Послесловие... Послевкусие...

Инесса Захарова
Когда неожиданно встречаешь любовь, ты оказываешься к ней совершенно не готова. Растерянность, восторг, недоумение – все в одном флаконе. И жизнь становится похожа на радугу. Когда грустно и тоскливо, ты замечаешь только темные и холодные тона. А тоскливо все-таки иногда бывает, ведь рядом с любимым организм требует находиться ежесекундно… что, увы, далеко от реальности. Зато, когда его руки уверенно лежат на твоих плечах, и ноздри ласкают шаловливые ферамоны, мир радостно взрывается яркими оранжевыми брызгами и еще долго отсвечивает в прозрачном воздухе теплыми веселыми искорками.
Радуга, всем понятно, явление недолговечное, хоть и удивительно прекрасное. Некоторое время ты еще до краев наполнена яркими впечатлениями, счастливо замираешь, вспоминая прикосновения, взгляды, слова. А еще  мысленно ведешь очень интимный диалог с любимым, такой, от которого внутри все собирается в один маленький, трепетный, холодящее-обжигающий комочек, и в этом комочке, как кажется, сосредоточены все твои чувства, мысли и желания. На данный момент.
Бытует мнение, что из двоих близких людей один любит, а другой просто позволяет себя любить. Как так случается, что из любящего, человек превращается, в позволяющего? И сразу становится пресно и неинтересно. А еще больно. Очень.
И к такой ситуации ты тоже оказываешься не готова. И безоружна, и обижена, и растеряна. А впереди – размытый твоими слезами и отчаяньем горизонт, и совершенно никакой радуги. Как-то сразу  появляется безумное желание отличиться. Хоть в чем-то. Желание порой доходит до абсурда, и ты стараешься, как можно чаще попадаться любимому «на глаза», чтоб не отвык, не дай бог. Заводишь умные разговоры, нечаянно касаешься его грудью, чтоб не забыл, не дай бог, и извиняешься при этом совсем натурально, А он уже отвык и уже забыл. И в ответ на твои «хотелки» и «ужимки» улыбается многозначительно и снисходительно. Конечно, он все понимает. Иногда жалеет. Иногда сердится. А тебе очень больно. И странно. И пусто. И ты начинаешь лихорадочно соображать, как же сделать так, чтобы эта пустота поскорее заполнилась кем-нибудь или чем-нибудь стоящим, хотя бы отдаленно похожим, на твоего любимого, пока она, эта пустота, не заполнилась липкой и вязкой горечью потери.

Пройдет еще немало дней, пока ты начнешь выкарабкиваться оттуда, из пустоты, боли и отчаянья и перестанешь бояться наступающей ночи с ее одиночеством. И, встречаясь глазами с ним, прежним, близким и любимым, будешь смотреть на него отстраненно и равнодушно, отвечая ему той же «звонкой» монетой, словно говоря: «смотри, дорогой, мне не больно и не страшно, мне - никак!»  И пусть еще долго будет никак! Пусть зарубцуется, затянется, покроется молодой кожицей. Пусть научится снова радоваться, удивляться, восхищаться. А еще – сможет увидеть радугу, все ее переливчатые цвета, и за пеленой дождя непременно найдется сухой и теплый уголок, где отогреют и напитают любовью, и помогут понять, простить и поверить…