Я «гоню» вертушку «в одиночку», из Туркестана в Алма-ату, и не успеваю дойти в Джамбул до захода солнышка. Светлого времени - меньше часа, а мне идти, даже если напрямую через горы, минимум час. Поэтому, придётся заночевать в Чимкенте.
Не люблю я Чимкентский аэропорт! Здесь вечная толкотня шныряющих туда-сюда каких то пронырливых ребят. Никогда нет мест в гостинице для «чужого» лётного состава - дьявол их побери! Есть правда «зал Чайковского», но и туда попасть не всегда удаётся. Уже в космос летаем, а перестроить аэропорт никак не могут. Он больше транзитный, конечно, и поэтому никому нет дела до тех, кто должен вынужденно коротать ночь.
Ну да ладно! Что теперь поделаешь? Надо ставить "в план полётов" на завтра вертолёт «всяческими путями», по привычке. Вечная дилемма маленьких винтокрылов: если керосин есть, то пути нет, путь есть - погоды нет, погода есть - керосина мало.
...«Пути нет» - это когда "военные ребята" запретным режимом нам «кислород перекрывают». Ничего против этого я не имел и не имею. У них - свои задачи, у нас – свои. За два десятилетия работы много раз пересекался с моими коллегами – военными вертолетчиками в различных точках необъятного Казахстана, и ни разу не пожалел о встрече, даже случайной. Мне импонировали эти, почти всегда, немногословные ребята, какого бы цвета не были канты на их брюках. А ведь пришлось встречаться, едва ли, не со всеми видами применения авиации в вооруженных силах.
Мы ждали как-то погоду, в этой же самой, чимкентской гостинице. Дело было зимой и нам удалось поселиться тогда в зале «Чайковского», на втором этаже. Ждать погоду пришлось неделю и вместе с группой пилотов воздушных великанов Ми-6-х, отработавших задание по поиску спускаемых аппаратов, мы слонялись изнемогая от безделья, непогоды и ожидания.
Жили как-то и на погранзаставе, получая у них списанные в ВВС вертушки.
Жили в гостиницах, бок о бок, с экипажами Дальневосточного округа, обслуживающих своих военных, принимающих участие в уборке урожая на севере Казахстана.
Делили "посадочную полосу" с коллегами, из отдельной Карагандинской авиаэскадрильи, работающей по «космосу».
На Байконуре - выполняли гражданские задания, а вертолетчики "Крайнего" - свои задачи, мало кому известные.
Наверняка, "с легкой руки" легких гражданских вертушек, обслуживавших некоторое время МВД СССР по поиску и уничтожению посевов конопли, были созданы свои вертолетные подразделения и в этой "грозной" структуре.
Были случаи, когда военные выручали меня топливом, в лихие 90-е.
В общем, коллеги "по несущему винту" всегда производили на меня впечатление серьезной организации, занимающейся своим делом, на каких бы воздушных или земных путях мы не пересекались...
Мда. Так о чем это я?
Так вОт, бреду значит в диспетчерский пункт, надеясь в душе, что удастся выпросить «коечку на ночь», чтобы не переться за тридевять земель в город, искать гостиницу. Глянув на диспетчера, вижу знакомую физиономию, которая не раз и не два мне уже отказывала, а посему – передумываю и просто прошу оформить заявку на вылет, на завтра.
Шустрый местный парнишка нудит - ему не нравится, что я заставляю делать «его работу». Она предусматривает утомительную писанину с указанием всяческих квадратов, километров, координат и прочего шурум-бурума повторяющегося изо дня в день.
Но что делать? Не он и не я это придумали. Пишу, скрепя сердце.
Вдруг открылась дверь и влетела группа ребят в военно-полевой форме, без знаков различия, весёлые и шумные.
- Командир! - говорит один из них диспетчеру. – Нам бы надо завтра, в восемь ноль-ноль «взмыть» на Алма-ату.
Диспетчер, не глядя на них, сердито отвечает:
- Ну так ставьте в план! - и подает стандартный бланк.
Ребята долго пялятся на незнакомую "бумагу", вертя её в руках, а я говорю им, не выдержав:
- Списывайте" у меня. Я уже заканчиваю. А завтра пойдём вместе, я тоже - «Алма-атинец». Гражданский сосед ваш по общей взлетной полосе.
Диспетчер сдвинув брови, строго вопросил:
- Какой номер вертолета? И вообще - какие документы есть у вас: задание на полёт там или что-то ещё?
