Слова выползали изо рта словно змеи. Они шлепались на пол, извиваясь, расползались по комнате. Шурша, поднимались по обоям, и, свешиваясь с люстры, шипели, глядя на меня холодными, злыми глазами человека, который исторгнул их.
Они пытались укусить меня, впрыснуть свой яд в мой мозг, парализовать мою волю, отравить мое существование. Увернуться от них было невозможно. Наконец одной из них удается достигнуть цели. Ее кривой зуб вонзается в мою голову, и я чувствую, как трещат кости черепа. Змея не успевает впрыснуть свой яд, так как я метнувшись в сторону сбрасываю ее с себя. Схватив сумочку, выскакиваю в коридор, громко хлопнув дверью. Слышу, как вся эта разъяренная орава бьется об неё, пытаясь выбраться из западни. Глубоко вдохнув, разворачиваюсь и бегу по длинному лабиринту коридора офицерского общежития.
Город
Выскочив на улицу, жадно хватаю ртом прохладный сентябрьский воздух.
Каменные громады домов стоят твердо и непоколебимо, глядя на меня ровными рядами окон холодно и безразлично. Город с его обитателями живет своей обычной, размеренной жизнью. Его отлаженный механизм работает без сбоев.
У всего, что движется или находится в покое, есть своя цель. Я же в мятежном поиске. Куда податься? Где найти успокоение. Забыться. В конце концов, исчезнуть из этого мира хотя бы на неопределённое время?
Повсюду глаза, глаза…. От них не укрыться. И такие они все разные. Их взгляды добрые и злые, безразличные и холодные. Но, самые страшные – это пустые, без движения жизни в зрачках. Хочется убежать в тишину, но в брюхе каменного монстра ее найти очень сложно.
В парк? Нет. Там все до тошноты спланировано, расчерчено и выверено. Даже деревья и кусты растут так, как кому-то хочется.
На время мой мозг отключается, остаются лишь механические движения. Я иду, иду, иду…
Аромат теплого хлеба останавливает меня. Он пахнет детством и еще чем-то забытым и родным. Этот запах пробуждает меня, возвращая к действиям. Теперь я осознанно выбираю маршрут. Иду пешком. Транспорт исключен. Меня пугает толпа, добровольно входящая во чрево железных чудовищ. Они заглатывают её, отсекая от внешнего мира дверями, которые, шурша, шипят словно змеи.
Иду через мосты. Они выгнули свои спины, словно испуганные коты. Прохожу один, второй, третий и, наконец, последний, деревянный, он несёт в себе частичку воспоминаний из прожитой жизни. Прямо передо мной возвышаются каменные стены старой, мрачной крепости. В неё ведет полуоткрытая дверь, расположенная на теле массивных ворот, покрашенных наискось черно-белыми полосами. Резкая противоположность цвета усиливает сумятицу в моей душе.
Избегая, возможно, уготовленной ловушки, сразу за мостом сворачиваю к реке. Едва вытаскивая из песка ноги, бреду к воде. Подошвы просто горят. Раз, два, три – считаю свои шаги. На шестьдесят девятом останавливаюсь у большого плоского камня, возле самой воды. Сажусь на него. Сбрасываю туфли и с наслаждением опускаю ноги на влажный песок. Река незамедлительно лизнула их легкой волной, но, словно обжегшись, тут же откатилась назад.
Река
Тая в себе необыкновенную мощь и силу, она текла мимо берегов, замурованных в гранит. Ей были безразличны узорные решетки садов, гордая стать дворцов и обворожительная красота Стрелки Васильевского острова. Ведь эта красота не могла соперничать с нею в величии; она могла только ловить свое дрожащее отражение в ее водах. Ажурные мосты клещами впились в кромки ее берегов. Город боялся, что река однажды раздвинет их и вырвется на свободу, снося все на своем пути.
Давным-давно город набросил на нее каменную узду, полагая подчинить своей воле. Какая наивность! Это он был подвластен ей, от нее зависел его налаженный быт. Она была хозяйкой положения. А, чтобы он об этом не забывал, время от времени напоминала о себе.
Никакая узда не могла удержать ее в русле, когда она играючи взбиралась по ступенькам набережных и, клокоча, несла свои воды по близлежащим улицам, заглядывая в подвалы и скверы. Реке доставляло несказанное удовольствие видеть посеянную панику. Вдоволь насладившись своей властью и потрепав город, она, как ни в чем не бывало, не спеша, спускалась обратно по ступенькам и мирно продолжала свой бег. Река не любила каменного монстра, он сдавливал ее, как удав, не давая возможности вдохнуть полной грудью. Прохождение через него она воспринимала как наказание за свои прошлые грехи.
