Поездка. Урсул Епишкин

Литклуб Листок
                Непридуманная история


Было это еще в советские времена, когда автобусы всегда были полными, а билеты в кассах быстро заканчивались.

В общем, оказался я в автобусе ПАЗ, полном народа. А дело было зимой, перед самым Новым годом, и ехал автобус в Усть-Коксу. В последний момент перед отъездом толпа подвыпивших мужиков буквально занесла в автобус пьяного, который был нехилого телосложения и, при всем своем почти бесчувственном состоянии, крепко держал за ручку алюминиевую флягу. Эту флягу у него отобрали и поставили в задней части салона. Но пассажиру так и не нашлось сидячего места. Наконец, усадили бедолагу на его же флягу.

Когда автобус тронулся в предновогоднюю дорогу, каждый из нас думал, наверное, как бы поскорей доехать до теплого дома, семьи, до праздничного стола. Оглядев краем глаза еще раз своих попутчиков, я ненадолго задремал. Но проснулся от жуткого пьяного пения, раздававшегося на весь автобус. Неоднократно повторялась одна и та же строчка припева известной песни в местной обработке: “А я лягу-прилягу, головою на флягу!” Затем стали декламироваться не совсем пристойные анекдоты, сопровождаемые жестикуляцией больших и крепких рук.

Меня особенно удивила необычная подвижность пьяного певца. Оказалось, что он сидел на фляге, которая лежала на боку и каталась при движении автобуса. Так что он, удерживая равновесие, одной рукой держался за вертикальные поручни автобуса, другой держал флягу. Это напоминало фрагмент ковбойского боевика, где рейнджер сидел верхом на механическом быке, а тот бился в бешеной беспомощной ярости. С какой-то медвежьей неловкостью мужик пытался устроить удобнее то свои огромные ноги, то неразлучную флягу. Понимая, что при этом мешает другим, он, в качестве извинений, сыпал матом в адрес кого-то третьего.

Мужчины молчали, не зная, смеяться этому или нет, краем глаза поглядывая на пьяного. Женщины принялись взывать к его совести. Все возненавидели этого пьяницу, и мне он тоже казался исчадием Ада.

Обстановка накалялась, а температура в автобусе стала падать до критической отметки. Оказалось, печка в автобусе не работала, а декабрьский мороз пытался покрыть нас таким же инеем, что и деревья, и все окружающее, проносившееся в окнах мимо нас.

Я сказал рядом сидевшему, что, наверно, я бы тоже выпил шампанского или еще чего-нибудь, чтобы согреться: в конце концов, пьяному море по колено, а мороз вообще нипочем.

Водитель остановил автобус в селе Шебалино, чтобы мы могли перекусить в столовой. Мой сосед по автобусу быстренько сбегал в магазин, купил “красненького”. Оказалось, то же самое сделали и другие. За время обеда все уже были достаточно знакомы друг с другом.

Когда автобус тронулся, пассажиры были не только сытыми, но и веселыми. Одна группа пассажиров, где были женщины, стали поглядывать на другую группу, где, в основном, сидели мужчины. Некоторые стали доставать из своих сумок соленые огурцы, кто-то открыл термос, кто-то уже угощал детей мороженым. Дети, несмотря на холод, от мороженого не отказались.

Окна автобуса запотели и покрылись новогодними узорами. Уже не было видно, что там, снаружи, творится. А нам уже было гораздо интересней происходящее внутри автобуса.

Откуда-то появилось шампанское, граненые стаканы. Были сказаны тосты за Новый год, и так далее. Все запели.

Тут только вспомнили про нашего певца. Он спал, как младенец, я бы даже сказал - как ангел, только немного большего размера, - обняв свою флягу.

И я так почему-то был благодарен этому, теперь уже симпатичному и добродушному, человеку, который связал нас, людей, по сути разных, волей судьбы какие-то несколько часов вынужденных находиться рядом, плечом друг к другу. И все, как и я, оборачивались и улыбались ему.

Некоторые уже переступали через спящего, чтобы передать налитое впереди сидящим. Замерзшие пассажиры оттаяли, автобус загудел, как проснувшийся рой.

Единственным, кто не мог разделить наше веселье, был водитель, который в сердцах ткнул на кнопку радиомагнитофона, и оттуда полилось : “А я лягу-прилягу...” И в салоне становилось все теплее и теплее. Автобус понесся легко-легко из зимы в лето, о котором пелось в этой замечательной песне.