Ангел возмездия - 2

                Мечты и реальность,
                фантастика и бытие



                АНГЕЛ  ВОЗМЕЗДИЯ  -  2



                Город жил своей жизнью, пыхтел трубами предприятий и кочега-рок, одеваясь в саженный, пыльный и вредоносный смог. Его легкие – парки и скверы, не справлялись с очисткой воздуха, а листья-альвеолы покрывались серым налетом. Точеч-ные застройки, словно метастазы опухоли, съедали деревья, уничтожали клумбы и газоны, превращали детские площадки в строительные, покрывая серым асфальтом некогда зеленую землю. На еще свободных местах кучковались металлические гаражи, скрипя по утрам ржавеющими дверями. А на ночь к окнам притыкались «бездомные» машины, подмигивая фарами и иногда завывая сиренами сигнализаций от случайных толчков резвящихся подростков.
Город задыхался от выбросов, и только где-то в генпланах все выглядело чисто, красиво и аккуратно. Да ветряный дождь смывал сажу, уносил пыльные облака, освежая небо и очищая атмосферу. А зимой вьюги и снегопады отбеливали землю, фильтровали воздух.
И город жил. Жил своей жизнью, то освежаясь, то задыхаясь, зависал автопроб-ками улиц и немного замирал на ночь, светясь неоновыми огнями рекламы и фонарей.

Город вечерний, огни фонарей
Светят мерцающим блеском,
Плитка граненая всех площадей
Присыпана снежным гротеском.

Неоновых всплесков цветной разговор
Въелся зубами в рекламу,
Здесь никогда не кончается спор
Оценки ему - килограмму.

И вьюги уж злятся, метели метут,
Финансы в стране холодеют,
А цены бессменно растут и растут,
И люди пред ними бледнеют.

Ночное затишье, но город не спит,
Шуршат по дорогам машины,
В кафе, ресторанах веселье кипит,
Призывно сверкают витрины.

Гуляет там круто простой бизнесмен,
Желудок  и  плоть ублажает,
А рядом еще один наш феномен
В подъезде бомжом засыпает.1
                (1 здесь и далее стихи автора)

Своей отдельной жизнью жил и некогда оздоровительный центр Престиж, пере-именованный с разрастанием площадей в комплекс с одноименным названием. Подмиги-вал городу своей рекламой, собирал массу машин на платных стоянках да опустошал ко-шельки горожан, отдавая взамен товары и услуги. Пестрел многочисленными бутиками, торговыми залами, ресторанами и кафе, фитнес-клубами, тренажерными и другими поме-щениями.
В один из обычных будничных вечеров, устав от производственной рутины, Ми-хась с Татьяной посетили Престиж. Нет, не посидеть в ресторане, не поплавать в бассейне и не позаниматься в тренажерных залах. Все это было и у них самих, и неизвестно где лучше.
Сменить обстановку и поиграть в боулинг, отдохнуть от каждодневных забот, на-капливающихся усталостью в организме, встряхнуть, освежить его новыми ощущениями и снять стресс. Рутина затягивала однообразностью – одни и те же рабочие кабинеты с производственно- научными вопросами, а дома, ставший надоедать, бассейн, тренажеры и бильярд.
Татьяна заказала себе сок, потягивала его маленькими глотками и смотрела, как муж катает шары. Именно катает, а не бросает, рука как бы продолжает  еще движение за отделившимся шаром и он попадает точно в цель.
- Да-а, Коленька, ты у меня еще о-го-го! Словно всю жизнь только  и делал, что шары катал.
Она откровенно любовалась своим мужем, его физической формой, не по годам подтянутой и крепкой.
- Танюша, с тобой надо быть всегда в норме, – он поцеловал ее в щеку. – Ты еще только входишь в рассвет, хорошеешь с каждым днем… Поэтому – деваться некуда, надо соответствовать. Не та цыпа, на которой женился – доктор наук, генеральный директор… Уведут и воспоминаний не оставят.
Татьяна кокетливо улыбнулась, воспринимая его слова с радостью и вспоминая дни, когда она молодой девчонкой, только что окончившей ВУЗ, пришла к нему в фирму. Влюбилась без памяти и безответно в начале, ушла с головой в работу и науку, защитила кандидатскую диссертацию, потом докторскую. Правда последний диплом уже на фами-лию мужа был выписан, но все благодаря только ему.
- А хорошо здесь, Коля, правда? Как-то тихо, спокойно, не суетится никто, успо-каивающая обстановка, – она прижалась к мужу. – Почему мы раньше сюда не ездили?
- Значит будем ездить. А то все работа да дом…
Он отхлебнул несколько больших глотков пива.
- Вот это правильно и верно – надо сюда ездить! – Мужчина подошел неожиданно и незаметно. – Извините, что нарушил вашу идиллию. Кэтвар – хозяин этого скромного заведения, – представился он. – А это моя супруга, Марина.
- Николай, – пожал протянутую руку Михась. – А это моя жена – Татьяна.
- Столь известные и уважаемые люди в представлении не нуждаются. Рад, очень рад, что наконец-то вы посетили наш комплекс. – Он почувствовал в рукопожатии недю-жинную силу Михася, ответил тем же. – Давно хотел познакомиться и скрывать не стану – подружиться. Может в знак встречи присядем за столик?
- Что ж, можно и присесть, – поддержала разговор Татьяна. – Мы с Колей дейст-вительно рады встрече и знакомству. Много о вас наслышаны. Заведение действительно «скромное» – на четырех улицах стоит одновременно.
- Не скромничайте, Татьяна. Вот вас действительно знает вся Россия. Да что там Россия – шар земной. – Марина подняла руку, как бы не давая возразить и плавно переве-ла ее в приглашающий жест. – Пойдемте, на правах хозяйки  приглашаю вон к тому сто-лику.
Она пошла чуть впереди, кивнув бармену, который подлетел к столику первый.
- И так, господа, что закажем? – Кэтвар вопросительно посмотрел на всех.
- Мы уже поужинали, поэтому что-нибудь легкое. Нам коньяк, а дамам, я пола-гаю, винца по бокальчику, хорошего, на ваш выбор.
- Хорошо, Николай, – Кэтвар кивнул бармену и тот удалился. – Кстати, нас тут два Николая, так что зовите меня просто Кэт. Так меня зовут все друзья.

*        *        *

Сивый заматерился, психанул, вырывая из рук Тихона бутылку водки, замах-нулся ею же, но не ударил.
- Ты что, блин, подставить нас всех хочешь, – сверкая глазами, заорал он – На де-ло скоро, а ты опять за свое. Все никак нажраться не можешь. Вернемся – хоть запейся, хоть захлебнись, сукин ты сын. Но до того – никак, даже нюхать ее не смей. Понял? – Он поднес кулак к самому носу Тихона. – Понял, я тебя спрашиваю?
- Да понял, понял. Чего разорался то, Сивый? Пять капель не помешало бы… Чего от них будет?
Начинающий остывать, Сивый снова взорвался, схватив Тихона за грудки. Но уже не заорал – зашипел с яростью.
- Последний раз тебе говорю, блин, еще раз попытаешься выпить, нюхнуть даже – все, завалю суку самолично. Понял?
На этот раз Тихон действительно испугался, он знал – с Сивым шутки плохи, не спасет и знание электроники, его профессиональные качества, за счет которых его и тер-пели.
Как-то раз намечалось выгодное дельце и уже пора было ехать, а его нашли пья-ного в мат. Все, естественно, сорвалось. Тогда обошлось без особых последствий, но вто-рично Сивый таких оплошностей допустить не мог. Этот завалит без сожаления, найдет себе другого спеца, пусть и не такого уровня, но найдет.
- Ладно, Сивый, ладно, чего ты… Нет – значит нет. Что я, не понимаю что ли? – Ретировался Тихон. – Все, в завязке я перед делом.
- В завязке он,… – сплюнул  пахан на пол, – в завязке до первого запашка. А вы чего расселись, – рявкнул он на работяг, – цирк вам здесь что ли? Крутите, блин, свои гайки.
Сивый вышел на улицу, присел на чурку, доставая из пачки папиросу, закурил, стараясь успокоиться. Не только Тихон, но еще какое-то предчувствие давило, не отпус-кало его. И он не мог разобраться – то ли действительно все из-за этого алкаша, то ли осо-бый нюх вора не давал покоя, подсказывал – не надо идти сегодня.
Он смолил Беломор и пытался рассуждать, еще есть в запасе часов пять и оконча-тельного решения не принимал. Шарик подошел к нему, виляя хвостом, уткнулся мордоч-кой в колени, преданно смотря и иногда мигая глазами. Сивый погладил его и оконча-тельно успокоился, словно собака забрала на себя все напряжение. Огляделся.
Место просто отличное, второго такого сыскать трудно. Район рабочедомских де-ревяшек – узкие улицы с земляными, даже не гравийными дорогами, полное отсутствие общественного транспорта и главное – все свои. Посторонние, не жившие здесь, не ходи-ли, не появлялись случайно. Обычная деревня, в которой  посторонний сразу заметен и никто не сует нос за твой забор. В каждом дворе собаки, поднимающие лай еще за долго до того, как залетный путник найдет понадобившийся ему адрес по каким-то причинам. Слежка, негласное наблюдение абсолютно невозможны в такой ситуации, а и так ничего не знающие соседи все равно ничего не расскажут. Не принято здесь сливать информацию и интересоваться делами друг друга. Хоть вроде и деревня – деревней, а порядки свои, с городским оттенком. И путей отхода, на непредвиденный случай, достаточно, через любой огород, забор, где соседские собаки тебя уже знают и не тронут, а ментов порвут в клочья.
Сивый достал еще одну папиросу, прикурил по зоновской привычке от старой. Мысли все же не давали покоя. Надо что-то делать с Тихоном – беспробудный алкаш мог в любой момент завалить дело. Нет, не нарочно – по своему пьянству. « Искать, надо най-ти верного спеца, а с Тихоном расстаться. Спеца найти  можно, но будет ли он надежен? Проверяется все делами и временем. А где его взять – это время?»
Он раздавил ногой докуренную папиросу, втоптал ее в землю, пошел не в гараж, где должны были через пару часов окончательно завершить разборку на запчасти угнан-ной иномарки. Пошел в дом – надо отдохнуть, вздремнуть немного перед делом.
Скоро год, как он освободился, отсидел свой пятерик от звонка до звонка за кражу машин. Там, на зоне, и узнал случайно о Софье, муж которой отбывал срок в одном отряде и загнулся по непонятным причинам. А через пару лет, освободившись, Сивый решил разыскать ее, снять квартиру, а дальше видно будет.
Сивый проснулся в час ночи, в принципе еще рановато, но залеживаться не стал. Сполоснул лицо холодной водой, вытер полотенцем и ощутил приятный «мондраж» – то начинал потихоньку выделяться адреналин, тонизируя весь организм и обостряя чувства. Подошел к Софье, хозяйке дома, которая уже ждала его, натянув по такому случаю ка-проновые чулочки и освободившись заранее от трусиков. Погладил ножки, еще более возбуждаясь, заторопился, сбрасывая брюки, и вошел, ворвался в ее лоно. Отдав соки и уже не торопясь, оделся, поцеловал в щечку и молча ушел. Так поступал всегда, перед каждым делом.
Завел свою старенькую, но надежную иномарку, глянул на Тихона, усевшегося рядом, прошептал про себя: «С Богом», – и выехал за ворота, которые сразу же захлопну-лись. Тихонько ехал по улице, стараясь не тревожить собак, но они уже знали привычный звук его движка и особо не лаяли.
Через полчаса подкатили к месту, оставив машину с другой стороны девятиэтаж-ки. Прошлись пешком мимо новенькой BMW, убеждаясь, что все в норме и на месте, еще раз осмотрелись.
Сивый подъехал поближе, что бы контролировать ситуацию, в случае чего миг-нуть фарами и подобрать напарника на ходу, уходя на рывок заранее подготовленным маршрутом.
Все спокойно, дом безмятежно спал и Тихон включил сканер. Поколдовал немно-го, машина пикнула, моргнув пару раз фарами и снова все замерло. Теперь надо подож-дать немного – вдруг хозяин услышал, заподозрил чего-то… Он обогнул дом и подошел к Сивому с другой стороны, сел в машину. Курили оба, молча и усердно, понимали, что сигнализация выключена. Ждать, полчаса ждать – самое противное и нудное мероприятие, тянущееся, казалось, слишком долго.
Но и это когда-то проходит. Тихон вернулся к новенькой иномарке, спокойно, без суеты открыл дверцу, завел двигатель и тронулся. Через минуту поехал и Сивый.
Только дома они расслабились, вздохнули спокойно. Все, теперь можно и всем выпить, отметить удачу. Леворукую «Бэху» угоняли на заказ и неплохо на этом имели.
Софья в приподнятом настроении быстро накрывала на стол. Вареная без мунди-ра слегка рассыпчатая картошка, отдельная тарелка мяса, сало, огурцы, помидоры, соле-ные грузди…. Водка, естественно, и в немалом количестве.
Довольная Софья знала, что Сивый не поскупится, отстегнет и ей не плохо с об-щей доли – на еду и бытовые нужды, наряды и так, как своей сожительнице, на черный день. Она не задумывалась о неправомерности дел Сивого, ее это не касалось. Какой-никакой, а помощник по дому, мужик на ночь и деньги… Все, ей было достаточно этого и ни о какой любви не мечталось. Не надо ходить на работу – мыть полы за гроши, она их и дома то мыть не любит. Правда участковый требовал трудоустройства, она, естественно, обещала, но на содержании не было несовершеннолетних и он особо не при-ставал.
Стол накрыт и Сивый пригласил всех. Тихона, который уже с трудом сдерживал себя при виде спиртного, двух работяг, непосредственно не участвующих в кражах, но разбирающих автомобили на запчасти или перебивающих номера двигателей и кузовов в зависимости от надобности. Налили по первой.
- Рано празднуете, господа…
Низкий голос с металлическим оттенком заставил всех вздрогнуть, пригвоздил в испуге к сиденьям. В проеме двери внезапно появился высокий мужчина с накинутым на голову капюшоном, закрывающим практически все лицо.
- Ангел возмездия снизошел к вам и вещает о справедливости. – Голос словно раздавался отовсюду, сжимал душу и веял ледяным холодом, нагоняя страх. – Машину верните, – он говорил медленно и громоподобно. – А тебя, Сивый, уже не исправить и вот тебе наказание Господне.
Правая кисть Сивого словно сама отделилась от предплечья, упала на стол, шеве-ля пальцами, заливая все вокруг кровью. Он дико заорал от боли, хватая обрубок другой рукой, сжимая с силой и пытаясь остановить фонтан крови, тряс ею, разбрызгивая по ком-нате красные сгустки.
- Жгут давай, жгу-ут, – дико заорал Сивый, выводя всех из оцепенения.
Тихон и двое рабочих кинулись на улицу, даже не замечая, что в проеме двери уже никого не было, выскочили за ограду, разбегаясь в разные стороны. Тихон бежал изо всех сил, спотыкался, падал и снова бежал, не соображая куда и зачем.
«Машину верни», – словно громом поразил голос. Тихон затрясся от страха, раз-вернулся обратно, лепеча невнятным сумбуром: «Верну…машина… верну… машина». Побежал обратно во двор, долго не мог завести трясущимися руками  BMW. Наконец вы-ехал с трудом, погнал по дороге, лепеча про себя: «Верну…машина…верну…машина», – пока его не развернуло поперек.
Скорая не могла объехать иномарку, долго сигналила, потом водитель вышел, по-дошел к ней, дергая запертую дверцу, нагнулся, что бы разглядеть получше – что там внутри. Призывно махнул рукой докторам.
- Да тут вон шофер весь в кровище сидит, но руки целы – не наш значит клиент, – объяснил он подходящим врачам. – Шепчет чего-то губами, а дверь не открывает, за-щелкнулся изнутри.
Доктор попытался сам, подергал дверку, постучал в стекло – человек внутри не реагировал.
- Пойду, ментов по рации вызову – пусть приезжают и разбираются.
- А мы что делать будем? – Спросила его фельдшерица. – Может пешком пойдем – тут осталось то, наверное, метров пятьсот до «вызова»?
- Сидеть будем, ждать. В этом гадюшнике неизвестно что случиться может. Вон – этот весь в кровище, руку еще кому-то отрубили… Нет, без милиции никуда не пойдем – не хватало еще, что бы и нам что-нибудь оторвали.
Ждали примерно полчаса, пока милицейский УАЗик подрулил к месту. Дверца иномарки внезапно открылась, бледный, как полотно, мужчина выскочил из нее, подбе-жал к УАЗику сзади, дергая ручку двери.
- Смотри-ка, сам в «тигрятник» просится… Ну и дела-а, – засмеялся вышедший милиционер. – Да он в крови весь. Доктор – ваш клиент пока.
Мужик продолжал трясти ручку милицейской машины, пытаясь открыть дверцу, не реагируя ни на что. Врач так и осмотрел его за этим занятием.
- Это не его кровь, – пояснил доктор милиционерам. – Тут у нас как раз вызов не-далеко – кому-то руку отрубили. Может вот он и рубанул.
- Понятно, – мент отомкнул дверцу, впуская мужика внутрь. – Да он вообще псих какой-то. Ладно, поедем, посмотрим, что там еще за рубленые ручонки.
Милиционер подошел к «Бэхе», что бы отогнать ее немного в сторону.
- Опаньки! – воскликнул он. – А машина то в угоне – как раз сегодня ночью угна-ли.
- Ты поаккуратнее там, – предупредил старший экипажа, – следы не затри.
- Ладно, не впервой, – милиционер отогнал машину к забору. – Все, пусть здесь пока постоит – никому не мешает.
Скорая и УАЗик проехали дальше по улице, остановились у указанного в заявке адреса. Их почему-то никто не встречал. Доктора и милиционеры прошли внутрь дома. Ужаснулись увиденной картине – за столом сидит женщина, ковыряет молча в шоке вил-кой оторванную человеческую руку, кругом кровь и больше никого нет.

            В уголовном розыске совещание шло в самом разгаре. Начальник собрал своих людей, занимающихся делом Сивого.
- И так, что мы имеем в результате? – задал вопрос руководитель, конкретно не обращаясь ни к кому.
Старший опер Самойлов понимал, что вопрос задан всем, но отвечать ему. Он старший группы по этому делу.
- Константин Владимирович, – начал свой доклад Самойлов, – то, что отрезанная кисть руки принадлежит Сивому – сомнений нет, его отпечатки пальцев. Но, сам Сивый, как в воду канул. Ни в одну больницу не обратился. Из этого можно предположить не-сколько версий. Первое – он вообще решил обойтись без врачебной помощи, хотя медики утверждают, что такое вряд ли возможно. Нужно сформировать культю, то есть кость от-пилить еще раз, но чуть-чуть выше, потом уже все зашить. Или он решил действовать по старинке, что наиболее маловероятно, без современной медицинской помощи, как обхо-дились воины в старину. Или у него есть свой, домашний хирург, который все сделает, как надо. Работа в этом направлении ведется. Второе…
- Все больницы в курсе? – перебил его начальник.
- Да, Константин Владимирович, все – и стационары, и поликлиники.
- А ЦРБ?
- Елки-палки… про ЦРБ мы как-то не подумали. Точно – лег где-нибудь на дно в деревне и лечится в местной больнице. Отработаем этот вариант сегодня же.
Второе – Тихон и сожительница Софья – до сих пор в психушке. Врачи пока не могут вывести их из этого состояния. Сильный испуг, который там куда-то перешел, как говорят доктора, чего-то заклинило… Короче допрашивать без толку. Твердят про какого-то ангела с небес и все.
Третье – есть результаты экспертизы. Кисть не топором, не саблей отрубили – ла-зером отрезали. А такие штучки только в «МИРе» есть. Съезжу, поработаю там сегодня.
- Все у тебя?
- Все, Константин Владимирович.
- Да-а-а… Не густо, не густо, Сережа. Хотя, в принципе, не так уж все плохо – преступление мы раскрыли по горячим следам, машину хозяину вернули, преступная группа обезврежена. А то, что Сивый в бегах – так это вопрос времени. Он теперь мечен-ный, без руки-то. Дай-ка мне экспертизу, – он взял бумагу, прочитал бегло. – Я сам в «МИР» съезжу, ты занимайся поисками Сивого. Всё, все свободны.
Он подождал минуту, пока сотрудники выйдут из кабинета, набрал номер теле-фона.
- Добрый день, приемная ЗАО «МИР»
- Добрый день, девушка. Я начальник уголовного розыска, Сикорский Константин Владимирович, мне бы с вашим руководителем переговорить.
- По какому вопросу?
- По служебному, девушка, по служебному.
- Хорошо, сейчас доложу Татьяне Ивановне.
- Стоп, девушка, стоп. Какой Татьяне Ивановне? У вас же Михась?...
- Совершенно верно, Михась Татьяна Ивановна, наш генеральный директор.
- Извините, не знал. Мужчина же был?...
- Если вы имеете в виду Николая Владимировича, то он научный руководитель фирмы, профессор.
- Вот, вот – его мне и надо.
- Вы же сказали, что у вас не личный вопрос?
- Конечно, не личный.
- Тогда, простите молодой человек, научная деятельность нашего предприятия в сферу жизненных интересов уголовного розыска не входит. А если вам нужны какие-то сведения, консультации, то вообще то, к вашему сведению, генеральный директор, Татья-на Ивановна, еще и доктор физико-математических наук. Так что вы определитесь, пожа-луйста, а потом перезвоните.
- Стойте, девушка, стойте, не бросайте трубку. Я же не знал, извините, хорошо – соедините с Татьяной Ивановной.
- Минутку… Алло, Константин Владимирович, вас примет начальник службы безопасности Александр Николаевич, в 14-15. Всего доброго, до свиданья.
- Алло, девушка…
Но в трубке запикало. Сикорский выматерился. «На черта мне служба безопасно-сти… Вся эта гребаная элита – хрен прорвешься… Зато демократия»… Захотелось выпи-сать повестку, доставить сюда и помурыжить. Но и повестку-то не вручить, не получится. Он вздохнул, стараясь успокоиться – придется ехать в «безопасность». Глянул на время – еще два с половиной часа до встречи.
Сикорский закурил, чувствуя себя выпоротым мальчишкой, который что-то на-проказничал по-малому. «Дело надо расследовать, преступление раскрывать, а тут препо-ны одни. Зато перед законом все равны… Чушь собачья»…
Он вышел в коридор даже не имея перед собой какой-либо цели – к кому зайти, куда податься.
- Константин Владимирович, слава Богу, нашла вас, – затараторила секретарша. – Начальник  РУВД к себе просит.
- Иду, – хмуро ответил он.
Не заладился с утра день – значит не заладился…
Начальник районного управления накинулся сразу.
- Ты чего там себе позволяешь, Сикорский? Зачем в «МИР» звонил – Сивого там ищешь? Или делать не хрен?
- Я между прочим, товарищ полковник, начальник отдела уголовного розыска и занимаюсь не хреном, а раскрытием преступлений, как вам известно, – он говорил, еле сдерживая ярость. – И Сивого я там не ищу. Но вот ручку Сивому их аппаратом срезали – заключение экспертов имеется. Правильно говорят – не тронь говно, вони не оберешься. Но работа у нас такая – в говне копаться.
- Ладно, Костя, не кипятись, понимаю тебя. Доложить надо было только мне сна-чала.
- Что же мне теперь по каждому звонку к вам бегать, – перебил его Сикорский, – докладывать… А не будет ли Закон добреньким, не оставит ли он эту элиту в покое.
- Хватит ерничать, – начальник нахмурился. – Бери эту самую экспертизу и дуй в ФСБ – там объясняться будешь. Звонили, приглашали отчитаться, – мать твою так и этак. – Иди. Вернешься – доложишь результат.
Сикорский вышел от начальника РУВД злой и расстроенный напрочь – как толь-ко кто-то из «великих» по уголовному делу проходит или просто нужно узнать информа-цию у этих лиц: все, труба… контролем замордуют… Единственное утешает – в районом управлении таких дел не много. Область забирает или прокуратура сразу.

*        *        *

Кэтвар вышел во двор коттеджа, глянул в сторону беседки, увидев Марину, обра-довался. Подошел, присел рядом, обнимая ее за плечи.
- Как все-таки здорово, что сейчас лето! Тепло, беседка дает тень и совсем не жарко на ветерке. Сосны… птички… красотища! А я вот часто нашу заимку вспоминаю – давно мы там не были, тянет туда последнее время особенно почему-то.
Марина прижалась к нему поближе, улыбнулась.
- И меня тянет, Коленька… Наша с тобой заимка… там я впервые полюбила тебя, познала радость жизни, стала другим человеком. Что бы я делала, если бы ты не подошел ко мне, не позвал с собой?.. Даже не знаю… и как решилась – не знаю. Уехать в тайгу с незнакомым мужиком… Да-а-а, все-таки есть, видимо, судьба на свете.
- Так поедем опять знакомиться, давай, рванем осенью, нет – в августе, проведем там целый месяц. Рыбку половим, ягодку соберем, в Лене покупаемся. Здорово, правда!? – Он начал читать стихи вслух:

Лето на дворе зазеленело,
Выкинув заснеженные дни,
И душа моя повеселела,
Раскорчевывая жизненные пни.

Зелень светит ярким изумрудом,
Крася необъятные леса,
И поля затейливые чудом
Привлекают путника всегда.

Бабочки порхают над цветами,
Парами валяются в пыльце,
Я сижу и с дивными мечтами,
Сотворяю образ на крыльце.

Ты придешь ко мне из поднебесья,
Ласковой улыбкой осветив,
И просторы милого полесья
Зазвенят, истомой наградив.

Птички защебечут на деревьях,
Трели соловьиные в душе,
Сердце изрывается в волненьях,
Грудь вздымая страстию к тебе. 

И, пугая бабочек влюбленных,
В волосы вплетая по венцу,
Двое, бурной страстью окрыленных,
Соберут цветочную пыльцу.

Как мы с тобой – потрудимся, яко пчелки, соберем цветочную пыльцу?
- Я же с тобой – хоть на край света, Кэтик! Только без этих… медвежьих разгово-ров и задниц кедровок. Ладно?
Кэтвар засмеялся.
- Ладно, милая, ладно. А мы с собой Михасей пригласим – ты не против? А то все время в городе торчат и природы то настоящей наверняка толком не видели.
- Конечно, милый, я не против. Поживут, как Стас, в баньке, места хватит. И нам веселее будет.
Кэтвар достал из кармана сотовый телефон.
- Позвоню им, пусть заедут после работы – пивка попьем, заодно  отпуск сплани-руем и обсудим.
Михаси приехали поздновато. Дневная жара спала и не было еще изнуряющей духоты в середине июня. Багровый закат без облаков предвещал ясный и солнечный сле-дующий день.
Расположились в беседке, на свежем воздухе. Татьяна и Николай отказались от ужина, заявив, что пора уже соблюдать небольшую диету и не кушать, хотя бы на ночь.
- Ничего, – заявила Марина, – за один раз не потолстеем. Да и ужина, собственно говоря, нет никакого. Так, классненький шашлычок с пивом, зелени немного.
Она принесла восемь шампуров, вилкой сняла мясо с каждого на тарелку, разлила пиво по кружкам.
- У-у-у, – воскликнул  Михась. – Классные шашлычки, супер. Как тут устоять?.. Да еще на свежем воздухе и с приятной компанией… Невозможно просто отказаться.
Набросились на мясо, запивая его пивом, причмокивали, хвалили хозяйку с хо-зяином и отдыхали, развалившись на скамьях. Мужики наелись, закурили, с удовольстви-ем пуская дым, потягивая временами пивко, отпыхивались от полноты желудка и просто млели от удовольствия.
А женщины поворчали для приличия немного по поводу запаха дымящихся сига-рет, помахали ручками, якобы разгоняя дым, и удалились, оставив мужей одних. Пошли прогуляться по небольшому соснячку во дворе, посплетничать о своих дамских делах.
Кэтвар начал разговор издалека и совсем не об отпуске или заимке, на которую все же планировал съездить двумя семьями.
- Ты знаешь, Коля, у Марины брат есть родной, Стас. Он доктор, больных лечит и неплохо лечит. В основном на позвоночнике специализировался, но последнее время стал изучать головной мозг. Видимо мало спинного показалось, – он рассмеялся. – Так вот, ка-кая штука получается – оказывается наше серое вещество совершенно не изучено, а в сравнении с другими органами: вообще темное. Практически ничего мы о нем не знаем. О его потенциале, возможностях и способностях. Не совсем, конечно, так, кое-что знаем. Например, что каждый может стать музыкантом, писателем, ученым…  Но вот и вопрос то как раз в том, что может стать, да не стает. Какие-то участки нашего мозга не активи-рованы или совсем мало задействованы. Миллиарды, многие миллиарды клеток не рабо-тают и не потому, что не хотят, а потому что нет условий для этого. Сейчас объясню под-робнее, – он наполнил кружки пивом, закурил новую сигарету. – Мозг, как бы разбит по секторам, участкам. И каждый отвечает за определенную функцию организма, за опреде-ленное чувство, способность и так далее. Клетки соединены между собой определенными связями, тончайшими проводочками, если можно так выразиться. Их настолько много, что если все сложить вместе, в одну длину, то получится огромное расстояние. Примерно, как 7-8 раз слетать до луны и обратно. Представляешь, Коля, какая это длина, сколько там всяких соединений, «ниточек, проволочек». Жуть просто берет. – Кэт отхлебнул пиво и продолжал. – Так вот, львиная доля этих межнейронных связей вообще не работает, не задействована по каким-то причинам. И давно уже установлено, что в случае клинической смерти от различного рода внешних воздействий, например, разряд тока, контузия, ранение и так далее, часть мозга гибнет, миллионы клеток гибнут. Но человек вернулся к жизни и оставшиеся межнейронные связи перестраиваются, задействуются другие «проводки, ниточки и клеточки». И получается другой человек, с другими способностями. Кто-то начинает писать музыку, хотя раньше и слуха то не было, кто-то выучивает запросто массу иностранных языков, кто-то становится обладателем предви-дения… То есть в человеке просыпаются другие способности, которые на самом деле у него были, но не были активированы. Ты понимаешь, о чем я говорю?
- То, что ты говоришь, Кэт, я понимаю. Но вот к чему ты это все клонишь – пока не понятно. Да, ты абсолютно прав, скажу больше – сейчас ученые в институте мозга и в других институтах плотно работают над этой проблемой. И большинство работ засекре-чено и, видимо, не зря.
Михась крепко приложился к кружке, отпивая сразу треть. Приготовился слушать дальше.
- К чему я это говорю, Коля? – Повторил вопрос Кэтвар. – Да вот к чему, сейчас поймешь. Медики давно уже используют на практике вместо скальпеля тонкий луч лазера. И это здорово – стерильно, атравматично и точно. Но все-таки по сути – это нож. Им режут. Ты у себя на работе, в своем «МИРе», создал аппарат для МЧС, который невидимо и мгновенно режет все – бетон, железо, камень. И это не лазер, там у тебя другой принцип. И ты же создал, опять же для МЧС, приборы обнаружения живых людей под завалами зданий. Прекрасно! Но мне нужно другое. Не лазер и не прибор обнаружения живой ткани – нечто совершенно другое. Мне нужен луч, Коля, которые может нащупать в мозге отдельный нейрон, его синапсы, связи, эти самые «ниточки и проводочки». Что бы этот лучик – когда надо отрезал, когда надо пошевелил, растормошил, активизировал определенную связь, воздействовал на нее слабеньким  электрическим полем. Ты представляешь – какие возможности это даст?
Михась усмехнулся, допил в кружке пиво, закурил, вертя сигарету меж пальцами, выдавая волнение, и молчал. Не торопил его и Кэтвар, давая возможность переварить, усвоить и обдумать сказанное им. Наполнил кружки снова.
- Обоссусь, однако – констатировал Михась после долгих раздумий.
Кэтвар сначала даже ойкнул, потом захохотал во все горло. Смех подхватил и Николай. Потом встал, так и пошел, посмеиваясь, к туалету. Вернувшись, заговорил увле-ченно:
- Да, Кэтик, в юморе тебе не откажешь. И ведь не врач, не ученый, а поднял такую тему, над которой бьются многие научные мужи, занимающиеся темой «нейро». И твой подход принципиально другой, прост до гениальности, если, конечно, такой приборчик создать.
- Так и создай, Коля, ты же можешь.
- Да-а-а, – улыбка не сходила с лица Михася. – Можешь… легко сказать – мо-жешь. Но попробую, чем черт не шутит, а вдруг получится!
- И, наверное, последнее, что я хотел тебе сообщить. Ты с Татьяной запланируйте отпуск на начало августа, хочу пригласить вас на свою заимку – домик в глухой и нехо-женой тайге на речке Лена. Прекрасно проведем время, в русской баньке попаримся, ягодки пособираем, орехов кедровых набьем. Я там был с Мариной пару раз – супер, слов нет!

*         *         *

                Солнце уже село за горизонт, но еще было светло. Асфальт остывал понемногу, и вечерняя свежесть заполняла улицы, площади и скверы, что бы к утру взбодрить город небольшой прохладой, окропить росой запылившиеся листья тополей и других деревьев.
Наталья не спешила домой, хотя и было поздновато для привычного возвращения, решила прогуляться немного пешком, отвлечься от работы и постоянного приставания парней. Ее красивое личико, стройная фигурка и особенно длинные, словно точеные ножки, сводили мужиков с ума, причем разного возраста – от подростков, до зрелых и седовласых мужчин. Она не носила длинных платьев или юбок, не предпочитала и джинсы, когда есть, что показать и на что посмотреть. Довольно улыбалась про себя, чувствуя спиной сальные взгляды и особо не беспокоилась. Шла, не торопясь, собираясь обойти приткнувшуюся к бордюру прямо на пешеходном переходе машину и перейти на другую сторону улицы.
Внезапный толчок в спину кинул ее на сиденье иномарки, захлопнулась дверца, защелкнулись блокираторы дверей и машины рванула с места. Наталья закричала испу-ганно, но вряд ли кто слышал ее крик в почти герметичной машине, из динамиков которой рвалась вместе с ней наружу громкая музыка, вряд ли кто видел ее отчаянную борьбу за тонированными темными стеклами. Она вцепилась водителю в волосы, в надежде на чудо, что он ее отпустит, что не справится с рулевым управлением и врежется куда-нибудь. Но мужчина лишь повернулся на пол-оборота, ударил слегка ладонью по горлу и внезапно исчезло все.
Сколько прошло времени – Наталья не знала. Очнулась и стала осматриваться. Тусклый свет одной лампочки освещал какой-то полузаброшенный подвал, скорее не-большую комнату в нем. Стол и два табурета, старенький диванчик, на котором она и ле-жала, и все это, видимо, кто-то выкинул по ненадобности, а кто-то подобрал и притащил сюда.
Наталья попыталась встать и не смогла – руки связаны вверху за головой, скреп-лены веревками, которые прочно держали девушку на этом старом, замызганном диване.
- Очнулась красотка.
Голос как бы возник ниоткуда, заставил вздрогнуть. Наталья не заметила в начале мужчину, который находился сбоку и сзади. Попыталась снова освободить, вырвать руки из плена веревок.
- Ты не дергайся – веревки крепкие и развязаться не сможешь. Не убежишь нику-да, можешь орать, кричать – никто тебя не услышит. Но если помешаешь мне криком сво-им, станешь отвлекать от наслаждений - получишь по морде. Мы долго, милая, будем на-слаждаться друг другом, заниматься сексом во все твои дырочки. И если станешь вести себя хорошо - через несколько дней отпущу тебя. Но, а будешь брыкаться – придется тебя убить, но то же через несколько дней.
Мужик стал раздеваться полностью и Наталья заметалась на диване, пытаясь ос-вободиться от ненавистных веревок, а он улыбался, поглаживая свой член, который стал подниматься.
- Дергайся, девочка, дергайся. Это так возбуждает, милая. Но подожди немного, сначала я засуну тебе, а потом ты покрутишься, прелесть ты моя.
Наталья поняла свою безысходность, заплакала, причитая:
- Отпусти меня, отпусти, но что я тебе сделала? Хочешь, я заплачу тебе, правда заплачу. Сколько скажешь.
Слезы бежали по ее щекам, катились вниз, словно прозрачные бусинки, губы кривились в рыданьях и глаза смотрели с мольбой и ужасом одновременно. Она уже поняла, что он не отпустит. Но как пережить, вынести все это…
Он погладил ее ноги, Наталья вздрогнула, сжалась внутренне в комочек и зарыдала сильнее, уткнувшись лицом в бок, в подобие подушки, что бы не видеть хотя бы эту сцену, это, ставшее враз омерзительным и противным, лицо насильника.
Он не потрогал юбку, только приподнял немного и содрал рывком трусики, разо-рвал спереди блузку и ножом перерезал бюстгальтер. Мял больно груди своими лапища-ми, потом опустился вниз, силой раздвигая ее ноги. Наталья закусила губы от безысход-ности, замерла в последней надежде на великое чудо, слыша сквозь свои всхлипывания его участившееся дыхание и сопение.
- А ты, подонок, поторопился… Ангел возмездия снизошел к вам и вещает о справедливости.
Голос резанул по ушам, завис металлическим тембром в комнате, заставляя му-жика соскочить с Натальи. Он немного растерялся от  неожиданности, глянув на внезап-ного пришельца, не понимая, как он мог появиться здесь, открыть дверь, отодвинув внут-реннюю защелку. Капюшон скрывал лицо неизвестного, а рост и фигура говорили о не-дюжинной силе.
Насильник взревел яростно, кидаясь на пришельца, словно тигр в последней схватке, завизжал, как поросенок, пытаясь схватить, поймать покатившиеся по полу соб-ственные яйца, осел прямо на них, заливаясь кровью.
Веревки на руках Натальи почему-то лопнули враз, она вскочила в ужасе с дива-на, но уже никого не было. Пришелец исчез, растворился в дверном проеме. А она еще не могла прийти в себя, ноги плохо держали обезумевшее тело, но насильник заворочался на полу и она пулей, словно газель, выскочила из подвала. Бежала, не видя куда, не разбирая дороги, пока силы не оставили ее, упала на землю, так и не понимая, где находится.
Постепенно приходила в себя, отдыхая и набираясь сил, но страх не отпускал ее, а темнота не давала сориентироваться, определиться с местонахождением. Поднялась с земли, присаживаясь на попу, прислушалась к ночным звукам и вглядываясь в темень, но так и не могла ничего понять. Ни огней, ни ориентиров, ни звуков. 
Заплакала снова, уже от пережитого насилия, которое в последнюю секунду чуть не закончилось трагически, от того, что не знала, где находится, от того, что не успела, не поблагодарила своего спасителя, которого и не разглядела совсем. От всего вместе…
Не знала, что делать, куда идти, все еще дрожа от страха. Может подождать рас-света и оглядеться?  Но опасения худшего толкнули ее вперед, она поднялась и пошла медленно, иногда спотыкаясь на неровностях местности. Рассуждала, где могла оказаться и ничего не понимала. Выскочив из подвала, она в ужасе не заметила ни дома, в котором была, ни чего-то другого. А может это и был только подвал какой-нибудь развалюхи. Но там был свет, горела лампочка и она это помнит ясно и четко. А почему сейчас ничего не видно, никаких огоньков вокруг. И куда она убежала, в какую сторону и на какое расстояние?
Наталья шла потихоньку, лишь бы чего-нибудь делать и мысли постепенно вы-давливали страх из ее тела, оставляя волнение и беспокойство. Вдруг ей показалось, что прошуршала где-то далеко впереди по асфальту машина, она остановилась, вслушиваясь в тишину. Но нет, видимо действительно показалось, и она зашагала снова. Шла в темноте, вороша недавние события, благодарила судьбу, Бога и особенно незнакомца, который не дал наглумиться над ней, появился в последнюю секунду, в последнее мгновение и исчез в некуда, освободив и оставив наедине с уже фактически наказанным преступником.
Она уже ничего не хотела – не хотела ни знать, кто попытался надругаться над ней, ни наказания в соответствии с законом, ни мести. Преступник наказан, наказан Неизвестным быстро и четко, без волокиты. И ей хотелось домой – согреться, отдохнуть и выспаться, забыть весь кошмар происшедших событий.
Она шла в неизвестность и уже стала уставать, подумывая, а не присесть ли ей, не отдохнуть ли, дождавшись спокойно рассвета. Шум, проехавшей недалеко машины, за-ставил вздрогнуть. Наталья все-таки подошла к шоссе и сейчас торопилась на него выйти. Дом, отдых и спокойствие замаячили на горизонте, но она не знала, не догадывалась, в какой стороне находится ее родной город, далеко ли увез ее преступник.
Только действительно с рассветом она добралась домой, ужаснулась от своего внешнего вида, глянув в зеркало, приняла теплую ванну и уснула. Усталость и нервное перенапряжение взяли свое.

*        *        *

Сикорский вернулся из ФСБ не в духе, сразу пошел на доклад к шефу.
- Поимели меня там, товарищ полковник, по полной программе – туда не лезь, сюда не суйся.
- Но, ты показал им заключение экспертов?
- Показал, да толку то что – посмеялись только. Сказали, что туфта это полная и эксперты наши «не копенгагены».
- Как это «не копенгагены»?
- Не компетентные, значит. Лазером там и не пахнет, принцип действия совер-шенно другой у лазера. Но и не отрицали, что, возможно, руку Сивому михасевским аппаратом оттяпали. Такие в каждом МЧС есть, вот там и рекомендовали искать, а в «МИР» не соваться. Я так понял, товарищ полковник, что Михась, по большому счету, на оборонку пашет, а все эти электронные плуги, «Мирки» и прочая лабудень – так, для прикрытия. Как минимум целое отделение в ФСБ на этот «МИР» работает, трясутся над ним – так о заводе, где истребители производят, не беспокоятся. В общем рекомендовали следующее – все, что связано с «МИРом», все только через них.
- Понятно. А как розыск этого Сивого идет?
- Практически нашли уже. Он в ЦРБ лежит, врачам заявил, что дрова колол, слу-чайно по руке рубанул, вот они телефонограмку и не написали. За ним поехали мои ребя-та, должны уже вот-вот подвезти.
- Ладно, иди, работай, а с «МИРом» поаккуратней будь – видишь, как все повора-чивается.
- Есть, товарищ полковник.
Сикорский вернулся в свой кабинет, серый и ободранный, как сама жизнь. Сколько времени не менялись столы и стулья – одному Богу известно. По крайней мере никто из оперов замены не помнил. Хоть чайники появились, купленные на свои деньги, и заменили знаменитые бульбуляторы.
Брали в зоне зэки эбонитовый цилиндрик, делали на станке винтовую прорезь и наматывали спираль от утюга или электроплитки. Подсоединяли шнур и все – прибор готов. Опускали в стеклянную банку с водой и при закипании приборчик издавал звуки, похожие на буль-буль, вот и нарекли одноименно.
Сикорский закурил сигарету, налил растворимого кофе, отдыхал до приезда ре-бят. Решил сам провести первый допрос, а потом уже сдать Сивого следакам.
Но ничего нового он не узнал, Сивый железно стоял на своем. Руку отрубил себе случайно, колол дрова, никакой BMW не крал и не видел и вообще – самый честный па-рень на деревне – это он.
«Может это и к лучшему, – рассуждал начальник УР, – пусть садят его за кражу и никаких новых дел, ни каких «МИРов» и их приборов.

