Приключения энэлотика Гумпо

 ISBN 978-3-939995-48-7

                               
               
               


                Часть 1
                СТРАННЫЙ СЛУЧАЙ


       Ваня Бабиков - жалкий пьяница - молодой необратимый алкоголик и, как сказала сердобольная соседка тётя Катя,  кровавая мозоль на язве социальных извращений - с утра, как насос, накачался какой-то разящей бурды и терпя дикий шторм,  вразнотык пробирался сквозь мнимую зыбкость пространства к своей вожделенно намеченной цели.
Срываясь ногами с коварных бордюров и сложно падая через внезапные скамейки в размятые по праздникам кусты, причудливо при этом, выражаясь, пугая нянек и младенцев и непрестанно оступаясь от икоты, он, всё-таки, дошёл до запада, где вознамерился перевести  дыхание.

Влекомый сонмом эротических фантазий, он даже не успел обнять кудрявую ракиту, как некая штуковина похожая на шайбочку или случайный камушек  с оттяжкой чакнула ему по голове со стороны полуденного солнца и, срикошетив об ракитин ствол, безвольно юзнулась в траву.
Светильник разума угас и Ваня примагнитился к земле.







                Часть 2
                НАВАЖДЕНИЕ


      Гумпо очнулся не сразу.
В бреду он метался, стонал и лежал лицом вниз. Его непрерывно и страшно мутило. Потом, когда он начал что-то чувствовать, он был так слаб, что даже не пытался встать. Ужасная боль во всём теле не позволяла даже глубоко вдохнуть. Когда она постепенно расползлась по телу и слегка притупилась, он уснул и спал весь вечер,  ночь и утро.

Он, видимо, слегка восстановился, потому что, когда жуткий рёв и яркий свет открыли ему очи, он, резко приподнявшись, дёрнулся назад, упёрся спиною в ракитин ствол и замер.

Невероятно раздирающе и режа слух, огромное количество блестящего металла одним наляпанно-отломанным куском,  ревя, свистя и будоража, летело прямо на него, но с сатанинским грохотом перелетело мимо, и перейдя на низкий рокот, удалилось, оставив в теле дрожь и сумасшедший страх.

Потрясение было невероятнейшее.
Вместо чудовищного грохота и груды сверкающего металла, сияющая в бесконечной синеве,  звезда освещала огромнейший зелёный массив растительности, беспросветно уходящий к горизонту. Из буйных этих дебрей тут и там виднелись искусственные белые строения с множеством ячеек, а сразу перед зеленью массива лежал широкий голубой поток, покрытый рябью волн.

Гумпо сидел на огромном высоком обрыве.
Этот берег был крут. И на нём возвышались, как башни, высотные белые здания с прозрачными светлыми окнами. Стремительный, похожий на антенну белый шпиль начинался в макушках деревьев и гордо заострялся  в голубой небесной бесконечности.
Через весь широчайший поток нависал длинный мост, уходя в берега. По нему и по потоку стремились-двигались какие-то, возможно, механизмы. Большие белые сооружения степенно плыли по потоку, распространяя звуки музыки и гам. По ним перемещались существа издалека похожие на мелких человечков!

Вдруг, что-то шевельнулось, и Гумпо с удивлением увидел ноги!
И эти ноги в каких-то грязных желтых башмаках, замызганых синих штанах - его ноги! И руки его, но чужие - совсем незнакомые странные руки - в коричнево-клетчатых коротких рукавах, грязные, в ссадинах, и на ладони шрам, которого там никогда не было!
Он с ужасом взялся за голову. И она оказалась на ощупь чужой! Лохматые жесткие волосы, небритые щёки и шишка на самом затылке - большая - нельзя прикоснуться!
Он безумно уставился перед собой:
Как ярко сияет звезда! Какое высокое синее небо и белые облака! Какой удивительно красочный мир! - думал Гумпо, - Куда я попал?  Что за диво случилось со мной? Как жутко и нудно сосёт в животе! Руки, ноги дрожат, очень хочется пить.

Сидя он переместился в тень, где не так припекало болящий затылок, и сразу наткнулся рукой на какой-то предмет.
Это был небольшой овальный диск в диаметре меньше ладони и не толще мизинца – этакий плоский булыжничек - сплюснутый тор замутненно-молочного цвета  с таким же овальным отверстием. Он посовал в дырку палец и швырнул его, как ненужный, в кусты.

 При этом,  сердце как-то странно ёкнуло, но тут же из кустов явилось некое живое существо и радостно сказало:

- Ах, Ванечка! Так, вот ты где! А я вчера ждала тебя за теми гаражами!  А ты сидишь, как партизан, в засаде!
И с этими словами существо тоненько запищало, разбежалось, набежало и радостно прыгнуло на него, смяло и вдавило своим жарким телом  в землю, в траву.
Гумпо только успел удивиться, что он понимает его незнакомую речь в общем смысле, но тут же забылся от боли в затылке, которым он снова куда-то воткнулся. Одолев приступ боли и открыв глаза, он увидел большую улыбку, нависшую над ним, как туча и робко спросил:

-    Ты кто? - и сам же удивился незнакомой своей речи.
- То есть, как это - кто? - удивилось лицо, - Ты зовёшь меня Симпатичная  Лимпопо! - заявило лицо и накрыло его своим жаром и влажностью жадного поцелуя, а  когда со шлёпаньем оторвалось, спросило, - Ты что, не узнал меня? Это я - твоя девушка Шаша! А ты - капитан Ваня Бабиков - неизвестный герой и проходец! Ты сам так сказал. Ну, ты что?
-    Меня зовут Гумпо.
- А я тётя Мотя! Подруга твоей тёти Кати! - существо отстранилось, внимательно глядя на Гумпо, и вновь улыбнулось, - Ну, Ваня! Опять куралесишь? - и пухлые круглые смуглые щёки разъехались в стороны, и карие глазки над кругленьким носом опять засияли и толстые-толстые губы, расплывшись, открыли отсутствие зуба. И вся вокруг кудрявая, всклокоченная шевелюра засветилась в пронзившем крону дерева луче.
Невероятно высоко две полные жаркие сферы, прикрытые тоненькой маечкой, приятно волновались, но, очень кстати, дополняли немного полноватое, удачно сложенное тело. А на ногах у неё были такого же фасона синие брюки в обтяжку и обувь вроде тапочек. 
 
-    Какая-то странная самочка! - подумал Гумпо.
- Фу, Ваня! Как тут грязно у тебя! - поморщилась она,  - Ты что, тут отключился, что ли?
Он посмотрел вокруг, и в животе опять ужасно засосало:

- Мне бы помыться! И хочется пить очень сильно! - заметил он и вновь немало удивился, что так легко говорит на неизвестном языке и понимает то, что говорят. Наверное, действует телепатия?
-     Пойдём купаться, Ванечка! Смотри, как жарко!
-     А что такое "Ванечка" и "Ваня"?
-     Тебе не нравится, как я тебя зову?
-     Не знаю.
- Ну, Ваня Бабиков! Ну, ты даёшь! Ну, ты, видать, хватил вчера! А я, как дурочка, весь вечер просидела - ждала тебя!
Но, впрочем, это, видимо, её нимало не смущало. Улыбнувшись своею широкой в разные стороны улыбкой, она бойко встала и, подойдя к обрыву, исчезла вниз, оставив только небо с дальним горизонтом.
А Гумпо глупо продолжал сидеть, не понимая, кто хватил, чего хватил, кто он, где он и что он. Как будь-то, это сон!  Но сон невероятный и не сопоставимый со снами вообще - всё абсолютная реальность! Уж, боль-то не обманешь!
Но, не смотря на боль и беспамятство, он удивлялся, какая кругом необъятная  красота! Определённо, этого он никогда не видел - всё живое и в этом всём живом сосредоточена цивилизация! 

На этом слове сердце снова ёкнуло, волна отупляющей боли нахлынула со всех сторон.
Но снизу появилась голова и в нетерпении спросила:

-    Ну, что ты, Ваня?
- Почему я Ваня? - думал Гумпо, но, подчиняясь призывно сосущему взгляду, он сидя добрался до края обрыва и начал спускаться.
Лимпопо,  суча ногами и ловко балансируя своим противовесом,  как  козочка, перебегала от уступа до уступа, оборачивалась и смеялась над Иваном. А тот едва живой, трясясь руками и ногами,  как якорь, ехал задом по обрывистой тропинке, хватал  кудрявую траву и веточки кустов, смотрел на них, как будь-то, видел первый раз, и  в сильном страхе повредить их, отпускался от растений и просто скользил  и потел, как бестолковый робкий даун.

Однако, доехав до самого низа, он почти освоил своё тело и набрал такую скорость, что выпал мешком из кустов на ухоженный щебень и в ужасе, как мячик, отскочил обратно - с невероятным грохотом по двум железным параллелям промчалась жуткая стальная колбаса. Он даже закричал - настолько близко к голове прогромыхало страшное огромное железо - но сам себя не слышал.
Когда железные сосиски на колёсах удалились, не сразу заметил, что громко орёт, и умолк, провожая змею на колёсах,  увидел,  как бедняга Лимпопо окаменела словно истукан.  Она стояла рядом  в нескольких шагах, разинув рот и очумело-глупо наблюдала за Иваном.
Потом она причудливо пошевелила головой и медленно произнесла:

- Ну, Ваня, ты даёшь! - и так ещё немного постояла смуглявая, лохматая, кудрявая, задастая, вымистая, с тонкой талией.
А Ваня, глядя на неё, внимательно и вежливо сидел в спокойных лопухах.

-     Попей водички-то! - задумчиво сказала Лимпопо.
В трёх шагах от Ивана из обрыва, словно из стены, торчала чёрная труба, из которой текла толстомясая струя удивительно чистой, хрустально-прозрачной холодной воды. Тропинка примыкала к ней, собравшись в некую площадку среди обильных сочных лопухов. Ручей стекал в отлив и убегал вдоль насыпи.

Больной сам собой притулился к источнику, начал пить. Он,  как гордый олень, воздымал свою мятую  голову и,  унимая леденящую ломоту,  подолгу удерживал  влагу во рту,  ничуть не сомневаясь в чистоте  природного продукта.
А Лимпопо внимательная наблюдала.      
Потом они перешагнули через несколько блестящих,  параллельных длинных железяк, приколотых к каменным поперечным брусьям, которые, как лестницы, красиво изгибаясь, уходили в ближайшую бесконечность и терялись в зелёном беспределе и белых от света строениях крутого берега. Немного прошли вдоль искусственной каменной ровной стены и через выбитую кем-то щель проникли на очаровательный песчаный пляж, поросший сквозь песок дремучими обширными кустами из тонких длинных веточек, покрытых зеленью продолговатых листьев.

Между кустов песок соприкасался с жидкостью воды, которая не скоро, но массивно протекала мимо. И дальний берег, и его кудрявые зелёные деревья и небольшие разноцветные, уютные сооружения, лужайки и песок, как будь-то, двигались против течения, но это только так казалось.
А над водой на синем фоне неба стремглав летали белые живые существа и резко вякали истошными пронзительными голосами. Иногда они внезапно бросались - втыкались в воду, но не тонули, а улетали прочь, и уносили что-то выхваченное на лету из воды в своих отточено-острых пинцетах.

- Ну, что ты встал-то, Ваня? Раздевайся, - кудрявая  щекастая смотрела на него опять, как давеча - не понимая, что творится с человеком.
А тот стоял в юродиво-трусливом  полуприседе и не мигая  пялился испуганными круглыми глазами.

-    Какой-то ты, Ваня, сегодня ушибленный.
-    Они нас не ужалят?
- Кто? Чайки? Раздевайся! Сейчас искупаемся, будет полегче.  Смотрю  я – допился ты, Ванечка, до зелёных чертей! Так, ведь, и белочку можно поймать! - заметила она и стала раздеваться.  При помощи  сучительных  движений бедер c трудом стянула свои джинсы и оглянулась на Ивана.
Тот как-то очень тяжело соображал и тормозил - ещё совсем не веря чайкам и ничего не понимая про чертей, он глянул влево, вправо и не заметив белочку, стал, наконец-то, по примеру  Шаши раздеваться, внимательно разглядывая пуговки и прочие сцепления одежды.
Всё оказалось просто.

Но, сбросив всё и оглядев себя, он обнаружил пуп! Он обнаружил кое-что ещё, но пуп потряс его невероятно! Он даже кое-что не стал рассматривать, а всем своим сознанием сосредоточился в пупке:

- Всё можно объяснить! Но - это для чего? - он бормотал и трогал пуп дрожащими неверными руками, - Быть может, это травма?
Но тут горячее трепещущее тело прижалось сзади жаркой нежной обнажённой плотью и жадно задышало в ухо.
Он замер, чувствуя спиной всем телом каждую деталь горячего чужого организма. Немного постоял так без движений и осторожно прикоснулся пальцами к её крутым, прильнувшим бёдрам и, осторожно касаясь, поднялся по ним к таинственному месту их соединения.
Она затрепетала, задышала, ещё сильней сковав его в объятия.

Но он  добрался до её пупка и стал настойчиво ощупывать его.
Она непроизвольно взгоготнула, отпрянула, забегала вокруг него, как дикая коза, и захихикала и заскакала и стала прыгать на него,  как слоник.
И с первого же раза уронила.

Он, лёжа на песке, придавленный её стихией,  робкий, словно мышка, сосредоточенно и напряжённо думал и вдруг  спросил:

-     А где же сумка?
Она притихла.

-     Какая сумка?
Он затрепыхался, чтобы выбраться из под неё.
Она, растрёпанная, бестолково широко села в песке.

Он молчал и открыто рассматривал женщину.
Она смутилась, встала, что-то подхватила и забежала в воду.
Омыла тело от песка. Блестящая, красивая и мокрая вышла на берег, в каком то треугольничке на бёдрах, стряхнула брызги на Ивана, схватила маечку,  джинсы и обувь и скрылась в кустах, бросив реплику:

-     Пялится и молчит!      
   
Он остался сидеть обнаженный, растерянный и бестолковый.
Лимпопо стояла у него перед глазами ядрёная, смуглая, в струйках  и каплях воды - попка спереди и попка сзади, изгибы линий талии, очаровательные вымя, полные, как будь-то налитые и невероятно высоко - аж там, где у него у Гумпо  грудь!  Но самое загадочное - сумки нет! А вместо сумки только углубление пупка по центру живота - как у него!

Вдоль берега с надрывным воем по воде подъехал какой-то насос  с сидящим на нём ездоком. На всём ходу насос внезапно кувыркнулся, седок слетел с него, насос без управления пошёл дугой неведомо куда,     а тот, кто вылетел, поплыл вразмашку прочь и крикнул:

-     Извращенец!

Гумпо внимательно с недоумением  следил за ним – кабы, ездок не утонул, пока того не подобрали на борт другого более стремительного  и более крупного водного механизма.

Жжение звезды заставило тело двигаться. На нетвёрдых четвереньках он приблизился к воде, осторожно потрогал её.  Приятная прохлада не прихватила льдом, как родниковая, но усладила и ласково поманила  в себя, однако, лезть в неё, как Лимпопо, он не решился, а только пошлёпал всего себя мокрой ладонью.

Увидел в воде отражение - в песке колени выдавили ямку, которая заполнилась водой, и он разгрёб её пошире. Вода разлилась в ней спокойно, и Гумпо увидел лицо.

Но это был не он! Из лужи на него смотрел смешной ушастый и лохматый гуманоид с короткой недельной щетиной, как волосы, рыжего цвета  и  голубыми глупыми глазами! Он помаячил в отражении рукой, но вдруг ударил в это зеркало, зашёл в поток по локти и опустил  отчаянно в него больную голову.
 
- Ха! Смотрите! Смотрите! Дядька стоит кверху телевизором! - услышал он,  когда  обратно вынырнул вдохнуть.
Между кустов стояли головастики в коротеньких штанишках  и трусах.
Они смеялись и, когда он оглянулся, убежали - быстро скрылись и затихли.

И Гумпо вдруг поймал себя на только что мелькнувшей мысли - "гуманоиды" - и весь похолодел. Картина положения внезапно стала проясняться.
Как будь-то, вспыхнул потухший в темноте экран:
Он вспомнил, как загадочным воздушным пузырьком в чёрной толще глубокой воды приближалась живая планета, как долго он любовался  её океаном и рельефными континентами, летая по орбите, сменяя день и ночь, как стремительно ворвался в атмосферу, и пронзив туманы облаков, сбавил скорость и поплыл навстречу заливавшей всё светом,  сияющей в небе огромной звезде над непонятной живостью гигантского материка, опутанного венами могучих рек.
Он погонялся за летающим металлом, который так ужасно не ревел, как давеча без звукоизоляции, затем без всплеска погрузился в океан, прошёл по мраку самого глубокого подводного ущелья, поднялся в воздух и помчался к одному  из двух похожих друг на друга треугольников-материков. Но на подлёте к одному из них, вдруг, заработала тревожная сирена и видимость пропала. Чтобы избавиться от столкновений и падения, он развернулся вверх и резко увеличил скорость, надеясь выйти за пределы атмосферы. Но больше ничего не видел. Он только вспомнил  ярко вспыхнувшее, окутавшее корабль, мерцающее сияние. Что случилось? Что произошло? И почему он, как его там, Ваня Бабиков? Как же это могло получиться?

- Говорила мне мама - не надо на эту планету летать! Жмёт сирень твою черёмуха! - последнее выражение вырвалось гневно и как-то с оттяжкой и как-то уж больно само по себе.
Ужасное чувство неволи и чёрного мрака от выплывшей тайны сдавило, вдруг, сердце и грудь. Отчаянье разом отняло все силы и разум.
Он сел и обмяк и почувствовал страшную тяжесть, с какою планета пленила его, притянула, прижала,  вмагнитила  и захватила.


 
               

                ПРИШЕЛЬЦЫ


      Красота осталась непонятной и волшебной, но он уже не принимал её энергию. Безвольно смотрел, как по глади потока шныряют спасатели, ловят сбежавший от гонщика ловкий насос и не могут поймать, потому что боятся с насосом столкнуться.
На том берегу, на песочке заметнее стало гуляющих, отдыхающих и лежащих полуголых существ.

- Какие, однако, у самочек вымя!  Наверное, они мешают их  рукам? – подумал  Гумпо,  вспомнив Лимпопо, и стал рассматривать свои соски, которые росли на том же месте - как  у женщин.
                В кустах опять хихикнули, и что-то пронзительно больно ударило в спину. Гам и шлёпанье ног сразу стихло - головастики бросили камнем  и струсили.
Он поднялся и понял, что надо одеться.  Но, только стоял и смотрел на чужие несвежие вещи.
По берегу опять загрохотала "колбаса". Он стоя проводил её сквозь каменную щель забора, с сомнением косясь на чаек, стоящих поодаль в песке и нагло и спокойно наблюдающих за ним.

- Ого! Смотрите-ка - скучающее тело Микеланжело! - послышалось в кустах и перед Гумпо телепаясь появилось трио инопланетян. Из них одна уже известная особа.
- Ну, здравствуй, Ваня! - басисто пропел здоровенный кудлатый самец  и перекрыл собой проход в кустах. Его заросшее лицо шокировало Гумпо так же, как  те два женских полушария и пуп.
-     Ты что же, Саша, не могла его одеть?
-     Ну, не шмогла я не шмогла! - сказала тихо Шаша и вздохнула.
Но выдохнула больше, чем вдохнула и даже как-то сдулась и стала не видна за бородатым.

- Ты, Ванечка, кончай дурить - прикройся чем-нибудь - твои друзья не терпят извращений. А то и говорить с тобой совсем не ловко, - подходя, прогудел бородатый и протянул к нему свою ручищу.
При его наступлении Гумпо слегка отстранился. Но в поведении здоровяка была такая простота, расположение и ясность, что он в ответ подал свою чужую руку и почувствовал мягкое, но прочное пожатие.
На ощупь оно показалось знакомым!
Второй - худосочный очкарик с пакетом - протянул свою костлявую ручонку и тонко пропищал:

-     Я Лесик.
Гумпо, подумав, ответил:

-     Я Гумпо.
-     Что  "гумпо"? Что такое "гумпо"?
-     А что такое "лесик"? - удивился Гумпо.

Все стояли и смотрели на него.

-     Мы на вокзале познакомились, - кивнул бородатый на Лесика.
Тщедушный гуманоид нервно захихикал, но икнул и смех его от этого прервался.
Все в тишине, не двигаясь, немного помолчали.

-     Доставай! - проворчал бородатый тщедушному.

И все задвигались.

-     Вот видишь, Елесик, что сделал уже алкоголь с человеком? – пропел-просипел бородатый.
- Ох, да уж. А я, ведь, раньше был крупнее! - зачем-то сбрехнул ему  Лесик.
- Оденься, Ваня! - Лимпопо протянула одежду, но сама же бросила её в воду – до  того она была испачкана съезжанием с горы.
                Удивительно -  Гумпо почувствовал стыд от наготы чужого тела! И ему было вдвойне удивительно, что ему было стыдно от этого за себя. Но он не в силах был что-либо предпринять из-за парализовавшего его вопроса - где, собственно, его родное  тело?

Тем временем бородач и тщедушный сдвинули побелевшие от времени, воды и солнца два бревна - устроили седала и постелили между брёвнами газеты вроде скатерти.

- Я их тут сразу встретила на летнем ресторане у вокзала, - заговорила Лимпопо,  - и повела тебя лечить. Они уже, как видишь, замахнули. Хорузя продал свою дачу. Теперь он, ты знаешь, богатый.
Она поелозила мокрой одеждой в золе старого костровища и стала тереть её песком.
Потом полоскала.
Те двое хлопотали над "столом"  в тени обширного куста.

Бородатый был широк и крепок. В чёрной гриве у него виднелась седина, лоб, глаза, немного щёк и нос. Лицо было красное, брови густые, нос сизо лиловый, губы плотные в усах, глаза большие, чёрные, спокойные и умные. На теле серая короткорукавая рубашка навыпуск и серые более тёмные брюки. Коричневые туфли.
А мелконький был в белых шортах и фуфаечке, но всё на нём висело, словно балахон. И сам он был белёсенький, под тоненькой панамочкой, в таких увесистых очках, что было странно, как они его не уронили до сих пор. Костлявенький и остроносенький и глазки в лупах мутные, как пуговки кальсон. Сандальки на тоненьких косточках.

- Я этого костлявого совсем не знаю, - сказала Гумпо Лимпопо, - Вот на. Надень. Ты в этих полосатых трусиках, как ценник!
-     Как кто?
-    Тьфу, на тебя!
- Ну, что? Давайте будем поправляться? - законтробасил бородатый, протягивая Гумпо полстакана, - Конечно, мы с Елесиком с утра уже по маленькой вдохнули, но выпить мы всегда не дураки! И наши нервы для сего деяния всегда напряжены - ты только свистни - мы уже косые!
- У меня есть знакомый, - заметил уже деликатно-поддатый Елесик, - так он так проспиртован, что резко и громко скажи ему «Водка!» - он сразу закачается и упадёт, как невменяемый и, потеряв сознание, уснёт!
- Ну, этому надо настырно и долго учиться. А пока, для того, чтоб вернуть тебя,  Ваня, обратно в сознание, попробуй "Напиток обратного времени". Я пробовал.  Он освежает. Гортань вибрирует, как новая рессора!
-     А я то ваще не пью, а то пью - ваще! - сказала Шаша, отстранив себя от стирки.
- Как ты напиток назовёшь, так он и вылечит тебя! - сказал Елесик, поправив толстые очки стаканом.
-     Вы врёте - это водка! - воскликнула, вдруг, Лимпопо.    
-     А что такое "водка"? - спросил у них Гумпо.
И все опять переглянулись. 
 
- Клава, я балдею! - нервно воскликнула Шаша и, наскоро прикрыв ладонью рот, уставилась, как дура на Ивана.
- Водка - это страшный яд и беспощадная погибель организма! Конечно, если ей неправильно лечиться, - как нивчём ни бывало, ответил Хорузя и сунул стакан в руку Гумпо.
-     А? - робко пикнул Елесик, туманя глаза свои лупами.
-     Что же ты, Ваня? - воскликнула горестно Шаша и сдвинула брови шалашиком. Причёска её, безразличная к окружающим, вся, как будь-то, застыла во взрыве, который только начал разлетаться.
-     А это что? - спросил Иван и указал рукой в газеты.
- Вот эти жёлтые рогалики - бананы, - как доктор, стал спокойно объяснять Хорузя, - То - пузырьковая вода, а сё - огуречные палочки. Ты, ведь, сам так назвал эти глупые длинные овощи? Анананы или бананасы мы сегодня не едим, ибо скорая помощь не терпит напрасных излишеств!                Ну, давайте же, братцы, отравимся - примем дружно по рюмочке яда, и будем робко ожидать кончину мира, пока петух не свистнет на горе! Пусть иногда нам будет плохо, но только лишь с похмелья! Давайте будем погружаться, пока нам радостно чувыркают древесные птенцы и солнце голову ещё не проломило, и не пришёл к нам преждевременный кирдык! - и с этими словами он опрокинул свой немаленький стаканчик в свой разомкнувшийся огромный рот и громко крякнул в бороду и обагрился дополнительным румянцем.
                Елесик, зажмурив опухшие стёкла, старательно влил в себя едкую жидкость, печально и тоненько хрюкнул и просипел через силу сквозь узкую ротовую щель:

-     Ежедневное питьё сокращает бытиё! - и заткнул себе нос огурцом.
- До весёленьких огоньков! - прохихикала Лимпопо. По серьёзному выпила и зашипела "какаколой".
                Гумпо решительно сомневался в стерильности и совместимости снеди со своим организмом,  но Ваня  Бабиков так быстро и с такою жадностью закинул весь стакан в себя, что Гумпо даже не успел заметить, как проходил процесс борьбы. К тому же, оба очень скоро забалдели и Гумпо перестал сопротивляться. А Ваня Бабиков хватал рогалики, не думая, сдирал с них ловко кожуру и был уже вполсытабрюха пьян. Он это делал с толком знающего человека,  но прекратил глотать от некой,  вдруг,  возникшей тишины.
Компания смотрела на него и молча одобряла - Лимпопо снисходительно улыбалась, как удовлетворённый своею миссией миротворец,  Хорузя внутри бороды что-то плавно жевал, и даже по бледным щекам худосочного Лесика торжественно пошли довольные красные пятна радости.

- А чё ждать-то? - сказал, вдруг, Елесик, - Давайте ещё  поскорей  понужнём по одной, пока не начало тошнить?
-     Ты что, действительно такой герой, как выглядишь? - удивился Хорузя.
-     Потом поговорим! - прервал его Елесик и ухватил "бразды" за горлышко.
- Тогда, как говорил великий Юлий Цезарь, наливай и властвуй! – изрёк удивлённо Хорузя и обратился к молодым, - А вы когда поженитесь?
                Тут Шаша вся воспламенилась, смущённо захихикала и отвернулась.
А Гумпо спросил:

-     Это что?
- И действительно! - согласился Хорузя, - Мне тёща язва цветы подарила. Что теперь делать? Не знаю.
- Жениться, - заметил Елесик, - это значит созидать очаг стабильного питания,  потому что "жениться" от слова "жена",  что по-современному звучит, как  "женщина".                Это слово можно разложить по-чеховски на составляющие части: 
-                "жен" - это корень "женщины",
                "щи"  -  еда (или пища),
                "на"   -  это "всегда - пожалуйста!"
- Удивительно! А я, вот, как-то, стоял на остановке, стоял, и вдруг - хрясь! – и  влюбился! И сразу же - хрясь! - и прошло! - подпевал, бубнил Хорузя, - Потому что настоящая женщина - это неожиданная женщина, к которой не можешь привыкнуть.                Но есть один коварный парадокс - женщине надо быть за мужчиной, а мужчине надо быть свободным!
- Если женщина очень красивая, то всю жизнь только ей и придётся служить! – заключил, вращая лупами Елесик, - А самый первый каприз женщина устраивает мужчине ещё до знакомства - когда заставляет его обратить на себя внимание.
- Красота - это то, что постичь невозможно, - согласился Хорузя, -  притяжение, жизнь и любовь никогда не понять.
-     Красота - это услада. Удовольствие - более низкое чувство, - заключил Елесик.
- Что не безобразно, то и надо считать естественным, - ответил так же по-учёному Хорузя.
Гумпо и Шаша, следя за беседой, синхронно вращали лохматыми головами.

- С мечты всё начинается и ею всё кончается! - вдруг заявил Елесик и привёл портативную схему развития семейной жизни: сперва - мечтания, знакомства и свидания, а после - свадьба, блуд и ссоры.
-     А где мечты, которыми кончается?
- Человек так устроен, что после ссоры и трагедии опять начинает мечтать и это верный признак, что он поправился. И хоть ты кол ему об голову теши, он будет вновь и вновь искать своё сомнительное счастье. И большинство людей с огромным удовольствием встают на те же грабли. А дети внимательно смотрят и учатся жить. Конечно, есть единолюбы, которые скромны и совестливы, что, разумеется, прекрасно. Тут всё зависит от того,  как Бог тебя пошлёт.
Вот, например, один воспитанный скромняга ужасно страдал от своей робости и воспитанности. Бывало, к нему обратится какая-нибудь незнакомка на улице,  так он от неожиданности так, бывало, вздрогнет, что вскрикнет, дёрнется,  ударится об угол или об косяк и даже упадёт и разобьётся.
И вот, он влюбился в одну из девиц. И та в него тоже влюбилась.
Но вместо того, чтобы сразу  женить,  Бог послал его укреплять свои чувства.
И тогда он отправился в  путешествие - покорил все деревни и города - показал себя со всех сторон  и сам  сумел  высмотреть  всех  людей.
А когда вернулся в родную деревню  к руке своей  возлюбленной, прошло столько времени, что у неё уже отнялись ноги.
А те, которые немного побойчей, знакомятся и женятся, пока амуры ещё точат  свои стрелы.
После развода опять бегут  на вечеринку  "Для тех, кого  обольстили и бросили",  которая зовётся  "Танцы-манцы-обжиманцы" или, как в  простонародье говорится, "Тискотека"  и  "Тиськи-тириськи"  и там поскорее знакомятся вновь:

-     Девушка, девушка, как вас зовут?
-     Ну, скажем, ну, допустим, Катя.
-     Ах, Катя! Какое хорошее имя! А вы не могли бы ребёночка мне народить?
- Для вас могу. Ведь, я как раз беременна! - вот, так вот всё побыстрому, скоро и ладно и даже зелье заворотное не надо за воротами сосать – его  с соломинками тут же продают.
- Ты сам-то сколько раз женат? - спросил Хорузя радикального философа.
                Тот гордо откинул себя и едва не свалился с бревна - Хорузя                удержал его за ножку.

- Я устал  предлагать себя женщинам! - заявил оратор и взгляд его воспламенился, но не сумел пройти сквозь мутное стекло, -  Сейчас пишу книгу рецептов  "О способах внезапного знакомства", - оповестил он после паузы, - Если хотите, кое-что скажу. Вот, например, в трамвае и подобном транспорте можно сказать:
- Ого! Какие у Вас длинные ресницы! Вы их не боитесь в дверях защемить?
      Это надо сказать непристойно-любезно, и женщина ваша!
      А если вы сидите в креслах, то надо так сказать:
-     Вы будете сходить?
       Она вам - "нет".
-     Тогда, давайте поменяемся местами?
Меняетесь местами и, едя далее, уже знакомитесь, как я сказал вам выше. Но лучше сразу брать несчастных  "за рога"!  Я говорю вам о касании. Вы знаете, что всё решает первое касание? Прикосновение даёт искру любви и страсти!
Допустим, в транспорте или в театре вы что-нибудь роняете под ноги и сразу  начинаете искать и ползать там по полу.
И  ножки гладкоствольные у вас уже  в руках!
Вы прикасаетесь и говорите:

- Скажите, пожалуйста, как пройти в областную клиническую библиотеку,  как  Вас зовут  и чем  Вы заняты сегодня вечером?
И, непременно,  запишите её адрес на бумажку. Она увидит и поймёт, что вы серьёзный человек  и  сразу ваша навсегда!
Рецептов этих очень много у меня!
Вы знаете, как можно незнакомых женщин элементарно просто целовать  на  улице средь бела дня и даже в ночь-полночь?
Надо только взять в руку жезл, надеть милицейскую фуражку  и, остановив  решительным жестом прекрасную незнакомку, сказать: 
   
-     А ну-ка, барышня, дыхните!
Она вам дышит, подставляя алый ротик. Вы неспеша целуете её.
И всё – она  ваша! - Елесик так разгорячился, что даже привстал и застыл в страстном  жесте,  как памятник.
Штанишки на ножках, как два колокольчика.

-     А как ты знакомишься на вечеринках?  - Хорузя явно лил ему масла в огонь.
- А я не знакомлюсь. Они сами лезут. Я только хожу вокруг выбранной жертвы,  смотрю неотрывно в глаза и сужаю круги, как удав. Ритмично - под музыку я усыпляю её, усыпляю…  Её голова начинает кружиться, кружиться... Мадам расслабляет суставы  и падает. Всё - она ваша!
      Или я разгорячаю женщин быстрым танцем.
Одна у меня так распрыгалась, что даже выронила свой стеклянный глаз! Ну, это не суть - мы нашли ей другой. Там полно всего! - тут Лесик немного взгрустнул,  но  вздохнул и добавил, - Но, я её бросил.
Ей не понравились цветы. Она швырнула их в лицо. Пришлось опять заказывать очки. Хотя, цветы в горшках стоят намного  дольше. Они ей не понравились! Там другие  такие стояли и нравились всем!
Да,  женщина - это загадка. И всё в ней  загадочно. Особенно, таинственные всякие там вещи во всяких головокружительных местах…

Тут Шаша прыснула, не выдержав, и дружески хлопнула Лесика по плечу. И тот упал назад себя через бревно, обдав компанию песком, зацепленным сандалькой.
Хорузя налету поймал подбитую бутылку:
- Тихонько, ребята! Лишаете праздник источника радости! Откуда потом будем черпать нектар вдохновения?
Под белы рученьки они подняли вместе с Шашей падшего оратора, встряхнули, усадили на бревно.

Гумпо, как сидел в полосатых трусах, так и остался сидеть.
В голове у него всё кружилось, чирикало, но сознание, как-то, работало, и он безотчетно всё слушал, старался запомнить и часто шевелил губами, как будь-то, проговаривал слова. При этом он периодически смотрел себе на пуп и сравнивал свои соски с увесистым хозяйством Лимпопо, но плохо понимал, зачем они ему. Постепенно ему начинало всё нравиться и как-то становилось хорошо и равновесело.

-     Ну что, ты маленько отудобел? - обратился Хорузя к Ивану.
-     Отудобел, - повторил монотонно Иван, отмечая словечко в сознании.
- Ну, давайте по нескольку капель рассмотрим? Тогда изнутри, хоть, не так будет жарко! Всё ближе к телу солнечный удар!
- Давайте! - поддакнула радостно Шаша, - Только, Ваня, ты закусывай.

Ваня взял загнутый огурец и захрустел песком, подсыпанным сандальками Елесика, поглядывая на удар, который мог прийти от солнца.

-     Сколько ни ем, ничего нового не происходит, - прозвучал, извиняясь Елесик.
-     Ну, так, еда - это ж не мода. Стул жидкий или крепкий - всё равно - это стул.   
- А мне очень нравится мода, - задумчиво сказала Шаша-Лимпопо и даже закачалась, - Они такие все красивые шагают...  Модели!   Подиум!
- У них такие ноги косолапые, что при ходьбе самим приходится через свои же ноги перешагивать! - заметил наблюдательный Елесик, -  А первый признак красоты - это длинная голень! Лицо можно сделать, но ноги не спрячешь!
- Наши ноги для ходьбы, а у них для красоты, - добавил жующий Хорузя, - То есть, у вас, Александра.
Шаша пустила всем телом волну одобрения.
А Лесик почему-то взъерепенился и заявил:

- У женщин ноги от природы короче, чем у мужчин, и для пускания пыли они надевают всякие длинные каблуки, платформы и прочие протезы - удлинители,  чтобы издалека нам внушить, что у них ноги длинные, дабы привлечь к себе  внимание самцов!
                Хорузя, как-то, не вставая, двинул по бревну, и Елесик опять опрокинулся.

Однако, оратор совсем не умолк, а напротив, завёлся, как будь-то в голове его сломалась некая пружина, и не смотря на неудачные попытки встать, продолжил обличение неправды лёжа:

- Вот, скажем, раньше было очень всё пристойно - подолы были длинные и женщины привлекали внимание милыми ликами.                Да, и по малости сходить было  очень удобно - платочек уронила, села-встала - одно только мокрое место  осталось. А нынче всё хозяйство на виду - привлекают внимание,  как насекомые -  и передом и голым задом!
       И тем же голым задом нагло лезут в личный мир через экран!
- Тут ты, Елесик, прав! - сказал Хорузя, - Диктуют образ жизни спекулянты! Потому что дело это прибыльное! А повторяют моду глупые мартышки!  И когда эта мода становится массовой, поневоле приходится пользоваться только тем, что есть.                А это уже говорит о развитии цивилизации!
                На этом слове все заметили, как Ваня встрепенулся и обострил своё внимание.

- Мода с каждым днём становится всё разнообразнее и ближе к папуасам,- продолжал Хорузя, -  Кстати, сознание едет туда же.                Про нормальных я не говорю. На них пока ещё держится мир.                Но говорить о них скучно.
-     Наоборот!  О них только и надо говорить! А то все хотят походить на героев-уродов с экрана! Так надоели все эти засраные крутые парни, все эти пошлые дешёвые понты, а деток, между прочим, к Рождеству всё чаще стали наряжать в костюмы всякой нечисти!   И  праздники пошли какие-то всё сатанинские - какие-то всё  "Холуёвины"!  Пословица гласит - куда народ, туда и урод - а на деле получается - куда урод,  туда и народ!  А где ты возьмёшь,  скажем,  нужную обувь,  когда  кругом  массовое производство? - восклицал Елесик вверх ногами и трепыхая ветхими сандальками времён строительства Афин, - Когда я надеваю то, что носят все, я похож на урода. А я уже пожил и видел лучшее. Поэтому я надеваю то, что близко мне по стилю!                Но мы не только про одежду говорим!
- От такого разговора одна только трезвость в уме! - басисто пробубнил  Хорузя,-  Ну, Ваня,  хоть ты образумь человека!
                Гумпо встал, посадил человечка в обратное положение, сел  обратно,  как только что сидел, и стал внимательно смотреть,  как только что смотрел.

Лесик даже весь перенапрягся от лежания, но, как только сел в обычное для человека положение, вновь весь перенапыжился, да, так, что от натуги едва не потрескались стёкла очков:

-     Порнокопытные!
      Штамповка толпоногая!
      Следовать моде последняя пошлость!
      Люди-эпизоиды и унитазный  унисекс!
      Чеки  бизнеса,  блики,  детали машин производства!   
      Тётя-кошка плюс человек-пук получается человек-невидимка!
      Если модно собаку звать девочкой, значит, девочку надо звать сучкой?

-     Клава, я балдею! - воскликнула Шаша, - Да, он же у нас перегрелся!
- Индеец, мыслитель и воин! - сказал ему грозно Хорузя, - Пора отдохнуть от дел ратных и дум государственной важности!  Походная труба зовёт немного охладиться! Пройдёмте! Пройдёмте!
И с этими словами он помог несчастному  освободиться от футболки, скинуть  шорты и прямо в сандальках и ветхой панаме направил горячее бледное хлипкое тело в прохладные полные воды.

От процедуры в оживляющей стихии Елесик  завизжал,  трусы его надулись в угрожающе большой пузырь, но, примирившись, выпустили воздух.
    
- Да, нынче мода будь здоров! - просипел Хорузя, омывая пациента, словно доктор.
- Да, но не нынче, а давно - с тех пор, как появились племена, носившие одни и  те же шкуры. Но это ерунда. А вот, в двадцатом веке благодаря ей случилась сексуальная революция, и стали люди без разбору тыкаться, как стадо шимпанзе и  говорить, что это настоящая свобода! - продолжил лекцию разгорячённый  нетерпимец, - Вернулись назад к вавилонскому блуду, когда пришёл один  хороший, очень добрый человек и объявил:                "Свобода - это не бардак, а выбор!" - и  выбрать трудно, и выбрав, трудно удержаться, ведь, если ты  выбрал, то  это  уже не  свобода!
- Один мой знакомый художник сказал по секрету:  "Я могу убить кошку, но не хочу. Я хочу убить жену, но не могу!"
- Да? - удивился Елесик, надолго задумался и начал плескаться на мелком песочке, как малая детка.
Хорузя немного проплылся, торча бородатой своей головой, как ондатр.

Гумпо не имел ни малейшего представления о том, сколько пьёт его новое тело. Он находился в созерцательном, каком-то жизнерадостном анабиозе, воспринимая всё, как некую волшебную картинку, но, механически запоминая всё, что происходит.
А Шаша решила постряпать в песочке котлетки и вылепляла их из мокрой кашицы, переживая  радость творческого созидания.

Елесик, охладив затылок, бодро соскочил, сел рядом с Шашей и стал ей рассказывать про себя.

- Когда я вспоминаю эту женщину, то умолкают счетоводы цифр,  на всём ходу,   вдруг,  замирают самолёты неба,  перестают жевать худые короеды, а птицы полёта ликуют,  глаголят поэты гармоний,  цветёт гонобобель садов,  в степях   жеребятся  кобылы и даже космонавты изощряются в научных достижениях  глубин!
                Тут Гумпо напряг свои Ванины уши.
Хорузя перенёс Елесика, как малое дитя, на ручках в тень и там усадил его бережно на бревно, поправив вялую панамку над очками.
Лимпопо проверила - потрогала висевшую в ветвях одежду и вернулась к  размякшим  котлеткам.

- Первый раз, когда я увидел её, правда, видел я её уже не первый раз, - продолжил свой рассказ Елесик, - она гостила у слепой старухи, которая, наверное, не знала, кто там у неё живёт – она ни разу  и не видела её.
     Я жил тогда в соседнем доме.
Так, вот, первый раз я хотел познакомиться с ней возле дома, когда она вышла  гулять. Я увидел в окно, что она уже вышла,  решил догнать её и сказать, между прочим,  "Какой милый вечер!" Я тут же бросился бежать,  догнал её, но от волнения так громко пукнул, что резко повернул обратно, чтобы убежать и скрыться от позора, чтобы она меня случайно не узнала.  Но, резко повернув, ударился об угол и  разбился. Однако отскочил и  в этот раз не смог к ней подойти.
А через день мы натолкнулись друг на друга с ней в дверях аптеки!                Вы представляете? И познакомились! И я назначил ей свидание.
И вот, уже этим же вечером счастливый и радостный я лечу ей навстречу,  раскинув объятия, и только помню, что она, раскинув руки тоже, вдруг, не весть куда, исчезла,  как мираж!
А это я свалился в люк.
Она помогла мне подняться наружу, и мы с ней признались во взаимных симпатиях. Я сразу предложил нам пожениться,  и она,  видя мой  неудержимый натиск, решила пойти и подумать.
А я на это время объявил ей  голодовку, сказав, что буду голодать, пока она не скажет "Да".
Голодал, голодал и спился.
-     Как это? - немало удивилась Шаша, которую привлёк его рассказ.
- Ну, я не знал, ведь, что она ответит!  Вот, из-за этого и пил.                Если ответит "Да" – от радости. А  если "Нет", то,  значит,  с горя. А так - ни то ни сё - я не привык!
Но, вот, наконец, позвонила! Я весь, как дикий жеребец, стою,  высекая копытами - жду возле дома мою несусветную пташку – совсем   изнетерпелся весь –  уже не знаю, как с ума сойти!
Смотрю - она проходит гордо мимо, сощурив презрительно, этак,  глаза,   как будь-то, пыльный ветер задувает, и входит в  дом,  как будь-то,  и  не видела меня и не заметила совсем!
Я весь, как курица без головы, поник, а она,  вдруг, выходит из дома, увидела  меня,  и говорит: « Я впопыхах не те очки надела!»
И сразу ко мне! И говорит мне «Конечно же - да!»   
Представляете, как я был счастлив?  Как  я  взлобзал её!
       О бубен вечного восторга!
       Многоструйный фонтан моей радости!
       Налитой помидор моей жизни!
       Огурец моей первой любви!
       Гваделупа очей моих страстных!
Вот, я сейчас, прошу прощенья, ничего не понимаю, но я и по сей момент, так счастлив, что все клапаны во мне трепещут и, значит, что всё это подлинно!
Я пригласил её к себе и, посадив на холодильник,  читал и пел свои прекрасные  сонеты,  которые сейчас не помню.
А  в час,  когда  все влюблённые шепчут  "пусти!",  я  насильственно-нежно прижал её к сердцу  и сам приласкался,  как  будь-то грудное дитя.
Потом мы  решили, что сразу же сделаем свадьбу.
      
А свадьбу я запомнил плохо - только начало и самый конец. Серёдка словно стёрта. Говорят, что я спутал обычаи - стал выбрасывать в окна все старые  вещи,  как делается это в Рождество.
Но окна открыть позабыл и разбил.
Но  дело-то как раз  не в том, а в том, что бросила меня моя любимая на свадьбе –  изменила!
Да, был   там  у  нас  кое-кто - чей-то друг - теплотехник.
Он только  взвидит женщину, так сразу  стойку делает,  как  кобель!
Он пригласил мою невесту танцевать и сразу прижался к ней голым лицом! 
И она, представляете? Тоже прижалась к нему своим голым лицом! 
Наблюдать это их отвратительное сюсюканье я не мог и сказал:
- Эй, ты, штуцер! Если я ещё раз тебя тут увижу, не миновать мне тюрьмы и  пожизненной каторги!
Ну, и начал там мебель швырять и буянить!

А потом,  в эту первую брачную ночь я хотел задушить её, как Дездемону - пошёл уже, вытянув руки,  но в темноте немного промахнулся и выпал из открытого окна.
Она даже вышла меня поднимать!  Но я ей сделал обнимание и бросил  навсегда. Пускай разводит трахикарпусы в своих горшках,  а я измену не прощаю! Из-за меня все женщины дерутся палками,  царапают соперницам глаза и выдирают волосы до облысения! 
Я что, цены себе не знаю?
                Гипертония чувств ужасная меня стеснила!
Я ей назло привёл к себе её знакомую соседку и, посадив её на центр, играл  вокруг неё на дудочке всю ночь, пока она не брякнулась со стула!
Как долго я лечил сердечные ожоги! Переливал из чашки в чашку чай,  потом подолгу дёргал ручку унитаза и с грустью наблюдал, как навсегда вода, струясь, уходит прочь из дома!
Я даже всё перестирал и наизнанку вывернул шнурки!
Всё равно я лишился покоя!
Теперь и не ем и не сплю, и уже не хожу в туалет.
Пенсионерки уступают мне дорогу!
Печален горький огурец разлуки!
Она называла меня сердцеед - "Насекомое Жук-Сердцеед"!
Да, я с тех пор цветы всегда сквозь зубы покупаю! - он стиснул зубы, обвёл всех набухшими увеличительными стёклами, и стало жаль его.

Хорузя сразу же налил в стаканы и сказал:

- А ну-ка взять и выпить!                В тени этих ветвей плакучих напиток богов и героев  заглушит наши вечные печали!  В конце концов, это не Вечность!                И что такое  Вечность?                Всего лишь мгновение в сравнении с Вечностью!                И пусть, как говорят поэты, гудят громозвонкие трубы,  а мы с вами выпьем за то, чтобы ни за что и никогда две различные точки не пересеклись  в пространстве!  Да здравствует Герой и Героизм! - и под сиренный рёв летящей электрички они все разом  выпили, и  крякнули, и показалось, что  ещё не так уж жарко.
                И даже в Ванином затылке боль куда-то отошла.

- А вот, я со своей всю мою жизнь контрактирую. То есть, в смысле, контра она у меня. Или я у неё, - поперхнулся после выпивки Хорузя, - Что ни делаем, всё   поперёк! Так, что, Лесик, ещё не известно, кто в жизни первый, а кто ещё только мечтает им быть!
    Я ей говорю:
-      Маленькая ты моя!
    А она:
-      Я уже не маленькая!
-      Большая ты моя!
-      Ты скажи ещё, что огромная!
-      Средняя моя!
-      Что? Мерзавец ты и хам!
-      Ну, такая, какая ты хочешь!
-   Да пошёл-ка ты, собственник, знаешь куда?  Моя!  Моя!  Что я,  скотина какая-то, что ли?
-      Ну, значит, наша! Наша!
-   Гад!
Нет, сперва у нас, конечно же, была  любовь-морковь, но после стал  хрен редьке!                То она начинает любить меня и говорит:

- Дорогой, я тебя обожаю, но кормить совсем не буду, пока не купишь мне  манто!
-     Да, ты ни разу даже кофе мне в постель не подавала!
-     Если будешь мне кофе заваривать, я тебе его буду в постель подавать!
Отключили под утро горячую воду. Прошу её:               

-      На голову мне не польёшь?
Полила, понимаешь ты, прямо в постель!
А зимой заболел, говорю:

-      Когда я буду ноги греть, ты посидишь со мной?
-      В тазу? С ума сошёл?
Мне нравится, чтобы дома было светло,  чтобы шторы тяжёлые были раздёрнуты.
-      А я, - говорит, - полумрак люблю!
-      Ну, так сшей себе на голову мешочек и сиди, как охотничий сокол!
-      А! Ты изверг! Издеваешься!
                Тут собачку решили себе завести. Ей охота болонку, а я люблю борзых. Они  изящные, хотя и плоские.               
А она мне:

- Если заведёшь себе борзую, за шкаф её будешь засовывать, чтоб глаза мои её не видели!
И завела себе Рейтузика. Ну, это я его так обозвал.
 Бегает этот Рейтузик - болонка, орёт всеми днями безумолку – надоел  пустобрёх до безумия!
А она, как-то, сделала маску себе на лицо - для косметики - неожиданно вышла из  ванной,  Рейтузик  увидел, со страху обделался и подох.

Идём гулять, она ворчит, что я всё время чем-то не доволен - то лужа поганая,  то  памятник стоит ко мне спиной, то мальчик девочку неправильно несёт –  не как  дитя, а  в позе Кама сутры - лицом к лицу  и ноги её у него за спиной.
Бухтит:

- Ну, как с тобой гулять? Всё критикуешь, как брюзга, а, вот, меня, как он,  нести   не можешь!
Ну, я, конечно, так же взял её, понёс, да,  в эту лужу и  упал -  так в позе кама сутры и лежу на ней  в этой жиже. 

- Вот! Теперь всё стирать! - кричит, - Мало того, что кручусь по хозяйству весь  день, как Плисецкая, так ты ещё работу мне подкинул! - и пошло опять курлыканье  на час, а то и на все тридцать три!
- Ну, не зубать ты зря меня по пустякам!  Все уши просверлила мне жужжанием!  Я всё и так стараюсь делать сам!                К твоему сведенью,  я  родился такой   самостоятельный, что даже пуповину сам себе при родах  завязал! Уйми ты  свои непрерывные звуки!  Имеющий рот, да,  услышит!               
- А! Да, ты всегда со мной так подло поступаешь! Как босяк нерадивый! Зря я дозамужества всё твоё гинекологическое древо не изучила!
-      Не гинекологическое, а генеалогическое!
-      Это ты-то гений?
                Для того чтобы мириться, стали часто выпивать. Только всё равно продолжали  всякую глупую мелочь делить.
- Вот, куплю, говорит, себе толстую тумбочку, сделаю бар, насую    всевозможными винами, а тебе ничего из него не достанется!                Я его закрою на замок, а  ключик выброшу в окно!
Потом всего меня изревновала! Столько вместе с ней живём, а  всё ревнует и  ревнует!

-    Почему? - удивилась взволнованно Шаша.
- Да, я дома не сплю. То есть, спал, но не ночью – малость было - наблудил.   Первый раз я признался ей прямо - как пришёл, прямо в ноги  упал, так и так  говорю, ты планета моя вожделенная  и прости дурака - захотелось фантазию  воплотить!
- Да, видала я такого космонавта, что с планеты на планету летает! Чем витать в  фантастических облаках, лучше дома витай! - и так далее целый день. А потом, наверное, подумала, простила и «Вставай!» мне говорит.                А я встать-то уже не  могу - оказался так пьян, что уснул на полу.

Тут, как сказано было про пуп и планеты, Гумпо даже встрепенулся и попробовал собрать своё внимание в пучок.
Но показалось всем, что Ваня просто вздрогнул.

- Ты всегда нагло врёшь! - говорит она мне на другой уже день - продолжал сипеть Хорузя.
-    Нет, я всегда говорю только наглую правду!
-    Всё равно! Ты мне не верен! Истаскался и налево и направо!
- Дорогая, как ты можешь говорить такое безобразие? Кроме тебя я никому не изменяю!
Она взяла, куда-то сбегала и привела с собой ужасную колдунью, которая  ночами  прыгает по чердакам и сводит от бессонницы с ума, и попросила  устроить  мне порчу и сглаз. Но сколько та  волшебница ни тыкала ножом  в мой  послесвадебный портрет,  у жертвы, то есть, у меня,  лишь прыщик  выскочил на ягодице.

Тогда жена мне говорит:

- Ненавижу вас пьяниц с тех пор, как ты пришёл едва живой и укусил мою   собаку!
Так, вот, от чего наш Рейтузик подох!  А я-то носил этот грех на себе!
А оказалось - адюльтер у нас взаимный! И это от какого-то чужого человека могла  пропасть моя изящная борзая,  когдабы я её вместо Рейтузика завёл! Вот, тут уж я  поднялся на неё!

Тогда она мне сперепугу говорит:

-    Давай, мой суженый, с тобой помиримся и всё начнём сначала!
- Сначала?  И опять любовники пойдут?  И что это за суженный?              Меня никто не суживал в таких пределах!
И так - ни то ни сё - мы пару дней прожили с ней до дня её рождения.
А на нём  я воткнул ей в именинный торт все свечи  анузол,  какие  были  в доме, и мы пошли к мировому, а потом  в областной краеведческий суд,  где  я  помпезно одержал убедительное поражение, потому что она женщина  и с женщинами у нас  равноправие.
Потом я сгоряча женился в пятый раз.
Но с этих пор я точно знаю, почему   жизнь  двоих ни в чём не повинных людей ехидно называют браком!

- Ну, ты и врёшь! - сказал Елесик, - Женился в пятый раз!  Да, от твоей брехни трава кругом повяла и даже мухи дохнут налету!
-    Ну, может быть, несёт меня слегка.
-    А ты прими таблетку!
- Швиштишь! Муму не поштижимо! - просвистнулось у Лимпопо сквозь дырку и запуталось.
- Да, хорошо, что всё закончилось без жертв! - парировал Хорузя, - Вон, Вяшкин, как-то раз зашёл к соседке, типа,  чай попить. А та чего-то расшутилась, спряталась за дверь и, только он прислушался - не муж ли поднимается в подъезде? - так резко крикнула, что бедный Вяшкин уронил на ногу чайник, обмочился, и так закончились их  встречи навсегда.
- Всё это из-за блуда! - выдавил Елесик, - Я слышал, как одна несчастная избавилась от мужа.                Подвела своего возлюбленного кассира к дому и говорит:
- Ты, малость, погоди. Я только за аксессуарами домой забегу. Потом дальше пойдём.
Забежала домой и шепчет мужу:
-      Скорей бери лопату! Там наш кассир с лимонами стоит.  Баздохни его сзади!
Сама обратно побежала и кричит:

- Берегитесь, кассир! Берегитесь! За Вами сзади мой ужасный муж крадётся! Лопатой хочет Вас убить!
Тут мужа-то её и повязали - людей было полно и всё напротив магазина!

