ПЯТЫЙ
Постепенно мы с сыном обустроились в новой квартире. Время покатилось вперед. И я за ним.
Как-то летом по большому блату я достала две путёвки в Палангу — курортный городок на берегу Балтийского моря. Сама раза два была там и сохранила прекрасную память о прогулках по берегу, янтарной россыпи, тишине, чистоте. Путёвки было две — для сына и его товарища. С мамой юноши мы решили, что наших сыновей давно пора отпускать куда-нибудь. Пусть учатся самостоятельно принимать решения, жить среди чужих людей. Мы дали им деньги на скромные развлечения, открытки с наклеенными марками и подписанными адресами — чтобы они регулярно писали на них несколько строк и отправляли домой. Кстати, такой эпизод есть в весёлом и наивном фильме «Девушка без адреса» — там дед снабжает открытками внучку.
Два недели их отдыха пролетели быстро. Мы — мамы договорились поехать в аэропорт и встретить сыновей.
И вот ранним утром я выхожу из дома. На мне лёгкая удлинённая юбка по моде того времени — она сшита из трёх оттенков одной и той же ткани, внизу более пышная; поверх юбки кофточка с короткими рукавами и с большим каре, узкий кожаный поясок на талии; босоножки на высокой платформе с веревочными завязками до половины икры; на пальцах золотые колечки. Волосы я отрастила, заплетала короткую толстую косичку и с затылка поднимала её вверх, закрепляя большой заколкой и шпильками. Гамма одежды — разные оттенки коричневого, и всё было в тон.
Вот в таком виде иду я по дороге к автобусной остановке. Настроение неважное — одолевали бытовые проблемы, да и устала порядком от бесконечных подработок. И Дим-Дима, конечно, вспоминала. Мысли о прошлом — как рыбы-присоски, надо много сил, чтобы оторвать их от себя.
Слышу шум машины за спиной. Не оглядываюсь, иду по самому краю дороги, так как тротуара нет. Машина не проезжает мимо, а останавливается возле меня. Открывается дверца. Я вижу за рулем молодого мужчину в ослепительно белой сорочке с короткими рукавами. Он мне что-то говорит. Я не слышу. Но не наклоняюсь к машине и не переспрашиваю. Ещё чего: это же неучтиво — разговаривать с женщиной из машины, не подняв задницу. Если тебе что-то надо, то выйди и спроси.
Потом он мне объяснил, что остановиться надолго на узкой дороге он не мог, затормозил бы движение. И всё же ему пришлось выйти. Я думала, что он хочет узнать, как куда-то проехать. Нет, он приглашал меня в машину.
— Садитесь, — с акцентом сказал он. Я поняла — грузин. Акцент у него был очень симпатичным, если так можно говорить об акценте. — Я подвезу вас к метро.
— Нет, спасибо. Доберусь сама.
— Да, садитесь. Я живу в соседнем доме. Мне хочется утром сделать доброе дело. Помогите человеку! — он показал в улыбке ровные белые зубы — в тон сорочке.
Христианский мотив — сделать доброе дело, поддержать стоило.
Я села в гостеприимно распахнутую машину. И никогда об этом не пожалела, несмотря на одно «но»...
Не собиралась жеманиться, говорить «ах, неудобно, что села в машину к незнакомому, я не такая — я жду трамвая». Это всё чушь. Надо сразу же стать интересным собеседником. И не важно, будет ли у вас с этим мужчиной потом что-то или нет.
Канву беседы я всегда плела умело. В разговорах как бы ни о чём быстро раскрывается внутренняя начинка человека. Почему-то скудный лексикон персонажа романа Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» Эллочки Щукиной применяют лишь к представительницам прекрасного пола. Уж поверьте моему опыту: лексикон некоторых мужчин ещё беднее.
Незнакомец умел слушать. Уж не помню, о чём я говорила и на какие вопросы его отвечала, но когда мы добрались до поворота, ведущего к метро, он сказал, что довезёт меня до вокзала, где у меня была назначена встреча с мамой товарища моего сына.
А когда подъезжали к вокзалу, он сказал:
— Я отвезу вас в аэропорт.
— Зачем вам такие хлопоты?
— Вы же слышали: хочу сделать доброе дело. День у меня сегодня такой.
— Но самолет прибудет через три часа. Мне надо заехать ещё в одно учреждение, вот почему я вышла пораньше.
— Прекрасно. У меня тоже деловая встреча. Освобожусь быстро.
Он так настаивал, что я согласилась. Договорились о встрече в определённом месте.
Не обманул. Потом он нас, четверых, привёз к нам домой, я угостила его клубникой. Гости ещё остались, а он уехал.
Так мы познакомились с Пятым. И стали дружить. А любовником моим он стал далеко не сразу и ненадолго. Зато дружили мы лет десять.
Когда мы уже хорошо раззнакомились, я у него спросила:
— Почему ты тогда остановил машину рядом со мной?
— Ты была так одета! Я подумал: «Как эффектно одета!». И при¬ческа... И походка... Нет, я не мог не остановиться.
Господи, вот и пойми этих мужчин! Идёт женщина, которой сорок с хвостиком (пусть и небольшим), в юбке из самой простой ткани, в синтетической кофточке... Ничего на ней не блестит, не переливается. И останавливает взгляд мужчины. Мужчины в таком возрасте, когда уже не смотрят на сверстниц. Как в кино!
Если он, конечно, не лукавил.
Дружеские отношения между нами были простыми и понятными. Он снимал квартиру в соседнем доме. И занимался тем, чем гласно, вроде бы, тогда в Советском Союзе не занимались — менеджментом, проталкивал различные товары, производимые в его республике, на московский рынок. Нередко советовался, показывая образцы: «Как ты думаешь, это будут покупать?»
