Кесарий послушно ел похлебку, принесенную Агапом. Потом, когда раб ушел, он откинулся на подушку, и, отвернувшись к стене, залился слезами.
- Кесарий! Александр! – испугался Каллист. – Что с тобой? Тебе плохо?
- Нет, не плохо… вовсе не плохо… Ты знаешь, каждое утро к нам на окно прилетал петух… такой большой, разноцветный… я бросал ему крошки хлеба, он клевал, а потом расправлял крылья и пел… ты спал, не слышал…
- Я слышал, какой-то петух с утра горланит, но не думал, что ты его к нам в экус пригласил выступить.
- Такой красивый… - продолжал Кесарий, вытирая текущие по щекам слезы. – Прямо как феникс египетский… А сегодня не прилетел… это из него суп…
Кесарий закрылся с головой одеялом – его тело сотрясали рыдания.
Каллист растерялся.
- Ты что, Кесарий! Подумаешь, петух!
- Да, ты прав… - обреченно прошептал Кесарий.
- Вот, выпей воды и успокойся.
- Не хочу я, - резко ответил тот. – Задерни полог и уйди.
Каллист не посмел ослушаться и сел с книгой в углу экуса. Он пытался читать, но буквы не составлялись в слова.
Раздались быстрые шаги, и в экус влетела Финарета.
- Александр! Каллист! Каллист, зачем ты задернул полог? Такой хороший день! Александр! Смотри!
Агап, спешивший за ней, отдернул полог, и Финарета вытащила из-под своего покрывала огромного золотисто-алого петуха, который отчаянно крутил головой с налитым гребнем и беспомощно раскрывал клюв.
Кесарий протянул к нему обе руки. На его лице теперь блестели слезы счастья.
- Это Асклепиад, - торжественно сказала Финарета, представляя петуха врачам. – А суп был вообще из зайца, - добавила она шепотом.
Кесарий обнял петуха, прижимаясь щекой к его перьям. Тот оторопело смотрел на него.
- Я слышала весь ваш разговор… Какой ты, оказывается, жестокий, Каллист! Как так можно! «Ну съели и съели!» - передразнила она вифинца.
- Что ты делаешь здесь, Финарета? – раздался строгий голос Леэны. – Тебе ясно было сказано – ты заходишь в экус только со мной… А этого петуха ты зачем принесла Александру? Александр, дитя мое, зачем тебе петух? Святые мученики!
- Не ругайте Финарету, матушка, - попросил Кесарий сквозь слезы. – Это я попросил ее принести мне петуха…
Леэна посмотрела на него, на Финарету, на Каллиста, и махнула рукой.
Петух, почувствовав общую заминку, вырвался из объятий Кесария, перелетел, как подранок, на плечо Каллиста, и, оставив на его хитоне крупный след, кубарем вылетел в окно.
Кесарий и Финарета весело смеялись, даже Леэна слегка улыбалась. Каллист был разъярен, но молчал.
- Отдай хитон Анфусе, Феоктист, - сказала Леэна, после чего раздался взрыв хохота.
- Выйди вон, Финарета! – голосом, не предвещавшим ничего хорошего, добавила спартанка, и вышла вслед за племянницей сама.
Кесарий обратился к вифинцу:
- Прости меня, Каллист, друг мой!
- У тебя есть новый друг теперь. Асклепиад, - сдержанно ответил Каллист, отворачиваясь и делая вид, что читает.
- Ну, не сердись же!
- Он нагадил на меня.
- Я приношу тебе извинения за него. Прости же этого бедного петуха, вспомни, что он тоже асклепиад, как и ты!
- Что-что? – переспросил Каллист.
- Ты же махаонид, потомок Асклепия.
- А, точно, - кивнул Каллист, не оборачиваясь.
- Ты на корабле подробно рассказывал об этом Финарете. Это последнее, что я успел запомнить, прежде чем погрузиться в свое лихорадочное забытье.
Каллист обернулся, и Кесарий увидел, что его друг смеется.
- Не обижаешься? – обрадовался каппадокиец.
- Как я могу на тебя обижаться, друг мой! – садясь рядом с ним и беря его за руку, сказал Каллист.- Ты так тяжело болен…
- О да, - с завыванием застонал Кесарий, закатывая глаза. – Я совсем забыл!..
- Перестань! – ласково одернул его Каллист. - У тебя дисгармония в чувствах и воле. Ты, действительно, почти на грани френита…
- Это – твой любимый диагноз, - перебил его Кесарий. – Типичный пример косского врача. Сначала доведут до френита жестоким обращением, а потом – прогнозы рассказывают…
Хилому Марку предрек Диодор-предсказатель, что только
Шесть, и не более, дней жить остается ему.