- Бывает из-за жадности! - включилась Шаша, - Моя знакомая погибла из-за мужа-скряги.
У них всегда водились деньги, но только он машину и любезности  в семейной  жизни никогда не применял.
Идут из магазина.
У неё через шею две сумки и в каждой руке по мешку, а он идёт с сигарой сзади.
 
-      Ты ноги шире расставляй! - кричит ей, - Джинсы протираются!
И вот, они решили юбилей отметить - десять лет.
А за одно и пятьдесят.
И   даже   всем так объявили - мол, сразу всё - потом не будет!
Из экономии.
Их  кто-то пристыдил, так он ей говорит:

-     А, может, нам вина побольше взять? 
-     Возьми, конечно, дорогой.
-     Тогда друзей побольше позовём!
-     Позови, дорогой.
-     Ничего ей не жалко! Что за расточительство такое разгильдяйское?                С тобой  этак ноги протянешь!
-     А мне ещё вечерний туалет на праздник нужен!
- А днём, куда ты ходишь? Дневным на вечере и пользуйся!               
Он так раздухарился, что намылил руки и задушил её руками в туалете.
А на верёвку  денег пожалел!

- Я слышал, как один рогатый муж, чтобы не оставлять отпечатки на шее, удавил свою жену за ногу. Говорят, что она очень долго кричала! -  печально сообщил Хорузя.
- Рогатый муж - коровая жена! - заключил хмуро Лесик.
- Одна женщина заподозрила, что муж может убить её. Вернувшись домой ночью после очередного своего блуждания, она сделала из нижнего белья чучело, положила его на свою кровать, а сама ушла спать в поле. Утром возвратилась - чучело отравлено! - подключилась снова Лимпопо.
- А я знаю одного человека, - подхватил Хорузя, - которого бросила жена и написала ему об этом в письме. Прочитав её письмо, он налил почтальону вина и заставил его проглотить сообщение вместе с конвертом. Почтальон проглотил, заболел, прогулял целый день в отхожем месте и его уволили с работы. А один ловелас соблазнил стодвухлетнюю старую деву, но обманул её, и женился на столетней. А эта бабушка взяла и застрелилась. Но экспертиза показала, что убил её не выстрел, а резкий ветер от курка. А Клеопатра Египетская, говорят, отравилась, положив себе змею на левую  грудь.

- Жена укусила мужа, муж укусил собаку, и все перегрызлись! - саркастически съязвил Елесик.
- Я бы сказал, что всё могло бы быть иначе, если бы они родили хоть одно сопливое дитё, – печально пробубнил Хорузя, - Но это же утопия, ибо в случае кризиса только дитё и пострадает.
- А ты чего молчишь сегодня, Ваня? Поправился маленько или нет? – сочувственно спросила Шаша.

Ваня глянул на неё, как малолетний сирота и как-то затаённо исподлобья, словно нашкодивший пацан, спросил:

- А я, скажите, кто такой? - и грустно хлопнул голубыми глазками.
Хорузя и Шаша безмолвно уставились друг на друга, а Лесик, как учёный астроном, степенно перевёл два замутнённых мыслью телескопа на объект  и, словно доктор пациенту,  тоненько пропищал:

-     Ы-ы-ы!
- Обестолковел человек! - сказал Хорузя  Шаше и, обратившись к Ване, заявил, - Пока ещё ты можешь задавать вопросы, я так тебе скажу, ты, Саша, не сердись:
               
                Он приходил, не назначая ей свиданье,
                И никогда не покупал цветы.
                Он объяснял ей сущность мирозданья
                И, взяв на руки, уносил в кусты. 


- А-а! - заголосила Лимпопо и, блестя глазами, поднялась, чтобы хлопнуть Хорузю, как давеча хлопнула Лесика, но тот увернулся  и  Шаша всем телом мякнулась в газеты, раскорячилась над ними, замерла, как сопка вверх местоимением. Но, распознав, что ничего не раздавила, беспомощно задвигалась.

Её под рученьки подняли, усадили и покачали для порядка головами.

А Ваня, как сидел, так и сидел, сосимый ответом на жгучий вопрос.

- Вот, это да! Он даже не помог мне встать! - удивилась она, отряхнувшись, - Когда знакомился и подсаживался ко мне, пока я не упала со скамейки, тогда помог! А сейчас чего?  К  "сёстрам" что ли ходил?
-    К каким это сёстрам? - спросил удивлённо Хорузя.
- Да, он ушёл в тот раз, а я ждала его, как дура! А он потом наврал, что его украли инопланетяне! Потом к нему пришли развязные девицы, и он сказал, что это их родные сёстры!  Ну, думаю, устрою им  Содом и Геморрой!

Но дальше ей не удалось договорить - Гумпо встал, как фантом, и спросил:

-      Где они?
-      Да, кто, Ваня?  Кто?
-      Инопланетяне!
-      Какие инопланетяне?
-      Вы только что сказали: "Его украли инопланетяне"!
-      Вы?  Ты, почему меня на "Вы" зовёшь?
-      Я Вас не звал! Мне надо знать, где инопланетяне и посмотреть на их корабль!
-      Ну, всё!  Ему не наливать! - сказал Хорузя.
-      А больше и нету, - ответили Шаша и Лесик.
-   Идём купаться. Далеко не заплывать! - Хорузя приподнял Ивана за плечо и вывел к водоёму.
Все кроме Шаши сидели в трусах. Она отстала раздеваться, но Ваня встал, как якорь, и обернувшись к Лимпопо, воззвал:

- Господа гуманоиды, как мне выбраться с вашей планеты?

В полосатых трусах, весь всклокоченный, честный и долго не бритый,    он выглядел,  как посетитель психиатра.
-    Кончай комедию! - сказал Хорузя.
-    Как можно улететь от вас? - спросил его Иван.
- А как приехал, так и убирайся! - ответил бородач и через силу  повлёк охлаждаться.
Ваня начал  ерепениться, пыхтеть и напрягать свои суставы. Детина ловко сгрёб его в охапку и, как младенца на крещении, засунул в воду.

Наблюдая акт насилия, стояла Шаша на коленях, шалашиком печаля брови.
Похожий на два перископа, равнодушно плескался в мелком месте Елесик, как эгоист и сластолюбец.
А Ваня оказал серьёзное сопротивление, и он был вынут и оставлен на сыром песке с  печальной фразой:

- Уймись, алкаш! Но знай, что если солнышко тебя тут стукнет, я сдам тебя в больницу, а там ты полежишь, и увезут тебя в психушку! И будешь там рассказывать про НЛО не нам, а тихим  людям!
-    Что такое психушка?
- Ну, вошёл в свою роль, Смоктуновский! Тюрьма для таких лицедеев, как ты!  Забыл, сколько был в заточении Кутя?  А он ведь только за алкоголизм! А ты нам белую горячку разыграл!  На год, а то на два тебя упрячут, а там уж, как себя покажешь!

Гумпо пьяный, но сообразил, что надо быть поосторожнее с открытостью душевного уклада и с дрожью подозрения стал медленно с опаской помещать себя меж Лесиком и кромкой берега на глубину до полулоктя. И, как бы, между прочим, начал палькаться, но, тем не менее, настойчиво спросил:

-    А что такое  НЛО?
- Ты, может быть, уже закончишь придуряться? - спросила голова Хорузи, которая в воде по уши боролась с течением.
-    Да, - ответил Ваня кратко, - Но я забыл, что это значит.
-    Что?  "Придуряться" или  "НЛО"?
-    Да.  Оба.
- Послушай, Ваня, я тебе отвечу только в том случае, если ты сегодня больше не будешь прикалываться. Если, конечно, это не горячка.
-    Да, - сказал Ваня и замер, как суслик в дозоре.

Голова, как-то пристально глянула на него, как-то странно сегментарно дёрнула мокрыми космами и медленно внушительно произнесла:

- НЛО - это неопознанный летающий объект, в котором могут прилететь инопланетяне, чтобы посмотреть, как ты тут придуряешься.  А "придуряться" - это значит, чушь пороть, которую ты порешь целый день. "Пороть чушь" - это значит говорить глупости, - на всякий случай добавил  Хорузя, - Всё?
- Всё, - солгал Гумпо.

На самом деле после этого ответа у него возникла целая чреда горящих и животрепещущих вопросов. Но он решил пока "затихнуть", однако, ни за что не отставать от этих гуманоидов, пока не разузнает осторожно всех подробностей о тех, кто может прилететь. А с теми будет всё гораздо проще. У этих слишком много нелогичного. Например, как это он и куда это он прикалываетя  в то время,  как просто сидит своим задом в воде? В общем, потихонечку всё  можно узнать,  если сразу не попасть  в тюрьму - неволя это смерть.

Пока он думал, он смотрел себе на пуп и параллельно размышлял - почему  этот пуп не на спине, не ниже и не выше, а именно тут? - сидел и щупал сам себя.

Суча красивыми ногами, Лимпопо почти изящно подошла к нему и, трепыхаясь от нетрезвой качки, вошла в прохладную стихию и, погрузив своё богатое имение в живительную влагу, присела рядом  и  как-то бестолково и внимательно уставилась на Ваню. Но он, подавленный объёмом накопившихся вопросов, не обращал внимания на  Шашу.
И та, ища поддержки, удивлённо посмотрела на Хорузю.

- Придётся отвести его домой, - сказал Хорузя, - Он, где-то сегодня умом повредился. Горький пьяница!
-      Заодно питья ещё возьмём! - откликнулся, взбодрившийся плесканием, Елесик.
- А где я живу? - спросил Гумпо, но сразу осекся, подумав, что лишний вопрос сейчас лишний, - Шутка! - весело добавил он, немало испугавшись, что сейчас от них отстанет, и воскликнул, - Попить бы ещё эту жидкость богов и героев!
- Попить-то мы явно попьём. Только дома, - сказал Хорузя, как отрезал,-  У тебя сейчас тень и должно быть прохладно. Давай одевайся, мой дарлин!

Ещё одно имя! - подумал Гумпо, но промолчал.

- Смотри, носки не на ту ногу не надень! - пошутила Лимпопо от радости за Ваню и сама же заржала, как пьяная лошадь.

Все засмеялись не над шуткой, а над Шашей.

- Александра, ты его не отвлекай, а то он тут до ночи просидит! - повеселел Хорузя, - А нам пора преодолеть горизонтальные бугры и удалиться в перпендикулярный рай, где ждёт нас радость возлияний нещадная и полная несбыточных мечтаний о непрерывном счастье и достатке! А эти тысячи и тысячи румяных, розовых и бледных ягодиц пусть вожделенно подставляют щёки солнцу и, праздно улыбаясь, блаженно мокнут в пене волн далёких берегов! А нам пора идти, ибо хождение посуху даёт нам почву под ногами!
- Не почву, а асфальт! - заметил Лесик, наблюдая сквозь мудрые стёкла, как Ваня мается с носками.

Пока Хорузя, как Орфей, пел солнечную оду ягодицам, Ваня тихо пыхтел, менял носки с ноги на ногу, о чём-то думал и менял обратно.
Шаша склонилась помочь ему одеться:

- Не оставлять же Ваню под рахитовым кустом!
Одежда высохла, но он так мучился, как будь-то, надевал её впервые.

Елесик пристально смотрел туда, где сонмы пляжников  румянят вожделенно ягодицы, периодически косясь на полные ядрёного здоровья ягодицы Лимпопо, которыми она ему приветливо-открыто-праздно улыбалась.

-     Ну, что? Всё хоккей? - Хорузя был уже одет и ждал.
-     Всё бадминтон! - ответил Лесик.
- Поправился маленько? - спросила ласково Шаша у Вани,  когда они закончили с одеждой, - Пришёл в себя?
-      Подвинулся. Вернулся, - ответил он.
-      Куда подвинулся?
- "Поправить" - это то же, что "подвинуть".  И  "прийти в себя" - это то же, что "вернуться". Так?
-      Точно. Верно, - согласились гуляльщики.
А Хорузя добавил:

- И вот, сподвинувшись сознанием, они все тронулись, и начался тяжёлый переход Суворова на летнее время.




               

               
                ПЕРЕХОДЫ


- Каким путём пойдём, товарищи? - переходя железную дорогу, спросил у всех косматый бородач, похожий сразу и на Карла и на Маркса, идущего по рельсам с ночником - Елесик рядом с ним невероятно смахивал  на комнатный торшер с двумя костлявыми худыми ножками под широчайшим абажуром шорт и тонкой шейкой под панамой.
- Вторым! Вторым! - заголосила Лимпопо, имея виду любой путь, лишь бы не тот, по которому они сегодня  в экую жару скатились с Ваней.

Они пошли вторым путём через тупик.
По ходу Гумпо дико озирался, как окруженец, ждущий нападения железной колбасы, но в этот раз она не появилась.
По узенькой тропиночке они дошли до гаражей и,  гаражируя  вдоль гаражей, взошли на плоский горб бугра.

Дома здесь были словно брошены пригоршней Господа на произвол судьбы. Самострой представлял собой смесь небольших и низеньких хибар и подавляюще высоких башен, которая была разбавлена кудрями флоры - зелёными деревьями, кустами, клумбами и даже беспризорными, на первый взгляд, заборами. Здесь чувствовалось то тепло, которое мгновенно согревает душу -  такое единение природы с человеком, в котором живётся спокойно, с добром и любовью. Над крышами низких домишек стояли старинные липы, а дальше над ними высокие белые стены теснили небесную высь,  давая  в сильную жару  столь вожделенную густую тень. Такие небесные скрёбы всегда создают во дворах непрерывный сквозняк, в котором летают воздушные змеи, воздушные птицы и даже пустые пакеты, которые кружатся долго, как птицы. И змеи завидуют им  -  ведь, все кульки летают без верёвок!

- Ой!  Кошка с дерева упала и не может встать! - воскликнула печально Лимпопо.
- Она не падала. Она  лежит под ним и спит, - растолковал Хорузя, - Смотри, какая лепота! - указал он своей шерстяной бородой на парящий по небу пакет.
-      Да, лето - это хорошо! - вздохнула Шаша.
- Лепота! Лепотень! Лепотятина! - крутил Елесик радостно панамой, - Красота! Красотень! Красотятина!  Ах, ты дрянь! Срамотень! Срамотятина! - докрутив головой, он упал, как торшер, и  громыхнул костями об дорогу.  Одно стекло в очках разбилось, выпало, и он стал похож на циклопа. Но сами очки не свалились - они были крепко привязаны тонкой верёвкой к  затылку.
Он помолчал примерно полторы минуты, но до того натужно, что этого молчания никто не вынес,  но и нарушить не посмел. Все преклонились к нему и скорбели,  как  по великому вождю или отцу народов.
Ему это очень польстило, и он сказал сквозь ротовую щель:

-      Сегодня обязательно напьюсь!
И все сказали "Хорошо!"  и тоже сильно захотели это сделать.

Внезапное несчастье всех сплотило и все,  как будь-то, обострив своё внимание, настырно целеустремились к магазину.
А гордый  Лесик,  как Джузеппе Гарибальди, израненный в сражениях, хромая  шёл за ними,  как за своим отчаянным повстанческим отрядом.

Идти пришлось совсем недолго.
По пути им попалась упитая  тётка,  которая,  раскинув  руки самолётиком, ловила транспорт посреди дороги. Машинок было здесь немного, и она успевала не дать им проходу.

- Вот, верный признак: где-то рядом  магазин, - сказал однолинзовый следопыт.
- А, что?  Хорошее занятие – ловить машинки!  Не надо терять драгоценное время в тусовках, где женщины, мужчины и природа – всё превращается в предметы сделок! – раздумчиво сказал Хорузя.

А  Гумпо отметил, что автомобили слишком  примитивные,  но всё равно  казалось, что они по дороге порхают,  а ласточки  в  воздухе  звонко бибикают.
Высокая белая мачта, как кол в бесконечность, вонзалась в небесную синь, а рядом  сквозь ветви деревьев виднелась какая-то фабрика, покрытая сплошь зеркалами и пластиком. Предназначения зеркал на стенах он не понимал, но было, всё-таки, красиво – в них отражались  стены зданий, облака, деревья, птицы…
А, может быть, это были солнечные батареи или ещё какая-нибудь неизвестная  чучупань.

Возле  толстосукового дерева  не очень крепко на ногах стоял какой-то очень крепкий человек в полосатой маечке и, куря специальную палочку, пристально бдил в беспредметную даль. Но тут он, видимо, немножечко вздремнул - сперва у него изо рта выпала курительная палочка, а потом он и сам упал. Упав на четвереньки, он увидел землю  и сильно закричал:

-      Земля! Земля!
Елесик пропищал ему:

-      Куда путь держите, товарищ капитан?
Тот очень долго задирал свою всклокоченную голову, что бы увидеть место, из которого вышел вопрос, но Елесик его вразумил:

-      Да, хватит уже путь держать! Отпустите свой путь!
-      Вставайте, капитан, уже приплыли! - сказал Хорузя зычным  басом.
И человек в тельняшке встал, поднял свои натруженные веки и, приложив ладонь почти к затылку, отрапортовал:

-    Задание выполнил. Какие будут указания в дальнейшем?
- Всё. Отдыхать! Благодарю за службу! - пробасил Хорузя, - Теперь пора на берег!
-    В какую сторону? - спросил моряк.
- Иди по пальцу, - Хорузя распрямил свой перст и указал прямое направление на лавку, стоящую в глухой тени, - Азимут сорок. Курс на восток.
-    Задание понял! Разрешите выполнять?
-    Иди!

Морячок очень гордо - как флагман - отправился прочь по изящной дуге, высоко поднимая колени, да, так, что от ладного хода зачакали зубы.
Он перешёл через бордюр, потом, шага два-три спустя, стал перешагивать через него.
На данном направлении дуги стоял какой-то стенд с плакатами и всякой информацией, и все подумали, что он идёт его читать. Но голова его упёрлась в стенд, а ноги продолжали ход под стендом.
И стенд опрокинул его на затылок.
Друзья пошли к нему на помощь, но их опередила неожиданная тётка с тачкой. Привычно, как докер, она приняла морехода на тачку и, вякая скрипучим колесом, ушла в свою тихую гавань.

-    У нас есть есть? - спросил Елесик возле магазина.
- Не всё же есть, надо и пить! - ответил вежливо Хорузя, - Иван, у тебя в холодильнике есть закусить?
-    Согласен, - чётко произнёс Иван.
- Да. Надо взять. Напитков всевозможноразных очень много, но надо взять два литра "Благо", бутылку  "шалопайского",  две банки "Белой цапли" по сорок градусов на каждый оборот и огурец. А если будет лишнее, оставим.
-    Чудес не бывает! - заметил Елесик.
- Вы тут в тенёчке посидите, а то там душно, - сказал  Хорузя  Шаше с Ваней и, заходя, добавил, - Если мы не вернёмся, считайте нас римскими цифрами!

Елесик, уходя, воскликнул:

-      Ах! Только денежки летят!    
-      Какие денежки? Где? - удивился Ваня и стал смотреть на небо.

В тени, там, где служебный вход, пристёгнутый к решётке магазина брючным ремнём, стоял мужик и методически срывался в присед -    колени сами преломлялись, но присед был не полноценный из-за ремня, который не давал свободы. От этого неполноценного движения мужик всё время обращался к маме: "Мать!", "Мать!", "Мать!". Но мамы где-то не было.

- Ну, что такое? Время-то идёт! - сказал он вдруг, и хлёстко вынув руку из кармана, нетерпеливо посмотрел на локоть.
Ваня и Шаша вернулись к парадному входу.

Какой-то юноша внутри елозгал по стеклу двери мороженым, а девушка снаружи эротически лизала этот след своим слюнявым языком и самовозбуждалась, закатив глаза. Она стонала и урчала, словно кошка.      
Одноочковый Лесик и Хорузя, нимало не смутясь, прервали этот акт, и вышли все в поту, с пакетами наперевес.

Предав анафеме кондиционер, они перевели дыхание на мирный лад, и вся компания направилась кратчайшим ходом мимо парка,  где на пленэре "художники чешут затылки", а "духовой оркестр лажает в городском саду".

- Но, только, мимо рвотной карусели! - попросил Елесик.

За поворотом улицы открылось широкое место, где на асфальте было много голубей, которых угощала крошками какая-то старушка.

-    Голубей или голубьёв? - спросила Лимпопо у воздуха.
- Кто? Кого? – Голубей, - просклонял пернатых Лесик, - в общем, птица с названием "голубь".
Проходящая девочка топнула маленькой ножкой, и голуби разом подпрыгнули, Гумпо вздрогнул, а на асфальте остались только воробьи, которых из-за "голубьёв" было не видно. Голуби сели обратно, и воробьи опять накрылись ими. Бабушка не обращала на это внимание, и воробьи не очень-то смотрели на неё. Тут все клевали крошки и ужасно суетились.

- Это такие птицы, - думал Гумпо.
Но девочка и бабушка казались  интереснее.

Компания уже шла мимо высокой ограды, за которой находился городской парк культуры и непрерывного отдыха.
В парке было очень много отдыхающих и Гумпо тут, пожалуй, простоял бы очень долго, но его увлекли мимопарковые проходимцы, отстать от  которых он очень боялся.

Особенно бойко старался пройти мимо парка Елесик. Он шёл, опустив гневно голову,  изучая стеклом свои ноги, асфальт и дорогу.

-      А вот, и карусель! - сказала Шаша.
Елесик посмотрел на карусель, и его сразу стало тошнить.
От этого стало тошнить Лимпопо, но она отвернулась и еле сдержалась.
Елесик закачался и упал от сильного кружения в кишках.
Хорузя помог ему встать, а  Шаша вцепилась в Ваню, и так  они преодолели это опасное место.
Гумпо старался сбить шаг и идти невпопад, чтобы хоть как-то унять внезапную фантазию  болезненного организма. От этого идти им с Шашей было очень трудно.

Елесик от внезапного несчастья сильно разозлился. Он  захотел  выразить всем окружающим  презрение, заглушить свои  страдания отчаянным свистом  и  сунул в рот два пальца. 
От этого его опять стошнило.

Так, незаметно для себя, все оказались на огромной улице, где, не взирая на жару, кишела тьма народа,  кругом гремела музыка и все галдели  и жевали разом, а  в воздухе был непрерывный хаос, беспредел рекламы и апофеоз.
Здесь небо было ограничено колодцем стен и пробивалось сквозь плакаты, зонтики, флажки и всякую другую мишуру.
Отдельных лиц людей нельзя было понять, запомнить или разглядеть. Особенно для Гумпо все они сливались воедино,  как население восточных стран для европейца и наоборот.

- Какая суя! - восклицал Елесик,  стараясь сгладить собственную слабость, -  Толкутся шнырики, шныри и понарошки:  шныряют  толокнотики, рэпсуют брэкмэны и рэпсы табунятся! Машины, ленты, шарики… Что происходит? И куда все эти шарики машинки перевозят?
-     Ты что? Серьёзно? - удивился Хорузя.
-     Я, что, на комика похож? - амбициозно взъерепенился Елесик.
- Да, праздник же сегодня! – воскликнула вдогонку Шаша, - День города сегодня нашего Туренова!
-      Международный день терпимости, - сказал Хорузя, возможно, намекая на жару.
- Что, есть такой праздник? - опять удивился Елесик,  истолковав его слова буквально. Зачем такой праздник, когда и так все терпят каждый день? - воскликнул нетерпимец грязного разврата, адепт морали и владелец монолитного стекла.
И как бы специально для него порывом дунул праздничный нахальный ветерок, задрал коротенькие лёгкие подолы, и сразу две весёлые девчонки приятно улыбнулись нетерпимцу румяно свеже-нежными, крутыми трепетными попками.
- И девушки голыми попками машут! – воскликнул радостно Хорузя и густо низким рокотом заржал.
- И вовсе не голыми! - с обидой возмутилась Лимпопо, - Ведь, ты же видел там "уздечку"? 
-     Это такая ниточка в прорезе? - спросил наблюдательный Лесик.
-     Как ты можешь говорить такой срам? - обиделась Шаша.
- А вы не для нас этот "срам" надеваете и так демонстративно выставляете? – заметил Зоркий Стёкол.
- Нет, если красиво, то это не срам! Хотя, уздечка - это то, что у коня во рту, - заметил им Хорузя.
-     А что прикажете считать красивым?
-     Да, всё, за что стоит бороться.
- А что может сделать один честный индеец против целой армии подонков, отнимающих его землю - землю его отцов - при помощи сверхмощного оружия?
- А, вот, пожалуйста, муниципальня! - перехватил внимание Хорузя, чтобы избавиться от раздражения, - тут издают законы наши тугодумы.
-    Хорузя, что ты говоришь? – вспорхнула испуганно Шаша, - Тебя арестуют!
-    А что,  Туреновская городская Дума уже звучит, как оскорбление?
- Слишком вольное сокращение слов! - возразил  из-за  стекла, как из-за кафедры, Елесик, - Свобода слова и свобода выражения - вещи разные! Так же, как отличаются признаки человека и национальные признаки человека.
- В нашем городе такая перемешка рас, что каждого жителя надо определить не иначе, как  многонациональный туренбек и закрыть навсегда эту глупую тему, а то от этого уже тошнит, как вас от карусели.
-     А что такое "бек"? - спросила Шаша.
-     Восточный богатей.
-     А если бедный человек?
- А бедного, как хочешь, назови, он на тебя в суд не подаст.

Что думал Ваня, было не понятно.

Гумпо, как мог, умудрялся смотреть на прохожих - на лица, одежду, походки, учился читать по названиям улиц и фразам рекламы.
А мимо двигались, стояли, сидели, подпрыгивали и шли высокие, низкие, стройные, корявые, стильные, чучелообразные, опрятные, неряшливые  и  всякие интересные люди, их дети, родственники и домашние животные.

На сцене пела какая-то тётка, покрытая вязаной скатертью в такой огромной шапочке, что на поклоне шапка спала и тётка стала не красивой.

Степенно гуляя, шли важные: мама, сынишка и папа и все очень важно курили.

Какой-то щепетильный человек на каждом шагу вытирал свои туфли платком, однако, всё равно, вставал на землю.

Дама с тряпочкой на голове кривила-строила всякие смешные рожицы,  как будь-то, кого-то дразнила. И у её другзадружковых  детей были такие же наследственно-весёлые мордашки.

Мимо шли старые люди и новые.

Одна бабулька состояла только из плаща, а старичок её шёл к финишу.

Неожиданно замерло сердце, внезапно прервалось дыхание - очаровательное создание - милое  хрупкое  непостижимое - в  воздушно-невесомом  платьице,  порхающем на  лёгком ветерке,  мелькнуло,  как неуловимое видение и сладкий сон. Он даже не успел понять - просто с ним  случилось что-то чудесное и ему  невтерпёж  захотелось подхватить это нежное существо  и беречь! И не известно от чего, вдруг,  стало  очень хорошо - так хорошо - необъяснимо! Но девушка исчезла, словно испарилась, оставив  лишь тончайший аромат приятной свежести. 
И странно, что он не запомнил её!

Волшебное видение прервал горячий человек с орлиным носом, исходящим прямо от его затылка через темя и по козырьку надбровных дуг. Он ревностно оберегал кикимору,  которая шарашилась на модных удлинителях-протезах и не могла по этому идти одна. И эта симпадикая красавица "наклала" грим  - хоть руки на себя накладывай! Протезы также были на её  ногтях и веках. Наверное, она зашла в салон автокосметики, и слесарь насмолил её автомобильной краской, а волосы смотал в бабину, как буксировочный канат. Искусственная грудь торчала из картонных колпаков и норовила выпасть и растечься, и, видимо, её оберегал горячий человек. От них струился утончённый аромат, но романтических иллюзий не было.
 
Но было много чистых, молодых и светлых глазок! И с наслаждением хотелось в них смотреть. Светлобрысые и разнобрысые головастики с весёлыми свежими личиками так шевелились и шумели, что их проводниковый человек издал ругательское слово, однако, детвора не утихала.

Прошли колонной одинаковые люди.

Враскачку прохиляли девка-парень, парень-девка и некое живое существо, и Лесик, как сквозняк, сквозь щель прошелестел:  «Вот это гомосятина!»   Гумпо не понял, что  и  кто, и оказался совершенно прав. 
 
Промчались на колёсах пешеезды  и  шабуршатели  прошабрали на досках…

Особый таинственный интерес возбуждали в Гумпо некоторые женщины с огромными, словно надутыми воздухом, животами.

-     Эта женщина чем-то болеет? - очень мягко спросил он у Шаши.
-   Ты снова  заприкалывал? - возмутилась та с такой измученной иронией, что Гумпо опять пожалел, что спросил.                Решив загладить ситуацию, он очень бодро заявил:
- Шутка! - и очень бодро засмеялся, как ушибленный болванчик из мешка со смехом.
- Нашёл,  надчем смеяться! - она так посмотрела на него, что он, не досмеявшись, оторвал свой смех от выдоха, - Беременность - и украшение и счастье! - договорила Лимпопо мечтательно-тоскливо.

С такими животами попадалось мало.
Зато попалась такая красивая тётя, что Гумпо едва не упал, провожая её поворотами головы. Она была беременная вся,  как только могла - и с головы до ног и спереди и сзади, да так, что все богини плодородия могли сгореть в огне тоски и зависти.
С ней шёл беременный со всех сторон мужчина - раздвиньте щёки, нос не видно! - и говорил:
               
                -   Я нынче голодаю!

Красавица в ответ:

-   Вы выглядите плохо!

На самом деле он был не такой красивый, как она.

Людей было жуткое множество, и всех разглядеть Гумпо просто не мог.

- Может быть, мы уже будем ехать? - заканючил, вдруг, Елесик,  хотя, и шли они недолго и никуда не торопились. Глухая тень приятно выручала, и сквозняки старались, как могли, но Лесик продолжал:
- Ну, господа! Ну, организм-то не обманешь! Сосёт мешочек-то, сосёт!  А что за автобус - "семёрка"?
-   Седьмой, - ответил  Хорузя, - А вон там видишь "шестнадцатый"?
-   Вижу.
-   Это "шестнадцатый".
-   Ну, вот трамвай! Давайте на трамвае! - занервничал Стеклянный Глаз.
-   Трамвай двойной. В каком вагоне хочешь ехать?
-   А что? Есть разница?
-   Да. В первом мы раньше приедем, а во втором быстрее - второй всегда стремится обогнать. Смотри:  красавица идёт и попой трусики жуёт! - свернул Хорузя на родную тему, заржал плотоядно и густо.
У Елесика даже стекло забренчало от гнева.

- Успокойтесь, Елисей, мы давно уже пришли. Не нужен нам локтемоторный транспорт. Там люди, как кишки всегда натолканы!
-    Чего же мы кружим? - спросил гневно страшный очкарик.
- Успокойтесь, Елисей! - завыкала, вдруг, Шаша. Наверное, высокой моды насмотрелась, - Мы, конечно, в будущем живём, но во дворах копают трубы, как и в прошлом. От этого ямы. Мы только все их обошли и всё.

Двор был большой, тенистый и с деревьями. Липы и крепкие вязы давали покой и уют. Но ветерок-проказник, в людном месте раздевавший женщин, здесь только слабо шевелил листочками макушек.
 
В это время двор переходила пьяная компания. Она свистела, кричала - вела себя очень разнузданно. В ней было два верзилы, две моложавых женщины и некто, кажется, мужского пола старался весело бежать на четвереньках. У одного верзилы нижняя губа почти зашла на нос и он, как бы, выглядывал из-за неё. А у второго верхняя губа скрывала подбородок, и создавалось ощущение, что вот, сейчас она достанет до груди.  Они бросались на деревья, гоготали и кривлялись.

- Да это братья-близнецы, - оповестил  Хорузя, - Набубриков Веня, Колабриков Коля. А с ними однояйцевые сёстры- близнецы. Забыл, как звать. А это? О! Да, это твой сосед Салошкин!

Услышав свою фамилию, некто Салошкин, как собака, быстро подбежал к Хорузе, кряхтя, поднялся потный и, оглянувшись, как шпион, забывший, где его тайник, печально заявил: 

- Сильно-сильно Вас благодарю! Замечание очень полезное для здоровья! Чёрт меня дёрнул пьяным прикинуться - ни рюмки же не выпил! Здрасьте! - это он поздоровался со смурными старушками, которые сидели у подъезда, окаменев за восемьдесят лет,  как  каменные сфинксы. 

Разнополые близнецы, как бизоны, внимательно глядя на группу людей, не смогли в ней признать никого из своих, и двинулись куда-то дальше, совсем не заметив пропажу в ногах.

-   Близнецы трепыхлявые! Наоборылороты  вырождения! - начал плач этот некто Салошкин, но тут его прервал печальный стон.
И все спохватились, что Лесика нет!

Но тут он вновь тоненько пропищал и, проблеснув печально стёклышком,  бессильно выполз из-за будки.

- Ты чё скулишь-то? - пробасил Хорузя, когда компания остановилась, подбежав.
-    Да, током дёрнуло! Я думал - это туалет, а это - трансформаторная будка!

Его под белы рученьки подняли, повели на скошенных страданием ногах к Ивану.

-      Туалетов не хватает в вашем городе! – отрезюмировал  Елесик.
-      Туалета, как раз, в нашей жизни хватает! – парировал  Хорузя беспристрастно.
-      Спасибо вам, друзья мои, а то лежал бы я – багрянил бы румянцами закаты!

Компания скрылась в подъезде.
Старушки-сплетницы ожили для роптания.

-      Собаки скромнее, чем наши соседи! - заметила одна, которая бойчее отмерла.
-    Сидят, свои сплетни плетут языками! - ворчала  Лимпопо,  шагая по ступеням.
- Народный контроль, - объяснил ей Хорузя, - У них сейчас начнётся диспут о приличном воспитании и перерастёт в чемпионат мира по воспоминаниям. Распустили кошек по двору, а потом  удивляются - почему это с детских колясочек  колёсики стали теряться!

Елесик ничего не говорил. Ведомый Шашей и Хорузей, он шёл по лестнице, переставляя ножки,  как "цыплёнок табака".
А Гумпо шёл с котомками, разглядывая  в темноте коридорную стенопись, мелопись, гвоздопись и прочую чемпопалопись.

Кое-как они поднялись на второй этаж, и Хорузя сказал:
-    Мастер тыка, открывай.
Ваня ткнул дверь рукой, и она оказалась открыта.







                ВЕСЕЛУХА

      
- Проходите. Раздевайтесь, - хлопотал вместо Вани Хорузя, - Очки можно снять - у нас дома тепло.
Было видно, что Хорузя и Шаша бывали у Вани.

В квартире было намного прохладней, чем на улице.   
Сам Иван вошёл, как гость - робко, удивлённо озираясь. Но смотреть было не на что - жилище было холостяцким.  В комнате стоял диван  - "кровать-расплодушка",  два стула и какая-то тряпочка  вроде настенного ковра.  На ковре висели шашки - чёрная и белая. Коробка от шашек была на окне, а  в ней скучал печальный кактус. Балкон был во дворе и был закрыт. Хорузя окрестил его "подставкой для пельменей".  В углу стоял журнальный столик.
Его придвинули к дивану, и к ассамблее было всё готово.
Хорузя и Елесик сели на диван, а Ваня приставил к столу оба стула.
Пока раскладывали снедь, за стенкой что-то громыхнуло.

-      Должно быть, твой сосед опять играет гирей? - спросил Хорузя Ваню.
- У нас когда-то за стеной жила глухая бабушка и, вдруг, однажды там заплакал маленький ребёночек! - заговорила Шаша, - Соседи  очень удивились, а это оказалась её внучка или правнучка!
-      Давайте ближе к делу! - тряся парализованным стеклом, сказал Елесик.
И Ваня резко сел к столу, а  Гумпо удивился быстроте его реакции.
   
-      Похоже, пить сегодня бум! - окинув взглядом стол, определил Хорузя.
-      Бум!  Бум! - послышалось со всех сторон.
-      Ознаменуем?
-      А я теперь не знаменую. Я бутылирую.
-      Тогда по маленькой?
-   Хотите вшей кормить из чайной ложки? Побольше наливай! - недоумённо пуча лупу, высказался Лесик.
-      Что? По системе Айвазовского - о море, море?
-   Давайте по системе Лобачевского. По этой - по параболе! - мигая лупой, уточнил Елесик.
-   Вот, именно! - сказало общество и, хлопнув сразу по стакану "Огнедышащей", зажмурилось от спазмы удовольствия.

Через минуту все почуяли себя античными богами, сошедшими с небес Олимпа, а у Елесика вся электрическая дрожь ушла из ног  куда-то  в мозжечок и,  лупа,  не мигая,  выкатила глаз, что выглядело очень экзотично.

-     Ударим желудком по пиву? - предложил чернобородый  Вакх.
- Пиво есть - ума не надо! - возразил лупоглазый сатир, - Я, вдруг, с пива начал худощаветь. - заявил он, как ботаник на научном семинаре, - А где тут у вас ящик с грёзами?
-     Ваня, где у тебя телевижор? - помогла Шаша Лесику.
-     О-о-о! - сказал, Ваня, качаясь.
-    Ты хочешь какой-нибудь десятиллер "Свистящий кулак" посмотреть?
- Я никак не могу посмотреть, что творится там между рекламой! - ответил Толстый Глаз, похожему на Бахуса, Хорузе, - К стати, Саша, я прошу прощения, а где Ваш зуб? Вы что? Халву с бетонной крошкой перепутали?
- Это Ваня меня научил! - с удовольствием ответила она, - Он угостил меня конфетками "Морские камушки" и показал, как надо их подкидывать, чтобы поймать потом  конфетку  ртом. Я стала их подкидывать и  уронила одну  на дорогу.  А когда  нашла её  и  снова подкинула,  это оказался  настоящий  камушек. Только надо их  подкидывать, как можно выше, а то ловить совсем не интересно! Правда, Ваня?
- Моя третья тёща любила смотреть сериалы, где плачут, - забуркал Хорузя, - Она, как приедет, всё время орёт и чему-нибудь учит  - это, как измена родине, как бандитизм,  наркотрафик  и высшая мера!   Я ей: «Приехала - сядь и молчи!»
Она сядет, якорь пустит, и её не сковырнёшь, пока вся серия не кончится  - по два полотенца за вечер мочила!  Потом скипятит их  и в банки закрутит - до того, увлечённая, забывалась.
Когда ущерб стал ощутимым, она набросилась на порнофильмы и до того смотрела "Вверх тормашками", что заразилась и  пошла работать проституткой.

Тут Ваню так мотануло, что он едва не выпал из застолья.
От выпитого Гумпо стал терять сознание и понял, что после этого он ничего уже не сможет больше потерять.  К тому же, как он понял, его тело было хозяином этого дома, и он решился на важный вопрос.
   
- Гуманоиды! - несоразмерно громко обратился,  Ваня  к собутыльникам, - Я прилетел к вам очень издалека, но где-то потерял свой скоролёт!  Скажите, на чём же мне можно от вас улететь?
- Ты чё, простудился? - спросил бородатый,  жуя  бородой, - Ты в  нос  говоришь!
- Надо в ухо говорить, - дал совет Мудрый Глаз и демонстративно оттянул своё розовое ушко от  белёсенькой  щетинки.

Ваня перебрался поближе к  Елесику  и громко сказал ему в ухо:

-      Помогите найти мой корабль! Или дайте, на чём  улететь!
Лесик вжался в бок Хорузи, как приблудное дитя, запищал, словно раненный кролик…

-      Корабль в микроволновке!  В кухне! На столе! - загудел гигант басами. 
Гумпо понял направление.
Пошёл искать.
Заглянул в микроволновку, в холодильник, в шкаф,  но ничего там не нашёл.

-      Ваня? - спросила Шаша в смысле "как дела?"
-      Я не Ваня. Я  Гумпо! - ответил Гумпо, резонируя пустой кастрюлей с кухни.
-      Ты зачем к нам прилетел? - спросили дуэтом из комнаты.
-      Я просто гулял и хотел посмотреть… - звеня тарелками, ответил он из кухни.
- Гулял?  По сёстрам, что ли?  Наверное, выпить искал?  Пойди, проспись перед полётом! - велел ему Хорузя.
Слова  "перед полётом" ободрили.

- А где корабль? Когда его увидеть можно? - вернулся он из кухни с паутиной на щетине.
- Об этом ты спроси в  "фээсбэбэ".  Нет. Просто в «фээсбэ». Последняя "бэ" не нужна. Там уфолотики и энэлологи - они всё скажут!
-      А, разве, этим занимается не армия? - спросил Елесик.
-      А что такое  "армия" и  "фээсбэ" без  "бэ"? - осторожно спросил Ваня Гумпо.
- «Армия» - это «много»,  а  ФСБ  надо  с "бэ" говорить,  а то получится только "федеральная служба"  без  "безопасности",  а нам такой лишний орган бюрократии не нужен! - увлёкшись, ответил Елесик.
- Не. Армия этим не занимается, - отрезал Хорузя, - Мы с первой женой на участке в саду ковыряемся, вдруг, фиу-лиу - чего-то летит!  Режет воздух и шлёп - прямо в кучу навоза! Все замерли в навозе с ног  до головы.
     Соседи подбежали:
-    НЛО!  Не смейте трогать! Сейчас учёных позовём!
Оцепили навозную кучу живой цепью, стоим, друг на друга смотрим  целый  день, чтобы кто-нибудь пальцем не ткнул в эту жижу, а то может, вылезет кто!
Приехали учёные и генералы,  пинцетами в навозе ковыряются.  Достали  неопознанный объект - железная болванка.

-    А может быть метеорит? – спросила Шаша.

Генерал говорит:
- Вот, смотри - видишь штамп "Оружейный завод"? У нас таких для пробы метеоров столько, что каждый день из пушки их швыряют - вышвырнуть не могут! Сюда, наверное, случайно залетел.
Народ забунтовал:
-     А если в голову?
- Хватит орать! - отвечает, -  А то обнесём ваши дачи колючкой  и  будет вам хрен слаще редьки!
Не. Армия этим не занимается, - утвердил Хорузя.
-     А что такое "армия - это много"? Как это? - не унимался Гумпо.
- Есть! - говорят солдаты, а есть им не дают. Это и есть армия! - сказал Хорузя, - И таких солдат много!  А ну-ка, направо! – скомандовал   он, - Ты куда? Ты, какой рукой ешь?
-      Обеими.
- А ну-ка,  ровняйсь! - скомандовал опять, как генерал, Хорузя.

По этой команде Ваня стал разглаживать свою одежду - расправлять на ней все складки.

- Куда это годится? - возмутился Лесик, - Вот, мой далёкий родственник полковник Шреер в бою был ранен вражеской гранатой - она попала в голову ему, но не разбилась. А он оглох, ослеп и потерял сознание, но продолжал руководить атакой!  Ему передавали информацию посредством указательного пальца, выстукивая шифровку по методу азбуки Морзе - прямо в лоб. И так он отдавал приказы, которые такими вот, как ты, не выполнялись!

-   Не. Энэло у этих быть не может! - твердил своё Хорузя, - Наверное, они у космонавтов.  Однажды было - на орбите обнаружили какой-то неопознанный космический объект, который никому не отвечал.  Когда его доставили на землю, нашли в нём  космонавтов и записку: "Снимите нас отсюда! У нас закончилась еда. Спасибо! Умираем!" и подписи: Лю Си, Сунь Сю, Ци Ань,  и человек ещё пятнадцать или  двадцать пять.                А позже оказалось, что бомжи украли кабель от радара спутниковой связи на продажу. Так, может быть, они что знали?

Ваня от ужаса  даже в лице изменился.  Слушал внимательно. И если не трезвел, то приостановился безвозвратно угасать сознанием.

- А я однажды ночью прихожу домой, - таинственно сказал Елесик, -  смотрю – загадочный светящийся  объект завис перед окном!  Я пробовал с ним говорить - не отвечает!  Потом дразнил его,  как ненормальный,  языком,  а  он  висит, молчит и смотрит на меня!  Я даже психанул и, как, швырнул в него пепельницей!  Только склянкало, словно стекло, и погасло. А снизу сразу закричали: «Вот! Не успели нам фонарь повесить, его уже разбили паразиты!»

-    А у меня: один чувак допился до чертей и пошёл искать клады, - откликнулся Хорузя, - По старинному поверью на "счастливого петуха". Ну, то есть,  за фантомом петуха, которого, когда он остановится, надо ударить и крикнуть: "Аминь, петух, рассыпься!"  И тут под ним и будет клад.  Так он ходил два дня по лесу и всё никак не успевал ударить петуха, а когда тот, всё-таки, замешкался, ударил он его наотмашь и крикнул:  "Аминь, петух! Рассыпься!" А когда тот рассыпался,  то оказался шефом местного участка милиции. И моего знакомого арестовали за издевательство над  животными.
На суде оказалось, что он просто болен.

-   А я слышала, как один мужчина с женщиной жили три года в лесу  в  глухомани, и каждый день пили спирт из пропавшей цистерны. А на четвёртый год под лавкой обнаружили ребёночка двух лет. Наверное,  его подкинули пришельцы?

- Когда я лечился от белой горячки, - открылся,  вдруг,  Лесик, - у  нас в палате был один уфолог, так он рассказывал, что он всё время видит инопланетян и с ними говорит. Однажды он видел,  как ихняя лошадь сидела на высоком дереве и грызла  копыта,  а  всадник стоял на земле  и  задумчиво шарился пальцем в носу. Уфолог стал с ним говорить, но тот ему ни слова не ответил. Уфолог от тоски пытался  укусить себя за локоть и от расстройства  потерял  рассудок.
      
- Тут есть какая-то загадка и государственная тайна, - заявил Хорузя, - для разгадки которой требуется чудо. И не только чудо, но ещё и юдо.
- А чем отличается государственная тайна от коммерческой? – спросила для чего-то Лимпопо, затуманив глаза, как будь-то, размечталась о богатом принце.
- Коммерческая тайна - это совокупность сведений, за которые могут убить, - ответил ей Хорузя, - а государственная тайна - это совокупность сведений, которая известна всем врагам. Но зачем тебе знать это, Саша?
- А я однажды видела мужчину,  который нёс в одной руке бутылку, а в другой стакан, и третьей рукой он держался за дерево! Как я могу понять такую тайну?
-     А рожки у него не выставлялись?
- А у меня такая тайна тоже есть! Я как-то в лифте кнопку с колокольчиком нажал и лифт остановился. Дверь распахнулась, а там  стояла горничная с колокольчиком и звонила в этот колокольчик, звонила...  И так дребездонила этим колокольчиком, пока я снова кнопку не нажал и не уехал. Как я могу понять такую тайну?
- А я однажды так надрался, что надо мной пронеслась настоящая фея – красивая женщина и без трусов! Я даже  голову поднять не смог! -  мигая набухшим стеклом,  выдал тайну Елесик и тяжко вздохнул, - Давайте перепереименуем День Терпимости в День Энэлотики и будем бутылировать его, как дату?  И уфолотики и энэлологи - все будут счастливы!
- Они издеваются!  Не хотят говорить!  Надо набраться терпения - выведать! – с трудом думал Гумпо.

Он вышел на балкон и сел там прямо на пол, как бродяга.
А птички стрекотали и чувыркали в деревьях, как чуждая живность на чуждых ветвях.  Кошачий зверь дремал в тени листвы,  качая хвост.
А голова кружилась, и качалось небо.
Питьё придавало какие-то странные силы:  он мог соображать, но как-то бесконтрольно - смутно и бессвязно.

И, вдруг, откуда ни возьмись, повис над ним  варёный,  тёплый, белый  пирожок. Он был один и очень соблазнительно сам предлагал себя для жертвоприношения. И Гумпо поддался соблазну - повлёкся и дошёл за ним, открывши рот,  до самого застолья.  Но,  вдруг, пельмешек оказался  в голове  Хорузи и потерялся у него в лице - в усах и в бороде. Пельмень на самом деле оказался слишком близко от другого человека, и даже Шаша растерялась от такой внезапной преждевременной утраты.

-    Это что? -  удивлённо спросила она у проглота.
- Картошка Хрю, - ответил ей Хорузя,  показывая на картофель фри, - Вы, что, не видите? У нас говение. Отведайте и вы.
-    Прожуйся, а потом и говори! - нацелив лупу, сделал замечание Елесик.
-    А у тебя у самого,  что пенится во рту?
-    А ты траву помыл? - спросила Шаша Ваню, - Ведь, я тебя просила  вымыть!
-    Я помыл её с мылом,  как ты свои руки.
-    Огурцы тоже мыл?
-    Да помыл их и вытер, когда все порезал.
- Ты додуришь! Сдадим тебя по настоящему в психушку! - сказал Хорузя,  глядя, .  Нет. Просто в «фээсбэ». Последняя как Елесик испускает пузыри.

Ваня сник,  бэкак дитя, а Гумпо чрезвычайно насторожился.

Лимпопо съязвила:
- Какие, должно быть, свободные эти инопланетяне! Делают, что захотят!  Летают, где попало!  Как я им, должно быть, завидую!

Гумпо даже передёрнуло - никогда в жизни он не испытывал такого саркастического жара. Пот прошиб его, даже тело всё взмокло, но он смолчал и параллельно про него подумал: «Надо же,  как мы сроднились!»

- Это ужасное слово "свобода"! - затарабарзил косматый гигант, - Делать, что захочешь, невозможно уже только потому, что у всех остальных  две ноги, все примагничены к земле - человек абсолютно несвободное создание! И он, как, впрочем, и всё остальное, настолько неотрывно завязан в природе, что дёрнешь за верёвочку на кухне, и это дёрганье тут же отразится в двадцать пятой галактике в восемнадцатом измерении! Или всё наоборот - ты идёшь и дёргаешь уже "потому что"!
- А как же богатство? Ведь, деньги - это власть, а власть - это свобода!  Всё делают тебе другие. Ты только фантазируешь и платишь исполнителям чуть-чуть, а  сам свободен! - возразил Елесик.

 Они вернулись к теме, о которой говорили давеча на берегу.

- Деньги, свобода и власть очень сильно магнитят друг друга - из этой пирамиды сложно выбраться! Подумай у кого свободы больше - у большой "шестёрки" в общественной пирамиде или у мелконькой сошки? Имущие счастья не видят, они только пашут и пашут - остановиться и подумать  им невероятно страшно - покоя деньги не дают!  Эти люди боятся оторваться  от своих  корост ради большей свободы, которую они не понимают. А для  воров, которые нажились на сомнительных сделках, жизнь и без того нелегка, ибо они несчастные уже наказаны тем, что они  даже не понимают, что они  воры. И  рабам - владельцам этим за большую нервотрёпку требуется огромный отдых на далёких островах, только он им не впрок. Им, например, всё время надо думать, где бы ещё надо вырубить лес, чтобы нажить ещё копеечку, ведь, денежек-то бедным им всё время не хватает! Они несчастные  несут свой тяжкий крест, как стопроцентную гарантию того, что ждёт их  смерть вечного небытия! Потомучто то, что они наделали, уже никак не  восстановишь, а стало быть, и прощения им не видать. А всё из-за того, что захотелось быть свободным сей секунд и ни минутой позже! Спроси из них  любого - имея лучшую машину и одежду, доволен ли он жизнью?  Увидишь, почему душа его дрожит, будь-то свинячий холодец.
   
Елесик сосредоточил у себя под носом глубокомысленную морщину и контраргументировал:

-    Но, где предел свободы? Ведь, можно стать совсем свободным!
- Ну, что ж?  У каждого свой "Крекс-Фекс-Пекс"! Но лучше быть вне этой пирамиды!
- Я просто наводку на мысль хотел дать! - заметил Елесик,  переисполнив мудростью стекло.
-    Ты лучше бы на пиво дал! - парировал Хорузя.
-    Ты говоришь так, потому что нищий! – вдруг возразила Лимпопо Хорузе.
- Тут, Саша, смотреть надо, кто и в чём нищий! Вот, у меня, допустим, один заводик, а у тебя их десять. Конечно же ты побогаче. Но был ли нищим Диоген?
-    А это кто?
- Вот, ты ответила. А я не могу насладиться, надышаться красотой  и этой жизнью - мне её мало! Она мне запрещает делать деньги ради денег, теряя волшебные дни, может быть, моей последней жизни на Земле,  которая - моё подлинное богатство. А что касается пирамиды, то, если у тебя две руки, две ноги, то уже  по определению ты часть неё. Если ты хочешь быть вне её, то выбирай тюрьму, психушку или многие бытовые лишения - вот, почему это слово "свобода" такое ужасное!
     Я против любой системы, которая вынуждает, насилует и заставляет, но другой  системы просто нет, а если и появится, исчезнут сами государства.  Но только  свободный человек может уповать на справедливость и быть справедливым!
   
- Всегда найдётся тот, кто пожелает притеснить свободу человека! - печально подтвердил Елесик.
- И даже,  когда человечество постигнет  гравитацию,  найдётся спесивый болванчик-божок, не постигший азов уважения. Только он сам об этом,  как и нынче,  знать не будет!  Вот, и подумай,  в чём богатство!

Старательно вникая, Лимпопо,  извопросила  бровь, и сказала:

- А у слона нет паспорта! Он человек свободный! Но он спасает всё стадо от засухи!

А Гумпо после их «инопланетных»  разговоров стало скучно и он, как мог, пытался изучать себя в пространстве.

- Я, - говорил он, скромно сидя в уголке, и слушал звук своего приятного баритона. И повторял, разлагая  "я" на "и" и "а", - Иа, иа…
Потом он что-то бормотал, и всем казалось, что он что-то говорит на четырёх различных языках, одновременно.

- А я не понял, можешь ты открыть пошире рот, чтоб было всем понятно? – спросил его Хорузя.
-    Я, что, в нос опять говорю? - удивился Иван.
-    Если носом говоришь, то нос открой! И зачем ты платок затолкал себе в нос?
Ваня вынул платок из ноздри и сказал:

-      Так, ведь, он носовой!

Напрягая  распрямительные жилы,  он вставал, стоял, потом садился  и  опять распрямлял распрямители и стоял. И о чём-то всё думал и думал.
 
-    Гарный патрубок! - сказал Елесик на каком-то малорусском  языке.
Шаша выпила из горлышка воды.  Ваня взял её бутылку, начал пить  и    у него засосало язык. Пришлось разбить бутылку молотком,  а  потом  отнимать молоток из его научно-исследовательских рук.