Ребята переглянулись, и, невысокого росточка, худощавый молодой человек подал ему связку ключей с номерным металлическим жетоном.
- Что это? - грозно спросил диспетчер.
- Это все наши документы. - ответил тот.
- А задание? - повысил голос диспетчер.
- Это всё, что у нас есть, - повторил «военный», - ещё есть вертолёт. Его номер на жетоне.
- Фамилии членов экипажа могу сказать. – добавил он немного погодя.
- Я не могу на основании этого, поставить вас в план! - отрезал диспетчер.
Тогда «невысокий» попросил:
- Можно? – и показал на телефон. - Можно один маленький звоночек сделать?
Диспетчер нехотя разрешил командиру. Так уж мне показалось, что он старший в экипаже, потому как все помалкивали, пока он говорил.
Так вот, «невысокий» набрал какой-то номер и сказав два слова, передал трубку диспетчеру:
- Вас просят!
Диспетчер, с недовольной гримаской, взял её, и едва успел проговорить несколько фраз. Потом вдруг побледнел и вскочив выдавил в трубку:
- Хорошо. Понял!
...Тихо сел. Не поднимая глаз процедил сквозь зубы:
- Я буду спрашивать, вы - отвечайте.
- Попробуем. - ответил командир. И через десять минут, закончив, все так же шумно вышли на улицу.
Подал и я свои документы. Диспетчер не глядя сунул в стол, кивнув согласно.
- А гостиница? – спрашиваю с надеждой в голосе.
- Гостиницы нет, - отрезал диспетчер, - езжайте в город!
И назвал адрес общежития какого-то завода, на другом конце Чимкента. А до города ещё нужно и доехать!
- А, чтоб тебя! - ругаюсь про себя. Не надо было вылетать «под заход». Переночевал бы в Туркестане, а завтра с утра пораньше и пронёсся бы, «до дому до хаты».
Но делать нечего - бреду на вертолётную стоянку, взять походный сумарь, не скажу с чем. Да и сдать под охрану надо свой «межпланетный «корабль».
Возле моей вертушки, на крохотной вертолётной площадке, стоит закопчённый, как стекло для солнечного затмения, с дырками в фюзеляже и без опознавательных знаков, военный вертолет, в простонародье - «крокодил» или «горбатый».
Так острословы в народе «окрестили» Ми-24.
Я его раньше видел только издалека, а тут - такое соседство.
Подхожу ближе, смотрю: знакомый уже и шумный «военный народ» пересмеиваясь напевает незнакомую мне песенку:
«...Ещё годик войны и не станет мужчин», - собирает нехитрые манатки, - «Будут брюки в музеях болтаться...»
Прислушиваюсь к словам и улавливаю продолжение:
«...Сотни женщин придут, чтоб на них посмотреть и руками за них подержаться».
Они увидели меня и подошли к «Чите-грите», с любопытством осматривая сине-белую гражданскую вертушку с закопченными боками.
- Где пахал? – спрашивают.
- В степях да горушках местных. – отвечаю.
Кивают понятливо: "Мол, те, что не пашут - закопченными не бывают."
"И на том спасибо!" – думаю себе и благодарно киваю в ответ.
Мужики собрали свои нехитрые пожитки и кинув, один на всех, рюкзак за плечо, вопросительно смотрят в мою сторону.
Киваю головой в сторону выхода: "Поехали братцы. Найдем однако вместе, общагу."
Адрес диспетчер дал.
- А ты знаешь где это? – спрашивают.
- Нет, не знаю, – говорю, - но язык нас не только до Киева может довести. Поехали?
- Поехали! - кивают.
Мы нашли, с горем пополам, обшарпанную общагу на окраине Чимкента и толкнули входную дверь. Кинули на лишнюю - шестую кровать свои шмотки, и шумно ополоснувшись в двухсосочном умывальнике, быстро собрали на общий стол, купленную по дороге, нехитрую провизию, да немного пивка; и вполне комфортно "разсосались" в этой "шестиместной берлоге», как сразу окрестили наше временное пристанище.
Ребята мало говорили о себе, но из обрывков разговоров понял, что идут домой, «из-за речки». Они заразительно и свободно смеялись, как наверное, могут смеяться только вырвавшиеся, на время, из ада Афгана и остро осознающие это - двадцати пяти-тридцатилетние молодые люди.
