Нас тринадцать – пятеро мужчин и восемь женщин.
Когда заканчиваются наши странствия в сердцах друг друга, наступает зима. Наша кожа съеживается, как пожухшая листва. Наши волосы теряют глянец и мертвеют, как ветви зимней ивы. Наши веки воспаляет огонь бессонницы, и наступает время отправляться в странствие.
Космы снежного бурана хлещут по лицам, как седые волосы. Мы бредём, тяжело передвигая узловатые ноги.
Нас принимают за паломников.
На новом месте мы наскоро сооружаем шалаш и засыпаем вповалку. Проспав несколько дней, мы просыпаемся юными, ясноглазыми, гладкими. Старая кожа и помертвевшие волосы опадают, как шелуха. Новые шелковые волосы отрастают быстро.
Нам не нужен кров, тёплый очаг и котёл с горячим варевом. Дым костра
может нас выдать.
Пойманную рыбу и дичь мы едим сырую, посыпав специями и солью.
Мы счастливы, потому что мы вместе. Наша общая аура целительна. Пока мы вместе, мы бессмертны. Мы всегда в поисках приключений.
Мы встретились однажды, чтобы больше не расставаться
Это было давно, в жаркий день на рынке рабов.
Тогда мы были никем.
Мы – восемь женщин рабынь, танцевали, потому что нам приказали.
Как танцевать в такую несносную жару? Если бы не ветер, и пару шагов не сделать.
Но морской бриз вдыхает жизнь, треплет волосы и туники, подыгрывает мелодии флейты.
Мы легко ступаем босыми ступнями по нагретому мрамору. Уже третий день длится этот танец на мраморных плитах рынка рабов.
Мушка и Шаха - эльфы, лёгкие, как паутинки Они могут оторваться от поверхности, но не могут взлететь высоко. Рабская жизнь изуродовала их крылья. Сёстры смуглянки. Одной формы, но разной расцветки. Мушка - блондинка синеглазая. У Шахи волосы - как смоль, глаза ярко зелёные.
Лиска – белоруска, Роза Моцарт и я, Фаина Рябина, лицами ангелочки, фигурами вакханки. У Лизки пшеничная грива, серые с темной каймой глаза, длинные рыжие ресницы. Роза Моцарт – белокурое дитя в стиле рококо. У нас с Розой одинаково длинные локоны. Только у меня волосы рыжие, глаза чёрные.
Тоня и Феникс тоже похожи, как сёстры. Обе породистые, как скаковые лошадки, - их длинные ноги оканчиваются копытцами. У них мускулистые спины, тонкие лодыжки и кисти рук.
У Феникс крупные черты лица, как у африканки, струящиеся русые волосы, лоснящаяся гладкая кожа, жёлто-зелёные глаза. Тоня похожа на Алёнушку из сказки – тяжёлые русые косы, глаза цвета бирюзы.
Голубая Луна – двухметровая дылда, исполненная королевской грации. Она настоящая принцесса–индианка - плащ иссиня-чёрных волос, такие же сине-чёрные раскосые глаза, благородные черты лица.
Множество глаз любуется нами. Взгляды мужчин ласкают наши тела, словно умащивая бальзамом.
Но для нас главные зрители - эти пятеро: один музыкант, два солдата-охранника и два пирата, оказавшихся не у дел.
Наш танец прекрасен потому, что мы танцуем для них, глядя им в глаза, видя в них ответное желание
Желание даёт нам силу, гибкость и лёгкость в движениях. Мы кружимся, и, кажется, вот-вот улетим, но танец сопровождает звон цепей. Мы рабыни.
Хозяин не хочет продавать нас порознь. Он продаёт свой танец.
Сначала он купил музыку.
Он купил Дорио, игравшего красивую мелодию.
Очарованный этой мелодией, хозяин придумал танец, собирал нас по разным рынкам, терпеливо учил.
.
Дорио флейтист, композитор и поэт. Он иногда напевает, отбивая ритм на тамбурине. Мы импровизируем. Хозяину это нравится.
Раньше мы все были влюблены только в Дорио. Он стоит любви. Хозяин запретил нам разговаривать. Музыка и танец – диалог с ним. Он похож на Вакха – кудрявый, смуглый, красивый, как Бог. Его глаза цвета карамели полны нежности, поэтому он иногда кажется слабым. Это не так. Когда он танцует с нами, мы чувствуем силу его рук.
Однажды Дорио подрался с чужим рабом за то, что тот непочтительно отозвался о нас.