      *        *        *

Михась подошел к окну, открыл створку, выдувая сигаретный дым на улицу. Ку-рил и думал. Кэт не только попросил, озадачил его, но и подкинул идейку. Нет, не идейку – идеющу! И как все просто! «Да-а, приходят же к кому-то в голову гениальные мысли. Целые институты мозга работают без передыха, – шептал потихоньку Михась, – и никому в этот самый мозг не пришла элементарная азбука. Создать луч-щупалец – ага, это вот тот самый проводочик и воздействовать на него уже чуть более сильным излучением».
В результате активируются определенные участки мозга и главное их межней-ронные связи. Получается музыкант, писатель, художник, целитель… Кто-то сможет ви-деть сквозь стены, предугадывать события. В мозге заложена масса функций, которые че-ловек еще практически никогда не использовал, не подошел к этому.
Вошла Татьяна, поцеловала его в щечку.
- Фу, накурил-то, как паровоз, даже окно с дымом не справляется, – она помахала немного рукой, разгоняя сизые облачка. – Все сейчас с курением борются, а ты, по-моему, еще больше коптить стал. На заводе, вроде бы, все нормально, – она глянула на пепельни-цу, – но, судя по количеству окурков, ты опять что-то задумал? Что за идеи посетили мою родную головушку?
Татьяна посмотрела прямо в его глаза, как бы стараясь узнать, понять, что он за-думал в этот раз.
- Знаешь, Танюша, не мне – Кэту пришла великолепная идея. Гениальная идея! И вот я, как ты уже поняла, заразился ею.
Он затушил сигарету, отошел от окна и сел в кресло. Задумался немного, потом продолжил разговор:
- Оказывается, у Кэтвара с Мариной есть собственная заимка, домик и банька в лесу, далеко в тайге, на Лене. Помнишь, они рассказывали, как жили там целый год вдво-ем? – Татьяна кивнула головой в знак согласия. – Как Кэт убил медведя голыми руками, как уничтожил стаю волков, сколько там ягод, грибов и кедрового ореха? Как вел разго-вор с кедровкой?
- Да, Коля, все помню, – она заулыбалась, – страшно было, когда он про медведя рассказывал и смешно про кедровку. До сих пор его выражение так и застряло в голове: «задницу кедровке надрать». И ведь надрал, – она откровенно рассмеялась.
- Вот, – поддакнул с улыбкой Михась, – а потом они еще со Стасом туда ездили, пожили около месяца, рыбку ловили и коптили. А Стас все не верил в начале, что Кэт может многое. И с медведем, и с волками, и с кедровками поговорить.
- С рысью еще побеседовать, – добавила Татьяна.
- Короче, Кэт предлагает нам с тобой отпуск в начале августа взять и махнуть к нему на заимку. Побыть там недельки три, отдохнуть, сил набраться, свежим кедровым воздухом подышать. А ты знаешь – он особенный, бактерицидный. Рыбку половить, мяска свежего покушать. Ягодки, грибочки… Как ты, Танюша?
Татьяна ответила, не раздумывая:
- Я, естественно, за! Но ты зубки то мне не заговаривай. Полная пепельница окурков явно не из-за отпуска. Давай, выкладывай все начистоту.
Михась рассказал вкратце суть вопроса, смотрел на жену и ждал ее реакции. А она не торопилась с ответом, осмысливая сказанное. Налила себе кофе, попивала не спе-ша.
- Да-а-а, идея действительно заслуживает внимания…
- Нет, ты посмотри на нее, – сразу же перебил Михась, – идея заслуживает внима-ния. Не заслуживает, а гениальная идея! – Возмутился он. – Мы с тобой, два доктора наук, не дотумкали до этого, а он, простой мужик, не ученый вовсе – и догадался.
- Ладно, Коля, не кипятись, чего разошелся то? – Она с нежностью взглянула на мужа. – Ты хоть представляешь себе, какой это объем работы? Сколько исследований, экспериментов, сколько всего надо будет перелопатить? Сколько нервов и сил затратить?
- Да все я представляю, Таня, всю напряженку. Зато какая радость нас ждет, какое счастье замаячит на горизонте. Это же наверняка нобелевка, как минимум. – Он обнял жену за плечи, прижал покрепче. – Ну, что? Поработаем?
Татьяна вздохнула глубоко и радостно.
- Поработаем, Коленька, поработаем. Давай, наметим основные пути, кто чем за-ниматься станет. Ты же в долгий ящик это откладывать не станешь, правильно? 
- Правильно, – подтвердил Михась.
Татьяна посмотрела на него с лукавинкой.
- А чего ты мне тогда про отпуск целый роман наплел?
- Какой роман? – Не понял Михась.
- Какой, какой? Обыкновенный, про отпуск не ты разве сейчас дифирамбы пел?
- Какие дифирамбы, Таня? Кэт правда предложил нам поехать к нему на заимку, отдохнуть всем вместе.
Михась пока не понимал, к чему клонит Татьяна.
- То, что Кэт предложил – я в этом и не сомневалась ни капли. Но вот поехать то мы не сможем с тобой.
- Почему не сможем? Возьмем отпуск, сами себе хозяева, и поедем, – оправды-вался Михась.
- То же мне, хозяин нашелся… Наука у тебя хозяин… дело. Ты что, не понимаешь совсем? Если сейчас возьмемся за разработку этой идеи – не видать нам отпуска, как сво-их ушей, еще долго, очень долго. Ты же первый от отпуска откажешься сразу. Ты меня то и то в такие времена замечаешь плохо. Разве что в постели иногда рукой случайно нащу-паешь. Что, не правда что ли?
Михась насупился, покраснел немного. Снова взялся за сигарету.
- Таня, ну зачем ты так? Я же хочу, как лучше…
Татьяна подошла к его креслу сзади, обняла мужа, прижалась щекой к нему.
- Конечно, как лучше, милый. Кто бы спорил, но только не я. За то и люблю, что не мелочишься ты, во всем отдаешь себя целиком. А вот в отпуск мы все-таки в этот раз поедем. И никакие силы нас здесь не задержат. И так три года не отдыхали, о себе то же надо подумать. Или ты даешь слово, или научной идейкой Кэтовской начнем заниматься с сентября, не раньше. – Она помолчала немного, не отпуская Николая из объятий. – Хоть ты и принимаешь все серьезные решения, но все же генеральный директор здесь я. И в этом вопросе, господин мой научный руководитель, других мнений не потерплю. Согла-сен, Коленька?
Он заулыбался.
- Куда ж мне деваться, если жена директор, да еще генеральный. 

       *        *        *
Наталья открыла глаза и потянулась. Вставать не хотелось, настроение прекрас-ное и еще только час дня. Ночь не оставила памятных следов, пришлось, конечно, немно-го поволноваться всерьез, но ведь в конечном итоге все обошлось. Порванные блузка и бюсик – разве тема для обсуждения. Сейчас ее больше заботило то, что она скажет на ра-боте, как отчитается за свой прогул. Правду говорить не собиралась – вопросов будет слишком много и личных вопросов. Решила, что и родителям ничего не скажет. Зачем? Только охов и ахов появится тьма, да контроль станет жестче намного.
Она еще раз потянулась в кровати и встала. Первым делом спрятала подальше по-рванную блузку, решив выкинуть ее на мусорку, когда пойдет на улицу. Села к зеркалу, долго накладывала тени, красила тушью ресницы и наводила румяны. Оглядев себя, оста-лась довольна, но еще не решила, что делать, чем заняться в появившееся свободное вре-мя. Постоянного парня не было, как-то не нравились ей те, которые пытались ухаживать, а избранник, видимо, еще где-то плутал в других регионах страны или на других улицах.
Вспомнила Неизвестного, так решила его называть про себя. Кто он, как попал в этот подвал, как узнал о попытке изнасилования? Старый, молодой? Ничего о нем не зна-ла Наталья, не разглядев и лица под глубоким, все закрывающим капюшоном. Только странная одежда бросалась в глаза - какой-то балахон из средневековых фильмов или, возможно, облачение тибетского монаха. А может просто тусклый свет лампочки и вооб-ражение превратили обыкновенный плащ с капюшоном во что-то таинственно-религиозное.
«Ах, если бы он был молод и красив»!… С каким бы удовольствием она провела с ним вечер, а может и всю жизнь.
Звонок в дверь заставил вздрогнуть, прервал несбывшиеся грезы. Наталья никого не ждала и никто не знал, что она дома. Может кто-то просто ошибся… Она подошла к двери, спросила:
- Кто там?
- Лазарева Наталья Михайловна здесь проживает?
- А что вам надо? Я вас не знаю, – она пыталась разглядеть в глазок незнакомых мужчин. В поле зрения появились еще двое в форме.
- Открывайте, милиция.
- Зачем? Я не вызывала милицию.
Наталья растерялась и действительно не знала, что делать. Фильмы про оборотней в погонах сдерживали ее желание впустить милиционеров. Какое-то нехорошее предчувствие тяжестью давило внутри.
- Открывайте, Лазарева, хуже будет – дверь выломаем.
Она не знала, что делать – а вдруг это не милиция. Спросила:
- А удостоверение у вас есть?
- Есть, Лазарева, все есть.
В обзоре глазка появилось красная корочка. Наталья прочитала – старший опер-уполномоченный УР Самойлов… Дальше прочитать не успела.
- Открывай, Лазарева, не усугубляй свою вину.
- Какую еще вину?
Она в недоумении отодвинула защелку. Вошедший спросил сразу же:
- Лазарева Наталья Ивановна, это вы?
- Я, – недоуменно пожала она плечами. – А в чем, собственно, дело, какая еще ви-на?
Опер зло глянул на нее, переспросил.
- Паспорт есть?
- Да в чем дело, вы можете объяснить толком. И почему вы по квартире ходите без разрешения, во все двери заглядывайте? Убирайтесь вон сейчас же.
- Паспорт предъявите, пожалуйста, по-хорошему прошу.
Милиционер в гражданке, видимо главный, непреклонно стоял на своем.
- Пожалуйста. – Наталья прошла в свою комнату, открыла шкаф. – Вот, возьмите.
Он полистал его, сравнивая фото с оригиналом, посмотрел прописку.
- Гражданка Лазарева, вы задерживаетесь по подозрению в нанесении тяжких те-лесных повреждений гражданину Смортковскому.
- Какому еще Сморчковскому, – оторопела Наталья, – каких повреждений? Вы соображайте, что говорите?
Опер был явно не в духе, смотрел с отвращением и неприязнью.
- Не надо коверкать фамилии – это вам не поможет. На очной ставке вас опозна-ют. Где дружок твой, подельник? Говори быстро, где? – Заорал опер.
Наталья ничего не понимала, у нее подкашивались ноги и сердце бешено колоти-лось, готовое выпрыгнуть наружу.
- Какой подельник? Вы можете объяснить мне – что здесь происходит и почему вы на меня кричите?
- А что на тебя, сучка, любоваться что ли? – Совсем озлобился опер. – Ведите ее в машину, – обратился он к сотрудникам в форме.
- Нет, не трогайте меня, я никуда не пойду.
Может быть она бы еще долго кричала и сопротивлялась, но менты заломили ру-ки, одели наручники и уволокли силой.
Ехала, тряслась в милицейском УАЗике и плакала потихоньку, ничего не понимая в происходящем. За что сваливаются два дня подряд на нее разные напасти. То насильник этот вчера, то оборзевшие менты сегодня. Сидеть было очень неудобно на жесткой скамейке в наручниках за спиной, то и дело сползала куда-то на каждой кочке и при торможении.
Наконец машина остановилась, ее вытащили и привели в дежурную часть. Опер попросил женщину в форме:
- Ошмонай ее, Таня, и потом ко мне, в кабинет.
Милиционерша оглядела Наталью с ног до головы.
- Ничего, симпатичная бабенка, коблы в камере обрадуются такому подарочку. Ну, иди сюда поближе, прошмандовка.
- Какая я вам прошмандовка, почему вы обзываетесь. Что здесь происходит? – на-чала возмущаться Наталья.
Удар в живот прервал ее речь, согнул пополам и только рот хватал воздух, да обе-зумевшие от страха глаза светились в дежурке.
Милиционерша так и обыскивала ее согнутой, потрогала груди.
- Не растисканные еще, но не переживай девочка, скоро тебе их разомнут с при-страстием, – она захохотала, – может еще и понравится. Ладно, пошли давай.
Она схватила Наталью за руку, приподняла выпрямляя, и повела из дежурки по коридору. Завела в кабинет.
- Получай, Сережа, свою кралю. Норовистая девка. Ничего – в камере обломают.
Она повернулась, что бы уйти, но опер остановил ее.
- Наручники сними.
Милиционерша сняла браслеты, толкнула легонько Наталью на стул и вышла.
Опер закурил, пододвинул пачку к Наталье.
- Кури.
Она отрицательно покачала головой.
- Не хочешь, как хочешь. Давай, рассказывай все по порядку, суд учтет твое чис-тосердечное признание.
Опер выпускал клубы дыма прямо в лицо Наталье, смотрел внимательно, наблю-дая за реакцией.
А она просто заплакала, сквозь всхлипывания попыталась говорить:
- Я не знаю, что вам от меня надо и что надо рассказывать – то же не знаю. Кто-нибудь, ну хоть кто-нибудь может мне объяснить – что здесь происходит? Что вам всем надо? – она зарыдала.
- Хватит, – опер громко стукнул ладошкой по столу, – хватит овечкой прикиды-ваться. Рассказывай по-хорошему.
Нервы Натальи не выдержали, она заорала тоже.
- Не знаю, не знаю, не знаю. Что рассказывать – не знаю. В чем меня обвиняют?
- Ишь ты, ****ь, как защебетала, здесь только я кричать могу. Поняла, стерва? Поняла?
Он зашелся в крике, закашлялся, налил в стакан воды, выпил залпом. На крики вошел Сикорский, начальник Ура.
- Что у тебя тут, Серега, происходит? Чего шумишь?
- Да вот, Константин Владимирович, Лазареву по делу Смортковского задержали, а она из себя невинную овечку строит, не понимает, видите ли ничего.
- Ладно, не шуми. Веди ее ко мне, разберемся.
Он прошел к себе в кабинет, предложил присесть Наталье, представился:
- Я начальник отдела уголовного розыска, Сикорский Константин Владимирович, – он махнул рукой, что бы опер вышел. – А вы, как я понял, Лазарева, – он глянул в паспорт, – Наталья Михайловна. Правильно?
Она кивнула головой в знак согласия.
- Правильно, у вас же паспорт мой в руках.
- Курите – он пододвинул пачку сигарет.
- Да вы что здесь все, сговорились что ли? – Возмутилась Наталья. – То курите, то рассказывай. Я не курю и что я должна рассказывать? Что? Может вы мне хоть объясните – почему я здесь нахожусь и почему меня здесь бьют?
- Кто бьет?
- В дежурке вашей, женщина милиционерша. Еще и лесбиянка к тому же.
Сикорский улыбнулся, услышав последнее.
- Ладно, Лазарева, я разберусь с этим вопросом. Значит вы не знаете – за что вас задержали?
- Естественно, нет. Я и прошу мне это объяснить, а мне в ответ - рассказывай. Что рассказывать – басню Крылова?
Наталья стала понемногу осваиваться и рассуждать.
- Действительно, басни Крылова нам здесь не нужны. – Лицо Сикорского стало серьезным. – Задержаны вы, Лазарева, по подозрению в нанесении тяжких телесных по-вреждений гражданину  Смортковскому. Понятно, почему вы теперь здесь находитесь?
- Абсолютно не понятно, никакого Смортковского я не знаю, никаких поврежде-ний не наносила, бред полный, – возмутилась Наталья.
- Конечно, не вы сами, Лазарева, а ваш подельник…
- Какой подельник, какие повреждения, вы хоть немного думаете, что говорите? – Перебила его с возмущением Наталья.
Сикорский закурил сигарету, помолчал немного, видимо обдумывая план даль-нейшего разговора.
- Хорошо, давайте иначе.
- Да хоть иначе, хоть как – я не понимаю о чем вы говорите. – Снова перебила его Наталья.
- Давайте начнем с начала, – он поднял руку, что бы его вновь не перебили. – Что вы делали, чем занимались вчера вечером с 18 часов и до полуночи. Подробно, желатель-но по минутам. Это понятно?
- Это понятно, – усмехнулась Наталья. – Хоть один нормальный вопрос прозву-чал. А то я уже начала думать, что здесь все шизики и садисты.
- Не забывайтесь, Лазарева, не забывайтесь, – урезонил ее Сикорский. – Давайте не будем от темы отклонятся. И так – где и что вы делали вчера после 18 часов вечера?
Наталья рассказала все подробно и без малейшей утайки, начиная с того момента, как ее силой затолкали в машину.
- Да-а-а, – почесал голову Сикорский, – интересно рассказывайте. Значит Сморт-ковского вы не знаете?
- Да не знаю я никакого Смортковского, чего вы ко мне с ним привязались?
- А этого, как вы говорите, насильника вы тоже не знаете?
- Конечно, нет, у меня нет таких знакомых.
- А опознать его сможете?
- Смогу, я этого гада на всю жизнь запомнила.
- Почему в милицию не заявили – он же пытался вас изнасиловать?
Наталья задумалась немного, как бы рассматривая вопрос со всех сторон.
- Да, не заявила. А вы думаете так просто об этом говорить? Пусть и не об изна-силовании, а только о попытке. И потом преступник уже наказан, зачем ворошить непри-ятные вещи?
- Может и не стоит ворошить, – Сикорский задумался, – а придется. Так вы не знаете этого, как вы выразились, незнакомца?
- Хотела бы, конечно, знать, но не знаю. Даже лица не видела – глубокий капю-шон все закрывал.
- Капюшон, говоришь, закрывал? – Сикорский снова задумался. – А как он яйца отрезал – видела?
- Да он и не отрезал вовсе, – пояснила Наталья, – насильник голый был абсолют-но, на мне уже, когда Неизвестный вошел. Кинулся на него, а нож в руках был, может за-стеснялся, может еще что. Но схватился сам за промежность – яйца и покатились по полу, он на них так потом и осел задницей. А Неизвестный так и не подходил ни к нему, ни ко мне. Я дернулась, веревки лопнули, подскочила и убежала. Я же говорила уже.
- А Неизвестный куда девался?
- Не знаю. Я, видимо, отвлеклась немного на веревки, когда освободилась – его уже и след простыл. Но почему вы меня так подробно об этом расспрашиваете? Почему я все-таки здесь, в милиции нахожусь?
- А ты не понимаешь, Лазарева?
- Нет, не понимаю. Я не писала на насильника заявление и не собираюсь писать. Бог ему судья. Но вы же меня в чем-то подозреваете, а объяснить до сих пор не можете?
- Не писала, значит, – Сикорский ухмыльнулся. – Зато он написал. Насильник твой… и фамилия его Смортковский. И все не так было, как он пишет. Ты со своим друж-ком, которого Неизвестным называешь, затащили Смортковского в подвал, издевались, а потом и яйца отрезали. Так что давай, рассказывай, как все было на самом деле. Что в подвале была – не отрицаешь, что еще там был третий – не отрицаешь, что без яиц остался Смортковский – не отрицаешь. Все факты против тебя. Говори, где подельник твой, где искать его? Говори, – повысил напоследок голос Сикорский.
Наталья откинулась на спинку стула, смотрела на опера обалдевшими глазами и молчала. Только побелевшие губы подрагивали мелко, мелко. Потом заплакала.
- Гад он, гад, – сквозь всхлипывания объясняла Наталья. – Я всю правду рассказа-ла, правду… И что же мне теперь делать?
Она посмотрела на Сикорского с такой надеждой, что ему стало не по себе. Не может молодая девушка так притворятся, так играть. А может она и впрямь говорит прав-ду? Подспудно еще что-то не давало покоя Сикорскому, но он пока не понимал что.
- Ладно, на вот, – он протянул ей платок, – вытри слезы. Не мне решать – дело твое за прокуратурой числится. Нанимай хорошего адвоката и защищайся. Суд разберется – кто из вас прав. А Неизвестного искать станем, может он и пояснит что-нибудь.
Наталья вытерла слезы.
- И что же это получается – нет правды на свете? Какой-то отморозок заявил пер-вым – и теперь у него все права? Тот, которого надо судить по-настоящему, меня же и об-виняет. К вам в отдел привезли – избили в дежурке и не докажешь ничего. Кто же вас лю-бить будет, господа милиционеры? Какое у меня останется впечатление от вас? Честных граждан мордуете, подонкам потакаете. Как же мне быть, что делать дальше, Константин Владимирович, если вы сами веру во мне убили? Ладно, пойду я домой. Все равно вы мне ничего не ответите по существу.
- Постой, Лазарева, не торопись. Домой ты не пойдешь – прокуратура приказала задержать тебя. Сейчас отвезем тебя к следователю, допросят тебя и определятся. Не все потеряно еще, все в жизни бывает и тебе придется за себя побороться.
Сикорский приехал к следователю чуть позже, как раз, когда Наталью должны были уже допросить и станут определяться с мерой пресечения. Его отдел осуществлял оперативное сопровождение и отказать ему в информации не могли. Правда некоторые следователи иногда давали не полную картину событий, но в этот раз дело вел Кузнецов, с которым у него были замечательные, дружеские отношения.
- Ну что, Женя, допросил Лазареву? И как впечатления? – Спросил он Кузнецова после приветствия.
- Да как – никак, – ответил он. – В принципе – слово против слова. Железных до-казательств, как и алиби, ни у одной стороны нет. Вот если бы ты этого Неизвестного на-шел, может что-то и прояснилось бы. Хотя ему светиться – резона нет, на него все пове-сят, если что. Лазарева так, зацепом пойдет, как соучастница, не основная фигурантка. Если это не ее заказ, естественно.
Он налил чай в кружки, пододвинул к Сикорскому печенье.
- Ты прав, Женя, дело тухлое, 50 на 50. Но я, все-таки, склонен Лазаревой верить, но наша вера здесь роли не играет – факты нужны. Если несколько раз Смортковского допросить – он запутается в своих показаниях, мне так почему-то кажется. И что ты решил – на подписку ее?
Кузнецов усмехнулся, закурил сигарету.
- А что тут решать, Костя, за меня уже на верху все решили. Задерживаю на де-сять суток без предъявления обвинения – все законно. За десять дней надо факты добыть и обвинение предъявить. Вот такая установка начальства.
- Вот те на… – развел руками Сикорский. – Это же не правильно. А если она не виновна? Значит кто-то лоббирует этого Смортковского, кто?
- Все не так просто, Костя, – Кузнецов вздохнул. – Сам узнаешь, ничего говорить не стану. Но с такой установкой дело и в суд уйдет, и сядет Лазарева. – Он помолчал не-много. – Терпеть таких дел не могу. Но что делать?...

        *         *         *

Кэтвар с Михасем никак не могли договориться о маршруте, вернее о способе по-ездки. Кэт предлагал свою старую, проверенную дорогу: на машинах, а потом на катере до заимки.
В свою очередь Михась предпочитал более быстрый способ передвижения – вер-толет. «Каких-нибудь пару часов и мы на месте», – убеждал он. Тем более, что он хотел еще и похвастаться немного – личные вертолеты не у каждого есть.
- А Мурзик с Шариком? – приводил последний довод Кэт.
- Ничего страшного, – парировал Михась, – залетим в поселок, возьмем твоего пса с котом на борт и в путь.
Решили дальше не спорить, как скажут жены, так и будет. Марина заговорила первой.
- А что, Кэт? Разве это плохая идея – сядем в поселке, возьмем Мурзика с Шари-ком, с дедом поговорим и в путь. Так у нас два дня уйдет, а на вертолете часа четыре с ос-тановкой. Посмотрим на тайгу сверху, на необъятные просторы.
Она немного виновато взглянула на мужа, что не поддержала его. А Михась сразу же преобразился.
- Вот это правильно, нечего зря время терять. Значит, так и порешили – вертолет. Выспимся и с утра на аэродром. Нас никто не гонит, как приедем, так и полетим, слава Богу не по билетам и не по расписанию отчаливаем. Давайте лучше обсудим – что брать с собой.
Кэтвар вздохнул, приходилось подчиняться большинству. В принципе он тоже был не прочь полетать, так уж зацепился за свое, за красные скалы, которые не мешало бы посмотреть Михасям, их небывалую красоту.
Женщины ушли обсуждать свое – пищу. И Марина в этом вопросе была опытной и бывалой, все возьмет, ничего не забудет. А вот оба Николая были на равных, каждый бывал в автономных поездках, каждый знал, что с собой взять. Уточняли детали, что бы не повторяться, не брать одно и то же каждому. Все расписали и выверили без разногла-сий. Договорились встретиться на аэродроме в десять утра.
Погрузка прошла быстро и без суеты. Собственно говоря, все работяги загрузили. Вместо обычной дюралевой лодки взяли резиновую с мотором. Покурили, присели по русскому обычаю перед дорогой и вертолет взмыл вверх.
Кэту с Мариной очень понравился вертолет. Прекрасные удобные кресла, а не жесткие откидные сиденья, как в обычных винтокрылых машинах, внутренняя отделка из какого-то полимерного материала под дерево. Внутри стол достаточно больших размеров, что бы разложить еду или расстелить, например, карту. Целая уютная комната.
Вертолет набрал высоту, на горизонте простиралась огромная сибирская тайга. Марина смотрела, как завороженная, она еще никогда не летала, не поднималась на такую высоту, с которой можно обозреть многие километры. Вспомнила стихи.

Лес, тайга, Сибирь родная.
Сосны, кедры и листвяк.
Здесь березка листовая
Разместилась кое-как.

Необъятные просторы,
Белки, соболь и медведь,
Вдаль направленные взоры
Могут птицей улететь.

И вернуться через сутки,
Не нащупав край тайги,
Только северные утки
Знают кромку той земли.

Она прочитала их Кэту восторженно, с замиранием сердца. Потом добавила:
- Ты посмотри, как четко написано, действительно необъятные просторы.
- Чего вы там шепчетесь тайничком, – погрозила пальчиком Татьяна. – А ну, вы-кладывайте обществу все секреты.
- Просто стихотворение вспомнила, – оправдывалась Марина – про тайгу. Словно автор их в вертолете писал.
Она снова прочла их вслух, теперь уже для всех.
- Вот, – поднял вверх палец Михась, – а вы хотели на машине ехать. Разве такую красотищу вблизи разглядишь?
- Но, почему же? – возразил Кэтвар. – В низу свои прелести есть. Краски, напри-мер, более насыщенные, колоритные, вверху свое, огромное небо и ширь земли.
Через два часа вертолет приземлился в поселке. Четверка «робинзонов» подалась напрямую к деду. Шарик встретил их еще на подходе, прыгал от радости, повизгивал и не мог наластиться.
Дед уже ждал на крыльце.
- Так я и думал, что это ты, Кэт, другого никого так Шарик не встречает, только вас с Мариной. Учуял запах, подскочил, взвизгнул радостно и помчался пулей. Но а я вот то же вышел дорогих гостей встретить.
Дед раскинул руки, крепко обнял Кэта, а потом Марину, познакомился, поздоро-вался с Михасями, пригласил в дом. Быстро накрыл на стол по русскому, гостеприимному обычаю. Кэт выставил на стол бутылочку водки, дед крякнул от удовольствия. Пьяницей не был, но выпить по случаю он сильно любил.
Посидели, поговорили немного и «робинзоны» снова отправились в путь.
Вертолет летел над рекой, срезая петли и переваливая через сопки. Словно круп-номасштабная карта проплывала внизу местность, окрашенная где-то ярко-зеленым, а где-то более темным  цветом. И посередине – извивающаяся между холмами синяя лента Ле-ны.
Через час вертолет подлетел к месту, завис над островком посередине реки и плавно опустился на землю. Винт покрутился еще немного по инерции и все стихло. Ти-шина давила на уши, но скорее всего, это давление и шум двигателя старались покинуть организм побыстрее.
Шарик выскочил из вертолета, бегал вокруг, суетился, не понимая – почему же приземлились на островке? Вот же, совсем рядом домик, куда и надо попасть. Забредал временами в воду, может и желая отправиться вплавь от нетерпения, поглядывал на Кэта и, наверное, не понимал его.
А мужчины быстро покидали на землю все снаряжение и продукты, надули лодку и первым рейсом перевезли женщин, Шарика с Мурзиком, естественно, и немного вещей.
Марина с Татьяной первыми пошли осваивать забытую на несколько лет стоянку воинов-кошек. Ничего, по сути, не изменилось с тех пор, когда здесь последний раз были люди. Лишь пауки сплели свою паутину, да временная пыль осела тонким слоем внутри домика и баньки. Под навесом на улице немного изрыта земля – то лоси копытами выра-жали свое недовольство, что бросили их и никто более не подкармливает иногда вкусня-тиной.
Шарик обежал все, обновил свои, наверняка выдохшиеся, метки, прилег у крыль-ца на минутку, как бы говоря, что все в порядке и снова забегал. Не мог усидеть на месте в столь радостный час. А Мурзик, в своих старых традициях, притащил живую мышь к Марине, напугал несусветно Татьяну, и растерзал серую с удовольствием, после благословления хозяйки.
- Это он так всегда, – пояснила Марина. – Как приедем – ловит мышку, приносит мне в доказательство, что не лодырь, а потом уже ест ее. Один раз приносит, ты не пугай-ся Татьяна, больше мышей не увидишь. Кончилось их время – на трон Мурзик сел.
Татьяна заулыбалась.
- Да-а-а, здорово у вас здесь! Лес, воздух… Мурзик на троне, – она откровенно рассмеялась.
- Это еще не все, Таня, ритуал прибытия не завершен. Вот придет Кэтвар, прокри-чит свою хозяйскую песню – вот тогда будет все, – она лукаво улыбнулась и ушла в дом, собирать мокрой тряпкой паутину и пыль.
Мужчины принесли первую партию вещей. Кэт показал Михасю свои владения, а Марина подтолкнула тихонько Татьяну, как бы предупреждая – смотри.
- Ну, что, господа, с прибытием вас в уголок обетованный, – улыбнулся Кэт. По-том стал серьезным и закричал, что есть мочи: – Здравствуй, тайга! Это снова я – твой хо-зяин!
Он глянул на женщин, улыбнулся ласково, подмигнул Марине и взбежал пулей на верхушку кедра, отломил пару веток с шишками, оттолкнулся ногами от верхушки и прыгнул вниз, переворачиваясь в полете и паря, словно птица. Снова кувырок у земли и вот он уже на ногах.
- Это вам, девочки, извините, цветов нет, но хоть по веточке кедра с шишками.
Татьяна долго не могла прийти в себя… Но Кэт с Мариной оставили Михасей од-них со своими мыслями. Ушли на реку поставить сети.
Вернувшись, увидели парочку, сидящую в обнимку. Михась с улыбкой заговорил:
- То же мне, друзья еще называются… Напугали Татьяну до смерти и убежали. Честно говоря я и сам чуть не обкакался. Где ж это видано – с кедров прыгать. Высота-то этажей 12 будет, не меньше. Да-а, понимаю тебя, Марина, когда этот тип тут с медведем базар устроил, понимаю, как тебе было страшно. Кстати, где это было?
Марина отошла немного в сторону.
- Вот здесь – видите, еще осталась полусгнившая кучка ореховой шелухи. Мед-ведь здесь орехи искал, полакомиться хотел напоследок. Перед тем, как в берлогу залечь. Картина, конечно, до сих пор жуткая – вырвал медвежье сердце голыми руками, оно еще бьется, выплескивая последние сгустки крови, а он орет дико на весь лес: «Тайга, здесь я твой хозяин, а не медведь».
- Да-а-а, рев у него мощный, слышали уже сегодня, – засмеялся Михась.
- Ладно вам… – перебил Кэтвар, – пойдем лучше купаться, заодно и рыбку в сети загоним. Мы с Мариной заливчик перегородили, деваться ей некуда.
Кэт с женой подали пример первыми, оставляя верхнюю одежду на лавке, за ними в купальниках последовали и Михаси. Спустились к реке.
- Смотрите, какая красотища! Разве можно описать это словами.
Кэт вдруг начал читать стихи:

Зеленой поляны раздолье
Манит изумрудом своим,
Раскинулось лесом приволье –
Природы земной херувим.

Речушка, лениво плескаясь,
О берег, изрытый водой,
По руслу спешит изгибаясь,
Играя на солнце волной.

К ней ивы небрежно склоняясь,
Стараются лист обмакнуть,
Ветвями чуть-чуть прогибаясь,
Пытаются что-то шепнуть.

А сосны стоят величаво
С обеих ее берегов,
Бросаются шишкой лукаво
В порывах лихих ветерков.

А утром туманом вздымаясь,
Омоет лист свежей росой,
На солнце искрясь, испаряясь,
Спешит в океан на постой.

Бежит и минутой, часами
Речушки не мерится ход,
Воспетый поэтом, веками
Купается в ней небосвод.

- Здорово, правда!?
Он с берега, не забредая, нырнул в воду, поплыл саженками к середине залива. За ним бросилась Марина, а потом и Николай с Татьяной. Плескались, кувыркались, отфыр-киваясь, плавали в удовольствие.
Кэт показал их тайный грот, где держать лодку удобнее. Собрали рыбу, не вытас-кивая сетей, и все вместе вернулись к домику. Освеженные, с ведерком ельцов и окуней, парой щучек, чувствовали себя замечательно.
Михась развел огонь, Кэт занялся рыбой для коптилки и посолил всю оставшуюся для вяленья, женщины накрывали стол под навесом на улице. Вскоре рыба закоптилась и сели кушать.
Вечером щелкали орехи, смотрели на звезды, которые казались ярче и ближе, чи-тали стихи.

Небо звездное летней порою,
Свет мерцающий дальней звезды,
Млечный путь по нему бахромою
Протянул след замерзшей слезы.

Черным саваном блестки сметая,
Накрывая планету Земля,
Волшебством своим всех удивляя,
Чародей там колдует творя.

Вот звезда, вот вторая, вот третья….
Превращаются в лук и стрелу,
И внимают, любуясь, столетья,
Как Стрелок натянул тетиву.

Как Большая Медведица бродит
Меж созвездий плутая, кружась,
И там Малая то же ходит,
За Полярку хвостом зацепясь. 

А вот Рыбы, чешуйкой сверкая,
Спорят с Раком о звезд глубине,
Лев ворчит и незлобно вздыхая,
Своим царством доволен вполне.

Смотрит он – там внизу копошатся
Точки-люди, всегда суетясь,
То живут, то сбираются драться,
За кощунство свое помолясь.

