Действующие лица:
Я,
Она,
Младенец.
Она (входит со свёртком): Ну вот он, в принципе.
Я: Кто?
Она: Наш ребёнок.
Я: А! Интересно.
Младенец: Уа!
Я: Кричит.
Она: (говорит что-то о причине, почему ребёнок кричит).
Я: Да.
Она: Ну как тебе?
Я: Не знаю пока.
Она: Ясно.
Я: А тебе?
Она: Мне нравится.
Я: Ожидания оправдались? От материнства, имею ввиду.
Она: В принципе да.
Я: А я пока не понял. Но я и не ждал ничего, честно говоря.
Она: Если хочешь, могу его развернуть.
Я: Правда, давай поглядим.
Она разворачивает свёрток с сыном
Я: Хороший получился? А то я не сильно разбираюсь в таких маленьких людях.
Она: Хороший. (Называет вес, несколько превышающий средние показатели для здорового ребёнка)
Я: Да. Существо. Тайна жизни, понимаешь.
Младенец: Уа.
Я: Сын. Сын, сын, сын… Не могу понять, как это.
Она: Не торопись.
Я: Сын, сын, сын, сын… Я вот думаю. Может, если почаще повторять, тогда со временем станет понятно, что это такое?
Она: Попробуй.
Я: Сын, сын, сын… Хм… А ведь мне это слово неприятно. Может потому что оно аппроприировано подъездными тётками, толстыми старухами и рыхлыми пожилыми мужчинами с простёртой за помощью рукой?
Она: Ты прав. Что-то есть.
Я: «Сын»… Кухонный жир, рваные колготы, настенные ковры, крики с балкона, кастрюля с варёным мясом… Фу. Боюсь, у меня не хватит сил, чтобы его почистить.
Она: Тогда нужно быстрее придумать ему имя.
Я: Точно! С именем будет полегче. (разглядываю ребёнка). Как думаешь, что за человек будет?
Она: Хороший будет.
Я: Ты сердцем чувствуешь?
Она: Ага.
Я: Понятно… А я вот не знаю, как мы с ним. Я всегда с людьми не очень хорошо сходился. Я, конечно, вежливый, но почти ни с кем не могу долго в общении находиться. Даже если человек хороший.
Она: Не загадывай.
Я: Думаю, вероятность невелика, что мы с ним сойдёмся. Сейчас он, конечно, вообще никакой. Не поймёшь вообще ничего. Почти ноль. И относиться почти не к чему.
Младенец: Уа.
Я: А вдруг вырастет какой-нибудь гопник.
Она: Всё может быть.
Я: Тогда мы вообще не будем понимать друг друга с ним… Может, мне даже придётся из дома уйти.
Она: Я, думаю, всё-таки родство возьмёт своё.
Я: Думаешь?
Она: Может, ты его ещё не меньше моего полюбишь.
Я: Я не против. (разглядываю его пристальнее). Можно потрогать?
Она: Конечно.
Я осторожно трогаю ребёнка.
Я: Ну да. Плоть. Мягка и тёплая. Но всё равно, пока непонятно.
Младенец: Уа.
Я: Формально, это ведь мой сын. А я вот не могу сказать, что мой… Ну как это? Что-то живое, шевелится... И это кто-то мой?
Она: А у меня есть чувство, что часть меня.
Я: …
Она: Погоди. Я понимаю, что высказалась довольно тривиально. Сейчас попробую придумать метафору… Как будто я была большим куском теста, от которого отделили маленький. Но он сразу не отрывается. Ты же помнишь тесто?
Я: Ну да.
Она: Обычно такие «нитки» тянутся. То есть, это даже не чувство принадлежности его ко мне. А чувство отрыва. В этом сладость. В отрывании. И во вкусе теста. Сначала больно, а потом сладко. Сейчас это особенно приятно. Я его могу прикладывать к себе, и мы опять слипаемся. Потом опять разлипаемся.
Я: Это удовольствие мне понятно.
Она: Но со временем, наши тела испекутся. И мы будем, как два батона. Корками тереться друг о друга (смеётся).
Я: Тоже интересно.
Она: Но, послушай…
Я: Да?
Она: Ты в этом участвуешь как-то. Я не могу описать пока.
Я: В этом хлебном деле?
Она: Да.
Я: Может быть, я тмин. Его вроде как не очень видно. А всё равно чувствуется. В аромате, во вкусе.
Она: Может быть.
Я: Тмин. И звучит лучше, чем «отец»… Ну ладно, давай, наверное, заворачивать.
Младенец: Уа.
Она говорит младенцу что-то детское, заворачивает.
Я: Если подытожить. В общем, пока непонятно всё это. Ребёнок и ребёнок. В общем, надо мне ещё понаблюдать. За ним и за собой.
Она: Спешить некуда. Он же будет тут жить с нами. Я его буду кормить, возиться. Молоко, там пелёнки. Если захочешь, подходи в любой момент.
Я: Да, хорошо.
Она: Только надо, чтобы потянуло к нему. Не заставляй себя.
Я: Конечно. Я – только за искренность… Ладно, пойду – почитаю.
Занавес