Санинструктор 2... Уже два года эта вторая книга н

Посвящается всем тем, кто выбрал себе нелёгкую судьбу Солдата в годы лихолетья Великой Отечественной…

Моему деду-победителю посвящается…












Андрей Негривода

«Санинструктор»














Все герои этой книги реальные люди,
живые или уже ушедшие…
Автор намеренно изменил их фамилии и имена,
дабы не смущать покой живых…
И умерших, да будет земля им пухом,
и вечная память…
Всё написанное – дань памяти тем людям,
которые подарили нам счастье жить под мирным небом…























* * * * *
От автора.

С самого своего детства, каждый год, 9 мая, в день Великой Победы нашего народа, над фашистскими захватчиками, я всматривался в лица тех, кто нам эту Победу принёс.
С самого детства я смотрел на этих людей, на их просветлённые, одухотворённые лица, и понимал, или догадывался, что вот именно они-то и счастливы по-настоящему! Они, самые простые люди, с разными профессиями, с разным образованием, с разной судьбой, все они счастливы оттого, что на их плечи выпало огромное счастье стать Освободителями!
Каждый год, я всматриваюсь в эти лица, и понимаю, что с каждым годом их становится всё меньше и меньше…
Время, к сожалению, безжалостно, и оно неумолимо забирает тех немногих, которые ещё остались… Они, эти героические ветераны, сумели победить такого сильного и безжалостного врага, и потом, стиснув зубы, прожить ещё долгую-долгую жизнь!..
Совсем скоро придёт ещё одна годовщина Победы, и кое-кто из тех, кто эту победу принёс, порадуется в очередной раз! Но их, победителей, к сожалению, с каждым годом становится всё меньше и меньше…
Этой книгой, я хочу отдать дань огромного Уважения этим героическим людям, тем их ежедневным большим и малым подвигам, которые они совершали, потому что презирать смерть ради правого дела – это уже само по себе большой подвиг!
Живите долго, дорогие наши ветераны! Живите долго и счастливо! И я желаю вам теперь, через столько прожитых лет, точно так же презирать смерть, как вы это делали тогда, больше полувека назад!..
…В этой большой книге я расскажу о каждом годе, проведённом простым деревенским мужиком на войне!.. О каждом, прожитом им годе!..

































Книга вторая

42-й…













Часть первая
Дон-батюшка…

…На Дону, на Доне, гулевали кони,
И костров огонь им согревал бока.
Звёзд на небе россыпь, а я с гнедою сросся,
Стремена по росту, да не жмёт лука…

На Дону, на Доне, степь в полыни тонет,
Ветер тучи гонит, тучи-облака.
Вольная казачка по-над речкой плачет,
Видно, не иначе, любит казака…

На Дону, на Доне, как цветок в бутоне,
Девица в полоне красоты своей.
Счастью б распуститься, лепесткам раскрыться,
Да одной не спится в лихолетье дней…

Тихие слёзы Тихому Дону,
Доля казачья – служба лихая.
Воды донские стали б солёны,
Коли б на месте век постояли…

* * *
Весна 1942 г. На Каспии…

…- Товарищ майор! Та сколько ж можно! – Евтух стоял навытяжку перед уставшей на вид женщиной с погонами майора «медицинской службы». – Я ж здоровый уже совсем! Я, он, и для кухни всё делаю, и санитарам помогаю, когда надо новых раненных из машин выгружать! Та шо ж я калич вже совсем? Я ж крепкий же мужик!..
…Заканчивался март 1942…
…Четыре месяца назад, 2 декабря 41-го, большой, и некогда пассажирский, а теперь санитарный, пароход пришвартовались у большого причала в Сухуми… Сюда большим транспортом были доставлены раненные защитники Севастополя…
Семёна Вайнштейна , который чувствовал себя после ранения теперь уже гораздо лучше, оставили долечиваться в местном госпитале, а вот Евтуха…
Ранение сержанта Проценко, как оказалось, было сложнее, чем это могло показаться в начале. Он раз от разу терял сознание и проваливался в забытье… И его, как и обещала та пожилая санитарка ещё в «полуторке», вёзшей его в севастопольский порт, погрузили в медицинский эшелон и отправили на восток, в солнечный город Баку…
- …Мы ещё встретимся, Василич! – Пообещал ему тогда старшина Вайнштейн, когда узнал, что теперь их военные пути-дороги расходятся. – Обязательно! Это я тебе обещаю – Сеня «Два пальца»! И не смей мне погибнуть, Евтихий Василич!!! И даже думать за то не моги! Нам с тобой ещё Одессу от швабов освобождать!
Семён смотрел на своего друга, а из глаз этого вечного насмешника текли крупные, горькие слёзы, которые старшина попросту не замечал…
- Не погибну, Сеня! Не погибну! Даже не надейся! – Пообещал ему Евтух, и тоже утёр невольную слезу. – Ты, балаболка одесская, просто так легко от меня теперь не отделаешься! Вот выздоровлю, ногу подлечу, и обязательно вернусь! И обязательно найду тот батальон, где будет служить старшина Сеня Вайнштейн!
- Давай, Василич! – Семён склонился над носилками, крепко обнял здоровой рукой Евтуха и улыбнулся, зашептав ему в самое ухо. – Возвращайся! Только ты, Василич, когда искать будешь, спрашивай уже капитана Вайнштейна! Ну, или, по крайней мере, лейтенанта! Сенька «Два пальца» долго в старшинах сидеть не собирается!
- Только тогда и ты не смей мне погибнуть, братишка! – Прошептал Евтух, вымученно улыбнувшись в ответ. – А то армия лишится лучшего будущего генерала!
- Ну, я-то тебя точно дождусь! А потом мы с тобой сделаем всем швабам кадухес на живот, шобы бёгли с Одессы быстрее собственного визга! Шо б аж пятками себя по своему затылку тупому лупили, и звук от этого такой стоял, як от барабанщиков полкового оркестра!
- Береги себя, старшина! – Проговорил Евтух.
- И ты береги себя, санинструктор!..
…И разошлись военные пути-дороги этих таких разных, но испивших общую чашу горя и ставших после того пойла родными, людей… И никто не знал, сведёт ли их вместе судьба опять… Но они от всей души верили, что именно так оно и будет!..
…А 12 декабря санитарный поезд уже нёс раненных на восток, в тёплый, солнечный город на Каспии…
Евтух лежал на своём топчанчике, и думал тогда, под мерный перестук колёс:
«…Встретимся ли мы ещё, Семён? Встретимся ли, дорогой ты мой, неугомонный человечище?.. Хоть бы ты выжил, горячая голова!.. Хоть бы услышать от тебя ещё раз все твои одесские анекдоты, Сеня «Два пальца»… Ты только выживи в этой мясорубке, неугомонная твоя душа! Только выживи, дружище!.. Ничего! Вон под Москвой, как дали немцам жару под хвост!.. Это только начало! Скоро отовсюду их выкинем!..»
И уже, казалось, что не болели его раны…
Теперь, в тревоге за друга, болела его душа…

* * *
…Тогда, в самом начале декабря 1941 года, ещё никто не знал, сколько ещё продлится эта война, сколько жизней близких людей она заберёт, но…
Все надеялись, что продлится она не долго!
Недолго потому, что они стояли на смерть, они сражались за свою Родину! Сражались, кто как, и где мог, от мала до велика! Все поднялись на эту священную борьбу, все, кто хоть чем-то мог помочь фронту!..
И уже были первые, большие успехи – под Москвой было проведено знаменитое контрнаступление!..
5 декабря 1941 года, началась наступательная операция советских войск под Москвой. И Красная Армия отбросила фашистов от стен столицы от 100 до 250 километров в некоторых местах!
В ходе этой великой битвы Германия потерпела своё самое первое серьезное поражение во Второй Мировой войне! Здесь было разгромлено 38 вражеских дивизий, в том числе и 15 танковых и моторизованных. Противник потерял более полумиллиона человек, 1300 танков, 2500 орудий, более 15 тысяч автомобилей и много другой техники!
А Гитлер, узнав об этом позорном поражении немецкой армии, отправил в отставку 35 высших чинов Вермахта! И были среди них такие известные немецкие полководцы, как генерал-фельдмаршалы фон Браухич и фон Бок, генерал-полковники Гудериан и Штраус…
…И катил санитарный эшелон, увозя на восток санинструктора Евтихия Проценко, так же, как и многих других раненных, кому не повезло. А, может, повезло? Быть всего лишь раненными… Но все они надеялись, что очень скоро они, уже здоровые и крепкие, вернуться в других эшелонах… Тех, которые будут идти не на восток в тыл, а на запад, на фронты, и будут продолжать делать своё правое дело!..
Впереди были ещё долгие и кровавые военные дороги…
Да только…
Кто тогда об этом мог знать?..
…Пока стояла теплая осень 1941 года, «Вермахт», почти победным, бравурным маршем прошёл по Украине…
10 октября, оккупанты захватили город Сумы, 16-го – войсками Красной Армии была оставлена Одесса, 21-го – последние части красноармейцев ушли из Сталино, современный Донецк, а 25-го октября – пал Харьков…
Среди украинских областных центров лишь один Ворошиловград сравнительно длительное время оставался в руках советских войск, ну и, конечно же, героически оборонялся, практически в полной блокаде, Севастополь…
Немецкий натиск пошёл на спад лишь в ноябре 1941 года, когда Гитлер кинул все силы на Москву…
И только в январе 1942-го, после разгрома фашистов под Москвой, советский фронт частично стабилизировался…
На некоторых участках командование даже попыталось организовать контрнаступление…
Одно из них произошло в январе 1942 года на Харьковщине – между украинскими местечками Балаклея и Славянск…
Тогда, прорвав небольшой участок немецкой обороны, советское командование бросило в атаку, против немецких механизированных дивизий, три кавалерийских корпуса…
В 35-градусный мороз конники с саблями наголо атаковали немецкую пехоту…
Кавалерийские корпуса понесли в той, безудержно храброй, атаке гигантские потери, но 23 января, всё же, смогли прорваться к небольшому местечку Барвенково и занять там оборону…
Образовавшийся «Барвенковский выступ», завоеванный ценой крови трех кавалерийских корпусов, очень скоро сыграл ключевую роль в первой Харьковской операции!.. Закончившейся катастрофой…
Окрыленное контрнаступлением под Москвой и общими успехами Красной Армии в зимних боях, советское командование планировало весной 1942 года перехватить у немцев наступательную инициативу. Хотя и осознавало, что Гитлер ещё не исчерпал всех своих резервов…
Советская разведка докладывала, что кроме Подмосковья, противник сосредотачивал значительные силы и на Днепре, в районе Кременчуга и Днепропетровска.
Указывалась и конечная цель этой группировки – кавказская нефть…
И лишь в одном ошиблись генералы в Генштабе, оценивая полученную от разведчиков информацию – они ожидали наступления на Кавказ через Таганрог. На самом же деле, как вскоре выяснилось, немцы должны были пойти за кавказской нефтью харьковским трактом…
Командование Юго-Западного направления в лице маршала Тимошенко, его начальника штаба генерала Баграмяна и члена Военного совета Хрущёва предложило Ставке нанести превентивный удар по фашистам.
Харьков был главной целью будущего наступления…
Они представили в Ставку доклад об обстановке, сложившейся к середине марта на фронтах Юго-Западного направления, и о перспективах боевых действий в весенне-летний период 1942 года.
В  том докладе говорилось, что:

«…в итоге проведенных и проводимых сейчас наступательных операций нам удалось расстроить нормальное оперативное построение войск противника, заставить его не только израсходовать все оперативные резервы, но и раздергать для локализации наших успехов свои дивизии первой линии обороны, вплоть до отдельных батальонов. Противник доведен активными действиями наших войск до такого состояния, что без притока крупных стратегических резервов и значительного пополнения людьми и материальной частью не способен предпринять операции с решительной целью.
По данным агентуры и показаниям пленных, противник сосредоточивает крупные резервы со значительным количеством танков восточнее Гомеля и в районах городов Кременчуг, Кировоград, Днепропетровск, очевидно, с целью перехода весной к решительным действиям...
Мы считаем, что враг, несмотря на крупную неудачу осеннего наступления, на Москву, весной будет вновь стремиться к захвату нашей столицы. С этой целью его главная группировка упорно стремится сохранить свое положение на московском направлении, а его резервы сосредоточиваются против левого крыла Западного фронта, восточнее Гомеля и в районе Брянска.
Наиболее вероятно, что наряду с фронтальными ударами против Западного фронта противник предпримет крупными силами мотомехсоединений наступление из районов Брянска и Орла в обход Москвы с юга и юго-востока, с целью выхода на реку Волгу в районе города Горький и изоляции Москвы от важнейших промышленных и экономических центров Поволжья и Урала.
На юге следует ожидать наступления крупных сил противника между течением реки Северный Донец и Таганрогским заливом с целью овладения нижним течением реки Дон и последующим устремлением на Кавказ к источникам нефти...
Для обеспечения действий основных ударных группировок на Москву и на Кавказ противник, несомненно, попытается нанести вспомогательный удар из района Курска на Воронеж...
Можно предполагать, что противник начнет решительные наступательные действия в середине мая...
Независимо от этого войска Юго-Западного направления в период весенне-летней кампании должны стремиться к достижению основной стратегической цели – разгромить противостоящие силы противника и выйти на Средний Днепр, в районах городов Гомель, Киев, Черкассы, и далее на фронт с линией Черкассы, Первомайск, Николаев...»

28 марта Тимошенко, Баграмян и Хрущёв побывали на приеме у Сталина и обсудили детали этого будущего сражения под Харьковом. И «Вождь всёх народов» полностью с ними полностью согласился…
План операции был прост – советские войска, значительно превышающие противника в живой силе, артиллерии, танках и равные в авиации, должны были атаковать немецкие позиции с Барвенковского выступа и выйти к среднему течению Днепра…
Чуть позже во время скромного ужина Сталина с руководителями Юго-Западного направления вождь, чтобы поднять боевой дух будущим освободителям Украины, достал из нагрудного кармана своего френча листик бумаги и зачитал им легендарное письмо запорожцев к турецкому султану…
А уже через два дня 30 марта, в соответствии с указаниями Наркома Обороны, Военный совет Юго-Западного направления представил в Ставку план действий на апрель-май 1942 года, основной целью которых ставилось:

«…овладеть городом Харьков, а затем произвести перегруппировку войск, и  ударом с северо-востока захватить Днепропетровск и Синельниково...
На остальном протяжении фронта войска Юго-Западного направления прочно обороняют ныне занимаемые рубежи...»

…Всего этого, ни тогда в поезде, несущимся на восток, в далёкий Баку, ни даже позже, когда они проходили лечение в госпиталях азербайджанской столицы, раненные ещё не знали…
Ну, то есть, не всю глобальность того, что происходило на фронтах…
Но!..
У всех у них, и у каждого в отдельности, было лишь, одно единственное на всех, жгучее желание поскорее вернуться в строй…

* * *
…Всё это было раньше…
Когда сержант Проценко только-только появился в одном из госпиталей Прикаспийской столицы…
В Баку, вдалеке от фронта, было относительное затишье… Нет, горе, постигшее всю страну, наложило, конечно же свой отпечаток на лица и местных жителей, но… Здесь, всё-таки, было относительное спокойствие…
Город превратился в один большой госпиталь… Сюда эвакуировали раненных с южных фронтов, чтобы не везти их через всю страну в Ташкент – туда ехали раненный из-под Москвы, Ржева, Воронежа…
Здесь, в этом солнечном городе, всё что делалось – всё делалось для фронта… Работали заводы, выпуская оружие и боеприпасы для фронта, лечились и восстанавливали здоровье раненные… И готовились офицеры – в 1941 году в Баку, кроме одного из старейших в СССР военно-пехотного училища имени Серго Орджоникидзе, было создано ещё два: 2-е и 3-е Бакинские военно-пехотные училища…
…Пришлось Евтуху, на первых порах, очень не сладко…
…Та, пуля, выпущенная их авиационного пулемёта , наделала много бед, и только лишь церберским стараниям старшины Вайнштейна, которого теперь, после одной совершенно отчаянной контратаки, в которую он поднял свою роту, знал лично командарм, и его характеру, санинструктор Проценко не лишился ноги, хотя у него был на это полный шанс!..
Руки-ноги бойцам тогда, раздробленные пулями или осколками, попросту ампутировали, потому что небыло времени долго возиться… Раненных было слишком много, и перед военными хирургами стояла самая простая задача – любой ценой сохранить жизнь… А уж без руки тогда оставался человек, или без ноги… Да они и за это благодарили врачей! За сохранённую жизнь!..
Но… Планида сия, Евтуха миновала…
И теперь ему предстояло очень долгое лечение…
Сначала в госпитале, а потом и в местном санатории для выздоравливающих бойцов…
Процесс этот был не простой, и очень не быстрый…
Так прошёл декабрь, и пришёл Новый, 1942 год…
Потом пробежал февраль, и наступила весна – пришёл март…
…Продержав Евтуха до середины января в госпитале, потому что раздробленные пулей кости срастались довольно медленно и неохотно, его перевели в санаторий для выздоравливающих, у которого был общий забор с госпиталем, и одни и те же, для раненных, лечащие врачи…
И надо было знать этого неугомонного тридцатишестилетнего сержанта!..
Как только он сумел отбросить в феврале один из двух костылей, он тут же стал помогать, чем мог, медсёстрам и врачам, благо, что на фронте был ротным санинструктором…
- То ж у меня только одна нога пока не работает, а руки же в силе!
Да!.. Его уникальные руки знала если не вся дивизия, в которой он воевал, то уж легендарная «бригада Осипова», или 1 Черноморский полк морской пехоты, который был создан в Одессе из добровольцев ещё в августе 41-го, знала точно!..
Ещё его друг-односельчанин Пётр Подопригора рассказал своему первому, немало удивлённому, ротному о силе рук своего бывшего бригадира, когда Евтух вынес его и Семёна Вайнштейна с поля боя двои сразу:
- А моего кума вся деревня знает! – Прохрипел тогда Пётр. – В нём дурная сила природой вложена! Он на карьере, когда гранит для мостовой взрывали, такие гранитные глыбы своими руками ворочал, шо пяти здоровым мужикам не под силу было!..
…Сухой, худощавый, высокий, сержант Проценко не внушал с первого взгляда впечатления силача-богатыря, но… Это мнение менялось тогда, когда бойцы видели, что он делал под пулями на поле боя!..
Хватая, словно вёдра за ручки, раненных краснофлотцев за поясные ремни, он, выпрямляясь в полный рост, тащил в тыл сразу двоих раненных, совершенно не обращая внимания на тучи пуль, летавших вокруг него!.. И таких «рейсов» он мог сделать и десять и пятнадцать! Дотаскивая раненных до траншей, где их уже ждали санитары с носилками, он передавал раненых «с рук на руки» и тут же бежал обратно! И самое странное, что пули облетали Евтихия стороной! А он… Он словно был железной машиной! Он двигался по полю боя, как челнок в ткацком станке, и, казалось, совершенно не уставал!..
И..
Вот поэтому-то, наверное, всего-то за четыре месяца боёв он уже успел стать сержантом, командиром медико-санитарного взвода, а на его груди поблёскивали целых две медали «За Отвагу»!.. Причём вторую ему вручил лично командарм Петров, сняв свою собственную с груди!..
…И нужно было видеть, как Евтух с ногой в гипсе выше колена, опираясь на один костыль, нёс полное ведро на кухню санатория!.. Или помогал вынимать из кузовов носилки с раненными, прибывшими в госпиталь с фронта!.. Или как он, на заднем дворе, колол потихонечку дрова!..
…Ну, а уж когда ему сняли гипс в начале марта, и он через неделю окончательно забросил в сторону и второй костыль, то тогда…
Его кипучей энергии хватало на всё!..
И восстанавливались, постепенно, утраченные на госпитальных койках силы… И всё меньше и меньше была видна хромота…
И сержант стал донимать своими просьбами своего лечащего хирурга…
…Они были почти ровесниками, ей тоже было что-то около 35 лет, но Зинаида Петровна Музыка  была майором, и кроме всего прочего, ещё и заместителем начальника госпиталя…
…- Товарищ майор! – Евтух стоял посреди кабинета по стойке «Смирно!». – Отпустите на фронт! Ну, не могу я больше в тылу отсиживаться, когда на фронте такие дела творятся! Севастополь, вон, сколь времени уже держится, да только народу там всё меньше и меньше!
Майор посмотрела на сержанта усталым взглядом, и по этому взгляду постороннему наблюдателю было понятно, что она не только хирург, офицер и «Замнач»…
Было бы понятно, что она в первую очередь женщина!..
И ещё можно, было бы, убедится в том, что проказник и озорник Купидон иногда ранит своими стрелами сердца далеко не равных по своему статусу людей… Ему, Купидону, плевать на эти статусы!.. Ему, экспериментатору, наверное, очень интересно посмотреть, что из этого получается…
В общем…
Любовь слепа, и об этом уже давно и много рассказано…
Майор грустно улыбнулась, и тихо проговорила:
- Ты, Евтихий Васильевич, я знаю из твоих документов, начинал воевать в 1-ом Черноморском полку морской пехоты ещё в Одессе?
- Так точно, товарищ майор! В «бригаде Осипова»!..
- Понятно… Ну, так вот, что я тебе скажу, товарищ сержант-краснофлотец… Воевать ты если и будешь, то теперь тебе, в любом случае, придётся стать сухопутным моряком – отсюда, из Баку, мы отправляем выздоравливающих через Кавказ на север, в район Харькова, ну или Воронежа – таково указание нашего главного руководства…
- Шо значит «если будешь воевать», товарищ майор? – Евтух свёл брови на переносице. – Шо-то я не понял?.. Я ж совсем здоровый уже! Як тот бык-трёхлеток!
- Подойдите… – Тихо проговорила майор.
- Шо?
- Подойдите ко мне, товарищ сержант! – Проговорила громче майор.
Евтух сделал несколько шагов по направлению к письменному столу под пристальным взглядом врача. Он очень хотел идти ровно, но…
Боль, внезапно прострелившая не только его, едва-едва зажившую ногу, но и отдавала прямо в мозг, вызвала на лице сержанта гримасу… Нет, не боли… Евтух очень хотел при этом ещё и улыбаться белозубо… Да только получался у него белозубый волчий оскал… И ковыляющая, неровная, утиная походка…
И всё это не прошло незамеченным от пытливых врачебных глаз:
- Ну, вот видите, Евтихий Васильевич… – Проговорила женщина устало, и опустила глаза. – С такой ногой вы погибните в первом же бою… А мне, положа руку на сердце, очень жаль будет и вас, товарищ сержант, и моих личных усилий, положенных на ваше выздоровление…
- Зинаида Петровна! Да я же!..
- Ну, хватит, сержант Проценко!.. – В глазах майора вдруг зажглись злобные огоньки. – Вы ещё далеко не полностью восстановились после тяжелейшего ранения! И ни о каком фронте вы пока даже и думать не смейте! Вам ясно?
- Так точно, товарищ майор…
- И вообще!.. Да будет вам известно, что этот вопрос не в моей компетенции, как бы хорошо я к вам не относилась! – Майор встала из-за стола и, повернувшись спиной к Евтуху, подошла к распахнутому окну. – Вы прекрасно знаете, сержант, что раз в месяц собирается медицинская комиссия, общий врачебный консилиум… И уж он-то и решает по каждому из выздоравливающих пора его отпускать на все четыре стороны, или он только со стороны кажется здоровым!.. А бывали и такие случаи, что кое-кого из «тяжело раненных», после такого консилиума, забирали в НКВД, как симулянтов…
- Но!..
- Но вас, товарищ сержант, по счастью, это не касается!.. – Майор обернулась, и посмотрела ему прямо в глаза. – Да только рано тебе ещё на фронт, Евтух! Рано!!! Нога только-только зажила!.. Мышцы должны ещё набрать былые силы, восстановиться… Ведь три операции!!! Это же не шутка! Тебе же ногу по кусочкам собирали!.. И собрали, слава Богу!!! Так не суй же ты труд других людей псу под хвост! А свою голову под пули… Успеешь ещё, сержант – эта война, к сожалению, ещё не скоро закончится, чует моё сердце…
И тут она весело улыбнулась, и попыталась сменить неприятную и тяжёлую тему разговора:
- Или, как там правильно твоё звание на Флоте?
- «Старшина первой статьи», товарищ майор, только…
- Долго выговаривать… И не очень удобно… – Проговорила задумчиво врач. – А есть какое-то обиходное сокращение?
- Есть… «Старпёр»… – Ответил Евтух, и улыбнулся грустно.
- Аг-га-а-а! – Улыбнулась в ответ майор. – Вот теперь я понимаю, почему тебя все, и в госпитале, и в санатории, называют «старпёр Василич» а ты на это только улыбаешься!.. А то… По возрасту, ты, конечно, хоть и не мальчик уже, но и до настоящего старпёра тебе ещё оч-чень далеко… А они, оказываются, к тебе строго по Военно-Морскому Уставу обращаются? И никакого панибратства тут и нет вовсе!..
Евтух только улыбнулся вымученно, и опёрся рукой о стол, потому что стоять столько времени ему было ещё сложно, и нога пульсирующей болью уже настойчиво давала о себе знать и требовала «уважения».
И этот непроизвольный жест, тоже не прошёл мимо пытливых глаз майора…
- Так-то она так… – Ответил сержант грустно, вспоминая что-то своё. – Да только… «Бригада Осипова», вернее её остатки, всего-то один раз в море и выходила… Когда последними Одессу оставляли… Мы ж с самого начала были «сухопутные моряки»… Одно слово – морская пехота!.. Потому у нас и звания не морские, а обычные, армейские… А Устав…
- Ну, тельняшку-то свою ты, всё же, носишь, «старпёр» Проценко! И бескозырку свою хранишь – я знаю, мне докладывали!..
- А это уже святое, товарищ майор!.. От нашей «бригады», тех кто в неё пришёл самыми первыми добровольцами полгода назад в августе 41-го, уж мало кого осталось… Не прятались «осиповцы» за чужие спины!.. И «черными дьяволами» нас немчура не за «просто так» называла…
- Да уж знаю… И по слухам, что доходили, и из твоего «Личного дела», сержант… – Ухмыльнулась женщина. – И если так воевал ротный санинструктор, то как же должны были воевать те, в чьи прямые обязанности это входило?!.
- Геройски воевали, товарищ майор! – Ответил Евтух, и опять грустно улыбнулся. – Эх! Если бы вы узнали моего дружка, Сёмку «Два пальца»!..
- «Два пальца»? – Подняла брови майор. – Это что ж за имя такое?
И Евтух только отмахнулся:
- Д-да-а!.. Вайнштейн его фамилия… А «Два пальца» – это имя воровское…
- Воровское? – Опешила женщина.
- Ну, да!.. Ну, был когда-то паренёк одесским вором-карманником… Говорили даже, шо его вся Одесса знала!.. И шо ж с того?.. Так я вам скажу, товарищ майор, шо когда нас морем из Севастополя в Сухуми на транспорте везли, он уже был старшиной, командовал ротой, и имел не только медаль, а даже и орден! Во так-то!.. Там он остался, в Сухуми… И я знаю, шо Сеня «Два пальца» в Севастополь вернётся… Да уже давно вернулся наверняка!.. – И тут Евтух, с тоской в глазах, посмотрел на майора. – А оно ж такое молодое и дурнуватое, шо под все пули лезет!!! Погибнет он там без меня – как пить дать в какую-то халэпу влезет!.. Отпусти ты меня, Зина Петровна! Христом Богом прошу!.. У меня ж, кроме этого дурнуватого горлопана одесского, теперь и не осталось-то больше никого…
- А семья что ж?
- Жена… И дочка… А в августе ещё должно было дитё родится – жена на сносях была…
- И что?
- Не успел я тогда их из нашей деревни вывезти… Под немцами они теперь… И я не знаю, что и как… И даже не знаю кто родился, сын или дочь… Вот Сенька говорил, шо обязательно дочь родится… – И тут Евтух, вдруг резко одарил сжатым кулаком по крышке стола, на который опирался. – Я даже не знаю, живи они или нет!.. Ничего не знаю!!!
Майор подошла к Евтуху почти вплотную, и взглянула в глаза:
- Ты хочешь на фронт, сержант?
- Так точно, Зинаида Петровна! Шо мне тут делать?!! Вёдра с водой для кухни таскать, и дрова колоть? Так это я после войны ещё успею! Да и стыдно мне, товарищ майор! Я – сержант! Воюю чуть не с первого дня войны! У меня уже две медали «За Отвагу» на гимнастёрке висят! А я в хозвзводе штаны просиживаю, вместо того, чтобы на фронте раненным помогать, да молодых-зелёных учит дурные головы за так под пули не подставлять!
- Тогда послушай, что я тебе скажу… От твоих волнений и переживаний процесс восстановления будет только замедляться – это я тебе как врач говорю! Поэтому, как бы тебе ни было тяжело, а волнения свои надо забыть!
- Добре… Я попробую…
- А теперь я тебе скажу, как офицер, и, пока ты здесь, на излечении, твой непосредственный начальник! – В её голосе послышались совсем не женские нотки. – На комиссию, которая соберётся через два дня, ты не пойдёшь! Нечего тебе там делать – ты, вон, больше десяти минут перед офицером ровно выстоять не можешь!
Евтух тут же выровнялся, и встал по стойке «Смирно!».
А майор продолжала:
- …Ты будешь и дальше лечиться, и восстанавливать своё здоровье!.. И если для тебя так уж важно быть на фронте, то… Уже сегодня же, моим приказом, ты будешь зачислен в штат госпиталя! Ты служил санинструктором, и даже командиром медсанвзвода, что такое раненные бойцы, и как с ними обращаться – знаешь!.. Вот так! – Она ещё раз взглянула в глаза Евтуха. – Ты рвался на фронт? Так здесь у нас тоже фронт! Людей спасать и лечить надо!..
- Но, я…
- И заметь, сержант! – Проговорила майор ещё жёстче. – Ты уже не будешь «выздоравливающим» красноармейцем! Ты опять на службе! И не в хозвзводе – воду принести, дров нарубить – ты будешь заниматься тем же, чем и раньше!.. И всё!! Это приказ, товарищ сержант Проценко!!! Вы приняты в штат на должность военфельдшера! И здесь тоже армия, и такие же, как и везде, наказания, за невыполнение приказа!
- Так точно, товарищ майор! – Проговорил Евтух, обманутый в своих надеждах.
- Вопросы ко мне есть, товарищ сержант?
- Никак нет!
- Тогда… Можете приступать к своим новым обязанностям! – Она встала прямо перед Евтухом и грозно посмотрела на своего нового подчинённого. – Свободны!
- Разрешите идти?!!
- Я же сказала! Свободны, товарищ военфельдшер!
- Есть!..
Он развернулся строго по Уставу, через левое плечо, и…
Едва не упал от той резкой боли, которая прострелила не только его ногу, но и всё тело аж до самого темени…
И он, наверняка, упал бы!.. Если бы не майор, которая стояла рядом…
Она подхватила его подмышки, и утвердила в вертикальном положении:
- А ты говоришь, на фронт… – Проговорила она уже тоном обычного врача, который беспокоится за своего пациента. – Тебе сейчас едва ли не заново учиться ходить надо!.. Эх, ты! «Старпёр» морской пехоты… Иди уже, принимай должность… Работы тебе и здесь хватит…
- Я всё равно на фронт уеду, Зина Петровна! – Евтуха вдруг одолел жгучий стыд за свою слабость перед этой женщиной. – Вот подлечусь немного, и уеду! Там моё место!
- Уедешь-уедешь… А пока будешь служить здесь… И выполнять приказы… А подлечишься когда… Я и сама тебя отпущу… Что уж с тобой делать, военмор… А то, ведь, ещё чего доброго, возьмёшь, да и сбежишь от меня без документов… А таких «бегунов», в наше время… – Она тяжело вздохнула и посмотрела сержанту в глаза. – Не хочется мне, чтобы ты служил где-нибуть в штрафной роте, Евтух… Из этих рот мало кто возвращается… Так что потерпи ещё немного, придержи свои желания... А я тебя отпущу… Обещаю… Тогда, когда увижу, что ты здоров…
- Ладно, Зинаида Петровна… Раз такое дело… – Ответил угрюмо Евтух. – Я подожду… Только не очень долго…

* * *
Конец мая 1942 г. На фронт…

…В мае 1942 года на советско-германском фронте обе стороны начали борьбу за овладение стратегической инициативой. И для Красной Армии события стали развиваться очень неблагоприятно. Вермахт опередил её в активных действиях в Крыму, где 8 мая перешёл в наступление на Керченском полуострове против войск Крымского фронта.
И почти одновременно с оборонительным сражением в Крыму, 12 мая началась Харьковская наступательная операция войск Юго-Западного фронта…
Советское командование делало на неё главную ставку в нанесении упреждающих ударов по немецко-фашистской армии весной 1942 года.
Однако…
…Немецкие военачальники тоже планировали наступление, и также под Харьковом, но на неделю позже – 20 мая, и для этого накапливали на этом направлении силы…
Кроме того, вражеская разведка узнала о планируемом Тимошенко и Хрущёвым советском наступлении, и немцы успели основательно приготовиться к обороне…
…Первая советская операция по освобождению Харькова началась мощной часовой артиллерийской подготовкой.
В 7.30 12 мая советская пехота при поддержке танков и кавалерии пошла вперед по всему фронту. Но прорвать оборону противника удалось лишь в некоторых местах, причём с гигантскими людскими потерями… Жертвами стали тысячи погибших советских солдат…
Лишь с севера и юга Харькова Красной Армии удалось пройти на 20-35 километров. Под самим же Харьковом немцы продолжали упорно защищаться, хотя к тому времени даже оказались в частичном окружении.
А на Харьков уже шла 6-я немецкая полевая армия, которой командовал один из талантливейших военачальников Третьего Рейха, автор плана нападения на СССР «Барбаросса», тогда ещё генерал-полковник, Фридрих Паулюс.
Его солдаты сдерживали атаки советских войск, а когда со стороны Кременчуга и Полтавы подошли резервы, то и сами перешли в наступление. Кроме того, Гитлер бросил под Харьков весь свой 4-й воздушный флот…
…Утром 17 мая небо над позициями противников вновь разорвала мощная канонада.
17 мая уже и немцы начали своё наступление на харьковском направлении…
Условное наименование этой наступательной операции, которая приняла характер встречного сражения, было «Фридерикус-I»…
Выставив на севере и юге мощные заслоны, немцы ударили по Барвенковскому выступу, откуда, прежде советские войска вели свои наиболее результативные атаки…
Харьковское наступление Красной Армии оказалось настолько неожиданным для Вермахта, что едва не кончилось катастрофой для группы армий «Юг». Однако немцы решили не менять планы и, благодаря концентрации войск на флангах Барвенковского выступа, и атаковали позиции советских войск…
Проведение операции «Фридерикус-I» возлагалось на 6-ю армию и армейскую группу «Клейст», в которую входили 1-я танковая и 17-я полевая армии. В их задачу входило нанесение контрудара из районов Балаклеи и Славянска в общем направлении на Изюм…
В итоге, оборона Красной Армии была прорвана, и большая часть Юго-Западного Фронта оказалась в окружении…
…Начальником окруженных советских армий Ставка назначила украинца, генерала Костенко, который, как считал Сталин, являлся специалистом по выведению крупных соединений из окружения – Костенко был одним из двух командующих армией, вторым был печально знаменитый генерал Власов, которые осенью 1941 года выбрались из «киевского котла».
Но генерал не смог переломить ситуацию…
Многократные попытки пробиться из окружения к своим основным силам так и не увенчались успехом…
С внешней стороны «Харьковского котла» советские войска тоже были вынуждены перейти к обороне…
В трёхнедельных боях, известных, как «вторая битва за Харьков», части Красной Армии, как бы это ни было прискорбно сказать, потерпели тяжелейшее поражение…
После этого фронт южнее Воронежа оказался серьезно ослаблен…
«Ключ к Кавказу», город Ростов-на-Дону, который в ноябре 1941 с огромным трудом удалось отстоять, был потерян…
После «Харьковской катастрофы» Красной Армии в мае 1942, Гитлер вмешался в стратегическое планирование дальнейших военных действий, приказав группе армий «Юг» разделиться на две.
Группа армий «А» должна была продолжить наступление на Северный Кавказ. Группа армий «Б», включающая 6-ю армию Фридриха Паулюса и 4-ю танковую армию генерал-полковника Германа Гота , должна была двигаться на восток по направлению к Волге и Сталинграду.
К концу июля немцы оттеснили советские войска за Дон…
Линия обороны протянулась на сотни километров с севера на юг вдоль Дона. Чтобы организовать оборону вдоль реки, немцам пришлось использовать помимо своей 2-й армии, армии своих итальянских, венгерских и румынских союзников.
6-я полевая армия была всего лишь в нескольких десятках километров от Сталинграда, и 4-я танковая, находясь на юге от него, и повернула на север, чтобы помочь взять город…
Захват Сталинграда был очень важен Гитлеру по нескольким причинам. Это был главный индустриальный город на берегах Волги, жизненно важный транспортный маршрут между Каспийским морем и северной Россией.
Захват Сталинграда обеспечил бы безопасность на левом фланге немецких армий, наступающих на Кавказ.
И, наконец, сам факт, что город носил имя Сталина – главного врага Гитлера, делал захват города выигрышным идеологическим и пропагандистским ходом…
10 июня 1942 года в 4 часа утра из района харьковских местечек Чугуева и Балаклеи фашисты начали свой второй «блицкриг» на восток…
Советский фронт был сметён, и немецкие танки растеклись по всему югу России, по бескрайним донским, а затем и приволжским степям…
Вскоре они подошли к Дону, затем и Северному Кавказу, а 17 июля ввязались в великую Сталинградскую битву…