"...Значит, они наши соседи «по взлетной полосе». «Погранцы». - снова отметил я для себя, качая головой. - "Вот ведь как распорядилась судьба: я пашу в нашем - мирном небе, а они рискуют своими жизнями - в чужом. И никому из нас не известно: зачем и почему?"
Командира экипажа звали Андрей, по-моему. Чувствовалось, что ребятам пришлось немало хлебнуть «на той стороне». Это им-то - советским лётчикам, которым все средства массовой информации жужжали: «Миру-мир», «Нет - войне!»
Вот и «дожужжались»! Только жужжать и служить – понятия далёкие друг от друга.
«Гражданским»-то можно орать на пьяных демонстрациях всё что угодно, а такие же, как мы, ребята, "прикованные" присягой к своему «рабочему станку» под названием - воздушное судно, не могут иметь своего мнения. Точней - иметь могут, а высказывать и дебатировать - нет. Есть приказ, и долой сомнения! "Нравится это или не нравится" - никого не ин-те-ре-су-ет... Вот ведь в чем дело!
...Мы просидели вместе до глубокой полуночи: разговаривали, рассказывали, смеялись. По негласной договоренности - избегали затрагивать «забугорную тему». Сморенные дневной жарой, разговорами и пивком, внезапно смолкли и, как по команде, стали укладываться. Шестая кровать так и стояла не тронутой: то ли дежурная не стала никого к нам подселять, то ли больше желающих не было...
Утром, подкрепившись остатками ужина поехали в аэропорт, и я стал их тормошить:
- Ну что, воины? Кто из нас вперёд сядет в Джамбуле?!
Я не ведал ещё тогда, кАк может «носиться» «Двадцатьчетвёрка», если ей «поддать».
Андрей смеётся:
- Окей, Витька! Фору даем - десять минут. Потом не обижайся, если «волну» устроим».
А я - знал, что их не пустят напрямую - через горы: авиатрасса - есть авиатрасса для подобных перелетов.
Я же стою "в плане" как угодно - хоть через луну, "если керосина хватит". Поэтому, подозревая серьёзную «схватку», и решил, что пойду «напрямую».
Пока ребята будут «чухать» через Акколь и "геоточку" - это хрен знает какой крюк, я с «ласточкой» мухой проскочу через перевал напрямки, и буду пожинать «лавры» в Джамбуле, дожидаясь коллег.
Но моим «вероломным» планам не суждено было сбыться, хоть я и нёсся, как оглашенный, считая, что мы - будем первыми. (Что взять с мальчишки? Не судите строго:)
А заходя на посадку в Джамбуле, увидел, как потихоньку вращаются, останавливаясь, лопасти знакомой мне закопченной «Двадцатьчетвёрки».
- Не может быть! Это какая же скорость была у них? Фантастика-а! - ахнул я.
Улыбаются ребята, глядя с каким растерянным лицом подхожу.
- Витя не горюй! - мы тебе форы ещё больше дадим. Хочешь мы завтра вылетим, а ты - сегодня?
- У-у, нахалы! - смеюсь в ответ. - Вас-то, вооон сколько! Вот вы все и гребёте вёслами. А я - один как перст. Ладно, как дальше-то пойдёте? - спрашиваю.
- По авиатрассе, через Новотроицк. - отвечают.
- Ясно! – говорю. - А я пойду через Луговую и Мерке, на Георгиевку. У меня керосина – впритык. При таком встречном ветре может и не хватить.
- Давай! - кивают мужики.
А я вижу, что мыслями они - уже дома. Подумаешь, каких-то пять сотен кэмэ для их ласточки!
Вскоре, дозаправившись, взлетел из Джамбула и выйдя на «железку», через десяток минут, услышал голос Андрея в эфире:
"...Взлёт произвели. Выход на курс, на Новотроицк."
"Счастливо братцы! Удачи вам!" – почему-то волнуясь, говорю в эфир ребятам.
"И тебе удачи! Может свидимся ещё..." - отвечают.
"Может быть, конечно..." – киваю себе с сомнением.
Но не довелось нам встретиться вновь. Никто из нас не знает, куда забросит и как распорядится дальнейшей жизнью - её Величество Судьба...
"...Еще годик войны и не будет мужчин.
Будут брюки в музеях болтаться.
Сотни женщин придут, чтоб на них посмотреть
И руками за них подержаться..."