москвы ему хотелось вырваться давно. Физиком он был талантливым. Но не то время было в Москве, когда талант этот был востребован. Москва Алика хорошенько потрепала, погоняла и пропустила через свою безжалостную мясорубку в переходные 90-е годы. Алику было уже под 40. Личная жизнь никогда не выходила на первый план. Всегда главнее были учеба и работа. Периодически появлялись какие-то женщины, но ни одну из них он не любил, даже не влюблялся, ни в юности, ни в молодсти. Ни одна из них не вызвала у него желания задержать ее в своей жизни в качестве подруги, невесты, жены.  Алик нравился женщинам, особенно русским женщинам: смуглый ладненький брюнет, которого можно было принять и за кавказца, и за средиземноморского мачо-сердцееда. Острый ум, хорошее чувство юмора, спокойствие – и внешнее, и внутреннее (хотя не знаю, спокойствие или равнодушие?). Все это котировалось у далеко не робких москвичек, так что Алик вниманием барышень обделен не был.  Временность и краткость всех его отношений Алика вполне устраивала. К большему он не стремился.  По натуре он был этаким степным волком-одиночкой.  Ни с родителями, ни с братом у него никогда не было особой близости. В Москву он уехал из своего города, не сильно раздумывая, при первой же возможности. За 10 проведенных там лет он успел ее возненавидеть и искал возможность уехать из этого жесткого города, из этой мечущейся в переходной агонии страны, из этого хаоса, из этого ада.  Уехать далеко, туда, где есть порядок, закон, возможность заниматься наукой, а главное – спокойно жить. В Америку!  Куда же еще? 
     Как-то, прогуливаясь по интернетовским страницам, просматривая какие-то ресурсы для работы, он вышел на одну калифорнийскую компанию, стал разглядывать каталог их продукции и сразу увидел, как легко и просто можно было усовершенствовать один их агрегат.  Неужели они сами до сих пор до этого не додумались? Ведь несколько небольших модификаций в установке сделают ее эффективнее в несколько десятков раз. Вот так случайно, нежданно-негаданно изобрeтение это и появилось, и дорога в Америку открылась...
     Начало было довольно гладким: в Штаты приехал, гонорар за изобретение получил, принял участие в конференции, куда съехались представители всех основных компаний в области оптической аппаратуры, и даже приглашение на работу получил. Предложение работать в США Алик, конечно, принял, несмотря на то, что пришлось возвращаться в Москву и оформлять рабочую визу там. На все бумажно-бюрократические дела ушло несколько месяцев, и он снова вернулся в Америку. Компания находилась недалеко от Нью-Йорка, в штате Нью-Джерси. Алик довольно быстро вошел в типичную американскую рутину: работа, машина, страховка, счета, нехватка времени, ограниченное общение.  Вот от последнего он как раз не сильно страдал, потому что был по натуре одиночкой. Если бы еще на работе его оставили в покое и дали спокойно заниматься своим делом.  Но там с этим всё обстояло несколько иначе. Во-первых, начальство хотело быть в курсе всех подробностей его работы. А во-вторых, оно еще и пыталось периодически присваивать его новые патенты и никак не вознаграждать изобретателя. Одним словом – воровать его изобретения. Как Алик мне обьяснил потом, это довольно расхожая в мире практика – кража изобретений. И в компаниях, где работаешь, и в самом патентном бюро. Ты, например, посылаешь заявку на патент. Тебе приходит отказ: твое изобретение не считают таковым и патента тебе на него не дают. А через какое-то время смотришь, а твое изобретение уже запатентовано кем-то другим и даже уже пущено в производcтво. И кто-то другой на этом неплохо заработал. Обидно, но ничего доказать не можешь. Так Алик обжигался не раз. Сама компания, в которой он работал, использовать его изобретения использовала, но ни патента, ни оплаты Алик не получал. Началась нервотрепка, и Алик оттуда ушел. А уход с работы означал потерю рабочего статуса.  Или возвращайся домой, или срочно ищи нового работодателя и восстанавливай статус через него, или как-то по-другому решай свои иммиграционные проблемы.
     Когда Алик мне об этом рассказывал, я спросила:
- Слушай, ну, а как же ты ушел?  Ты же знал, что у тебя начнутся проблемы со статусом.
На что он ответил мне:
- Я не мог там больше оставатъся. Они меня за несколько месяцев довели до белого каления так, что я просто высказал им всё и хлопнул дверью.
Еще тогда я подумала, что такую роскошь, хлопнуть дверью и уйти, может позволить себе человек, у которого все иммиграционные вопросы давно решены, и которому не грозит возвращение в страну, в которую он так не хочет возвращаться. В общем, из компании этой он ушел и начал искать новую работу. Пока искал, подрабатывал за наличные на стройке, но и там не сработался с коллективом. Для бригады рабочих он оказался слишком умным, его невзлюбили, и он и оттуда ушел. К счастью, удалось довольно быстро найти работу по специальности в соседней Пенсильвании. Настолько быстро, что рабочий статус он не успел еще потерять, так что нелегалом не стал, пронесло.