У него были обширные знакомства. Иногда он завозил меня в овощной магазин, «хозяин» вёл нас в подсобное помещение и говорил: «Выбирайте, что хотите». Мой друг набирал в разные пакеты похожие фрукты и овощи — для меня, и для себя. Очень щедрыми порциями. И сам расплачивался.
Помню, как от обиды сжималось у меня горло. На прилавках ассортимент скудный, овощи и фрукты не первой свежести. А тут всё хорошего качества. Для кого? И чем я и мой сын хуже покупателей, которые проходят в магазин через «заднюю» дверь? Магазин-то был государственным. О какой социальной справедливости могла идти речь?
Я старалась такими вопросами не портить себе кровь. И всё равно, ругалась, когда теряла время в очередях.
С появлением друга жизнь моя пошла веселее. Я стала приглашать приятельниц в гости по праздникам. Он приходил тоже с каким-нибудь товарищем. И не с пустыми руками. Думаю, что мои проблемы он хорошо знал и без моих рассказов.
Однажды в день моего рождения друг подарил мне входившие в моду плоские часики на батарейке. И принёс с приятелем столько бутылок шампанского, что все здорово упились. Кроме хозяйки.
Мы танцевали, пели, вовсю дурачились. Но всё было прилично. Подобные праздники я устраивала не часто — не хотела нарушать покой и режим сына.
Друг подвозил меня домой с работы и на работу. Кое-что делала для него и я. Например, знакомила с людьми, которых могли за¬интересовать его товары. Случалось, что он заключал выгодные сделки.
Как-то друг пригласил меня в Малый театр. Спектакль почему-то шёл днём. Был жаркий солнечный день. В моём шкафу завалялось платье, которое я ещё ни разу не надевала. Случая не было. В то пуританское время даже в Москве оно смотрелось вызываю¬ще: этакое маленькое, чёрненькое, «французское» платьице. На лямочках, чуть ниже колен. Я купила его где-то во время командировки и «выгуливала» только в квартире. Его час настал!
И вот я иду к театру. Высокий каблук. Вокруг головы копна волос — как у Аллы Пугачевой, только у меня — чёрных. В маленьком чёрном платье. Без лифчика, хоть упругость моей груди уже не была такой, как в юности, но я могла ещё позволить себе такую вольность.
Если бы на моих плечах красовались бы по две лямочки, народ бы меня не понял. Лишь в конце двадцатого века появилась своеобразная мода — не скрывать лямочки лифчика. Мы в своё время старались обязательно подобрать лифчик по цвету платья или блузки, если ткань просвечивалась. А современная молодая женская поросль не озабочена задачей: сочетаются или не сочетаются, вещи могут быть и разного цвета.
И от этого несочетания ни одна статуя ещё не упала. И ни одна река не повернула своё течение в другую сторону.
Кстати, о лифчике. Красивейшая актриса Татьяна Окуневская (я уже вспоминала её ромбик в области пупка) не носила лифчиков. Так рассказывали подруги. Её пригласили сниматься в фильме «Дом, в котором я живу». Режиссёр попросил актрису надеть лифчик на время съёмок. Он боялся (и не без основания), что когда «дядечки» из отдела культуры ЦК КПСС будут смотреть фильм и узрят свободно гуляющую под кофточкой героини грудь, то кинокартина ляжет «на полку». Она не согласилась. И в фильме снялась другая актриса.
Как известно, коммунизм не был построен в СССР и Союз распался вовсе не из-за того, что некоторые его гражданки не носили лифчиков.
... Подхожу я в таком наряде к Малому театру. Вижу: у машины стоит друг с каким-то джентльменом. А лицо у моего друга напряжённое. Я думала: переживает, в чем появится его дама. Оказалось, вовсе не потому. Мой наряд он не прокомментировал. Потом поняла, другу важнее было, какое впечатление я произведу на его спутника, как личность. Об этом я не знала. А потому вела себя так, как обычно веду себя в обществе. У нас ещё было время. Я заговорила о театре, о том, что уже здесь видела, о своём впечатлении. Товарищ моего друга живо поддержал разговор. Пара удачных шуток — и мы, как давно уже знакомые. И я, словно это было вчера, до сих пор слышу облегчённый вздох моего друга.
Возможно, он боялся, чтобы я не выглядела дурочкой. И ему по какой-то причине важно было хорошее мнение о его даме. Но если ещё переживать по таким поводам, то голова начнет распухать.
Хотела ли я «спать» с обретённым другом? Нет. Вот с ним-то у меня вовсю разыгрались комплексы, как у юной особы, которой кажется: всё у тебя не так. Я ходила почему-то боком, когда мы оставались одни, суетилась, старалась ему угодить. Чтобы вкусно накормить, ходила на Центральный рынок (только он тогда был приличным), покупала маринованные черемшу, чеснок, какие-то зелёные стручки и листья; тщательно выбирала картошку, мясо... В те годы меня хорошо выручала «Кулинария» при ресторане гостиницы «Будапешт», чаще всего по пятницам я покупала там тушки цыплят табака. Все дополнительные мои заработки уходили на питание. Но я не жалела. Была и продолжаю быть убеждённой: качественная и сытная пища — залог здоровья тела и духа, успеха в делах.
Всё же он стал моим любовником... Или — я его любовницей. Я бы предпочла, чтобы он остался для меня другом. Есть такие мужчины, с которыми просто категорически не следует переходить грань: дружба — любовь. Да мы и не были влюблены друг в друга. Нам было интересно вместе. Правда, могу сказать только за себя. Что чувствовал он, не знаю. Мы эту тему не обсуждали.
