Стакан водки, сверху кусок чёрного хлеба.
Медленно перебором звучит гитара. Вечер. Один.
Подсознание с удивлением отслеживает, как залитый алкоголем хмельной мозг тянет из глубин памяти,
тщательно скрываемые от всех в настоящей, обыденной жизни воспоминания-картинки.
Да, время лучший лекарь ран. Краски понемногу тают. Давно это было.
Но кто бы знал, как же мне хочется туда вернуться. На эту богом забытую, ведущую средь гор дорогу.
Километры которой разбивали мои сапоги, когда я нёс на плечах свою уснувшую усталость.
И, что этот тихий стон мужского отчаянья?
Это как песок, хранящий грубый след сапога. Как про это можно рассказать?
Сознание всё слабее цепляется за реальность.
Сорвавшись, упал в прошлое.
Сухой свист…
Пуля ударив в край воронки веером взбила фонтан песка.
Резко отпрянув от центра, заворожено смотрю как она
словно в замедленном, немом кино, хищно вертя в воздухе своим смертоносным жалом, падает вниз…
Не сводя глаз с места куда она упала, на ощупь достаю флягу и делаю большой глоток.
Прикусив губу, тревожно смотрю на край воронки.
- Уходить надо.
Подтянул к себе винтовку и аккуратно сдул песок с оптики. Да, героев эта местность не любит.
На двоих полмагазина с патронами. Во флягах по три глотка кипящей воды.
Жара под сорок. До своих по чужой территории километров десять.
Занимательная математика.
Фаланга – огромный, рыжий, лохматый паук, казалось с безумной скоростью пронёсся между нами
и на бегу громко щёлкнув мощными, ядовитыми челюстями исчез за краем.
Выдохнув — Делай как я. Прыжком выкинул себя за край воронки.
Тень напарника метнулась следом.
Полдень. Пекло.
Раскалённые добела пески в плывущем над ними воздухе рисуют причудливые, струящиеся миражи.
И в них словно призраки, то появляясь, то вновь растворяясь в серебристом, дрожащем мареве летели две фигуры
в армейских, пятнисто-песчаных маскхалатах.
Восьмидесятый Гвардейский. На полковом знамени надпись «Смерть фашистским оккупантам».
Полк существует с сорок первого, столько и воюет.
Везде, где прикажут.
Последняя ночь. Роса. Протирая вспотевшую винтовку, слушаю, как трещит костер и пью обжигающий чай.
Со стороны восходящего солнца, рассекая винтами прохладный, утренний воздух, с рёвом заходит «борт».
Смотрю, как из него в вихрь песка прыгают молодые. Радуясь словно родным, улыбаясь, про себя шепчу им — привет «духи».
Кого-то из них раскидают по блокпостам, кто-то останется в разведвзводе.
Пройдёт очень немного времени, и они станут другими.
Осторожный с прищуром взгляд, крадущаяся, бесшумная походка и ставший частью тела «Калаш»,
который уже никогда, даже во время сна не будет стоять на предохранителе.
Потому, как сержантом-инструктором будет вбито в генокод: - Предохранитель, находится в голове, а цена жизни - Секунда.
Я на «борту». Грозно ревя, мощная, боевая птица тащит меня домой.
Сердце мысленно, навсегда останется здесь и жизнь разделится на не понятое до…
И непонятное после.
Война, это особый вид энергии и если ты её коснулся, она останется с тобой на всю жизнь.
Но тогда, этого я ещё не знал…
Знакомый двор. Шесть утра.
Подъезд, девятый этаж.
Загорелый, уставший, в выцветшей «Песчанке» прежде чем нажать, долго глажу кнопку звонка.
За дверью лёгкая, женская походка. Открывает.
Сжимает губы, ясные серые глаза заволакивают слёзы,
чтобы скрыть дрожь тихо прижимается к косяку.
Молча, смотрим друг на друга.
Я вернулся мам…
Тебе повезло.