- Вот, кто дал мне власть отнимать долбило у художника? - спросил Хорузя и ответил сам, - Всего лишь здравый смысл. Оберегая стены и окна жилья, другими словами, защищая, человека от разрухи,  я воспользовался силой, то есть, властью в самом общем её мелком домашнем масштабе. А как ведёт себя любая власть в большом масштабе?
      Она защищает себя! И только себя!
      Ей, собственно, и люди-то нужны,  как средство для самозащиты от людей!
      Первейший показатель деятельности власти оценивается по тому,  как живёт её самый  беззащитный гражданин, то есть,  ребёнок  в детском  доме.
Не в том, который напротив муниципальни, а  в том,  мимо которого все проезжают.
И, судя по детским домам и приютам, ни одна власть ещё не догадалась, что люди рождаются и умирают независимо от её указов и постановлений! 
Средствами массовой информации,  как  оружием массового поражения в населении формируют общественное мнение, а потом управляют нами дураками.
-    А ты выбирай то, что надо, а не то, что дают!
- А как ты выберешь, когда всё поставлено на выгоду  и удовольствие, а не на просвещение, которое наоборот не может появиться без затрат?  Подростки выберут по телику смотреть  науку или "Вверх тормашками"?  Надписи типа "Только для взрослых"  действуют на них магически и однозначно-привлекательно. А местные издательства политиков и проституток чем нас кормят?
-      Это что ещё за издательства?
- Газетки местной власти,  где на одной странице пишут об успехах губернатора, а на другой печатают рекламу проституток.  Вроде бы - смотри,  какая демократия, а на самом деле совмещение двух этих понятий - власть и проституция  - это гарантированное растление сознания!
      История  тысячелетиями толдычит, что нравственное воспитание эффективнее  всех  вместе взятых революций и вся жизнь во веки веков держится на честных людях,  а посмотри,  кто лезет к власти  -  сплошь шустрые, да, ловкие!  Честные люди всегда совестились шустрить и ловчить - подлинный княжеский  дух не даёт это делать!
Но посмотри - в любой стране,  любая  власть такая!
Если  ты  хочешь защититься от случайного бандита,  плати  налог 
официальному.  А в случае войны - жизнь.  Хотя,  враг твой,  который идёт на  тебя,  это тот же чудак,  как и ты,  охмурённый своей властью.
- Но от налогов не избавиться!  Ведь, это, как в семье. Ведь, ты поддерживаешь стариков или детей деньгами?  А это и есть первозданный налог!
- Значит  должно быть так,  чтобы  я  платил налоги с удовольствием,      как в родную семью!  Но всё наоборот  -  двадцать или  тридцать  человек у власти делят между собой всё и проливают кровь не свою, а кровь охмурённых  под властью людей!
И обрати внимание, что эта тема так стара, что от неё уже навыворот тошнит, а как она свежа и актуальна каждый день!

-      Так, что, все воры? - удивилась Шаша.
- Нет. Почему? Просто тут  такое место важное, что один холёный мазурик  может очернить всех остальных! Просвещение,  как раз необходимо, чтобы нам этих мазуриков распознать и не допустить к власти.  А то, каков политик, такова и политика.
- "Если говорить честно,  -  сказал политик,  -  Не поймите меня правильно!"  - пытался пришутить Елесик.
- Недавно на весь мир в новостях сообщили, что  в стране,  которая  развязала войну с крошечным государством,  спасли котёнка.  Так просится вывод - как же может быть несправедлив политик-убийца,  который гробит и своих и чужих солдат,  если в его стране спасли несчастное и слабое животное?
Вот и получается, что лжец-мазурик  клювом  щёлкает, а мамочка  за него сыночка своего единственного на войну  отдаёт. 
- Беременная смертью старость в той стране! И к совести взывать - абсурд! Чем больше говоришь о совести, тем  крепче она  спит!
- Президент, отдающий приказ  не защищаться, а нападать - это первый убийца и вор!  А если международный конфликт застарелый на национальных распрях и его не удаётся урегулировать больше года, то обоим  конфликтующим государствам надо истреблять не противников, а своих собственных граждан-мстителей,  которым не ймётся,  что война  - это плохо!
-      А если эта война на почве религиозных разногласий?
- Тогда эта война на победителя, так как даже, если религиозных лидеров устранишь, народ будет биться за них  и за веру свою до конца.
- Но конца быть не может!  Где ты видел, чтобы народ страны был полностью истреблён? Народятся и нарастут новые поколения мстителей!
-      Тогда будут биться до полной потери веры!
-      Я тебя сейчас ударю!
-      За что?
-   Подлинная  вера не иссякнет! - стекло у  Елесика  так  воспалилось, что какой-нибудь маленький пошлый пустяк  вроде капельки влаги или неловкое неосторожное движение или слово, и оно бы взорвалось от каления и натуги.
- Да, вы же сейчас подерётесь! А ну-ка,  тихо стоять! - испуганно крикнула Шаша.

Елесик опомнился, сел. От его раскалённого жаром темени шёл пар.
Хорузя сидел и остался сидеть,  как гора и могучая кочка.

Напряжение неожиданно спало - преющие в прениях увидели,  как Ваня увлечённо и старательно пускает носом мыльные цветные пузыри  из   блюдечка, в котором он разбавил мыло.
Пузыри, к сожалению, падали вниз и, чтобы жизнь их немного продлилась, Ваня встал на хлипкий стул и счастливый,  рискованно-сильно качаясь, продолжил  бурление  носом.

-      Во всём виноваты чиновники! - глядя на Ваню, пробумкал Хорузя.
-      Во всём виноваты чиновники! - мгновенно подтвердила Лимпопо.
- Смотри же!  Во всём виноваты чиновники! - сказал Лесик грозно Хорузе и этим  выпустил последний воздух и совсем сощуплился. Казалось, что линза магнитит его своей тяжестью к полу.
- Любая власть - иуда против человека!  Но первый иуда - чиновник! И виновата в том не должность,  а личность, которая клеится к должности! Есть такой тип бесхребетного индивида, - продолжал гундеть Хорузя, - Есть люди,  которые мечтают и трудятся, мечту свою сбывая в жизнь, или, как господа, исполняют свой долг, а есть ничтожные завистники,  у которых всё, что не его, то плохо. У таких мечты нет. У них только инстинкты, исполняя  которые, они лижут самые  грязные места всем, по кому лезут вверх и, кого потом сверху  растопчут!
-      У лакея чести нет, - мгновенно согласился Лесик.
- Ради добрых дел они туда так лезут, что поливают  помоями соперников и готовы убить друг друга в предвыборную кампанию?  Да, свои дела делать лезут!  И ещё их влечёт вожделение власти. Они добиваются многого, но натура  их остаётся низменной,  потому что чиновниками становятся те, кто ничего собой не представляет.
- Чем меньше стоит человек, тем он дороже себя ценит! – банально вставил  Елисей.
- Неудачники лезут в чиновники, чтобы смотреть на всех сверху вниз. Они прилично выглядят, бодры и щепетильны,  но в чистом теле их трепещет грязная душонка, готовая в любой момент ради себя унизить всех. Ради себя они всё и всех продадут и даже собственную мать, но только не публично - лизание процесс интимный. Ты за язык его не схватишь! Это такой слизняк. Убийцу найдут и накажут, а чиновника у власти,  который развратит и растлит ни одно поколение,  из которого потом  растут подонки и  убийцы,  всего лишь пожурят и снимут с должности, конечно,  если его связи и взятки окажутся менее ожидаемых.
- Посредственность попробуй, одолей! - опять добавил Лесик, -  В зверином мире кто успешно выживал? -  Шустрые и ловкие! В современном комфорте выживают все, кому не лень, но процветают   проститутки  -  без совести жить выгодней и проще!
- Таких персон я называю вич-персонами, потому что все трагедии кроме ревности и несчастных случаев происходят из-за них.  Тут надо сказать так:  Это тебя давит гусеницей танк, и в тебя падает бомба, это тебя режет ножиком  враг, это ты корчишься в судорогах боли из-за поддельного лекарства, это твой ребёнок не может получить необходимого образования или своевременной квалифицированной медицинской помощи, а  это он - твой чинуша - улыбается тебе с экрана и газетных страниц. И это особенно страшно. Потому что ни книги,  ни фильмы,  ни быль из уст в  уста  никогда и ничему людей не учат - одно или два поколения вырастут без  войны,  глядь,  опять уже  ходят подонки  со свастикой, и не те, так другие владельцы газетных портретов  хотят укрепить свою экономику потоками нашей крови - это факт исторический! 
- Если бы поколения учились жить по книжкам  и  учебникам  истории,  то все давно уже летали бы доветру  в  собственных тарелках!

Лимпопо так внимательно слушала, что на лбу у неё выступил крупными каплями компот.
А Ваня рисовал автопортреты - он прижимался щеками к обоям и обводил случайным маркером свой профиль. При этом он, как будь-то, тоже слушал. 

- Планета истекает соками,  как кровью,  но не может защититься ни снаружи, ни изнутри и уже задыхается,  а  они всё хапают и хапают!  И всё им мало. И всё им надо больше и больше! И друг на друге наживаются! Так что же это за создания? Пресмыкающиеся? Нет. Те нажрутся и больше не нападают, пока сыты. Для чего тебе кусать по тыще раз,  когда ты делаешь один глоток? Доходит, ведь, до сумасшествия - один мой лично знакомый кандидат так  волновался в предвыборной гонке, что угодил в дурдом! А там узнал, что в  депутаты не прошёл,  дождался  выписки  и дома удавился - факт!

- А что такое депутатская неприкосновенность? – спросила   взволнованно Шаша.
- Это защита депутата  от посягательств  на него со стороны правоохранительных органов, - вразумил её Мудрый Глаз.
-    Так, вот, зачем они туда все лезут! - прозрела Лимпопо.
- Они лезут туда защищать своё добро. Но защита добра не по совести, то есть,  не справедливо - это наоборот получается зло. Определяет всё желание, а контролирует всё совесть - вот описание строения человека. Если хочешь, заработай или заслужи,  а всё остальное - грабёж и воровство. Только любовь даёт всё даром, - заключил Хорузя.
- Зло надо держать на поводке! - согласился Елесик, - Для животного поводок – это закон государства и уголовный кодекс,  а  для человека поводок - это совесть. И бизнес без совести - это тварь без клетки!
- Да, но находятся судьи, отменяющие смертную казнь насильникам - убийцам малолетних! - разгневалась Шаша, - так,  кто же тварь?
- А вот, в одной стране в парламент выбрались националисты и первое, что они сделали - перекопали все кладбища и рассортировали всех покойников по национальным признакам, а в гимназиях  ввели программу изучения только тех открытий, которые открыли только их учёные, и только на их языке. И оказалось, что все открытия, как и весь мир, находится за пределами их государства. Наверное, опять пойдут захватывать весь мир. Может быть, тогда их великий народ научится читать и писать?
- А в другой стране есть всё, но почему-то им  всё мало и  всё хорошее, что  в мире есть, они стараются назвать своим и поскорей  присвоить. Но, если вдруг, какая-то держава возмутится, они, наверняка, пойдут и нападут на ту державу ведь надо защищать "своё" добро!
-    А что такое вотум недоверия? - спросила Лимпопо.
- Это, когда депутаты высказывают мнение и в конце своей  речи добавляют слово "вот", - объяснил ей Елесик.
- Какому дураку докажешь, что он дурак? - воскликнул Хорузя раскатисто, - Какому бюрократу-чиновнику докажешь, что он вор? Тут только поможет презрение к ним и брезгливость! А это опять - просвещение!  В отличие от индивида личность в силу своих убеждений не добивается  цели любыми средствами. И если человек дал слово и держит, значит, он настоящий! Слово господина крепче закона!  А они живут по принципу:  слово не доллар - в карман не засунешь! Ох, надоели мне эти убогие!  Их сразу  видно,  как в трамвае или на пароме  -  успешные  и сильные успеют - сядут,  а ты постой пока, старушка,  в стороне - вот, вам уменьшенная схема  мира.
-    Хорузя, ты опасный человек! - задумчиво сказала Лимпопо.
- Жизнь вообще опасна для здоровья! - ответил ей гигант,  поглядывая  на бутылки.
-    Когда человек говорит красиво, ему хочется верить!
-    Итак, что мы имеем?
- Живописная палитра художника,  можно даже сказать, полотно! - процедил сквозь щель Елесик, переключаясь на питьё, - И не палитра,  а  пол-литра художника: "Рябина на денатурате", что  у нас  ещё осталось-то? "Черёмуха на вермишели"?
-     Господа философы… - обратился Хорузя к компании.
- Такая наглая эта тьма! - воскликнул Ваня из кладовки, - Я  тут её включаю-выключаю,  а она  темнит!
- Там лампочка полгода,  как сгорела!  Послушай!  Счастье наше в том, что мы живём в чужом новом времени!  То есть, дожили до будущего!  Ибо, время наше - это молодость,  как у тебя Иван и у тебя Александра!
-     Да, знаешь ли, - пробормотал Елесик.
- Нет. Я не Ли. Я - Сан!  И мы счастливы тем,  что живём  между  прошлым  и будущим!   

Ваня очень внимательный подошёл-приблизился к Хорузе из кладовки  и стал ловить пылинку у него перед глазами.

-   Ты, Ваня,  скушай яблочко, - сказал ему Хорузя.
-      А яблочко вкусное?
-      Да. Очень вкусное.
-      А дайте посмотреть?

Шаша дала ему яблоко.
Он разломил его и внимательно глянул вовнутрь:

-      Я недавно на улице слышал, что в яблоках есть витамины. Я их тут  не вижу!
- Ты лучше сходи, посмотри в холодильник. Найдёшь ещё пельмешки, так, свари. Или яиц пожарь. Яичницу мы с любопытством поедим! - послал его Хорузя.

Не прошло и десятка секунд,  как на кухне послышался стук.
Лимпопо подошла и увидела:  в правой руке Ваня крепко держал консервную банку, в левой руке сжимал консервный нож, но ковырял банкой стол.

-    Ладно, Ваня, иди, отдыхай. Я тебе помогу.
-    Ладно. Я тогда домой пошёл, - ответил ей Ваня и вышел на улицу, - Стоп!  Куда же я пошёл?  Я же дома! - сказал он себе и вернулся.
Он повернул так резко, что подушка, брошенная Лимпопо с балкона, промчалась мимо головы и почему-то лопнула в ногах контрольных бабушек. Она, как будь-то, взорвалась без звука и всё покрыла, словно пеплом,  перьями и пухом.
Старушки замерли и оробели.
И это всё случилось в тишине.

-    Нынче вша и та с претензией! – попрежнему бубнил Хорузя.
-    Река течёт вниз, а человек - куда хочет! -  отвечал ему Лесик.
- Мы прекрасно знаем: человек -  венец творения,  но когда видим бомжа и депутата, вера эта теряется!
-    Человека нельзя обижать! Человек - это часть Бога!
- А весь остальной мир создан для его еды?  "Если я не буду  "кушать", мне будет плохо, больно и я умру. Если я не буду хотеть женщину и не буду стремиться ею овладеть, род мой прервётся. Так устроено природой и я ни в чём не виноват! Без хотения нет развития. Хитрые кушают глупых, словно щука карасей." - Вот, такой животный мир!
-    Ничто не чуждо человеку - ни красота, ни страсти зверя.
- Человечество делится на людей и на тех,  кто произошёл от обезьян!  Оно захватило всю землю - куда ни сунься,  всюду живут только люди!  А вы когда-нибудь видели, чтобы заболевших или подозреваемых в болезни людей отстреливали? А что делают с птицами? Я не понимаю - какая такая божественная ценность человека,  что он по праву истребляет миллиардами, съедает и просто травит высокоорганизованных животных!  Он, что,  Бог?   Если нет, то это преступнейшее изуверство и не ради жратвы, а от похоти! Значит это страшный зверь? Но у крыс тоже есть дети!
- Да, они друг друга за людей-то не считают, а ты хочешь, чтобы они считались с животными,  как с людьми! - воскликнул Лесик,  как будь-то, сам уже был не человек.
- Сперва истребим птичий грипп,  потом  свиной грипп  и говяжий,  потом медвежий и слоновий и только тогда будем в безопасности,  когда истребим всех!
- У нас в городе обнаружили человеческий грипп и забили три тысячи человек! - вообразил картину Лесик.
-    Грех такое говорить! - сказала испуганно Шаша.
-    Грех тому, у кого совесть есть!
-    А как я узнаю, есть она у него или нет?
-    Чем меньше знаете, мой друг, тем крепче наша дружба - сказал сосед соседу.
- Да. Это правда, - подтвердил Елесик и воскликнул, - Но это ложь!               
- Человек отличается от животных всего лишь одним свойством - он способен создавать артефакты, то есть,  абсолютно не нужные с точки зрения рациональной природы искусственные вещи - картины, музыку, стихи. Это означает, что природа человека искусственна и лжива  в основе своей. И чтобы он не изолгался до маразма, ему дан Бог. Ой, то есть, наоборот - Бог формирует и воспитывает человека!  А животные - это люди,  которые не создают предметы искусства, не размышляют  о справедливости и красоте,  но в отличие от людей они живут честно - без маразма и извращений.
- Представляю картину: бык рисует с натуры корову под развесистым деревом  и с обнажёнными развесистыми титьками! - воскликнул  в восторге Елесик и захихикал, как чахоточный.
Шаша,  как давеча,  хлопнула его по плечу. Он откинулся, чтобы уклониться, но больно ударился ножкой об столик и запищал,  как маленькая обезьянка.

Хорузя продолжал,  как будь-то, ничего не видел:

- Человек убивает вокруг всё живое и иначе не может прожить.
      В обмане, построенном на прибыли, он убивает себе подобных,  чего внутри  одного вида у животных никогда не бывает.
Вот почему никак нельзя без  высшего предела!
Животные строят себе дом и создают неподражаемый  шедевр,  как раковина или гнездо ткачика,  а человек построит, посмотрит,  разрушит  и всё ему не нравится, и всё никак не может приблизиться  к идеалу - он обречён всё время маяться.
И если человека отличает от всего живого воля, то он рождён совсем не для счастья,  а, что само собой разумеется,  для  терпения  в  достижении мнимой  цели! - Хорузю,  видимо, прорвало  вдохновение и он,  как  пророк  заявил, - Человечество и весь животный мир живут параллельно. У тех и других ещё не было очередной видовой мутации,  которые  бывают вдруг - скачком.  А если у животных она произойдёт,  а  у  человечества  нет? В какой  клоаке  мы тогда окажемся?  Ведь, многие  животные уже сейчас умнее нас!
- Ко всем надо относиться с равновеликим уважением! - успокоительно запел Елесик, - Животные умные люди, но и среди людей есть умные ребята!  Вот, скажем, мы - вполне хорошие для этого примеры - чего греха таить? 
-    Тогда давай шампанское! - взревел Хорузя.
-    Господа, у нас яйца горят! - вскричала Лимпопо и бросилась на кухню, но тут же и запуталась в верёвках.

Они с Иваном проворонили горячие блюда - она заслушалась,  а Ваня, штормливо качаясь,  собрал все верёвки с балкона  и натянул их  в комнате. Держась за них, он весело ходил туда-сюда,  как электричка,  старательно,  ровно  и  прямо - уже не качаясь.
Теперь они барахтались в верёвках на полу. И Шаша, барахтаясь, крикнула с пола:

-  Ничего! У нас ещё пельмешки  где-то есть!


Елесик только повернул к Хорузе недовольный  перископ.
Хорузя добавил громкости в бубнившей "радио мыльнице" и встал  помочь упадшим.

Пельмешки были брошены  и "шалопайское"  из холодильника уже потело на столе.

- А почему мы не выпили его сразу? - удивилась Лимпопо за себя,  за Лесика и за  шампанское.
-    Но внутри у нас уже были другие напитки! - удивился их наивности Хорузя.
-    Тогда,  зачем же ты купил его?
-    А я всегда его беру!
-    От него голова очень быстро опухнет!
-    Гусарская баланда!
-    Ну, не хотите и не пейте!
-    Ну, нет! Нельзя же пропадать добру! Давайте пить!
-    Так разливай, давай. Да, не по комнате!
-    Итак, за то, чтобы немой прозрел, слепой заговорил!
-    О, пузырьки пошли по телу!
-    Взболтай. Если квадратные - разбавлено!

Тут время, вдруг, устроило всем неожиданный сюрприз - оно пошло, как-то странно-прерывисто - то неизвестно куда исчезало, то разом срывалось в сквозную дыру и внезапно выскакивало там,  где сознание ещё не успевало подключиться - никто не мог с ним совладать.
Произошёл какой-то сдвиг по фазе.

Все, вроде бы, решили прогуляться на балкон и посмотреть,  как курит Лесик, но все,  вдруг, оказались за столом и наблюдали,  как Елесик мается и курит  Ванин маркер  -  никак его не может раскурить. Но  это действие  внезапно прервалось  какой-то  курлычащей  песней  домашних тирольских  алорихов.  Алорихами были Ваня и Хорузя,  а Лесик просто выводил красиво "О-а-о",  забыв достать из носа палец.
А Шаша пела независимо от всех на гюльчатайском языке.

Впервые в жизни Гумпо стал свидетелем того,  как человек теряет разум. И этот человек был он.
Он занимался тем,  что ртом ловил свой собственный язык и мгновенно захлапывал челюсть в то время,  как Елесик объяснял ему,  что такое дятел и стучал головой вместе с линзой об стол.

- Почему ты, Елесик, контактные клизмы не носишь? - спросила Шаша, глядя на его учение  и допустив ошибку  в слове.
Он посмотрел одним огромным глазом на себя,  другим  простым  себе на переносицу и просто ей ответил:

- Я пробовал - глаза не закрываются - они получаются толстые, - и он поправил сам себе очки стаканом,  хотя верёвочка висела на затылке, - Если вы захотите, чтобы ваши очки не спадывали  у  вас  с носа, прижмитесь очками к земле,  к косяку или к дереву. А можно и к столу, - добавил он, увидев стол, и прижался очками к столу.
При этом  взор его так изогнулся,  что вышел за пределы линзы и стал потерянно блуждать по комнате, ища оптической фокусировки.
Второй – не застеклённый  глаз - при этом оказался под столом, и про него забыли.

Блуждая, взор его остановился на бутылке, и он сказал:

-      Чтобы отбить крепкий запах спиртного, надо бросить в бутылку лимон!
Но это был обман. Ваня и Шаша бросали в бутылку лимон - попадали в неё с трёх шагов много раз - но из горлышка пахло по-прежнему.

Неизвестно когда, в этот же день,  вдруг,  Елесик увидел Хорузю и громко спросил  слабым голосом:

-    Что сидишь, диво дивное? Что ты лоб-то свой выгнул?
- Беседую, - грустно ответил Хорузя,  приотняв  затуманено-острый свой взор от нацеленной точки в пространстве.
-    С кем беседуешь?
-    С книгой, брат ты мой очкастый.
-    А книга-то где?
-    А книга  та  в шкафу.
-    О чём же вы беседуете, дива?
- Я не смогу сейчас подробно объяснить,  но любая повествовательная книга выше любой философии,  потому что любая философия  есть конкретная точка заблуждения!  Я знаю - мне плохо,  когда я умён,  но я пришёл к выводу, что самого главного в жизни своей я не сделал!  И теперь я хочу это сделать!
- А что ты хочешь сделать? - спросила Лимпопо,  по-умному перекосив щеку свою ладонью и наполняя разумом глаза.
- А, вот, этого я, к сожалению, и не знаю! - ответил Хорузя и так потрепал, почему-то, Ивана за щёку,  что у того от потрепания зашлёпали, болтаясь, губы, а зубы клацко чакнули.
- Может, мы чего не понимаем? Может быть, мы все тут дураки? - обиженно спросил Елесик.
- Не знаю,  кто как, а  я-то себя уж давно плохо чувствую, - печально ответил Хорузя.
- Если бы вещи могли говорить, они бы опять замолчали! - воскликнул Елесик, - Но ты титанически прав!  Вот, отгадай мою загадку: Не было, не было и опять нету.?
- Деньги? - спросила Шаша,  у которой  даже  было  слышно переключение умственных рычагов.
- Откуда я знаю? Ведь, этого не было! - ответил Елесик и вспомнил ещё две загадки,  задал три вопроса, один подвопрос,  четыре довопроса и шесть надвопросов. 
Но время их не сохранило - оно опять куда-то соскользнуло.
А, когда, невестьоткуда,  вдруг, опять сюда  явилось, Елесик воскликнул:

-    Спорим?  Огурец об голову ты мне не разобьёшь!
Хорузя молча встал и Елесику хряп огурцом по башке!  Только брызги разлетелись во все стороны, и пара семечек осталась на стекле.

Лимпопо намазала Хорузин телефончик майонезом и для чего-то отложила  в сторону  и позабыла.

А Елесик уже обучал всех,  как надо вовремя  жмуриться - он бросал  молотый перец себе в лицо и бойко жмурил свою лупу.  Но всем  показалось, что Лесик мухлюет - второй его глаз был всё время закрыт.
Никто не возмущался - все,  словно дети радовались вместе с ним.

Только Ваня  ужасно страдал - он сидел со стаканом во рту и не мог его сразу достать - руки были в майонезе и скользили по стакану  -  чихать из-за этого было неловко.

Расшалившись, Лесик выхватил Ванин пельмень из тарелки,  сунул его в свой карман и сделал  умное лицо.
Тут сразу все стали швыряться пельменями, но у кого-то  громко забурлыкало в кишках - все замерли.

-      Чем больше ешь, тем дальше в лес! - привёл  какую-то  пословицу Хорузя.
-      У тебя есть что-нибудь вяжущее? - обратился Елесик к Ивану.
-      У Вас, что, вязка началась? - не понял Ваня.
- А вы умеете глазами семечки колоть? - спросила Шаша для разрядки обстоятельств, - Меня осеменили давеча на рынке.  Где они, Ваня?    
Она нашла пакетик семечек, но пробовал колоть их только Ваня.
Зажмурив семечко в глазу, он только разик стукнулся об стол и сразу отказался от победы.

-    Осеменяют не на рынках,  а на семинарах! - заметил Лесик.

В какое время?  Все, вдруг, играли в бадминтон и, стоя на коленях, мазали ракетками в волан из-за мешающих,  натянутых верёвок.
А чемпионат мира по прыжкам в ширину не состоялся из-за Хорузи - перед решающим судьбу прыжком он трижды плюнул через левое плечо в срамную морду чёрта, но это оказался Лесик и из-за этого произошла заминка.
А Ваня начал отжимания от пола, но его сразу же дисквалифицировали  и отстранили от этого вида борьбы, так как он отжимался ногами,  и все согласились, что это уже придётся считать за приседания.

-    Давай, на самом деле, побороемся? - прицепился Елесик к Хорузе.
- Чего тебе надобно,  Мутный Очкарик? - спросил тот, словно Золотая Рыбка,  но тут по двери постучали.
-    Кто там?
-    Свои!
-    У нас все дома!
-    А  я-то  кто? - так баловала Шаша Лимпопо.
Забытая спортсменами, она так повторяла много раз, пока Елесика не начало мутить, и он сказал:

-     Вот, только бы не сделалось мне худо,  а  то ведь будет  плохо!
Он даже написал какую-то писульку,  писульку засунул в пустую бутылку и отправил эту почту прямо в море, закинув бутылку под стол.
Хорузя получил её с той стороны в колено и, проклиная шторм, прочёл.
Там было накарябано навроде "SOS" и он пошёл его спасать.
Но дело до того дошло, что они стали путать друг друга, и у них началось разъяснение личности:

-      Ты кто такой?
-      А я здесь отдыхаю! А ты откуда взялся?
-      Не знаю!  Как меня зовут?
-      Меня-то?  Яшкой будем звать.
-      А  я-то,  кто тогда?
-      Ты - Белоснежка и семь гомиков!   

Ваня выглядел снисходительно. Он только вставил:

-      А у моего брата есть крылья!
На что Хорузя совсем неожиданно сматькался,  но так от этого же сам перепугался,  что стал руками выгонять дурное слово,  как едкий дым выгоняют из комнат.

-     Пойду я прилягу, - сказал он внезапно, - а то в позвоночнике стойкости нет!  Вот, ведь, есть люди, которые живут и не думают!  А есть, которые думают, и ни хрена не живут!

Шаша всё это время стояла, перекидывая свой умный взгляд окосевших глаз с одного гуляки на другого при помощи зрения, и молчала закрытым ртом припомощи закушенной своей губы. И Гумпо был тому свидетелем благодаря своему присутствию в Ване.
Хорузя стал пытаться лечь.

-    А, что это,  где-то, как будь-то, шипит? - спросила вдруг Шаша невесть у кого.
Никто ничего не ответил.
Елесика в комнате не было.

-    Он сидит  в отхожем  месте - выполняет свой гражданский долг! – проваливаясь в сон,  пробормотал Хорузя.

Тогда Лимпопо сквозь балкон стала лаять на глупую кошку.
Подумав,  кошка виновато слезла с дерева.

Дверца хлопнула, и появился  хлыбзенький Елесик. Он сильно и странно сощурился ртом и сказал:

- Я хотел бы побыть тута три. Или, то есть, один, - таким изящным образом  он попрощался, сказав своё простое "до свидания",  но долго не мог откланяться. 
Тогда он решил просто выйти,  но неизвестно почему  пошёл  в косяк, ударился и замер. Внезапно отклонился,  сдал назад  и закрепился.
Затем  наклонился вперёд, отставил  попку,  как консоль, и распрямил, словно штырь, указательный палец. И так заколодившись, медленно-медленно он стал поворачивать в сторону Вани.  Потом долго-долго смотрел на него своим выпуклым  оком  и гулко упал.  Он даже не подставил руки и лёжа продолжал смотреть,  торчать расправленным перстом и что-то напряжённо думать - колба мудрости,  видимо,  переполнилась и лупа совершила своё дело.

-    Немой прозрел, слепой заговорил! - были его последние слова, и он уснул с открытыми глазами.

Всё это время Ваня шёл к нему на помощь, но никак не мог прийти - несколько раз он натыкался на стену лицом  и, удивлённо пятясь, гладил место столкновения.  Потом он повернулся к зеркалу, но не увидел отражения и закричал, а это было лишь открытое окно. Он пригляделся - там сидела Шаша - на балконе. Он оглянулся  и  увидел,  что  Елесик захворал морской  болезнью. Но тут и сам он занемог.

- Ничего они не знают! - говорил Иван, теряя силы, - Опоили зельем гуманоиды! – ворчал Гумпо, - Божественный нектар мне не под силу! Говорила мне мама - не надо летать на планету Тяпуги!
Он, вдруг, увидел,  как последний огурец стал беззастенчиво краснеть, испустил тяжкий дух и угас.








                Часть 3
                СЮРПРИЗЫ
               
               

      Невмоготу мешал дышать какой-то странный аромат. 
Голова  до краёв переполнилась мозгом,  давившим пружиной в глаза.
Мыслей не было. В одном виске гудела рельса, в другом баран бодал козла, а мозговая кость была готова треснуть.
В организме застряла  какая-то нудная глупость.
Рискуя от давления пружины потерять глаза,  Гумпо чуть-чуть расщелил веки.
На стене липли люди!
Один был просто прилеплен к стене,  а другой был прилеплен к дивану, который был тоже прилеплен к стене. И столик тоже был прилеплен.    А из другой стены торчала люстра!
На потолке был шкаф!
И тут сознание ударило его:

-      Ведь, я смотрю на мир сквозь  щели  глаз  другого существа!
И он очнулся с мерзким ощущением, что жизнь навсегда разлюбила его.
И свет померк в его глазах.
Тревога охватила сердце - надо что-то делать!
Он соскочил и закричал, увидев свои посиневшие ноги!
Но это были лыжи. Он скинул их, и ногам стало легче.
Хорузя лежал на диване. Елесик устойчиво спал на полу. Шаша была на балконе - спала, подсунув коврики под взрыв своих волос.
Дверь на балкон была открыта.

Апатия, нехоть, тревога и страх волнами сменяли друг друга.

-      Что за ужас вчера приключился со мной?  Где я?  Что я?

Комары, вкусившие нетрезвой крови,  качаясь, пролетали мимо и не могли  в него попасть.
А птичка рубаночком воздух строгала:  немного отдохнёт и снова  -  фить-фить-фить!

- Как много воздуха! - подумал Гумпо, глядя в бодрящее свежее утро, - Какая у них красотень-красота! Зелёные листочки с синим небом!  И розовые облака! А говорят - отравлено! Они ещё не знают, как отравлено - в каких  химреактивах  задыхаются  планеты!
      Какая срамотень и срамотятина! - он оглянулся в комнату.
Елесик спал. Штанишки съехали с его колен,  футболка комом собралась на шее.

-      Да, живы ли? - он обошёл их  всех. Особенно Елесику он заглянул в глаза,  вернее,  в глаз - открыл мизинцем бело-розовое веко и отпустил. И  веко, чмокнув,  спулькало.
А выдох Лесика был лёгок,  но смертелен.
Все были живы.

- Это вчера был "День здоровья"!  Так отдыхать могут только здоровые люди! – подумал Гумпо, - Экое страшное изнурение организма!
Держась за гудящую голову, он направился в ванную комнату  и, отворив краны, с наслаждением подставил затылок под сильный холодный напор. И так захотелось отмыть с себя праздник,  что тут же разделся и встретился с чудом - штаны нельзя снять через голову!
А если расстегнёшь, они спадут!
И ещё одно похмельное чудо тотчас снизошло на него -  вода протыкается! И воздух тоже протыкается рукой! Рука протыкает и воздух, и воду - туда и обратно! Вот, это - да!
Он палькался и булькался и, отмокая, тёр своё чужое тело,  разглядывая ногти, кожу, волоски, пока тревога снова не давнула грудь смертельным ужасом - он всё на свете потерял!  Кто он?  Где он?  Куда ему податься?
Попался в руки бритвенный станок. Он разобрал его, собрал и понял, для чего он нужен, когда провёл по волоскам руки. Попробовал, подумал, и состругал с лица щетину. Было немного неприятно,  зато потом  лицо стало чистым - почти,  как своё. И в зеркало уже смотрел молодцеватый свежий гуманоид с приятными и правильными чертами, но очень грустными из-за проблем глазами. Ломота в голове усугубляла выражение лица.

Одежда выглядела безобразно.
Пришлось вернуться в комнату и нагишом  ходить-искать  какую-то замену. Нашёл в шкафу холщёвые светлые брюки,  футболку светло-кремового цвета  в свежем состоянии и на правах хозяина присвоил.

На кухне в холодильнике нашёл баллоны с "благо".
Жажда и сухость заставили тут же взять пробу - рискнул и жадно впился  в пенистый напиток. И сразу начало легчать - не стало нехоти,  ломота тоже постепенно стала исчезать.
Такой эффект навеял мысль о помощи лежащим.
Но как?
Под ванной он запомнил клизму.
Стал ею отпаивать болящих - сперва Елесику  вводил в прощелок  рта  её тоненький гибкий хоботок,  затем  Хорузе в волосатое отверстие, помог таким же образом и Шаше.
Когда они  задвигались,  он вышел вон.

Увидев утром Лимпопо, он, вдруг, почувствовал, что непременно надо возвратиться к берегу - туда,  где он внезапно обнаружил себя в чужом инопланетном теле - и поспешил, повинуясь тревожному зову.
А по пути решил немного осмотреться и подумать.

Взбодрённый утренней прохладой,  он шёл сквозь воздух,  упиваясь горем,  чистотой и светом,  объёмностью огромного пространства.
На голову и на плечо ему упало свежее, прохладненькое «птичье молоко». Проникновение лучей от солнечной звезды сквозь лиственные кроны создавало ощущение какой-то сказочной реальности. Оранжевые, жёлтые и просто серые, ярко освещённые солнцем,  стены и фрагменты зданий разновысотно ограняли улицу, распространяли радость жизни,  и сами её освещали под ровно-голубым высоким небом.  Половина какой-то планеты белела сквозь небо обломанным кругом, но люди,  спящие ещё, но свежие и симпатичные, её не замечали.  А воздух, который легко протыкался и так же легко вытыкался руками, приятно втягивался ртом и носом  и постепенно внутри тела растворял последние тошнотные причуды организма,  частично разбавляя горькую печаль.

В отличие от вчерашнего массового дефиле,  людей на улице было меньше, и все они куда-нибудь стремились или целенаправленно чего-то ждали, и не было напрасной суеты. Смешные их машинки,  шурша колёсами,  сновали вжик-бибик  туда-сюда…
Какието аяврики стояли, перманентно телепалясь…
Тут Гумпо снова удивился,  какие чудеса являются с надсадного похмелья.
Аяврики смотрели, как-то так,  что поневоле он сказал им:

-      Здравствуйте, незнакомцы!
-      Здравствуйте, здравствуйте, Ваня Бабиков! - ответили ему незнакомцы.
Тут мимо них бежал какой-то человек в трусах. Они его спросили:

-      Что, всё бегаешь?
-      Угу, - ответил им бегун.
-      Машину то зачем тогда купил? - спросил один из них.
-      Для ремонта! - ответил бегун убегая.

Но Гумпо никого из них не смог припомнить и прошёл.

Трамвай прогромыхал,  как  маленькая копия железной колбасы.
Мужчины в нём зевали, а женщины ковыряли глаза в своих
зеркальцах.

               Навстречу прошла длинноногая девушка, а следом - обычноногая.
Обе в тонких занавесочках.
Тяжеловесная мадам и некий лопоух, соединённые одним шнурком,  стояли возле арки во дворы и нюхали прозрачный воздух.
Ушастик,  вдруг,  забеспокоился,  присел  и из него на землю выпали отходы.
Мадам забеспокоилась, присела …  Гумпо стало стыдно.
Но оказалось,  что мадам всё собрала совочком в маленький кулёчек и бережно куда-то понесла.
Из круглосуточной аптеки задумчиво и тихо вышла барышня с огромным животом, и Гумпо радостно воскликнул:

-    Женщина!  Вы же беременная!
- Ой, и правда! – воскликнула женщина,  глянув себе на живот, - Счастье то, какое! - и покрутила пальцем у виска.
- Вы позволите? – видя  радость, он очень вежливо попытался потрогать низ её живота – так ли у неё,  как у Лимпопо? Но получил такой разряд эмоций, что вся тоска по родине на время испарилась.
От любопытства некоторые гуманоиды даже выторчались из окон.
Один так шустро выглянул с балкона,  что уронил какой-то ящик.
Тот брякнулся торговцу на недотоваренный прилавок, и вся непроданная праздничная чушь фонтаном подлетела в воздух.
Внезапно появилось много рук, которые так быстро всё хватали и куда-то исчезали, что Гумпо оказался без внимания.
Остолбенение столбов было таким же, как  и прежде, но слово "извращенец"  зазвучало вновь,  как  в первый раз на берегу.  Оно жужжало в голове и Гумпо уворачивался от него, заглядывая в окна, на балконы, где было всё достаточно стандартно - везде светильники и люстры и цветы и занавески с жалюзи.

- Вот, выйдешь на такой балкон, а он возьмёт - отломится!  Как  с него  потом слезешь?

Он шёл чутьём, смутно помня вчерашний поход,  но игла - высоченная белая вышка - периодически виднелась между стен, и потеряться было сложно.

-      Для чего, интересно, такая антенна?
На ней мерцали вспышками высотные огни.
 
И вдруг, над собой он увидел,  как треснуло небо - какая-то  штука царапала воздух,  но так высоко,  что разглядеть её было невозможно.
А трещина ползла  и удлинялась, и сердце его трепетало,  и голубые очи растворились в небеси.
Он шёл,  как гипнотик-лунатик-сомнамбула следом,  но аппарат довольно скоро улетел за горизонт,  располовинив синий купол белой бороздой.
Гумпо упёрся в какой-то забор  и стоял  и смотрел,  как собачий щенок,  привязанный верёвкой возле магазина,  пока хозяин  занят  шопными делами.

-   Какая мощность и возможности  у этой штуки?
Он оглянулся и увидел, что стоит возле тихого парка,  где давеча сидя  гуляла старушка.
Но карусель, голубиное гульбище и лавки пустовали.
Тут были только палочки с табличками.
Он удивился - всюду на табличках было написано,  что ходить по газонам  нельзя, но он прошёл, и оказалось - можно!
Тут, видимо, была  какая-то ошибка  и он проверил её снова,  всё  думая о белой трещине.

Идя таким прямолинейным способом, он вышел не на ту пологую кривую, где Лесик раскрошил свои очки.
Но вышка была уже рядом - почти над самой головой - поэтому он смело двинулся вперёд и сразу заблудился.
Пройдя по улочке мимо белого ровного здания, он неожиданно оказался на высоченном берегу.
От беспредела и объёма панорамы захватило дух.  Это было то место, которое вчера явилось его взору,  словно сон - соединение стихий - огромная река и дальний берег, затянутый растительностью до самого горизонта, в объятиях воздушного пространства!
Как зачарованный,  Гумпо стоял и смотрел.
Дребезжали и скворчали птицы,  кузнечиком звенело солнечное марево
и бабочка чесала воздух крыльями. Не каждый отдельный предмет или вещь, а всё в целом проявляло жизнь, и было.
Надсадный жуткий рёв вернул его к аналитическому состоянию - тяжёлое огромное железо с невероятно-невозможным  шумом появилось в небе, промчалось низко-низко и скрылось за домами.
Трепетавшее дерево замерло, а серенькая птичка,  как ни в чём ни бывало, продолжала чифкать и рвать своё гнёздышко лапками.

-    Железное чудовище! - воскликнул Гумпо.
А сердце вновь растрепыхалось в теле,  давая  волны беспокойства. Его тянуло бессознательно-настырно… Он неприкаянно бродил и вышел  к месту, где кудрявая ракита и обрыв. Излазил там кусты и всё-таки наткнулся в них на диск!
Мутно-белого цвета  колечко с неправильной формы отверстием -  можно было зажать в кулаке. Обтёр от налипших былинок. Казалось, что белое - это налёт. Потёр о бедро - налёт стёрся!  Тёр до тех пор, пока всё не отчистил. Диск стал тёмным.
Это был полупрозрачный кристалл в форме сплюснутого тора,  внутри которого угадывались некие геометрические фантазии,  чем-то напоминающие линии на подушечках Ваниных пальцев, но только болеематематических форм и очень  мелких.
Буковка "М" на родном алфавите!

- Господи! Да, это же навигатор! Навигаторный самописец! Кристалл памяти! – Гумпо затрясло в ознобе, - Это же мозг моей "Молнии"!  Как же он здесь оказался? А как я здесь оказался?

Он сел, дрожа от слабости и нехорошего предчувствия:

- Спешить не будем! Надо всё по порядочку вспомнить и хорошенько подумать!  Точно - вот она маркировка!
Во-первых:  его надо где-то активировать - он сам всё расскажет.
Во-вторых:  раз он здесь,  значит, я достал его из скоролёта.
Но зачем и когда!?
Стоп! Стоп! Стоп! А я то зачем в чужом теле? Для  чего я  в этом  виде и почему   я ничего не помню? Что произошло?  Авария?
Что так ярко светилось в последний момент и даже поплыло?
Но это бред!  "Молния" высшей степени защиты!  Я был уже в стольких  галактиках!
Включена была обзорная система или стены стали просвечивать?
Ну, и дурак же ты, Гумпо! Летел над планетой и не смотрел,  куда летишь?
Конечно, была включена!
А почему я память потерял? Почему я достал навигатор?  И где мой корабль с моим телом?
Уж не сошёл ли я с ума!?
Но нет – кристалл-то  я  держу  в руках - значит в уме, пока...

Вдруг, его осенило:

-      А почему кристалл был белый? Надо срочный анализ! - он даже подпрыгнул - так встал.
Но тут же осел:

-      Куда?  Где?  Что?  Тут надо по порядку...
Значит так:  искать корабль!
Первое - вскрыть где-то кристалл памяти,  всё узнать и действовать!   
Второе - найти скоролёт и домой!
Что ещё?
А, вдруг, поломка?                Быть этого не может в принципе!  Ну, а если, допустим? 
Ведь, кристалл-то я держу в руках, и даже бросал его! 
Не дай Бог!
Ремонт местными силами?  Техника какая-то тут есть. Помогут достать из  воды  или выкопать, где бы то ни было? - он посмотрел на супер мост,  оглянулся   на   вышку, - Такая мощность тут найдётся.
Но это глупости!  Боюсь напрасно,  как собачий хвост!
Хотя… ещё есть аппараты местные...
Хватит бредовать! Действуй! - встал и задумался - впал в состояние 
бессознательного анализа - в созерцание.

Ведь,  как тут сразу-то поймёшь?  В чужом-то теле кто бывал?

Он смотрел на удаляющийся огромный лесной массив,  на мост,  по которому их машинки потоком въезжали в эту бескрайнюю зелень и в ней исчезали.  И он представился ему травой,  в которой даже не видны снующие букашки - так бы и лёг на эту мягкую душистую постель,  куда-нибудь в тенёк, и тихо-тихо там лежал. Но надо что-то делать!  Надо куда-то идти!
С чего начать?
Надо идти и смотреть - может быть появится идея  или  случай - надо идти!

Туда, где прямо из тела земли вытекала искренне чистая влага и шумела железная колбаса,  он спускаться не стал,  а повернул обратно.
Подобрал по пути горсть земли,  сунул  её  в карман,  словно украл,  но подумал и вытряхнул.






            
                ДВИЖЕНИЕ


      Взгляд его стал исключительно зорким,  как у бывалого разведчика,  но он опять чуть было не прошёл мимо вышки-антенны. Спохватился и подошёл к входу.
Она поднималась из центра высотного белого здания,  как  его естественное продолжение. Окна здания были зеркальные,  вход был тоже, как зеркало, и вокруг тоже блестели изящные, но допотопные по способу передвижения автомобили.
Одни машинки мягко подъезжали, из них выходили  какие-то важные с виду люди, а в другие садились другие какие-то люди и бесшумно плавно отъезжали.
Гумпо спросил одного человека:

-      Не подскажете мне для чего эта мачта?
Повернув ароматную голову,  тот, прицениваясь, посмотрел,  но молча сел в машину и уехал.
Гумпо догадался подойти к табличке и прочёл: "Туреновская телерадиокомпания".   
Он вошёл, но там была ещё одна дверь, которая не открывалась.  Он щупал её и рассматривал и, вдруг, оттуда  вышел специальный человек. Он приложил к ладони Гумпо небольшой предметик и на своём экранчике, что-то прочёл.

-    Бабиков Иван Иваныч?  Доступа нет, - и повернулся уходить.

Но Гумпо обратился:

-    Извините, вот, эту штуку можно здесь расшифровать? - он показал кристалл.
Охранник приложил к кристаллу свой прибор и заявил:
-      Булыжник не читает. Даже, если он с дыркой.
-      А что это за вышка?
-      Ты, что, не знаешь? - спросил внимательно охранник.
-      Примерно представляю, но, в частности,  хотел бы уточнить,  какой диапазон.
-     ДМВ,  УКВ,  СВ, - ответил тот и что-то заподозрил,  -  Тебе это зачем?
-      Я  тут у вас впервые. А это, примерно, какого размера?
Охранник, видимо, всё понял и показал,  как бывалый рыбак,  чуток  в два пальца  и размахнув  руками:

-      Понятно так,  деревня?
-   Какая мощность излучателя? - уже без всякого энтузиазма спросил его Гумпо, так как размер волн оказался совсем не такой, какой надо.
У охранника на лице отразилось "Ого!" и он сказал:

-      А ну, иди-ка ты, давай, отсюда!
-      А, как сюда попасть?
-      К кому?
-      К техническому специалисту.
-   Вот. Созвонись, договорись и приходи, - он показал на телефон, на список лиц и служб.
Гумпо сразу позвонил.

-      А, кто спрашивает? - послышалось в ответ.
-      Ваня Бабиков.
-      По какому вопросу?
-      Излучение сжатых волн.
-      Позвоните в Москву в "НИИКОСМ". У нас такой штуки нет.
-      А как мне в Москву позвонить?
-      По телефону, - ответили с той стороны  и запели  гудки.
-   Конец связи, - сказал в трубку Гумпо и  вновь обратился к охране, -   Не подскажете мне,  как в Москву позвонить?
-      По телефону, - ответил охранник.
-      По какому?
-      У тебя нету,  что ли?
-      Нет, - Гумпо растерялся, - А по этому нельзя?
-      Конечно, нельзя.  Купи сотовый или на почту иди и звони.
-      Но, это тоже телефон?
- Это внутренняя связь!  Ты, что не понимаешь?  Иди на почту,  заплати  и  говори  хоть с  Марсом! С Луны свалился, что ли?
-     Нет. Это не в вашей системе.

Охранник стал его подталкивать на выход:

-     Давай,  давай,  иди!  Эй!  Слышь ты, гений?  А что такое сжатые-то волны?
- Они размером с галактику,  но умещаются в частице меньшей,  чем частица света.
- Эй!  Ты в  Москву не звони. Ты в психушку - на Банную гору  звони. Тебя без очереди примут.

Гумпо вздрогнул.

Он нашёл почту. Она была неподалёку.
Но там ему не дали позвонить - ладонь приложили к пластинке, и та показала, что у него на счёте ноль. Налички тоже не нашлось.
Зато он понял, почему давеча так легко отворилась дверь дома  -  в ладони был чип,  а  в чипе - паспорт, допуски, запреты и отметки по трудоустройству. Он оказался  безработным,  холостым,  бездетным   двадцати шести летним мужчиной с роднёй - даже страшно сказать,  как далеко - аж  в соседнем городе!
Про то, где же взять эти "деньги", он там побоялся спросить - "психушка" и "лишение свободы" звучало для него, как "смерть".
Он итак  ощущал себя узником - свою свободу он отождествлял со своим  кораблём,  а его ещё надо найти. Большее лишение свободы, чем теперь, его действительно могло убить.
Так печально он думал,  шагая по городу, не замечая, куда идёт.
Как выглядят люди достатка,  он вполне уже успел определить - ароматное лицо запечатлелось у него в сознании.  Он даже их классифицировал по внешним признакам и по повадкам.  Вопервых - всё блестит, ухожено и приглажено, видимо, при помощи целой серии отработанных ежедневных ритуальных услуг.  Вовторых - это способ поведения, то есть, медлительность - ни в коем случае не суета, но минимальное количество движений во всём и стабильная перпендикулярность к уровню горизонта. А на лице сменяются всего две маски - равнодушие и превосходство. Вот, собственно, и все однообразные стандарты - штамповка - сказал бы Елесик.
А, между тем, еда, езда и туалет - все эти вещи требовали  денег.  И это       
странное  условие навязчиво сидело в голове,  невероятно раздражало и ограничивало свободу мышления.

-      Какое хотящее тело!  Какой сосущий организм!  Ему опять охота пить! – подумал он.
- Лихач-перестраховщик! - сказал  какой-то пухлый  человек  про  бедолагу-ездока,  толкавшего свой новый лимузин.
Они стояли с ним напротив автомастерской. Гумпо ни о чём его не спрашивал. Этот незнакомый человек подошёл и, нистого ниссего, очень подробно рассказал всё о своей машине, о её ремонте и парковке.
Он постоянно спрашивал совета, но не давал сказать в ответ ни слова.
Поэтому казалось, что Ваня всё время зевает.  Когда человек-говорун совершенно случайно вздохнул, Гумпо вставил свой вопрос:

-     У  Вас деньги есть?

Тот сразу поперхнулся и, кажется, не понял,  кто о чём…

-     Мне можно на них посмотреть?

Незнакомец начал думать неизвестно что:

-      Ты что ли,  денег никогда не видел? - спросил он удивлённо.
-      Пока не приходилось.
-      Ваще?
-      Ваще.
Глядя на довольно крепкого вихрастого парня,  дядька несколько отстранился, но, вдруг, засмеялся,  как мальчик,  которого разыграли:

- Да, глаза бы на них не глядели! - он, наверное, подумал, что Иван тут тоже на ремонте и от безделья задурил.
-     А,  где же их взять? - спросил его Гумпо.
- Просит дочка денег у отца, а он отвечает: "Прости меня, доченька. Нет у меня. Пойди, спроси у бабушки."
Тёща  тоже отвечает: "Прости меня внученька!  Спроси, пойди у мамы!"
Но мама тоже не дала. Дочурка денег так ни у кого и не добилась, но всех простила – это  было в  Прощённое Воскресение.
Ты в игру "Миллиард" не играл?
-      Это как?
-      Кто первый выкрикнет: "Миллиард!" -  тот и выиграл. 
-      Миллиард! - сразу выкрикнул Гумпо.
-      Поздравляю! Молодец! Ты выиграл!
-      А деньги где?
-      Твой миллиард - тебе же лучше знать!

Это, видимо, был идиот.  Гумпо просто ушёл от него.

      По Фасадной улице, здания которой были украшены статуями богинь,  он дошёл до улицы Переходной, где на домах стояли бюсты,  потом по улице Средней с головками эльфов и нимф он добрёл до улицы Седьмая линия,  дома которой украшались не отбитыми частями тела,  и оказался в переулке Неизвестном,  где стены были только разрисованы, стыдно сказать, чем и посмотреть  тем более. Там у дымящихся мусорных баков стояли грязные бродяги и с сожалением следили, как в баках догорала их еда.
Один громко крикнул:

-      О, смотри, что нашёл!
-      Да, это же граната!  Брось!
-      О, как летит!  Не взорвалась!
-      А это, что за штука?
-      Не знаю. Ну-ка, ну-ка?

БА-БАХ !!!  -  какие-то ошмётки разлетелись во все стороны - бачок разворотило и  всё  стихло,  кроме звона в голове.
 
-     В тебя попало?
-     Не-е-е!

Гумпо понял,  что выбрал неправильный путь, повернул  и под  звуки  гудящих сирен направился  в другую сторону,  определяя  благосостояние жильцов по окнам.

Через несколько кварталов он упёрся в дряхлого седого человечка, сидящего под накарябанным на вытертой стене девизом  "Сопротивляйся или сдохни!"  В ногах у него была шляпа.
В шляпе лежали какие-то круглые фишки и очень мятые бумажки.
Какое-то чутьё остановило Гумпо.
Сунув руки в карманы, перебирая в одном пустоту,  а в другом свой кристалл, он стоял и смотрел в эту шляпу.

-      Здрасьте! - сказал он сидящему дядьке.
Нищий долго смотрел на него,  взял из шляпы бумажку,  расправил  и дал её странному парню.
Гумпо взял её,  расправил,  посмотрел и положил обратно  в шляпу.
Человек поклонился ему.
Гумпо тоже.

-      У Вас деньги есть? - спросил он у этого дядьки.
-      Деньги?  Нет, - сказал  старик.
-      А это что?
-      Ну, разве это деньги?
-      А,  как они выглядят - деньги?

Нищий удивлённо посмотрел на Гумпо, потом опять достал из шляпы ту бумажку, расправил её и сказал:

-      На них нулей побольше.
-      Так, вот, какие они - деньги!?  Как  мусор!  А, где их можно взять?
-      Ты кто, сынок? Ты откуда такой?
-      Не знаю, как Вам объяснить. Я не местный.
-   А я подумал - ты бандит!  А ты, вишь, болезный... Заработать их можно. А можно ограбить, украсть или так вот, как я, попрошайничать - выбирай. Только так вот, как я,  не разживёшься.

Гумпо подумал.

-     А, как заработать?
- Всё, что вокруг тебя и внутри - всё предметы продажи и купли – всё это средства производства.  Это, как уж ты на выдумку горазд. Я старик, я тебе не советчик. Смотри, наблюдай. Одним дано многое,  другим - всё остальное. 
-    Спасибо, старик.

Нищий поклонился.  Гумпо тоже.

Отойдя, он оглянулся. К старику подкатило такси,  из него вышел человек, встал на колени  и, сняв шляпу, протянул свою руку ладонью вверх. Такси укатило. Старик был вынужден уйти.

Внимательно озираясь, Гумпо брёл и напряжённо думал, но он никак не мог понять,  что же продать.  Например, он не знал,  как надо продавать дома. К тому же, в них жили люди, и им могло бы это не понравиться.
Случайно он услышал разговор знакомых:

-      У меня для тебя есть хорошая новость!
-      Ну, давай, говори.
-      Хэ!  За хорошую новость надо платить!
-      Ну, что…  тебе десятки хватит?
-      Пожалуй, пятьдесят - не меньше!
-      На! Чёрт с тобой!  Ну, говори.
-      Звонила твоя уби-дуби,  просила тебе передать - телефон у неё изменился.
-      Да?  Спасибо!  Какой теперь номер?
-      Так я и сказал тебе - даром!
-      Но я же тебе заплатил!
-      Ты мне за новость заплатил, а не за номер!
-      А сколько же надо за номер?
-      А пятьдесят - не меньше!

