(из архива "Высоцколюбие")
Медицина – ремонтная мастерская
без запасных частей.
(народная мудрость)
Изучая творческое наследие В.С.Высоцкого, любой мало-мальски внимательный человек, наверняка, обратит внимание на песни медицинской или парамедицинской тематики.
Поразительно, но факт, что на данном этапе развития нашего общества и всего человечества в целом нет на Земле ни одного индивидуума, который бы периодически (а некоторые и систематически) не поддавался какой-нибудь хвори или не подвергался тлетворному влиянию злостных вирусов. Недугу совершенно безразлично - какой социальный слой ты представляешь, какое место занимаешь под солнцем и на иерархической лестнице, каков твой политический уклон, каковы твои принципиальные взгляды на окружающее, католик ты или православный, европеоид или монголоид, в конце концов – мужчина ты или наоборот.
Все мы - от ассенизатора-златаря до профессора-академика – ни на толику пожизненно не застрахованы от внезапного вероломного нападения с последующей кратковременной или длительной оккупацией микробов – садистов-изощренцев. Глотая гранами, граммами, унциями, фунтами, центнерами и тоннами всё, что можно глотать, вливая миллилитрами, гектолитрами, пинтами, баррелями и галлонами всё, что можно вливать внутриартериально, внутривенно и ректально, внедряя подкожно, внутримышечно и внутрикостно всё, что можно внедрить, в период нездоровья люди, полные веры и надежд, покорно следуют за поводырями в белых халатах, осенёнными медицинским крестом и окроплёнными ядом мудрой змеи. В обозначенный временной промежуток вечности мы, как истые адепты, готовы канонизировать этих скромных (в своём подавляющем большинстве) всеведов человеческого организма со всеми его внутренними и наружными устройствами. Но когда краткое недомогание или изнуряюще продолжительная немощь завершается победно-финальным аккордом, мы тотчас предаём их забвению. Причём нам мнится, что это навеки, навсегда. А на деле оказывается, что это всего лишь до момента новой, очередной атаки постоянного воинствующего противника человеческой плоти.
И в этом зиждется всё - и перегиб, и парадокс. Подтверждение тому - уничижительная реальность: среди музыкального навала и мелодического завала с трудом отыщется с десяток-полтора песен, посвящённых людям необходимой, но трудной профессии. Не желая распространяться нудно - долго и не вступая в споры-дискуссии, необходимо акцентировано подчеркнуть, что здесь речь идёт о Врачевателях с большой буквы, коих немало, но и немного.
А полистав томик сочинений Владимира Высоцкого, без особого труда находим либо песни с упоминанием лечебно-профилактических учреждений, либо песни-репортажи от лица стационарных больных, либо песни – своеобразные учебные пособия для врачей или для будущих врачей, наполненные яркими клиническими проявлениями отдельных заболеваний, состояний и повреждений.
Да, это не гимны, прославляющие благородный труд медиков, это не пафосные оды с философским подтекстом, это не панегирики во имя и во славу… Это конгломерат человеческих чувств и рутинной обыденности, это демонстрация симптомов и синдромов, доступная всяческому пониманию, это сочувствие болящим и страждущим…
Я бы назвал эти песни - песнями сострадательного причастия, замешанные на крови с примесью сатиры и юмора. Бард прекрасно знал, что он делал. По-видимому, в нём были задатки врождённого врачевателя душ человеческих. Он отчётливо ведал о том, что смех – сильное лекарство, а в сочетании с оптимизмом, произрастающим под влиянием весёлости, - мощное оружие против любого недуга, или против - как хотите назовите - боли, болезни, хвори, хворобы, хворости, немочи, немоги, немоготы, болести, скорби духовной или скорби телесной, ибо суть этих синонимов едина.
Теперь пора вплотную приблизиться к теме наших изысканий. Но прежде всего условимся, что во всех песнях, приведенных ниже, живёт и действует якобы один и тот же герой. Итак…
Вот он в Москве, довольно продолжительно общаясь с особой женского пола, после долгих и изнурительных походов по престольной, в результате которых "все ноги исходил", решился всё-таки на приобретение: "велисипед себе купил, чтоб в страданьях облегчения была". Но вот ведь незадача: "налетел на самосвал – к Склифосовскому попал". Понятно, что он оказался в клинике Института имени выдающегося русского хирурга Склифосовского Николая Васильевича. В результате случившегося ДТП (дорожно-транспортного происшествия) бедолага получил телесные повреждения и был госпитализирован в хирургическое отделение, где приняли однозначное решение о проведении оперативного вмешательства.
