Самым вкусным ингредиентом завтрака оказались круассаны. Впрочем, все остальное
тоже было съедено с удовольствием. Или я просто проголодалась…
Мы прилетели в Париж вчера поздно вечером и не стали ужинать, решив, что
завтра с утра и начнем нашу французскую жизнь.
Пашка усилено подчевал меня черным кофе, дабы я скорее проснулась от ночных видений,
в плену которых я все еще пребывала.
- Что только на новом месте не присниться, - увещевал он, улыбаясь, - тем более
в Париже.
«Стало быть, сон, - думала я, - но какой реалистичный!»
Возвращаясь после завтрака в свой номер, нас окликнул портье (не тот, что нас
вчера заселял), который на ломаном английском пытался нам дать ключ якобы
от нашего номера.
Мы его уверили, что, уходя на завтрак, ключ не сдавали, он и сейчас лежит в кармане
моего спортивного костюма. Портье сказал, что тоже не помнит, чтобы мы сдавали ключ,
но он почему-то висит у него в ключнице.
Тогда я вытащила наш ключик из кармана и предъявила ему. На что портье
невозмутимо объяснил, что в отеле всего 53 номера и апартаментов под номером 826
по определению быть здесь не может.
Дальше последовало несколько фраз по-французски, которые, видимо, переводились так –
«держите свой ключ от номера 15, странные русские, и не мешайте мне работать».
Мы с Пашкой переглянулись, затем оба наших взгляда упали на мою все еще раскрытую
ладонь, на которой лежал прежний ключ с номером 826.
- Это уже не похоже на сон, - озадаченно вымолвил Пашка.
И воспоминания о пережитом ночью вновь нахлынули на меня, окунув с головой
в какую-то нереально существующую реальность.
В этой гостинице мы с Пашкой оказались одни из всей туристической группы.
Нас выгрузили у порога отеля и поехали развозить остальных.
Портье выглядел вполне обычно, если бы не очень черные глаза. Впрочем, в полумраке
холла может быть, они мне только показались слишком темными.
Он, дружелюбно улыбаясь и положив на стойку перед нами ключ, объяснил как
нам найти наш номер. Мы еще гадали потом, откуда он, по виду типичный француз
пусть и плоховато, но знает русский.
Русская бабушка-эмигрантка в прошлом? Или русская любовница-эмигрантка наших времен?
Ночью я проснулась от яркого света, ударившего в лицо, но глаза открывать не спешила.
«Пашка вряд ли бы включил свет среди ночи, даже если бы ему приспичило встать,-
лениво подумала я,- значит это что-то в гостинице».
Не дав себе додуматься до всяких ужасов, какие могут произойти в отеле ночью, я резко
раскрыла глаза и взгляд мой пришелся прямо на входную дверь, по периметру
которой из щелей бил яркий свет.
Пашку, дрыхнувшего спиной к двери, озарение последней явно не затронуло.
Справедливо рассудив, что надо сначала посмотреть, а потом, если понадобится
будить любимого, я, накинув халат, двинулась к выходу из номера.
…В коридоре царил полумрак, тусклый свет ночников на стенах и мягкая ковровая
дорожка на полу не внушали беспокойство. Все было таким же, каким мы видели,
вселяясь в номер. Не успокоившись в нашем коридоре, я как была в халате и тапках,
решила заглянуть и в другие.
Отель мирно спал, но на первом этаже не обнаружилось никого за стойкой портье, хотя
огромная стеклянная входная дверь была заманчиво приоткрыта.
Любопытство набирало обороты.
«Сейчас только выгляну на улицу и, если пойму, что ничего не происходит, тут же
вернусь в номер» - успокоила я себя.
Странно, но Париж тоже спал. Наверное, было где-то ближе к утру и все загулявшие
уже нашли приют.
Выйдя из отеля я, повернув налево, сделала несколько шагов.
Все-таки где-то звучит музыка, но в общем почти тишина.
