Возвращаясь к жизнеописанию можно констатировать, что Алексей Константинович ушел на войну во времена Российской империи, а вернулся в ноябре 1918 года уже совсем в другую Россию. За спиной были две войны, контузия в спину, камни в почках. Впереди – разруха, голод, крах идеалов! Надо было как то выживать и он устраивается на работу начальником автоотдела Т.А.О.Н., но уже вскоре был арестован. Арестовали его вместе с бабушкой, но благодаря настойчивости его дочери Татьяны, бабушку отпустили. Вообще этот арест, странный. Арестовали толи за то, что дворянин и царский офицер или за то, что носил фамилию похожую на польскую ( в это время армия Тухачевского потерпела поражение от польских войск), а скорее всего, за все вместе!
Как видно из документов, без суда и следствия он просидел в Андроньевском монастыре, превращенный новой властью в тюрьму МЧК, один год и семь месяцев.
Выпущенный на свободу в марте 1920 года он, видимо не без помощи брата Михаила, устраивается в Высшую военно-химическую школу РККА (ее начальником и основателем был Михаил Константинович Смысловский) делопроизводителем. Видимо после смерти брата, он переходит на работу в Кремль – школу ВЦИК штатным преподавателем по артиллерии. С мая 1924 по май 1925 года работает в «Каширстрое», а затем в строительном отделе «Мосздравотдела» заведующим техническим делопроизводством, где и проработал до дня ареста (10.06.1927г.)
С этого момента остановлюсь подробнее. Рассказ построен на основании документов из уголовного дела. На основании ордера №7754 ОГПУ от 10 июня 1927 г был произведен обыск по адресу Б.Афанасьевский 25 кор.2.
При обыске были обнаружены и изъяты следующие документы:
Переписка и платежные листы (100л.) в четырех пачках скрепленные скрепками; возвание и еженедельник приходов Москвы; два поименных списка Смысловского на 22-х листах; обращение от имени церкви патриарха Тихона и др. переписка на 15 листах; личная переписка на 26 листах (перписка с княгиней Галициной и ее сыном) в двух пачках; иностранные перепечатанные слова и руссский их перевод на 14 листах (видимо типа словаря); оттиск с печатью Дорогомиловской лаборатории и письмо на имя некого Вячеслава Ивановича; копировальная бумага 25 листов; фотографии – 55 штук; записная книжка – алфавит с записями. Помечено, что в доме имеется печатная машинка.
Первый допрос (официально задокументированный) от 15 июня 1927 года состоит из трех вопросов и ответов. Приведу его полностью, т.к. он фактически единственный и послужил основанием для предъявления в последующем обвинения. Допрос записал следователь ОГПУ Гендин.
«Вопрос: Встречаетесь ли вы с бывшими титулованными людьми и с кем именно?
Ответ: Переписываюсь с проживающей в Ленинграде княгиней Голициной Марией Константиновной. Кроме ни с кем из б. князей, графов и вообще титулованных людей. Не встречаюсь и не переписываюсь. В Польше проживает мой сын Борис, б. офицер, эмигрировавший в Польшу в 1918 году. До этого он проживал в Москве. В Польше он служит инженером на одной из фабрик под Варшавой.
Вопрос: Как вы смотрите на национальную политику соввласти!
Ответ: Вполне сочувствую этой политике. В массе евреям не симпатизирую и своих убеждений не скрываю. В разговорах о евреях я называю их жидами, и не считаю, что это слово должно быть для них обидно.
ПОДПИСЬ»
Следующий допрос записанный собственноручно от 26.06.1927 г.:
«Найденный у меня пакет с церковно - антисоветскими документами принадлежат не мне. Мне передал его в 1922 году в июне месяце для хранения бывший офицер (штабс-капитан, кажется) Вильгельм Лемкуль. Я с ним познакомился тогда же. Почему он мне так доверился, не могу сказать.
Обращение к власти группы епископов я получил в церкви Николо – Явленного на Арбате от одной из прихожанок, в лицо ее знаю, но фамилии – нет. Перепечатав у себя на дому этот документ, я отдал данный мне экземпляр обратно. Экземпляр этот был очень потрепан. Специально я этот документ никому не давал; дома же у меня кто-то читал. Кто написал документ, не знаю, где – тоже. Не знаю и времени его написания.