И хирург – седой старик –
Он весь обмяк и как-то сник:
Он шесть суток мою рану зашивал!
А когда кончился наркоз,
Стало больно мне до слёз:
Для кого ж я своей жистью рисковал! - вот о чём в итоге поведал нам сам герой.
Не обращая внимания на год написания песни, мы допускаем возможность, что наш постоянный персонаж, от имени которого ведёт все свои рассказы В.Высоцкий, попал в упомянутую автопередрягу в довоенное время.
Но грянула суровая година, народ встал на защиту своего Отечества. А, как известно, на войне, как на войне, иногда стреляют, иногда попадают в цель, иногда довольно сильно ранят.
Нашему герою весьма круто не повезло в самом начале боевых действий. Однажды его чуть было не расстреляли. Впрочем, вслушаемся в текст песни "Тот, который не стрелял":
Я вам мозги не пудрю –
Уже не тот завод:
В меня стрелял поутру
Из ружей целый взвод.
За что мне эта злая,
Нелепая стезя –
Не то чтобы не знаю, -
Рассказывать нельзя.
Мой командир меня почти что спас,
Но кто-то на расстреле настоял…
И взвод отлично выполнил приказ, -
Но был один, который не стрелял…
Именно по этой причине последующие события естественным образом перенеслись в медико-санитарный батальон, где "врач потом всё цокал языком и, удивляясь, пули удалял". Однако полученные ранения были настолько серьёзные, что солдата направили на долечивание.
Я раны, как собака, -
Лизал, а не лечил;
В госпиталях, однако, -
В большом почёте был.
Ходил в меня влюблённый
Весь слабый женский пол:
"Эй ты, недострелённый,
давай-ка на укол!"
Будучи ещё в медсанбате ему довелось услышать рассказ раненного воина – такого же бедолаги, который лежал на соседней кровати, весь в бинтах:
"Что нам слава, что нам Клава
Медсестра – и белый свет!
Помер мой сосед, что справа,
Тот, что слева, - ещё нет.
И однажды, как в угаре,
Тот сосед, что слева, мне
Вдруг сказал: "Послушай, парень,
У тебя ноги-то нет".
Как же так? Неправда, братцы, -
Он, наверно, пошутил!
"Мы отрежем только пальцы" –
Так мне доктор говорил".
Но миром кончаются войны. И вот уже бывший "довоевавший" солдат попадает в новую пренеприятную ситуацию:
"Самосвал в тридцать тысяч кило
Мне скелет раздробил на кусочки!
Вот лежу я на спине
Загипсованный, -
Кажный член у мене –
Расфасованный
По отдельности
До исправности, -
Всё будет в цельности
И в сохранности!"
Следует отметить, что в жизни песенного героя существовало две крайности: терапевтически здоровый - он либо получал механические телесные повреждения (как вы заметили – чаще под самосвал), попадая в руки хирурга или травматолога, либо (что наблюдалось значительно чаще – по нашим подсчётам, не менее семи раз) угождал в психиатрическую клинику (народное название - "сумасшедший дом").
О причинах, побудивших его прибегнуть за помощью врачей - психиатров, поговорим позже, обстоятельно и более предметно. Пребывая в указанных стационарах, он, не покладая рук, писал письма-репортажи своей матери и любимым друзьям (насколько эти сообщения правдивы и объективны - должны дать те врачи, которые работают в стенах упомянутых больниц изо дня в день):
Сказал себе я: брось писать, - но руки сами просятся.
Ох, мама моя родная, друзья любимые!
Лежу в палате – косятся, не сплю: боюсь – набросятся, -
Ведь рядом – психи тихие, неизлечимые.
Бывают психи разные – не буйные, но грязные, -
Их лечат, морят голодом, их санитары бьют.
И вот что удивительно: все ходят без смирительных
И то, что мне приносится, всё психи эти жрут.