И мы убедились, что Дорио не только искусный музыкант, но и прекрасный боец.
Два охранника смотрят на нас, как на несправедливо отнятую добычу. Они оба - опытные воины. В мирное время им достались незначительные роли. Они не могут с этим смириться.
Им обоим не больше тридцати.
Мы слышим иногда, о чём они беседуют друг с другом.
Они тренируются и принимают участие в состязаниях.
Они оба в хорошей форме, но уже вышли из возраста чемпионов.
Игорь Зима получил своё прозвище за ледяные глаза, сияющие из под длинных, как у девочки, ресниц. В них красивый рисунок, сложенный из кристалликов льда. У Игоря мужественное загорелое лицо с тяжёлым подбородком, статная фигура, сильные мускулистые ноги.
Андрей Звездочет непохож на солдата, из благородных - разорившийся патриций, белобрысый наци. У него не по-мужски мягкая белая кожа. Он ядовит в своей брезгливой циничности к «низшим расам». Поэтому его так тянет на смуглых, темноволосых девочек.
Два пирата – закадычные друзья, мастера-импровизаторы. Сначала мы думали, что они любовники и актёры комедианты: Милан Рысь - длинный, как каланча, худощавый, жилистый, чернявый, как чёрт, только глазища зелёные горят, даже в темноте. Он гладкий и скользкий, как маслом смазанный, – пролезет в любую щель.
Белый Китай – небольшого роста, выглядит, как китаец, только блондин с тёмно-зелёными глазами. Говорит, что из Германии, тоже гладкий и пронырливый. У него улыбка Будды. Я назвала его про себя дельфином. Он плавает, как дельфин.
Оба - Милан и Китай - аферисты-неудачники.
Когда мысль о побеге пришла в голову Милана, мы все переглянулись
Как мы научились слышать мысли друг друга?
На разбитой пиратской посудине со сломанной мачтой далеко не уплывёшь.
В то последнее утро на рынке рабов мы танцевали обнажённые на расстеленном на мраморе чёрном шелке. Края ткани то вздымались от ветра, покрывая наши тела, то опадали, словно лепестки цветка.
Голубая Луна держала на своих плечах меня, а у меня на плечах стояла Мушка.
«Живая мачта и чёрный парус», - подумал Милан
Дальше всё произошло очень быстро.
Мы словно стали единым существом.
У четырёх из нас было оружие.
За считанные минуты мы все оказались на пиратском корабле.
Голубая Луна, Я и Мушка стали живой мачтой. Чёрный парус - один край чёрного шёлка под тяжёлой ступнёй Глубой Луны, другой край на вершине пирамиды в раскинутых руках Мушки.
Остальные гребли, что есть силы.
Вслед нам летели тучи стрел.
Стоя живой мачтой, мы были мишенью.
Каким- то чудом невредимые.
Но всё-таки одна стела настигла Мушку. Пронзила ей грудь.
Но Мушка мужественно держалась, сжимая в раскинутых руках концы паруса.
Как только мы оказались в безопасности, она упала без чувств.
Мы думали, что она умерла.
Белый Китай припал к её груди:- «она жива!».
Мы отложили наши планы.
Теперь было важно другое.
Даже Милан не знал, что его ближайший друг и партнёр знахарь.
Или Белый Китай вдруг обрёл этот дар, чтобы спасти Мушку.
Он чутьём нашел в незнакомом лесу целебные травы.
Он приказал нам не на минуту не оставлять Мушку.
Пока Мушка была в забытьи он растирал её снадобьем, творил над ней заклинания.
Очнувшись, Мушка искала его взглядам, и Белый Китай жадно ловил этот взгляд.
Мушка быстро поправлялась.
Похоже, стрела, не задела важных органов.
Это был знак.
Мы сохранили стрелу.
Она стала нашим символом.
В тот же день когда Мушка твёрдо стала на ноги мы штурмом взяли храм и заставили служителей обвенчать нас всех вместе. У каждой из нас теперь было пятеро мужей и пять колец на руке, а у каждого из наших мужчин было восемь жён и восемь колец.
После ночи оргии и короткого отдыха мы снова отправились в путь.
Мы решили посвятить свою жизнь освобождению рабов.
Мы нападаем на караваны торговцев рабами.
Это было, как сильный порыв ветра.
Потом под ногами качнулась земля, и раздался странный звук.
Сигнал повторялся снова и снова.
Мы пошли в его направлении.
Земля словно вспенилась вокруг этого сияющего храма.