     В новой компании поначалу всё было довольно мирно. К Алику шефы особо не приставали, и он уже даже обрадовался: нашел место, где ему дают работать так, как он хочет, не дергают и изобретения не воруют. Ему дают возможность быть независимым, а это для него было самым главным.  Не зависеть ни от кого, не быть связанным по рукам и ногам никем и ничем: ни работой, ни родными, ни женщиной, ни семьей. Полёт соло – это было кредо Алика. Там же, на новом месте, он познакомился с соотечественником Володей, бывшим москвичом, толковым физиком, давно эмигрировавшим в США.  Володе было уже под 60, а девушке его, Наташе, 22. Володя с Наташей жили вместе уже несколько лет, и жили, как показалось Алику, чуть ли не в идиллии. Идиллия кончилась буквально через несколько месяцев после переезда Алика в Пенсильванию, когда у Володи обнаружили скоротечный рак. Когда он слег окончательно, Наташа делала все, что делала бы любящая жена. И когда его не стало, она оплакивала его тоже – как любящая жена. Ей было тяжело, ей было невыносимо тяжело. Алик заходил часто. Родных у нее в Америке не было, близких друзей – тоже.  Были просто приятели и коллеги Володи.  Как это ни странно, самым близким оказался Алик, человек там относительно новый. Как-то само собой всё и получилось. Наташа осталась одна, и ей нужны были поддержка и сострадание;  Алик был один, и Наташа ему нравилась. Так они и сошлись. Алик даже цинично шутил:  "Я получил Наташу в наследство от Володи". То, что Наташа была чуть ли не вдвое младше него, никого не смущало.  Володя был и того старше, ей не привыкать. Наташа во многом соответствовала Аликиным запросам:  на свободу его она не посягала, замуж не рвалась, в дела его не лезла, не капризничала, неплохо готовила, всегда была ему рада, никаких претензий не предъявляла. Интеллектом она особым не отличалась, но это Алика волновало меньше всего. Удобной оказалась девушка Наташа, неприхотливой.  Это поначалу. Когда их отношениям исполнилось два года, Наташа слегка возроптала, как на ее месте поступила бы, наверное, каждая. Ей надоели уходяще-приходящие отношения, ей хотелось замуж, ей хотелось иметь семью и детей. А  вот Алику – не хотелось. Совсем. К Алику в гости приехали родители.  Познакомились с Наташей. В восторг они от нее не пришли, но и открытого антагонизма там тоже не было. Они бы как раз и не были против, если бы их привередливый сын, которому было уже за 40, наконец женился, даже и на такой молоденькой и не совсем подходящей ему Наташе. Против был сам Алик. И он снова хлопнул дверью. На сей раз – перед носом Наташи.
     А потом, где-то еще через год, пришлось хлопнуть дверью и перед начальством. История повторялась: не дают работать, присваивают изобретения, не платят, диктуют свои условия, в общем - нервотрепка. И Алик снова оказался безработным.  На сей раз период безработицы затянулся. Рабочий статус был утерян, и Алик стал нелегалом.  Искал работу, снова подрабатывал на стройке, ездил на интервью по всей стране, но дело двигалось медленно, предложений на работу не было. Только через год или полтора ему удалось найти работу в компании, владельцами которой оказались русские отец и сын. Так он и попал в Массачусеттс, соседний с моим Коннектикутом штат. Там он и познакомился с моими приятелями, а через них и со мной.  В момент нашего знакомства Алик снова был безработным. И мне хотелось услышать, что же приключилось в этот раз. 
     А приключилось всё то же самое: неплохое начало и всё тот же конец. В этой компании от начала работы и до момента хлопания дверью прошло всего 10 месяцев. За эти 10 месяцев компания, взявшая Алика на работу нелегалом, начала процесс по восстановлению его рабочего статуса с последующим возможным спонсорством для получения вида на жительство в США. Всё складывалось как нельзя лучше: на работу взяли, иммиграционными его делами занялись, платили довольно высокую зарплату, работников русских и русскоязычных в компании было много, можно было общаться и не так остро чувствовать оторванность от дома.  Работай и живи себе. Нет, Алик не смог, не выдержал. Увидев недоумение на моем лице, он сказал:
- Ты что, если бы я там остался, у этих поделцов и идиотов, со мной бы случился обширный инфаркт, как недaвно с моим братом в Москве. Нервы мои их хамского отношения и поведения не выдерживали.  И никогда я ни ради чего, а тем более – ради работы, не пойду наперекор своим принципам.