Подходя  к суетливому  месту,  где торговали  кто, как мог, налево и направо, чем попало,  Гумпо увидел бабушку,  которая пыталась сплавить столб. Однако оказалось, что она  лишь сидит рядом с ним, и торгует совсем не столбом, а теми самыми семечками, которые глазом нельзя расколоть.  И тут, прямо на парковке, он попробовал продать растущее из тротуара дерево. Один холёный гуманоид приценился, но после отказался и долго смотрел на "торговца", считая  какие-то цифры в своей голове. Потом ещё раз повторил:

-      Не надо. Не теряй зря время.

На углу один нищий сидел с двумя шляпами сразу и всё время норовил снять третью с головы, но Солнце начинало припекать и приходилось надевать её обратно. Те две он проверял, как самоловки, но видимо, ловилось плохо.

-     Таких специалистов,  кажется, уже избыток, - думал Гумпо.

В одном из переходов он услышал и потом увидел,  как некая девчушечка на тоненьких ножульках, торча  вверх проволочным хвостиком,  дудела из дудочки нежные фуки, и эти фуки так ему понравились, что он стоял, как очарованный, грустил её мелодией  и наблюдал сиё дитя, забыв про всё.  Даже тётка-ураган проехалась ему  тележкой по ногам. 
Тут Гумпо сразу осенило, что необходимо предпринять. К тому же
аромат тележки вдруг напомнил, что ему охота есть и пить и почему-то тот "Божественный нектар" и "Благо"…
Но он приказал своему телу:  "Нет! Потерпи!" и приступил к реализации идеи.







                ГОГА


Уже, примерно, через полчаса  напротив недостройки на толкучем рынке  вместо убавленной в приёмнике попсы  послышались глубокие  всепроникающие звуки какой-то экзотической и странной музыки, напоминающей  подводный стук булыжников, аранжированных скрипучим дребезгом иссохшейся гортани. И все уже ходили в этих ритмах - всех тянуло посмотреть, откуда раздаётся этот необычный джаз. А перед исполнителем уже валялись металлические деньги и ещё летели, чакая, звеня, как дополнение к аранжировке джаза - Гумпо нашёл обломки блоков и бордюров, ещё какие-то куски и, подобрав на слух примерную тональность,  сидел и какафонил,  как какой-нибудь пустынный папуас, камнями по камням.
А кое-кто не бросил ни копейки и, смеясь,  сказал:

-     Ха!  Это Ваня Бабиков!  Он, всё равно, пропьёт!

Невесть откуда появился сухощавый смуглый парень  с довольно длинным и узким  лицом, ослепительно-яркой  зубастой улыбкой с зелёными глазами и бровями, торчащими резко в стороны - поперёк лица.  Размахнув подолом шикарной белоснежной  рубашки  и всплеснув ладонью воздух, он улыбнулся ослепительным оскалом и громогласно объявил:

- Ансамбль каменной музыки под управлением Гогана-Иоана Старшего! Проездом из далёкой илинойской эры! - заразительно взгоготнул и подсел рядом с Гумпо.
В четыре руки они так синкопически начали джазовать,  что торговые точки, лотки и ряды, очаги, кусты и кактусы - всё запрыгало, задвигалось, возликовало - сделался  сразу какой-то этнический праздник - и дети Аллаха и дочери Кришны и сыновья внучатого прапраплемянника Христа и даже просто внесоюзные сектанты  -  все танцевали  хоть  какой-то частью тела.

- Пусть народ цепенеет от радости! - восклицал  смуглолицый, - Поддай, Иван, жару! -  и вместе с Гумпо они подпевали:

                Дуб-дуба!  Дуб-дуба!
                Подвинься!
                Дуб-дуба!  Дуб-дуба! 

Так залудили-сбацали, что даже все упарились.
Естественно - овации,  рукоплескание, град медяков, международное признание, народная любовь и небольшой антракт.
Ударили друг друга по рукам  и рассмеялись радостно и громко - от души.
Жемчужно-скалый  гоготун, вдруг, прекратил свой смех:

-    Ты, что, не узнаёшь меня?
Гумпо тоже перестал смеяться:

-      А  Вы,  кто?
-      Допился, что ли?  Вроде трезвый?  Это я!
-      Извините, я не знаю,  как Вам объяснить.
-   Кончай,  Ваня!  Люди смотрят! - почти прошептал закопчённый брюнет,  сверкая молнией в глазах.

Тот же голос в толпе забренчал:

-      Смотри!  Теперь комедию ломают - не знают, наверное,  как поделить гонорар!

Сухощавый прошёл, как сквозь Гумпо,  толкнул его своим  плечом,  и даже ухом не повёл, когда тот вдогонку ему прокричал:

-      Возьмите деньги!  Половина Ваша!
-      А, ведь, это твой преданный друг! - пробренчал пьяный голос в толпе.
-    Как?  Я  предал его? - удивился Гумпо.
-    Конечно!  Только что! - воскликнул  кто-то сбоку.
- Не могли бы вы мне денежек ссудить - взаймы? - прогнусавил всё тот же бренчало и вышел навстречу - невзрачное серое существо, - Я  вчера схоронил свою маму. Щас умру - так  мне плохо - внутри  всё горит!
-    Забирай! - ответил Гумпо и направился следом за смуглым.
-    А ну-ка,  стоять! - неизвестно откуда,  возникли квадратные, мрачные парни.
-    О! Друзья пришли лысые! - прозвучало и стихло в толпе.
Юродивый ханыга моментально прекратил сбор медяков и замер с тем, что успел нахватать, в полусогнутой позе лакея.
Лысый пнул ему смачно "под хвост".  Тот схватился  за пнутое место и  всё нахапанное выпало со звоном.

- Попробовали бы хоть один день побыть в моей шкуре! - с обидой  простонал ханыга.

Гумпо подумал:

- Вот,  я  в  шкуре человека - Вани Бабикова…

Один из парней преградил ему путь, сложив руки на груди.
На одной руке у него было наколото "левая", а на другой - "другая". Внешне он ничем не отличался от людей, только на лбу у него была  выгравировано:  "Капитан Немо".
Он демонстративно достал из кармана специальную колотушку для зубов и стал ею "пужать" и стращать:

-    Фонари под глазами разбить?
- Семеро одного не ждут! - сказал ему Гумпо неправильно от волнения, но не стал поправляться на "не боятся".
- Плати процент и отдыхай отсюдова! - сказал бандит и неожиданно ударил Гумпо "другой" рукой  в его проголодь, а "левой" прямо  в нос.
Словно Солнце ударило Гумпо в глаза  так,  что вышибло слёзы.

- Эй, ты, лысый, лытки прибери! - возник перед ним неожиданно смуглый, -  Зря ты так неловко промахнулся!  Волосы побрил - ума не стало? - и вязнул парню по шнопарику костлявым кулаком, -  Неси  отсюда  свой сопливый пятачок!
Глаза бандита захлестнуло гневной кровью, и он так сильно размахнулся, что можно было этим взмахом уронить фургон.  Но худощавый увернулся  и лысый бык всей мощностью в пять лошадиных сил промазал - профукал всю свою смертельную энергию.
Но тут подскочили другие обритые, и началась пиналовка и свистопляска, за временем в которой не следят.
Их старший увалень стоял,  как Гитлер, сложив свои руки на лобное место, наверное, чтобы случайно не пнули.
Смугляный оказался ловким парнем. Болельщики ему кричали:

-      Гога!  Гога!  Эй, Гога Лебедев, поддай!
А он и сам был не дурак и, ослепительно блестя зубами, зубоскалил:
- Эй,  слышь ты,  заяц в законе! Что стоишь,  как сирота,  штурмовик-затейник?  Покажи своё уменье,  воин-хулиган!
Тот закипел от злости, наскочил, но оказался в очереди лысых,  которые хотели победить недообобраный налогами дуэт.

- Запротягивал вялые жгутики! - ржал Гога Лебедев,  выполняя ускользающие комбинации, - Не мешай твоим ближним любить тебя,  дурень!
Гумпо тоже выворачивал соперникам коленца - он никак не ожидал, что у него такое ловкое пружинистое тело. Тут, видимо, сказалась кой какая подготовка Вани. Внимательность и быстрота реакции была его - он был от этого в восторге.

- Маховички ему пообломай! - кричал местный фюрер своим толстолобым балбесам.
- Ванюха, бьёмся  до последней крови! Даже если весь мир против нас! - орал Гога Ване, пока один здоровый бык переживал за повреждённое в бою интимное хозяйство. Гога хлопнул ему по кипящему чану, - Ну, что?  Поплатился за деньги своею мошной?  А ну, подвинь свой труп в сторонку! -  и проводил его  в расширенное заседание ногой.
Пока тот мелко семенил на перекур, он вежливо спросил другого:

- Ушибленный глазок не больно?  Коклюш и корь не беспокоит?  А ручку эту этак вот не ломит? От вдохновения он даже начал врать и рассказал,  как  саданул  одну очковую змею по морде: "Та, потеряв пенсне,  ослепла - не смогла его ужалить".  Другому  лысому он крикнул:

- Ну ты тоже - лысарь! Покушай,  Петруша, питательный грунт!  Для аленьких  цветочков он полезен!

Это до такой степени обозлило  другого лысого,  что пробудило в нём склонность к начертательной геометрии - он начал  хлопотать  руками беспредметно,  как бестолковый и глухонемой сигнальщик, и  Гоге досталось довольно бесцельно.

- А я с испуга думаю, что за комар там шелушит меня? - прохрипел в азарте Гога и вновь попал несчастному в таинственное место, - Вот, тебе!  Понял?  Ну, всё - честь имею!
И тот удалился оплакивать свой организм.
Но тут приподнялся другой полудурок.  Он, видимо, совсем сошёл с ума и стал пинаться не ногами, а руками, и рычал:

-      Сейчас ты у меня узнаешь, гад, почём фунт лиха!
- Ещё не время!  Рано встрепенулся! В стране нашей лихо бесплатное!  И не хватай мой шиворот погаными граблями!  Я тебе за рубашку отверстие сделаю в голове! - тут сухощавый  как-то извернулся и так направил бедолагу, что тот, не зная направления,  воткнулся  в  "Капитана Немо",  а Гога предложил им подышать искусственным дыханием  "нос в нос", но сам прицелился,  как снайпер кулаком,  и причинил сопатке фюрера непоправимый вред. Тому перешибло зевательный нерв, и он от этого стал непрерывно позевать,  как вяленая рыба в грязном кабаке.

- Пока наш дяденька зевал, трамвай ему заехал в рот! - прокомментировал действие Гога и, сунув  в рот ему случайный унитазный ёрш, так беспощадно крутанул, что фюрера стало тошнить через нос.
- Как вы унизились, ваше высочество, гауляйтер всея Руси! - орал в запале драки Гога.
- Как он успевает всё буравить? - мелькнуло в голове у Гумпо, но отвлекаться было некогда.
- А я, ведь, шаолиньством заниматься не приучен!  Я просто дам по мозговой коробке кирпичом и всё! - сказал, качаясь на карачках, боевик  и потянулся к кирпичу.
Но на него свалился бык  и бедолага  внюхался  в  кирпич – поцеловал его взасос с размаху.

-     Что, заложило носик кирпичом?  И от чего у вас такие слабенькие хоботки?
- Я, вот, тебе язык-то оторву! - взревел другой бандит и запустил  обломком от бордюра.
Но Гога ловко уклонился и каменюка  угодил в ближайших зрителей.

Что началось!
Все закричали «Драка!  Драка!», как будь-то, до этого был балаган, и стали азартно мутузить друг друга.
- Я не изверг, - взвопил искалеченный камнем торговец, - но я тебя так изверну, что мне самому будет страшно! - и сделал бандиту  утети по древнеславянски  -  от гнева он так растянул ему  лысые щёки, что все, кто тут был, удивились.

Начался беспредел и всеобщий безумный кондратий. 
Бабушка-ниньзя, которая до этого кричала "Гога-Гога!", ударила бандита палкой колбасы, которую купила специально для возмездия за бешеные деньги. Мадам от парфюмерии обильно прыскала бальзам после бритья и попадала всем в глаза.  Дышать, конечно, было нечем.  Торговец, раненый зубодробильной колотушкой, не пожалел товар и дал обидчику по мозговой кости болтом-успокоителем из своего запаса ржавых запчастей к автомобилям. А кто-то из посудного уже сидел верхом на "Капитане Немо" и сковородником выкручивал бандиту пальцы.
Гнев был всеобщий и неудержимый.
Торговец  запчастями  горестно стонал:

- Он изломал мне мой язык! Этот мальчик сломал мне язык! Я  тте  щас  прогуляюсь в глазницу своим раскалённым в бою каленвалом!

В ответ на это несколько китайцев лупили воздух  методом  ушу, но к ним никто не подходил.
Зато в прямом и в переносном смысле Гога был в ударе.
Он показал,  как дерутся таджики, и замотал налётчика в китайский шёлковый халат.

- А узбеки дерутся  вот, так! - объяснял он торговцам,  лупастя ладонью по  лысым макушкам, - Харезм!  Харезм тебе по казану!  Уимблдон по кегле могут сделать англичане!  Потом - Уэмбли в оба уха! И человек  непроизвольно окочурится, как чебурек!  Вот - хлободысь тебе, мой милый!
А бизнесмен, страдающий от лысых не впервой,  кричал:

-      Где мой слесарный инструмент?  Сейчас я откушу ему голову плоскогубцами!
На призыв кто-то выбежал с дрелью и хотел просверлить  "Немо" череп,    но в  толчее никак не мог найти и подобрать сверло.
Две женщины с трудом поймали кошку и начали царапать ею всех, кто был на этой вечеринке, и кошка верещала громче всех.
Одной ядрёной тётеньке лысый случайно попал прямо в тютельку, и процесс стал не в коня неуправляемый - уже сосед соседу надевал на голову поганое ведро, а тот лупил себя,  как по щекам и причитал:

-      О, горе мне! О горе!
- За что вы бьётесь тут,  товарищи? - спросил удивлённый случайный приезжий из дальних краёв дальнобойщик,  проснувшись от шума  и  выставив глупую голову в дверь,  и сразу,  как мясо, упал на дорогу, подстреленный слепым, как пуля, кулаком.

-      Вот, тебе наш  беспроцентный  кирдык!

Уже приехали с сиреной  "тут, как туты" и стали защищать закон,  но
Гога Лебедев и Гумпо уже давно  шагали по Торговой улице,  мечтая о прохладном душе.








                СИЕСТА


- Ты, что ползёшь за мной? - зычно спрашивал Гога у Вани, хотя, никто не полз, и шли они нормально рядом, - Что-то быстро ты мне надоел! С другим двадцать лет проживёшь и не можешь понять, что за овощ сей фрукт, а тебя сразу видно - говно!
- Ты, пожалуйста, не гневайся!  Я тебе про себя расскажу, только это большой разговор!
- Ты мне?  Про себя?  Ты, что, пол изменил?  Тебя завербовала контрразведка папуасов?  Что ты можешь мне такого рассказать, чего не знаю я?  Разбавляешь словами мозги!  Ты мне только что копейку пожалел!
-     Я расскажу тебе нечто серьёзное. Я понял,  кто ты!
-     Ты понял, кто я?  Не прошло и двадцати годков!  Да, у тебя температура в голове!
-     Я понял: ты мой друг!  И я теперь твой друг!
-     Допился,  Ванюша!  А раньше мы кто с тобой были?  Оранжевая шведская семья?
-    Это  как?
- Как накакашь, так и смякашь!  Да, не махай ты так руками!  У меня палец качается - мне его больно!  Голова на макушке болит!  Да вот и косточку жевательную перешибло  - тот придурок  "капитан"  и  встать по-человечески не мог - зацепил мою челюсть затылком!  Что ты смотришь,  как будь-то, пчела тебя в нос укусила?
-     Я смотрю, что у тебя на лбу.
-     Грыжа вылезла!  Пришлось много думать сегодня - надселся!
-     А, как ты трахнул его в ухо!
-     В ухо?   

Палец у Гоги действительно сильно распух. Ворот рубашки был вовсе оторван,  рукав был разодран почти до плеча.  Так, что он снял её и выбросил. В белых туфлях, синих джинсах, с голым и весьма рельефным торсом он походил на смуглого индейца - кожа на солнце блестела  коричнево-тёмным загаром.  На теле ни царапины!
Костюм у Вани тоже потрепался, однако был не порван, но  как-то было всё оттянуто и всё провисло. Кое-где от труда были грязные пятна.

-    Ты очень смелый,  Гога!  Сколько их было!
- Ты, вроде, тоже не сбежал?  А, что ты, вдруг, на рынке оказался? Насколько помню я, тебя туда и танком не загонишь?
-    Нужда привела.
-    Значит, тоже опять без работы?  Ты, ведь, в этой работал, ну, как её?
- Я, кажется, уже там не работаю. А ты где и что? Мы с тобой уже сколько не виделись?
- Ты, что забыл,  как мы с тобой последний раз святые мощи продавали? Ты, Ваня, чё?  За месяц вовсе память потерял?  А, может быть, тебя украли эти  человечки  -  гуманоиды?
-    Нам надо по-серьёзному поговорить!
-    Помыться, отлежаться… Возьмём сейчас питья и у тебя поговорим.
- Опять!? - воскликнул Гумпо, - «Как хорошо!» - возликовало тело, - Но денег нет!  Я ни одной не успел подобрать!
- Что значит - опять?  Ты, что бросил пить?  И  кто сказал, что денег нет?  Вчера я  в парке заработал! И, потом, куда теперь в таком виде пойдёшь? А у тебя тут рядом.
-      Только там  кто-то есть. То есть, у меня дома.
-      Черти, что ли?
-      Какие-то люди.
-      Какие люди? - недоумённо глядя, удивлялся Гога, - Пойдём, посмотрим!
- Ты только их не обижай.  Они хорошие, но очень слабые. И там не прибрано. А, как ты заработал?
-     А! - очень громко вскрикнул Гога, - Рубаха! - и бросился обратно к урне. Достал рубашку,  но карман у неё был надорван и пуст.
Тут он сказал такое раскалённое словечко,  что опалил  им уши Гумпо  и осквернил весь белый свет.

- Вот один из основных недостатков налички! - добавил он горестно, - теперь у нас действительно нет денег.  Вчера в парке я делал тир:  платишь десятку и бросаешь мячик в банку. Попал - твоя банка.  Не попал - моя десятка. Банка пива или сока стоит двенадцать. Знакомый киоскер,  возле которого я промышлял, получил пятьдесят процентов прибыли за то, что давал мне свой сок, пиво и площадку для аттракциона. Народу было море - праздник,  а попаданий мало - праздник.  Ведь всё зависит от дистанции.
      И было у меня вчера две тысячи наличного дохода мелочью. Я всё отдал киоскеру для оборота. Сегодня утром получил уже с процентами хрустящие  бумажки.
Что Вас ещё интересует?  Сегодня в парке пусто.

-    А почему на счёт не перевёл?
-    Ты, что, не знаешь?  Всё уйдёт в налоги!
-    А бандитов там не было?
-    В парке свои хорошо охраняют.
-    Плохо.
- Я бы так саданул бы сейчас по рогам этим лысым,  да,  никого  и ничего уже не сыщешь!  Ты понял? - заорал он на Гумпо, - Поехали к тебе!
- Пошли! - заорал так же Гумпо.

Они зашли  в ближайший  гастроном,  потом  "поймали" жёлтое такси и, "просадив" последние гроши со счёта Гогинова чипа,  примчались к Ване.

За это время Гога так легко забыл свои печали, что не успел и выйти из машины,  хлопнув дверцей,  а  уже кричал:

-      Давай! Давай! Давай! Давай!

А, что такое было?  А это собачка собачку толкала в кусты.
Контрольные старушки скромно наблюдали.

Дома не было никого. Чистота и порядок бросались в глаза,  что бывало лишь по праздникам великим и ужасным.
Друзья удивились тому и другому.
Потом по очереди отмокали в ванне.
Потом переоделись, и Гоге досталась невероятно-ляпистая, свежая,  подсохшая, постиранная  чьими-то заботами,  рубашка,  прекрасно "подошедшая" к его джинсам.
После бани выпили  "для расслабления суставов".

- А я тебя недавно вспоминал.  Как мы с тобой продали в Новый Год
       волшебные поленья «Буратиновые чурки»! - смеялся Гога, - "Как запищит, так  вырезайте!"  И, ведь, купили люди наши сувениры!
Всё дело в упаковке и в рекламе!
-      А я тебя, наверное, тоже вспоминал, - неуверенно промямлил  Гумпо.
- А чего меня вспоминать?  Я, ведь,  не помер! - отшутился Гога от сентиментов, - Ещё не лопнул мой  божественный пузырь,  не распрямилась напряжённая пружина!  А почему ты так сказал - "наверное"?
- Послушай, Гога, мне нужно, чтобы ты меня внимательно выслушал - для меня это крайне важно, и я говорю тебе это очень серьёзно.  Я решил довериться тебе - ты мой друг!
Гога молчал, блестя зелёно-жёлтыми глазами.

- Ну, вот. Как и с чего начать?  Ну, ладно, - начал с паузами Гумпо, -  Перед   тобой сидит Ваня Бабиков. Но не совсем.  Перед тобой только тело Вани Бабикова.  Внутри этого  тела находится совсем другой человек - другая душа и воля.  Как это произошло, я не знаю.  Тут какая-то загадка и страшная тайна!  Я очень надеюсь, что ты мне поможешь! - голубые глаза Вани светились искренней надеждой и даже округлились над опухшим  носом.
Гога был серьёзен  и внимателен - лицо было жёстким  и сильно вытянулось.

-     Меня зовут Гумпо.
Мне ещё шестнадцать лет.
По вашим меркам, то есть, по Земному,  мне девяносто семь, но на самом деле только шестнадцать.
Я родился на Пекте. Это бочаг Эри - повашему - галактика. Но  в которой  из сфер, я сейчас затрудняюсь сказать.
На совершеннолетие родители подарили мне скоролёт. Я полетел гулять, ну, примерно так, как ваши подростки гоняют на роликах,  и вот попал сюда.
Я хочу попросить тебя помочь мне найти мой корабль. Я, видишь, ничего тут не знаю у вас. У нас на Пекте даже денег нет. То есть, таких - наличных - всё только через счёт.  И документов - чипов-паспортов  у нас тоже нет. 
Распознают по внешности, то есть, по энергетическому полю ауры - она у  всех очень индивидуальна.

- А  какая у вас внешность?  То есть, внешние  формы! - не двигаясь,  спросил Гога, - Как, тоесть, вы выглядите?
- Почти так же,  как вы, только меньше волос, нет пупка и нет сосков. А у женщин нет таких вымян.  Есть одно, но небольшое в сумке…

Тут Гога до того терпел, что даже заскрипел зубами, но всё равно не выдержал  и так заржал, что стал кататься  вверх ногами на спине, благо сидел на диване.

- Представляю!  Несёт она сумку, а в сумке-то вымя! Одно! - задыхался он от смеха.

Гумпо так схватил Гогу за руку,  что тот закричал.

- Ты над нашими не смей смеяться! - гневно крикнул он, - А то я над вашими буду смеяться!  Что за вид, когда  вымя на улице!?  Да, ещё и не одно!  Да, ещё такие иногда болтаются, что надо с охраной ходить!
-    Да, я тебе верю!  Ты палец больной отпусти! – взвился тот, продолжая смеяться.
Гумпо тут же отпустил, смущаясь за свой гнев и причинённую в ярости боль.

- А прошлый раз ты рассказал, - смеялся ещё Гога, -  как ты забрёл в другое измерение с похмелья. И было даже увлекательнее, чем сейчас!  В тебе, несомненно, талант сочинителя  сказок - я говорил тебе не раз. На этом можно заработать, но никаких таких вакансий нет пока.  Поэтому, давай о деле!
-    Ты мне не дал договорить!  У меня есть факты - доказательства!
-    Какие доказательства?
- Вот! Посмотри! Его необходимо активировать,  расшифровать и всё  увидишь! - Гумпо достал кристалл памяти навигатора и положил перед Гогой на стол, - Без него я не знаю, в какую дыру меня может ещё занести!

Гога взял кристал и сразу почувствовал,  как этот камень примагнитил его душу.  Но он скорее расценил возникшее вдруг чувство,  как желание владеть этой вещицей.  Другими словами - она ему сразу понравилась, хотя представляла собою уж что-то совсем непонятное.
Прозрачный, но тёмный кристал странной формы, казалось, мерцал  в  недрах таинственной своей глубины какими-то загадочными геометрического вида жилками…

-     Какую дыру ты имеешь в виду?
-     Дыру неоднородности пространства.
- Да, мало ли всяческой чуши сейчас продают! - пробумкал Гога, глядя на кристалл, - Всё и всюду завалено  красненькой, синенькой, жёлтенькой дрянью, которую и не известно даже для чего штампуют!  Какая-нибудь мишура для бесполезных декораций!
Однако, чувствуя, что это не пустая безделушка, он добавил:

- Но,  можно было бы исследовать… - и он подкинул, но едва не уронил предмет из-за болезненной неловкости движения, - Да, только вряд ли выгодно продашь ты этот каменный пупончик!  И даже, если он метеорит. Всё это выдумки и глупые фантазии!

Гумпо решил забрать кристалл, но Гога ловко увернулся.

-   Фантазия – заметил Гумпо, - это самое достоверное, что есть в реальной жизни! Это первейший факт!  Сперва мечта, потом кораблик!  Сперва придумаешь, потом строгаешь!  Человек явлен миру, чтобы из иллюзии сделать реальность, а не наоборот! – разгорячился он от сопротивления, - сперва чертёж,  потом сооружение!  Мечта - это самое реальное из всех реальностей материального мира!  Более того - это первоисточник реальности! Вспомни хоть одну  старинную сказку, где бы мечта не явилась реальностью! Давай! Давай!
Гога напрягся и сразу же вспомнил:

-      Ковёр-самолёт!
-      А ещё?
-      Сапоги-скороходы?
-      А ещё?
-      "Свет мой, зеркальце, скажи"? Молодильное яблочко? Точно! – воскликнул вдруг Гога, - Колобок - наш национальный и теперь уже всемирный  герой!  Все его кушают - щёки трещат! Вся планета бьётся с ожирением! Ты только вдумайся - не с голодом, а с ожирением и лишним весом!  Ведь, это чёрный ужас и больной кошмар: Как ударит нужный час, люди тянутся обедать друг за другом, как машины в потной пробке, и молча жуют и жуют  пирожки. И едят и едят всё подряд - всё жуют и жуют - утром, вечером, ночью и днём и, если говорят, то только, чтобы вновь проголодаться и не дай бог не уснуть, а то другие всё съедят!  И все работают, работают, работают,  чтобы  всё  время только есть и есть, чтобы потом бороться с ожирением  -  иначе теряется  жизненный смысл!
Еда - это проклятье человечества! Если не ешь, умрёшь!
И  как ни любят все фантазию и сказки, а всё на свете сводится к еде!
Ты пить-то будешь или нет?
Вода живая!

В глазах у Вани сделась такая смертная тоска, что Гога невольно спросил:

-      Ты чего?
-      Я так хочу домой!

Гумпо сказал это так, что Гога приумолк и загрустил.
Но вдруг Ивана-Гумпо осенило:

-     Ты мне поможешь заработать на проезд?  По поводу пришельца я шутил.
Он вдруг решил, что, если уж его не понимает друг, то он не будет больше объясняться, но будет использовать всяческую возможность заработать,  где-нибудь и как-нибудь любые деньги на анализ самописца и сделать всё, чтобы найти  свой скоролёт.

- Если хочешь, поедем со мной ко мне в гости! – в запале предложил он Гоге и добавил, - На родину!
- Шутник!  Я, что,  ни разу не был дома?  Конечно,  помогу.  Я, что  бросал тебя когда-то?  Да, тут и денег-то немного надо!  Забыл сколько стоит билет? – он  явно недопонимал  чего-то в поведении своего друга детства, - А, что за тайна у тебя?  Ты говорил - какая-то загадка? - он стал всерьёз подозревать, что тот допился  и  из-за этого стал сбивчив.
А Гумпо подумал, что надо себя представлять при знакомствах Иваном   и больше не смущать сознание аборигенов правдой.

- Ты знаешь, Гога, я тебе открою - я поверил в НЛО и хочу с этих пор разыскать их корабль. И если это не метеорит,  то эта вот деталь от их корабля!  -  он забрал из рук притихшего приятеля кристалл и сунул в свой карман, -  Короче - надо денег заработать!
- Ну, ты тоже опять… Денег надо на всё и всегда! - воскликнул Гога и, приметив в глазах друга силу,  шутнул, - И почему меня  к тебе всегда так тянет?  Ты, случаем,  не голубой?
Гумпо осмотрел на руках свою кожу и недоумённо ответил:

- Нет. Розовый, - и опять совсем не понял,  почему тот заржал  вверх  ногами,  как давеча.

Отдышавшись, Гога произнёс:

- Торговать живой водой,  землёй обетованной в жалостных кулёчках мы с тобой уже не будем – устарело так же, как покупать пищевые добавки  у жуликов,  которые сейчас торгуют "Арифметогеном" для быстрого счёта  и  лекарством от бедности - "Лучшеживином". Гусиными перьями Александра Сергеича Пушкина и щебнем  "Каменного  гостя" - не актуально, так как катило только в день рождения поэта. Катать людей по парку в тачке не рентабельно и,  после праздника там тишина. Продажей книжек на развес посредством  вырывания  страниц пусть занимаются  любители макулатуры. А подделывать туалетную бумагу на ксероксе не берутся не только фальшивомонетчики, но даже и фальшивопечатники. Играть на балалайке, как бродячий менестрель,  я не умею.  И это недоходно и печально – как раз сегодня мы с тобой,  как музыканты, в этом убедились.
Работа должна быть такой,  чтобы сделал её и ушёл.
Например, зашёл в банк, снял носки и пока все слезятся,  набрал себе денег и вышел.
Но плохо то, что это незаконно.   
А, если делать всё  законно и грамотно,  то деньги надо вкладывать  в землю.
-      А когда выкапывать?
-      Вот,  именно!  Процесс-то этот долгий!
 Но можно взять в аренду в центре города один квадратный метр земли,
 поставить туда очень хрупкую,  скажем, стеклянную вещь, застраховать её и  регулярно получать с неё страховку.
Или купить один квадратный метр земли, но узкой полосой через какую-нибудь автомагистраль и за проезд по этой частной территории брать пошлину.   
Но всё это хлопотно.
Если заняться, то можно наладить производство крышечек на торты, в которые  удобно втыкать бенгальские огни  и свечи, чтобы потом, сняв крышку, можно  было  кушать тортик без песочка на зубах.
Или изготавливать неправильные мячики,  которые  ускакивают  в неизвестном направлении и новый спорт назвать  "Внезапный дрыгдыгбол".
А может быть, какой-нибудь аттракцион изладить проще?  Каких-нибудь две сетки натяни  для лазанья  и  назови  его "Тарзан бойчее обезьян" и от тарзанов не будет отбоя.
Но лучше "Воздушная пушка"!  Человек в шлемике и дутой курточке лезет в  трубу, а вентилятор его выдувает,  как снаряд из пушки. А он летит и попадает в сетку – тут и ему приятно и друзьям  потеха! Особенно, когда он, как ворона, мимо пролетит…
Но только надо всё патентовать, а то сам станешь вором собственной идеи – найдутся побойчей и пошустрей тебя специалисты.
Хотя,  чем  хуже тот же самый наш прокат гантелей, костылей?
Или школа лечебной гимнастики имени твоего эксклюзивного имени?  Гимнастика любая  всем полезна в лёгкой форме!
А ты можешь открыть  специальную  "школу сказочников и фантазёров" для развития мышления и логики особо одарённых нянек и детей!
Или стать продюсером ансамбля каменной музыки.
Или торговать старьём любого вида.
А можно торговать товаром  "для богатых" - товар,  конечно, тот же самый, но цены-то  в пять, в десять раз дороже!
Но всё это требует времени,  волокиты,  постоянного  лизинга в смысле опёки и непрерывного фантазинга на тему "куда, кому и как скорее сбыть весь этот нудный  хлам"!  А мы с тобой мечтатели  и  всякая рутина,  даже творческая,  нам  не по душе. И  заработать этим на летающую тарелку не реально - на это уйдёт  у нас вся наша  жизнь!
А работать всю жизнь лично мне  как-то некогда!
Всю жизнь бояться потерять работу  и  в результате потерять всю жизнь?  Мне  жалко тратить этот  Божий  дар на зарабатывание денег!
В конце концов, что главное - деньги для жизни или жизнь для денег? 
Настоящий человек занимается делом,  а  не бизнесом!
-    А  каким делом хочешь заниматься ты?
-    А, вот, этого  я  и  не знаю!

Удивительно - уже второй человек  из трёх или четырёх,  встреченных на  этой планете людей,  говорит то же самое! - подумал Гумпо.

- Я понимаю, что,  вдруг - ни с того ни с сего -  неожиданно - ничего не бывает, - продолжал разглагольствовать Гога, -  Но делать машину времени  я тоже не хочу!
-     Это, что за машина? - с чрезвычайным интересом спросил Гумпо.
- Эк тебя на все эти дела пробило! - заметил Гога, -  Один профессор задумал сделать настоящую - реальную машину времени. Всю жизнь он  её мастерил и кумекал и всё-таки сделал! Потому что и сам не заметил, как время во время работы куда-то ушло, и он оказался в своём собственном будущем.
      Счастливый  он  помер, а машину увезли на свалку.
Но дело не в этом, а в том, что у человека обязательно должна быть идея! Без идеи жизнь уныла и бессмысленна, как зарабатывание денег на жратву!  И вдохновение должно её открыть! 
И  воплощать её по вдохновению необходимо!   
-      Так ты же про мечту и говоришь!  Только ты со своей точки  кредо.
-      Да?  Значит правда.

Тут неожиданно пришёл специалист-электрик, стал проводить ревизию приборов, лёг для удобства  на пол  и  уснул.

Перед этим он только спросил:

-     Здорово,  как жизнь?
-     Да, только синяки места меняют, - отшутился  Гога.
-     А я смотрю - вы целую бутылку  опорожнили!
- Ещё бы! - ответил ему Ваня, - Если бы она была разбита, то, как бы мы её сумели опорожнить?

Они угостили специалиста, он стал делать ревизию и всё.

- Вчерашний праздник, - догадался Гога, -  Специалистам резко образ жизни изменять нельзя. Один такой работник бросил пить - и сразу же по трезвости  его ударило коротким  замыканием  - от перехода в трезвый образ жизни руки затряслись. А другой - газовщик - на работе нанюхался газа,  и пока шёл домой, закурил  и  взорвался.
- Гога, я всё время хочу пить божественный нектар. Это нормально у нас или это болезнь?
- Это наше народное хали-гали.  Или ноу-хау? - объяснил  Гога Ване, -  Но если пить по-конски,  как пьёшь ты, теряя память и сбиваясь с мыслей, то ни какой идеи и мечты не воплотить! Такие люди-алкаши живут недолго и неярко. Их всюду гонят вшею и даже их родные не пускают их домой - они уже не могут их узнать без перегара,  когда те, вдруг, бросают пить.
      Один такой лечился от алкоголизма, вернулся домой из больницы, и его искусала своя же собака.  Другой бросил пить сидя дома, но только  на улицу вышел, его загрызли дикие собаки, с которыми он раньше ползал в подворотне.
Ты не играл ещё в хоккей без шайбы? Не бегал в футбол без мяча?  Тебе ещё не снилась бесконечная змея без тела?  А глиста без хвоста?
 А вместо Луны не являлась прыщавая жёлтая задница? 
-      Я не знаю.
- Тогда готовься - скоро ты,  как мастер-каменщик забетонируешь свои  колени  или  пойдёшь по улицам с клаксоном  от велосипеда, и все старухи будут уступать тебе дорогу.
Один алкаш не мог войти к себе домой в свою открытую родную дверь.
Но, всё-таки, с разбегу закричал и забежал,  порвав при этом  рот крючком  цепочки от двери.
Его собутыльник хотел вырвать зуб. Он привязал его к  двери и ждал с той стороны. Беднягу хлопнуло дверями в лоб. И так один  больной несчастный человек ухлопал ни за что другого. Одна несчастная алкоголичка, вспомнив, что в скорости винный  прилавок закроют, вдруг побежала за добавкой в магазин через окно, и выпала с шестого этажа, забыв, что пьянка происходит не в деревне. Но вместе с рамой доползла до магазина и только там, когда купила всё что надо, тихонечко сошла с ума от сотрясения мозгов.
Её мужик,  когда узнал, от горя не пил и не ел целый день, а к вечеру не выдержал,  перемешал слабительное со снотворным и бросился следом в окно. Но не на  улицу -  наоборот - в свою квартиру. И так уснул, что  собутыльники поставили на нём свой крест. А всем известный Костя Носопыркин пошёл курить на лестничной площадке.  Примерно полчаса он не мог вставить сигарету себе в рот, а  когда попал, то ещё с полчаса он не мог прикурить - не мог угнаться огоньком за сигаретой. Он опалил себе все щёки, волосы и нос.  И так,  не покурив,  в конце концов, он стал пытался доставать её обратно, но долго выхватить не мог и маялся,  пока она не выпала сама. Он не успел её поймать и вслед за ней упал через перила вниз. Однако, ничего серьёзного себе не повредил, ведь, как известно, пьяному всё по колено.
 Там  внизу он подумал, что неисправна зажигалка и, отломив её
головку, двумя руками приставил пьезо элемент к носу, щёлкнул  кнопкой и разбил свой затылок об стену.
Так погиб всем известный антабус,  ханурик и шворень.
Всё это видел Тёма Перетёркин. Но он ничем не мог помочь  -  его
вистибюлярный  аппарат  не мог понять сигнал,  идущий  из  его
центральной нервной проспиртованной системы. И насмотревшись этих ужасов, он бросил пить и стал лечить своих товарищей  испугом  -  свет выключает и кричит внезапно пациенту в ухо.
От этого у одного внутри оторвалась  какая-то синдромная кишка, и он  скончался в туалете от горячки. К сожалению, имя его осталось для нас неизвестным. А Тёма Перетёркин стал лечить животных от запора - как  выскочит внезапно на дорогу, да, как раскинет руки с громким  криком, так лошади  на всём скаку и обоср... 
Но вскоре Тёму перестали пропускать на ипподром.
На одного человека ночью упала книжная полка и он спросонья так
обделался, что его увезли в поликлинику, хотя он никогда не выпивал.
Но только это всё цветочки.
Однажды два предпринимателя для пользы дела выпивали пару дней, а на четвёртый  у хозяина собака сдохла.  Они её, конечно, помянули и даже девять дней отметили, не выходя из дома.
Тут, вдруг, хозяин встал, перекрестился и пошёл в публичную библиотеку. И, вроде бы, он человек приличный был и властью тоже не  испорчен, а там разделся до последнего «нельзя»  и описал казённое имущество со всех сторон.
Но оказался неожиданно в углу и, заблудившись, закричал:
-    Поможете вы человеку  выйти или нет? – и от натуги начал делать по-большому.
Библиотекаршу с тех пор бьёт эпилепсия.
Так, вот, один из них так сильно пил, что чуть не помер.  А,  когда чуть не помер, стал беспокоиться о своём здоровье  и  перестал жить.
Так что, Ваня, смотри и мотай! Переведи часы на день вперёд и начинай свою новую  жизнь! А то тебя, как Костю Носопыркина, повесят на доске почёта за  ногу.

Глаза у Вани округлились так, что Гога предложил:

-     Давай, Ваня, выпьем за дружбу!
-     А, вдруг, я завтра стану алкоголиком?
-   Твоя ошибка в том, что ты всегда ведёшься на конечный результат, а надо жить процессом! Судьба сама расставит всё по полочкам истории!  Я реалист!  И пусть всё будет так, как  Бог даёт! Эх, жалко, что девушки тут рядом нет!  Скучно, что-то мне с тобой -  всё, что-то думаешь и думаешь, как заводной!  Разве пьяные люди ведут себя так? Смотри! Увидишь вяленых русалок,  которые повесились,  как вобла на верёвке!
-      Я, пожалуй, прилягу, - сказал ему Ваня.

От всех этих случаев он так расстроился, что силы внезапно иссякли  и жизненный тонус, которого не было вовсе, куда-то внезапно пропал.

Последнее, что он услышал, было словами Гоги:

-    Девушка?  Девушка! Девушка!

Но тут секунды сошлись в одну точку,  Ваня-Гумпо  упал в сытый обморок  и  задремал.







               
               

                БИЗНЕС-ПРОЕКТ



      Ещё добрый день не успел оклематься от доброго утра,  друзья  уже трудились на оживлённых перекрёстках и собирали очень бойко неплохие деньги. Изящная со всех сторон красотка стояла в лёгком платьице спиной к движению у светофора и, только загорался красный свет, и все машины собирались, как на старте, весьма изысканно и ловко, проделав привлекающие пассы, Гога приподымал её коротенький подол  и раздавался шквал гудков-аплодисментов.
Красотка после паузы кокетливо оборачивалась и, словно сердясь на проказника, производила Гоге, некасаясь, показную оплеуху,  а  Ваня Бабиков с соседской шляпой и опухшим носом сновал среди автомобилей и принимал в знак благодарности наличку.
 
-      Ну, вы и клоуны! – неслось со всех сторон, -
-      Артисты! Браво!
-      Какая попка!
-      Бис!

Так делали они два-три заезда, в карманы прятали доходы и уходили на другое место.  Поэтому с "налогами" никто не успевал к ним прицепиться.
И  даже  сутенёры, которые наверняка уже искали свою одну из самых лучших тружениц наживы и разврата, нигде пока не появлялись.

Светлым утром в ранний час, когда на улицах кожилятся собачки, друзья проснулись и отправились на улицу Свободы,  где круглосуточно порхают разнополые ночные бабочки, устроили там кастинг, посулив предоставление  рабочих мест, и так нашли себе на время бизнес-леди.

После премьеры Ваня Бабиков воскликнул:

-     Вот, это здорово! Как просто! Будь-то мяч!
-     А почему, как мяч? - не понял Гога.
- Ну, или - колесо. Две вещи гениальны - круг и сфера. Они, посути есть – планета и орбита.
-    А где же тут планета и орбита? - удивился Гога.
- У вас почему-то всё вертится вокруг задницы!  То есть, у нас, - поправился смущённо Ваня, - Но,  может быть, мне только показалось? У меня от нектара уже завихрения мозга: иду, вроде прямо, а туфли: то слева, то справа. И очень много незнакомых  попадается, которые так смотрят, словно я им что-то должен - они меня, как будь-то, даже знают.
- Незнакомых-то полно, да, новых мало! - воскликнул Гога и взял интервью у звезды.
Звезда находилась в чугунной ограде.
Ваня тоже попробовал взять у неё интервью, но она не дала.
Своим безответным вопросом он только рассмешил путану:

-    Как Вас зовут? – спросил он у звезды, - Ну, что, ты будешь говорить?
Вместо звезды отозвалась ночная бабочка:

-     Я Мерилин Пирожкова.

И кошка за звёздной оградой осклабилась в утреннем солнце.

   Придя на новый перекрёсток, они потерпели фиаско: светофор почему-то сломался, случилась небольшая пробка и Мерилин пострадала на производстве - какой-то детский гуманоид прямо из окна автомобиля  всадил ей в попу из рогатки кривую самодельную неправильную относительно стандарта пульку, и раненной красавице пришлось доплачивать за  вредность.

Но это никак не расстроило Гогу - похлопав по чужой машине,  он попросил идущих мимо девушек помочь её толкнуть. Они взялись её толкать, а он отошёл и над ними смеялся. Потом успел одну из них поцеловать, заржал и чмокнул, но уже совсем другую, которая совсем была тут ни при чём и тоже проходила мимо.

На другом перекрёстке дела были лучше, но после первых двух показов их окружили пешеходные потомки, которые с котомками куда-то шли в поход на отдых. Спектакль на бис мог оказаться для детей не в меру  взрослым, поэтому пришлось опять переходить…

На одном из этих частых переходов Ваня шёл всё время ровно попрямой, но вдруг на всём ходу внезапно повернул так резко, что не удержался и упал. Та линия, которую идущий человек всё время мнимо чертит своим носом в ускользающем пространстве, сама собою вдруг продлилась в перспективу и повернув, упёрлась в вывеску  "Компьютерный салон". Сердце в теле заскакало вразнобой, и Ваня, как сквозняк, исчез в дверях. Он вышел из салона очумело невозможно возбуждённым и честь имея, молча присоединился к компаньонам. Но с этого момента время у него запрыгало, как курица, которая, упав с насеста, поднимает пыль, кудахчет и клокочет, то голосит истошным голосом, но ничего не делает и яйца не несёт.

Он этот адрес хорошо запомнил.








                НАХОДКА      


      Когда карманы оттопырились, и на рабочем месте стало жарко, решили сделать перерыв. Иван пригласил компаньонов в компьютерный зал, но на него опять смотрели, как на идиота, а говорили о сиесте, бланманже и о каком-то пляже.
Договорились встретиться под вечерок на том же месте и Ваня,  колыхаясь от волнения, помчался в базу знаний.

В салоне были прозрачные звукоизолирующие кабинки с компьютерами и кондиционерами, рассчитанные на одного человека,  поэтому было довольно комфортно.
Три плоскогрудых гуманоида в своих отсеках под стеклом,  как наркоманы на поганый порошок, сутулились на мониторы.  Как будь-то вросшие носами  в плоские экраны, они мусолили в руках пультяшки и клавиатуру и странно дёргались, являясь нетехнологичным  атавизмом  электронных  аппаратов, и вместо наркоты у них была игра «стрелялки».
 
Войдя во «всемирную» сеть паутины, первым делом он стал изучать информацию о том, где и как он мог бы активировать свой кристалл.
Опросил всё по исследовательским институтам, но даже в НИИКОСМе  он не мог найти необходимых пояснений.
Тогда он стал интересоваться космическими  технологиями и средствами перемещения, но его ожидало большое разочарование.  Если бы он был землянин, то он находился сейчас в каменном веке. То, чего достигли на Земле, было всего лишь  примитивными зачатками космонавигации,  на которых,  выражаясь образно, можно было бы добраться только до соседней квартиры одной и той же лестничной площадки, но никак не до соседнего дома во дворе, не говоря о простейшей прогулке по городу. А ему - он даже испугался сравнения  - необходимо было сигануть не от квартиры до звезды, а от квартиры до стотысячной  по счёту галактики, если все их разместить на прямой на линейке!
А, если после этого прикинуть на настоящие размеры?

А что касалось НЛО, то большинство зарегистрированных объектов  вызвало у него настоящие приступы смеха:  до того хитроумные торговцы-уфолотики старались сделать прибыль из своих сочинённых сенсаций.
Некоторые объекты по-настоящему требовали детального изучения, но не имелось ни единой зацепки,  которая  могла  бы связать их  происхождение с космической навигацией,  а  та информация,  что была  на  совсем случайных кадрах любительской съёмки,  не позволяла даже на крохотный шажок приблизиться  к практическому  разрешению проблемы – ухватиться было не за что.

Идея космической радиосвязи смявкала, не успев появиться - таких видов волн,  которые могли бы справиться с доставкой информации,
тут не было даже в зародыше. Те частоты, которыми сообщались земляне, были сравнимы с семафорами прямой видимости, которые становились бесполезными, опять же образно говоря,  в обычном тумане  и  в лучшем случае - при ясной видимости - могли бы дойти до объекта лет, этак, через миллион после заката цивилизации. Но никому же не охота дожидаться столько времени!
Настоящее разочарование было в том, что вся наука тут базировалась   на теории некоего Энштейна, чьи формулы и постоянные значения могли быть применимы только в микрокосмосе, подобном школьному коридору, и то с большими допущениями.
Карты ближайшего космоса не было даже в фантазиях!
Не то, что родная планета, но даже система галактик была неизвестно в какой стороне!
      Обо всём об этом он только подумал, но посетители салона,  не разобрав, почему и от чего,  посмотрели на него из глухих  кабинок своими выцветшими рыбьими глазами, словно икринки лягушачьих головастиков, и снова уткнулись в свою «наркоту».

Схема действий осталась одна и единственная: активировать где-то и как-то кристалл, узнать координаты скоролёта, искать свой корабль и найти.

Глядя на нахально-беспардонную рекламу всякой чуши и бессовестно смакуемые факты,  Гумпо решил испытать счастье в прессе. Он сделал несколько запросов на понятия «шифратор - дешифратор» и обнаружил кое-что о "чёрных  ящиках" – простых магнитофонах… и не более. Но, что его немного привлекло, так это то, что поставляются  они с завода  аппаратуры дальней связи, и завод этот находится  ни где-нибудь,  а  именно в сём городе Туренове!
Это уже была удача!
Осталось добраться до этого предприятия и пользуясь его аппаратурой, попробовать «открыть» кристалл...
Но для начала надо раздобыть для этого необходимое количество деньжат! Но только вот какое?
Для того, чтобы сориентироваться  в ценах,  он для примера узнал сколько стоит анализ ДНК и вновь его постигло страшное разочарование - тем способом, которым он сегодня промышлял, ему пришлось бы проработать не менее двух земных лет! А сколько надо для анализа его кристалла?
Гумпо сцепил крепко Ванины зубы, поджал его губы, немного посидел и попросил ответ на всё, что связано с деньгами.
Эти поиски довели его до швейцарских банков, брильянтов и статистики о самых богатых людях планеты.

-    Почему они так ценят эти камни? И как сравнить их с самой, что ни есть, необходимой пищей?  Что более необходимо человеку? - думал он, - Будь я в своей тарелке, как тут говорится, я всю планету эту сделал бы брильянтовой - алмазной.

Тут же в статистике он прочёл список магнатов,  сделавших  своё состояние на еде, а так же обороты капитала от её продажи и продажи вообще.
И вообще очень удивился.


Озабоченный и удивлённый он вернулся к месту встречи, и компания продолжила свой трудодень. Вернее, трудовечер.
После компьютерного зала Иван всё время был, как бестолковый – о чём-то непрерывно думал, воронил вовремя собрать оплату, едва не угодил под колесо рванувшего автомобиля.
При переходе на «другое» место он спросил: 

- А почему бы нам не стряпать для продажи пирожки?  Или мороженым поторговать?  Вон, в супермаркетах, какие обороты!
- Ты хочешь подменить свободный труд на рабство?  Взять ссуду на развитие торговых оборотов и пролететь из-за аренды и налогов, процентов и теневой конкуренции?  А, может быть,  ты родственник – тут он назвал знакомую фамилию.
- Я только что узнал о нём в статистике! – сказал удивлённо  Иван, - Его совокупный доход больше ста миллиардов!
- И вовсе не сто, а побольше раз в пять! – хмыкнув очень уж высокомерно, подключилась к разговору бизнес-леди.
- Тебе-то откуда об этом известно? – удивился её замечанию Гога. 
- Слушай, Гогочка, а как ты думаешь, откуда мне это известно? – она похлопала его по жёсткой и пружинистой спине довольно низко.
После производственного перерыва она обращалась к нему, как-то уж очень по-свойски…

- Да, ну? – воскликнул Гога, - Давай  рассказывай!
- Но только никому!  Даёте слово? Мы раньше часто с ним встречались.
- И всё? – подгонял её Гога.

Она зачем-то посадила паузу. Наверное, припоминала что-нибудь:

- Ну, почему же?  Цепочки, брильянты дарил мне за это. Я только на работу их не  надеваю. У него, ведь, алмазные прииски есть, золото, лес.  Мужчина он видный и хваткий! – в словах её звучала гордость.
- А я думал только торговля, – удивлялся Гога, - Как он так всё захапал?
- Пользуясь властью,  он арестовывал счета мелких предпринимателей и забирал их предприятия себе - на подставных лиц. Когда-то он мне говорил об этом. Теперь не говорит. Да, в общем, мы и не встречаемся уже. Таким же образом прибрал и крупных. Он теперь так высоко - не достать!  То в столицах, то на островах! А вся семья живёт в Швейцарии. Должно быть, чтобы здесь никто их не обидел.
- А интересно, как он начинал? – спросил её Ваня.
- Начинают-то все одинаково, но кончают по-разному.

На этом их беседа завершилась.

Час пик ушёл на спад, и после перекрёстка компаньоны разошлись.
Гога манил всех в казино для испытания удачи, но Ваня сказал, что ему очень некогда, сел в такси и умчался в компьютерный  зал, хотя, тут за углом такой же был.
Ну, так, ведь, он не знал.

По пути он заехал в какой-то азиатский банк и из чистого  любопытства открыл в нём счёт на предъявителя.

     В тишине компьютерного зала  было слышно работу извилин задумчивых посетителей, но Гумпо по этической привычке не вникал в чужие мысли.
Продолжая тему «деньги», он выспросил и разузнал, почти  всё, что связано с налоговой инспекцией, потом стал копаться  во всем,  что касалось магната, так как бандит не шёл из головы.
Через его общественную приёмную, через прессу и просто по имени  он нашёл довольно много информации об этом  воротиле и об обширной сети его гипермаркетов и кое-что сопоставил.
Посидел и подумал.
Стал изучать различные бухгалтерские программы и, в частности, некоторые операции, называемые «проводки».
Ещё немного покумекал и даже рассмеялся оттого, что стало всё понятно.
Легко и весело, он произвёл в сети некие странные манипуляции и с нетерпением стал ожидать, пока «сверхновый электронный «тормоз» перекумекает его команды.
Общаться  с такими  «мощными»  компьютерами  ему ещё  не приходилось никогда, поэтому для развлечения  он напевал:
          
                Восемь на семь - сорок семь
                Сорок семь, сорок семь.
                Восемь на семь – сорок семь
                Или сорок восемь. 

И хорошо впевался  в тихое  кряхтение  процессора,  находясь в почти привычной для себя среде.
Искусственный мозг даже попросил его помолчать, чтобы не сбиться с мысли.
Однако, иногда у Гумпо вырывались фразы типа: «А ну-ка, ну-ка, напряги, дружок, свои коммуникационные поджилки!» или
«Не тяните, мой пластмассовый коллега, наше время за свой скромный гонорар! Вы не один такой тут занятой!» и «Для  кого храните вы свои дремучие секреты?»
Совершив таким образом серию таинственных  и  непонятных операций, Гумпо потянулся  всем  Ваниным телом  и  после этого проверил новости.               
Но относительно падения из космоса событий не было. Ужасные войны, болезни, с которыми человечество боролось, но никак не могло побороть, поражали своим изобилием, изощрённостью и неистребимостью, а политика, крушения, мода и спорт только нещадно менялись местами…

От голода Ваня сбегал до ближайшей закусочной, взял какой-то бутерброд и не перекусил его, как посоветовала торговка,  а пережевал  и с аппетитом проглотил. «Горячую собачку» он не взял - местные, видимо, ели собак.