Храм был сделан из неизвестного металла. Он стоял, как вонзённый в землю меч.
Чёрные, мохнатые твари подбирались к храму, но их раз за разом отбрасывала силовая волна. Эти волны слабели, и чудовища подбирались всё ближе.
Они были сильные, но неуклюжие, как медведи. Их без труда поразили наши стрелы.
На полу храма лежали Боги испалины. Они были прекрасны.
Низвергнутые на землю, Боги умирали. Один из них открыл помутившиеся страданием глаза. Он приподнялся и протянул нам ладонь, над которой висела маленькая светящаяся сфера.
За тяжкие преступления перед разумными существами и духами я осуждён высшим советом быть вечным узником невидимой тюрьмы.
Мои хозяева решают, в кого мне вселяться, кому быть слугой.
Раб не выбирает. Раб не имеет ничего своего.
В цепи моих перевоплощений приходилось вселяться в существа, подобные сосудам, наполненным нечистотами, находиться в них было тяжкой пыткой.
Но, наконец, судьба улыбнулась мне.
Я был отдан в дар людям, связанным между собой узами наречённого братства, супружества, дружбы и любви.
Эти люди – восемь женщин и пятеро мужчин странствуют вместе по свету, оберегая друг друга, разделяя счастье и горе, находки и потери.
Их тела и души - прекрасные храмы, окуренные благовониями, озарённые светом.
Мне предписано вселяться в каждого из них поочерёдно. С тех пор я благословляю день моего заключения.
Да продлится наше странствие вечно!
Иногда мы просыпаемся от крика Мушки. Ей снится то, что мы не можем забыть.
Ей снится коррида.
Побывав однажны на черте между жизнью и смертью она прониклась иным миром.
Эта связь неразрывна. В своих бешенных снах она постоянно возвращается туда увлекая нас за собой
Небо было ярко синим в честь корриды.
Толпа взревела. Губернатор, одетый римским патрицием, объявил начало представления. Солдаты вскинули арбалеты, и на большом табло замелькали цифры – секунды нашей жизни.
Мы – восемь пятнадцатилетних девочек - стоим на арене. Мы - живые мишени арбалетчиков. Наши прозрачные алые туники трепещут на ветру, как лепестки маков. Сейчас на арену выпустят разъяренного быка. Мы должны его убить за считанные минуты.
Мушка истерически рыдает. Шаха в оцепенении. На них надежды никакой.
Лиска–белоруска и Феникс - беспризорницы-шалавы, ничего не боятся. Обе - отмороженные. Обе жертвы группового изнасилования. Лиску брат недоумок дружкам подарил, когда ей ещё девяти не было, а Феникс к ментам в общагу нелёгкая занесла. Блюстители закона влили в неё бутылку водки и проехались на ней всем скопом.
Лиска и Феникс - сильные и мгновенно выполняют приказы, но не способны принимать решения.
Наша главная сила - Голубая Луна.
Наша стратегия, наша надежда – Тоня Бирюза и Роза Моцарт.
Тоня - гений. Постоянно выигрывала на разных олимпиадах для эрудитов. К тому же гимнастка, каратистка.
Роза Моцарт - тоже гений. Реакция молниеносная, как у змеи. С виду - хрупкая фарфоровая куколка. Она железная. Она не чувствует боли. Почти.
Я, Фаина Рябина, – любимая игрушка губернатора. У меня под ногтем острая железная плата. Это серьёзное нарушение. Скрыть что бы то ни было от губернатора невозможно.
«Плутовка», - сказал он ласково, отправляя на смерть.
И вот разъяренный зверь вырвался на арену. Мы – живые красные флажки бросились врассыпную, и только Мушка стоит на месте, скуля от ужаса. Мгновение, - и она, как тряпичная кукла, взлетает в воздух и падает, ударившись о борт арены.
На табло тают секунды жизни.
Тоня бежит впереди быка.
Мы бросились на него с обеих сторон в тот момент, когда он сшиб Тоню с ног. Она не успела подняться. Стрела арбалета вшила её в песок, как бабочку.
Мы навалились, сколько есть силы, и я, быстро выдернув из под ногтя железную плату, полоснула зверя по артерии. Фонтан крови ударил мне в лицо.
В тот момент, когда на табло загудел сигнал « время истекло», я с победным криком подняла над головой вырванное сердце быка.
Толпа снова взревела.
Губернатор довольно улыбался.
Мы оба знали, что это блеф.
Шкуру на шее быка полагалось разгрызть.
Мушка и Тоня медленно возвращались к жизни, с трудом узнавая наши лица.