Куда там Достоевскому с "Записками" известными, -
Увидел бы, покойничек, как бьют об двери лбы!
И рассказать бы Гоголю про нашу жизнь убогую, -
Ей-богу, этот Гоголь бы нам не поверил бы.
Судя по хронологии появления песен, это было первое посещение подобной больницы. Данную клинику возглавляла руководитель женского пола. Некоторые подробности о ней наш пациент сообщил в следующем контексте:
Я не желаю славы, и пока я в полном здравии –
Рассудок не померк ещё, но это впереди, -
Вот главврачиха – женщина – пусть тихо, но помешана, -
Я говорю: "Сойду с ума!" – она мне: "Подожди!"
Второй раз он оказался на Канатчиковой даче в тот момент, когда многие люди в нашей стране потеряли покой и сон в связи с таинственной загадкой Бермудского треугольника до такой степени, что у всех у них было "бермуторно на сердце и бермутно на душе!"
Все почти с ума свихнулись –
Даже кто безумен был.
И один из них, механик,
Рассказал, сбежав от нянек,
Что бермудский многогранник –
Незакрытый пуп Земли.
"Что там было? Как ты спасся?" –
Каждый лез и приставал, -
Но механик только трясся
И чинарики стрелял.
Он то плакал, то смеялся,
То щетинился как ёж, -
Он над нами издевался, -
Сумасшедший – что возьмёшь!
Довелось побывать нашему персонажу и в изоляторе, где кругом размещались какие-то чуткие резонаторы, одновременно информируя нас на всякий случай о том, что "если что-то случается – тут же врач появляется".
Четвёртое стационарное психиатрическое посещение было спровоцировано большим приёмом спиртного. Поступило наше действующее лицо в смешливом состоянии, да в таком, что вместо врача он видел только его халат.
Халат закончил опись
И взвился – бел, крылат.
"Да что же вы смеётесь?" –
Спросил меня халат.
Но ухмыляюсь грязно я
И – с маху на кровать.
Природа смеха – разная, -
Мою вам не понять…
Палата – не помеха,
Похмелье – ерунда, -
И было мне до смеха –
Везде, на всё, всегда!
Часы тихонько тикали –
Сюсюкали: сю-сю…
Вы – втихаря хихикали,
А я – давно вовсю!
Вот незаметно мы и приблизились к причинам, послужившим поводами для госпитализации в психиатрические больницы. Одна из них, как отмечено выше, алкогольное опьянение.
В этой связи заслуживает особого внимания, на наш взгляд, попытка бытового анализа клинических стадий алкогольного опьянения, напрочь избегая казённого, отчасти менторского языка описания симптомов состояния, именуемого в медицине "белая горячка". Автор продемонстрировал это в песне "Ой, где был вчера", которая процитирована без сокращений как полнокровный образчик человеческих переживаний - как в разгар алкогольного буйства, так и на стадии развившегося похмельного синдрома:
А наутро я встал – мне давай сообщать,
что хозяйку ругал, всех хотел застращать,
будто голым скакал, будто песни орал,
а отец, говорил, у меня – генерал!
А потом рвал рубаху и бил себя в грудь,
Говорил, будто все меня продали,
И гостям, говорят, не давал продохнуть –
Донимал их своими аккордами.
А потом кончил пить – потому что устал, -
начал об пол крушить благородный хрусталь,
лил на стены вино, а кофейный сервиз,
растворивши окно, взял да выбросил вниз…
И бледнел я на кухне разбитым лицом,
Делал вид, что пошёл на попятную.
"Развяжите, - кричал, - да и дело с концом!"
Развязали, - но вилки попрятали.
Тут вообще началось – не опишешь в словах, -
и откуда взялось столько силы в руках! –
я как раненый зверь напоследок чудил:
выбил окна и дверь и балкон уронил…
Логичен вывод – своеобразная квинтэссенция раскаяния после содеянного накануне:
"Если правда оно – ну хотя бы на треть, -
остаётся одно: только лечь помереть!"
