АВТОРЫ – РЕМЕСЛЕННИКИ –ТВОРЦЫ –ГЕНИИ. Творческая комедия.
Девять небес для писателей.
Выбирай свое небо и оставайся там навсегда.
Луна скрылась за мраморными тучами. В лесу было темно и страшно.
И вдруг ко мне подошел прекрасный, высокий, стройный юноша.
-Вергилий, - просто произнес он
-Кто?
-Просто Вергилий. Сегодня исполняются заветные желания.
- Но я не хочу шагать по кругам ада и видеть чужие муки. Все-таки близится Купальская ночь.
- А тебе этого и не дано, склад души не тот, и все-таки я приглашаю на свидание, - улыбнулся великолепный спутник.
- Это будет ночь страсти? – ядовито спросил кот, вынырнувший из Ракитова куста и присоединившийся к нам…
- Еще какой творческой страсти… Но не то, о чем ты подумал усатый -полосатый…Снова неудачно пошутил.
- Тогда я присоединяюсь.
Спорить с Бегемотом не стал даже Вергилий.
И мы отправились с Вергилием и котом Бегемотом туда, на небеса, где обитают среди прочих творцов и писатели – ремесленники, творцы, гении.
- Вверх по лестнице ведущей вниз или все-таки вверх?
- Забудь слово графоман, его придумали безголовые, злые на весь мир писаки, которые не могут простить того, что товарищ оказался хоть чуть-чуть талантливее и плодовитее. Они готовы оправдать свою бесплодность и свои муки, вешая на того, кто может больше это клеймо. Иногда это помогает выбить из строя доверчивого простачка, и вот тогда они прут вперед …
Но мы уже приблизились к первому небу, и невольно остановились.
- Что это? Кто здесь? – вырвалось у меня.
- Мертвые писатели, - заявил Вергилий
- Те, о которых я тебе рассказывал, - напомнил кот, - за что бы они ни брались, они ничего не могут оживить, все остается каменным и мертвым в их руках. И как бы они не правили свои творения, те становятся только хуже, еще мертвее, хотя дальше некуда. Бедняги, они напрягались, они старались, их издавали, иногда большими тиражами – ничего не помогло, мертвое невозможно оживить, да и не нужно.
Я взглянула на Вергилия, чтобы он как-то опроверг заявления кота, но он только махнул рукой.
Значит, так это и есть.
Тишина и уныние царили в этом кругу, и я попросила спутников двигаться дальше.
- Не хочешь с ними поговорить? – стал допытываться кот.
- Нет, мне хочется выше и чего-нибудь живого….
- Да уж, все грозы, все ураганы, все ливни достают до этого круга, природа словно бы оживить их хочет, но ничего не получается, мертвое остается мертвым, жалкое это зрелище. И правда, пошли дальше, а то и сами помрем тут и навсегда останемся.
Вергилий странно заволновался, когда мы шагнули на второе небо. Я не смогла бы угадать, если бы и захотела, кто же обитал там.
- Мертвые поэты, - обреченно произнес кот.
- А почему они отдельно?
- Сами отделились. Надеялись, что они смогут больше, крылья расправили, взлетели немного выше, создали свое общество мертвых, но все-таки Вдохновенных и окрыленных. Только получилось еще хуже, представляешь, когда Поэты, да непризнанные, да мертвые, собираются вместе – тихий ужас.
Они бродили где-то, спорили кто и у кого и что украл.
Милая девушка с каштановыми волосами дико ругалась с черной дамой, и уверяла, что это ее стихотворение, она ничего не собиралась отдавать, а та другая то ярилась, то дико хохотала, обвиняя весь мир в том, что они разорвали на куски все ее творения , которые еще миг и ожили бы, но теперь они только лоскутки, из которых не смастерить ничего стоящего.
Девица упала в обморок, вокруг нее собрались другие поэты – она была по крайней мере хороша. Черная Дама побрела куда-то прочь.
- Медуза Горгона, а говорят, Персей ее убил.
Заторопился и Вергилий, ему больше не хотелось оставаться среди мертвых поэтов. Ужасающее это было зрелище, и насколько прекрасны и крылаты живые поэты, настолько ужасны и несносны мертвые.
Но мы отправились дальше, желая узнать, кто же и что же там, на третьем небе и выше.
На третьем небе было живее и прекраснее – здесь расположились писатели, которые были скорее живы, чем мертвы. Оживились и небеса, и мы тоже окрылились на третьем небе. Жизнь, она творит чудеса всегда и везде.
Они приветливо пошли к нам навстречу.
