Впервые за многие годы я свободен: уволился из «органов»! И на дворе лето. И моя «Победа» на старте. Вопрос – куда ехать? Ясное дело – в Крым. Только не на Южный берег. Там уже всё знакомо. Хочется другого Крыма, незнакомого. Решено, едем в Керчь. Говорят, там и спокойнее, и людей поменьше, и море полезное для хронически больного горла, и катакомбы, прославившиеся во время войны, и … знаменитая керченская селёдка. За компанию с нами (я, жена и 7-ми летний сын) напросился Юра Красильщиков. Он - профессиональный водитель и в трудные годы работы в уголовном розыске часто возил меня на прикреплённой к райотделу от автохозяйства машине. Уволившись из милиции и перейдя «на гражданку» - на танковый завод, я и его устроил туда же – персональным водителем к самому секретарю парткома завода Виктору Антоновичу Роденко. Тот как раз искал на эту роль «верного человека», и Юра подошел ему по всем статьям. Самой большой страстью Юры было постоянно возиться с машиной, ремонтировать её, даже когда в этом не было крайней необходимости. В общем, фанат. Для меня, с моими двумя левыми руками и далеко не новой «Победой, он с этой его страстью был незаменимым механиком. При этом, хороший парень, со спокойным, покладистым характером.
Итак, мы в Керчи. Не Ялта, конечно, не Алупка. Далеко не роскошный курорт Небольшой городок, раскинувшийся у подножья горы Митридат. Сняли, как принято у курортников -«дикарей», квартиру. Расположена удобно – и от моря недалеко, и к центру города, пунктам питания близко. Хозяин – хороший, добрый, приветливый мужик, средних лет, рыбак и при этом, главный механик автопредприятия. Последнее обстоятельство особенно впечатлило Юру: надо, мол, использовать его автохозяйство, загнать туда машину, полежать под ней, заглянуть куда надо, проверить, подтянуть и т.д. Его интересовало не столько море и возможность поваляться на пляже, сколько вплотную заняться машиной. И мне покоя не давал с этими планами. В один из вечеров сидим мы втроём с хозяином во дворе, под развесистым деревом, немного выпили, разговор о том, о сём. А Юра – о своём: надо профилактику «Победе» сделать. Анатолий сразу откликнулся, рад помочь. Тем более, говорит, сегодня в ночь заступила хорошая бригада, слесаря – умельцы, что нужно, помогут. Сказано – сделано. Тут же, в двенадцатом часу ночи сели в мою «Победу» и поехали .Куда, зачем, не знаю.
На площадке перед въездом на территорию автохозяйства стояли штук 10 машин – автоцистерны КАМАЗы. Здесь дорога шла на подъём, и они стояли одна за другой, цепочкой, как бы на излёте. Все машины новенькие, окрашены в яркие, светлые тона, огромные колёса подкрашены серебрянкой. Была уже поздняя ночь, но ярко светила луна, и эти красавцы автоцистерны смотрелись очень эффектно, как на параде, хоть на Красную площадь таким строем выезжай.
Я залюбовался этим зрелищем и спросил у Анатолия, что это за строй?
- А это колонна наших КАМАЗов, в 5 утра отправятся в Венгрию. В цистернах классное вино, наш крымский Рислинг. Всё надёжно опечатано. Вот приедет оно в Венгрию, там разольют вино в красивые венгерские бутылки с яркими этикетками на не русском языке. А потом , уже в этих бутылках его снова привезут к нам и станет наше вино иностранным импортом – «дефицитом». Стоить будет дорого. Знатоки в ресторанах будут цокать языками и приговаривать: «Вот это вино! Умеют там делать!»
И закончил наш всегда спокойнейший хозяин Толя свою тираду со злобой и горечью:
- Всю жизнь, во всём мы фраера! Обидно.
И вдруг, как-то моментально преобразившись, заулыбался и, будто что-то себе доказывая, предложил:
- А хочешь, винца хорошего попробовать, пока оно ещё не импортное?
- Так оно ж за рубеж идёт! Запломбировано. Ты же сам сказал – опечатано.
- Ничего, сейчас!...
Не успел я и глазом моргнуть, как Анатолий два пальца в рот и засвистел, нарушив своим разбойничьим свистом ночную, почти пасторальную, крымскую тишину. Тут же, как из –под земли вырос работяга из автохозяйства и застыл в ожидании указаний.
- Неси ведро – Анатолий ему - гостям вина захотелось!
