Ночной звонок в дверь перепугал Веру. Вскочив с дивана, ударившись правым боком об угол стола, она замерла среди маленькой кухни. Показалось, что за окном кто-то стоит! Окно было низко: возьмут и застрелят!
Устраиваясь к дядюшке в офис, она первым делом спросила его, как быть, если вдруг воры?
–– Сразу же мне звони!
–– Почему не в милицию?
–– Что ты! Уже грабили один раз. Стену сломали, вывезли аппаратуру. Воры по-крупному хапнули, милиция вынесла остальное. Люди из соседнего дома видели.
В потемках Вера кое-как пробралась на склад, где не было окон, включила свет. За дверью урчала машина. Сильно хлопнула дверца, –– машина была грузовая. Сердце заколотилось: бортанут по двери, и вломятся! Не попадая на клавиши телефона, она едва набрала дядюшкин номер. Дядя молчал. С каждым гудком ей становилось страшнее: «Здесь медицинское оборудование, капиталы! Мне до конца жизни не расплатиться!»
Дядюшка наконец поднял трубку, но тут снова раздался звонок.
–– Воры! Налетчики! –– закричала Вера.
–– Ничего не предпринимай! –– дядюшка тоже кричал, но голос не был испуган. –– Если будут ломиться, милицию вызывай!
«У него же «группа поддержки»! –– лихорадило ее. –– Почему не пошлет?! Сам же сказал, что в милиции сволочь на сволочи!»
Дверца хлопнула снова, слышно было, как машина отъехала. «Вдруг в кухонное окно заберутся? Там решетка. Да что она. Выдерут!» –– Вера сжалась в комочек, не зная, что будет через минуту, две? Не убьют, так заикой оставят!
Она отыскала фонарик, опасливо обошла офис, кухню, заглянула даже в душевую и туалет. Сердце билось нещадно. Потом болезненно захотелось спать. «Не пойду в институт. Пусть дядя хоть заворчится: лягу сейчас, и всё». –– Ей разрешалось спать только до половины восьмого; к приходу дяди она должна была быть причесанной, спрятать постель, вскипятить чайник и сварить манную кашу –– у дяди больной желудок.
–– Приучайся к порядку, –– наставлял он. –– Мне неприятно видеть белье на диване. И тебя неприятно видеть растрепанной. К тому же могут быть посетители.
Посетители были редки, но Вера ему не перечила. Кто ей заплатит семь тысяч в месяц? В институте сокурсницы ей завидовали: «Сорок две тысячи! Ого-го!» –– дядя сказал, что оплачивать будет по полугодиям. Но Вера не говорила, как ей тяжело: она с вечера частила снег во дворе, мыла полы во всем здании, сторожила ночами, а в выходные не имела права никуда отлучиться.
–– Про выходные забудь, –– вдалбливал дядя. –– Делай контрольные и курсовые нерадивым студентам, деньги не лишние. Когда я учился –– на курсовые жил. Мать не тревожил просьбами о деньгах. Вы сейчас слишком самонадеянны. Думаете, что родился –– и осчастливил весь мир! Нет, за место под солнцем надо бороться, надо кусаться! А денежки, милая, надо любить и копить!
Он ставил Вере в пример себя, единственного в роду, ворочавшего большими деньгами:
–– Твоей отец мне двоюродный брат, мы выросли вместе, вместе учились, но я стремился вперед, а он завис в терапевтах.
Вера чувствовала, что надолго ее тут не хватит. Только бы продержаться полгода, на которые сделали с дядюшкой договор.
Она не услышала, как он вошел. Он сам открыл входную железную дверь. Увидел племянницу, спавшую за столом бухгалтера, растолкал:
–– Что тут случилось?
–– Н-не знаю, –– промычала она.
–– Иди, свари кашу.
Дядя обследовал кабинет, склад, пересчитал ящики, и пришел в кухню. Молоко из кастрюльки, вскипев, вылилось на плиту, Вера спала, ткнувшись носом в диванную спинку.
–– Ты что себе позволяешь? –– тряхнул он ее. –– Немедленно вычистить все и проветрить! Спать можешь в своем общежитии!
В дверь позвонили. Бухгалтеру было рано. Дядюшка прошагал на склад, оттуда в «прихожку», дождался второго звонка. Спросил:
–– Чего вам?
–– Откройте, Лев Константинович! Из Ижевска приехали. Ночью. Хотели у вас остаться, да сторож, видать, напугался.
Дядюшка отпер дверь, радостно встретив приезжих, которых ждал со дня на день. Извинился за Веру. Показал оборудование, говоря, что добыл его чудом, через связи в Москве… Явилась бухгалтер. Оформили сделку, распили бутылку вина, –– Вера прислуживала им за столом. Дядя был весел и возбужден.
Покупатели, загрузив машину, уехали.
–– Эх ты, трусиха, –– хохотал дядюшка над племянницей. –– «Налетчики, воры»! Побольше бы мне таких! Что ты все хмуришься?
–– Я не буду у вас работать, –– тихо сказала Вера. Вещи ее были собраны.
–– А что такое случилось?
–– Заплатите мне, и простимся.
–– Тэ-экс… -- дядюшка потер руки. -- И сколько же ты заработала?
–– Тридцать тысяч. Я больше четырех месяцев здесь.
–– Понятно. А ну-ка давай подсчитаем? По междугородке звонишь родителям? Да, звонишь. Компьютером пользуешься? Постоянно: и днем, и ночью. Вода, электричество, газ… В Новый год пустила друзей, сломали журнальный столик, а он инкрустирован.
Дядя вынул бумажник и положил перед Верой две тысячи:
–– За расторжение договора до срока. Остальное –– на твоей совести.
Вера почувствовала, что сейчас потеряет сознание. Долгие ночи в тревоге от каждого стука и шороха, тяжелый физический труд… Да разве так можно?!
Бессильная что-либо изменить, не поднимая налитых слезами глаз, она надела пальто и вышла. Денег она не тронула.