- А вот здесь уже живой дух, - заявил кот.
- Здесь ремесленники, для которых литература – это прилагательное, они пишут свои воспоминания и исповеди, они как могут, отражают этот мир, и наверное, их книги нужны всем нам, только особенной роли они не играют, особой ценности не представляют, хотя читают их больше, чем все остальные, люди страшно любят исповеди и воспоминания, там ведь себя можно сравнить с другими и убедиться, что было лучше, - распалялся кот, ему очень хотелось поговорить, вырвавшись из мертвой зоны.
Странные дамы, отрешенные палачи и жертвы, чиновники и актеры стояли со всех сторон, и оставалось только припомнить кто они такие, и в чем их заслуги перед этим миром, что может быть в их воспоминаниях.
- Дальше будет лучше, - заявил Бегемот и потащил своих спутников на четвертое небо.
Здесь было оживленно – играла музыка, какие-то люди спорили друг с другом.
- Иногда ремесленники становятся Мастерами, - говорил Вергилий, оглядываясь по сторонам, тогда литература и творчество делается для них уже не прилагательным, а существительным… Она живая, она растет и цветет, она существует вместе со своими творцами.
- Это плохо или хорошо, - невольно вырвалось у меня.
- Это данность, вся приличная литература рождена этими творцами, даже некоторые бульварные романы, если они живы, а не мертвы, тоже остаются тут и не стоит снисходительно и пренебрежительно к ним относится. Интересен любой жанр кроме скучного и мертвого.
- Они как раз в самом центре – не высоко и не низко – золотая середина, - изрек кот Бегемот, - ниже уныло – выше тревожно и страшно, а здесь в самый раз будет, для всех хороших литераторов четвертое небо – подарок судьбы.
И мы пробыли там дольше, чем обычно, встречаясь то с Александром Дюма, то с Джейн Остен – они были спокойны и счастливы, как люди получившие от творчества и реальности все, что им хотелось и даже немного больше.
- К ним не могут подняться творцы из трех нижних небес, к ним попадают сразу, когда отправляются на этот свет, - говорил Вергилий, когда мы, наконец, покинули это обширное и такое бескрайнее небо, дышащее покоем, уютом и вдохновением.
Вдохновение обитало именно на четвертом небе, вероятно, оно окончательно ожило и продлило на несколько веков жизнь тем, кто тут в это время обитал.
На пятом небо было довольно пасмурно и тихо, здесь селились те писатели, кто умел не только существовать в литературе. Они могли отражать действительность, преломляя сквозь призму своего таланта, они могли проникать в прошлое, и писать о нем так, словно сами все время жили в разных временах.
- Счастливцы, - говорил Вергилий, - они путешествуют в машине времени, но только в прошлое, а потом достоверно это прошлое рисуют, уверенные, что будущее таится в прошедшем – это особенный дар, им отмечены избранные – это уже не летописцы, а торцы – таланты…
Они неудобны для тех, кого мы встречали прежде, потому что могут больше и видят дальше. А зависть – она во все времена была самым главным оружием авторов, особенно твоего милого четвертого круга, ведь они знают, что еще один шаг, еще немного поработать, и у них будут такие же яркие творения, но такого никогда не получается, им просто этого не дано.
Я с опаской посмотрела в сторону того неба, которое было уже под нами, оказывается и там все не так славно, как могло нам показаться.
Но мы поднимались вверх, а не вниз и перед нами было уже шестое небо.
- Кто же может обитать здесь? - невольно вырвалось у меня.
- Этим надо Откровение – они записывают то, что слышат извне, они могут достичь таких высот и глубин, которые нет на пяти небесах, они не могут из обычных не творить собственных , особенных миров.
Самые интересные книги, самые яркие шедевры написаны ими, они видят и слышат то, что дает нам всем высший разум, а потому они первые из творцов, кого спокойно можно причислить к небожителям.
- Но чем же они отличаются от других? Как их найти?
- Они знают и творят мифы, прекрасно знают вечные, и творят свои собственные сказания - Гете, Шекспир, Данте – вот три их главных патриарха, ну и те, кто пошел и смог пойти по их стопам.
От звучавших из уст Вергилия имен захватывало дух, и трудно было даже представить, кто находится дальше, страшно было пониматься выше.
И все-таки мы пошли, кот Бегемот в последнее время не подавал голоса, мне даже показалось, что Бегемот онемел, и его тревоги невольно передались и мне тоже. Становилось тревожно.
