С точки зренья цветка и меня

Надя Коваль
Об изящном эротизме стиха И.Дж.Кураса “С точки зренья шмеля” 
   
   С точки зренья шмеля в середине цветка,
   изогнувшего стебель дугой,
   даже этот, ничем не приметный закат
   зреет каплей нектара тугой.
   И понять невозможно. Один на один
   с неразгаданной формулой дня.
   Удлиняется тень: и моя, и осин,
   и травы, с точки зренья меня.
   Под бумажным плафоном — на ощупь, едва
   где пыльца золотая была —
   то усы шевелятся, то вместе и два
   бутафорских прозрачных крыла.
   Осторожная жажда. Я с нею на вы:
   я не смею, ведь я не прощён.
   Три листа распластались. Лесные стволы
   сплетены ядовитым плющом.
   Что пять пальцев своих я тебя изучил
   и росы твоей след сладковат.
   Пусть на ощупь, как шмель — только хватит ли сил
   сквозь ничем не приметный закат?
   Чтобы восемь часов опозданья витка
   показались мне чем-то иным:
   с точки зренья шмеля в середине цветка;
   с точки зренья меня перед ним?

Как только прочитала заголовок, мне сразу же представился цветок с большими лепестками, а в центре - лохматое, чёрно-жёлтое жужжащее насекомое. Потом припомнилась картина С.Дали «Сон, навеянный полётом пчелы...». Воспоминание o «Полётe шмеля» Римского-Корсакова было кратковременным и сразу же мною отброшенным. Подумалось, что словосочетание «с точки зренья шмеля», подразумевает прежде всего взгляд на какой-то предмет с очень близкого расстояния, а не взгляд с высоты полёта. Первая ассоциaция полностью совпала с двумя начальными строчками стиха, за которыми, в двух последующих, даётся красивый поэтический образ, косвенно подтверждающий основные характеристики шмелей: их принадлежность к семейству пчёл, сбор нектара и способность летать до самого заката, не боясь вечерней прохлады из-за уникальной способности регулировать температуру тела. Но вторая ассоциация, ассоциация заголовка с картиной Дали и изображённым на ней обнажённого тела женщины, нацеленным штыком винтови и лохматыми лапами тигров, в результате превратилась в доминирующую и взяла неоспоримый верх над первой.

Стихотворение «С точки зренья шмеля» пленило меня прежде всего своим изысканным эротизмом, чувственностью и неуловимостью метаморфоз. В начале – обычный и, похоже, ставший тривиальным образ живой природы: собирающее нектар насекомое, копошащееся в цветке. С «точки зренья» насекомого – это ни что иное, как необходимый труд, реализуемый под воздействием инстинкта. С «точки зренья» цветка – это своеобразная отдача или посвящение себя натуральному процессу единения одного живого организма с другим, обусловленное законами природы. «С точки зренья меня» или с моей точки зрения, насекомое и цветок здесь – центральная метафора, отображающая отношения между мужчиной и женщиной, чья близость также является инстинктивной природной закономерностью и необходимостью. Таким образом, внутри данной метафоры, как мне кажется, женщина представляется цветком, а мужчина шмелём. Думаю, что именно для усиления связи между образными парами насекомое - цветок и мужчина - женщина основным «действующим лицом» выбран шмель, а не пчела, несмотря на то, что и пчела, и шмель способны выполнять одно и тоже – собирать нектар.

Первые четыре строки рисуют нам картинку находящегося внутри цветка шмеля. Внутри, а не на цветке, потому что уже наступает вечер, солнце садится, цветок закрывается. В четырёх последующих строках появляется человек. Это именно человек, а не шмель, потому что он наделён способностью думать, стремлением попытаться разгадать «формулу дня», что в данном случае выступает попыткой разгадать неуловимый смыл самой жизни. Человек, как и шмель, в этот вечерний час находится наедине с природой. В третьем четверостишие происходит та самая метаморфоза, которая позволяет мне убедиться в правильности толкования метафоры шмель – мужчина. В нём же происходит едва ощутимое переливание образа из одного в другой. Шмель ли сидит под сложенными вместе лепестками, образующими плафон, либо человек мысленно переносится в комнату, где свет лампы рассеивается через тот же бумажный плафон? Там он наедине со своим желанием и со своей желанной. Начинает таинство с осторожностью, на ощупь, как шмель начинает свои первые движения на цветке. Возможно, это единение после длительной и вынужденной разлуки. Сначала медленное приближение, соединение и проникновение, как проникновение шмеля в центр цветка. Потом переплетение – тесное, как у плюща со стволом дерева. Таинство соединения, существовавшее и повторяющееся, как не прерывающийся сбор нектара, при котором шмель изучил его вкус, а человек - вкус росы женского тела. Но имеено здесь, в последних строках стиха, схожесть рождает несхожесть. Шмель навсегда остаётся равнодушным к цветку, а человек желает возвести своё нахождение перед цветком - женским лоном от привычного акта до необыкновенного ощущения, которое длилось бы дольше, чем восемь часов от неприметного заката до нового восхода.