Сон в зимнюю ночь

Нина Богдан
       Сегодня опять было шесть уроков. Еле ноги волочу... А дома ещё сочинения проверять на тему "Лирика Блока." И что они там понапишут? Не постигаю… Чувствую себя старой, больной обезьяной. А ещё эти тетради... Ну что за жизнь? Работай, работай, работай… Точно по Блоку:
      "И будешь с уродским горбом,за долгой и честной  работой. За долгим и честным трудом."
       Ну это не лирика конечно, и об этом стихотворении в школах мы не упоминаем. У нас каждый труд в почёте!
       Ведь по выслуге я уже с сорока пяти лет на пенсии. Но не хватает преподавателей в школах. А преподавателям не хватает денег, вот и тянем лямку,  как бурлаки на Волге.
       Что они там интересно  понаписали эти детки? Век бы их не читать, этих сочинений. Да и что они могут написать, компьютерные мальчики и девочки. В десятом "Б" только Уфимцева кой-что, может быть, прочла, а остальные - по нулям. Ну, заглянули в инет. Ну, вскользь прочли о Поэте серебряного века, а я корпи - проверяй ерунду всякую. Эх, жизнь моя жестянка. А, ладно. О чем-нибудь повеселее надо подумать. Вот снег например...Ух! Какие хлопья дивные! Как там у Блока:
      "Вновь оснежённые колонны, Елагин мост и два огня"…
Да...самый мой любимый поэт с институтских времён. Умён, утончен, красив. Что и говорить-аристократ... белая косточка, голубая кровь...
      А пройдусь-ко я по Невскому. Да через Аничков! Красота вокруг. Хлопья как ангелы маленькие слетают и кружатся, кружатся. Люблю зиму. Так же как и Блок её любил, кстати. Гуляю... Хорошо! Фонтанка покрыта лёгким хрусталём,  изогнутый мостик таинственно светится в лучах вечерних фонарей, а на той стороне  дивный ресторанчик, и говорят что захаживал туда в начале века, Александр Александрович. И очень захаживал. Ах, как же я любила его в молодости.
       "Незнакомку" прочту и сейчас, разбуди меня  ночью. Разве это стихотворение? Это ведь м у з ы к а! Да какая дивная:

       "И каждый вечер в час назначенный, иль это только снится мне?
        Девичий стан, шелками схваченный, в туманном движется окне."

Какие нежные слова, какая загадочность! Разве так сейчас говорят?
"В туманном движется окне"... А вот и окно того ресторана, где сиживал Александр Александрович, серебряный голос Эпохи. И я прилипла к тому окну.      
        Показалось немного странным, что мужчины были в смокингах и при лорнетках, а женщины в роскошных шляпах, и узких, по локоток, перчатках. Неужели это всё опять модно? Повторяется начало прошлого века. Интересно… Отстала от жизни совсем, старая учителка. И вдруг я почувствовала  лёгкое  прикосновение к плечу и бархатный голос:
      - Добрый вечер мадам! Вы как всегда прекрасны.
Я обернулась, и робко спросила:
      - Вы мне?
Швейцар в старинной ливреи вдохнув носом сладенько повторил:
      - Вам мадам.
И  широко открыл двери ресторана. Я вошла.
Ко мне подбежал молодой человек, и угодливо  спросил:
      - Ваш столик свободен. Вам как всегда: шампанское, кофе и  трюфеля?
Я неуверенно кивнула, и стала подниматься по небольшой лестничке.
У последней ступеньки стояло огромное трюмо. Из мутного зеркального озера, выплывала на меня высокая стройная женщина в огромной  шляпе  и платье "Коко Шанель." Над шляпой  чуть вздрагивали длинные изящные перья. Огромные  зелёные глаза смотрели дерзко. Лицо моё было молодым и картинно красивым.  Тут подбежал лакей, и не переставая кланяться, проводил меня к столику, у окна.
         Очарованная даль окружала меня, ласкала тёплым прибоем и гомоном чаек волновала душу. Рука моя, в узкой перчатке, прикоснулась к бокалу с шампанским. Чуть пригубив, я поняла: это аи. Вкус бодрил, томил, радовал... Тихая и печальная музыка разливалась  по полутёмному залу... За  роялем сидел грациозный юноша и чуть картавя, пел сладким голосом:
        "Это было у моря, где ажурная пена.
         Где встречается редко городской экипаж…
         Королева играла в башне замка Шопена,и  внимая Шопену полюбил её паж."