В окружающем меня мире, река не имела себе равных. Может, поэтому притягивала, той магической силой, которая лишает слабого воли. Она звала, манила в себя, обещая покой, блаженство и вечность. Предлагала раствориться в ней, стать ее частицей, жить страстями, доступными только ей. Река шептала мне о красоте лесов, лугов, где ветер, словно вольный конь, гуляет по густым травам, о бездонной синеве, утопающей в ее водах, о густых белых туманах, которые пасутся на ее берегах. И, конечно же, о дальних, не знакомых мне странах. Это было заманчиво. Но войти в нее, для меня означало подчиниться чьей-то воле, более сильной и властной, чем человек. Чувствуя мое колебание, река нервничала, нетерпеливо касалась моих ног легкими волнами, словно торопила: “Скорей, скорей!”
Что-то дрогнуло во мне, я напряглась, готовая подняться и войти в мокрую тишину.
пёс
Но холодный влажный нос коснулся моей щеки и припечатал меня к камню. Поворачиваю голову. Рядом со мной стоит огромный пятнистый дог. Умные, с влажным блеском глаза смотрят пытливо и внимательно. Он словно хочет о чем-то меня спросить.
– Садись, раз пришел, – тихо говорю ему я.
Он словно ждал моего приглашения. Придвинулся поближе, сел, слегка касаясь моего плеча. От него исходит тепло, доброта, понимание. Река стала сердито швырять волны на берег, будто хотела прогнать незваного гостя: он мог помешать ее замыслам. Одна из них коснулась его лап, но пес не ушел, даже не попятился.
Интересно, о чем он думает? Я поворачиваю голову в его сторону – он тоже повернул голову. Вероятно, и пса мучил тот же вопрос. Наши носы столкнулись. Я улыбнулась. Пес весело посмотрел на меня, раскрыл черно-розовую пасть, свесил язык и часто-часто задышал, он, словно смеялся. Где-то глубоко, в самых отдаленных уголках моего сознания, как в далеком детстве, шевельнулся голубой теплый клубочек. Он настойчиво стал выбираться на простор. С громким ревом мимо нас проносится катер. Мы поворачиваем головы, провожая крикуна взглядом. Снимаю с коленей сумочку и кладу ее на песок. Тонкий аромат теплого хлеба коснулся наших ноздрей и поплыл к серовато-белым облакам. Пес легонько толкнул меня в плечо, как бы спрашивая:
– Это у тебя так вкусно из сумки пахнет?
И в тот же миг выглянуло солнышко, разом перекрасив серый мир, сделав его чище и светлее, а главное – теплее. Лучики заплясали по гребешкам волн, отразились нестерпимым блеском в окнах Зимнего дворца и, облив золотом купол Исакиевского собора, весело побежали по шпилю Адмиралтейства.
На самом деле это из моей сумки пахло свежеиспеченным хлебом. По дороге сюда я слямзила румяную сайку прямо с лотка разгружаемой машины на глазах у изумленного грузчика. И это она, хрустящая, румяная, слегка еще теплая, своим ароматом разбудила дремавший в нас голод. Достав ее из сумки, я отламываю ей носик, самый вкусный кусочек, и протягиваю своему новому другу. Он осторожно, едва касаясь губами моих пальцев, берет его. Второй кусочек мой, снова ему, потом себе. Легкая волна жадно слизывает у наших ног золотистые крошки.
Покончив с сайкой, мы молча продолжаем смотреть на реку, которая упорно лижет наши ноги назойливыми волнами, приглашая проделать остальной путь вместе. Пес теснее прижимается ко мне, и я кладу руку ему на холку, нежно перебирая ее пальцами. Нас окружает тишина полуденного города. Но мужской голос враз разбивает ее. От него вздрогнули не только мы. Река, качнув свои воды, ударила по нашим ногам крупной волной, за ней последовали более мелкие, наскакивающие одна на другую. Дурным, всполошенным голосом завыл чумазый катер, который нацепил на свой бок большие автомобильные шины.
– Так вот ты где, негодник! Я тебя в сквере ищу, а ты здесь прохлаждаешься. С каких это пор ты сюда стал ходить гулять? Ко мне! – строгим голосом скомандовал мужчина.
Пес напрягся, но головы не повернул, делая вид, что его интересуют река и вопящий катер.
– Джек, ко мне! – в голосе хозяина звучали нотки раздражения.
Мой друг повернул голову и посмотрел на него так, словно видел впервые. Мужчина решительным шагом направился к нам. Пес развернулся и сделав шаг вперед, широко расставил ноги, и слегка вытянул морду, оскалился, издав негромкий предупреждающий рык.
Мужчина опешил. Опешила и я. Пес оглянулся и посмотрел на меня, он словно хотел сказать: “Не бойся, в обиду я тебя не дам никому, даже хозяину”.
