Нобелевский лауреат

Юрий Басин
      Под впечатлением от первой части бессмертной дилогии Оксаны Аболиной "Рождение нового мира" http://proza.ru/2011/07/08/1227 у меня родилась небольшая самодельная реминисценция.

         Опережая события, которые возможно будут описаны во второй части дилогии О.А., я приступаю прямо к заседанию Учёного совета НИИ по результатам успешного завершения проекта "Стрела". На повестке дня два вопроса:
          1) присуждение Сергею Алексеевичу Мошкину учёной степени доктора физико-математических наук без защиты диссертации, по значимости проделанной работы;
          2) представление кандидатуры Сергея Алексеевича Мошкина к присуждению Нобелевской премии по физике.
          Учёный секретарь зачитал членам совета подготовленные представления в ВАК и Нобелевский комитет, и предложил голосовать. По первому пункту возражений не было, и все проголосовали единогласно. А по второму пункту возникла дискуссия. Не успел учёный секретарь произнести ритуальное "Прошу голосовать", как из угла послышался скрипучий голос старейшего члена совета Соломона Моисеевича Каценеленбогена:
          - Позвольте, но ведь Мошкин не физик, он математик. Не спорю, его формула гениальна и без неё проекта просто не было бы. Но физическую часть проекта делали физики, и представлять Мошкина на "нобелевку" по физике некорректно по отношению к ним!
         - Соломон Моисеевич, но вы же знаете, что Нобелевской премии по математике не существует, - возразил учёный секретарь.
         - Да, Альфред Нобель не упомянул математику среди пяти отраслей науки, по которым завещал присуждение премии, значит такова была его воля, - ответил скрипучий Каценеленбоген.
         - Говорят, его жена сбежала с каким-то математиком, и Нобель решил наказать всех математиков, - сказал кто-то из молодых членов совета.
         - Глупости! - вскипел Каценеленбоген, перейдя со скрипа на фальцет, - Нобель никогда не был женат! И я против представления Мошкина на "нобелевку"! В конце-концов, есть престижные премии по математике. Вон наш Перельман получил недавно премию Математического института Клэя за доказательство гипотезы Пуанкаре. Есть Филдсовская и Абелевская премии по математике, ничуть не менее престижные, чем Нобелевская. Что нам мешает представить Мошкина на что-то подобное?
         После долгих и бурных прений Учёный совет вынес решение отправлять в ВАК документы на утверждение докторской степени Мошкина, а представление его на Нобелевскую премию задержать, и проработать вопрос о выдвижении на какую-нибудь равноценную премию по математике. 

         Сергей пришёл домой после Учёного совета в плохом настроении. Он был настолько расстроен неудачей с представлением его на "нобелевку", что даже не чувствовал никакой радости при мысли, что он уже фактически доктор наук. Утверждение ВАКом решения Учёного совета - это обычно простая формальность.
         Его мрачные мысли прервал телефонный звонок. Звонил конечно закадычный друг Оська с вопросом - как прошёл Учёный совет. Сергей замогильным голосом ответил, что совет провалил его представление на "нобелевку". Оська сказал: "Погоди, не рассказывай!", и через несколько минут явился с бутылкой "Абсолюта". Соорудили экспресс-закуску, и Сергей рассказал, как проходил Учёный совет. Оська спросил:
           - А что, Нобель как-то категорически запретил в своём завещании награждать математиков или просто их не упомянул?
           - По-моему, в перечислении разделов науки в его завещании математики просто нет. Есть физика, химия, медицина, литература и содействие установлению мира. И это всё.
           - А когда умер Нобель?
           - Оська, что ты задумал?! - спросил обеспокоенный Сергей, глядя в хитрющие оськины глаза.
           - Серёга, да абсолютно ничего! Ну, не хочешь говорить - не надо. Я без тебя всё узнаю. Всё написано в интернете. Ложись-ка ты, поспи. И вообще успокойся. Всё уладится.
           - Оська, не смей соваться в прошлое! Нужна подготовка, без неё опасно, ты сам знаешь. Впрочем, у тебя всё равно таблеток нет. Они теперь в институте все на учёте, не так как было раньше.
          Сергей ошибался, считая что у Оси нет таблеток. Ося был бы не Геллер, если бы не стащил в своё время у Сергея не одну, а ДВЕ таблетки. Сергей, как истинный учёный и выдающийся математик, никогда не знал сколько у него чего, и ужасно путался в простом счёте. 