* * *
…23 мая 1942 года…
…В тот день случился очередной перелом, или поворот, в судьбе сержанта Евтуха Проценко…
В тот день была очередная медицинская комиссия…
…- Ну, что, Евтихий Васильевич? Как вы себя чувствуете?..
Этот полковник, начальник большого Бакинского госпиталя, а заодно и санатория для выздоравливающих, никогда не ассоциировался у раненых со званием «полковник»…
Около 50 лет от роду, довольно молодой ещё и крепкий мужчина с волевым сухощавым лицом, он, тем не менее, оставался сугубо гражданским человеком, которого надеть погоны только война и заставила…
Профессор Лимберг… Один из самых известнейших хирургов того времени, был эвакуирован, как и многие другие, в глубокий тыл, и возглавил один из самых крупных госпиталей… И кому же ещё, как не ему, человеку, удостоившемуся за исследования в военно-полевой хирургии Государственной премии ещё в 39-ом году, было это сделать…
«Всё для фронта – всё для победы» был лозунг…
И ни о каких научных изысканиях речь уже не шла – нужно было спасать жизни…
…Профессор испытывающе смотрел на Евтуха, а сержант…
Он тоже буравил своим взглядом профессора…
- Я здоров, Александр Александрович! – Ответил Евтух, и тут же поправился. – Извините… Товарищ полковник!
- Воинские звания – не суть… – Проговорил профессор автоматически, как он это делал и всегда. – Так вы считаете, что уже совершенно здоровы?
- Так точно! – Евтух встал по стойке «Смирно!» и лихо щёлкнул каблуками новеньких сапог.
Полковник открыл папку «Истории болезни», и стал задумчиво перелистывать бумаги:
- …Та-ак… Пулевое ранение… Множественное, сегментное раздробление большой и малой берцовых костей левой ноги… – Полковник поднял глаза от бумаг, и остро, испытывающе взглянул на ногу сержанта. – Как же вам её не ампутировали, мил человек?
- Друг не дал…
- Ага… Друг не дал… Три перенесённые операции, причём две из них из них в нашем госпитале… Оперировала товарищ Музыка, Зинаида Петровна… – Профессор посмотрел на майора, сидевшую за длинным столом врачебного консилиума. – Поздравляю, Зиночка!.. Кое-чему я вас, всё-таки, научил, судя по состоянию больного…
И опять остро взглянул на Евтуха:
- И вы хотите сказать, сержант, что чувствуете себя достаточно бодро, чтобы вернуться в действующую армию на «передовую»?
- Так точно, товарищ полковник! – Браво проговорил Евтух.
- И вы даже готовы это доказать всему нашему консилиуму? – Профессор словно прицеливался в Евтуха. – Собственно… Хочу вам сказать одно… То, что вы остались с ногой в тех условиях, в которых вам оказывали первую помощь – это уже, само по себе, чудо!.. И то, что вы сейчас вот так стоите перед нашей комиссией – это чудо второе!.. Но!.. Я практик, мил человек… И в чудеса не верю!.. И я уже сразу, понимая характер вашего ранения, считаю, что вы по определению, ни в коем случае, не пригодны для фронта!..
- Товарищ полковник!.. – Проговорил Евтух.
Но профессор с полковничьими погонами его перебил:
- Докажите!.. Разубедите людей, сидящих здесь и знающих в медицине много больше вашего, что вы можете служить и дальше!.. Прошу!
И Евтух стал разубеждать…
Он…
Он просто стал «печатать» строевой шаг по гулкому деревянному полу большого кабинета!..
Да так, что дрожали стёкла в окнах!..
Это самоистязательство продолжалось минуты три…
А потом…
При выполнении очередного «поворота кругом в движении»…
Раненая нога не выдержала напряжения и просто подкосилась…
И Евтух, со всего маху, на глазах всего медицинского консилиума… Он просто рухнул на пол, как подкошенный дуб…
- Что и требовалось доказать, товарищи!.. – Проговорил профессор, поглядев на своих коллег. – О каком фронте может идти речь?! Комиссуем! На списание сержанта!..
- Но, товарищ полковник! – Вскричал Евтух, вставая с пола. – На фронте не ходят строевым шагом – это я точно знаю!!!
- На фронте нужны бойцы, товарищ Проценко! – Проговорил профессор. – И уж никак не инвалиды… Вы списаны в тыл!.. Всё!!! Свободны! И, будьте любезны, позовите следующего…
…Ждать Евтуху в тенистом парке госпиталя, в тот день пришлось долго…
Но, в конце концов, он, уже ближе к вечеру, он увидел, как из дверей главного корпуса санатория, вышла майор Музыка, и направилась в офицерское общежитие, находившееся тут же, на территории…
…Он догнал её через несколько десятков метров и окликнул:
- Зина!
Евтуху уже нечего было терять, потому что вердиктом консилиума он уже официально стал гражданским человеком…
- Зина! – Проговорил Евтух громким шёпотом, догнав майора. – Подожди!
Она обернулась, и, увидев, кто её зовёт, остановилась:
- Что тебе, «старпёр»?..
- Я уезжаю…
- Далеко ли?
- На фронт…
- Ты, сержант, списан по состоянию здоровья! – Проговорила майор жёстко. – И, если ты не забыл, то я напомню, что сержант Проценко приписан к госпиталю, как военнослужащий годный к «нестроевой» службе!
- А мне плевать на ваши медицинские заключения! – Рявкнул Евтух. – Я еду на фронт!.. И… Мне нужна твоя помощь, Зина…
Майор воровато посмотрела по сторонам и, не заметив никого на этой тенистой аллее, прильнула к груди Евтуха:
- Да что ж тебе надо-то ещё, сволочь?!. – Прошептала она громким шёпотом. – Две медали уже заработал! Герой-фронтовик! Списан врачебным консилиумом по ранению!.. Баба рядом есть… Которая и любить будет и подлечит, если понадобится!.. Выжил в двух мясорубках? Так живи и радуйся!.. Чего тебе неймётся-то, Евтух?
Он бережно, но решительно отстранил майора, и проговорил:
- У меня есть семья, Зина!.. Извини… И ещё!.. Я знаю, что должен ехать и воевать… Чтобы их поскорее освободить… Да и не только их – там, на Украине, под немцем да румыном, в оккупации очень много народу осталось, в основном бабы да детишки!.. Так что извини, Зина… Ты очень хороший человек, и я всегда буду тебя помнить, но… У меня есть семья, товарищ майор… И мне нужна ваша помощь…
- Какая?
- Мне нужны документы… Выписка и направление в часть…
- Это не делается так просто, Евтух… – Майор смотрела на этого мужчину, как на уже утерянную мечту, но всё ещё никак не могла себе в этом признаться. – Нужен номер части, в которую ты направляешься… И вообще…
- А ты попробуй, Зина Петровна… – Улыбнулся сержант. – Ты же «Замнач»… Прикажи «строевику», пусть выпишет документы…
- Уже поздно…
- Тогда выпиши их сама, Зина! – Евтух остро и требовательно посмотрел на женщину. – Не могу я здесь больше! Не хочу!.. Тошно мне от этой тишины! Словно жаба в болоте спрятался!.. Не могу я больше, Зина!!! Сам уйду, если не сделаешь!..
- Ты попадёшься, и тебя отправят в штрафную роту, Евтух! – Сделала женщина последнюю попытку остановить и образумить сержанта.
Да только…
- Ну, и пусть! – Проговорил Евтух решительно. – Всё ближе к передовой, чем в этом тихом болоте!..
Она думала минуты три…
- Ладно, «старпёр»!.. Я сделаю… Приходи ко мне в кабинет часа через два… Но!.. – Она прижалась к нему грудью и посмотрела прямо в глаза. – Обещай мне, сержант!..
- Что, Зина Петровна?
- Потом… После войны… Если ты не найдёшь свою семью…
- Они живы и я их найду! – Проговорил уверенно Евтух.
- Пусть!.. Но если это вдруг окажется не так… Обещай, что найдешь меня! Обещай, сержант!!! – Рявкнула майор. – Или никаких документов не будет!
Евтух посмотрел в её глаза, которые уже были полны слёз и проговорил тихо:
- Ладно, Зина… Обещаю… Да только этого не будет…
- Главное то, что теперь у меня есть твоё слово, Евтух…
…Через два часа майор Музыка, в своём кабинете, в «официальном порядке» передала сержанту Проценко направление в воинскую часть в городе Грозный…
И в ту же ночь Евтух уехал из госпиталя…

* * *
Июль 1942 г. «Грозненцы»…

…Добирался до своего нового места службы сержант Проценко почти двое суток…
Их «гражданскому» эшелону приходилось пропускать вперёд эшелоны с вновь сформированными полками, которые мчались на фронт, подолгу отстаиваясь в тупиках узловых станций... И ещё пропускать, во встречном направлении, эшелоны с раненными…
Но…
2 июня, сержант Евтихий Проценко, постучался, всё же, в большие ворота воинской части, и, показав свои документы и предписание, был допущен на территорию… Грозненского военно-пехотного училища…
…Он, поначалу, злился на майора Музыку, которая, в своём «женском коварстве» обманула его, выдав предписание не в действующую на фронте, а тыловую часть… И может быть именно так, на самом деле и было, кто уж теперь знает? Но… Если это было именно так, то…
Зинаида Павловна, пытаясь оградить Евтуха от фронта, выписала ему не самую лучшую «путёвку» на фронт…
…В те самые, такие тяжелые для страны дни, приказом Ставки Верховного Главнокомандования, Грозненское военно-пехотное училище было перефор¬мировано в Грозненский курсантский полк, и 13 июля 1942 года полк, в составе 2500 человек под командой начальника училища полковника Сытникова убыл в действующую армию в район Сталинграда…
…И застучали на рельсовых стыках колеса вагонов, нёсших несостоявшихся офицеров на фронт, а через раскрытые двери «теплушек» были видны проносящиеся мимо родные поля и леса, и…
Когда агитаторы, назначен¬ные на путь следования в эшелоне, вели свои беседы или читали газет¬ные информации из действующей армии, одна мысль владела всеми:
«…Скорее бы уже в бой!..»
И среди этих, молоденьких, необстрелянных салажат ехал на фронт, опять ехал на фронт, помощник командира полкового медико-санитарного взвода, военфельдшер, сержант Проценко… Который тоже только и твердил сам себе под, по-орлиному крючковатый, нос:
- Скорее бы уже!.. Скорее!..
Он больше полугода потратил на восстановление своего здоровья, и теперь, как застоявшийся в стойле жеребец, «бил копытом и рыл землю!»…
…Молоденькие, необстрелянные курсанты, ехавшие на фронт в «теплушке» полкового эшелона, поглядывали на сержанта «медицинской службы» взглядами полными удивления, и даже изумления!
Конечно!
Ведь они, не успевшие получить «кубари» в петлицы, «офицеры» пехотных, стрелковых частей точно знали, потому, что именно так их и учили, что именно «пехота – царица полей!»… И что самые героические подвиги на фронтах совершались солдатами и офицерами именно этого, «ножного» рода войск!..
А тут…
Сержант, у которого в петлицах, кроме двух «треугольничков» красовалась эмблема медика – чаша из которой пила змея! Но не это было главное! И даже не то, что этот «помком» медсанвзвода, с независимым характером и суровым орлиным взглядом, никогда не застёгивал свою гимнастёрку «под горло», как того требовал Устав, являя свету «неуставную» морскую полосатую тельняшку, и за это ни один офицер полка ни разу даже не попытался его наказать!..
Две медали «За Отвагу», поблёскивали на его груди!.. Вот что приводило в замешательство вчерашних курсантов…
Они-то знали, или уж, по крайней мере, были наслышаны о том, как зарабатывалась на фронтах в 41-ом эта медаль…

* * *
Дело в том, что…
В первый год Великой Отечественной награждали очень скупо.
Вместо ордена – давали медаль, вместо медали – благодарность…
А порой могли и в штрафбат отправить героя – за то, что в бою не сберёг боевую технику, например…
Да и самих-то наград в 41-м было не так-то уж и немного…
Орден Ленина, а из настоящих, «боевых» – Золотая Звезда Героя Советского Союза, да ордена «Красное Знамя» и «Красной Звезды»…
Но Золотая Звезда и «Знамя» – были привилегированными наградами для «сталинских соколов», чьи самолеты не были разбомблены «Юнкерсами» и не раздавлены на аэродромах фашистскими танками в самые первые часы или дни войны…
А пехоте, за много большие подвиги, положа руку на сердце, доставались, за оч-чень редким исключением, «Красная Звезда» офицерам, да всего-то две медали: «За Отвагу» и «За боевые заслуги», рядовому и сержантскому составу…
И, как пел Владимир Высоцкий: «…Если не поймаешь в грудь свинец – медаль на грудь поймаешь «За Отвагу»…»
Ведь на мертвых героев наградные листы в 41-ом практически не оформляли, так же, как и на живых – времени на такие мелочи не хватало…

* * *
…А тут сразу две «Отваги»!.. Да плюс тельняшка! Да ещё бескозырка, аккуратно сложенная в вещмешке, с ленточкой, на которой было написано «Черноморский Флот»…
Да у кого? У санинструктора!!!
…И потянулся народ к Евтуху, понимая, что это военфельдшер, прибывший во вновь сформированный из курсантов полк по направлению из госпиталя, уже успел повидать на войне такое, о чём им, салажатам, пока даже и не догадывалось…
И не только рядовые тянулись к Евтуху!..
Те офицеры, которые командовали взводами и ротами, были ненамного старше своих подчинённых – всего-то 22-23 года от роду, и им тоже хотелось пообщаться с этим сержантом, узнать «что, да как», или послушать какие-то военные истории… О том, как держали оборону под Одессой, о том, как защищали Севастополь…
А Евтух, по большей части, не особенно-то и разговорчивый человек, рассказывал…
Не жалел слов, понимая, что каждая история, о каждом бое, этими необстрелянными ещё пацанами впитывается, словного губкой! А ещё они, несостоявшиеся офицеры, были приучены своими преподавателями не только слушать, развесив уши, а ещё и оценивать услышанное! И они не задавали Евтуху глупых вопросов, и не восклицали «Такого не может быть!», а наоборот старались понять и запомнить этот бесценный опыт… И, может быть, если случится, применить в бою…
В общем…
Сержант Евтихий Васильевич Проценко, помощник командира медсанвзвода взвода, простой деревенский мужик из глубинки центральной Украины, который со своей бригадой укладывал дорожные мостовые, теперь, нежданно негаданно даже для самого себя, стал… Чуть ли не преподавателем по «тактике ведения боя стрелковым подразделением»!..
Его слушали очень внимательно, а Евтух пытался рассказать все самые мельчайшие подробности, которым лично был свидетель…
Этот «учебный процесс» курсантов Грозненского военно-пехотного училища начался сразу же по прибытии Евтуха в Грозный, и продолжался даже в «теплушке» эшелона…
И как-то так оно само собой получилось, что они стали называть его Дедом… Хорош дед в 36 лет!.. Но… Он был старше, и намного опытнее…
В общем… Так он Дедом и остался… Хотя офицеры, которые были в должностях повыше «ротных», называли его иногда если и не «по-уставному» по званию, то просто – Василич…
…Так этот воинский эшелон добрался сначала до Сальска, а потом и до Сталинграда… Вернее, не до самого города…
По прибытии на фронт «грозненский» курсантский полк должен был войти в состав 64-й армии генерал-лейтенанта Гордова…
Первоначально его планировалось использовать во втором эшелоне армии в районе казачьих станиц по реке Мышкова. Но…
Обстановка на фронте, стремительно наступающие немецкие танковые дивизии, заставили изменить решение командования, и «грозненский» пол¬к был выведен на рубеж реки Аксай, на левый фланг 64-й армии…

* * *
…15 августа, вечер…
…Пыль стояла буквально столбом, и оседала уже грязными комьями грязи на мокрые от пота, напряжённо-сосредоточенные лица бывших курсантов…
Сюда, в большую излучину Дона, к берегу небольшой речухи Мышкова, полк в пешем порядке, ускоренным маршем прибыл почти сразу после полудня, и…
Практически сразу стал окапываться…
Небыло у командиров времени на всяческие там привалы и обеды!..
Да никто, если честно, и не роптал – немецкое «дыхание» чувствовалось здесь отовсюду! И каждый обращался мысленно, кто к своим богам, кто к «вождям», с единственной просьбой – им нужны были хотя бы сутки!..
Сутки, на то, чтобы вгрызться в эту иссохшуюся и потрескавшуюся, под беспощадным июльским солнцем, ковыльную степь междуречья Дона и Волги… Сутки! Всего одни сутки! Чтобы хоть как-то, хоть на скорую руку, соорудить линию обороны…
…- Давайте, хлопчики! Давайте, родные вы мои! – Евтух работал своей лопаткой, как заведённый, бросая вверх, на бруствер комья жёсткой, как камень, рассыпающейся земли. – Только не стойте! Потом отдохнём, если фриц время даст… А сейчас потрудиться надо!!! Надо по уши в эту землицу зарыться!..
Стояла настолько безветренная погода, что в этих местах, междуречья Дона и Волги, было небывалой редкостью, что поднятая пыль висела в воздухе рыжей взвесью, и поблёскивала под палящим солнцем…
«Тяжёлая» сухая земля летела вверх, и тут же распадалась на фрагменты – камешки опадали на бруствер, а суглинок распадался на пыль, оседал бело-рыжим налётом на лицах солдат…
- Да как же в неё зароешься-то! – Проговорил один из солдат, находившийся рядом. – Это ж не земля, а наказание какое-то сплошное – сверху чуток земли, не больше чем на штык лопаты, а дальше один камень, вперемешку с глиной! Да, к тому же, вся эта радость слежалась под солнцем до состояния бетона!.. Да её же толом рвать надо, а не этими «ковырялками» ковырять! От рук же уже вообще ничего не осталось – всё в лоскуты!..
Он бросил на землю, в сердцах, сапёрную лопатку, и, стоя на коленях в своей ячейке, стал поливать водой из фляги свои ладони, которые были похожи на кровавый бифштекс. Глубина его «персонального фортификационного сооружения» была таковой, что этот паренёк, стоя вот так, на коленях, очень здорово напоминал со стороны «поясную мишень»…
- Возьми лопатку и копай! – Проговорил Евтух, зло зыркнув на этого вояку из-под кустистых бровей. – Ты этой землице потом ещё спасибо скажешь, когда она тебя от пуль спрячет!
- Слушай, Дед! – Так же зло ответил паренёк. – А ты кто такой, что бы тут командовать, а? У меня, между прочим, свой взводный есть! И «помкомвзвода» тоже!.. Шёл бы ты… В свой медицинский взвод, а?
- А воду на руки лучше не лей, мальчик!.. – Проговорил Евтух, и стал выбираться из окопчика.
Он, выросший, и проживший всю жизни в деревне человек, руки которого привыкли к тяжёлой грубой работе, уже успел выкопать окоп «в полный профиль», и теперь, выбравшись из него, встал в полный рост рядом с солдатиком.
- Чего это, не лить-то? А если заражение какое?.. И вообще! Раз ты военфельдшер, Дед, то и полечи мне руки – мне ещё воевать!
Евтух только посмотрел на солдатика странным взглядом и проговорил негромко, но, притихшие вокруг бойцы тоже услышали его слова:
- Водой, вьюноша, от заражения не спасёшься – всё одно загниёт… И воду, губошлёп, под таким солнцем, беречь надо – когда её ещё подвезут, а тут ни речки, ни родничка… Ведь через пару часов у всех подряд клянчить глоток воды начнёшь! – Говорил он «пудовыми» словами. – А тратить на тебя медикаменты до боя, я и вовсе не собираюсь!.. Шо ж ты, халамидник, за черенок, как за свой «личный прибор» ухватился, а? С лопатой так нельзя! Она, как женщина – её нежно держать в грабках надобно, а то она тебе, как и женщина отомстит! Ты её нежно держи, лопатку-то!
- Да пошёл ты, Дед! – Отвернулся от Евтуха солдатик. – Тоже мне ещё, знаток нашёлся! Ты мне лучше руки пораненные вылечи!..
И что-то вдруг изменилось в этот момент во взгляде Евтуха… Да и в голосе тоже:
- Я тебе не дед, сопля зелёная! – Проговорил он тихо, и в ту же секунду рявкнул таким голосом, что, наверное, даже ковыль в степи поднялся. – Встать!!! Встать, когда разговариваешь со старшим по званию!!!
Солдатика, словно из катапульты, выбросило из окопчика, и он замер по стойке «Смирно!» перед сержантом. А тот, выждав долгих десять секунд, заговорил, сурово вглядываясь в лицо перепуганного паренька:
- Я могу тебя полечить… Вернее, не я… Вот схожу сейчас до полкового «особиста», и доложу ему, как ты, испугавшись воевать, путём членовредительства, решил не участвовать в бою! – Ох, и тяжёлые же были эти слова, но ещё тяжелее был орлиный взгляд санинструктора. – Да ещё и саботажем занялся, решив не копать окопы!.. Другие, вон, сам смотри, уже аж по самые плечи в землю ушли! А я, так и вовсе закончил!.. А в твоём окопе даже жопу некуда спрятать! Ну, твоя-то, положим, никому и на хрен не нужна! Но!.. А ну как кому другому в твою нору во время боя заскочить придётся? Так он здесь и останется? Так?!!
- Т-т-товарищ сержант!..
- О! Уже даже и звание моё вспомнил! Уже хорошо!.. Ну, и шо ты мне имеешь за себя рассказать? Какой ты самый разнесчастный?!! Так я, таки, тебе не верю! Как говаривал моё друг Сеня… – Евтух строго посмотрел на паренька. – Ты знаешь, кто такой мой друг Сеня? Я тебя спрашиваю, кугут!
- Н-никак нет, товарищ сержант!..
- И правильно, шо не знаешь! Но, главное, шо он тебя, такого «раненного» не знает! А то бегал бы ты сейчас, салага, со своей лопаткой, як тот посоленный в одно место полудурок, и рыл бы окопы, опережая роту инженерного батальона! – Евтух присел на невысокий бруствер. – Вольно, сопля!
Паренёк расслабился, но не посмел присесть рядом, а Евтух, посмотрел на бойцов и проговорил:
- И шо, салажата, уже, таки, никто не помнит, шо я вам рассказывал за Сеню «Два пальца»?
- Помним-помним, Дед! – Раздались возгласы с разных сторон.
- Эт хорошо! – Улыбнулся Евтух своим мыслям и посмотрел на паренька, стоявшего перед ним. – Но я, таки, напомню!.. Для тех, у кого плохо с памятью… Так вот!.. За Сеню думали, поначалу, шо он простая одесская гопота, которой её воровская квалификация не позволит воевать так, как надо!.. Он же известным карманником был, а они свои руки пуще скрипачей берегут! И они все, таки, ошиблись – этот бывший знаменитый на всю Одессу карманник, когда нас с ним двоих раненных увозили на пароходе уже из Севастополя, командовал к тому времени ротой, и был орденоносным старшиной! Это ясно?
- Так точно, товарищ сержант! – Промямлил боец.
- А начинал он свою службу, это было почти год назад под Одессой, так же как и ты – рыл окопы!..
Евтух увидел, как к нему подтянулись солдаты, и приблизился лейтенант Савельев, командир роты:
- Вы разрешите рассказать, товарищ лейтенант?
- Давай, Дед… – Проговорил «ротный». – Людям и в самом деле небольшой передых нужен… А такой передых – он с пользой для дела… Десять минут тебе хватит, сержант?
- За глаза! – Ответил Евтух, и повернулся к солдатам. – В августе дело было…