«Ничего не понятно, но ладно, - сказала я сама себе и повернув назад, остолбенела.
На противоположной стороне улицы на тумбе висела афиша, с которой мне
улыбалась… я. Завороженная увиденным, я поспешила подойти ближе.
Естественно весь текст был на французском, но в нем мелькнули универсально-понятные
слова «балет» и «Лондон».
- Хоть вы и говорите, что не фотогеничны, на этом фото вы получились очень хорошо, -
услышала я негромкий голос за спиной. Голос и русский с акцентом принадлежали
нашему портье. Я оглянулась.
- С вами все в порядке, мадам? – продолжил он. - …У вас такое лицо… О! Не волнуйтесь,
я не продаю журналистам чужие тайны. Конечно тот мужчина, с которым вы приехали,
не ваш муж Майкл, поэтому вы и поселились в нашем недорогом отеле на окраине
города. Но, не смотря на ваши предстоящие гастроли, я думаю, вы обойдетесь без
обнародования этих пикантных подробностей в качестве пиара.
Портье улыбнулся понимающе, очевидно по своему прочитав мою растерянность на лице.
Указав обеими руками на дверь отеля, он кивнул мне, приглашая вернуться,
все-таки ночь есть ночь.
Совершенно сбитая с толку и лишь понимающая, что неожиданно прикоснулась
к чему-то невероятному и это что-то сейчас закончится, я решила поддержать
разговор:
- Так вы уже читали о моих гастролях?
- Разумеется! Билеты в Гранд-опера давно раскуплены.
Я начала потихоньку приходить в себя.
«Ну, конечно! Меня спутали с какой-то жутко похожей на меня примой. Как там ее…?»
Я оглянулась на тумбу. Имя у примы оказалось мое и писалось лаконично «Ira», а вот
фамилия была не русская. «…Видимо досталась от того самого мужа Майкла».
И вдруг словно «кто-то дернул меня за язык» и я спросила:
- А пресса-то что про меня пишет… сейчас?
- Все еще обсуждают вашу размолвку с мужем, - портье демонстративно двинулся в
сторону отеля. – У меня на стойке лежит журнал. …Ведь вы кажется хотели с ним
развестись, а пресса все еще гадает из-за кого именно.
Он остановился, посмотрел мне прямо в глаза и снова понимающе улыбнулся.
«На Пашку намекает»,- сообразила я.
Журнальчик я решила полистать там же за стойкой, старательно играя роль
скучающей примы в стадии бессонницы. Трудно сказать, что меня тогда подвигло
на эту авантюру – подыграть обознавшемуся портье.
Статья была небольшой, переполненной догадками о якобы намечающемся разводе,
инициированном мной и в общем выглядела профессионально состряпанной в стиле
«есть о чем посудачить».
Вот только вскользь упомянутые в ней некоторые факты из МОЕЙ биографии
заставили меня замереть, кажется, почти не дыша.
Это уже совсем не было похоже на глупое совпадение, и совершенно точно выходило,
что и в статье и на афише говорилось именно обо мне.
…Я давно закончила читать, но все еще смотрела в журнал, уставившись на одно
слово – Симферополь.
- Хотите красного вина? – тоном заговорщика спросил портье.
Я кивнула, продолжая изучать другие родные мне слова и даты, попутно отметая
жалкие попытки разума найти хоть какое-то приемлемое объяснение происходящему.
Вино было сладким (я люблю такие) и казалось очень густым из-за обилия
приятных вкусовых ощущений. Выпивая последний глоток, я почувствовала, что
окружающий мир как бы слегка вздрогнул и заискрился. Лицо портье, стоявшего
передо мной, начало медленно расплываться и тонуть в остальном искрящемся
пространстве.
- Мусик, пора вставать. Очень хочется завтракать.
Пашка пытался меня разбудить поцелуем, пахнувшим мятной зубной пастой.
