Противостояние. («Аэрофлот» против «Першингов»).
Прочитав такой заголовок, многие подумают, что это невозможно. Постараюсь Вас разубедить. Вы забываете, господа хорошие, что в нашей стране - всё возможно!
Примерно за месяц до шестидесятилетия решил озаботиться сбором бумаг для оформления пенсии. Позвонил племяннику в Сочи, он так и продолжал работать в аэропорту, где когда- то долго работал и я. В те годы в международном отделе перевозок у нас заработки были приличные. Среднегодовая сумма могла набежать хорошая. Стажа достаточно. По всем пенсионным раскладам надо было брать именно те - советские годы. Попросил родственника заказать мне справку и переслать.
После перевода в 81- м году в аэропорт «Пулково» (до сих пор язык с трудом выговаривает ново - старое название города) Питера, мне довелось работать в аналогичной службе.
Позвонил друзьям и попросил заказать для меня такую же справку. Правда понимал, что разница в среднем заработке будет не велика и вряд ли справка мне понадобится. Заказал просто так - на всякий случай и ради любопытства. Да и лишний повод будет съездить в «Авиагородок». Посмотреть, вспомнить.
Незатейливо, в кругу семьи встретил шестидесятилетие. Вместе с поздравлениями племянник сообщил, что бумаги уже выслал мне заказным письмом. Друзья из Питера сообщили, что и там документ готов, ждёт меня в штабе Авиаотряда. И получить его я могу только лично. Всё, пора собираться в Питер.
Пока несколько дней ждал письма из Сочи, внимательно смотрел новостную программу, а точнее ту её часть, где рассказывалось о погоде. В этой части изменений не ожидалось. Вторая половина октября. Над головой мокрый снег, под ногами жидкая каша из снега и воды. Промозглый ветер налетает, то с одной стороны, то с другой. Вечером и ночью всё подмерзает, а днём раскисает и надо держаться подальше от проезжающих машин.
Да, батенька, отвык ты от всего этого, избаловался. Но ничего, быстро всё вспомнишь и привыкнешь. Это твой любимый город, а своё, как говорится, «не пахнет». Отряхнёшься, и всё будет нормально.
От Берлина до Питера лёта всего два часа. Поёживаясь под пронзительным ветерком, высоко задирая ноги, бегу по мокрой снежной каше и успеваю втиснуться в маршрутку. Всё, я в своём городе!
В правом окне микроавтобуса мелькают новые корпуса гостиницы и чего- то ещё, похожего на бизнес центр. Машина выскакивает на новую развязку в виде огромного виадука. Понаворочали! Всего за несколько лет с последней моей поездки. Ну а дальше всё без изменений и привычно. Метро «Московская», пересадка на «Техноложке», до площади «Восстания». Там опять ныряю в маршрутку и до гостиницы «Карелия». Звоню в дверь друзей, приютивших меня, на целую неделю. Вечер, естественно, проходит под «чай» с разговорами.
А утром всё в обратном порядке, только не в аэропорт, а в Авиагородок. Вываливаюсь из автобуса следом за стайкой весело щебечущих молоденьких бортпроводниц. Это определяется легко, по одинаковым косыночкам, повязанным на шейках под форменное пальто. Девчонки шустренько движутся в том же направлении, что и я. Но мне спешить некуда. Оглядываюсь по сторонам, вспоминаю. Сколько же лет я здесь не был? Выходит - двадцать пять. Мама моя родная! А, кажется, что всё было только вчера. Потому, что почти ничего не изменилось. Всё, да не всё. Деревья на аллее, ведущей к штабу - стали высоченными. За их толстыми стволами и почти голыми, но густыми ветвями не видно самого здания. Деревья выросли и разрослись, а ты окончательно поседел и приехал оформлять пенсию.
- С тебя хватит таких сравнений?
- Хватит.
- Тогда смотри под ноги и шуруй вперёд. Дожил! Скоро сам с собой начну разговаривать.