Друг переехал на новую квартиру, но также недалеко от моего дома. Там всё и случилось. Без бурных эмоций. Где-то мы были. Возвращались поздним вечером. Спросил, хочу ли я посмотреть, где он живёт. Я согласилась. В съёмной квартире была убогая обстановка, продавленный скрипучий диван. Друг предложил мне у него остаться. Мы так уже давно были знакомы, что я могла бы отшутиться, и он бы не обиделся, отвёз бы меня домой.
Никогда потом я не могла ответить самой себе на вопрос: «Зачем ты тогда осталась?»
Конечно, мне не хотелось его терять. И я думала, что, если я не соглашусь на его предложение, то он исчезнет из моей жизни.
Я осталась. Мы по очереди приняли душ. Легли и в традиционной позе занялись любовью. Помню, что я испытывала чувство неловкости (оно у меня никогда и не прошло с ним), не проявляла никакой активности, как-то механически его ласкала. У него был длинный член, но узкий (не знаю, можно ли применить это слово при характеристике мужского пениса), потому что он скользил в моём влагалище, как не того объема поршень. Половой акт у нас был недолгим. Хорошо, всё же, что он всегда разрешался оргазмом, а я с ним — никогда. И ходила, как леди Чаттерлей, неудовлетворённая. Лучше бы вообще ничего, чем после соития с мужчиной вот такое состояние — бушующие в тебе гормоны. Мы, конечно, не подходили друг другу, как сексуальные партнёры.
С Пятым у меня произошла одна история. Был праздничный день. Мой любовник заранее предупредил меня, что готовит у себя обед для нас. Было что-то загадочное в его тоне. Праздник есть праздник. Я сделал маску на лицо, полежала в ванне с мятными листьями, вымыла волосы. Надела новую кофточку. Он подъехал к моему дому, по дороге купил мне бледно-розовые розы... В его квартире был наведён порядок, правда, продавленный диван был на своём месте. Обед был роскошным, мы выпили за разговорами бутылку шампанского.
Для меня и фужера шампанского достаточно, чтобы я почувствовала себя весёлой. Вино, что называется, ударило в голову. Я расслабилась, разнежилась. Пятый ещё за столом стал потихоньку снимать с меня одежду и всё улыбался. Он был улыбчивым человеком, чему я всегда завидовала. Улыбающийся рот, поднятые кверху уголки губ — дар Божий.
Потом я его раздевала. И впервые не стеснялась ни его, ни своей наготы. Без сомнения, моя смелость была связана с опьянением. А ещё - с сексуальной неудовлетворённостью. Эмоции мои накапливались с тех пор, как мы стали любовниками. А выхода не было.
Думаю, что Пятый почувствовал, что моя раскованность связана с опьянением. Многих мужчин и женщин спиртное делает чувственнее, смелее; они могут позволить себе (и партнёру) ласки, на которые прежде не решались.
Пятый целовал мою грудь, гладил бёдра (должна признать, что всё это он делал без энтузиазма, и я думала: «А где же южный темперамент?»)... Как мне хотелось, чтобы он быстрее вошёл членом в мою вагину, чтобы ощутить всю сладость этого момента. Я извивалась под его руками, прижималась к нему всем телом, направляла его член к влагалищу. Но он всё медлил...
И вдруг перевернул меня на живот и стал раздвигать ягодицы. Я думала, что он захотел в такой позе послать свой, струной вытянувшийся пенис, во влагалище. С Дмитрием мы эту позу практиковали, не могу сказать, что она мне нравилась, член выскакивал, нарушал ритм наших движений. Но я уступала мужу — у него в положении «сзади» появлялись хорошие, новые ощущения. Так он говорил.
У любовника были другие намерения. Почувствовала, что он членом пытается залезть в мой задний проход.
Хмель из меня тут же улетучился. Я резко вывернулась.
— Ну, что ты, что ты! Ничего страшного не произойдёт, — пытался меня успокоить и остановить Пятый. — Я недолго. Позволь мне сделать так.
— Нет и нет! Так не хочу. Считаю неестественным и непри¬личным.
— Разве, дорогая, есть что-то неприличное между мужчиной и женщиной в постели?
— Не будем обсуждать эту тему. Я устала. Хочу домой. Уже поздно.
— Я тебя отвезу. Подожди, оденусь.
— Доберусь сама.
И всё же он меня отвёз домой. В машине мы молчали. Я себя ругала: «Напилась. Как не стыдно!» С тех пор предпочитала заниматься любовью с мужчинами на трезвую голову. Спиртное — плохой союзник в любовных делах. Теряешь контроль над своим поведением. Да и раскованность под воздействием вина ложная. Оргазм может наступить мгновенно или вообще не появиться.
Впрочем, кому что подходит. Рецептов общих нет. Знаю, что и половой акт— когда мужской член в заднем проходе дамы — кому-то нравится. Как и другой вариант: член во рту женщины. При согласии обеих сторон, всё, наверное, возможно.
Для меня подобные варианты близости не приемлемы. Влагалище, задний проход, рот — мои, как хочу, так и использую. Своего вкуса никому не навязываю.
Довольно продолжительное время после того случая мы с любовником не виделись. Наверное, я не была его желанным сексуальным партнёром. Я подавляла разные подозрения. У меня есть правило: не поддакивать, если не видела или не слышала. Говорят: этот-то пьёт «по-чёрному». Отвечаю: не пила вместе с ним, поэтому не могу это подтвердить.
Или обсуждают: у него нетрадиционная сексуальная ориентация. Спрашиваю: «Со свечой рядом стояли? Не стояли. Своими глазами ничего не видели. Значит, сплетни».
Так и с моим Пятым. Не знаю, какая у него ориентация, но у нас с ним ничего не получилось.
Потом мы всё же с ним помирились. Изредка был и секс. Но без особой охоты. Инициативу всегда проявлял он, так как я не знала, как мне с ним вести себя, то ли обнимать, то ли отталкивать.