- Кстати, Коля, как там моя идейка поживает? – Вспомнил вдруг Кэтвар. – Что-то уже удалось сделать?
- Задал ты мне с Татьяной задачку, долго обмозговывали ее вместе, не стали сто-ронних посвящать во все детали, что бы не поняли суть вопроса. Иначе узнают в ФСБ, в правительстве и еще где-нибудь там, – он ткнул пальцем вверх, – заклюют потом, не дадут работать спокойно. Это же переворот в науке, как создание атомного оружия в конце сороковых прошлого столетия.
- Стой, Коля, подожди, не рассказывай дальше, – перебил его Кэтвар. – В туалет приспичило, сил нету. Потом дорасскажешь.
Он сделал несколько шагов и исчез в темноте, словно растворился в лесу. Ни одна веточка не хрустнула.
Шарик подошел к Марине, прижался головой к ногам, то смотрел преданно в гла-за, то повизгивал тихонько, как будто пытаясь что-то сказать. А она гладила его ласково по голове, рассказывала историю с рысью. Как повстречали они ее на прогулке зимой, как разговаривал, общался с ней Кэт, как она подошла к нему по зову и убежала по приказанью.
- Умеет Кэт общаться с животными, – пояснила Марина. – Не знаю, что уж он им там говорит, что они одной крови или еще чего. Правда не знаю. Но понимают его звери. Вот и сейчас – ушел, а Шарик остался здесь, с нами. Значит приказал он ему не отлучаться и нас охранять.
- Что-то он долго ходит? – Озабоченно спросил Михась. – Минут двадцать его уже нет.
- Да нет, Коля, не долго. Через полчаса придет. Всегда так – как в туалет, так на час.
Марина отвернулась немного в сторону, хоть в вечерней темноте и не было видно ее лица в деталях. Врать она не умела и боялась, что ее сразу раскусят, уличат во лжи. Она поняла, что Кэт не в туалет пошел и сильно переживала за него. Многолетняя жизнь с ним научила не спорить по таким вопросам и подчиняться. Но, научиться переносить все с легкостью, без волнений, она не могла.
- Ничего себе, – рассмеялся Михась, – вот это да. А еще что-нибудь расскажи, Марина, пока Кэта нет. Из его арсенала способностей.
Она задумалась немного, потом начала говорить потихоньку, стараясь не выдать голосом тревоги.
- Давно это было… мы еще только познакомились и Кэт привез меня сюда. Я ни-чего не знала – кто он и что из себя представляет. Здесь, в этом самом месте, я узнавала его, узнавала постепенно, через страх и душевную боль. Здесь полюбила, здесь и боялась за него. Один раз даже чуть не умерла со страху. Он козленка маленького зарезал, освеже-вал его, отошел немного в сторону и силой мысли бросил этого козла мне на колени. Как я перепугалась! В обморок даже свалилась, а он объяснял мне про телекинез и гвозди узлом завязывал. Я вообще тогда считала его злым волшебником, который может с живой шкуру содрать и съесть. Правда это не долго было, разум победил и чувства взыграли. Когда он на медведя один вышел, решила твердо – если его косолапый задерет, то же живой не останусь.
Шарик навострил ушки, завилял хвостом.
- А вот и Кэт возвращается, – пояснила с облегчением Марина, словно камень с души спал. – Иди, встречай хозяина.
Кэтвар вернулся немного необычным – на щеке небольшая ссадина и кулак чуть-чуть припух.
- На ветку в темноте напоролся, – пояснил он, – ничего страшного. Так что там дальше, Коля, рассказывай.
- Нет уж, милый, лапша твоя не пролезет, – перебила его Марина.
- Какая лапша? – Ничего не понял Михась.
Кэтвар улыбнулся.
- Мою дорогую Мариночку не проведешь, да и Шарика то же. Он как-то вел себя по-особенному, беспокоился. На зверя он по-другому реагирует. Сначала подумал, что старый знакомый пожаловал – лось у меня тут один есть. В свое время я его от волков спас. Но нет. Человек где-то здесь бродит и не один скорее всего. Видимо, за тобой при-смотр отправили, Коля. Вот я и сбегал, посмотрел.
- Никого же нет, – развел руками Михась, – сюда и охотники-то наверняка не за-бредают.
- Охотники может и не забредают, а вот ссадина на щеке у Кэта и кулак припух-ший от человеческой встречи, – беспокойно пояснила Марина. – Ты рассказывай, не тяни, – торопила она.
- Да что ты говоришь, – тревожно встрял в разговор Михась. – Это правда. Кэт?
- Правда, Коленька, правда.
- Надо что-то делать тогда, – забеспокоилась и Татьяна. – Позвонить, у нас спут-никовые телефоны – мигом сюда опергруппа примчится, весь лес прочешут, каждую вет-ку перетрясут.
- Не надо, Таня, звонить никуда не надо – опасности никакой уже нет, – пояснил Кэтвар. – Люди эти из ФСБ или из ГРУ, не знаю пока, были здесь, что бы разговоры наши слушать. Не могут они и здесь вас в покое оставить. Я не интересовался никогда вашей работой, но, видимо, у вас тесный контакт с органами. Водят вас всюду, даже глубоко в тайге водят.
- Вот блин, – Михась стукнул кулаком по столу. – Я же просил генерала оставить меня в покое. И где эти ублюдки? Хорошо, что я еще им про твою идейку не все разбол-тал.
Кэтвар закурил сигарету, глубоко затягиваясь дымом, Михась тоже закоптил, нервничая.
- Ладно, темно сейчас по лесу шариться, завтра с утра с ними пообщаемся, – предложил Кэт. – Связал я их, пусть отдыхают. А сейчас спать.
Утром проснулись рано, всех беспокоил вечерний случай, который Кэт так тол-ком и не объяснил. Хотя, что тут объяснять – ФСБэшная охрана, навязываемая местным управлением, всегда ходила за Михасями по пятам. Николай категорически отказывался от нее, но они все равно делали свое. Слишком важен был Михась для страны, для ее обо-роны. Разработанная им аппаратура для МЧС на основе ядерного магнетизма, разрезала любые преграды – бетон, сталь, камень. А более совершенная аппаратура, и что совсем немаловажно, очень дешевая по цене, уничтожала в космосе любой предмет. И никакая американская ПРО тягаться с аппаратом Михася была не в состоянии.
ФСБэшники вмешивались в личную жизнь, как наглые и надоедливые папарацци совали всюду свой нос. Вот и сюда прилетели, но защищать здесь не от кого, значит хотели знать, взять под контроль все, вплоть до постели.
Завтракали на улице, под навесом. Доели копченую рыбку, попили чай с брусни-кой.
Кэт вывалил на стол горсть маленьких черных «безделушек»
- Собрал в домике, в баньке и здесь, под навесом. Понатыкали прослушку, когда мы все купались. И что мы с ними делать будем? С людьми, я имею ввиду.
Михась пожал плечами, закурил.
- Не знаю, Кэт. Давай поговорим с ними сначала. Сколько их?
- Три в гражданке, видимо опера, и восемь в форме, полагаю, спецназ. В полной экипировке. В лицо никого не знаю, а я ведь тренирую ФСБ – и оперов, и спецназ ихний. Там таких личностей нет. Может ГРУшники?
Михась снова пожал плечами.
- Вряд ли. Охраной отдельное управление занимается, поэтому ты их и не знаешь. Чего гадать? Поговорим – узнаем.
- Хорошо, Коля, так и поступим. Пойду, приведу сюда одного, на мой взгляд старшего.
Кэтвар ушел, а Михась взял в руки, покрутил «безделушки».
- Наша продукция, мой завод делает. И надо же так случиться – мне же ее и под-сунули. Вот остолопы… И как только Кэт нашел их все, а может и не все?
- Все, Коля, не сомневайся, – вмешалась в разговор Марина. – Он их кожей чувст-вует, говорит, что какое-то излучение от них исходит, вот он и ощущает их сразу же.
Они обернулись на шорох. Кэтвар возвращался с пленником. Подвел его к столу, расстегнул наручники, усаживая на лавку. Налил горячего чаю. Тот пил молча, держа кружку обеими руками, стараясь согреться.
Все с интересом разглядывали его. Темные джинсы, куртка-ветровка защитного цвета, рассчитанная на ночной холод и дождь. Высокого роста мускулистый мужчина лет 35-ти на вид.
- Ну, что, мил человек, знаешь кто мы? – Обратился к нему Михась.
Мужчина кивнул головой в знак согласия, продолжая все еще греться о кружку с чаем, видимо не на шутку замерз в неподвижности. В августе уже прохладно ночью в ле-су, а днем жарковато.
- А ты кто будешь и зачем здесь? – Продолжал спрашивать Михась.
Он молча достал из кармана удостоверение, протянул его Михасю.
- Так я и думал – охрана. И все-таки – здесь зачем, какие задачи вам поставлены?
- Какие могут быть задачи у охраны, кроме охраны?
Кэтвар взял удостоверение, посмотрел.
- Ты, капитан, не умничай. Медведям и лосям, а здесь других крупных живых су-ществ нет, кроме нас и вас, так вот, медведям и лосям гостайны не нужны. И как ты вот эту прослушку объяснишь, капитан? – Кэтвар ткнул пальцем аппаратуру. Капитан молчал. – Но один важный момент тебе объяснить все-таки придется. Зачем ты хотел меня убить?
- Как убить? – в один голос переспросили все.
- Как? Обыкновенно, – Кэтвар провел ладонью по щеке. – Это не от веточки след, это от его пули след. Пистолет у него с глушителем… Не в воздух, на поражение стрелял гад.
- Да я тебя собственными руками порву, – взревел в ярости Михась, вставая с лав-ки.
- Не надо, Коля, – успокаивал Кэт, – не пачкай руки об говно. Мы по-другому по-ступим. Гораздо более эффективно. И не только с ним – со всеми. Быстро сдохнуть – за счастье посчитают.
Кэтвар заломил руку капитану, надел наручники сзади, повел в лес. Усмехнув-шись, бросил друзьям:
- Вот и пусть отдыхают все вместе. Мы тут, а они там. Зверей в лесу полно – мишка их с удовольствием складирует где-нибудь, что б подтухли до вкуснятины. И глав-ное – все естественно. Медведь съел, а мы здесь причем? Мы и не видели их вовсе.
Кэтвар подмигнул друзьям, но капитан этого не заметил, заверещал:
- Лучше убейте сразу – люди вы или нет?
- А ты, ты человек? – Кэт схватил капитана за грудки с яростью. –  Рассказывай тогда все, как есть. Как на духу рассказывай.
Капитан опустил голову, начал говорить тихо:
- Михася с женой приказано охранять. А вы нам неудобства доставляете, с вами мы не можем его контролировать полностью.
Капитан замолчал, еще ниже опустив голову.
- Ну, – тряс его за грудки Кэтвар, – не молчи, паскуда, говори. Говори гад…
- Я уже все сказал…
- Говори… – яростно продолжал трясти Кэтвар.
- Вас приказано ликвидировать, обставить все, как несчастный случай.
Кэтвар испугался, испугался впервые в жизни – не за себя, за Марину. Вернулся к столу, присел на лавку, размышляя, как поступить дальше.
- Это что творится у нас в стране, что творится, а? Невинных людей приказывают убивать… Это куда мы катимся?.. – Возмущался Михась.
- Не кипятись, Коля, и не суетись. Все еще поправимо. Есть у меня один планчик. Сейчас этого отведу и обсудим.
Кэт вернулся через полчаса, наверное, пришлось всех проверить. Сел к столу, на-лил брусничный чай, пил молча со сгущенкой. Его никто не торопил. Закурил сигарету, набрал несколько раз полные легкие дыма, начал:
- Вот какие мысли мне пришли в голову… Если все оставить, как есть – другой группе могут приказать сделать то же самое. Значит необходимо сделать так, что бы ни-кто более не решился отдавать такие приказы. Ведь не они же сами до этого додумались, – он махнул рукой в сторону леса. – И не на самом верху решение принято. Так, мелкий генералишка какой-нибудь приказал. Мешаю я им, действительно мешаю. Вас вот в лес утащил, а это опасно… Не понимают они, что здесь, как раз, самое безопасное место и есть. Звери же не люди – зря не тронут. – Кэтвар ухмыльнулся. – Значит надо сделать так, что бы об этом узнали все. И, в первую очередь, наверху.
- Я готов хоть сегодня в Москву вылететь, переговорить с директором ФСБ и на-чальником главного управления охраны. Это разные ведомства…
- Да, Коля, надо лететь и прямо сейчас. Это что же творится? Я прямо сейчас вер-толет вызову.
- Спасибо, Таня, – перебил ее Кэтвар, – лететь никуда не надо. Дослушайте меня сначала.
- Извини, Кэт. Говори, мы тебя слушаем.
- Так вот, я еще раз повторяю – лететь никуда и никому не надо. Мы сделаем все по-другому и намного эффективнее.
Кэтвар вкратце объяснил суть предлагаемых мероприятий, которые все приняли на ура.
Компания наконец-то смогла вздохнуть от дум и заняться собой. События теперь уже развивались самостоятельно и по плану.
Михась улегся прямо на траву, сорвал лепесточек черники, взял в рот, всматрива-ясь в небо. Голубое, оно казалось безмерным, глубоким и необъятным. Потихоньку, почти незаметно, плывут в вышине или даже парят перистые облака, выделяясь белизной на бездонной сини. Казалось, никто не дотянется до макушки этого неба – ни самолет, ни ракета. И самая быстрая на свете мысль не долетит до глубин этой бездны, потому что никто не знает, где она начинается и где заканчивается.
Михась почувствовал себя маленьким, никчемным и беспомощным существом среди огромнейшего пространства, подвластного только времени, измеряемого миллио-нами и миллиардами лет. Его жизнь даже не проблеск, а его микронная доля в сравнении с временами вселенной, но и она тянется долго, а заканчивается почти мгновенно.
Он перевел взгляд на землю. Здесь все казалось реальным, объемным и близким. Маленькие муравьи бежали по свои делам, сновали туда и сюда, но он знал, что здесь все по правилам и нет никакого хаоса. У каждого свое место в жизни, а значит и надо зани-мать именно это место.
От мыслей его отвлек Кэтвар.
- Извини, Кэт, задумался немного. Так что ты говоришь?
- Мы так и не договорили… про мою идейку.
- А-а-а… мы с Татьяной посоветовались, решили кроме тебя и Марины никого в это больше не посвящать. Понимаешь, Кэт, не созрели еще люди для этого, не созрели. Сейчас в обществе есть финансовая дискриминация, пропасть между богатыми и бедны-ми, которая день ото дня растет. А с твоей идейкой появятся и другие пропасти. Кто-то захватит идею в свои руки и начнет лепить суперсолдат, музыкантов, трактористов, по-этов, каменщиков, ученых… И все они станут работягами различных рангов. Все! А на «олимпе» воссядет малая кучка, которая и будет править. И на нее уже не будут распро-страняться общие законы, они сами и будут законы.
- Я так понял, что ты здорово продвинулся в этом вопросе, практически завершил теоретический курс. – Восхищенно уточнил Кэт.
- Да, это так.
- Ну вот, на мне Стас все и проверит. На Марине еще можно. А потом и у Стаса все заберешь. Прибор лучше уничтожить, а чертежи и формулы спрятать в надежное ме-сто. И не говорить об этом никогда более в ближайшие десятилетия.
Забеспокоился Шарик, вскоре и люди услышали приближающийся шум вертоле-та. Прилетевших журналистов переправили с островка на материк и дали первое интер-вью. Потом засняли всех сотрудников охраны и оставили капитана наедине с журнали-стами.
Кэтвар с Мариной и Михаси ушли в домик.
- Я, честно говоря, не понимаю тебя, Кэт. Зачем ты позволил им беседовать с ка-питаном наедине? А вдруг он наплетет им что-нибудь такое…
- Не переживай, Коля, он же не совсем глуп и понимает, что засветился. Если он не расскажет сейчас все, как есть, то его просто напросто уберут в камере. Организуют что-нибудь в виде инфаркта или повесится он, якобы  сам. Такие свидетели или обвиняе-мые не нужны. А не будет его – и расследовать нечего. Он все понимает и сделает выбор. Или рассказать и получить срок, или промолчать и получить смерть от своих. Но, думаю, он не назовет конкретного лица, отдавшего приказ – за это то же можно внезапно скон-чаться в камере. А так – он дает показания и изменить уже ничего нельзя, и убирать его нет смысла. Он остается жить. Отсидит свое и выйдет. Я поэтому и пригласил журнали-стов первыми, что бы могли улететь и обнародовать все. Прокуратура с «фэйсами» позже прибудут. И все это разные ведомства – не сговорятся они.
Кэтвар закурил сигарету, подошел к окну.
- Вон, смотрите, как его журналюги обступили, все свои микрофоны готовы пря-мо в рот запихать. Колется, капитан, вовсю колется. Это же сенсация. Сейчас журналисты обратно побыстрее запросятся, что бы вечером в эфир весь материал пустить. Газеты раз-ными заголовками запестрят, в новостях неделю эти события показывать будут. Сейчас с капитаном закончат – за спецназ примутся. С ними быстрее управятся, скопом всех сни-мать станут.
- Да-а-а, – Татьяна отошла от окна. – Варит у тебя, Кэт, голова в таких вопросах. Я бы к директору полетела – и в результате толку бы не было. Так, затишье на некоторое время.
- Вот именно, затишье, – поддакнул Михась.
- Все, ребята, нормально, дело сделано, – облегченно вздохнул Кэтвар. – Пойду, намекну журналистам, что скоро ФСБ с прокуратурой прибудут, а они могут и изъять все пленки в интересах дела. Если бы лодку не дали – вплавь до вертолета добрались бы, но улетели. – Кэт рассмеялся. 

       *        *        *
Лазареву повезли в суд. Прошло два месяца, как ее посадили на нары и дело, на удивление, не затянулось, не продлялось ни разу. Кто-то железной рукой вел его по наме-ченному пути, не сбиваясь.
Она ехала в автозаке, вспоминала свой первый день в камере, как было не просто все…
Девушка, молодая девушка впервые переступила порог камеры СИЗО. В глазах слезы, на сердце боль и в душе отчаяние – почему ее поместили сюда, почему переверну-ли все с ног на голову и посадили невинную, почему на свободе остался настоящий пре-ступник, который хотел надругаться, да еще и оговорил ее? Почему никто не верит ей, не видит ее страданий и боли? И кто ответит за все?
Часто, лежа на тюремной койке, она задумывалась над этим и всегда внутренний голос утверждал: «Ответят, за все ответят». Она не знала и не понимала, откуда он прихо-дил, этот голос. Иногда отдаленный, иногда почти явный, он пугал ее своим убежденным напором, неоспоримостью и уверенностью. Рождался внутри и реже подсказывал, как бы извне, тогда она вздрагивала и озиралась.
Наталья улыбнулась, вспоминая свой первый день в камере, первые часы и мину-ты.
Зашла, слыша как захлопнулась за ней дверь, лязгнули металлические задвижки. Двуярусные кровати, женщины разных возрастов и запах, этот ничем не передаваемый спертый запах немытого тела, курева и параши. Она не знала, что делать и чувствовала, почти физически ощущала любопытные взгляды сокамерниц. Стояла так долго, как ей показалось, очень долго. Потом голос из дальнего угла позвал ее безапелляционно:
- Иди сюда, рядом со мной будешь.
Она подошла, видя, как собирает со злостью свои монатки молодая женщина, ко-торая спала здесь ранее. Сдвинутые кровати рядом и в самом углу здоровая мужиковатая баба средних лет.
- Как зовут-то тебя, девочка? – Спросила она.
- Наташа.
- Наташа… это хорошо! Устраивайся поудобнее, вечерком на гитаре сыграем.
- А я не умею, – оправдывалась Наталья.
- Это ничего, научим. Главное, что бы нравилось.
- Конечно, мне нравится гитара.
- А то… еще бы… – баба захохотала и ее поддержали все в камере. Потом властно бросила. – Цыц все, – и все враз смолкли.
- А вас как зовут? – в свою очередь спросила Наталья.
- Сашей будешь звать.
Лазарева не знала тогда фени, зоновского языка, и не ботала на нем. Она не знала, что гитара – это женский половой орган, что Саша – кобёл, женщина, выполняющая роль мужика. В этой камере она была же еще и паханшей.
Вечером Саша пододвинулась ближе, гладя ножки и тиская грудь новенькой.
- Что вы делаете? – возмутилась Наталья, соскакивая с койки.
- Не кочевряжься, девочка, тебе понравится. Иди сюда, моя милая.
- Я вам не милая, – огрызалась Наталья, пятясь потихоньку на середину камеры.
Там ее уже поджидали. Двое схватили за руки, что бы силой притащить к Саше и держать, пока она не насытится, не получит удовольствие. Перепадет и им кое-что. Скольких девчонок таким образом портили в камерах и на зонах? Кто подсчитывал, вел такой счет?
Наталья чуть согнулась и сильно ударила локтем по печени одной из шестерок. Освободившейся рукой врезала под дых другой.
- Ах ты паскуда, – заматерилась Саша, вскакивая с кровати. Всей своей массой ринулась к Наталье, что бы раздавить, растоптать и унизить. Раз и навсегда поставить на место.
Наталья перенесла вес тела на одну ногу, ударила резко с поворотом пяткой в че-люсть. Саша рухнула, как подкошенная, а Наталья подтащила ее за волосы к параше, ткнула мордой в унитаз и с остервенением спросила всех:
- Ну-у… кто еще хочет попробовать моего тела?
Пошла в угол, не дожидаясь ответа, скинула на пол все Сашино с кровати и раз-местилась там. Раз и навсегда. Приказала, начинающим приходить в себя шестеркам, ото-двинуть вторую кровать подальше и замолчала.
Голос, внутренний голос твердил: «Правильно, все правильно сделала». Наталья никогда не дралась ранее, но не она – голос руководил ее действиями.
Коблиху увезли на больничку со сломанной челюстью. Еще раз и последний пришлось Наталье руководствоваться голосом. Саша, решив отыграться, подослала ночью убийцу. Сквозь сон Наталья ударила пальцами в горло, нож выпал из рук шестерки и она рухнула почти замертво. Врачей не вызывали, с трудом, но откачали шестерку сами. С тех пор Наталью не трогали, никто не соглашался на нее покушаться – себе дороже.
Наталью везли в суд и, наверное, в последний раз. Прошло уже несколько судеб-ных заседаний и она поняла, что ее осудят. Представитель обвинения из кожи вон лез, доказывая ее вину, фальсифицируя материалы, а ее адвокат смотрел сквозь пальцы на происходящее в суде и заинтересованно только на ее ножки. Сегодня последнее заседание. Объявят окончание судебного следствия, прения сторон, ее последнее слово и все… дальше зона и наверняка на большой срок.
Что-то ойкнуло внутри… Голос, вернулся внутренний голос и появилась уверен-ность – ее оправдают.
Началось судебное заседание. Наталья не узнавала своего адвоката. Он не выгля-дел безразличным, не смотрел сально на ее ножки и как-то внутренне был собран и сосре-доточен.
- У обвинения есть еще свидетели, ходатайства, – обратился судья к прокурору.
- Нет, ваша честь. Со стороны обвинения все свидетели допрошены и доказатель-ства представлены в полном объеме.
Прокурор с самодовольной ухмылкой глянул на адвоката.
- Со стороны защиты?
- Ваша честь, настоящее судебное заседание не объявлено закрытым и я заявляю ходатайство о возврате прессы в зал заседания, которую по неизвестным причинам судеб-ные приставы удалили.
В зале повисла тишина. Никто не ожидал такого хода от адвоката.
- Принимается, – судья стукнул молоточком.
В зал возвращалась пресса, судья и прокурор поморщились от присутствия теле-камер.
- И еще, ваша честь, я бы хотел задать несколько вопросов потерпевшему, уточ-нить некоторые детали.
- Потерпевший, встаньте пожалуйста, ответьте на вопросы защиты.
- Скажите, господин Смортковский, когда вы познакомились с обвиняемой?
- Я протестую, ваша честь, – вскочил прокурор, – потерпевший никогда не был знаком с обвиняемой.
- И я выражаю протест, ваша честь, обвинение отвечает за свидетеля, в частности за потерпевшего, оказывает давление…
- Протест адвоката принимается. Стороне обвинения делаю замечание. Потер-певший, ответьте на вопрос защиты.
Пресса, сидевшая до этого в скуке, засуетилась, предвкушая что-то необычное.
- Я действительно никогда не был знаком с обвиняемой, – начал Смортковский, – узнал ее имя только на следствии, – прокурор самодовольно улыбался, – но давно при-сматривался к ней, не знакомясь и не подходя близко. А когда в тот злополучный день она поравнялась случайно с моей машиной, я толкнул ее и силой затащил в салон. Увез в тот самый подвальчик, где и пытался ее изнасиловать. Вот все, как было на самом деле.
Зал загудел, судья стучал молотком и требовал тишины. Адвокат продолжал:
- Значит вы утверждаете, Смортковский, что силой похитили гражданку Лазареву, увезли ее в подвал и там пытались изнасиловать.
- Да, именно это я хочу сказать, – добавил потерпевший.
- Я протестую, ваша честь, – вскочил прокурор, но так и не выразил суть протеста.
- Ваша честь, – заявил адвокат с иронией, – позвольте и мне выразить протест, об-винение уже не первый раз вмешивается в ход допроса, пытаясь своими действиями сбить с толку  потерпевшего.
- Принимается, – судья нервно стукнул молотком. – Прокурор, вам еще раз дела-ется замечание.
- Господин Смортковский, – продолжил адвокат, – прошу уточнить, а кто вам то-гда, простите, отрезал яйца?
В зале снова воцарилась небывалая тишина.
- Никто не отрезал. Она, – он указал пальцем на Лазареву, – точно не отрезала. Я ее связал и хотел изнасиловать. Разорвал блузку, ножом разрезал бюстгальтер, снял тру-сики, сам разделся полностью. А тут в дверном проеме какой-то тип появился в балахоне. Я кинулся на него, голый был, хотел хозяйство свое руками прикрыть, а нож в руке был, острый нож. Вот и отрезал случайно сам.
- А тот тип в дверном проеме?
- Не знаю, – Смортковский пожал плечами, – появился и исчез внезапно. В подвал даже не заходил.
- Значит вы утверждаете, что яйца отрезали себе сами?
- Да, именно так все и было. Случайно отрезал, сам.
- Тогда еще один вопрос, – продолжал адвокат. – Почему вы оговорили госпожу Лазареву, написали на нее неправдоподобное заявление?
- Я тогда сильно расстроился, вне себя был от ярости. И девчонку не поимел, и яиц лишился по собственной дурости. А тут мне еще подсказали, что ее наказать можно. Вот я и написал это заявление.
- Кто подсказал?
- Мой папа. Я все ему рассказал, а он мне посоветовал по-другому сделать, что бы бабам не повадно было.
- Значит вы рассказали отцу, что пытались изнасиловать Лазареву и яйца себе са-ми отрезали.
- Может не совсем так. – Задумался Смортковский. – Я рассказал, что хотел трах-нуть ее, а яйца случайно ножичком зацепил. Отец убедил меня, что если свалить всю вину на нее, на Лазареву, она не сможет оправдаться, а следователя он заставит вести дело в нужном русле. Он то же считал, что виновата она, Лазарева.
- Простите, – перебил его адвокат, – вы же сами себе отрезали.
- Да, сам отрезал. Но из-за нее же. Если бы я ее трахать не повез – и яйца бы были целы.
Зал словно очнулся и загудел.
- А вы циник, оказывается, Смортковский, – адвокат криво усмехнулся.
- Я протестую, – заверещал прокурор, – это оскорбление потерпевшего.
- Протест отклоняется, – судья стукнул молотком. И тихо, почти про себя, про-шептал: – Да пошел ты… мудак.
- И последний вопрос, Смортковский. Кто ваш отец?
Он ухмыльнулся во вновь повисшей тишине.
- Я ожидал этого вопроса и не стану скрывать. У нас фамилии разные, но мой родной отец – председатель суда.
Зал просто взорвался… журналисты выбегали пачками, что бы донести первыми эту сенсацию до своих читателей, слушателей и телезрителей. И судья уже не владел за-лом, вынужденно объявив перерыв на полтора часа.
             
              В этот тихий августовский вечер областной городок Н-ск кипел своими страстями. Это был день, скорее вечер, журналистов, их взрывных сенсаций. Заголовки газет, вышедших тиражом, превышающим обычный в несколько раз, и раскупленных очень быстро, пестрели особенными  заголовками. «Коррупция в третьей власти», «Неви-новную освободили в зале суда», «Насильник-евнух сел за решетку», «Покушение на жизнь Михася», «Убийство по приказу», «Председатель суда – может ли судить других?», «Спецназу приказано убивать». Все новости на телеэкранах – только об этом.
Еще неделю не утихал журналистский бум, потом все стало стихать, вернувшись на круги своя. И только отдельные всплески появлялись на страницах газет и телевиде-нии.
Наталья Лазарева осталась довольна, она получила компенсацию за незаконный арест и содержание под стражей, стала другим человеком - уверенным и сильным. А вме-сте с ней радовался и человек в капюшоне, оставшийся за кадром событий. Одного только не могла она понять и осознать – как, почему изменил в последний момент свои показания Смортковский? В проснувшуюся совесть почему-то не верилось… Где-то на верху решали вопрос с его папой, но пока преступник продолжал судить других людей и тянулось это практически год.

*        *        *

Старая кочегарка советских времен… Котлы и оборудование недавно поменяли и теперь она зажила своей новой жизнью, отапливая деревянные двухэтажки вокруг и давая горячую воду.
Зуб отсидел свой положенный срок в другой области еще год назад. Устроился на работу, стал законопослушным гражданином и когда менты перестали его проверять пе-риодически, переехал сюда.
Здесь ему купили квартирку в соседней двухэтажке и устроили на работу в коче-гарку. Он был доволен. Никто не знал его прошлого, как и клички Зуб, уважительно называли Михалычем и были довольны. Не пьющий кочегар – редкость для таких небольших заведений, которые еще и находятся на окраине города.
Михалыч не то, что бы не пил совсем, пил и бывало изрядно, но на работе нико-гда не употреблял даже пиво, смены не пропускал, готовый всегда подменить других. Его ценили и за него держались.
Сегодня его смена и он опять ждал посетителей за полночь. Приехали около трех ночи, быстро затащили целлофановый мешок, бросив его у топки, оставили десять курей и укатили. Без куриц больше Михалыч мешков не принимал.
Оставшись один, он закрылся изнутри, раскачегарил посильнее топку и бросил мешок целиком. Зуб уже не смотрел, что делается за дверцей топки, знал и не один раз наблюдал, как корежится в огне человеческое тело. Разжег паяльную лампу и стал ждать, периодически подкидывая в топку уголь.
Через час забарабанили в дверь. Он усмехнулся и пошел открывать.
- А-а, это ты, сосед, опять со своим бредом. Я же тебе уже говорил – ничего я здесь не жгу, отстань и не ходи сюда больше. По-человечески прошу – не ходи, не мешай работать.
Зуб собрался закрыть дверь, но другой голос властно остановил его.
- Подожди, Михалыч, не суетись.
- А-а, участковый, заходи – гостем будешь. А ты куда прешься? - Остановил он старичка соседа. – Нельзя сюда посторонним. Чего приперся?
- Да подожди ты, Михалыч, не суетись, – урезонил его участковый. – Тут вот ка-кое дело… Гражданин утверждает, что вы трупы ночами сжигаете. Приходит машина, что-то выгружает, а потом запах на всю округу, запах паленого мяса. Постой, Михалыч, да я и сам этот запах чувствую.
- Э-э-э-э, – покачал головой Михалыч, – гнида ты, а не сосед. Не спится тебе, вот ты и ходишь, вынюхиваешь, а потом сочиняешь разные басни. Из-за таких, как ты, в 37-ом порядочных людей расстреливали. Пойдем, покажу тебе, что я здесь жгу, – обратился он к участковому, – а ты, гнида, здесь стой, еще раз сунешься – лично в топку брошу. Шутка, – засмеялся Михалыч.
Запах стал действительно нестерпимым, Михалыч ойкнул и побежал бегом. За ним участковый и старичок-сосед.
Картина предстала неприглядная – работающая паяльная лампа, а перед ней го-рящая курица. Рядом девять уже опаленных. Михалыч заматерился, потушил огонь, бро-сил соседу с неподдельной злостью:
- Видишь, какие я здесь трупы жгу. Из-за тебя, блин, точно один труп сгорел. Иди отсюда – что б я тебя больше не видел.
- Ты извини, Михалыч, – оправдывался участковый. – Я просто обязан реагиро-вать на сообщения граждан.
- Да какой он гражданин – стукач поганый, – все еще возмущался Михалыч. – Ладно, майор, я зла не держу. Все нормально. Но где-то мне надо этих курей палить. По-читай каждую смену из деревни знакомые привозят – две себе за работу оставляю, восемь утром отдаю. Вот так и живу, подрабатываю на курях. – засмеялся Михалыч.
Посмеялся и майор, потом встал, протянул руку.
- Добро, Михалыч, пали курей дальше – никто тебя больше трогать не будет. Я и не верил этому, задолбал он своими жалобами уже всех. Не спится старому, бродит по ночам, вынюхивает все, а потом придумывает свои версии. Завтра расскажу в участке – с хохоту помрут.
Майор ушел, Зуб присел на лавку, вздохнул, вытирая со лба испарину – пронесло. Подкинул еще угля в топку, а утром разбил молотком крупные, не успевшие сгореть кости, и следов не осталось. Запах – так он улетучился.
Зуб налил себе в кружку чай, крепкий, как любил пить в зоне, но не чифир. Сма-ковал потихоньку, обдумывая последние события, взвешивал все за и против. Заново в тюрьму не хотелось, поэтому «обсасывал» каждую деталь, каждую мелочь. Последние три месяца работал активно. Каждую неделю по трупу, а то и два сжигал. Поработает с годик еще и исчезнет, деньжат подкопит – надо исчезать вовремя.
С курицами он придумал отлично, а вот со старичком надо было что-то решать. Оставлять его здесь нельзя, надо подготовить естественную смерть, не убийство, в край-нем варианте – несчастный случай. Крепкий еще старик, старой закалки, такого пугануть – от инфаркта не помрет. А может помрет? Зуб почесал пятерней затылок, в голову ничего подходящего не приходило, но и оставлять вопрос не решенным нельзя. Думал, усиленно думал, но пока тщетно. Мог бы и живого в топку сунуть – и нет человека, но станут ходить менты, расспрашивать. Ни к чему это.
Он похрустел новенькими купюрами в кармане, отложил половину на черный день. Оставшейся суммы за глаза хватит нагуляться с девками, сдал смену напарнику и ушел домой.
Ситуация со старичком сама собой разрешилась через два дня. Переключился он с кочегарки на бомжей, те, известное дело, все к рукам приберут, что плохо лежит. А он со своими вопросами – где, когда, да откуда взял? Вот и прибили его по пьянке, утром очу-хались и заявили сами.
               
*         *        *
                Людка сидела у зеркала, красилась. Сначала ресницы, потом подвела глаза, наложила тени и в последний момент румяна на щеки. Критически осматривала себя, кое-где поправляя штрихи. Румяна не понравились своим оттенком, знала, что у Надьки есть подходящие, спросила подруг:
- А Надька где?
- Директорша позвала. Что-то долго ходит…
- Тройку сегодня по химии схлопотала. Ее же на медаль тянут, вот, наверное, ди-ректорша и вызвала, пропесочит и отпустит, – пояснила другая подружка.
В спальню вошла Пыхтина.
- Где Надежда, почему я должна ее ждать?
- К вам же ушла, – пояснила недоуменно одна из воспитанниц. – Я ей сказала и она ушла сразу же.
- И что, полчаса ходит где-то? Так, быстро найти и ко мне.
- Быстро найти и ко мне, – передразнила директоршу одна из воспитанниц. – Ладно, девчонки, пойдем, поищем.
Через час одноклассницы все вместе зашли к директорше.
- Людмила Юрьевна, Надьки нигде нет. Все осмотрели – нет нигде.
- Так, что это еще за новости – нет нигде. Сейчас узнаем, – Пыхтина набрала но-мер телефона проходной. – Степаныч, кто за ворота в последние пару часов выходил? Так… понятно, – она положила трубку, объявила девчонкам: – Никто не выходил, значит здесь она, ищите и через час все у меня в кабинете. Все, – подчеркнула она, – идите.
Но и через час, два и три, и через день  Надежда не нашлась.
Пыхтина возмущалась, ее детский дом считался лучшим в области, а тут такой подарочек…
 Опрос подружек ничего не дал, в милиции завели розыскное дело, расклеили фо-тографии, объявили по телевизору и стали ждать.

*        *        *
                Вовка Салацкий сидел расслабившись, потягивал с утра пиво, наво-рачивал красную икру ложкой, любил именно так поесть, и ни о чем не заботился. Жизнь прекрасна! Трехкомнатная квартира в центре города, дорогая импортная мебель, метро-вый плоский телевизор в зале и по небольшому в каждой комнате, музыкальный центр, машина… Все было у Вовки в его 25 лет. Квартира от родителей досталась, а мебель и все остальное он приобрел сам. В принципе, он нигде не работал, числился у знакомого в ча-стной фирме, что бы, если понадобится, взять соответствующую справку. Вольный па-рень на вольных хлебах.
Вчера он дал объявление в газету и ждал звонков. Всегда был уверен, что на его объявление откликнутся, в городе квартирный вопрос стоял остро, а он предлагал жилье. Он не сдавал в аренду комнаты, он пускал на квартиру одиноких молодых женщин, жела-тельно студенток.
Телефон звонил и довольно часто, «грубый» отбор он проводил прямо по телефо-ну, остальных приглашал на дом в разное время. Оставалось потом выбрать кандидатку из имеющихся и вопрос решен, денежки в кармане.
Первый звонок в дверь застал его врасплох – Вовка думал о бывшей девчонке, которая жила у него прежде, и даже вздрогнул. Подскочил, схватил пиво с икрой, унося на кухню и пошел открывать. Глянул в глазок – две девушки. Почему две? Спросил:
- Кто?
- Мы насчет квартиры, – ответила одна из них.
Вовка открыл дверь.
- А почему вас двое? Я же одну комнату сдаю.
- Но, может мы вдвоем как-нибудь уместимся? Но, если нет, то нет.
Вовка подумал немного.
- Ладно, заходите – чего в дверях разговаривать.
Девушки зашли, Вовка пододвинул им тапочки, подождал, пока снимут туфли и провел в комнату.
- Вот эту я сдаю. Раньше это была спальня родителей, поэтому кровать большая. Шкаф, тумбочки, светильник, телевизор – все сами видите. Обедать можно на кухне, – он провел их туда, – пользоваться холодильником, электроплитой, микроволновкой. А усло-вия пойдемте обсуждать в зал.
Вовка усадил их в кресла, сам устроился на диване, убавил звук телевизора.
- Хотелось бы, что бы вы немного о себе рассказали. Кто, откуда, почему без жи-лья и так далее. Может чай, кофе? – предложил он.
- Нет, спасибо, – застеснялись девчонки.
- Тогда рассказывайте…
Они еще немного «помялись», видимо первый раз в такой ситуации и не знали с чего начать.
- Я Таня, а это Ирина, мы подружки и из одной деревни. Приехали в институт по-ступать. Поступили, а вот мест в общежитии нет. Хотелось бы вдвоем, вместе снять ком-нату, так и дешевле и лучше. Вот… и все, собственно.
Вовка пока молчал, откровенно разглядывая их и, приводя, тем самым, в некото-рое смущение. Татьяна – высокая девушка, около 180  сантиметров, как раз была ростом с него. Шатенка с карими глазками, длинными ногами и короткой стрижкой. Грудь второго размера, безошибочно определил он. Ирина – напротив, небольшого ростика, что-то около 164 сантиметров, стройная брюнетка с третьим размером груди.
- А откуда вы приехали, где ваши родители? – Наконец спросил он.
- Мы из Мироновки, – ответила Татьяна, – это километров триста отсюда. Мама дояркой работает, личное хозяйство есть – корова, свиньи, утки, гуси, куры. Папа год на-зад умер, вдвоем мы с мамой остались. Вот еще Ирина с нами живет, как сестра родная. Мы ее из детдома взяли еще маленькой. Теперь вот всегда вместе.
- Понятно, – резюмировал Владимир. – Где-то уже подыскивали квартиру, спра-шивали?
- Спрашивали, подыскивали, – вздохнула Татьяна.
- Значит, примерно, цены знаете, – констатировал Вовка.
Татьяна покачала головой.
- Знаем… Неподъемные они для нас. Но мы можем что-то по дому делать, полы мыть, убираться, обед варить. Мясо из деревни привезем, картошки на всю зиму, – затара-торила Татьяна.
Вовка заулыбался.
- А со здоровьем у вас как?
- Нормально, здоровые, – удивилась такому вопросу Татьяна.
Владимир рассмеялся.
- Да ты не удивляйся, что я про здоровье спросил. Просто подумал, а может Ири-на – глухонемая? Молчит все время.
Теперь рассмеялись уже они обе, но все равно сдержанно и натянуто.
- Не молчи, Иринка, правда, скажи что-нибудь, – подтолкнула ее Татьяна.
- А что говорить, ты же все верно рассказываешь.
- Ну вот, и твой голосок услышали. А парни то у вас есть? Женихи?
- Какие там женихи в деревне – три кола, три двора, а посередине один парень. И тот пьяница.
Вовка снова рассмеялся.
- Я сейчас, – встал он с дивана.
Вернулся через пару минут с кружками чая, поставил печенье, конфеты.
- Угощайтесь. Я тут подумал, – издалека начал он. – Конечно, 15 тысяч вашей ма-ме не потянуть. Да и самим одеться надо, по мелочам подкупить что-то. И мне хозяйка в доме нужна. Можно и вообще с вас денег не брать. Про любовь, я естественно, не говорю, но вот сексом заниматься можно. А вдруг потом полюблю кого или обоих сразу, – он рас-смеялся. – Ладно, вы тут подумайте, обсудите вопрос, а я пока на кухне другим делом займусь.
Вовка ушел, оставив их одних. Так он поступал со всеми девчонками, но вот с двумя одновременно он еще ни разу не договаривался. И то, что они не ушли сразу, все-ляло надежду на положительный ответ.
Он заглянул в холодильник, продуктов достаточно и если даже не они, Ирина с Татьяной, то кто-то сегодня все равно накроет ему на стол. Он закурил сигарету, достал недопитое пиво и медленно, с удовольствием попивал.
Прошло минут десять и Владимир вернулся в комнату.
- И что решили, девочки? Остаетесь?
- А как же с двумя сразу-то? – В свою очередь спросила Татьяна, уже оглядывая его по-другому.
- Но почему сразу? – Улыбнулся Вовка – Сначала одна у меня в комнате остается, завтра другая. А на кухне мы все вместе. Если кто-то влюбится, тогда по-другому решать вопрос станем. Я полагаю, что вам еще надо немного подумать.
Он снова ушел на кухню, закурил и почему-то занервничал. Вернулся в комнату уже быстрее, чем в прошлый раз.
- И что, что вы решили?
- Мы… мы согласны, – ответила Татьяна и покраснела.
- Вот и славненько, – вздохнул, расслабляясь Владимир. – Словно камень с души спал. Давайте детали обсудим, не люблю недоговоренностей.
- Мы то же не заинтересованы в утечке информации, не хотим, что бы подружки по институту и мама, особенно, знала об наших отношениях. Вы об этом хотели погово-рить?
- В принципе, да, об этом. Кстати, меня Владимир зовут. И еще… собственно, ни-чего больше. Будем жить одной семьей, все, что в холодильнике есть, не мое, а наше. Мужские тряпки вам не нужны, как и мне женские, так что делить нам нечего. Все, девочки, осваивайтесь сами и на стол накрывайте, пора обедать. Вы у себя дома.
Они как-то неуверенно переглянулись. Владимир подбодрил их:
- Давайте, девочки, давайте… Смотрите все сами – где посуда, где продукты, не стесняйтесь, вы же у себя дома, две хозяйки. Чего не найдете – спросите.
- Правда что ли? – Все еще неуверенно спросила Ирина.
- Нет, кривда. Конечно, правда, – Владимир улыбнулся.
- Ура-а-а! – Закричала, подскакивая Татьяна, обняла Ирину и все еще сдержанно поцеловала Владимира в щечку. – Спасибо, – и застеснялась, краснея.
Обе убежали на кухню, просмотрели все шкафы гарнитура, основательно прове-рили холодильник и остались довольны. Володя понял, что они никогда не пользовались микроволновкой и плохо себе представляли принцип ее работы, какой посудой необходимо пользоваться. Объяснил все и про электроплиту без конфорок.
Хозяйственность в них чувствовалась сразу, лишние продукты на стол не выстав-лялись – больше, чем требовалось троим и сервировка была на высоте. Многие городские девчонки так не умели оформить стол, да и вообще не умели готовить.
- Завтра домой поедем, – начала разговор Татьяна, – привезем мяса, картошки, ка-пусты, морковки, лук, чеснок, свеклу, кабачков, грибов, варенья…
- Я что, в малину попал? – улыбнулся Володя?
- В какую малину? – не поняла Татьяна.
- В смысле – зачем нам всего столько? – пояснил он.
- А как же, – вмешалась в разговор Ирина, – суп сварить, так что-нибудь пригото-вить. Все надо в хозяйстве иметь.
- Ну-у, если в хозяйстве, – расплылся в улыбке Владимир, – тогда ладно. Как же вы это все повезете?
- Привыкать что ли, – отмахнулась Татьяна, – каждая по кулю припрет. В автобус лишь бы попасть, сейчас все в город продукты потащат. Картошку вот скоро копать по-едем – если мужика в доме нет, кто кули таскать будет? Взвалил на плечи и пошел, а куда деваться? В деревне сумочкой не наносишь.
Ирина открыла дверцу холодильника, разглядывала спиртное, сомневалась в вы-боре и вообще стоит ли.
- Давайте, девчонки, что-нибудь легонькое на первый раз, Мартини, например, – предложил Володя. – Вам же еще потом за вещами ехать. Где они, в камере хранения?
Девчонки рассмеялись.
- В какой камере, Володя? Все, что есть – все с собой. Жить же негде было, куда потащишь? Вот теперь и одежду привезем.
Владимир оглядел их. Простые деревенские девушки нравились ему все больше и больше. Нравились своей простотой, непосредственностью,  прямотой мышления и сме-калкой.
- Так… Значит тогда сегодня празднуем. И ваше новое жилье, и поступление в институт – надо отметить. А завтра все вместе поедем в вашу деревню. Не отпущу я вас на автобусе, чего зря мается – у меня машина есть. Отвезу и привезу.
- Ура-а-а, – закричали девчонки, – вот здорово!
Ему нравилось, как они радуются, чисто и без городской наигранности, эмоцио-нально и весело. Он убрал Мартини обратно в холодильник, достал коньяк.
- Сегодня пьем вот это, хороший коньячок, французский.
- Дорогой, наверное? – Поинтересовалась Ирина.
- Нормальный, – улыбнулся Владимир, – праздник у нас сегодня то же недеше-вый.
- Ой, - спохватилась Ирина, - надо же на почту сбегать, домой позвонить. Мать будет ждать звонка в сельсовете. Она даже не знает, что мы в институт поступили. Вот обрадуется!
- Точно, - поддакнула Татьяна, - закрутились мы. Ты извини, Володя, сбегаем на почту, позвоним и обратно. Пять минут осталось…
- Зачем же на почту бегать, - удивился Владимир, - вон же, телефон в комнате. Бери и звони.
- Да мы как-то забылись, - оправдывалась Татьяна, - привыкли по-своему, по-деревенски, на почту бегать, - она засмущалась.
Владимир пригласил их в комнату, сам набрал номер и ушел на кухню. Слышал оттуда, как разговаривают громко, задорно и радостно девчонки, делятся радостью с ма-терью, обещая завтра приехать и все рассказать подробно.
Обе прибежали на кухню довольные, благодарили Владимира и все никак не могли успокоиться от привалившего счастья.
Утром они проснулись первыми. Привыкли вставать рано, доить коров, кормить скотину, а вечером не засиживаться допоздна, ложиться с темнотой. Лежали по обеим сторонам от Владимира и думали, каждая о своем. Обе были не девочки, но вот так, в по-стели и всю ночь с мужчиной, такого у них еще не было. Занимались любовью с парнями где-нибудь на сеновале, в лесу или на лужайке, после секса разбегались в разные стороны, что бы, не дай Бог, не увидел кто вместе, не разнес сплетни по деревне. И настоящие, неторопливые ласки мужчины, познали впервые. Каждая сейчас, наверное, думала о подруге, как они будут делить его, если понравился Владимир обеим.
Он проснулся, потянулся по привычке и открыл глаза.
- Доброе утро, милые мои девочки, - обнял обеих сразу, поцеловал каждую в щеч-ку, - как настроение?
- Супер! – воскликнули они одновременно, потом ойкнули враз и рассмеялись.
- Кто первый в душ? – спросил Владимир. Но никто из них не выразил желания. – Так, значит мне первому принимать водные процедуры? Не годится. Как же я через вас перелезу? Не получится без задержки.
- А ты задержись, - томно предложила Татьяна.
- С удовольствием бы, милые мои, задержался и не раз. Но тогда в деревню не ус-пеем. Решайте – едем или остаемся?
- Да-а-а, классно бы было остаться, но мать ждать будет, волноваться. И так, на-верняка, всю ночь не спала с радости, задумчиво произнесла Ирина.
- Тогда все, милые мои, быстро в душ и собираться.
Он подтолкнул их обеих сразу, посмотрел на голые фигурки, убегавшие в ванну, встал, достал два полотенца из шкафа, повесил на дверную ручку.
Позавтракали быстро и Владимир ушел за машиной. Минут через пятнадцать вернулся, замкнул квартиру и они покатили.
Девчонки еще ни разу не ездили на иномарках, сидели и балдели от удовольствия. Это не автобус с его теснотой и духотой.
- Что матери говорить про меня станете? – спросил в лоб Владимир.
- Не знаю, - задумалась Татьяна, - но как есть – говорить нельзя. Не поймет мама нас, переживать будет.
- Тогда я вот что предлагаю, скажите, что сняли квартиру у старушки, у моей ба-бушки. Бесплатно – за кормешку. Про меня вы и не знали, бабушка попросила меня сво-зить вас, и где я живу, вы не знаете. А бабушку зовут тетя Зоя, или бабушка Зоя. Так пой-дет?
- Конечно, пойдет, - согласилась Татьяна.
Доехали быстро, за три часа, автобус тащился около шести и девчонки удивились – вроде бы быстро и не ехали. В машине скорость не чувствовалась. Зато сколько радости было при встрече, Владимир чуть сам не прослезился. Встречали их всей деревней, все пришли посмотреть на настоящих студенток, поговорить, пожать руку, поздравить. Любое значимое событие отмечалось вместе – смерть, рождение, свадьба, студенчество, все знали друг о друге все, радовались и переживали.
Мама девочек очень огорчилась, узнав, что под вечер дочери собираются уезжать. И не поговорить толком – сбежались все соседи и родственники, но Владимиру не было резона оставаться на ночь, хотя он и мог это сделать.
Хонду Одиссей, с ее вместительным багажником, загрузили под завязку, распла-кались, расцеловались на прощание и Владимир включил скорость. Машина проехала медленно по единственной деревенской улочке, выбралась на асфальт и набрала скорость. Детство оставалось позади, а впереди новая жизнь и надежда на счастье.