- М-м-м, - простонала я, пытаясь вспомнить, как это мне удалось после выпитого
странного вина без потерь добраться до номера и лечь.
- Ну, «Мууууусик! Ты не жалеешь своего маленького мУУУжика!»* – канючил Пашка
фразой из одного известного гайдаевского фильма.
- «Пошел вон, обжора»*, - машинально ответила ему я цитатой оттуда же.
Однако желание поделиться ночными впечатлениями было сильнее муторной утренней
вялости. Поэтому я быстро встала и под шум воды в ванной в процессе умывания я
поведала обо всем, что случилось со мной ночью.
Пашка выслушал меня очень внимательно (ему нравилось мое чудаковатое воображение),
но в итоге был непреклонен – все эти приключения мне приснились.
И вот теперь, держа в руке наш вчерашний ключ, Пашка серьезно задумался над
произошедшим:
- Лучше б ты сразу же меня разбудила.
- Сама не знаю, почему я так в одиночку пошла исследовать ночью незнакомые места.
- Наверное, я в ту твою реальность никак не вписывался, - пытался пошутить Пашка
с нотками ревности в голосе.
- В конце концов здесь и сейчас я с тобой, и мы в Париже. У нас романтическая неделя, -
напомнила я Пашке. – А все остальное… вдруг сегодня ночью опять случится?!
- Вряд ли, - голос Пашки уже повеселел, - наш странный номер 826 превратился
в обычный 15й. А прежний ключ от него, пожалуй, можно и выбросить.
- Нет уж! Это будет на память о Париже… ну и еще о кое чем.
- Ага, о несостоявшемся английском муже Майкле – задорно обнял меня Пашка, широко
улыбаясь.
Хорошо, что мне не пришлось ему объяснять, что ревновать меня к некоему
мифическому персонажу как минимум глупо.
- Интересно, - озадачилась я, когда мы подошли к номеру, - а ключик 826 откроет
нашу дверцу?
Ключик не открыл.
- Странно, дверь ведь та же самая! – не унималась я.
- А может, ночью была другая, но очень похожая. …Не думай, нас на экскурсию ждут.
Но не думать об этом я уже не могла. Пашке легко говорить, он все это не пережил.
Конечно, я не вспоминала о загадочной ночи слишком часто. Только вечерами, когда
поужинав, мы сидели в каком-нибудь ресторанчике с бокалами вина мысли
возвращали меня к недавно прочитанной и не состоявшейся в реальности моей
биографии.
Хотя вот теперь я уже и сомневалась в том, что можно назвать настоящей реальностью.
- Какая разница что? – сытый Пашка это явление немного философское. – Для тебя
реальность то, где ты сейчас живешь.
- Но ведь она тоже живет! И подумать только, если бы родители не передумали
забирать меня тогда из балетной студии, может, я бы так втянулась, что пошла
бы по этой стезе.
- Так ты же и пошла. Только в другой реальности.
- Подожди, у меня голова кружится… Получается, что я когда-то родилась, росла себе,
а потом когда наступало время совершать некие судьбоносные поступки, я выбирала,
грубо говоря, не то, что надо?
- Почему же «не то, что надо»? Ты выбрала, что считала лучшим, или какие-то
обстоятельства подтолкнули других выбрать за тебя (например, в случае с родителями)
и ты просто отклонилась от своего прямого пути. Пошла своей дорогой, может даже
и не предназначенной для тебя.
Перед глазами предстало подобие разветвленного дерева: ствол – это некая прямая
жизненная дорога, по которой мне предстояло идти к своему успеху, счастью и полной
реализации талантов и возможностей. А вот с какого-то момента я могла выбрать
и пойти по «ветке» налево или направо. Опять же идя по этим «веткам» я могла
отклониться еще на какие-то варианты жизненных путей. Вероятно, что слишком
далеко отклониться мне бы не дали, и свобода выбора все-таки ограничивается
некими не заметными рамками в виде «случайных» обстоятельств наталкивающих
на определенные действия. И даже возможно сейчас я где-то совсем недалеко от «ствола»,
но перепрыгнуть на него уже не могу. А еще…
- А еще… на жизненное дерево вдруг подул «ветер» и твоя «ветка» на какое-то мгновение
слилась с другой «веткой», так сказать, пробила заграждение и вписалась куда нельзя.
