Выбирались долго. Вернее сказать, долго не выбирались. А зачем. Хватить смертельную дозу нас не прельщало, так что мы с Кларой благополучно просидели в подвале три или четыре дня. Пара бутылок воды, кое-какая снедь - всегда найдётся у запасливого хозяина. Плюс ящик шотландского виски – лучшее средство от радиации. Я пил с наслаждением глоток за глотком, только вот Кларочка воротила нос. Глупенькая. Зря ты не приложилась к заветному горлышку. Зря. Меня это спасло, а моя дорожайщая супруга спустя неделю отдала богу душу. Как горевал – не передать. Только не бился головой о стену, а так всё перепробовал. Как не свихнулся – не пойму. Не пойму, как и свихнулся. Мир предстал в другом свете, всё стало восприниматься по-иному. Но жить надо, надо чёрт меня побери. Клару схоронил там же в подвале, с горя вылакал последнее. Что поделать – судьба. Ей земля сырая, мне жизнь полная горя. Даже сейчас тошно. Выбрался ночью. Вылез и долго смотрел на звёзды. Вокруг тишина, только ветер гонит по земле среди развалин клубы пыли. Мой любимый флагшток чудом устоял. Стоит назло всем напастям железная сволочь, а флаг сгорел, сгорел, синим пламенем, как и вся наша великая держава. Я долго бродил, искал выживших, и они попадались. Правда, говорить, что они мне были рады, я бы остерёгся. Один попытался одолжить у меня утеплённую куртку, но делал он это своеобразно. Не дай я дёру, хватил бы меня обгоревший верзила бейсбольной битой и все дела. Горе, колоссальные разрушения вокруг, выбьют из колеи любого. А дымящиеся развалины на горизонте нашей величественной столицы говорили о многом. Пожары, гарь - стоящая толстой стеной смога. Такое раньше я видел разве что в голливудских страшилках. И главное обезумевшие от ядерного кошмара жители. Злобные, голодные, способные на всё. Убьют за крошку хлеба, или просто так от нечего делать.
Спустя пару недель пожары утихли. Что не успело сгореть, потушили дожди, и мы вздохнули спокойно. Всё ждали, когда придёт помощь. Надеялись, верили. Правительство нас не оставит, поможет, протянет руку помощи. И оно действительно протянуло. Протянуло да ещё как. Только почему-то после этой отеческой заботы несколько моих простодушных соседей протянули ноги. Легковерные дебилы. Хы-хы-хы. Я-то не стал высовываться из своего родимого подвальчика, а они пошли. Джон-юрист, Стэн его сынок переросток. Армейский вертолёт долго кружил над развалинами, пока не приглядел подходящую площадку. Мощный винт со свистом резал воздух, поднимая над руинами клубы удушливой пыли. Я говорил Джону, чтобы не ходил, но он лишь отмахнулся. Назвал меня сумасшедшим и убежал к севшему невдалеке «спасателю». Убежал, а я остался. Когда вертолёт улетел, я сходил на площадь около полуразвалившегося супермаркета. Даже нашёл по дороге прекрасную лопату, которой и схоронил своих недалёких соседей. После того случая меня осенило. Надеяться можно только на себя, на свои мозолистые руки и осторожность. Кто не дошёл до этого, представился. Появившиеся вскоре банды грабили всех подряд, резали мирных жителей, вели себя как последние твари. На что я только не насмотрелся. Жуть. Море крови, пальба, поножовщины. Моя лопата не успевала копать. Это раньше я был преподавателем, а в те неспокойные времена стал упокоителем. Скольких упокоил не счесть. Сотни. Банды приходили и уходили. Одна разбиралась с другой, с той в свою очередь кончал кто-то ещё. И как таких только земля носит?
Как-то однажды к нам забрёл странник. Было это год на третий-четвёртый, сейчас помню смутно. Бывший военный, орёл. Властный взгляд, в тоже время осторожный собака и проницательный. Полковник – как он себя назвал, оказался обходительным малым. Прожил у меня в подвале пару дней, рассказал такого, я до сих пор переварить не могу. Мы ответили. Когда несколько наших городов превратились в пепел, Америка нанесла по русским удар возмездия. Что стало с Россией не трудно догадаться. Ракеты мы делать умели. Только за океаном на этом тоже собаку съели. Врезали – мало не показалось. Весь мир превратился в пепел, а выжившим только и осталось коротать последние дни на куске шлака.