* * *
Август 1941 г. Под Одессой…

…Под утро полк Осипова начал окапываться в сухой одесской степи…
Роте капитана Лямзина, в которую попали служить Евтух, Пётр и Семён, определили участок обороны близ деревни Булдинка, практически на берегу, на северной оконечности Большого Аджалыкского лимана…
…Августовское солнце палило так, что новоиспечённым краснофлотцам, поднимавшим фонтанчики пыли своими лопатками казалось, что их бросил всех вместе на большую сковороду, и теперь медленно поджаривают… Даже комья высохшей земли казались такими же горячими, как если бы им пришлось схватить голыми руками с раскалённой сковороды только что изжаренные котлеты…
Странное дело, но этим утром вокруг стояла какая-то совершенно умиротворяющая тишина…
Не рвались бомбы и снаряды, не было слышно выстрелов, и даже далёкая канонада отдалилась, ушла на восток, да так и затихла где-то там, у Николаева…
Танки Манштейна ушли дальше, к Крыму, оставив здесь под Одессой своих не самых смелых и решительных союзников – румынские кавалерийские дивизии… А румыны, видимо, взяли небольшую передышку-«перекур», и дали передышку защитникам города… Все набирались сил перед решающими боями, но…
Сегодня над степью повисла тишина…
Над прибрежными оврагами колыхалось седыми прядями море ковыля. Под лёгкими порывами прибрежного морского бриза тихо шуршала спелыми колосьями пшеница на колхозных полях, впитывая в себя такое жаркое солнце. Небо было такое высокое и ярко-голубое, что походило на свежевыстиранную простыню, по которой редкими барашками плыли белые облачка. И где-то там, высоко-высоко в голубом поднебесье, пел свою песню одинокий жаворонок…
И казалось, что вот, наконец-то, пришло умиротворение!.. Что навоевались уже люди, и не будет больше ни боёв, ни бомбардировок… Хотелось просто раскинуть в сторону руки, лечь на спину, и часами смотреть в это глубокое небо, провожать глазами редкие облака, выискивать взглядом едва заметную чёрную точечку жаворонка, вдыхать пьянящий запах ковыля и полыни, и… Слившись в этой вселенской гармонии с природой не думать больше ни о чём на свете! Хотелось просто жить, и наслаждаться жизнью!..
Да только…
Не могли себе позволить такой роскоши моряки полка Осипова!..
Не могли, потому что понимали, что тишина эта продлится очень недолго – может день, может час, а может уже через минуту всё это умиротворение закончится, и люди опять начнут убивать друг друга…
Потому-то и ловили моряки эти последние минуты тишины. Ловили, не для того, чтобы раззявив рот «ловить ворон», а чтобы поглубже вгрызться в землю…
Матросы уже давно сняли чёрные бушлаты и тельняшки, и, обливаясь липким потом, ковыряли землю лопатками и матюгами, сооружали траншеи…
Везде виднелись крепкие мужские спины, припорошенные серой пылью…
…- Ты бы хоть людей постеснялся, Сеня! Ы-ых! – Прокричал Пётр, и мощно, двумя руками вогнал в землю лопатку. – Отсвечиваешь тут своими мослами аж на ту сторону лимана! Смотри, изжаришь всю своё хозяйство под солнцем! От тебя ж уже палёной резиной несёт!
Петр стоял на коленях в окопчике и так орудовал своёй лопаткой, что над землёй уже виднелась только его голова. Да и не он один трудился здесь изо всех сил – траншея уже почти была готова.
И только в одном месте, там, где её должен был копать Семён Вайнштейн, ротная траншея была похожа на мелкую, по колено, водосточную канаву…
«Два пальца» скинул с себя всю, такую непривычную для него, грубую морскую форму, снял и отставил в сторону невысокие сапоги, подкрутил калачиком «штанины» синих ситцевых трусов, заголив не только худощавые жилистые бёдра, но и ягодицы, и теперь, развалившись на траве, загорал…
- А шо это ты так орёшь, дядя? – Он покусывал длинную соломинку, и мечтательно смотрел на зеленоватую воду лимана. – То ж я для маскировки загораю – за вас забочусь!
- Хороша маскировка – отсвечивать голой жопой аж до румынских позиций! – Хмыкнул Пётр. – Да ты в этой траве виден за пару километров! И шо ж это ты таким макаром маскируешь?
- Ни хрена ты не смыслишь в тактике, Петруччо! Одно слово – «колхозник»!.. Ты возьми себе в мозг, деревенщина, шо подумает тот же тупой румын, когда срисует меня с той стороны лимана у в своё пенсне!
- И шо ж он такое подумает?
«Два пальца» встал во весь рост, и победоносно посмотрел на Петра:
- А подумает тот румын, шо здесь не орлы-морские пехотинцы окапываются, а какой-то полудурок позагорать вышел! И решит себе, шо тут таки нет никакой обороны! А когда сунется сюда, мы его по портрету и треснем со всем своим большим самозабвением и любовью! Ты понял, или мне таки придётся ещё раз объяснять? – Семён потянулся, и стал прохаживаться. – Я ж, можно сказать, всей роте помогаю спокойно рыть землю, и таки сильно рискую!
- Шо-то ты, Сэмэньчик, совсем загнул! – Улыбнулся Евтух, понимая, что заставить взять в руки лопату этого ушлого паренька врядли у кого получится. – Чем ты рискуешь, так это окончательно изжариться под солнцем!
- Вот от кого-кого, а от тебя, Василич, я таки не ожидал такого не понимания! – Возмутился одессит. – А если по мне сейчас из пушки лупанут? Или, к примеру, бомбу с аэроплана скинут? Шо тогда?!! Помру один за всех, прикрывая своим телом целую роту! Да мне уже только за это медаль «За Отвагу» должны вручить, за то шо я тут голожопый отмаячиваю на виду у всей румынской армии!
- Ха-ха-ха!!! – Раздался дружный многоголосый взрыв смеха. – Во даёт, «Два пальца»!!! Ха-ха-ха!!! И на какое ж место тебе ту медаль повесить, а?!! Ха-ха-ха-ха-ха-ха!!! Хорошо ещё трусы на себе оставил, а то пришлось бы прямо на чехол твоего «штыка» прикреплять! Ха-ха-ха-ха-ха-ха!!!
- Э-э-эх!!! Я ещё мне кто-то утверждал, что в матросы грамотных людей, типа меня, набирают! А вы ж жеребцы безмозглые! – И тут он резко сдёрнул до колен то, что называлось трусами. – Так таки смотри и просвещайся! Тот чехол от штыка, шо ты имел в виду, у меня уже давно остался только в далёких детских воспоминаниях!!!
- Ха-ха-ха-ха-ха-ха!!!
Теперь над этим представлением ржал целый стоголосый ротный хор…
- Ты хоть беску  на башку натяни, Сеня, тогда тебе твою медаль на лоб вместо «краба» прицепят! Ха-ха-ха-ха-ха-ха!!!
- Не будут на тебя бомбу кидать! – Проговорил задыхавшийся от смеха Пётр. – И из пушки стрелять не будут!
- А шо так?
- А по убогим и клоунам никто не стреляет – их Бог и так мозгой обидел! Ха-ха-ха!!! Ты ж – сопля худосочная! По тебе, шо по воробьям из пушки – никакого толку! Ха-ха-ха-ха-ха!!! Те, вон, ромашкой по рылу двинуть, и того хватит – только поминай, как звали!
Семён только улыбнулся в ответ:
- А ты пессимист, дядя!
- О! А это хто ж такой!
- А тот, хто только плохое видит!.. Как в том анекдоте… И вообще, Петруччо, имею вам сказать, шо вы таки не правы! Я не худосочный, а жилистый!
- Ты трусы-то надень, Сеня, прикрой «главную жилу», а то ещё сгорит на солнце, и придётся тебе шкуру с неё, с этой «главной жилы» лаптями снимать! Ха-ха-ха-ха-ха-ха!!! – Проорал кто-то держась за живот.
- Правильно, граждане колхозники, завидуйте – я таки весь в корень пошёл! За то меня и любили многие одесские дамочки! И таки должен вам заметить, граждане уважаемая публика, шо с неё уже нечего снимать – всю лишнюю шкуру мине обрезал наш раввин ещё при моём рождении!.. – Торжествующе проговорил парень, даже и, не подумав прикрыться. – А ты, Петруччо, вместо того, шобы так бездарно насмехаться над своим боевым товарищем, который уже больше часа рискует жизнью, прикрывая тебя своим телом от румынских снарядов, лучше бы взял, да и выкопал бы ему тот кусочек траншеи, до которого у меня таки ещё не дошли руки!
- Шалопай! Ха-ха-ха!!! – Хохотали вокруг. – От же биндюжник! Хоть как, а найдёт способ не работать! Ха-ха-ха!!! Давай, Петро, помоги ему, своему защитнику! Ха-ха-ха!!!
- Придётся, куда деваться… Только пусть он тот анекдот расскажет, про этого… Как его?
- За пессимиста? – Догадался Семён. – Так это ты, Петруччо, уже оплату труда требуешь!
- Давай-давай, Сеня! – Крикнул Евтух. – Или надевай штаны, и бери лопату сам!
- А я шо против? Сказать? Так я таки скажу!..
Он наклонился над своим обмундированием, сложенным на траве аккуратной стопочкой, и водрузил на свою голову чёрную бескозырку:
- От так краше будет, шобы темечко не напекло… – Проговорил «Два пальца».
И стал расхаживать вдоль траншеи, ничуть не смущаясь того, что это был единственный предмет из всей формы, который был сейчас на нём надет:
- У в Одессе дело было… – Начал он рассказывать совершенно невозмутимым, серьёзным тоном, ничуть не обращая внимания на то, что вокруг него все просто ухохатывались. – Родился в одной молодой еврейской семье мальчик… И надо ж такое горе родителям – без век… Шо делать? Как быть? Никто таки не знает! А тут сосед, шо работал хирургом у в еврейской больнице, и вырезал аппендициты и чирьи на жопах трудящихся, говорит, шо он видит только один выход… Когда малому, как это положено в добропорядочных еврейских семьях, сделают на седьмой день брит-милу, в смысле обрезание для непонимающих, то он может пришить ему отрезанное, шобы у пацаны таки было, как закрыть глаза для поспать…
- Ха-ха-ха-ха-ха-ха!!! – Многоголосый хохот стоял уже такой, что его, наверное, было слышно и на той стороне лимана.
- …И тут Блюма, мамаша новорожденного, говорит, шо это дело очень религиозное, серьёзное, и они таки обязаны посоветоваться с местным равом… Вот и похилял молодой папаша до синагоги, испросить совет у раввина… «Рэбэ!.. – Говорит. – Так и так… Вот такое горе, а Изя-хирург предлагает пришить малому отрезанное… Так шо вы думаете по этому поводу?»…
«Два пальца» замолчал, выдерживая настоящую театральную паузу, и у кого-то из матросов не выдержали нервы:
- Ну, и что же тот раввин ему ответил?
И тут Семён улыбнулся, сверкнув на солнце фиксой:
- Раввин долго думал, а потом сказал: «Я говорю тебе, Наум, своё категорическое «Нет»!..
- Почему? – Опять послышался вопрос из траншеи.
- Вот и Наум говорит: «Почему, рэбэ?»… – Семён бросил взгляд по сторонам и торжественно проговорил, указывая пальцем на затихшего Петра. – «Я думаю, – Сказал рав. – Что после этого у мальчика, как и у нашего Петруччо, будет фуёвый взгляд на жизнь!»…
- Ха-ха-ха-ха-ха-ха!!! – Казалось, что в траншее взорвалась большая бомба. – Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!!!
- Я тебя щас пришибу, на хрен, сопля зелёная!
Семён, как был голяком, рванул во все лопатки вдоль траншеи, а вслед ему полетел сапог, запущенный сильной рукой. Да и догнал беглеца, мощно шлёпнув его прямо между лопаток…
- А-а-а-а-а! – Закричал во весь голос Семён. – У меня ранениё средней тяжести, идиёт!!! Ты же всю роту демаскировал, Петруччо!!! Хто ж теперь будет тебя от осколков своим телом прикрывать!!!
- Я тебя щас возьму, и воткну в эту землю башкой вниз! – Смеялся Пётр вместе со всеми. – На следующую весну глядишь, и прорастёшь!
- Не-а! Не прорасту я, Петруччо! Ты не подумал, дядя, шо у меня «корень» с другой стороны!..
…Смех смехом, но благодаря этому бесшабашному балагуру уныние и меланхолия в роте улетучились бесследно, и работа закипела с новой силой. А «Два пальца» уже неспеша, как настоящий «герой», вернулся к своему участку траншеи с гордо поднятой головой…
- Что это за балаган здесь?!! – Раздался откуда-то со стороны суровый, командирский возглас.
К траншее, в которой от хохота покотом валялись бойцы-краснофлотцы, широким шагом приближался комроты капитан Лямзин:
- Что здесь происходит, кто старший, где командир взвода?!! – И тут его взгляд остановился на Семёне. – Ага!.. Ну, теперь понятно…
Он потёр нос, затем снял фуражку и отёр ладонью пот со лба:
- Краснофлотец Вайнштейн!
- Я вас слухаю, гражданин начальник! – Улыбнулся «Два пальца».
- Значит так, гражданин бывший вор! – Офицер приблизился к нарушителю. – То, что я тебе сейчас скажу – будет произнесено лично для тебя, в первый и в последний раз!.. Когда я тебя неделю назад записывал добровольцем к себе в роту, то предупреждал, что лично расстреляю, если что-то будет «не так»! Было?
- Так я ж ничего таки не «помыл» у граждан! – Возмутился Сеня. – А даже наоборот – поднимаю боевой дух морской пехоты!
- А я сейчас не об этом, товарищ Вайнштейн! – Ротный был суров, но было заметно, что уже и он еле сдерживался, чтобы не рассмеяться вместе со всеми. – На Флоте, куда вы попали добровольцем, товарищ Вайнштейн, принята определённая форма одежды! А вы, товарищ краснофлотец, сейчас похожи на голое, облезлое пугало с колхозного огорода – это, во-первых! А во-вторых – я могу расценить ваше поведение, как саботаж и подрыв боеспособности целой роты! А за это, по законам военного времени, полагается…
- Так я же уже казал за то, гражданин начальник! Я таки смехом поднимаю боевой дух родного возвода, а заодно, таки и произвожу маскировку фортификационных работ, типа как тот поц, шо до сего момента не понял, шо таки идёт война!
- …Ты бы лучше лопатку свою с земли поднял! – Хохотнул Евтух, заканчивая копать свой окопчик.
- …И, в-третьих, «Два пальца»! – Продолжил свой «грозный» монолог Лямзин. – Здесь нет больше, «граждан уголовников» и «граждан начальников» – теперь мы все «товарищи»! Я – «товарищ капитан, командир роты», а вот твой Евтух Васильевич, к примеру – «товарищ краснофлотец, командир отделения»! Ясно, товарищ краснофлотец Вайнштейн?
Семён уже совсем, было дело, натянувший на свои худосочные ляжки синие трусы, «затормозил» этот процесс на середине бёдер, выпрямился, и с превеликим удивлением уставился на ротного. У него только, что челюсть не отвисла до земли, но лицо выражало огромное удивление:
- Ба-а-а!!! Или я сплю, и мине такое снится, или я таки спрыгнул с ума! – Проговорил Семён, и картинно всплеснул руками. – Это таки такие слова, шо таки надо записать, а потом ту записку выставить под стеклом, и показывать гостям города за деньги!.. Гражданин старший опер одесского уголовного розыска, всю жизнь говоривший мине, Сеньке «Два пальца», слово «гражданин», и обещавший, таки упечь меня за Полярный круг на лесоповал, назвал меня «товарищем»! Или у меня шо-то произошло с ушами и я слышу то, шо не может быть, или у меня шо-то с мозгой случилось, как у того поца из старой одесской поговорки: «Вышел я в августе в лыжи обутый… Толи лыжи не едут, толи я еб….тый!»…
- Скорее всего, Сеня, последнее! – Крикнул хохотавший Пётр.
- От тож и я так думаю!
- Мы теперь все товарищи, Семён… – Улыбнулся наконец-то Лямзин. – Потому что все вместе делаем одно дело!.. Так что… Натягивай свои синие «парашюты», прикрывай срам, и берись за лопату – хорош «сачка давить», краснофлотец!..
- Так я уже! – Семён кинулся, было, к своей лопатке.
Но его душевный порыв был остановлен возгласом:
- Поздно, морда твоя голожопая! – Проговорил Пётр, и воткнул в бруствер лопатку. – За этими смефуёчками, я тебе, «Два пальца», уже и ячейку, и окопчик отрыл! Ну и наглая же ты рожа, Сеня!
- Вот видите, товарищ капитан, как Сеньку «Два пальца» народ уважает и ценит! – Семён наконец-то натянул на свои худосочные ноги чёрные флотские штаны и тяжёлые ботинки-«крокодилы». – А вы говорите «саботаж»…
- Повезло тебе, краснофлотец! – Улыбнулся Лямзин, и, развернувшись, отправился по своим делам, бросив напоследок. – Только запомни последнее – у краснофлотца не может и не должно быть поганой воровской клички! Ты Семён Вайнштейн, а не «Два пальца»! Запомни это, и заруби себе в мозг – ты краснофлотец Первого Черноморского полка морской пехоты!!!
…Солнце, жаркое, палящее, обжигающее, ещё только-только перевалило за зенит, а бойцы-краснофлотцы, которые уже почти закончили обустраивать свои ячейки, окопы, и траншеи, просто изнывали от пекла… Казалось, что даже воздух расплавился, и теперь перетекал над степью полужидким, похожим на студень, вязким маревом…
- Не, ну это уже форменное издевательство! – Проговорил Пётр, который сидел рядом с Евтухом на дне траншеи, пытаясь спрятаться в тени её стенки, и всё равно обливался потом. – Ни одного деревца! И шмалит так, словно собралось нас здесь живьём изжарить!
Он отвинтил пробочку солдатской алюминиевой фляжки и попытался вылить её содержимое себе на голову, но из горлышка выкатилось всего несколько скупых капель:
- От же гадство, мать его ити! И вода вже закончилась! – Он посмотрел на Евтуха. – Ты же командир отделения, бригадир! Ты до лейтенанта нашего взводного ходил? Когда вода будет?
- Как повара со своей кухней расчушаются, так и будет, куме! – Отрезал Евтух, который и сам от жары мучился не меньше своего родственника. – Вместе с обедом подвезти должны!
- Ну и где тот обед? Да и на кой он по такому пеклу? Они бы лучше бочку воды до нас подтянули!
- Не зуди, Петро, как та назойливая муха! Самому от той жары тошно!..
Осыпая землю с бруствера, в траншею, едва ли не наголову Евтуха и Петра, спрыгнул Семён Вайнштейн, и уселся рядом:
- Ну, шо, колхознички, шнюх повесили?
- Сеня… А пошёл бы ты в жопу! – Вяло проговорил Пётр пересохшими губами. – И без тебя погано!
- Так и я за то! – Улыбнулся «Два пальца», и посмотрел на Евтуха. – Я тут подумал… Я же таки не тот верблюд с двумя горбами, который може под солнцем вялиться, как кефаль! У меня уже рот таки как пещера – всё пересохло, командир! Я его щас как раззявлю, так таки туда сразу оба штиблета упихну и не замечу!..
- Шо ты из-под меня хочешь, Сеня? – Проговорил устало Евтух. – Или говори, или ийдь отсель, не дави на мозоль…
- Я тут с мужиками поговорил… – Семён хитро прищурился. – За водой собрался я сгонять…
Он встал и стащил с бруствера на дно траншеи ремень, на который было навешано никак не меньше десятка фляг:
- Вам как, колхозники, водички треба, или будете под солнцем камбалой вялиться и дальше?
Евтух в упор посмотрел на этого проныру:
- Ты шо там себе удумал, Семён? Какая вода на хрен? Кто тебя куда отпустит?
- Ты… – Улыбнулся Семён. – Ты же командир моего отделения!
- А не пошёл бы ты кобыле в зад, добрый молодец! – Ответил Евтух и посмотрел на своего кума. – Отвечай потом за его шастания перед лейтенантом!
- Так он не заметит, Василич! – «Два пальца» хитро подмигнул Евтуху и воровато оглянулся по сторонам. – Тут такое дело… Десять минут назад от ротного какой-то швыцар прискакал на рысях, как тот племенной жеребец, шо за молодой кобылой носится, и передал приказ на таких же рысях бежать до комбата… Какой-то там намечается большой офицерский шухер… А мине приказал найти товарища командира отделения Евтуха Проценко и доложить, шо если он таки командир первого отделения у взводе, то фактически является таки его заместителем и командиром взвода в отсутствие офицера…
Евтух только недоумённо посмотрел на кума, а Семён продолжал заговорщицким тоном:
- Так я того «коня», шо за нашим лейтенантом прибежал, взял за язык, и он мне пробазлал, шо офицерские посиделки будут не меньше часа… Вот я и подумал, а шо такое, если за это время за водой смотаюсь, с разрешения замкомвзвода, конечно… Ни хто ничё не узнает, а мужикам польза… А то сидят по окопам и жевальниками от жары хлопают, как те бычки, шо я ловил у в Черноморке… Надо ж их водичкой полить, а то совсем протухнут!
- Нельзя!!! – Отрезал Евтихий. – А вдруг чего случится! Твою беготню за водой, Сеня, могут, как дезертирство расценить…
- Так мне шо теперь, сказать мужикам шобы они друг другу не дали помереть посреди этой степи и сцали друг другу на голову?
- А хоть и так, Сеня! – Проговорил Пётр. – Ты же слышал, шо тебе бригадир ответил! Нельзя!!!
- Може и тебе на лысину посцать, дядя? – Улыбнулся «Два пальца». – Так я бы со всем моим удовольствием и любовью!.. Только уже и побрызгать нечем – увся моча через кожу испарилась! Ещё пару часов так посидим и мой конец отсохнет, как у того спелого арбуза! Только я имею вам заметить, шо я таки человек, а не тупой толстый арбуз… Кстати за арбузы…
- Стоп!!! – Рявкнул Евтух. – Совсем забалабонил!!! Тарахтелка!!!
Он уселся поудобнее, посмотрел на Петра, который просто изнемогал от зноя, на других солдат, которые сидели поодаль на дне траншеи, и точно так же страдали, и спросил тихо:
- Ты шо это, аж до Булдинки собрался? Так до неё не меньше пяти вёрст!..
- Ты, Василич, наверное, подумал, шо моя мама родила себе сына-идиёта? Я шо так сильно похож на того поца, который будет под таким солнцем чесать десять километров? Так ты обидно подумал, дядя!!! Мне даже стыдно сидеть с тобой в одном окопе!!! С какого перепугу мне до Булдинки ноги бить?!!
- Тогда поясни что к чему!
- А лиман нам на шо? Любоваться пейзажами?
- А с него воду-то пить можно?
- Костерок разведём, в котелочках вскипятим – ещё, как можно будет!.. А до него тут, только с обрыва спуститься! – Усмехнулся паренёк. – Пять минут туда, пять минут набулькать воды во фляжки, и десять минут вернуться!.. Никто ничего и не заметит!
- А сколько лейтенанта не будет, ты говоришь?
- Тот фраерок, шо прискакал до взводного с выпученными глазами и языком на плече, ляпнул, шо не меньше часа… Так я пошёл, Василич? Давай свою флягу!
- Подожди!!!
Евтух привстал и посмотрел на голубоватую водную гладь Аджалыкского лимана, которая зеркалом лежала едва ли не под ногами – к воде нужно было всего-лишь спуститься с тридцатиметровой кручи обрыва. И обрыв тот был не отвесный, хоть и очень крутой, и «хоженый» ногами местных жителей – то тут, то там были видны узенькие тропиночки, поднимавшиеся от воды к степи… Сходить за водой было вполне возможно, хоть это наверняка потребовало бы определённой ловкости…
- Так шо скажешь, командир?
- А шо ты там ещё и за арбузы говорил, Семён? Что-то наши повара задерживаются, а пожрать совсем не мешало бы… А арбуз – он тебе и вода, и еда, и всё под одной кожурой…
И Семён, почувствовав, что Евтух уже почти готов на авантюру, заговорил с запалом:
- Так тут колхозный баштан рядом! От нашей траншеи всего-то метров двести отскочить! – Он встал и ткнул пальцем в колосившееся пшеничное море. – Там, за полем… Тут колхозная пшеница клином «на нет» сходит, а за ней баштан!.. Арбузы такие, шо как две мои головы!!!
- А ты откуда знаешь, Сеня? – Евтух подозрительно посмотрел на говорившего.
- Так… Ветер нашептал…
- Уже ходил туда, жопа!!! Без разрешения!!! Под трибунал, как дезертир захотел?!!
- Так, а шо вдруг дезертир? – «Два пальца» встал в позу. – Я шо там жить остался, посреди тех арбузов с дынями? Или я таки вернулся и спрашиваю твоего разрешения? Ой-вей!!! И если мине сейчас никто не наплюёт в глаза, так я это таки сделаю себе сам – шобы Сеня «Два пальца» просил разрешения покушать арбуз у колхозника!!! Так это даже селёдке смешно!!! Вместе со всеми мидиями, шо можно найти на пляжах от Лонжерона до Черноморки!!! От такого стыда увсе крабы, шо вылезли на песок, должны покраснеть и даже без кипятка!!! Та шоб мине после такого позора увсе одесские вороны бесперерывно гадили прямо на лысину, пока она у меня таки не появится от старости! Так шоб у меня увсе пальцы покрючило, и уже таки не смог никогда больше узнать, как шуршит чужой карман! Та шоб…
- Заткни фонтан, Семён! – Отрезал Евтихий. – Дай подумать без твоих причитаний минуту…
- Так думай быстрее, Василич, а то за твоими размышлениями время уходит, как вода у в песок на пляже!..
Бывший бригадир умел принимать решения быстро, никогда не боялся брать ответственности на себя:
- Петро! – Посмотрел он на своего кума. – Бери троих мужиков, прихватите по паре «сидоров» с собой, и дуйте за теми арбузами!
- О! То уже дело! – Обрадовался Семён. – Как раз по две морды на арбуз пообедать получится, да ещё и взводному останется…
- А мы, Сеня, с тобой за водой пойдём! Вдвоём! Чтобы ты под приглядом был, и самодеятельностью не занимался! Собирай фляги у мужиков! Бегом!..
Не прошло и пяти минут, как Евтух, посмотрев сначала в удаляющиеся через жёлтую пшеницу спины мужиков, отправленных на баштан за арбузами, отправился вместе с Семёном Вайнштейном за водой…
…По узенькой, извивающейся, как припадочная змея среди глыб жёлтого ракушняка, пыльной, и потому скользкой тропинке, они вместе спустились примерно на середину обрыва, когда «Два пальца» остановился на небольшой, но довольно ровной площадке. Место было очень удобным, и было понятно, что её уже давно местные жители использовали для того, чтобы передохнуть несколько минут и перевести дыхание на середине этого подъёма.
- Василич… Ты посиди здесь, ага?.. На тот берег погляди… А я до воды сгоняю… Шо там вдвоём делать? – Он посмотрел на два ремня, на которых болталось два десятка фляг. – Или я не дотяну сюда каких-то десять литров воды?
Евтух думал не долго, понимая, что его шустрый подчинённый прав:
- Добро, Сеня… Дуй к воде… Только если я шо-то засеку отсюда и тебе крикну, то кидай всё и пулей ко мне наверх! Ты меня понял?
- Не бзди, командир! Всё будет, как надо!!! – Усмехнулся Семён и припустил бегом вниз по тропинке…
…Где-то там, километрах в десяти или больше, гремела орудийная канонада – румынские дивизии рвались к побережью Чёрного моря, пытаясь захватить Григорьевку и Сычавку, и тем самым полностью отрезать Одесский оборонительный район от отступавших, под натиском танков генерал-полковника Манштейна, частей Красной Армии.
В небе, где-то там, далеко, над побережьем и морем, с воем кружились «карусели» воздушных баталий – «Юнкерсы», сбрасывали бомбы на обороняющиеся части Приморской армии, но им вовсю мешали делать своё дело краснозвёздные истребители. Они раз за разом взлетали со Школьного аэродрома в Одессе и с «водного» аэродрома, организованного на Хаджибейском лимане…
Но здесь, у северного окончания Большого Аджалыкского лимана пока было тихо. Здесь только готовились к предстоящим боям…
…Евтух вглядывался в противоположный берег, высившийся над зеленоватой водной гладью метрах в семистах, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь, и думал:
«…Эх! Бинокль бы сюда! Тогда можно было бы хоть что-то увидеть! Не могут те румыны ничего не делать! Где-то у них и пулемёты есть, и миномёты стоят, и пушки… Только как заметишь, если далеко и глаз не хватает? – Он посмотрел на худую фигуру Семёна, который уже бросил ремни с флягами в воду, и пока те наполнялись, шустро окатывал себя тёплой пресной водой. – Вот же прохвост! Даже искупаться успеет, по ходу дела!.. Только бы его с той стороны не засекли!..»
И словно накаркал…
На той стороне лимана, чуть поодаль от берега, вдруг поднялся белый клуб дыма, а ещё через секунду до слуха Евтуха донесся звук артиллерийского выстрела:
- Б-бу-у!!!
«…Дождались, бля! Доигрались!..»
- Семён!!! Назад!!! Назад!!!
«Два пальца» замер на секунду, посмотрел на обрыв, где на площадочке укрылся его командир отделения, и…
- Д-ду-дух-х!!!
С большим недолётом, метрах в ста, в воде вырос большой белый водяной столб, немного «подпорченный» донным песком, илом, и зелёными водорослями…
- Давай назад, полудурок!!! – Орал с обрыва Евтух.
И опять он увидел белый клубок дыма, поднявшегося на той стороне лимана.
- Фи-и-у-у-р-р-р! – Зашелестел в воздухе ещё один смертоносный румынский «подарок».
- Д-ду-дух-х!!! – Этот снаряд тоже упал с недолётом, но уже гораздо ближе…
Семён, который стоял в воде по колено, присел немного, пристально посмотрел в сторону противоположного берега, и приподнял из воды ремни с флягами. Встряхнул их, словно проверял насколько они наполнены, и… Воровато оглянувшись, снова опустил из в воду…
- Та кидай же ты их уже на хрен! – Надрывал горло Евтух, заметив третий сизый дымный клубок орудийного выстрела. – Сюда! Сюда беги, придурок!!!
- Фи-и-у-у-р-р-р! Д-ду-дух-х!!!
Видимо румынские артиллеристы пристрелялись понемногу, и этот взрыв был уже на берегу…
Метрах в пятидесяти левее Семёна, вырос большой земляной гриб, и швырнул во все стороны большие комья земли, песка и каменной крошки. Эти жёлтые камешки долетели даже до площадки, на которой сидел Евтух, что уж говорить о Семёне, которого сбило взрывной волной с ног, и швырнуло в воду, накрывая сверху земляным ливнем…
- Мать твою за ногу, Сеня! Вставай!!!
Евтух выскочил из-за валуна и, сломя голову, понёсся вниз по тропинке к воде лимана, пытаясь не потерять из виду то место, куда с головой нырнул его товарищ...
- Б-бу-у!!! Б-бу-у!!! Б-бу-у!!! – Доносилось до ушей бывшего бригадира.
Вражеские артиллеристы начинали стараться вовсю… Скорее всего румыны не знали русской поговорки, что из пушки по воробьям не стреляют – сейчас они даже не думали жалеть свой боезапас…
- Фи-и-у-у-р-р-р!!! Фи-и-у-у-р-р-р!!! Фи-и-у-у-р-р-р!!! Д-ду-дух-х!!! Д-ду-дух-х!!! Д-ду-дух-х!!!
- Семён, скотина!!! Вставай!!!
Евтуха несколько раз сбило с ног тугой взрывной волной, а уже на последних метрах этого безумного галопа он поскользнулся на пыльной тропинке и кубарем покатился вниз. Да так со всего маху и влетел в воду…
…Они вынырнули вместе.
«Два пальца» очумелым взглядом озирался по сторонам, словно пытался понять, что же такое вокруг происходит, когда очередной взрыв опять опрокинул его в воду.
- От же халэпа!!! Откуда ты взялся на мою голову, придурок!!!
Евтух сунул руки в воду по локоть, так, как это делают когда месят тесто в большом чане, и выдернул на свет божий незадачливого водоноса:
- Живой?!! Шо молчишь?!! – Он притянул к себе Семёна «за грудки», и теперь тормошил его, словно грушу и орал прямо в лицо. – Ты живой, Семён?!!
- Фи-и-у-у-р-р-р!!! Фи-и-у-у-р-р-р!!! Фи-и-у-у-р-р-р!!! Д-ду-дух-х!!! Д-ду-дух-х!!! Д-ду-дух-х!!! – Уже весь берег встал на дыбы под взрывами снарядов.
И тут Семён Вайнштейн посмотрел на Евтуха таким взглядом, словно увидел его впервые в жизни:
- О! Дядя!!! А ты шо тут?
- Живой!!! Слава, Боже!!! – Обрадовался «бригадир». – Идти можешь?
- А я шо, каличный или убогий? – Проговорил «Два пальца» заплетающимся языком. – А де наши фляги, дядя?
- Забудь!!! Давай сами ноги уносить!!!
- Д-ду-дух-х!!! Д-ду-дух-х!!! Д-ду-дух-х!!! – Снаряды разорвались уже совсем рядом, и опять бросили этих двоих в воду.
Но теперь они вынырнули почти сразу, и Евтух поволок Семёна к берегу.
- Фляги! Вода! – Крикнул тот.
- Да ну их, Семён! Бежи давай до обрыва!
- Не-е-е!!! – Семён, как самый настоящий ишак, упёрся в затиненное дно руками и ногами. – Ты шо подумал, дядя? Шо я уже таки обосрал себе ляжки, и брошу взводное имущество?!! Так ты таки ошибся!!!
Он встал на карачки, и стал шарить руками по дну, благо здесь было не глубоко, всего-то по колено…
И тут, метрах в тридцати от друзей, вскипела строчка белых фонтанчиков – по незадачливым краснофлотцам, с румынского берега, стал довольно прицельно бить пулемёт…

* * *
…15 июля 42-го, вечер. Степь…
…- И что, товарищ сержант? – Спросил «раненный в руки лопатой», паренёк, который так и продолжал стоять. – Выскочили?
- Да ты сядь, салага… А то отмаячиваешь здесь, шо ориентир для фрицевского артнаводчика… – Улыбнулся Евтух. – Выскочили… И водички для взвода принесли, и звездюлей с благодарностью от комполка получили…
- Как это?
- А вот повоюешь маленько, тогда и узнаешь, как оно такое бывает одновременно. – Проговорил Евтух, и внимательно посмотрел на паренька. – Тебя как звать-то, Аника-воин?
- Егором кличут… – Ответил солдатик. – Егор Дятлов…
- И откуда ж ты такой нежный, солдат Егор Дятлов?
- Из Ростова я… Из Ростова-на-Дону…
- А-а! Так это здесь, почти шо твоя Родина?
- Ну… Не совсем, товарищ сержант… Но в степь я бегал…
- А шо ж это ты лопатой работать не научился? Городской?
- Ну, вот так… Так уж получилось, Дед…
Евтух решил в этот раз не обращать внимания на слова паренька, понимая, что он и так его уже достаточно пристыдил:
- Так шо такие дела, Егорша… Сенька наш, под Одессой, он хоть с пользой не трудился!
- Как это? Разве можно ничего не делать с пользой?
- А вот на это талант иметь надо! – Улыбнулся Евтух, с теплотой вспоминая своего друга. – Он только одними словами и выражениями так боевой дух у всей роты поднимал, шо аж гай шумел! Его, порой, даже просили ничего не делать, а только анекдоты травить! И шо ты думаешь? Под Сенькины россказни у нашей роты окопы рылись быстрее всех в полку!
- Вот это да-а!
- Ты рот-то захлопни, Егор, а то кишки простудишь… – Подмигнул солдатику сержант. – Так я тебе за моего друга ещё скажу, салага!.. Тогда, под Одессой, жара не меньше этой стояла! И воду нам подвозить никто не собирался! Так Сеня и воду для всего взвода добыл, и арбузов, шобы тех же три десятка морд накормить! Да ещё и разведданные о румынских батареях раздобыл, для наших артиллеристов-дальнобойщиков! За то и получил благодарность от самого комполка! Шобы так ни хрена не делать, ещё уметь надо!.. Эх, ты!!! Салага!..
Солдатик взял в руки лопатку, встал на колени в своём  окопчике, и, морщась от боли, стал долбить землю:
- Ладно, Дед… Не злись… – Проговорил он раскаявшимся голосом. – Это у меня так было, временное помутнение в мозгах… Разве ж я не понимаю?
- И правильно делаешь, шо понимаешь, Егор! – Улыбнулся в ответ сержант. – И тут ещё одно понимать надобно… Там, под Одессой, на нас трусоватые румынские мамалыжники шли, кавалерийская дивизия… Их из наших окопов можно было пулемётами рубить!.. А тут… Тут нам всем потяжелее придётся, хлопчики… Немец – мужик посерьёзнее румына будет!.. А через нас танки поползут, а не лошади!.. Их из пулемёта не возьмёшь! Тут и полковым артиллеристам попотеть придётся! И пропустить их через нас никак нельзя… Так шо… Копайте, хлопчики, ковыряйте землицу – в ней наше с вами спасение… Нельзя нам отсюда уходить, и фрица пускать дальше никак нельзя! За нами голая, як жопа, як у того дурного, шо без штанов на площади, степь аж до самой Волги и до Сталинграда…
И тут проговорил комроты:
- Всё правильно бойцы! Вы все слышали, что сержант говорил! Никто не знает, когда немцы на нас попрут, поэтому до ночи наш кусок обороны должен быть готов! – Лейтенант посмотрел, как интенсивно замелькали под солнцем лопаты, посмотрел на сцепившего зубы рядового Дятлова, и проговорил, обращаясь к Евтуху. – Вот если бы вы, товарищ сержант, кроме полезной агитации ещё и подсказали бойцу, что с его руками делать!.. Да и не только с его… У нас, почитай, полроты после этих окопов в небоевом состоянии…
- И на всех у меня йода не найдётся, товарищ лейтенант… – Подтвердил Евтух.
- И какое же решение?
- Моча…
- Не понял?
- Да посцать надо на руки, товарищ лейтенант! – Проговорил Евтух.
Над недорытыми окопами повисла тишина на несколько секунд…
- Это что? Я что должен на свои руки помочиться? Да чтобы я сам на свои руки насцал? – Проговорил солдат Дятлов, вытаращив в изумлении глаза. – Да никогда не будет такого!!!
Евтух только посмотрел на него взглядом, в котором смешались жалость и снисхождение:
- Салага… – Только и сказал сержант.
- Вы это серьёзно, Василич? – Проговорил изумлённый не меньше лейтенант.
- Да уж серьёзнее и некуда!.. Если бы вы знали, сколько мне бойцов, и даже офицеров «бригады Осипова» говорили спасибо за то, что я их, как сказал этот салажонок, обосцал!.. – Проговорил медленно и задумчиво сержант Проценко. – В бою ведь, оно как?.. Порой с тобой и сумки-то твоей нет, с медикаментами… А порой и есть, да толку-то – в ней уже почти ничего не осталось… А моча наша, человеческая, она что? Она же самый лучший антисептик для первой помощи! Полил ею рану, и на сутки гарантированно, что никакого заражения не будет!.. Оно, когда жить хочется, так совсем даже и не стыдно, салаги… И ничего с том зазорного нет!.. А если уж ты совсем стыдливый, як та девка красная, так отойди в сторонку, и отлей, так чтобы никто не видел…
Ротный внимательно выслушал слова Евтуха, подумал несколько минут, а потом проговорил командным голосом:
- Командирам взводов! Проверить весь личный состав на предмет натёртостей ладоней! И… Следовать рекомендациям сержанта Проценко – это приказ!
…На это, наверное, было бы смотреть смешно, если бы небыло так грустно…
Ровно через пять минут, позабыв ложные представления о чести и морали, вдоль свежее вырытых окопов выстроилась длинная цепочка бойцов роты, которые не сумели совладать с сапёрной лопаткой и жёсткой, как камень, землёй донской степи, и…
Они, расстегнув форменные галифе, стали поливать свои руки природным антисептиком… И была в этом процессе лечения озмозоленных до крови ладоней и настоящая, солдатская взаимовыручка, без смешков и издевательств – парни, тем, кому это лечение было не нужно, помогали своими струйками «пострадавшим» товарищам…
…Худо-бедно, но к концу того сумасшедшего дня полковые траншеи были отрыты…
Теперь «грозненцам» оставалось только ждать… А ждать пришлось не так-то уж и долго… Всего-то сутки и были у полка, как потом оказалось, чтобы передохнуть и, мало-мальски набраться сил…
«Грозненский» полк занял позиции вовремя, едва ли не в самый последний момент…