                Ирина с Татьяной пылесосили, мыли полы, варили обед, ублажа-ли в постели – все нравилось Владимиру, но он стал «прикипать» к ним. Может просыпа-лись чувства, доселе ему неизведанные, но он с каждым днем все больше и больше ощу-щал прилив нежности, доброты и душевной близости к девушкам. Не к кому-то конкрет-но, а именно к ним, к обеим. Хотелось сделать что-то приятное, особенное. Подарить цве-ты, поносить на руках, обнимать и целовать постоянно. В постели ласкал до изнеможения и не мог насытиться ими. Чувствовал, что и он им нравится.
Как-то спросил о том – как же они согласились остаться с ним? Девчонки ответи-ли со своей обычной честной непосредственностью. Выбора не было – учиться хотелось, а жить негде, нет денег снимать жилье. Он так и не понял до конца их решение, пусть и приятное для него, не осознал, что секс бывает после каких-либо вечеринок и прочее. Так уж пусть будет таким, во благо учебе.
Единственное, чего не понимали девчонки – где и кем он работает. То уезжал с раннего утра и возвращался поздней ночью, то иногда не выходил сутками из дома. Ноч-ные похождения вызывали негласную ревность, скрываемую даже друг от друга, но в по-стели сомнения развеивались в его ласках и страсти и они понимали, что принадлежит он только им. Объяснения о «вольных хлебах» и свободном рабочем графике были непонят-ны немного, но настаивать и спрашивать конкретнее они боялись, да и не могли просто.
Владимир ехал на своей Хонде на встречу. Раньше еще общался с девочками из фирм по вызову, знал личные сотовые некоторых, не прочь заработать и отдохнуть в удо-вольствие в свой свободный день. Такие поездки они скрывали, что бы не платить фирме процент, а он составлял большую часть, и поэтому Владимир был уверен – никто о его встрече не знает.
Он остановился в условленном месте, глянул на часы – еще пять минут. Закурил, поджидая девушку, поставил диск с песнями и балдел потихоньку. Особенно ему нрави-лась новая, ставшая популярной песенка в стиле танго, которую не только пели со сцены, но и играли в каждом кабаке. «Этот вечер надежд», он подпевал ее с удовольствием.

Этот вечер надежд,
Звезд искрящихся лучик,
Не пройденный рубеж,
Жизни будущей ключик.

Этот вечер любви,
Вкус ее поцелуя,
Мы с тобою могли
Танцевать не ревнуя.

Этот вечер с тобой,
Пыл безудержной страсти,
Ласки жар под луной,
Он не в нашей уж власти.

Этот вечер свечей,
В сердце трепет волнений,
Блеск прекрасных очей
И любви откровений.

Этот вечер прошел,
Он завял, как цветочек,
Поутру я нашел
Лишь девицы платочек.

Этот вечер любви,
Страсть ее поцелуя,
Этот вечер любви,
Вспоминаю тоскуя.

Дверца машина открылась.
- Привет, - Вика плюхнулась на сиденье. – Давно ждешь?
- Да нет, недавно подъехал, - Владимир оглядел девушку.
- И что, какая программа сегодня?
- Ключи у друга от коттеджа взял, поедем на целый день. Десятка тебя устроит?
- Вполне, Володя. А еще с собой не хочешь девочку взять? – Она показала рукой на стоявшую рядом с машиной девицу. – Новенькая у нас и деньги нужны. Если не согла-сен, тогда может с ней съездишь?
Владимир забеспокоился, о поездке знать не должны, никто не должен связать их отсутствие с ним.
- Ты же говорила, что тайком от фирмы ездишь, что бы не знали и денег потом не требовали? А сама девку привела.
- Ну да, все так и есть, никто и знать не будет, и ты не говори. И даже ей потом, если поедем в следующий раз. Мы вообще сказали, что по магазинам пошли.
Владимир успокоился и обрадовался, такой расклад его устраивал полностью. Поспрашивал еще для приличия:
- Нормальная хоть девчонка?
- Нормальная. Попробуешь – сам узнаешь.
- Ладно, - засмеялся Владимир, - пусть садится. Оторвемся по полной программе.
Вика открыла дверцу, кивнула девчонке.
- Залезай.
Владимир осмотрел и ее. Симпатичная девочка, но сейчас красивые ножки не вызывали в нем особых волнений и шевеления в брюках. Татьяна с Ириной затмевали всех. Раньше, конечно бы, он сначала переспал с ними, а уж потом…
Владимир ехал, радовался и не скрывал этого. Но девушки не понимали его по-доплеки, как и не знали, что эта поездка станет для них последней.
- Вот, думал с одной тобой съезжу,- обратился он к Вике, - а ты подружку приве-ла. Вдвойне радость и счастье, - засмеялся Владимир. – Как зовут тебя, красавица?
- Соня, - ответила девушка.
- Соня? Хорошее, красивое имя, а главное редкое.
Владимир не был уверен, что их зовут именно так – девчонки часто назывались псевдонимами, которые сами себе выбирали, но так, что бы повторных имен в фирме не было.
Хонда въехала во двор коттеджа, стоявшего особняком, как бы на отшибе от всех и недалеко от города.
 - Все, девочки, приехали. Пойдемте в дом.
Владимир завел их в зал, предложил присесть на диван.
- Сделаем так, - начал он, - сейчас по пять капель выпьем экспромтом за встречу, за знакомство, а потом уже стол накроем и отдыхать станем. Есть вино, водка, коньяк. Что выбираем?
- Давай с винца начнем, - предложила Вика, Соня согласно кивнула.
- А я себе коньячка немного.
Владимир покопошился немного в баре, подал девушкам по бокалу, поднял свой.
- За встречу и знакомство до дна.
Он выпил коньяк, следом за ним осушила бокал и Вика, Соня отпила половину.
- До дна, до дна, первую до дна, - потребовал Владимир, - потом можешь пить по половинке. – Он забрал пустые бокалы. – Так, посидите минуточку, я сейчас продукты сюда притащу, фрукты, а потом и в спальню сходим.
Владимир вышел, закурил сигарету и пошел на кухню. Налил себе сока томатно-го, выпил с удовольствием, глянул на часы – пора. Вернулся в зал. Девчонки спали, при-слонившись друг к другу – снотворное действовало быстро. Забрал их сумочки, никогда не оставлял сей предмет с хозяйками. Сотовые телефоны разбивал и выкидывал, никогда не мелочился на таких вещах, деньги, их всегда было немного, забирал, остальное сжигал где-нибудь на костре. Так спокойнее и безопаснее.
Владимир поднялся на второй этаж в одну из комнат.
- И так, сэр, - обратился он к находящемуся там мужчине, - две клиентки готовы. Прошу провести расчет.
- Все шутишь, Вовочка… Что-то в этот раз даже не оприходовал их, - усмехнулся мужчина.
- Девушку завел, - улыбнулся он, - любоффь… с первого взгляда. Лучше денежки оприходую, мне они сейчас нужны. Так что давай, гони…
Мужчина отсчитал нужную сумму.
- Все, как в аптеке, по курсу в рублях. Ты же баксами не берешь.
- А на черта мне баксы – светиться только. В России рубликом все можно сделать и даже баксы купить, - Владимир рассмеялся, убирая деньги в карман. – Все, до встречи, созвонимся.
Он никогда не интересовался последующей судьбой девчонок. «Меньше знаешь – лучше спишь»,- говаривал он. Выполнял свою задачу – доставить здоровое тело в нужное место без свидетелей, четко и грамотно, получал свои три тысячи долларов по курсу в рублях за каждую «штуку» и был доволен. Что делали с девочками дальше – его не интересовало. Скорее всего продавали в дома терпимости за границу, но и в этом он был не уверен, потому что привозил и мальчиков. Кто попадется. Мальчики, в принципе, то же работали в борделях, но стоили подороже, а для него без разницы.
Он не задумывался над тем, что творил, хоть и понимал, что совершает неправо-мерные деяния. Находил себе оправдание – поработают немного в других борделях, от них не убудет, все равно занимаются проституцией, так что ничего особенного, сверхъес-тественного не происходит. Сами изначально выбрали этот путь. А он не увозил силой, а значит и не похищал. Правда давал девчонкам снотворное, но в этом большой вины нет.
Теперь можно отдохнуть несколько дней, расслабиться и дальше готовить почву для дальнейших клиентов.
Владимир возвращался домой очень довольным – заработать за день 162 тысячи, совсем не плохо. Надо бы сходить сегодня с девочками куда-нибудь, можно в сауну, в ресторан или в боулинг. Пусть сами решат и определятся. Но он сначала заехал в банк, положил сто тысяч на свой счет, остальные оставил на текущие расходы.

*        *        *

Степанцов набрал номер сотового.
- Алло, Владислав Сергеевич, это я, Никанор.
- Слушаю тебя.
- Сауна готова, можно приезжать.
- Хорошо.
В трубке запикало и Степанцов засуетился, надо все подготовить, как следует. Он прошел в зал, оглядел спящих девчонок, вздохнул. Начал раздевать их догола. Потом взял одну на руки, понес в подвал. Девушка спала крепко и только ручонки болтались в такт его шагам. Положил на стол, оглядел девушку и снова вздохнул, пододвигая на край, закинул ноги на свои плечи, спустил брюки и начал с сопением заниматься сексом. Кончил, подтянул девчонку повыше, осмотрел еще раз. «Нормально», - констатировал Никанор и вышел поджидать бригаду.
Реутов приехал через час.
- Все нормально, Владислав Сергеевич, одна девушка в операционной, вторая спит в зале.
- Хорошо, пойдем, посмотрим.
Реутов спустился в подвал, где была оборудована операционная почти по всем правилам медицины. Включил бестеневую лампу, осмотрел клиентку.
- Что ж, неплохо, совсем не плохо. Так, свободен пока, закончим оперировать – позову. Принесешь вторую.
Степанцов кивнул и вышел, знал, что начнут еще не скоро, не совсем скоро. Пока приготовят инструменты, наденут халаты… Потом он унесет ее в другую комнату уже без глаз, почек и костного мозга. Забирали все, что требовалось спросом и каким спросом – огромным. Упакует в целлофановый мешок тела и оставит до ночи. Ночью трупы увезут в кочегарку, где и сгорят они без следа.
Хорошо, прекрасно продумал весь процесс Владислав Сергеевич. Заведут позже розыскные дела в милиции, если заведут, что маловероятно, не найдут и трупов даже, а нет тела – нет и дела, говаривал он с усмешкой. И Владимир работал ювелирно, находил тех, кого не станут искать. Эти девочки, например, уехали из деревни и своим домашним не сообщили адреса проживания и работы. Звонили домой по сотовому телефону, присы-лали иногда денег, пудрили мозги несуществующими предприятиями и должностями, а теперь и телефонных аппаратов их не осталось. Где искать в городе человека, если даже оттолкнуться не от чего? Конечно, станут искать, но когда – через год?
Степанцов прошел в зал, не хотел упускать дармового случая - позабавиться с де-вочкой, пока еще жива и спит. А потом уже просто так посидеть, пивка выпить.
А «вечеринка» в подвале только еще начиналась. Ассистентка Реутова, хирург офтальмолог Дробышева Вероника Антоновна, включила кварцевую лампу. Естественно, что о здоровье девушек никто не заботился, но все операции проводились в стерильных условиях по всем существующим правилам хирургии. Органы с «грязью» никому не нуж-ны.
Работали всегда вдвоем, без операционных сестер – лишних свидетелей. Почки и костный мозг забирал Реутов, а глаза Дробышева, тут уже ассистировал он. Все проводи-ли под общим наркозом.
Владислав Сергеевич провел скальпелем, отступя на 7-8 сантиметров от соедине-ния ХII ребра с позвоночником вниз и в сторону, рассекая кожу и подкожно-жировую клетчатку до паховой связки. Заработали, заметались пальчики с зажимами, останавливая кровь, Дробышева расширила рану крючками и Реутов тупым путем раздвинул мышцы, выделяя почку из окружающей клетчатки и обнажая сосудистую ножку органа. Иглой Дешана подвел лигатуру и перевязал артерию с веной, выводя почку в рану, перевязывая мочеточник. Орган отсечен и упакован в специальный контейнер-холодильник. Переворот донора на другую сторону и все в том же порядке, затем костный мозг и глаза…
Через три часа Реутов прошептал: «Господи, прости меня грешного», вводя в ве-ну воздух. Остановка сердца и дыхания, он отключил наркозный аппарат. Можно переку-рить, пока Никанор унесет труп и положит на стол новое тело.
А ночью потрудится Михалыч и не останется ничего.

*         *         *
Салацкий заявился домой в полдник радостный и довольный. Его Татьяна с Ири-ной уже пришли с института и готовили ужин. Накрыть на стол – дело минутное, надо пожарить котлеты, сварить картошку и сделать пюре, а потом уже, попозже, доставать разносолы и заниматься сервировкой.
Он поцеловал каждую в щечку, прижал на мгновение к себе.
- Ух-х, как же, девочки, я по вам соскучился, целый день мотался по делам, не ощущая вашего реального присутствия, вашего родного запаха, не видя этих милых личи-ков и не слыша желанных голосков! Но мотался не зря и очень хорошо заработал. Так что денежки у нас есть и мы можем сегодня куда-нибудь сходить. В ресторан, в сауну, в бо-улинг – куда пожелаете.
Ирина с Татьяной невольно заразились его настроением и по-детски запрыгали от радости. Бросились обе на шею, исцеловали, измазюкали лицо помадой и расхохотались.
- Вот таким ты нам нравишься больше, Вовочка, - задорно произнесла Татьяна.
- Да, и другим сразу видно, что красавчик уже занят, нечего всяким губы раска-тывать, - добавила Ира.
- Ох-х! Как же я вас люблю, девочки! – Владимир прижал их к себе покрепче. – Ласковые вы мои и самые, самые красивые!
Он понял, что сказал это не совсем вовремя и надо бы тогда объясниться до кон-ца и подробнее, но сейчас не хотелось. Сейчас хотелось праздника души и никаких объяс-нений.
- Но об этом чуть позже поговорим – обязательно, обстоятельно и подробно, - он поднял указательный палец вверх. – А сейчас решайте – куда пойдем.
Для Татьяны и Ирины более важного вопроса не было и существовать не могло, вопроса об их Владимире. Каждая любила, любила истинно и крепко, не представляла и не хотела представлять жизнь без милого сердцу мужчины. Но двойственность беспокои-ла каждую, каждая не желала другой зла, но отдавать, оставлять любимого не хотела. И эта постоянная душевная боль рвала сердце девушкам, лежала тяжким грузом в мыслях и не находила выхода.
- Ты знаешь, Вовочка,- начала издалека Татьяна, - для меня нет более лучшего, чем быть рядом с тобой, видеть и чувствовать тебя. А там, - она неопределенно махнула рукой, - кто-то будет еще… официантки, администраторы… Мы с Ириной накрутили фарша, сделали котлеты, пельмени налепить хотели… Приготовим отличный стол, дома есть музыкальный центр и никаких посторонних. Получится отличный вечер, наш вечер! И ты нам что-нибудь расскажешь о себе, мы же ничего не знаем, правда, Ирина?
Она кивнула головой в знак согласия, посмотрела на Владимира ласково, погла-дила рукой по щеке.
- И правда, Володя, давай останемся дома?
Владимир махнул рукой.
- А-а, дома, так дома! Но, что бы праздник был настоящий! А сейчас быстро оде-вайтесь и вниз, к машине. И никаких вопросов. Понятно?
Он усадил их в автомобиль и повез без всяких объяснений маршрута, разговари-вая как бы на продолжение темы.
- Значит хотите знать обо мне побольше… Собственно и знать нечего – из близ-ких никого нет. Есть, конечно, двоюродные братья и сестры, тетки, дядьки, племяши, но не общаемся мы с ними. Так, на праздник открыточку и то не всегда. Придет время, по-знакомитесь ближе. В институте, - он резко сменил направление разговора, - вас научат всему. Но главное так и останется за кадром, за дипломом. Это практическое применение полученных знаний. Вот, например, завод производит продукцию и у него всего две ос-новных задачи, что бы там вам в институте не говорили и не вбивали в голову. Всего две. Первая – это произвести качественный продукт и вторая – выгодно его сбыть. Это основа, которая обрастает массой других важных моментов. Я, например, нахожу производителю выгодного покупателя, а покупателю выгодного производителя и имею, при этом, процент со сделки. Сегодня я нашел для товара выгодного покупателя, получил свой дивиденд наличными и завтра буду искать что-то новенькое или подниму свои старые связи, которых у меня достаточно. Вот то, чем я занимаюсь, девочки. – Он остановил машину, объяснил: - Это место в народе называют Шанхайкой, прошу не от-ставать от меня и не потеряться.
Владимир долго ходил по рядам, ни слова не говоря. Подошел к одному полуот-крытому бутику, где висели разные шубы. Ирине с Татьяной сразу в глаза бросились кро-личьи стриженые полушубки, абсолютно белые, с нарукавными манжетами и пушистым воротником, по которым «пробегала» черная волнистая полоска.
- Вот бы такую поносить, - восхищенно произнесла Татьяна.
- Давай хотя бы примерим, - подбодрил ее Владимир, показывая продавцу на Татьяну и Ирину, - два полушубочка вот на них.
Зеркала, к сожалению, на улице не было, но девчонки смотрели друг на друга, восторженно поворачиваясь то спиной, то передом и выглядели необыкновенно красивы-ми куколками. Со вздохом и сожалением снимали они примеряемую одежду, надеясь по-ходить когда-нибудь и в такой. Смотрели, как продавец упаковывает товар и даже не ду-мали, что это для них. Владимир расплатился, но они посчитали, что нашел он где-то вы-годного покупателя и продаст потом подороже.
Уже дома он спросил их, не видя особой радости и огорчаясь от этого:
- Вам не понравились полушубки?
- Понравились, - вздохнула Татьяна.
- Очень понравились, - поддержала ее Ирина.
- Тогда почему такие кислые?
- Потому и кислые, что классные шубки. А правда, что мы в них прекрасно смот-релись? - Уже веселее спросила Татьяна. – Но, ничего, будут и у нас когда-нибудь такие.
Владимир в начале ничего не понимал. Потом до него стало доходить и он расхохотался вовсю. Смеялся от души, с нарастающей силой, наблюдая, как насупились девчонки и вот-вот разревутся от обиды. Встал, принес из коридора оба свертка и все еще сквозь смех произнес:
- Дорогие вы мои девочки! Для кого я это все купил? Тете что ли? Я же вам взял, что бы вы, мои милые, выглядели и были лучшими в институте да и во всем городе. Вам, мои лапочки!
Владимир положил им на колени свертки и сел на диван напротив, подмечая, как меняются их лица, оживают и наливаются счастьем. С радостным визгом они бросились на него, заваливая на спину и зацеловывая всего. Он с трудом отбивался, урезонивая их пыл тем, что обещали они накрыть праздничный стол, а ничего еще не готово.
Наконец девчонки успокоились более или менее и отправились на кухню выпол-нять обещание. А он достал сигарету, закурил, рассуждая про себя о том, как мало надо для счастья. Владимир понимал, что сегодня должен решиться главный вопрос для него и для девушек – как быть, как жить дальше и он хотел подготовиться к нему получше. Но разговор решил отодвинуть немного по времени, пусть девочки немного повеселятся.
Татьяна с Ириной то же хотели расставить точки над «и», и не пьяненькими, а на трезвую голову. Даже шубки не могли сгладить назревшую ситуацию и они спросили в лоб, напрямую.
- Володя, мы тебя полюбили обе и что делать – не знаем, - начала трудный разго-вор Татьяна. – Так получилось, что мы сгоряча, из-за жилья,  согласились быть с тобой, а теперь должны поплатиться. Мы приняли легкомысленное решение, - с трудом подбирала слова Татьяна, - и готовы полностью принять твой выбор, Володя, но ты его должен сде-лать.
Ее глаза наполнились слезами и она завсхлипывала, засопела носом, пытаясь промокать платочком набегавшую влагу. Разговор продолжила Ирина, которая держалась получше.
- Да, Володя, ты должен сделать выбор и кто-то из нас уедет отсюда. Будет боль-но, мучительно больно, но другого выхода нет.
- Хорошо, девочки, я согласен, что разговор этот давно назрел и проблему необ-ходимо решить. – Он то же говорил с трудом, но без слез, более низким и, казалось, ох-рипшим голосом. – Давайте, раз уж налито, промочим горло немного. - Владимир опро-кинул рюмку в рот, закусил и продолжил: - Что я могу вам сказать, девчонки? Вы верите, что я буду говорить честно и откровенно? - они закивали головами, - Я очень сильно люб-лю тебя, Таня, и очень сильно люблю тебя, Ира. Если бы мне сказали об этом раньше – я бы просто посмеялся в ответ, подумав, что парень обычный ловелас. Но это не так, девоч-ки… Как я могу выбрать руку, что бы отрезать одну, когда мне нужны обе. Но и здесь есть небольшая подсказка – правша выберет, естественно, правую руку, а вы мне одина-ково любимы, нет ни правши, ни левши. Как я могу выбрать – нет для меня выбора.
Разговор зашел в тупик и Владимир наполнил рюмки, выпил молча, наблюдая, как и они ополовинили свои.
- Разве нам было плохо вместе? – Продолжил он тему. – Прекрасно! Но это мне, потому, как я никого ни с кем не делил.
Владимир снова замолчал, опустив глаза и не зная, что говорить дальше, закурил сигарету.
- А если пойдут дети? – Внезапно спросила Ирина. – И у меня, и у Татьяны. Как быть с этим? Как все объяснить людям?
- Да причем здесь люди, - отмахнулся Владимир, - какое им дело кто с кем живет. – Он начал догадываться, куда клонит Ирина. – А дети будут знать своего единственного и настоящего отца, и будут, естественно, записаны на меня.
- А как быть с браком? – В свою очередь спросила Татьяна.
- С браком? С удовольствием женился бы на обеих, но не позволяет закон. По-этому никакого официального брака – только гражданский, как сейчас и живут многие люди. Имеют детей, счастливы, но официально не женятся. Если вы согласны, девочки, жить со мной на правах фактических жен, то я делаю вам предложение. Стань моей же-ной, Татьяна. И ты стань моей женой, Ирина. Согласны?
Лица девушек порозовели и настроение улучшилось.
- Вынуждена согласиться на твое предложение, Вовочка, по двум причинам. Во-первых, я тебя люблю, а во-вторых – у нас будет ребенок.
- У нас будет ребенок? – Оторопело переспросил Владимир.
- Да, Володя, у нас будет ребенок. Ты не рад?
- Кто, я не рад? – почти закричал он, подскочил к Татьяне, вытащил из-за стола и закружил по комнате. – Я супер рад!
Владимир ликовал, как младенец, потом поставил Татьяну на пол и спросил Ирину:
- А ты, Ирочка, ты согласна?
- Я? Я согласна и то же по двум причинам.
- В смысле? – Переспросил он. – И у нас будет ребенок?
- И у нас будет ребенок, - с улыбкой ответила она.
- Ура-а-а-а! – Закричал Владимир на весь дом, схватил Ирину на руки и закру-жился с ней. Потом поставил на пол, подозвал Татьяну и обнял обеих. – Только вы, мои славные, милые и любимые девочки, можете подарить мне двойное счастье и самый свет-лый день в моей жизни.
Потом, гораздо позже и лежа в постели, он все выспрашивал их о сроках, кто бу-дет – мальчик или девочка, о самочувствии и многом другом.
Но они еще сами не знали, слишком малым был срок, месяц, чуть более. Залете-ли, видимо, в первый же день и об этом он то же думал. Они не предохранялись сразу, но, ведь, и не любили тогда, в первый раз. Может здесь есть расчет? С ребенком он не выго-нит их из квартиры, хотя и это не аксиома. Тогда почему? Скорее всего просто не думали об этом, когда раздвигали ноги. Но каждая женщина должна помнить о возможной бере-менности, допустить ее или нет. А мужик, разве он не должен думать об этом, он же то же участник процесса, потенциальный папочка. Должен, но во вторую очередь, так считал Владимир.
Наверное, не было выбора в первый вечер, в первую ночь. Отказать не могли, а противозачаточных средств с собой не имели. А может сразу судьба подсказали им, что вот ваш любимый мужчина и не надо сопротивляться, подсказала внутри, подспудно и не осознанно. Разные мысли лезли в голову, но главным был факт – он любит и любим. Лю-бовь ведь приносить не только радость и счастье, но и страдания, если она безответна.
В городе с таким случаем проблем нет. Кто с кем спит, живет ли жена в квартире или любовница – дела нет никому. Иногда соседи и не знают друг друга в лицо, не говоря уже об именах. Другое дело в деревне. Там все обо всем знают и ему, и сейчас девочкам, в принципе, все равно, что о них думают. А вот их маме не безразлично, она живет в этом маленьком мире, общается с односельчанами и то же знает про них все. Самый сложный следующий момент и состоял в том, как объяснить матери.
Девчонки, проснувшись утром, вставать не хотели и каждая делала вид, что еще спит. Размышляли о своем и, конечно, о нем, о Владимире, почти одинаково, с расхожде-нием в мелочах и деталях. Чувствовали его теплоту и заботу, особенно в этот вечер и ночь, когда он ласкал их по-прежнему, но с особой нежностью гладил животик и уже что-то нашептывал зародившемуся потомству, словно его слышали и понимали. Каждая счи-тала его своим родным и близким человеком и чувство неопределенности растворилось в его предложении стать женами, унося понемногу и ревность друг к другу. Может  смири-лись они внутренне, может что-то другое сыграло свою роль, но той собственнической позиции не было и если говорили, мой Вовочка, то без абсолютного желания причинить боль сестре. Всегда находясь вместе, они не были сестрами по крови и знали об этом, на-зывая одну женщину мамой, а теперь и одного человека мужем и в будущем отцом род-ных детей.
Так сложилась их жизнь и где-то наверху, в книге судеб, было записано, видимо, что приедут они в город, снимут квартиру и полюбят одного парня и станут счастливы с ним.
Владимир давно уже понял, что девчонки проснулись и делают вид, что спят. Не было того ровного дыхания и еле слышного посапывания, и сейчас казалось, что они во-обще не дышат, только грудь поднималась и опускалась ритмично. Он ласково и потихо-нечку стал поглаживать груди с обеих сторон, чувствуя, как зашевелились ручонки и по-ползли осторожно вниз его живота. Глаза их так и не открывались, только, может быть, еле-еле заметная доброта тронула губы, начинающие приоткрываться, да дыхание стало почаще….
В субботу не было занятий в ВУЗе и впереди целых два дня, пока еще не сплани-рованных действий. Владимир решил съездить в деревню и не потому, что надо все объ-яснить и рассказать матери, это само собой, но и забрать теперь уже все вещи девочек, всю одежду, которой было немного. Они, вздохнув, согласились, поддержали его идею, радовались его прямоте и честности. Но разговор с матерью пугал, настораживал неопре-деленностью последствий, хотя и был предрешен. Как она отнесется к этому – поймет или проклянет навсегда?
Но Владимир уверял, что все матери, любящие своих детей по-настоящему, в принципе одинаковы. Поворчат, пожурят и благословят. Надо только рассказать все умеючи, постепенно и обстоятельно. И желательно без него. Он не уходил от ответствен-ности, считая что в доверительной беседе мать лучше поймет дочерей. И они так считали, хотя иногда подковыривали его беззлобно и ласково.
Машина пришла в деревню под вечер, Владимир высадил у ворот девчонок и сразу уехал обратно в город, что бы утром вернуться. Переживал сильно и беспокоился за них.
Мать, увидев дочерей, всплеснула руками, обрадовалась безмерно и сразу же об-няла обеих.
- Ой! Да как же вы так неожиданно… Я ведь чувствовала, ждала, но попозже, ко-гда автобус придет. Ужин вот приготовила. Может расписание поменялось? А я и не знаю.
- Нет, мама, расписание не поменялось, мы на машине.
- Так чего же вы не зовете водителя в дом – пусть отдохнет, поест с нами, - забес-покоилась мать.
- Он уже уехал, мама.
- Ну, тогда ладно, - махнула она рукой, - нехорошо, конечно, не поблагодарила его, - девочки улыбнулись обе, - пойдемте в дом, устали с дороги? – Она все еще не могла нарадоваться и успокоиться, оглядывая дочерей со всех сторон. – Похорошели, пополнели немного – видно на пользу учеба пошла.
- Учеба, конечно, на пользу, мама, - улыбнулась Ирина, - но там не надо так рано вставать, доить корову, кормить свиней, курей и остальную живность. Нет физического труда, вот и поправились мы. Но ничего, завтра утром все вспомним, глядишь и скинем по паре килограмм.
Девчонки рассмеялись, а мать засуетилась на кухне, накрывая на стол. Они хоте-ли помочь ей, но она запретила, пояснив, что это ее праздник и все сделает сама.
Наконец уселись за стол и за едой девушки выспрашивали у матери о здоровье, новостях и все деревенской жизни. Собственно ничего нового не произошло, все по-старому, лишь они, две студентки на все дворы, вносили свои коррективы. Поступало их семь человек, пять вернулись обратно ни с чем и сейчас, по сути, бездельничают, нет ра-боты и не предвидится, кроме как выращивание и сбор урожая на собственном огороде в летнее время. Мужики зимой охотятся, заготавливают дрова, да пьют самогонку, а бабы ухаживают за скотиной и то же иногда прикладываются к спиртному, но не все.
Подошла и их очередь говорить о себе. Начала Татьяна, как они и договорились.
- Ты знаешь, мама, а я влюбилась…
- И я влюбилась, - вторила ей Ирина.
- Вот радость-то,- забеспокоилась мать, - а парни славные, порядочные? Ну, не тяните, рассказывайте по порядку.
- Очень славные и порядочные парни, мама, - со вздохом продолжила Татьяна. – Только не парни, мама, а парень. Влюбились мы в одного, мама, так уж получилось…
- Ой! Да как же это, что же теперь делать-то, - запричитала мать. – Вот горе то… А он, он то кого-нибудь из вас любит?
- Почему же горе, мама? – Продолжила нелегкий разговор Татьяна. – И он любит, в том то и дело, что любит. Обеих любит и сильно.
- Да как же это? - Запричитала мать снова, - что же теперь будет? – Ее глаза на-полнились слезами. – Вот горе то…
- Ну что ты заладила, мама, горе да горе? Нет никакого горя. Мы его любим и он нас любит – какое же это горе? – Татьяна решила вывалить все сразу. – И мы беременны, мама, обе беременны от него.
Мать закрыла лицо руками, плакала молча, ничего не говоря. Потом сквозь слезы начала говорить понемногу.
- Как же вы так подвели меня, доченьки? Ни помолвки, ни свадьбы… А он станет бегать от одной к другой и что за жизнь будет, что вы детям своим расскажете? А если вообще бросит обеих – кому вы нужны с ребятишками?
Мать сидела на стуле и плакала, а Ирина с Татьяной не знали, как ее успокоить. Разговор решила продолжить Ирина.
- А не надо никуда бегать, мама, мы уже живем вместе, втроем в одной квартире. И пойми ты, наконец, мама, мы любим его и он нас любит. Станем жить, как гражданские жены, детей он, естественно, на себя запишет, а значит и будет у них родной и единственный отец. Он очень хороший, мама, и мы счастливы с ним. Разве ты не хочешь нам счастья?
- Ладно, доченьки, давайте ложиться спать, поздно уже.
Она так ничего и не ответила им, ушла в свою комнату со слезами. Девушки по-няли, что ей надо сейчас побыть одной, переварить услышанное и все обдумать. Не так они представляли себе развязку разговора – или уж возмутится сразу, или примет их ре-шение. А тут пока ничего…
Молча и с горечью убирали со стола, переживая за мать, вздыхали тяжело, то по-очередно, то враз и не знали, что делать дальше.
- Пойдем и мы спать, Ирина, - махнула рукой Татьяна.
Каждая ушла в свою комнату со своими думами и тяжестью в сердце. А утром встали пораньше, подоили корову, выпили парного молочка, по которому соскучились, накормили скотину и приготовили завтрак.
Мать встала поздно, видимо задремала под утро, умылась и села уже за готовый стол с безрадостным лицом, словно тело присутствовало, а душа летала где-то в другом месте.
- Хозяйственные вы у меня, доченьки, все можете делать сами, - начала мать сто-ронний разговор. – И раз уж так получилось – разве я могу не желать вам счастья? Пусть приезжает ваш парень – приму, как родного сына, но сначала хочу еще раз спросить – есть ли между вами настоящая любовь?
- Есть, мамочка, есть, - заголосили они враз, - любим мы его, любим, не просто и нам далось это решение – жить втроем.
Теперь заплакали дочери, а в тело матери словно возвращалась душа, ее лицо оживало и только глаза оставались по-прежнему грустными.
- Так, - хлопнула она ладошкой по столу, - хватит слез, чего разревелись. Празд-ник у нас, а вы мокроту развели. Ирина, давай, там у меня наливочка припрятана – вот и отметим с утра радостное событие. Когда зятек то появится, расскажите хоть о нем не-много, а то и не знаю ничего?
Девчонки обрадовались, кинулись на шею к матери, благодаря за понимание и наперебой рассказывая о Володе.

*        *        *   

                Кэтвар, устав за день от бренных дел, подошел к окну. Со второго этажа коттеджа прекрасно виден лес в своей неповторимой осенней красе. Сумерки уже стали опускаться на землю, но еще достаточно хорошо виднелись вблизи деревья и рас-цветка всего леса где-то плавно менялась, а где-то прерывалась внезапно резким контра-стом. Зелень хвои сменялась золотом берез и осин, а они в свою очередь перемешивались багрянцем высоких кустарников.
Ночью с этого места виднелась лишь чернота оконного стекла, словно не пропус-кающая взор дальше, за то с другой стороны в великолепии представал город с многочис-ленными огоньками фонарей, окон и витрин. А днем серая дымка производственного смога нависала над строениями разной высоты.
Может быть колер леса действовал на Кэта или что-то другое, но он в задумчиво-сти не отходил от окна, то вспоминая прожитые годы, то переключаясь на природу и пы-таясь вплести ее в свою жизнь.

Осень багрянцем задела
Листья берез, тополей,
Видимо очень хотела
Покраски знакомых аллей.

Но не нароком, случайно,
Годы мои осенив,
В волос вцепилася тайно,
Серебряным цветом полив.

И вот я в раздумьях скучаю,
Пора осмыслений пришла,
Былое сейчас вспоминаю,
Но жизнь еще  не прошла.

И радуюсь, что на планете
Земной я ходил по лугам,
Росой промокал на рассвете
И предавался мечтам.

Цветы полевые измяты
В познании нежности, ласк,
И запах особенный мяты
Въедался в разгаре забав.


Все в мире когда-то проходит,
Цените дареную жизнь,
И в поднебесье восходит
Душа на покой, помолись.

А бренное тело осталось
Средь наших берез, тополей,
Такая уж доля досталась
Кормить ему разных червей.

Кэтвар с трудом стряхнул ностальгический романтизм в крапинках пессимизма, присел в удобное кресло. Завтра день намечается сложным и необыкновенным, принесет удачу или что-то иное. Но факт, что изменится многое, а он верит в лучшее.
Михась вчера наконец-то выполнил его заказ, принес небольшой прибор с инст-рукцией и долго еще на словах объяснял принцип действия. Стас, которого специально пригласили по этому поводу на встречу, задавал множество вопросов, читал и перечиты-вал инструкцию, остался доволен. Сказать доволен – ничего не сказать. Он находился в восторженном шоке и долго не мог поверить в происходящую действительность. Пощи-пывал себя иногда – не сон ли это. А потом ушел освежить в памяти топографическую анатомию головного мозга с учетом функциональных направлений.
Кэт мог довериться только ему. И не потому, что он слыл известным, прекрасным доктором, к которому всегда стояли толпы людей, хотя и велся прием по записи. В его профессиональных способностях не сомневался никто. Он был родственником, родным братом Марины, его жены, и это здесь  играло главную роль.
Стас пролистывал спецлитературу, но мысли крутились около прибора, которому еще нет названия и никто не знает, и не должен узнать о его существовании. Эффект разорвавшейся бомбы мирового, глобального масштаба произвел бы он на планете. Но человечество еще не созрело, не готово к его принятию, а главное к правильному позитивному использованию. Атомная энергия, огромную силу и мощь которой то же используют не всегда в мирных целях, не сравнима с этим прибором. С ним мировое господство становится объективной реальностью, попади он в «черные» руки и всегда найдутся человечки, готовые выкрасть прибор любым способом, исполь-зовать в своих личных, амбициозно-корыстных планах.
«Это же надо!.. Какой головой нужно обладать, что бы создать такой уникаль-нейший прибор! Скрывать его существование и саму идею, что бы ни один придурок не смог захватить власть над миром». Станислав Тихонов поражался глубиной и простотой мысли Михася, отца этого драгоценнейшего прибора.
Стас изучал головной мозг человека с учетом небольшого списка, полученного от Кэтвара, в котором перечислялся ряд функций. Способностей, которые нужно развить или создать вновь, которые где-то спят еще в глубинах нашего мозга и практически не проявлялись никогда в реальности, но уже заложены в кладовые серого вещества.
Он не мог работать спокойно – то бегал в восторге по комнате, то курил сигарету за сигаретой в предвидении и предвкушении первого человека не планете, осуществившего функциональную перестройку головного мозга. И сразу же почему-то вспомнился Горбачев, со своей говнистой перестройкой, казавшейся теперь мелочной и очень дурно пахнущей исторической реальностью.
На следующий день, как и договаривались, собрались все вместе. Стас сразу же предложил следующее:
- Я готов к реальному применению прибора, но все-таки испытания необходимо перенести. Во-первых, это должно происходить у меня в клинике, где есть необходимая медицинская аппаратура на всякий, непредвиденный случай, о котором не хочется, но приходится говорить и учитывать. Во-вторых, в выходной день, когда клиника частично не работает и прием первичных больных не ведется. Значит мы сможем спокойно рабо-тать, не вызывая лишних вопросов.
- И в-третьих, - перебил его Михась, - необходимо незаметно усилить охрану клиники и информационную защиту кабинета или комнаты, где будет происходить вся процедура. Так что я абсолютно согласен в этом вопросе со Стасом. Извини, я тебя пере-бил.
- А собственно – все, -  он развел руками, - два дня осталось.
Дни прошли в огромном эмоциональном напряжении для всех пятерых. Даже са-мые близкие родственники не посвящались в проект, лишь видели какую-то странную суету и нервозность.
И вот, долгожданный день настал!
Михась, устроившись в удобном кресле посередине комнаты, оглядел присутст-вующих.
- Давай, Стас, с Богом!
Станислав, держа в руках бесценный прибор, обратился к соратникам:
- Вы лучше сядьте, мне так удобнее – что бы не отвлекаться.
Ему возражать не стали. Марина и Михаси – Николай с Татьяной, расселись по стульям.
Прибор крепился к голове так, чтобы его можно было двигать и фиксировать над любой точкой, а затем уже многочисленными винтиками определять длину и направление невидимого луча.
- С Богом, - произнес Стас и включил прибор.
- Сдвинь на миллимикрон влево и вглубь, - сразу послышался ответ Кэтвара на действие прибора. Стас чуть подвернул одно колесико, - Так, хорошо – активируй зону, - продолжал говорить Кэт.
Стас нажал кнопку активации луча.
- Прекрасно, Стас, молодец, прибор работает отлично. А ты вообще супер – сразу направил луч в нужную точку, ошибся лишь на долю микрона.
- Просто повезло, Кэт.
- Ладно, не скромничай, теперь давай второй пункт.
Станислав немного переместил прибор.
- Так, хорошо, сдвинь луч на три микрона на пять часов.
Стас покрутил винтики, луч сместился назад и чуть вправо.
- Стоп, активируй… Молодец! Все прекрасно! Ох, как наши сильно переживают. Но, ничего, потом все расскажем. Давай следующий пункт.
Стас снова переместил прибор.
- Хорошо, - подбадривал его Кэт, - луч на два часа и углуби на пять микрон. Так…на миллимикрон влево теперь… потихонечку… стоп. Увеличь диаметр луча на пол-тора микрона. Прекрасно! Активируй.
Тихонов нажал кнопку активации и переместил прибор.
- Молодец, доверни на три часа… немного, полмикрона всего. Так, подними луч на четыре микрона и увеличь диаметр… хорошо… еще увеличь немного… стоп. Актива-ция.
Стас нажал кнопку, выждал немного и стал снимать прибор с головы. Марина первая кинулась к нему.
- Ну, что Стас, не молчи?
- А чего говорить? - Недоуменно пожал плечами он, - Вы же и так все слышали.
Кэтвар рассмеялся.
- Стас, они ничего не слышали после твоей первой активации. Мы же разговари-вали друг с другом мысленно, так быстрее и удобнее. Но они-то не слышали. Придется им тебе все рассказать, а я пока пойду, покурю.
Он вышел, оставив ошарашенную компанию в комнате, а Стас начал давать по-яснения.
- Ну, я настроил прибор, включил, угадал почти сразу, как вы слышали и активи-ровал зону. После этого мы стали общаться мысленно, поэтому вы ничего и не слышали. Это очень удобный способ передачи информации. Представьте себе, сколько времени уй-дет на пересказ романа, например. А теперь его можно передать практически весь в одно мгновение. Потом я активировал другую зону и Кэт стал читать мысли, потом третью – он стал видеть сквозь стены. На четвертой остановлюсь подробнее. Каждый предмет имеет свою память, если можно так выразиться. Вот, например, эта железка может рассказать Кэту, какой токарь ее выточил, что она видела, что происходило вокруг нее все эти годы. Или вот деревяшка на стене то же может поведать о событиях, происходящих на прямом от нее расстоянии. А дальше я активировал ему зону гипноза, он и так им владел немного, но теперь его возможности несоизмеримы с прежними. Вот, собственно, и все.
- Невероятно, - обалденно произнес Михась, - некоторая телепередача просто от-дыхает.
«Отдыхает, отдыхает, - послал им мысль Кэтвар сквозь стены. – Но вы не пере-живайте. Я не стану без надобности пользоваться своими новыми возможностями».
«Как же, не станет», - подумал Михась.
Кэтвар только улыбнулся в ответ, но его улыбку никто не увидел – сквозь стены смотреть не могли.