Но как друзьям нам было хорошо. Мы могли говорить часами на разные темы. А потом пошла перестройка, в жизни моего Пятого произошли какие-то изменения, это было видно по настроению, но он отмалчивался, если я спрашивала; надолго уезжал.
Постепенно наш роман пошёл на убыль. Когда мы возвращались из центра города на нашу окраину, то на одном участке шоссе он должен был сделать поворот: направо — едем к нему, налево — ко мне. И стала я замечать: подъезжаем к заветной точке, съёживаемся, боимся обидеть друг друга. Тогда я и решила: хватит в кошки-мышки играть. Зачем мне какие-то переживания? Любовника заводят для радости, а не для печали. Печалей нам хватает и от мужей.
И мы снова окончательно вернулись к дружбе — с чего начали. Друг мне много помогал — возил с вокзала родственников, я могла позвонить ночью, если была нужда в его помощи, и он никогда не отказывался, не говорил, что у машины спустило колесо. Мы бывали в театрах, иногда выезжали за город, чтобы посмотреть какие-нибудь исторические достопримечательности.
Мы скучали как любовники. Но никогда не скучали как друзья.
А потом он исчез. Вместе с Советским Союзом.
Хочу надеяться, что мой пятый любовник сохранил обо мне приятные воспоминания. Может, для него я была никудышней любовницей, но дружить я умею. И верю в существование дружбы между женщиной и мужчиной. Без намёка на постель.
ШЕСТОЙ
Он — русский — прожил (возможно, живёт и сейчас) в одной из прибалтийских республик большую часть своей жизни. После окончания технического института работал по специальности мало. Когда переехал жить в ту республику, то быстро освоился на новом месте, досконально изучил национальный язык и каким-то путём оказался то ли в горкоме, то ли в райкоме партии, где ему и пригодились его технические знания.
Познакомились мы по телефону. Шеф меня отправлял в командировку в ту республику, но всякие обстоятельства удерживали меня дома. Я уговорила начальника немного подождать и пообещала собрать побольше предварительной информации по проекту, в котором наша «контора» принимала участие.
Интернета тогда не было. Выручал телефон.
В цепи тех людей, от которых я надеялась получить нужные мне сведения, оказался и он. Не знаю, почему. Вмешался Его Величество Случай. Каждый, с кем я разговаривала, или что-то сам обещал подготовить, или давал телефон сведущих людей.
Шестой (предположить даже не могла, что когда-нибудь он будет моим любовником) меня внимательно выслушал и ответил, что знает нужных специалистов. Попросил оставить свой телефон. Мне трудно было с ним разговаривать — у него глухой голос, плохая дикция, словно, «каша во рту».
Очень скоро он позвонил; кое-что рассказал, назвал книги, где могла быть информация, дал ещё номер телефона.
Я его горячо поблагодарила. И думала, что это наш последний разговор.
Когда же пару дней спустя снова услышала его характерный голос, удивилась.
— Здравствуйте, Анна. Простите, что не называю отчество, у нас это не принято. Хочу поздравить вас с женским днём.
— Но до восьмого марта ещё две недели.
— И что же? Я буду первым, кто поздравит вас с этим празд¬ником.
— Спасибо. На вас, наверное, действует приближающаяся весна. У вас лирическое настроение?
— Нет. У меня грустное настроение.
— С чем это связано? Или с кем?
— Болею. Вот лежу один дома, закутал горло шарфом, пью горячий чай.
— Сочувствую.
— Мне ваше сочувствие приятно. Вас удивляет, что я вам звоню?
— Удивляет.
— Вы живёте в прекрасном городе. Мне нравится Москва. Даже больше скажу: я влюблён в Москву, как в женщину. В этом городе всё смешано: богатство и бедность, роскошь и скромность, честь и бесчестье, беленькие и чёрненькие. А ещё многочисленные вашитеатры и концертные залы. У вас можно посмотреть на «закрытых» просмотрах фильмы, которые к нам дойдут через год-два. Если дойдут.
— Вы нарисовали живописный образ столицы нашей родины.
— Много-много раз бывал в Москве. И, надеюсь, ещё смогу походить по её переулкам, посидеть в кабачках...
В комнату вошёл с чем-то срочным коллега и я вынуждена была проститься с новым знакомым. Наш телефонный роман длился более полугода. Я звонила ему за это время всего один раз. Шеф запрещал нам пользоваться межгородской телефонной службой по личным мотивам. Да и желания звонить не было.
А он названивал мне чуть ли не каждый день, уж не знаю, за чей счет.
С возрастом я поняла: у каждого (особенно — у думающего, философствующего) человека бывают такие ситуации, когда ему нужен собеседник. Или ему скучно, или разваливается семья, или что-то не получается на работе, или начинают скрипеть какие-то пружины внутри, или он остановился в творческом полёте, или устал бороться за своё место под Солнцем...
Дон Кихот сел на своего дряхлого коня и поехал искать (или восстанавливать) справедливость. Это подвиг — посадить себя на коня и отправиться в никуда. Проще вцепиться в телефон и изливать душу незнакомке. Впрочем, обойдусь без критики. Все мы живём, как получается.
В начале лета мой телефонный знакомый сказал, что собирается в Москву, хотел бы со мной встретиться и передать для меня книги: «Они вам могут быть полезны». Пришлось дать ему домашний телефон, так как он мог приехать в выходные дни.
В то время мой азарт находить любовников начал угасать.
Оказалось, что и с любовниками не меньше проблем, чем с мужьями.
Мужчины, с которыми я встречалась, были моими ровесниками или старше меня. А это значит, что у них уже была богатая биография: жёны или бывшие жёны, дети, душевные проблемы, материальные трудности, их карьера, геморрой, язва желудка или что-то похожее, усталость… Их надо было выслушивать, сопереживать, как-то помогать, брать на своё сердце их боль, плохое настроение, неудачи.
