Мармадюк мертва.
Она умерла внезапно.
Заводчики, у которых мы ее приобрели еще котенком, сказали, что она родилась 4 июля 1979 г. Похоже, что все кошки из того питомника родились 4 июля. Моя жена Джун принесла Дюк из ее кошачьего «детского садика» немногим более года спустя после первой годовщины нашей свадьбы. Мы подарили «половину» Мармадюк нашей дочери Фрэн на ее десятый день рождения – вторая «половина» была моей, и хотелось бы надеяться, что это те узы, что связывают нас с Фрэн до сих пор.
Разумеется, это была шутка, что передняя и задняя «четверти» Дюк были моими, а «середина» принадлежала Фрэн с тех самых пор, как я стал чаще кормить кошку и убирать за ней. Но Мармадюк была нашей во всех смыслах.
Когда Дюк была маленькой, она любила спать, свернувшись вокруг моей головы, словно живая ночная шапочка. Позже, когда привязанность Фрэн к кошке поостыла, Дюк спала с ней, особенно когда Фрэн отдыхала дома во время школьных каникул. Вообще, мы очень любили Дюк, и она очень любила нас.
У нашего старого дома росли огромные кедры, чьи кроны закрывали верхнюю веранду позади дома. Когда Дюк была совсем маленькой, белки и птицы безжалостно издевались над ней, дразня с верхушек деревьев. Когда же она не выдерживала и бросалась за ними на верхушку дерева, они перепрыгивали на другое дерево. Дюк сбегала вниз по дереву, поднималась на следующее, и эта сцена повторялась снова и снова. Но вот, как бы случайно, одна из этих злобных белок бросилась за Дюк – только чтобы тут же отскочить обратно на дерево, оставив Дюк «куковать» на крыше. Это продолжалось довольно долго, пока Дюк, наконец, не уяснила, что не нужно прыгать на крышу.
Однажды Дюк принесла домой маленького птенца и с гордым видом положила его мне под ноги. Мы постарались объяснить ей, что так делать нельзя. И насколько мы знаем, она никогда больше не убивала птиц. Теперь, спустя годы, совершенно очевидно, что птицы и белки стали ее друзьями, они часто играли вместе. Поймать птицу и съесть? Дюк никогда не сделала бы этого без своей тарелки…
Однажды я наблюдал за белкой на заднем дворе и видел, как Дюк зашла за угол, пытаясь поймать ее одним неожиданным броском. Дюк притворилась, что ей нет никакого дела до белки (она была жуткая актриса) до тех пор, пока белка была ясно видна, и затем сорвалась с места. Я увидел белку и Дюк снова уже несущимися во весь опор – но они просто наслаждались своим бегом…
Мармадюк научилась трясти хвостом подобно белке, но так и не научилась мяукать, пока ей не исполнилось 11 лет, когда она провела смертельно тяжелую для нее неделю в ветеринарной клинике. И даже тогда она только чуть-чуть мяукала, словно всхлипывала. Она курлыкала по-голубиному и подобно другим птицам, издавая эти звуки вперемешку с мурлыканием.
Наш старый дом стоял на очень оживленной улице, и мы постоянно отгоняли наших кошек от дороги. Однажды к нам в дом вошел прохожий, сказав, что он наткнулся на кошку, которая убежала на наш задний двор. После долгих поисков мы, наконец, нашли Дюк в окне подвала соседнего гаража – грязную, помятую, но невредимую. С того дня Дюк никогда больше не выходила на дорогу. Я полагаю, ученые-зоологи скажут, что это отнюдь не говорит о высоте интеллекта братьев наших меньших, и все же что-то в этом есть.
Шли годы, и Дюк все больше и больше времени проводила на веранде или на верхних ступеньках, созерцая мир. Она сидела на земле под птичьей кормушкой, будто спрятавшись за дюймовой трубой, державшей кормушку, пока птицы беззаботно клевали свои семечки пятью футами выше, или, лениво развалившись в кресле, наблюдала в окно за птицами или белками на другой стороне веранды.
Со временем, когда она стала старше, ее длинная шерсть стала доставлять все больше и больше хлопот. Дюк была полукровкой от DALH (домашней американской длинношерстной кошки). Она была чудного золотого гернзейского цвета – это для тех из вас, кто знаком с коровами. И она была кроткая как ангел. Когда к нам приходили внуки, она терпела почти все их забавы. В этот последний год, став очень медлительной и неигривой, увидев детей, Дюк скрывалась в своем основном убежище, выходя только для того, чтобы поесть, или после того, как ребята уже наверняка были в постели.
Этим летом два с половиной месяца мы пробыли в Европе, в Германии. Мармадюк жила у одной из наших дочерей и ее приемного сына из Африки. Они говорили, что первые две недели после нашего отъезда она была в жуткой депрессии, но потом оправилась и стала сама собой. Вообще говоря, депрессия у Дюк начиналась всякий раз, когда исчезал маленький дорожный кейс. И случалось это довольно часто, ведь она не ездила с нами.