Само строение даже в цвете побелки вроде бы не изменилось. Хотя нет. Вот этой перемычки между двумя параллельными зданиями я не припоминаю. Если судить по вывескам, то сейчас там обосновались всякие примазавшиеся и отпочковавшиеся фирмы и фирмочки, бывшие ранее, скорей всего, малыми предприятиями. Это мы всё знаем. Уже проходили. Внутри штаб практически не изменился. Длиннющие коридоры и стены в неприятном окрасе. Под потолком тусклые лампочки. Похоже, не забыт ещё лозунг Леонида Ильича : «экономика должна быть экономной». Теперь- то всё из своего кармана. Хотя нет, ошибаюсь. Этажом выше, намного светлее. Всё правильно, тут апартаменты сегодняшних «хозяев». А они себя ни в мои годы, ни сейчас, освещением и тем более заработками не ущемляют. Постоянно путая карманы «свой» и «наш». И почему- то в одном направлении.
По указателю, висевшему на стене первого этажа, определился в каком направлении искать нужный мне кабинет. Большая коричневая дверь. Овальной формы, застеклённое на три четверти окошко в стене и очередь человека в четыре. Это не очередь, а так - тьфу. Похоже, мне повезло, обычно у таких кабинетов столпотворение. Минут через двадцать я уже перед заветным окошком. Просовываю в нижнюю щелочку паспорт и, вынужденно прогнувшись к этому отверстию для общения, громко говорю миловидной девчушке, сидящей по ту сторону:
– Девушка, у Вас тут должна быть справка на моё имя, для оформления пенсии. Из группки молодых ребят, стоявших за мной, доносится:
- Во, бате повезло, бабло будет получать и не хрена не делать. А тут пахать ещё и пахать.
Пока девчушка что- то ищет в большом журнале, поворачиваюсь в сторону парней. В голове крутится ответ.
- Чему завидуешь, дурашка!? Куда торопишься? Но говорю совсем другое.
- Завидуете? А я не жадный. Могу и поменяться. И обращаясь к белобрысому парню, который больше всех скалится.
- Тебе бабло и мои годики. А ты мне только годики. Идёт?
Из переговорной щели доносится.
- Молодой человек!
Напротив окошка я стою один, значит это ко мне. Поворачиваюсь. Сияя приветливой улыбкой, тыча пальчиком в раскрытый и стоящий торчком передо мной журнал, девушка поясняет.
- Ваша справка готова. Но её забрала к себе моя начальница. И написала, чтобы Вас направили к ней. Вот запись с её подписью. Вам по этой стороне коридора третья дверь.
Подсовывает в щель мой паспорт и называет имя и отчество начальницы. Забираю паспорт и бормочу.
- Чего это ради. Спасибо.
В ответ доносится.
- Не знаю. Но она сейчас на месте.
Поравнявшись с белобрысым парнем, обращаюсь к нему, но так, чтобы слышали все его приятели.
- Слышал, как она ко мне обратилась? Парень продолжает ехидно ухмыляться.
- Так, что думай насчёт обмена. Трижды предлагать не буду. И направляюсь в сторону нужной мне двери.
За спиной слышится смех и кто- то громко кричит.
- Батя, а пенсия- то у тебя будет большая? Не оборачиваясь, отвечаю.
- Мне хватит, да и тебе тоже. Так, что думай, только быстро. Поднимаю руку над головой и заканчиваю «перестрелку».
- Счастливо оставаться! Будущие пенсионеры.
Дверь в кабинет прикрыта не плотно и слышно, как женщина общается с кем- то по телефону. Стучать не стал. Пусть закончит разговор. Мне не к спеху, тем более что конкурентов у меня нет. Но вот слышен характерный звук. Телефонная трубка легла на место. Стучу в дверь, слегка приоткрываю и спрашиваю, делая первый шаг за порог.
- Можно?
За столом женщина в синем форменном костюме. На погончиках несколько нашивок, как у руководителя среднего звена. Ей лет под пятьдесят, но возраст её пощадил и выглядит она ещё очень даже миловидно. Она встаёт и приветливо улыбаясь, указывает рукой на стул, стоящий рядом с её рабочим столом. Не буду скрывать, последовавшая затем фраза, оказалась для меня сюрпризом.
- Да, да конечно проходите, присаживайтесь (она назвала меня по имени – отчеству). Очень рада видеть Вас через столько лет! И почти без паузы продолжила.
- А вы молодцом! Совершенно не похожи на человека пенсионного возраста. И почти не изменились. Мгновенная пауза. Она легонько проводит рукой по причёске и заканчивает.
- Ну, если только не обращать внимания на седину. Да и она Вас украшает.