Мгновение смерти на первом уровне - это долгие годы в лесу хищных деревьев на втором уровне
Мы - девочки подростки. Так захотелось губернатору сейчас. Он превращал нас и в детей и в старух и в зверей.
Мы были русалками, кентаврами, крокодаврами.
Он наш творец.
Наступает новый день, жаркий, нежеланный, беспощадный, как солдат вражеской армии. Прохладная ночь тает. Гаснут звёзды моих надежд. Всё моё тело ноет от боли изнутри и снаружи. Нужно собраться с силами. За стеной ревёт лев, с которым мне сегодня придётся сразиться на арене амфитеатра.
Я всю ночь молилась богам моей страны, богам вражеской страны и богам, придуманным мною.
Моя судьба во властных руках хозяина этого мира. Иногда он называет себя Богом. иногда дьяволом, иногда нисходит до титула Губернатора. Мне он лично знаком как Губернатор.
Он может уменьшать и увеличивать себя и подвластный ему мир. Многие не чувствуют этих изменений. Я чувствую, как мельчаю, как меня начинают донимать незначительные недомогания, как я увязаю в деталях и не вижу горизонта. Когда я увеличиваюсь, все эти проблемы исчезают.
Губернатор - великий волшебник и учёный, но иногда он играет жизнями, как младенец.
Губернатор принял решение уничтожить Белую Империю. Слишком много они о себе возомнили. Император провозгласил себя наместником Бога.
Мы незаметно поднялись на стены города, чтобы открыть ворота. Но проклятье сверкнуло над городом молнией. Белокаменные стены, окружавшие столицу, осыпались песком под ногами. Армию, державшую осаду, отбросило ураганом. Штурм сорвался, и пятеро из нас попало в плен: я, Роза Моцарт, Мушка, Тоня Бирюза и Феникс.
Всё произошло так неожиданно, что я поняла – нам снова раздали роли. Ничего не остаётся, как их принять.
Белокурая Роза покорила красотой императора и сделалась императрицей. Беленькая, похожая на амура, Мушка в своей субтильной подростковой грации тоже зажгла похоть Императора и была оставлена при вознёсшейся к власти подруге, дабы разделять любовные игры.
Тоне и Феникс досталась обречённые, но почётные роли гладиаторов.
Меня же бросили на утеху солдатам.
Каким бесконечным был вчерашний день в предгрозовой духоте и жарком поту солдатских тел. Он затянулся на месяцы. Это Губернатор развлекается, манипулируя временем.
Я замкнулась в себе, отрешившись от происходящего. Сквозь марево моих страданий я вела мысленный диалог с моими пленёнными подругами.
Тоня и Феникс тренировались перед представлением на арене. Им было сложно сосредоточиться.
Роза и Мушка вкушали яства и тонкие вина и предавались любви с Императором под звуки искусной флейты. Я слышала томные комментарии Розы о том, что каждый человек получает подходящую ему роль. Мушка с ней соглашалась.
За эти комментарии им перекрыли связь. Пусть пеняют на себя.
Ночью Игорь пробрался в город, чтобы помочь нам. Но бежать уже не было смысла. Утром оппозиция готовила переворот.
Небо стало совсем белым.
Солдаты вели или, вернее, волокли меня по коридору.
Амфитеатр раскрылся, как зев гигантского червя. Я в центре, в окровавленном, разорванном платье монашки в ожидании льва.
Императору, восседавшему в золочёном кресле, пришла в голову забавная идея. Он обратился к прекрасной императрице и одетой мальчиком юной наложнице:
«Эта подруга еле на ногах держится. Её вчера солдаты весь день мутузили.»
Император приказал подать доспехи и оружие.
«Подари подруге более достойную смерть», - сказал он Мушке.
Я почувствовала, как этот мир стал стремительно увеличиваться. Открылся горизонт. Свежий ветер дунул мне в лицо.
Мушка, одетая в доспехи, с алым плащом за спиной, стоит передо мной на арене. Нежданный поворот судьбы. У меня в руках трезубец. У неё меч. Она неуверенно пытается парировать мои удары.
Хоть я измотанная, истерзанная, грязная и голодная, я больше не чувствую боли, только злость на малодушную подругу. Ей придётся умереть. Это всего лишь мгновение на первом уровне – годы на уровне втором.
Взмахнув алым плащом, как бабочка крыльями, поверженная Мушка упала на песок арены.