Потом он вернулся, сел за историю.
Во время изучения развития Земли у Гумпо составилось странное впечатление.  Казалось,  что всё новое, что появлялось у человечества в течение всего развития, появлялось, как из горла захлёбывающегося, истекающего кровью вулкана среди океана густой липкой крови – почти ни единого шага и решения в развитии всех стран и отношений между ними не обходилось без подлой, открытой или методико-профилактической  резни, навроде ритуалов Майя!
А, ведь, это непрерывная ненависть и обида людей  друг на друга!
И, что ни герой истории, то кровавый палач: Македонский, Ирод,  Чингисхан, Наполеон, Гитлер, Сталин…
Первобытный, кровавый грабёж-обогащение в крупных, мелких и других разнообразных формах прикрыто и открыто-нагло процветает по сей день – вмешательство альянсов в суверенитет…

-    Какие же вы кровожадненькие, человечки! – сидел не понимал и поражался  Гумпо, -  Но, вместе с тем, какая красота и глубина у вас в поэзии и поэзия в ваянии, изображении.. История Земли – это история войны, предательства - кровавые попытки человечества наладить справедливость, которая одной единственной мечтой пронизала  всё ваше творчество. Ах, как же вы несчастны! За вами тянется проклятье вашего же смертного греха на тыщи лет вперёд, а вам всё весело и всё вам  невдомёк…

Он так увлёкся этой глупостью, что просидел, как сыч, почти всю ночь  и оторвался от экрана лишь, когда, чуть было, не ударился  в него лицом от неожиданно нахлынувшего сна.
Ему почудилось, что он все деньги, заработанные за день, профуфыкал в Интернете и незаметно превратил их в шиш. Вдохнув прохладу нежного рассвета, он сразу же решил проверить счёт, и был невероятно потрясён. Сто двадцать толстых миллионов пучили с экрана на него свои продолговатые нули  -  кой-какие средства от выручки в гипермаркетах ушли немного не в том направлении, и неожиданно для  всех  Ваня Бабиков оказался потайным миллионером!


     А  в это время  Гога  рисковал в рулетку  и  всё  в  дыру  прорисковал.
Он даже не заметил, как, когда исчезла бизнес-леди.
Из казино он вышел грустный и опущенный и внутренне и внешне и, вспомнив, что сегодня они даже не договорились о встрече, побрёл, сжимая бесполезный телефон, к Ивану.

Когда Ваня подошёл к дому,  Гога уже сидел на лавочке вместо старушек и печально клевал воздух носом.
Было немного прохладно в сравнении с жаром полудня и было светло по сравнению с ночью. Но Солнце ещё не всходило и свет, не имея теней, разливал свою чистейшую и нежную прозрачность приятно-равномерно.

Друзья почти без слов «упали» спать.
Ваня только спросил:

- А, где Мери Попкинс? 
- Не знаю, – буркнул Гога и сердито захрапел.

Гумпо видел во сне, запечатлевшийся с детства, фрагмент света и уголок родного дома в этом свете. В оконном стекле небольшой пузырёк, словно линза, преломлял лучи  Яруша, и они большими ровными кругами проецировались на белой стене,  а он тихо-тихо лежал в своей детской кроватке, внимательно наблюдая, как эти волшебные чудо-круги неторопливо приближаются к нему...
В соседней комнате приятным нежным голосом негромко напевала мама, и тот простой мотив невероятно нравился ему…







                ВИДЕНИЕ




      Это был уже полдень.
Ваня свежеумытый и гладко побритый сидел возле Гоги и ждал.
Ждал недолго.
Брюнет сквозь заросли волос открыл зелёный глаз  и сразу же  спросил командным голосом:

- Ну, в чём заминка? Что мы медлим? Ровняйсь! Смирно! Отставить!
- Гога, где у нас завод аппаратуры дальней связи?
- Ты, кто? Шпион? Так и скажи. Он у горбатого моста. Ты в мае там хотел с Калинкой познакомиться.
- С Калинкой?  А чего?
- Божественный нектар.
- Что?
- Тебе-то что? Ты можешь и в Госдуме!
- Чего?
- Божественный нектар…
- А Калинка?  Она там работает?
- Нет. Она работает на заводе АДС.
- Гога!  Человек!  Нам надо срочно познакомиться!
- Со мной? Я с ней давно уже знаком!  Я с ней пять лет учился в универе! Ещё раз повторить?


     Часа так-этак через три они вышли из модного магазина все в белом.
Гога был ошеломлён.
-   Чтоб я так пил! – сказал он Ване,  блестя увесистым  брильянтиком  с больного пальца.

      До магазина Гумпо лично убедился, что в банке у него на счёте прохлаждаются сто двадцать миллионов. Он обналичил эту сумму. Потом они перевезли её в другой международный банк, и, разделив по наставлению Ивана пополам, открыли там свои счета «на предъявителя». Таким образом, отслеживаемая, предыдущая цепочка банковских операций была прервана.
Тут Гога сразу присоветовал Ивану запустить во все «ночные, ловкие его художества» какой-нибудь добротный вирус, но Ваня объяснил ему, что все ночные операции по переводу денег «официально произвёл сам магнат и, стал быть, если хочет, пусть за это сам и отвечает».
После этого друзья, опять же, по наставлению Гоги, направились «поправить гардероб» и заодно приобрели по навороченному телефону.
Но Гога на всём том не успокоился и стал прикидывать, как веселее развернуться на таких, за здорово живёшь, приобретённых миллионах.
На удивление он оказался невозможный мотень – лишь для того, чтобы поехать к девушке Калинке ему потребовался белый лимузин, который он разбил, не совместив свой праздничный размах с обычным поворотом прямо тут же.
Пришлось довольствоваться небольшим в сравнении с лимузином никелированным кабриолетом – они сидели в нём,  как в чайнике, имея большое внимание публики, и Гога назвал его «Шельма». Дожидаться доставки нового лимузина им было как-то некогда, и совершенно не хотелось. Ваня только пожимал плечами, удивляясь причудливым замашкам друга.

     Калинка вышла ненадолго. Ей было тоже некогда.
Она,  как будь-то, появилась ниоткуда – изящная, воздушная… Знакомый нежный аромат заставил Гумпо вздрогнуть, и сердце почему-то занемело, задрожало, оторвалось и полетело в невесомость - перехватило дух…
Это была та девушка, которую он мимолётно встретил прежде и даже не сумел запомнить, но он почувствовал то самое желание-потребность подхватить её – лелеять и беречь…
Он чувствовал в себе какой-то сумасшедший трепет и был не в силах совладать собой. Всем существом своим он поглощал её - сияющие лучиками, смеющиеся карие глаза, вскрылённые брови и тонкие ноздри, загадочную чёрточку в лукавых уголках очаровательной улыбки, каштановые волосы, как ветер, коротенький, на тоненьких бретельках, лёгкий - легче шёлка - сарафанчик гранатовой тональности с волшебным ощущением прозрачности, открытые смуглые хрупкие плечи… и понимал, что теряет рассудок…

Калинка с Гогой чмокнулись,  как старые друзья и Гога заявил:

- Тот самый легендарный Ваня Бабиков – мой друг,  герой компьютерных загадок, специалист-уфолог, доброхот, добрыня, благородный человек и просто светлый князь!  –  в словах его звучала даже гордость.
Но Гумпо, как разява, и не слышал, что плетёт о нём приятель. Он восхищённо наслаждался милой девушкой и выглядел нетёсаной балдой.
                Она спросила:
               
                -   Да? – и,  глянув ещё раз на Ваню, смутилась.
И это было так прекрасно, что, если б можно было, Ваня застонал бы,  как телок. Но он и этого не мог!
- Приглашаем тебя в ресторан на внезапную вечеринку! – объявил Гога, -  Сегодня. Согласна?
- Согласна, – светилась она и лучилась.
- Ну, вот, тебе Ваня. По ресторану  созвонимся.

Они стояли и смотрели друг на друга.
Она смущалась и смеялась, излучая свет и счастье, а Ваня бестолково улыбался и выглядел чрезвычайно глупо – взъерошенный, голубоглазый, удивлённый.
                А Гога, словно рефери,  смотрел на того, то на другого  и сказал:

- Ну, мы поехали.
- Постойте, а зачем вы приезжали? – удивилась она очень искренне,  как будь-то, не было про ресторан ни слова, - Ты говорил по телефону про какой-то камень?
- Это не камень! – оживился Ваня, - Это кристалл!  Ну, что-то вроде диска, по-вашему, из чёрного ящика! – допустил он случайно словечко, -  Мне надо быть с ним!
- Но здесь очень строго!  Вас не пропустят, – подумав, с сожалением ответила Калинка, и брови виновато изогнулись, - Я даже не знаю,  как  внести и вынести эту вещь!
Гога не думая, снял с себя золотую цепочку, которую только что приобрёл, продел её в отверстие кристалла, повесил на шею Калинке и, не упустив при этом случая, чмокнул девушку в лоб.
Смеясь, она опять вся засияла.
Ваня взял и чмокнул её точно так же.
Она просто прыснула со смеху. (Что было бы вряд ли, если бы это не была чистейшая и полная наивной глупости импровизация)
А Ваня стоял, как урод, парализованный счастьем, и тоже сиял и светился.
                Она исчезла так же неожиданно,  как появилась.

- Поехали выбирать ресторан? – спросил Гога.
Деньги явно подпрыгивали у него в карманах.

Друзья бессмысленно объехали почти все рестораны города, от чего у Гумпо, у которого от неожиданных эмоций в голове и так была каша,  всё их разнообразие слилось в одну головокружительную мазьню.
Он сидел в звуках музыки в их полированном новеньком «чайнике» и мечтательно кружил мыслями вокруг одного и того же своего видения.

- От чего так хорошо? – спрашивал он себя сотый раз, - Почему я позволил себе это сделать?  Наверное, прекрасное мне очень нравится, от этого и доброта во мне так невоздержанна?  -  а, когда, вдруг, вернулся к окружающему пространству, оказалось, что они уже застряли в пробке, хотя, это был обычный дорожный затор  в нижнем ярусе.
Река машин текла неравномерно в обе стороны, шуршала и гудела, а Гога во все стороны радостно зубатил:

- Ты, что, инвалид, не умеешь машину водить за баранку?  Разве можно здесь кататься на таком броневичке? Такое ветхое старьё, что дверцей хлопнешь, и колёса отпадут!  Разве можно в такой колыбели кататься? Сидишь лицом, почти, что на дороге, не видишь, как заехал под колёса! Разве можно разгоняться в этом бобике?
- Зато на нём, на месте можно развернуться! – парировал обиженный водитель.
- На месте?  В кресле, что ли?  По дороге надо ездить осторожно,   чтобы улыбаться не всю жизнь, а только по необходимости!

На самом-то  деле машинка была и не хуже других,  просто Гога гордился своим «самоваром» и наблюдать, как все уважают его дорогой аппарат, доставляло ему нечто схожее со счастьем.
Так отскандалив одного, он тут же принимался  за другого:

- А вот, ещё на самокате! На космическом трицыкле в гости к нам пожаловал! Мозглячок с моторчиком!  Смотри, не растряси электровибротряс на запасные части!  Тут на дороге пробка, а они,  как сумасшедшие, в бутылку лезут! Пешеезды двухколёсные!  И,  как  вас там?  Переезды  пешеходные!  Ездуны  лихучие!

Он наконец-то обогнал автобус с корявой надписью  на задней пыльной части:
                «Осторожно! Путаю педали!»

В окно автобуса смотрели пассажиры, и Гога им  прикрикнул:

- Нельзя так навязчиво пялиться – на повороте можно голову свернуть!
А перед автобусом оказался такой же кабриолет,  как у  Гоги, но только желанного белого цвета.
Он решил обогнать его, но не вышло.
Восседавший там беременный попугай  до того выпендривался перед ними, что, даже, разговаривая по телефону, прикладывала его к левому уху правой рукой через начёсанный красно-жёлто-зелёный  затылок – через волосы в перьях. А лицо было всё в кольцах – и брови и уши и щёки и нос и губы и даже язык  -  он-она  не могла его спрятать…

- Ты посмотри,  какой автомобиль! – воскликнул Гога, -  Попробуй марку угадать!? «Ньюфаундленд»? «Сенбернар»? «Ландершвондер»? О чём мечтаешь и молчишь? – обратился он к Ване.
- «Дом фарфора» - прочитал Ваня рекламу.
- Зачем тебе? – не понял Гога.
- А, что, бывает дом фанеры? Фанера, где-нибудь живёт?  Вот, «Оптика» - это магазин, где продают очки, а  в  «Оптовом»  - большие очки? Или, вот - пассажир. А, что, бывает пассакость и пассакожа?
- Ага! – ответил Гога, - Газонокосильщик – это окосевший пьяница  в  газоне,  а  «газон» - автомобиль.
- А ещё говорят – девушка-конфетка,  девушка-шоколадка! – мечтательно сказал Иван.
- Быает и девушка-жвачка! 
- Печально звучит это слово!

Движение ускорилось, но подниматься на верхние ярусы Гога не стал – повернул, повернул, и они оказались на месте -  всего какой-нибудь квартал от основных проспектов и было тут совсем тихо, спокойно, особенно, когда убавишь грохот музыки.
Однако,  Гога, не убавив звука, остановился возле небольшого дома  этажей в пять или шесть перед достаточно широкой лестницей, обросшей детскими колясками, плющём и разнополой детворой,  проказящей у нянек на глазах. И, проклаксонив бодрую руладу, помпезно-гордо вышел он из самовара, и, оступившись, скрылся с глаз.
Но так же бойко появился вновь:

- Скажут: «Вот! Под машину попал в белых брюках!»
- Ты выпиваешь за рулём?
- Нет. Выхожу.






               
                ПРАЗДНИК



Ваня пытался шутить,  но с ним творилось нечто – ещё,  когда автомобиль остановился, его уже колыхала сердечная жизнедеятельность от предчувствия,  что,  вот, сейчас она появится,  и он опять её увидит и воспарит, не чуя  собственного тела.  Его уже приподнимало, в самом деле,  хотя, она ещё не показалась.  Наверное,  это происходило одновременно с тем, как она сбегала по ступеням,  где-то там,  внутри дома,  потому что, когда он понял, что это она, он уже стоял,  как безумный лунатик, не помня себя в этом мире.
Он, почему-то испугался, что забыл её черты,  в то время,  как душа его, сияя,  ликовала, а сердце восторженно прыгало вверх.
Он даже забыл выйти из автомобиля!
Он видел её словно в каком-то ореоле – наверное,  так  солнце  преломилось.

Она сниспустилась, почти не касаясь ступенек, и как-то чудесно пропела:
- Привет!

Это была она.
Только, почему-то ещё очаровательней  и  непонятнее.
Ваня и Гога стояли, как два недобитых кола оба в белом…
Открытая, смущённая и милая она стояла,  щурилась от  Солнца и смеялась. 
И Солнышко сияло.
Её одежда в цвет морской зори на золотых песках была воздушной пеной и волной, скользнувшей по её плечам и загорелым бёдрам.
А волосы,  как свежий ветер, были бризом.
И этот нежный аромат...
И никакого грима!

- Куда прикажете, сударыня? – запоздало распахнув дверцу, и очень серьёзно спросил её  Гога, -  Денег полные погремушки!

Калинка села рядом с Гогой и, оглянувшись, улыбнулась Ване.
Машина дёрнула, и Ваня плюхнулся в сидение, бессмысленно держа в руках каёмчатые розы.

Он мчался в нежном её аромате в верхних ярусах – почти по небу.
Там ехать было легче и свободнее,  хотя,  немного дальше.
Город был сбоку, словно на ладони, и очаровывал ещё только собиравшимся закатом,  когда желтеющие блики солнца дают оттенок сказочного романтизма.  Дома казались известняковыми столпами, стоящими во мху кудрявых крон деревьев и напряжённые дуги ярусов автодорог соединяли лигами зелёное пространство.  Широкая  лента реки сияющим серебром змеилась под солнцем, и словно растворялась в лёгком мареве под голубым небесным совершенством.
Но незаметно мчалось время.

Он вспомнил про цветы и передал их на ходу. 
Они молчали,  как это ни странно, и всю дорогу наслаждались музыкой и красотой.

- Кругом такое счастье и мы сквозь него проникаем! Красота – это то,  что постичь невозможно!  Значит – Бог, - думал он, - Преодоление сил гравитации  посредством музыки и нежных чувств!  Какая она милая!

Естественно, примчались в  «Атлантиду».
Сооружение напоминало античные развалины на берегу. Солнце  так  ослепительно отражалось в реке,  что дальний берег был, почти не различим. Колонны, стоящие и лежащие,  песок  и акации окружали одноэтажное здание с аркадами и кариатидами, и атмосфера  этим  создана была такая, что даже хотелось играть на какой-нибудь  древнегреческой дудочке.
А, впрочем, этот звук, как будь-то, слышался.

Они покинули сияющую колесницу,  немного прогулялись по «развалинам»  и  не спеша, вошли в аркаду, где под открытым  небом  их  поместили  напротив бассейна с дельфинами.
Обслуживали барышни в туниках, весьма повышенной прозрачности.
При входе Ваня жестом показал им «руки чистые» и сразу мимо столиков,  которые сервировались виноградом и ещё какими-то румяными фруктами в виде вулкана, прошёл к бассейну и стал наблюдать за его обитателями.

Похоже было,  что дельфины бросили свои дела и обратились к Ване,  как пловцы сплываются к тренеру на тренировке.

- Какие загадочные животные! – произнесла Калинка.
- Это не животные, - ответил Ваня,  нежно глядя ей в глаза.
- Но, ведь, они не создают – не созидают!
- А, может быть, это не обязательно? В отличие от людей они не убивают друг друга. Ведь, это тоже не обязательно?  Им не нужны и телефоны – без них они общаются намного эффективнее. Они гораздо выше  развиты,  чем люди – интеллектуально и физически  в соотношении с потребностью. История  их развития насчитывает сотни миллионов лет, а у людей - всего десятки  тысяч. Им так же не страшны никакие потопы, и даже кометы!         
- Возможно, я такой же ресторан себе куплю! – сказал им  Гога, -  Не буду созидать!  Пройдёмте, господа.
Они прошли за столик и стали изучать меню.
Ваня для дельфинов заказал живую рыбу и периодически их угощал.  Калинка с восторгом ему помогала. Дельфины от радости дурили и вытворяли различные штуки с нырянием.

- А вы так не умеете? – спросила девушка, лукаво улыбаясь.
- Я не ныряльщик и, вообще,  я плохо понимаю,  что такое спорт! – ответил  Гога, - Особенно,  когда  вижу  спортсменов,  бегущих по городу,  словно трамваи.  Ещё и палочку  какую-то передают!  Я что, похож на идиота  -  бессмысленную палочку передавать? Я раньше хотел быть судьёй в волейболе – сидишь, как попугай, на спице, очки считаешь, отдыхаешь…
     Всё должно быть в удовольствие! Если хотите знать,  я - мастер спорта по эклектике!
Скажи, Ваня,  ведь, ты у нас импровизатор? 
Он,  как-то,  маялся,  маялся  с  баскетбольными «вышками»,  замаялся и крикнул им: «Стойте!»                Они удивились и встали, а он забросил мяч в кольцо!
А одному гантелю затолкал в трико и тот - ни с места - ни туда и ни сюда.
А, например, мой дядька-конькобежец на всём ходу,  когда  раскочегарил  скорость до предела, ударил сам себя рукой в лицо, упал и въехал в бортик. И после этого он стал бояться рук своих и поменял вид спорта. И  стал он метателем  молота.
На тренировке он, метая молот, так сильно раскрутил этот чугун,  что тот  обмотнулся  вокруг столба  ограждения  и  стукнул  дядьке  по затылку.  И после этого стал тренером по карате.
Но там его не понимали – он вместо «йя» кричал «оне».
Потом  он  занимался боксом,  но вскоре начал  ясно видеть и часто  мне  рассказывал,  как  два индийских  йога,  которые  владели  тайским  боксом,  решили на пари побить друг друга не на ринге,  а в земле.
Им,  как положено, надели  и перчатки  и трусы  и  закопали  в  разных  ямах.
Когда их через месяц откопали, один из них на самом  деле умер.    
Как говорит мой славный дядя – сначала я играл в футбол, но изломал себе ногу, потом занимался борьбой, но сломал два ребра,  теперь курю  и  -  ничего!

Калинка спохватилась и сказала Ване, что результат анализа кристалла  будет готов только завтра, и попросила его рассказать о себе.

- Вероисповедание истинное.
Кредо: ученик.
      Образование: неоконченное.
      Профессий: много.
      Реноме: нетерпим к дисгармонии, – ответил Ваня и смутился не известно почему.

- Всё - правда.  Ты позволишь? – выручил Гога и стал рассказывать про Ваню, -   Во-первых,  мы с детства песочные братья – речной песочек кушали в одной песочнице, а  во-вторых,  мы от того такие чудаки, что в юности попали под какую-то дошкольную реформу – реформу потом отменили, но мы уже выросли.
Всё младенчество и отпрысочество мы провели с ним вместе.
Ещё, когда в детсадике играли в «лишний – стой» и пересаживались с горшочка на горшочек, одна девочка всегда не успевала и звонко шлёпалась попкой об пол, он уже в те годы  уступал место даме.
Чуть старше маленький Ваня учил меня пукать в замочную скважину, и я нырнул со стула, когда меня толкнули дверью, но он подставил своё тело, чтоб я не расквасил свой нос!
Потом, когда мы не смогли пойти на маскарад из-за отсутствия приличного костюма, он измазюкал наши лица ваксой и мы, как  «трубочисты», посетили ёлку мэра!
                Мой друг рационален. Он тонко  чувствует гармонию и  красоту:
В детстве у меня была кепи с пуговкой на макушке. Он взял и оторвал её, сказав: 
-     Зачем  тут пуговка?   На пальто – для застёжки.  А здесь ни к чему.   
И это правда – я никогда не пристёгивал кепи к пальто!
А ещё нам хотелось спасать и кого-нибудь защищать!
Например, летом жарко и дядька в шезлонге лежит, открыв рот, а мы ему из чайника нальём туда чернил и убежимь.
Настоящий герой должен быть не известен!  Ведь, что важней – спасти или прославиться? Особенно, когда тот дяденька садист и пинает собаку!
А, как Ваня в школе стихи прочитал!  Наверное, учителя цитируют их  до сих  пор:


                Осень наступила.
                Высохли цветы.
                И глядят уныло
                Жёлтые кусты.   
                Травка зеленеет,
                Солнышко блестит,
                Ласточка с весною
                В сени к нам летит!


Калинка смеялась и была так хороша, что сводила с ума.
Ваня, голубя глазами, слушал и смущался - никому не мог сказать,  как  Гумпо стыдно и неловко, что на нём чужое тело. И как об этом скажешь? 
А  Гога шпарил во всю прыть:

-   В студентческие годы мы учились в разных вузах.
Однажды первого апреля  я к нему заехал.
Он сделал двадцать объявлений о переходе курсов с лекции на лекцию в другие аудитории и, пока весь универ ходил из одного конца в другой, мы сделали первоапрельский лототрон, и заработали на этом праздничном гулянии на целый вечер в ресторане – нарезали бумажные билетики, свернули трубочкой и продавали по рублю. Внутри на них было написано: «C вас ещё три рубля!».
Студенты, смеясь, отдавали нам деньги, а мы привлекали их тем,  что стояли и ели манную крупу из пакетов из-под стирального порошка, но  с нами ничего такого не происходило.
Но будет лучше, если Ваня эти вещи сам  расскажет. А то я, что-то – сам, да сам!

- У меня сейчас, что-то с речью творится, - ответил Ваня , глядя на Калинку, - хоть заново говорить не учись!  Мне даже кажется, что я не совсем правильно всё понимаю!  Вы бы мне подсказали – правда ли, что марийцы произошли от девы Марии? А Бурятия – это страна бурь?  И, если это так, то Бухара и Киров – это города, где очень много пьют,  а во Ржеве  все смеются!               
Духовенство – это духовой оркестр?
Фиксатор – это зуботехник, ставящий коронки и новые зубы?
Полудница – это ужас средь бела дня? А больничный лист – это лист, на котором сидят?
Почему левые пользуются правдой, а правые лгут точно так же,  как левые?
Если,  что-то не так, то поправьте меня,  ведь,  нигрол – это совсем не напиток для негров!  «Бычки в томате» - это не окурки?
Что такое  «Морской язык»?  Я свиной-то с трудом представляю. Хотя, свинья – это свинина. А, что такое говядина?  Это кто?
Русский язык – это язык,  которым пишут русские люди,  этим же языком они передают свои мысли на расстоянии?
Иностранный язык – это странный язык другого человека?
Человек – это существо, способное бороться само с собой, если звучит гордо?
Борец – человек, живущий в бору, где живут мудрецы, а мудрец – это человек, который пользуется совестью?
Совесть – предохранительное средство?
Дурак – человек, которого трудно понять?
Балбес равнодушен к себе самому?
Балда – человек, который счастлив, но об этом не догадывается?
Идиот – это тот, кто знает, что такое счастье?
Счастливчик – соратник балды?
Соратник – жертва идеологии?
Идеология – выпрямление мозговых извилин, после  которого,  часть незнакомых людей становятся братьями, идущими в одну сторону?
Брат – это то же, что друг, но ему всё равно?
Друг – другой человек?  Но другой человек может быть и товарищ и враг.   
Враг – это учитель?
Товарищ – это то же, что камрад?
Камрад – кому рад, тому и товарищ?
Радость – это жизнь?
Жизнь – это юмор? 
Сатира – это юмор недовольных?
Жизнь – это то, от чего умирают и снова родятся?
Смерть – это перелёт?
Родители – это мужчина и женщина?
Мужчина – это тот, кто рисует, а женщина – это тот,  кого рисуют?
Муж – звание?
Чин – китаец?
Китаец – человек, живущий среди бамбука и рисовых палочек?
Мужик – крепкий человек, способный пахать и пить? С женщиной честен?
Честь – понятие?
Баба – женщина,  которой забивают сваи,  которая сама их забивает?
Бабушка – родная и добрая женщина, нуждающаяся в доброте?
Родные – это свои?
Свои – это аналитики?
Аналитик – человек, предложивший налить?
Деверь –  слово, непонятное науке.
Золовка – то же,  что «деверь», но ближе к свахе.
Сваха  -  ходит свашит, толку нет?
Семья – место преткновения, борьбы миров и любви?
Любовь – это самопожертвование ради другого?  Это не секс.
Секс – механизм размножения для простейших? 
Ближний –  это человек, которому делаешь пакость?
Дальний –  это страстно любимый человек?
Чужой – человек, которым не можешь командовать?
Крайний – стрелочник в период непрухи?
Непруха – прозвище стрелочника?
Стрелочник – человек, создающий условия для столкновения  поезда  с самолётом?
Поезд – место для пассажиров?
Самолёт – то же, что  «поезд»?
Пассажир – человек, летящий в пространстве?
Пространство – расстояние между людьми?
Люди – это часть Вселенной, живущая на планете Земля?
Планета – замкнутое пространство,  где первый – это последний  и  конец – это  начало?
Должно быть, я всё перепутал…       
Уж лучше  расскажите о себе, - обратился он к девушке.

- Может быть, вам уже выпить «на «ты»? – предложил озабоченно  Гога,  который,  как-то туповато наблюдал за Ваней, -  А то мы так сегодня долго выкать будем!

Бокалы давно были полны.
                Когда Калинка и Ваня коснулись друг друга губами, она внезапно    от чего-то усмехнулась, и крылышки её ноздрей вспорхнули. Ваня почувствовал её ровные зубки, вдохнул её дыхание, и ему захотелось дышать им всю жизнь…
                Но Гога воскликнул:

- Эй, ребята!  Нас тут трое!

И Ваня, теряя  рассудок, спросил:

- А можно ещё раз «на «ты»?

Ах,  как очаровательно она смеялась, смущаясь и сияя, лукавя уголок слегка припухлых губ!

- Но я не знаю, что вам рассказать, - грудным, приятным голосом ответила она, - Я  иногда сижу и подолгу смотрю на паучка.  У меня есть один знакомый паучок, - она рассмеялась опять, -  Я не знаю.  Всё обычно. Мы живём вдвоём с мамой. Мы учились вместе с Гогой  в одной группе.  Работаю.  Люблю солнышко, - смеялась она, озорно щуря серпики нижних век.
- Посмотрите-ка!  Что им тут надо? – удивился Гога,  глядя в сторону бассейна.

На самом краю нижней ёмкости, над её прозрачным боком  пять осклабившихся физиономий, положив подбородки на стенку бассейна, наблюдали за компанией. Они голова к голове находились все рядом и, явно улыбаясь, пялились, как где-нибудь в театре.  Их гладкие головы походили на мокрые резиновые боты, но были полны абсолютного смысла.

- Они хотят приподнести тебе сюрприз? – спросил Калинку Ваня.
- Да? – она удивилась.
- Жрать опять, поди, хотят? – высказал предположение Гога.

Дельфины, распахнув свои огромные улыбки, что-то прощёлкали и скрылись,  но тут же полетели друг за другом  вверх  в высокий прозрачный аквариум, лежащий над бассейном полукругом,  как сдвинутая крышка на кастрюле.  И там в этой водяной прозрачной шайбе помчались по окружности с невероятной скоростью  и  вдруг,  внезапно,  так же ровно - друг за другом,  как фонтан,  полетели из верхнего в нижний аквариум.

Оркестр, как античные статуи, неподвижно сидел, открыв рты, но диджей спохватился, удачно поддал темпераментной массы активно-ритмической музыки, и в такт агрессивно бодрящим аккордам мигнули в прозрачных бассейнах  цветные огни, легко распрямились в напоре фонтаны – случилась, вдруг, фейерия такая, что не знавшие таких импровизаций посетители и вся обслуга ошалели.

А водные артисты, вдруг, устроили сплошную круговерть - спираль наподобие шнека, наполовину погружённого в воду. Из этой спирали опять же бросались вниз, ничуть не разрывая ритмичного порядка.
Потом устроили фонтан из тел своих, слетаясь в центр и разлетаясь.
Потом они телами заглушили самую центральную могучую струю, дождались апофеоза и вместе с вырвавшимся вверх столбом отпущенной воды, одновременно встали на хвостах, колеблясь, чтобы не упасть.
Вот, это было – да!
Овация была всеобщей. Многие дамы бросали дельфинам  цветы,  но лишь одной они преподнесли их все, собрав в свои улыбки.
Калинка, потрясённая, не двигалась. Как,  впрочем,  и другие посетители.
Приняв цветы из улыбающихся их ртов, она сказала артистам спасибо,  но продолжала ничего не понимать.
Гога, крутил горячей головой, соображая и меняя ракурсы и угол зрения по секторам.
И Ваня тоже сделал глупое лицо.

Музыка уже не утихала. Все оживлённо обсуждали трюки,  возможности фальсификации отдельных актов, но дельфины оставались тем, кем были и ни единого спортсмена или робота из них не вышло.
Потом произошла всеобщая кормёжка рыбой, а персонал носился с тряпками и пылесосами, не успевая отсасывать лужи и прыскать освежителями  воздух.
Потом гуляли по прекрасной  «Атлантиде». 
Гулял, освежающий всех,  ветерок.
                Увидев фотографии почётных посетителей,  Иван спросил:

- Они тут, что?  Все утонули?

Но, слава богу, было всё благополучно.
Друзья весь вечер танцевали, и время пролетело словно счастье.
При этом Гога обратил внимание, что Ваня ничего не выпивает.
На это было удивительно смотреть!
 
Вечеринка  закончилась тем, что, попросив  расчёт,  Гога  щёлкнул пальцами официанту, но вместо официанта  управляющий  заведением  взмыл вверх тормашками вверх - мелькнул, словно  уточка в тире -  упал, как подкошенный выстрелом. От рвения он поскользнулся на какой-то чешуе. Но всю неловкость скрыли дружные аплодисменты, как  благодарность за прекрасный вечер.

         Обратно они возвращались по звёздному небу с уже почти круглой Луной.
Город походил на догорающий костёр – где-то ярче светились остатки огней, а где-то уже потемнело. Звёздочки,  как искры, колыхались и мерцали в высоте ночного неба.
Прохлада и «угли костра», а рядом необычное хрупкое создание нежное и ароматное – всё это было – полёт, невесомость, реальность и сказка!

Ощущение счастья истинно всегда – и каждый день и каждый час и миллиарды лет до нас и миллиарды после, но разумом его понять нам недано – его можно только почуять. Поэтому и торговать им невозможно – его нельзя купить или потрогать – оно неуловимо.

Как всё закончилось, и как вернулись, Ваня даже не заметил.
Калинку подвезли, она  их чмокнула и убежала,  как будь-то,  растворилась, словно сон.
Гога  Ваню отвёз и  умчался  к себе.

Ваня тихо, как пень, очень долго сидел  у окна и крутил в голове всё,  что только что было, как меломан заезживает свой любимый диск.
Почти неотрывно смотрел на лепёху Луны. Порою ему начинало казаться, что это такое отверстие в чёрном с лучистыми блёстками бархате, сквозь которое виделись жёлтые облака, залитые солнечным светом. Они должны бы двигаться, перемещая тень, но странный день там был недвижим и свет оттуда не лучился, а уходил туда  -  в  таинственный иллюминатор, где, запечёные омлетом облака, стояли неподвижно.
                Отверстие Луны зашло за угол дома, и он прилёг.






                ПОВОРОТ


         Пенное множество перламутровых толстых бубликов и тоненьких кругленьких пончиков с маленькой дырочкой перед яркой звездой и вокруг неё шевелилось.
Гумпо выкристаллизовался из него и побежал по песку, которым стало это множество.
Он бежал всё быстрей и быстрей и с каждым шагом прыжок его был всё длиннее и длительней.  И, вот, уже был не бег, а затяжные перелёты. И эти перелёты становились всё длинней. И он летел уже не от толчка ногой, а от желания не прикасаться к тверди. Он лишь увеличивал толчком скорость.
И  он  уже  летел,  держа себя в пространстве только мыслью.
Необходимо было только этой ясной мыслью твердить себе  -  лечу!
Внизу плыли реки, дома и деревья.  И он, управляя собой,  долетел до забора.
Приличная баба сидела на лавке спиною к забору и никак не могла начать свою песню.  Она начинала её запевать, но, как только доходила до того места, где надо было вытянуть в тональность тоненькую ноту, за забором начинал орать ишак.
Баба пшитькала на него и он сразу же умолкал.
Она успокаивалась, начинала запевать и, как только доходила до того места, где надо голосить в тональность, ишак вновь орал!

Ваня проснулся от собственного голоса и смеха.
И долго лежал,  как дитя улыбаясь.
Утро было светлое и доброе. Он непрерывно думал о Калинке,  как будь-то, вовсе и не спал, и ночи этой не было.

- Что так сильно тянет к ней? Совсем, как к кристаллу! Но, как-то не так, -  думал он, -  Боже мой!  Кристалл памяти!  Она сказала мне - «сегодня»!

Он соскочил и позвонил ей.
Она ответила, что ещё рано и, что перезвонит ему сама.
Не терпелось.  Ах, как не терпелось! Но время надо было  как-то
коротать…
Удивительная штука – почему-то без Калинки делать ничего не хотелось!  И наоборот – всё, о чём бы он ни начинал соображать,  заканчивалось тем, что Калинка оказывалась рядом с ним!
В конце концов, он увлёкся своим телефоном и просидел  с ним  почти целый день. Это был «нотбамбук ». Он так прозвал его за примитивность.
Он погрузился в Интернет и, как обычно, там увяз, прожорливо глотая информацию. Он слушал новости, смотрел науку от астрономии до ботаники, но интересней было в исторических архивах всех времён и всех цивилизаций. Тут было больше драматизма, напряжённости энергии, особенно, в борьбе и столкновении идей. И география была, как часть живой истории.
Но он не мог понять одно:  Когда он, обращался к географии, его магически влекло ни в Стоунхедж, ни в Гималаи и ни в цитадели Майя. И даже ни к Египетским  великим пирамидам. Ни к каменной огромной африканской голове и ни на остров Пасхи. И, как это ни странно, ни  в Австралию, а в обожжённую и пыльную песчаную Сахару!
Впрочем, чаще он думал о том, как  Калинка получит информацию  с кристалла и, как он узнает её от неё. И в эти мгновения вновь исходил нетерпением и от неведенья, как он попал сюда и в это тело и, как он, вообще, так втюхался!       

Неожиданно приехал  Гога и, почему-то успокоившись, что Ваня  оказался дома, свалился на диван:

-     Ты уверен,  что не оставил следов во всех этих финансовых манипуляциях? У меня какое-то недоброе предчувствие. По крайней мере, нам по телефону говорить об этом ни к чему.
- Ты не волнуйся,  Гога! Я в компьютерах маленько начал понимать!

      На самом деле Гога был совсем не так далёк от истины – в одной из бухгалтерий управляющих магната проверили баланс и ужаснулись. После доклада  стали бить по головам.
Тут же было официально заявлено в розыск и, пока не было найдено никаких концов, отрабатывалась единственная, по мнению следствия, версия - «Хакер в компьютерном зале». Все салоны уже были под присмотром.
Гумпо даже не предполагал, в какое дело он так бойко вляпался.


Гога долгое время молчал, а потом, вдруг, спросил:

- Ты не хочешь попроведать стариков?
- Каких стариков?
- А у тебя их сколько?
- Ах, стариков! – догадался Ваня, - Ты знаешь, Гога, мне сейчас очень некогда!  Быть может, погодя?
Вытянув ноги, они сидели рядом на диване.  Разговор не слипался - не клеился.

- Пожалуй, я поеду сейчас к ним. Наберу подарков… Что твоим передать?
- Ты скажи, что приеду.  Потом.  Ты бы мог им подарки купить от меня?  Я тебе денег дам.
- Я тебе сам могу денег дать.

Позвонила Калинка. Ваня даже подпрыгнул.
Он смотрел на неё и цвёл, как папоротник раз в столетие.

- Готово и можно забрать! – сказал он, волнуясь, и засобирался.
- Дался тебе этот камень!  Да, не мечись ты так,  я подвезу.

До предприятия они добрались очень скоро.  Остановились на площадке немного в стороне от проходной.  Ваня, не мог усидеть на месте и ходил туда-сюда, поджидая Калинку, волнуемый встречей, и тем, что услышит.
А  Гога смотрел на него и шевелил задумчиво бровями.

Калинка появилась сразу и как-то неожиданно для Вани – он замер,  как терьер.
Гога вышел из авто.
Она улыбалась - была очень рада их видеть.

- Привет!  Как дела? - они опять чмокнулись.

У Вани закружилась голова.

- Вот, заключение, – перейдя сразу к делу, она протянула листок,  сняла с себя цепочку с кристаллом и раздала владельцам, - Происхождение объекта не известно. Скорей всего - это какая-то синтезная форма вещества. Можно предположить, что этот объект искусственного происхождения. Процентов на семьдесят можно утверждать, что это полимер, но ни в таблице Менделеева, ни в органической химии нет ничего, что можно было бы поставить рядом. Похоже, что на Земле нет ничего подобного. Предмет явно был подвержен воздействию огромной температуры на термоядерном уровне и имеет следы оплавления по всей поверхности. Такая температура возможна только где-нибудь в центре Солнца. Поэтому можно предположить, что само вещество находится уже не в чистом, то есть,  не в первоначальном своём виде, а в состоянии денатуральном…

Ваня, можно сказать, почернел.
Внешне он, конечно, был всё тот же, но в нём произошла такая перемена, что мрак, сковавший его душу, казалось, проступил наружу, лишив тело ауры, а душу энергии.

Увидев реакцию Вани, Калинка стала говорить не так легко и бодро и даже не совсем о том:

- Экспертизу проводили лучшие в мире специалисты. Вы наверняка знаете,  какого уровня  приборы производятся у нас здесь.
- Наверное, потребовались большие затраты? – пробормотал с трудом Ваня, -  В деньгах проблемы нет.
- Как раз наоборот! – воскликнула Калинка, - Меня просили поблагодарить тебя за то, что ты нам дал возможность опробовать и испытать новейшее оборудование!  Конечно, это уникальный образец!  Его бы надо изучать!                Как на него набросились мои коллеги!

Глядя на диск, Ваня так загрустил, так, как-то весь потух,  что даже не заметил, как Калинка убежала и что она произнесла  «тебя»  -  ей стало жаль его и неудобно за  эффект,  который произвёл на Ваню результат, и  из-за  этого не ловко было попросить его оставить эту вещь для изучения.
Когда он огляделся, её уже не было.

Гога сочувственно наблюдал, попирая локтями блестящий капот.

- Ну, ты едешь со мной?
- Я побуду один, – задумчиво и мрачно ответил  Ваня  и  сгоряча вдруг  швырнул свой кристалл, как негодное барахло.
Сунув руки в карманы, ссутулясь и свесив голову, он побрёл прочь.

Гога сел в автомобиль и, как-то нервно газанув,  рванул, как сумасшедший.
И так они расстались в разных направлениях.

Пройдя квартала полтора, Гумпо одумался – пропешёчив Ивана пешком, он малость успокоился, соотнёс уровень техники и технологий  и, сделав это,  резко повернул обратно и даже побежал.
Но сколько он ни шарился в том месте по асфальту и в траве, кристалл не мог найти.
Место было довольно открытое, людное – запросто кто-нибудь мог его пнуть или взять.
Ваня уходил и  возвращался и опять обыскивал там всё с учётом, что кристалл могли  куда-нибудь запнуть, но эти поиски не дали ничего.

Обречёно, словно приговорённый к пожизненному лишению свободы, брёл он по чужому городу чужого мира, не ведая куда, в несчастном одиночестве, почти не слыша и не видя никого и ничего.
И не известно, сколько он бродил, и не понятно,  как он оказался в Ваниной квартире, которая теперь воспринималась,  как тюрьма, как первобытная нора во время бедствия.
Он очень устал и совсем ничего не хотел.
Конечно, было светлое пятно – Калинка – но только,  как видение – мираж.
Подавленный, долго сидел неподвижно.

- Спаси меня Великий Господин! – подумал он страстно и погрузился  в забытьё…


… Он видел девочку с верёвочкой.
Один конец верёвочки был у неё в руках,  другой был накрепко привязан  к бабушке – к её крепко связанным вместе ногам.
Бабушка радостно прыгала, а девочка внимательно следила.
Скараулив момент, когда бабушка в воздухе, девочка дёргала за верёвочку и подсекала.
Бабушка неловко падала, и обе они весело смеялись.
Увидев  Ваню, девочка послала ему воздушный поцелуй.
Заметив взгляд её, он испугался так, что его волосы встали дыбом, поседели и выпали.  Он увернулся, поцелуй промчался мимо и сбил большое дерево.
Дерево начало медленно падать на  Ваню, и  Ваня проснулся от крика.
Кричал он сам.
   
Его никто не слышал – была дискотека.
Танцевали пыльные старушки.  Они даже кашляли пылью.
Старушки его притесняли, и он от них укрылся в конуре, где звуки музыки висели  и качались, дёргаясь, как странные лягушки, растущие  левыми задними лапками из тоненьких стебельков…
Старушки подтолкнули конуру к обрыву и та, гремя и ударяясь об ступени, летела, прыгая, как камень, вниз…

Она летела день и ночь.
От этого у Вани всё внутри отбилось – повыпало и где-то потерялось.
Остался только кол.
Когда конура, словно прах разлетелась, он был уже на самом дне и там Елесик забивал вот этот самый кол огромной металлической кувалдой, однако, почему-то, ударяя Ваню по блестящей лысой голове. А голова звенела звонко,  как железо – дын! –дын! –дын!
И кол при этом забивался.

Забив два или три кола,  он  оглянулся и спросил:
- А почему по голове?  Ведь, больно же!
               
                На это Елисей пожал плечами и вспыхнул ярким светом, словно
                новая звезда.
               
                Звезда отдалилась и сделалась лампой.
Порхающих вокруг неё пылинок ловил  Хорузя, хлопая  руками.
Хорузя был чудовищно лохмат и безобразно пьян.
От этого Ваня  проснулся.
       
Он долго лежал, открыв очи, и долго смотрел на планету.
Когда Луна, как прошлый раз зашла за угол дома, надел свой космический шлем и пошёл подниматься наверх по разбитым той каменной будкой ступеням.
Взойдя по трапу, он вошёл в свою ракету и исчез.
Она стояла,  как большая и острая пуля и у неё был лишь один иллюминатор.
Он в шлеме выглянул в иллюминатор и помахал рукой всем людям.
Пошёл отсчёт.
Ракета стала подниматься вверх и, вдруг, как гиря, сорвалась и стала прыгать вверх и вниз, гремя, бздавая дымом керосина и огня.
Это была такая чёрная большая штука для забивания бетонных свай на стройке.
И, если бы не шлем, то Гумпо стряс бы все свои мозги об край иллюминатора.
Когда весь керосин сгорел, и эта сваезабивалка успокоилась, он выбросил свой лётный шлем и сверху вниз «поехал в Уругвай».

Но тут приехали индейцы древней Греции и Зоркий Софокл заявил:

- Вот! Я вижу! – и, указуя,  распростёр свою десницу над пустыней.

Из чёрной точки в синем небе появились чёрные инопланетяне.
Их было несколько.
Они прилетели сюда на бревне, свесив ноги…

Ваня открыл глаза.
Было ясное свежее утро.
Он был счастлив и снова закрыл свои очи, надеясь увидеть, куда приземлились пришельцы.
Но сразу резко сел – глаза горели новой силой – к нему пришла идея!

В истории Земли было множество потерянных цивилизаций и, наверняка, они изучались! Наверняка, Земля была посещаема ранее!  И, может быть, что-то, где-то осталось?  И это хоть какой-то шанс!  Значит надо искать!
Так сидеть, сложа руки – пытка хуже смерти!
Он залез в «нотбамбук».
Нет.
Сперва привёл себя в порядок – разделся, привёл, оделся.
И снова залез в «нотбамбук».
Но прежде, чем «достать» его вопросами, подумал, сделал сайт «Пришельцы, отзовитесь!», и поместил его в рекламном разделе на сайте уфологов.

Он вновь и вновь перебирал все версии возможных посещений, когда-либо найденных археологами цивилизаций,  кружил по глобусу,  сужал круги по степени вероятности…  но, как магнитом, вопреки рассудку, вновь и вновь его тянуло в опалённую Сахару  –  в заброшенное жизнью место,  где, судя по всем данным, имелось только небо и песок. Он даже думал – уж ни его ли скоролёт там затерялся?
И вновь блуждал и плавал в море информации…

Он изузнал всего довольно много и просидел в сети так долго,  что решил уже проверить новый сайт, но то, что он там обнаружил, сподвигло его на решимость.      
На сайте было около двухсот известий, прислали даже песни и стихи, но все такого или около такого содержания:

« Уважаемый Иван Иваныч, Вы, конечно, согласитесь, что фараоны на всех изображениях держат в одной руке ключ зажигания межпланетного корабля, а в другой – антигравитатор?  Но, когда я сообщил об этом в академию наук, мне ответили, что это типа - скипетр и держава,  как у русского царя.  Я, конечно же, очень обиделся, и чтобы успокоить нервы, всю ночь бродил по лесу,  кушая сырые грибы и различные ягоды.  Там, на несколько минут меня посетили инопланетяне и, продержав с научной целью девять дней без наркоты и алкоголя, вразумили никогда ни с кем не спорить, и подарили мне способность перебегать перекрёстки с закрытыми глазами.
Пользуясь свободным временем, мы обращаемся к вам из больницы вместе с водителем, которого, как и меня, пришельцы запрограммировали на езду с закрытыми глазами.
Если будем готовы помочь, сообщим».
И тому подобные…

- Они меня считают дураком и издеваются! – воскликнул Ваня,  -   Всё.  Я еду!  По карте это в районе границы Алжира с Тунисом…

Он обзвонил все турагенства города и выяснил, что по «горящей» путёвке выезд оформят всего лишь за сутки!
Он их спросил:

- Пожара не боитесь?
В  Туреновском агенстве по туризму с загадочным  названием  «Ту-Ту»  ему ответили: 
- Таких путёвок только пять.

Он сразу же решил сказать об этом Гоге.

- Конечно, еду! – закричал тот в телефон и сделал дикие глаза, - Я никогда не видел слонобобиков и крокодиловых жирафов прямо в стойле!  Хочу туда, где пеликаны плавают на цаплях, где пустерьга охотится на носорога!  Мы будем там скакать на гейшах,  то есть на рикшах!  А сколько нынче в Африку билетик стоит?
- Пока ещё не знаю.
- Ты посмотри, как цены подскочили!  Давай возьмём с тобой побольше? Давай возьмём с собой ещё Калинку? Ей это будет интересно!
- Ах, я, как раз, об этом думал! Но там сейчас кошмарная жара!  Что может быть ещё, не знаю. Что ждёт нас – не известно!
- Какая там жара, когда кругом кондиционеры?  Что ждёт нас, когда у нас деньги?  Короче, я звоню ей. Мы там возьмём аэроплан или крутую тачку и будем на пределе совершенства!
- Ах, Гога!

А Гога уже телефонил Калинке:

- Нашей частной исследовательской экспедиции нужен младший научный сотрудник, и мы решили пригласить тебя.
- Откуда, - спросила Калинка, - у вас столько денег?
- Всё зависит от труда, вклада и совокупного дохода, – ответил он довольно отвлечённо, - А путешествовать можно  не только на электричке!
- Мне надо физиков подговорить.  Но, думаю, что согласятся – они должны мне много дней! Для них работа  -  пуще радости.   Африка!  Как это здорово!

Калинку отпустили.

А до отъезда оставались сутки, и надо было кое-что оформить и   
собраться.
И с этого момента время понеслось так быстро, что только часики забрякали - зачакала в часиках клювом кукушка.
(Бывают такие старинные вещи)

И Ваня с этого момента  стал чрезвычайно полагаться на своё чутьё.
А полагаться было больше не на что.   






                Часть 4
                МАГНЕТИЗМ


      Бесполезный  рейд бандитов и органов безопасности по компьютерным салонам продолжался, но помимо этого следствие устроило негласную тотальную проверку всех  денежных переводов с целью соотношения  активации счетов со временем ухода данной суммы. Им больше ничего не оставалось, как только приблизиться  к первоисточнику  методом примитивного вычитания.
К тому же, опрос банковских сотрудников, выдававших  в последние дни наличку такого объёма весьма облегчил этот поиск. Не все же соблюдают тайну вклада.
Ванино изображение, записанное на видео во время посещения банка, уже сличали с данными его паспорта.


      Тем временем посадка в лайнер следующий рейсом Туреново – Тунис уже завершалась, но у Вани, проходившего сквозь рамку с магнитным полем, возникла электромагнитная индукция и ему пришлось снять с себя даже сандалии.
Распахнутый, всклокоченный он проходил туда-сюда сквозь рамку, но она всё звенела, звенела, звенела…
Вокруг него уже образовалась кучка зрителей,  когда один таможенный  досмотрщик, внимательно  прослушав  его специальным  шмонометром,  догадался,  что железная  пряжка  ремня его брюк была обшита кожей.
За это его ещё более пристрастно обнюхали при помощи собак.             Однако собаки остались довольны и всё, в общем, было прекрасно.

      Самолёт разбежался,  нырнул, но не  вниз, а  вверх  -  спрятал ножки,  как жаргонят авиаторы  -  и полетел сквозь синь огромной капли пилотируемого воздуха, набухшей над землёй.
Рельеф Земли уменьшился,  как в линзе и очень скоро превратился  в  крестики  и нолики, разделённые линиями дорог, змейками рек и геометрией лесных массивов. Пилотируемый воздух изогнулся коромыслом, и стало очевидно, что планета – это шар.







                ВСЕ  УДОВОЛЬСТВИЯ



- Чего в иллюминатор уставились?  Дорогу запоминаете? – спросил Гога, глядя  в иллюминатор.
- Хотим поскорее увидеть, как живут зарубежные жильцы, – ответил Ваня.

Он сидел рядом с Калинкой и упивался восторгом блаженства.
В иллюминатор он заглядывал через её плечо и чувствовал себя в раю на семьдесят седьмом и более высоком небе.

Но небо было безоблачно не везде, и очень скоро самолёт уже летел над белым ослепительным бескрайним полем. И стало даже скучно.

- Как можно так долго лететь? – думал Ваня.

Он даже удивился, что вот так вот рядом с милой девушкой он вдруг подумал и о том, что длительный полёт в таком вот замкнутом пространстве подобен смерти. Возможно, так сливаются в единый сплав мгновение и вечность?
А Гога стрекотал безумолку:

- Нельзя сказать, чтобы там были очень длинные хребты, но рядом стоят сразу две величайшие горы – Джомолунгма и Килиманджаро – сплошь  заросшие вертолётными пальмами.  Урюк и персики  растут, если посадишь их и, как положено,  польёшь. Но чаще их зовут бананами. Необычайно много  спеет  там  черешни.  Её даже никто не ест, как наши волчьи ягоды. Особенно много там моря!  В нашем городе его столько нет.  Берег моря там брызжется пеной. Но главное – жарко!  А в море, можете себе представить,  может быть вполне прохладно, но если вынырнешь на сушу, будет жарко! Гальки от жара и солнца там лопаются, и превращаются в песок, из которого делают пляжи и берег. А вся вода там испаряется и остаётся только соль. Там в море даже есть места, где есть морские огурцы солёные, как помидоры, и из-за этого аборигенам хочется всё время выпить. И финики свои им надоели так, как нашей горькой редьке калега и репа. Туземцы ходят по дорогам и, унижаясь, часто просят горстку сахара в комках… 

 Но оказалось, что Калинка сладко спит, и Гога замолчал.
 А Ваня с наслаждением «хранил её покой».

Но тут опять забегали беспокойные стюардессы, и всё переменилось.               
Они сновали по салону со своей тележкой,  как горничные по летящей горнице,  и угощали всех вином, кормили курицей,  которая своё давно уж отлетала и даже теперь и ходить-то уже не могла.
От этого время пошло веселей, и после этого небесного обеда приснилось Ване на мгновение, что он бежит ногами, но со скоростью их самолёта, по лесам, по воде и шершавой земле, и перепрыгивает ямы и овраги и кусты. А вежливые стюардессы,  ничуть не отставая от него, как от аэроплана, бегут рядом с ним по шершавой земле, и ловко прыгая через кусты и ямы и овраги, красиво угощают всех конфетами с подноса.
Он проснулся, смеясь, когда горничные на самом деле угощали их  конфетами и все над ним смеялись потому, что он во сне смеялся и смешно сучил  ногами.

В это время они пролетали над Альпами, но казалось, что самолёт парит над морем с застывшими в нём громадными волнами – их снежные шапки кипели, как пенные гребни.
Все снова пялились в иллюминаторы, и Ваня наслаждался близостью Калинки и удивлялся, что в этот момент ему ничего более и не надо!

Потом они долго кружили, снижаясь, и под ними были только воздушные ямы и посреди земли – Посредиземское море.
Совершив облёты по наклонной, они начали медленно опускаться на жёлтый плоский берег.


Почти пустой аэродром, почти пустой и низенький аэропорт и почти пустая местность бросились сразу в глаза, но запах был своеобразный. Африка приятно пахла смесью пряностей, выжженной солнцем травой и имела некий жёлто-чёрный фон. Жёлтое – песок,  стволы декоративных пальм и стены,  а чёрное – лица арабов. И небо было здесь какое-то другое, и Солнце тут было крупнее и ближе.

По плану путёвки дорога лежала в Набюль. Решили туда и поехать – прийти в себя в отеле и сориентироваться в дальнейших действиях.