Потом, увидев все то же недоумениe нa моем лице, он добавил:
- Такому человеку, как я, вообще нельзя работать ни с кем. Я должен быть в свободном полете, чтобы спокойно думать и творить.  Вот такой я, негибкий, негнущийся. Знаю, знаю, своим поганым характером я себе всю жизнь испортил. Сам знаю. Но такой я уже и меняться не собираюсь.
     В эту же встречу Алик рассказал мне немного о своих родных. За год до нашего знакомства умер его отец, довольно известный архитектор в нашем городе. 80-летняя мать осталась одна и переехала к Аликиному старшему брату в Москву. Тот уже давно жил там с семьей. Мать болела. Больше на поездку к Алику в Америку она бы не решилась. Сам Алик не мог к ней поехать, потому что не смог бы вернуться обратно в Штаты. У брата его были серьезные проблемы с сердцем: несколько инфарктов, операция, в итоге – инвалидность. А там еще и племянницы были, девочки-подростки, которых нужно было на ноги ставить. Работала в семье одна жена брата. Алик, когда работал и даже когда не работал, помогал им материально, но своим последним уходом с работы очень разгневал всё семейство, которое считало, что так импульсивно хлопать дверьми – крайне неразумно.  И что прежде, чем сжигать все мосты, нужно было подумать не только о своих принципах, но и о родных, о матери, которой уже за 80, которая болеет, и с которой Алик даже увидеться не может. Что же, упреки их были справедливы в какой-то степени. Было много размолвок с родными, телефонных выяснений отношений и неприятных разговоров. В итоге, как мне сказал Алик, отношения свелись почти к нулю: брат с невесткой с ним разговаривать не хотели, мать разговаривала очень сдержанно, односложно отвечая на вопросы о здоровье, племянницы, когда-то обожавшие своего дядьку, который всегда был очень внимателен к ним, тоже стали общаться с ним гораздо реже и не очень охотно. Алику было обидно. Он стал не нужен. Он был нужен, когда у него была работа и высокая зарплата. Тогда он дарил брату и всему его семейству дорогие компьютеры и другую технику, посылал в Москву деньги, баловал племянниц постоянными подарками. А сейчас стал не нужен. Он мне говорил об этом с горечью...
     Простились мы в этот день, просидев в кафе несколько часов. Потом долго не виделись, созванивались только. Потом наступили какие-то праздники, не помню уже, какие, и я пригласила Алика к себе домой. Он обрадовался этому приглашению, потому что даже будучи одиночкой, все равно скучал по нормальному человеческому общению, а тем более – с соотечественниками. Алик приехал, познакомился с моими домашними, с удовольствием отведал нашей армянской еды, по которой тоже соскучился. И, конечно, рассказывал, рассказывал, рассказывал. Ему было тяжело, ситуация у него была аховая:  работы нет, не может найти; даже к бывшим русским шефам обратился (хотя до этого зарекался, что они этого не дождутся). Они этого дождались, он им написал, но на него были так злы, что передали через бывших коллег, чтобы больше и не пытался возобновить контакты, он все мосты там сжег. Алик с ужасом думал о том, что без действительного статуса в США он скоро не сможет продлить водительские права (основное и самое необходимое американское удостоверение личности), а это серьезная проблема. После 11-го сентября строгости с документами и их проверкой в Америке  усугубились. Потенциальные работодатели уже и слушать ничего не хотели, как только выяснялось, что Алик нелегал. Сбережения, на которые он все это время жил, кончались. Отношения с родственниками вконец испортились. Алик честно мне рассказал, что начал знакомиться с женщинами на разных сайтах знакомств. Да, он, можно сказать, женоненавистник, раздражают его женщины, долго он их не выдерживает, но выхода другого нет: нужно с кем-то знакомиться, строить отношения и, если повезет, жениться. Я подумала, что если Алик, убежденный холостяк и противник всяческих длительных отношений с женщинами, такое говорит, то дело явно плохо...
     В следующий раз мы встретились дома у Алика. Он позвонил мне и пригласил на свой день рождения. Я знала, что в Бостоне, недалеко от него, у него была парочка университетских приятелей, с которыми он общался крайне редко, но все-таки общался. Они были людьми семейными, времени на дружеские посиделки или вылазки куда-нибудь у них не было, да и жены их без особого восторга относились к дружбе мужей с холостым Аликом. И тем не менее я решила, что в день его рождения эти приятели к Алику приедут. Я ошиблась: я оказалась единственной гостьей. Это, однако, совершенно не помешало нам с Аликом отметить его день рождения и, конечно, же пообщаться. Жил Алик в небольшой квартире в жутком районе. А ничего другого он себе позволить не мог, только самое дешевое жилье. На его улице шла круглосуточная торговля наркотиками, около бара, прямо напротив его дома, а по вечерам гуляли проститутки. Иногда он мне даже по телефону говорил со смехом: «Вот я сейчас с тобой разговариваю, стою у окна и вижу: на углу дежурит проститутка, подъехала машина, быстро сторговались и уже отъехали». Он смотрел на происходящее на улице как кино. Это было развлечением. Соседи у Алика были тоже не самые спокойные. Периодически они устраивали дома шумные попойки, которые часто заканчивались дракой и вызовом полиции. Всегда был риск, что машину Алика, которая стояла за домом, поцарапают, побьют или вообще – угонят. Пару раз стекла в ней били и внутрь вламывались. Вот в таком «веселом» месте жил мой приятель.