Наступило молчание: умолк катер, затихла река, ветер перестал копошиться в кронах тополей. Голубой теплый шарик в моем «я», выскочил из темных путей лабиринта, брызнув во все стороны разноцветным ярким огнем. Разом разлился вокруг нас и ударной волной покатился по каменному монстру, оставив в моей душе чувство, которое нельзя описать словами. Здесь было все: прохлада раннего утра и восход солнца. Звонкое ржанье коня, запах трав, обласканных солнцем, и первый крик моего сына. Я сползаю с камня и, упав на колени, обнимаю шею моего нечаянно обретенного друга. Рыдания душат меня. Пес осторожно кладет свою голову мне на плечо и замирает.
Сколько это длилось? Мгновение или вечность – не знаю. Наконец рыдания стихли, оставив после себя блаженный покой и легкий хаос. Я сажусь прямо на песок, бессильно уронив руки на колени. Мой друг ласково лижет мое лицо, удаляя с него следы прошедшей грозы.
– Я могу Вам чем-то помочь? – растерянно спрашивает мужчина.
Я отрицательно качаю головой.
– Спасибо, но он мне уже помог – не наказывайте его.
Пес посмотрел на меня, потом на хозяина, словно хотел удостовериться в искренности заданного вопроса и прозвучавшего ответа В этот момент он был похож на немого человека, который слышит, но ответить может только жестами. И он ответил. Отпрыгнул от нас, весело лая, стал бросаться то в одну, то в другую сторону, словно приглашал нас поиграть.
Вскочив на ноги, я погналась за ним по песчаному берегу. Обратно возвращаемся кромкой воды, весело шлепая по макушкам набегающих волн, любуясь брызгами, в каждой из которых было по капельке солнца. Мужчина поджидал нас на камне, держа в руках палку.
– Ну, Джек, хватит дурака валять, давай поработаем немного, – сказал он и кинул её далеко от берега. – Апорт!
Мой друг с укором посмотрел на него. Лезть в холодную воду ему вовсе не хотелось. Лениво подойдя к ней, он потрогал ее лапой, понюхал и оглянулся назад. У него еще теплилась надежда, что хозяин отменит свой варварский приказ. Но тот был неумолим.
– Апорт! – повторно прозвучала команда.
Пес лениво стал заходить в воду. Чтобы подбодрить друга, я быстро снимаю платье и бросаюсь в реку. Плыву, не оборачиваясь, слыша за своей спиной сопение. Первой к палке подплываю я, зажав ее в зубах, плыву обратно. Когда поравнялась с псом, сделала зверское выражение лица. Этот чертяка внезапно обеими лапами окунает мою голову в воду. От неожиданности я выпускаю палку изо рта.
Вынырнув, отфыркиваюсь, убираю с лица волосы и вижу своего соперника плывущего с моим трофеем в зубах.
– Нечестно! – кричу я, бросаясь вдогонку.
Пес, выскочив на берег, первым делом относит палку хозяину, а потом отряхивается. Мужчина хохочет, нахваливая моего соперника за сообразительность.
– Нечестно, – говорю я, глядя псу в глаза.
Он лукаво смотрит на меня, мол, честно или нет, а я первым пришел на финиш, здесь игра без правил. Мужчина достает из сумки полотенце и протягивает мне.
– Правда, это полотенце Джека, но все же лучше, чем ничего. Вытритесь, а то простудитесь.
– Я закаленная, но волосам не помешает.
Пока я вожусь с волосами, Джек, засунув морду в сумку, что-то ищет.
Потом извлекает теннисный мяч и, взглянув на хозяина, подносит мне.
– Спасибо!
Я растрогана до слез. Беру голову пса в ладони и целую его в лоб.
– Вы уж нас извините, но нам пора домой, – смущенно, точно оправдываясь, говорит мужчина, надевая псу намордник.
– Погодите, – я хватаю свою сумочку и лихорадочно роюсь в ней, – погодите, одну минуточку!
Достав ключи, я снимаю с них брелок с маленьким голубеньким зайчиком и торопливо цепляю его на ошейник, рядом с поводком.Смахиваю набежавшие слезы.
– Может, пойдете с нами?
– Нет, нет, все нормально. Просто не люблю прощаться.
Они уходят, но где-то на середине моста Джек оборачивается. Я машу ему рукой.
– Спасибо, Джек!
Снова сажусь на камень.Лучики солнца золотят гребешки легких волн, отчего, кажется, что река покрыта блестящей чешуей. Подобно огромной сказочной рыбе, она проносит мимо меня свое тело, с трудом протискивая его под очередным мостом. По которому, весело погромыхивая, бегут навстречу друг другу трамваи, важно шевеля усами, проплывают троллейбусы, спешат разноцветные жучки машин. Неподалеку от меня покачивается на волнах чайка, в кроне тополя громко спорят воробьи. Река больше не зовет меня в свое чрево, не пытается подавить мою волю, она держится со мной на равных, “ИБО И СВЕТ ВО ТЬМЕ СВЕТИТ, И ТЬМА НЕ ОБЪЯЛА ЕГО”.