* * *
17 июля 1942 г. Первый бой в большой излучине Дона…

…На заре 17 июля 1942 года, земля в большой излучение Дона задрожала от взрывов вражеских бомб и снарядов…
После мощной артил¬лерийской и авиационной подготовки, зловеще лязгая гусеницами, по степи поползли танки…
Враг вводил в бой всё новые и новые силы, чтобы, форсировав Дон, развить наступление к берегам Волги, и осущест¬вить прорыв к Сталинграду силами 6-й полевой армии Паулюса…
Начиналась великая Сталинградская битва…
…Войскам, оборонявшимся в излучине Дона, пришлось вести борьбу в исключительно трудных условиях. Противник, намереваясь овладеть Сталинградом с ходу, бросил против них основные силы своей главной группировки.
Гитлеровский план заключался в том, чтобы быстро сломить сопротивление наших войск, оборонявших подступы к излучине Дона, захватить переправы через Дон и в дальнейшем занять Сталинград…
И планы эти, частично удались – правофланговые соединения 64-й армии, с упорными боями, организованно, но, всё же, отошли за Дон на северо-восток… И закрепились вдоль железной дороги от станции Суровикино до Рычкова и далее по левому берегу Дона.
А вот левый фланг 64-й армии сумел выдержать натиск немецких танков. На этом рубеже продвижение врага было остановлено… И попытки 6-й полевой немецкой армии захватить Сталинград с ходу, провалились…
…В большой излучине Дона, курсанты и офицеры «Грозненского» курсантского полка вместе со своими «соседями» – 1-ым «Орджоникидзенским» курсантским полком и другими частями и соединениями, находился именно здесь, на левом фланге 64-й армии, и упорно удерживал занимаемые им позиции…
…17 июля…
…- В-ву-у-у! В-ву-у-у! В-ву-у-у! В-ву-у-у! – Взвывали над головой летевшие на позиции «грозненцев» вражеские снаряды.
И взрывались большими чёрными фонтанами, разрывая в клочья иссушенную солнцем степную землю:
- Б-бу-бу-у! Б-бу-бу-у! Б-бу-бу-у! Б-бу-бу-у!..
…Командир медико-санитарного взвода, совсем молоденький младший лейтенант Агафонов, как и многие другие в полку, впервые попавший на фронт, сидел сжавшись в комок на дне траншеи рядом со взводным медицинским блиндажом, и вздрагивал всем телом от каждого взрыва…
- Страшно, командир? – Спросил Евтух, сидевший рядом.
Лейтенантик поднял голову, и посмотрел на сержанта:
- Н-нет!..
Это было неправдой!.. В глазах этого юноши, едва достигнувшего двадцатилетнего возраста, худенького, с большими, и такими смешными, ушами-варениками, с худой шеей и остро торчащим большим кадыком, плескалось огромное море животного ужаса…
- Ну, и дурак! – Проговорил Евтух, ничуть не смущаясь того, что этими нелесными словами в адрес офицера грубо нарушает субординацию. – Бояться надо, командир! И даже обязательно!
Сержант совершенно невозмутимо извлёк из кармана галифе вышитый бархатный кисет, который сохранился у него ещё со времён обороны Одессы, и стал сворачивать толстую самокрутку:
- Ты же врач, товарищ младший лейтенант?
- Х-хирург! – Ответил тот. – В-военно-полевой!..
- Тем более!.. А потому и должен понимать, шо тот, кто не боится – или полный дурила, или таки сумасшедший!.. Человек, у в такой вот говнотёрке, так просто обязан бояться!.. Я вот, к примеру, очень боюсь! И даже маракую себе, как бы в штаны от того страха не наложить!..
- Ну, да! – Едва заметно улыбнулся офицер. – Скажете тоже, товарищ сержант! Вы, вон, сколько уже повоевали! Медали у вас…
- И шо с того? Так шо ты думаешь, командир, шо я уже и не боюсь вовсе? Так ты таки сильно ошибаешься! Ещё как боюсь! Аж колени дрожат! – Он сверну, наконец-то, толстенную самокрутку и протянул её офицеру. – На, вот, командир, курни! Оно и полегчает…
- Я-я-а… Я н-не курю, товарищ сержант… Это вредно!..
- А это когда как, скажу я вам, товарищ младший лейтенант! – Улыбнулся Евтух. – А вот сейчас, так даже и полезно!
- Как это?
- А так!.. Посмотрят наши бойцы, шо их командиры, то есть мы с вами, перекуривают во время этой свистопляски, и успокоятся! Подумают, шо ничего страшного в этих бомбах и снарядах и нету! Раз командиры курят, то всё в порядке!..
- В-вы, так думаете, товарищ сержант?
- А тут и думать уже не треба! – Улыбнулся Евтух, стряхивая со своего русого ёжика землю, которая всё сыпалась и сыпалась на голову. – То вже много раз проверено! Держи, командир! Курить будем!
Он сунул в дрожавшие пальцы офицера толстенную «козью ножку», и тут же, используя секундный перерыв между взрывами, свернул для себя вторую:
- И потом, командир… Курево нервы успокаивает и мозги прочищает… Глядишь, покуришь вот так, и все глупости, шо в голове сидели, возьмут и улетучатся вместе с дымом!..
Евтух извлёк из кисета небольшой обломок напильника, кремниевый камешек и, аккуратно свёрнутый в «косичку» из ваты, фитиль. Мастерски ударил пару раз по кремнию напильником, выбивая искру, подул на фитилёк, приложил его тлеющий огонёк к своей самокрутке, вдохнул несколько раз глубоко крепкий дым самосада, а потом, поплевав на пальцы, затушил фитилёк, и спрятал обратно в кисет.
Лейтенант во все глаза смотрел за этими размеренными движениями своего сержанта, и… Уже почти перестал замечать, как ему на голову и за шиворот комьями сыпалась сухая земля – немецкая артподготовка не прекращалась…
Евтух, тем временем, раскурил свою «козью ножку», и поднёс её к самокрутке младшего лейтенанта:
- Ну, шо, командир? Закуривай? Или как?
- А… А я и не знаю, как это делать…
- Так, а шо ж там сложного? Потянул в себя дымок на вдохе, задержал на секунду, да и выпустил наружу!
- Н-ну, ладно… Попробую…
Младший лейтенант смело втянул в себя дым, и…
Сломался пополам от кашля:
- А-кхе-хе-екха-хе! Кха-а-кха-ха-а-кха!..
Евтух посмотрел за мучениями командира с полминуты, а потом протянул ему флягу:
- Вот!.. Попить водички надо!.. Оно по первости у всех так бывает… То не страшно…
- Кха-акха-ха-е-кхе! – Лейтенантик схватил флягу и стал из неё пить жадными, большими глотками. – Кха-ха! Кхе!..
- Ф-фиу-у-у-у! Б-бу-бух-х-х!!!
От этого взрыва подбросило не только их двоих, но, казалось, и всю траншею, и сыпануло на головы килограмм по тридцать земли…
- От же халэпа! Бисова душа!– Выругался Евтух, встряхнув головой по-собачьи. – Совсем рядом рвануло!..
И посмотрел на лейтенанта, который сидел неподвижно, опёршись спиной о стенку траншеи, и смотрел в небо широко раскрытыми немигающими глазами…
- Командир! – Кинулся Евтух к «младшому». – Ты шо это? Ты живой, мать твою за ногу, или богу душу отдал!
Ответом была…
Совершенно счастливая улыбка:
- Ах-хорош-шо-о!!! – Проговорил Агафонов. – Я-ле-чу-у-у-у!..
Евтух посмотрел на командира, отстранился от него немного, усевшись прямо на дно траншеи, и проговорил задумчиво:
- У-у-у-у, товарищ младший лейтенант!.. Да ты от моего самосада совсем пьяный стал!.. Косой, як тот заяц!.. Здорово тебя повело в сторону, командир!.. И всего-то от одной затяжки?..
- Хо-рош-шо-мне! – Улыбался младший лейтенант и смотрел счастливыми глазами в голубое небо. – Вас-сил-лич!!! Хо-рош-шо-о-о-о!!! Я-не бо-юсь-я-ле-чу-у-у-у!..
- Господи… – Сержант отёр своей шершавой ладонью лицо лейтенанта от пыли, и проговорил задумчиво себе под нос. – И на кой красный дюдель, я спрашиваю, такую детлашню на фронт-то берут? Летает оно!.. Оно ж, поди, ни спирта ещё ни разу не пило, и ни бабы ещё не знало, не щупало… А уж поди ж ты – офицер уже…
Сержант налил полную ладонь воды из фляги, и обмыл ею лицо «младшого»… И взгляд «взводного» стал принимать осмысленное выражение…
- Ну, как, командир? Оклемался? – Евтух улыбнулся, и взглянул в глаза лейтенанта. – Самосад-то у меня крепкий!.. Звиняй, не подумал я, шо он тебе так в голову ударит…
- Спасибо вам, Дед… – Проговорил в ответ Агафонов.
- За шо ж это?
- За науку вашу… Голова и в самом деле просветлела…
- Значит, вы вже у в полном порядке, товарищ младший лейтенант?
- В полнейшем! – Бодро ответил офицер. – И страх прошёл… Если честно…
- Тогда, раз так, давайте готовиться…
- К чему, товарищ сержант? – Не понял «взводный».
Евтух только улыбнулся горько:
- А к тому, к чему нас немцы из своих пушек уже целый час готовили… Слышите? Взрывов меньше стало? И всё на спад пошло?
- Слышу, конечно! Я и подумал, что всё уже закончилось…
Евтух встал, посмотрел поверх бруствера, и проговорил изменившимся голосом:
- Да нет, командир… Всё ещё только начинается…
И тут из траншеи послышались голоса:
- Танки!!!
- Р-рота!!! Приготовиться к отражению атаки! Расчёты ПТР – огонь по моей команде!
- Взво-од! Внимание! Занять позиции!
- Отделение, к бою!!!
…В полукилометре, были видны выползающие из-за холма «спичечные коробки» немецких танков, а за ними «муравьиная» цепь пехоты…
- Ну, вот теперь и начнём воевать по-настоящему, командир… – Проговорил Евтух и сощурил глаза, словно прицеливался.
- Немцы? – Спросил Агафонов.
Евтух только скрипнул зубами:
- Они, сволочи… Ишь, как идут!.. Нагло!.. Ну, ничего!.. Это уже не 41-ый – здесь мы их причешем!.. – Он обернулся к лейтенанту, и проговорил. – Давай так, товарищ младший лейтенант… Отправляем по 5-6 санинструкторов в каждый батальон. А здесь, с тобой целое отделение останется… Чую, шо будет нам сегодня работы по самую маковку…
Младший лейтенант соображал быстро:
- Хорошо, товарищ сержант! Так и сделаем! Вы же лучше знаете, как в бою надо…
- В каждой роте есть свой санинструктор, командир, но если пойдёт серьёзная свистопляска, а так воно, чую, и буде, то одному в роте не справиться… А так будет по двое на каждый взвод!.. – Евтух уже проверял содержимое своей большой холщёвый сумки с медикаментами. – Да только, здаётся мне, шо нам сегодня не только побегать, но ещё и пострелять доведётся…
Он оглянулся по сторонам, и крикнул громко:
- Криворучко! Харчилава! Ягрис!
К Евтуху тут же подскочил самый настоящий военный интернационал – украинец, грузин, латыш… Все эти парни носили в петлицах гимнастёрок «треугольнички» младших сержантов, были командирами отделений медсанвзвода, но главное… Главное было то, что все трое уже успели повоевать, и, так же, как и Евтух, попали во полк из госпиталей… Парни были тёртые, и сержант надеялся, что они не подведут…
- Гриша! – Проговорил Евтух. – Бери 5 человек, личное оружие, и дуй в первый батальон!
- Есть!
- Вано! – Евтух посмотрел на грузина с чёрно-смоляными усами. – Тоже самое! Пойдёте в трети батальон!
- Сдэлаем!
- Я иду во второй – там, здаётся мне будет жарче всего! – И сержант посмотрел, наконец, на латыша. – Ян! С тобой 9 бойцов! Остаёшься здесь, с командиром!
- Так точно!
- Всё, хлопчики!.. Вы вже не маленькие – сами знаете шо треба робыть!.. А поэтому… Действовать по обстановке! Разбежались!
Сержанты вместе с бойцами побежали по траншее, а младший лейтенант подошёл к Евтуху, и тихо проговорил:
- Спасибо вам, Василич… А то я растерялся немного… Первый бой…
- Не робей, командир! – Ответил сержант. – Отобьёмся!.. Отделение, за мной!!!
Шестеро новоиспечённых санинструкторов, повесив за спину холщёвые сумки с нашитыми на них красными крестами, и прихватив в руки автоматы ППШ, побежали по траншее вслед за Евтухом…
…- Б-бу! Б-бу! – Уже стали раздаваться далёкие выстрелы танковых орудий.
- Фи-и-у-у-р-р! Б-ба-бах!!! – Прилетали и рвались снаряды.
Прицелиться толком немецкие танкисты, в танке, движущемся, по пересечённой рытвинами и промоинами степи, не могли, для этого надо было остановиться. Но и останавливаться они тоже не могли – тяжёлые, бронированные машины шли единой длинной цепью, растянувшейся вдоль горизонта, насколько хватало глаз, а за ними шли цепи автоматчиков. Потому-то и рвались танковые снаряды с перелётами или недолётами…
А вот пулемётчики…
…- Ф-фиу-фиу-фиу!!! В-вау!!!
- Головы пригнуть! – Рявкнул Евтух, оглянувшись на своих бойцов. – Прицельно бьют, с-собаки!!!
Немецкие пулемётчики, стрелявшие из бронетранспортёров, шедших следом за танками, били куда как прицельнее танкистов…
- Санитара! – Послышался откуда-то крик. – Санитара!
Евтух только приостановился на секунду, и крикнул через плечо:
- Разбежались по двое в каждую роту, мужики! Дальше действовать по обстановке! Помогать ротным санинструкторам! Тяжело раненных выносить в блиндаж к нашему лейтенанту, «лёгких» – перевязывать на месте! – Он приподнялся и взглянул над бруствером. – С-суки! Я так и думал! На второй батальон решили навалиться – тут овражков меньше, а значит, и техника может к реке пройти!.. С-собаки!.. Двое – за мной, бегом марш!!!
…Прошло ещё несколько минут, когда они добежали по траншеям туда, куда и стремился сержант, туда, где сейчас больше всего была необходима его помощь…
- Здравия желаю, товарищ лейтенант! – Проговорил Евтух, подскакивая к командиру роты Савельеву.
- Василич!!! – Обернулся лейтенант. – Хорошо, что ты здесь! Вишь, какая каша заваривается! Сколько людей с тобой?
- Со мной – трое, товарищ лейтенант!
- Маловато… Но, и то хорошо – сейчас каждый ствол на перечёт!
- Раненых у вас много после артподготовки?
- Шестнадцать человек, сержант! – Ответил ротный, и кивнул головой куда-то за спину. – Там они все, в блиндаже! Наш санинструктор не успевает!
- Понял! – Ответил Евтух и обернулся к своим бойцам. – Самойлов, Травкин! Пулей к раненным! Поможете там!
- Тух-тух-тух-тух-тух! – Взрыли землю над головой на бруствере пули.
- И не высовываться без нужды! – Прокричал сержант вслед бойцам. – Подстрелят если, то вас самих уже выносить будет некому…
Лейтенант стоял в довольно широкой стрелковой ячейке, и всматривался в приближавшиеся цепи немцев, до которых оставалось уже метров 250-300…
- Ты почему без каски, Василич?
- А мне она не нужна, товарищ лейтенант! – Проговорил Евтух, передёрнул затвор автомата, и занял место с командиром роты. – От моей головы пули отскакивают, как от лобовой брони танка!
- Это ты зря, сержант! – И прокричал что было сил. – Р-рота!!! Приготовиться к бою!!! Огонь по моей команде!!! Расчёты ПТР!!! По головному танку!!! Огонь!!!
- Д-ду-дух! Д-ду-дух! – Мощно рявкнули неподалёку два противотанковых ружья…

* * *
Небольшая авторская справка о стрелковом оружии того времени.

…Здесь автор попытается достаточно коротко рассказать о том оружии, про которое кое-кто, по незнанию, говорит, что это «ковырялка в зубах», и его результативность лишь плод советской пропаганды… Возможно это и так, отчасти, но проведя достаточно много времени в военных архивах и перелопатив тонны самых различных разрозненных документов, вашему покорному слуге удалось составить об этой «ковырялке» и своё собственное мнение…
Итак.
Противотанковое ружьё!..
…В начале Великой Отечественной войны Красная Армия не имела противотанковых ружей по причине чисто субъективного характера…
По данным, бывшего тогда начальником Главного артиллерийского управления, маршала Кулика считалось, что германские бронетанковые войска к 41-му году будут полностью перевооружены танками с противоснарядной броней до 80 миллиметров. Вследствие этого не только противотанковые ружья, но даже и противотанковые артиллерийские орудия калибром 45 и 76 миллиметров, пробивавшие броню не более 40 миллиметров, перед ними станут просто бессильны. А посему, следует сделать основной упор на разработку более мощных артиллерийских систем.
И…
С первых же дней войны высокие военачальники убедились, какая, всё же, непростительная ошибка была совершена – немецко-фашистские танковые армии наступали с самой разнообразной и далеко не первоклассной техникой, включая даже трофейные французские танки «Рено» и устаревшие немецкие танки Т-I и Т-II, и уже только после начала войны, зимой 42-го на восточном фронте появились танки T-III, который и стал основным танком немецкого панцерваффе…
Хотелось бы отдельно заметить для скептиков и «знатоков военной истории», что знаменитый немецкий тяжёлый танк «Тигр-I» или «T-VI», принял не самое ободряющее боевое крещение только в августе 41-го под железнодорожной станцией Мга под Ленинградом, во время известной советской контрнаступательной «Синявинской операции». Из 4 «суперновых» немецких танков отправленных на «полевые испытания» до передовой в ленинградских болотах не дошёл ни один! В конце концов, 3 из них были эвакуированы с фронта, и один захвачен бойцами Красной Армии!.. Полноценный же боевой дебют танков «Тигр-I» состоялся только во время боёв под Харьковом в феврале 1943 года – моторизованная дивизия «Великая Германия» имела к началу боёв, всего-то(!!!), 9 танков «Тигр», составлявших 13-ю роту танкового полка!.. Так что, в Сталинградской битве «Тигры» участия не принимали, хотя фельдмаршал Манштейн и получил несколько машин, для деблокады 6-й армии Паулюса…
Что же печально касается известного немецкого среднего танка «Пантера» или «T-V», то его боевой дебют и вовсе состоялся только летом 1943 года и уже на «Курской дуге»!.. И кстати, основные потери «Пантер» были из-за того, что из-за своего несовершенства немецкие экипажи попросту бросали свои танки на поле боя…
Так что…
…В ходе начавшихся первых боевых действий в 41-ом быстро выяснилось, что основная масса германской бронетанковой техники имеет слабое бронирование, которое поражается даже бронебойными пулями пулемета ДШК!..
По этой причине вопрос о вооружении войск противотанковыми ружьями встал необычайно остро. В начале июля 1941 г. многие оружейные конструкторы получили задание срочно создать противотанковые ружья, отвечавшие современным требованиям.
Помогал этой работе и опыт, накопленный в СССР в 1936-1938 гг., когда были спроектированы и испытаны 15 моделей различных противотанковых ружей.
Одно из которых, было известного в те годы оружейного конструктора Рукавишникова. Это самозарядное крупнокалиберное ружье Рукавишникова, делало до 15 выстрелов в минуту, легко переносилось двумя бойцами и пробивало 20-мм цементированную броню с дистанции 500 м!
Это ружье было принято на вооружение под названием «14,5-мм противотанковое ружье образца 1939 года», а с октября 1939 по август 1940 года, даже было на вооружении Красной Армии…
Но, как ни парадоксально, препятствием для повторного принятия этого прекрасного оружия на вооружение Красной Армии послужило именно его совершенство: превосходя все тогдашние иностранные образцы по боевым и эксплуатационным качествам, оно было слишком сложным по конструкции и дорогим в производстве.
В те дни требовалось как можно больше ружей, как можно проще и как можно дешевле. И главное – эти противотанковые ружья были нужны фронту немедленно. Вот почему тогда же, в июле 1941 года, правительство поручило спроектировать противотанковые ружья двум виднейшим оружейникам того времени – В. Дегтяреву и С. Симонову.
Всего-то через 22 дня конструкторы  Дегтярев и Симонов представили на полигонные испытания несколько моделей  свои противотанковых ружей, созданные под 14,5-мм патрон с бронебойно-зажигательной пулей Б-32 со стальным сердечником или более новой БС-41 с металлокерамическим сердечником. Опытные стрельбы показали, что полуавтоматические ПТР вполне работоспособны и пригодны к использованию в войсках.
Конструкторы-оружейники представили в Наркомат Вооружения свои ружья, и их оценили…
Но!..
Ружье Симонова оказалось на десять килограммов тяжелее ружья Дегтярёва, и это было его самым большим недостатком – всё-таки переносить и маневрировать, при возникшей потребности, с 27 килограммами в бою было более чем серьёзно! Но оно имело и серьезные преимущества перед «дегтярёвским» – оно было пятизарядным…
Как бы там ни было, но…
29 августа 1941 года, два противотанковых ружья – однозарядное конструкции Дегтярева «ПТРД» и пятизарядное конструкции Симонова «ПТРС» были приняты на вооружение Красной Армии и запущены в массовое производство.
ПТРД было по настоящему мощным оружием – на дистанции до 300 метров его пуля пробивала броню толщиной 35-40 миллиметров. Очень высоким было и зажигательное действие пуль ПТРД.
В бою ружье обслуживалось расчётом из двух человек – наводчиком и помощником наводчика, или «вторым номером», в обязанности которого входило так же и переноска патронов.
Боевое крещение противотанковое ружье ПТРД прошло 16 ноября 1941 года, когда на подступах к Москве, в районе деревень Петелино и Ширяево, где неравный бой с немецкими танками принял 1075 стрелковый полк. Из противотанковых средств, не считая гранаты и бутылки с зажигательной смесью, на вооружении пехотинцев на весь полк имелось всего 11 противотанковых ружей.
И в первом же бою, стреляя с дистанции в 150-200 метров, бронебойщики полка уничтожили 10 средних и лёгких немецких танков и несколько бронемашин врага!
Да и последующие бои подтвердили высокие качества оружия. В бою за станцию Луговая, например, в одном из подбитых вражеских танков насчитали 18 сквозных пробоин!..
Из ПТРД не раз стреляли и по вражеским самолетам, а был такой уникальный случай, когда бронебойщик Александр Денисов всего да два дня, 14 и 15 июля 1943 года, под Орлом, во время боёв на знаменитой «Курской дуге» сбил два фашистских бомбардировщика! И именно этот боевой эпизод лёг в основу романа Михаила Шолохова «Они сражались за Родину», по мотивам которого позже был снят одноименный художественный фильм…
Настоящей находкой оказались эти противотанковые ружья и для советских партизан. Для них они были, по сути дела, единственным оружием против танкеток и бронеавтомобилей…
В конце концов, не пятизарядная тяжёлая ПТРС, а именно ПТРД прочно «вошла в быт» стрелковых подразделений, и успешно применялась в течение всей Великой отечественной войны…
…Много лет спустя, «битый» и в донских, и приволжских степях, на южных подступах к Сталинграду, и под Курском гитлеровский генерал-майор фон Меллентин, который лета 1942 по сентябрь 1944 года находился на «Восточном фронте» сначала в качестве начальника штаба сначала танкового корпуса, а затем и танковой армии Гота, рассказал своё отношение у этому оружию…
По свидетельствам очевидцев, генерал-майор, танкист, барон Фридрих Вильгельм фон Меллентин всегда с дрожью и болью в голосе вспоминал бои, в которых такую героическую роль сыграли именно русские бронебойщики.
В своей, достаточно известной книге «Танковые сражения 1939-1945гг», говоря об ожесточенных боях на речке Мышкове, он писал:

«…Не будет преувеличением сказать, что битва на берегах этой безвестной речки Мышкова привела к кризису Третьего Рейха!.. Именно эта битва положила конец надеждам Гитлера на создание Великой империи, и именно она явилась решающим звеном в цепи событий, предопределивших поражение Германии!.. И главную роль в этом сыграли не русские генералы, не русские танкисты, и даже не русские лётчики, хотя они и сражались как настоящие фанатики!.. Я считаю, что надёжду фюрера расстреляли в этих, плоских как стол, степях расчёты странного русского оружия, которые, совершенно бесстрашно выходили с этими двухметровыми трубами против немецкой бронетехники!.. И они жгли мои танки!..»…

…Наверное, более ёмкой и точной оценки противотанковому ружью Дегтярёва ПТРД никто больше и никогда дать так и не сумел…

* * *
…17 июля…
…- Точнее целится, бронебойщики! – Грозно прокричал лейтенант Савельев, распрямившись во весь рост. – Что с глазами? В танк попасть не можете?
- Башку береги, ротный! – Рявкнул Евтух.
И резко, с силой надавил на каску офицера, заставляя того присесть…
И вовремя – немецкие пулемётчики не дремали, и тоже высматривали в рядах противника офицеров, или тех, кто «проявлял большую активность» и сосредотачивали свой огонь именно на них…
- Ту-тух-тух-тух! – Вскипели на бруствере земляные фонтанчики.
Лейтенант только и посмотрел на Евтуха благодарным взглядом, да и всё – теперь, когда немецкие цепи были от позиций полка всего-то в двух сотнях метров, некогда было рассыпаться в благодарностях, все слова лейтенанта были предназначены для бойцов роты:
- Р-рота!!! З-залпом!!! Огонь!!!
И траншея «грозненцев» взорвалась очередями:
- Та-та-та-та-та-та!!! Та-та-та-та-та-та!!! Та-та-та-та-та-та-та!!!
И сержант Проценко, тоже не отставал от бывших курсантов…
- Та-та! Та-та-та! Та-та! Та! – Дёргался в его крепких руках ППШ, посылая в немцев скупые, прицельные, злые очереди. – Та-та-та! Та-та! Та-та!..
…Немцы ползли на позиции «грозненцев» серой лавиной в несколько эшелонов, и казалось, что их здесь бесчисленное множество…
- Ах, вы ж жуки навозные! Та-та-та! Та-та! – Стрелял Евтух, тщательно выбирая цели для своих пуль. – Ух, черноты-то развелось! Та-та-та-та! Ну, да выкосим!!! Всех под корень выкосим на хрен! Та-та-та-та!!!
На фоне жёлто-седой, от стелящихся по земле прядей ковыля, степи, немецкие солдаты, одетые в тёмно-серые мундиры, издалека и в самом деле казались чёрными муравьями, а их, такие же по цвету, танки и бронемашины – большими чётными жуками.
Но эти «насекомые» довольно ощутимо кусались…
И тут…
- Б-бу! Б-бу! Б-бу!
Где-то за спинами «грозненцев», неожиданно, раздались пушечные выстрели и земля вокруг танков вскипела от взрывов…
- ИПТАП !!! – Вскочил лейтенант, и прокричал во всё горло. – За нами «Иптаповцы»!
Он радостно посмотрел на Евтуха:
- Ну, теперь дадим фрицам жару под хвост!..
И упал, как подкошенный, прямо к ногам сержанта…
Евтух бросился к лежавшему на земле навзничь лейтенанту, и увидел, как из-под каски, полностью закрывшей лицо, на землю стекает ярко-алый ручеёк крови…
- Ёсь твою двадцать!.. – Пробормотал он, и стал осторожно снимать каску. – Говорил же ж тебе, лейтенант, башку береги…
Каска отлетела в сторону, и глазам Евтуха открылось…
Огромная, просто здоровенная рана, пересекавшая лоб Савельева от виска до виска, развернулась кровавыми краями, и была похожа на какой-то сюрреалистичный алый цветок… Цветок смерти… Который сочился кровью, обильно заливая лицо лейтенанта…
- Вот же горе-то… – Проговорил сержант. – Как же этот ты так неосторожно, мальчик…
- Какой мальчик?
Этот вопрос едва не отбросил Евтуха от Савельева метра на три…
И, наверняка отбросил бы! Если бы у сержанта были не такие крепкие нервы, закалённые в былых боях…
- Вот так звездануло меня!.. – Проговорил лейтенант заплетающимся языком. – Как оглоблей по лбу!..
- А ты шо, знаешь, как оно бывает, когда оглоблей промеж глаз?
Евтух уже встал на колени рядом с раненным офицером, приподнял его, усадил, оперев о стенку траншеи, и стал внимательнее рассматривать рану, пока Савельев «ловил звёзды» в глазах.
И глаза военфельдшера, с каждой секундой, раскрывались от удивления всё шире и шире… Потом он оглянулся по сторонам, дотянулся до каски, которую только недавно отбросил в сторону, посмотрел на неё, а потом у ещё большим удивлением на лейтенанта:
- Да ты не просто в рубашке, лейтенант, ты в тулупе, в валенках, да ещё, наверное, и в лыжах родился!
- Что там, Дед? – Ротный уже начинал понемногу приходить в себя.
- Шо там? Да вот! – Он протянул офицеру его же каску. – Пуля тебя прямо в лоб ударила! Да только летела видать откуда-то сбоку, вот и срикошетила…
- А откуда ж тогда кровь?
- Она-то улетела себе дальше, та пуля… Но отметину свою оставила, товарищ лейтенант… Краем каски тебе лицо рассекло… Прям поперёк лба… Ну и оглушила немного – понятное дело… – Евтух уже перематывать голову лейтенанта широким бинтом. – От щас перемотаю я тебя, и в тыл, товарищ лейтенант, к нашему Агафонову, а потом и дальше – такую рану обязательно зашивать надо!..
- Какой там тыл, Василич?!! – Ротный, это было видно, уже настолько пришёл в себя, что его взгляд стал не просто осмысленным, но и озабоченным. – Немцы идут! Отбиваться надо! Какой тыл, сержант?!!
Он вскочил на ноги, посмотрел через бруствер, и крикнул осипшим голосом:
- Р-рота!!! Огонь!!! Огонь!!!
Да только команда эта была лишней – немцы были от ротных траншей уже метрах в 150, а может даже и меньше, и «грозненцы» стреляли по ним всех стволов, которые были в роте…
И немецкая атака уже начинала захлёбываться…
Уже нещадно дымили подбитые артиллеристами танк и два бронетранспортёра. На земле, в невысокой иссушенной солнцем траве, то тут, то там, были видны лежавшие без движения тела немцев…
И…
Они остановились!..
Цепь танков остановилась, и медленно стала пятиться назад, стреляя по позициям полка из пушек и пулемётов! А немецкая пехота… Ей ничего не оставалось делать, как, прикрываясь бронированными бортами, отступать вместе с танкистами…
- Пулемётчики! – Прокричал лейтенант Савельев. – Отсекать пехоту от танков!!! Огонь!!!
- Ду-ду-ду-ду-ду-ду-ду!!! – Ответил лейтенанту басовитый голос «Максима».
- Та-та-та-та-та-та!  Та-та-та-та-та-та-та-та! – Говорили с лева и справа два «Дегтярёва»…
- ПТР!!! Огонь по танкам!!!
- Бронебойщики ранены! – Послышался голос рядового Травкина, пришедшего сюда, в роту Савельева, вместе с Евтухом.
- Мать твою! – Рявкнул лейтенант и рванулся было из своей ячейки.
Но его остановил военфельдшер:
- Командуйте ротой, товарищ лейтенант! – Прокричал Евтух, надрывая голосовые связки. – Вы сейчас здесь нужны! А я туда побегу!
Лейтенант обернулся к Евтуху:
- Дед!..
Перекрикивать грохот боя было сложно, да ещё и недавнее ранение в голову, и, скорее всего, и контузия, но лейтенант, морщась от боли, всё же сумел объяснит, чего он хотел:
- Справишься с ПТР?
- А куда деваться, если надо? – Ухмыльнулся Евтух. – И с другим справлялись, бывало…
- Тогда так!.. Вон там, метрах в двухстах! Видишь? – Он махнул рукой куда-то на левый фланг. – Там начинается балка, которая ведёт к самой реке! И немчура именно туда и пойдёт! Если танки войдут в эту балку, то для «истребителей» они уже будут не видны!
- Я понял, лейтенант!
- Если они выйдут к реке, а потом зайдут по берегу в тыл, то просто передавят нас гусеницами, сержант!
- Зробим! Не волнуйся, товарищ лейтенант!– Евтух уже бежал по траншее в ту сторону, где до атаки были расположены ячейки двух «бронебойных» расчётов. – Не пройдут!..
Минуты три понадобилось «медицинскому сержанту», чтобы под очень плотным пулемётным огнём добраться до опустевшей ячейки.
- Тух-тух-тух-тух! – С тупым звуком поднимались буквально радом земляные фонтанчики.
- В-ва-вау-у! – Взвывали те пули, которые пролетали над головой мимо.
- Б-ба-бах-х!..
Этот снаряд, выпущенный из танковой пушки, взорвался в самой траншее, за спиной Евтуха метрах в трёх, и счастье было сержанта, что сама траншея извивалась по степи ломаной линией, и он только-только успел завернуть за угол…
Его словно приподняла какая-то неведомая сила, и мощно швырнула лицом на дно траншеи, а затем ещё и присыпала сверху килограммами земли… Да только не стал сержант долго разлёживаться – на это небыло времени… Он мотнул головой, как пёс, вышедший из реки, посмотрел по сторонам, и увидел в полуметре от себя торчавший в земляной стенке траншеи приличный, с мужскую ладонь, осколок, с рваными острыми краями, переливавшимися на солнце лилово-сизыми цветами:
- Хорошая лопата… – Пробурчал он себе под нос. – Добре, шо мимо прилетело… Хай йому грець!..
Он вскочил на ноги, и, пригибаясь к земле, побежал к свой цели…
Противотанковое ружьё одиноко стояло на бруствере ячейки…
Одного, мельком брошенного по сторонам взгляда Евтуху было достаточно, чтобы понять, что это гнездо «бронебойщиков» немцы расстреливали специально – видимо засекли позицию…
Вокруг были видны воронки от разорвавшихся танковых снарядов, а задние стенки траншеи были буквально иссечены, изрублены осколками и пулями… А ещё, на дне ячейки, Евтух увидел несколько грязных и уже засохших, бурых лужиц крови…
- Эх, ма, хлопчики!.. От же лихо!.. – Только и проговорил он, и бросился к ПТР. – Ну, добре… Щас мы с немчурой и посчитаемся! За всё, за раз посчитаемся!..
- Товарищ сержант! Товарищ сержант! – Раздался вдруг знакомый голос за спиной Евтуха. – Разрешите с вами! «Вторым номером»!
Евтух только взглянул через плечо, и рявкнул сурово:
- Шёл бы ты отсель, Егорша! Тут щас так жарко станет, шо как бы без штанов не остаться, как у в бане! Тут тебе на цирк на Майдане, мальчик, и клювом щёлкать времени не будет! Так шо, займись спортом, пробежись до своей ячейки, и засохни там, як сопля на прикладе! А то ещё поймаешь себе железку промеж лба, а мне потом тебя ещё и перевязывай! А времени на все эти игры, чую, у нас не будет! – Евтух уже успел отряхнуть-очистить ружьё от земли, и выискивал взглядом коробку с патронами. – Ну?!! Шо ты замер тут как статуй на главной городской площади?!! Геть отсюда, я тебе сказал! Или я плохо говорю по-русски?
- Я останусь, товарищ сержант!
- Рядовой Дятлов! – Рявкнул Евтух, и грозно сверкнул глазами. – А ну-ка, геть отсюда, тебе сказано! Шоб тобой тут даже и не смердело, дитятко! Не для мальчиков тут щас забава начнётся!
Да только…
Видимо, так не здорово познакомившись с этим пареньком, Евтух, скорее всего, не правильно понял его характер:
- Я остаюсь здесь, товарищ сержант! – Проговорил твёрдо паренёк, и стал отряхивать от земли найденную коробку с патронами к ПТР.
- А ты хоть знаешь, як с этой пукалкой обращаться, Егорша?
- Я же почти готовый офицер, Василич! – Улыбнулся паренёк. – И на стрельбах не самый последний был!
Евтух насколько секунд смотрел в глаза парня, а потом отвернулся, видимо приняв решение, и резко скомандовал:
- Патрон!!!
Тянуть дольше уже и в самом деле было некуда…
Прикрываясь танками, «второй эшелон» немцев, к балке ринулись сразу 4 бронетранспортёра с пехотой на борту…
Они поливали очередями позиции «грозненцев» из всех стволов, и рвались к реке… Эти полугусеничные полу-машины, полу-танки, не боялись ни рытвин, ни промоин, несли в своём кузове до 10 человек десанта, и были вооружены одним, а некоторые даже и двумя пулемётами…
- Д-дунц!
Ружьё выплюнуло крупнокалиберную пулю, довольно сильно толкнуло Евтуха в плечо, и даже немного оглушило звуком мощного выстрела:
- З-з-з-з-з! – Зазвенели в ушах сержанта сотни колокольчиков, через которые пробился голос «второго номера». – Да ты не по кузову стреляй, Дед! Ты ему по капоту целься! В двигатель!
- Патрон! – Рявкнул Евтух.
Щёлкнул затвором и прицелился:
- Д-дунц! – Харкнуло выстрелом ружьё.
- З-з-з-з-з-з! – Отозвались в голове на выстрел барабанные перепонки.
- Левее!!! Левее бери, Дед! – Орал рядом Дятлов. – На опережение!
Евтух повернул голову, и крикнул, надрывая горло:
- Сам-то знаешь, как стрелять, справишься, Егорша?
- Обязательно!
Сержант отпрянул от ружья, уступая место:
- Тогда давай! Лупи по головному, шобы он заткнул собой эту балочку!.. А я побежу до второго ружья! Мож и с него ещё фрицев «обрадовать» можно!..
Он ринулся дальше по траншее, где метрах в десяти ещё совсем недавно вёл огонь второй «бронебойный расчёт»…
Не успел Евтух пробежать и нескольких шагов, как за его спиной, опять мощно рявкнуло ружьё:
- Д-дунц!
- Давай, птенчик, давай! Делай этим кугутам кадухес на живот! – Пробурчал он. – А я тебе щас со второго ружьишка подмогну!..
Только помочь красноармейцу Дятлову у сержанта не получилось…
Буквально в двух метрах от позиции «пэтээровцев» была большая воронка, а сама ячейка «бронебойщиков» была едва ли не наполовину засыпана землёй и на её дне лежали два тела…
- Не повезло вам, хлопчики…
Да… Что и говорить… Этому расчёту «бронебойщиков» повезло гораздо меньше – воронку в метр глубиной могла оставить только большая авиационная бомба…
Евтух поискал глазами ПТР, и увидел торчавший из земли, искорёженный осколками ствол…
- Так, Егорша… Придётся тебе одному те танкетки останавливать… – Проговорил военфельдшер, и зацепился вдруг взглядом за знакомый силуэт на дне окопа, немного присыпанный землёй. – А я тебе зараз трошки по-другому подмогну!
…Прошла ещё одна минута, и…
- Та-та-та-та-та-та-та!!! Та-та-та-та-та-та!!! Та-та-та-та-та-та-та!!!
По немцам, сидевшим в десанте бронемашины, по торчащим над её бортом каскам, застрочил, направляемый умелой рукой сержанта Проценко, проверенный уже не единожды, ручной пулемёт «Дегтярёва»…
Видимо слишком умелой рукой…
Первый бронетранспортёр остановился, и из него стали выскакивать немцы… Которые тут же попадали по огонь «грозненцев» – стреляли и слева от Евтуха, и справа… Стреляли все, кто мог держать оружие…
- Та-та-та-та-та-та-та!!! – Заливался очередями «Дегтярь».
А сержант «медслужбы», словно слился с ним воедино, и управлялся с этим грозным оружием так, как смог бы далеко не каждый штатный пулемётчик полка:
- Та-та-та-та-та-та!!! – Дрожал сержант всем телом. – А-а-а!!! С-су-у-уки! Не нравится!!! Та-та-та-та-та-та!!!
- Д-дунц! – Раздалось где-то справа.
И тут же капот так удачно остановившегося бронетранспортёра словно подбросило небольшим внутренним взрывом, и из-под железных бронированных листов повалил густой, чёрный едкий дым…
- Молодец, Егорка!!! – Проорал Евтух. – Молодца, салага!!! Так их! Так!!! Давай, Дятлов, давай!!!
Немцы выскакивали уже из всех четырёх бронемашин, прятались за их борта, и… Упорно, метр за метром, пригибаясь к земле и поливая позиции «грозненцев» автоматными очередями, продолжали продвигаться к балке, по которой они могли, не опасаясь пушек ИПТАПа, беспрепятственно выйти к берегу Мышковой, и попытаться ударить во фланг полка…
А Евтух…
Он уже просто забыл о том, что он военфельдшер… Где-то в дальнем уголке его головы билась мысль, что парни, которых он привёл с собой во второй батальон и в роту лейтенанта Савельева, смогут справиться с раненными, которых было уже не мало, и без него, а вот он сам…
Он был сержантом!..
Младшим командиром, которому уже не один раз, и под Одессой, и под Севастополем, приходилось, отложив в сторону, до времени, медицинскую сумку, становиться не санинструктором, а бойцом стрелкового взвода или роты… И так уж случалось, почему-то, что чаще всего, в таких ситуациях, ему приходилось становиться именно пулемётчиком…
Да, в общем-то, ничего в этом удивительного и нет!
Пулемёт в умелых опытных руках – очень и очень весомый «аргумент»! И поэтому противники всегда концентрируют свой огонь именно на пулемётчиках. Особенно во время атаки!.. А Евтуху, как санинструктору, понятное дело, необходимо было помогать раненным, и выносить их из-под огня…
Но…
Часто случалось так, что именно ему, потому что больше было некому, приходилось «сменять» пулемётчика на его боевом посту, чтобы поддержать его огнём своих бойцов в критические минуты… Как это было, например, под Балаклавой, когда он сменил, в её последнем бою, Нину Онилову, а потом ещё и вынес к медсанбату…
Вот и поднаторел в пулемётном деле сержант Проценко…
И теперь он точно знал, что ротные санинструкторы справятся со своими задачами и сами, а вот его место именно здесь, в цепи обороняющейся роты, с «Дегтярёвым» в руках…
Он был сержантом, и…
Как-то так само собой так получилось, что молоденькие бойцы стали прислушиваться к командам военфельдшера, который, видимо, прекрасно понимал, что надо сейчас делать…
- Первое отделение!!! Огонь по первой машине! Та-та-та-та-та! – Кричал Евтух, не прекращая стрелять. – Не давать им высунуться!!! Та-та-та-та-та!!!
И пыльные фонтанчики начали густо вырастать вокруг подбитого бронетранспортёра…
- Пулемётчики!!! Та-та-та-та-та!!! Рубить фрицев на выходе их машины!!! Та-та-та-та-та!!!
- Ду-ду-ду-ду-ду-ду! – Где-то дальше по траншее басовито отозвался на слова сержанта «Максим». – Ду-ду-ду-ду-ду-ду!
- Д-дунц! – Послышался через грохот боя громогласный голос ПТР.
И Евтух увидел, как у второго бронетранспортёра брызнуло железками во все стороны ведущее колесо. Машина теперь хоть небыла подбита, но стала неуправляема…
- Молодца, Егорка!!! – Прокричал сержант, понимая, чья это работа. – Вот так салажонок!!! Ай, молодца!!! Так их!!!
Да только…
Видимо у немцев тоже были опытные командиры, умеющие правильно оценить обстановку…
И они наверняка засекли в окопах пулемётчика, который, ко всему прочему, ещё и отдавал приказы, умело направляя огонь рядовых стрелков…
И по тому месту, где «трудился» с пулемётом военфельдшер, ударили пулемёты… Сразу с двух бронетранспортёров одновременно…