Слегка опешивший от подобного приёма, я что- то невразумительно забормотал, типа:
- Что Вы, это я - мужчина должен делать Вам комплименты. И что- то ещё в подобном духе. Она, смеясь, махнула рукой в сторону стула.
- Садитесь, сейчас всё объясню. И продолжила.
- Всё правильно, Вы меня не можете помнить и тем более узнать через столько лет. А вот я Вас узнала, как только Вы открыли дверь. Видно я удивлённо дёрнул бровями, и она отреагировала после весёлой улыбки.
- В своё время Вы наделали здесь в авиаотряде, в министерстве и даже в ЦК Партии столько шума, что не запомнить Вас - невозможно. Некоторые из Ваших «друзей» ещё работают здесь. Не встречали в коридорах?
- Да нет. Бог миловал! Потом прикинув в голове арифметику, спросил:
- Если мне уже шестьдесят, то им- то сколько? Уже давно песок должен сыпаться. Отсмеявшись, она продолжила.
- Их не много уже осталось, но есть. И песок сыпется, но продолжают работать. Всё уже есть, детишки обеспечены и пристроены. Но, Вы же понимаете – денег и власти не может быть много, да и внучата подросли, теперь их надо всем обеспечить. После небольшой паузы спросила:
- Вы же помните, те два последних собрания?
- Отлично помню. Их даже было не два, а три.
- Я знаю, но я присутствовала только на двух последних. Вела протокол собрания. В тот год я работала в штабе всего несколько месяцев, а перед этим окончила курсы стенографисток, вот меня и посадили с торца этого «президиума», чтобы я всё записывала слово в слово. Не удержавшись, я спросил:
- Неужели протоколы могли сохраниться?
- Думаю, что где- то лежат. В конце собрания ко мне подошёл главный особист и утвердительно спросил:
- Вы вели протокол? Я ответила. Он молча кивнул и отошёл от меня.
- Думаю, что даже при всём желание, наше начальство не осмелилось переделать или уничтожить бумаги. Не те ещё времена были. Да и люди некоторые ещё живы и до сих пор при власти. Так, что думаю, лежат ещё где- то эти бумажки. Вдруг кому пригодятся? Ведь на Ваш единственный и главный вопрос тогда, так никто не смог ответить. Наши с широченными золотыми лычками на погонах, просто впадали в ступор. Я сидела с боку стола, мне хорошо было видно, как они реагировали. Казалось, что некоторые, посмотрев в сторону куратора КГБ, готовы были под стол залезть. Только, чтобы он не запомнил их. А он сидел в зале, совершенно не реагируя ни на что, даже иногда глаза прикрывал, как бы дремал. В этом месте я прервал её диалог.
- Совершенно нормальный мужик, как оказалось. После последнего собрания мне довелось пообщаться с ним. Он подвёз меня до станции метро «Техноложка».
Теперь уже у моей собеседницы бровки подпрыгнули ко лбу. Всплеснула руками и с просящей ноткой в голосе:
- Расскажите, пожалуйста?! Я когда увидела Вашу готовую пенсионную справку, специально забрала её к себе. Очень хотелось увидеть Вас и расспросить. Как у Вас сложилась в дальнейшем жизнь? Ведь Вы учились тогда ещё в КИИГА. Понятно было, что после тех событий, Вам ходу нигде не будет. Расскажите? Пожалуйста! Теперь уже засмеялся я.
- Расскажу, конечно. Теперь у меня много времени.
Расскажу и всем, кто будет читать этот текст. И бывшие мои сослуживцы, свидетели всего, все те, кто ещё живы, не дадут мне соврать и что- либо приукрасить.
Чтобы лучше были ясны некоторые нюансы и причины последующей «заварушки», надо отступить на несколько лет назад. Так будет понятней.
Восемьдесят первый год был последним годом моей работы в международном отделе перевозок аэропорта г. Сочи. К тому времени я был женат вторым браком. В Питере уже почти год ждала жена с маленьким сыном. Раздел сочинской квартиры ни к чему не приводил. Только куча потраченных нервов и потерянный год жизни. В итоге - оставил квартиру первой жене с дочкой. Хорошо зная мою ситуацию, мой начальник как- то в разговоре со мной предложил:
- А давай, я тебя попробую перевести в такой же отдел в «Пулково».
Я еле удержался, чтобы не рассмеяться. Начальник у нас был отличным мужиком, и мы из кожи лезли, чтобы не подвести его ни в чём. Но сейчас он явно фантазировал. Так мне подумалось тогда.