Утром полковник ушёл. Даже будить меня не стал. Ушёл тихо по-английски. Правда, прихватил кое-какие мои пожитки, но не убил же. Хотя мог. Не жалко, ещё найду, только после его визита осталось сожаление от осознания безысходности. Что нас ждёт? Ни чего. Медленная смерть в мире ужаса и кошмара.
Так я и жил. С годами ударился в фермерство, копался в земле, выращивал пропитание.
Картофель, горох, тыквы. На них я неплохо поднялся. Ни когда не думал, что в наших краях столько любителей этого дерьма. Хотя с голодухи и рыба мясо. В моём уютном подвальчике со временем появился порядочный запас провизии, приличная мебель, у флагштока ждёт старый помятый Кадилак. Можно подумать, жизнь налаживается, но что мне всё это без Клары. Пыль. Прах прежнего благополучия. Я бы всё с радостью отдал за одну её улыбку, ласковое слово, тихий уютный вечер за бутылочкой бордо.
Летели годы. В две тысячи тридцать девятом весна выдалась ранней, солнце припекало в марте уже по-летнему. Сам я готовился к очередному сезону: подготавливал инвентарь, перебирал семена. Планировал расширить своё дело, мечтая о барышах. Жизнь в подвале порядком осточертела, я подумывал построить маленький домик над своим убежищем. Хотелось Солнышка в окне по утрам, звёзд ночью, шума дождика по крыше. Наивный. Судьбе обычно плевать, что хочет никчёмный человечишка. Треснет в лоб, уделает как бог черепаху и всё – получите – распишитесь.
Май удивил: мощным ураганом, шквальным ветром, проливными дождями. Раньше нашему пригороду бы не поздоровилось. На моей памяти такое случалось, но теперь. Теперь, только на мой Кади грохнулось старое сухое дерево, да пару грядок залило водой. Пустяки. Машину мне починили соседи – срезали крышу горелкой, а тыквы я посадил снова. Тогда впервые за много лет мы с друзьями наведались на окраины столицы, надеясь разжиться нужными нам безделушками. Санчо-дантист мечтал о хорошем стоматологическом инструменте, а коп-Джеки не прочь был раздобыть патроны для двух своих пистолетов. Я же буквально грезил о пианино.
-Зачем? – Спросил удивлённо Санчо, - не помню, чтобы ты говорил, что умеешь играть. Джеки, усмехнувшись, покрутил пальцем у виска, но всё же позволил мне ехать с ними. Пусть смеются – каждому своё. В жизни обязательно должно быть место для чего-то прекрасного, иначе свихнешься. Играть я и вправду не умел, зато виртуозно музицировала Клара, и хотя бы в память о ней я и надеялся раздобыть инструмент.
Ехали мы долго. С утра до полудня удалось преодолеть всего пару десятков километров, продираясь местами сквозь разросшиеся кустарники и растрескавшийся асфальт. Местность вокруг Вашингтона выглядела точно также как и в нашем пригороде, только людей почему-то встречалось меньше и меньше. Если поначалу нам ещё попадались посадки картофеля и томатов, то с каждым новым километром следы запустения бросались в глаза больше и больше. Руины домов, сгоревшие машины. Несколько раз, в кустах мы видели обугленные скелеты – немые свидетельства давних трагических событий. Дозиметр Санчо выдавал с приближением к городу немыслимые значения радиоактивного заражения, что нам пришлось распрощаться с мечтами. Жаль. Как же я без пианино? Без санченых щипцов и патронов Джека ещё можно обойтись, а без пианино...
Мы остановились на краю поросшей чахлой травой пустоши, долго смотрели на развалины великой столицы. Я не любил Вашингтон - масонское гнездо наших правителей. Наверно в России тоже недолюбливали этот город. Хотя хозяину овального кабинета точно не нравилась Москва, но это мелочи. Проклятое излучение встало на пути наших планов. Как теперь Джеки разберётся с парой повадившихся к нам головорезов, а Санчо вырвет зуб у старой ворчливой Сары – любительнице посудачить о соседях. Судьба.