Уже в пути в автобусе, куда их посадили гиды,  Гога пространно спросил:

- Куда мы попали?  Кругом незнакомый бамбук! (хотя, бамбука не было в помине)  Температура,  как у нас, а люди почернели!  Кругом песок и толстостволый листомяс!

Вдоль дороги был только песок, одинокие пальмы и кактусы.
Кактусов было достаточно.  Это их назвал так странно Гога.
Но никаких слонобобовых крокодиловых жирафов, ни винтоногих  гамадрилов и тонкорунных цаплевидных носорогов вдоль дорог никто не видел.

-     Меня-то  знаете, что поражает? – сам похожий на араба, возбуждённо балаболил  Гога, - В какой бы город и деревню ни приехал, - везде, как у нас живут люди!  Живут себе и живут! Я понимаю ещё – Монтеглазго! Чудиново-деревня-мегаполис! Но есть ведь и такие, как  Семисарапул или Камчатский Пятипавловск!  Туда-то их, зачем несёт?  Им говорят – тут и жить нельзя – а они всё живут и живут, где хотят!  Для чего?  Ведь, песок на песке и песком по песку погоняет! В Турции, например, есть город  под названием Нигде.  Представляете, где живут люди!?
- Совсем,  как дома! – произнёс Иван мечтательно-задумчиво.

Но его,  как-то, в общем, не поняли.
Калинка, двигая бровями, удивлённо всё внимала – ей очень нравилось быть в путешествии.

Оранжево-плоский кубизм поселений представлял собой стены без крыш. Какие-то чёрные баки на стенах  - должно быть, канистры с бесплатно нагретой водой. Кое-где росли маслины и неожиданно огромные платаны с зеленовато-белыми стволами. И целые птичьи базары арабских мужчин под навесами за чашкой кофе. В местах, где шибко теснотился  город, архитектура всем казалась более привычной, но очень часто тонкие колонны уже поддерживали арки и карнизы, и это был уже Набюль.

Их поселили  в уютном отеле с садиком, полным лимонов и окнами с видом на светлое море и с голубым, светящимся небом бассейном.  Всё это рядом с парком, где вперемежку с пальмами различных форм и видов и мандариновыми деревцами и акациями произростали фантастического изобилия и разнообразия невероятные древо кактусы.
Прибывших разместили в одноместных люксах с живыми цветами на свежих постелях.
И, скинув с себя почти всё, что возможно, они побежали купаться и  долго с наслаждением плескались все в живой и ласковой воде прозрачного Адриатического моря.  Оба смуглые - третий,  как снег – красивые, изящные и молодые в лучах, расплавившего вечер, солнца, кричащие от радости, сходящие с ума от нежных чувств...

За ужином, были на тоненьких шпильках в вечерних нарядах прекрасные леди, опрятные, солидные и молодые джентльмены и по-простому толстые, обутые в сандалии, в панамах, шортах и футболках люди, их дамы  в необъятных балахонах,  а так же дети разных возрастов, манер и цвета кожи.
Ходил в турецкой шапочке с болтающейся  кисточкой  какой-то  экзотичный старичок в жилетке, в подколенных шароварах, в буратиновых  старинных башмаках с загнутыми кверху концами и предлагал истошным  голосом  фисташки.
А на колоннах были керамические плитки с картинками песка и пальм, в которых спал один  верблюд.

Друзья, изучая меню и маршруты, решили в виде исключения заехать для начала в Карфаген – «потрогать старину руками, немного оглядеться и после этого на сто процентов погрузиться в планы Вани». 
Гога до ужина даже успел обменять рубли со счёта  в тетрадрахмы,  как он назвал тунисские динары, и даже перевёл их в драхмадоллары…
Но денег, в общем-то, осталось столько же, как  было.

- А просто счётом пользоваться,  как у нас, нельзя? – спросила  Калинка, разглядывая рисунки на купюрах.
- Никто тебе не мешает, но только, чтобы путешествовать по Африке, нужна африканская валюта. Или две. Особенно в песках, – разумничался  Гога.
Завёлся даже разговор о том, что надо рисовать на  всех  дензнаках.

- Если можно купить на них дом, значит надо рисовать на них дом.  Если куртку, значит – куртку. А, если хрен чего купишь, то хрен и надо рисовать! – довольно крепко подытожил Гога, - А то всё рисуют портреты людей  - наверное, от этого и люди продаются.
                Специфическая кухня пришлась по вкусу всем. Но всё было так необычно и так всего много, что толком никто и не понял, что было. «Возможно, ноздри бегемота, завёрнутые в вымя  крокодила. А, может быть, и пятки аллигатора, завёрнутые в нос гиппопотама. И даже дикие креветки в мармеладе, с сушёными щеками суслика в ванильной пене из-под соуса из лилий»…
Гоге так же показалось, что ещё ему попали «финики, фаршированные манной кашей,  похожие на почки игуаны, отбитые об печень барракуды. И крылышки Цеце, обжаренные в зёрнышках граната в огне отражения кварцевых ламп в течение часа в безлунную ночь. И даже язычки тритона, протёртые меж листьев кактуса лишь на закате или выкате солнца».
После пробы того и седьмого, они  упивались десертом, продегустировали «Ружь», «Тарди Резерв» и даже «Букха-Пукха» - изделие тунисских виноделов  и  гурманоид  Гога пошутил, что  «Так, вот, ешь, ешь, ешь, да, потихонечку и съешься!»

Солнце упало за край горизонта внезапно, но это никто и не заметил. Повсюду сияли, светились цветами огни,  всюду был нескончаемый, медленный праздник,  гулянье и говор.
Компания  вновь оказалась на ласковом берегу, и была потрясена тем, как это летней ночью всё небо может быть таким изчерна-чёрным.  Луна - такой огромной, а звёзды крупными, как лампочки или бильярдные шары,  висящие над самой головой в космато-рваном непроглядном мраке. И море дышало в них чистым  глубоким дыханием.
И всё это зрелище завораживало.

- От чего Луна всегда лицом к Земле, как будь-то, непрерывно смотрит, что мы делаем? –  запрокинув голову, с наслажденьем открыляя ноздри навстречу солёному ветру, спросила Калинка, поблескивая жемчугом зубов, -  И почему она на нас так действует?
- Это пришельцы её нам - к Земле – прицепили - навроде шпионской прослушки! – таинственно ответил Гога, - И кратеры на ней – локатеры!  Поэтому  мы  ночью все у них под колпаком и, чтобы не выдать секреты,  мы спим.  А, может быть и вся она – сплошной локатор.
- У этой планеты масса расположена неравномерно. Она повёрнута сюда  тяжёлой частью, – заметил Ваня просто,  как будь-то, сам недавно ковырял её лопатой, - А масса могла так сместиться из-за удара при столкновении или от искусственной выемки большого объёма грунта в её недрах. Об землю она так ударилась или сразу такая сюда прилетела – это надо слетать на  Луну, посмотреть  и чуть-чуть посчитать. Но, если очень интересно, то надо вернуться в то время - самим всё подробно увидеть. Однако интересно то, как в великом космическом хаосе  эта планета сверхточно вписалась в конус, вершина которого наш глаз, а основание – диск Солнца!                Тут случай просто невозможен! 
- Ах, Ваня, ты так успокоил, что теперь всю ночь будут сниться лунатики! – пошутила Калинка.
                Вместе с  Гогой они посмотрели на Ваню с некоторым недоумением.







                БЕГСТВО               



      Утром  Гога забежал и, крикнув «Всем купаться!», выбежал  и  снова заглянул:

- Всё прекрасно в этом доме, но горничная в душе должна быть обнажённой! Особенно, когда всё прибирает в комнате! – и яростно заржал.               

Ваня запустил в него подушкой и проснулся.
Ржание Гоги послышалось из коридора, но, видимо, он убежал  без Калинки.

     За завтраком сошлись три человека в белом  - за исключением лёгких песочных и серых оттенков и маленьких дамских нюансов  навроде живописных загогулинок  -  все трое, не сговариваясь, надели просторные белые брюки, свободные белые рубашки и белые шляпы.
Калинка прыснула, надела тёмные очки, но эти двое тут же, словно по команде, нацепили на себя свои.
Это было нечто.

Ваня спросил  у  Гоги, где можно поменять валюту, и отошёл, но тут же вернулся тревожный:

- Счёт заблокирован!
- Что? – Гога тут же убежал, но вскоре появился с распухшими карманами и за спиной Калинки поманил Ивана.
Спросив прощения, тот отошёл.

- У меня всё в порядке! – сказал ему Гога, - Но ты, похоже,  расшифрован!
- Я еду дальше.  Всё это означает, что мне надо очень спешить.                Группа из Англии сегодня едет в Факрух Эль Касар – это мне по пути. А вы давайте в Карфаген. Я не хочу, что бы у вас из-за меня были проблемы. Мне только надо какую-то сумму.  Какую -  не знаю.
Гога достал ему  все пачки:

- Я ещё сниму, – и не сдержался, - Дались тебе эти поиски неизвестно чего! Ты, как с ума сошёл!
На это Ваня не ответил. Он просто пошёл попрощаться с Калинкой.
Но Гога на ходу добавил:

- Нам надо срочно уезжать.  Калинку отправим домой.

Калинке они объявили, что обстоятельства сложились так, что в целях её безопасности им надо срочно расстаться – она, если хочет, может продолжать отдыхать по путёвке, а может, поехать домой.  В деньгах проблем нет – они у неё на счёте. Вся информация о поездке в её паспорте. Все вопросы, к сожалению, потом.
Она  выслушала их молча.
Так и расстались.


     Автобус с англичанами, в который сели Ваня с Гогой, уже отправился, но, вдруг, притормозил.
Вошла Калинка с сумкой и, приспустив очки, прошла мимо них, как бубь-то совсем не заметив, на самые последние места.
Они, как по команде, проследовали к ней и сели слева – справа.
Какое-то время так ехали молча.
Вокруг уже была тысячелетняя пустыня.

- Так, на чьи же деньги вы гуляете? – спросила она, когда надоело смотреть на песок.
- Это есть ваша сумка? – пытался спаясничать Гога, ломая английским свой русский язык, пытаясь уйти от ответа.
- Нельзя это есть! – возразила Калинка, - Ну, что вы мне скажете?

Тянуть дальше было бессмысленно.

- Экспедиция частная, – ответил Ваня, - Чему посвящена, ты знаешь. И отказаться от неё я не могу.
- Я это вижу. Но я вас спросила про деньги! – она посмотрела на Гогу.
- Деньги – зло! – сказал Гога и так ужасно вытянул лицо, что оно стало страшным.

Ваня понял, что не отвечать уже нельзя и решил всё рассказать начистоту. Предусмотрительно он оглядел салон. Ближайшие соседи были далеко.

- Эти деньги изъяты, по самому мягкому определению, у грязного вора.
- И вы полагаете, что теперь вы сами когда-то сможете от них отмыться?
- Других средств нет.
- И это… - девушка сбилась, -  Я физик. Мне это очень интересно.  Но весь этот риск не оправдан!
- У меня нет выбора, – ответил Ваня, - Но вы свободны и можете возвратиться. Ещё совсем не поздно.

В ответ было молчание.

- Какими данными и фактами располагает экспедиция? – немного погодя спросила  девушка.
- Я  чувствую, что «это» там.
- Что - «это»?
- Я не знаю.
- На это государство средств не даст…

Последовало долгое молчание.
Калинка пыталась поймать Гогин взгляд.  Но он смотрел упрямо мимо.

- А, если и твой счёт арестуют? – спросила она у него.
- Вот, это, вот, меня и взбеленило!  Сейчас начну  бояться!  Да, в жизнь я это ненавижу! И, что, по-твоему, вернуться? И там сидеть бояться? Продать всю жизнь за мнимое благополучие?  Вот, у тебя есть дом родной?  За сколько ты его продашь?  А мать продашь?  А?  Значит, не всё в жизни продаётся?                Я точно так же не хочу бояться - продаваться!  - он замолчал, но потом, вдруг, добавил, -  Мы с Ваней будем продавать друг друга в рабство: один другого продаёт, а тот потом сбегает и так – сплошная выручка, доход, барыш и жуткое  богатство. Правда, на невольничьих рынках русские пленники всегда ценились не дорого, так как непрерывно сбегали из рабства. Ну, что же - будем продавать друг друга чаще, и так скорее наживёмся!

Опять произошло молчание, которое нарушила Калинка:

- Дураки!
- А ты, между прочим, свободна!
- Я с вами. И, потом,  вы же взяли меня на работу!
- Мы же в праве тебя и уволить.
- Тогда это будет не честно.

Немного помолчали…


- Смотри! – похлопал Гога по карманам, -  Тут хватит Африку проехать вдоль и поперёк!  Не тетратугрики, заметь, а тетрадрахмы! Один мужик, между прочим, объехал весь свет с одним единственным коронным номером «Русский самоубийца»!  После рекламы, перед самым своим выходом он забирал свой гонорар из кассы, взбирался на шестнадцатый этаж, бросал вместо себя говядину, одетую в его одежду, а сам незаметно спускался и ехал работать в другие платёжеспособные города, – начал врать опять Гога.

А, между тем, пустыня зыбилась, как море и волны, кое-где  переметали  путь.
Автобус на этих трамплинах подпрыгивал и гид, который всё время пытался что-то рассказать, на кочке ударил себя по зубам микрофоном и самую малость решил отдохнуть. Он нацепил на себя гарнитуру, которая  давила ему ухо, но снова снял её и продолжал бубнить себе в кулак.
Чета стареющих британцев, точней, супруга англичанина, которая до этого держала в руке воздушные шары, от бормотания в пустыне задремала, и шарики теперь катались вразнотык по потолку.
Те редкие кудрявые зелёные маслины среди бескрайнего песка и безалаберные стены домиков без крыш, похожие на ветхие сараи для жилья, которые встречались поначалу, давно уже не попадались, и приходилось наблюдать или барханы, лезущие на асфальт или в сидячем положении пытаться спать.

Когда никто и ничего уже не ожидал, дорога неожиданно заизвивалась и незаметно,  как-то разом,  потерялась в каменных, спрессованных из очень жёлтого песка, холмах.
Холмы чернели дырами пещер, и в сочетании с синим небом и с, изливающей с небес своё сияние, звездой это было очень необычно.
Как из колодца небо здесь казалось сочным, все краски очень яркими.

Обедали в пещере - под сводами песчаных  жёлтых  куполов, от  кухни натурального хозяйства.
После обеда все смотрели в яму, в которой жила  маленькая  лошадка и очень толстая берберша, наряженная в разноцветное тряпьё.

- Какая интересная лошадка – с рожками! – удивился Ваня.
Ему объяснили, что это коза.
Калинка смеялась.
В ямах точно так же, как в пещерах, было прохладно и на удивление очень уютно.
Наверное, они по этому и жили там – берберша сидя и вытянув ноги, а коза – стоя, воткнув копыта в каменный песок.
Ещё там ходили три курицы, но, судя по лежавшим всюду перьям,   раньше куриц было больше.

Затем, опять была дорога.  Опять песок.
В одном каком-то месте были хижины, похожие на круглые конусы с отверстиями вверху.  Некоторые из них напоминали верхнюю половину глиняного кувшина  с узким горлом, но без ручки.  Другие стояли,  как перевёрнутые воронки для переливания  различных жидкостей, но ни какой жидкости по близости не было и в помине.  Гид сказал, что такие жилища  есть даже в Италии,  но они называются там труллями.
Калинка и Ваня его понимали, но Гога с английским слегка тормозил и, может быть, по этому молчал, а то бы он сказал, что это тоже самое, что юрта и яранга.
На самом деле после этого пещерного обеда песка в пустыне стало  больше. Он сделался каким-то черезчур однообразным, и многих пассажиров потянуло снова спать.
Кому-то даже показалось, что пустынный лев бросил камнем в стекло и трусливо сбежал.
Но это нельзя доказать.

И, вот,  когда уже всем вновь захотелось немного вина,  каких-нибудь сказочных желудей в сладком соусе и Солнце, плавясь,  стало капать на горячий горизонт, в песке появились внезапные пальмы.
Они не по одной, не постепенно появились, чтоб как-то подготовить радость долгожданной  встречи, а разом всем оазисом  -  как  взрыв.
Но, вот, Дворец Пустынной Черепахи возник не сразу,  а как-то из-за пальм и представлял собой, опять же, плоскую аркаду с жизнерадостным бассейном вместо крыши  -  такая квадратная чаша на тоненьких верблюжьих ножках по всему периметру...

Автобус промахнулся и проехал мимо, примерно, с километр.
Притормозил  среди пустыни.
И вдруг, все бросились кататься на верблюдах, которые стояли, ожидая, как арабы. 
Верблюды даже от испуга заорали.
Туристы от испуга тоже заорали, но сообразительные арабы выдали им на головы специальные полотенца для езды на верблюдах  и  верблюды сразу же подумали про туристов, что это арабы.
И все перестали орать друг на друга от страха.
Один большой, но однокочковый верблюд с сигаретой во рту крадучись подошёл к Калинке сзади, осторожно задел её и улыбнулся.
Она не испугалась, а только симпатично съёжилась и засмеялась, потому что вместо сигареты у него во рту оказалась какая-то щепка навроде верблюжьей зубной ковырялки. И он перебирал её туда-сюда.
Погонщик усадил верблюда, Калинка ловко поместилась на вершине. Верблюд, вставая, помотал её, как следует, туда-сюда  и медленно пошёл, куда глаза погонщика глядят.

- Остались одни одногорбые! С такой горбушки можно запросто свалиться, и потеряешься, как пыль среди песка! Разве только гамак между ног привязать?  – ворчал с удовольствием Гога, - Эх, где моя «Шельма», над которой верблюды не смеют смеяться!?
На слишком уж высокомерных драмадерах, едва не выпав с непривычки при посадке, они степенно устремились за Калинкой.

В расплавленном сиропе тающего солнца пустыня колыхалась, словно море – минуты вечности, мгновения блаженства хотелось чувствовать подольше.  Соединение живых существ и бескрайних мёртвыых песков пробуждало какие-то древние, странные чувства.
Но им не дали насладиться и понять ту жизнь.
Всю группу увезли в отель.
Ваня только успел на прощание пошевелюрить затылок верблюда.
Верблюд закатил свои южные дивные очи и, как наркоман под гипнозом, остался сидеть на песке в эйфории.
Калинка тоже поцарапала густой затылок своему и ей это очень понравилось.
Ей очень понравились пальмы, которые росли вблизи отеля, и Ваня  куда-то пропал.
Его хватились перед ужином  и обнаружили на пальме, где он зацепился штанами и крепко застрял.
Ствол пальмы, как у щуки пасть: туда лезешь – гладко, обратно – никак. Финиководы это знают и в таких штанах не лазят на свою работу.

- Ты, что это – финики ешь вместо хлеба? – спросил его Гога откуда-то снизу.
- А ты хочешь, что бы я тут хлеб вместо фиников ел? – удивился Ваня,  когда его снимали всем отелем на кино и с пальмы.

Калинка была очень рада и сказала, что дома привяжет к этой ветке финики на ниточки и будет ими любоваться.
Но обстоятельства ей не позволили так сделать, да, собственно, и веточка была в два раза выше её роста.
Её спилили вместе с Ваней – он от неё не отпускался.

За ужином Ваня торжественно произнёс:

- Мы с вами находимся в самом центре финиковой культуры,  откуда по одной из ваших версий произошли все народы, но это глупая ошибка – друзья мои произошли от Бога!  За вас! И за  Вечную Жизнь!
Они зазвенели бокалами с «Букха-Пукха» и Гога объявил футбол в честь именинницы из Англии. Он предложил сыграть арабам против англичан, и все с энтузиазмом согласились, особенно, пенсионеры и Калинка.
Нашёлся и мячик.
Играли в пустыне Сахаре – в её затвердевшем напротив отеля песке. И Гога, конечно, кричал:

- Ну, что?  Оробели, арабы?  Не ожидали натиска со стороны пенсионеров?  Смотри, бербер, не подкачай!  Тебя транслируют по спутнику в Британии и вскоре пригласят в их сборную!
Арабы весело кричали:

- Руски дырка не попаль!  Британ, пинай  мяч нога!  Ахали-махали! – и выигрывали.
Гога от этого горячился и мазал.
Разгорячённый он сказал Ивану впопыхах:

- Не может быть, чтобы они оставили тебя в покое!  Они и по спутнику могут следить! – и тут он даже мячик проморгал и не узнал – его очень сильно сощурило Солнце.
- О чём ты, Гога? – Калинка оказалась рядом. Глаза её блестели, и капельки пота блестели на висках и на верхней губе и ноздри трепыхали от горячего дыхания.
Ваня даже вздрогнул – до того ему, вдруг, захотелось слизнуть хотя бы капельку!

- Депутаты жлобируют эту неважную тему! – ответил ей Гога.
- Мазила! – сказала в запале Калинка.

Они остановились, проиграв со счётом:  много – ноль.
Но были все весьма довольны.
Седой высокий сероглазый Барии - мальчишеского вида англичанец  похлопал Гогу по плечу, сказал ему «Гуд, Гога!», а именинница Жаклин - его припухшая, кудрявая старушка с ямочками на щеках расцеловала Гогу, Ваню и Калинку.
Арабы ликовали с полотенцами на голове и ликовали, не вошедшие в команду, их болельщики.
А Солнце разбухло вполнеба и, краснея от стыда за проигрыш, спешило спрятаться за горизонтом этого большого стадиона.






                ХОД КОНЁМ


Способность Солнца исчезать мгновенно удивляла.
Купание на крыше после матча происходило в сумерках, покрытых мраком ночи.
Звёзд не было.  Они, когда скоропостижно потемнело, исчезли в некой дымке. Поэтому светился только голубой бассейн.  Светился изнутри.
Все весело плескались в нём и громко говорили.
Страдал только Ваня.
То есть, он веселился и вместе со всеми нырял и плескался, но он не мог оторваться от Калинки, не в силах он был насладиться. Он это замечал и понимал. Боясь, что он будет навязчив, старался он смотреть куда угодно и думать о чём угодно, но не мог о чём угодно думать и, отвернувшись, думал лишь о ней и мысленным взором он видел лишь только её – изящную, смуглую, нежную, блестящую в каплях воды, озорную, весёлую, умную… 
И ему даже сделалось плохо оттого, что было так хорошо.
И он уже который раз никак не мог понять, что же это за жуткая  страшная сила влечёт его к ней и чем дальше, тем пуще и пуще.
И он ушёл и плюхнулся в постель, но так и не уснул.

Сколько он так пролежал и проворочался не известно.
Только, вдруг, в открытое окно услышал, как подъехал и заглох автомобиль, и из него донеслась очень русская речь.

- А ты не боишься, что нас тут услышат?
- А,  кто нас услышит?  Сейчас не спит только одна охрана,  которая по-русски ни бум-бум, и то, если сама не спит! 

Ваня посмотрел сквозь занавеску и в свете фонаря увидел блестящий чёрный внедорожник.  Но из него никто не выходил. Стёкла были опущены, поэтому было всё слышно.

- Всё равно не ори! – сказал первый голос, - Давай сейчас вздремнём чуток, а на рассвете мы его возьмём голубчика, как птенчика в гнезде.  Сейчас, если ходить искать, то сильно нашумим - пока с охраной то, да, сё - а он ещё возьмёт и выкинет какой-нибудь фортель. Он, может, и не спит ещё!  Будильник я поставил.
- Тебе видней. Ты видел его лично, - ответил тот - другой.

Дверь внедорожника отворилась, и Ваня весь похолодел – из авто вышел фюрер! Тот самый лысый фюрер, которому Гога размазал сопатку. Он встал за машину и, судя по звукам, сходил под себя.
Ваня явно увидел на нём портупею.

Дверь в номер тихо отворилась. Это был Гога. Их окна были рядом.

- Не зажигай! – сказал он шёпотом, - Не спишь?  Ты видел?  Надо бежать без Калинки!  Они её не знают – она тут ни при чём.  А нас не будет рядом, ей ничего не будет и ни чего другого не останется,  как  возвратиться.
- Согласен, – ответил Иван, обрадовавшись и удивившись, что Гога не спит.
- Тебя ведут по спутнику.
- Я догадался. – Ваня наощупь нашёл свою бритву, и оба осторожно вышли в коридор.
Тут он сразу же выломил из бритвы лезвие,  разрезал им  ладонь,  выковырял из ранки чип и всё бросив, зажал  рану платком.
Но, проходя мимо номера  английской именинницы, увидел на ручке двери её воздушный шарик.
Вернулся, поднял с пола чип и, уходя,  прихватил с собой шарик.
Им повезло, что в ресторане был служебный выход и находился он в другом конце отеля. 
Они спокойно вышли, и Ваня отпустил воздушный  шарик,  засунув  в его бантик чип.
Теперь без паспорта он стал никем  или  свободным человеком.

- Какие деньги улетели! – печально молвил Гога.

Какая огроменная Луна висела в чёрной пустоте!
Дымку уже сдуло, но неба не было.
Густые космы мрака свисали до самой земли. В их непроглядных,  никем не расчёсанных дебрях,  полыхали голубым сверхчистым  светом лучи пышных звёзд.  А в самом центре мира свисал огромный вздувшийся оранжевый живот, весь поражённый бородавками и рыхлыми нарывами вулканов-кратеров, холмов и старых гор. Казалось, ткни его случайно пальцем, и он разверзнется, обрушит всю оранжевую внутренность на голову!

- Эй!  Вы куда пошли? – послышался знакомый приглушенный голос сверху, -  Зачем пустили шарик без меня? – Калинка стояла над ними в своей белой шляпе, как фея.
Гога и Ваня переглянулись.

- Я с вами!
- Стой! – просипели оба страшным шёпотом, но было уже поздно.
Спасибо, что вышла кратчайшим путём, как они.

Проделав по пустыне наибольший  крюк  вокруг отеля, ночные  гуляки  вышли  на дорогу и направились по ней к верблюдам.
Верблюды до поры лежали тихо, наверное, боялись кочками задеть Луну.
Погонщики дремали и проснулись от их крика. Узнав туристов,  они выдали магические полотенца и, как тогда, опять всё стихло.
Но ненадолго.
Сопротивляясь и бессовестно торгуясь, погонщики продали трёх верблюдов, запас воды в бутылках и только после этого в пустыню снизошла обычная ночная тишина и изумление тому, что Ваня, вдруг, заговорил на ломаном арабском языке.

Всю ночь до самого внезапного рассвета беглецы качались и сидели  на верблюжьих кочках и, не смотря на волнение и усталость, любовались неизвестной красотой в том направлении, в котором  ехал Ваня, пока Калинка не спросила:

- Утром заря такая ясная, а вечером всегда в какой-то дымке.  Почему?
- Люди за день так натопчут, что к вечеру в пыли совсем не продохнуть! – ответил Гога.
И наконец-то все уснули.







                ЭКЗОТИКА



А,  когда все проснулись, верблюды стояли, и был край земли.
По одну сторону от этого края, откуда пришли  путешественники, сверху было небо, а снизу – земля. Но подругую – сверху было небо и снизу тоже было небо.
И самое волнительное было  в  том,  что полностью  отсутствовала  линия  горизонта  -  неведомая дымка  вновь растворила солнце в белой пустоте.
Друзья попробовали встать на перевёрнутое небо, но не упали и не провалились!
Это было Озеро Каменных Рыб, в котором влага испарилась и соль застыла, словно зеркало. Поверхность была идеальной!
Тянуло ехать прямо через зеркало – по небу, но девушка оставила в отеле сумку, и ей необходимы были кой какие вещи.
А тут, вдали, по краю перевёрнутого неба виднелось что-то вроде ветхого селения, и было решено туда заехать.   

Трое в белом на верблюдах остановились возле каменных  тяпляпаных  сараев. 
Но магазина там, конечно, никакого не было. Зато седой старик-хозяин владел двумя автомобилями.
Один автомобиль был дряхлый, но второй – шикарный вездеход!
Хозяин, не мигая жёлто-чёрным глазом, почти не торговался:  сперва он отказался продавать свой скоростной снаряд, но со второго предложения  забрал верблюдов и отдал машину за приличную надбавку из хрустящих  новеньких динаров.

С невероятной скоростью помчались путники между небом и небом - по тверди, но в небесной пустоте и беспределе.
Иногда они тонули в этом небе,  въезжая в мокрые места, веером вздымая из-под колёс фонтаны соли, но, сдав назад, опять неслись по слабо различимой  кромке мокроты и вновь развивали блаженную скорость в кромешной пустоте, наползшей в оба неба, дымки.  А фантастическая музыка с горячего арабского востока  давала ураганную энергию полёта  -  тамтамы, барабаны, бубны,  скрипки, дудки – невероятно-плотный звуковой напор!

- Машину  умеешь водить? – кричал сквозь музыку Калинке Гога.
- Нет! – отвечала та.
- Тогда я за рулём! – кричал он, оставаясь за рулём.
- Ну, наконец-то мне и это пригодилось! – кричала радостно Калинка, отвечая.
- Ремень-то накинь на себя! – кричал Гога Ване.
А Ваня стоял, как маяк и настырно-упрямо смотрел, куда мчать.
- Мой ремень в моих брюках!
- Тогда накинь его на плечи и потуже затяни, а то монументально просквозит!
- У меня ветер в раковине свистит! – отвечал Ваня про свои уши.

Потом, спустя немного неба, они, немного успокоились и научились все рулить и нажимать ногой  педаль.
Потом дымка спала и нижнее небо, которое было под  Солнцем, приобрело коричневый оттенок, и появился тонкий горизонт.
И вскоре там, на тонкой линии стали вздыматься холмы и горы.
«Полёт» окончился, и началась «зубодробилка» - скачки,  прыжки и дребезжание.

-   Такая колотушка доведёт нас до того, что все подкрылки, фары и подвески в течение пяти минут начнут болтаться на верёвочках  и проводках! – стуча зубами, заикался Ваня.
- Дорога классная, когда водитель классный!  Ни буераки и ни ракобуи не страшны! – пролязгал Гога, прикусив язык, -  И ты не мотай так лицом, а скажи просто  «нет!»,  нето стрясёшь себе всю голову! – проклацал он, когда Иван ударился на нервной африканской почве лбом и локтем.
- Такая езда просто смерть на колёсах! – про-по-пы-талась  пропищать Калинка  сзади, но не смогла.  Её, конечно, поняли без слов.

Пришлось трястись обратно, ехать краем озера, пока не встретилась приличная поверхность.
Тут горы были сглажены до состояния холмов, из голой коричнево-серой земли с одной иссохшейся до дистрофии маленькой  былинкой на один квадратный метр, пересечённой ветром, солнцем  и камнями площади.
Угадывалось некое подобие дороги.
По этому подобию они доехали до небольшого поселения на склоне, которое представляло собой нечто вроде аула, где было подобие улиц и даже намёк на торговый сарай.

Аборигены встретили их добродушно - с интересом и торговой выгодой.
Тут путеезды подзаправились продуктами и всякой мелочью. Перекусили под навесом. Вздремнули, как-то смутно, торопливо с полчаса и двинули холмами через горы.

Взобравшись на ближайший холм, они увидели такую панораму, что сразу же пришлось остановиться, выйти и внимать.
Под ними – прямо под холмом – лежало зеркало.  Огромное – через всю землю и окаймлённое покатыми горами слева-справа – то самое, где они ехали. Казалось, от своей величины оно немного изгибалось по дуге Земного шара.  Такой эффект они не видели ни в море ни в пустыне, за исключением полёта в самолёте. Но там совсем другое восприятие пространства – оторванность.  А тут всё было под ногами.  Но ни ростка и ни былинки не было – всё было голое – какой-то марсианский заповедник!
Те деревца, что оставались в поселении, отсюда были не видны. 
Дул очень плотный ровный ветер.  Калинка от восторга пискнула и, вдруг, её не стало. Гога и Ваня закрутились на месте и заметили её лишь метрах в пяти от себя. Она смеялась, но её не слышали.
Тогда она, накреняясь и трепыхая брюками, как флагом, лаская  ветер волосами, вернулась и подпрыгнула, раскинув руки.  Её, как пёрышко, снесло намного дальше, но она осталась на ногах!
Ох, как они попрыгали!
Это была Летун-Гора.

Дальнейшая дорога шла среди холмов и так  волнительно  качала,  что, попытавшись для чего-то красить губы,  Калинка намазюкала огромный рот - на подбородке и щеке, сломала об новые губы помадку, забросила её змееподобным сувенироглотам,  в испуге затаившимся в камнях, и специально, беспощадно улыбалась коварно-алой, съехавшей с лица улыбкой под белоснежно-авантюрной шляпой.

Внезапно кручи распахнулись, и внедорожник въехал,  как в небритую подмышку африканской девы, в «Оазис Шершавых Стволов».
Тут пальмы были очень высоки и наросли так густо, что ехать между ними было невозможно, а прогуляться можно было только по лесной тропинке, кристально чистому  журчащему ручью и напролом. Тут финики лежали на земле, в отрубленных  ветвях, в мешках, в корзинах и в подолах крепких чернолицых финиковых собиралок, среди которых попадались собиральцы, слезающие  с пальм, и даже фиолетовые негры.

Привал был недолгим.
Оказалось, что эта дорога в маршруте туристов.
Умылись, вздохнули и двинули вниз – вдоль ручья.
Но вскоре, как вода сквозь пальцы, он исчез в песке. И экспедиция продолжалась в старом засохшем «Ущелье Жёлтых Ведьм».
( В другом звучании, как понял Ваня при расспросах - в погибшем оазисе «Мёртвый глаз дьявола»)
По нему и поехали, пока в том направлении тянула Ваню неизвестная магическая сила.

- Какая ведьма испугает нас своим ущельем!? – воскликнул  Гога  и нажал на газ.

Ущелье походило на прямоугольный, жёлтый жёлоб – настолько вертикально опускались его стены.  Его проточило когда-то могучим потоком, но, сколько тысяч или миллионов лет назад, сказать было нельзя. Спрессованный жёлтый песок его стен представлял собой камень, в  котором вдоль всего ущелья тянулись две, а где-то три, коричневые жилы, прозрачные, словно стекло и толщиною до трёх пальцев. А в этих жилах  иногда  встречались  утолщения,  похожие на узелки, которые в определённом  ракурсе горели в свете Солнца, как глаза ночного зверя, оранжево-жёлтым мерцанием. Это было тем более жутко, когда узелок находился  в  тени и свет, пройдя к нему довольно далеко по жиле в толще грунта, преломлялся.
По дну ущелья, занесённому песком, машина двигалась довольно скоро. Но Гога успевал вращать своей арабской головой на возгласы восторга немало удивлённых пассажиров, и был совсем не виноват, когда песок просел, машина ткнулась передком и провалилась вся в какую-то сухую кашу.

- Вот, тебе, батенька негр, автостанция! – крикнул он нервно, увёртываясь от струи песка, льющейся сверху на голову,  как водопад.
Сидевшие сзади Калинка и Ваня, участь сию избежали, но всем пришлось изрядно потрудиться, пока скорей-скорей пытались выбраться из этой западни. Сумку с провиантом и водой успели выхватить. Гогу вытолкали.  Потом он вытащил Калинку  и  сумку и Ваню.
А, вот, машину погребли в осевшей, возможно, в промоину  яме.

- И, что теперь?  - воскликнула растерянно Калинка, когда большая дрожь во всех  коленях  малость унялась.
- Ну, что «и что»? – ответил Гога, - Дорога-то видишь,  какая?  Надо было сперва эту бабку вперёд пропустить – посмотрели бы,  как она тут сама проберётся, потом бы, за ней бы и ехали!
- Какую бабушку? Ты головой  ударился?
- Да, ведьму-то эту зелёную!  Если вы сомневаетесь, как пройти в сложном месте, пропустите вперёд вашу даму.
- Ах, вот, как?  Почему зелёную?
- Да,  как она теперь ни назовись, скажи спасибо, что все живы!
- Да, это всё твоя бравада…
- А, вот, садись теперь сама за руль, да, и командуй! – раздухарился он,  -  Я, что ли  должен был доску с собой возить?  Ой! Извините, ямка!  Сейчас я положу досочку, переедем через  ямочку по ней, а после привяжу её обратно, и весело продолжим путешествие?
- Хорошая штука верблюд! – сказал грустно Ваня, - Лучше транспорта не найдёшь – накормил его какой-нибудь колючкой и вперёд!  Он ещё и дорогу получше найдёт и почувствует, где не пройти. Правда, есть недостаток - на ровной дороге трясёт, как на кочках.
- Где ты видел верблюда без кочек?
- Хочешь, я понесу Вас, сударыня, на руках? – предложил он внезапно Калинке.
- Ага! – сказал Гога, - А я, значит, сумку?  Нет уж, Ваня.  Сумку лучше ты неси! А я уж, как-нибудь, с Калинкой справлюсь сам!
- Чудаки! – ответила Калинка, - Разделите из сумки все вещи!

Без транспорта было жарко.
Пока была возможность, шли в тени под защитой овражьей стены, но дальше расположились откосы,  да, и само ущелье повернуло прямо к  Солнцу  и сделалось невмоготу. Укрыться было негде. Но пришлось идти.

- Я с детства жару не люблю! – вспомнил Гога, - С тех пор,  как  спрятался от бабушки за батарею отопления и там застрял. А бабушка была глухая. И хорошо, что отопление несильно грело!
- Ага, так вот ты от чего такой громкоголосый! – догадалась Калинка.
- Ага.  И скоро стану негром!  Знаете, почему они такие чёрные?  От злости.  Потому, что спрятаться от солнца негде!  А, как далеко ещё, Ваня?
Ваня подумал, прикинул:

- Ну, может быть, пять километров… я точно не скажу.
- Не надо было мне бросать свой телефон! Сейчас бы шли по навигатору!
- А зачем? – удивился Ваня, - Точного места я всё равно и сам не знаю. Как в навигаторе найдёшь координаты, которых сам не знаешь! А карту я помню и так.
- А мой вместе с биноклем остался в  «черепашьем замке»! – пожалела девушка.
- Как жаль, что мы не взяли вертолёт!
- Но мы, ведь, думали, что мы с экскурсией поедем мимо и кое-что посмотрим, как туристы?
- Думать-то мы думали! – заметил Гога.
- А вы обратили внимание – в той яме, куда мы провалились, была такая  же коричневая жила?  Под ней, наверное, была промыта пустота, а мы эту корочку проломили? – зачем-то вспомнила Калинка.
- Да? – удивился Гога, - Я ничего такого не заметил.
- Я тоже, – удивился Ваня.

Шли дальше молча.
Коричневых жил уже не было, а стены ущелья всё более раздвигались и делались всё более пологими.
Ваня несколько раз останавливался, слушал, может быть, себя,  закрыв  глаза и, наконец, сказал:

- Пора вылезать.

У них получилось. Вылезли, можно сказать, на коленях чумазые, грязные – пыль осела на шляпы и потные лица.  От этого подъёма стало  нестерпимо жарко и печально.  К тому же, Гога с головы до ног был весь в песке из той внезапной ямы и этот песок не отпал.
Солнце было поднакрен. Ущелье тоскливым пустым руслом уходило далеко в коричнево-жёлтое марево. Вокруг холмились небольшие горы и голые их скалы.
Ложбинкой направились на северо-запад.
Очень хотелось умыться, но воду жалели. 
От едкого пота и грязи возникал психоз и паника.

- А, вдруг, воды совсем не попадётся?  Насколько хватит этих сухарей и бич-пакетов?  И что будет дальше? – озвучил общее томленье Гога.
- Надо найти какое-то пристанище, умыться, привести себя в порядок? – предположила план Калинка.
Но Ваня ничего не мог ответить.
Про поселения, про воду и про то, что пройдено уже не пять, а много больше километров он ничего не знал. И, более того, он чувствовал тревогу – не представлял себе, куда идти!

- Да, – говорил он, соглашаясь, но плана у него не было. Он только заявил:
- Читая историю, мы видим, что Суворов, Жуков, Менделеев и другие делали то, что «сейчас» требует от них жизнь. Значит так и надо поступать!
- Ты позабыл  -  они всю жизнь готовились к лишениям заранее!  Я, конечно, понимаю, что всё высшее и лучшее не в прошлом и не в будущем, а здесь и сейчас, но что-то надо предпринять! – заметил  Гога, озираясь.               

И было всем уже невмоготу и от жары и от усталости и грязи. Они  шли молча, и надсадное молчание становилось всё более и более  нервозным, и пить хотелось всё сильней.







                ЗАПАДНЯ


- Ого! Смотри – осёл! –  они увидели его одновременно.
Осёл стоял среди камней возле скалы и наблюдал за ними равнодушно.
Но Гога жизнерадостно заметил:

- Сам ты осёл!  Это ишак!
- С чего ты взял? – спросила девушка.
- Ослы они и дикие – ослы! А этот под попоной! Вон, видишь коврик на спине? Значит ишак! Я диких ишаков ни разу не встречал!
- Да, ты и домашних, наверное, видел только в зоопарке,  да, и  то  в  детстве! – отставила его Калинка.

Из-за скалы, оправляя себя, вышел местный араб в полотенце, закольцованном на голове и балахончике из белой простыни на теле. Седая борода торчала редкими, как заросли в пустыне, волосками.
Поздоровались с поклоном.
Ваня стал пытаться говорить на незнакомом диалекте – он понимал, но сразу же озвучить затруднялся. Однако постепенно что-то получалось.

- Спроси его, где есть шамовня – пошамать, умыться, а то и побриться. А то я щетиной оброс, как арабский скакун и, как ты,- подгонял его Гога, -  А, может быть, он ишака нам продаст?

Ваня спросил, не нуждается ли в чём-то путник, где они находятся и где им можно отдохнуть.

Путника звали Ирис. Он сказал, что ближайшее место ночлега не близко.  Это место – «Колодец Илих».  Он идёт туда и будет там  лишь  к  ночи.   
А город очень далеко.
Если хотят, можно вместе к колодцу идти.
Сейчас они находятся в Алжире, почти на границе с  Тунисом.

В тени скалы уселись, угостились сухарями, финиками, хлебом, выпили воды.
Решили пойти вместе с ним. 
Калинку посадили на осла,  а сумки свесили ему  через попонку и пошли.

Отправились почти обратно по едва, но, всё-таки, приметной, если можно так назвать, тропе.
В пути араб предупредил, что надо опасаться встречи с племенем диких берберов, которое кочует  и  приносит человеческие жертвы. Но больше всего надо бояться ночных змей.  Это он сказал, глядя на сандалии  и  ножки Калинки.
Единственное, что не пересказал своим друзьям Ваня, и от чего у него самого застучало в висках и ужасно запрыгало сердце – это то,  как встречный сказал  «твоя девушка».
Он просто сделался лёгок и весел.
Калинка даже дважды посмотрела на него, но, видимо, не поняла  в чём дело.

Они прошли совсем недалеко и, когда Ирис стал рассказывать о себе, несколько пуль с грохотом выстрелов ударились о ближний камень.
Ишак так дёрнул и помчался, что Калинка свалилась на землю, а Ваня и Гога  мгновенно набросились на неё и прижали своими телами.
Араб ничего другого не придумал,  как стремглав помчаться за ослом и кричать, что-то вроде «ахлай-вхлай-махлай!» Они так бойко припустили, что за ними заструилась змейка пыли.
Откуда-то из-за скалы послышалась ответная стрельба и громкий крик.   И выстрелы загромыхали с двух сторон.
Стрельба усилилась, Калинка запищала.

- Рыдать нет времени!  Ползём обратно! – крикнул Гога, - Зады не поднимать!
               
 Они втроём, шурша песком, камнями, тяжело дыша,  ползли,  как землеройные машины.
Едва докопошились до скалы, где были, как им показалось,  невидны,  вскочили на ноги и бросились бежать, не различая севера и юга – подальше от стрельбы.
Бежали долго и без устали, до свиста в лёгких…
Наконец, в тени скалы упали.
Перестрелка продолжалась, но довольно далеко. Потом утихла.

- Это что?  Ближний восток?
- А что,  стреляют только там?

Пока не отдышались, всё лежали.
Потом ещё лежали.
Калинка села.

- Охота сделать что-то гадкое!  Тебе охота? – набычив голову, и как-то странно, спросила она Гогу.
- Всегда! – ответил тот, - Но только я устал, как космонавт, который кушал курочку через стекло скафандра!

Напряжённо молчали…
Но Гога постепенно раскалился и дошёл до точки:

- Путешествие сквозь клизму времени продолжается! – забормотал сквозь зубы, - Пойди туда, не знаю, куда! Найди то, не знаю что! Игра стоит свеч! Геморройных! А, главное, еды тут вдоволь – вон,  сколько сахарного песка! Запить только нечем!
- Гога! – повысила голос Калинка.
- Что Гога? Люди, которые раз познав идею, всю свою жизнь только следуют ей, похожи на студентов, бросивших учиться! Так, Суворов?  Или кто ты?  Жуков?  Менделеев?
- Ты перестанешь? – Калинка и в гневе была хороша – энергия её лучилась, глаза горели, ноздри трепетали – черты, как будь-то, стали ярче. Совсем не из-за пыли, которая уже подсохла в струйках пота.               
- Простите меня, – сказал  тихо Ваня.
- Да, ладно. Это профилактика, – бурчал уже спокойней Гога, - Ты сам-то тоже не сердись.
Он хотел подсесть к Калинке, но та отпрянула ещё в волнах эмоций.
И все сидели рядом, только порознь.

А, между тем, распухшее от беготни, дневных забот и напряжения,  светило вспыжилось, поджалось, словно убоясь коснуться острых выступов, нагретых за день им камней, раскиданных на горизонте, и  покраснело от натуги. Коричневые скалы и, как пыль, отборный, нанесённый бурями, песок приобрели оттенок медно-красный, и  тем светлей от этого бледнела синева с мазками нежно-розовых пернатых облаков,  легко задутых ветром ввысь.
Какая-то скала виднелась из-за камня и давала блик – казалось, что она была отполирована с боков, и Солнышко за этот гладкий край цеплялось.
И, как ни болела у Вани душа за причинённые товарищам страдания, он бессознательно внимал очарованию природы и бесконечно удивлялся, как красотою невозможно насладиться. И невозможная загадка состояла в том, как это может быть одновременно – и боль и радость и тоска и счастье и хорошо и плохо?
И эта радость была грустью, и было очень жалко всё.
Это и было непостижимо.
Наверное, жалость – это одно из свойств прекрасного?
И, вдруг, он понял, что всё, что он видит, удивительно сильно походит на его родину! И тут же вдруг ему стало страшно от мысли, что он мог никогда не встретиться с Калинкой и не быть с ней рядом! И, не смотря на беды, в которые они попали, он, кажется, был счастлив!

- Странно и страшно, - сказала Калинка, как будь-то, уловив настроение Вани, - как мы ничтожны перед величием мироздания! Я чувствую себя какой-то пылью! Стоит мне отойти всего на сто шагов, и я для вас буду меньше мизинца!
- Но-но! – сказал Гога, - Не вздумай!
- Что я в сравнении с Землёй, когда меня за километр уже не видно!?  А, если рядом с Солнцем или в сравнении с галактикой?  Я – ноль!  Что я и бесконечность? О, Господи,  какая пыль!
- Я сейчас вспомнил отца. И он передо мной такого роста,  как  и  я, – ответил Ваня, - А, между тем, отец сейчас так далеко,  что ни увидеть, ни представить расстояние такое невозможно! А это означает, что он больше самой величайшей бесконечности!  Но это означает, что больше самой величайшей бесконечности и я  -  такое свойство духа и души!  Кто соответствует  -  подобен Богу!   Ты непременно думай так:  во всей этой великой бесконечности ты самая большая!  Только так можно быть человеком!
- Тебе случайно пуля  не попала  в голову? – сочувственно поинтересовался Гога.
- Гога! – воскликнула девушка.
- А, если ты нас задохнёшь,  как пыль? – спросил он у Калинки.

Коснувшись далёкой горячей вершины, набухшая расплавленная капля Солнца продырявилась на остром камне и быстро стекла за бугор.
Какое-то время, благодаря высоким перистым облакам, вечер длился чуть дольше,  чем обычно в ясную погоду Африки, но идти, наночь глядя, было бы безумием.               
С одной стороны дикари, бандиты со стрельбой и змеи, а с другой – куда идти - не известно. При этом вся предыдущая ночь была бессонной, да ещё сейчас устали и хотелось пить, не говоря о прочем дискомфорте.
А всё вокруг была пустыня,  что называется  -  приплыли.

Решили отсидеться до утра.
Хотелось сделать что-нибудь хорошее Калинке, и Ваня пошёл посмотреть – нельзя ли где-нибудь забраться на скалу,  чтобы, хотя бы, не бояться змей.
Пока они с Гогой искали такое удобное место, Калинка, влекомая природным любопытством, направилась к гладкому камню.
Стояла, гладила его, вокруг него ходила...

Скала была, примерно, с двухэтажный дом, и без каких-либо изъянов. Влезть на неё было невозможно.

- Он будь-то полированный! – воскликнула она.
- Обычное дело – песок вместе с ветром! – проворчал в ответ Гога, - Не отходи одна! –крикнул он и проворчал Ивану, - Пойду, верну её.

Забравшись на один горячий камень и озираясь, как макака, Ваня  приметил другой с довольно плоским верхом и поспешил к нему для осмотра.
Камень оказался подходящим, и он отправился  позвать всех на него. Но у скалы, от которой они разошлись, их не было, и он подошёл осмотреть гладкий  камень.
Тот был на самом деле так отполирован,  что можно было кое-где в него смотреться. Высота гладких мест доходила до двух метров, и песок вокруг этого камня был плотно утоптан.
Глядя на смутное отражение, Ваня стал обходить вокруг, но  неожиданно услышал разговор и замер.

- Ты, почему такой не сдержанный?
- Я за тебя боялся!
- Всех могло ранить!
- Да, знаю я!  Ты понимаешь, я … ну, в общем,  будет правильно,  когда ты выберешь сама.  Ведь, он мой друг, а ты свободна.
- Я совсем не хочу быть свободна! И тебя никому не хочу отдавать!

Тут была тишина, но послышалось вновь:

- Твой песок у меня на зубах!   

Немного погодя:

-      А ты уверен?  Он в порядке?

Ване стало неловко.  Он осторожно и быстро ушёл.
Сел под той же скалой,  до которой они добежали.
Свет померк  для него.
                Сумерки скоро сгущались, и это совпало.

Калинка вернулась, коснулась его лба, пошевелила пальчиками волосы  -  шляпа  Ванина валялась где-то рядом.
Огонёк в его душе от этого касания, как будь-то, полыхнул, но после окончательно  угас.

- Что вы здесь сидите? – подошёл и спросил Гога.

Ваня показал им камень, который нашёл для ночлега, и сказал, что немного походит тут рядом и, чтобы его не теряли.

- Ещё не набегался за два дня? – бросил Гога, - Темно,  как на кладбище ночью!
- Не забывай про змей! – добавила Калинка.

А звёзды спускались всё ниже и ниже, и над далёкими буграми поднялась Луна.
Сегодня она была меньше.

С трудом пробираясь, он брёл наугад.  Ноги не слушались.
Тоска и усталость сковали сознание.

-    И, что теперь?  Чутьё куда-то подевалось.  Куда теперь идти? – думал Ваня, словно сквозь туман, - И девочка совсем чужая для меня!  Всё потеряло смысл.   
Впрочем, что я хочу – жизнь без правил!
Может быть, настоящее чувство должно быть неразделённым?  Поделённое пополам, оно всего лишь половина?  Но, почему так худо без неё?

Ему так нестерпимо захотелось вернуться домой, но пропасть препятствий была так ужасна, что он  упал  на колени  и прошептал:

-     Отец!  Спаси меня!

…   Странная тень мелькнула от камня  к  камню.
Он приподнялся,  чтобы разглядеть её, но не успел закричать – просигналить друзьям – кто-то  сзади зажал ему рот, сознание его  угасло…

     Когда очнулся, он увидел в лунном свете ужасные чёрные лица  с бельмами  горящих  глаз.  Только вниз головой.
Он висел привязанный ногами на  какой-то перекладине.
Дикари пытали его: кололи острыми палками, кусали гнилыми зубами,  ногтями рвали кожу, сосали льющуюся кровь…
Кричать он не мог – рот был крепко завязан.
И он не понимал их мыслей!
Лишь только злость и ненависть текла из дикарей, как струйки дыма.
Потом все отошли, а под него подсунули корзину, наполненную змеями. Но змеи не могли егодостать, поэтому они не жалили, а только щекотали и лизали ему лоб холодными двойными языками.
Он потерял сознание и провисел так ночь.

На рассвете его оживили тем, что в раны и во все отверстия пустили ядовитых сколопендр, сороконожек…
Жгучим болезненным зудом ужасные твари не дали ему отключиться.
За ноги его подтащили к скале.
Там в ритуале надрезали горло и истекающего кровью, стали раскачивать на перекладине, орошая его кровью «Жертвенный Камень Желания» до тех пор, пока он не начал стучать об него головой.
Тут забубнили бешено тамтамы, голова раскололась, мозг выпал, и он вдруг проснулся под гул барабанов.







                Часть 5
                СУДЬБА


      Он лежал на камнях.
Всё тело затекло и занемело и, видимо, от этого ему приснился  этот дикий сон.
Однако  барабаны продолжали барабанить.

В той стороне, откуда шёл их звук, происходил на самом деле некий ритуал - вокруг отполированного камня в лучах восходящего Солнца теснились какие-то пёстрые люди.
На них была одежда из каких-то непонятных лоскутов и пышные мочалки на плечах вместо голов.
Одни вожделенно ласкали и гладили камень, другие стучали костями по коже больших барабанов, создавая  завораживающий поток звука, проникающий всюду - вибрацией в тело, а темпо-ритмом  в душу - такой, что в жилах пузырилась кровь.
Незаметно барабанщики гладильщиков меняли, и это было равномерное и плавно-перманентное движение – такое бесконечное,   живое шевеление.
Женщин не было.

Внезапно всё утихло.
Все встали и ушли.
В лучах свеже-яркого Солнца камень блестел,  как умытый.

Когда все паломники скрылись, над одним из камней появились две белые шляпы. То были Гога и Калинка. Они, как партизаны, наблюдали за отходом дикарей.
Ваня направился к гладкому камню.

На плоских камешках, которые вчера никто особо не приметил, лежали ритуальные дары. Там были какие-то листья, сушёные ящерки, змеи, мыши, коренья, жуки и кузнечики.
Листья были сочные. Их можно было есть – они прекрасно утоляли жажду – Ваня их попробовал.

- Какие-то бритые кактусы! – определил их Гога.

Они с Калинкой пробовать дары не стали. Глядя на ящериц, змей и мышей, Калинка болезненно морщилась.

- Совсем не кровожадные! – сказала она об ушедших.
- Ага, пока не познакомишься поближе, – ответил Гога.

Они многозначительно переглянулись.

- Ну, в общем, Ваня, мы подумали, - добавил он, - Нам надо возвращаться.
- Да. Да, конечно! – ответил Ваня сразу, чего они никак не ожидали, - Давайте так поступим: я тут вас подожду. Еды тут дня на три, а то и на все пять.  А вы спокойно сходите к колодцу. Вам без меня не так опасно. Оттуда сгоняете в город. Возьмёте там, что надо. Можно и транспорт какой-нибудь взять. А я тут осмотрюсь пока.
- Нет, Ваня, ты не понял. Нам надо всем домой идти,  пока никто не заболел.
- Нет! Нет! Я не могу! Я должен тут найти… что должен!  Если хотите, оставьте меня!
- Ты, что? Как мы тебя оставим? Ты в своём уме?  А, может, ты боишься, что всё так никчёмно закончилось? Не бойся – смеяться не будем!
- О чём ты, Гога?