Говорят, что русские женщины нравятся зарубежным кавалерам, потому что мы умеем сопереживать, «входить в положение», прощать. Причём прощать безденежье, безквартирность, инертность, лень, комплексы, алкоголизм, импотенцию и так далее.
Не могу сказать, что Первый, Второй, Третий, Четвёртый и Пятый ничего мне не дали. Все люди обогащают друг друга. Мои любовники не сделали меня богаче материально. Но они отвлекали меня от моего прошлого, поддерживали своим ухаживанием уверенность, что я интересная женщина (а это - ещё тот бальзам!), вынуждали меня ходить в парикмахерскую, изобретать маски для лица, делать зарядку (как средство против морщин и складок; любовники, даже самые импотенистые, считают себя классными искусствоведами в области женского тела)... Я жила и радовалась!
В прекрасном франко-итало-канадском художественном фильме «Галантные дамы» есть такой эпизод. Король, как судья, рассматривает семейное дело. Молоденькая женщина жалуется:
— Муж слишком много занимается со мной любовью. Я требую раздельного проживания.
— Сколько раз в день? — спрашивает король.
— Я насчитала тридцать два раза.
За сутки! Надо было видеть лица короля и публики, присутствующей на суде! Недоумение, восторг, зависть... А муж был раза в три старше жены.
Король разрешил шесть половых актов в сутки. Муж остался недоволен таким ограничением. Наверное, во всем том королевстве он был одним таким сексуальным асом.
Стоит поверить Оноре Бальзаку: «Жизненная сила, равномерно распределённая в человеке, создает глупца или же посредственность; распределённая неравномерно, она порождает некую чрезмерность, именуемую гением и показавшуюся бы нам уродством, будь она зрима и осязаема. Тот же закон управляет телом: совершенная красота почти всегда отмечена холодностью либо глупостью».
Пока я встретила лишь одного сексуального гения — Дим-Дима.
... И вот мой новый поклонник приехал. Ранним субботним утром раздался телефонный звонок. В Москве не принято звонить до одиннадцати дня, если нет ничего экстренного, и после десяти вечера. Я поняла: кто-то чужой.
После извинений за ранний звонок он сказал:
— Я боялся не застать вас дома. Составьте мне сегодня компанию, хочу погулять по Москве.
— У меня были другие планы. Может, вы погуляете один? А в понедельник зайдёте ко мне на работу.
— Зачем же так официально? Бедный провинциал просит москвичку показать город, и вы отказываетесь.
— По субботам у меня банный день.
— Перенесите его на завтра. Хоть в воскресенье, по заповеди Божьей, нельзя работать.
— Где-то — в воскресенье, где-то — в субботу. Как говорила моя бабушка: «Господь не наказывает за труд».
— Хорошо, признаюсь, что приехал, чтобы познакомиться с вами.
— Что же, в вашей республике вымерли все леди?
— В нашей республике другие женщины.
— Мы все из одного теста.
— Вы хотите сказать — из одного ребра?
— Можно и так сказать.
— По телефону я вас хорошо узнал. Такой в нашей республике нет. Клянусь! Хотите, поклянусь на Библии?
— Не хочу. Заранее знаю, что вы мне наговорите. Для меня главнее, что я сама о себе думаю.
— Такой я вас и представляю: острой на язычок, с чувством юмора и великолепно развитым чувством собственного достоин¬ства.
— Вы ещё забыли отметить, что я могу коня на ходу остановить и в горящую избу войти. Не могу!
— Анна, что мы с вами упражняемся в остроумии! Теряем время. Давайте встретимся. Вас не убудет, если вы познакомитесь с симпатизирующим вам мужчиной.
Я рассмеялась:
— Против «симпатизирующего» не могу устоять.
Мы договорились погулять в Измайловском парке. Только всёрасцвело и распустилось. Грех было бы гулять по прекрасным, но пыльным переулкам столицы в такой погожий день.
Какой он, провинциал? В чём мне идти с ним знакомиться? Я надеваю удлинённую узкую юбку, пиджак из коричневого бархата с поясом (когда я увидела этот пиджак в магазине, он меня сразил своим покроем — хорошо открывал шею, а мне никогда не нравилась одежда «под горло», и мне ещё не стыдно было показывать шею; ах, эти комплексы уже не молоденьких, но ещё и не стареньких женщин!). Накануне я купила босоножки. В таких щеголяют голливудские дивы: тонкий высокий каблук и перепоночки, непонятно каким образом удерживающие ногу.
А если мой телефонный поклонник низенький? Он будет испытывать чувство неполноценности? А мне что за дело? Пусть обижается на папу и маму. Надеваю босоножки. А в руки беру чёрную сумочку без ручек. Её называют «пирожком». Такие сумочки любила Раиса Горбачёва. Земля ей пухом.
Мы встретились в метро. Поклонник выглядел так: высокий, наверное, под метр восемьдесят или больше, плотного телосложения, как пишут в милицейских сводках; в светлой куртке, сумка через плечо; лет на десять старше меня. Не сумею описать его лицо; то ли испитое, то ли состарившееся, грубые черты, глубокие морщины... Вспомнила фразу из «Записных книжек Ильфа» — «лоб, изборождённый пивными морщинами». Но как любил повторять Дим-Дим: мужчина должен быть чуть лучше обезьяны. А сам-то был очень красивым. У него было не смазливое личико, «конфетное», а мужская красота.
Измайловский парк исхожен мною вдоль и поперёк. Здесь мы гуляли и с Дмитрием, и с друзьями. Я могла прийти сюда и одна — с термосом, наполненным горячим чаем или кофе, бутербродами. Здесь просторно, лёгко дышится, мало асфальта.