В свете полуденного солнца окраины города напоминали скорее барханы пустыни, чем бывшее поселение. На фоне груд кирпича то и дело шныряли непонятные сущности, ветер доносил протяжные гортанные звуки. Благо Джеки взял бинокль. Линзы дали нам возможность рассмотреть тамошних обитателей, и то, что предстало взору не передать. Люди, - если их можно ещё так называть. Серая сморщенная кожа, отсутствие волос, злобный звериный оскал. Обрывки одежды – единственное, что роднило их с нами. Я сам видел, как двое ужасных созданий разорвали третьего, с рёвом принялись утолять голод. Хорошо мы были далеко, а то бы я не дал цента за наши грешные душонки. Возможно, среди развалин мечется в зверином экстазе наш бывший президент, и где-то рыскает в поисках пропитания обезумевший госсекретарь. Всё может быть. Во всяком случае, я бы не удивился их встретив. Некоторое время мы ещё созерцали сюрреалистическую картину разрушений, после обеда отправились восвояси. Жалко. Может в другом месте нам повезёт. Вдали от эпицентров ядерных взрывов радиация не такая как в Вашингтоне, и там возможно в каком-нибудь уцелевшем доме меня дожидается чёрное полированное пианино.
Минул май. Жизнь текла своим чередом, если что и происходило, я не обращал внимания. Все мои помыслы были на ухоженных тыквенных плантациях, среди вьющихся стеблей зелёных питомцев. Джеки всё же разобрался с двумя негодяями из соседнего пригорода, даже одолжил у меня лопату. Правда через пару дней по следам своих исчезнувших товарищей явились три злющих мордоворота и уже лопатой пришлось орудовать мне. Джеки схоронили под сухим клёном, около руин бензоколонки. Надгробьем ему стал потрескавшийся кусок асфальта с ближайшего тротуара. Я даже написал на нём эпитафию, но Санчо только покачал головой. Нашего товарища мы помянули, поделили его добро. Дантисту достался пикап и оружие, мне – старые сапоги полицейского, да бинокль. Красота.
Так я и жил и вскорости бы умер, если не от руки очередного бандита, так от радиации. Ближе к осени нас накрыл новый тайфун, затем две недели стояла нестерпимая жара. Половина моего урожая приказала долго жить, вторая зачахла и не обещала ни чего хорошего. Я собирался снова заняться преподаванием русского, но два соседских лоботряса не горели желанием изучать язык страны отправившей в небытие их родину. Даже отоварили меня бейсбольными битами, и не вступись за меня Санчо, переломали бы кости. Две недели я валялся в своём подвале. Тело – одна сплошная рана. Благо детишки не проломили голову, а то бы коротать мне оставшиеся годы безмолвным растением, побираясь как последний нищий. Постепенно следы побоев сходили, я даже стал выбираться на воздух. Грелся на солнышке, с грустью глядел на свои плантации. Как жить дальше не ясно. С грустью разглядывал чахлые листочки на ветках соседского тополя, прикидывая как зимовать. Надеяться я мог только на чудо. Люди в наших краях и раньше не отличались добропорядочностью, а после большого буха тем паче.
Я невольно перевёл взгляд на заходящее солнце, залюбовался плывущими над кронами деревьев облаками. Как хорошо, будто ни чего и не было. Сейчас бы пару бутылочек моего любимого виски. Забыться, хоть на время, а там трава не расти. Кулак отчаянно ударил по пластиковому ящику, на котором я сидел, нос почему-то ощутил запах гари. Наверно опять отоварившие меня лоботрясы затеяли очередную пакость. Братья-Мюллеры любители покуражиться, то сожгут лачугу какого-нибудь бедолаги, то покрадут живность. Будь живой Джеки, он бы их приструнил, а так остаётся надеяться на чудо.