Показание мне прочитано, с моих слов записано правильно, в чем и подписываюсь ………
Добавление: Я считаю, что государство советское на церковь давит. Впрочем, если я такое слово сказал, то я от него отказываюсь, так как оно в понимании ГПУ принимает несколько специфический характер…
Подпись»
Других допросов в деле не имеется. На основании приведенных выше документах следователь Гендин делает вывод: «Смысловский Алексей Константинович, вращаясь среди черносотенных церковников, ведет антисоветскую и антисемитскую агитацию, распространяет антисоветские рукописи и т.д.»
Еще в доказательство приводится факт, что у него при обыске «обнаружены антисоветсвие рукописи и документы, относящиеся ко времени 20-21 года, контрреволюционный документ, так называемая Соловецкая декларация» (обширный документ с которым можно ознакомиться отдельно).
Кроме этого «Смысловский охотно высказывает свои антипатии к еврейству, называл их жидами при разговорах с церковниками»
Вывод: «На основании изложенного, полагаю, антисоветскую деятельность Смысловского считаю доказанной».
А вот и «антисоветская рукопись» последовавшая после действий большевиков: Урожай 1919 и в особенности 1920 года во многих регионах страны был плохим; начался голод, усугубившийся политикой большевистского правительства (реквизиция зерна у крестьян по продразвёрстке).
Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет 23 февраля 1922 года (н. ст.) опубликовал декрет, в котором постановлял местным Советам «изъять из церковных имуществ, переданных в пользование групп верующих всех религий, по описям и договорам все драгоценные предметы из золота, серебра и камней, изъятие коих не может существенно затронуть интересы самого культа, и передать в органы Народного Комиссариата Финансов для помощи голодающим». Декрет предписывал «пересмотр договоров и фактическое изъятие по описям драгоценных вещей производить с обязательным участием представителей групп верующих, в пользование коих указанное имущество было передано». В тот же день была издана специальная инструкция о порядке изъятия церковных ценностей, предусматривающая точные условия производства работ по изъятию и гарантирующая правильность этого изъятия.
В связи с декретом о изъятии ценностей Патриарх Тихон обратился к верующим с Воззванием от 15 (28) февраля 1922:
<…> Мы нашли возможным разрешить церковно-приходским Советам и общинам жертвовать на нужды голодающих драгоценные церковные украшения и предметы, не имеющие богослужебного употребления, о чём и оповестили Православное население 6 (19) февраля с.г. особым воззванием, которое было разрешено Правительством к напечатанию и распространению среди населения.
Но вслед за этим, после резких выпадов в правительственных газетах по отношению к духовным руководителям Церкви, 10(23) февраля ВЦИК, для оказания помощи голодающим, постановил изъять из храмов все драгоценные церковные вещи, в том числе и священные сосуды и прочие богослужебные церковные предметы. С точки зрения Церкви подобный акт является актом святотатства, и Мы священным Нашим долгом почли выяснить взгляд Церкви на этот акт, а также оповестить о сем верных духовных чад Наших. Мы допустили, ввиду чрезвычайно тяжких обстоятельств, возможность пожертвования церковных предметов, не освящённых и не имеющих богослужебного употребления. Мы призываем верующих чад Церкви и ныне к таковым пожертвованиям, лишь одного желая, чтобы эти пожертвования были откликом любящего сердца на нужды ближнего, лишь бы они действительно оказывали реальную помощь страждущим братьям нашим. Но Мы не можем одобрить изъятия из храмов, хотя бы и через добровольное пожертвование, священных предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещается канонами Вселенской Церкви и карается Ею как святотатство — миряне отлучением от Неё, священнослужители — извержением из сана (73-е правило Апостольское, 10-е правило Двукратного Вселенского Собора)
Послание Патриарха было разослано епархиальным архиереям с предложением, довести его до сведения каждого прихода.