Врач же Алькон, кто сильнее богов и сильнее судьбины,
Сразу сумел доказать, что предсказание – ложь.
За руку взял он того, кому жить шесть дней оставалось,
И не осталось уже Марку для жизни ни дня. (*) – продекламировал Кесарий с видом трагического актера.
- Мне ни клистира не ставил Фидон, ни притронулся даже,
Только в бреду я о нем вспомнил – и умер тотчас. (**) – ответил Каллист.
(*)Лукиллий ( I в. н.э.) Медицина в поэзии греков и римлян. Сост. Ю.Ф.Шульца. М., Медицина, 1987
(**) Никарх (I в. н.э.). Там же.
_____________________________________________
Кесарий рассмеялся.
- Рано ты смеешься, - заметил Каллист. – Сегодня мы займемся промываниями. Верна уже готовит все, что надо.
+++
- Вот видишь, тебе сразу стало лучше, - заметил довольно Каллист, когда обещанная процедура закончилась, и несчастного Кесария перенесли в спальню.
- Когда эта пытка закончилась, то стало лучше. Намного, - кивнул тот.
- Дай-ка я твой живот пощупаю. Ну вот – видишь, как хорошо. Послезавтра повторим. Не случайно в Египте с давних пор промывания кишечника считают очень важными для сохранения здоровья…
- Сохраняют здоровье те, кому есть что сохранять! – заметил Кесарий со стоном. - Кстати, о египтянах! Мой друг Мина – коренной египтянин, но я ни разу не замечал, чтобы он…
- Просто он не любил говорить об этом, - предположил Каллист. – Что за интерес в застольной беседе с друзьями обсуждать заветы бога Тота? (*)
____
Египетское божество с головой ибиса. Миф приписывает ему изобретение промываний кишечника – подобно тому, как их сама себе делает птица ибис (об этом писал знатный римлянин Плиний Старший, великий античный энциклопедист, впрочем, еще до него на обычай промываний у египтян указывал знаменитый грек, путешественник, Геродот).
____
- Он христианин, Мина, - ответил Кесарий. – Вот доберемся до Александрии, познакомлю тебя с ним. И жена у него египтянка, Хатхор.
- Как? – переспросил вифинец. – Каркорион?
- Хат-хор! – четко проговорил Кесарий.
- Варварский язык, - заметил Каллист, после четвертой попытки отчаявшись произнести имя возлюбленной неизвестного ему египтянина Мины. – Странно, что Мину зовут просто Мина, а не Петосирис или Птахотеп. Пей лучше свое лекарство и не заговаривай мне зубы рассказами о своих египетских друзьях.
Кесарий обреченно откинулся на подушки и отхлебнул из чашки, принесенной Агапом.
- Что за гадость! Что ты здесь смешал?
- Сок кедровых ядер, миндаля, имбирь, мед…
- Надо же, вроде все – вещи хорошие, почему же на вкус такая гадость? – проговорил задумчиво Кесарий.
- Дай-ка попробовать, - забеспокоился Каллист. – Что ты выдумываешь! – возмутился он, отхлебнув из чашки. – Очень приятный на вкус напиток. Густой, конечно, но таким он и должен быть.
- Тебе нравится? Так хлебни еще, - невинно предложил Кесарий. – Тебе тоже надо силы поправить. – А отчего он густой-то такой?
- Там яйца взбитые.
- Яйца?! – в возмущении воззрился на товарища Кесарий. – Опять?! Ты же знаешь – я терпеть их не могу!
- Нет, без них обойтись никак нельзя. Пей, не морочь мне голову.
- Дай лучше мне фиг, - потребовал Кесарий, ворочаясь в своей постели и поглядывая в сторону блюда на столике в отдалении.
- Нет, не дам. Выпьешь – получишь.
- Две хотя бы! Ну, одну!
- Выпьешь – получишь, говорю.
- Их же целая ваза стоит! Диомид прислал… Мне, между прочим. Вот, добрый какой человек, хоть и эллин! Какие вы, эллины, все-таки разные!
- Леэна идет! – заметил Каллист. Кесарий залпом выпил полчашки и закашлялся.
- Надеюсь, ты не дал опять Александру фиг вместо лекарства, Каллист? – строго спросила матрона.
Кесарий безнадежно возвел глаза к потолку.
- Нет, не давал, - засмеялся Каллист.
- Он неумолим! – трагически произнес Кесарий.
- Я понимаю, что ты не любишь яйца, но надо допить до конца, - сказала Леэна, заглядывая в чашку Кесария. – Осталось на три глотка. Допивай.
Кесарий с обреченным видом поднес напиток ко рту.
- Ну, же, смелей! – подбодрил его Каллист. – Вспомни Сократа!
