ГЁРЛФРЕНДОЧКА
Из записок старика
Такая красота и срок столь краткий…
…Ты лучше, чем Ничто. Верней: ты ближе и зримее. Внутри же
на все на сто ты родственная ему. В твоем полете оно достигло плоти;
и потому ты в сутолоке дневной достойна взгляда как легкая преграда
меж ним и мной.
И. Бродский. Бабочка
КАК ВЕЛИКА В МИРЕ ПОТРЕБНОСТЬ В ЛЮБВИ?
Москва - не Москва. Работа - не работа. Лето – не лето. Рак - не рак. Один. Друзья на даче. Я гостем в их квартире.
Утро. Время варить кашу. В окне - дома нарисованы. Смотрю. Зачем смотрю? А черт его знает. Черт – он знает. Задумался. Ах, черт, каша горит, черт побери…
И побрал, ухватил меня черт. Как же раньше не увидел? Красота сидит всем телом нараспашку. Ах, кровь ты моя больная - забегала, забулькала, потеплела. Потянуло знакомым, забытым вроде бы. Здравствуй!
Занавесилась – чуть прикрылась кружевом оконной гардины. Не сдвинула буфы пышные-крылья. Не покинула. Не стала завороженного созерцания лишаться – мужчины. Что ей там, в городской толпе шутихой порхать? Здесь – царица. Царица мужской души.
КАША
Итак, в доме мужчины объявлена дама. Freundin - как говорят мои немцы. Girl-friend – на другом языке. А я по-русски. Каждое утро -каша. Кухня, конфорка, крупа, вода. Три мерки воды на одну крупяную мерку. Главное – проследить! Чтоб не убежала. И чтоб не пригорела. Засыпал, залил, включил. В окно - любуюсь позолоченной белизной домов. На фоне неба они не казармы - паруса волшебных каравелл. Мечты, мечтанья…
Бац! Впивается в ноздрю горечь жизни. Дух гари. Запах горелого. Сгоревший вулкан надежды. И ползет по плите муть белой лавы.
ОНА
Ну и пусть. Сегодня не смотрю на паруса. И вчера. И позавчера. Смотрю на нее. Ослепительна. И ослепительно неподвижна. Что там паруса, что каша? Душа моя, небесное созданье, ты ж не ела - не пила три дня. Усохнет, высохнет, умрет. Умрет мне с неба вдруг спустившаяся половинка. Умрет хозяйка кашеварной, кАшерной моей души. Умрет вдруг обретенная кто - женщина. А с ней - и кухня, и квартира, и Москва, и Россия...
Осторожно, осторожно. Теплея сердцем, подсажу ее, дар небес, на пальму – не кактусом же ей кормиться. Цветочной пыльцы в доме нет. Деликатес такой где в пыльном городе достанешь?
И - бац, опять в ноздрю вонзилась гарь. А по плите ползет кошмарик белой лавы.
ОНА И ОН СО СТОРОНЫ
Он бросился к плите. Гёрлфрендочка, вспорхнув, - за ним. Туда, в вулкан, в кошмарность сладкой лавы. В горячую и липкую, как жизнь, как страсть, как смерть. И влипла бабочка влюбленно.
Душа скукожилась в комок. Рука энергией ядра метнулись в панике схватить прилипшую за плечи. И пальцы сами ненаглядную отмыть рванулись и молнией перенесли подругу в водоем.
ЧТО Я НАДЕЛАЛ?
Сложились крылья и поднять их, подруга сколько не пыталась, не могла. А лава из кастрюльного вулкана все лила, лила, бежала, изливаясь на чугун решетки, на поле желтое плиты, на пол. С крючка сорвавши полотенце, его кипящею струей облил из крана, и бросился тереть, тереть изгаженное поле.
И-и… страшно закричал, поняв, что погубил. Открывши кран, забыл на миг про женщину под ним. Кипящая струя ее задела.
ОН ЗАМЕР
Замер. Похоронный марш в ушах. Убийца, ты убил любовь! Да, листиком намокшим на днище мойки распластанной ОНА лежала. Накатом реквием орал про смерть. Литавры, барабаны. Но в какофонии с ним в спор любовь вступила. А с ней энергия – спасти!
Два пальца легким взмахом перенесли утопленницу в поле. На не остывшее еще пространство плиты. Согреть и обсушить. Авось?! И рядом сел в изнеможении. Любимая лежала без движения.
***
Прошли часы. Прошлепал день. Ночь проползла. Настало утро. Утро кухни...
Распластанной нет больше на плите. Подняв как плечи крылья, подруга гордо встала во весь рост. Я наклонился, я поцеловал ее. Она скользнула мне навстречу мелким конькобежным шагом. И я любил ее, как любит женщину мужчина.
Как образ женщины своей. Едва моей же не погубленной любовью, но ей же и спасенной. «Спасенной для полета!», - шепнула бабочка. И широко разбросив крылья, как руки протянула, зовя в объятья. Так, полные любви, впились мы вновь друг в друга. Я выдохнул навстречу ей любовь. Дыханье подняло подругу. Взлетела, и махнув – мне на прощание ли - рукой, умчалась к парусам в окно.
-----------------------
У любви, как у пташки - крылья… И крылья же у бабочки любви. Крылья ...
Смешная история.