Вплоть до последних нескольких лет, когда она уже не могла нормально переносить дорогу, Дюк ездила, усевшись на моем плече, обозревая проносящиеся за окном пейзажи. Я не думаю, что опасность аварии была слишком велика, однако, бывали моменты, когда машины могли столкнуться, детей бросало из стороны в сторону, а водители неистово сигналили кошке на моем плече.
Пока ей не исполнилось шесть месяцев, Мармадюк была полноценной. Но потом, как это иногда случается с породистыми длинношерстными кошками, она с помощью ветеринара утратила часть своей женственности. Когда возникла необходимость в операции с целью коррекции врожденного дефекта ребра, и чуть ли не четверть ее роскошного меха пришлось сбрить, мы увидели, какой маленькой она была на самом деле. Под ее роскошной шубкой скрывалось неожиданно маленькое, хрупкое тельце...
Дюк много времени проводила у меня на коленях, на плече или на спинке моего кресла, когда я читал, говорил по телефону или просто сидел. А я расчесывал ее мех и вытаскивал пинцетом случайных блошек.
Когда этим летом мы вернулись из Германии, я обнаружил, что она стала очень медлительна и равнодушна ко всему, и я начал подумывать о том, как много лет она уже живет у нас, и что нам нужно что-то делать. Я принялся громко говорить Мармадюк, что очень люблю ее, чего прежде я никогда не делал, но о чем, я думаю, она все равно знала. И тогда мне отнюдь не казалось странным, что я говорю эти слова кошке. Быть может, это было своего рода поддержкой Энн Лэндерз или дорогой Эбби в их мнении, что люди не говорят «Я люблю тебя!» до тех пор, пока не становится слишком поздно, что, видимо, и заставило меня тогда не говорить, а просто кричать об этом.
Наступившая развязка была достаточно быстрой, но оттого не менее болезненной. Мы были в нашем загородном домике на озере Кьюка, занимались с внуками. Фрэн, окончившая в мае колледж, отдыхала дома с Дюк. Она позвонила нам и сообщила, что Дюк неважно выглядит.
Позвонив снова, Фрэн сказала, что Дюк стало хуже, и что она собирается одолжить у соседей машину, чтобы отвезти кошку к ветеринару. Своим третьим звонком Фрэн сообщила, что взяла машину, но никак не может найти Дюк. Она перезвонила через сорок минут, сказав, что она, наконец, нашла Дюк под лестницей, ведущей в дом. Мармадюк была мертва.
После всех этих тяжелых телефонных переговоров я быстро вернулся в город, чтобы утешить Фрэн, услышать слова утешения в ответ и попрощаться с Мармадюк, последний раз расчесав ее шубку. В половине одиннадцатого вечера – это была суббота – я отвез ее в ветеринарную клинику для кремации. Уже к половине первого ночи я вернулся в домик на озере, чтобы разделить свое горе с женой, оставшейся там с внуками. И вот я встал на рассвете и пишу эти строки, отдавая дань памяти нашего маленького пушистого друга и пытаясь тем самым хоть как-то успокоить свою боль.
В моей жизни было несколько тяжелых утрат, которые никогда не уйдут из моей памяти. Я сижу сейчас здесь, за столом, смотрю в окно на озеро за лужайкой и крутой берег на той стороне и думаю, что ведь, как ни крути, придется пережить еще много смертей, и я задаюсь вопросом, насколько более тяжелы они должны быть…
Прощай, Дюк. Я не знаю, куда уходят кошки, когда они умирают, но ты всегда будешь жить в моей памяти. Ты была величественной, нежной, кроткой частью моей жизни. Говорят, жизнь действительно начинается, когда дети покидают дом и умирает собака. Вот и Фрэн, наша младшенькая, и Карен, наша средняя, окончили колледж в этом году.
Последние пару лет Джун несколько раз говорила, что когда Дюк покинет нас, у нас больше не будет домашних животных. И она права. Это было бы нечестно, уже хотя бы потому, что мы стали часто путешествовать с детьми, всей семьей, достаточно далеко по стране, да и по всему миру. И она права. Да, она права…
«Каждой вещи свой сезон, и каждой цели свое время под небесами». Тебя уже не воскресить; так же, как не существует и заупокойной молитвы для кошек…
Прощай, Дюк!
P.S. Автор этих строк – Ричард Брикуэдди (1944 – 2019), советник Джона Ф. Кеннеди,
помощник сенатора Роберта Ф. Кеннеди, видный деятель Департамента охраны окружающей среды Нью-Йорка.
___________________________________________________
© 1991 Duke’s Tale: Dick J. Brickwedde, Syracuse, NY, USA
© 1999 Перевод на русский язык: А. Гостевский, Воронеж
Фото © 1989 June Brickwedde