В марте в ряде мест произошли эксцессы, связанные с изъятием ценностей, особенно большой резонанс имели события в Шуе. В связи с последними, 19 марта 1922 года Председатель Совнаркома В. И. Ленин составил секретное письмо. Письмо квалифицировало события в Шуе как лишь одно из проявлений общего плана сопротивления декрету Советской власти со стороны «влиятельнейшей группы черносотенного духовенства»
В заседании Политбюро 22 марта 1922 года, по предложению Ленина, был принят план Троцкого разгрома церковной организации: арест Синода и Патриарха («примерно через 10—15 дней»), печать должна была «взять бешеный тон», надлежало «приступить к изъятию во всей стране, совершенно не занимаясь церквами, не имеющими сколько-нибудь значительных ценностей». В марте начались допросы Патриарха Тихона: он вызывался в ГПУ на Лубянку, где ему дали под расписку прочесть официальное уведомление о том, что правительство «требует от гражданина Беллавина как от ответственного руководителя всей иерархии определённого и публичного определения своего отношения к контрреволюционному заговору, во главе коего стоит подчинённая ему иерархия».
19 января (ст. ст.) 1918 года Патриарх Тихон издал своё знаменитое Воззвание, которое, в частности, гласило:
«Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы. Ведь то, что творите вы, не только жестокое дело, это поистине дело сатанинское, за которое подлежите вы огню геенскому в жизни будущей — загробной и страшному проклятию потомства в жизни настоящей земной.
Властью, данною Нам от Бога, запрещаем вам приступать к Тайнам Христовым, анафематствуем вас, если только вы носите ещё имена христианские и хотя, по рождению своему принадлежите к Церкви Православной.
Заклинаем и всех вас, верных чад Православной Церкви Христовой, не вступать с таковыми извергами рода человеческого в какое- либо общение: „Измите злаго от вас самех“» (1Кор.5:13).
Хотя в общественном сознании закрепилось мнение, что анафема была изречена на большевиков, последние не названы явно; Патриарх осудил тех, кто:
гонение воздвигли на истину Христову явные и тайные враги сей истины и стремятся к тому, чтобы погубить дело Христово, и вместо любви христианской всюду сеют семена злобы, ненависти и братоубийственной брани. Забыты и попраны заповеди Христовы о любви к ближним: ежедневно доходят до Нас известия об ужасных и зверских избиениях ни в чём не повинных и даже на одре болезни лежащих людей, виновных только разве в том, что честно исполнили свой долг перед Родиной, что все силы свои полагали на служение благу народному. И всё это совершается не только под покровом ночной темноты, но и въявь, при дневном свете, с неслыханной доселе дерзостью и беспощадной жестокостью, без всякого суда и с попранием всякого права и законности совершается в наши дни во всех почти городах и весях нашей отчизны: и в столицах, и на отдалённых окраинах (в Петрограде, Москве, Иркутске, Севастополе и др.).
Все сие преисполняет сердце Наше глубокою болезненной скорбью и вынуждает Нас обратиться к таковым извергам рода человеческого с грозным словом обличения и прещения по завету св. апостола: «Согрешающих же пред всеми обличай, да и прочии страх имут» (1Тим.5:20).
Более определёнен адресат его Обращения к Совету Народных Комиссаров от 13/26 октября 1918:
«Все, взявшие меч, мечем погибнут» (Мф.26:52)
Это пророчество Спасителя обращаем Мы к вам, нынешние вершители судеб нашего отечества, называющие себя «народными» комиссарами. Целый год держите вы в руках своих государственную власть и уже собираетесь праздновать годовщину октябрьской революции, но реками пролитая кровь братьев наших, безжалостно убитых по вашему призыву, вопиет к небу и вынуждает Нас сказать вам горькое слово правды.
Захватывая власть и призывая народ довериться вам, какие обещания давали вы ему и как исполнили эти обещания?
По истине, вы дали ему камень вместо хлеба и змею вместо рыбы (Мф.7:9—10). Народу, изнурённому кровопролитной войной, вы обещали дать мир «без аннексий и контрибуций».
От каких завоеваний могли отказаться вы, приведшие Россию к позорному миру, унизительные условия которого даже вы сами не решились обнародовать полностью? Вместо аннексий и контрибуций великая наша родина завоёвана, умалена, расчленена и в уплату наложенной на неё дани вы тайно вывозите в Германию не вами накопленное золото».
Вот такая «крамола» хранилась у Алексея Константиновича!