* * *
И ещё одна небольшая авторская справочка для тех, кто совсем ничего не знает о стрелковом оружии начала ХХ века…

…Единый пулемет MG 34 – по-настоящему легендарное оружие второй мировой войны. Эти, ставшие классикой пулеметы, во многом определили направление дальнейшего развития стрелкового оружия.
В 1930 году Управление вооружений Рейхсвера, уже готовясь к войне, разработало тактико-технические требования к «единому пулемету». Пулемет должен был быть достаточно легким, иметь скорострельность порядка 600 выстрелов в минуту, воздушное охлаждение, ленточное и магазинное питание, использовать винтовочно-пулеметный патрон калибра 7,92 миллиметра, иметь возможность установки на все виды боевой техники, а также использоваться в зенитных пулеметных установках с колиматорным или оптическим прицелом…
И немецкая промышленность с честью выполнила заказ.
В результате, германская армия вступила во Вторую мировую войну с единым пулеметом MG-34, опыт боевого применения которого целиком подтвердил правильность концепции единого пулемета. Вместе с тем, уже с началом серийного производства MG-34 немецкие инженеры развернули работы над новым, более технологичным и дешёвым образцом, в перечень требований к которому позже была добавлена слабая чувствительность к засорению и состоянию смазки – это было настоящим «бичом» MG-34… В результате реализации этих требований был создан пулемет MG-42, который многие специалисты считают лучшим пулеметом Второй мировой войны – он поступил на вооружение только к концу 1942 года.
А тогда…
Пулемет MG 34 (Maschinengewehr-34).
MG-34 был принят на вооружение в 1934 году и вплоть до конца 1942 года являлся основным пулеметом пехоты, механизированных и танковых частей Вермахта.
MG-34 – это первый единый пулемет в мировой практике!
Именно в нем была воплощена концепция универсального пулемета, способного выполнять как роль ручного пулемета, используемого с сошек, так и станкового, используемого с пехотного или зенитного станка, а также танкового, используемого в спаренных и отдельных пулеметных установках танков и других боевых машин. Понятно, что подобная унификация MG-34 значительно упрощала вопросы эксплуатации и ремонта пулемета, снабжения и обучения войск, обеспечивала командирам необходимую тактическую гибкость в применении оружия.
MG-34 был абсолютно универсален, имел не только ленточное, но и магазинное питание, а направление подачи ленты было двухстороннее!
В целом, MG-34 являлся весьма достойным оружием.
Однако его производство было достаточно дорого и трудоемко…
Понятно, что в условиях военного времени всё это не позволяло восполнить возрастающие потребности войск в пулеметах. Именно в связи этим к 1942 году было принято решение о начале производства нового, более простого и надежного пулемета MG-42. Вместе с тем, производство MG-34 не прекращалось вплоть до 45-го года!
Какая-то часть этих пулеметов поставлялась в пехотные части, но… Основная масса MG-34 устанавливалась на танки и другие боевые машины вермахта, на бронетранспортёры и на коляски мотоциклов BMW, в мотопехоте!.. И именно потому, что в силу некоторых своих конструктивных особенностей, способа смены ствола и возможность подачи ленты с любой стороны, значительно более подходил для установки на боевой технике, нежели MG-42…
Но, что самое уникальное было в этом пулемёте, так это то, что при относительной лёгкости, его прицельная дальность стрельбы составляла до 2200 метров, тогда как ручной пулемёт «Дегтярёва», например, стоявший на вооружении Красной Армии с 1927 года, имел дальность в 1500 метров. И даже старенький, проверенный многими войнами станковый пулемёт «Максим», уступал MG-34, со своей прицельной дальностью до 2000 метров, хотя, положа руку на сердце, чаще использовался на дальностях от 700 до 1000 метров…

* * *
…17 июля, бой…
…- Тух-тух-тух-тух-тух!!! – Вырастали пыльные фонтанчики прямо перед Евтухом, заставляя его вжимать голову в землю. – Тух-тух-тух! В-ва-у!!!
- Нащупали, таки, бисовы диты! – Пробормотал он. – Так вы таки имеете вместо головы кабак!!!
Сержант сполз вниз, и, пригибаясь к земле, забросив за спину свою сумку и автомат, и не забыв прихватить в руки «Дегтяря», побежал вдоль траншеи на левый фланг…
- Ща я вас из другого места за вымя пощупаю!..
Он пробежал по траншее метров пятнадцать, и…
Резко остановился, поняв, наконец, почему огнём взвода пришлось командовать именно ему, сержанту-военфельдшеру…
- От так!..
И склонился над раненным:
- Ну, что, Тофик-джан? Как ты, взводный?..
…Ещё совсем недавно, всего-то несколько суток назад, Евтуху довелось со своим медсанвзводом, из Грозного и до самого фронта, делить одну «теплушку» с одним из стрелковых взводов роты лейтенанта Савельева. И именно поэтому, он, что называется, прикипел душой и к этому «второму» взводу, и к его бойцам. А познакомившись, по пути на фронт, очень «зауважал» его командира…
Нет… Этот младший лейтенант ещё не участвовал в боях, и был точно таким же, как и большинство в этом полку, необстрелянным, не нюхавшим пороха, салагой… Молоденьким, «зелёным», салажонком!.. «Желторотиком»…
Но!..
Было что-то, во взгляде наверное, этого молоденького армянского паренька, который и офицером-то стал только перед самой отправкой на фронт, что-то такое, что невольно заставляло его уважать…
Нет, младший лейтенант Тофик Агарян небыл «рэзкым кавказскым абрэком», в котором бурлила и кипела кровь горца!.. Он, как раз наоборот, был очень спокойным, и уравновешенным парнем! Эдаким, размеренным, уверенным в себе и своих словах командиром… С негромким, и совершенно «не командным», как сказал бы любой прожжённый вояка, голосом, но!..
Когда Тофик-джан, странное дело, но это, поистине армянское выражение уважения к «старшему» стали применять в этом взводе в своём лексиконе даже те русские парни, которые родились и выросли далеко от Кавказа, то смолкали все!.. То есть абсолютно все!.. Даже «бойцы»-санинструкторы, которые не имели к младшему лейтенанту никакого отношения, и вели себя довольно независимо!..
Была какая-то настоящая магия в этом тихом, с лёгкой хрипотцой, голосе, и в этих, почти чёрных глазах горца, в которых плескалось какое-то странное, и пока никому не понятное море…
Этот парень был похож на вулкан, который уже проснулся и дымится, но вот когда произойдёт взрыв и из него выплеснется сжигающая всё на своём пути, раскалённая лава, никто не знал, да и не мог знать… Не знал этого, наверняка, и сам Тофик…
Тогда, в поезде, младший лейтенант Агарян только-только ехал на фронт, а Евтух, поглядывая на этого, едва перевалившего двадцатилетний возраст, паренька, вглядываясь в его глаза, думал порой о Тофике:
«…Это взгляд героя!..»
…- Как ты, дорогой? – Евтух присел рядом с младшим лейтенантом, и уже стал доставать из своей сумки перевязочный пакет. – Ты потерпи, «младшой»! Я щас! Я быстро!..
Какое там быстро!..
Пуля, а, скорее всего, осколок, разбираться в этом времени небыло, вошёл «взводному» в левый бок, в районе селезёнки, и, вырвав приличный кусок, не только гимнастёрки, но и мышц из брюшины, ушёл «гулять» себе дальше… Это было одно из самых тяжёлых ранений, и Евтух это знал наверняка… Скольких уже он видел таких раненных, и… Едва ли половина из них сумела выжить, хоть и доносил их сержант до операционного стола хирурга почти всегда вовремя…
- Потерпи, Тофик-джан! – Евтух уже начал было перевязывать «взводного». – Ничего страшного! Щас кровь остановим, а потом и в тыл отправимся, дорогой ты мой человек!..
- Дай суда! – Проговорил твёрдым голосом младший лейтенант, и протянул окровавленную руку. – Мнэ дай, сержянт! Я сам смагу!
Евтух отстранился на секунду, и посмотрел в глаза офицера:
- Не дури, паря! Не до шуток сейчас! У тебя ранение в брюшину!!!
- Сказал, мнэ дай! – Раненный посмотрел на Евтуха твёрдым, хоть и замутнённым от боли взглядом. – Пулемёт бери, стрелять в немца иди! Бинт – мнэ дай! Сам смогу, да!.. Камандуй тэпэр ты!.. Я нэ магу пока, сэржанта уже тоже нэт!.. Ты – сэржант! Иды в тряншея, камандуй взводом, да!.. Давай, иди Дэд – фриц ждать нэ будет!..
И столько мужества и внутренней силы было в этих негромких словах, что… Евтух скинул свою сумку, поставил её рядом с раненным офицером, и проговорил негромко:
- Ладно, «младшой»… Ты только перевяжись потуже… И полежи здесь спокойно, пока всё закончится… А я тебя потом в медсанбат в лучшем виде доставлю!.. – Евтух передёрнул затвор «Дегтяря», и привстал. – Только ты не умирай, Тофик-джан, дорогой! Меня дождись! А я скоро!..
- Иды, да!.. – Проговорил юноша с офицерскими «кубарями» в петлицах и совершенно неожиданно улыбнулся. – Нэ умру! Слово тэбэ даю, Дэд!
- Добре, хлопчик… – Проговорил Евтух тихо. – Ты только меня дождись, раз така пляска пошла… А я скоро… Отгоним фрица, и я вернусь…
…Евтух от бежал к левому флангу взвода ещё несколько метров, и сходу воткнул сошки «Дегтяря» в сухую землю бруствера:
- Взвод!!! Слушай мою команду! – Проорал он что было мочи. – Отсекать немцев от балки! Беречь патроны!!! Стрелять прицельно и наверняка!!! Огонь!!!
…Немецкие танки хоть и пятились, но делали это очень медленно, беспрерывно стреляя из башенных орудий и пулемётов по позициям «грозненцев». Да и автоматчики, не особенно-то и собирались отступать назад, и делали это тоже очень медленно, то и дело залегая то у какой-то кочки, то в степной промоине… Было видно, что немцы очень надеются на прорыв своей группы к реке…
По той балке, которую пришлось отстаивать стрелковому взводу, командиром которого теперь вынужденно пришлось стать полковому военфельдшеру сержанту Проценко…
Но!..
Недавние курсанты держались!.. Стойко держались!.. Направляемые «жёсткой рукой» сержанта…
…- Отсекать! Отсекать автоматчиков от брони! Та-та-та-та-та-та-та!!! – Орал как полоумный Евтух, стреляя из своего пулемёта. – Не дайте им войти у в эту сраную балку, салаги!!! Огонь!!! Огонь!!! Та-та-та-та-та-та-та!!! Мать вашу за ногу, и якорь вам в горло!!! Та-та-та-та-та-та-та!..
Среди «грозненцев» уже и раненных было, едва ли не четверть личного состава, но… Немцы никак не хотели понять, что в этой атаке они уже проиграли, а красноармейцы упорно им это доказывали… Все, кто мог делать хоть что-то, даже раненные и контуженные, все пытались делать хоть что-нибудь, что помогло бы тем, кто был в силах продолжать стрелять…
- Дед! Готово! – Слышалось Евтуху за спиной раз за разом…
Кто-то из бойцов взвода подтащил сюда, поближе к тому месту, которое облюбовал себе сержант Проценко, ящик с патронами, и теперь, двое бойцов, раненных осколками в ноги, снаряжали «блины» для пулемёта Евтуха – 47 патронов «Дегтяря» улетали буквально за минуту!..
А когда затвор пулемёта замирал в заднем положении, сержант оборачивался на секунду, и кричал дурным голосом:
- «Блин»!!!
- Готово! – Тяжёлый металлический диск приземлялся на бруствере рядом с сержантом…
Перезарядить пулемёт занимало считанные секунды, и «Дегтярь» опять начинал петь свою смертельную песню:
- Та-та-та-та-та-та!!! Та-та-та!!! Та-та-та-та-та!!!
Под жарким июльским солнцем было видно, как уже плавится воздух над раскалённым стволом пулемёта…
Но…
Он всё продолжал стрелять, и орать:
- Та-та-та-та-та!!! Прижимайте этих фраеров к земле!!! Та-та-та-та-та!!! Целится точнее!!! Та-та-та-та-та-та-та!!! Ах-халэпа на вашу голову!!! Та-та-та!!
И вдруг, в какой-то момент боя, Евтух боковым зрением уловил странное движение в степи, прямо перед окопами взвода…
Уже примерно на половине дороги между траншеями и немцами, метрах в пятидесяти от окопов…
По земле, скрываясь в не очень высокой траве, к бронетранспортёрам, сжимая в руке гранату, полз…
…Евтух обернулся к раненым, которые снаряжали патронами блины к его «Дегтярёву» и  рявкнул:
- Хто з вас, хлопчики, зараз может стать к пулемёту?!!
- Я! – Сразу же отозвался паренёк, раненный в бедро. – Только мне подняться надо…
Евтух тут же, не задумываясь ни на секунду, обхватил парня рукой подмышки, поднял, и прислонил к стенке ячейки рядом с пулемётом:
- Прикроешь!
- А вы? – Спросил боец.
- А шо я, салага?!! – Рявкнул как лев Евтух, и полез через бруствер наверх, в насквозь простреливаемую степь. – Ты зеньки-то свои раскрой поширше и сам посмотри! И шо?!! Или мне его там бросить?!! Прикрывай!!!
И перевалившись через бруствер, Евтух ринулся в степь, пытаясь догнать того, кто сейчас медленно, но неотвратимо приближался к немецкому бронетранспортёру…
…Он полз…
Так, с такой скоростью, не ползал по-пластунски, наверное, никто и никогда до него!..
Как заправских пловец, сержант загребал руками, помогал себе ногами, и метр за метром приближаясь к своей цели…
А «цель»…
Этот парень, уже выбрал себе свою личную цель… И приближался к ней… Медленно, и действительно неотвратимо, как сжигающая всё на своём пути лава, которую никто и никогда ещё не смог остановить…
- Стой! Стой идиёт! Куда ж ты прёшь-то дуралей?!! Посекут же тебя!!! В лапшу посекут!!! Назад!!! Н-назад!!! – Орал Евтух, пересекая степь наперерез.
Он приподнял голову на секунду, и, поняв вдруг, и весь замысел, и то, что уже никак не успеет ему помешать, проорал во всю глотку:
- Взвод!!! Огонь!!! Огонь!!!
Да только…
Кто мог остановить этого парня сейчас, когда он сам для себя уже что-то решил и сделал свой, возможно самый главный в жизни, выбор…
До немецкого бронетранспортёра оставалось уже метров десять, когда его заметили в траве, и стали стрелять из-за машины, но… Теперь уже было поздно!..
Парень приподнялся на локте, и метнул гранату…
И через секунду-две кузов бронированной машины вспух взрывом…
А ещё через несколько секунд Евтух нагнал героя…
- Шо ж ты наделал-то, а? – Он перевернул на спину парня и заглянул ему в глаза. – Зачем? Зачем же так?!! Кому это надо было?!!
- Мнэ так нада била, Дэд… – Прошептал паренёк. – И всэм так надо… Всэму взводу… И полку… Нэ пайдёт тыпер немэц к рэке… Нэкому тыпэр туда идти!..
- Тофик-джан, мать твою! – Прокричал сержант в сердцах, и прижал кудрявую голову героя к своей груди. – Как же ты из траншеи-то вылез, товарищ младший лейтенант?! Ты же говорил, шо подождёшь меня!.. Шо ж ты наделал-то, отчаянная голова!..
Евтух стал тащить его к траншеям когда…
- Ур-ра-а-а-а-а! – Пронеслось над окопами «грозненцев»…
Лейтенант Савельев, видимо сообразил, что пришёл подходящий момент, и поднял роту в контратаку…
Они бежали, горланя старинный русский боевой клич… С перекошенными от напряжения и ненависти лицами… С решимостью догнать и уничтожить врага…
И они были готовы рвать его зубами в тот момент…
В контратаку поднялся весь полк!..
…Бойцы полка неслись на немцев в полные рост, а им навстречу, и тоже в полный рост поднялся санинструктор сержант Проценко…
И ему опять, как это случалось и раньше, было совершенно наплевать на то, что именно сейчас он находился меж двух огней! Сержант нёс на руках, как самую бесценную в своей жизни ношу, командира взвода младшего лейтенанта Тофика Агаряна…
И проклинал самого себя, и клялся вынести героя:
- От же дурень! От же ты без мозгов! – Бормотал он себе поднос. – Ты ж эти его глаза ещё в поезде видел! Как же ты не понял, шо этот хлопчик не станет сидеть на жопе на дне траншеи? А ещё Дед!.. Не понял, и одного оставил, полудурок!.. Ничего!.. Вынесу!.. Теперь вынесу!.. И сразу в тыл!..
И ни одна пуля не посмела ударить в спину этого сержанта, ничуть не менее отчаянного, чем командир взвода, потерявший на его руках сознание…
Хотя, нет…
Одна пуля всё же сбила пилотку на его голове, но Евтух этого даже не заметил… Его пилотка, какой-то совершенно невиданной птицей вспорхнула с его головы, взмахнув широкими, но такими короткими зелёными крылышками, и упала в траву метрах в трёх впереди…
А сержант… Он словно презирая её, такую непокорную, наступил на свою пилотку сапогом, сделав ещё несколько шагов вперёд, да так и пошёл дальше, к родным траншеям… Не до потерянной пилотки было сейчас Евтуху, совсем не до неё!..
И он спрыгнул вниз, именно в том месте, где несколько минут назад оставил лежать этого отчаянно смелого паренька…
- Я помогу, товарищ сержант! – Услышал он голос рядового Травкина. – Давайте, я помогу!
- Отставить! – Проговорил Евтух. – Ты сейчас здесь нужен!..
…Прошло ещё несколько минут, и Евтух, шагая широким шагом, прошёл мимо того блиндажа, куда санинструкторы сносили с поля боя раненных батальона, а ещё минут через пять добрался по траншее к блиндажу медсанвзвода, где и передал свою драгоценную ношу уже своему командиру, младшему лейтенанту Агафонову…
- Вот…
- Тяжелое! – Проговорил командир, мгновенно, профессиональным взглядом хирурга оценив ранения. – Давай его в блиндаж!
Евтух выскочил из блиндажа через несколько секунд, и  крикнул:
- Ягрис!
И к нему тут же подбежал младший сержант:
- Я здесь, Василич!
- Сколько с тобой сейчас людей осталось, Ян?
- В полку много раненных, Дед… – Ответил латыш. – Кто-то в батальонах, кто-то пошёл с раненными в медсанбат… Со мной сейчас только двое осталось…
- Ясно!.. Бери всех, кто есть, и за мной, во второй батальон! – Проговорил Евтух решительно. – Там хлопчикам круче всего досталось… Выносить их надо...
Они вернулись в батальон, и Евтух, оставив Ягриса с бойцами помогать раненным, добежал до «родной» роты тогда, когда «грозненцы» медленно и организованно откатывались к своим позициям после контратаки…
Видимо хорошего жару всыпали немцам недавние курсанты, потому, что их никто не преследовал…
И Евтух ринулся навстречу роте…
Он бежал и всматривался в тела, лежавшие в траве, и видел только серые немецкие мундиры…
- Молодец, Травкин!!! Молодца паря!!!
За тех 10-15 минут, которые понадобились сержанту, чтобы вынести Агаряна в медсанвзвод и вернуться обратно, его санинструкторы, поднявшись вместе со всем полком в контратаку, успели вынести с поля боя в траншеи всех! И раненных и погибших…
И тогда в голове Евтуха молнией пронеслась мысль…
Он, немного путаясь сапогами в траве, нёсся навстречу «родной» роте, а когда поравнялся с цепью, то даже и не подумал остановиться, а ещё прибавил шагу и даже побежал быстрее…
- Куда, Василич?!! – Услышал он за спиной голос лейтенанта Савельева.
- Пулемёты! – Проорал Евтух.
Лейтенант был рядом, всего в нескольких метрах, и Евтух бросил на бегу:
- С бронетранспортёров надо снять пулемёты!
И «ротный» его, наконец-то, понял:
- Третий взвод! – Крикнул он. – Первое отделение! К бронемашинам! Снять уцелевшие пулемёты и найти боезапас! Второе и третье отделение! Собрать автоматы и боезапас с убитых немцев! Бегом!!! Сержант Проценко – принять командование взводом!
…Ещё через пять минут, взвод, которым теперь кроме Евтуха и командовать-то было некому, вернулся в ротную траншею с большим «уловом» трофейного оружия…
С подбитых бронетранспортёров, которых в степи стояло целых пять, да ещё и танка, «Иптаповцы» тоже оправдывали своё звание «истребителей», бойцы сумели снять целых шесть целых пулемётов MG!..
Их могло бы быть и больше, да только некоторые были разбиты осколками. Но эти «потери» бывшие курсанты компенсировались другими, найденными около убитых немцев-пехотинцев… А уж о боезапасе для этих пулемётов и говорить не приходилось – немцы, не ожидавшие контратаки, отступали с спешке, да так всё и оставили!.. Штатный боекомплект для пулемётов в бронетранспортёре составлял 2000 патронов, а это значит целых восемь снаряжённых лент!.. Конечно, немецкие пулемётчики тоже не сидели сложа руки, но!..
На восемь, в общей сложности, принесённых в окопы трофейных пулемётов, приходилось теперь по 3-4 полные ленты!..
Да ещё и около двух десятков автоматов, с 3-4 полными магазинами к каждому!.. И около трёх десятков ручных гранат!..
- Вот это трофеи! – Проговорил радостно лейтенант Савельев. – С таким арсеналом теперь хоть против кого воевать можно!
- Добре затарились! – Подтвердил Евтух. – И шо теперь?
- Разбросаем трофеи на всю роту, Василич! В первый взвод два пулемёта, потому что там есть ещё и «Максим», в остальные – по три! Автоматов больше всего во втором взводе, значит туда шесть «Шмайссеров», в остальные – по семь! Ну и по десятку гранат на каждый взвод! – Лейтенант смотрел на сержанта Проценко весёлыми глазами. – Тебе отдельное спасибо, Дед! А то я в запарке что-то и не сообразил сразу… Мы ж теперь всю немчуру в капусту нашинкуем!!!
- Дай-то Бог, товарищ лейтенант… – Ответил Евтух задумчиво.
- А ты, товарищ сержант, принимай пока взвод под команду!
- Так у меня ж своих сколь забот, товарищ лейтенант! Раненных выносить надо!.. Да и не отпустит меня Агафонов!
- За это ты не волнуйся! Я уже связался с комбатом, так что «взводному» твоему передадут… Да и ненадолго это, Василич… Только на сегодня… Чувствую, что не успокоятся немцы. День только начинается, а взводом уже командовать некому… До вечера надо продержаться, товарищ сержант, а за ночь я что-то с «новым» комвзвода и сам решу, кого-то назначу, из тех, кто останется… – И лейтенант внимательно, и даже как-то пытливо посмотрел на Евтуха. – Да и ты к людям присмотрись, товарищ сержант… Может, кого и сам посоветуешь…
- Рядовой Дятлов! – Не задумываясь ни на секунду, проговорил Евтух.
- Ты ж только позавчера его уму-разуму учил, Василич! Салагой называл!
- И, видимо зря называл, товарищ лейтенант… Я ж тоже ошибаться могу! Зато сегодня той салажонок из ПТРа целых два бронетранспортёра подбил!
- Дятлов? А не ты?
- А вот я-то, як раз, и промазал! Два раза стрельнул, и промазал!.. Не по мне та «железяка»!.. Я всё больше в бою к «Дегтярю» привык, товарищ лейтенант…
- Й-ясно… – Протянул Савельев. – Из сержантов во взводе только один остался – младший сержант Баградзе… Но я подумаю над твоими словами, Василич… А пока…
- А пока я пошёл до своего нового взвода, товарищ лейтенант! – Проговорил Евтух, и пошёл широким шагом к своим новым подчинённым. – А то шо-то эти швабы опять зашевелились…
Да… Это действительно было так…
Прошёл всего час после того, как «грозненцы» отбили ту, самую первую атаку, а за невысокими холмами опять послышались звуки танковых двигателей – немцы, видимо, успели за это время перегруппироваться, и теперь опять шли на позиции полка…
- Взвод! Слушай мою команду! – Скомандовал сержант Проценко. – Установить пулемёты с дистанцией в двадцать метров! По два-три автоматчика между пулемётами! У кого «трёхлинейки» – сменить на «Шмайссеры», из винтовочек потом ещё настреляемся!.. Патроны беречь, в белый свет не стрелять! Каждая пуля должна найти свою цель! Или хоч каждая вторая!.. Огонь открывать только по моей команде! У кого не сдюжат нервы и он пульнёт у в фрицев раньше моего приказа – сниму штаны и лично набью морду!
- А штаны-то на кой тогда снимать? – Раздался вопрос откуда-то сбоку.
- А шо б не убежал! Приготовиться к бою, салаги! И засохнуть у в траншее до моего приказа, как та тарань на верёвке!
Бойцы улыбнулись этим словам военфельдшера, нисколько не поверив в его такое грозное обещание, но и поняли, что нервы до его приказа придётся держать в руках… Расстрелять, не расстреляет, конечно, но после боя зубы выбьет наверняка – его сухие, но костистые и очень широкие кулаки волей-неволей внушали всеобщее уважение…
А Евтух, тем временем, продолжал:
- Бронебойщик!
- Я! Рядовой Дятлов!
Евтух приблизился к парню и заговорил немного тише:
- Сколь патронов осталось для твоей железяки, Егор?
- В коробке двадцать два, товарищ сержант…
- Маловато… До конца дня не хватит… – Евтух задумчиво потеребил усы и вдруг остро посмотрел на парня. – Место, де стояло второе ружьё, проверял? Мож там шось осталось?
- Никак нет!.. Времени небыло…
- Ну-ка, хапай у в свои грабли лопатку, рядовой, ноги в руки, и бегом туда! – Проговорил он резко. – Бегом, Егорша! Одна нога здесь, а вторая уже тоже у меня!
Парень, словно его ужалили в самое мягкое место, рванул к ячейке, где до боя было второе «гнездо» бронебойщиков, а Евтух посмотрел на вершину холма, где, примерно в полутора километрах, уже выстроились вдоль линии фронта полка не меньше двадцати танков…
- От же ж бисовы диты! Ити вашу за ногу! – Пробурчал он себе пол нос. – Зараз пальбу начнут!
И оказался прав…
Сначала было видно, как танки окутались небольшими клубами дыма, потом, до слуха донеслось:
- Б-бу-у! Б-бу-у! Б-бу-у! Б-бу-у!
А дальше…
Дальше опять всё началось с самого начала…
- Ф-фи-у-у-у! Ф-фи-у-у-у! Ф-фи-у-у-у! – Противно раздражая нервы бойцов, засвистели летящие снаряды.
- Л-ложись! – Проорал Евтух.
- Д-ду-ду-дух-х-х-х! – Почти одновременно разорвалось сразу несколько снарядов перед траншеями.
А их уже догоняли следующие:
- Ф-фи-у-у-у! Ф-фи-у-у-у! Ф-фи-у-у-у!.. Д-ду-ду-дух-х-х-х!..
- В-вау-у-у! В-ва-вау-у-у! – Дико взвыли прилетевшие осколки.
И опять встала дыбом земля…
И осыпалась сотнями килограммов на головы «грозненцев»…
- Есть, товарищ сержант! – Услышал Евтух позади себя и обернулся.
Рядовой Дятлов стоял с железной коробкой в руках, держа её, как самый ценный клад:
- Есть, Василич! Нашёл!!! – Орал он радостно, стоя в полный рост. – Почти полная! Патронов сорок никак не меньше!!!
Сержант грубо ударил парня сапогом под коленку, и тот упал, как подрубленный дубок:
- Ложись, дурья башка!
- Так я ж патроны к ПТРке нашёл! Почти полный боекомплект!.. – Проговорил обиженным голосом паренёк, словно не понимал, что вокруг него происходит. – А вы меня сапогом…
- А на кой дюдель буде нужен той боекомплект, если ты зараз себе другую, немецкую железку промеж глаз поймаешь, салага?!! Ты паря, теперь штатный «бронебойщик» целой роты! А если ты этого не понял, то открой уши и слушай сюда! Пока ты из своей пукалки те танки достать не можешь, сиди в этой норке жопом к верху, сопи в две дырки, и береги свою дурную башку – это мой тебе приказ!.. А немчура пускай пока постреляет – глядишь, когда ближе подползут, нам меньше снарядов на голову достанется! И не будь дурным кугутом, Егорша! Геройство не в том, шобы свою башку зазря под пули подставить, а в том, шобы быть со своим оружием в нужном месте, и тогда, когда то треба твоим товарищам! – Евтух грозно сверкал возбуждёнными глазами, но, ни в них, ни в словах его небыло злобы. – Я ясно выразился, салага?
- Так точно, товарищ сержант…
- Ото ж!!! Твоя справа – дождаться моей команды! А потом уж как пойдёт!.. Так шо ты там за патроны щебетал?
- Вот! – Паренёк показал на железную коробку. – Те парни толком-то и пострелять не успели… Почти полный боекомплект остался…
- Добре… Но увсё равно!.. Абы как, и абы куда пулять ими не смей!.. Танка в лоб не возьмёшь!..
- Ну, это я знаю, товарищ сержант!..
- То – добре, шо знаешь… Твоими будут только те, шо подставят тебе свой борт! От тогда и лупи! И желательно по мотору!.. А которые прямо на тебя пойдут, то они уже не твоя забота – за нами батарея «истребителей»… А если что… То будем их гранатами рвать!.. Тебе увсё ясно, босота ростовская? Или треснуть тебе от всей моей души в ухо, шобы ты таки меня услышал?
Паренёк только улыбнулся в ответ:
- Не, Дед!!! В ухо не надо – я понятливый! – И показал в улыбке крепкие молодые зубы. – Да и не услышу я потом твоей команды, Василич – после твоего кулака средняя контузия обеспечена!..
- А я тебя не очень сильно приласкаю, салага! – Улыбнулся в ответ Евтух. – А так… Только для небольшой профилактики!.. Шобы норов свой попридержал немного!..
- Не-е, спасибо!.. Что-то не хочется…
- Ото и смотри!.. И боезапас к ружьишку своему береги – до вечера его пополнения точно не будет…
Евтух ещё раз взглянул на холмы поверх бруствера, и проговорил:
- И шо им не сидится на жопе, халамидникам!.. Вот сейчас опять всё и начнётся, Егорша!.. – И проорал во всё горло. – Взвод! Приготовиться! Разобрать цели! Огонь только по моей команде!..
…Потом танки, а за ними во втором эшелоне, и бронетранспортеры с пехотой, а за теми и цепи пеших автоматчиков, опять двинулись в атаку…
И опять завертелась свистопляска боя…
И опять, спустя примерно час совершенно безумного натиска, немцы откатились назад за холмы…
…А потом…
Когда откатившуюся немецкую мотопехоту сменили бомбардировщики, и стали нещадно «окучивать» бомбами позиции «Грозненского» полка, санинструкторы и санитары, возглавляемые сержантом Проценко, рискуя собственными жизнями, выносили из траншей и окопов раненных… Сначала к санитарному блиндажу, где над ними колдовал какое-то время лейтенант Агафонов, оказывая первую помощь, а потом и в тыл, к медсанбату, который был расположен на окраине небольшого городишки Абганерово… И Евтух мысленно говорил спасибо тем раненным солдатам, которые могли передвигаться самостоятельно, за то, что они, превозмогая собственную боль, помогали своим товарищам…
А бойцы «его» взвода опять собирали трофеи, оставленные мертвыми фрицами перед ротными окопами…
Сержант Проценко умудрялся и успевал командовать и теми, и другими…
Потому, что… Да потому, что больше этого сделать было некому!..
…Тогда, 17 июля, в первый же день начавшегося немецкого наступления, «Грозненский» курсантский полк отбил четыре атаки противника и даже дважды его контратаковал, поднимаясь навстречу немцам из окопов…

* * *
28 июля 1942 г. «Ни шагу назад!..»