Что такое? Ящик под моей задницей неожиданно подпрыгнул, далёкий горизонт перевернулся кверху ногами. Я догадался, что лежу на земле, ветер травинками щекочет нос. Вроде только подумал о выпивке, а уже стоять не могу. Чертовщина какая-то. Почва под щекой вибрирует, гарь поднимается сквозь трещины асфальтовой дорожки. В тот момент я подумал, что к нам припожаловала очередная «Булава», но по безмятежному небу неспешно плыла только одинокая тучка. Неужели окончательно съехала крыша? Проклятый русский идиом резанул разум. Последнее время что-то часто стал думать по-русски. Возможно, гены прапрабабки драпанувшей после Великого Октября из России дают о себе знать. Я поднялся. Ящик у ног трясся как сумасшедший, сквозь подошвы ботинок ощущаются толчки. Землетрясение – догадался я. Мой огород неожиданно вздыбился огромным земляным пузырём, нарыв лопнул, струя удушливой гари взметнулась в небо.
А-а-а! Каким-то чудом я успел сигануть в сторону соседских развалин. Милый моему сердцу подвал, поднялся из небытия, подмигнул ехидно бетонными блоками фундамента и ухнул в преисподнюю. Волна нестерпимого жара саданула ударной волной, отбросила меня на несколько метров. Если и есть на свете круги ада, это точно они. Ещё больший земляной пузырь надулся на месте проезжей части, лопнул, оттуда показалась морда чудовища. Ни когда не думал что Диавол такой. Белая дымящаяся голова, несколько метров в диаметре, с шипением взвилась над землёй, всё деревянное вокруг вспыхнуло. Я бы наверно тоже сгорел, если б не успел отползти за вывороченный из земли бетонный блок. Комья породы на раскалённой поверхности монстра обращались в пар, на землю шлёпались крупные красные капли напоминавшие вулканическую лаву. Такое вряд ли присниться. Чудовище пару раз мотнуло толстой закопченной шеей, словно искало кого-то. Почва опять заходила ходуном, монстр проворно полез из земли. Вот оно возмездие. За грехи, что жили не так, относились к ближнему как к последней собаке. Огромный пятидесятиметровый дымящийся червяк неспешно выполз на соседский участок, подпалил хибару Санчо. Люди в панике разбегались, самые недалёкие палили в монстра из оружия. Глупцы. Пули отскакивали от металлических боков, не оставляя на поверхности видимых повреждений. Что гостю из ада несколько граммов свинца, так – лёгкий чих. Бежать – вот самое действенное. Я попытался подняться, но меня словно пригвоздили к земле. Ноги отказывались повиноваться. Страх сковал тело, зубы отбывали мерную дробь. Вот он конец. Скоро мы встретимся с Кларой и уж ни когда не расстанемся. Я закрыл глаза, приготовился умереть. Ещё миг и всё. Щека нервно дёрнулась, сердце вот-вот выскочит из груди. Звуки тянутся заунывной тягомотиной, ожидание невыносимо. Зачем такие мучения? Раз и всё.
Меня что-то толкнуло в грудь, затем кто-то буркнул на языке, который я ни как не ожидал услышать.
-Эй, слышь? Чистая русская речь звучала как песня. Твёрдый уверенный голос без малейшего намёка на акцент. Сам, я не раз побывав в России и то не смог от него избавиться. Многие говорили, мой язык хорош, но я-то знаю – это далеко не так.
-Ты что оглох? Вопрос прозвучал настойчивей, в грудь пихнули сильнее. Видимо ещё не время отправляться к моей ненаглядной. Дрожа от страха, я открыл глаза, непонимающе уставился на говорящего.
-Уже лучше. Ствол Калашникова пялился на меня воронёным глазом, пламегаситель слегка подрагивал.
-Что застыл? Незнакомец присел передо мной на корточки, положил автомат на колени.
-Что за город, ты меня понимаешь? Я понимал. Понимал прекрасно. Молодой парень, улыбчивый, лицо доброе и приветливое. Правда он прокоптился до того, что его кожа лоснилась от сажи, а от одежды шёл такой убийственный запах, что я невольно поморщился. Грязный, местами заштопанный комбинезон тёмно-серого цвета, на лбу распиратор. Только белые зубы и глаза говорили о европейском происхождении.