*         *         *

- Привет, Дегтярева, ты что, то же сюда ходишь? – Удивленно спросил Михаил, старший группы розыска. – Вот уж никогда бы не подумал…
- Это ты, Петров, здесь новичок, а я постоянно хожу. Я же сотрудник милиции – значит должна соответствовать, - отпарировала Лада.
- Женщинам, в принципе, можно и без каратэ обойтись. Хотя… если тебе нравится – ходи, запретить никто не может. Наоборот, только поощрять станут, - с интересом говорил Михаил, разглядывая ее в кимоно.
- Я уже год гожу – что-то ты не сильно поощрял. – С ехидцей добавила Лада. – И понятно – сам-то не ходишь.
- Нравится?
- Конечно! Пахнет здоровым мужским потом, а не задрыпаной водичкой. Мужи-ками настоящими пахнет, - улыбнулась Лада, как бы заново оглядывая зал, где тренирова-лись ее коллеги из отделов и управлений внутренних дел.
- Ну-ну, - не нашелся, что ответить Михаил, запел потихоньку: «Под железный звон кольчуги, под железный звон кольчуги»…
- Ты достал уже, Петров, со своей кольчугой. Как увидишь меня, так поешь одно и то же. Я тебе что, кольчугу напоминаю?
Михаил захихикал.
- Да нет же, это старая песня про Ладу, вот и напеваю иногда. А что у тебя там с детдомом? – Петров резко сменил тему.
- Ой, - она отмахнулась рукой, - хоть здесь бы не доставал. Ничего хорошего, ни-каких концов. Третья девчонка теряется, но знаешь, что странно – теряются они необыч-но.
- Как это?
- Сам посуди – детдом неплохой, лучший в области и процент побегов все-таки не высок, в сравнении с другими домами. Но, ведь кто обычно убегает из детдома? Но-венькие, которые еще не обжились и скучают по улице, это раз. Двоечники, оторвилы, хулиганы, это два. Кого там бьют, достают и учителя, и воспитанники, это три. А здесь, в этих случаях, нет ничего подобного. Поведение прекрасное, учеба на четыре и пять, ника-ких притеснений и живут в детдоме давно, последний год – и так скоро выйдут по возрасту. И еще – все трое исчезли одинаково, бесследно и непонятно даже для подружек, и все после вызова к директору, к которому они так и не явились.
- Ты хочешь сказать…
- Да ничего я не хочу сказать… Повода бояться директора не было. Не чисто здесь, не складывается, ни в какие рамки не впихивается.
- Но девчонки взрослые, может парня себе нашли – вот и все объяснение. Официально их никто не отпустит. Наоборот, по-моему здесь все просто и понятно. – Петров высказал свою точку зрения.
- Ничего не понятно – парни же, как снег на голову, не сваливаются. Подружки утверждают в один голос, что кавалерами там и не пахло. – Возразила Дегтярева.
- Правильно, если они сговорились, то так и станут утверждать. Ты об этом не думала?
- Да думала, обо всем думала… Ладно, пошли заниматься, а то так и проболтаем всю тренировку.
Они прошли на татами, мельком взглянув на стоящего неподалеку Кэтвара.
А его этот случайный разговор сотрудников группы розыска безвести пропавших заинтересовал. Он задумался и решил посетить этот детдом, что бы все проверить, может и не просто так убегают оттуда воспитанницы. А как лучше это сделать, не объясняя истинных причин визита? Выход нашелся сам собой.
Кэтвар остановился перед дверью, прочитал табличку: «Пыхтина Людмила Юрь-евна. Директор». Постучал и открыл дверь.
- Людмила Юрьевна, вы позволите?
- Да, пожалуйста. А вы, простите, кто?
- Я – Бородин Николай Михайлович, - ответил он, проходя в кабинет, и, видя, что это не произвело никакого впечатления на хозяйку, пояснил: Обычно друзья меня называют Кэтваром.
Пыхтина встрепенулась и уже совсем по-другому реагировала на его приход. Вышла из-за стола, приглашая присесть к подставному столику, где обычно хвалила или распекала своих воспитанников. Сама села напротив.
- Извините, Николай Михайлович, такой известный человек в городе, но я лично не знакома, считала, что Кэтвар – это ваша фамилия. Прошу еще раз извинить.
Он посмотрел на директора и как-то сразу стало жалко ее. Лицо оживилось при встрече, но абсолютно не скрыло изможденности, вызванной душевными страданиями.
- Не стоит извиняться, Людмила Юрьевна, я вот к вам зачем зашел, - перешел к делу Кэт. – Моя фирма решила оказать вашему детдому небольшую спонсорскую помощь. Что вам лучше – одежда для детей, обувь, игрушки? Вы подумайте сами, определитесь. Возможно всего понемногу на сумму 100 тысяч рублей. Возьмете товаром в «Престиже», я распоряжусь, оформим, как положено.
- Ой, Николай Михайлович, - Пыхтина всплеснула руками. – Даже не знаю, как и благодарить вас…
Кэтвар встал, прерывая ее речь и приглашение на чай, которое должно последо-вать.
- Извините, Людмила Юрьевна, со временем всегда туго. На эту сумму можете взять в любое время детям что-то из одежды, обуви, игрушек. Всего доброго вам.
Он вышел расстроенный – всю полученную информацию необходимо обдумать и принять конкретные меры. Решил посоветоваться с Мариной и проехал сразу в «Пре-стиж», в личные апартаменты.
Начал рассказывать жене по порядку.
- Я, Марина, случайно разговор двух Ментов на тренировке услышал. Случайно, Мариночка, правда случайно. Они работают в группе розыска, ищут пропавших без вести. Говорили о детдоме, там три случая не совсем понятных и я решил лично проверить. Мы же с тобой планировали 100 тысяч больнице перечислить, а теперь придется детям-сиротам отдать. Под этим предлогом, собственно, я и появился у директора, что бы не вызывать лишних вопросов и предположений. Что я «прочитал» в ее голове – это какой-то кошмар просто.
Он закурил сигарету, налил себе кофе.
- Не тяни, Кэт, всегда на самом интересном остановишься, - упрекнула его Мари-на.
- Есть некий Степанцов Никанор Ерофеевич, кто он, пока не знаю, но, судя по ее мыслям, прощелыга отменный. Так вот он решил самых старших детей, а они фактически по-взрослому смотрятся, воровать.
- Как это воровать? – удивилась Марина.
- Может не воровать – похищать, не цепляйся к словам. Тошно, противно стано-вится от таких грязных делишек.  Рассчитал все верно, гад. В детдоме черный ход есть, директор вызывает к себе воспитанника или воспитанницу, а он его или ее эти ходом по-хищает. Абсолютно никто не видит. Директорша заявляет потом в милицию – сбежал, мол, ребенок, ищите. Получает за каждого тысячу долларов и все.
- Как же она на это решилась?.. Она же женщина, сама мать наверняка, - возму-тилась Марина. – Что потом с детьми делают?
- Она не знает, что с детьми делают. Но, поскольку просят самых физически раз-витых, предполагает, что их продают в дома терпимости за границу.
- Вот сволочь… да ее саму надо на куски порвать вместе с этим, как его, Степан-цовым. – Марина заходила по комнате, не могла успокоиться. – Это же надо – детей про-давать… Вот и надо саму продать.
- Ты подожди, не кипятись, Марина, не все так просто. – Кэт взял ее за руку, об-нял, усаживая рядышком. – Этот Никанор ее саму запугал. Дочь у нее растет. Вот и аль-тернатива. Или свой ребенок, или чужой. Она, бедная, испереживалась вся, извелась, о самоубийстве подумывать стала, да дочь останавливает – что потом с ней будет?
- Вот гад, четвертовать его мало, - искренне возмущалась Марина.
- Я и хотел с тобой посоветоваться, ты же то же мать, как считаешь – виновата директорша?
- А почему она в милицию не пошла?
- Ты же знаешь – у многих в ментов веры нет. А тут еще этот Никанор уверил ее, что там все схвачено, менты куплены и в этом деле повязаны. Вот и не пошла.
Марина задумалась
- Ты знаешь, Кэт, по закону она, конечно, виновата, но я бы ее осуждать не стала. Тем более сама сильно переживает и выхода не видит. Она сама себя наказывает хуже тюрьмы. Ты можешь ее как-то спасти?
Кэтвар пожал плечами.
- Пока не знаю. Много еще не понятного здесь. Надо этого Никанора найти и по-смотреть, что его головенка мне расскажет, а потом принимать решение. Но я главное ус-лышал – тобой, как матерью, она не судима и буду учитывать это в своих действиях.
Марина ушла проводить тренировку и Кэт остался один, закурил сигарету, раз-мышляя, как вычислить этого Степанцова. С сотового телефона Пыхтиной он считал но-мер Никанора и теперь обдумывал, как лучше позвонить, представиться и где, под каким предлогом назначить встречу.

*        *         *

Реутов чувствовал себя измочаленным напрочь, а ведь еще даже не вечер и время близится всего лишь к полдню. Решил побыть немного один, минут десять, и попросил секретаршу не пускать никого, не соединять ни с кем. Пил черный кофе, прикрыв веки и развалившись в удобном кресле, старался не думать ни о чем, но не получалось.
Все шло гладко и замечательно – может это, как раз, и давило на психику, не да-вало внутреннего покоя. Количество клиентов росло и достигло того максимального уровня, когда хочется большего, но физически обработать не в состоянии. Схема отрабо-тана безупречно, выверена до мельчайших деталей и нюансов, а он беспочвенно беспоко-ился, предчувствуя какой-нибудь форс-мажорный сбой. Тут еще этот случай в больнице где-то пиликал внутри непредвиденной редчайшей реальностью.
Реутов, главный врач городской клинической больницы, заведующий хирургическим отделением и депутат городской Думы, вчера большую часть рабочего времени отсутствовал и с ним не могли связаться. В больнице считали, что он в Думе, а там предполагали, что он на операции и телефон, естественно, отключен. Случай произошел действительно исключительно редчайший.
Одна из его хирургов госпитализировала утром в отделение женщину по ее же просьбе. Так как знакомая была абсолютно здорова на момент поступления и решила от-дохнуть от нагрузок на работе, хирург все-таки осмотрела ее, нашла маленький прыщик или пятнышко на стопе, записав в историю болезни, как флегмону со всеми признаками и симптомами, которых, естественно, не было.
Через несколько часов у «больной» поднялась высокая температура, именно эта стопа отекла и покраснела. Все протекало настолько быстро, что пришлось провести ам-путацию на уровне голеностопного сустава. Через несколько часов следующая операция, потом ампутация на уровне средней трети бедра… И смерть. Молниеносная форма рожи-стого воспаления. Откуда она взялась на здоровом фоне, что за особая вирулентность? Никто не знал этого. Но разборки начались большие. Шутка ли – госпитализируют утром здоровую женщину, а к полуночи ее тело в морге. Теперь уже отдохнет навсегда.
Случай наслоился на «отлаженный механизм» Реутова и психологически беспо-коил невероятно. Владислав Сергеевич успокаивал сам себя. Ничего не произошло и про-изойти не могло. Деньги он получил в тот же вечер в обмен на контейнеры с органами, с курьером лично не общался и не собирался этого делать. Единственного человека, Ника-нора Степанцова, который мог сдать его прокуратуре, можно устранить в любой момент и это то же все продумано до мелочей.
Реутов не решался принять окончательный вывод – приостановить на время по-ставку органов за границу или нет. В случае непоставок – там забеспокоятся и обрубят концы. А новую схему создать тяжелее вдвойне. Лишь деньги приятно согревали и успо-каивали. Потрогал новенькие пачки и все, как рукой сняло.

*        *         *

Салацкий проснулся, по привычке раскинул руки в стороны и, ощутив пустоту, открыл глаза. Прислушался – в ванной комнате тихо, краны не шумят, однако на кухне иногда позвякивала посуда. Улыбнулся… Дамы его уже встали, сказывалась многолетняя деревенская привычка просыпаться пораньше, и готовили завтрак.
«Интересно, а что приготовят сегодня? – Начал рассуждать он. - Продукты есть практически все. Мясо куриное, свиное, говяжье, утиное и гусиное. Есть и козлятина с сохатиной. Это сосед тещи, Ерофеич, не забывает с охоты дольку отстегнуть, а она все сюда, к нам отправляет. Надо бы продать хату в деревне, привезти тещу сюда – места хватит. Но не соглашается она, говорит, что внукам или внучкам летом там лучше будет, крепче здоровьем вырастут на свежем воздухе. Да и мясо, овощи – все оттуда. Родят девочки, как раз в начале июня, и уедут в деревню… Да-а… надо побеспокоиться, что бы сессию сдали пораньше, досрочно немного. А осенью что делать, с кем детей оставлять, когда матери на учебе? Теща не поедет, придется няньку нанимать».- Владимир вздохнул и встал с постели, пошел принимать душ.
- Ну-у, что мои дорогие, чем сегодня удивите-порадуете? – Салацкий поцеловал каждую в щечку, приобнял немного.
Татьяна с Ириной каждый день старались приготовить что-нибудь новенькое и удивляли Владимира своей выдумкой. На этот раз для завтрака предлагалась рыба, запе-ченная с овощами, хлеб со слоем салата с редькой, чай с брусникой и выпеченные рожки.
- Присаживайся, отведай нашей пищи любимых.
Татьяна пригласила его рукой на место главы семьи, Ирина пододвинула тарелки поближе и они расселись по бокам.
- Это что-то новенькое. Про пищу богов слышал, а вот про пищу любимых – нет, - удивился Владимир.
- Зачем нам виртуальность в еде и словах? – В ответ улыбнулась Ирина.
- В смысле? – осведомился Салацкий.
- Кто знает – что ели боги? – Пояснила Татьяна. – А вот чем тебя кормим мы – ты можешь отведать в реале и прямо сейчас.
- Как видишь – все очень просто.
Ирина налила и подала Владимиру чай. «Просто – да не очень просто»,- он заду-мался немного. Последнее время лезли всякие мысли и о женах, и о себе самом. С девчон-ками – более или менее понятно. Больше о себе. Зарабатывал не плохо. А что, если эта малина кончится, перестанут брать его человеческий товар? На первое время денег хва-тит. А потом? Что делать, куда идти работать? На зарплату в 10-30 штук… К таким день-гам не привык. Хорошо, если тридцать, как-нибудь смогут протянуть. Куда идти рабо-тать? Эта мысль постоянно висела и не давала покоя. И он не понимал почему, откуда она взялась, откуда пришла и прочно засела в мозгах, словно кто-то внушил ему эти мысли. И они свербели в голове, сидели занозой.
Осень… Поздняя осень уже. Шубки девочкам взял. Надо бы еще сапоги, пла-тья…  Короче – одеть по полной.
Владимир поел, вытер рот салфеткой.
- Так, девочки мои милые, сегодня у нас магазины по программе. Надо одеть и обуть вас, что бы все было. И платья, и сапоги, и туфли, и халаты. Все, что требуется из одежды для учебы, дома и выхода в люди. Поэтому прикиньте, что требуется и напишите на листочке. Что бы не забыть в магазине, не закрутиться. Деньги у меня есть и жалеть, экономить на одежде не стоит. Так что убирайте со стола и думайте, что купить.
Салацкий ошарашил их своим заявлением и ушел мыть руки в ванную. Специ-ально, что бы не лезли с вопросами. Потом ушел в зал, включил телевизор и стал смот-реть.
Ирина с Татьяной появились через полчаса. Владимир взял лист бумаги, прочи-тал и улыбнулся.
- Эх, девочки, девочки… Не серьезно вы отнеслись к поставленной задаче.
- Это почему же? – Возмутилась Татьяна.
- Да, почему? – Переспросила Ирина.
- Да потому…Где, например, нижнее белье, где джинсы, брюки, капри, где кол-готки, рейтузы. Куртки осенние, весенние, головные уборы. Все – ставлю вам четверку за выполнение задания. На двоих. Так что, идите и дорабатывайте. Идите, идите и нечего на меня так смотреть. Двоечницы…
Владимир легонько подтолкнул их с дивана.
- Но… это же…
- Что, это же? – Салацкий перебил Ирину. – Стоить будет много?
- Конечно, много, - подтвердила Татьяна.
- Много, не много, а нам хватит. Идите и дописывайте, а я проверю. Вы же теперь городские девчонки и про телогрейки забудьте. Мои жены должны быть одеты в лучшее и отговорки не принимаются. И без сюсюканья.
Владимир, выпроваживая девчонок, как бы предотвратил их слова благодарности и обнимания с поцелуйчиками. Стал дальше смотреть телевизор.
Из магазинов вернулись домой ближе к вечеру. Владимир видел, что девочки не-много в шоке от покупок и его это радовало. Деревня деревне рознь и, по крайней мере, в их Мироновке никто о такой одежде и не мечтал.
- Так, девочки, - обратился к ним Владимир, - вы еще разок все примерьте, по-крутитесь перед зеркалом и собой, а потом все развесьте в шкаф. К сожалению, вынужден вас покинуть – дело не терпит, надо и поработать немного. Специально на ужин ничего не готовьте – позвоню, как освобожусь. Тогда и придумаете чего-нибудь вкусненькое на скорую руку.
Салацкий ушел, оставив ошарашенных девчонок одних. Надо было возместить потраченные деньги.
Владимир ехал по городу и даже не знал куда он едет. Ехал и думал – кому по-звонить, кого выцепить. Знакомые девчонки проститутки еще были, но сейчас почти вечер и у них начнется работенка. Может кто и взял выходной на этот день, но наверняка определился, как его провести.
Перед глазами мелькнула фигура, в душе ёкнуло и педаль тормоза резко ушла в пол. Как, откуда она появилась перед капотом машины, Салацкий так и не понял. Отды-шался немного, приходя в себя, потом вышел, что бы отругать девушку, но толком и ска-зать ничего не мог. Испугался сильно. А она улыбнулась и спросила:
- Подвезете?
Сердце еще бешено колотилось, внутри все дрожало и он так ничего и не отве-тил. Махнул рукой, приглашая в машину. Сел за руль и поехал. Через квартал пришел в себя и остановился, не стал ничего говорить о том, что чуть не задавил ее.
- Куда тебя подвезти?
- Не знаю… куда-нибудь, - ответила незнакомка и улыбнулась.
- В смысле? – Ничего не понял Владимир.
- Хоть в смысле, хоть без смысла, - она снова улыбнулась, - отвези куда-нибудь.
- Не знаешь, куда тебе надо? – Удивился Владимир.
- Не знаю, - она немного помолчала. – Чего же вы такие пугливые? А еще мужи-ки… Ладно, все равно узнаешь – в розыске я и ехать мне некуда. Так что, если хочешь по-быть со мной, отвези куда-нибудь. Мужиков давно не видела, соскучилась. А потом я и сама определюсь.
Салацкий смотрел на нее и ничего не понимал. Улыбается все время, ведет себя непринужденно  и совсем не похожа на зэчку.
- А за что в розыске?
- На тебе – приехали. Девушка ему себя предлагает, а он вопросы задает глупые. – Она засмеялась. – Да ты не бойся, я не убийца. Я из психушки сбежала, надоела из себя дуру корчить и подстраиваться под их диагноз.
- Еще не лучше, - промямлил Владимир.
Незнакомка откровенно расхохоталась.
- Нет, ты не бойся – я не буйная. Всего лишь политическая коровка. Но божья ко-ровка. Знаешь, какой у меня диагноз?
Салацкий пожал плечами.
- Прыщи на зубах, - она опять рассмеялась. – Поэтому и улыбаюсь всегда, пока-зываю зубы, что бы все видели. А еще у меня перхоть на языке завелась и зубная паста из груди идет. Не веришь? Помни груди – сам увидишь. - Незнакомка обнажила одну грудь. – Да ты не бойся, потрогай, - и захохотала опять.
- Ну-у-у… попозже потрогаю. Ладно?
Незнакомка откровенно смеялась, глаза блестели хитринкой и Салацкий понял, что его разыгрывают. Но зачем? И, как бы отвечая на его мысли, она произнесла уже бо-лее серьезно:
- Ты не думай, что я тебя разыгрываю. Я действительно из психушки и мне надо спрятаться. С диагнозом, конечно, приврала немного, но я его и сама толком не знаю. Журналистка я, вернее была журналисткой, хотела статью одну про губернатора опубли-ковать – вот и оказалась психованной. Пичкали меня всякими препаратами, чуть на самом деле с ума не сошла. Поняла, что бесполезно доказывать что-то, смирилась, а представился случай - сбежала. Ты поможешь мне? – Спросила она серьезно.
Владимир пожал плечами.
- Надо подумать. В психиатрии я не силен, но может быть тебе другая помощь нужна. Не в смысле – спрятаться. Может действительно что-то болит? Почки, сердце, лег-кие?..
- Здоровая я, как в психическом, так и в соматическом плане, - незнакомка уже улыбнулась грустно. – Так, поможешь?
Салацкий вздохнул, вытащил сотик и набрал номер.
«Алло, это я, привет. У тебя коттедж свободен сегодня, - незнакомка не слышала ответов, но к разговору прислушивалась. – Когда уходишь… Нет, ждать не надо – ключи оставь… Добро».
Владимир убрал трубу, повернулся к девушке.
- Видимо, сама судьба нас свела вместе. Товарищ есть у меня, он сейчас как раз уезжает. До утра побудем там. Ты не против?
- Нет, я не против, - повеселела незнакомка, - хотелось бы на срок подольше оп-ределиться. До утра, так до утра.
- А там и определимся – я же тебя не знаю совсем. Если все так, как ты говоришь, помогу тебе, связи есть. Вот и решим все совместно. - Владимир помолчал немного. – Расскажи, что за статья была, о чем?
- Да, так, - с неохотой ответила она, - попался в руки один материальчик. Попался и сгинул в небытие.
- Не хочешь говорить, - подзадорил ее Салацкий, - но ты же из психушки, а кто психичке, извини, поверит? Даже, если я потом растреплюсь.
- Может, ты и прав, - она задумалась. – Хорошо, расскажу немного. Позже.
Она замолчала, глядя в окно на мелькающие мимо машины и дома. Владимир то же помолчал немного, потом спросил:
- И долго ты в психушке находишься?
- Пять лет.
- О-о-о! Может, все-таки, уже можно что-то сделать.
- Глупенький ты, извини конечно, если бы сейчас только в материальчике все де-ло было… А врачи… Те, кто мне диагноз пришил, кто незаконно свободы лишил, изде-вался и насиловал, когда я под воздействием их препаратов была. Сделают укольчик и крыша у тебя съезжает по-настоящему. Психушка – это не зона, на зоне рай в сравнении с больницей. Ты там ничего не можешь сделать, прав никаких нет. Даже, если на волю что-то переправить сможешь, любую правдивую информацию – ее рассматривать никто не станет. Псих, ведь, может написать все, что угодно. И бьют там, и насилуют – как ты до-кажешь что-то? Ты же псих и нет, значит, тебе никакой веры.
Нет, эти в тюрьму не захотят, до конца жизни держать станут в психушке. И сей-час в розыск объявят, как особо опасную, буйную, - она усмехнулась, - так что терять мне нечего. Лучше бы было, если менты при задержании пристрелили.
Она снова замолчала и уткнулась в окно. А Салацкий ехал и размышлял. «Кош-мар какой-то… Действительно, что может доказать психически ненормальный? Ее там насиловали – пусть поработает передком в другом месте. Потом и документы ей сделают другие, поживет на свободе в свое удовольствие. Спасибо еще скажет».
Владимир подъехал к коттеджу, заглушил двигатель.
- Ну-у, что ненормальная, - он улыбнулся, - извини, конечно. Пойдем – отдох-нешь, выспишься до утра. Есть у меня кое-какие мыслишки, как помочь тебе. Потом рас-скажу, позже.
Они вошли внутрь и Салацкий по накатанной схеме предложил бокал вина. Не-знакомка выпила, а Владимир поднялся наверх – получить свои денежки налом.

*        *        *

Кэтвар курил, сидя в удобном кресле. Все, наконец-то, срослось воедино и он может позвонить Гриневу. Когда-то Петр Степанович, будучи еще начальником отдела регионального управления ФСБ, проводил оперативную проверку и по самому Кэтвару, называя его по паспортным данным –  Бородин Николай Михайлович. Долго не мог при-выкнуть к псевдониму Кэтвар, но, все-таки,  стал называть его попозже именно так.
Кэт знал практически всех чекистов области, в свое время ему предложили стать их тренером по рукопашному бою, и он согласился.
Кэтвар набрал номер телефона.
- Алло, Петр Степанович, добрый вечер. Как самочувствие, настроение?
- Все в порядке, Кэт, надеюсь и у тебя тоже. Знаю – просто так звонить не бу-дешь, говори: времени маловато, - ответил Гринев.
- Хорошо, тогда по делу. Тебе необходимо срочно приехать ко мне, разговор серьезный будет.
- Извини, Кэт, но сегодня никак. Мероприятия у нас намечены серьезные. Завтра готов встретиться.
- Петр Степанович, наш разговор отложить нельзя. Мероприятия, которые ты станешь проводить сразу же после встречи со мной, гораздо серьезнее тех, о чем ты хотел сказать. Объяви своему спецназу полную боевую готовность и езжай ко мне. Расческу не забудь взять с собой.
-  Все шутишь, Николай Михайлович, расческу то зачем? - Недовольно спросил Гринев.
- Волосы причесывать, Петенька, волосы, когда от моих слов они у тебя дыбом встанут. Ты же меня не первый год знаешь. И вот еще что - оперативно следственную группу приготовь. Судмедэксперта обязательно. Все, жду тебя.
- Подожди, Кэт, подожди. Может, все-таки, начальника отдела к тебе отправлю, а завтра и сам подключусь, - попробовал последний аргумент Гринев.
- Нет, Петя, ниже уровня первого зама нельзя. Все.
Кэтвар положил трубку, глянул на часы – приедет через двадцать минут. Успева-ем.
               
                Никанор спустился со второго этажа в зал на первом. На диване, как и всегда в таких случаях, лежала сонная женщина. «Что-то в этот раз Владимир старушку привез, - подумал Степанцов, - лет тридцать, наверное, а то и побольше будет. - Он огля-дел ее со всех сторон. – И одежда какая-то старомодная… Но девочка классная – красоты невиданной».
Он уложил ее поудобнее, снял колготки с трусиками, порвал платье, оголяя гру-ди, помял их руками и вздохнул, снимая свои брюки. «Эх, если бы не спала, да еще помо-гала»… Никанор задышал чаще, входя в ее лоно, задвигал тазом, пока через минуту не кончил, одел свои брюки и понес женщину вниз. Там уложил на стол, раздевая полно-стью, и еще раз насладился ее плотью. Глянул на часы и остался доволен – минут через пять Реутов подъедет с Дробышевой. Успел свои дела сделать, насладился телом женщи-ны вдоволь.
Никанор собрал ее одежду в пакет и унес на первый этаж – потом сунет все к трупу и сгорит он вместе с тряпками у Михалыча.
Теперь можно и пивка попить. Реутов провозится часа полтора и Никанор упаку-ет труп в мешки из-под сахара, они не протекают, если вдруг просочится кровь.
Реутов С Дробышевой появились чуть позже, чем рассчитал Степанцов, навер-ное, пробки на дорогах или еще что-то их задержало. Но, собственно, это мало интересо-вало Никанора, он свое дело сделал. И дальше сделает добросовестно, отвезет мешки но-чью по назначению.
-Добрый вечер, Владислав Сергеевич, все готово, пациентка внизу, в операцион-ной.
- Добрый вечер, - Реутов остановился, как бы оглядел Никанора. – Ты вот что, принеси из машины контейнеры-холодильники. Да-а-а, и в туфлях своих не ходи там, - он показал рукой вниз,- есть же у тебя тапочки?
- Есть, Владислав Сергеевич, все сделаю.
- Вот и хорошо. Пойдем, Вероника.
Они спустились в подвал, переоделись и вошли в операционную. Реутов осмот-рел спящую на столе женщину.
- Красавица! И где он только таких находит, даже резать жалко, - Реутов вздох-нул.
- А мне не жалко, - цинично возразила Дробышева, - чего их жалеть? За тридцать ей – успела хвостом покрутить, наверняка многих мужиков с ума посводила.
Реутов ничего не ответил, только усмехнулся про себя. «Сама-то красотой не блещешь, вот и хаешь всех симпатичных», - подумал он. С Вероникой он не только рабо-тал в одной больнице, делал подпольные смертельные операции, по сути убивал людей, но и спал с ней, был ее любовником и шефом одновременно.
Степанцов занес контейнеры и молча вышел. Дробышева включила кварц – мож-но выйти и покурить, потом начать мыться. Мылись они тщательно, как и положено при операциях, одевали стерильные халаты, раскладывали инструменты. Все привозили с со-бой в специальных биксах и еще ни разу клиенты не жаловались, что органы были инфи-цированы.
- Начнем, Вероника, - Реутов обработал операционное поле и взял скальпель. - С Богом.
Направление и длина разреза определены, Реутов захватил пальцами складку ко-жи, определяя по ней глубину, поставил скальпель вертикально.
- Стоять, не двигаться, - резкий окрик заставил его вздрогнуть.
В помещение ворвались люди с автоматами и в масках, оттолкнули его от опера-ционного стола, забирая скальпель и ставя лицом к стене. Сняли с лица марлевую повязку.
- Вы понимаете, что творите? Здесь операционная, все стерильно! Вон отсюда, немедленно! – Попытался отреагировать Реутов.
- Мы понимаем, - ответил вошедший Гринев, - А вот ты, гад, ничего не понима-ешь. Повернись, нелюдь.
Реутов повернулся, увидел Гринева, которого знал лично. Ноги стали какими-то ватными и подогнулись в коленях. Он медленно сполз по стене на пол, понимая, что все, это конец.
Судебный медик отключил аппарат и стал пытаться вывести пациентку из наркоза. Ему это не удавалось и он пока не понимал почему. Причину подсказала Дробышева.
- Ей перед этим снотворного дали. Так что поспит еще несколько часиков. Потом в себя придет. Вы это в протокол занесите – добровольное содействие следствию.
- Ишь ты, как запела – добровольное содействие следствию. – Гринев усмехнул-ся. – Раньше петь надо было, пташечка. Все занесем, не переживай, все учтем.
Его так и распирало всего – дать бы им в морду, хоть напряжение снять. Но, при-ходилось держать себя в рамках дозволенного. Он приказал развести Дробышеву и Реуто-ва по разным комнатам, что бы они не могли общаться между собой и поднялся на второй этаж. Решил начать разговор с Никанора.
- Я первый заместитель начальника регионального управления ФСБ генерал-майор Гринев Петр Степанович. Наш разговор с вами будет записываться на аудиокассе-ту. Вы не возражаете?
- Ого, генерал даже… Не возражаю, пишите.
- Представьтесь, пожалуйста.
- Степанцов Никанор Ерофеевич.
- Что вы можете рассказать по поводу происходящих здесь, в вашем доме, собы-тий.
- Чего рассказывать-то? – Никанор пожал плечами. – Пришла какая-то баба, ска-зала, что ей плохо. Я позвонил Реутову, он приехал. Он же врач, а что там они делают, как – это не мое дело, я не доктор. Вот и все. Больше я ничего не знаю. Хочешь сделать доброе дело, помочь человеку, а тебя еще и чекистам сдают. Не знаю я эту бабу, первый раз вижу. Что, надо было ее турнуть сразу, оставить без помощи?
Вызывающий тон и наглая ухмылка Никанора выводили Гринева из себя.
- Значит, не желаете правду говорить, Никанор Ерофеевич?
- А че сразу не желаете? Я и говорю правду. Плохо бабе стало, я врача вызвал, доброе дело сделал. Реутов хороший доктор, депутат. Да вы спросите у него, он вам объ-яснит.
Степанцов явно давил на авторитет Реутова и его депутатскую неприкосновен-ность. Понимал, что по времени еще не успели вырезать какой-либо орган, а значит и не застали с поличным. И это главное. Остальное – мелкие детали, за которые, может быть, и накажут, но в тюрьму не посадят, срок не дадут. Поэтому чувствовал себя уверенно и на-гло.
В комнату заглянул Кэтвар.
- Разрешите, Петр Степанович, я на минутку. Хотел пояснить Никанору, что мы все знаем.
- Давай, Николай Михайлович, позже зайдешь. Занят я сейчас, - ответил Гринев, немного раздраженно.
- Все, ухожу, - Кэтвар подмигнул и закрыл дверь.
- Продолжим, Никанор Ерофеевич, - вернулся к начатой теме Гринев и поразился перемене Степанцова. Лицо его побледнело и он как-то весь сник.
- Так бы и сказали сразу, что все известно. Чего воду мутить? Все расскажу, что знаю. Закурить дай, начальник.
Голос его враз охрип немного, во рту пересохло. Гринев пододвинул ему стакан с водой, дал сигарету. Никанор выпил залпом, закурил и продолжил:
- Два года мы этим занимаемся. Примерно, раз в неделю привозит сюда Вовка Салацкий бабу, иногда и две бывает. В основном, конечно, проститутки, не здешние ро-дом, которых сразу искать не станут, если вообще искать будут.  Реутов с Дробышевой вырезают у них почки и глаза, забирают костный мозг, все складывают в контейнеры спе-циальные. Я их сразу же отвожу одному типу. Кто он, не знаю. Знаю в лицо и где ждать будет. Ему сам Реутов звонит. Он забирает контейнеры, отдает мне деньги налом в запе-чатанном конверте, а я их отвожу Реутову. Получаю свою долю с каждой бабы по четыре тысячи долларов в рублях, для Вовки беру три штуки. Но ему деньги вперед плачу, как только он доставит клиентку. Трупы  ночью увожу в кочегарку. Там их Михалыч сжигает в топке. Ему еще штуку даю по курсу в рублях. Трупы с курицами Михалычу отдаю, по десять курей привожу каждый раз.
- А курицы зачем? – Поинтересовался Гринев.
- Курицы? – Степанцов усмехнулся, закурил новую сигарету. – Там, по соседству, старичок один завелся, бессонница у него. Все ходил, вынюхивал, а когда трупы горят – запах же не спрячешь. Вот он и накапал участковому, пришли с ним вместе разбираться. Пришли, а Михалыч мужик хитрый, не раз срок тянул, Зубом его кличут. Так вот, он, якобы, курей палит и запах отсюда. Участковый тогда даже извинился, а в топку не заглянул. Старичок от кочегарки отстал, к бомжам приноровился, а они его и хлопнули по пьяни, сняли нашу проблему. Да-а, вот еще что забыл сказать. Три девицы нам Пыхтина поставила, директор детдома. Я сказал ей, что в противном случае ее дочку заберу. Она не знала, зачем нужны девочки, предполагала наверняка, что мы их проституцией заниматься заставим. И Вовка Салацкий не знал, думал, что в другой офис баб определим или за границу. Поэтому и работал спокойно – какая разница, где проституцией заниматься. Ехали они сюда добровольно, сексом позаниматься. Вовка давал им бокал вина со снотворным, я заранее подмешивал его в вино. Они засыпали и все. Никто не страдал даже.
- И сколько девушек прошло через ваши руки, сколько трупов на вашей совести? – Решил уточнить Гринев.
- Не знаю, начальник, точную цифру правда не знаю. Что-то около сотни, может чуть больше, может чуть меньше. Статистику не вели.
Гринева всего покоробило от таких слов, особенно от безразличного тона – слов-но дрова сжигали.
- Значит вы сегодня должны отвезти контейнеры и обменять их на деньги. Где назначена встреча?
- Не знаю, начальник. Реутов всегда говорил мне о месте, когда все закончит.
- Места разные? – Спросил Гринев.
- Разные. Но, в основном, три места. Два в городе, одно в начале Московского тракта. У дворца спорта, на набережной и на тракте, - уточнил Степанцов. – Все, больше  правда ничего не знаю.
Гринев выключил магнитофон. Приказал увести Степанцова, а сам задумался, потирая лоб рукой. Вошел Кэтвар.
- Что, загрустил, Петр Степанович?
- Ты-то хоть, Кэт, не подколупывай. И так тошно… От этой мрази, от того, что цепочку всю проследить не удастся. Напиться бы и не видеть этого ничего. Представля-ешь – сто человек убить… Это же кошмар какой-то.
- А ты еще ехать не хотел, - поддел его Кэтвар, - ладно, ладно, не кипятись. По-могу, чем смогу. Зови сюда этого Реутова, пусть позвонит, договорится о встрече.
- Так он тебе и позвонит – губу раскатал. Ему вышак светит, пожизненное заклю-чение. Какой смысл сотрудничать?
- Я же все-таки состою у тебя в штате, правда ваша фирма мне платит деньги, как тренеру. Значит и спросить твоего Реутова имею полное право Я хочу его попросить – позвонить. Тебе, может быть, и откажет, а мне – нет.
- А-а, черт с тобой, - махнул рукой Гринев, - тащите этого отморозка сюда, - при-казал он операм. – И телефон его захватите.
Реутова привели, Кэтвар взял телефон, протянул ему.
- Позвони, договорись о встрече.
Реутов набрал номер.
- Это я, один комплект. Через час напротив больницы.
Кэтвар забрал сотовый, махнул рукой, что бы увели задержанного.
- Вот, а ты думал не получится. Контейнеры они вскрывать здесь не будут, пове-зут так. Дальше уже твоя оперразработка, Петенька, - Кэтвар улыбнулся.
- Все у тебя, как по сценарию, Кэт. Но, этот гад не назвал больницу. Их же в го-роде масса.
- На набережной, Петенька, одна больница. Детская. Так что работайте.
- Откуда ты про набережную узнал? Подслушивал?
- Не надо мне детских грешков приписывать, - улыбнулся Кэтвар, - у тебя же времени нет со мной разбираться. Еще кое-что хочу сказать тебе лично, - он глянул на стоящих рядом оперов, Гринев кивнул и они вышли из комнаты. – Попросить об этой женщине, которая на операционном столе спит. Ты ее отпусти со мной и никому об этом не говори. Нет, я не знаю ее, а завтра, как только маленький просветик в делах наступит. Приезжай один ко мне домой. Еще раз твои уши в трубочку заверну. Еще одну историю, не хуже этой, услышишь. Не надо вопросов – некогда тебе сейчас. Женщина эта в розыске сейчас за ментами, как особо буйная из психушки. Но, если кто-то узнает где она, даже в твоем управлении я за ее жизнь и ломаного гроша не поставлю. Особенно, что бы твой шеф не знал. Да подожди ты, не перебивай, завтра лично во всем убедишься – некогда сейчас рассказывать, дело тебе надо организовывать. Не терпится, в жопе свербит, приезжай ночью ко мне – все расскажу. Но сделай так, как я сказал. Все, Петя, я пошел, - Кэтвар постучал пальцем по часам. – Не знаешь ты, где она, не знаешь. Пусть тебя хоть директор ФСБ спрашивает, крутись, как хочешь, скажи, что сбежала, - бросил он напоследок.
Кэтвар спустился в подвал, достал одежду из мешка и быстро натянул ее на жен-щину. Взвалил ее на плечо, глянул на судебного медика, который был рядом, и  хотел выйти. Но положил ее обратно на стол, снял колготки с трусиками.
- Ты вот что сделай, - обратился он к врачу, - возьми мазки, или как там у вас на-зывается, анализы. Ее изнасиловали здесь два раза спящую.

                Первый снег всегда вызывал радость или некоторую необычность чувств. В безветренную погоду снежинки тихо и плавно падали на землю, таяли на ас-фальте и других, еще не остывших местах. Но снег шел и шел, постепенно покрывая все. И тишина гипертрофировала ощущения, иногда превращаясь в ностальгию по лету, по его теплу и зелени.
Таймер включал дворники каждые 15 секунд и они очищали лобовое стекло от снежинок и воды, а новые продолжали падать и таять.
Кэтвар, везя незнакомку к себе домой, подумал, что снег – это хорошо. Первый снег и незнакомка то же, как бы, заново родилась. Теперь ее уже никто не сможет тронуть, никто не посадит обратно в психушку, а злопыхатели получат все по полной программе.
Он занес ее к себе в коттедж, положил на диван и прикрыл пледом, что бы не светились груди из разорванной одежды. Подошла жена Марина.
- Ты подбери ей какое-нибудь платьишко из своих. Вы телосложением похожи и размерчик ей подойдет. Она скоро проснется, поживет у нас немного. Судьба ее очень тяжелая, про такую в романах не пишут и в кино не показывают.
Кэт включил телевизор. На экране как раз было фото этой девушки и ведущий читал информацию. « Сегодня в 14 часов дня совершила побег из областной психиатрической больницы Чернова Валентина Борисовна, рост 172 сантиметра, стройного телосложения, брюнетка, на вид чуть старше 30 лет. Может выдавать себя за журналистку, якобы незаконно содержащуюся в психиатрической больнице. Женщина с маниакальным синдромом, очень опасна, склонна к убийствам и сексуальному насилию. Всех граждан, видевших больную, что-либо знающих о ней и ее местонахождении, просим позвонить по телефону 02».
- Видишь, - Кэтвар показал рукой на спящую, - кого я тебе привез?
Марина подошла к нему, провела рукой по щеке.
- У тебя усталый вид, Кэт.
- Да, есть немного. Ты сделаешь мне кофе?
- Сейчас ужинать будем.
- Нет, Мариночка. Она скоро проснется – вместе и поедим.
- Хорошо, пойду варить кофе. – Она сделала несколько шагов и при-остановилась. – Раз эта женщина здесь, значит диктор что-то напутал?
Кэтвар улыбнулся, подошел и обнял Марину.
- Ты у меня умница. Нет, диктор ничего не напутал, зачитал все правильно. Вра-чи напутали. Она действительно журналистка, которую незаконно держали в психушке пять лет. Вот и пытаются сейчас вернуть все на круги своя, что бы самим в тюрьму не сесть. И не опасна она вовсе.
- Я знаю, Кэт. Ты же кого попало в дом не притащишь, а значит врачи и с их слов диктор все врут.
Марина ушла варить кофе, а Кэтвар сел в кресло и закурил, разглядывая лицо спящей женщины. «Сколько же ей пришлось выстрадать за эту гребаную правду, сколько перетерпеть насилия и мук»?
Марина принесла кофе, присела на боковинку кресла рядом с мужем, тоже раз-глядывая спящую. А она, словно чувствуя взгляд на себе, заворочалась и открыла глаза. Видимо, по старой привычке не поднялась сразу, а огляделась насколько возможно, потом уже выпрямилась, оставаясь сидеть на диване. Заметила разорванное платье и прикрылась пледом, не понимая ничего из происходящего вокруг.
- Меня зовут Кэтвар, а это моя жена Марина. Ты у меня дома и в полной безопас-ности. Сейчас ты переоденешься, мы поужинаем и я тебе расскажу все, что ты должна знать. Тебе рассказывать ничего не надо, я знаю о тебе все. Все – то есть не ту ерунду, ко-торую по телевизору передают, объявляя тебя в розыск, а все настоящее, что происходило с тобой. Переодевайся.
Кэт встал и вышел из комнаты. «Да-а-а, поехала с парнем в один коттедж, а очу-тилась в другом. Так и правда с ума сойти можно». Он мотнул головой и усмехнулся. По-курил и вернулся обратно.
- Вот, совсем другой вид. Сейчас Марина на стол накроет, а пока она это делает, я расскажу тебе немного, что бы ты успокоилась. Видок у тебя, конечно, необычный. – Кэтвар улыбнулся. – Нет, нет, внешне все нормально, но ты сейчас похожа на кошку, которая не знает, что делать. То ли в окно выброситься, то ли хозяев послушать. По телевизору уже передали, что ты сбежала, поэтому я знаю, Валя, как тебя зовут. Ты сегодня с одним парнем поехала, выпила бокал вина и уснула – там снотворное было, поэтому и не понимаешь, как оказалась здесь.
Чернова подошла к окну и вся напряглась. Кэтвар это почувствовал сразу.
- Да, ты мне не веришь, но, прежде чем в окно прыгать или попытаться убежать, посмотри на монитор. – Кэтвар включил компьютер. – Видишь, в правом нижнем углу та же дата, когда ты из больницы сбежала. И никто тебя здесь несколько месяцев не держал. Просто пошел снег, сейчас конец сентября и это вполне возможно. Ты уходила из пси-хушки – тепло, бабье лето.  Так что снег на улице не означает ничего и не спала ты не-сколько недель или месяцев. Вся милиция города ищет тебя, ищут, как буйную, склонную к убийствам и насилию. И врачи уже жалеют, что не устроили, не инсценировали тебе раньше суицид. Хотя им это настойчиво рекомендовали. Ты красива, доктор заставлял тебя спать с ним, поэтому и осталась жива. А сейчас, если бы тебя поймали, шансов остаться в живых нет. Но ты у меня дома и я помогу вернуть тебе доброе имя, работу и жилье. Только верь мне и не занимайся самодеятельностью. Судьба у тебя жуткая – в психушке пять лет держали за правду, а сегодня вообще убить пытались.
Он рассказал ей события, произошедшие в другом коттедже. И она, повидавшая много горя, ужаснулась от услышанного. Впервые заговорила:
- Неужели это все правда?
- Правда, Валя, все чистая правда. Завтра, полагаю ближе к вечеру, приедет сюда один мой товарищ, чекист, генерал. Он один знает, что ты здесь и вместе станем решать твои проблемы.
- Их уже не решить, - Чернова тяжело вздохнула.
- Зря ты так думаешь. Вот ты сидела в одиночке и держали тебя одну, потому, что врачу так было удобнее. Когда захотел, пришел, потрахал и ушел. Извини, конечно, но ведь так было? – Чернова кивнула головой в знак согласия. – Но ты нашла выход из, каза-лось бы, безвыходной ситуации. Пожертвовала своим телом, соблазнила санитара и вы-бралась.
- Откуда вы знаете? – Чернова насторожилась опять.
- Я же тебе сказал, Валя, что я знаю все, - ответил немного раздраженно Кэтвар. – Ты понимаешь слово все?
Чернова очень внимательно посмотрела на него, потом спросила:
- Вы сказали, что вас зовут Кэтвар. Это тот…
- Да, тот самый, который по фамилии Бородин, - перебил ее он, - который владе-лец Престижа и прочее. Я тебе, между прочим, Валя, сегодня жизнь спас. А ты все в иг-рушки играешь – верю, не верю.
Чернова вздохнула облегченно и расслабилась.
- Верю, Николай Михайлович, вам верю. Я же пять лет назад и о вас собиралась писать. Вы же не человек – легенда ходячая. Марина Ивановна, у вас же не муж – дейст-вительно легенда!
- Ладно тебе, не преувеличивай, - отмахнулся Кэтвар, - хоть поверила – и то хо-рошо. А вот поцелуйчиков и обнимашек не надо, - предотвратил ее порыв он.
Чернова взглянула на Марину и покраснела.
- Вы прямо мысли мои читаете…
- Да что ты, Валя, какие мысли? Просто предположил. – Он улыбнулся вместе с Мариной. – Давайте ужинать будем. Ситуацию прояснили, наконец-то, а все оставшиеся разговоры – завтра.