…За неделю ожесточенных боев в большой излучине Дона «Грозненский» курсантский полк отбил 27 яростных немецких атак, а его бойцы уничтожили около восьмисот солдат и офицеров противника. А ещё «грозненцы» подбили восемь танков, двадцать шесть бронетранспортёров, уничтожили девять миномётов, а это практически полная миномётная батарея, шестнадцать пуле¬мётов, и столько же взяли в виде боевых трофеев, и много другой боевой техники и оружия…
В общем…
Парни в курсантских гимнастерках стояли насмерть…
А ведь перед фронтом этого курсантского полка наступали далеко не новички!..
Вражеские дивизии, подготовленные для наступления на Сталинград, состояли из отборных солдат молодых и средних возрастов, призванных в Вермахт из Мюнхена, Гамбурга, Бранденбурга и других городов центральной Германии. И эти вояки уже имели и немалый боевой опыт – до нападения на Советский Союз 6-я полевая армия Паулюса, прошла с боями по территории Польши, Бельгии, Франции, Югославии, Греции и других стран Европы, неся с собой смерть и разрушения…
И нигде, никогда, и ни разу, они не встречали ещё такого яростного сопротивления!..
Немцы, может быть, и смогли бы одолеть позиции основательно потрёпанного уже полка, прорвать фронт, форсировать неширокую Мышкову и ринуться на Сталинград с юга, знай они, что за неделю боёв от его личного состава осталась едва ли половина, но…
Они каждый раз натыкались на такой массированный и яростный огонь, что немецкие командиры просто недоумевали, откуда у русских появляются резервы, и откуда приходит подкрепление…
И каждый раз они откатывались назад…
И они даже не представляли себе, что всё подкрепление «грозненцев» приходило от самих немцев, «снабжавших» их оружием и боеприпасами, и ещё… Изнутри… Из самих солдат!..
Вчерашние юные курсантики взрослели в этих боя буквально на глазах, с каждой минутой и секундой. И с каждой минутой, проведённых в этих боях, они всё больше и больше становились воинами…
Мальчишки мужали, и становились настоящими мужчинами…
…А сержант Проценко…
Он был просто вездесущ!..
И бойцы разных батальонов полка уже настолько привыкли видеть его, со своей большой холщовой сумкой и автоматом на плече, в своих рядах, в цепи обороняющихся, что уже даже и не придавали никакого значения тому, что он военфельдшер…
Даже наоборот!..
Когда Евтух появлялся перед боем в расположении той или другой роты, бойцы начинали улыбаться и вполголоса переговариваться между собой:
- Глянь-ка, Дед сегодня с нами!
- Значит, сегодня нам повоевать крепко придётся! Он же, как цыганка-гадалка – загодя чует, куда немчура попрёт!..
- Ну и пусть! Зато точно знаешь, что тебя вынесут, если что!.. Дед на поле ещё никого не оставил…
И то и другое было абсолютной правдой!
О том, что Евтух ещё никого не оставил лежать раненным под пулями – это было вообще без сомнений! И все видели, как он презирал и пули, жужжавшие вокруг него, когда он помогал очередному страдальцу, да и саму смерть…
А вот второе… Это была настоящая мистика!.. Загадка, которую не мог разгадать и сам сержант! Но!.. Какое-то невероятное чутьё, без каких-либо видимых причин, подталкивало его прийти то в один батальон, то в другой. Или задержаться в какой-то из рот, и… Именно там и оказывался пик немецкой атаки!.. Как-то раз, на третий или четвёртый день боёв, командир первого батальона капитан Михайлов, заметив уже, как «притягивает» к себе «эти неприятности» Евтух, заметил ему шутя:
- Слушай, сержант… Может доложить о тебе комдиву, а лучше сразу командарму, и предложить посадить тебя на самолёт с парашютом, да и выбросить посредине Берлина, а? Может, немцы тогда и повернут обратно?
- Я вже согласен, товарищ капитан! – Улыбнулся тогда Евтух. – Только не получится… А жаль!..
…И именно теперь, за неделю боёв бывшие курсанты поняли, за что сержант получал свои медали… И верили в него, как в своего, самого настоящего ангела-хранителя!..
А ещё…
Евтух, такой молчаливый, обычно, во времена редкого затишья, перед боем превращался в самого настоящего весельчака-балагура, и без умолку травил какие-то байки…
И уже небыло ни одного человека, который сомневался бы в том, что этот сержант самый настоящий коренной одессит!..
- Дед! Расскажи что-то про твою Одессу! – Говорили парни и уже улыбались.
- Так я ж не одессит, хлопцы! – Отвечал Евтух, улыбаясь в усы. – То мой друг, Сенька, был одесситом, а я-то сам с Кировоградщины…
- Ну, да! – Улыбались парни, и перемигивались между собой. – Ты это, Василич, кому другому расскажи! Ты ж только послушай, как говоришь!.. Так что? Расскажешь про Одессу-то?
- А шо ж з вами робыть, салаги?.. Тут хочь не хочь, а придётся… – Ухмылялся сержант в пшеничные усы. – Только я, як вы себе ни хотите, всё равно не одессит!.. А за Одессу расскажу – эт можно!..
И собирались вокруг сержанта бойцы, которым через несколько минут предстояло идти в бой, и Евтух рассказывал им очередной анекдот. Из тех, которые рассказывал ему некогда его друг Семён Вайнштейн…
- Друг мой, Сеня, баламут, какого ещё поискать рассказывал мне как-то… И говорил, шо это самая настоящая история из жизни!.. – Улыбался Евтух в очередной раз, и рассказывал неспешно. – Как-то Абраша Рабинович согрешил с чужой женой и, как положено, пришёл в синагогу к раввину за отпущением грехов… А тот раввин выслушал его, а потом посмотрел на Абрама строго и говорит: «Отвечай, Абрам! С кем же ты совершил такое тяжкое грехопадение?!»… «Не могу я вам за то сказать, Рэбе – она добропорядочная женщина!» – Отвечает Абрам… «Можешь даже и не стараться скрыть её имя! – Усмехнулся раввин. – Я и так знаю, шо ты согрешил с женой булочника Шихмана – Розочка известная блудница!»… «Нет, Рэбе, это была не она!» – Отвечает ему Абрам… «Как нет?! – Удивился раввин. – Так, значит, ты согрешил с дочерью портного Каца, Ноной?! Как же ты так низко пал, несчастный? Она же ещё почти девочка! Хотя за то время, когда она была девочкой она уже и сама забыла…»…  «Нет, Рэбе! И тут вы не правы! Это была не Нона…» – Отвечает Абрам… «Что-о-о-о?! Неужели ты спутался с этой распутницей, племянницей лавочника Бенимовича, Эллочкой?! О-о-о-о! Это, Арам, я тебе скажу ещё та мамзель!»… «Нет, Рэбе, и это тоже была не она!»… «Ах, нет?! – Разозлился раввин. – Тогда вон отсюда, развратник! Не будет тебе никакого отпущения грехов!»… Абрам выходит из синагоги довольный, как слон после бани. И нос к носу сталкивается у крыльца с толпой друзей… «Ну и шо, Абраша, отпустил тебе Рэбе твой грех?» – Спрашивают они. «Нет, не отпустил!» – Коротко отвечает Абрам… «А шо ж ты тогда такой довольный?»… «Грех мене Рэбе не отпустил, но зато я от него таких три новых адреса узнал, шо самый цимес!»…
- Ха-ха-ха-ха-ха! – Взрывалась траншея весёлым смехом…
…И если бы кто-то посмотрел потом на бойцов-«грозненцев» со стороны, в те моменты, то ему стало бы невдомёк, почему эти молодые, и, как казалось бы, совершенно не кровожадные, парни, улыбались, прицеливаясь в идущих в атаку на позиции полка цепи немецких автоматчиков…
…25 июля…
…В то утро Евтух опять пришёл в «родную» роту лейтенанта Савельева… Тянуло его сюда… Непонятно по каким причинам, но…
Все парни, которые воевали в «грозненском» полку были хорошими бойцами, и прекрасными людьми, но… Тянуло Евтуха именно сюда… Может быть потому, что именно в этой роте он принял свой первый бой на донской земле, или ещё почему-то, но… Всегда, когда у сержанта появлялась свободная минута его можно было видеть именно здесь… И не просто в роте, а именно среди бойцов «его» третьего взвода!.. И чаще всего рядом с его «крестником», командиром взвода, и теперь уже младшим сержантом, Егором Дятловым…
…Совсем недалёкое присутствие немцев ощущалось каждой порой кожи, но… Вот уже сутки, со вчерашнего утра, над степью повисла тишина…
Такая… Давящая на уши и на мозги, гробовая, кладбищенская тишина!.. Даже немецкие бомбардировщики, которые за эти дни уже стали для бойцов привычным «небесным пейзажем», и которые периодически, обычно перед очередной атакой, засыпали позиции полка бомбами, и те за эти сутки не появились на горизонте ни разу…
И все командиры пытались с максимальной пользой использовать эту нежданную передышку в боях…
Эвакуировались в тыл за реку раненные… А оттуда в батальоны подвозились боеприпасы…
И, наконец-то, до рот добрались полевые кухни!..
Солдаты, измотанные не только беспрерывными боями, но ещё и вынужденным голодом, ели-то целую неделю только то, что было в личных запасах – у кого сухари, у кого пара банок тушёнки, у кого ещё сохранились остатки домашнего сала, а у кого и вовсе пара-тройка кусков сахара и всё…
Бойцы все эти дни делились, не скупясь, этим скудным провиантом друг с другом, понимая, что батальонные повара в их «лишениях» вовсе не виноваты… Да что там не виноваты?!! Потери в ротах восполнялись именно этими, «тыловиками» – ездовыми, конюхами, поварами…
…18 июля… На второй день боёв…
А кое-кто, как, к примеру сказать, их ротный повар Арчил Пачилишвили…
 …Эта история случилась 18 июля… На второй день боёв…
Повар просто сам пришёл в ротную траншею со своей «трёхлинейкой» на второй день боёв, доложив о своём приходе лейтенанту Савёлову:
- Абэд варить савсем нэ магу, таварич лэтэнант! Много бомба падал! Нэмэц, с самалойт спецално па кухнэ целился, да! – У этого грузина горели от ненависти глаза, как у истинного горца. – Вэс катол землёй засыпал! Лошадь убил!.. Я симотрел в нэбо и гаварыл: «Э-э-э! Зачэм так дэлал? Лошадь в тебе нэ стрелял! Зачэм убил, э? Зачем нэ дайошь мине людэй накармит? Твой люди кушяют? Почему мой не дайошь?»… Нэ слишал он мэня, навэрна… Кажьдый раз пирилетал, и бомба бросал!.. Плахой чэлавэк! Зачэм кухня бамбыть? Иды, да, бамбы другое мэсто, э? Рэчка, иесли так хочэшь, бамбы! Арчил патом пойдёт, риба собырёт – уха будет!..
- И что, Арчил? – Улыбнулся Савёлов уголком рта на это эмоциональную речь грузина, поняв из того что сказал этот повар едва ли половину, уж очень сильный был акцент. – Ты чего сюда пришёл?
- Стрэлять нэмца хачу!
- Так ты же повар!
- Я нэ просто повар, таварич лэтэнат, э! – Поднял кверху указательный палец этот пятидесятилетний грузин. – Арчил очиин харёший повар, да! Тэбе в Исунтках любой скажит, да! Арчил Пачилишвили в санатории ЦэКа всэх «бальших лудей» из Масквы кармыл! Сам Калинин Арчилу спасыбо гаварил, и крэпка руку жял, да!..
- Вот даже как? – Удивился тогда лейтенант, непроизвольно перешёл на «вы». – А как же вы, такой уважаемый человек, на фронт-то попали? У вас же государственная бронь должна была быть!
- Душя мнэ балел! – Отвечал крепкий мужчина, «передпенсионного возраста». – Нэмэц бистро воевал!.. В военкомат хадыл, да! Сказали: «Нэт! Арчил должен в санатории бить! Шиэф-повар, э!»… А мнэ внутри кров кипит!.. Тагда абманул… Паехал в Грозни, к брату… Там хадил в камендатур… Сказал: «Кушят умею делять!»… Тэпер Арчил Пачилишвили тывой ротний повар, лэйтэнат, да!
И невозможно было удержаться от улыбок всем тем, кто слышал этот жаркий диалог, поистине настоящего кавказского горца, хоть и говорил ротный повар абсолютно серьёзные, для него, по крайней мере, вещи…
- А вы стрелять-то хоть умеете, товарищ солдат? – Усмехнулся, и спросил его тогда лейтенант Савёлов.
Повар посмотрел на лейтенанта странным взглядом, и проговорил неторопливо:
- Зачэм абидил, э… Такой маладой… Тыбе мама в дэтствэ гаварил, что нэльзя старьших абыжять… Ты думал, чито Арчил висю жизн повар бил?
- Ну… – Замялся лейтенант, устыдившись своих слов.
- Плохо думал, да! – Он резко, и даже как-то лихо, передёрнул затвор винтовки и показал «ротному» куда-то в сторону. – Там, сматры! Пустой банка лежит! Видишь?
Метрах в пятидесяти от них, в траве, позади траншеи, валялась выброшенная кем-то, пустая консервная банка. И была она видна, в этой траве еле-еле…
- Арчил стрэлять будет – ты смотри!
Повар только ещё раз, буквально мельком, взглянул не жестянку, потом упёрся горящим взглядом в переносицу «ротного», и… Повёл правой рукой, в которой и держал винтовку, в сторону найденной цели…
- Б-ба-бах! – Рявкнула выстрелом «мосинка», практически не дёрнувшись в твёрдой руке…
И банка взлетела в воздух, кувыркнулась разок, блеснула под солнечными лучами, и упала в траву, пролетев несколько метров…
А повар так и продолжал смотреть в переносицу лейтенанта…
- Фи-фи-фиу-у-у! – Присвистнул кто-то из бойцов, тех, кто были поблизости и могли слышать весь этот разговор. – «Ворошиловский стрелок»!.. Не глядя, с одной руки, да навскидку… Ни хрена себе повар!..
Лейтенант тогда, пришёл в себя от увиденного, только секунд через десять:
- Здорово!.. Откуда такие способности, Арчил Паатович? – Лейтенант в ту минуту даже вспомнил отчество ротного повара.
- Давно живу – многа знаю, многа умэю… – Ухмыльнулся пожилой повар. – Да и нэ всэгда Арчил Пачилишвили в армии толка поваром бил!..
И вот тут этот повар просто «добил» своего командира роты…
Он полез во внутренний карман гимнастёрки, достал оттуда какую-то тряпицу, развернул её, и… Под полуденным солнцем блеснули…
«Солдатский Егорий», как его все называли в былые времена, а официально – солдатский «Георгиевский Крест 4-ой степени», и «Георгиевская медаль» той же 4-ой степени…
- О-го! – Раздались возгласы со стороны.
А повар заговорил, обращаясь к лейтенанту:
- Кагда-та Арчил Пачилишвили слюжил в Чэчэнском палку Дыкой дивизии, да… Падхарюнжий был… Брюсиловский прорыв участвовал… Патом, кагда Рэвалюция прышла, Арчил сказал: «Всё! Ваеват болшэ нэ нада! Нада бастурма, шяшлык делать – людэй кармит!»… А тыпер… Апят в нэмца нада стрелят!.. Арчил пришёл, да!..
- Н-ну… Хорошо, товарищ солдат… Идите в траншею, занимайте место в цепи. – Проговорил Савельев. – Да только запомните, что обязанности повара с вас никто не снимал!
- Правылна сказал, камандыр! – Улыбнулся повар. – Арчил сам так хател дэлат!!!
…Так и стал ротный повар ещё одним стрелком в роте… И не самым плохим стрелком, надо признать!!!
Но!..
Когда наступило это временное затишье…
К ротным траншеям подкатила полевая кухня, на козлах которой восседал этот странный, толи воин, толи повар – Арчил Пачилишвили…
И бойцы ели «от пуза» вкуснейшую, как им всем тогда казалось, душистую густую кашу, сваренную ротным поваром из гороха, картошки, и ещё чего-то…
…25 июля…
…Было уже около полудня, когда сержант Проценко присел на патронный ящик, стоявший на дне окопа, около нового «взводного»:
- Ну? Как дела, Егорша? Шо смурной, як та туча перед грозой?
- А вы сообщение сегодняшнее Совинформбюро слышали, Василич?
- Слышал…
- А я не слышал – нам рассказали… Вчера, нашими оставлен Ростов… Мой родной город!.. Без боя оставлен!..
- Плохо, Егор… Это плохо… Я знаю…
- Но, почему же без боя? Ведь его же отстояли сначала, а теперь, что?
- У тебя там кто остался-то?
Младший сержант с тоской в глазах посмотрел на Евтуха:
- Мамка, осталась… И сестрёнка младшая… Четырнадцать ей всего…
- А батька твой де?
- А батя с самого начала войны воюет… – Ответил паренёк. – Где-то под Ленинградом…
- Пишет?
- Писал поначалу, а теперь… Уж два месяца писем нет…
Евтух только вздохнул с пониманием, и проговорил тихо:
- Значит, времени у него на письма нет… Ты вот, за эту неделю, поди тож ни одного письма не написал?
- А как тут что напишешь, когда только стрелять и приходится?
- Вот и у него може тож самое… А за мамку с сестрой не волнуйся, Егор… Мож они уже давно в эвакуации где…
- Может, Дед… Только бы так и было…
- Та я в том почти уверен! – Проговорил Евтух, и погрустнел лицом. – Ростов город большой!.. Его пока обороняли, так наверняка людей эвакуировали!.. Как и в Одессе это было год назад! Больше половины населения на пароходах вывезти успели… Город – это тебе не моя деревня…
- А где твоя деревня, Дед?
Евтух посмотрел на младшего сержанта потемневшими от тоски глазами и проговорил:
- На Кировоградщине, Егорка… Межиричка называется… Тож между двумя речухами стоит, как и мы сейчас… Только те, наши речки, совсем малые – курице по колено… Это тебе не Дон и не Волга!.. И даже не эта Мышкова…
- И что? – Дятлов повернулся к Евтуху, и заглянул в его глаза. – Твои там остались?
- Не знаю я, Егор!.. Мож и там, а мож где и в другом месте… Ничего не знаю!.. Я в Одессе с бригадой работал, когда война началась… Немец тогда быстро шёл!.. Пока опомнились и собрались домой возвращаться – в городе ввели осадное положение… А 7 августа сказали, шо наши оставили Кировоград, Умань и Первомайск…
- А твои?
Евтух с силой ударил кулаком в землю:
- Не знаю, Егор!.. Параска вот-вот второго дитя мне должна была родить… Да ещё и Анютке всего три года от роду… Не знаю!!! Мож в хате осталась, мож до родни в соседнюю Наливайку рожать подалась… Никаких известий!.. Уж целый год ничего…
- Совсем плохо, Василич… – Проговорил младший сержант.
- А ты не кручинься, салажонок… – Улыбнулся Евтух вымученно. – Сейчас не 41-ы год!.. Твоих-то наверняка в эвакуацию отправили…
- Может и так, Дед…
- Так-так! Даже не думай!..
Сержант поглядел по сторонам и спросил:
- А ты сегодня ел-то чего?
- Да не до жратвы мне, Василич!..
- А вот это ты зря, паря! – Евтух встал прямо перед «взводным». – Когда ещё будет время шо-то на кишку закинуть! И потом! Чужой труд надо уважать!
- Какой это труд? – Не понял паренёк.
- Як это какой?!! Арчил, повар ваш ротный, всё это время с вами в окопах был! И в контратаки вместе со всем ходил! А теперь, пока вы тут в траншее отдыхаете, он вам ещё и кашу приготовил! От этот труд и надо уважать, салага! – Проговорил Евтух, и протянул руку. – Давай сюда свой котелок! Пойду, посмотрю, шо он там за «музыкальную» кашу для роты соорудил!..
- Не нравится мне эта тишина, Василич! – Услышал Евтух за спиной слова младшего сержанта, уже когда направился к полевой кухне. – Наверное эти суки празднуют взятие Ростова… Только праздник это не долго продлится…
Может быть младший сержант Дятлов и был прав в своих предположениях… На войне всё может быть!.. Может быт и в самом деле немцы решили устроить себе небольшую передышку, и отпраздновать взятие крупного города, имевшего стратегическое значение. Теперь, немцам для захвата Кубани и Таманского полуострова, и выхода к Чёрному морю оставалось взять только Краснодар, и Новороссийск, а для продвижения на Северный Кавказ оставался единственный большой город – Ворошиловск … По сути, с оставлением Ростова, для танков Манштейна открывалась прямая дорога на юг, к Сочи и Туапсе, а дальше…
Вот поэтому-то немцы, возможно и решили сделать небольшую передышку здесь, в междуречье Дона и Волги…
Но затишье это длилось недолго… Младший сержант Дятлов оказался прав…
…Во второй половине того дня, 25 июля…
…Они несколько минут назад закончили обедать Арчиловой кашей и только-только свернули по «козьей ножке», чтобы перекурить, когда в расположении третьего взвода появился лейтенант Савельев…
…- Дятлов! Как настроение во взводе!
- Всё в порядке, товарищ лейтенант! – И Евтух и Егор встали с патронных ящиков, и попытались принять стойку «Смирно!».
- Садитесь! – Пресёк эти попытки лейтенант.
Сержанты уселись обратно, на свои места, так же как и лейтенант, который облюбовал себе ещё один патронный ящик:
- Так, как настроение, младший сержант?
- Всё в порядке, товарищ лейтенант! – Проговорил Егор. – Боеприпасы получили, люди накормлены, раненные эвакуированы…
- Понятно… Табачком-то угостите?
- Так, а шо? – Евтух полез за кисетом в карман галифе. – Для хорошего ж человека дерьма не жалко!..
И тут же осёкся…
Да только лейтенант, уже зная все эти прибауточки сержанта, нисколько не обиделся, а только улыбнулся в ответ:
- Давай уже, Василич! – Он протянул руку. – Про твой знатный «горлодёр» уже весь полк шумит!.. Ты вон, даже своего Агафонова курить научил!
- Так, а шо? Ему только на пользу – дёрнет его, и потом, в бою, руки не дрожат… – Евтух отдал свой кисет, и погладил большим пальцем свои усы. – Или у нас уже де-то шо-то случилось?
- Ну… Вроде бы всё в порядке…
- Ото ж и я говорю!.. А лейтенанту только на пользу! – Усмехнулся Евтух. – Он его як покурит перед боем, так и бегает потом, як тот посоленный! И руки не дрожат!..
- Ясно…
Лейтенант сделал несколько глубоких затяжек, и продолжал задумчиво молчать.
- Так де у нас шо случилось, товарищ лейтенант?
Савельев внимательно посмотрел на Евтуха, потом на Дятлова, и проговорил тихо:
- Артиллерийский корректировщик только сейчас у меня был… – Лейтенант встал и посмотрел в сторону «нейтральной полосы». – Во-он там, в балке между холмами, ему показалось какое-то подозрительное движение…
Сержанты стали пристально всматриваться в указанное место, а лейтенант, тем временем, продолжал:
- …Ничего конкретного он не заметил… Так, несколько небольших групп немцев… Не больше отделения… Но…
- По этой балке, немцам, если хорошо ударить, то запросто можно выйти к реке… – Предположил младший сержант. – А тогда…
- Правильно, Дятлов! Направление это очень опасное!.. Но, что ещё хуже, так это то, что…
- Пушкари-«истребители» достать из своих стволов эту балки не могут… – Продолжил мысль лейтенанта Евтух. – А миномётной батареи у нас нет!.. Чтобы эту балку навесом накрыть…
- Правильно, Проценко! – Ответил лейтенант. – Пушкари не достают, а миномётчики на правом фланге полка…
- Хреновина получается, товарищ лейтенант… Тут уже на игрушки не похоже… Если немец в этой балке соберёт кулак посильнее и лупанёт по нам, как следует, то можем и не сдюжить… – Евтух посмотрел лейтенанту прямо в глаза. – От роты едва ли половина осталась… Если хорошо вдарят, то и к реке прорваться могут… И тогда отсекут роту…
- Вот именно об этом-то и речь, сержанты! – Ответил Савельев. – Если это так, как мы думаем, то надо уже сейчас предпринимать активные шаги, чтобы этого не случилось… Иначе попадём в окружение – это не может не понимать даже самый непосвящённый в военном деле! А уж немцы-то, это понимают наверняка! И тогда роту просто передавят гусеницами… И, думается мне, арткорректировщику не показалось…
- Проверить надо! – Проговорил Дятлов решительно.
- Правильно!
И в этот момент что-то изменилось в голосе лейтенанта, и сержанты поняли, что «перекур» закончен и «начинается служба». И не ошиблись в своих предчувствиях…
- Поэтому слушай боевой приказ, комвзвода! – Проговорил лейтенант жёстко. – Бери своих бойцов, и попробуй пройтись по этой балке! Посмотри, что там происходит, младший сержант, и немедленно доложи!
- Я иду со взводом! – Проговорил Евтух.
- Ты не мой подчинённый, Василич… – Ответил лейтенант. – Поэтому приказать я тебе не могу, но в этой разведке твой опыт…
- От того я и пойду разом из взводом, товарищ лейтенант!..
…Через несколько минут полтора десятка бойцов, это было всё, что осталось до сего дня от взвода после недели боёв, низко пригибаясь к земле стали продвигаться к балке между невысокими холмами…
…Солнце палило нещадно!.. По холмам, а тем более между ними, в балке, гулял не очень сильный ветерок, но он поднимал в воздух микроскопическую пыль… И уже через пять минут такой прогулки у человека создавалось впечатление, что его рот и ноздри не просто пересохли, а ещё и потрескались под солнцем точно так же, как и эта высушенная степь…
Они шли в эту разведку, а у Евтуха было очень неспокойно на душе…
- Слухай, Егор!.. – Проговорил он негромко в какой-то момент. – Надо разделиться…
- Да я вот тоже об этом подумал, Дед… – Ответил младший сержант.
Они уже втянулись всем взводом в эту злополучную балку, которая находилась больше чем в полукилометре от родных окопов.
- Добре… Тогда давай так… – Евтух показал рукой вперёд. – Вон там, метров через триста, балка изгибается, и уходит за холм… Я возьму пятерых бойцов, и перемахну через холм, а ты, с остальными, продолжай идти по балке дальше… Если тот корректировщик, шо до нашего лейтенанта приходил, прав, то там самое место, шобы накопить хоть какие силы…
- Да уж… Место хорошее, Василич… – Проговорил Дятлов задумчиво. – До наших меньше километра, а из траншей не видать… Если на бронетранспортёрах рванут, то ни хрена сделать не успеем – они выскочат прямо на нас, а там, прямиком и до переправы… Хреновое место, Дед!..
- Значит так… – Евтух уже тыкнул пальцем в пятерых бойцов взвода, и те были готовы идти за сержантом. – Ты посиди здесь минут пяток, пока мы на середину холма поднимемся, а потом и сами идите… Если там никого не будет, то будем возвращаться – дальше ходить, это уже дело полковой разведки…
- Давай, Дед!..
И пятеро бойцов, во главе с сержантом Проценко стали споро подниматься по склону холма…
Прошло около пяти минут, когда Евтух остановился, пропуская вперёд своих бойцов, и оглянулся, чтобы посмотреть на тех, кто остался в балке вместе с Дятловым, и… Не увидел никого!..
- От так! – Проговорил он задумчиво. – Не дождался времени, Егорша… Раньше пошёл…
Он, едва ли не бегом, бросился догонять своих, а поравнявшись бросил на ходу:
- А ну-ка, салаги, ноги в руки и за мной! Бегом!!! А то, кажысь, поторопился ваш взводный!.. Как бы теперь намне опоздать!.. Бегом!!!
Задыхаясь от напряжения, под палящим солнцем, они бежали ещё минуты две, когда…
- Та-та-та-та-та-та-та-та!!! Б-бу-бух-х!!! Та-та-та-та-та-та-та!!!
- Напоролись всё-таки!.. – Крикнул Евтух и прибавил шагу. – Быстрее, мужики, быстрее! Там щас наших хлопцев убивают!!!
Через минуту они перевалили через гребень холма, и Евтух увидел внизу в балке…
Десяток наших бойцов, растянувшись цепью поперёк балки, лежали к траве и яростно отстреливались от, примерно, трёх десятков немецких автоматчиков…
Нет, не показалось артиллерийскому корректировщику – взвод Дятлова нос к носу столкнулся с немецкой разведгруппой…
И немцы эти, а это было видно отсюда, с холма, были очень опытными!.. Они, прикрывая друг друга автоматным огнём, используя для укрытия каждый камень и кочку, довольно быстро передвигались по балке, и…
Ещё несколько минут боя, и немцы могли бы взять в кольцо горсточку смельчаков и попросту забросать их гранатами…
- Не, швабы! Такое паскудство у вас не выйдет! – Проговорил Евтух, расстёгивая пуговицы своей гимнастёрки. – Тут вам не там!!!
Он достал из-за пазухи… Чёрную бескозырку, на которой золотыми буквами было написано «Черноморский флот»!.. Развернул пошире ворот гимнастёрки, являя под солнечный свет свою тельняшку, и…
- А ну-ка, за мной, салаги! И тихо, мне!!! Шоб ни единого, не выстрела, не писка пока они нас сами не заметят! Огонь только по моей команде! А то посекут нас в лапшу, пока по этому бугру бечь будем! Вопросы?
Вопросов небыло… Все бойцы поняли, что задумал сержант, и только передёрнули затворы автоматов…
- От и добре… – Усмехнулся военфельдшер. – Тогда за мной, хлопцы! Подсыплем перцу под немецкий хвост!..
И понёсся широченными шагами вниз по склону… Туда, где отбивались от наседавших немцев, бойцы взвода…
…Немцы их заметили только тогда, когда уже было, наверное, поздно…
Они неслись как ураган, прямо в тыл разведгруппы, когда кто-то из немцев обернулся, и, сообразив, что происходит за их спиной, крикнул:
- Halt!!!
Но уже было слишком поздно – эти отчаянные смельчаки были метрах в 10-12…
Вот тогда Евтух и гаркнул во все лёгкие:
- Огонь!!!
Его услышали и те, кто был с Дятловым, и… Немцы-разведчики попали под перекрёстный, кинжальный огонь…
- Та-та-та-та-та-та-та-та! Та-та-та-та! Та-та-та! Та-та-та-та-та-та-та-та!
И грянуло над степной балкой, и полетело между двумя холмами мощное:
- Ур-ра-а-а-а-а-а!!!
Бойцы, так удачно вышедшие в тыл немецким разведчикам, не останавливаясь, так и «врубились» «на полном скаку» в их боевые порядки!
И впереди всех, с развивающимися на ветру ленточками, и чёрной бескозыркой на голове, в ряды немцев влетел сержант Проценко!..
Он мощно сшиб с ног одного, шарахнул прикладом автомата снизу вверх по челюсти второго, и проорал в бешенстве:
- А-а-а япона мама!!! Та-та-та!!! – Выпустив короткую очередь в третьего. – Руби немчуру!!! Х-ха! Х-ха! Х-ха!
И уже пошла в ход его сапёрная лопатка, воткнувшаяся, как в колоду, точно посреди чьего-то лба…
В эту рукопашную поднялся весь взвод!..
Они рубились, как черти, как архангелы мести, мечущие на землю гром и  молнии, и поражали своих врагов!..
А Евтух…
В этой степной балке он опять превратился в одного их «чёрных дьяволов» из «бригады Осипова», которые наводили ужас на своих врагов ещё год назад, только в другой, причерноморской степи…
…Всё закончилось едва ли не так же быстро, как и началось…
Через несколько минут, в короткой, но исключительно жестокой схватке разведгруппа немцев была полностью уничтожена…
Евтух с удивлением смотрел на бойцов взвода. Уставших, тяжело дышащих, но… Живых!
- Егор! Потери у нас есть? – Спросил сержант, вспоминая, наконей, о том, что он санинструктор.
Дятлов оглянулся по сторонам и проговорил почти весело:
- Всего-то двое легкораненых! Они уже и перевязались сами, Василич! – И подмигнул сержанту. – А здорово мы им всыпали, Дед!
- Ага! – Ответил Евтух. – Только если б ты не полез поперед батьки в пекло, то може буть, шо ничего этого и небыло бы, салага!.. А то, шо у нас обошлось без потерь в этом бою, так то просто повезло и радоваться нечему – на месте этих швабов, по всем раскладам сейчас вы должны были лежать!
- Ну вот… Всю радость испортил, Дед…
Евтух подошёл вплотную к Егору, и проговорил так тихо, что бы никто, кроме него ничего не услышал:
- Снять бы с тебя щас штаны, младший сержант, набить бы морду, и испортить радость! Да только ведь подчинённые не поймут…
- А штаны-то зачем снимать, Дед?
- Говорил же уже – шоб не убежал! – Бросил зло Евтух, и посмотрел по сторонам. – Уходить надо, Егор, пока немчура не очухалась, а то ещё и перехватят по дороге – до наших-то, не меньше километра топать…
Дятлов только кивнул согласно и скомандовал:
- Собрать трофеи боеприпасы! Через две минуты выходим!..
…Через две минуты, вытянувшись в цепочку по дну балки, взвод «грозненцев», где бегом, где широким шагом, отправился обратно по «нейтральной полосе» к своим окопам…
А ещё через десять минут результаты разведки уже знал комроты лейтенант Савельев:
- Хорошо, мужики! – Проговорил он задумавшись. – Хорошо потрудились, и трофеев на целый взвод принесли! Молодцы!.. А тебе, Василич, отдельное спасибо!.. Если бы не твой манёвр через холм, думаю, что лобовой бой взводу было бы не выдержать – они бы все там легли…
- Всё у в порядке, товарищ лейтенант… – Только и ответил Евтух задумчиво. – Не погибли у в той балке, и ладно… Чего уж теперь-то…
- Ладно! – Лейтенант встал и направился к ротному КП. – Эти разведданные надо срочно комбату сообщить! Пока не поздно…
Но…
Никто тогда ещё не знал, что эта стычка с передовой немецкой разведгруппой была лишь началом…
Через час роте Савельева пришлось отражать натиск целого немецкого мотоциклетного батальона и трёх танков…
И шли они именно по той балке между холмами…
…- Немцы! – Прокричал кто-то, заметив наступающих. – Танки!..
- Приготовить гранаты и бутылки со смесью! – Прокричал лейтенант. – Подпускать на расстояние броска! Огонь по моей команде!..
- От же ж сволочи! – Скрипнул зубами Евтух, припадая к трофейному пулемёту. – Таки из этой самой дырки полезли! Тараканы! И видели ж, шо разведке кирдык пришёл! Могли бы подумать, шо там заслон какой стоит! Ан нет – лезут!..
- И ПТРки больше нет! – Проговорил Дятлов, изготовившийся к стрельбе рядом. – Я бы из неё сейчас!..
- Если б у бабки были яйца, она была бы дедом! – Зло проговорил сержант Проценко. – Скажи спасибо, шо тот осколок не в тебя ударил, а твою «бронебойку»!..
- Так, а я чего? – Ответил младший сержант. – Я ничего, Дед! Мы с этими каракатицами чёрными и с гранатами повоевать можем!
И в этот момент заговорили танковые пушки:
- Б-бу-у! Б-бу-у! Б-бу-у!..
- Голову береги! – Рявкнул военфельдшер. – Пока суд да дело, им до нас ещё ползти и ползти, так они нас из пушек окучивать будут!
- Ф-фиу-у-у! Ф-фиу-у-у! Б-ба-бах! Б-ба-бах!..
И на головы вчерашних курсантов опять начала сыпаться земля…
…Немцы двигались настолько стремительно, засыпая траншеи роты снарядами, и минами, выпущенными из миномётов, что… Через полчаса боя рота оказалась отрезанной от основных сил полка, а телефонная связь с пунктами управления была прервана…
Но… Никто не дрогнул, и не отступил, ни на шаг назад…
Даже раненые, забыв про боль, стиснув зубы, молча, стреляли по фашистам. Малодушных не было…
Подпустив немцев поближе, бойцы роты открыли ураганный пулеметный и автоматный огонь…
- Огонь!!! – Прокричал Савельев, стоя у «Максима».
Пулемётный расчёт погиб, посечённый осколками снаряда, и лейтенант занял место пулемётчика:
- Огонь!!! – Крикнул он, и нажал на гашетку.
И пулемёт забасил, выпуская в наступавших длинную очередь:
- Ду-ду-ду-ду-ду-ду-ду-ду-ду!!!
- Куда прёшь, рыло-о-о!!! Ду-ду-ду-ду-ду-ду-ду!!! – Стрелял по мотоциклистам Евтух из трофейного MG. – А ну, наз-зад, босота нерусская-а!!! Ду-ду-ду-ду-ду-ду-ду-ду!!!
…Мотоциклисты, нёсшиеся по степи на своих мощных BMW с коляской, иногда просто валились со своих мотоциклов, иногда эти мотоциклы переворачивались, делая кульбиты, а несколько… От прямого попадания пуль в бензобак, они попросту взорвались, превратившись в большие огненные шары…
- Ах-ха-ха-ха-ха-ха! – Смеялся демоническим смехом военфельдшер, выпуская очередь, за очередью. – Не нравится!!! Ду-ду-ду-ду-ду-ду-ду-ду-ду!!!
…Только целью немцев были не траншеи этой, отрезанной от полка роты, а берег реки, и переправа через Мышкову, через которую «Грозненский» полк хоть как-то сообщался в тылом…
Атакующие шли по балке, в которой их не могли достать пушки ИПТАПа, под углом к ротным окопам, и только небольшая часть атакующих немцев повернула в лобовую атаку, пытаясь прикрыть продвижение своего батальона к реке…
- Приготовить ранаты! – Послышался крик лейтенанта. – Отсекать мотоциклистов от танков!
Евтух уже, было дело, схватил одну из гранат, и собирался выползти из окопа в степь, навстречу ближнему танку, до которого оставалось не больше полусотни метров, когда…
- От же ж халэпа!!! Когда ж ты успел-то из окопа выползти! – Проорал он в сердцах, сплюнул под ноги, и опять прильнул к пулемёту. – Та шо ж это за взвод такой, япона мама! Ду-ду-ду-ду-ду-ду-ду-ду! Шо ж мне опять им командовать! Ду-ду-ду-ду-ду-ду!!! То один, то другой! Мать вашу!!!
Когда младший сержант Дятлов успел выползти из окопа Евтух не видел, да и не мудрено в такой канители, но теперь… Этот отчаянный паренёк был уже метрах в пятнадцати от этого, ревущего, испускающего из двигателя клубы солярного дыма, лязгающего гусеницами, и стреляющего из всего бортового оружия, железного монстра…
- Куда ж… Куда ж ты лезешь-то, Егорша?!! Ду-ду-ду-ду-ду-ду-ду!!!
Извиваясь в траве, словно змея, Дятлов стремительно полз наперерез танку, словно хотел его перехватить…
- Отсекать мотоциклистов от танка! – Проорал во всю глотку Евтух, а потом, уже гораздо тише, проговорил себе под нос. – Ах, ты ж… Шило у в жопе!.. Куда ж ты лезешь, сосунок!.. Ду-ду-ду-ду-ду-ду-ду-ду!!!
Прошла ещё минута, и военфельдшер понял, наконец, что задумал этот комвзвода!.. Младший сержант, понимая, что целью танка были вовсе не позиции роты – «грозненцами» должны были заняться мотоциклисты – танкисты стремились побыстрее проскочить открытое полукилометровое пространство и войти уже ту балку, которая выводила к реке, решил подорвать его именно на входе в неё… Как это было и несколько дней назад…
И если бы это удалось, то этот проход к реке был бы уже намертво «запечатан», ведь подбитую ранее технику отсюда, конечно же, никто не убирал, и она уже и так, практически полностью перекрывала выход к реке… Нужен был ещё всего-то один танк или бронетранспортёр, и всё –  тогда уже даже на мотоцикле в балку было бы не въехать, только пёхом!
А уж тогда…
С пешими-то автоматчиками «грозненцы» повоевали бы от души!..
Потому-то и полз младший сержант, рискуя головой, не прямо к танку, а, словно немного на перерез… И они неотвратимо должны были встретится, если этому не помешают немецкие пулемёты, установленные на мотоциклетных колясках…
Вот именно их-то и нужно было отсекать теперь от головного танка, спасая голову отчаянного парня…
- Ду-ду-ду-ду-ду-ду-ду-ду! По мотопёдам, мать их!!! Ду-ду-ду-ду-ду-ду!!! – Орал Евтух и стрелял из пулемёта. – Ог-гонь!!! Ду-ду-ду-ду-ду-ду-ду-ду!!!
И мотоциклисты, не выдержав такого массированного огня, дрогнули и повернули… Так же, как и один из танков…
Но вот двое остальных…
Эти два немецких механика двух танков… Они, наверное, были просто фанатиками – танки неумолимо приближались к балке…
И тут военфельдшер увидел…
Из травы поднялся, и тут же, несколькими огромными скачками, преодолевая несколько метров, к подбитому ранее бронетранспортёру подбежал ещё один боец, и, сжимая в руке противотанковую гранату, схоронился за его закопченным корпусом.
- Не торопись, Егорша! – Прошептал сержант. – Пусть это парень второй танк подорвёт!.. Откуда он только взялся… Не торопись, взводный, или попадёшь под его пулемёт…
Да только Дятлов уже тоже заметил этого бойца, и не стал торопиться…
И получилось всё, как нельзя лучше…
Граната, брошенная вторым смельчаком из-за бронетранспортёра, пролетела навесом, упала с металлическим стуком, да и взорвалась прямо на моторном отсеке второго танка…
И железная, лязгающая и стреляющая машина взорвалась… Да не просто взорвалась!.. Скорее всего, в ней, внутри сдетонировал боезапас, или баки с горючим но… У танка, через секунду после взрыва гранаты, мощным внутренним взрывом просто сорвало башню, и отбросило её метров на десять в сторону…
Вот тогда-то…
Толи услышал командир первого танка, толи ему почудилось что, но… Он повернул башню назад, чтобы посмотреть, что же происходит позади него, и… Младший сержант Дятлов, в зажатой в руке гранатой, просто вывалился из его сектора осмотра…
И младший сержант не растерялся…
Он встал в полный рост, и метнул тяжёлую гранату намётом, снизу от бедра… И увидев, куда она угодила, развернулся, и с такой скоростью припустил бежать к ротной траншее, что, наверное, орловский рысак, идущий галопом, наверняка позавидовал бы!..
Граната…
В жизни бывают всякие совершенно невероятные случаи, и этот наверняка был из таких… Граната, пролетев с десяток метров, воткнулась… Да-да!.. Именно воткнулась, и намертво «прилипла», между башней и корпусом танка!.. Она просто расклинилась в этом промежутке…
- Быстрей! Шевели копытами, Егорша! – Орал Евтух, тоже заметив, куда попала граната. – Быстрее!!!
Младший сержант не добежал до траншеи метров пятнадцати, когда позади него…
И это тоже было невероятно!..
Между башней и корпусом немецкого танка вспух ярко-оранжевый цветок взрыва, а через секунду…
- Д-ду-ду-дух-х-х!!!
Рвануло так, что осколки долетели до ротных траншей…
У этого танка башню не сорвало… Но его словно подбросила какая-то неведомая, могучая сила и положила на бок!.. Многотонную, бронированную машину просто перевернуло на бок!..
…А ещё через несколько секунд младший сержант Дятлов буквально свалился Евтуху на голову, спрыгнув в окоп:
- От так мы их рвать и дальше будем, Дед! – Он схватил сержанта в объятия, и стал тискать совершено по-медвежьи. – И никуда они не денутся и не пройдут!!!
- Иди в жопу, халамидник! – Улыбнулся Евтух, но тут же высвободился их объятий «младшого». – Я ещё с тобой, на предмет «ходить с голым фуем наголо в атаку на танк», после боя поговорю, сопля!!! А пока давай, хапай у в свои грабки этот пулемёт, и давай начинай тарахтеть по немцам! Потому шо эти полупоцы таки ещё не поняли, шо им тут сегодня не светит!.. А я до ротного метнусь!.. Давай, командуй таки своим взводом, шпанюк! Или ты таки так и будешь увсю жизнь надеяться на Евтуха, который будет прикрывать твою жопу?!! Так мине на эти твои дела нет времени! Я санинструктор, фельдшер, или где? Мине эти ваши раненные жопы ещё перевязывать и вытаскивать у в тыл надо!
- Дед!!! – Младший сержант принял от военфельдшера пулемёт и тут же прицелился в мотоциклистов. – Ду-ду-ду-ду-ду-ду-ду-ду!!! Ты уникальный человечище! Ду-ду-ду-ду-ду-ду-ду-ду-ду!!! Я тебя люблю! Ду-ду-ду-ду-ду-ду!!!
- Ты девку свою любить будешь, салага! Потом, после войны!.. А меня любить не надо – со мной надо советоваться, и к тем советам прислушиваться!!!
- Ду-ду-ду-ду-ду-ду-ду-ду! – Было ответом Евтуху.
Да он и не ждал ничего другого, и уже бежал по траншее, простреливаемой пулями к пулемётному гнезду, уловив своим чутким ухом, что «Максим», у которого стоял «ротный», замолк, вдруг, минуту назад, словно поперхнулся собственной очередью…
…Савельев сидел на дне траншеи в метре от пулемёта, и пытался делать перевязку…
Его «второй номер» лежал тут же, рядом с лейтенантом, с залитым кровью лицом…
- Давай я, лейтенант!
Евтух в одну секунду оценил ранение…
Лейтенанта нашли сразу две пули…
Но к счастью, оба ранения были не слишком опасны… Первая пуля ударила «ротного» чуть повыше правой ключицы, порвал мышцы, а второе ранение было и вовсе «плёвое» – пуля вошла в шею справа, но не задев ни единой вены или артерии, и не повредив позвоночника, прошла навылет… С виду страшно, а на самом деле… Пшик…
- Пулемёт! – Прохрипел лейтенант.
- Щас! Только перевяжу и…
- К пулемёту, сержант!.. – Напряг голосовые связки офицер.
Евтух отпрянул от него, оглянулся, увидел через бруствер, что немецкая атака ещё не закончилась и, бросив к ногам Савёлова свою холщёвую сумку, метнулся к пулемёту, проговорив:
- Только ты перевяжись, лейтенант!.. А то кровью изойдёшь… – И прицелился в ближайший мотоцикл. – Ду-ду-ду-ду-ду-ду-ду!!!
…Видимо и эта балка, и вообще это место, которое обороняла рота, было для немцев очень важны, потому что они, невзирая на потери, всё пёрли и пёрли, уподобившись упрямым баранам, на позиции роты…
…Это только потом, в посмертном «наградном листе» на командира роты, комполка написал скупые слова:

«…Лейтенант Савельев лично из пулемёта уничтожил более десятка фашистов. А потом, уже раненный, в самый критический момент он, во главе  двадцати автоматчиков, поднялся в контратаку, и решительными действиями и правильным командованием подразделением, сумел отбросить противника от переднего края обороны…»

А тогда…
Евтух просто… Так ли это было просто?!. Стрелял из «Максима» по катящим на траншеи мотоциклистам…
И наступил момент, когда сами немцы не выдержали этого «лобового боя», и стали поворачивать свои «мотопёды» обратно…
Вот тогда-то, именно в этот момент, сержант и услышал над головой хриплый крик Савёлова:
- За Родину!!! За Сталина!!! В атаку!!! За мной!!! Ур-ра-а-а-а!..
- Ур-ра-а-а-а-а! А-а-а-а-а-а-а!
За лейтенантом в эту безумную контратаку поднялись все те, кто ещё был не ранен… Жалкие остатки курсантской роты – два десятка бойцов…
А рядом с лейтенантом, бежал сержант Проценко, стреляя из своего «штатного» ППШ, и поглядывая на этого, такого бесшабашно смелого офицера…
И…
Немцы отступили, оставив на поле боя свыше 30 трупов своих солдат и офицеров. Атака на роту захлебнулась…
Да только…
Это ещё была не победа…
Немцы отступили от траншей, но к реке всё же прорваться сумели… Не всем батальоном и без танков, но… Рота Савельева, как бы там ни было, была отрезана от своих, и находилась почти в полном окружении…
А потом, в течение двух суток бойцы роты вели беспрерывные бои с превосходящими силами противника…
Рота несла огромные потери, но прочно удерживала занимаемые позиции, до конца выполняя свой долг… Именно тогда, во время одного из боёв, лейтенант Савельев и получил сразу две пули под сердце…
…28 июля командование полка всё же сумело перегруппировать свои силы, ударить немцам во фланг, и выбить их с берега Мышковой… И вернуть обратно из окружения в состав полка роту лейтенанта Савельева… Вернее, её жалкие остатки…
Когда в ротную траншею спрыгнул первый солдат контратакующего батальона, в её составе оставалось около 20 бойцов, из которых большая часть была раненых, и командовал этой ротой, самый старший по званию, оставшийся в живых, командир – младший сержант Дятлов…
А сержант Евтихий Проценко…
Дед тогда, вернее немного раньше, когда погиб лейтенант, поймав в себя свои последние пули, сказал Егору:
- Я, Егорша, дорогой ты мой младший сержант – военфельдшер, и мне быть комроты совсем не светит! Не треба мне это! У меня вон, раненых больше половины состава… Так шо… Принимай-ка ты роту, салага, раз больше некому, а я своим, медицинским делом займусь… А коли надо будет шо, так подмогну, если сумею…
…Через двое суток почти полного окружения, рота опять влилась в состав «грозненского» полка… Вечером 28 июля…
А к полудню следующего дня, замполит полка, пришедший в эту потрёпанную «роту», в составе которой в строю, фактически, был только взвод, зачитал приказ Наркома Обороны…

* * *
Приказ № 227 , «Ни шагу назад!»…

…Забегая немного вперёд, автор хочет рассказать немного об этом, наверное, одном их самых известных приказов, выпущенных Наркоматом Обороны за годы Великой Отечественной войны, который потом, после смерти «Вождя народов» был «забыт» в пыльных архивах, чтобы не вызывать ненужных эмоций потомков…
Приказ Сталина от 28 июля 1942 года, получивший тогда общенародную известность как «Ни шагу назад!», вышедший сразу же после сдачи врагу без боёв крупного города Ростова-на-Дону, предусматривал, что все те, кто отступил, или сдал позиции врагу без приказа сверху, будут расстреляны!
В этом приказе Наркомат Обороны со всей прямотой раскрывал опасность положения, соз¬давшегося на южном крыле советско-германского фронта, а ещё в нём содержалось жесткое требование к защитникам советского юга решительно усилить сопротивление врагу и во что бы то ни стало остановить его продвиже¬ние на восток.
Приказ этот тогда сразу же привлек внимание всего личного состава Действующей армии. Он немедленно был изучен командирами и доведен до подчиненных.
Политработники «Грозненского» полка, находившиеся в боевых порядках подразделений, сражавшихся на донском рубеже, разъясняли бойцам суровую правду этого документа: отступать без приказа – преступление, выстоять – значит победить, значит спасти Родину. Таковы были тогда высокие идейные мотивы, на основе которых шло воспитание стойкости курсантов в обороне, их личной ответственности за судьбу Родины, за исход битвы за Сталинград…
Но…
Всё это было, по большей части, слова политической агитации…
К «грозненцам» это не относилось – эти парни и без этой политагитки стояли насмерть, а вот в других полках… Чего скрывать… Были в Красной Армии случаи дезертирства, и даже массового, когда позиции оставляли целыми взводами, целыми ротами, а иногда и целыми батальонами!.. И никакие идеологические слова не могли удержать в окопах слабодушных паникёров…
А поэтому…
Для поддержания дисциплины на фронтах были созданы штрафные роты и батальоны…
А в тылу частей Красной Армии выставились «заградотряды НКВД»…
И опять же, забегая немного вперёд…
Бытует среди военных историков такая версия, что лично Сталин не дал разрешение на эвакуацию жителей города из Сталинграда… Однако документальных подтверждений по этому поводу до сих пор не найдено.
Но есть документы, свидетельствующие об обратном – эвакуация, хоть и очень низкими темпами, но, все же, проходила. К 23 августа 1942 года из 400 тысяч жителей Сталинграда было эвакуировано около 100 тысяч. А 24 августа Городской комитет обороны Сталинграда принял запоздалое постановление об эвакуации женщин, детей и раненых на левый берег Волги – всё это время все горожане, включая женщин и детей, работали над постройкой траншей и других фортификационных сооружений… И не эвакуировались они из Сталинграда вовсе не из-за приказа «Отца народов», и именно из личного патриотизма и не желания отдать родной город врагу… Так же, как это было с жителями и Одессы, и Севастополя…
Поэтому, автор решил привести текст этого приказа полностью, в оригинальном виде, дабы читатель мог сам вынести своё суждение об этом, поистине уникальном, забытом документе:

«Приказ Наркома Обороны №227 от 28 июля 1942 года.

28 июля 1942 года город Москва.

Враг бросает на фронт всё новые силы и, не считаясь с большими для него потерями, лезет вперед, рвется вглубь Советского Союза, захватывает новые районы, опустошает и разоряет наши города и сёла, насилует, грабит и убивает советское население. Бои идут в районе Воронежа, на Дону, на юге у ворот Северного Кавказа. Немецкие оккупанты рвутся к Сталинграду, к Волге и хотят любой ценой захватить Кубань и Северный Кавказ с их нефтяными и хлебными богатствами. Враг уже захватил Ворошиловград, Старобельск, Россошь, Купянск, Валуйки, Новочеркасск, Ростов-на-Дону, половину Воронежа. Часть войск Южного фронта, идя за паникерами, оставила Ростов и Новочеркасск без серьезного сопротивления и без приказа Москвы, покрыв свои знамена позором.
Население нашей страны, с любовью и уважением относящееся к Красной Армии, начинает разочаровываться в ней, теряет веру в Красную Армию, а многие из них проклинают Красную Армию за то, что она отдаёт наш народ под ярмо немецких угнетателей, а сама утекает на восток.
Некоторые неумные люди на фронте утешают себя разговорами о том, что мы можем и дальше отступать на восток, так как у нас много территории, много земли, много населения и что хлеба у нас всегда будет в избытке. Этим они хотят оправдать свое позорное поведение на фронтах. Но такие разговоры являются насквозь фальшивыми и лживыми, выгодными лишь нашим врагам.
Каждый командир, красноармеец и политработник должны понять, что наши средства небезграничны.
Территория Советского государства – это не пустыня, а наши люди – это рабочие, крестьяне, интеллигенция, наши отцы, матери, жены, братья, и дети!
Территория СССР, которую захватил и стремится захватить враг – это хлеб и другие продукты для армии и тыла, металл и топливо для промышленности, фабрики и заводы, снабжающие армию вооружением и боеприпасами, железные дороги.
После потери Украины, Белоруссии, Прибалтики, Донбасса и других областей у нас стало намного меньше территории, стало быть, стало намного меньше людей, хлеба, металла, заводов, фабрик. Мы потеряли более 70 миллионов населения, более 800 миллионов пудов хлеба в год и более 10 миллионов тонн металла в год. У нас нет уже теперь преобладания над немцами ни в людских резервах, ни в запасах хлеба.
Отступать дальше – значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину. Каждый новый клочок оставленной нами территории будет всемерно усиливать врага и всемерно ослаблять нашу оборону, нашу Родину.
Поэтому надо в корне пресекать разговоры о том, что мы имеем возможность без конца отступать, что у нас много территории, страна наша велика и богата, населения много, хлеба всегда будет в избытке. Такие разговоры являются лживыми и вредными, они ослабляют нас и усиливают врага, ибо, если не прекратим отступления, останемся без хлеба, без топлива, без металла, без сырья, без фабрик и заводов, без железных дорог.
Из этого следует, что пора закончить отступление!
Ни шагу назад!
Таким теперь должен быть наш главный призыв.
Надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и отстаивать его до последней возможности.
Наша Родина переживает тяжелые дни. Мы должны остановить, а затем отбросить и разгромить врага, чего бы это нам ни стоило. Немцы не так сильны, как это кажется паникерам. Они напрягают последние силы. Выдержать их удар сейчас, в ближайшие несколько месяцев — это значит обеспечить за нами победу.
Можем ли выдержать удар, а потом и отбросить врага на запад? Да, можем, ибо наши фабрики и заводы в тылу работают теперь прекрасно, и наш фронт получает всё больше и больше самолетов, танков, артиллерии, миномётов.
Чего же у нас не хватает?
Не хватает порядка и дисциплины в ротах, батальонах, полках, дивизиях, в танковых частях, в авиаэскадрильях. В этом теперь наш главный недостаток. Мы должны установить в нашей армии строжайший порядок и железную дисциплину, если мы хотим спасти положение и отстоять Родину. Нельзя терпеть дальше командиров, комиссаров, политработников, части, и соединения которые самовольно оставляют боевые позиции. Нельзя терпеть дальше, когда командиры, комиссары, политработники допускают, чтобы несколько паникёров определяли положение на поле боя, чтобы они увлекали в отступление других бойцов и открывали фронт врагу. Паникёры и трусы должны истребляться на месте. Отныне железным законом дисциплины для каждого командира, красноармейца, политработника должно являться требование – ни шагу назад без приказа высшего командования.
Командиры роты, батальона, полка, дивизии, соответствующие комиссары и политработники, отступающие с боевой позиции без приказа свыше, являются предателями Родины. С такими командирами и политработниками и поступать надо как с предателями Родины. Таков призыв нашей Родины.
Выполнить этот призыв – значит отстоять нашу землю, спасти родину, истребить и победить ненавистного врага.
После своего зимнего отступления под напором Красной Армии, когда в немецких войсках расшаталась дисциплина, немцы для восстановления дисциплины приняли некоторые суровые меры, приведшие к неплохим результатам. Они сформировали более 100 штрафных рот из бойцов, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, поставили их на опасные участки фронта и приказали им искупить кровью свои грехи. Они сформировали, далее, около десятка штрафных батальонов из командиров, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, лишили их орденов, поставили их на еще более опасные участки фронта и приказали им искупить свои грехи. Они сформировали, наконец, специальные отряды заграждения, поставили их позади неустойчивых дивизий и велели им расстреливать на месте паникёров в случае попытки самовольного оставления позиций и в случае попытки сдаться в плен. Как известно, эти меры возымели своё действие, и теперь немецкие войска дерутся лучше, чем они дрались зимой. И вот получается, что немецкие войска имеют хорошую дисциплину, хотя у них нет возвышенной цели защиты своей родины, а есть лишь одна грабительская цель – покорить чужую страну, а наши войска, имеющие возвышенную цель защиты своей поруганной Родины, не имеют такой дисциплины и терпят ввиду этого поражение. Не следует ли нам поучиться в этом деле у наших врагов, как учились в прошлом наши предки у врагов и одерживали потом над ними победу?
Я думаю, что следует!
Верховное Главнокомандование Красной Армии приказывает:
1. Военным советам фронтов и прежде всего командующим фронтами:
а) безусловно, ликвидировать отступательные настроения в войсках и железной рукой пресекать пропаганду о том, что мы можем и должны якобы отступать и дальше на восток, что от такого отступления не будет якобы вреда;
б) безусловно, снимать с поста и направлять в Ставку для привлечения к военному суду командующих армиями, допустивших самовольный отход войск с занимаемых позиций, без приказа командования фронта;
в) сформировать в пределах фронта от одного до трех, смотря по обстановке, штрафных батальонов по 800 человек, куда направлять средних и старших командиров, и соответствующих политработников всех родов войск, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, и поставить их на более трудные участки фронта, чтобы дать им возможность искупить кровью свои преступления против Родины.
2. Военным советам армий и прежде всего командующим армиями:
а) безусловно, снимать с постов командиров и комиссаров корпусов и дивизий, допустивших самовольный отход войск с занимаемых позиций без приказа командования армии, и направлять их в Военный совет фронта для предания военному суду;
б) сформировать в пределах армии 3-5 хорошо вооруженных заградительных отрядов войск НКВД, до 200 человек в каждом, поставить их в непосредственном тылу неустойчивых дивизий и обязать их в случае паники и беспорядочного отхода частей дивизии расстреливать на месте паникёров и трусов, и тем помочь честным бойцам дивизий выполнить свой долг перед Родиной;
в) сформировать в пределах армии от пяти до десяти, смотря по обстановке, штрафных рот 150 до 200 человек в каждой, куда направлять рядовых бойцов и младших командиров, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, и поставить их на трудные участки армии, чтобы дать им возможность искупить кровью свои преступления перед Родиной.
3. Командирам и комиссарам корпусов и дивизий:
а) безусловно, снимать с постов командиров и комиссаров полков и батальонов, допустивших самовольный отход частей без приказа командира корпуса или дивизии, отбирать у них ордена и медали и направлять их в Военный совет фронта для предания военному суду;
б) оказывать всяческую помощь и поддержку заградительным отрядам армии в деле укрепления порядка и дисциплины в частях.
Приказ прочесть во всех ротах, эскадронах, батареях, эскадрильях, командах и штабах.

Народный комиссар обороны И. Сталин»…

…Оговорюсь ещё раз!!!
О нужности и своевременности этого приказа, а так же о мере его жестокости в той обстановке, и о том возымел ли он своё действие, автор предоставляет право судить и иметь своё самому читателю…
Факт лишь в том, что этот приказ Наркома Обороны действительно был зачитан во всех воинских частях.
Факт так же и в том, что именно после этого приказа, а никак не раньше, как это принято считать, в Красной Армии на фронтах были созданы штрафные роты и батальоны, которые существуют, и по сей день…
А так же…
А так же факт ещё и в том, что именно эти самые первые «заградительные отряды войск НКВД», созданные под Сталинградом позже, частично конечно, переросли в могущественнейшую организацию той войны, военную контрразведку возглавленную «Комиссаром Госбезопасности 2-го ранга» Абакумовым, перед которой дрожали, порой и заслуженные генералы – «СМЕРШ», то бишь, «Смерть шпионам!»…
Но вернёмся к нашему повествованию…

* * *
Август 1942. «Поварской взвод»…

…После многократных неудачных попыток с ходу форсировать Дон у старинного казачьего городка Калач, немцы перегруппировали свои войска, создав две ударные группировки: одну – в составе основных сил 6-й полевой армии в районе Калача, другую – в составе 4-й танковой армии в районе Цимлянской.
Идея такой перегруппировки была проста и понятна – последовательными ударами с юга и запада немцы рассчитывали прорваться к Волге.
31 июля 4-я немецкая танковая армия нанесла удар по нашей 51-й армии.
И… Не выдержав сильного натиска, наши войска начали отходить к железной дороге Сальск-Красноармейск.
2 августа соединения 4-й танковой армии генерала Гота вышли в район Котельниковского, создав прямую угрозу левому крылу 64-й армии и тылу главных сил Сталинградского фронта.
А уже 5 августа главные силы этой танковой армии, обойдя с востока оперативную группу фронтовую генерала Чуйкова, вышли в район обороны Абганерово-Плодовитое…
К рубежу, который держал «Грозненский» курсантский полк…
Именно с этого дня начались самые ожесточенные бои на южных подступах к Сталинграду…
На следующее утро, 6 августа 1942 года, 4-я танковая армия фашистов нанесла удар по левофланговым частям 64-й армии. Стремясь, во что бы то ни стало, достигнуть Сталинграда, противник предпринимал одну танковую атаку за другой…
Немецкие танки не раз прорывались в глубину обороны, но каждый раз «грозненцы» встречными контратаками отбрасывали немцев на их исходные позиции…
Разъезд «74 километр», к примеру, в те огненные дни, неоднократно переходил из рук в руки. Обстановка, в которой развертывались те боевые действия, была чрезвычайно сложной для красноармейцев. Противник превосходил наши войска в силах и средствах. В воздухе господствовала немецкая авиация…
Но…
Несмотря на все это, натиск врага был сдержан, советские воины выстояли…
В течение трехдневных боёв части 64-й армии, в том числе и «Грозненский» курсантский полк, стойко оборонявшийся на рубеже Абганерово-Плодовитое, с величайшим упорством преодолели натиск немецких танков, и…
Собрав силы в кулак, нанесли по немцам мощный контрудар…
К 10 августа хвалёная 4-я танковая армия Гота, потеряв до 12 тысяч убитыми и ранеными, более 70 танков, 86 орудий и минометов, 345 автомашин и 12 самолетов, отошла в исходный район и заняла оборону на рубеже устье реки Аксай – Абганерово – Плодовитое…
…Это были тяжёлые и очень кровопролитные для «грозненцев» дни…