Перечитывая зарифмованные строки песен, специалисты в области психиатрии, наверняка, отметят для себя виды галлюцинаций, посещающих в разные запойные периоды человека, страдающего хроническим алкоголизмом. В их полигаммности можно убедиться самим. Например, герой в одном случае довольно точно сообщает время возникновения галлюцинаций и достаточно щедро описывает их:
У меня запой от одиночества –
По ночам я слышу голоса…
Слышу – вдруг зовут меня по отчеству, -
Глянул – чёрт, - вот это чудеса!
Чёрт мне корчил рожи и моргал…
Чёрт за обе щёки хлеб уписывал,
Брезговать не стал и коньяком…
Чёрт ругнулся матом, а потом
Целоваться лез, вилял хвостом….
Во втором случае в "Песне-сказке про джинна" персонаж живописно акцентирует момент постепенной материализации субъекта видения:
У вина достоинства, говорят, целебные, -
Я решил попробовать – бутылку взял, открыл…
Вдруг оттуда вылезло чтой-то непотребное:
Может быть, зелёный змий, а может – крокодил!
А оно – зелёное, пахучее, противное –
Прыгало по комнате, ходило ходуном, -
А потом послышалось пенье заунывное –
И виденье оказалось грубым мужиком!..
Кроме фантастических чертей и сказочных джиннов, воспалённые умы посещают и другие умозрительные персоны. К примеру, бесы:
Слева бесы, справа бесы.
Нет, по новой мне налей!
Эти – с нар, а те – из кресел, -
Не поймёшь, какие злей.
И куда, в какие дали,
На какой ещё маршрут
Нас с тобою эти врали
По этапу поведут?
В другие периоды времени появляются и другие животные, их отдельные части и иные существа:
Мне снятся крысы, хоботы и черти. Я
Гоню их прочь, стеная и браня.
Не секрет, что в психиатрические больницы доставляют лиц после незавершённых суицидов, то есть после попыток самоубийства. И эти действующие лица нашего общества не прошли мимо зоркого ока Владимира Высоцкого. Единожды он решил использовать в своём песенном повествовании некую одиозную личность, испытывающую потуги благородного ухода из жизни с применением огнестрельного оружия, а именно - пистолета или револьвера. Как истинный писатель, он вынужденно прикинул на себя жуткое состояние предстоящего суицидального деяния, обострив его размышлениями о механизме разрушительного действия стремительного снаряда, проникающего в живой организм.
Пора! Кто знает время сей поры?
Но вот она воистину близка:
О, как недолог жест от кобуры
До выбритого начисто виска!..
В виске ещё не пущенная кровь
Пульсировала, то есть возражала…
Вдруг загляделась пристальная Смерть
На жалкую взбесившуюся жилку…
Так Смерть впервые близко увидала
С рожденья ненавидимую Жизнь.
Ну, уж если всё-таки суицид состоится (по выражению Петра I - "коль скоро кто умрёт"), то больной или кто иной-другой переходит в разряд "бывших людей", а их телами занимаются люди редкой профессии, работающие в моргах, в частности – судебно-медицинские эксперты. Печальная тема в руках оптимистически и философски настроенного творца преобразовалась в "Весёлую покойницкую", зачином которой явился следующий куплет:
Едешь ли в поезде, в автомобиле
Или гуляешь, хлебнувши винца, -
При современном машинном обилье
Трудно по жизни пройти до конца.
Приведя несколько неординарных примеров, бард легко и непринуждённо заключает песню четверостишием:
Слышу упрёк: "Он покойников славит!"
Нет, - я в обиде на злую судьбу:
Всех нас когда-нибудь ктой-то задавит, -
За исключением тех, кто в гробу.
Согласитесь, что только человек с высоко развитым чувством юмора в состоянии шутить о тлене. И на это он имеет полное право.
При ближайшем рассмотрении цикла из трёх песен "История болезни" поражаешься той внимательности, с формированием которой знакомится автор и знакомит своих слушателей (или читателей). Не секрет, что история болезни является юридическим документом (как показывает практика, зачастую единственным важным вещественным доказательством - предметом следственного и судебного разбирательства). Все повреждения и их клинические проявления должны в полной мере и достаточно объективно отражаться в медицинской карте стационарного больного.