                Гринев устал, психологическая напряженность изматывала и он восполнял силы кофе и сигаретами.
Оперативники доставили Степанцова на набережную, а к месту встречи он подъ-езжал один на своей машине. Пришлось перекрыть все пути возможного побега на случай, если Никанор вдруг решит исчезнуть. Но все обошлось и он передал контейнеры курьеру, при этом не говоря ни слова. Забрал пакет с деньгами и вернулся к условленному месту.
Ребята из службы наружного наблюдения сработали достойно, вели курьера ак-куратно, не выпуская из вида не на минуту. Вся сложность состояла в том, что подгото-виться не успели, не было времени изучить местность и отработать детали операции. Курьер с тремя контейнерами-холодильниками подъехал к дому, где, видимо, проживал или снимал квартиру. Личность его пока установить не удалось и Гринев приказал разра-батывать все версии – поиск по лицам в картотеке, по отпечаткам пальцев, которые он оставил на пакете с деньгами, по месту жительства. Кто прописан в этой квартире, сда-вали ли они ее в аренду и так далее.
Телефон его был известен, но он никуда не звонил и сидел дома тихо. Это осо-бенно беспокоило Гринева, ведь товар скоропортящийся и он должен был отправить его немедленно адресату, про который чекисты так же ничего не знали.
Значит здесь действует хорошо отлаженная схема, решил Гринев,  и курьер дей-ствует не один. Он наверняка сообщил, что едет на встречу за товаром и сейчас ждал на-значенного времени, что бы отправить груз самолетом. То, что человеческие органы уле-тят самолетом, никто не сомневался. Но куда? Рейс мог быть прямой за границу, если за-действованы ближневосточные страны, Китай, Япония. Или через Москву в Европу.
 Оставалось только ждать и Гринев курил сигарету за сигаретой, пил крепкий ко-фе, прокручивая в голове всевозможные варианты. К тому же, всевозможными вопросами и назидательными речами мешало начальство. Он и так получил втык от прямого шефа, что упустили Чернову, но стрелочником сделали судебного медика, который фактически проворонил ее, был в одной комнате с ней и не видел, как она ушла. Объяснить то же ничего не мог, пожимал плечами и недоуменно разводил руками, сам ни черта не понимая.
В кабинет вошел начальник отдела, чье подразделение как раз и осуществляло основные функции по реализации намеченной операции, получившей кодовой название «Доктор».
- Разрешите, Петр Степанович?
Гринев кивнул, указывая рукой на место напротив.
- Товарищ генерал, кое-что удалось установить по курьеру, - начал свой доклад полковник. -  Один из моих сотрудников, как оказалось, хорошо знаком с хозяином квар-тиры, где в настоящее время находится разрабатываемый. Хозяин сомнений не вызывает, бывший оперативник ГУВД, пенсионер и сейчас живет на даче. Квартиру сдает некому Ставропольцеву Олегу Романовичу, сдает без договора, деньги вперед получает. Но, ви-димо, бывших оперов не бывает и паспорт его, курьера, он катнул на ксероксе.
Пришлось потревожить отдел, где был получен паспорт и действительно такой был выдан. Паспорт настоящий, но есть достаточные сомнения, что получен он по под-дельному паспорту. Схема известная – сдают фальшивку в расчете на невнимательность или халатность работников, получают новый, уже настоящий. Чаще всего, имея при этом, знакомого или знакомых паспортистов, которые в случае провала сообщат и преступник скроется. Это направление в настоящее время сейчас отрабатывается, по месту рождения и учебы Ставропольцева сверяются фотографии. Не получен пока ответ из Интерпола, может они что-то скажут по отпечаткам пальцев.
- Хорошо, - одобрил его действия Гринев. – Договорная работа больницы, кото-рой руководит, вернее руководил Реутов, проверена?
- Нет, товарищ генерал, - ответил полковник, понимая, куда клонит начальство. – Займемся этим немедленно. Действительно, если заключен договор на поставку человече-ских органов из-за границы, то это нам многое прояснит. Куда уйдут наши контейнеры, где готовить операцию встречи. Это и прикрытие для Реутова. Займусь этим прямо сей-час.
- Что ж ты так оплошал, Павел Сергеевич?
- Оплошал,.. – полковник развел руками. – Операция уж очень необычная. Впер-вые с такой сталкиваемся.
- У нас все необычное, Павел Сергеевич. На то и щука в озере, что бы карась не дремал. А что Реутов – молчит?
- Молчит, все тюльку свою гонит, извините. Вызвали его, дескать, как врача и он осматривал пациентку. Да, не отрицает, что делал там иногда операции, подпольно делал, из-за денег. Но, хирургические условия там соблюдены, образование соответствующее он имеет и, поэтому, сводит все к незаконной предпринимательской деятельности. А это уже другой коленкор, тюрьмой вообще вряд ли светит.
- А что про контейнеры-холодильники поясняет?
- Получил их только что, согласно международного договора, - полковник осекся, понимая свой прокол. – Не успел еще в больницу доставить.
- Вот, значит договор есть и возили эти контейнеры туда-сюда беспрепятственно через границу, - Обрадовался Гринев. – Ты выясни, с кем договор прямо сейчас у Реутова. Он скрывать это не станет, а нам, пока, достаточно. Потом выяснишь, как этот договор на самом деле на больницу работал, знали ли о нем доктора и пользовались ли?
- Хорошо, Петр Степанович, все сделаю. А курьера выпускать за границу?
- А раньше он ездил? – В свою очередь спросил генерал.
- Нет, пересечение границы не зафиксировано.
- Значит и в этот раз не поедет. Скорее всего, сдаст, типа в багаж, или с экипажем самолета договоренность есть, а там груз встретят. Таможню всю подними – сколько раз контейнеры границу пересекали, это очень важно. Все, полковник, действуйте и держите меня в курсе.
- Есть, товарищ генерал.
Полковник ушел и Гринев закурил сигарету. Пока сбоев не было и все развива-лось по намеченному, хоть и на скорую руку, плану.
Генерал прокручивал всю имеющуюся информацию в голове и не понимал одно-го – почему Реутов идет в полный отказ? Он же сам позвонил курьеру и должен понимать, что мы ведем его и когда выйдем на зарубежные связи, а это непременно произойдет, то запираться станет бессмысленным. Значит есть где-то здесь фишка, которую мы не знаем, а он чувствует себя уверенно и ведет нагло. Что-то разработано им заранее и это что-то должно непременно сработать, оборвать все концы. Иначе бы Реутов не вес себя так непринужденно и дерзко.
Гринев затушил сигарету и налил кофе. Адреналин выделялся от психологиче-ского напряжения, сушил рот и он глушил это крепким кофе, не понимая, что пьет, по сути, катализатор адреналина.
Как вышел на эту информацию Кэтвар, один, без негласного аппарата и техниче-ских возможностей? Такое редко, но бывало в практике, а значит он может и еще что-то знать, забыть сообщить в суматохе событий или посчитать несущественным.
Он глянул на часы – поздно, полночь уже. Но, все-таки набрал номер.
- Алло, Кэт, добрый вечер, вернее доброй ночи. Извини за поздний звонок, но мне не дает покоя одна мысль. Почему Реутов отказывается сотрудничать? Он же сам по-звонил курьеру и должен понимать…
- Здесь как раз все понятно, Петр Степанович, - перебил его Кэтвар. – Реутов не знает о звонке, вернее не помнит. Поэтому и ведет себя, на его взгляд, правильно. Курьер не получает контейнеров, понимает, что произошло что-то не так и обрубает все концы. Вы не сможете отследить всю цепочку, а, следовательно, и доказать ничего не сможете. Кроме незаконного предпринимательства. А с его положением, депутатским статусом, он еще собирается и вас поиметь.
- Не понял, как не помнит о звонке? – Решил уточнить Гринев.
- Я его попросил, как ты помнишь, позвонить. Он позвонил и я его снова попро-сил – уже забыть о звонке. Не хотел, что бы он там нашел возможность сообщить инфор-мацию на волю.
- Он же у нас находится, как он сможет сообщить на волю?
- Ты, как маленький ребенок, Петя. Возможность сообщить – всегда есть. А твое заведение отличается от СИЗО, в этом плане, только тем, что к вам вряд ли проститутку в камеру привести можно. Другим – ничем, Петя. Извини, но это так. Не надо из себя слишком правильных корчить. Ваши ребята на машинах ездят не по карману, не по зарплате. А ты мне тут ерунду плетешь о честности и порядочности своей фирмы. Полагаю, все, что ты хотел – выяснил.
- Да, но…
- Вот и прекрасно, - перебил его Кэтвар, - спокойной ночи, а на меня не обижай-ся. И еще последнее – товар для Германии предназначен, самолет в семь утра в Москву с курьером, а дальше багажом. Курьер вернется обратно.
В трубке запикало и Гринев разозлился. «То же мне, Феликс Дзержинский на-шелся, все наперед знает. Поработал бы у нас – понял, что каждую информацию обосно-вать надо»… Закурил сигарету, немного успокоившись, позвонил Туманову.
- Павел Сергеевич, выяснили про договор?
- Да, товарищ генерал, выяснили.
- Германия?
- Германия, клиника в Берлине. А как вы догадались?
Гринев чертыхнулся про себя.
- Выясни – какой именно рейс идет на Москву в семь утра и обеспечь сопровож-дение курьера. Дальше он не полетит, зафиксируйте все его связи и сопроводите обратно. С коллегами в Москве я свяжусь сам, вас встретят и помогут. Все, я в кабинете, доклады-вай немедленно, если что-то изменится.
Он положил трубку и улыбнулся при мысли, что разговаривал с полковником так же, только резче. Связался с Главком, доложил ситуацию, попросил о помощи при работе в Москве и Берлине. Допил кофе и прилег на диван отдохнуть.
Разные мысли лезли в голову. В основном о Кэтваре. Откуда он вообще узнал обо всем этом, как один смог выяснить практически все подробности? Наверное был свой человек в этой шайке, но он ни за кого не просил.
Постепенно мысли путались, сказывалось напряжение последних дней и некреп-кий сон охватил его.
В восемь утра разбудил Туманов.
- Разрешите, товарищ генерал? – увидев начальника, отдыхающего на диване, ре-тировался. – Извините, я попозже зайду.
- Нет, заходи сейчас, - возразил Гринев, - докладывай.
- Все, как вы и сказали, Петр Степанович. Курьер семичасовым рейсом отправился в Москву вместе с тремя контейнерами. Его сопровождают двое моих ребят. С родины Ставропольцева получено его фото, оно не совпадает с нашим курьером. Интерпол, по отпечаткам пальцев, сообщил, что принадлежат они некоему Ставриди Емельяну Иосифовичу. Пальчики нашлись в уголовной полиции Гамбурга, где они были зафиксированы при попытке угона автомобиля нашим фигурантом. Ставриди от полиции удалось скрыться и он до сих пор в розыске. Хотя его документы там тщательно про-верены не были. Но он их предъявил и сбежал вместе с ними практически сразу же. Это было особо подчеркнуто. Так что Ставриди – возможно еще одна вымышленная фамилия.
- Значит та еще рыбина?
- Еще какая,.. – почему-то удовлетворенно ответил Туманов. - Работаем над уста-новлением его личности.
- Все?
- Все, товарищ генерал. По прибытию самолета доложу подробнее.
- Хорошо, идите.
- Есть, - полковник повернулся и вышел.
«Все, что говорил Кэтвар, пока сходится», - Гринев вздохнул и пошел помыть руки, привести себя в порядок. Несколько часов у него было почти свободного времени – пока прилетит самолет, коллеги встретят и сделают все необходимое, потом немцы проведут свою операцию. А его управление, тем временем, должно допросить по полной программе Реутова, выяснить, сколько времени он работает, сколько трупов на его совести… Ополоснув лицо и руки, он снова занервничал, вызвал к себе Туманова.
- Совсем забыл, полковник, ты мне ничего не докладывал по Дробышевой, по Салацкому, по этому кочегару Михалычу, как его здесь называют.
- Извините, товарищ генерал, времени на них не было, в смысле докладывать. Отдел, конечно, по ним работает.
- А ты не извиняйся, Павел Сергеевич, я сам когда-то начальником отдела был и мне все эти генеральские доклады вот где были. – Он улыбнулся и провел ладонью по горлу. – Продолжай.
Туманов поерзал немного на стуле, видимо от удовольствия, что его понимают.
- Дробышева Вероника Антоновна, хирург офтальмолог…
- Ты пропусти анкетную часть, давай с главного, - предложил Гринев.
- Идет в полный отказ, так же, как и Реутов, поет ту же песню.
- Салацкий?
- Салацкий рассказывает все подробно, как и где находил девчонок, как привозил их к Степанцову. Но, фактически, он мало что знает.
- Ничего себе мало, - возразил Гринев, - сотню людей привез, сто загубленных душ на его совести. И это мало?
- Не мало, конечно, товарищ генерал, Но Салацкий не знал, для чего возит деву-шек, а уж тем более, что их там убивают. Вынимают органы и убивают, вводя воздух в вену. Он возил проституток и особо не переживал за них, считая, что какая разница, где работать. Садились они к нему добровольно, он не похищал их, не лишал свободы, их дальнейшая судьба ему неизвестна. Пока он у нас находится, но даже не знаю, как квали-фицировать его действия.
- Но он же знал, что девушки будут работать, как ему казалось, в других фирмах, и, возможно, не добровольно. Их силой заставят. А это уже статья.
- В том то и дело, Петр Степанович, что он это предполагал, а не знал. И не отри-цает этого. Степанцов объяснил ему, что удовольствие он получает от спящих женщин, а потом, если они согласятся, он их в другие фирмы определяет, где оплата выше. За рубеж, в основном, и девчонки туда, якобы, с радостью едут. Наворочал он дров много, а предъя-вить ему по закону нечего.
- Хорошо, берите с него подписку и отпускайте. Кочегар этот?
- Здесь, конечно, все намного безобразнее. Михалыч, по кличке Зуб, неоднократ-но сидел за кражи, грабежи и разбойные нападения. Отрицает все, раз с поличным не взя-ли. Но, думаю, что мы сумеем доказать его вину и он признает все со временем.
Пока самолет в воздухе – поработаем в больнице по договору, надо с Думой во-прос по Реутову утрясти. Допросов еще много – хоть разорвись. У меня все, товарищ ге-нерал.
- Добро, Павел Сергеевич, действуй, но не разрывайся, а то кто работать будет, - генерал улыбнулся.
Гринев, после ухода полковника, сделал себе крепкий растворимый кофе, почти всегда делал это сам, не просил секретаршу. Она приносила ему чай, кофе, коньяк или что-то другое лишь в случае появления гостей или начальства из Москвы.
Пил кофе, курил сигарету и думал. «Надо бы к Кэтвару съездить, чего он там опять замутил»? Он вдруг вспомнил, что ни он сам, ни полковник Туманов ни разу в раз-работке операции не упомянули Чернову. А ее то же следовало допросить. Хорошо, он знал, где она находится и что будет допрошена обязательно. Но Туманов этого не знал и не знает, и не ищет ее, вообще молчит. Странно…
Гринев взял телефон, что бы позвонить Кэтвару, предупредить о приезде, но в кабинет внезапно  он вошел сам.
- Добрый день, Петр Степанович, - Кэт пожал руку Гриневу, сел на стул. – Что, подкинул я вам работенки?
- Да уж, подкинул выше крыши, все управление на ногах. И москвичи работают, и немцы подключились. Меня одно удивляет – как ты раскопал эту информацию, довел ее почти до логического конца? Нас подключил на последнем этапе.
- Но, на самом важном этапе, Петя. Могут же быть у меня и свои маленькие сек-реты.
- Могут, Кэт, могут. Как раз собирался тебе звонить, подъехать хотел. Как там Чернова? Менты с ног сбились в поисках, рисуют ее убийцей, маньячкой и психом. Ты, видимо, так не считаешь, раз держишь ее у себя дома?
Кэтвар вытащил пачку, вынул сигарету, закурил.
- Правильно мыслишь, Петр Степанович, я действительно так не считаю. Более того, знаю, что ее туда, в психушку, поместили незаконно, держали пять лет, пока она вчера не сбежала. Я и приехал к тебе, что бы этот вопрос обсудить. Ты сейчас, твои люди, все в работе по операции «доктор», свободных, как я понимаю, сотрудников нет.
- Свободных у нас никогда нет, - добавил Гринев.
- Хорошо, я не так выразился – сотрудники особо загружены работой, - генерал кивнул головой в знак согласия. – А по Черновой дел очень много, больше, чем по Реуто-ву с компанией. Дела эти могут подождать несколько дней без ущерба. И тебя загружать информацией не стану. Люди там большие задействованы, с кондачка не возьмешь, поду-мать надо, взвесить все, не спеша. Я понимаю, что тебе этой информации мало, но если скажу больше – вопросы задавать станешь, к словам цепляться, потянется цепочка от од-ного звенышка к другому. У тебя и так вопросов ко мне, наверняка, куча, но ты же дер-жишься. Не стоит чашу переполнять.
- Вопросы, конечно, есть, - согласился Гринев. – Хорошо, оставим их пока. Но, ты утверждаешь, что Чернова не убийца, не маньячка и психически здорова?
- Да, Петя, утверждаю. И считаю это не безосновательным. Пять лет ее там неза-конно держали, хотели суицид организовать, но она слишком красива, врач насиловал ее постоянно, поэтому и осталась жива. Но, после о ней, я бы хотел с Реутовым, Дробыше-вой и Зубом встретиться. Организуешь?
- Зачем? Поясни.
- Они же наверняка в отказ идут, не сознаются в содеянном. Я просто посмотрю – они признаются. Что бы ты понял, поясню подробнее. Дар у меня есть один от природы – посмотрю на человека и он не сможет солгать.  Кто-то будущее предсказывает, ложки гнет силой воли… а у меня вот такой дар.
- Давно тебя знаю, но удивлять ты меня не перестаешь никогда. И сколько еще в тебе скрытых способностей имеется? – Генерал хитро прищурил глазки.
- Это в тебе уже профессионализм заговорил, Петя. Ты меня не подкалывай. Лад-но, пойду к Туманову, гляну на задержанных. Ему, как мне кажется, не стоит знать о моих способностях. Спросит – скрывать не стану. – Кэтвар улыбнулся напоследок и вышел из кабинета, оставив генерала со своими мыслями.

*        *        *

Салацкий, после вызова в ФСБ, понял главное для себя – больше ему к Никанору девочек не возить и, практически, халявных денежек не иметь. О моральной стороне он и без чекистов задумывался последнее время. Так что, ничего нового они ему не внушили и не сказали. Он и не понял сути вызова, его не посвятили в подробности, не рассказали о возбужденном уголовном деле. Догадался сам, что копают они под Никанора, видимо, и посадят скоро. Решил ему не звонить больше и не общаться.
Денег подкопил за два года работы, никогда не был транжирой и гулякой, на первое время хватит. Имел счет почти в каждом банке, что бы сумма не бросалась в глаза, в общем итоге около 25 миллионов рублей и собирался заняться своим бизнесом. Надо с Ириной и Татьяной посоветоваться, решил он. С перспективой и на их будущую специ-альность. Плохо одно – нет по этой специальности вечернего и заочных отделений, только дневное.
Он решил не говорить женам о вызове в ФСБ – поймут не так, начнут беспоко-иться и переживать. Зачем лишние волнения и хлопоты?
Салацкий вернулся домой, Ирины с Татьяной еще не было, обычно они приезжа-ли часа в три дня и обедали поздновато, но все вместе. Он понимал, что девчонки вряд ли дадут ему дельный совет, но без них решения принимать не стоит. Три года назад Влади-мир сам закончил фармацевтический факультет, а теперь там начали учиться и его жены. Если организовать бизнес в этой сфере – есть достаточно много плюсов. Самое главное - стабильность, лекарства покупают всегда, независимо от кризисов. Тысяч сто, сто пятьде-сят можно иметь ежемесячно чистого дохода с одной аптеки, расположенной в людном месте. Это впервые месяцы, потом доход немного вырастет, на жизнь хватит.
Тихонько заскрежетал ключ в замке, Салацкий пошел встречать своих девочек. Они ввалились целой толпой, привели еще восемь подружек. Владимир поцеловал Ирину с Татьяной в щечки, познакомился с каждой девушкой и предложил пройти в большую комнату.
Подруги немного удивились, считая его просто хозяином квартиры и уже огля-дывали его с возможной перспективой противоположного пола. Но Татьяна с Ириной сразу оборвали надежды, заметив заинтересованные взгляды, заявив, что это только их мальчик.
- Володя, - начала разговор Ирина, - мы с девочками после занятий одну тему об-суждали. Спонтанно разговор завязался, о работе. Мы будущие провизоры и хотелось бы немного подработать по специальности. Много аптек в городе круглосуточных – почему бы и не поработать в ночное время? Девчонки все согласны, а я с Татьяной решили с то-бой посоветоваться. Что скажешь?
Салацкий улыбнулся, покачал головой неопределенно.
- Да, девушки, это прекрасно, когда уже сейчас влечет к будущей профессии. Но вы еще не знаете, что устроиться фармацевтом можно только с четвертого курса, а прови-зором – после окончания ВУЗа. В аптеке вам сейчас лишь одна должность подвластна – специалиста по уборке помещений.
- Это как? – попросила пояснить Татьяна.
- Как? По-другому просто уборщица. – Пояснил Владимир. – Ведерко, швабра и тряпочка.
Девчонки засмеялись.
- Это хорошо, что мы с тобой посоветоваться решили, - сквозь смех сказала Ири-на, - а то приперлись бы в аптеку – посмотрели на нас, как на полоумных. Действительно, там же нужно уметь рецепты читать.
Владимир решил не мешать их дальнейшему общению и ушел на кухню. Но дев-чонки почти сразу же засобирались домой.
Проводив гостей, накрыли на стол и стали кушать. Владимир решил продолжить разговор, как раз получилось в тему.
- Я вот, что подумал, милые, пора нам свой бизнес организовывать, купить аптеку или помещение под аптеку. Как вы считаете?
- Где ж таких денег взять? – Удивилась Ирина. – Миллион, наверняка, нужен.
- Миллионом здесь, Ирочка, не обойдешься. Десять, а то и побольше надо.
- Чего же тогда спрашиваешь?
Владимир улыбнулся, понимая, что для девчонок эта сумма необыкновенно большая и они по-деревенски не могут себе представить, что он может иметь ее.
- Поэтому и спрашиваю, дорогие мои, что есть у меня, у нас вернее, и миллион, и десять, и больше. И я могу вполне купить аптеку, где мы можем работать все вместе.
Девчонки оставили еду, с минуту смотрели на него, улыбающегося,  молча и, обозвав шутником, продолжили кушать.
- Для вас, может, это и много, но на самом деле – средненько. Для бизнесмена среднего звена, наверное, маловато. Если купить аптеку, можно в месяц иметь чистого дохода тысяч двести.
- Сколько? – чуть не поперхнулась Ирина.
- Ира, Танюша, здесь же не деревня, здесь другие цены, запросы, возможности. Для Москвы, например, это вообще копейки. Там не миллионами – миллиардами вороча-ют. В аптеке прибыль не большая, но стабильная. А вам пора уже привыкнуть, что не-сколько сот тысяч – это не много. Уровень ниже среднего. В выходные к маме поедем, что бы она рассчитывала дом и хозяйство все к осени продать. Родите – побудете лето в деревне, а осенью вместе с мамой сюда. Вам учиться надо, мне работать – кто лучше бабушки с детьми посидит?
Владимир замолчал, молчали и девчонки.
- Ладно, вы тут переваривайте все – и еду, и слова, а я покурю пойду.
Он ушел в комнату, закурил. Стал размышлять, как отнесутся к его словам жены. Они пришли минут через пять.
- Значит, ты это серьезно… А где столько денег смог заработать? – решила уточ-нить Татьяна.
Владимир вздохнул.
- Танечка, вы очень скоро освоитесь и станете мыслить по-другому. А пока не обижайтесь на меня.
- Да что ты, Володя, - Татьяна обняла его прямо в кресле. – Как ты такое мог по-думать? Нам же интересно.
- Хорошо… Вот, сколько может стоить ваш домик в деревне, за какую сумму его можно продать? – Решил спросить Владимир.
- Не знаю, - пожала плечами Татьяна, - тысяч тридцать.
- Это если найдется покупатель. Пусть тридцать. А почему? Потому, что он там никому не нужен, спроса нет. А в Листвянке сколько бы он стоил вместе с землей?
- Не знаю, - снова ответила Татьяна, - тысяч сто, наверное.
- Действительно, не знаешь. – Подчеркнул Владимир. – У вас там 50 соток вместе с домом и постройками. А сотка у воды в Листвянке, просто сотка пустой земли, стоит около трех миллионов. Вот и умножьте три на пятьдесят.
- Врешь, - удивилась Татьяна.
- Что вы как дети малые?! – Возмутился Владимир. – Сейчас рыночная экономи-ка, спрос определяет предложение. Вот эта квартира, - он провел рукой вокруг себя, - миллионов пять, шесть стоит. В другом месте города – на порядок меньше. Стоимость от многих факторов зависит. Привыкайте, девочки, это вам не куль картошки. А пока слу-шайте меня, верьте на слово – разве я могу обмануть матерей своих будущих детей?
Слова о матери приятно защипали душу, пролились бальзамом на сердце и Тать-яна с Ириной, решили по-своему.
- Ты не спрашивай нас, Володя, делай то, что нужно. – Попросила Ирина.
- И спрашивать буду, и советоваться обязательно. Все должно в семье решаться обоюдно. Решение, конечно, я приму, - все-таки подчеркнул он, - но, не без вас, не без вашего участия. На днях фирму зарегистрирую и подберу что-нибудь в центре города. Аптека должна быть в людном, проходном месте – иначе с нее толку не будет, одни рас-ходы. А подругам вашим об этом знать совсем не обязательно, город по другим принци-пам живет, не как в деревне, где все друг про друга знают. Здесь о своих доходах и счетах молчат, как рыбы, это называется коммерческая тайна, девочки, и даже работники одной фирмы не знают, кто сколько получает. Так принято в бизнесе и это оправдывается вре-менем, самим бизнесом. Скоро вы сами это поймете, очень скоро. И если где-то на пере-говорах со мной будете – лучше молчите. Что непонятно – дома спросите.
Владимир еще некоторое время проводил «ликбез», а потом утащил девчонок на кровать, что бы мозги не закипели и расслабились души.

*         *        *

Кэтвар, сидя в кресле немного в стороне и сбоку, наблюдал за Черновой. Она с удовольствием смотрела телевизор, как его могут глядеть люди, не видевшие экрана мно-го лет. Словно родился человек заново и все воспринимал с жадным интересом.
Даже осужденные на зоне общаются друг с другом, видят небо, дышат свежим воздухом, читают книги и многие, или некоторые, работают. И это убийцы, насильники, грабители, разбойники, мошенники и прочие преступники. Живут с ограничением свобо-ды, пишут жалобы, требуя к себе уважения и внимания.
И что чувствует невинный человек, который лишен всего? Общения, голубого неба, свежего воздуха… Лишен слова, мнения, уважения и внимания, лишен права требо-вать что-либо. Запертый в четырех стенах, где колют его психотропными и другими пре-паратами, насилуют постоянно не только физически, но и эмоционально, психологически. Как еще не свихнулась она, не сошла с ума по-настоящему.
Чернова встала и ушла на третий этаж, может захотела поиграть в бильярд или позаниматься на тренажерах. Молодая девушка, женщина, которой бы жить, работать и любить. А что знает она о любви? Воспоминания прочитанных книжных романов, встречи с парнями, еще развлекательные и не серьезные.
Кэтвару вспомнились стихи о портрете любви.
Стихов написано не мало –
О тунеядстве, зле, любви.
Есть хорошо, есть, как попало,
Вблизи рассмотрено, вдали.

Признаний слов, нравоучений,
Обид и горечи побед,
И необычных приключений
Таит в себе любви портрет.

Один рисует его краской,
Другой мелком чертит забор,
А третий лишний хочет лаской
Вести любовный разговор.

Цепочки, кольца и подарки,
Ему всегда принадлежат
И счастья белые фиалки
У ног красавицы лежат.

А где-то раненое сердце,
В крови горячей утонув,
Уже не ищет ключик к дверце,
Обиду горькую сглотнув.

Что за портрет такой, скажите,
Он черный, белый и цветной,
Какой ни есть – в руках держите,
Особо раннею весной.

И ног к нему не нарисуют,
Но этот прелесть и злодей,
Судьбу навеки заколдует,
То там, то здесь он у людей.

И кто художник, кто малюет
Сердца любви на полотне?
Быть может Бог, быть может, черти
Иль Человек в страстей огне?

 «Да-а, разная она, любовь, - вздохнул Кэт, - а Чернова не знает ее, вычеркнуты годы жизни».
Кэтвар переключился на другие мысли, как помочь ей, что сделать?
На второй этаж поднялся Гринев, Кэт и не заметил за думами, как он приехал.
- О-о, какие люди! Проходи, Петр Степанович, проходи.
Кэтвар поднялся навстречу, пожал руку, усаживая в кресло.
- Может пива, коньячку?
- Нет, Кэт, спасибо. Чайку бы с удовольствием выпил.
Кэтвар позвонил, что бы принесли два чая.
- Как успехи, Петр Степанович, по докторскому делу, - поинтересовался он.
- Там все нормально, на стадии завершения. Работы рутинной, конечно же, мно-го, но главное сделано, все преступники дают чистосердечные показания. И, уверен, не без твоего участия. Но, как ты это делаешь, Кэт? Хоть и говорил ты о даре, но осознать это сложновато.
Марина сама принесла чай, не стала посылать горничную. Кэтвар мысленно по-просил ее спрятать пока Чернову и она поднялась на третий этаж.
- Сложновато, не сложновато – объяснять долго, - продолжил разговор Кэтвар. – Я рад, что у тебя все хорошо.
- Благодаря тебе, Кэт, - Гринев хитро сощурил глазки. – Давай, выкладывай, что еще припас?
Он взял чашку с чаем, пил, не торопясь, поглядывая на Кэтвара.
- Ничего сейчас, наверное, и не припас. Чернова сегодня с утра куда-то исчезла. Представить себе не могу – куда подевалась. А главное – так неожиданно исчезла.
Гринев ухмыльнулся, поставил кружку на столик и закурил.
- Я же не первый день тебя знаю, Кэт. Что бы кто-то от тебя сбежал – быть такого не может. Из тюрьмы сбежит – поверю, из психушки – то же поверю. Но от тебя – нико-гда. Значит, что-то случилось и ты ее спрятал. Рассказывай и сказками время не занимай.
- Вот… друг еще называется, - продолжил Кэтвар, но Гринев его оборвал.
- Кэт, давай без фокусов. Ушла, значит, ушла. Но я то в это никогда не поверю. Говори – вместе соображать станем.
- Хорошо, Петя, тогда слушай. Представь себе, что есть в городе некая организа-ция «Ч». И она имеет очень даже неплохую сумму денег налом. Эта «Ч» спонсирует дру-гую организацию «Д», которая находится далеко отсюда и занимается терроризмом и бандитизмом. Деньги от «Ч» к «Д» перевозит курьер «Г» - высокопоставленный чинов-ник, не подлежащий досмотру. Чернова, работая в то время журналистом, узнает об этом, чисто случайно узнает. Добывает и конкретные факты, собирается написать об этом в га-зете. Ты представляешь себе, какая бы была сенсация, шумиха? Не знаю, какой бы был конечный результат, но расследование бы началось.
А Чернова, водичка в энном месте не держится, проболталась коллегам об ин-формации – попала в результате в психушку. Здесь, опять же, вырисовывается некий чи-новник «Ф», который ее туда упек. И рангом этот чиновник повыше тебя будет, Петенька. О психиатрах, которые попрали закон,  я и не упоминаю даже. Вот, такая непростая история получается.
Кэтвар взял остывающий чай, отхлебнул немного и поставил на место, закурил сигарету, наблюдая за реакцией Гринева.
- Выходит, ты не доверяешь мне, Кэт, если не называешь конкретных организа-ций и имен? Не веришь в мою честность и способности раскрутить это дело?
Гринев явно обиделся, не ожидал, приехав сюда, такого поворота событий.
- Петя, ты это оставь. Если б не доверял – не говорил бы вообще. И не обижайся, пожалуйста. Но кто ты такой – маленький генералишка, которого и определят тут же в психушку. А там тебе не выжить, суицид, в твоем случае, не лечится. Чернова знаешь по-чему выжила? Просто потому, что красива, и у доцента, который ее лечил, наверное, и не вставал больше ни на кого из женщин. Да, я сейчас не называю конкретики, но я совету-юсь с тобой, как это все можно обыграть. С материалом нужно выходить на самый верх, директор ФСБ – это минимум. Скажу больше, если люди повыше директора знать о мате-риале не будут – гнить тебе в земельке или психушке, и то недолго. Вот и думай, Петень-ка, что мы, вернее ты, можешь сделать и если у тебя выход на премьера через голову сво-их начальников?
Гринев задумался и уже не было на лице обиды. Кэтвар достал рюмки и коньяк, плеснул немного, оба выпили молча, закурили.
- Положим, на директора я выйду без проблем и секретность операции будет обеспечена. А премьер-министра ставить в известность считаю нецелесообразным. Ты перегибаешь палку, Кэт.
- Дурак, - только и смог ответить Кэтвар. – Не ты, я дурак, что начал разговор с тобой. Неужели ты не понял, что твое ведомство здесь замешано напрямую? И генералы, которые повыше должностью, порвут тебя, как туалетную бумагу. Доложишь директору – он не пойдет выше, а значит ты труп. Сможешь решить вопрос выхода на премьера, а лучше на президента - будешь владеть всей информацией. Нет – значит, нет. Но, не был бы я Кэтваром, если всю эту бурду затеял, якобы, зря.
Гринев удивленно взглянул на него, но ничего не сказал. Плеснул немного конь-яка в бокал и выпил. Снова закурил, молчал долго и, наконец, решился.
- Через неделю мой шеф уходит в отпуск, я остаюсь исполнять обязанности. В окружении премьера есть человек, который может организовать встречу напрямую. Ко-гда-то вместе лейтенантами начинали. Я думаю - поможет. Но, прежде, чем связываться с ним…
- Ты будешь знать все, - перебил его Кэтвар. – Я начну рассказ или Чернову по-слушаешь?
- Сам решай, как удобнее и для дела лучше. Она должна все на бумаге изложить. Я полагаю, что вы сейчас мне расскажете, а документировать мы после разговора с пре-мьером станем. Так?
- Так, Петя, так. И мне очень важно сохранить жизнь Валентины и твою, Петень-ка. Я им не по зубам, но не хочу подвергать опасности жизнь своих близких. Некоторые из твоих коллег хуже зверей, могут начать охоту на живца. Зачем мне лишние трупы? Ладно, - Кэтвар махнул рукой, - хватит полемики. Сейчас Чернову приглашу, пусть слу-шает, поправит, если вдруг напутаю что-то.
Кэтвар поднялся с кресла, пошел на третий этаж, нисколько не сомневаясь, что Гринев раскрутит это дело по полной программе. Они дружили давно, еще с тех пор, как сам он подвергся проверке ФСБ. Кэт часто вспоминал давние деньки, когда попал в Ма-лайзию, где и учился искусству ниндзя. Именно в Малайзии проходил он обучение в те-чение нескольких лет, превзошел самого учителя и организовал новое течение боевых искусств. Школу воинов-кошек, из названия которых и слепил себе имя, известное практически каждому горожанину.
Тогда в ФСБ и решили проверить, чем он занимался три года за границей. Про-верку проводил Гринев, естественно, тогда занимающий должность пониже и звание по-меньше. В результате предложили стать инструктором по рукопашному бою в управлении и они подружились.
Кэтвар спустился вместе с Черновой, все расселись вокруг столика, где уже поя-вились сок, пиво, вино, коньяк – кому что захочется.
- Рассказать я решилась лишь по одной причине, - начала Валентина, - знаю и ве-рю в Кэтвара. Еще тогда, когда была на свободе, мечтала взять у него интервью, но не по-лучилось и лично знакома с ним не была. Сейчас довольна предоставленным случаем и верю, что человек из городских легенд оправдает себя. Ментам, чекистам, прокурорам, судьям не верю в перечисленной и возрастающей прогрессии. Так что, Петр Степанович, не обольщайтесь, не ради вас или вашего управления услышите здесь необычную инфор-мацию.
- Вот даже как, - огорчился Гринев, - не верите в правоохранительную систему?
- А почему я должна в нее верить? – усмехнулась Чернова. – Это же ваш генерал, ваш начальник упек меня в эту психушку. Почему я должна верить структуре, которую возглавляет преступник? А вы, его правая рука, ни хрена не видите. Это по его указанию доцент Буйнов должен был организовать мне суицид. Наверное, и доложил, что я умерла, а сам насиловал меня каждый день. Это он вкалывал мне препараты и я становилась кус-ком мяса – не думающим, не сопротивляющимся. Или проводил эксперимент, вводя ог-ромную дозу стимулятора, от которого я лезла на стены – лишь бы заняться сексом и удовлетворить свою похоть. – Чернова распалялась все больше и больше. – Ваш генерал – лицо вашего управления. И это лицо убийцы.
Гринев хотел было возразить, но не посмел, видя, как сжимаются ее кулачки до побеления в костяшках, что она готова кинуться на него и порвать на куски, видя, как сверкают от ярости ее глаза.
Чернова встала.
- Извините, Кэт, не могу общаться с этим человеком, хоть и не виноват он лично. Не сумела еще адаптироваться к нормальной жизни. Пойду я – вы сами все знаете и рас-скажете.
- Вот так вот, Петя, - Кэтвар вздохнул. – Видишь сколько горя накопилось в ее хиленьком тельце. Не сердись на нее и не возражай на правду. Начну по порядку.
Он плеснул в бокалы коньяк, выпили молча и Кэт продолжил.
- Тебе известно, что в городе существует Чеченская диаспора. Там всякие люди есть. И наверняка вы догадывались, что диаспора помогает боевикам, только реальных доказательств у вас не было. Губернатор наш повадился в Чечню ездить, якобы смотреть, как там наши бойцы воюют и отдыхают между боями. Это, конечно, он смотрел, но и свои дела делал.
А кто доставит деньги без проблем в Чечню? Вот губернатор и перевозил. За процент свой, конечно. Надежнее курьера не сыскать, а мораль не для богатеев. И не про-сто материал у Черновой был – с фактами, с конкретикой: не отвертишься. Но, не смогла удержать все в тайне, проговорилась нескольким коллегам. А результат на лицо, ты ви-дишь. Хотела статью опубликовать, но не успела.
Губернатор тогда именно к твоему шефу обратился – так мол и так, надо бы как-то утрясти вопросик. И утрясли. Кто теперь ей эти пять потерянных лет вернет?
Кэтвар решил сделать небольшую паузу в разговоре, посмотреть на реакцию Гринева. Но он молчал, обхватив голову руками, переваривая услышанное. Потом еле слышно произнес:
- Доказательства есть?
- Для суда – нет. Но, для тебя, Петр Степанович, достаточно будет. Для суда ты их добудешь. Вот диск, здесь все записано – кто, кому, как, когда. Из-за этого диска Чер-нова провела в психушке пять лет в унижении и насилии. Это копия, тебе этого достаточ-но, оригинал спрятан надежно. Для Черновой то же было достаточно, диск со статьей, ес-ли правильно использовать, равносилен атомной бомбе. И пока она не рванула.
- Хорошо, я посмотрю. – Гринев взял диск, поднялся с кресла. – Буду держать те-бя в курсе.
Он ушел, так и не попрощавшись, с тяжестью на душе и сердце.