* * *
…6 августа, утро…
…Вот уже целых 45 минут на позиции «грозненцев» сыпались дождём мины, снаряды и бомбы… И от дыма и пыли уже небыло видно небо, и бойцам казалось, что наступили первые летние вечерние сумерки, хоть только совсем недавно закончилась ночь…
Потери среди вчерашних курсантов были огромными…
Военфельдшер сержант Проценко теперь находился неподалёку от командно-наблюдательного пункта полка, потому, что вот уже четвёртые сутки опять был командиром взвода…
…4 августа…
…Утром 2 августа, в самом начале очередной немецкой артподготовки, тяжёлый снаряд угодил прямо в блиндаж медсанвзвода… Благо, что он был пуст – ещё пару дней назад, во время кратковременной передышки между боями, все раненные были эвакуированы в Абганерово, в медсанбат. Но беду этот снаряд, всё же, принёс… Единственной жертвой его стал лейтенант Агафонов, который наводил внутри блиндажа порядок в медикаментах и средствах перевязки…
И Евтуху ничего больше не оставалось, как принять медсанвзвод под свою команду…
А потом, в следующие дни, во время коротких, часовых передышек между вражескими атаками, сержант собирал своих санинструкторов всех в месте и они, пыхтя, как паровозы, потея под безжалостным августовским солнцем, и матерясь почём зря, таскали брёвна, и, уподобившись экскаваторам, рыли землю…
Нужен был новый, просторный блиндаж для раненных. И то, что он должен быть просторным Евтух знал почти наверняка – бои, которые вёл полк, были очень ожесточёнными…
…- Веселее, салаги! Больше жизни! – Командовал сержант.
А сам, по-деревенски сноровисто, куда там солдатам инженерной роты, орудовал топором, поплотнее подгоняя брёвна одно к другому.
- Та сколько ж можно, товарищ сержант?! – Раздавались иногда возгласы его уставших бойцов. – Вы ж уже целый сруб-«пятистенок» соорудили, да под землю его упрятали! Вы что, жить в нём собрались?
- Разговорчики мне здесь! – Рявкал Евтух, не прерывая своей работы. – Жить, не жить, а оставлять эти позиции не собираюсь! Приказ Наркома все слышали! А то, шо сруб… Так скоро тут такое завертится, шо наших хлопчиков раненных надо будет де-то размещать… И безопасно размещать! А посему… Мы этой хатке ещё и крышу понадёжнее соорудим!.. В 3-4 наката брёвен!.. Шобы уж ни один снаряд её не пробил!..
- Так, где ж столько брёвен-то взять? Степь же голая кругом!
- А я тебе скажу, де! – Евтух мощно воткнул топор в бревно, и внимательно посмотрел на говорившего молоденького солдатика. – У кобылы под хвостом, в м…..де!.. Салага!!! Ты шо не знаешь, как это делается у в Одессе?
- Я там никогда небыл, товарищ сержант… – Паренёк ещё не понял, что ему сейчас доведётся услышать.
Зато это поняли другие, более опытные бойцы взвода, которые уже довольно хорошо знали Евтуха, и приостановились на секунду, чтобы услышать очередную одесскую байку…
А Евтух уже рассказывал:
- Решил как-то один еврей, таки вернуться из Москвы у в Одессу...
- Га-га-га-га-га! – Заржали бойцы где-то рядом.
- Не «га-га» мне тут – ещё рано «гагакать»!.. – Проговорил строго Евтух, зыркнув на своих бойцов через плечо. – Ну, вот.. Поднимается он по лестнице от порта к Дюку с двумя здоровенными вализами, набитыми всякими, нажитыми за жизнь у в Москве, бебехами… Смотрит направо, налево, оглядывается – вокруг, так пусто, шо можно прямо снять штаны и присесть прямо под памятник, и никто не скажет, шо твоя голая жопа отсвечивает как маяк на увсю одесскую бухту!.. Ставит он тогда свои чемоданы на брусчатку Французского бульвара, широко разводит в стороны руками, и говорит влюблённо: «Вот это да!!! Не узнаю Одессы!!!»… Опускает руки, нагибается… Бздец – чемоданов уже нет!.. Ещё раз осматривается по сторонам... Нет никто! Как и небыло… Еврей вздыхает сокрушённо и говорит: «О! Теперь, таки, узнаю!»…
- Га-га-га-га-га!!!
А Евтух только посмотрел на солдатика:
- Понятно тебе, или иначе пояснить, де шо брать? Ходить по ротам, искать разбитые брошенные блиндажи, разбирать их, а брёвна носить сюда!
- Ага! А кто ж нам это даст сделать, товарищ сержант? Обязательно по зубам получишь!..
- Но, я ж не получаю! Иду, говорю шо мне и для чего надо, и никто не говорит, шо не даст!
- Так то вы говорите, товарищ сержант! – Ухмыльнулся солдатик. – Вас все знают! Да же комполка! Попробуй вам отказать – так себе дороже!..
И тут Евтух улыбнулся, наконец:
- Знаешь, красноармеец Жаров, шо сказал бы тебе на такие твои глупые слова мой друг Сеня «Два пальца», который заслуженный и орденоносный старшина «бригады Осипова»? – Эти слова, уже сами по себе, были для бойцов медсанвзвода негласным сигналом к короткому перекуру.  – Так вот Сеня рассказал бы тебе, как один раз у в Одессе до врача пришёл шестидесятилетний Мордехай…
- Расскажи, Дед! – Послышались смешки. – Научи малого!
Евтух уже и сам едва заметно улыбался в свои усы:
- Так вот… Пришёл тот Мордехай до доктора и говорит: «Скажите, доктор, а как мине излечиться от импотенции?»… На шо доктор задаёт ему законный вопрос: «А вы шо, совсем уже не можете?»… «Нет, могу… – Отвечает доктору Мордехай. – Но только всего раз в неделю…»… «Шо же, вы хотите, уважаемый? У в вашем почтенном возрасте это совсем даже неплохо!» – Отвечает ему доктор… «Но Шломо Рабинович говорит, что он может каждый день!» – Заявляет посетитель… На что доктор удивлённо кинул брови на лоб и задумчиво ответил Мордехаю: «Шломо Рабинович говорит?.. М-да!.. Так говорите и вы тоже!»…
- Ха-ха-ха-ха-ха! – Грянул взрыв смеха. – Во даёт командир! Ха-ха-ха-ха!
А паренёк покраснел и опустил глаза.
- Ты мене теперь, таки понял, килька? Или мене тебе уже таки в третий раз объяснить, де те брёвна брать, но уже поджопниками?
- Так точно, понял…
- Ну, так и бежи тогда за новым бревном, пока я тебя старым по горбу не приласкал! – Евтух сделал грозные глаза, хотя было понятно, что он ничуть не сердится. – Всё, жеребцы! Хорош ржать! Закончить перекур! За работу!..
…6 августа…
Это было двое суток назад…
А вот сегодня…
Сегодня земля вот уже три четверти часа опять сыпалась с неба на головы «грозненцев», и так это «природное явление» уже стало привычно, что на него уже мало кто обращал внимания, словно это был совершенно обыкновенный в этих краях, простой, летний «грибной» дождь…
Да только этот свинцовый «дождь» длился не долго…
После сорокапятиминутной артиллерийской подготовки силами до двух пехотных полков, при поддержке артиллерии и минометов, да ещё и под прикрытием дымовой завесы, немцы перешли в наступление на рубеже обороны «Грозненского» курсантского полка…
И сержант Проценко…
Теперь, когда он, волей-неволей, возглавил медицинскую службу полка – медико-санитарный взвод, ему приходилось находиться рядом с командованием, а не на передовой в окопах – так уж было положено, и только отдавать приказания своим санинструкторам, направляя их на наиболее опасные участки…
И Евтух здесь, около полкового КНП, был похож на тигра, мечущегося в клетке…
Он только скрипел зубами, а иногда и яростно стучал кулаком землю, наблюдая за тем, что происходило на поле боя:
- Де они?!! Они там шо, по бабам у в Абганерово побёгли, мать их ити?!! Де, бля, те сраные «бронебойщики»? Шо они там себе думают, халамидники, мать их за ногу, и яшку в тухес!!! – Евтух метался по окопчику, метая проклятия на головы «грозненцев», которые на самом-то деле, в общем-то, были незаслуженными. – В зубах они там ковыряются этими своими ПТРками, или шо?!! Или где? Ща як пойду у в батальон, япона мать! Заряжу кого-то из них у в тот карамультук, и выстрелю по немцам, на хер!
- Так ведь его ж потом лечить надо будет, товарищ сержант! – Попытался пошутить с Евтухом какой-то штабной лейтенантик.
Да только неверно он выбрал время для шуток…
Евтух повернул голову, гневно посмотрел на этого офицерика, и зло проговорил:
- Ты свою лыбу щас же зачехли, сопля зелёная! – Проговорил он, надвинувшись на лейтенанта. – А то, не дай Боже, осколками все зубы повыбивает! Или я повыбиваю, за вместо них!.. Ты бы, бля, чем на КНП гужеваться, взял бы у в свои белые ручонки автоматик, да и поскакал бы до солдат! Или опасаешься, шо твоя пердячая кишка от такого напряжения не сдюжит?!!
Офицер недоумённо посмотрел на командование полка, которое было всего-то в 5 метрах, и наверняка всё слышало…
- Т-т-оварищ с-сержант! – Опешил лейтенантик, и попытался «набычиться», но стал ещё больше похож на замёршего воробья. – Ч-что вы себе позволяете? Сы-с-смирно!!!
- То, шо я себе позволяю на поле боя, прыщ, ты себе не позволишь никогда! А потому прикрой хлебало и дыши носом!!! – Евтух надвинулся на лейтенанта, и со стороны было видно, что он совершенно не шутит, и кто-то сейчас очень рискует крепко получить по зубам. – А если имеешь мне шо-то сказать, то скажи это в тряпочку, сверни потуже, и затусуй её себе в задний «гудок»! Ты мене хорошо понял, лейт?!!
- Да я вас сейчас!..
Совсем было растерявшийся лейтенант, попытался расстегнуть негнущимися пальцами пистолетную кабуру, висевшую на его ремне…
- И не мацай своими клешнями этот кошелёк! А то мне вместо тряпочки придётся в твой «гудок» засунуть твой же наган! А это было бы не очень хорошо – мушку ты не спилил, и поэтому мине же таки потом придётся лечить твоё ранение средней тяжести прямо у в жопу в виде геморроя на всю оставшуюся жизнь!.. Люди под пули идут, а ты любу давишь, говнюк!!!
И эти вспышки ярости довольно часто привлекали внимание командира полка… Вот и сейчас, он оторвался от бинокля, и резко проговорил, словно каркнул старый ворон:
- Отставить этот балаган, лейтенант!!! – Проговорил полковник. – Сержант прав, комсорг! Неудачное ты время для шуток выбрал!.. И ещё сержант прав и в другом! Ты – комсорг полка!.. Не засиделся ли ты на КП, лейтенант? Может бойцов пора приободрить личным примером?
- Товарищ полковник! Я…
- Где твой автомат, лейтенант?
- В… В штабном блиндаже… В пирамиде…
- А не пора ли его оттуда достать, лейтенант?!! – Теперь на этого офицерика «вызверился» и сам комполка. – Что-то я за почти месяц боёв ни разу не видел тебя с автоматом и впереди цепи!.. Может ты решил, что комсорг полка это та должность, которая даёт тебе право сидеть на КНП, прикрываясь чужими спинами?!!
- Товарищ полковник…
- Марш за личным оружием, лейтенант! – Рявкнул полковник. – А через пять минут я хочу увидеть, что ты… Да-да!!! Лично ты, лейтенант!!! Что ты поднял в контратаку второй батальон! Выполнять!..
Лейтенант исчез, словно его здесь никогда и небыло, а комполка также жёстко проговорил:
- Сержант Проценко! Ко мне!
- Я, товарищ полковник! – «Вырос» в ту же секунду радом с комполка Евтух.
- Ты хоть и заслуженный сержант, но с офицерами, Василич, надо всё же разговаривать, соблюдая субординацию… Сколько у тебя сейчас есть в наличии людей? – Полковник опять оторвался от бинокля, повернулся к Евтуху, но он говорил уже обычным, размеренным голосом.
- Люди в батальонах, товарищ полковник. – Ответил сержант. – Со мной только пятеро санинструкторов, которые оказывают срочную помощь тяжелораненым…
- Мало… Значит так! Этих оставляешь с раненными, и назначаешь старшего… А сам… Бегом к обозу!!! Передашь мой приказ! Через пять минут во второй батальон должно прибыть подкрепление! Не меньше взвода! Командир взвода – сержант Проценко! Соберёшь всех! Поваров, конюхов, ездовых!.. Всех, кого сумеешь найти!
- Есть, товарищ полковник!
- Пять минут, Евтихий Василич! – Проговорил полковник. – Больше у тебя нет!
- Разрешите выполнять?
- Подожди! – Полковник словно задумался, стоит ли это говорить, но раздумья длились не больше трёх секунд. – Тот лейтенант… Комсорг полковой… Через пять минут он должен поднять второй батальон из траншеи в контратаку… Если это сделает не он… Комсомол – это резерв и младший помощник партии… И в его рядах не должно быть ни трусов, ни малодушных!.. Если он этого не сделает… Пристрелишь его, как предателя и паникёра!.. Лично!.. Это приказ!!! Вопросы, товарищ сержант?
Видел бы кто, какая туча собралась тогда в глазах Евтуха!..
Но он, только провёл большим пальцем по своим усам, проговорил тихо:
- Никак нет, товарищ комполка… Разрешите выполнять?
- Свободен! – Отрезал полковник, и, отвернувшись, опять прильнул к окулярам бинокля…
…Через пять минут тридцать восемь бойцов, «почти пожилого» возраста, «рекрутированных» Евтухом из тыловых служб, уже заняли свои места в цепи второго батальона…
Это была подмога!!! Существенная подмога!!! Если понимать, что личный состав роты, уже сержанта, Дятлова на тот момент составлял девятнадцать бойцов…
Стрелковая рота с личным составом в девятнадцать бойцов!!! Из ста двадцати положенных!..
Такое даже представить себе, и то волосы встают дыбом!!! Воевали мальчишки, что и говорить… Насмерть стояли, оправдывая славу настоящих русских солдат… И таяли их ряды… С каждым днём, часом и минутой… Но!.. Они всё так же, как и в самом начале, воевали с твёрдой уверенностью, что делают правое дело!.. И, если честно, если бы не она,еренность, то…
Любой, мало-мальски имеющий боевой опыт, командир сказал бы, что такая оборона просто невозможна!.. Держаться горсточкой бойцов, против самой настоящей армады атакующих… Фантастика!!! Сказка!!! Былина о русских богатырях, которую рассказывают маленьким мальчикам на ночь…
И, спасибо, наверное, тем матерям, которые такие былины рассказывали… Про Илюшу из города Мурома, про Алёшу, поповского сына, про Добрыню, сына Никиты-кузнеца… Наверное правильные были те сказки на ночь, на сон грядущий…
Прошло время, и… Эти мальчишки, вспомнив былинных героев, попросту не захотели быть хуже них… Русская гордость, и совесть, наверное, не позволили…
А тот лейтенант, комсомольский вожак полка…
Нет, он тоже не оказался трусом…
Но и повоевать, толком тоже не успел…
Евтух видел сам, как он, выскочил на бруствер, прокричал:
- Батальон!!! За Родину!!! В атаку!!! За мной!!! Ур-ра-а-а-а!!!
И ринулся на немцев…
Батальон поднялся за полковым комсоргом, да только… Сам лейтенант успел сделать не больше трёх шагов… И упал, перечерченный по диагонали, от плеча к бедру, вражеской пулемётной очередью…
А потом был ещё один момент…
Во время уже четвёртой атаки немцев за тот безумный день…
Немцы опять, невзирая на потерь, пёрли на позиции «Грозненского» полка… А Евтух именно в этот момент получал приказание от комбата, где лучше и правильнее всего расположиться сержанту с его «тыловой командой»…
Командир полка, по телефону, потребовал тогда от командира 2-го батальона капитана Соколова доложить обстановку.
И ответ комбата был лаконичен:
- Пока жив Соколов, батальон не сделает ни одного шага назад, товарищ полковник!..
В тот безумный день отважный командир батальона капитан Соколов трижды лично водил батальон в контратаки на численно превосходящего противника…
…Фашисты предприняли в тот день одну за другой пять яростных атак, на линию обороны «Грозненского» полка… Причём, основной удар немцев пришёлся именно по 2-му батальону…
Но…
Успеха немцы не так и не добились…
Натиск врага был сдержан…
Гитлеровцы, оставив перед фронтом полка около 200 солдат и офице-ров убитыми и ранеными, были отброшены в тот день на исходные позиции…
И наступила тихая безветренная, а, главное, безмолвная ночь…
Но передышка эта была недолгой…
…Уже назавтра, 7 августа, не имея достаточного количества противотанковых средств, почти без артиллерийской поддержки, курсанты-«грозненцы» снова целый день отбивали беспрерывные вражеские атаки танков и пехоты…
Жаркий бой длился 8 часов, и в батальонах уже почти не оставалось боепри¬пасов. И тогда курсанты встретили противника ручными гранатами и бутылками с «Коктейлем Молотова», и… Опять заставили немецкие танки повернуть обратно…
За сутки почти непрерывного боя 7 августа, «грозненцы» уничтожили 6 танков и 150 немецких солдат и офицеров!
А на следующий день 2-ой батальон отразил ещё 7 вражеских атак!..
Такое же упорство гитлеровцы встретили и на других участках обороны, занимаемой полком Грозненского военно-пехотного училища…
…Сержант Евтух Проценко сражался в те дни со своей «обозной командой» в рядах именно 2-го батальона… И «обозники», как оказалось «тёртыми калачами»!.. Достаточно вспомнить хотя бы  только повара Арчила!.. А он такой был не один! Довольно «взрослые» «бойцы тыла», всем им было около или даже за 50 лет, оказывается, имели немалый боевой опыт! Кто-то из них, как и сам Арчил, участвовал ещё в Первой Мировой войне, кто-то воевал в Гражданскую, а кто-то поучаствовал в Финской войне…
Эти, обстоятельные мужики, которых частенько и, как оказалось на поверку, так незаслуженно назвали «обозниками», воевали без нервов, спокойно и деловито, словно, как и раньше, до войны, делали свою обычную работу… И сержанту Проценко ничему не нужно было их учит или что-то подсказывать – это были старые, многократно проверенные в прежних боях солдаты… Настоящая суворовская «лейб-гвардия»!..
Эти тёртые прежними войнами вояки не боялись умереть! А потому, наверное, эта команда почти и не несла потерь!..
И так уж получилось само собой, что эта «обозная команда» превратилась в самый настоящий «мобильный тактический резерв» командира полка, и отправлялась полковником на подмогу, на самые опасные участки боёв!..
А молоденькие солдатики, вчерашние курсанты, не просто зауважали этих пожилых, обстоятельных мужиков, а даже дали им своё собственное «имя» – «Поварской взвод»…
И это была не издёвка, а именно большое уважение к опыту!
Частенько в те дни в траншеях звучали слова даже от командиров рот:
- К нам идёт «Поварской взвод», мужики! Ну, теперь уж точно ни одного фрица не пропустим!!! Щас они жару швабам подсыплют!..
…И так уж получилось, что Евтуху, по приказу комполка пришлось забыть на время о том, что он сержант «медицинской службы». Теперь полковой медициной командовал младший сержант Ян Ягрис, а он сам…
Случайно создав своё собственное подразделение, он так и остался его командиром… И так как команда Евтуха небыла «штатной полковой единицей», и не имела своего номера, как другие – «2 взвод», «3 рота» – то комполка принял её «народное название» – «Поварской взвод»…
И странное дело…
Сержант Проценко в своих 36 лет от роду был самым молодым по возрасту из всей этой своей команды, но эти седые уже, мужики, некоторые из которых были на 15, а то и на всех 20 лет старше Евтуха, так и продолжали уважительно величать его просто «Василич»… Да и сам сержант… Он знал как зовут по имени и отчеству каждого из его бойцов, и обращение в «Поварском взводе» по Уставу «Товарищ солдат!» звучало крайне редко, да и то, в основном перед полковым начальством…
Сержант просто создал, как это делалось в деревнях во время уборочной страды, народную «пожарную команду» из добровольцев, которые следили за тем, чтобы не вспыхнули где-нибудь спелые хлеба, а если такое и случалось, то тут же, не раздумывая, они мчались туда, чтобы тушить пожар, и не дать разгореться огню…
…Любимым, родным можно сказать, для Евтуха стал 2-ой батальон, которому, почему-то, доставалось от немцев больше других в полку, а ещё точнее, его, геройская 3-я рота, которой командовал сержант Егор Дятлов но…
«Поварской взвод» и в самом деле был очень серьёзным подспорьем для командира полка, а потому и перебрасывался полковником на самые тяжёлые участки боёв, и Евтух в те безумные дни частенько видел, какие чудеса настоящего солдатского героизма совершали и другие бойцы-«грозненцы»…
…Во время одной из атак противника совершили свой бессмертный подвиг одиннадцать курсантов 1-го батальона во главе с лейтенантом Василием Русинским.
Это случилось уже 9 августа 1942 года…
Курсанты встретили тогда, идущих в очередную, какую уж по счёту, атаку, немцев метким огнём.
Часть фашистов была уничтожена, остальные, побросав оружие, разбежались. И, видимо озлобленные стойкостью наших воинов, немецкие командиры тут же предприняли вторую атаку, но уже с артиллерийской поддержкой… Плотный огонь прижал курсантов к земле… Успех боя решали минуты… Немцы шли на позиции батальона, и было жизненно необходимо поднять бойцов в контратаку…
И командир взвода лейтенант Русинский решил увлечь их на гитлеровцев личным примером…
С криком:
- Вперед, за Родину! – Он первым бросился в контратаку.
Пример офицера увлек курсантов, и они устремились вперед…
Все те, кто мог ещё подняться в эту контратаку – всего-то одиннадцать бойцов!.. Одиннадцать смельчаков ринулись на взвод немецких автоматчиков!..
Вот уж поистине – «Безумству храбрых, поём мы песню!»…
В какой-то момент рядом с лейтенантом Русинским разорвалась мина, и он был тяжело ранен, приняв своим телом около десятка мелких осколков… Однако, превозмогая боль, он продолжал двигаться вперед…
А потом завязалась рукопашная схватка… И лейтенант был снова ранен, но… Опять не оставил горсточку своих бойцов, и дальше продолжал руководить боем… И безжалостная, смертельная рубка продолжалась…
«Поварской взвод» прибыл тогда в ротные траншеи в самый её разгар, и уже издалека было понятно, что горсточка курсантов может эту рубку проиграть – на каждого приходилось по двое, а то и по трое фрицев…
Евтух тогда просто не останавливаясь и не задерживаясь ни на секунду, то, что в армии обычно называют «с марша в бой», перепрыгнул траншею, и побежал по степи в полный рост, прокричав:
- Взвод!!! За мной!!!
Они, как нож в масло, врубились в немецкий строй, рассекли его пополам, и… В ход опять пошли сапёрные лопатки…
- Х-хех! Х-хех! Х-хех!..
Эти пожилые мужики и в рукопашной действовали так же, как когда-то в деревнях и аулах при рубке дров – без лишних криков, сноровисто и обстоятельно…
- Х-хех! Х-хех! Х-хех!..
И сапёрные лопатки с тупым звуком втыкались в «колоды»…
Боевой приказ был выполнен, и атака была отбита, и ни один немецкий автоматчик не ушёл… «Поварской взвод» сержанта Проценко пришёл на помощь курсантикам очень вовремя…
А потом тело своего погибшего командира бойцы курсантского взвода вынесли с поля боя на руках…
И те, кто это видел, были просто поражены, увиденному!..
Лейтенанта выносили обратно, в батальонные окопы, как самую святую реликвию – вшестером… Те, кто остался в живых из бойцов взвода, после этой безумной контратаки… Он удостоился самой высокой почести, какую только можно было бы придумать – почести своих солдат!.. И выносили они, эти солдаты, тело своего командира, как настоящие спартанцы – «на щите», на уровне плеч…
И было ещё одно…
Бойцы «Поварского взвода», которые только сейчас безжалостно рубили немецких автоматчиков, уходили с «нейтралки» вслед за этой скорбной процессией, прикрывая спины «молодняка», и по их щетинистым щекам текли слёзы… Молчаливые, горькие, мужские… Настоящие солдатские слёзы…
И не знали ещё тогда эти седовласые «лейб-гвардейцы», что очень скоро им придётся точно так же выносить из окружения и своего собственного командира…

* * *
Конец августа 1942 г.  Под Васильевкой…

…4-я танковая армия противника после неудачной попытки прорваться к Сталинграду из района Плодовитое перегруппировала свои силы в районе западнее Абганерово и 15 августа вновь перешла в наступление…
Противник наращивал удары, и всё бросал в бой новые и новые танковые и пехотные соединения. Гитлеровское командование стремилось любой ценой сломить сопротивление войск левого крыла 64-й армии, на котором находился и «Грозненский» курсантский полк…
Но «грозненцы» словно вросли в эту степь… И выкорчевать их оттуда у фашистов так и не получилось… И тогда они поступили с «грозненцами» так же, как летом 41-го с защитниками Брестской крепости… Штурмовики пошли дальше, а добивать защитников предоставили тыловым «зондеркомандам СС»…
22 августа, имея четырехкратное превосходство в технике и вооружении и двукратное – в живой силе, противник просто обошёл деревню Васильевку, прорвав оборону «соседей», и…
«Грозненский» курсантский полк оказался в окружении…
И попытки разорвать кольцо окружения обескровленным полком не удались – к этому времени полк имел огромные потери личного состава – только в боях с 1 по 15 августа «Грозненский» полк потерял около 670 человек, из которых было убито около 130, ранено 340 и пропало без вести 204 бойца…
Но, даже находясь в окружении, воины курсантского полка проявляли чудеса храбрости…
А иногда бывали такие случаи, которые даже словом «подвиг» назвать было мало…
Младший лейтенант Лукьянов, командир одного из взводов, с группой курсантов, оставшихся от его подразделения, в течение одного дня отбил 9 вражеских атак! Но когда иссякли боеприпасы, а всё продолжали наступать на позиции, лейтенант поднял остатки своего взвода в рукопашную, и бросился в их гущу, с примкнутым в винтовке штыком… Из рук Лукьянова выбили винтовку, и тогда он рванулся к немецкому офицеру и в рукопашной схватке попросту задушил его голыми руками!.. И, что самое удивительное, так это то, что немцы настолько опешили от этого поступка русского офицера, что попросту отступили, а командир взвода, хоть и раненный, но живой, смог вернуться в родную траншею…
Таких, отчаянных рукопашных схваток в те дни было такое количество, что рассказать про каждую просто невозможно!
…Во время одной такой рукопашной, в которую сержант Проценко повёл свой «Поварской взвод», пятидесятилетний азербайджанец Фазиль Алиев, бывший конюх хозяйственного взвода, первым ворвался в самую гущу немецких солдат.
И немцы бросились на него целой сворой…
Фазиль в упор расстреливал гитлеровцев, а когда не стало патронов, пустил в ход штык и приклад винтовки…
Евтух тогда не успел всего на несколько секунд, прорубая своей лопаткой путь, успеть на помощь к этому герою, но собственными глазами видел, как ранив отважного «конюха», немцы пытались взять его в плен… И тогда… Рядовой Фазиль Алиев выхватил нож и перерезал себе горло, но в плен так не сдался…
В том неравном бою победило не численное превосходство, а характер…
- Вперёд!!! Вперёд!!! – Орал Евтух, пробиваясь к своему погибшему бойцу. – А-а-а-яп-пона мать!!! Н-на! Н-на! Н-на!..
И немцы опять дрогнули, и опять отвернули…
А потом, уже и сам раненный в руку, Евтух выносил тело Фазиля к своим окопам, а в его щетине на щеках опять застревали солдатские слёзы:
- Шо же ж ты, Фазик меня не дождался-то?.. – Шептал Евтух. – Как же ж это ты так, горячая твоя голова!.. Как же ты своих внуков без деда оставил!..
…Но, несмотря на массовый героизм офицеров и курсантов «Грозненского» полка, обстановка всё более и более осложнялась.
Тылы полка ока¬зались отрезанными, патроны и гранаты были на исходе. Подвести продукты и боеприпасы небыло никакой возможности…
В течение двух суток, 22 и 23 августа, командование полка предпринимало все возможные меры, чтобы выйти из окружения.
Но… Прорваться всем полком из окружения так и не удалось…
Два дня курсанты не получали пищи, но это было просто ерундой, по сравнению с тем, что в полку уже практически не осталось патронов… Ещё немного, и  у них на вооружении остались бы только штыки, ножи, лопатки, и «трёхлинейки» в виде дубин… Не самое лучшее оружие против автоматов «зондеркомандовцев» «Ваффен-СС»…
И тогда командир полка принял решение выходить из окружения любой ценой…
…Ночь с 24 на 25 августа…
…Эта ночь была очень тёмная.
Небо заволокли грозовые тучи, наглухо закрывая звёзды, а к полуночи заморосил мелкий дождь… И это была, наверное, первая, более или менее спокойная ночь – видимо немцы тоже устали от своих атак… Над безмолвной ночной степью повисла тишина…
И только шуршание капель дождя напоминало о себе…
…На КНП полка в ту ночь собрался весь старший командный состав полка. Те, кто ещё был жив после стольких дней мясорубки…
…- Проценко! – Полковник устало смотрел на стоявшего перед ним сержанта. – Сколько в твоём «Поварском взводе» бойцов осталось?
- Двадцать два, товарищ полковник… – Вздохнул Евтух. – Почти половина уже полегла…
- Двадцать два… – Проговорил задумчиво комполка. – На эту минуту, сержант, во всём полку твой взвод – самое полнокровное подразделение… Как с боеприпасами?
- По полдиска патронов к автоматам… На один бой, и то не хватит… – Ответил Евтух. – Ну, и ещё по одной гранате, на брата…
Полковник обернулся к офицерам:
- Слушать приказ, товарищи офицеры! Командирам батальонов отправить посыльных в батальоны и роты!.. Через двадцать минут должны быть собраны 44 полных диска в ППШ, и 22 гранаты!.. – И опять посмотрел на Евтуха. – Полк пойдёт на прорыв, сержант… Но не так, как раньше… Я принял решение, что… Из окружения каждая рота будет выходить самостоятельно… И первым в этот прорыв пойдёт твой «Поварской взвод»! Больше некому… Как думаешь, Василич? Сумеете прорвать оборону немцев?
Евтух внимательно посмотрел в глаза полковника, и проговорил:
- Если будут патроны и по паре гранат…
- Через двадцать минут, сержант… По батальонам для тебя соберут то, что можно собрать…
- Мои мужики готовы, товарищ полковник! – Ответил сержант. – Если будет приказ, то мы его выполним!..
- Хорошо!.. Считай, что ты его уже получил, сержант!.. – Полковник посмотрел на часы. – Получите боеприпасы, и… Атака должна начаться ровно в 1.00…
Он вплотную подошёл к сержанту, и протянул ладонь для рукопожатия:
- Знаю, Евтихий Васильевич, что практически посылаю вас на смерть… Ты уж прости меня… И бойцы твои пусть меня простят… Но в ротах такие потери, что собирать сейчас новое сводное подразделение, собирать новый кулак, просто нет времени… Выходить из окружения надо именно этой ночью!.. На завтрашний бой у полка уже просто нет патронов…
- Я всё понял, товарищ полковник!..
- Да и погода нам, кажется в помощь… А теперь, сержант, слушай задачу! – Полковник подошёл к карте и ткнул в неё пальцем. – Ты должен будешь ударить вот здесь… И твоя основная задача – побольше шума… Ну, и прорваться, конечно же, но побольше шума!.. Ты должен стянуть на себя этой ночью как можно больше немцев… А полк… Полк будет выходить из окружения на полосе фронта в полкилометра, и поротно… Прикрываясь темнотой… Правее того места, куда ударишь ты, со своими бойцами, сержант… Чем больше ты стянешь на себя немцев, тем больше спасёшь тех молодых пацанов, которые пойдут на прорыв за тобой…
- Ясно! – Проговорил Евтух, и глаза его стали такими же тёмными, как и грозовые тучи над ночной степью. – Сделаем! Спасибо за доверие!..
- Попытайтесь выжить, товарищ сержант…
- Как получится… Разрешите идти во взвод, товарищ полковник?
- Идите, Проценко… Через сорок минут в бой…
…И ни один из седовласых «лейб-гвардейцев» «Поварского полка» не проронил ни слова, после того, как Евтух рассказал им о предстоящем бое…
Все понимали, что они практически «шли на амбразуру», чтобы прикрыть своими телами весь полк, но…
Они только посмотрели на своего командира понимающими глазами, а потом, молча, стали перетирать тряпочками от влаги принесённые посыльными снаряжённые диски к автоматам, и просовывать за пояса гранаты и сапёрные лопатки…
…Ночь, 1.00, прорыв…
- Ну, что, мужики? – Проговорил Евтух. – Повоюем?!! Пора!..
Он встал, повязал на плечи плащ-палатку и вылез на бруствер:
- За мной! – Скомандовал он тихо, и пошёл в степь…
Пара сотен глаз провожала этих смельчаков…
С развивающимися под небольшими порывами ветрами «крыльями» плащ-палаток, они были похожи на больших чёрных летучих мышей, которые отправились в ночь, как это и придумала матушка-природа, за своей добычей…
Они и растворились в этой ночи, как летучие мыши, через десяток шагов…
А ещё через 15-20 минут, в километре от полковых траншей, взорвалась яркими огненно-рыжими взрывами, немецкая оборона, разрывая в клочья ночную тишину, и послышались яростные автоматные очереди:
- Б-бу-у! Б-бу-у! Б-бу-у! Та-та-та-та-та-та-та!!! Та-та-та-та-та-та-та-та!!!
А через минуту ветер донёс до «грозненцев»:
- Ур-ра-а-а-а-а-а-а!!!
И полк поднялся вслед за своим «Поварским взводом»…
…Не всё тогда пошло гладко, и точно по плану комполка, но…
26 августа, после нескольких ожесточенных боёв, «Грозненский» полк вышел из окружения, и соединился с основными силами 64-ой армии…
А 28 августа к новой линии обороны полка вышел «Поварской взвод»…
Из 22 смельчаков из окружения вышло всего девять…
Измученные, грязные и уставшие, как черти, восемь пожилых бойцов несли на своих плечах, кое-как сделанные из нескольких жердей и двух плащ-палаток носилки… Двое суток, сменяя друг друга «лейб-гвардейцы» выносили из окружения своего тяжело раненного осколком в бок командира, сержанта Евтихия Васильевича Проценко…
30 августа обескровленный «Грозненский» курсантский полк был отведен на средний оборонительный рубеж Сталинграда, а 2 сентября – на внутренний…
…Главный итог августовских боёв на рубеже Абганерово-Плодовитое, в районе Васильевки, при всех их трудностях, а порой и неудачах состоял в том, что части и соединения 64-й армии всё-таки остановили танковую армию Гота, не дали ей завладеть приволжскими высотами у Красноармейска, и ворваться в Сталинград с юга.
Да к тому же, и нанесли врагу невосполнимые потери…









































Часть вторая
Волга-матушка…

…Ах ты, степь широкая,
Степь раздольная,
Широко ты, матушка,
Протянулася.

Ой, да не степной орел
Подымается,
Ой, да то донской казак
Разгуляется.

Ой, да не летай, орел,
Низко по земле,
Ой, да не гуляй, казак,
Близко к берегу!..

* * *
Сентябрь-октябрь 1942 г. Всё возвращается на круги своя…

…7 сентября…
…6 сентября 1942 года из «Грозненского», 1-го и 3-го «Орджоникидзенских» и «Краснодарского» курсантских полков в Сталинграде был сформирован сводный курсантский полк. Этот полк и дальше принимал участие в обороне подступов к южной части Сталинграда…
Оставшиеся в живых курсанты после переформирования в свои училища уже не возвращались – многим из них было присвоено звание «младший лейтенант» и они остались в Действующей армии командирами взводов. А некоторые стали сразу же «лейтенантами»…
А вот Егорша, который за свою безрассудную храбрость стал так близок сердцу Евтуха, Егор Дятлов, стал не просто «лейтенантом», да так и остался командиром своей, вновь сформированной 3-ей роты, но ещё и был награждён орденом Красной Звезды…
…Да только узнал всё это Евтух Проценко гораздо позже…
…6 августа большая баржа с раненными, которую тянул за собой вниз по Волге буксир, под прикрытием катеров Каспийской флотилии, миновала Астрахань, и закачалась на волнах Каспийского моря… А ещё через сутки она причалила к морскому порту города Баку…
К тому времени уже весь экипаж знал, что у них на борту находится их «братишка», сержант 1-го Черноморского полка морской пехоты, и когда Евтуха выносили на носилках на берег, к нему подошёл боцман лет сорока пяти от роду, и положил в ногах туго набитый вещмешок:
- Тут вот для тебя, команда кое-что собрала, старшина первой статьи… Тут из продуктов кое-что: хлеб, сало, тушёнка, табачок… И от меня лично, «чёрному дьяволу»: три новых тельняшки, и новенькая беска… Ленточки «Черноморского флота», я видел, ты сохранил, так что… Закрепишь, и всё будет, как и раньше…
- Спасибо… – Только и смог прошептать Евтух. – Тебя как звать, братишка?
- Главный корабельный старшина  Велес, Иван Петрович… – Ответил боцман, улыбнувшись. – Хотя все просто Петровичем кличут… Недавно я здесь, всего три месяца… Я же тоже под Севастополем воевал… На Мекензиевых горах… 8-я бригада морской пехоты… С самого начала … Вот, смотри, братишка…
Он сунул руку во внутренний карман чёрного морского кителя, достал что-то, легонько встряхнул рукой, и… Под лёгким морским бризом развернулись и затрепетали чёрные хвосты ленточки от бескозырки, на которой было написано «Красный Кавказ» …
- А здесь ты как, Петрович? – Тихо проговорил Евтух.
- Зацепило… Ну, а после госпиталя вот, сюда направили, боцманом… – И тут он улыбнулся. – Ты как подлечишься, братишка, приходи ко мне на катер служить!.. Всё веселее будет!..
- Не до веселья сейчас, Петрович…
- Да, уж… Это точно… Но воевать всё равно надо… Так что… Ты выздоравливай, и приходи!.. Вместе по Волге до Сталинграда ходить будем!.. Удачи тебе, братишка…
…А потом была та встреча…
Евтух за десять дней уже немного привык боли в боку, да и прооперировали его ещё там в госпитале, что был расположен на левом берегу Волги в посёлке Красная Слобода, и теперь, его жал долгий путь к выздоровлению…
Иногда он терял сознание, но это случалось всё реже и реже. Его организм не желал сдаваться, и боролся за жизнь…
В тот день, видимо надышавшись свежим морским воздухом, и немного опьянев от него, после затхлого трюма баржи, Евтух заснул прямо на носилках, а может и потерял сознание, и даже не заметил, как попал в стены госпиталя…
Очнулся он оттого, что почувствовал, как нежная ладонь гладила его лоб… И тогда сержант, с трудом, открыл глаза, и увидел перед собой знакомое лицо… И женщина улыбнулась ему в ответ, увидев, что он пришёл в себя:
- Ну, здравствуй, Евтихий Васильевич… Навоевался?
- Здравия желаю, товарищ майор… – Прошептал Евтух пересохшими губами. – Вот, Зина Петровна… Опять я сюда вернулся…
- Да я уж вижу… – Ответила майор Музыка. – Всего-то три месяца прошло, а ты вот опять, с ранением, Евтух… Совсем тебя нельзя без присмотра оставлять!.. Не бережёшь ты себя, сержант, а ведь не юноша уже, чтобы зазря голову подставлять…
- Я её и не подставляю… – Вымученно улыбнулся сержант. – От моей головы пули отскакивают… А те, шо в ногу попадают, или як сейчас у в бок, так это не беда – вылечусь…
И разговаривать сил больше не осталось …
Всё завертелось перед глазами бешеной каруселью, и свет начал медленно меркнуть в его глазах… И последнее, что он услышал в тот день, перед тем, как вновь забыться, были слова майора Музыки:
- Ничего, Евтух… Если ты сюда добрался, значит выживешь… Да и я уж постараюсь тебе помочь…

* * *
…Странное это дело – безответная любовь…
Бытует такое мнение, особенно среди женщин, и пусть они простят за это высказывание, но по большей части именно так и есть, что мужику мол, «только дай добраться до женского тела!», а уж особенно на войне, когда все под смертью ходят, когда, как говорится, война всё спишет… В общем-то, в этом есть определённых смысл и правда… Так уж устроен организм человеческий, и выброшенный в кровь адреналин после боя просто необходимо как-то сжигать…
Потому-то и появилось на войне понятие ППЖ, «походно-полевая жена»… И в этом небыло ничего постыдного или предосудительного! Нет!!! Женщина на войне, даже если она смелее десятка мужчин, всё равно остаётся женщиной, хрупким созданием. А когда кругом смерть, то ей инстинктивно хочется спрятаться за широкую мужскую спину!.. И ППЖ – это ни в коем случае не женщины, которые сегодня с одним, а завтра с другим!!! На войне люди тоже находили свои, самые настоящие «половинки», и были свадьбы! И их было много!.. Война войной, а жизнь продолжалась…
Но!.. Бывали, и нередко бывали, такие случаи, когда это высказывание попросту «не работало»!.. И казалось бы… Чего уж?.. Семья, а такое бывало у многих, где-то под немцами в оккупации, о ней ни словечка не известно годами, да и надежды, на то что семья жива, практически никакой… А вот тут, рядом, живая здоровая, красивая женщина, которая воспылала вдруг к мужику самой настоящей страстью… И, учитывая все обстоятельства, вроде бы и совесть должна остаться чиста…
Ан нет!..
…Вот именно такая история получилась между военврачом майором Музыкой, и сержантом Проценко…

* * *
…Странные у них были отношения… И, казалось бы… Она – майор, замначальника госпиталя, какое бы ей дело да какого-то там сержанта? Да в этом огромном госпитале было полным-полно офицеров! Лейтенантов, капитанов, и даже несколько полковников!
Но… Любовь-злодейка – зла!..
…Прошло две недели с того момента, как Евтух вновь появился в Бакинском госпитале…
Его могучий организм, который уместился в худощавом, даже каком-то поджаром, теле, неустанно боролся с недугом, и… Сержант уже начал ходить сам, без посторонней помощи!.. Правда, смотреть на эти «походы» без содрогания было невозможно…
Сержант сгибался в три погибели, прижимал руку к едва-едва зажившему боку, и, опираясь второй рукой о стены, медленно, мелкими и очень осторожными шажками выходил на улицу. Его постоянно тянуло на свежий воздух из пропахших насквозь болью, кровью и медикаментами госпитальных палат… Поначалу, несколько раз так случалось, что сил Евтуху хватало только на то, чтобы дотянуть до главного входа и присесть около него на деревянную лавочку… Потом его сознание куда-то уплывало, и очухивался сержант уже в палате на своей койке…
И всегда в такие минуты рядом с ним оказывалась майор, и всегда она укоряла его голосом, в котором можно было услышать и строгость и нежность:
- Что же ты с собой делаешь, Евтихий Василич? Ведь совсем же слабый ещё! Ведь у тебя могут швы открыться и тогда… Попросту кровью изойдёшь!
- Не откроются, Зина Петровна… – Отвечал устало Евтух. – У меня шкура крепкая… Да на мне всегда всё, як на той дворняге заживает…
- Но ты, сержант, этими своими походами на улицу попросту нарушаешь внутренний распорядок госпиталя! – Становилась серьёзной и строгой майор Музыка. – И мне приходится каждый раз отрывать от дела двух санитаров с носилками, чтобы вернуть тебя обратно! Или ты думаешь, что им здесь больше заняться нечем, кроме как тебя каждый раз, как турецкого султана на свою койку доставлять?
- Я больше не буду, Зина Петровна…
- Что не буду, сержант? Что не буду?
- Сознание терять больше не буду, товарищ майор! – Ответил уверенно Евтух.
Женщина посмотрела на сержанта так, словно увидела в первый раз:
- А на улицу ходить, надо понимать, будешь…
- Так точно, Зина Петровна! Буду!!!
- Откуда ж ты такой упрямый взялся на мою голову, Евтух?.. Ведь рано тебе ещё… Не то, чтобы ходить, тебе даже вставать ещё рано! Всего-то две недели после ранения прошло…
- Три…
- Что три?
- Три недели уже прошло, товарищ майор…
- Ну, пусть даже и три! И что? Рано тебе ещё ходить! Лежи себе, выздоравливай! На перевязки ходи… А через недельку я тебя, может быть, в санаторий для выздоравливающих переведу…Если выздоровление будет идти так, как надо…
- Ну не могу я здесь, Зина! – Проговорил громким шёпотом Евтух. – От всех этих запахом медицинских просто голова кругом!
- А как же ты, сержант, уже почти год санинструктором провоевал?
Евтух только ухмыльнулся вымученно в ответ:
- Да вот так, товарищ майор… Там, в бою, на свежем воздухе, всего этого не чуешь, да и времени нет принюхиваться! А здесь… Не могу больше!..
- И что же мне с тобой делать, неугомонный сержант? – Взгляд майора потеплел.
- В санаторий переводить… Шо тут думать?!
- Рано ещё!..
- Нормально, товарищ майор! – Проговорил уверенно Евтух. – Там хлопцы, которые уже себя получше чувствуют… От я на них и буду равняться… Глядишь, и сам быстрее на ноги встану…
- Куда ж ты так торопишься-то, Евтух? Чего тебе здесь-то неймётся? Чем тебе плохо? Я – рядом, всегда перевязку сделаю, помогу, если что вдруг случится… А в санатории… Он хоть и за забором, но там уже и медсёстры и врачи другие… А у меня здесь работы полным-полно – раненные с фронта всё идут и идут… Не смогу наблюдать за твоим здоровьем, если в в санаторий пойдёшь…
- От того я и не могу себе бока пролёживать, як тот жирный тюлень на льдине! Мне поскорее на фронт вернуться надо!
- Ну-у-у!.. Об этом ты пока забудь, сержант! Тебе ещё только на перевязки недели две, не меньше, ходить!.. А потом… Ещё никто не знает, как пойдёт само выздоровление…
- Я знаю! – Евтух посмотрел на женщину горящим взглядом. – Я знаю, Зина Петровна! Нормально пойдёт выздоровление! Нога же выздоровела, а там кость, как-никак, была раздроблена! А зараз у меня шо? Немножко мягкий ливер подпортили? Так это заживает быстрее!.. А на перевязки я к тебе сам буду ходить, Зина… Обещаю… Отпусти меня отсель, а… Задыхаюсь я здесь…
И такая была уверенность в словах сержанта, что майор не сумела устоять… 21 сентября Евтух «переселился» из госпиталя за забор, в одну из палат санатория для выздоравливающих бойцов…