     Приехала я туда днем и уехать надеялась засветло, но как всегда – заговорились, засиделись, и уезжала я уже вечером. Мне было интересно посмотреть, где и как Алик живет. Увидела я аккуратную, чистенькую квартиру. Не всякая женщина содержит дом в такой чистоте. Алик приготовил вкусный обед, купил фрукты, хозяйничал на кухне проворно и радостно: не часто у него бывали гости. На кухне – идеальный порядок и чистота. В квартире было много мебели, которую Алик сам сделал. Я увидела его рабочий угол: здесь он ставил свои эксперименты и мастерил нужную для них аппаратуру. И здесь – идеальный порядок. Во всей квартире – чистота и порядок. Я смотрела на него и думала: «Этот человек всё делает хорошо. У него светлая голова, у него золотые руки, у него отличное чувство юмора, у него много разных талантов. Но как же ему трудно ладить с людьми. И как это осложняет ему жизнь. Да ему не в этой дыре криминальной нелегально прозябать и отводить закуток для рабочего места, а в нормальном месте жить, иметь возможность заниматься своим делом в серьезной компании, получая при этом соответствующие деньги. Сколько нереализованных возможностей! И это при таком бравурном начале его жизни в Америке. Кто попадает в эту страну, благодаря своему изобретению и получает за это шестизначную сумму? Да никто! Никто! А он – попал! Его оценили! Он был этого достоин. И что сейчас? Нелегал, который даже к старой матери съездить повидаться не может.  Предпочитает на эту тему вообще не говорить, зная всю тупиковость положения. А ведь талантливый человек...». Но, по большому счету, каждый сам себе всё создает в жизни и портит тоже, в итоге – почти всё личный выбор каждого. Алик выбрал вот это...
     Алика тронуло то, что я приехала к нему с подарком.  Он на самом деле растрогался. Отвык человек от самых нормальных человеческих проявлений, от внимания к себе. И день рождения свой он давно не отмечал. Слово за слово, разговор снова пошел о его делах, и он начал рассказывать мне о своих попытках устройства личной жизни. Я не горела желанием слушать именно эти рассказы, да еще и в подробностях, но Алику снова нужно было выплеснуть накопившееся, и я слушала, не возражая. И в этом вопросе у него не заладилось. Женщины ему встречались то недостаточно красивые, то недостаточно умные, то слишком активные, то слишком апатичные, то слишком разговорчивые, то чересчур молчаливые, то супер-кокетливые и разбитные, то недотроги закомплексованные, то слишком американки, то слишком иностранки. В общем, сплошное не то. И хлопание дверьми продолжалось.  Раздражали его женщины, и он этого не скрывал. В какой-то момент я услышала: «Вот если б хоть одна из них оказалась хоть в чем-то похожей на тебя. Ты вот меня совсем не раздражаешь...».  Но я решила пропустить этот момент мимо ушей и никак не заострять на нем внимание. Мы с Аликом просто приятельствовали, и ничего другого я не представляла и не хотела. 
     Слушала я Алика долго. Итог рассказов был неутешительным:  всё не то. И снова он остался висеть в воздухе как по работе, так и в личных делах. Ну, хоть душу отвел, выговорился. Уехала я, когда стемнело. Алик спустился со мной к машине.  На углу уже маячила очередная девица, вышедшая на ночную работу...
     С Аликом мы перезванивались, но больше не виделись. Он все настойчивее повторял, что я его совсем не раздражаю, а даже наоборот, но мне такой поворот в нашей с ним дружбе не был интересен. Отсутствие интереса с моей стороны Алика не устраивало, он начал на это обижаться, и в тоне его появились неуместные нотки, несколько хамоватые. Я не стала обижаться в ответ, понимая, что ему совсем не сладко. Но и желание продолжать общение у меня потихоньку исчезло. Появилась неловкость, больше не было нормальных, спокойных разговоров, как раньше. Алик и сам это почувствовал, и, будучи человеком сообразительным, понял, что уже всё...
     Захлопнулась и эта дверь…