Первые неловкие минуты знакомства. Конечно, и он, и я сразу же быстро «сфотографировали» друг друга глазами. Я с облегчением вздохнула: не низенький и мне не надо будет подгибать колени, чтобы казаться меньше ростом.
Как только мы пошли по парку и заговорили, я поняла: этого «провинциала» мне не надо будет развлекать, мучительно выискивать темы для беседы. Молча-то гулять не будешь!
Мой новый знакомый незадолго до нашей встречи вернулся из поездки во Францию. Горел желанием поделиться со свежим слушателем своими впечатлениями. Речь его была немногословной, правильной и достаточно остроумной. Слава Богу, юмор у него был без пошлости и «солдатской» соли.
Когда я, много лет спустя, съездила во Францию, то вспомнила его рассказ о Париже, его новых и старых кварталах, парижанках... И поняла, что каждый смотрит на мир по-своему и впечатляет нас одно и то же по-разному.
Рассказывая о том, как он заблудился в парижском метро, поклонник остановился, отошёл шага на два от меня, осмотрел меня с ног до головы и сказал:
— Я обратился в метро к даме. Она была, как и вы, скромно, но со вкусом одета.
«Какой нахал!», — подумала я, и от удивления за сомнительный комплимент едва рот не раскрыла. Но потом первые эмоции испарились и, вспоминая эту фразу, я улыбалась. Она меня «грела», как тёплая грелка отогревает озябшего человека.
В тот его приезд мы виделись с ним лишь один раз — в парке, на другие свидания у меня не было времени.
Он, конечно, приезжал на разведку.
Через несколько месяцев появился снова. Якобы по делам. Жил у родственников. Просил встретить его на вокзале. И я бы встретила. Но в то же утро из одного северного города прилетала моя знакомая, заранее предупредила, что везёт мне ведро брусники. Конечно, я поехала в аэропорт. Привезла её к себе. Накануне приготовила мясо, эклеры. Когда поклонник добрался до моей квартиры, он попал уже к накрытому столу. Привёз голубые фиалки, чем растрогал меня.
Вёл он себя, более, чем раскованно. Если я шла в кухню, чтобы принести какое-нибудь блюдо или поменять тарелки, он бежал за мной, прижимал к себе. Я видела, что он трясется от возбуждения. Но совсем не была готова к такой стремительной атаке.
— Что с вами?
— Хочу тебя обнять! Мечтал об этом в поезде. Не спал. Отправь её, отправь её куда-нибудь, — намекал на мою гостью. — Давай побудем вдвоём.
— Не торопитесь ли вы? Я вас не знаю, вы — меня. У нас уже не романтический возраст. И я вам ничего не обещала.
— Самый романтический! Самый что ни на есть романтический! Что молодёжь понимает в любви? Ничего. Мы понимаем. Отправь её, отправь. Найди предлог.
— Уймитесь. А то я вас отправлю. Она - моя гостья.
Я знала, что знакомая скоро уйдёт — на важное для неё мероприятие. Но ему не сказала. Обрадовалась бы, если бы он тоже нашёл предлог и испарился.. Но поклонник знал, ради чего приехал.
В тот вечер он и стал моим Шестым любовником. Было ли с моей стороны это легкомыслием? Я оставалась свободной женщиной, ни перед кем не отчитывалась, никого не предавала, а он не был первым встречным, с которым я столкнулась в подворотне. Тело моё — как хочу, так и распоряжаюсь. Тело, пожалуй, единственное, что всецело принадлежит человеку. А на моём влагалище не было написано: «Вход только для члена такого-то джентльмена».
Что касается души, чувств... Душа не откликнулась на ухаживания. Значит, Шестой был для меня просто не противным мужчиной. Он хотел заняться со мной любовью. А я не хотела водить его за нос, не маленькая, понимала, зачем мужчина едет из такой дали. Ко мне приехал, значит, понравилась.
Я проводила гостью до остановки, подождала, пока она сядет в автобус. Возвращалась, не торопясь. Думала: как быть? Пресечь его ухаживания, придумав предлог, или? Потом решила: пусть всё идёт своим чередом.
Предполагала, что пока я буду идти, он остынет.
Но поклонник и не думал остывать. Едва я закрыла дверь, как он бросился меня обнимать:
— Милая, милая (и почему мужчины зацикливаются на одинаковых словах: «милая», «дорогая», «сладкая»!), моя...
Я попыталась вырваться.
— Ваша? С каких пор я стала вашей? И на «ты» мы не переходили. — Он меня обнял, и его было всего так много, что я просто утонула в его руках.
— Вот сейчас и перейдём на «ты». Ты хочешь быть моей?
— Не знаю. Первый раз мне задают такой вопрос.
Мне никогда не нравилось, когда с меня пытались, чуть ли не срывать (кроме Дим-Дима, ему это разрешалось) одежду и укладывать в кухне или прихожей. Для кино, чтобы эротически возбудить зрителей, подобное подходит. В реальной жизни без такой вульгарности можно обойтись.
Я оторвала от себя его руки, прошла в свою комнату, разобрала постель. Решительная, как Грета Гарбо! Дала гостю полотенце, и он покорно пошёл в ванную.
И хотя я уже готова была лечь с ним в постель, сомнения меня грызли: «Я ничего ему не обещала, ни на что не намекала. Да, он приехал издалека. И что? Я должна в знак благодарности отдаться ему? Не жирно ли будет!»
Но Шестой умудрился получить свой кусок пирога — меня.
Я также постояла под душем, сказала себе: «Лучше пусть ему, чем червям», надела ослепительно желтую длинную сорочку, ткань которой не скрывала мои огрубевшие сосочки и чёрненький лобок. Шарм всегда должен присутствовать. Если не получишь сексуального удовольствия, так пусть хоть прелюдия будет красивой.