На востоке поднялась волна пыли. Голубая Луна, одетая в кольчугу, восседая на белом коне, исполненным королевской грации властным движением указала мечом в направлении города, и железный поток конных рыцарей понёсся в атаку.
На западе тоже неслось к городу пыльное облако – это Лиска с гиканьем летела на приземистом буром коньке во главе войска варваров – сама как истинная варварка – рыжая, лохматая, в блохастых, пыльных мехах.
В этот момент на арене наступила паузы. Из казарм гладиаторов послышался шум и крики – это началось восстание.
Сообразительная Роза кинулась к уставленному яствами столу, схватила нож и вонзила его в грудь императора.
Волна разрушения накатила на город. Словно множество маленьких ножниц резали бумажную конструкцию. Творец вдохновенно рушил своё творение.
Только на арене было пусто. Я стояла в центре одна. Мушка, очнувшись, незаметно уползла и забилась куда-то в щель, как зимняя бабочка.
Сквозь скрежет, звон и крики сражения я слышала рёв льва.
Я открыла клетку. Полудохлый бедняга. Он так же, как и, я изнывал от жажды.
На площади у ратуши бил фонтан.
Я припала к прохладному ключу. Лев лакал окровавленную воду из фонтана.
Весь город лежал перед ним, как груда мяса на блюде..
Раньше нас было тринадцать. Теперь их двенадцать и я одна.
Однажды мы - восемь женщин и пятеро мужчин - заставили священнослужителей под страхом смерти обвенчать нас всех вместе во взятом штурмом храме.
Каждый из наших мужчин стал мужем восьми жёнам. Каждая из наших женщин стала женой пятерым мужьям. Мы поклялись друг другу в вечной любви, братстве, равноправии, не думая о невозможности подобных клятв.
Теперь мы начинаем понимать, что наши сердца не могут вместить больше одной любви.
Андрей Звездочёт казался мне таким желанным. Глядя в его тёмно-синие глаза, я шла к нему, как кролик на удава. Но близость с Андреем не дала мне ничего, кроме боли в теле и тоски на сердце. Предпочитаю смотреть, как он занимается любовью с другими.
Мне нравился узор его мыслей. Но этого мало.
Андрею нравятся темноволосые. Из нас это Голубая Луна, Шаха и я. Голубая Луна огромна, Шаха худенькая, как подросток. Я – оптимальный вариант. Конечно, не в размере и цвете дело. Просто Звездочёт любит быть нежеланным. Его навязчивость раздражает меня всё больше и больше. Шаха обожает его и сходит с ума от ревности.
Белый Китай знается с дьяволом.
В любовных играх с Белым Китаем бесы, оседлав наши тела и души, носились по долинам и по взгорьям, вытрясая из нас последние силы. Он открывал мне тёмную сторону своей души. Его светлая сторона светит Мушке.
Милан Рысь – гопник и жлоб. Судьба била его нещадно, но не выбила весёлый нрав и беспредельную наглость. Но обожает пышногрудых белокожих девочек. Его скользкая похоть разжигает во мне неутолимую жажду. Его член похож на ужа. Полусумасшедший беспризорник, он имеет надо мной власть. Меня это бесит. Милан болезненно сентиментален к Лиске. Он почитает Розу Моцарт как божество. Та смеётся ему в глаза. Он отыгрывается на мне.
Игорь Зима, самый красивый из наших мужчин, любит Тоню Бирюзу, самую красивую из наших женщин. Она отвечает взаимностью и хранит ему верность, нарушая наш общий договор. Мы ей это прощаем. Тоня с Игорем похожи, как брат и сестра, особенно глазами – кристальной, морозной голубизной. Они - состоявшаяся пара.
Никто не знает, что он тайком пробирается ночами ко мне. Игорь - прекрасный любовник. Его тело совершенно. Но за всё есть цена. Для чего я нужна ему? Утолив страсть, он рассказывает мне о войне. Ужасные воспоминания не дают ему покоя. Он рассказывает мне о том, как будучи солдатом, входя в захваченные вражеские города, он насиловал и убивал женщин. Эти рассказы потрясают меня циничной жестокостью. Когда Игорь рассказывает, он смеётся, а я плачу от жалости к его изуродованной душе.
Из наших мужчин больше всех мне дорог Дорио. Мы читаем друг другу стихи – наши собственные и наших любимых поэтов. Придумав новую мелодию, он, в первую очередь, проигрывает её мне. Он любит меня, как сестру. Его муза и страсть - незатейливая Лиска. Она отняла эту роль у меня.
Мне надоело походя
Предметом быть
Для прихоти
И похоти!