На седьмом небе нас встретили ТВОРЦЫ – те, кто сотворили свои миры и подарили их нам: Сервантес, безымянный автор «Тысячи и одной ночи», профессор из-за которого еще недавно мы все сходили с ума, и конечно загадочный Пруст, творения которого я так еще и не дочитала к тому времени, но понимала, какая это величина – теперь они появились перед нами.
Но спрашивать о чем-то, говорить с ними было немного страшно, и мы двинулись дальше на предпоследнее восьмое небо…
Я уже не представляла, кто там может быть, кот если и представлял, то по-прежнему таил молчание.
- Бессмертные, здесь у нас бессмертные, - говорил Вергилий.
- Но чем они отличаются от обитавших на шестом и седьмом небе.
- По сути своей ничем. Но они обречены все время возвращаться на короткий срок в этот мир, в отличие от всех остальных… Они проживают все свои жизни именно писателями, и в разные эпохи, накопив опыт, создают уникальные шедевры, оставляют их миру и уходят снова – их рукописи горят вечным пламенем и никогда не погаснут…
Остаются они потом в шестом или седьмом кругу в конкретном своем воплощение, но творческая душа снова возвращается в мир. И на самом деле достигает еще большего, и творит совсем иные произведения – здесь только бесплотные души, потому никого не могу показать тебе, - говорил Вергилий.
И на самом деле бесплотные тени, которых проще было назвать привидениями, мелькали то там, то здесь.
.
Перед нами раскинулось девятое небо, там оставались избранные, те, кто избран для творчества навсегда – писательские боги, гении, светила, и те, кто двигали солнце и светила русской литературы (у каждого народа они свои), мы же увидели там, на 9-ом небе Пушкина – Тургенева – Булгакова…
Они венчали девятое небо…
Кот и Вергилий смотрели на меня…
Я же взирала на них и пыталась понять, как устроены небеса, почему все сложилось так….
Но наши светила, наши гении венчали все небеса, и мир казался ослепительно прекрасным.
От яркого света оставалось только зажмуриться, когда же я открыла глаза, то мы были снова в дремучем лесу.
Наверное, через миг мои спутники исчезнут, но хотелось спросить у них еще об одном:
- А графоманы, где графоманы, те, о которых нам все уши прожужжали критиканы и просто злые писаки.
- А нет никаких графоманов, этот вид писателей придумали сами мертвые писатели, чтобы считать всех нулями, но единицами себя, за это они и были наказаны, оказавшись на первом небе, среди себе подобных, им просто не дано подняться выше. Они омертвели от злости, ярости, зависти.
Я заметила, как стали таять кот Бегемот и Вергилий.
На поляне перед дремучим лесом полыхал Купальский костер.
Конечно, только в такую дивную ночь мы могли узнать и понять, как же устроен творческих мир на том свете, конечно, вовсе не так, как нам кажется, и как мы имеем наглость думать.
Ну а на каком небе хочется оказаться, каждый выбирает для себя, главное, чтобы миновать первое –с мертвыми писателями, да и среди мертвых поэтов навсегда оставаться не слишком приятно.
Но в тот момент появился наш рыцарь печального образа и протянул мне цветок, который он на этот раз добыл для меня.
- Ты все видела, можешь загадать желание, и оно обязательно исполнится.
Мы с Фаготом говорили о небесах.
Из ракитового куста выглянул кот Бегемот и подтвердил:
- Точно исполнится, только загадывай быстрее, ночь проходит.
И я загадала желание…
2/
ВЕРНИТЕ ГРАФОМАНОВ НЕМЕДЛЕННО…
И стал рассказывать кот Бегемот еще одну свою историю сказочную, то ли прекрасную, то ли ужасную сразу и не понять.
Впрочем, слушайте и судите сами.
В один прекрасный день или вечер, никто этого точно не знает, в столице нашей распрекрасной появился странный парень в темных очках и с флейтой в руках.
Каких только парней у нас тут не появляется, но этого некоторые ученые граждане по совместительству гениальные писатели, заметили сразу – они ведь не только свои книжки, иногда и чужие читали.
И самый из них гениальный писатель Иван Жуков сразу вцепился в него и потащил в Дом литераторов.
Хотелось Ивану только одного, чтобы загадочный флейтист избавил писателей от крыс, которые одолели тот самый элитный дом, где исключительно гениальные писатели жили и не тужили, и никаких у них других проблем не было, но крысы им сильно мешали.
Откуда там взялись крысы, сказать трудно, но не разбегались грызуны, только плодились и множились, это значило, видно, что не тонул писательский корабль. Долго еще на плаву он продержится.
Но с работой своей флейтист справился быстро и очень успешно, впрочем, как и всегда.