Поклонник подхватил меня на руки — для него я не была тяжёлым грузом. Смешно потянул воздух носом:
— Ты похожа на жёлтый тюльпан. Я даже почувствовал его запах.
Но сдерживал он своё сексуальное желание недолго. Сразу же занялся делом. Я не кокетничала, не сопротивлялась, не проявляла особой активности — такое бывает, если женщина не влюблена. Вела себя, как супруга, покорно отдаваясь мужу.
У него всё закончилось оргазмом. У меня — нет, хотя я чувствовала его член, и были слабые намёки моего влагалища: «И у тебя с ним такое возможно. Почему и нет? Покрутись!»
Конечно, он меня размял, разнежил, разогнал мои гормоны... Я хотела тоже оргазма. Я всё о нём забыла, его биографию, внешность, то, что не влюблена в него. На мне лежал мужчина, всё у него было, как надо, член стоял, как у молодого, при всей своей массе, любовник не был грубым. Он был сексуально жадным. Это совсем неплохая характеристика для любовника.
И я прогнала свою неестественную инфантильность, подняла ноги, сцепила их на его спине, подложила под свои ягодицы кулаки и рванулась вперёд, навстречу его члену, так, что он достал до шейки матки. Шестой издал стон, а я, почувствовала знакомое нарастание наслаждения, быстрее задвигала бёдрами, чтобы не дать ему уйти.
В конце концов, зачем я легла с мужчиной? Чтобы доставить ему наслаждение, утолить голод, который у него был, по всему видно, очень сильный? Нет, уж. Мною руководило всё то же любопытство: какой и этот мужчина в постели, на что он способен, какой у него член, что он им может делать, долго ли длится у него половой акт, что он говорит?.. Как следователь, сведения собирала. А, возможно, я приобрела бы в лице Шестого друга, что мне совершенно не помешало бы. Он не глуп, поездил по свету, я ему нравлюсь...
И всё же, он не был моим мужчиной. Может, потому что был сосредоточен на себе. В пик возбуждения Шестой стал кричать:
— Помни мне соски... Помни сильнее. Там у меня чувствительное место. О-о-о, как хорошо! Ещё, милая! Ещё! Хорошо, как хорошо! Я возбуждаюсь, когда ты прикасаешься к моим соскам.
Ни до, ни после мне не встречались мужчины, которые бы просили мять им соски. Мне казалось, что у всех джентльменов самое чувствительное место — член, яички.
Вот так фантазирует Природа!
Мы пили чай. Надо было о чём-то говорить, и я спросила:
— У тебя было длительное воздержание?
— Как ты догадалась?
— Ты был жадным в постели. Пил меня, словно воду при сильной жажде.
— Образно сказала. Ты пишешь стихи?
— Нет.
— Надо запомнить эту твою фразу. Пригодится.
— Дарю. А если серьёзно? Ты ведь женат?
— Какая ты догадливая! Да, женат. Но с женой мы уже несколько лет не живем вместе. Она живёт с дочерью в нашей квартире, а я получил квартиру — как место для работы.
— Дочь твоя?
— Жена говорит, что моя.
— Что значит, жена говорит? Ты не уверен?
— Мне ещё в молодости врач сказал, что у меня может и не быть детей.
— И вы разошлись из-за твоих сомнений?
— Да нет, врач мог ошибиться. Я не сомневаюсь, что стал отцом. Официально мы не разведены. Не живём вместе, потому что... Не знаю, как тебе это сказать... Она уже давно не интересуется сексом. Местные женщины внешне привлекательные, аккуратные. Но холодные, как рыбы.
— Так ты женат на местной?
— Да. Она была такой красивой в молодости! И... оригинальной. Куда всё подевалось, не знаю.
— Но, возможно, ты плохо старался? Любую женщину можно расшевелить. Тем более — супругу. Нужно знать, какие ей ласки нравятся.
— Она рано стала говорить: «Отстань. Я уже старая для этого».
— Да, в этом плане тебе с ней не повезло. Ты-то огонь.
— Ты так думаешь, милая? Спасибо. Хочешь, ещё погрею?
Если его жена была его ровесницей, то понятно. Сам-то он поддерживал своё здоровье разными способами. И цель, как говорил, не стесняясь, преследовал одну: подольше сохранить сексуальные способности своего члена. Круглый год всё его тело, кроме той части, где были плавки, хранило загар — он играл в футбол, волейбол, плавал, бегал... И все свободные часы проводил на берегу моря. Работа и секс — два его козыря.
Как я поняла, он боялся надвигающейся старости. Прежде всего, потому что не сможет любить женщин. Возможно, он, так же, как и я думал: «Червям отдам только уже совсем не способное ни на что тело. А до этого возьму от жизни, как можно больше».
Ту ночь мы провели вместе у меня — была такая возможность.
Утром я отвергла все его попытки снова заняться любовью. Перед работой, как и у певцов перед концертом, — ни-ни! Всё хорошо в меру и вовремя. Он и так получил больше, чем заслужил.
Наспех позавтракали. К метро я повела его по нашим зелёным улицам. Утро было замечательное: яркое, ещё не жаркое солнце, роса на листьях деревьев и на траве, птички щебетали...
Видела: моему Шестому очень хорошо. Он то и дело обнимал меня, прижимал к себе, целовал руку. А в вагоне мы стояли напротив друг друга, почти прикасаясь, потому что был час «пик». Разговаривать в московском метро из-за шума невозможно. Говорили руки и глаза. Его. В его глазах стояли слёзы, губы дрожали, лицо было расслаблено, морщины разгладились.