Чёрная река бурлит среди мокрых снегов. Я оделась потеплее, бросила в лодку ворох шкур, мешок с едой и отчалила. Мой гнев бурлит, как тёмные воды, по которым я плыву вниз. Тело и душа горят. Стараюсь не думать о том, что оставила за спиной.
Так плыла я несколько дней, пока не успокоилась. Я с интересом смотрела вокруг, иногда провожаемая с берега глазами людей и зверей.
Я ловила рыбу. Сойдя на берег, варила похлёбку. Уложив несколько горячих камней в ворох шкур, я сладко спала на дне лодки под звёздами.
Сухой запас еды подходил к концу.
Я решила остановиться на пару дней и поохотиться.
Я вошла в лес в надежде на удачную охоту и сама стала добычей – провалилась в устеленную ветками глубокую яму. Они появились сразу - здоровые, лохматые, рыжие. Кричат, добыче радуются. Язык непонятный. Набросили сеть, выволокли наверх. Разглядывают, удивляются. Один, самый видный, видимо главный, сказал что-то веско. Они опять загалдели, но как-то по-другому. «Изнасилуют и съедят». Нет. Привели в деревню.
В натопленной бане женщины меня раздели, стали обмывать, волосы расчёсывать, в косы заплетать. Сами тоже парятся. Некрасивые - мосластые, рябые, носы картошками, глазки маленькие с белёсыми ресницами. Песни поют. Знаки непонятные на теле рисуют. Надели на меня рубашку тканную, вышитую. «Принесут в жертву своим богам.»
Потом привели в большую избу. Там стол накрыт. Тот мужик, что повиднее показался, во главе сидит и улыбается мне радушно. Кажется, я попала на собственную свадьбу.
Бок-о-бок с женихом встала я перед деревянным идолом.
Древний старец произнёс заклинание.
Нас осыпали зерном.
Было у меня пять мужей. Теперь шесть.
Пью медовуху из ковша. Хочется забыть моих любимых, мою семью.
Вокруг меня пели и пили незнакомые люди. Потом лохматые кряжистые фигуры стали неуклюже плясать. С пьяных глаз показалось, что пирую с медведями.
Я проснулась от симфонии храпа. Храпели все, даже дети.
Рядом лежал новый муж. Он так напился, что до супружеских объятий дело не дошло.
Я почувствовала себя, как дома. Растопила баньку. Попарилась. Потом основательно подкрепилась. Собрала с собой еды и покинула гостеприимных родственников.
К реке пробиралась осторожно, чтобы снова не угодить в ловушку. Отвязала лодку и погребла дальше.
Этот эпизод не оставил следа в сердце.
Тоска по моим двенадцати не отпускает.
Это прошлое. Чёрная река-судьба несёт меня среди талых снегов, как щепку.
Полоска воды во льдах сужается. Подули северные ветра.
Надежда греет сердце.
Вечерело. Небо стало ярко красным. Издалека слышался зловещий галдеж ворон. Я плыла мимо поля сражения. Словно изваяния, застыли скованные морозом тела, сплетённые в последней схватке. Вот случай разжиться хорошим оружием, пока не стемнело. Не только жажда наживы привела меня на поле. Мне любопытно было заглянуть в лицо спящей смерти.
Побродив недолго среди мёртвых тел, я нашла то, что мне нужно – Ледяного Ангела. Этот северный воин вмёрз в глыбу льда.
Вспомнилось детство, игра в клад: выкопать лунку, положить туда красивых лоскутков, цветов, бусин, накрыть стёклышком или слюдой, засыпать песком и разгрести в нём окошко.
Худощавый, небольшого роста. У него было чистое светлое лицо в обрамлении прямых белых волос. Прекрасная амуниция, лёгкий боевой топорик на поясе, обоюдоострый меч в сжатых руках. Отстегнув топорик, я легко вырубила воина из льда. Шлем, кольчуга - как раз мне по размеру. Я всё любовалась его лицом.
Нужно было торопиться. Начинало темнеть. Вдруг он открыл глаза и тут же чмокнул губами в попытке поцелуя: - «Ох, какая Валькирия! Что ж так холодно в Вальхалле!?»
Я уложила Ледяного Ангела на щит и приволокла к привязанной у берега лодке, бережно укрыла шкурами.
Собранного оружия показалось мало. Я снова отправилась на поле. Когда вернулась, груженая оружием, лодки не было.
«Ледяной Ангел! Хорёк проклятый!»