И видя Ванино упрямство, тот сразу же расхорахорился:

- Ты, что не понимаешь? Тут всем нам хана, кирдык и траурная дудочка! Какая к чёрту дудочка? Тут нет вообще ничего! И,  вообще, ты понимаешь, что ты ищешь и как ты это ищешь?  Ведь это же болезнь! Ты не Суворов, а Сусанин! Или ты гений  в бесконечной степени, которого нам не дано понять? Ты, что не понимаешь, что ты болен? Конечно, шизик, ведь, не скажет, что он шизик! Я не могу тебя оставить! Но и страна эта Древняя Агафония надоела мне до смерти! И тушканчиков тут ядовитых никто есть не будет! И сосать эти питательные перепонки я тоже не советую! Потому что я уже второй день не могу угадать,  какую надо принимать таблетку  -  то у меня понос, то голова болит, то общее недомогание со всех сторон! 
     Короче  -  всё!  Уходим!  Так не отдыхают!

Ване сделалось от этого так худо, что он, как будь-то, умер.
Его считали сумасшедшим и лжецом!
Калинка так переживала за него, что даже губу прикусила.
Голова у Вани так горела, что он прижался лбом к остывшей за ночь гладкой глыбе, прижал к ней  ладони.

      Прошло какое-то мгновение и камень гулко, громко треснул.
Иван отпрянул, и все вздрогнули.
В сплошном монолите гранита открылось отверстие в рост человека.
Все ахнули!

Камень разверзся,  и он вошёл в него.







                РЕАЛЬНОСТЬ


Кодом доступа была аура.
Теперь «шизофрения» началась у Гоги - ему показалось, что он идиот, и весь мир надругался жестоко над ним.
Калинка тоже, открыв рот, дрожала брюками.
А Ваня выглянул счастливый:

- Не бойтесь!  Входите! - и скрылся и выглянул снова, - Вы, милые, не бойтесь! Я всё объясню.

Они не сразу пришли в чувство.
Однако вошли осторожно...

Внутри была приятная прохлада и лёгкий полумрак.
Глаза привыкли очень быстро.
Тут был зал, представлявший собою просторный купол, который держался на множестве арок. Арки высотой в рост человека, располагались на плоском полу по окружности и слегка светились зеленовато-голубым светом. Диаметрально напротив входа одна из арок была чуть больше остальных и не светилась. В ней было что-то вроде трона. На нём кто-то тихо сидел…

- Кеу  ваце? – произнёс Иван, и зал осветился, неизвестно откуда идущим светом, - Я  спросил – можно ли зажечь свет? – шепнул он друзьям.

В кресле в скафандре сидел человек. Казалось, он спит.
Форма скафандра, по всей видимости, повторяла очертания тела и выглядела весьма обычно. Но за прозрачным колпаком виднелось бледное лицо мужчины, омрачённое страданием.
Облик был человеческий, только лоб его был чуть больше, чем у  всех людей. От этого лицо его, казалось, было мельче.
                Ваня что-то спросил и непонятно чей голос что-то произнёс в ответ.
                На это Ваня тяжело выдохнул и через паузу сказал:

- Он мёртв.

Он сказал ещё несколько слов, ему ответили, и он произнёс довольно длинную реплику,  в которой прозвучало слово  Гумпо.

- Меня попросили представиться для более полно доступа к их навигатору, и я перечислил несколько поколений своих предков по прямой родословной линии. Теперь я прошёл тест на полную идентификацию по соответствию моей ауры и родства, – объяснил Ваня свои действия.
     Из глаз его текли слёзы.

- Вы мне поможете?

Гога и Калинка подступили ближе, но физическая помощь была ни к чему – человек в скафандре плавно приподнялся в горизонтальное положение, и  все  следом  за ним  прошли в одну из арок.
Когда они её переступили, оказались в тенистой аллее, пронизанной лучами незнакомого им, но родного для Гумпо солнца.
Там человек поместился в контейнер-гробницу, и та погрузилась в траву.
Они постояли какое-то время молча и вышли.
Арка вновь затуманилась, как остальные.
Ваня в растерянности остановился посреди зала.

Калинка колебалась и не сразу, но, всё-таки, коснулась пальчиком его руки и робко спросила:

- Ваня,  ты  кто?

Он обернулся к ней и к Гоге и, наконец, пришёл в себя, как будь-то,  из очень далёкого мира.

- Не знаю, – ответил, страдая,  -  Я сам хочу это понять. Тут всё управляется мыслью, движением мысли и голосом, – ответил он им на их мысли, которые они ещё держали при себе, боясь обидеть его в столь печальный час, - Особо важные команды выполняются вручную вместе с голосом. А разговаривал я с  «дедом».  Дед – это разум корабля.
- И он читает мысли? – удивился Гога.
- Да. Об эстетике ты правильно подумал, – ответил ему Ваня.
- От чего умер тот человек? – спросила девушка.

Ваня что-то спросил,  дед ответил:

- Да могу.
- Я спросил у деда, может ли он уже говорить по-русски, – объяснил им Ваня.
- Сиббо погиб от множественного вторжения в его организм  мёртвых тел, которые потом ожили в нём и, забрав всю энергию, умертвили, – отвечал им в это время дед, - У нас не было от них прививок, а он выходил и общался без защиты. Их удалось распознать только, когда он заболел. Чтобы не привезти эти тела домой и не заразить там никого, он передал всю информацию на «матку», запаялся в скафандр, приземлился в это место и разрушил мой маяк. Если бы испанцы знали об этом, то множество аборигенов  Нового Света остались живы.
- Спасибо, дедушка, историю пока не надо.
- Вам необходимо пройти медосмотр и профилактику! – объявил убедительно дед.
- Хорошо, только скажи, корабль в рабочем состоянии?
- Да. Повреждён только автоматический маяк.
- Связь работает? Сигнал бедствия можно подать?
- Да.
- Какая дальность?
- В пределах Солнечной системы.
- А генератор сжатых волн в порядке?
- Такой системы нет.
- Как это нет?
- Такой системы нет.
- А навигатор цел?
- Да.
- Какие возможности у этого корабля?
- Это челнок, снующий с матки до любой планеты Солнечной системы. Здесь прекрасная исследовательская аппаратура.
- А космос в нём можно пройти?
- Нет.
- Какой же ты старенький, дедушка! Пожалуйста, дай сигнал бедствия!
- Хорошо, но сейчас медосмотр!


- Гога, мне страшно! – подумала Калинка.
- Ваня, это не опасно? – спросил Гога.
- К вам отнесутся бережней, чем на Земле, – ответил Гумпо, - Не бойтесь ничего.

Одна из арок стала, вдруг, выходом  к берегу моря.
Они вышли на пляж и с наслаждением вдохнули свежий ветер.

- Раздеться надо полностью, – напомнил дедушка, - Входите в воду.
Между пациентами сразу же возникло матовое марево, но, не смотря на это, все невольно застыдились – уж больно скоро всё происходило.

- А дедушка не смотрит? – смутилась девушка.
И сразу у неё на пляже сделался вечерний полумрак.

- Пора выходить! – напомнил дед, едва они успели насладиться столь желанной процедурой.

Какой-то луч светил Калинке точно на одежду.
Все вещи были свежие и абсолютная копия прежних.

- Вы прошли тест-осмотр на все виды вирусов и на все прочие симптомы возможных заболеваний. У вас есть все прививки и иммунитеты. Кому необходимо, проведён курс общего профилактического излечения. Ознакомьтесь с меню и закажите завтрак, – оповещал дед добрым голосом.
- А можно сделать так, чтобы дедушка читал не все мысли?  Извините, дедушка!  - спросила Калинка у Вани.
- Свобода совести и воли свята. Всё, что необходимо, говори или подумай – так и будет. Ты так же можешь отказаться от всего и захотеть всё вновь, – пояснил Ваня и попросил деда работать с друзьями в режиме «гость на борту».

- Ваня, - спросил Гога вдруг, - А, где же мой друг Ванька  Бабиков?

Возникла пауза.

- Я  сам бы хотел это выяснить.

Была ещё одна пауза.

- Я  хуже, чем он?
- Нет, – сказал Гога, - Но это другое.
- Я понимаю. Но знай, что ты мне родной. Вы мне оба родные.
- А, как тебя зовут? – спросила девушка.
- Меня зовут Ваня, и пока мы вместе, будет так.
- Ты извини. Мы понимаем, что такое встретить земляка  вот так вот на чужбине. Да ещё и на какой чужбине! Мы очень сочувствуем. Ты не сердись, что мы с вопросами. Мы, так сказать, ещё не верим и на грани сумасшествия, -  сказал ему сбивчиво  Гога, - Привыкнуть ещё надо!

Калинка поцеловала Ваню в губы. Он с нежностью обнял её.  Обнял  Гогу.

Перекусили влёгкую в Туреновском виртуальном кафе, напились  вдоволь  тем,  о чём  мечтали,  то есть,  простой водой.
Но Ваня был без аппетита.

Сигнал бедствия был отправлен, и дед периодически и непрерывно выходил на связь с флагманом, но сам же механически толдычил, что ответа нет, так как матка покинула зону галактик ещё полтыщи лет назад в Земном исчислении. Если кто-то и примет сигнал, то, может быть, лет через тысячу.
Лица на Ване не было – столько шли и пришли никуда – думал он.
Дед участливо пыхтел.

- Что-то бумкает? – прислушалась Калинка.
- Это местные жители, – ответил дед, - Пока тут стою, почти  каждую ночь меня гладят, а я желания им помаленьку исполняю. Кого немного подлечу, кого немного надоумлю – и всё не так уж скучно. Сейчас услышали,  как треснула скала – вернулись.
- Открой, – попросил его Ваня.

Стен, будь-то, не стало – они вдруг сделались прозрачными, и было видно,  как  по кругу в танце ходят утренние гости и хлопают  в то  место, где так загадочно, недавно появился вход.

-     Послушать можно? – поинтересовался Гога.

Стало слышно и видно, как под бой барабанов горланит хранитель пещерного дыма. И под его шаманское затейливое горлопение, народ танцует в солнцепёке, не взирая на жару.

Глядя на них, Ваня думал – Отец рассказывал в детстве о далёкой телепатической связи. Для этого нужны души чистые, наивные, открытые для веры – такие,  как эти дети.  Ах, если бы можно было использовать этот шанс и обратиться с их помощью к  Господину! 
Главное – подлинный  Лик  Его!
Но на словах его не передашь - кого зовёшь и просишь, надо  чётко видеть, то есть, знать –  видеть глубину его глаз, чувствовать его энергию!

- Послушай, дедушка, ты знаешь всё! – обратился  он  к сверхкомпьютеру, - Помоги мне найти в твоей памяти Лик Вселенского Разума.  У тебя он уже должен быть!                Калинка с Гогой слушали и недоумевали.

Дедушка  закрыл все арки, пригасил весь свет, убрал весь шум.
В центре зала появилась объёмная проекция, и все увидели реальную картину жизни этого челнока со дня его изготовления до нынешнего часа, как будь-то, сами в ней существовали.
Ваня только командовал, что пропустить, что показать ускоренно, на чём остановиться поподробнее – иначе на просмотр не хватит и ста жизней.
Калинка и Гога вполне мало, что успевали понять – слишком быстро мелькали картинки в глазах.
Но Ваня ещё успевал комментировать:

- Настройка зрения, аппаратуры, тут испытания, сдача, тут первый полёт…

У Гоги и Калинки  захватило дух – они,  как будь-то без скафандров, в одних  рубашках  находились  в бездне  космоса.  От  жути  реальности спасало только ощущение притяжения,  благодаря  которому  они  не кувыркались вверх ногами.
Но такие «кадры»  быстро «прогонялись».  Кратко фиксировались другие – уделялось внимание встречам, сборищам  и  прочим  «портретным» сюжетам. Вцелом наши представители Земли были свидетелями некой сжатой хроники жизни неведомой космической цивилизации  и  перелётов научно-исследовательского челнока с огромного флагмана на разные планеты – живые и не обжитые, чудовищно-невероятные и до тоски невзрачные.
Хотя,  кто знает, что находится под бледным антуражем - в тихом-то омуте?
В одном фрагменте все от страха вскрикнули – такая мерзкая тварюга улыбнулась прямо перед носом – земные динозавры после этой твари  выглядели,  как бестолковые щенки!
Судя по выдержкам хроники, уже показывалась жизнь Земли в живых и подробных  картинках. И, видимо,  к ней  интерес  был
немалый.
Особенно шокировал удар кометы  – от содрогания земной коры открылись многие вулканы, и нежно голубая с зеленью планета в течение каких-нибудь часов надолго превратилась в грязное гнилое яблоко, из-за чего почти все формы жизни изменились.
Некоторые сюжеты были зафиксированы с чрезвычайной подробностью, но догадаться о чём они, можно было не сразу. Например, о  Христе друзья поняли  только,  когда увидели распятие, и то потому, что подсказал им Ваня!
Но это делал он не часто. Он был поглощён отысканием Лика.
С момента пуска челнока в далёкой той цивилизации, с античного периода Земли и до последнего дня перед ними пронеслось невероятное количество лиц, но ни одно не соответствовало тому, которое знал Ваня.
Вернее, было очень много подходящих и похожих – если не все, то больше половины всех неисчислимых мега миллиардов.
Они определили вместе с дедом некий тип, которым всё соизмеряли, но было всё пока напрасно.
В этом кристалле Лика не было.
И, вообще, сложилось впечатление, что Он был растворён во всём бесчисленном количестве людей.
Просмотр завершили сюжетом гибели командира челнока.

Ваня долго сидел в гробовой тишине и, вдруг, застонал:

- Дурак я дурак! Навигатор свой выбросил! Скоролёт бы нашёл сейчас свой! Там и Лик Его был! – от досады он готов был истерзать себя.
- Ты не про это говоришь? – недоумённо обратился Гога,  вытащив из-за пазухи маленький бублик, надетый цепочкой на шею.

Возникла совсем бестолковая пауза – такая, как лица стоящих напротив друг друга. Но после паузы у Вани сорвались из уст совсем инопланетные слова с простым и понятным финалом:

- О небо, воздух и земля! И ты всё это время ничего не говорил!?
- А я больно знаю, какой такой навигатор?  Кристалл не кристалл?
- А, где он был, когда купались? В Набюле и в «Факрухином  Дворце» я у тебя его не видела! – воскликнула Калинка.
- В кармане!  Где ещё?  Оно, когда ныряешь, ударяет в глаз!
- Постой, а как он оказался у тебя?  Ведь, я же выбросил его!
- Как, как? Сперва я уехал, но потом подумал – вещь-то редкая!  Состав не смогли разгадать даже гении ваши! – он глянул на Калинку, - Зачем ей пропадать? Дай, думаю, вернусь. Пусть будет редкостная память! А он валяется, как мусор, на дороге. Он мне понравился.  Сперва  я думал – может быть, продать?  Но, очень быстро он ко мне привык! Вот на возьми, – и он отдал вещицу Ване.
- Ты говорила, он расплавлен? – Гога опять обратился к Калинке, - Да и вопросов о нём даже не было! - он повернулся снова  к Ване, - Ты же только сейчас спохватился!
Но Ваня и Калинка улыбались.

- Ты даже не знаешь, какой ты герой! – сказал ему Ваня и руки у него дрожали.
Гога даже расцвёл,  как дитя.

- Послушай дед, проверь мой навигатор! – сказал  в нетерпении Ваня.

      Сначала возникли проекции стульев.
Из объёмной картинки они окрепли и стали настоящими.
Все сели. (Кое-кто сперва ощупал, и потом только сел.)
Ваня протянул свою ладонь с кристаллом и тот, приподнявшись,  как до этого поднялся командир, улетел в отверстие в полу,  которое открылось и потом закрылось.
Когда проекция включилась, казалось,  Ваню колотил озноб.

- Начни, пожалуйста, с конца! – попросил, волнуясь, Ваня.
Немного помелькало, и дед включил проекцию с того момента,  когда скоролёт вызнялся из пучины, взмыл вверх и взял направление  на  северо-восток.
Летел он высоко, но было видно, как он отошёл от берега Японии и двинул к северу Америки над Тихим океаном.
Проекция давала сразу два изображения-объёма - снаружи и внутри.
Снаружи скоролёт был в форме идеальных двух третей сферы, почти полностью копирующих внутренний купол.
Его внутренний зал  был  такой же, как зал челнока, но только без арок – абсолютно ровный и гладкий, как наружная оболочка, без отверстий и выступов. Он был намного меньше челнока, но сразу  ощущался более высокий технический уровень.
В центре купола, расставив руки в стороны, стоял молодой человек весьма выразительной наружности, но совсем без волос. Черты его лица были крупными и пропорциональными. Нос прямой и подбородок ровный – чуть вперёд. Глаза тёмные, поставлены довольно широко. Взор светлый и ясный. Большеглазый, симпатичный человек.

- Там виртуальное пространство скоролёта было пирсом на скалистом побережье. А это я держусь за лееры, – прокомментировал Иван,  с усилием  массируя  виски  и  скулы  в нервном  напряжении.
В подтверждение дед включил третью проекцию, где  Гумпо стоял на пирсе, и под ним вместо ласковых волн пролетала  планета  Земля.
Корпус  «Молнии» был абсолютно прозрачен и человек летел во всех стихиях, как будь-то, безо всякой оболочки и защиты – как было внутри скоролёта.

Так долетел он до Аляски и над её зелёным побережьем стал снижаться.
Но тут вовне возникло марево такое же, как в жаркую погоду над асфальтом, и внешние объекты, колебаясь, сделались невидимы.
Затем это марево стало светиться, и Гумпо сделал затемнение, что было хорошо видно в третьей проекции.
Но дед из «Молнии» предупредил:

- Опасная Зона!
Внешнее сияние усилилось, и затемнение стало густеть.

- Внешняя угроза! – сообщил тревожно дед, - Блокирую гравитацией! Температура внутри помещения двести градусов!
Было видно, как Гумпо согнулся от жара.

- Выскакивай вверх! – крикнул он и «Молния»,  как рыбка,  резко изменила направление.
Но, не смотря на то, что внешне скоролёт не изменился, дед констатировал:

- Защита не действует! Разрушение оболочки! «Молния» растворяется! Разрушение  тридцать процентов!
- Катапульту! - Гумпо корчился.

Но уже скоролёт был сияющим облаком, которое не взорвалось и не вспыхнуло, а просто растворилось. В последний момент весь корабль ослепительно засветился - и снаружи и внутри – и всё растворилось в сиянии.
Все очертания поблеколи, побелели, и стало всё прозрачным.
Потом всё вновь уже было лишь маревом и колебанием Земли  в  прозрачном воздухе.
Внешняя проекция пропала раньше. Остальные следом.

- Меня нет, – сказал, как из могилы Ваня.

Все были подавлены.

Трагедия произошла так быстро и внезапно, что Ване было непонятно,  как могло подобное техническое совершенство не то что повредиться,  а  совсем исчезнуть!
Он  «пролистнул» записи навигатора назад и для примера показал, как однажды прошёл в своей «Молнии» сквозь звезду в четыре  раза ярче Солнца, при этом даже не вспотев!
Зрители были шокированы окончательно.


- Давай-ка, дедушка, включи, пожалуйста, в начало, – едва шевеля языком от упадка, сказал обречёно Иван.

После схем скоролёта, после технических узлов и блоков, после испытания и сдачи  «Молнии» первой записью был  Величайший Праздник  Мира, кульминацией которого было явление сущности Высшего Разума в одном из Его образов гостям из различных галактик и сфер, собравшимся для этого на специальную планету. Была записана супертрансляция этого невероятного события.

Но всё начало этой хроники, и кое-что ещё было безвозвратно испорчено помехами, как следствие ужасной катастрофы.
Иван уныл до крайней степени, сказав:

- Смотрите. Дальше много интересных путешествий...

Он просто съехал на пол вниз лицом и, тяжело дыша, лежал.
Никто не смел его тревожить.
Сочувствуя, дед отключил проекции.
                Но Ваня неожиданно вскочил:

- Постойте!  Но это же бомба!  Ведь, мы эту плазму  унимали гравитатором!  А у вас их нет в помине! – он заходил, как бешеный, -  А если в эту плазменную кашу влетит какая-нибудь ваша железяка или просто птица!? Да, вы же все покойники! Вся материя растворится! Вся планета исчезнет,  как мой скоролёт!  Останется только вакуум! Вы сами для себя создали такой сюрприз, что не придумает и сатана! Ведь вы обречены! Вам мало вашей атомной угрозы? Да, ведь, тут и секунды нельзя размышлять!

Он попросил деда уточнить координаты разрушителя.
Тот дал шестьдесят пять градусов северной широты и сто шестьдесят шесть градусов западной долготы.

- Я лечу на Аляску. Куда вас доставить?  Где высадить?
- Я с тобой! – после недолгой паузы сказали разом Гога и Калинка.
- Это исключено. Там наверняка сверхсекретный военный объект.      Я не могу вас подвергать опасности.
- Вы не посмеете меня оставить! – воскликнула Калинка,  как будь-то, почувствовав сговор, как там - у  черепахина дворца.
- А кто тебя спросит? – ответил ей Гога, - Это дело не твоё! - он обратился к Ване, -  Ты, что не друг? Ведь я тебе о настоящем деле говорил?  А ты меня отставить хочешь?
- Кто дал вам право мной распоряжаться?  Призвать нас может только Бог! Это мой выбор! – разгорячилась девушка, -  И, если не получится у нас, то всё равно нас всех не станет!

Тут получилась пауза.
И Ваня после мрачного молчания спросил:

- Так значит вместе?






                ВОПРОСЫ



Чтобы взлететь, надо было убрать местных жителей.
Когда скала отверзлась и из неё вышли трое в белом, аборигены попадали ниц и затихли.

- Идите домой, – сказал Ваня на их языке.
Но те и не двинулись с места. Они лишь косили глазами.

- Сейчас будет буря!  Идите домой, и укройтесь!  - пытался вразумить Иван, немного сочиняя.
Но те, наоборот, вдруг поползли к ним на коленях, горланя возгласы восторга.

- Придётся вернуться, – они вошли, и вход закрылся.
Арки стали прозрачными.  Было видно, как паломники с ещё большим усердием гладят скалу.

-     Дедушка,  дай-ка  вибрацию!

Появились полётные кресла. Гога и Калинка сели в них, а Ваня занял «трон».
Все, словно с силой,  примагнитились к своим местам.

Вибрация началась не сразу. Сперва пожужжало и пощёлкало. Потом, вдруг, зазнобило и только тогда затрясло.
Глядя, как, ужастно сотрясая землю, дрожит огромная скала, паломники в ужасе кричали и пятились.
Когда все отбежали, отползли шагов на двадцать, с великим изумлением увидели, что «Камень» их желания стал, словно чудо, расти из земли!
Но он не рос, а просто поднимался и, кода поднялся над  поверхностью, то оказался раза в два-три больше того, что некогда торчало над землёй.
Земля перестала трястись.
Глыба грузно, бесшумно повисла над ними, и люди застыли в немом изумленьи и ужасе.

Хотелось с ними попрощаться, и Ваня обратился к деду:

- А, может быть, немножечко дождя?

Дед распышкал в разные стороны какие-то семечки, они полопались, и над пустыней появилась туча. Прохлада пролилась на головы туземцев коротким обильным дождём.

- Ну, что?  Всё действует?
- Да всё работает, – ответил дед, как прошлый раз, -  Но кроме маяка.
- Летать не означает крыльями махать! – заметил сквозь зубы  в  волнении Гога, нещадно вертя головой.
Калинка провожающим махала ручкой, но, впрочем, знала, что её никто не видит.
От чуда Гога и Калинка были в сильном напряжении.

Челнок неспеша поднимался всё выше, смещаясь к востоку.
Форсировать режимы не хотелось – уж слишком долго он лежал в земле, как камень.
Отдельные скалы чернели в песке, как изюм. Неба делалось всё больше. Тучка, освежившая дождём осиротевших вдруг поклонников, светилась под солнцем, как белое облако.
Дед сказал, что кто-то «пощекотал» ему  бок, и направил своё зрение в ту сторону.
Проекция дала подробное изображение в салоне:
За скалами, что находились километрах в четырёх от места поклонения, которые теперь были совсем под боком, гоношилась давешняя банда. «Попугаи» с «калашами», жирными носами и гранатомётами, показывали в сторону летящего объекта и кричали…

До этого стояли двое, и трепались.
Один другому говорил:

- Смотри! Что там летит?
- Где?
- Да, вон там!
- Да, это камень. Камня не видал ни разу? Что? Камень? – и давай в него стрелять.
А старший подбежал и сзади саданул стрелявшему в затылок:

- Ты в тире или на посту? – и тоже рот открыл.

- Да, это же  Лысый! – воскликнул Гога.
Тот был под полотенцем, но Гога и Ваня узнали его.

- Сейчас устроим гангу-бангу!
Ваня снизил челнок и давай бороздить его дном по вершинам скал, за которыми сидели лиходеи.
Жуткий грохот, треск и скрежет невозможного дива ужасного заставил бандитов сходить под себя уже совсем непроизвольно. Какое там оружие – гранатомёт …

     Проверив лётные качества древнего транспорта таким нестандартным способом, челнок подняли за пределы атмосферы.            
Земля была живая, как икринка под прозрачной оболочкой, и все смотрели на неё во все глаза. С такого расстояния прекрасно было видно и Луну – подругу закадычную её.

- Теперь нам надо покумекать, – сказал всем Ваня, - Невидимым мы этот аппарат не сможем сделать – это не «Молния».  А значит, надо тактику продумать. Дед, отсканируй интересующий нас район.
- За нами наблюдают спутники, - ответил дед.
- Где нам лучше укрыться? На Луне? – спросил его Ваня.
- Нет. Там, как на ладони, мы всюду будем навиду. Лучше всего под облаками - на Земле.
-    Не посидеть ли нам над океаном, свесив ноги? И хорошо бы где-нибудь инопланетовки купить!– придумал Гога.
- Ах, море! Радость сумасшедшая! – воскликнула Калинка.
- Крик непрерывной радости! Я  рыба! – подпевал он ей.
- А, может быть, в пучине затонуть? – подумал Ваня.
- Я не ахти какой-нибудь там андр, я сырость не люблю – я птица!
- Ты только что был рыба, Гога!
- Ну, что поделаешь? Я рыба, но и птица – Лебедев!
- Значит, летаешь и плаваешь?
- Могу, конечно, и нырнуть ведь я же рыба! 

Так от волнения они шутили.
А дед тем временем завёл челнок под облака и, пролетев под ними в самое дождливое местечко, завис над Тихим океаном, не задевая бурных волн.
Шторм в этом месте был ядрёный – метал и рвал всё разом: тучи, воду, сам себя, швырялся молниями, грохотал, но ничего не мог поделать с челноком, вернее, с камнем, висевшим посреди стихии нагло, и вовсе непонятно как.

- А, может быть, стрельнуть туда? – подумал Гога.
- Куда туда? – не понял Ваня, -  Во-первых, нечем – челнок научной экспедиции не крейсер! А  во-вторых,  нам не известно, где она – та установка. Координаты есть, а точной цели нет. И потом, это будет агрессия, которую расценят, как нападение какой-нибудь страны. А мы должны там, скажем, заблудиться и, якобы, случайно устранить…  да и запускать туда ничего нельзя  -  любая вещь может оказаться  катализатором – начнётся  активация и всё.                Нам надо действовать наверняка!
- А, если молнией из тучи садануть?
- Да, но куда? Сперва надо выявить место! Да, и защита от природных катаклизмов, наверняка, там есть. Что там у нас на сканере? – он обратился к деду.
- Эта установка, видимо, активируется только в момент появления объекта  в её зоне.  Сейчас она, скорее всего, находится в режиме ожидания. Я не могу её определить – закамуфлирована в высшей степени надёжно. Но есть одно в высшей степени симпатичное наблюдение – на всём полуострове всего одна эта электростанция. Мощность её излучения скрыть невозможно. Но дело в том, что городов там и объектов соответствующих ей нет. Построены сооружения всего лишь на одну десятую часть от её мощности. А это означает, что вся энергия, которая на ней производится, идёт на некое неведомое нечто.
- Вот, это нечто нам и надо отыскать. А как?
- Можно пуститься в разведку! – предложила Калинка, - Я хорошо владею английским. Можно поездить в этом районе под видом туристов, а где остановят –  запретная зона.
- Вряд ли там кого подпустят близко. А это не точное знание места. И сколько продлится такая разведка? Пока сидим и думаем, уже всё может ухнуть.                Но, не подумав, сами можем всё испортить!
- А, если сходу проломить? Ты, ведь, показывал,  как сквозь звезду прошёл!
- Этот челнок не может так! Да и живая планета - это не звезда!  Таким проходом можно загубить её и без изобретений! Тут выход получается один. Уж, если без блокады этой плазмы нам  никак не обойтись, то, значит, и лететь в очаг придётся самому, - подумав, высказался Ваня.
- Да, это же верная смерть! – воскликнули Гога с Калинкой.
- Постойте! Постойте! – остановила их  Калинка, - Давайте ещё поговорим  -  может быть, что-то придумаем!
- А я? – вмешался дед, - Ведь, я могу всё сделать сам! – и даже голос его как-то дрогнул.
- Я думал, – ответил ему Ваня, - Ты прости!  Но тут чутьё необходимо. Ошибка невозможна. Ум хорошо, а два лучше – как тут говорят.
- А, что это, вообще, за плазма такая? – спросила Калинка.
- Скорее всего, это активная, если можно так сказать, - резонирующая плазма.  Когда магнитные и электромагнитные поля на всех уровнях элементарных частиц от электрона до протона начинают колебаться разом и укладываться друг в друга бесконечное чётное число раз, её ничем не укратить. Всё начнёт светиться и исчезнет. Перепрыгнет, как говорится на другой уровень. А это полное разрушение всей вашей материи. Это сравнимо с тем, что вы называете большим взрывом, но только сравнимо, потому что никаких больших взрывов тут у вас не было. Поправь меня, дед, если я вдруг не прав.
- А  как сохранился кристалл-навигатор? – спросила Калинка.
- Он удерживается в абсолютном вакууме специальными полями, – ответил дед, - А, если нет материи, то нет и плазмы.  Но, всё-таки, она его чуть-чуть лизнула, видимо, вдогонку.
- Как происходит запись на кристалл? – поинтересовался Гога, - Мы смотрели трагедию в трёх проекциях. Одна из них показывала вид снаружи и довольно, издалека. Там, что, снаружи видеокамера летела?
- Ты почти прав. Это так же, как виртуальный стул, ставший реальным, только ещё проще, – ответил дед, -  Вовне создаётся виртуальный отражатель наподобие зеркала и всё, что снаружи, отражается внутрь корабля.  А дальше – отпечаток и проекция.

Вопросы посыпались.

- Как этот камень летает? – спросила Калинка, -  Извините, этот аппарат?
- Ты думаешь, что я всё знаю? – удивился  Ваня.
- Давайте расскажу? – обрадовался дед.
Но Ваня возразил:

- Нет, дедушка, ты будешь объяснять подробно и долго, а тут надо кратко и образно. Я попытаюсь сам.                Наши аппараты летают на резонаторах электро-гравитаторных полей, - начал он просто, - Но это полёты тактического характера. А, что касается полётов стратегического типа и реализации виртуальности, о которых вы всё время думаете, то для начала мне надо вкратце объяснить строение Вселенной.
- Это, как из виртуального состояния материализуется вещь? – тормозя, спросил Гога.

Калинка распахнула очи и, выгнув бровь, открыла рот.

- Многие вещи покажутся вам довольно знакомыми, но многие, возможно, непонятными – это оттого, что все знания заложены в нас от рождения, как материя космоса, но ещё не осознаны.          И, чтобы скорее понять, не скачите с пятого на десятое, а представляйте каждое понятие до удовлетворения. И только после того, как представили одно, переходите к другому. Если я буду спешить, тормозите меня – это важно. А я же постараюсь до предела обобщить и упростить.

      Попробуйте представить космос, в котором плавают галактики.
Ваша галактика – это почти все звёзды неба. Таких галактик в космосе бесконечное множество.
Представьте только одну галактику, в которой солнца, то есть, звёзды вращаются вокруг центра точно так же,  как планеты вокруг вашего Солнца.
Теперь - Солнечную систему: только планеты вокруг Солнца.
Теперь только вашу планету  со всеми океанами, материками и прозрачной атмосферой.
Теперь представьте город.
Теперь - один дом.
Теперь – человека, играющего в песочнице.
Теперь – одну песчинку, прилипшую к его носу.
(Дед успевал всё это схематично рисовать в проекции, но например, Калинка слушала, закрыв глаза)
Песчинка эта состоит из целого космоса молекул.
Одна молекула состоит из целой системы атомов.
Атом - из ядра и вращающихся электронов, как Солнечная система.
Помимо электронов там ещё летает пыль, сейчас не будем уточнять, какая.
Так, вот:  Вот это всё, что я сейчас вам перечислил – от космоса с бесконечным множеством галактик до пылинки среди электронов – всё это лишь только одна единственная сфера.
Таких сфер бесконечное множество. Как в сторону увеличения, так и в сторону уменьшения.
Пылинка среди электронов – это такой же необъятный космос  с бесконечным количеством галактик,  как  ваш, но только уже другая сфера.

- Так, это нам уже знакомо, – заметил Гога.
- А я, что говорил?  Теперь далее:

В каждой сфере свои строительные формулы и формы,  как в разнообразии строения животного мира, химических веществ и  всех их сочетаний. Вспомните, сколько мелодий из семи нот и сколько слов из тридцати трёх букв, а теперь ещё их сочетания!
Теперь попробуйте себе представить кусочек очень дырчатого сыра или хлеба, в котором  много таких дырок, которые получились не от одного пузырька, а от нескольких и даже многих.
Все эти дырочки  -  сферы.
Причём, есть равновеликие сферы, но тут же есть до бесконечности большие, и до бесконечности малые. И отдельно друг от друга, и друг в друге, и друг на друге. И всё в одном и том же сыре.
При этом надо представить, что в неповторимости своей или силе или экзотичности «самая малая» сфера может оказаться  «самой великой», если такое выражение уместно.
Так, вот, этот сыр или хлеб и есть Вселенная, а вы, если хотите, Высший Разум.
Сидите и смотрите на ваш сыр.
Но не забывайте, что есть ещё взбитые сливки, зефир… и не только пенистые формы, но и прочие продукты. 
Далее:  для разных видов волн один и тот же сыр этот может быть водой, стеклом и газом, а также пеной взбитых сливок, безе, пузырькастым льдом и атмосферой с различными климатическими особенностями (давлением, температурой, ветром) – жидким, твёрдым и газообразным.
Ваш космос – это жидкость, жидкая, как газ.

- Ацюковский тоже говорил про воду! – воскликнула Калинка.
На неё глянули, но Гумпо продолжал:

-    Видов волн очень много, но мы их все не знаем.
Вам должны быть знакомы электромагнитные, механические, гравитационные и психические.
Сейчас разговор идёт о психических волнах - о мыслительно-чувственных волнах.
О прочих просто не успеть.
Это вид сжатых волн, обладающих наибольшей проникающей способностью в неоднородном беспределе Вселенной.
Они сродни гравитационным полям, но те требуют слишком много затрат. У вас называют эти волны телепатическими и представление о них имеют экстрасенсы. Но, в целом, вы про них забыли примерно сто тысяч лет назад, отправившись по меркантильному пути развития. Вы стали верить словам, а не смыслу. При этом стали больше думать, но меньше чувствовать. И совершили в развитии какой-то непонятный и бешеный крюк. Хотя, конечно, нашли  много такого, чему стоит завидовать. Но об этом позже. 
Так вот: перемещаемся мы в газе и в жидкости, а эти волны  -  информация, гравитация, чувство – распространяются в «стекле».   И мгновенно: если они есть здесь, то они  уже есть там  -  в десятой в миллионной степени сфере. Сразу – есть и всё.
У вас я увидел игрушку – стеклянные или стальные шарики висят на ниточках  в линию - рядом.
Крайний шарик ударяет. Все, участвуя в процессе, неподвижны, а самый дальний шарик отскакивает, мгновенно, приняв информацию первого.
Только в нашем случае это не шарики, а сферы. И расположены они не друг за другом, а растворены, если это понятно, друг в друге  -  как дырки сыра. Вы сидите над сыром и думаете свою думку, а ваши мысли пронизывают сразу же всё бесконечное количество сфер вашего сыра-вселенной или хлеба-вселенной…
Что вы так смотрите?  Ведь, ваши учёные доказали, что некая информация действует на микроорганизмы Земли и на Солнечную активность одновременно! Слушайте дальше – мне это самому забавно!   
Вы всё экспериментируете с животными - с собаками, мышами, обезьянами...
Вот ваш эксперимент:
Сидит обезьяна с электродами в голове. В руках у неё ничего нет. На стенде в трёх шагах от неё висит банан и находится светящаяся точка от фонарика. И когда обезьяна мысленно перемещает эту точку света на банан, она получает банан, как награду.
А чуть сложнее - это человек, который взглядом двигает предметы, а, может быть, и ложки гнёт.
Теперь вернёмся к сыру и стратегическим полётам. Вы не забыли, что такое дырки в сыре?
Вот, вы сидите. Перед вами сыр. На сыре крохотная точка  -  это мой корабль. Не этот челнок, а моя  «Молния» или флагман этого челнока – тот корабль, где имеется генератор сжатых волн.
И вот, взглядом  вы перемещаете эту мелкую точечку в сыре в любую из сфер.
Какая скорость света сравнится с этой мгновенной скоростью?
Вы так же можете переместить эту точку не только в сыре, но и сквозь окно в другой дом, к другому человеку на его тарелку в сыр!
Вот, таким способом Вселенский Интеллект - Высший Разум перемещает нас на заданные расстояния.
Для мысли, так же, как для памяти времени не существует – вот вам путешествия во времени и пространстве.
Скажу вам по секрету: этот сыр вы можете взглядом подвинуть, поднять и даже превратить его в нож или в человека – всё зависит от этики и эстетики - нравственность надо учитывать в первую очередь!

- А дальше?  В сфере как? – спросила Калинка, пока Гога ещё более удлинял своё длинное лицо.
- В корабле я думаю, куда мне надо лететь,  дед усиливает мои волны через генератор -  взаимодействует с Разумом – и мы летим, куда нам надо. А в тактическом полёте, в таком, как в пределах Земли, мы уничтожаем малую атомную массу, тоесть, используем «малую атомную гравитацию» и посредством резонанса увеличиваем мощность до того, что вы видите.
- Самолёт, налево!  Самолёт, направо!  Стой самолёт!  Самолёт, хвостом вперёд марш!
- Гога, ты чего?
- Вот, так бы самолётом управлять! – ответил Гога, но не улыбнулся, - Так ведь, это – вместе с сыром-то – человек в человеке сидит, получается!
- А,  как у вас началось сотрудничество или взаимодействие с Высшим Разумом? – не отставала Калинка.
- Он сам открылся нам однажды. Он сказал, что мы уже созрели.
- Вот, ты сказал «для мысли времени не существует», «путешествие во времени»?
- Я понял, – подхватил Ваня, - Разум может таким способом поместить нас не только в нужное место, но и в нужное время.   А, что касается самого времени, то для стратегических перелётов его совсем не существует. В таких полётах эта величина бесконечно приближается к единице. В формуле скорости путь делится на единицу и получается, что скорость равняется расстоянию, а это и есть мгновение ока.  И чем дальше объект, тем  больше скорость, но абсолютно нет потери времени. Уже существуют полёты, где время формулы приближается к нолю, но нолём, конечно, не становится.                В качестве примера, переместите свой взгляд с одного края горизонта на противоположно другой, ну, скажем, с севера на юг и лучше звёздной ночью. И не забудьте: то, по чему скользнул ваш взгляд, это всего лишь часть одной из сфер нашего космического сыра.                Пролетая Вселенную в мгновение ока,  вы старитесь так же медленно,  как ваш близнец на Земле. Но, если лететь со скоростью света, то один из них, конечно, никогда не дождётся своего  брата.                И гравитация мгновенна, - отвечал он на мысли Калинки, - Она не распространяется, а уже действует. Она может возникнуть,  как информация, и тут же возникнет масса. Но эти кресла, на которых вы сидите,  появились от перестановки атомов воздуха, которые, повинуясь информации, идущей от деда, выстроились в очень тонкую – толщиной в атом – но в очень прочную форму.  У вас это называют нано-технологией. Это пока ещё не то, но вы уже тихонечко к тому идёте. Многие мои слова вы считаете бредом, - он обратился к Гоге, - однако, мы к вам прилетели, а  вы к нам - всё,  никак. И вы заговорили о «летающих тарелках»  лишь тогда, когда только стали о них понимать. Так будет всегда и во всём остальном.
- Ты так мне говоришь, будь-то, там у вас своих ошибок не было!
- Ах, дорогой мой Гога, я говорю совсем не о тебе, а, вообще, о вашем мире. Чтобы не было «вообще», надо всегда говорить лично и в частности!  Вы земляне слишком мягко обходитесь с подонками – всё думаете – «а, вот, я ему прощу, и, когда-нибудь, и он меня простит. А, вдруг, они меня победят, тогда пожалеют меня, как я пожалел!»  Да, где это видано? Победят обязательно и пощады не будет! И это ваша трусость, но совсем не доброта! Не демократия у вас, а полная анархия, потому что законы не действуют в равной степени. У нас так:  если история за тысячи лет показала, что фашизм это плохо – истребляем нацистов, как вшей и клопов, и в этом смысле нет, и никаких свобод не может быть – всё можно, только не фашизм! Если показала история, что вор – это плохо, - в тюрьму его, а не в правительство! Понятия не должны подменяться деньгами! У нас стяжателями брезгуют, как у вас сифилисными!
- А богатыми?
- Жадный и богатый – вещи разные,  как честный и нечестный. Жадным может быть любой, но до науки или знаний – до того, что в этике. А в слове «богат» даже сам корень – «бог»!  И  «господин» - это тот,  кто владеет собой, а не рабами. Рабами владеет и вор. (Я говорю про зависимость, а не о социальном атавизме.)  Родился воином – защищай справедливость или пластайся с такими же, как ты воинами на гладиаторском рынке – как сам решил, так сам и живи! Но любая война вне закона и любой конфликт истребляется силами всей планеты. Правда, унас этого нет уже тысячи лет. И почему вы так мерзавцами своими дорожите?  Вшей и клопов убиваете, а этих воров бережёте - во власть допускаете? Ведь, они много хуже всех вшей именно потому, что на людей очень похожи! У вас была чума и оспа, и вы её привили – устранили. У вас была холера,  моровая  язва  –  вы избавились. Ведь, вы же не бросаете ребёнка при рождении, а бережёте и воспитываете! Так почему же человечество, которое развивается и учится с таким невероятным трудом, вы бросаете на произвол бессовестных жлобов?
- А,  как же быть с прощением?  Ведь, бывает так, что человек ошибается, хочет исправиться и просит о пощаде? – спросила девушка.
- В конце концов, вы можете не покупать закон, но выносить решения разумно? А с явной подлостью поступайте так же, как с чумой – если хотите выпустить её, то выпускайте, но, если нет болезни, что тогда блокировать? Я понимаю, что без зла никак  добра не видно, но нельзя же так трепетно явную нечисть беречь. Ведь, вы тысячелетиями топчетесь на одном и том же месте, а всех-то  пороков  -  жадность, да зависть стяжательства. В космосе о вас идёт дурная слава.  Вы, как бесстыдные и наглые хапуги. В дела вас не допустят никогда!  А это значит – вы глубинка навсегда. Спид и войны вам, как предостережение, но вы не видите и всё вам неймётся – ведёте себя,  как  обожравшиеся бессовестные обезьяны! Хотя, прекрасно знаете, что человека красит скромность и приличие! Или вы всё время путаете хамство со свободой, как сексуальную революцию путаете с порнографией?
- Ты так нам говоришь, будь-то, мы виноваты! – жалобно сказала Калинка.
- Я горячусь, я поражён, я больше не могу всё это видеть, хоя я тут у вас совсем недавно. И кому мне ещё говорить?  Кто мне поверит? – он с нежностью посмотрел на неё, -  Правду всегда говорят самым близким и зёрна стараются бросить туда, где они прорастут! Сколько тысяч лет назад было это сказано? Ведь, человеку нужен только человек – так все мыслители Вселенной говорят.  Но для того, чтобы одним жить хорошо, вы  убиваете  других! И жадный убивает доброго, а глупый  умного! Учитесь у дельфинов.  Их цивилизация на тысячу порядков  выше, чем  ваша – разумнее и культурнее. У них нет унижения, чиновничьего рабства, революций – у них соревнование на совершенство!  Вы все твердите – Бог един, а сами отмечаете Рождество Его, кто двадцать пятого декабря,  кто седьмого января, а кто и вовсе в марте да  апреле, не говоря уже о сути веры. Что значит «убить неверного», когда  Бог един и все религии ведут к нему?  Вы бесконечно теряете время и жизнь на разногласия, которые никогда не решатся, которые и замечать совсем не надо!  И которыми так ловко пользуются ваши воры!  Вы даже Новый год встречаете не в самую долгую ночь, а только девять дней спустя. Это зачем?
- Но, ведь, когда всё ровно и просчитано, то очень нудно жить! – заметил Гога.
- Любые ненормальности прекрасны, когда они видны на фоне некого порядка, но, когда хаос в хаосе, у человечества больная голова!
- А, если камень  к  камню прицепить? –  неожиданно  осенило Калинку.
- Дедушка, челнок сможет поднять  большую каменную  глыбу? – подхватил идею Ваня.
- Да, – ответил тот, - Если вес её не больше нашего в пять раз.              С учётом  возможности маневра.
- А объём?
- Это – сколько хотите!
- Ай, да, Калинка! – Ваня даже ожил, - Будем ловить на живца!  Эта бесова штука большую часть энергии направит на него! Мы её этой глыбой активируем, а когда она начнёт растворять сама себя, блокируем гравитатором и отключим питание! Только надо её очень точно и вовремя отключить! Дедушка этот момент успеет просчитать и нам останется лишь улизнуть, то есть вовремя отскочить подальше.
- Электростанция находится далеко от «растворителя»! – сообщил дед, - она будет вне зоны луча моего сканера! Как мы отключим питание? У нас второй попытки нет.
- А я!? – сказали в голос Гога и Калинка.
- Не ты, а я! – сказали в голос Гога и Калинка.
- Я не пущу тебя! – сказал ей Гога.
- Ты не знаешь языка! – нашлась она.
- Как это я не знаю!?  А «плизьми-клизьми  пенсел»?
- Ты, что командуешь? – воскликнула она, -  Вместе пойдём!

Ваня горько молчал.

- Надо продумать детали, – сказал дед.
- Вы только подскажите нам – где, что и как!
- По данным сканирования при максимальном увеличении можно видеть, как от электростанции под землёй в известную точку координат проходит очень слабый сигнал. Возможно, это кабель?

Проекция давала общее увеличение с отдельными дорогами, дорожками и пешеходами. И частное - такое, что на  травинке было видно бабочку, которая  зачем-то  иногда  порхала  крыльями, но не взлетала, а, быть может, напряжённо думала, что делать. Сигнал
 от источника тока был обозначен дедом мерцающей красной линией.

- Даже, если кабель «растворителя» не поднагрузкой, по нему всё равно идёт малая доля энергии к датчикам или другим элементам. Поэтому можно прервать только это энергоснабжение.
- Но мы не можем гарантировать, что это именно тот кабель, идущий именно туда! – ответил Ваня, - Ты мог бы изготовить портативный аналог твоего сканера для того, чтобы блокировать всё электроснабжение и электронное оборудование электростанции в момент операции?
- В размерах и форме фонарика устроит? – поинтересовался дед.
- Отлично! – удивился Гога.
- Тогда ваша задача ждать от меня  команду и тут же, не медля ни секунды, нажать на кнопку блокиратора. Иначе всем…   Вы понимаете? 

Все сидели очень тихо.

- Теперь ваша задача,  как можно скорее и без проблем  добраться до электростанции и сообщить нам, что вы на месте. Радиус действия блокиратора два километра, но для гарантии  подойдите поближе, хотя бы, на один километр.
- А, как добраться?  Вплавь по океану? – пошутилось  Гоге.
- Нет. Мы уже под берегом. Вот полуостров Сьюард.  Вам только надо выбраться на сушу и сесть в какой-нибудь автомобиль.  Едьте в сторону города Таллера, а дальше на восток. Вот  карта.
- Когда мы долетели до Аляски?  Я, что-то не заметил!
- А мы приплыли под водой.
- С середины океана? С такой скоростью? – удивилась Калинка, -     А, как же подводные лодки и всякие военные устройства на границе территориальных вод?
- А мы их сканером на время усыпили они нас и не видели. На поверхности, к сожалению, это сделать сложнее – слишком много всяческих средств наблюдения и слишком велик радиус их разброса. И не забывайте, что это не мой скоролёт.
- Ну, вот, и рыбок не успели посмотреть! – опечалилась Калинка,  как дитя, и подошла к прозрачной арке. Но освещение по понятной причине не включили.
- Ещё насмотримся! – улыбнулся ей Ваня, -  Помоги наладить связь, - обратился он к деду.
И тот всё так же, не касаясь, направил в уши Калинке и Гоге по крохотному чипу, которые цепко пристроились где-то внутри.

За разговорами они на самом деле не заметили,  как оказались под водой и как внутри неё промчались многие тысячи морских миль.
И стоя теперь возле арки и глядя на таинственные тени проплывавших мимо рыб, Гога подумал:
- А, вот,  как быть с деньгами, не знаю. У меня есть динары, но на автомобиль нам надо доллары. И было бы лучше, если бы таксист не спрашивал - «куда?».
- Опять придётся мухлевать! – ответил Ваня.
- К сожалению, без подлинных долларов мы точных копий сделать не сумеем  -  нам даже в Интернет сейчас входить нельзя! – извинился дед.
- Обменяете эти динары. Ты, кстати, похож на араба. Молчи. Пусть говорит Калинка, -  грустно напутствовал Ваня, -  Ну, в общем, всё по обстоятельствам. И постарайтесь поскорей добраться.

Все понимали, что при обмене или активации счёта могут возникнуть проблемы. До транспорта тоже надо было ещё добираться – от довольно безлюдного берега надо было пройти до ближайшей дороги и там, сперва, остановить попутную машину или не известно, что ещё, но медлить было невозможно.
Мысль об огромной катастрофе гнала их шибче всякой совести.
На прощание обняли друг друга. Поцеловались.
Ваня Гоге вернул навигатор – повесил на шею.

- Ну?
- Даже если весь мир против нас?
- Пока.
- А скафандры?







               
                Часть6
                МОМЕНТ ИСТИНЫ


Вход открылся, но вода внутрь не хлынула.
Потрясающий коридор лежал по дну от челнока до берега.
Шириной метра в три, высотой до поверхности океана, может быть, метров семнадцать и непосредственно до суши метров сорок – сорок пять. Зеленовато-синяя вода,  как будь-то, расступилась в стороны сама и правый срез её, такой же ровный и гладкий,  как стекло, просвечивал сквозь вертикальную толщу  солнечным светом.

- Только не трогайте стены! – предупредил друзей Ваня, - Это работа гравитатора.

Озираясь, они  догадались, что челнок  летел под водой  в  таком  же коридоре.
Одинокие рыбины иногда подплывали  к ним ближе и, как будь-то, чувствуя  какую-то преграду, замирали и, не мигая, наблюдали  за, идущими по дну, людьми.
Под синим небом севера, ярким, как в колодце Африки, по дну океана, как по наклонному сухому трапу, потрясённые,  добрались они до границы прибоя.
Но не успели выйти и по пояс,  как  Ваня сказал прямо в их головах:

- Вернитесь! Дед кое-что придумал. Он предлагает нам использовать внезапность. Если немного потерпеть перенагрузку, то к электростанции мы подлетим без происшествий и, пока все службы будут в шоке, успеем  высадить вас в зоне действия «фонарика». Вам останется дождаться нашего сигнала и нажать кнопку. И так мы сэкономим  минимум часов двенадцать - восемнадцать вашего наземного движения!
- А, как  же вы?
- Управимся.

Они вошли по коридору в камень, и океан сомкнулся.
Внезапно воды разошлись и обнажили дно.
Овальная скала в четыре этажа молниеносно сорвалась со дна и, словно точка, потерялась в стратосфере.
Разъятая пучина с огромным опозданием слетелась со всех сторон сама на себя и подняла такой невиданный фонтан,  что обнажила берега залива Нортон, и вновь налетела на них, как гигантский, ненасытный, облизнувший рот язык. Но, не поймав виновника, побесновалась и утихла.
Челнок на секунду завис над всеми искусственными космическими орбитами,  как бы дразня всех, кто мог его видеть, и, вдруг,  молниеноснее болида, нырнул обратно.
Но не пробил кору Земли, а до изыска вежливо коснулся кончиков травы и мха в пол километра южнее атомной электростанции.

Случайно оказавшийся в шестидесяти метрах пешеход-турист слегка ополоумел – он только что увидел,  как огромный  камень  звезданулся с неба, и из того из камня вышли двое в белых шляпах  и, поздоровавшись, свернули в лес и скрылись. А камень взвился не обратно вверх, а как-то вжикнул в сторону – и  всё – его не стало.
То есть -  как будь-то, не было тут ничего!   

В это время челнок уже баражировал в воздушном коридоре, смекая сканером хороший камень-монолит раз в пять крупнее своего размера, который можно подхватить не вырезая из земной коры.
Такой нашёлся только на Аляскинском  хребте. К хребту Брукса, который был немного ближе, Ваня не пошёл из-за отсутствия там авиа трасс, в которых можно было, хоть на время, затеряться среди гражданских самолётов.
Но к этому моменту все службы противовоздушной обороны пришли  в себя и за попытку нападения на стратегический объект – электростанцию – открыли такой ураганный огонь из всех своих  дыр, что «рулить» челноком стало сложно.
Деду пришлось изощряться – удерживать гравитатором глыбу  и создавать защиту от ракет, которые летели отовсюду – с Земли, с прибывших самолётов и даже из космоса кто-то пытался поджечь челнок лазером.
Калинка и Гога увидели эту картину:
Над их головами на запад пролетел огромный «Ванька-Встанька», весь окружённый взрывами, огнём и дымом, обвитый самолётами  и вертолётами, как  мухами, но чудом невредимый!
Как будь-то, по небу пролетел Армагеддон,  конец света и полный апокалипсис в триедином лице тофтологии.
Они смотрели на него и слышали, как Ваня перекрикивался с дедом.
Калинка плакала, а Гога свирепел, скрипя зубами.
Чудовищная бойня давно уже исчезла из виду, а звук её всё слышался и рвал им души в клочья.

Внезапно стихло.

- Ребята, приготовьтесь! – крикнул Ваня, - Это здесь!
У них всё было наготове, но оба дрожали от невероятного напряжения.

- Вы слышите?
- Да!  Слышим!  Слышим!
- Занялось! – сказал дед.
- Дай заняться установке! – сказал громко Ваня, -  Ещё!  Ну, что? 
- Жми! – вскричали они разом.
И ещё крикнул Ваня:

- Жми, Гога-а-а…

Гога и Калинка надавили.
Они вцепились вместе в эту кнопку.
Они не видели, что там произошло. Они только помнили запись с Ваниного навигатора и только что видели огненный мир вместо неба.
Строения электростанции всё так же были видны из-за склона старой сопки, и можно было подумать, что ничего не случилось.
Однако, вертолёт, маячивший над станцией, вдруг, начал кувыркаться и неумело плюхнулся куда-то вниз. И все автомобили на отрезке видимой дороги встали.
Всё стихло.
Блокировка,  как было рассчитано, отключила  всё  в  радиусе  двух километров, а они всё давили эту кнопку и давили.