-Не понимает, болван американский. Незнакомец встал. За спиной славянина перегородив улицу высилось нечто невероятное. До меня дошло – это ни какой не Диавол. Огромный металлический червяк с уже остывшей головой не казался таким ужасным. Закопченная поверхность, всё ещё источала жар, но уже на такой как при появлении монстра. В боку чудовища я заприметил маленький круглый люк, откуда лился белый электрический свет.
-Я, я понимаю! – робко промямлил я. Незнакомец обернулся, дружелюбно улыбаясь.
-О! Не думал, что встречу здесь кого-то говорящего по-нашему. Он протянул мне широкую ладонь, помог встать.
-Что за город? Ствол его автомата зловеще качнулся, словно стрелка компаса указал в сторону столицы.
-Вашингтон, сэр!
Лицо русского расплылось в довольной ухмылке.
-Ну, наконец-то!
Он кому-то махнул рукой, из нутра неведомой машины выпрыгнули ещё двое.
-Вашингтон, Семён! – бросил он товарищам. - Поздравляю!
Здоровяк возле рукотворного монстра довольный кивнул, пошёл к нам.
-Добрались, наконец.
Он неожиданно вскинул вверх руку с автоматом, нажал на курок. Звук выстрелов больно долбанул по ушам, что я невольно скривился.
-Что? Русский бросил палить, - не нравиться? Он глянул на меня сверху вниз, плюнул на землю.
-Твои поганые соотечественники всегда нас ненавидели. Рука, в кожаной перчатке с обрезанными пальцами, сдавила рукоять ножа на поясе.
-Всё уничтожили сволочи! Всё! Говоривший рассеяно оглянулся, разглядывая догоравшие останки соседского коттеджа.
-Не Питера, не Москвы. Даже Дальний Восток и тот не пожалели. Всё сравняли с землёй. Миллионы погибли, миллионы! Мать твою!
Он как-то хитро улыбнулся, барабаня пальцами по заскорузлой ткани джинсового комбинезона.
-Ну, ничего, отольются кошке мышкины слёзы.
В тот миг я понял – всё, что было раньше – цветочки. Кончилась наша «спокойная» жизнь. Появление железного монстра, не предвещало ни чего хорошего. Внутреннее чутьё подсказывало – беги отсюда, брось всё и уноси ноги. Я и собирался так поступить, но судьба посчитала иначе. Сгребла за шкирку пятернёй грязного как чёрт русского, не церемонясь, пихнула к открытому люку неведомой машины.
-Куда, Макдональдс надкусанный!
Меня потащили, заломленная за спиной рука больно хрустнула. Мой крик отчаянья только лишь раззадорил пришельцев.
-Переводчик нам не помешает. Мучитель закашлял, морщась от принесённой ветром гари. Остатки соседского домика полыхали огромным факелом, рядом занималась огнём ближайшая постройка.
-Сейчас наведаемся в Вашингтон, а там по обстановке.
Маня буквально подменили. Только что в руках русских парней обречённо стонал бесформенный овощ, а спустя мгновение выпятил грудь американский патриот.
-Нет, нельзя, - запротестовал я. Меня хотели втолкнуть в нутро монстра, но мои ноги не давали заокеанским пришельцам пленить скромную персону бывшего преподавателя. Соваться в город глупо, там смерть. Ужасная радиация, создания начисто утратившие всё человеческое. Стать одним из них мне хотелось меньше всего.
-Нельзя, - ещё раз проблеял я. Мои экзекуторы удивлённо переглянулись, назвавшийся Семёном отпустил мою руку.
-Что тебе известно?
Рука в перчатке сжала цевьё автомата, на небритых скулах заиграли желваки.
-Там, там, - рука ходила ходуном, зубы стучали.
-Там, смерть, радиация, - мысли хаотично крутились в голове. – Пианино, Клара, наверно госсекретарь – монстр и президент тоже.
-Да он свихнулся. Стоявший поодаль третий член команды неведомой машины подошёл ближе.
-Слышь Сеня, садануть ему прикладом, это иногда помогает? Он было хотел уже приложить меня складной частью автомата, но Семён повелительно вытянул руку.
-Не стоит Саша. Он напуган. Видишь, как трясётся.