В связи с изложенным необходимо процитировать одну выдержку из методического пособия "История болезни как юридический документ" (А.В.Карцевский и др., Н.Новгород, 1995, с.28): "Врач должен быть уверенным в том, что составляет документ, полностью соответствующий всем предъявляемым к нему требованиям, а каждый, кому придется изучать этот документ, будет знать, что найдет в нем достаточно полные данные, точно и объективно отражающие наблюдаемую картину".
Не обладая специальными медицинскими познаниями, известный бард не только препарирует сам процесс создания "Истории болезни", но и демонстрирует методические принципы обследования больного, которым должен следовать медицинский персонал. Всё это он перемежает с субъективными ощущениями самого обследуемого:
И властно дёрнулась рука:
"Лежать лицом к стене!" –
И вот мне стали мять бока
на липком топчане.
А самый главный – сел на стол,
вздохнул осатанело
И что-то на меня завёл,
похожее на "дело".
Вот в пальцах цепких и худых
смешно задергался кадык,
Нажали в пах, потом – под дых,
на печень-бедолагу, -
Когда давили под ребро –
как ёкало моё нутро!
И кровью харкало перо
в невинную бумагу…
Он, потрудясь над животом,
сдавил мне череп, а потом
Предплечье мне стянул жгутом
и крови ток прервал, -
В глазах – круги, в мозгу – нули, - проклятый страх, исчезни:
Они же просто завели историю болезни!
Нельзя не обратить внимание на тот факт, как подробно поэт с позиций простого и неискушённого обывателя излагает воздействие наркоза на организм:
И – крик: "На стол его, под нож! Наркоз! Анестезию!"
Уже я свой не слышу крик,
Не узнаю сестру, -
Вот сладкий газ в меня проник,
Как водка поутру…
Слабею, дёргаюсь и вновь
Травлю, - но иглы вводят
И льют искусственную кровь –
Та горлом не выходит…
Таковы количественные и качественные факты в разбираемом нами медицинском разделе стихотворно-песенного созидания известного актёра и популярного поэта-песенника.
На основании данных проведенного и приведенного выше анализа материала творческого наследия В.С.Высоцкого, можно сделать определённые выводы - как частного, так и общего характера.
Так, объём информации позволяет судить личности фигуранта – больного (о чём мы условились в самом начале), от имени которого ведётся повествование.
Во-первых, это москвич (абориген или приезжий – трудно сказать из-за недостатка подробных сведений, но, скорее всего, длительно живущий в столице), ибо он сам сообщает примерный адрес: "Жил я с матерью и батей на Арбате";
во-вторых, наследственность его как пациента нисколько не отягощена ("Род мой крепкий – весь в меня, - правда, прадед был незрячий; шурин мой – белогорячий, но ведь шурин – не родня!") [здесь и дальше по тексту в скобках излагаются цитаты - аргументы и факты - из изученных нами произведений];
в-третьих, физическое и душевное состояние здоровья этого человека следует оценить как, следуя врачебному подходу: "в пределах физиологической нормы" ("Не сплю – здоровье бычее"; "И хотя я весь в недугах, у меня мозги за разум не заходят"; "Я был здоров – здоров как бык, как целых два быка, - любому встречному в час пик я мог намять бока";
в-четвёртых, он далеко не равнодушен к физкультуре и спорту ("Я все ноги исходил – велисипед себе купил" [сохранена авторская орфография]);
в-пятых, он крайне сентиментален ("А когда кончился наркоз, стало больно мне до слёз: для кого ж я своей жистью рисковал!"; "А я в бреду беседовал тайком с тем пареньком, который не стрелял"; "Вот жаль, что мне нельзя уже увидеть прежних снов"; "Ох, мама моя родная, друзья любимые!");
в-шестых, к тому же его отличает поразительная доверчивость по отношении врачебных кадров ("Вдруг сказал: "Послушай, парень, у тебя ноги-то нет". Как же так? Неправда, братцы, - он, наверно, пошутил! "Мы отрежем только пальцы" – так мне доктор говорил");
в-седьмых, наш герой беспредельно честен и правдолюбив ("Я вам мозги не пудрю – уже не тот завод: в меня стрелял поутру из ружей целый взвод");