И, вдруг, всё вновь заверещало и очень страшно громыхнуло  –  вся авиация воздушной обороны безумно ударила во все стороны от возбуждённого скалою «растворителя».
То место, куда улетели  Иван  вместе с Дедом,  так  нестерпимо мощно  воссияло, что день на этом фоне потемнел.
Как будь-то, Солнце Смерти поднялось за горизонтом.
Оно росло и поднималось, но не смогло захватить всего неба.
И стало гаснуть.
Всё, что могло лететь, всё разлетелось во все стороны и, удаляясь, падая, затихало.

- Ваня!  Ванечка! – кричала девушка.

Но не было ответа.
И даже не было помех.
Всё было до странности тихо.






                ГЛУХИЕ СТЕНЫ


Чрезвычайное напряжение нервов сменилось тоской и упадком сил.
Прохладное Солнце, пологие сопки, покрытые низеньким лесом и мхом, дорога, белые строения электростанции за склоном, исчерченное облаками небо – всё это было на месте.
Не было друга.

Гога встал, позабыв про выпавший из рук фонарик, помог подняться обессилевшей и бледной девушке.
Немного постояли.  Пошли едва-едва к дороге.

Автомобили завелись и разъезжались, но кое-кто ещё стоял, разявя рот на небо.
Вновь зашумели вертолёты и опустились прямо на шоссе.
Из них попрыгали солдаты и окружили молодых людей, наставив на них автоматы.
Всё было с соблюдением максимальной дистанции и чрезвычайно настороженно – их, видимо, очень боялись.

      Когда в Тунисе вместе с Ваней исчезли два других туриста, их  выследили спутником – их стали искать и нашли на Аляске.

Всю дорогу под прицелом автоматов  Калинка и Гога смотрели друг другу в глаза.

В тюрьме их поместили в разных камерах и в страшной тайне каждый день устраивали им допросы.
Скрывать им было нечего – они всё рассказали так, как было.
Но им не верили и многократно спрашивали – откуда у Гоги такая подробная карта,  какой у самих у них нет, из чего она сделана, из чего сделана их одежда, которую нельзя ни порвать, ни порезать, ни даже взорвать, которая при этом состоит всё из того же натурального хлопка и льна? Почему они без визы и для чего им  тунисские деньги?  Как они сюда попали и откуда у Гоги на счёте такая огромная  сумма. 
Происхождение этого вклада никто не мог выяснить доказательно и обвинение в мошенничестве, по крайней мере, ему не грозило.
Калинку неустанно склоняли к сотрудничеству с контрразведкой, так как место её трудовой деятельности подтвердилось довольно скоро.
Но ни она, ни Гога, ни на что не соглашались.
Тогда им предъявили обвинение в международном терроризме и пригрозили смертью.
Калинке даже дали послушать талантливо состряпанные новости – какой-то дрессированный радиопопугай вещал на весь мир, что на Аляске пойманы террористы.  Правда, о том, что разрушено террористами, не сообщалось, и фактов, подтверждающих их  террористическую деятельность, не приводилось. Единственный предмет – фонарик, найденный недалеко от места их ареста – без челнока, как блокиратор, не работал. 
Она категорически всё отрицала так же, как Гога. 
Их обвиняли в шпионаже, но слишком много было непонятного и попросту несовместимого. Поэтому поборники прав человека продолжали истязать их допросами и даже били.
Осознавая правоту свою, они страдали. 
Но более всего их омрачала гибель друга и разлука.
А Гога терзался и клял себя в том, что втянул в это дело девчонку. 







                ДОЗНАНИЕ      



Ваня сначала увидел чудовище – живая  гора  нависала  над ним и сопела.
Из крупа у неё росли рога, из башки выставлялись копыта. Они торчали также из спины и иногда бесцельно, странно двигались, а  из раздувшегося брюха – сбоку – торчала абсолютно лысая голова с гримасой слепого задыхающегося, телёнка.
Страшнее всего было видеть то место, где череп словно оголялся – два безобразных костяных нароста не разветвлялись веточками дерева,  а преломляли  голову  некогда  прекрасного животного на две тяжёлые  костлявые  култышки. Глаза и череп были сильно перекошены, несимметричны и уродливы до отвращения, а из ноздри свисал молочно-розовый короткий голый хвост и гадко шевелился.
Печальное дитя экспериментов над живой природой  жевало, что-то, истекая слизью, и, не дождавшись от Ивана  действий, хромая, отошло.

Рядом с Ваней валялась скорлупа оболочки, из которой он уже не помнил, как выбрался. А далее – за обгорелой полосой травы – виднелась, как чаша, огромная чёрная яма.
Он приподнялся и увидел чёрную невероятных размеров идеальную  гладкую полусферу диаметром около двух километров.
Но над ней было синее небо!
По небу, бликуя лучами вечернего Солнца,  летали вертолёты и какие-то другие аппараты, и это очень походило на продолжение  жизни!
Его заметили военные в каких-то страшных масках и подобрали.
Сверху из летящего аппарата он ещё раз увидел оплавленную, блестящую чёрной  эмалью, гигантскую идеальную полусферу и почему-то подумал, что, если с одного края отпустить бильярдный шар, тот непременно выкатится с другого или, по крайней мере, его там можно будет изловить рукой, если, как следует, свеситься в яму.
С высоты эта лунка походила на огромную чёрную дыру в теле Земли.

Если бы не спасательная капсула, то совсем не известно по какой статье ему предъявили бы обвинение.
Однако анализ его одежды и капсулы говорили об одном и том же непонятном источнике их происхождения, так же, как анализ ДНК  был абсолютно идентичен данным Интерпола.
Естественно, его тут же  идентифицировали,  как  гражданина России Бабикова Ивана  Ивановича, находящегося  в международном  розыске за мошенничество в особо крупном  размере.

-    Это что за супер новое прикрытие для резидента разведки  -  уголовное? – удивлялись сыщики госбезопасности, -  И, если это не разведка, а прямое вооружённое вмешательство, то почему Россия заявляет о своей  абсолютной непричастности?  И стоит ли спешить с официальными заявлениями и прямыми ответами на вторжение, когда за всеми этими фактами стоят такие сверх-совершенные  и  непостижимые наукой технологии – все уже видели запись полётов объекта и его оперативно-тактические способы ведения боя.
Ведь, это явное самоубийство воевать с таким противником!
Одним словом, дело это находилось в страшном напряжении, под надзором всех высших органов власти, но ни туда и ни сюда не двигалось, не смотря на всю его международную огласку и, вместе с тем, ужасную секретность.

Когда Ваня рассказал о себе всё, что мог, его отправили на  медицинскую экспертизу, но все анализы были  в порядке.
Ему, конечно же, не верили.
Какими-то уколами его даже погружали в гипнотическое состояние, но при таком наглом отношении Гумпо не пожелал делиться  с тюремщиками своими знаниями и во время гипноза пел для своих живодёров песенки из их кошачьих водевилей.
Допросы продолжались и Ваню точно так же, как его друзей пытались вербовать, но он всегда твердил одно и то же:

- Ведь, если я продамся, я перестану жить и превращусь в товар или животное!  О всяком человеке остаётся память!

Изобретательный следователь из особо секретной комиссии до того извращался умом, что в попытке склонить подопечного в свою сторону однажды проболтался, что «этот «растворитель» опять же придумали  русские, а мы только сделали раньше», за что его и отстранили.
Впрочем, ему самому всегда делалось худо, оттого что Ваня знал все его мысли наперёд.
Ване с ним было скучно.
Но он настойчиво старался убедить, что больше невозможна активация антенн нигде и никогда, потому что новый сверх-скачёк  и  резонанс напряжённости поля уже не сможет унять ни одна даже самая сверхмощная гравитаторная установка, если бы она тут появилась.

- Вы итак уже великим чудом избежали гибели планеты. Ведь, вы подобно дикой обезьяне нашли в поле мину-ловушку, стоите на ней своей лапой, и стоит только дёрнуться – всё стадо разлетится  в клочья!  Вернее, просто растворится и от вас останется одна Луна!
- А,  как же вы узнали о нашей сверхсекретной  установке?
- Да, я случайно залетел!

На этом месте следователя всегда начинало трясти,   он   уходил подумать и однажды совсем не вернулся. 

     Нового  следователя  звали  Пол.
Он был попроще,  помоложе  и  старался  больше слушать.
Ваня почувствовал к нему симпатию, и ему захотелось ответить на некоторые вопросы, которые роились в голове у Пола.
Например:

- Куда развивается Вселенная? От мёртвой материи к жизни  или наоборот? Кто много работает, тот всегда заработает, но, похоже, что цивилизация развивается только потому, что все хотят освободиться от работы и ради свободного времени заставляют вместо себя работать машины. Наверное, так всё стремится к покою?  И с точки зрения математики самое стабильное состояние – это покой? И двигаться нас заставляет потребность покоя? Но покой – это смерть. И получается, что всё стремится к смерти, то есть к не живому. А, как представишь себе, что из всего бесконечно-огромного мёртвого пространства космоса тебе по величайшему случаю выпала возможность жить,  так начнёшь дорожить своей жизнью,  как самой драгоценной вещью, с которой не сравнится даже честь и совесть!
- Ну, какой же это покой, когда тебя ударит вдохновение?  Ты всё стремишься сделать с удовольствием, сам и своими руками - своей головой! Постойте! Получается, что защищая свою жизнь вы готовы, не щадя своей чести и совести, пойти на любое убийство, предательство и на всякую грязную пошлость?  Сражаясь за свою жизнь, убьёте свою мать или своё дитя? И это притом, что в своём развитии вы всё равно придёте к смерти? Абсолютного покоя нет, и мёртвой материи не существует вообще! Даже вакуум для одних – это непроходимой плотности материя для других!  Если есть хоть какая-то крупица вещества, то в ней уже заключено движение! Хотя бы ваш электрон или просто какой-нибудь «шкварк» – это не твёрдая частица и не мёртвая материя, которая куда-то там летит – это и есть само движение – вращение вихря энергии  в одну  или  в другую сторону!  -  ответил Ваня, -  Вся материя – это вихревое движение энергии!  Подругому - это может быть вакуум. И ваша смерть - это лишь  своевременная  потеря  оболочки  - переход  в другой вид материи, в другое  измерение. Об этом почти все у вас тут знают.  Но у вас это нечем фиксировать для принятия и понятия факта. Приборов нет у вас таких. А вам надо палец в отверстие раны вложить!  Сказать, что Вселенная развивается от смерти к жизни или от жизни к смерти, вообще, нельзя  -  она просто живёт, и развиваются все её фазы. Но все они равновелики, равноправны и равновозможны. Вот, на Земле живут техногенные цивилизации и островные племена, но сказать, что одна цивилизация развита выше другой нельзя  -  ведь, там, где скорость и хрустальный унитаз,  ничуть не меньше подлости и зла, чем там, где натуральное хозяйство. Всё измеряется глубинами души и высотою духа  - терпением и самопожертвованием. Подлинный момент тот, в котором  мы с вами находимся. Другого момента не будет. Истина там, где мы с вами сейчас.  И жить будет хотеться всегда, но жизнь всегда будет измеряться совестью – другой мерки нет. А, что, как говорится, заработал, то и получил. Это, как справедливость – сама она не наступит – её искать приходится и за неё бороться надо. От того и равенства не будет никогда.  Иначе -  зачем мне своих детей рожать, когда чужие дети точно так же хороши?  Исчезнет разница,  не будет и сравнения. Жить и развиваться может только нестабильная система. И хотя все так жаждут порядка, порядок возможен только в архиве или музее, но сами понимаете архив – это не жизнь.
Стабильными должны быть лишь понятия.
         
- Как без врага нет друга, так без войны нет мира, – поддакнул Пол с сарказмом.
-     Да, но есть разница - холодная война или кровавая!  В этом и есть качество или разум цивилизации! Человечество может покрыть своим клоном планету, как плесенью, где каждая бактерия хочет быть толще другой, и сосать её соки пока та не умрёт, а можно разумно – с любовью – беречь свою мать и уважать другую. И это тоже знают все! А что вы видите на самом деле?  А это и есть качество. И высшая мера этого качества – потребность справедливости, то есть – совесть!  Отсюда только один и простейший вывод:  высококачественный человек тот, в ком есть разум, то есть – чувство совести. Или другими словами – потребность справедливости. А это, как раз, забота не о себе,  как о высшей точке мёртвой материи,  а о другом человеке.  То есть, - это не животный инстинкт – схватить и присвоить, пока не видят стражи уголовного кодекса или пока это не прописано в Конституции.  И, если такое понятие есть, тогда можно подумать и о себе. Вот вам ответ на вопрос, куда развивается Вселенная  - от жизни  к смерти или от смерти к жизни.
А, если учесть, что государство это тот же человек, то сразу видно,  кто куда идёт, и кто имеет разум, а кто самоубийца, пускающий себе кровь.
- Война – это явное зло, но от неё огромнейший прогресс! После мировых войн, вон, как развиваются технологии!
- На что покойнику твой комфортабельный сортир? Кто затевает войны, тот в этих войнах не является солдатом.
- Но где же выход?  Ведь и у власти те же люди!
- Человек раб своих желаний. Его желание – его крест и проклятие. Как при ожирении нужна диета, так и в желаниях  нужен пост. Если вы не сожрёте себя, то может быть и доживёте до всемирного взаимоуважения!  Но уважения не силы,  а  факта бытия. Тогда и тараканов будете отпугивать, а не давить!  Но это всё пустые звуки, – Ване вдруг стало грустно, -  Вы не могли бы узнать, что с моими друзьями? – хотел он спросить,  но испугался, что вопросом им же навредит.

Он не имел понятия, где Гога и Калинка, но чувствовал, что с ними  худо. А они были уверены в его гибели.

На одном из допросов Пол спросил:

- Что понравилось вам на Земле?

Ваня даже не сразу ответил - это был факт доверия.

- Когда прилетаешь на Землю, прежде всего, поражает красота  и обилие жизни – хочется быть тут вечно, как с любимой.  Я часто думаю об этом. Но, это, ведь, не вами сделано. А из того, к  чему вы прикоснулись, так это образцы искусства – архитектура и литература… живопись… у вас невероятно музыкальный мир!  Но высочайшая и величайшая вершина из всего, что возможно достигнуть во Вселенной – это божественная красота человеческого духа. Ни справедливости, ни доброты вовне не существует. Они есть лишь в сознании. Но так вот вдруг в сознание их не внедришь -  их можно только воспитать. Именно эти  светлые идеалы и высокие стремления, столь гениально изложенны вашими великими земными мастерами в предметах искусства. Там вещи называются своими именами и слово там дороже золота, как это есть на самом деле, другого любят больше, чем себя - это и есть любовь.  А вы заметили, что все гадости в этом мире от любви к себе, но всё прекрасное от любви  к чему-то большему? А, кто способен в вашем мире к этому особенно в верхах? Однако были же в вашем мире декабристы - господа из господ – господее уже и представить нельзя, но ради справедливости они отдали себя на позор и даже на верную смерть! Вот – истинная красота! Я расскажу об этом всей Вселенной!  Это Боги!               
- По правде говоря, я думал, вам понравятся какие-то изобретения? – сворачивая на свою тему, осторожно заметил  Пол.
- Изобретения это пустое! Изобретения появляются вместе с необходимостью сделать что-либо быстрее и качественней. Всё в мире есть давным-давно – вы только ловите извне об этом  информацию, но выдаёте за свою идею и патентуете её, чтобы нажиться. Но тут вы ошибаетесь – то, что должно появиться только в своё время, обязательно появится только в своё время.  И если не тот, так другой человек информацию эту уловит. Вы это прекрасно знаете по вашим мировым открытиям. Всё это – Бойли-Мариотты! Правда, есть гении, которые чувствуют раньше всех, например, Леонардо да Винчи, Менделеев, Циолковский и так далее, но все они дети природы.  Разговор наш о том, что технологии облегчают жизнь телу, но ничуть не касаются души, то есть, самого человека.  Ведь, жизнь – это нервы и эмоции, но не новый механизм и технологии. И доказательство тому, как наивысшее переживание - любовь. А технологии – лишь быт.
- А, что для вас худшее здесь - на Земле? 
- Вы же это без меня прекрасно знаете!  Вы постоянно думаете – с кем вы – со мной или с вашим  служебным  долгом.  Вы  верите мне, но ни за что не скажете об этом сослуживцам. Я вас не принуждаю! Во всей Вселенной самое худшее – это подлость, то есть - недостоинство. Любую трудность можно одолеть и жить можно с любым соседом, если нет предательства.  Вам, выросшим в крови, это яснее ясного и уж точно яснее, чем мне!  Представьте, что два боевых товарища воевали вместе против некой мерзости вроде фашизма.  Причём, один так сражался, что, истекая кровью, падая, всё-таки, явно сам одолевал противника своею силою, а второй выжидал и наблюдал, на чьей стороне окажется победа. И, когда стало ясно, что первый и так победит, этот умник пришёл к нему на помощь. А спустя некоторое время,  когда мир был спасён, тот второй говорил всем и всюду, что он победил злую мерзость. Говорил он это часто и с гордостью, но, совсем не вспоминая своего товарища-героя, который первым погибал и первым одолел врага.  Вот, это и есть первейшая подлость! Подмена фактов или умолчание о них  даже частичное -  это ложь!  Вот, эта маленькая вещь и есть самая большая подлость, ибо с неё всё разрастается, гниёт и портится. Теперь представьте себе, что это не слова товарища, а целая политика бывшего государства! А, если учесть тот факт, что всего лишь через два-три поколения человечество напрочь забывает свою историю и начинает вновь идти по своему натоптанному замкнутому кругу, наступая на одни и те же грабли, то это и есть воистину самая большая подлость. Об этом, кстати, все ваши мыслители толмачат на протяжении всей вашей истории, но вопрос в том, знаете ли это вы? А из-за этой  подлости и вашего беспамятства у вас идут всё теже войны, и вновь процветает фашизм!
- Но, всё-таки, человечество появилось и выжило благодаря способности изобретать? И, в частности, оружие?
- Самое великое изобретение человечества – это палка, верёвка и камень, которые можно связать, а всё остальное – это производные технологии и эстетики.
- Но неужели там у вас нет, и не было внешней угрозы? – не унимался Пол.
- А, что на вашу планету уже нападали?
- Вообще-то, я не знаю. Никогда не слышал!  –  удивился  собеседник.
- Вот и мы у вас таких следов не обнаружили! И, если бы хотели что-то захватить, то сделали бы это ещё в вашем каменном веке  –  до развития вашей любви к оружию. Многие исследователи прилетали изучать феномен вашей Земной похоти. Не сердитесь, что я так резко это называю, но о вашей жадности,  в самом деле, невозможно говорить нормально - без эмоций.  И в нашей сфере не было агрессии ни на одну планету. Мы развивались под контролем разума – не в войнах, а в общении, в здоровой конкуренции. А, если кто-нибудь задумает убийство или воровство, его лишают разума – у нас с этим строго. Когда не разрушается дотла, то легче создаётся новое.  Ведь, даже в эволюции животного мира нет войн!  Зачем же вы – люди – дошли до такой дикости? А технологии и эстетика здоровья позволили нам добиться долголетия – стремление людей увековечиться – промысел Божий. Слишком много цивилизаций гибнет от простых природных случайностей!  Но чтобы от беспамятства,  как это всё у вас – это нонсенс!  Ваш мир тем более хрупок, чем более вы полагаетесь на неестественные искусственные средства. Кпримеру, если раньше вам надо было избавиться от конкурента, вы старались сделать всё, что возможно, лучше него, то теперь достаточно незначительного повреждения компьютерной системы, и многие уже не смогут выжить без неё! А супер фантастическая техника, о которой вы всё время думаете, и хотите от меня узнать, совсем не чудо, а всего лишь вопрос времени – когда вы будете готовы  качественно, вы эту информацию найдёте. И так же,  как  огромный паровоз со временем стал микрочипом, появятся у вас неведомые ныне технологии.  Ведь, вы не запретите думать вашим учёным, исходя из корысти политики? Конечно, если средств на науку не будет, не будет и самой науки. Но человечеству для развития необходим совсем не микрочип! – отвечал Иван на мысли Пола, -  И никогда машины вас не победят, ибо, мыслят они рационально, а человек  мыслит нерационально, образно и чудесным образом!
- Скажите, пожалуйста, Гумпо, а вы могли бы рассказать, что ждёт нас в будущем?
- Спасибо, Вам за то, что Вы мне верите, но ничего предсказывать  я  вам не собираюсь. Что это за игрок, который знает, что он проиграет? И я не предсказатель. Могу лишь вас предостеречь. Если вы не хотите, чтобы в Большом Космосе брезговали вашим обществом, как брезгуют сейчас, делайте на всех уровнях всё честно и по совести. Ведь, вы же знаете, что в вашем мире, что бы ни случилось, первыми всегда всё выхватят лакеи, ловкачи и воры? Ведь честный и достойный человек всегда уступит слабому. Но даже, если ситуация не так прекрасна, как сейчас, всегда можно что-то пытаться исправить. Для этого поможет вам картинка прошлого, которая подскажет, как и куда идти в будущем.
На вашей планете всё так, как отразилось в вашей же литературе. От золотого века светлых идеалов и высокого стиля она перешла к серебряному веку. Затем, к бронзовому. Потом переживала деревянный детективный ширпотреб, читать, который было так же интересно, как ковыряться в старом трупе. И так же всё происходило в жизни в нравственном аспекте. Например, от самопожертвования декабристов во имя торжества подлинной свободы, эстафета перешла к эсерам, погибавшим за торжество только их политических идей. А от эсеров-террористов к примитивным террористам, гибнущим на фоне чьей-то корыстной политики просто за сумму денег, посмертно переводимую их родственникам. И так, пока всё не скатилось от террористов-смертников  к обычным мелким бытовым убийцам-наёмникам, трудящимся под лозунгом «За деньги я убью, кого попало, но меня не тронь!» Заметно наблюдается исчезновение высоких идеалов, и их подмена бытовыми, примитивными потребностями, а вместо достойного человека всё чаще господином называют неуличённого или откупившегося вора. Может быть, это оттого, что люди мало интересуются, чем бы то ни было, кроме своей основной профессии? Но образованием всегда считалось полное изучение опыта всего человечества и всех искусств. Ведь все они несут гуманитарные - общечеловеческие понятия. Нельзя же выучиться только крутить гайки или только собирать одну и ту же комбинацию из чипов, и крутить эти гайки всю жизнь с рождения до гробовой доски, добиваясь каких-то высот в своём деле и благ и уважения от дела своего, но ничего не зная более! Вы боитесь, что вас одолеют машины?  Эти машины уже одолели вас! И эти машины – вы сами. Но вы не можете увидеть сами себя со стороны. Вы чувствуете, что что-то не так и где-то что-то не то, но что, вам не понять – вы сами – машина.  А машина по определению своему – это предмет, в котором нет души.  Но человеку быть машиной означает быть калекой. Человек живёт не физическим  напряжением и наслаждением, как червяк, но напряжением мысли, идеи – души! Совсем не то хотят калеки! А, чтобы увидеть «то», надо учиться всю свою жизнь, не теряя желания! Лишь тогда можно понять, почему нельзя обижать не только равного себе, но даже самого ничтожного - ведь создан он не вами! Бояться этого не надо. Оробеть может даже и царь, но поступиться принципом не должен господин!  Как много в вашем мире это понимающих, но, как мало их среди востребованных и активных людей! Представляете, сколько миллиардов донкихотов в вашей истории отдали себя за справедливость и канули в бездну? Но всего через какие-то два-три поколения у вас опять меняется политика, и вы уже опять до слёз смеётесь над своими донкихотами! Поставьте себя на их место. И если вам удастся это сделать, вы уже не машина!
- Вы не знакомы  с  коммунистами? – спросил  внезапно  Пол.
- Я  удивляюсь – вы то понимаете, о чём  я  говорю,  то,  вдруг, впадаете в безумие!  Ваш коммунизм  возможен  в полной нищете, но, как только человек создает  маломальскую  собственность, начинают действовать совсем иные отношения!  С развитием технологий жизнь в бытовом отношении становится легче и проще. И живут люди дольше. Но почему-то от удобной жизни у людей мозгов становится всё меньше, понятия до примитива упрощаются. Вот ваши новости:  «Отстаивая требования коллег, один из преподавателей объявил голодовку, но когда врачи сказали ему, что это вредно для здоровья, он голодовку прекратил!» Он, что  хотел всех насмешить? Ведь, это же учитель! Корреспонденты ваши бывшие  христиане  вернулись из плена на ближнем востоке и плачут, что их силой заставили принять совсем другую веру! Но во что же они теперь верят? Разве можно не по собственному убеждению во что-либо верить? Наверняка их мучили, и мне их жаль, но вера-то, как могла измениться оттого, что им, пусть даже, оторвали ногу? Можно силой под пытками заставить говорить не то, но разве можно переубедить человека в том, что ночь - это день, а день – это ночь? Не в том ли дело, что и вера тут у вас бывает модной? Да пострадали, натерпелись, не смогли, но объявлять во всеуслышанье, мол, мы сменили веру - не достойно. Когда вокруг все модно ходят с голым задом, а ты в брюках, когда вокруг все проститутки, но ты не продаёшься – это достоинство!  -  разгорячился Ваня, -  Но самая беда большая в том, что огромному большинству людей нравится быть подчинёнными и рабами, и они об этом даже не задумываются!  А что тут думать-то  -  хлопот-то никаких!  Тебе сказали – сделал, ещё и деньги получил за это.                «Задуматься» у вас от слова «зад»...               







                Часть 7
                РАДОСТЬ



Дни шли, но обстоятельства не изменялись.
Однажды  Пол пытался объяснить Ваню комиссии по расследованию.
Но напряжённость в этом деле только возрастала.
Комиссия, прослушивая и просматривая записи допросов, вполне могла бы согласиться с версией инопланетного вмешательства, но тот факт, что все задержанные были земного происхождения, ставил её  в тупик. А мысль о том, что у соседней сверхдержавы  есть технологии, которые  даже не дано понять, приводила всех в бешенство, ужас и панику, но практически ничем не разрешалась.
Друзья  по-прежнему  не знали друг о друге ничего и тосковали.
Гога на допросах горячился и, добиваясь освобождения Калинки,  как совершенно ни в чём не виновной. Пару раз устроил рукопашную, но это был совсем не тот случай, когда таким способом можно было чего-то добиться. Скорее это выходил горячий пар обиды. Его самого отъелтузили до потери сознания.
Они с Калинкой с тех пор так ни разу и не встречались.
Калинка плакала, но этого никто не видел.
Ни сообщения с посольством, ни какие другие контакты вообще не допускались и никому извне, помимо комиссии по расследованию феномена,  не сообщалось об их гражданстве, а данные из Интерпола были использованы только для их идентификации.
Всё было – тайна, покрытая мраком, объятая испугом смутной истерии.

Кроме двух-трёх человек из комиссии узники не видели никого, но хуже всего было то, что все они томились в помещениях без доступа дневного света – ни о каких прогулках не могло быть речи.
За ними наблюдали, и в их камерах непрерывно горел яркий свет.
От этого терялось ощущение времени, и это чрезвычайно раздражая,  угнетало. Никто из них не мог достоверно сказать, что сейчас – день или ночь?
Судьба их никак не решалась, и никто не мог предполагать,  сколько это может продолжаться. А это приводило их в отчаянье.

Шёл уже второй месяц их тайного заточения и пытки непрерывным наблюдением, а всем казалось, что уже идёт который год.
И Ваня начал понимать, что это не закончится ничем.
При всей невозможности совершить побег, он уже предпринимал попытки выйти с помощью своих флюидов, чтобы хотя бы «осмотреться», но из камеры ему не удавалось выйти ни на шаг, ни с кем, ни под каким предлогом.
Ковырять стены ложкой при столь подробном наблюдении не представлялось разумным. На подкуп тут никто не шёл – слишком уж важная птица был Ваня.
Прикинуться больным здоровье не давало.
Но, если бы и вышло, то врачевать приехали бы все сюда.
К компьютеру его, естественно, не допускали – он был приговорён к безделью,  как к высшей мере наказания.
Всё было плохо.
Но, чтобы не свихнуться, он вспоминал всё по порядку – особенно Калинку – и непрерывно думал, в частности, о том, что наивысшая фантастика – это любовь. Выше неё только взаимная любовь.
Можно привыкнуть и к формам и к их измерениям и к новым идеям, но к любви, как к вдохновению, привыкнуть невозможно!
И, почему-то, в отличие от математики,  разделённая  любовь  становится не меньше, а наоборот – больше!
И не смотря на то, что у него у самого была  огромная  - неразделённая любовь, это его почему-то успокаивало.

Это был день, когда  Пол сообщил ему, что Гога и Калинка тоже в заключении. В условиях невозможной секретности он просто сильно подумал в присутствии Вани и Ваня прекрасно всё понял.
После его ухода Иван лежал пластом. Ему было худо так, как хуже  ещё не бывало.
Он проклинал себя.

Почему-то начал мигать свет – свет, который всем так дорог, который здесь заставили так ненавидеть. Он замигал очень странно – ровными интервалами, как стробоскоп в полном  мраке.
И  Ваня почувствовал!
Почувствовал, но не поверил.
Но не пойти он, разумеется, не мог.
И он пошёл.
Все двери открывались перед ним, и  все охранники стояли перед ним, как восковые, и не в силах шевельнуться, бешено сверкали неподвижными глазами!
Двор походил на пустой саркофаг – плоский и прямоугольный.
А во дворе, на самой середине дна, лежал обычный – восемь на семь – плот.
На нём стоял его родной брат Катер Крадуге.
Стоял и улыбался.
Ваня долго стоял там, где замер у выхода, и долго смотрел на него,  улыбаясь.
Они изучали друг друга.
Что интересно, Катер даже глазом не моргнул, увидев брата  в незнакомом теле.

- Стой, Катер! Стой! – воскликнул вдруг Ваня, - они здесь растворят тебя! Без оглядки ни шагу не делай!
Он имел виду полёты. Но Катер его сразу понял:
- Ты думаешь, что я не знаю, что это за место? – ответил со смешочком  Катер, -  Если мы ещё хоть раз сюда пойдём, то только с имитатором,  как это сделал я! Он идёт впереди скоролёта, и всё сообщает.

Они подбежали и крепко обняли друг друга.

- Братик мой родной!
- Гумпо! Хороший мой, Гумпо! Ты всех нас там перепугал!  А это заведение прекрасно мне известно! И вся его документация! – перескочил обратно  Катер Крадуге, - Монтаж подобных установок уже прекращён, как только ты попал сюда. И две, уже готовые, они мгновенно разобрали! А сколько посшибали руководства! И всё благодаря тебе! Они воистину не ведают, что вытворяют! Давай  поскорее отсюда… -  он не успел договорить.
- Мои друзья!  Тут мучают моих друзей! Это они мне помогли!
- Как их зовут?
- Калинка и Гога. Вернее, Серёга – его так зовут. Но девочку в первую очередь!
- Стой! Стой! Стой! Какой ты шустрый!  К девушке надо совсем подругому!

Они взошли на плот, и Катер проверил у деда все данные по заключённым.

- Они не в этом здании, – ответил он, -  Поехали.

Он был в каком-то аля-туристическом одеянии, похожий на геолога, но без курчавой рыжей бороды и вьющихся вразлёт волос. Зато был с голубыми крупными прищурыми глазами на правильном, небольшом, но мужественном лице.
Как только услышал о девушке, он тут же вмомент облачился при помощи деда  в костюм морского волка и в капитанской фуражке был изысканно хорош. Ботинки сменились блестящими чёрными туфлями, отражающими его белоснежную яхту.

- Ну, ты совсем не можешь без понтов! – сказал ему Ваня по-местному.
Он сам остался в арестантской джинсовой одежде.

- Эстетика, – ответил Катер, - А ты оброс, как древний человек и изменил лицо! – он изучал его.

Они промчались несколько непримечательных  ничем кварталов,  и яхта зависла над ещё одним мрачным зданием в виде буквы «п», утыканном антеннами-тарелками.

- Никто не  вьётся рядом с нами? – удивился  Ваня, имея виду самолёты и прочую военную галиматью.
- А я всех зафиксировал. Побудут малость без движения.  Когда-то надо отдыхать? Вот, вам  верёвочная лестница. Не бойся – это лифт. Ей, знаешь, как понравится!

Но Ваня появился из тюрьмы с Калинкой на руках.
И Катер тут же приземлил-пришвартовал яхту к выходу.

Увидев Ваню, девушка вскрикнула и потеряла сознание – это было последствием нервного напряжения и полной уверенности в его смерти.
На лице у неё была ссадина.
Калинку сразу поместили в целебное  «море» и  «доктор»  взялся  за работу.
Гога был в том же здании. Ваня вернулся к нему.

Бесшумно яхта стала подниматься.
Огромные глаза людей в форменной одежде видны были в окнах.
А  Катер ещё специально надул паруса, бахнул древней пушечкой и опрокинул сверху молнии и гром.
Из персонала кое-кто хотел бы брякнуться назад себя, но ничего не получилось – пришлось быть в обмороке стоя.

Когда, хромая и сутулясь, появился Гога,  на чистом синем небе было только облако.
Катер Крадуге стоял на нём в просторном белом балахоне, и лучезарное светило было ими загорожено.
Ваня только головой своей качал:

- Ты, Гога, толко не волнуйся! Это братик мой так шутит!
- Ну, вот!  Вся родня собралась! – успел ответить Гога, но таки струхнул.

И как было не волноваться,  когда они на облако на это вознеслись,  яко святые духи?
Катер смеялся и тряс Гоге руку:

- Я брат его родной! Сейчас всё будет в лучшем виде!




               

                ОТКРОВЕНИЯ


Целебное море действительно восстановило их очень быстро.
Калинка выбрала то платье, в котором она познакомилась с Ваней.
Друзья надели свои белые костюмы, а  Катер на правах хозяина залез в какой-то смокинг-балахон довольно непростой.

- Ты, Гумпо,  облик свой не хочешь возвратить? – спросил его братец, когда все собрались перекусить.

Ваня ответил не сразу:

- Не знаю, – подумал он тихо.
- Хотите отобедать в обществе с царями Пекты? – предложил любезно Катер.
- Давай, брат, посидим спокойно?  Душа - не тело.  Нам надо не спеша прийти в себя. Давай опустимся на Землю?

Калинка посмотрела благодарно.

Они уютно поместились в старом тенистом парке среди широких  клёнов и душистых лип возле тихого светлого озера. Компания сидела за столом, покрытым белой скатертью, на тонких венских стульях и молчала, наблюдая тишину.

- А, как ты спасся, Ваня? – спросила после паузы Калинка.
- Дед приготовил мне катапульту с двумя вакуумными прослойками на всякий случай, и я прямо в ней пилотировал челноком.  Из-за груза,  из-за медленного поискового хода  и постоянной тряски от обстрела мы шли очень медленно, и челноку не удалось оттуда выскочить. После катапультирования у меня сохранилась только самая ближняя оболочка. Спасибо деду!
- Ничего! Побываем ещё во всех тридевятых в тридесятой степени царствах! – ободрил его Катер.
- Да, я раньше хотел. А теперь хочу в тятин дом, – ответил  Ваня очень тихо.
- Отцу некогда. Он меня послал.
- Как? – удивился Ваня, - Он, что, меня услышал? Ведь, я не смог собрать для обращения и самой малости! – он имел виду людей и отсутствие Лика.
- Ну, и что же, что один?  Ты так громко воззвал, что все вокруг переполошились! Даже сосед приходил: «Всё ли с Гумпо в порядке?»
- Как же я попал в тело Вани?
- Ты думаешь, что я всё знаю?  Наверное, каким-то чудом?  На свете много непонятного – всего знать невозможно!  Наверное, кристалл тебя магнитил?  Любовь, как жизнь и притяжение от одного к другому,  понять нам недано – это всего лишь чувство.
- Значит меня спас кристалл?  Простите за Ваню.
- Не знаю. Судить не берусь. Как Христос говорил – не суди, но спасай!
- Как Христос? – спросили  разом  Гога и Калинка.
- А, что вы удивляетесь?  Истина всюду одна.
- Что за истина? – Гога, видимо, всё ещё был в торможении, - Это правда и факты?
- Ну, да, – как-то протяжно согласился  Катер, - Но, только, что считать за правду и, что принять за факт?  Вот, вы согласны с такой очерёдностью действий: сначала мы не знаем, а затем, узнаём?
- Да.
- А, узнав кое-что, мы сначала не понимаем, что это и для чего это?  А потом постепенно начинаем понимать, если говорим на одном языке, смотрим на это с одной точки зрения и пользуемся этим с одной целью?
- Да.
- Ну, тогда это и есть для нас и для вас одна и та же истина, одна и та же правда или факт.  И так далее.
- Ваня,  ты говорил: «Высший Разум – это высшая сила». Она так же реальна, как стул или стол?
- Ну, это, конечно, более высокоорганизованная материя. Это, как у человека есть мозг и мозговая кость, в которой он находится.  Мы видим и кость, и знаем, что есть мозг, но мы не видим его разум. Но, ведь, у некоторых он там есть, и мы с вами это знаем!  Хотя, определить его можно лишь косвенно – только через дела данного человека. Так и Высший Разум мы определяем не впрямую,  а  посредством восприятия  Его Силы, Его Воли, Его Информационного Потока, который можно назвать «Словом». Ведь «Слово» так же точно несёт информацию. Всё это косвенные определения Идеи, созидающей материю,  как проектор в нашем скоролёте, материализующий мысль в проекцию, а проекцию, материализующий в предмет посредством элементарной нанотехнологии – Господин Един и связи идентичны. Что ему стоит создать левые и правые микровихри?  А это уже электроны, то есть – материя.  Для одного вихрь – это всего лишь «кварк»,  а  для другого – целая галактика.  А, что касается веры, тут я, конечно, не священник, но вам концепцию божественной пружины изложу.  Вам очень многое опять покажется знакомо, но вера всюду едина и это вера в справедливость и мы все судим себя этой верой. Потомучто совесть – это наш бессознательный поиск справедливости.           Совесть почти неразрывно взаимодействует с нашим духом, а дух наш с Высшим  Разумом, для которого, как вы знаете, не существует времени и пространства. И до рождения Христа люди маялись совестью, но не знали,  как быть и в чём дело. И был послан Христос и пытался им всё разъяснить.  Мы видим,  как вы его поняли…
- Ты в Африке сказал про Лик и про связь с его помощью с Разумом, – я правильно поняла?
- Бог не всегда красивее всех и всего внешне – это не мода. Но в Нём другая красота - Он обаятелен и приятен, потому что Он тот,  кто рождает подлинное чувство.  Он тот, кто этим чувством правит. Его черты (теперь я это точно знаю) рассеяны во всех – в отце и матери, в дедушках, в бабушках, в детях – в истинно любимых людях, но все вместе они только в Нём!  Его увидеть может ваше сердце и только чувство скажет вам – это  Он!  И это единственный критерий,  по которому вы сможете  узнать Его.  Когда я к нему обращаюсь, я вижу  Отца моего. И я зову его  Отцом, потому что это так.  И, как у всякого человека есть отец, так и у всякого человечества есть Отец! И каждый сам виноват в том, что Он его не слышит. Я приводил пример про мозговую кость потому, что вами правит арифметика, поэтому вам всюду надо тыкать пальцем. То, что является лишь в виде Образа, вам обязательно надо проверить на зуб или  в химлаборатории и доказать математикой,  хотя Оно и так  уже явилось и сами от Него вы не избавитесь! Но музыку, услышанную сердцем, вы нигде не проверяете и не доказываете, а просто повторяете и помните и бережно храните. Непостижимость красоты, её великолепие-величие и есть первейшее доказательство Бога. Зимой тучи, холод, тоска не дают продохнуть, но ты же знаешь, что есть  лето с его необъятным теплом  и  светом – так  и  вера  объективна  и  реальна  и  Отец  наш такая же правда,  как лето в ненастные зимние дни.  Вот, ответь мне – люди  друг другу  удачи желают?
- Да.
- Значит, не всё зависит только от человека?  И, если будущее известно,  как показала вам  бабушка  Ванга,  Жанна Дарк, гадалка Пушкина и многие другие провидцы, то это  означает,  что существует некий  План. А, как может существовать план  без  его создателя?  Вот, вам  математическое доказательство, раз уж вы такие математики. Предрешено всё Господом, который нам даёт возможность сделать  что-либо впервые,  красиво или безобразно, то есть, честно или бесчестно – в этом уже воля наша. Ведь, то, что надо человеку, Он  творит руками человека!               Но всё так тесно сплетено, что один себялюбец напакостит и из-за него страдают все.  Поэтому без Высшего и цели нет и быть не может. И цель достигается не вдруг – не сразу, а только приложением воли, те есть духа своенго. Ведь, горы двигают не мыслью, а перекидывают лопатка за лопаткой.  Воля – это терпение ради цели. Когда ты терпишь, ты в себе воспитываешь Бога. И это Он заставляет абсолютное ничто быть движением!   Это и есть - воплощение  Духа!  И только терпением укрепляется вера и проверяется целесообразность идеи.                Как велика воля одного человека, вы знаете.  Но насколько велика совместная воля людей, стремящихся  к единой цели!   Свято верящее  в одну идею общество, создаёт великие   империи!  И, чем сильнее ты чего-то хочешь и, чем  настойчивее ты  этого добиваешься, тем скорее это будет, тем скорее материализуется  твоя мысль-идея. А при совместных действиях – идея человечества.  Подлинная вера,  как мысль, неисчислима математикой и так же велика,  как природный инстинкт.                Не верящих людей нет вообще – даже неверие ни во что – это вера, данная Высшим Разумом, для сравнения с подлинной верой. Неверие само по себе – это слабость,  бессмысленность и  бесцельность – это психология самоубийц. Всевышним Разумом заведено жить и это значит – терпеть и одолевать всё, что против жизни. Не стерпел – возвратился вничто.                Смысл человека, роль человека и конечная цель человека – воплощение Божественной фантазии  в  реальность! Не мир огромен, а  я  в нём пылинка, но я в нём огромен – так и поступай! Тогда ты, как  Бог – так и твори, так и храни и береги мир, как  Бог!
- Но, если каждый – Бог, то это та же самая вражда, война и смерть, как сказал Достоевский! – возразила Калинка.
- Конечно, если ты не будешь уважать другого, как Бог, и не будешь терпеть, как Бог. Ведь, Бог – это гармония. Если есть одна часть целого, то должны быть и все остальные. Как я увижу благодать и радость, если не буду испытывать боль и разочарование? Мне кажется, что Земля это школа для воспитания человечьих божьих душ –  формирование и отсев душ  составляющих Душу  Единую.  Разум посылает часть свою на Землю в какого-то человека, эта Душа претерпевает  воспитание,  а  после  смерти  тела  проходит «аттестацию» и посылается на более сложное испытание и терпение в тело другого человека или на другую планету – культивировать там разум – или просто не принимается, как негодная – неудачная. А сильные части очень много терпят и совершенствуются,  прежде чем вернуться и стать Вечной Единой Душою Единого Бога – Высшего Разума.  Вполне вероятно, что сам  Высший Разум – это некое Величайшее Объединение всех Возможных Высших Разумов?  А, впрочем, Божий промысел нам не известен, как неизвестен наш умысел клетке растения, над которой мы проводим эксперимент. Но не заботься ни о чём и ничего и никогда не бойся. Зло и страх смерти – это одно и то же. Обо всём позаботится твой Бог! Только слушай его и помни, что твоими глазами смотрит на всё твой Отец!
Смерть Души твоей – лень, но познающая Душа – это жизнь вечная!
Философия одной жизни,  как некоегого случая – это философия улиток. Делай то, что ты делаешь, ибо, это и есть веление Божие. И, если Он велит тебе, то кто сумеет удержать тебя? 

- Но, погоди!  Тут парадокс! – остановил его Гога, - Что истинно – воля моя, которую я применил, чтобы что-нибудь сделать, и из всего сделанного мною, сложилась судьба моя?  Или судьба моя такова, что я напрягаю волю, чтобы свершить уже предначертанное?  Зачем тогда волю-то напрягать?
- А ты знаешь, что это судьба твоя?
- Да, откуда же я это знаю?
- Ну, тогда так и делай, как сердце велит – тут ошибки не будет!
- А вдруг ошибусь?
- А ты иди не по протоптанной дорожке к узкой цели, а выбери  направление твоей жизни.  Тогда ты этих мелких целей столько поразишь, что удивишься.  Но мне сдаётся, что и направления нам предлагает наш  Отец. Только надо услышать его. А, впрочем, Он даёт нам волю вольную – что хочешь, то и выбирай.
Но, только я множество раз на себе замечал, что напланирую планов, настрою напотом проектов, а все они – хлоп! – и всё не так,  как я хотел  и всё совсем наоборот!  Как говорит один философ -  если бы человечество само планировало своё будущее,  то все давно уже летали бы в сортир на собственных тарелках!
И получается, что это самое  «потом»  само приходит  и  ждать его не надо.
Мне кажется, что в вашей мировой истории такое  было.
Наверное,  Всевышний  однажды допустил тотальный коммунистический режим только для того, чтобы победить тотальный фашизм!?  И в этом есть высшая справедливость!

- А,  как наши Души переходят на воспитание из одного человека к другому или от Всевышней Души к младенцу? – спросила девушка.
- Этого мы не знаем,-  ответил Ваня, -  Но, если даже наши аппараты Он переносит из сферы в сферу сквозь огромное множество материй и измерений Вселенной без напряжения, то уж со своей Родной Материей – с Душой – Он , видимо, справляется не хуже?  Но то,  что души тоскуют по телу, я знаю совершенно точно. Сперва они страдают  в теле.  Если  живые.  Ведь, только спящего тоска не гложет. Потом они страдают по телу и по его страданиям, потому что уж больно велико наслаждение созидать своим телом то, что задумает и что захочет Душа!  И, хотя, наш  Дух и наши Души  Живые пришли из Вселенной и уйдут во Вселенную,  они ни за что не хотят быть свободными и неприкаянными. И также, если я, имея тело своё, так страдаю по родным, то каково Душе баз тела страдать по родным Душам  Души Единой, когда они не вместе?  Так что, страдание – это жизнь и жизнь – это страдание. Это так же,  как чувство не может обходиться без действия и действие  без чувства - пустота.  А, впрочем, это прописные истины и вы меня простите, что для меня они столь новы.
- У вас там храмы или церкви есть? – поинтересовался Гога с некоторой иронией.
- Нет.  Зачем из веры делать бизнес?  Как только появляются служители, так сразу надо их на что-то содержать  и  вера превращается в торговлю.  Христа у вас за эти же слова распяли.  Он только выгонял из храма спекулянтов, а более ни каких законов не нарушал. Традиция – не истина, а укоренившаяся мода. А  мода, как известно, - обезьянья пошлость!

Катер Крадуге всё время вежливо молчал и с любопытством иногда поглядывал на Гогу и Калинку. А те, часто заглядывались на него.
Но он был вполне обычный с виду человек, и это было необычно  и непонятно.  Но никто не смущался,  как будь-то, все были старинные друзья.

- Если бы козявка электрон когда-нибудь взял и задумался, для чего он крутится, то всё и вся бабахнуло бы, накрылось прахом и остановилось! – сказал грустно Гога, -  Жизнь покоится  на  нас -  на дураках! 
- А,  как вы думаете, - обратилась девушка и к Катеру и к Ване, -  Бог стабилен?  Я виновата - может быть, неправильно сказала?
- Я  понял, – взялся отвечать ей Катер, -  Вы побоялись сказать  «развивается». Конечно, должен развиваться. Ведь Он Живой!  Но Законы Его постоянны для нас. Иначе – хаос.  Истина заключается в бесконечном познании истины.  И, пока есть соизмерение – сопоставление, соотношение с  Высшим, всегда есть бесконечная огранка качества – бесконечное приближение к  Идеалу.  Всегда существует сравнение  и обстоятельства.  Например, честность бывает меньшим достоинством, нежели благородный поступок, так как честность чаще  живёт  для себя, а благородное  дело - для  других. Хотя,  и  честь для многих – героизм. Лишь любовь достаётся нам даром! 

Лёгкий ветер нагнал на поверхности озера рябь.
Липы и клёны слегка шевельнули своими листочками. В лучах солнца блеснула и скрылась летящая паутинка.
Тишина нарушалась лишь шорохом листьев и отдалённым криком неизвестной птицы.

- Ах, где же сейчас моя мамочка? – подумал Гумпо с грустью.
- Ну, что же?  Нам пора, -  засобирался Катер Крадуге, -  Хотите ехать с нами?
- Как?  Куда? –  Калинка и Гога никак не ожидали, что всё так скоро и вдруг завершится.
Гога даже привстал – видно, думал о подобном путешествии не раз.
Но, как-то больно уж тоскливо замер:

- Старички мои совсем сдают. За ними кто-то должен присмотреть. Хочу, как сумасшедший с вами! Но не могу.
- А  Вы? – обратился Катер к девушке.

Она  молчала.  Но он прочёл в её глазах такую же дилемму.
В ней перевешивало – «Я,  как Гога».

- Ты знаешь, - обратился Гога к Ване, - Мы с ней решили  быть теперь всегда вместе. Только я хотел сперва её всем обеспечить.
- Я знаю, - ответил Ваня.
- Все данные о вашем задержании и все вещдоки стёрты.  Живите спокойно. Твой счёт в исправности, – сообщил Катер Гоге, -  Где вас высадить?
- А где мы теперь?
- За пределами вашей системы.
- Если можно, на наш родной берег? – спросила Калинка.
- В сосновый бор устроит?

     Все вышли за порог бревенчатой лесной избушки, похожей на охотничью зимовку или на баньку деревенскую среди высоких,  золотых, кряжистых сосен на зелёном пружинистом  мху,  в котором  виделись, светящиеся  в солнце  капельки-кровиночки  брусники,  висящие гроздьями  в вощёных тёмно-зелёных  листочках.
На сухой старой ветке, выпавшей из  кучерявой кроны, заметно было пару крупных  муравьёв, стоящих  друг напротив  друга   и шевелящих о чём-то усами. И небо было чистое, прозрачное,  как вдох.

- Если бы я был Богом, я  всё оставил бы так, как есть! – сказал, задрав голову,  Катер, - Всё, что вверху, обязательно зреет и падает, а потом из семян поднимается вновь.  И,  хотя, миром  правит  иллюзия, но наивысшая  иллюзия  -  реальный  мир!                Когда  я вырастил ребёночка, я это понял.

Друзья стояли без движений и молчали.
Почему-то текли ручьём слёзы, но на них никто не обращал  внимание.

- Ну, ладно. Хватит воду лить! – пошутил  Ваня.
Одним движением он промакнул свои глаза и обнял крепко Гогу.
Обнял Калинку, поцеловал её  и  двинулся  прочь.
Но, что-то, видимо,  забыл – как бы,  вернулся,  оглянулся,  как  шпион по сторонам,  хотя, и без того никто не видел их в лесу, и  незаметно сунул ей  в ладошку  кое-что.
Ушёл очень скоро.

- Мы обязательно увидимся! – сказал им  Катер,  улыбнулся  и  ушёл.


Бревенчатый  домик бесшумно повис перед глазами в воздухе. Сжимаясь,  медленно  уменьшился  до  размеров  мяча,  бильярдного шара,  пылинки  и  просто исчез.
Осталось ощущение, что он исчез в высоком  небе.
Калинка и Гога молчали. Они стояли,  как осиротевшие.

Но  не прошло и двух  минут,  как  Гога  вдруг схватил себя за грудь  -  кристалл был на месте.

-   Да,  было ли всё это?  Ты тоже задал себе этот вопрос? – спросила Калинка.

Но  Гога не ответил.
Он смотрел на два колечка,  лежащие у неё на ладони.

 ©   Одуй               
 02.05.2007.


                ПРИЛОЖЕНИЕ


Гога и Калинка вспоминали Ваню очень часто. Гога даже пытался писать мемуары, но у него всё время получалось сочинение на тему «Как я провёл лето». В результате всех его усилий появился лишь небольшой список Ваниных фраз.
Вот этот список:


               

                НАБЛЮДЕНИЯ  ГУМПО


Работая молотком, держи голову в стороне. Так делает большинство.

Чтобы вермишель не хлестала в глаза,  надо надевать очки.

Если долго смотреть на крестики, то,  возможно,  появятся нолики.

Мыть за собой посуду неудобно – спина будет мокрая.

Кто шибче гнётся,  тот потом  сильнее брюхо выставляет.

Долгое время утопленник проводил в воде.

Что это кошка идёт,  как директор магазина?

Политик  был так популярен, что его задавили поклонники.

Истина немногословна.

- Чем закончилось кино?
- Там было написано слово «конец».

Рациональное мышление означает – думать. А нерациональное – любить.

Человека подводит не жажда познания, а желание поведать о себе.

Не разумом, а нарушением законов отличается человек от всего остального мира. В природе разума гораздо больше.

И коммунисты считали себя правыми, хотя, дело у них было самое левое!

Художественная ценность этой картины в том, что её никто ни за какие деньги не купит.

Здесь художник хотел передать радость жизни и гармонию вечности, но не смог.

Видит тот, кто видит с нескольких сторон.

Борьба за власть была тихая, но жестокая.

Ложь сама захлебнётся в предательстве!

Вы заметили, что у животных Бога нет?

Побеждает тот, кто забывает про себя!

Справедливость сама не придёт. Её надо искать!

Чем больше денег получает человек, тем пуще продаётся.

Посылает тот,  кто остаётся.

Некоторые птицы стали ходить по земле.

Разница между мужчиной и женщиной в том,  что мужчина бреет лицо, а женщина – ноги.

Смысл женщины вообще – дать жизнь и сохранить её даже при полном отсутствии смысла жизни. А смысл мужчины в том, чтобы найти этот смысл.

Здоровье вещь заразная – встретятся два здоровых человека, и у них  может народиться третий.

Чем ниже развитием человек, тем более высокого мнения он о себе!



                ФРАЗЫ  ГУМПО



                День всемирного сниспослания.

Натощак перекусил медный провод.

Он ходил на медведя один. Посмотреть.

У них компания собирается по внешним признакам, но я не насекомое.

-    Ну, что там?  Посетители ещё не рассосались?
- Покачто нет.  Ещё сосутся.

Что делать, друг мой?  Что же делать?  Чернышевского, что ли  читать?

Не свече поклоняйся, а Богу!

Конечный результат – лишь ступенька.  Выбери лестницу.

Ты, как второгодник: всё знаешь, а в следующий класс не переходишь.

Мир – это целое, а мы его делим!

Война вполне может начаться из-за труса, который испугается ослушаться начальство.

Своим богатством хвастать может и дурак!

Народ на это смотрит воспалёнными глазами.

Жил долго и напрасно.

Не иди ни у кого наповоду. Всё решай сам. Тогда не будешь сожалеть и сможешь сказать, что так тебе Бог велел.

От перемены мест слагаемых одна усталость и напрасный труд!

(Возможно, Гога  кое-что приплёл из своего – сейчас не разобрать)

 
                Одуй.     Май 2007 года.