         И вдруг… сердце моё сжалось от радостного предчувствия, счастье охватило мой разум, и я ощутила тонкий аромат чайной розы… Сию же секунду,  и увидела её в бокале золочённого хрусталя. 
       - От кого?- выдохнув спросила я, заранее зная ответ.
       - Как всегда мадам, от Блока!- ответил лакей.
Щёки  мои покрылись нежною зарёю румянца. Я посмотрела  в сторону противоположного окна, и встретилась с удивительно огромными  глазами Поэта. Слегка наклонила голову, и Поэт проникновенно повторил  мой  жест.
"Какое уставшее лицо у него нынче, - подумалось мне. – И вот так каждый вечер… он присылает мне розу, допивает свой  чёрный кофе. И уходит. Уходит вдаль… В снежную даль".

         Неожиданно он поднялся, и направился к моему столику. Поэт подошёл совсем близко, и пригласил меня танцевать. Трудно скрывая своё волнение, я поднялась и положила  свою руку ему на плечо. Сколько длился этот танец: не помню. Звучала дивная музыка, пел ветер, и вокруг не было никого. Мы вдвоём летали по чарующей равнине счастия.
         Но всему наступает конец, и танец был  завершён. Александр Александрович  проводил меня до столика и усадив в кресло, с поклоном, прикоснулся губами к руке. Я закрыла глаза, и слезинка случайно  выкатилась из под ресниц...Но через долю секунды, ладонь моя была сжата с такой силой, что глаза  вылезли из орбит.
       - Послушайте, послушайте,- вскрикнула я,- что вы делаете? Мне же больно!   

       - Марьванна, Марьванна,- услышала я в ответ,- Вам плохо? Вы чего тут, в снегу сидите?
         Я открыла глаза и увидела Уфимцеву из десятого "б", она с силой молодого бычка, трясла мою руку.
       - Да оставь ты меня, больно же! Чего ты так разволновалась?
Ну присела на скамейку, ну заснула малёк. С вами, оглоедами, в шесть утра каждый день встаю, а мне уже шестьдесят, милая. Помоги подняться.
         Уфимцева взяла меня за две руки:
       - Я на каток здесь всегда хожу. Смотрю женщина сидит, вся в снегу. Глаза закрыты. Возлегает на скамейке. Это в мороз! Подхожу ближе: БА! Да это ж наша Марьванна,- говорила  Уфимцева, поднимая меня еле-еле (весу то во мне  пуда четыре!)
       - Вставайте, вставайте! Я думала вам плохо. Что давление опять? Пойдёмте я вас до метро доведу.
       - Да не надо меня до метро, – отряхивая снег с пальто, чуть зевнула я,- Поищи лучше портфель с вашими сочинениями, где то на скамейке должен быть, я  не вижу без очков!
         Минут десять Уфимцева тщетно осматривала все сугробы на скамейке и рядом. Портфель исчез!
       - Ой, Марьванна! Обворовали вас… А что там ещё было?
Я,скрывая радость, сухо ответила:
       - Ничего больше не было, документы и деньги я всегда во внутреннем кармане держу.
       - Ой, Марьванна, от директора вам влетит!
Я хотела ей сказать: "Плевать мне на твоего директора". Но не сказала конечно. Я же педагог.
       - Иди Уфимцева, иди катайся, а я потихоньку пойду.

         И мы распрощались. Какой там "потихоньку"! Вприпрыжку поскакала от радости. Ведь тридцать сочинений не проверять! Это ж я на два часа раньше  спать лягу. Ай да Блок, ай да молодец!  Недаром я его  со студенческих лет люблю...

2011 год