Мародерскую добычу пришлось оставить. Я чертыхалась, бредя вдоль берега, проваливаясь и увязая в мокром снегу.
Лодка села на мель. Ледяной Ангел лежал без сил. Израненный в бою, он не мог грести дальше.
Наши ожесточённые взгляды встретились.
Взаимное желание убить сменилось другим страстным желанием.
- Она вернулась, – Дорио тронул за плечё спящего Андрея. Стряхнув сон, Андрей вскочил на ноги.
Фаина спала у входа в шалаш в обнимку со светловолосым чужаком.
- Фаина! Что с тобой!? Кто с тобой?!
Фаина, проснувшись, скинула с себя обнимавшую руку.
- Это мой трофей.
- А почему у тебя железный ошейник на шее?
- Это так – дешевое украшение – подарок друга.
Так Ледяной Ангел вошёл демоном в рай тринадцати.
Его возненавидели все и с первого взгляда. Он был ужасный грязнуля и хам.
Его терпели, потому что любили Фаину. Единственный, кто высказывал недовольство вслух, – это, конечно, Милан Рысь - сам был не лучше.
- Ледяной Ангел - мой трофей, – говорила Фаина
-Кто чей трофей – это вопрос.
-Он со мной.
- Но не с нами.
Ледяной Ангел был сам по себе, и ни в ком не нуждался.
- Кстати - его зовут Горностай. Он говорит, что ты была его служанкой, вытирала сопливые носы его детям, а жена его понукала тобой, как хотела.
- Кто её слушал, толстуху сварливую. Интересно было посмотреть, как живут эти северяне. Надоело – ушла. Он следом увязался.
- Прямо так и ушёл от жены, от детей?
- Жена сама отпустила. Он каждую ночь во сне меня звал.
- Любит, значит?
- А теперь во сне жену зовёт.
- Отпустишь?
- Кто его держит?
Инга называла мужа Горностаем. Они родились в один день, с детства были наречёнными. Любимая игра была – игра в семью.
Они были похожи, как близнецы, оба тонкие, светловолосые с синевой зимнего моря в глазах.
Первый ребёнок родился, когда им было четырнадцать.
Потом Горностай стал уходить на промысел – где заработает, где награбит.
Инга работала, не разгибаясь, чтобы дом и хозяйство в порядке держать. Ни минуты отдыха не знала, ела на ходу, спала урывками, чтобы, вернувшись, любимый муж мог отдохнуть в уюте, чтобы радовали его их дети, здоровые и ухоженные. А о себе Инга забыла. Пропала краса. Загрубела, отяжелела она. Нежеланная стала. А он всё такой же красивый, лёгкий, гибкий. Словно она ему вторую молодость подарила – свою.
- И вот пришёл, наконец, долгожданный, с подарками, ласковый, слишком ласковый.
Рабыню привёл – Красную Змейку. Как вошла она в дом, так словно под ногами красные чертята забегали. Тяжело на сердце стало.
Горностай говорит, что рабыню Фаиной зовут, но я её Красной Змейкой прозвала.
И перепало мне любви от мужа в этот раз, только не моя это любовь.
Не гоже госпоже объедки за рабыней доедать.
Мы - тринадцать героев.
Мы создали легенду.
Поэтому власти нас простили.
Мы воины. Мы артисты.
В городе праздник. Мы открывали представление.
Мы въехали в город, каждый на своей колеснице, запряжённой шестёркой белых лошадей.
Мы долго тренировались перед представлением.
Мы изображали Богов, соревнующихся в искусстве быстрой езды.
Нам давно приписывают божественное происхождение.
Многие о нас слышали, но не многие видели.
Толпа на площади выкрикивала наши имена, бросала цветы, напирала на охрану, стоящую цепью вдоль дороги.
Мы промчались с гиканьем, покрытые потом и пылью,
одетые в белые туники.
Мы пронеслись, как знамёна.
У царского дворца нас встречали с музыкой.
Рабы принимали у нас поводья, отирали нас губками, смоченными розовой водой, протягивали кубки с прохладным, лёгким вином.
На моей шее сегодня красуется символ рабства – железный ошейник, подаренный мне Горностаем.
- Всё хорошо, пока Горностай не появился, – говорит Игорь вполголоса
- Давно его не видно. Может и не появится? – отвечает Мушка, опасливо поглядывая на меня.
- Как же! Эта белая крыса не упустит случая опозорить нас в очередной раз. То коней у кого-нибудь уведёт, то паруса снимет, – комментирует как-бы самый честный Милан Рысь.