Мне и вправду было не по себе. Дым пожарищ, закрывающий Солнце, грязные злые пришельцы из преисподней, перспектива оказаться там, где жизни цена грош. Только сейчас я понял, что не готов к встрече с Кларой. Пускай вокруг хаос, чёрт с ним. Пусть последние пристанище провалилось в тартарары, пустяки. Главное я жив, жив несмотря не на что.
Ствол Калашникова опустился к земле. Саша – худой длинный как жердь, скуластый и как все не бритый, разочарованно покачал головой.
-Мы здесь не на прогулке Сеня. Не забывай о нашей миссии.
Широкое лицо командира повернулось в сторону железной громады.
-Я об этом ни когда не забываю. Мало того, думаю, сегодня мы поставим точку в нашем благородном деле.
Я слушал в пол уха, пытаясь понять, зачем явились русские. Чтобы построить такую необычную машину, нужны продвинутые технологии. Только как плавает эта гора железа, въехать ни как не получалось. Не по воздуху же она сюда прилетела.
-Смотри, наш профессор кажется, задумался.
Александр дёрнул щетинистым подбородком, указал на меня. Я и вправду хотел что-то задумать лишь бы унести отсюда ноги. Кампания «гостей» не казалась мне приятной. Искать приключения, как говорят в России, на одно небезызвестное место меня не прельщало.
-Что? – буркнул Семён. – У тебя, профессор такое лицо, будто перед тобой приведение.
Я рассеяно глянул на ухмыляющуюся троицу, подбирая нужные слова.
-Я раньше не слышал, что есть подобные штуки.
Александр подошёл вплотную, хлопнул по плечу жилистой рукой.
-Есть, да ещё и не такие.
Я нахмурился.
-А как эта штука приплыла в Америку?
Русские покатились со смеху. Саша даже чуть не выронил автомат, в глазах заблестели слёзы умиления.
-Ты что и вправду такой болван, - он покачал головой. – Эта штука плавает как топор в хорошую погоду.
Мозг отказывался, что-либо понимать. Если не по воде тогда…
Главный меня опередил. Семён с восхищением окинул взглядом пятидесятиметрового железного червя, с гордостью добавил.
-Последнее детище российской инженерной мысли.
Он указал рукой в перчатке на головную часть машины, ещё недавно пышущую жаром, теперь уже остывшую.
-Два ядерных реактора, питают головной термопреобразователь, разогревая его до двенадцати тысяч градусов. При такой температуре порода плавится как масло.
Его рука описала полукруг, показывая на дыру в земле позади монстра, откуда валил белёсый удушливый дымок.
-Сходи, посмотри если интересно. Стенки тоннеля на сорок сантиметров сплавлены в сверхпрочный монолит, так что это уже навечно.
Я отшатнулся.
-Вы, вы хотите сказать, что эта штука проползла под океаном?
Они снова заржали. Я понимал, что выгляжу идиотом, но по большому счёту вся жизнь полный идиотизм. Не когда не поймёшь, где тебя надуют. Хорошо если без серьёзных последствий, а если нет, суши вёсла.
-Можешь, сесть в свой поганый американский тарантас и поехать в Москву, если не страшно.
Выступающие скулы Александра зашевелились, лицо расплылось от умиления.
-Так что ждите гостей.
Тогда я не понял, что он имеет ввиду. Русские многозначительно переглянулись, Семён рефлекторно сжал цевьё Калашникова.
-Давай к делу. Поможешь нам, отблагодарим по-царски. Нет, обойдёмся без тебя. Саша потёр заросшую щеку.
-Мы не туристы, и сюда притащились не развлекаться, - он разочарованно покачал головой, разглядывая эпическую картину разрушений. Я проследил за его взглядом, и моё сердце облилось кровью. Как хорошо здесь раньше было. Не городок - чудо. Аккуратные домики, зелень, приличные люди. Сейчас по-другому. Нет больше той идиллии, царившей здесь до войны. И люди изменились. Каждый сам за себя – главное выжить.
Я растерянно кивнул. Что, меня по большому счёту, здесь держит: моё пристанище с могилой жены ухнуло в преисподнюю, огород захирел, средств к существованию никаких. А награда, награда не помешает.
-Ну и чудно, - Семён повернулся к своим. – Готовьте «Крота», вечером отправляемся.