Получается, что секс благотворно влияет не только на дам, но и на джентльменов. Любовник держал меня за руки. И я видела осуждающие взгляды женщин: «Старый, а туда же!»
Выглядел он старше своих лет. Правда, я не знала его истинного возраста. Но, если мужчина способен несколько раз за одну ночь соединиться с женщиной — год рождения тут не при чём.
— Я счастлив, дорогая! Я очень счастлив! — говорил он мне, прижав губы к моему уху. И я видела: говорил правду.
Жаль, что подобное состояние — миг. Вспыхнуло и погасло.
Потом Шестой уехал в Югославию (тогда ещё существовала такая страна и её считали капиталистической). Из каждого города и местечка, где останавливался, он присылал мне открытки и письма. Вперемешку с описанием рабочих дел, сортов пива, достопримечательностей, мой любовник вспоминал наши встречи, называл меня всякими нежными словами. Возвращаться он должен был через Москву.
За день до приезда я получила от него ещё одно письмо. В нём было предложение руки и сердца. «После долгих раздумий... Ты — та, которую я всю жизнь искал...» Поверила ли я в его искренность? Поверила. Но это ничего не значило. Сам себя обманывал!
Он путешествовал по красивой, сытой стране, вёдрами пил пиво, с восторгом пробуя разные сорта, чего мужики были лишены в СССР, встречался с интеллигенцией, не озабоченной очередями и низкой зарплатой, цензурой...
На фоне этой душевной эйфории любовник и решил взять меня в жёны. Это стало бы приятным дополнением к его ярким впечатлениям от поездки.
А я сбежала — уехала на несколько дней по делам в один из подмосковных городов, строго предупредив сына, чтобы он никому не говорил, где я.
Было бурное объяснение по телефону, в письмах. Я не говорила ни «да», ни «нет». Как он мог жениться, если не был разведён? Все-таки, надо сначала расчистить поле, а потом уже играть в футбол. И хотела ли я замуж? За него — нет! Или не так скоропалительно.
Через какое-то время он предложил отдохнуть вместе. Мы выбрали Коктебель. Местные коллеги подобрали для нас пустующую однокомнатную квартиру. Преодолев кучу препятствий, мы всё же выбрались в недельный отпуск. Я накупила для него подарочков. Приехала на день раньше, навела порядок в нашем жилище. И поехала его встречать. Обратно с вокзала мы возвращались автобусом, так как не могли найти такси.
В автобусе на глазах всего честного народа он норовил залезть рукой под мою кофточку, целовал в шею, гладил колени. Мы хохотали, как могут хохотать люди, которые всё равно расстанутся.
Неделю мы занимались любовью, ели, спали, лежали на пляже, плавали, исходили пешком все окрестности, плавали на катере... Мой любовник был ненасытен. «Как перед смертью», — смеялась я про себя, и плевала три раза через левое плечо, чтобы не накаркать.
Как-то на территории какого-то старинного здания он прижал меня к стене и потянулся рукой к ширинке своих брюк.
— Я хочу тебя!
— Здесь? Не смеши меня.
— Смотри на всё проще. А почему здесь нельзя?
— Ты хочешь, чтобы нас забрали в милицию за разврат?
— Никто не увидит. Прижмись ко мне.
— Нет уж! У нас есть квартира. Или тебя возбуждает дневной свет, ситуация, опасность быть увиденными?
— Ты меня возбуждаешь.
— Если ты будешь настаивать, мы с тобой поссоримся. Я себя уважаю. Мы можем вернуться, и будем возбуждаться не возле грязной стены, политой мочой, а в чистой постели.
— У тебя, я вижу, большой опыт.
И стал меня Шестой раздражать. В постели и вне постели. Скоро я поняла, что он скряга. Никакого подарочка мне не привёз. Нам ведь что-то надо было есть несколько раз в день. Я привезла с собой разные баночки, в первый день набила сумку на рынке. Какой же отдых на пустой желудок!
Он принял это, как должное. Если я заходила в магазин, он ждал меня на улице. Поняла: не хотел ничего покупать, боялся, что я что-нибудь попрошу купить. Когда мы проголодавшиеся возвращались с пляжа, мой любовник старательно обходил стороной все уличные «точки», торговавшие мороженым, пирожками.
Однажды он купил одну порцию шашлыка на двоих. Я не доверяю пище, приготовленной на улице. Присмотревшись к шашлыку, увидела, что мясо плохо прожарено и имело совсем не аппетитный вид, есть я его не стала. И меня чуть не стошнило, когда увидела, как он быстро и жадно поглощает кровоточащие куски. Мы и так редко целовались, а после этого случая, я от поцелуев в губы увиливала.
А ещё эти его крики: «Потри мне соски! Сильнее потри! Ещё, ещё!» Была в них какая-то патология. Или я просто придиралась к любовнику, потому что всё больше в нём разочаровывалась?
Закончился наш отпуск грустно. В последние дни мы даже мало разговаривали. Он уезжал раньше. Тоже разочарованный. Уже не предлагал мне выходить за него замуж и не планировал встречи в будущем. Я проводила его в аэропорт и с трудом дождалась, когда его самолет взлетит.
Больше мы с ним не виделись. Остались его письма и несколько фотографий, сделанных в Коктебеле. Внешне мы рядом смотрелись очень даже неплохо.
Прошло два-три года. Время сгладило неприятные моменты в наших отношениях с Шестым. Как-то в день его рождения я позвонила по рабочему телефону. Услышала тот же голос — «с кашей во рту». Он обрадовался, сказал, что мой голос — как голос из далёкого и прекрасного прошлого. Оказывается, он последнее время много болел, боялся оставаться один, и вернулся к жене.
И правильно сделал. Состарившихся, больных, набегавшихся принимают только жёны. Не все, конечно. А те, кто может «войти в положение».