в-восьмых, он в высшей степени законопослушен и исполнителен ("За что мне эта злая, нелепая стезя – не то чтобы не знаю, - рассказывать нельзя");
в-девятых, в нём мирно уживаются и умеренная горделивость, и затаённое тщеславие ("В госпиталях, однако, в большом почёте был - ходил в меня влюблённый весь слабый женский пол");
в-десятых, нельзя не заметить безмерную и безграничную его склонность к философскому мировоззрению ("Нет острых ощущений – всё старьё, гнильё и хлам"; "Скорблю о вас – как мало вы успели!"; "Задавлены все чувства – лишь для боли нет преград, - ну что ж, мы часто сами чувства губим"; "Теперь я – капля в море, я – кадр в немом кино"; "Жизнь – алфавит: я где-то уже в "це-че-ше-ще", - уйду я в это лето в малиновом плаще"; "И куда, в какие дали, на какой ещё маршрут нас с тобою эти врали по этапу поведут? Ну а нам что остаётся? Дескать, горе не беда?"; "Что искать нам в этой жизни? Править к пристани какой?"; "В царстве теней – в этом обществе строгом – нет ни опасностей, нет ни тревог. Ну а у нас – все мы ходим под богом, только которым в гробу – ничего");
в-одиннадцатых, он несказанно человеколюбив ("Я любовию к людям проникся");
в-двенадцатых, при всём множестве положительных качеств он – увы! - нескрываемо труслив ("Лежу в палате – косятся, не сплю: боюсь – набросятся, - ведь рядом – психи тихие, неизлечимые"; "Общаюсь с тишиной я, боюсь глаза поднять, про самое страшное стараюсь вспоминать"; "Я уснул, к вокзалам чёрт мой съездил сам… Просыпаюсь – снова чёрт, - боюсь: или он по новой мне пригрезился, или это я ему кажусь";
в-тринадцатых, нельзя не отметить его неимоверную находчивость ("А медикаментов груды – в унитаз, кто не дурак");
в-четырнадцатых, он являет собой невообразимо изобретательную личность с задатками экспериментатора ("Лектора из передачи! Те, кто так или иначе говорят про неудачи и нервируют народ! Нас берите, обречённых, - треугольник вас, учёных, превратит в умалишённых, ну а нас – наоборот");
в-пятнадцатых, ко всему прочему, то есть к позитивным чертам, следует отнести необыкновенную наблюдательность ("Здесь врачи – узурпаторы, злые как аллигаторы"; "Так свирепствуют нянечки!"; "Санитары – как авторы, - хоть не бегай в театры вы! "; в дополнение следует привести его наблюдение о влиянии наркоза на организм – см. выше);
в-шестнадцатых, его ум в сочетании с разумом до умопомрачения испытывает склонность и к мыслительному анализу ("Едешь ли в поезде, в автомобиле или гуляешь, хлебнувши винца, - при современном машинном обилье трудно по жизни пройти до конца"; "Ну а покойники, бывшие люди, - смелые люди и нам не чета");
в-семнадцатых, чрезвычайно важно подчеркнуть его целеустремлённость в достижении желаемого ("Если я чего решил – я выпью обязательно, - но к этим шуткам отношусь очень отрицательно!")
в-восемнадцатых, нашему герою не чужды и вредные привычки, к коим относится употребление (а скорее – злоупотребление) алкоголя.
Но самой отличительной его чертой является поразительная способность аргументировано ставить диагноз, даже не обладая в полной мере искусством врачевателя, о чём свидетельствует выставленный диагноз бывшему обществу:
Всё человечество давно хронически больно –
Со дня творения оно болеть обречено.
Сам первый человек хандрил – он только это скрыл, -
Да и создатель болен был, когда наш мир творил.
Вы огорчаться не должны – для вас покой полезней,
Весь вся история страны –
История болезни.
У человечества всего – то колики, то рези, -
И вся история его –
История болезни.
Живёт больное всё бодрей, всё злей и бесполезней –
И наслаждается своей историей болезни…
Как говорится, "весомо, грубо, зримо" и в данном конкретном случае дальнейшие комментарии, на наш взгляд, совершенно излишни!
Анализ провёл и подготовил к печати Цыкалов В.К.
г.Саранск, 2006 год
Вошёл в авторский двухтомник "Парадоксальная геометрия жизни" (2006)