- Главное - не у нас, – вздыхает Дорио.
Пир с сильными мира сего - это танец на тонком льду.
Мы чувствуем на себе масляные взгляды сенаторов и знати.
Милость легко может смениться немилостью, честь бесчестьем.
Наша защита – это легенда о том, что мы храним друг другу верность.
Как увязать с этой легендой появление среди нас Горностая?
Я знаю - он придёт сегодня. Я чувствую – он где-то рядом.
Музыка заиграла в ритме танца. Мы не стали утомлять гостей ожиданием. Мы вышли танцевать, как когда-то на рынке рабов.
Сначала мы танцевали без наших мужчин, потом к нам вышел Дорио, за ним остальные.
Никто не верит в демократичность наших отношений.
Смотрящие на наш танец пытались определить, кто кому отдаёт предпочтение.
Танец с Миланом увлёк меня, но в желании представить себя публике моим фаворитом он слишком распускал руки. Когда Милан перешел границы, я оборвала танец и вышла из залы.
У входа во дворец слышался шум потасовки. Какой-то тощий, заросший оборванец пытался прорваться сквозь цепь охраны.
«Господи! Да это же Горностай! Что это с ним стряслось?!»
- Горностай!
- Фаина!
- А худой! Одни кости! Как из могилы!
- В плену был, на галерах. Сбежал.
- Давай скорей отсюда. Хорошо, что никто не видел. Голодный?
- Как зверь!
Горностай пригрёб меня к себе поплотнее.
- Думал – никогда живым не выберусь с этой галеры. Не знаю, как получилось. Рванул цепь – и она разорвалась. Проржавела, наверное. Мы все там сидели прикованные одной цепью. Товарищи домой подались, а я вот к тебе сначала.
- А потом домой, конечно?
- Фаина! – Горностай посмотрел на меня умоляюще.
В людной, шумной, прокуренной таверне никто не обращал на нас внимания. Горностай жрал, как голодный тигр, а я смотрела на него с любовью. Этим и была сыта. Поэтому пила без закуски. Напрасно.
Я отключилась неожиданно.
Мне снился сияющий храм из неизвестного металла. Он стоял, как вонзённый в землю меч.
Чёрные, мохнатые твари подбирались к храму, но их раз за разом отбрасывала силовая волна. Эти волны слабели, и чудовища подбирались всё ближе.
Они были сильные, но неуклюжие, как медведи. Их без труда поразили наши стрелы.
На полу храма лежали Боги испалины. Они были прекрасны
. Низвергнутые на землю, Боги умирали. Один из них открыл помутившиеся страданием глаза. Он приподнялся и протянул нам ладонь над которой висела маленькая светящаяся сфера.
Я проснулась в какой то каморке, на огромном горбатом тюфяке и с Горностаем на мне. Горностай храпел. Тюфяк тоже. У двери в коморку стояла огромная палица. Голова болела. Подняться не было сил.
Я растолкала Горностая
- Что это под нами?
- Он всё равно спит. Нам же надо было где то упасть?
- А вдруг проснётся?
- Знаешь как мы с тобой орали? Не проснулся. Фаина, ты извини, но мне пора.
- Я тебя ненавижу.
- Я знаю. Куда я от тебя денусь?
Он нежно поцеловал меня на прощанье.
Я прилетел в этот мир не по своей воле.
За тяжкие преступления перед разумными существами и духами я осуждён высшим советом быть вечным узником невидимой тюрьмы
Раб не выбирает. Раб не имеет ничего своего.
В цепи моих перевоплощений приходилось вселяться в существа, подобные сосудам, наполненным нечистотами, и находиться в них было тяжкой пыткой.
Но, наконец, судьба улыбнулась мне.
Я был отдан в дар людям, связанным между собой узами наречённого братства, супружества, дружбы и любви.
Мне предписано вселяться в каждого из них поочерёдно
Эти тринадцать – восемь женщин и пятеро мужчин странствуют вместе по свету, оберегая друг друга, разделяя счастье и горе, находки и потери.
Их тела и души - прекрасные храмы, окуренные благовониями, озарённые светом. Но вот среди них появился четырнадцатый по прозвищу Горностай. Мне не предписано служить ему, но он мне нравится больше всех. Он дух свободы.
Светлые излучения прекрасных душ моих хозяев напитали меня настолько, что я способен теперь дать жизнь себе подобному и положить конец моему одиночеству. Мой детёныш не будет рабом. Он будет моим товарищем и вольным другом Горностая.
.