Проснулись писатели, а крыс и в помине не было, словно корова языком слизала – будто никогда их и не было во этом священном дворце творчества и вдохновения.
Обрадовались писатели страшно, только никто из них не собирался расплачиваться с флейтистом.
Одни на других перепирались, а те на Ивана Жукова, мол, он затеял это дело, гонорар получил, вот и пусть рассчитывается, а им и с крысами было неплохо жить. Как-нибудь и так бы обошлось
Иван очень обиделся на своих собратьев, он и без того всегда за них расплачивался, то в ресторане, то за такси, то за девицу, которую вызывал какой-нибудь писатель, а потом вдруг обнаруживал, что денег-то у него не было, и нет.
Но выяснял он это всегда, когда дело было сделано, и надо было платить.
Вот тогда Иван и приходил на помощь.
Но на этот раз и сумма была велика, и обида сильна, Иван отказался платить.
Каково же было его удивление, когда флейтист не обиделся на него даже, посидел на лавочке, на дудочке своей поиграл, да и растаял в воздухе.
- Как хорошо мы от него отделались, и крыс нет, и платить ничего не надо, - говорили друг другу писатели и радовались, что все так закончилось…
Но это только на первый взгляд все хорошо вышло. А на самом деле исчезло большинство писателей из столицы, бесследно пропали то там, то тут.
И все оставшиеся, снова бросились к Ивану Жукову.
- Ты что натворил Иванова, Петрова, Сидорова и еще несколько тысяч найти не можем. Куда они все разом делись.
Тогда и пришлось вспомнить Ивану продолжение мифа о Крысолове. Ведь все повторяется, правда, там он увел детей малых – лишил их будущего, а здесь взрослых писателей, зачем это ему, вроде доброе дело сделал, только что –то в доброту его не сильно верилось. Но пока беспокойства не возникло.
Не в первый раз было Ивану от таких нападок отбиваться, он всегда что-то придумывать успевал, вот и тут на ходу заявил:
- А ничего страшного, исчезли –то графоманы, все приличные писатели : Мастера и Гении на месте, я сам договорился о том с Крысоловом, чтобы он прихватил вместо уплаты с собой графоманов, пусть они за нас расплачиваются, делом займутся, писать свои мертвые книги перестанут.
Не сразу, но поверили Ивану товарищи по перу, а что, если уводят графоманов –то не так все и плохо, им больше места будет и на сайтах, и в ЦДЛ и в Домах отдыха, а главное – в издательствах.
Обрадовались писатели, ведь мало-мальски известные и талантливые и правда остались, а этих и не жалко нисколько.
Только радовались они недолго.
Ну, во-первых, теперь их было очень мало по любым меркам и все на виду, никуда не спрячешься за широкую спину Графомана, сразу к тебе все жалобщики и маньяки обращаются.
Во –вторых, внутри сообщества гениев и талантов пошел разброд и шатание, не на кого было кивать и пальцем показывать, они стали друг друга графоманами обзывать, и самые нежные и ранимые не выдержали этого, и даже заболели от расстройства и скандалов. Один писатель даже помер от такого расстройства.
В третьих, стали поспешно закрываться издательства, а потом и литературные сайты – гении писали медленно, нехотя, и тем просто нечего было делать.
Заглохли они в ожидании, да и разоряться начали одни за другими, особенно сеть пострадала, там то только Графоманы и вдыхали жизнь, а теперь было пусто и все пространство быльем да лопухами поросло.
Но и на этом беды наших мастеров не закончились, теперь их не с графоманами сравнивали, а с классиками, и само собой разумеется, что никакого сравнения они не выдерживали. Это с графоманами хорошо им было соперничать, а тут попробуй…
Никто их книги не покупал, и оставшиеся издательства только классиков иногда и издавали….
Долго бродили Мастера по опустевшему дому творчества, в Переделкинском парке блудили, как неприкаянные, слова сказать не с кем, а поругаться тем более – пустота и печаль, одним словом.
Тогда и бросились они снова к Ивану Жукову, быстро денег собрали, чтобы расплатиться с флейтистом, за ценой уже и не стояли, а твердили только об одном:
- Заплати ему, сколько попросит, только верни нам Иванова, Петрова, Сидорова, иначе исчахнем мы, да и исчезнем без следа. Растворится русская литература, словно ее и не было сроду. Конец света – как пить дать, конец света наступит и он не за горами.
- Да где же я теперь его найду?
- А где хочешь, там и ищи, - Мастера стали звереть, так что испугался за свою жизнь Гений Жуков, да и бросился бежать, с деньгами в пакете…
Как ни странно, никто из бандитов, которых в столице было не меньше, чем графоманов, его не тронул.