          Когда Ося нашёл наконец виллу Нобеля в Сан-Ремо, уже наступили сумерки. Всё-таки 10-е декабря, темнеет рано. Двухэтажный дом на холме среди апельсиновых деревев казался нежилым, и только в одном из окон второго этажа виднелся слабый свет. На звон колокола у входной двери никто не вышел. Ося потянул дверь на себя, она легко открылась. В прихожей было темно, и никого не было. Ося поднялся по лестнице на второй этаж. В большой холл выходило несколько дверей, одна из них была приоткрыта. Ося заглянул в неё. Это был кабинет. На большом письменном столе горела неяркая лампа под зелёным абажуром, а в тёмном углу в кресле сидел сгорбившись какой-то человек. Он пошевелился и спросил слабым голосом: "Who is it? Come here please". Ося растерянно сказал: "Простите, я говорю только по-русски".
           - Боже мой, русский! Мне вас сам Бог послал! Пожалуйста дайте мне нитроглицерин, вон там в коробочке на столе. Я не могу встать. Мне сегодня что-то особенно плохо.
          После таблетки нитроглицерина человек оживился и разговорился:
          - А знаете, ведь я ещё в молодости работал над изобретением нитроглицерина, чтобы заменить им порох. Но меня опередил этот итальянец Собреро. Он не придумал ничего лучшего, как сделать нитроглицерин лекарством для сердечных больных вроде меня. И вот я теперь им пользуюсь. Меня всё больше мучит совесть, что оформляя свой патент на динамит, я не упомянул Собреро в заявке. Теперь я богат, а он умер в безвестности и почти в нищете, живя на скудную профессорскую пенсию. Кстати об итальянцах. Все мои слуги итальянцы, такие бестолковые и ленивые! Не понимают никакого языка, кроме итальянского, а я на нём не говорю. Вот звал их, звал перед вашим приходом, и никого не дозвался. Впрочем, я кажется сам их отпустил куда-то на свадьбу. Прошу прощения, с кем имею честь?
           - Меня зовут Иосиф Геллер.
           - Очень приятно, господин Геллер. Меня вы конечно знаете, я Альфред Нобель. Вы мне очень помогли, господин Геллер. Чем я могу вам служить?
          - Господин Нобель, в вашем завещании о фонде поощрения научных исследований вы не упомянули математику. Почему?
          - Разве не упомянул? Вы знаете, я написал несколько вариантов завещания, и возможно в последнем из них просто упустил вписать математику. Не сочтите за труд, откройте правый верхний ящик моего письменного стола и найдите в нём копию завещания по-русски. Да, это она, спасибо.
          Нобель углубился в бумагу, бормоча:
          - Ага, вот:  "... необходимо разделить на пять равных частей, которые предназначаются: одна часть - тому, кто сделает наиболее важное открытие или изобретение в области физики; другая - тому, кто сделает наиболее важное открытие или усовершенствование в области химии; третья - тому, кто сделает наиболее важное открытие в области физиологии или медицины; четвёртая - тому, кто создаст наиболее выдающееся литературное произведение идеалистического направления; пятая - тому, кто внёс наиболее существенный вклад в сплочение наций, уничтожение рабства или снижение численности существующих армий и содействие проведению мирных конгрессов…". Господи, неужели это я писал? Удивительно! Так невнятно и бездарно написано. И что я должен сделать?
           - Впишите "и математики" после "физики".
           - Будьте любезны, дайте карандаш. Вот, вписал. Завтра утром сюда придёт мой секретарь Рагнар Сульман, он внесёт эту поправку в официальный текст завещания. Я сам ему скажу об этом. Хотя мне что-то подсказывает, что я не переживу сегодняшней ночи. Я к этому давно готов. Кстати, господин Геллер, как вы сюда попали? Вы так странно одеты!
           - Простите, господин Нобель, у меня больше нет ни секунды времени. Кончается действие таблетки.
           - Какой таблетки?!
           Но Ося был уже дома, на своём любимом диванчике. Прохладный ветерок из открытого окна приятно остужал похмельную голову. "Что мне такое примерещилось?" - пробормотал Ося, и провалился в сон.

           Около десяти часов утра Сергею позвонил домой Боря Шитиков, учёный секретарь НИИ, молодой свежезащитившийся кандидат наук. Обычно таких назначают на эту должность, пока в них ещё не перегорела соискательская энергия.
          - Ты всё дрыхнешь? На работу не собираешься? А мы тут уже собираем на банкет. Всё-таки в нашей богоспасаемой лавочке не каждый день появляются новые доктора наук и кандидаты на нобелевку!
          Сергей пощупал ужасно болевшую голову, сквозь серую похмельную муть разглядел на столе пустую бутылку из-под "Абсолюта", и вспомнил весь несчастный вчерашний день:
          - Какую нобелевку? Вы же вчера отменили представление!
          - Старик, ты что, уже начал отмечать событие впереди коллектива? Я вчера же отправил все документы и в ВАК, и в Нобелевский комитет!
          - Так ведь математикам нобелевку не дают!
          - Откуда ты это взял?! Нет, ну ты точно с бодуна! А Пуанкаре, а Софья Ковалевская, а Гильберт, а Френкель, а Тьюринг, а Колмогоров, а Ляпунов, а Понтрягин, а ..., - да у меня пальцев нехватит перечислить нобелевских лауреатов по математике. Хочешь зажать банкет? Дудки, не получится!