Кесарий поперхнулся от смеха.
- Теперь фигу! – потребовал он, прокашлявшись.
- Нет, только после того, как ты все выпьешь, - ответила Леэна. – В прошлый раз ты у Верны все фиги съел и ничего не выпил. Ты тоже, Каллист, не прав. Зачем ты потакаешь Александру в его дурачествах с лекарствами? Его-то понять можно – он болен, а, заболев, вы, мужчины, становитесь хуже детей.
- Каллист в детстве болел. Сириазис перенес, - сказал Кесарий совершенно серьезно. – Помнишь, ты рассказывал, что тебе тесто с яичным желтком прикладывали к родничку? По Сорану?
- Пока ты говорил всю эту ерунду, мог бы выпить лекарство уже несколько раз.
- Дай мне фигу, я заем это липкое снадобье! В горле противно, не могу проглотить ничего.
- Нет, Каллист, не иди у Александра на поводу. Александр, пожалуйста! Мы все ждем.
Кесарий вздохнул, зажмурился и осушил чашу.
- И отчего ты не слушаешься Каллиста?
- Как – не слушаюсь?! – возмутился Кесарий. – Да он попросту мною помыкает!
- А ваш утренний спор о промываниях? Что ты ему твердил, не переставая?
- «Я не дамся!» - подсказал Каллист. – Жаль, что мой панегирик клюсмам останется незаписанным!
- Такое впечатление, что тебя пять лет, Александр, - покачала головой Леэна, протягивая страдальцу фиги.
- Четыре, - исправил Каллист. – В пять мальчиков уже на мужскую половину переводят. А тебя во сколько перевели?
- Меня в пять и перевели, - добродушно ответил Кесарий, жуя нежную фигу. – А Григу в семь. Он у нас болезненный был. Да и папаша все время путал, сколько кому из нас лет. Занят был всегда очень. То в собраниях ипсистарических, то в судах. А я не был болезненный и очень хотел поскорее перевестись на мужскую половину. А тебя когда перевели?
- А у нас только мужская половина в доме и была, - сказал Каллист. – Меня же дядя воспитывал.
Леэна зорко посмотрела на Кесария.
- А это что? – она достала сушеные финики из-под подушки.
Каллист захохотал. Кесарий смущенно потупился, что вызвало у вифинца новый приступ хохота.
- Честное слово, Александр, можно подумать, мы тебя морим голодом! Зачем ты прячешь еду под подушку? Это Финарета тебе принесла? Можешь не отвечать. Я вижу по глазам.
- Не ругайте Финарету, матушка! – взмолился Кесарий, смеясь. – Она добрая девушка… А финики я, действительно, спрятал, чтобы ночью были под рукой… и забыл. Ночью, бывает, есть захочется…
Он виновато смотрел на Леэну. Та не могла сдержать улыбки.
- Ах, дитя мое…
Она села рядом с ним, взяла за руки.
- Ты поправишься, дитя, - сказала она.
- Правда? – серьезно переспросил он.
Она обняла его, прижимая к груди. Он поцеловал ее руки.
- Матушка… сколько бед я вам причинил!
- О чем ты? Финарета уже разболтала?
- Я сам случайно услышал… - покачал головой Кесарий. – А сколько издержек! Я не смогу отдать вам деньги в скором времени…
- Александр, - строго сказала Леэна. – Чтобы я больше не слышала про издержки.
- Нет, госпожа Леэна, - ответил Кесарий, приподнимаясь на локте и глядя в ее голубые глаза. – Услышите. Как будто я не понимаю, сколько денег уходит на лекарства для меня!
- Упрямец! – покачала она головой. – Так что ж ты не пьешь их, как положено, а устраиваешь нам представления, как вомолох?
Он снова поцеловал ее руки.
- Вы не против того, что я называю вас матушкой? – тихо спросил он.
- Это счастье – иметь такого сына, как ты. А ты не против того, что я зову тебя сыном? – спросила спартанка и добавила: - Видишь ли, раз уж так случилось, нам следует называть так друг друга – чтобы случайно не оговориться на людях.
- Да, все по Евангелию - получит и матерей, и сестер… Как хорошо! – проговорил Кесарий.
– В вас я обрел еще одну мать, в Финарете – сестру… Но Христос даровал мне и прекрасного друга, Каллист, - с этими словами Кесарий сжал руку вифинца, сидящего подле него и смотрящего на них с Леэной с немного грустной улыбкой.
- Да, Каллист зовется согласно со своим нравом, - кивнула Леэна.
- Ты всем пожертвовал ради меня… ради того, чтобы разделить мое изгнание…
Кесарий смотрел на Каллиста – в его синих глазах была невыразимая благодарность.