Так до Патриарших он и добежал, даже и, не понимая, какой черт его туда понес. Почему именно туда он устремился?
Прибежал он к историческому месту, где когда-то Берлиоз головы, а Бездомный рассудка лишился, а там, как ни в чем не бывало флейтист в темных очках сидит и флейту в руках вертит.
-Ты –то мне и нужен, уж не верил, что найду, - вместо приветствия завопил Гений.
- Старый знакомый, снова крысы завелись, вижу, ты уже и деньги приготовил, это хорошо, так легче будет договориться.
- Какие крысы, ты их хорошо вывел, нет больше крыс, верни нам графоманов, плохо нам без них, пусто, поругаться не с кем, не на кого стрелки перевести, в общем, настоящая беда…. Не выжить нам без них, не продержаться.
- Вон в чем дело, - усмехнулся флейтист, -а я-то думал, что доброе дело бесплатно сделал, от конкуренции вас избавил, пиши – не хочу, издавайся, сколько влезет, никто тебе не мешает, никто на хвост не наступает, в спину не дышит.
- Да где же издателей денег возьмут, чтобы нас издать, если их издавать перестанут, - выпалил Жуков. - Только на то видать и держались, что Донцовых и Поляковых издавали, и нам что-то от того пирога перепадало, а теперь нет ничего - хоть плачь, хоть вой, пожалей ты меня, ведь растерзают братья гении, как пить дать растерзают, если наши плодовитые, писучие графоманы не вернутся назад.
- И правильно сделают, если не вернутся, нечего было сук рубить, на котором сам сидел.
- Согласен, только что нам теперь делать, когда сук уже срубили, ты же не оставишь нас в беде.
- А вот я у них спрошу, захотят ли они к вам вернуться, может никаких денег не хватит, чтобы их назад вернуть, да жизнь наладить, вы ведь снова обзываться, клеймить их, плеваться станете. А им оно надо, когда они среди своих веселы и довольны и забыли о вас давно, живут не тужат.
Обмер гений Жуков.
- Не станем обзываться, мы их беречь будем, пылинки сдувать, никто дурного слова не скажет, уж ты мне поверь.
- Да тебе –то я верю, а как ты за других ручаться можешь.
- Да не дураки же они, настрадались, только и мечтают, когда вернутся наши Ивановы, Петровы, Сидоровы, ты уж не откажи, не дай нам всем помереть.
Долго еще переговоры велись, до самого заката, который показался Гению кровавым, тогда и понял он, что с литературой и с ними со всеми покончено.
А тут флейтист взял и сжалился.
- Ладно, вернутся они, только не забудь, что ты слово дал, как только это нехорошее слово «графоман» прозвучит, так снова одни останетесь, тогда никакие уговоры и сокровища не помогут, последний шанс даю вам, другого не будет.
- Не прозвучит, никогда больше не прозвучит, - голову на отсечение даю.
- Ты головами –то не разбрасывайся, да еще в том месте, где один из вас голову , помнится, потерял, одна она у тебя, другой все равно не будет.
Исчез флейтист, когда Жуков от ужаса глаза закрыл, пакет с деньгами так у него и остался…
Но вернулись в тот же миг все писатели, которые пропали…
Жизнь была вроде бы прежней, только издательства заработали, литературные сайты ожили, сколько там новых творений появилось, даже таланты и гении забыли о кошмаре и потихоньку писать начали. Когда графоманы для них деньжат заработают, то и их издавать начнут.
Ничего не изменилось в этом мире, только странность среди писателей появилась, как кто захочет слово графоман произнести, так язык у него каменеть начинает, вот и смолкает он невольно.
Кому же хочется снова оставаться в пустоте и одиночестве.
Поняли Мастера одну простую истину, которая прежде до них никак не доходила, от спеси или гордыни непомерной, а истина эта очень проста:
- Если графоманы появились, то они кому-нибудь нужны и важны. А если ты этого не понимаешь, то появится флейтист и покажет тебе это на деле, только стоит ли судьбу испытывать. Сначала радоваться, что они пропали, а потом требовать: -Верните графоманов обратно.
Но писатели, как и все остальные легкомысленные граждане, только на своих ошибках учатся, вот и появляется флейтист то здесь, то там.
Говорят, его недавно на Патриарших видели. Наверное, снова кому-то из гениев захотелось, чтобы графоманы исчезли, а они бы одни и остались.
Но сколько нас может кот Бегемот предупреждать, что надо бояться своих желаний, потому что они сбываются…