*        *        *

В середине прошлого века главная улица города считалась большой и широкой. Двухполосного движения в одну сторону вполне хватало почти до конца XX века. Потом движение сделали односторонним и постепенно стали нарастать пробки – бич современ-ных улиц. Припарковаться на автомобиле днем практически невозможно. Если повезет только и отъедет кто-нибудь перед носом, освобождая место. Водители останавливаются под запрещающими знаками, но мало кого это волнует – доблестная ГИБДД в этом плане абсолютно не работает. Главное причалить и отъехать, не попадаясь на глаза сотруднику, который здесь не хозяин, а гость.
Владимир присмотрел одно помещение, которое его очень устраивало. Правда площади было немного больше, чем требовалось, но он не собирался отказываться от по-купки по этой причине. Часть площади можно выгодно сдать в аренду. Рядом располага-лась муниципальная аптека, что то же не беспокоило его. Правильная ценовая политика и достаточный ассортимент сделают свое дело.
В помещении располагалось кафе и он выяснил, что хозяйка здания, 35-летняя Раиса Андреевна Амбарцумова, набрала множество кредитов, не рассчитав своих финан-совых возможностей. Теперь банки атакуют ее и она вынуждена продать помещение срочно. Владимир встретился с собственницей, которая запросила за помещение пятна-дцать миллионов рублей. Он предложил пять, деньги сразу налом или безналом, по жела-нию. Обе стороны понимали, что реальная стоимость – десять миллионов и каждый хотел провести сделку выгодно.
- Владимир, вы же прекрасно знаете, что здесь центр, самое престижное место, - нахваливала помещение хозяйка, - и покупатели у меня есть, которые не пять миллионов, но тринадцать дают. Меня это не устраивает. Поэтому могу скинуть лишь до четырнадца-ти.
Салацкий разбирался в реальной стоимости и делах купли-продажи, умел потор-говаться с выгодой, но на этот раз выбрал несколько иной путь.
- Раиса Андреевна, кафе или другого общепита у меня здесь не будет, поэтому мне центр не очень важен. Но, я понимаю, что цена все равно зависит от места. В любое время я могу предложить вам семь миллионов рублей наличными. Вот мой номер телефо-на, - он положил на стол визитку, - передумайте – звоните.
Владимир ушел, не дождавшись ее ответа, прекрасно понимая, что налом такую сумму ей вряд ли кто даст. И покупателя на тринадцать миллионов то же нет.
Она позвонила через два дня, предложив сделку за девять, но Владимир озвучил восемь и попросил больше его не беспокоить в случае не согласия. Он рисковал, но не очень сильно за счет владения информацией. И он не ошибся, она перезвонила через пят-надцать минут.
Договор купли-продажи составлен и подписан обеими сторонами. Почти бывшая хозяйка ждет денег, однако Владимир не торопится.
- Раиса Андреевна, я лично против вас ничего не имею. Каждый из нас желает о более выгодной сделке. Я подешевле купить, вы подороже продать. Поэтому мы встреча-емся, общаемся и договариваемся. Но, все это слова, а подписанный договор купли-продажи – это уже документ. Половину суммы вы получаете в качестве предоплаты, а вторую половину после регистрации в «недвижке». Фактически получится так – я отдаю вам четыре миллиона и имею кукиш с маслом.
Салацкий сделал паузу в разговоре, видя, как побледнела Амбарцумова, непре-менно ждал возражений, потому что такой тип женщин пытался оправдываться до конца. 
- Володя, что вы хотите этим сказать? – Начала свое наступление Раиса. – Вы от-даете четыре миллиона, мы едем и регистрируем сделку. Причем здесь кукиш с маслом? Все законно.
- Законно говорите? – в свою очередь возмутился Владимир. - Вообще это назы-вается чистой воды мошенничество.
- Какое мошенничество, о чем вы?
- О чем? О том, что в нашем договоре черным по белому указано, что помещение принадлежит вам и не имеет обременений. А на самом деле оно находится в залоге у бан-ка. Следовательно, вы не можете его продать, пока не погасите кредит. Если я показываю подписанный нами договор банку, то он, естественно, выставляет помещение на продажу по залоговой стоимости пять миллионов рублей. А в отношении вас возбуждается уголовное дело. В результате вы с помещения не имеете ни копейки, но зато вам светит реальный срок. Будем все отрицать или продолжим диалог?
Амбарцумова не знала, что делать. Ручонки ее тряслись мелкой дрожью и она все еще надеялась получить четыре миллиона и осесть на дно. Пусть продают кафе и гасят кредит, оно ее уже не волнует. Она собралась с силами.
- Хорошо, будем считать, что сделка не состоялась. Я не продаю вам кафе и ни-каких дел, впредь, иметь не желаю. – Она достала свой экземпляр договора и порвала его в клочья. – Советую и вам сделать то же самое.
- Оппаньки, - от удивления Владимир чуть не подскочил на стуле. – Все, оказы-вается очень просто, на ваш взгляд. Ладно, морали читать не собираюсь. Хочу сделать вам предложение.
- От которого я не смогу отказаться?
Амбарцумова ехидно улыбнулась. Она уже пришла в себя, смотрела уверенно и нагло. Женщина с красивой фигуркой и лицом, страшнее термоядерной войны, была оби-жена на всех. На мужиков, которые отвергали ее и общались только в сильном подпитии, на женщин с симпатичными личиками. Обида на судьбу сделала ее душонку подлой и завистливой.
- У вас нет выбора, Раиса Андреевна. Я гашу ваш кредит, банк снимает залоговое обременение и после регистрации сделки даю миллион сверху вместо тюрьмы. А если учесть факт, что вы за просто так хотели меня поиметь на четыре миллиона, то предложе-ние выглядит вообще спонсорским. Ничего личного, Раиса Андреевна, бизнес – есть биз-нес. И так, едем в банк?
- Мне надо подумать, - решила оттянуть время Амбарцумова. – Я позвоню вам завтра.
- Нет, Раиса Андреевна. Отсюда мы едем или в банк, или в прокуратуру. Лохо-трон кончился и «обуть» вы уже никого не сможете.
Амбарцумова вышла молча и Владимир не сомневался – в прокуратуру ей ехать не хочется.
Вечером Салацкий рассказывал женам, как он приобретал помещение.
- Вы представляете, девочки, эта Амбарцумова почему-то считает, что может безнаказанно обирать всех. Я погасил ее кредит в банке и мы отдали документы на реги-страцию в «недвижку». После того, как помещение станет моей собственностью, я дам ей еще миллион.
- Значит, в общей сложности, ты заплатишь шесть? – Решила уточнить Татьяна.
- Нет, Танечка, нет. Пять миллионов – это залоговая стоимость, а кредит она бра-ла три миллиона. Значит, я заплачу четыре. Амбарцумова развела лохотрон и успела «обуть» двоих. Каждый заплатил ей по пять миллионов предоплаты и не получит ничего. Если ее не посадят сразу, то вполне может случиться, что ее грохнут. Денег у ней этих, я полагаю, уже нет – она раздала небанковские долги, где спрос намного жестче. Вы, девочки, должны сделать из этой ситуации определенные выводы.
- А мы то здесь причем? – Удивилась Ирина.
- Вы должны усвоить несколько истин. Первое – в бизнесе нет друзей. Второе – предают только друзья. Третье – при заключении сделки необходимо знать о другой сто-роне больше, чем она о тебе. Эти моменты, девочки, вы должны зазубрить на всю жизнь. В современном бизнесе нет понятия «купеческое слово», на слово вы верить не должны, все подкрепляется документами.

Быстро пробежали, проскочили две недели, Салацкий получил необходимые до-кументы о праве собственности на помещение, и, как обещал, дал Амбарцумовой еще миллион рублей. Больше он с ней не общался, но слышал, что те двое, которые отдали ей по пять миллионов, обратились с заявлением в прокуратуру и уголовное дело возбуждено. Значит, придут и к нему с вопросами, как к собственнику помещения. Но его это мало заботило, хотя сумма, которую он заплатил, приятно согревала душу.
Перед Салацким стояли две главных задачи: привести помещения в соответствие с нормативами аптеки, зарегистрироваться в фармкомитете и получить лицензию на мел-кий опт и розничную торговлю. Эти задачи превращались в огромную кучу вопросов по-мельче, перечень которых на один лист не входил. Везде необходимо побывать, заплатить и ждать. Десять дней он бегал по инстанциям, согласовывал, договаривался, оформляя все документально. Помогали и жены, чем могли, оставаясь в аптеке и принимая то холо-дильники, то стеллажи, то мебель. Только через месяц он смог получить лицензию и вздохнул более менее свободно. Теперь настала другая пора – выбрать ассортимент в не-обходимом количестве и заказать его оптом в одной, максимум двух фирмах. Фармацев-тические компании давали немалую скидку на товар оптом. Ассортимент более чем в ты-сячу наименований он скорректировал и со своими провизорами, которые прекрасно зна-ли потребность в каждом препарате. Проведя мониторинг цен, он выбрал в одной компа-нии товар на 400 тысяч рублей, в другой фирме на 300 тысяч. Предстоял последний этап – встреча с территориальным менеджером фармкомпании.
Молодой, чернявый мужчина лет тридцати чувствовал себя в кабинете Салацкого очень уверенно. Являясь представителем крупнейшей в регионе оптовой фирмы, рассказывал о ней ясно и четко, с некоторым, может даже быть, ораторским искусством убеждения. И это понятно – он был материально заинтересован в плодотворном сотрудничестве, в зависимости от суммы заказов ему и платили зарплату.
- Сергей, - начал разговор Салацкий, - я ознакомился с прайс-листами большин-ства фирм города и пришел к выводу, что крупных поставщиков лекарств всего два. Хотя, по мелочам, можно иметь дело с двумя-тремя десятками компаний. Но, не будем говорить о них, у вас, по существу, лишь один конкурент. Поэтому я должен сделать выбор и, скажу честно, хотелось бы знать, чем вы, ваша компания вернее, может меня заинтересовать?
- На какую сумму хотите сделать заказ? – спросил Сергей.
- Если меня устроят условия, - Владимир немного замялся, - то тысяч на 400, я полагаю. Но и в дальнейшем надо поддерживать товарный запас, здесь место проходное, залеживаться препаратам не дадут.
Он обратил внимание, что сумма впечатлила и явно заинтересовала представите-ля поставщика.
- У нас очень гибкая ценовая политика, Владимир, и стоимость зависит от сроков оплаты. В прайс-листах указаны цены по факту, то есть оплата производится в день зака-за. Но есть предоплата, тогда цена уменьшается на десять процентов, отсрочка платежа до трех дней – плюс пять процентов, до десяти дней – десять процентов и до месяца – плюс пятнадцать процентов. Кроме того…
- Минутку, Сергей, вынужден вас перебить. Моя аптека не будет работать с от-сроченными платежами. Только предоплата или, в крайнем случае, оплата в день заказа. Но, поскольку я делаю заказ и в этот же день оплачиваю всю сумму через банк, то факти-чески это то же является предоплатой.
- Я вас понял, Владимир. Да, мы можем работать по следующей схеме: вы делае-те заказ, оплачиваете его и посылаете нам копию платежки по факсу. Мы это проводим предоплатой и вы получаете товар вечером, если заказ сделан утром, или завтра, если за-каз сделан во второй половине дня. Кроме того, у нас еще есть определенные скидки. Ес-ли сумма заказов превышает в месяц 200 тысяч рублей, то еще плюс три процента, если 500 тысяч, то пять процентов. Эти суммы мы подсчитываем в конце месяца и предлагаем вам выбор – или налом, или товаром. Есть еще схемы, например, вы заказали товар, опла-тили по факту, а мы у себя проведем предоплатой. Эти десять процентов распилим по схеме 1-8, двадцать процентом вам лично в конвертике без всяких учетов.
- Да, я знаю, Сергей, про эти схемы и знаю, что многие зав. аптеками так работа-ют, практически все. Но мне это не подходит, я сам хозяин и мне невыгодно. Поэтому, надеюсь, что мы всегда будем работать по схеме предоплаты и с учетом суммы в конце месяца. Полагаю, что менее 500 тысяч она не будет. Договор у нас подписан и я сегодня перечисляю на ваш счет 400 тысяч рублей. Заявку можешь у меня забрать сейчас, а товар привезете послезавтра утром. Деньги вам завтра на счет поступят. Успеете послезавтра утром привезти?
- Успеем, не вопрос даже. Кто платит аккуратно и вовремя – так же и товар дол-жен получать своевременно.
Салацкий проводил Сергея до дверей, пожал руку и сказал на прощание, что на-деется на позитивное сотрудничество. Теперь осталось дождаться другого представителя второй крупной фирмы, пообщаться с ним примерно в таком же ракурсе, что он успешно и сделал.
Владимир глянул на часы – вот-вот должны появиться Ирина с Татьяной и они не заставили себя долго ждать. Ввалились бурно, с шумом, хотя и не говорили ничего, принеся с собой свежесть улицы и задор. Салацкий оглядел их со своего директорского кресла. В одинаковых шубках, шапочках и сапожках, обе пышущие молодостью и, как ему показалось, азартом, они были прелестны. Родные сестры по документам, но разные по крови, они и выглядели не одинаково. Высокая Татьяна и лишь по плечо ей Ирина, но обе стройные и очаровательные девушки, выросшие в одной семье.
- Какие вы у меня славные куколки! – Владимир вышел на встречу, обнял и поцеловал обеих. – Проходите, устраивайтесь поудобнее. Может кофе хотите?
- Нет, Вовочка, дома попьем. Ты рассказывай, как у тебя, определился с фирма-ми? – Живо поинтересовалась Татьяна.
- Да, девочки, определился, переговорил с менеджерами и сейчас надо ехать в банк, перечислить деньги. Пока беру товар у двух фирм на 700 тысяч, послезавтра его уже привезут и потребуется ваша помощь. Весь мой персонал выйдет на работу, необходимо товар принять, разложить его. Часть в торговый зал передать, часть на склад определить. Потребуется ваша помощь.
- Володенька, мы же только рады будем. А в университет не пойдем? – Спросила Татьяна.
- На учебу вы пойдете, не надо ничего пропускать, а после – сюда. Здесь много возни будет, до позднего вечера. – Возразил Владимир. - Хорошо, вы сейчас домой идите, обед готовьте, а я в банк съезжу, переведу деньги и то же домой.

*        *        *

Три машины подкатили к проходной завода и остановились. Охрана, прекрасно знавшая этот транспорт, все равно выходила и осматривала визуально салоны, что бы под видом первых лиц не смогли попасть на территорию посторонние. Так приказал Михась младший, сын Николая Владимировича, возглавлявший ЧОП, который осуществлял охра-ну семейства и завода. Пожалуй, охрана здесь была покруче авиационного предприятия, производящего истребители, хотя никто из посторонних не знал и не догадывался о том, что «МИР», в том числе, работает и на оборонку.
Научно-производственное объединение «МИР», в простонародье михасевский завод, своими корпусами растянулся на многие километры. Производил официально лишь электронные плуги, именуемые у тружеников села михасиками, позволявшие одновременно пахать, боронить и уничтожать сорняки. Приборы обнаружения живых людей под завалами зданий и сооружений, а также приборы резки любого материала на атомарном уровне, будь то сталь, бетон, камень или земля.
Такой завод, единственный в мире, приносил огромную сверхприбыль, и Михась не зря слыл самым богатым человеком в городе, а возможно и во всей стране. Он давно отошел от юридического руководства заводом, назначив генеральным директором свою жену Татьяну и оставив за собой лишь научное руководство проектами, однако, все знали, кто фактический хозяин и за кем последнее слово.
Достаточно большая семья Михасей никогда не делила власть между собой и все нити руководства оставались незыблемо в ней, не подпуская посторонних лиц. Появляю-щиеся время от времени новые родственники, мужья и жены, начинали не с руководящих постов, обучались и позже занимали нишу, согласно своим способностям и профессиона-лизму.
Михась поднялся в приемную, где секретарша принималась и работала по прави-лам его первой, ныне покойной, жены, с которой он начинал совместно создавать буду-щий завод с нуля. Зарегистрировали ООО, назвав его по первым буквам фамилий – Ми-хась и Родионова. Потом она, конечно, сменила фамилию, но название осталось до сих пор. Его Леночка возглавляла юридическую службу, а первое время была и секретарем – не хотела, что бы ее любимому кто-то другой приносил кофе и вообще крутился рядыш-ком. Любил он ее до безумия, но она погибла в автокатастрофе, организованной конку-рентами бизнеса. Погибла на последнем месяце беременности. Вместе с еще не родив-шемся ребенком. А вторая жена Татьяна влюбилась в него еще со студенческой скамьи, долго страдала и плакала, не показывая своих чувств. Устроилась к нему на работу, цели-ком ушла в науку, защитив диссертацию и только через три года после смерти Лены, ко-торую хорошо знала, смогла устроить свое счастье с Михасем.
Воспоминания часто накатывали на Николая, особенно когда он заходил в при-емную, казалось, вот сейчас его встретит Лена, обнимет и поцелует. Но она всего лишь раз пришла к нему во сне, через три года после смерти, когда нашли и наказали преступ-ников, лишивших ее жизни. Пришла подсказать ему, жившему бобылем, о Танечке Кра-пилиной, о том, что будет рада за них. Словно содрала ему пелену с глаз и он влюбился по-новому.
Их кабинеты располагались друг против друга, отделенные одной приемной, где и находилась единственная секретарша, принятая на работу давным-давно, еще самой Ле-ной.
Михась попросил принести кофе и прошел сразу к Татьяне. Она обсуждала про-изводственный процесс с одним из начальников цехов и Николай присел за стол совеща-ний, не желая вмешиваться в разговор. Секретарша принесла ему кофе и он с удовольст-вием пил его, пытаясь уловить соль обсуждения. Речь шла о небольшой модернизации изготовления отдельных узлов для электронных плугов. Начальник цеха доказывал необходимость небольшого переоборудования поточной линии, а Татьяна Ивановна не давала добро, но и не отвергала предложение. Он решил обратиться напрямую к Михасю, раз уж появилась такая возможность. Специально бы не пошел, знал, что не примут и откажут в содействии.
- Николай Владимирович, вы же знаете, что я прав, необходимо внести усовер-шенствование.
- Согласен, это необходимо, - подтвердил Михась.
- Но, Татьяна Ивановна не дает добро.
- А ты подумал, Василий, почему тебе не дают добро? Не отвергают же твой про-ект – значит ты что-то не доработал до конца.
- Есть, конечно, кое-какие огрехи, но это же устранимо все, - согласился Василий, но и возразил частично.
- Вот и устрани недоделки, приходи и никто не откажет тебе. Лишь поприветст-вуют и поощрят.
Василий вздохнул, собрал со стола свои бумаги и удалился.
- Ты чего, успел с утра соскучиться? – Ласково спросила Татьяна.
Она знала, что он не приходит обсуждать дела, просит к себе, если потребуется. Как-то раз, уже будучи генеральным директором, она попросила секретаршу пригласить к себе Михася, но та отказалась, заявив, что не может этого сделать и ей лучше позвонить самой. Хотя ее приглашала к нему постоянно и, не стесняясь. Татьяна сначала обиделась, но потом решила, что это правильно.
- Ты знаешь, Танюша, какая-то ностальгия у меня сегодня и ничего делать не хо-чется, но придется. Может вечерком к Кэтвару съездим, давно не были. Кстати, и о Реуто-ве спросим – наверняка тут без него не обошлось. Это же надо – раскрутить такое дело! Сотни трупов, кошмар просто. Все Чикатилы отдыхают. Ладно, пойду к себе, поработаю.
Вечером он созвонился с Кэтом – узнать куда ехать: домой к нему или в ком-плекс, где то же были личные апартаменты даже с бассейном. Кэтвар пригласил домой.
Кортеж из трех автомобилей въехал во двор коттеджа. Спокойная обстановка бо-лее не расслабляла Михася, и после нескольких покушений он никогда не ездил один, без сопровождения охраны. Особенно не позволял этого делать жене – всегда помнил, как потерял первую, погибшую вместе с еще не родившемся ребенком. Пожалуй, чувствовал себя спокойно и уверенно только на территории своего и этого дома.
Кэтвар встретил на крыльце, тепло поздоровался, от души радуясь приезду гос-тей.
- Проходите в дом дорогие гости, друзья. Прошу сразу к столу – вы же наверняка с работы и надо покушать.
Татьяна обнялась с Мариной, пошла с мужем помыть руки и все уселись за стол.
- Хочу представить вам нашу даму, - начал их знакомить Кэт, - Чернова Валенти-на Борисовна, можно просто Валентина, надеюсь, - она кивнула головой в знак согласия, - журналистка в прошлом и будущем, а пока наша гостья.
Кэтвар заметил, что Михаси ее узнали – слишком много шло объявлений по теле-визору об особо опасной преступнице, сбежавшей из психиатрической клиники.
- Валентина, - обратился к ней Михась, - я думаю, что Кэт уже рассказал вам о нас и мы в особом представлении уже не нуждаемся. Как и вы, вы стали популярной на телевидении. – Он заметил ее беспокойство. – Но, вы не переживайте, Валентина. Я, не задавая вопросов, могу с уверенностью сказать, что если вы здесь, находитесь в этом до-ме, то врут все о вашей опасности, хотят вернуть обратно невинно посаженного человека. Я не знаю сути и подробностей, но знаю Кэтвара, он не приглашает в гости кого попало, а это означает, что и мы с Татьяной на вашей стороне.
- Спасибо вам, Николай Владимирович, за понимание, - благодарно ответила Чернова.
- А чего тут понимать, тут и понимать нечего. Сопоставить три фактора вместе – журналистка, психушка, Кэтвар. Вывод один – кому то из власть имущих не понравилась статейка и вы оказались в психбольнице. А если живете у Кэта, то выходит вас туда неза-конно засунули. Вот и все. Кушать давайте, я, честно сказать, давно уже глазами полстола смел.
Он улыбнулся и стал налегать на еду, изредка запивая все красным вином, зара-нее налитым в бокалы. Немного подкрепившись, Михась заговорил снова.
- Ты нам вот что лучше расскажи, Кэт, про Реутова. Много писанины и разгово-ров по телеку. Но, ведь это дозированная информация, где-то еще журналисты приврали и в результате получается черте что. Наверняка это ты раскопал, а чекисты себе всю славу присвоили? Зря мы что ли тебе мозги вправляли? – Он рассмеялся собственной шутке.
- Ты, Коленька, - начал с улыбкой Кэтвар, - наверняка забыл, что я то же чекист в некотором роде. Я же их тренер и состою в штате. А раскопал действительно я, и не без твоей мозговой помощи, естественно. Жаль, что Реутова не расстреляют, а если к пожиз-ненному не приговорят, то я вообще ничего не пойму. Но, полагаю, этого не случится и никакими он благими намерениями не затмит сотни загубленных жизней. Он же рассчи-тывает на то, что помогал людям, спас от смерти более двухсот человек за счет этих орга-нов. Станет бить на цифры – мол загубил сто, а спас двести. Кошмар, конечно, но так и будет. Следствие еще долго продлится и томов уголовного дела ой, как много появится. В Германии свое дело завели и то же раскручивают по полной программе. Самое страшное – это когда начинают убивать врачи, люди, призванные спасать, восстанавливать и продлевать жизнь. И убивать не по ошибке, не по халатности, а сознательно, с омерзительной целью личного обогащения. Ведь другой цели Реутов не придерживался. Известный доктор, депутат, а оказался обыкновенной сволочью и подонком.
- Да-а-а, - протянул с выдохом Михась, - не мало еще на земле нелюдей оказыва-ется. И ты молодец, Кэт, что такую мразь из-под земли достаешь. Но в этом процессе, я полагаю, ты уже не участник. В смысле с Реутовым. Что-то еще наверняка задумал, ты же не можешь спокойно жить.
- Жить спокойно? А как жить спокойно, если такие отморозки по земле родной ходят, жируют в свое удовольствие за счет страданий и слез других людей, гораздо более благородных и достойных? Сейчас Валентине помогу, потому что без нашей помощи ее, сам понимаешь, никто слушать не станет. Упекут в больницу и кончат там сразу. Разве она это заслужила?
- Конечно, не заслужила, - поддержал Кэта Михась. – Хоть и недолюбливаю я журналистов, но такой участи они действительно не заслужили. Ты не обижайся, Вален-тина, ничего личного, просто среди вашей братии и еще адвокатской среды гораздо боль-ше подонков, чем среди других профессий. Работа накладывает свой отпечаток, гипер-трофирует все отрицательное, вот вы и получаетесь такими. Журналисты, в погоне за сен-сацией, не обращают внимания на людей, на то, что своими публикациями делают кому-то больно. Как и многие адвокаты, защищающие заведомую мразь, не видят за баксами ни морали, ни самого закона. Но верю, что Кэт поможет вам, и вы, познав собственную Гол-гофу, как раз станете обращать внимание на отдельные персонажи в своих будущих стать-ях. Если нужна моя помощь - обращайтесь без стеснения.
- Спасибо вам, Николай Владимирович, спасибо за понимание. Знаю, что никто из журналистов не сумел взять у вас интервью, действительно вы нас не жалуете. Но, мо-жет быть, мне удастся, когда сама выплыву?
Михась рассмеялся.
- Да-а-а, чувствуется хватка профессионала! Сама еще, извините, в полном дерь-ме, ее хотят убить, а она на интервью напрашивается. Правда, не жаловал журналистов и впредь не стану, но с вами, видимо, подружусь. Так что на беседу рассчитывать можете, уговорили.
- Еще раз спасибо, Николай Владимирович. Никто мне не вернет потерянных лет в психушке, но Бог есть и он услышал мои молитвы, раз со мной такие люди, как вы и Кэтвар. Я не сомневаюсь, что правда восторжествует, а зло будет наказано. Значит и мне повезет, уже повезло. Общение с вами дорогого стоит и коллеги, профессионалы, это оце-нят.
- Что ж, Валентина, приятно было познакомиться с вами. Пожелаю удачи и ско-рейшего возвращения к обычной, нормальной жизни. Вот, здесь прямые телефоны, - Ми-хась протянул визитку, - звоните, когда все утрясется и встретимся. Помощь потребуется – не стесняйтесь, помогу, чем смогу. А сейчас нам пора с Татьяной домой.

                Гринев не появлялся у Кэтвара долго, решил не надоедать мелочами. Премьер принял его, как и обещал бывший сослуживец, но на самостоятельные действия не решился. Президент лично курировал силовые структуры и он не хотел вмешиваться в обход. Однако встречу на троих устроил и сам послушал еще раз рассказ провинциально-го генерала.
Все в результате получилось удачно, хотя Президент и не остался доволен ситуа-цией, но добро на проверку информации и последующие действия дал. Он понимал, что директор ФСБ не захочет огласки и решит эту проблему по-своему, совсем не радикаль-ными мерами. И Гринев разумел, что начинать необходимо с бывшего губернатора, с его связей с преступными элементами чеченской диаспоры у себя в городе и затем непосред-ственно с боевиками в Грозном. Весь план он уже набросал и теперь необходимо превра-тить его в процессуальные документы.
Его люди в управлении тихо, без шума взяли двух чеченцев, давших информа-цию Черновой еще пять лет назад. Задержание, как и просил Гринев, произвели так, что бы никто не догадался, куда они исчезли. Личности установили и первую беседу, пока беседу, генерал решил провести сам. Он решил не «допрашивать» их в гражданской одежде, но и китель одевать не стал. Форменная рубашка без погон и брюки с генеральскими лампасами должны произвести необходимое впечатление.
В кабинет привели первого, Гринев посмотрел анкетные данные.
- Бауддин Лаудаев… Очень известная в Чечне фамилия. – Начал разговор Гринев, отходя в сторону так, что бы задержанный смог увидеть лампасы, что и произвело должное впечатление. – Ты то же принадлежишь к этому древнему и знаменитому роду?
Чеченец пожал плечами. Огромный кабинет, по понятиям Бауддина, генерал и сама фирма психологически подавляли.
- Ну, да ладно… я не за этим тебя пригласил, - продолжил Гринев. – От нашего разговора зависит многое, никто не знает, что ты здесь и твоя судьба в твоих руках. Или ты вернешься назад, или тебе отрежут голову, а тело бросят собакам. Это только в кино ведутся вежливые беседы, поэтому определись. Или расскажешь все сам мне, или под пытками моим ребятам, но тогда жить не будешь. Мы тебя казним так, как вы наших пленных солдат – вспорем живот и туда уже поставим твою отрезанную башку. Никто тебя, собаку, судить по закону не будет. Но у тебя есть шанс – рассказать мне все и выйти отсюда сегодня же.
Гринев сразу раскусил его. Бауддин был из той мрази, которая при наличии большинства свирепствует жестоко, а когда сила не на его стороне – распускает слюни и сопли, что не свойственно гордым и настоящим чеченцам.
- Меня интересует информация, - продолжил генерал, - все до мельчайших дета-лей, о том как, кто, когда, сколько переправлял деньги отсюда боевикам в Чечне. Я имею в виду канал через бывшего губернатора.
Ручонки у Бауддина тряслись и даже губы нервно подергивались, но, несмотря на испуг, он не решился рассказать правду.
- Я…я…я не знаю. Я ничего не знаю.
Гринев пригласил помощника.
- Забирайте его. Живот распороть, башку отрезать. А в поганый рот вставить  ко-пию пленки, где он рассказывает журналистке об известных событиях. Пусть его дружки просмотрят ее, они одобрят наши действия и проклянут весь его род.
- Н-е-е-е-т, - дико завизжал Бауддин, - не надо, я все расскажу, все.
- Хорошо, - кивнул головой Гринев, - даю тебе последний шанс. Начни с того, как вы вышли на губернатора, как сумели втянуть его в это.
Он пододвинул сигареты к Лаудаеву поближе, закурил сам, наблюдая, как тот прикуривает трясущимися ручонками и собирается с мыслями.
- Один из наших познакомился с его дочкой, ухаживал небезуспешно и они стали жить вместе. – Начал свой рассказ Бауддин. – Русским бабам нравится кавказский темперамент.
Гринев сжал кулаки – так захотелось треснуть по этой мерзкой роже, но он сдер-жался, не показывая раздражения и обиды за русских женщин. Действительно, такие были и он в душе презирал их.
- Постепенно она стала понимать наши обычаи, наш нрав, нашу культуру и сво-бодолюбие. Стала истой чеченкой по духу. Конечно, ей не все рассказывали, готовили специально психологически, отцу ее не нравилось, но любимая дочь была на нашей сто-роне. Когда он ездил в Москву, дочь всегда собирала подарочные посылки и губернатор не вскрывал их, передавал по назначению, хоть ему это и не нравилось. Это она, с нашей аккуратной подачи естественно, предложила отцу позаботиться о бойцах города и облас-ти, находившихся в Чечне, что повышало и его рейтинг. Тогда он стал перевозить посыл-ки, якобы родственникам, в Чечню и мы уже посылали деньги. Сначала губернатор не знал, а когда стал догадываться, предложили ему процент с перевозки. Выбора у него не было – или мы расскажем, что он уже это делал неоднократно, или он имеет деньги и не имеет проблем. Он тогда сильно ругался с дочерью, а мы наводили его на мысль, что мно-гие из столицы на Чечне делают большие деньги. Он и сам, естественно, не дурак, пони-мал все и в конце концов согласился. Только посылку теперь всегда собирали при нем, что бы он знал сумму и имел конкретный дивиденд. Все, больше я ничего не знаю. Что со мной теперь будет?
- Что будет? – ухмыльнулся генерал. – Ты сейчас подпишешь свои показания и все подтвердишь в суде.
- Значит мне смерть так и так. – Лаудаев враз сник, посерел лицом и осунулся. Казалось, он сделался меньше размерами. – Нет, я ничего подписывать и подтверждать не буду. Убивайте.
- Выход у тебя есть один, - жестко произнес генерал, - подпишешь и подтвердишь на суде, если хочешь жить. До суда посидишь в одиночке, там тебя не достанет никто. После суда получишь новые документы и новое место жительство. Никто, даже наши, не будут знать куда ты уехал и под каким именем. Это тебя спасет, поживешь еще в свое удовольствие.
- А гарантии?
- Гарантии? Гарантии дает патологоанатом, и то после вскрытия. А я сделаю то, что сказал. Понятно? Но я могу отпустить тебя сейчас.
- Понятно, - вздохнул Бауддин, подписывая протокол. – Нет, уж лучше в камеру, в одиночку – там меня не достанут.
Лаудаева увели и Гринев принялся за второго, который то же, в результате, под-твердил и подписал протокол. И, как первый, попросился в камеру, хотя и проходил по делу свидетелем.
Теперь необходимо допросить дочь губернатора и ее сожителя.
Инессу привели сразу же к нему в кабинет. Гринев сразу почувствовал высоко-мерие детей властьимущих родителей. Почему-то на ум пришла фраза: «ни кожи, ни рожи – одни амбиции». Инесса сразу же заявила:
- Где ваш начальник? И кто вы такой, что бы я с вами разговаривала?
Гринев сдержал себя.
- Я генерал Гринев, исполняющий обязанности начальника управления.
Инесса хмыкнула.
- Вот когда станешь начальником – папе позвонишь, может я с тобой и встречусь. Ты что о себе возомнил, Гринев? Папа не губернатор, но занимает не менее важный пост, пусть и в другом городе. Я тебя прощаю на первый раз. Уже генерал, а все еще идиот.
Она встала со стула и пошла. В дверном проеме «вырос» сотрудник.
- В камеру ее, обыскать с гинекологом и проктологом, - бросил резко Гринев.
«Подстилка кавказская, сучка обглоданная…. Ничего, тебе сейчас во все дырки заглянут, поубавиться спеси», - все не мог успокоиться Гринев, костеря ее про себя раз-ными словами.
Через два часа помощник доложил, что Инессу обыскали, запрещенных предме-тов гинеколог и проктолог не обнаружили, протокол по всей форме составили. Видимо, она кое-что поняла, уже не матерится и не грозиться убить. Протокол по факту оскорбле-ния, сопротивления и угрозы убийством сотрудников при исполнении то же составлен.
- Хорошо, давайте ее снова ко мне.
Второй раз Инесса зашла уже по-другому. Гринев понимал прекрасно, что это только внешняя подавленность, а внутри зреют планы жесткой расправы.
- Мы еще даже не начали разговор, а вы уже намотали себе срок. Вот протокол, где зафиксированы ваши угрозы убийством сотрудников при исполнении обязанностей. Это не ерунда, как вам кажется, это реальный срок, хоть и небольшой, до двух лет лише-ния свободы. А по совокупности совершенных преступлений, я имею в виду оскорбление и сопротивление, вам годика три намотают. И папочка вам не поможет, за ним уже поеха-ли, то же будет сидеть в камере. Так что не советую вам строить из себя здесь властную даму, а в камере изолятора особенно – там для таких свои «гинекологи» и «проктологи» имеются. Надеюсь, вы поняли, что на свободу вас никто отпускать не собирается.
Гринев видел, как она побледнела и затряслись руки.
- И не для того вас сюда привезли, что бы срок добавлять, - продолжил Гринев. – Вы и так много чего натворили. Так будем разговаривать реально или снова станете угро-жать расправой?
- Что вам от меня надо? Я никаких преступлений не совершала, - с трудом произ-несла Инесса пересохшим ртом.
Гринев пододвинул ей стакан воды и пачку сигарет. Она выпила воду залпом и закурила.
- Я бы хотел, что бы вы ознакомились с уголовным кодексом. Статью 119 можете не смотреть – это угроза убийством. Посмотрите и внимательно прочитайте статью 205 и 205 прим.
Он открыл кодекс на нужной странице и протянул Инессе.
- Терроризм? – Удивленно вскинула она брови. – А я здесь причем?
- Вы прочитайте сначала внимательно обе статьи, а потом поговорим.
Гринев внимательно наблюдал, как она читает и, на его взгляд, не осознает про-читанного.
- Прочитала и что? Я ничего не взрывала, не поджигала, никого не вовлекала. За-чем вы мне это дали?
- Хорошо, объясняю подробнее. Надеюсь, вы обратили внимание, что сроки наказания там вплоть до пожизненного заключения. И наверняка заметили строчку о финансировании терроризма, и о том, что человек добровольно и вовремя рассказавший все, освобождается от уголовной ответственности. Вы со своим сожителем через папочку переправили в Чечню сотни миллионов рублей, которые предназначались, и это вам известно, боевикам, бандформированиям для проведения различных противоправных деяний. Это называется финансированием терроризма, уже доказано и обсуждению не подлежит. Но, в ходе следствия могут и другие факты всплыть, касающиеся, возможно, вашего опосредованного или непосредственного участия в убийствах, терактах и других незаконных действиях. Советую все рассказать правдиво, без сказок о том, что не знали кому и на какие цели предназначались деньги. Вот вам листы бумаги, пишите. Если напишите всю правду и в ходе следствия не всплывут новые подробности, то вас освободят от уголовной ответственности по этим статьям. Подробно пишите.
- Но, я правда не знаю…
- Я вам все разъяснил, - перебил ее Гринев, - пишите, что хотите. Папочку ваше-го, как я уже сказал, везут сюда, сожитель ваш арестован и дает показания в соседнем ка-бинете. Ему реально пожизненный срок светит. Много и других задержанных.
- А если я все напишу…
- Торговаться не советую, - снова уже зло перебил Гринев, - Делайте, что хотите.
Он вызвал помощника.
- Уведите, пусть напишет в камере, дайте ручку и бумагу.
Инессу увели, Гринев прикурил сигарету, задумался, пуская струйки дыма. «Вот, живут же на свете отморозки, папины сынки и дочки, коптят небо, не принося никакой пользы обществу, гадят понемногу и считают себя лучшими и крутыми. Кичатся своей ничтожностью, выдавая ее за собственную силу, ум и значимость, которые как раз и от-сутствуют. Паразитируют на папином имени, считая общество быдлом, общаются с себе подобными, стараясь выделиться и среди них каким-либо необычным способом».

*        *        *

- И все-таки, Бог есть, - произнесла Валентина вслух, ни к кому не обращаясь конкретно.
Кэтвар повернул к ней голову. Чернова сидела в кресле у камина в задумчивой позе и, видимо, вспоминала прожитую жизнь. По крайней мере ему так показалось.
Язычки пламени светились разнообразием форм, создавая теплоту и уют в доме, потрескивали иногда дровишки, вспыхивая временами ярче, и не мешали, а, как бы на-оборот, способствовали воспоминаниям.
Ее невзгоды закончились, все фигуранты предстали перед судом, но их наказание не принесло радости или удовлетворения. Теперь бывший губернатор, ненавистный доцент Буйнов, главный врач Реутов и другие уже отбывают свой срок. Реутов получил пожизненное наказание, Буйнова приговорили к семи годам. Собственно ему она хотела бы большего – размазать, раздавить собственными руками, оторвать яйца и размозжить на противной роже.
Чернову реабилитировали – восстановили на работе, выплатили денежную ком-пенсацию. Но какими деньгами, чем и как восстановить потерянные годы, исковерканную судьбу? Единственный доктор – время, которое сгладит, залечит раны, но вряд ли растворит образовавшиеся рубцы. Она еще не могла находиться одна в своей квартире, и Кэтвар, понимая это, предложил ей пожить пока у него.
Ощущение музейного экспоната в общественных местах не давало покоя и Чер-нова поняла, кожей прочувствовала – почему иногда ненавидят журналистов. Они лезли к ней неистово со своими вопросами, часто бестактными, и никто не задумывался над ее состоянием – каково заново ворошить незажившие раны, вспоминать и перечислять вслух издевательства отдельных личностей правоохранительной и медицинской систем. Она поняла, как глух и бессердечен становится журналист в своей погоне за сенсацией, так и она прежде гонялась за информацией, переступая чувства и мораль. Пропиаренная коллегами во всех ракурсах – в правде и домыслах, фактах и предположениях, она не смогла оставаться на прежней работе и уволилась. Кэтвар понимал ее и предполагал, что это временно. Все равно вернется позднее в журналистику, но уже с другим видением жизни и бережным отношением к личности, считал он.
- А может быть и нет Бога, - внезапно произнесла Чернова и посмотрела на Кэт-вара. – Ведь это вы помогли мне, а не Бог, вы восстановили справедливость.
Он внезапно почувствовал ее флюиды и понял, что она хочет его. Хочет любви, страсти и страдает от этого, не может и не переступит через его брак, через Марину, кото-рую уважает, не смотря на чувства к ее мужчине. Кэтвар оборвал внезапно возникший порыв подойти и обнять ее, обнять по-братски и пожалеть. Зачем доставлять еще одну, пусть и желанную, боль.
- Может и нет, - решил поддержать он разговор, - а может и есть… Но, что-то там все-таки есть. Может это он моими руками…
Он замолчал, решив отдать инициативу беседы ей, пусть сама продолжит тему или выберет другую. Валентина помолчала с минутку и заговорила вновь, словно бы про себя.
- Единственное, в чем я убедилась достоверно, что чем человек выше, круче, тем сволочнее. А самые подонки все наверху, в элите. Большой человек мелкими пакостями не занимается. Добро и зло от него то же большое. Даже гомосеки, хорошо это или плохо, но среди простых работяг их практически нет, им не до извращений когда стоит вопрос о куске хлеба. Все от денег, все зло и пакости. Редки исключения, - она помолчала немного, -  и такие люди, как вы.
Валентина повернула голову в его сторону, чувствовалось, что хотела сказать еще многое, но замолчала. Видимо, не хотелось бередить душу дальше.
У Кэта даже заныло в груди.
- Закон, честь и совесть – часто по разную сторону баррикад. Он и призван слу-жить людям, но нередко подавляющее большинство не согласно с ним. И пишет его не-большая, но могучая кучка, в первую очередь, не забывая о себе, своих интересах. И все бы ничего, если бы эта кучка не попирала Закон сама. Это уже чересчур.
Кэтвар смолк, то же не стал продолжать разговор дальше, у него даже зачесались руки – хотелось найти, поймать и уничтожить гнид, одновременно пишущих, стоящих на страже и плюющих на Закон.

