Коллекционирую запахи. Нет, не как тот страшноватый парфюмер. Просто нам дано обоняние, как одно из чувств, и я им пользуюсь, откладывая в памяти. Когда-то вычиталаосуществовании такой науки: одорология. Наука о запахах.
Запах пригоревшего молока – детский сад. Запах краски от свежеокрашенных шкафчиков с картинками – зайчиками, белочками, мишками. А у меня был дятел. Мама вырезала его из-какой-то книжки – возможно, из старого учебника по природоведению.
У бабушки пахло старой мебелью и чем-то таинственно-приятным. Так и казалось: раскрой дверцы шкафа, и обязательно найдёшь клад. И находили. Старые, но от этого не менее милые детские книжки, варенье, игрушку. Когда стала работать участковым врачом, пришла как-то на один адрес и – пахнуло вот этим самым, бабушкиной тайной. А бабушки уже нет двадцать четыре года.
В подъезде – сырой прохладный запах с лёгким флёром мусоропровода. Сбегаю по лестнице, скольжу животом по перилам – лёгкая, девятилетняя. Мусоропроводы теперь заварили, но сырость осталась.
Едкий запах анатомички. Ни с чем его не спутаешь – въедается в кожу, одежду, волосы. Мой старший, студент-медик- принёс его с практики на халате, и я почувствовала себя студенткой, торопливо листающей конспект в обитом плиткой коридоре кафедры нормальной анатомии. И лизол, пахнущий тепловозом и плацкартным вагоном - запах отпуска, запах путешествий. Случайно вдохну его, проходя мимо вокзала - и хочется в дорогу.
Запах воды и чуть подгнивших ракушек на пляже. Лето. Волга. Уха на костре. Моторная лодка, на которой нас катали знакомые парни. Мне опять двадцать лет, и я бренчу на гитаре с самонадеянностью юности, позволяющей на ней бренчать без голоса и слуха.
Запах тополиных листьев и прибитой к земле пыли, когда дождь, а со двора уходить не хочется, и мы все под козырьком подъезда играем в «города» или «числа».
Запах новых учебников, и мела, и всё той же масляной краски после школьного ремонта. Пришла на родительское собрание к сыну - и на миг почудилось, что осталась после уроков в нашем кабинете химии,чтобы вытереть с доски, и гадаю, дождётся меня у двери Андрюшка или нет.
И цветов, и ладана, и горячего свечного стеарина – запах смерти. Это я опять о бабушке.
Сладковато-холодный, тошнотворный запах гнойного отделения. А ещё всегда – жареной рыбы. И капусты. Всех больных во всех стационарах кормят этой чёртовой капустой с рыбой. Сто лет там не была, а вот сама заболела как-то - и как будто и не уходила со своего первого ночного дежурства на интернатуре.
Запах майонеза, тёртой редьки и сдобы, и духов, и мандаринов, и хвои, и нанесённого с улицы снега - Новый год.
Запах молока и чистого пота от моего набегавшегося мальчишки. И немного – псины.
Запах плесени, давлёного чеснока и мёда, ментола и горчицы – грипп.
Запах эфира и ещё какой-то зубоврачебной гадости, и холодок по спине и по рукам.
Запах чернил. Запах моего разогретого системного блока.
Запах утреннего кофе.
Запах озона в воздухе после грозы.
Кисловатый запах роз, принесённых моим мужем для меня...
Запахи, запахи, запахи - словно названия глав, отложенных когда-то в памяти. Перелистай их все - и словно прочтёшь заново всё книгу, каждую строчку,каждую букву в ней.
И всё это – запахи жизни.