Иркутск нас встретил не ласково. Шел дождь. Спасаясь от него, мы пробежались по всем гостиницам, но всюду нас ожидала табличка «Свободных мест нет». И только на стадионе, в спортивной гостинице, нам улыбнулась удача. Нас поселили. Номер оказался под стать стадиону. Дальние койки еле проглядывались, и кто их занимал – было не понятно. Ясно было одно, мы прилетели сюда, чтобы промерить глубину Ангары по трем створам. И дело остановилось за малым - достать плавсредство. За ним-то и удалился наш начальник в местное пароходство. А мы, как полагается, сели за стол, чтобы обмыть новоселье. И надо же, из не проглядываемого пространства, как таракан из темного угла, выбежал небритый постоялец с рулоном бумаг подмышкой. «Разрешите представиться, Горланов, - галантно поклонился он нам. - Бывший солист песни и пляски Советской Армии, а ныне свободный художник. Даю концерты в глубинке», - не без нотки торжества добавил он. Горланов развернул один из рулонов и на нас, улыбаясь, взглянул слегка ретушированный заслуженный артист чечено-ингушской республики. Нас, изыскателей, польстило такое внимание со стороны знаменитости, и мы пригласили его за стол. Выпив, он с жадностью набросился на закуску. «Вы не поверите, третий день ни крошки во рту. Сижу на мели, как затеял с филармонией судиться. Ни черта не платят за выступления». Нам стало жаль певца и, переглянувшись, мы сделали ему предложение: «Можешь поработать с нами. Работа простая: сиди на мачте и делай отмашку флажком, когда лот опускают за борт. Ребята с берега засекут флажок теодолитами». Горланов, не думая, сразу же согласился.
И вот настал день, когда мы появились на причале. Нас ожидало зафрахтованное двухкорпусное судно «Шквал». Поднявшись по трапу на борт катамарана, мы удивились: «А где же команда?». Ведь в договоре с пароходством сказано, что мы платим команде, состоящей из капитана, старпома, боцмана, кока, матросов. А нас с капитанского мостика приветствовал один лишь «речной» волк – капитан Блудайло. Рачьи глаза и сивучьи усы придавали ему вид бывалого человека. Стоял он, слегка покачиваясь, и, чтобы не слететь за борт, держался за штурвал. Правда, в трюме еще кто-то возился. Похоже, механик с движком. Вот один движок затарахтел, потом другой и мы, отдав швартовы, пустились в счастливое плавание. Нашей целью был противоположный берег, но капитан, не обращая на нас внимание, проложил свой курс – на остров Рыбачий. «Там с утра меня ждет друг закадычный, бакенщик Филя, а вас на тот берег и механик забросит». С капитаном не спорят, и вскоре мы расстались с ним. «Шквал» начал развивать бешеную скорость и от восторга, радуясь речному приволью, Горланов неожиданно запел: «Из-за острова на стрежень». Внезапно голос его оборвался, и он заорал: «Полундра!». «Шквал» заложил крутой вираж, и мы повалились на палубу. Работал один из двигателей, другой заглох – вот почему мы закрутились волчком по всему фарватеру Ангары. Рыбаки на лодках, матерясь, срывались с насиженных мест, а суда покрупнее, тревожно гудя, уходили с фарватера. Заметив наше вальсирование по Ангаре, капитан Блудайло что-то семафорил с острова. «Просит приблизиться», - пояснил молодой парнишка, механик. Через час мы чудом прибились к Рыбачьему, и капитан, не дожидаясь трапа, летящей рыбой взлетел на борт.
Вот так бесславно закончился наш первый «шквальный» день. На берегу заслуженный артист Горланов бросил флажки и отказался работать с нами. «Уж лучше я буду сидеть на мели, чем лежать на глубине. Извините». Мы приняли его извинения.