*        *        *
Стемнело, но городские фонари неплохо освещали центральные улицы, можно достаточно хорошо разглядеть вблизи лицо или фигуру на расстоянии.
Кэтвар брел неторопливым шагом, все еще под впечатлением от разговора с Ва-лентиной и от недосказанных мыслей. Впервые возникло такое желание – прогуляться по ночному городу и, если можно так выразиться, нарваться на неприятности. Хотя неприят-ности могли быть по-настоящему только у другой стороны, а его одолела непреодолимая охота на криминал и его предотвращение, в крайнем случае возмездие по чести и совести, по воле народа, не по Закону. Злой он был сейчас на Закон, на его бездействие во многих случаях, на неприступность оного ради определенных лиц.
Он свернул на боковую улочку и побрел потихоньку в тишине и одиночестве со своими думами. Никто не попадался навстречу и никто не обгонял его. Даже почему-то машины и то в этот раз не сновали по улице, а фонари, горевшие днем, были выключены. «Россия… все у нас через жопу… даже фонари на дорогах»,- про себя усмехнулся Кэтвар.
Он внезапно оступился и чертыхнулся. Поперек дороги пролегла неглубокая яма – копали недавно, ремонтируя водопровод или канализацию, засыпали землей после и она, естественно, просела. Но это уже ничья вотчина – так и будут месяцами спотыкаться люди, трястись машины. «Мэра бы задницей по этой канаве прокатить – может и наладил бы контроль», - со злостью подумал Кэт. Это, конечно, мелочи, но именно из них склады-ваются большие дела.
Впереди что-то забрезжило тревожной неясностью и он насторожился. Даже из-менилась походка – до того расслабленная, монотонная и неторопливая вдруг стала пру-жинистой, беззвучной, словно звериной. Кэтвар подходил ближе, сливаясь с темнотой улицы и оценивая ситуацию.
К бордюру прижался жигуленок, топорщась сверху устройством для спецсигна-лов и пока «спящими» проблесковыми маячками. Но свет в салоне горел и Кэт без труда разглядел крупные буквы ОВО на багажнике, пятерых стоящих рядом людей, одна из ко-торых была женщиной и, видимо, достаточно молодой. Коротенькая юбчонка подчерки-вала длинные ножки, которые в темноте казались особенно стройными и привлекатель-ными. Четыре угловатых сотрудника, одетые в бронежилеты, но без касок и автоматов, окружили ее с трех сторон.
Кэт не знал начала разговора, но уже достаточно хорошо слышал отрывистую речь ментов и чуть хуже оправдывающийся голос девушки. Надменность и наглость со-трудников поражала своей убежденностью безнаказанности, упованием власти и могуще-ства. А девчонка лепетно оправдывалась, но любой мужик с мозгами понял бы ее ложь, скрытую злость и безысходность. Не впервые проходила она подобную процедуру и мен-ты не мозгами, а опытом понимали обман.
- Свою сотку можешь себе в ….. засунуть, - сплюнул на землю один из ментов.
- Нету у меня больше, нету. Я же только вышла,.. - оправдывалась девчонка.
- Не гони пургу, сука – вываливай все.
- Ну, нету, правда нету, - твердила одно и то же девчонка, проводя руками по одежде без карманов.
Ситуация накалялась, вывернутая наизнанку женская сумочка валялась рядом. Один из сотрудников огляделся, схватил девку за руку, оттаскивая в сторону, бросил сво-ему, видимо водителю:
- Машину во двор загони и свет выруби. Резинки захвати, - показал он рукой на валявшиеся внутренности сумочки, уже обращаясь к другому.
Девчонка покорно поплелась за ментом к углу дома.
- Раздевайся, - зло и коротко бросил мент. - Все снимай – бюсик, трусы.
Он потряс одежду, но ничего не выпало.
- Приседай, - рявкнул мент.
Она, уже хорошо знакомая с подобной ситуацией, присела несколько раз смирен-но, раздвигая ноги в стороны. Все равно все свое сделают, а напрашиваться еще и на мор-добой не хотелось. И так пару раз стукнут напоследок – не больно.
Два сотрудника спустили штаны, одели презервативы, наклоняя девку, пристроились спереди и сзади. Должна отработать, если нет денег. И она старалась усердно, зная, что после второй пары пнут ее берцем в зад легонько и отпустят.
Обе стороны нарушали закон. Ночная бабочка, вдобавок и наркоманка, менты – по существу ментозавры…
Девку и так наказали, правда наказание привычное и более всего ее тревожил во-прос времени, а не морали. Вернее мораль здесь вовсе ни причем, а вот за это время она могла и подзаработать.
С сотрудниками покруче ситуация и Кэт решил не вмешиваться в процесс, но на-казать их обязательно. Он еще раз огляделся и подошел к машине, тихонько открыл зад-нюю дверцу, вынимая автоматы из салона, прикрыл ее аккуратно и растворился в темноте. Лишь бы не заметили пропажу сразу и дали девчонке уйти – потом ищи-свищи.
Парни застегнули ширинки, и, находясь в истоме, не захотели даже пнуть пару раз уличную проститутку и наркоманку. Махнули рукой.
- Вали отсюда.
Она знала по опыту – уходить надо сразу. Могут передумать: в отдел увезти или по морде дать. Схватила одежду, выскочила на дорогу, покидала торопливо в сумочку выпотрошенные вещички под смех парней и растворилась в темноте на другой стороне. Только за вторым домом остановилась, одеваясь и выплескивая наружу накопившуюся злую безысходность одним словом – козлы. Погладила незамеченный в темноте ментами подследник, где снизу притаилась заветная тысченка, сплюнула на землю с особым цыком – козлы и успокоилась. Можно опять на дорогу, добираться до точки, где обычно на ночь паркуются таксисты. А по пути обслужить кого-нибудь, если получится. На «стационаре» бесполезно поздней ночью геру достать, у таксистов всегда есть. Лишь изредка прорывалась в подсознание остывшая с годами мысль о беззащитности и ментовском  беспределе. Сейчас все думы вертелись около одной цели – быстрее достать чеки и уколоться. Потом, в героином зависании, помечтать о хорошем. И явно не о том, как еще недавно менты брали всего лишь сотку без физических замечаний, а сегодня по сотке на брата. И это еще хорошо – лишь бы не били, не возили на берег речки, заставляя купаться в ледяной воде.
Она появилась на дороге за квартал от того места, поджидая машины с опаской и надеждой. Ведь неизвестно – кто подъедет. Снова менты, которые не поверят, что ее толь-ко что «обслужили» такие же, или клиент, а еще хуже группа кавказцев. Сними можно все заработать – и деньги, и мордобой, и перо в бок. Лучше не связываться.
ОВОшники покурили, поболтали с циничной усмешкой.
- А она ничего баба – сосет, как профи.
- Все они профессионалки, гребаные наркоманки, а сосут по-разному. Это от Бога или матери – врожденное.
- Ладно, богоматерь то хоть сюда не приплетайте, - одернул всех старший. – По-ехали.
Они развернулись и подошли к машине, рассаживаясь по местам.
- Ё… , - послышался отборный мат. – А автоматы то где?
- Че… не понял? - Старший повернулся с переднего сиденья внутрь салона.
- Автоматов, блин, нет.
- Как нет?
- А хрен его знает – нет и все, - сотрудник на заднем сиденье развел руками.
- Ты хоть понял, что сказал то? – С угрозой прошипел старший.
- Понял, не понял… Пока мы эту телку драли – спер кто-то из машины. Найду – убью сучку.
- Это п…., - заорал старший матом. – Че теперь будет?..
- Кончу сучку,... – продолжал твердить другой.
- Заткнись… ты уже кончил… в ротик. Она то здесь причем? Спер кто-то другой. Че делать будем? - Задал вопрос старший по существу.
Ничего кроме матов, вздохов и угроз он не услышал в ответ. Долго курил, осоз-навая, что придется сказать начальству о пропаже. Но как, как повернуть это дело с наи-меньшим ущербом для себя? Впервые они попали в такую ситуацию и не знали, что де-лать дальше. Весь экипаж машины охватила злость, ярость и страх одновременно. Их, представителей власти, поимели. Поимели так решительно и ловко, что они не знали кто, на кого выплеснуть свою безудержную злость. Сжимали кулаки до боли, скрипели зу-бами и матерились, зная уже, что придется ответить.
- Так, мужики, - наконец произнес он. – Спер кто-то из местных, кто шастает здесь постоянно или наскоками. И до утра нам его не найти, залег наверняка на дно и по-хохатывает, сука. Найдут его со временем, обязательно найдут, автоматы не иголка. Лич-но удавлю крысу, - старший крепко сжал кулаки. – А пока надо всем говорить одинаково. Патрулировали район, вышли поссать – тогда и сперли оружие. Про девку ни слова, иначе сразу сядем. Понятно?
- Понятно, понятно, - закивали все головами.
- А если спросят – зачем ссать все вместе пошли? – Раздалось с заднего сиденья.
- Блин… умный какой, - яростно заматерился старший. – Захотели и пошли… Придумай че-нибудь другое. – Он помолчал немного. Потом продолжил: - Со службы нас все равно выгонят, но не посадят, если все говорить станем одинаково. Мы этого сучонка и сами бы нашли, но надо несколько дней, а утром смену сдавать… автоматы, которых у нас нет. Сделаем так – после всех допросов, а они будут и будут с пристрастием, собира-емся вместе, отлавливаем местного наркошу и потрошим его. Наверняка скажет, кто здесь ночью шариться мог, а дальше дело техники. Найдем сами оружие – может даже и не вы-гонят, накажут конечно, но не выгонят.
Парни приободрились с последних слов, даже шутить стали, но страх перед бу-дущим наказанием, степень которого они еще точно знать не могли, заполнял их трусли-вые душонки все больше и больше.
«Дебилы, - мысленно обозвал их старший, - не понимают, что все серьезно, очень серьезно. Такие и расколоться враз смогут».
- Так, встали все и вышли из машины, - уже вслух приказал он.
- Зачем? – послышались вопросы.
- Вот дебилы – ссать все пойдем. Спросят – где ссали: вот и покажем на стену.
- А-а-а, - раздалось в ответ.
Пока мочили стену дома, старший рассуждал про себя: сообщить по рации о про-паже или подъехать лично. То и то могло обернуться по-разному. Зачем растрепали в эфире или почему сразу с места не сообщили. Что выбрать? И он принял решение – подъ-ехать, сообщить дежурному, пусть тот поднимает начальника с теплой постельки. Такую информацию до утра держать нельзя.
Кэтвар отошел от машины на квартал, остановился с четырьмя автоматами на плече и то же стал рассуждать. Выкинуть – нельзя. Могут подобрать чужие и использо-вать потом в плохих целях. Значит нужно спрятать на время, выждать немного, пока уля-жется ажиотаж, а потом и сдать оружие ментам анонимно. А пока ждать, выяснить: что за версию задвинут провинившиеся ОВОшники, горе кавалеры местных путан.
Спрятав оружие, он поплелся домой. Более уже не хотелось никаких приключе-ний, да и таких он не ожидал. Предполагалось что-то более серьезное и моральное. На-пример, помочь жертве ограбления, спасти честь девушки… А здесь остался лишь непри-ятный осадок от низости, пошлости и элементарной гадости происшедшего события. До-ма, стараясь не шуметь и не разбудить никого, он тихонько разделся и лег в постель.
А в районном ОВО начинался переполох. Начальник долго не мог понять, как могло произойти по существу невозможное. Если бы произошло нападение – было бы наверняка легче, вернее понятнее. А тут просто проссали четыре автомата, которые выплывут неизвестно где и неизвестно в кого могут пальнуть. Он долго орал, матерился, расспрашивая подчиненных и то же, как и они, прежде всего беспокоился о своей судьбе, прекрасно понимая, что с работы можно вылететь запросто.
Район пропажи осмотрели и прочесали своими силами, но ничего не нашли. Хватали ночных прохожих, нервно расспрашивая о том, что они видели, куда, откуда и почему шли так поздно по улице. Но нужного ответа не получали, злились и понимали, что дальше утаивать ситуацию невозможно.
Начальник, охая и вздыхая, оправдываясь и обещая, доложил о ЧП своему на-чальнику. Тот, переварив ситуацию, уже своему. Так и покатился доклад вверх, разветв-ляясь в стороны по оперативным службам, способным что-то предпринять конкретное и, естественно, в отдел собственной безопасности, который и допрашивал сейчас провинив-шийся экипаж с пристрастием.
Кэтвар тихо вошел в дом, стараясь не разбудить домочадцев, разделся и лег в по-стель. Марина инстинктивно пододвинулась к нему поближе, чувствуя родное тепло сквозь дремоту, обняла одной рукой и погрузилась успокоено в глубокий сон. Ее люби-мый был рядом, а значит можно не переживать сердцем, давая ему работать умеренно и безмятежно.
А Кэт не смог уснуть сразу, лезли в голову разные мысли о сущности бытия, о произошедшем и подобных случаях. Но, заставив себя не думать, поправил одеяло и ус-нул. Хотя где-то внутри сидел маленький и незаметный червячок, бередящий внутренно-сти и мозг, и не находил выхода. Не насытило, не успокоило его и ночное приключение, зачем собственно и прогуливался по ночному городу носитель необычного беспокойства.

*        *        *
Чернова за ужином кушала молча, стараясь не поднимать глаз, особенно на Кэт-вара. Уже месяц, как она устроилась работать на свое старое место, которое не казалось по-прежнему родным и уютным. Многие работники, которых она знала, перешли работать в другие места – кто-то ушел в бизнес, кто-то в другую редакцию, а кто-то вообще уехал из города. Из оставшихся малознакомых лиц некоторые попытались с ней сблизиться, но внутреннее чутье подсказывало, что предлагалась не бескорыстная дружба, а, скорее всего, профессиональный интерес. Интерес к ее прошлому, которое болью отдавалось в сердце при каждом упоминании и не только – поднывало постоянно внутри израненной души. Чувство, что ее пристально разглядывают, чувство некоего экспоната не покидало. И она понимала, что иногда относится к коллегам предвзято. Предвзято с точки зрения своего прошлого. Старалась бороться с этим и замыкалась в себе.
Но сегодня днем случайно увидела человека. Человека, которого по ее понятиям не должна была увидеть еще, по крайней мере, года два. Удивившись, Чернова проследи-ла за ним и убедилась, что он зашел в здание главного управления центрального банка области. Пораспрашивала у охраны и поняла – нет правды на свете. Ни в отношении ее, ни в отношении этого, человеком которого назвать можно было с большой натяжкой. И то только потому, что он биологически принадлежал к этому роду и виду.
Шла обратно и огорченно думала – почему так все происходит на белом свете? Почему она, честный и порядочный человек, провела за больничной решеткой целых пять огромных лет и почему он, который должен сидеть в тюрьме, живет и жирует в свое удовольствие?
Огорчение постепенно перерастало в злость. Нет, не в ярость, а именно в злость, действенную злость, которая заставила забыть про людской, скорее всего журналистский, интерес к своей персоне и перейти к определенным поступкам.
Нахлынувшие воспоминания возмущали и одновременно вызывали стыд за свою наивность и нежелание понять происходящее.
Очень давно, еще во времена студенческой молодости на журфаке, Валентина на-чала писать, как и многие ее коллеги. Как-то раз решила написать и о милиции, ее аван-гарде – региональном управлении по борьбе с организованной преступностью. Долго хо-дила по милицейскому начальству, которое, мягко говоря, относилось к ее братии не очень. Наконец один из них привел ее к старшему оперуполномоченному по особо важ-ным делам, бросил кратко: «Вот тебе журналистка, знакомься, общайся, но в рамках доз-воленного», и ушел, более ничего не сказав.
Чернова осмотрелась – достаточно большой кабинет и всего два стола. В райотде-лах в таких кабинетах по пять – шесть человек сидят. Все-таки чувствовалось элитное управление хотя бы по площади, убогость обстановки присутствовала и здесь.
Опер внимательно и даже демонстративно оглядел ее и, как ей показалось, оста-навливая взгляд на ногах, груди и лице, потом бросил сухо:
- Николай…. Присаживайся.
- Валентина, - ответила Чернова. – А по отчеству?
- Николай, - повторился он, закрывая папки, лежавшие на столе.
- Скажите, Николай, а почему вы так негативно настроены к журналистам?
Ее несколько покоробила манера общения. Эта показухость осмотра, раздевание взглядом… как будто сотрудник изначально старался настроить ее против себя.
- Негативно? – Переспросил он с каким-то сарказмом и вытащил откуда-то снизу литровую банку с водой. Сунул в нее кипятильник и уставился, без зазрения совести, пря-мо ей в глаза.
Чернова удивилась – кипятильник представлял собой обыкновенный эбонитовый цилиндрик с намотанной спиралью. Один конец в воду, другой в розетку. «Сейчас замк-нет», - подумала она и даже отстранилась немного. Но ничего не произошло.
- Конечно негативно. Что я вам плохого сделала? – Попыталась взять разговор в свои руки Валентина.
Опер усмехнулся, на мгновение отвел глаза в сторону, потом ответил:
- Вы – ничего.
Он заметил небольшой испуг журналистки, вызванный применением самодельного кипятильника. И непонятно чему усмехнулся.
Валентину начала бесить эта его краткая сухость и манера общения. Попыталась найти нужные слова, но сразу не получилось и она то же уставилась ему прямо в лицо. Потом произнесла с вызовом:
- Но я же чувствую…
- Кому нужны ваши чувства? - Мгновенно перебил ее опер. – Читателям? Так им чувства не нужны. Слова? Может быть… но вы их словами и дурачите. Приходите сюда – слышите одно, а пишите другое. Разве вам правда нужна? Статейка, которая бы выглядела получше, погорячее. А правда в ней или кривда – вам наплевать.
Вода в банке своеобразно забулькала, забурлила и Николай вытащил кипятиль-ник, насыпал заварки и закрыл листом бумаги, придавив сверху обычной ложкой, что бы лист не сворачивался от температуры и влажности. Валентина узнала еще одну деталь бы-та оперативников – такие кипятильники называли они бульбуляторами за своеобразные звуки и делали их зэки на зоне.
- Понятно, - произнесла Чернова, - но нельзя судить по паршивым овцам обо всем стаде. Это и нас, и вас касается. Вас же то же частенько незаслуженно обвиняют по по-ступкам отдельных милицейских личностей. И если я напишу что-то стоящее, то вы пер-вый это прочтете, отредактируйте содержание. Публикация после этого.
Опер хмыкнул неопределенно.
- Слыхали мы и такое... Без обид только – ничего личного.
- Да-а, видно сильно вас пресса задела, если всех под одну гребенку чешите.
Николай сразу ничего не ответил. Взял два стакана, налил из банки чай, пододви-нул один Валентине.
- Пейте, - помолчал немного, отхлебывая горячий напиток, - за то вы другого не чешите, - продолжил он. – Система не даст вам написать желаемого, написать правду. Правду, которую скрывают от народа.
- У нас свободная пресса и загнули вы через чур…
- Ничего я не загнул, девочка, - перебил Чернову Николай. – Где вы видели сво-бодную прессу или демократию в России? Не мелите чепухи. Если вы этого не понимаете – какой мне смысл с вами общаться? Одному с системой бороться бесполезно, а значит и печататься будут те статьи, которые выгодны, нужны системе. А не те, которые хотите вы. Да, немного демократии у нас есть – вас никто не посадит, не расстреляет, как в 37-ом. Вас просто уберут с журналистики, с работы выгонят и не возьмут более никуда. Пожалуйста – идите работать продавцом, уборщицей, открывайте свой бизнес, бичуйте, жируйте, делайте, что хотите. У нас де-мок-ра-тия. Так что чем раньше вы снимите свои розовые очки, тем лучше для вас.
- Вас просто обидели, Николай, вот вы и злитесь теперь на общество, на журналистов и, полагаю, на других людей то же.
- Обидели, говорите… Я вам расскажу один случай. В Грозном, в январе 1995-го, в один день вышел из строя почти весь отряд Кемеровского СОБРа – кто-то погиб, кто-то был ранен. Случай неординарный для кемеровчан и в Грозный приехал их журналист. Приехал написать правду о происходящих событиях, написать о своих земляках. То, что он там увидел - потрясло журналиста до глубины души. Смерть всегда вызывает опреде-ленные чувства, но более всего его поразило вранье. Та журналистская ложь, которая вы-плескивалась на народ. Он уехал обратно с чувством яростного возмущения и абсолют-ным желанием написать правду. И был уверен, что напишет все, что народ узнает правду. Где его правда, кто ее прочитал? Ни строчки нигде. О Первой Чечне и сейчас правды не пишут. А вы мне тут пытаетесь за истину голосовать…
- Но, это все слова и рассуждения…
- Рассуждения… слова… Извините – не получится у нас с вами разговора. Слиш-ком молоды вы… Вот, когда щелкнут по носу вас несколько раз, когда откажутся печатать вашу правду, а вы не согласитесь на кривду – вот и приходите тогда: поговорим. А сейчас еще раз извините – зэка одного из СИЗО привезут, так что всего вам доброго.
- А можно я на допросе побуду?
- Нет, простите – тайна следствия.
- Он что – бандит, убийца?
Опер усмехнулся.
- Нет – обыкновенный банкир, вымогатель и взяточник. Как говорили раньше – расхититель социалистической собственности.
Черновой все же удалось узнать позднее некоторые детали по этому уголовному делу и даже побеседовать с самим обвиняемым. Жалкий тип, который признавал свою вину, раскаивался и все списывал на незнание закона и стечение обстоятельств. В искрен-ность таковых Валентина верила слабо, такие, по ее мнению, не раскаивались, а лишь го-ворили об этом, поджидая момент, когда все можно будет вывернуть наизнанку.
Статью про милицию она так и не написала. Потом в руки попал материал, за ко-торый пришлось отсидеть или, правильнее сказать, отлежать пять лет в психушке.
Сейчас она кушала и стыдилась своего поведения с Николаем, не понимала его тогда совсем. Да и не могла понять в то время, как он тогда выразился, еще не стуканная по носу. Сейчас понимала… Не просто понимала – каждой клеточкой все прочувствовала. И свободу, и демократию.
Мысли в голове роились и перемешивались.
- Кэт, я сегодня одного человека случайно встретила, - начала издалека разговор Чернова. – Когда-то беседовала с ним, он тогда в СИЗО сидел. Вину признавал, не отпи-рался и должны были дать ему лет десять или пятнадцать, но вообще не сел. Конечно, время прошло и никто сейчас его делом из прокуратуры заниматься не станет, но ведь можно написать об этом.
- А стоит?
- Стоит, Кэт, стоит. Я просто уверена, что он преступник и что его отмазали. Пока не знаю как, но уверена. Почему он не понес наказание, вернулся на свое прежнее место работы – заместителем начальника ГУ ЦБ?
- Должность слишком высокая, Валентина. Значит начальству было не выгодно, вот и не сел он. В то время лиц такого уровня не только не садили, даже к уголовной от-ветственности не привлекали. Закон же не для всех писан и ты в этом сама убедилась, на собственной шкуре.
Кэтвар пожалел, что напомнил Черновой о злоключениях, но это только подзадо-рило ее.
- Вот именно! Посадят его или не посадят – я не знаю. Но пусть все знают, что он гад и преступник, - убежденно констатировала Валентина.
- И что ты собираешься делать?
- Напишу статью, расскажу правду людям. Но для этого мне его дело нужно по-читать, а сама я его вряд ли смогу добыть. Поможешь, Кэт?
- Постараюсь, ради тебя постараюсь. Верю, что напишешь правду, и что напи-шешь так, что бы самой не досталось. Где-то вместо утверждения – вопрос, где-то рассу-ждения вслух. Народ поймет все, а ты не подсудна. Старый журналистский трюк… Впро-чем, сейчас ты все сама понимаешь.
- Значит все осталось по-прежнему, - тяжело вздохнула Чернова.
- Что по-прежнему?.. Было и есть… Закон – есть закон и он один для всех. Но, что не позволено быку, позволено юпитеру. И, кроме того, сейчас ты стала умной, наученной своим горьким опытом. Такова жизнь, Валентина.
Прошел, пролетел целый месяц. Кэтвар конечно же сразу достал материалы уго-ловного дела, правда не оригиналы, а копии, но и этого было достаточно Черновой. Слава Богу связи имелись, а в России это главное, где все секрет и ничего не тайна. Он не мешал ей заниматься делом, не помогал, не подсказывал. Знал одно – у финиша посоветуется Валентина с ним. А пока наблюдал, как с интересом она просматривала копию уголовного дела, читала обвинительное заключение, которое само по себе составляло целый том.
Чернова еще раз обратилась к Кэтвару с просьбой.
- Кэт, это уголовное дело возбуждала не прокуратура, его возбуждало РУБОП, конкретный сотрудник по имени Николай. Я бы хотела с ним встретиться, но не знаю где он сейчас. Видимо на пенсии уже, да и РУБОПа нет, как подразделения. Единственное управление, как выяснилось, которого боялся преступный мир. Ни КГБ – ФСБ, ни уголовный розыск – боялись и уважали шестой отдел. Так мафия называла РУБОП.
- Хочешь уточнить детали или взять интервью?
Валентина задумалась на минуту.
- Нет, Кэт. Хочу просто пообщаться, поговорить. Может быть даже реабилитиро-ваться в какой-то степени. Я тогда не поняла его, в 95-ом, молодая была, неопытная, мно-гих вещей действительно не разумела. А он видел  дальше и шире. Он и сейчас не старый – в МВД ведь не по возрасту на пенсию уходят – по стажу. Полагаю, что сейчас у нас есть о чем поговорить.
- Хорошо, я постараюсь добыть тебе адресок.
Кэтвара радовала занятость Валентины. Не просто то, что она устроилась на рабо-ту, перешагнула черту своей отрешенности, а то, что сумела найти себя. И сейчас не ду-мала о своих злоключениях, вернее не так часто думала, отключалась от кровоточащих мыслей, с интересом переключаясь на действительность. Раны затянутся постепенно и жизнь потечет своим чередом.

Чернова волновалась очень сильно, прямо сердце выскакивало из груди, хотя на восьмой этаж она поднялась не пешком, а на лифте. Встала на площадке, тупо разгляды-вая металлическую дверь, обшитую сверху шпоном. Долго стояла, не решаясь позвонить, вспоминала последнюю встречу и старалась предугадать, как к ней отнесется Николай. Иногда даже возникали мысли – уйти, но она гнала их от себя, понимая, что это нереши-тельность скептика, что ей в принципе не присуще.
Валентина нажала на кнопку и, не услышав звонка, переключилась на другое. «Может нет дома, может звонок отключен и надо постучать, может не слышно из-за двух дверей»? Но вот послышался шум открываемой дальней двери, потом пожелтел зрачок дверного глазка из-за включенного света в коридоре и почернел – кто-то разглядывал уже ее. Вопроса не последовало – дверь отворилась. Чернова сразу узнала Николая, хотя он и постарел немного. В принципе, морщин немного прибавилось, а вот волосы посеребри-лись. Николай принадлежал к тому типу людей, которые лысеют мало, за то седеют не-плохо. И сразу возникли мысли: «А как же я за пятнадцать лет - постарела? Но он открыл дверь, не спросив кто – значит узнал».
Николай то же разглядывал ее и произнес не сразу:
- Вот так встреча… Вы ко мне? – почему-то спросил Николай, как будто кто-то другой жил в этой квартире.
Чернова просто кивнула головой, слова как-то и где-то застряли, а он отодвинулся в сторону, освобождая проход.
Николай провел Валентину в комнату, показал рукой на кресло.
Присаживайтесь. Чай, кофе, может чего покрепче?
Валентине сразу вспомнился тот бульбулятор, которым он кипятил воду и она улыбнулась.
- Давайте начнем с чая…
- Давайте начнем, - в ответ улыбнулся Николай.
Его позабавило слово «начнем». Включив телевизор, что бы гостья не скучала, он удалился на кухню. Через пару минут вернулся, расставляя на журнальном столике чай-ник, заварник, кружки и печенье с сахаром. Потом еще раз ушел и почти сразу вернулся, но уже с бутылкой мартини и рюмками. Провел рукой над столиком, как бы показывая жестом – выбирай.
- А я все вспоминаю тот ваш кипятильник, бульбулятор кажется, - улыбнулась Чернова, - но, давайте начнем с мартини. Так будет легче.
Волнение у Черновой улеглось после первых фраз и она с удовольствием почув-ствовала, что нет у Николая той прежней отчужденной напряженности, как в первую встречу.
- Да-а, иногда приятно вспоминать старое. Хотя в девяностые годы уже появились нормальные чайники, но мы еще пользовались по старинке проверенным методом. – Он разлил мартини. – Я часто вспоминаю те времена и вы знаете – вспоминаю хорошее. Хороших парней, интересные или смешные, прикольные случаи. – Он поднял рюмку. – Давайте выпьем за встречу. Честно говоря, никак не ожидал вашего появления.
Они выпили и Валентина попросила:
- Расскажите какой-нибудь интересный или смешной случай.
Так сразу – даже и не знаю,.. – он задумался на минутку. – Они как-то сами собой приходят на ум, по ситуации… Но, вот хотя бы этот… Давно это было, не ОБЭП, а ОБХСС тогда называлось подразделение. Подъезжаем мы к одному заводику, там коньяк разливали, таскали, конечно, спиртное работники, а мы, как могли, боролись с этим. Ма-шину ОБХССную, естественно, знали все заинтересованные личности. Вот, едем и видим – мужичок один от проходной с двумя 20-литровыми канистрами топает. Увидел машину, заметался. Куда бежать – не успеет. Поставил канистры, встал рядышком, заку-рил. Мы подъехали, спрашиваем: «Ну, что? Попался с поличным. Бери канистры и в машину». Куда там – такую бурную деятельность проявил, что хоть медаль давай. И что канистры эти злополучные давно здесь стоят, и что шел он нам позвонить, и не его они вовсе, и не притрагивался он к ним никогда, и что в них не знает, естественно. А мы и говорим: «Так отпечатки же твои на канистре остались». «Какие отпечатки? Остались, конечно, - быстро сообразил он, - потому и остались, что вам помогаю – вон сколько свидетелей подтвердят». Тут народ стал собираться, а тип этот действительно канистры схватил и сует их нам в машину. Так и не доказали мы ничего.
- А канистры?
- А что канистры? Оформили, как положено, составили акт на всякий случай и уничтожили коньячное содержимое путем выливания на землю.
- Так на землю и вылили на самом деле? – удивленно переспросила Чернова.
- Зачем же на землю – в желудок вылили.
- В какой желудок? – сначала не поняла, а потом расхохоталась Валентина.
- Вот… имел место такой случай. Кто-то посмеется, кто-то упрекнет злоупотреб-лением, а кто-то вообще никак не отреагирует. Случай один, а интерпретация разная.
Николай снова разлил мартини, давая понять своей последней фразой, что пора переходить к более серьезному разговору.
- Я часто, Николай, вспоминаю нашу тогдашнюю встречу. Особенно последний месяц. Так я и не написала ничего, а вот теперь хочется, - начала переходить к делу Ва-лентина.
- И что же случилось за этот последний месяц?
- То, что было со мной – вы наверняка знаете, - Николай кивнул утвердительно. – Тогда я не написала никакой статьи, естественно ошибалась во многом, например, в вос-приятии действительности. И хотелось бы извиниться…
- Вы же не за этим ко мне пришли,- перебил ее Николай.
- Не за этим, - согласилась Чернова. – Помните, вы возбуждали уголовное дело в отношении некоего Поповича?
- Попович… банкир этот… Конечно, помню, как не помнить.
- Так вот, я выяснила, что он и не осужден вовсе. Почему?
- Почему? – вздохнул Николай. – Да просто потому, что прокуратура, в лице сво-его обвинителя, отказалась в суде от обвинения. Вот и все.
- А вы что?
- А я что? Ничего. Что я могу сделать?
- Разве он не виновен?
- По закону – выходит так.
- А по совести?
- А по совести – это гад, каких мало. Я вообще ошарашен таким результатом. Многоэпизодные железобетонные доказательства… И на тебе – отказ от обвинения. Но зачем вам это? Даже если представить невозможное – вновь вернуться к делу – пятна-дцать лет прошло, все сроки давности истекли и он сейчас действительно не подсуден.
Николай налил мартини и выпил. Чернова поняла, что он переживает. И не пото-му, что большой труд ушел насмарку, а потому, что преступник, настоящий преступник, ушел от наказания. И не просто ушел, а при этом совершил и еще одно – дал взятку, очень большую взятку, которую сейчас невозможно доказать, но в существовании которой со-мнений нет.
- Не знаю, может там и есть какие-то нюансы, позволяющие возобновить дело, не знаю. Но я не об этом. Я так и не написала тогда статью - почему бы не написать сейчас? Пусть узнают об этом все, пусть знают, что живет здесь и дышит, коптит небо этот поддо-нок Попович.
- Вы опять за старое, кто же вам разрешит? – махнул рукой Николай.
- А вот здесь вы не угадали, вернее ошиблись. Я же не собираюсь юридически его обвинять в чем-то. Многие забыли, а многие и не знают, что такой факт имел место. Нет ничего опаснее, чем заронить сомнение в души людей. Я напишу без юридических обви-нений, но напишу так, что каждый будет считать его преступником, ушедшим от наказа-ния. Очень и очень не комфортно станет ему находиться в обществе. Пусть хоть такое на-казание, но он понесет. Он же королем себя тогда чувствовал – оправдали без вины вино-ватого, многие приходили с сочувствием. А с чем сейчас придут – пусть петушком себя почувствует.
- А вы знаете, что на зоне это слово означает?
- Знаю, поэтому и говорю. Пусть, может быть, он и не петух, но пусть ощущения его будут сродни петушиным.
Николай засмеялся.
- Крепко вы его хотите опустить.
- Вот именно – опустить. Не в зоновском смысле, но опустить. Пусть походит, поживет опущенным. – Чернова опрокинула по-мужски рюмку мартини в рот. – Я озна-комилась со всеми материалами уголовного дела, - продолжила она, - Попович давал мно-го показаний, признавая свою вину, писал явки с повинной, рассказывал и при адвокатах, как брал взятки и все это зафиксировано не только протоколами, но и видеозаписью. Как же он сумел отвертеться?
- Как сумел отвертеться? Деньги, большие деньги решили вопрос. В суде он отка-зался от всех своих показаний, заявив, что они добыты под давлением. Умные адвокаты понимали, что если суд, в обычном порядке, все равно вряд ли поверит в то, что показания из Поповича получены с применением давления, значит нужно применить необычный порядок. Слишком много раз он повторял свои показания, слишком много фактов добыто следствием. Вот и отказалась прокуратура от обвинения. А суду пришлось согласиться. Если бы, как обычно после прений сторон, суд удалился принимать реше-ние, то приговор бы был железно обвинительным, а так суд ушел рассматривать отказ прокуратуры от обвинения. Вот и решилось все само собой. Очень умный ход адвокатов, конечно, и цена его, полагаю, не малая. Что ж, свобода того стоит.
Николаю даже показалось, что Чернова поморщилась.
- Вы как будто восхищаетесь, что преступник по существу оправдан, - уколола его Валентина.
- Что оправдан – не восхищаюсь. И что он виновен – сто процентов уверен в этом. А вот действиями адвокатов, даже не знаю какое слово подобрать, горжусь, восхищаюсь… Нет, не то… Короче – хорошо поработали. Прокуратура, ее служба обвинения – вызывает презрение.
Николай вновь налил мартини, они выпили молча, без тоста.
- Вы знаете, Валентина, - разговорился он, - я же остался прежним. И по-прежнему не уважаю журналистов и адвокатов. Вы – исключение, Валентина. Журнали-стов, я уже объяснял, в погоне за сенсацией они не видят живых людей, не чувствуют их боли или неудобства от самих себя, не осознают, что героям статей часто бывает стыдно или обидно, или крайне неуютно от их печатного слова. А зачастую вообще пишут фаль-сификат на основе реальностей. А адвокаты? Вот, к примеру, адвокаты Поповича. Разве они не понимали, что он преступник? Ни капельки не сомневаюсь – прекрасно понимали. Но ведь они юристы и должны стоять на страже закона! А они на чем стоят? Да на баксах они стоят и ни на чем больше. Деньги только одни на уме и все. Совесть и честь – нет таких понятий для адвокатов, есть одно понятие – сколько? Сколько заплатят. Но и здесь есть исключения, а правило – всегда правило. Вот такая моя позиция. Вы не согласны?
- Вы знаете, Николай, с адвокатами мне согласиться легче, - она улыбнулась, - но, пожалуй, сейчас соглашусь и с журналистами.
- Вот видите, а когда-то не соглашались… Можно вопрос? – Чернова утверди-тельно кивнула головой. – Сейчас много говорят о взятках в правоохранительной системе. Как вы считаете, где больше взяток берут – в милиции, прокуратуре, ФСБ или в судах?
Николай хитро прищурился и Чернова подспудно ощутила какой-то подвох в его вопросе.
- Так сразу и не ответишь… Наверное, все-таки в милиции. – Она вопросительно посмотрела на Николая, ожидая пояснений.
- В милиции говорите… А я бы изначально поделил вопрос на количество и качество. Если брать количественный вариант, то схема такова - милиция, прокуратура, суды, ФСБ. А если качественный вариант, то есть по сумме денег, то картина совершенно другая получится. На первое место, конечно, суды выплывут, а за ними прокуратура, потом ФСБэшники приютятся и менты последними окажутся. В виде таких щипачей – берут часто, но по малому. Народ, конечно, больше всего ментов хает, потому что уровень образованности и сознания здесь самый низкий в процентном отношении. Но и здесь однозначно подходить к вопросу нельзя. Ведь именно в милиции во много раз больше уголовных дел, именно в милиции гораздо больше задержаний преступников. У каждого следователя в райотделе милиции – многие десятки уголовных дел, а в прокуратуре несколько штук всего. Нагрузка вообще несопоставимая. Разве этого не знают наверху? Все знают. Следак в ментовке – замотанная личность. В прокуратуре – холеная и вальяжная. В ментовке он пшик получает, а в прокуратуре на несколько порядков больше. Вот конкретные факты и почему так получается, Валентина?
Чернова посмотрела на Николая несколько по-другому. Прошла, испарилась своеобразная сдержанность общения. То ли от выпитой рюмки, то ли от темы разговора и понимания главного. Ей захотелось этого общения, захотелось, что бы оно продолжалось не один день или вечер.
- Понимаете, Николай, - начала издалека Валентина, - одни и те же события люди воспринимают по-разному. И даже с истечением нескольких лет видение вопроса может измениться у одного и того же человека. С приходом опыта и знаний. Не все и не всегда говорят правду – думают одно, говорят другое. Не знаю, может это какой-то политиче-ский трюк, но, например, ходят слухи, что многие молодые американцы сейчас считают, что Россия далеко не главный фигурант, если можно так выразиться, во второй мировой войне. И эту войну с Гитлером выиграли именно они – американцы, а мы, практически, ни причем. Жизненного опыта у меня, конечно же, прибавилось, но и оторвана от общества я была некоторое время. Поэтому, наверное, сейчас все воспринимаю острее. Мне больно видеть, как гибнет наша молодежь, она живет в своем мирке, оторванном от политики, социологии, культурологии. Не ходит на выборы, например, не читает книг. Ее интересуют только деньги… семья, работа. Катиться, как класс, молодежь вниз. Государство не хочет или не может, или не получается пока заняться воспитанием молодых в социально-политическом аспекте. – Чернова помолчала немного, потом продолжила: - Но, не об этом я хотела сейчас поговорить и не о том, кто больше берет в правоохранительной системе. Почему так получилось с Поповичем? Я читала копии материалов уголовного дела. Он на следствии признавал все, признавал в присутствии собственных адвокатов, признавал под видеозапись. А на суде от всего отказался. Почему? Там же есть неоспоримые факты, которые скрыть невозможно. Например, обучение дочери в Англии, за которое заплатил банк, где она никогда не работала и не числилась, а банк, и это доказано, поимел определенные льготы впоследствии. Получение квартиры от другого уже банка, за которую Попович не заплатил ни копейки, и это тоже доказано следствием. Допустим, можно выбросить из дела некоторые эпизоды получения взяток в долларах и иенах, которые он на следствии все признал, но с поличным его не взяли, а заявителю и свидетелям не поверили. Как же так, как это могло случиться?
Николай вздохнул тяжело, вытащил из пачки сигарету, прикурил. Несколько раз глубоко затянулся дымом и только потом ответил.
- Меня этот вопрос и самого мучает. Это я допустил ошибку, будучи уверенным, что он не открутиться.
Опер в отставке замолчал ненадолго, наливая чай, отхлебнул несколько глотков и продолжил:
- Когда Поповичу я предъявил неоспоримые факты, он признал все. И это было еще до ИВС и СИЗО. Потом восемь месяцев следственного изолятора. В этот период со-биралась доказательная база, факты, так сказать, неоспоримые факты, показания свидете-лей. Его допрашивали, допросы записывались на видеопленку, как раз с той целью, что бы он впоследствии не мог отказаться и заявить, что дал показания под каким-либо психологическим давлением. На всех проведенных очных ставках Попович не отрицал ничего. А я вот расслабился, посчитал, как и вы сейчас, что существуют неоспоримые, железобетонные, титановые доказательства. И выпустил его из СИЗО под подписку о невыезде. Это и была моя ошибка. А на суде он отказался от всего, заявив, что из него показания выбили. Банкир, который откатил ему квартиру, вдруг вспомнил, что деньги получил, но не оформил, как положено. Другой банкир заявил, что хотел впоследствии взять дочку на работу. Понимая, что все это зыбко, не доказательно, прокуратура, в лице обвинения, просто от оного отказалась. Она очень хорошо понимала, что проверки таких показаний допустить нельзя – рассыплются враз. А раз нет обвинения, то и дело закрыли. И никаких проверок, а ведь они должны были быть. Если из Поповича выбили показания – то кто и почему не наказан. Почему никто не пострадал за ложные показания, а заявители за ложный донос. Видите, у меня тоже много – почему? Вот… примерно так все и произошло. Мы в России живем, Валентина, где возможно все.
Николай закурил снова, а Чернова сидела молча с опустошенным видом. Ее повидавший виды мозг с трудом переваривал услышанное.
- Видите, Валентина, - вдруг вновь заговорил он, - мы живем в демократическом обществе, где можно говорить о чем угодно. Нас же не накажут за нашу беседу, не 37-ой год. И, кстати, о взятках. За сколько времени и за сколько эпизодов весь штат городских ГАИшников, например, наберет сумму, которую взяли в суде и прокуратуре. Сотни или тысячи раз им придется брать понемногу, а здесь раз – и в дамки. Мы и суммы то не зна-ем, поэтому весь наш разговор предположительный. Если хотите, посидели мы с вами, пофантазировали и стало нам легче, а значит и разговор оправдан.
Николай улыбнулся и, как показалось Валентине, немного заерзал на стуле, ви-димо давая понять, что пора и честь знать.
- Вы испугались? – удивленно и одновременно огорченно спросила журналистка.
- Испугался? Нет. Почему вы так решили?.. Просто доказать мы ничего не смо-жем. А поболтать – поболтали. Да и старое ворошить, может быть, иногда надо, но не все-гда полезно.
Чернова поднялась со стула.
- Извините, Николай, спасибо, что поговорили со мной. Многое узнала, но не ду-мала, что так все закончится. И все равно спасибо.
Уже дома Валентина, неоднократно перебрав в памяти разговор, поняла, почему он так поступил. Наверное, действительно сейчас ничего нельзя изменить, доказать. Все сроки давности вышли. И не хочет опер ворошить старое официально. Поговорить в част-ной беседе – пожалуйста, но не открыто и публично. Он мыслил другими категориями – преступление, преступник, тюрьма. Но есть общественное мнение, где соринка сомнения может вызвать элементарную бурю. Не получит она и бури, но хоть на пенсию его отпра-вить пораньше, вернее уйдет сам и не с почетом в душе. С сомнением и страданием, пусть этот гад сам себя сгложет. А если у таких совесть - возникал подспудно вопрос? Может и нет. Но на фоне современного благополучия – это будет удар. И она ударит его прошлым, не высказывая конкретики, фактов и доказательств.

*        *        *

Кэтвар прикрыл веки. Почему-то внезапно захотелось полежать молча, что бы никто не мешал и подумать, поразмышлять, вспомнить прошлое и, может быть, что-то наметить на будущее. Мысленно пронеслась перед глазами вся осознанная жизнь, лица друзей и недругов. Остались почему-то два – Михась и Чернова. Умница Михась и, хлебнувшая горя, Чернова. Разные люди…
Вспомнилась внезапно сенсация, всколыхнувшая Россию. Политик областного масштаба на пресс-конференции резко сменил тему. Стал рассказывать в подробностях, как использовал служебное положение в целях личного обогащения, как обкрадывал бюджет, налогоплательщиков. С истинным раскаянием выкладывал всю правду-матку о своих махинациях и заверял, что никогда более не станет делать подобного, а будет истым служителем народа и Отечества. Политик вернул украденное народу, области. И его не сняли с должности, он стал популярен и уважаем. Потянулась цепочка и к другим политикам-прихватизаторам…
Кэт улыбнулся. «Нет, масштабнее надо мыслить, шире и глубже»… Мысли были уже далеко, проносились над Москвой, вызывая шквал сенсаций и бурю эмоций. Он представлял лица журналистов, захлебывавшихся от потоков ошеломительной информации. «Да-а-а, потрясет Россию… Но она переварит и успокоится. А как быть с Америкой, Европой? Там принято нашкодившим политикам подавать в отставку»…
Кэтвар встал с дивана. Пора собираться в дорогу – великие дела ждут героя и ве-ликие перемены…