Очень скоро мужичок вернулся с резиновым ведром, сварганенным из камеры колеса большегрузной машины, и с большим разводным ключом.
Всё дальнейшее произошло молниеносно. Видать, процесс был хорошо налажен и отработан. Мужичок подлез под автоцистерну, что-то, где-то крутанул, в ведро полилось вино. Когда наполнилось, струю перекрыл, ликвидировал следы преступления А полнёхонькое ведро понес в гараж, куда медленно и спокойно мы въехали на «Победе». Юру вино не интересовало, он с местным пролетариатом куда-то слинял – получать кайф от общения с моей «Победой». Она для него была любимым существом.
А мы с Толей остались вдвоём у ведра с вином в его кабинете. Налил он вино в гранёные стаканы. Настроенный уже поэтически, держа стакан в вытянутой руке, произнёс:
- Ты посмотри, какое красивое, золотое! И какая польза от него – здоровье! Чистый виноград, солнце, никаких вредных примесей.
Я вдруг вспомнил:
-«Солнце в бокале»!
Анатолий в ответ с обидой:
- Какой тебе бокал? Мы чё, аристократы какие? Мы от гранёного стакана, как от земли, отрываться не можем. Никак! Ну, за всё хорошее!
Выпили. Вино, действительно, был хорошее, прохладное. Я поглядел по сторонам: чем бы закусить? Толя засуетился, стал шарить по своему кабинету …и нашел: две слипшиеся мятные конфетки, леденцы. Всё! И бодро успокоил:
- Такое вино закусывать – только радость портить . Это же нектар, солнце, никаких градусов.
Мы долго и с удовольствием пили с ним этот нектар. На закуску лизнёшь конфетку , ну, и....
…Помню, что, кажется, на 14-ом стакане я спросил у Толика:
- Слушай. я свою норму по многим видам знаю – по водке, самогону, боярышнику на спирту, даже по денатурату. А вот к сухому вину не приучен. Сколько ж ещё можно его выпить?
Толя опять мне про солнце… Но оно, видать, после уж не знаю, какого стакана, для меня закатилось и померкло. Я отключился.
Очнулся часа в 3 ночи. На меня вдруг впервые в жизни напала дикая икота. Её ничем невозможно было остановить, всё тело содрогалось в мучительных судорогах. Состояние было настолько тяжелым, что пришлось вызывать Скорую помощь. Позорно икающий, я предстал на станции Скорой помощи перед немолодым врачом. Он посмотрел на меня с отвращением и брезгливо сказал:
-Ещё один алкоголик – подонок!
Несмотря на своё ужасное физическое состояние, рассудка я не терял. Меня никто никогда не называл алкоголиком. И, взвившись от возмущения, вступился за свою поруганную честь - заорал на врача:
- Да как Вы смеете меня оскорблять?!
И…вдруг перестал икать! А врач смотрит на меня уже с улыбкой:
-А ведь икота у Вас прошла! Вы уж извините, это у меня старый, испытанный приём – сильная обида надёжно снимает икоту.
Господи, как же мне стало легко. Я снова почувствовал своё тело, которое перестало извиваться и содрогаться в конвульсиях. Извинился перед врачом и поблагодарил его.
Но по возвращении в Харьков на месяц попал в больницу с приступом острого холецистита. Вот так. За всё в жизни надо платить. ..
Однако вино после этого случая я не возненавидел, как могло бы быть. Напротив, очень даже полюбил и, считаю, стал что-то понимать в нём…или делать вид, что понимаю. Когда пробую налитое в бокал вино, делаю такие характерные движения языком во рту, смакую, закатываю глаза, согреваю бокал руками, качаю головой. В общем, веду себя, как цивилизованный человек, ценитель этого удивительного напитка. В самом деле, не могу же я уподобиться водителю моего покойного отца Илье Максимовичу Мажану. Когда однажды моя жена налила ему бокал хорошего марочного сухого вина, он молча выпил его. В ожидании восторга от «букета» этого напитка жена вопросительно смотрела на него, мол: «Ну, как, Илья Максимович?» Он глубокомысленно облизал губы, затем решительно вытер их рукавом спецовки и сказал проникновенно:
- Хорошее вино, Лилечка. Я такого никогда не пил. Уксус! Спасибо тебе!
И, обращаясь к моей маме:
- Сотва Львовна -маму звали Софьей- у тебя для меня самогончик найдётся? Выручай!...