- Может и так, но это не объясняет, откуда ТАМ, куда неожиданно вписалась моя
«ветка» оказалась тоже я, пусть и с другой судьбой.
- Да это же ты и есть! Просто живешь одновременно в нескольких жизнях. Проживаешь
по полной все свои варианты.
- Ага, еще скажи, отрабатываю карму на всех «ветках» за самонадеянное отклонение
от «ствола», - почему-то все связанное с кармической философией меня раздражает.
- Нет. Мы просто живем.…Между прочим, еще не факт, что это была лучшая «ветка» для
тебя. А ты говоришь – родители забрали из студии. На каждом пути есть свои плюсы и
минусы. Помнишь как в сказке? Направо пойдешь – коня потеряешь, налево пойдешь – еще
что-нибудь случится. Только там, по-моему, про то, что приобретешь не говорилось,
исключительно минусы были указаны.
- Понимаю, что ты хочешь сказать. Вроде как ночью я увидела один из плюсов, а про
отрицательную сторону «ветки» просто не успела узнать.
- Да-да. А уже загорелась другой реальностью. Вот если бы я…, да если бы не родители…
- Может и не в родителях даже дело, - задумалась я, глядя в окно. – Вспоминается столько
разных случаев из жизни, когда просишь судьбу о том, чтобы произошло это, или не дай Бог
не случилось того. И, наверное, исполнение все этого тоже тебя разворачивает в другую
строну, на ту тропу, где есть или нет того, о чем просишь.
- Так вот и петляем по «веткам», удивляясь, почему сбылось то, но не сбывается это.
А ведь все
как в сказке: повернул направо, желание то исполнилось, а коня потерял.
- Выбор это вечная проблема. И то, что кажется правильным сейчас, не обязательно
выльется для тебя в хорошую ситуацию в будущем.
- Ну, или наоборот. Любой даже опрометчивый шаг, что называется «на эмоциях», который
может вначале показаться крушением всех надежд, может вывести тебя на тропинку,
ведущую к счастью или к чему-нибудь близкому по значению.
- Поэтому мы частенько вспоминаем о том, что не сбылось; мечтаем о том,
что еще может осуществиться; видим странные сны о себе и «другой» жизни;
даже чувствуем себя иногда в ином мире и в совершенно не свойственном нам качестве;
с удивлением обнаруживаем в себе новые нераскрытые таланты, иногда не понимая,
почему мы так неистово стремимся к неким, как нам кажется, призрачным целям… и
продолжаем жить так, как получается.
- Это надо запить, - подвел итог Пашка, подзывая официанта, чтоб заказать еще вина.
Романтическая неделя пролетела быстро. Еще интенсивней растворилось во времени
последнее утро: сразу после завтрака нас у отеля уже поджидал микроавтобус
с навязчивой целью проводить до аэропорта.
…Самолет набирал высоту, оторвавшись от взлетной полосы, Париж все стремительней
оставался далеко внизу, прячась за облаками, а я все еще думала о том, что возможно
где-то на моей прямом и в лучшем виде предназначенном мне пути живет
еще один потрясающий в своем великолепии вариант меня.
Пашка улыбался, читая смешную книжку. И я, подавшись на его уговоры, решила
послушать разной французской музыки, накупленной им на этой неделе.
После нескольких симпатичных сольников аккордеона, хорошо отвлекающих
от философских мыслей и настраивающих на оптимистическую волну,
вдруг зазвучала Эдит Пиаф со своей вечной жизнеутверждающей фразой:
«Нет, я не о чем не жалею!»
* х/ф «12 стульев»