- Кузьмич, да Вы что. Там местные «блатные» небось, в очередь стоят. А тут я. Кому я там нужен? Своих хватает. Пойду в обычные перевозки, опыт работы у меня есть, три курса института уже за плечами, думаю, устроюсь. Докурив сигарету, Кузьмич бросил её в урну, возвращаясь в зал продолжил:
- Попытка не пытка, а с начальником отдела в Ленинграде я знаком, так, что попробую.
Что мне оставалось делать? Только пожать плечами совершенно не веря в эту авантюру. Объясняю почему.
В «Аэрофлоте», мы работали приёмосдатчиками багажа, я бригадиром. Получали весь комплект аэрофлотовской формы и тарифную ставку 100 рублей, мне доплачивали за бригадирство ещё десять. Основной и очень солидный заработок получали от «Интуриста». Согласно существовавшему договору - по 10 копеек за чемодан. По итогам месяца сумма получалась внушительной не только для южного региона. Даже в Москве и в Питере найти заработок в 400 – 500 рублей «чистыми» было сложно. Дурные по тем временам деньги. Правда и работа была на износ. За сутки через наши руки проходили десятки тонн чемоданов. И всё это стоя в багажнике самолёта в позе «зю». Лично у меня после многих лет работы «верблюжьи мозоли» на ладонях рассосались только лет через десять. И всё равно нам завидовали, и желающих попасть на наше место было предостаточно. Так было в Сочи, Ленинграде, думаю, что в Москве и Киеве тоже. Зависть и жадность - подружки и постоянно ходят вместе.
Как- то в одной из бригад освободилось место. Обычно в таком случае к нам переводили парня из «советских» перевозок. Человека, проработавшего, как правило, не один год. А тут мы узнаём, что переводят диспетчера службы движения. «Золотопогонника», как мы их называли. (Своих самолётов в Сочи не было). Только вертолётчики и служба движения – приравненная к лётноподъёмному составу. Только они имели право носить на погонах золотистые нашивки. Только им полагалась куча льгот и привилегий. От бесплатного молока и персонального автобуса, который возил их на работу и развозил по домам после. Все профсоюзные путёвки по санаториям и пансионатам. Редкие в те годы путёвки за границу - всё в первую очередь им. Зарплатой тоже не обижены. Диспетчера получали, ну может быть на сотню рублей меньше, чем мы. Но мы же им не завидовали и понимали, что так надо, на этих людях лежит ответственность за жизни пассажиров и экипажей.
Выдержал он наших нагрузок и ритма работы летом не более недели. В один далеко не «прекрасный» для него день, парня пришлось перегружать из багажника самолёта в скорую помощь. Сердчишко не выдержало и он чуть не «сыграл в ящик». А когда вернулся из больницы, естественно, на диспетчерскую работу его не взяли по состоянию здоровья. Вот тебе и погнался человек за рублём, видно решил, что они нам достаются легче.
Примерно через неделю после предыдущего разговора, начальник службы остановил меня в зале прилёта.
- Как у тебя дела? Когда в Питер собираешься?
- Всё Кузьмич, я уже на низком старте. Осталось только билет купить.
- Тогда не тяни, в «Пулково» ждать долго не могут,- ошарашил он меня. Видно выражение лица у меня в тот момент было не очень умным. Он засмеялся и добавил:
- Что смотришь? Договорился я насчёт тебя! Идёшь переводом в международный отдел. Сообщи мне, когда вылетаешь, а я им позвоню и скажу, что на следующий день ты уже будешь в отделе кадров.
Не помню, что я сказал ему тогда в ответ. Но, кажется, только и смог выдохнуть:
- Ну, Вы Кузьмич даёте! Спасибо!
Были и такие начальники. Помню, и помнить буду этого человека всегда. Пусть и с запозданием, но желаю ему всех благ. А главное здоровья, которого, как я знаю, сейчас ему так не хватает.
Через несколько дней я стоял на автобусной остановке у метро «Московская», ожидая автобус номер 39. Конечная остановка в аэропорту «Пулково».
Быстро оформил все документы у кадровиков. Затем короткий разговор с новым для меня начальником службы, по окончании которого он вызвал начальника работающей смены и попросил его показать мне моё будущее рабочее место и объяснить всё, что будет мне не понятно. Ничего особенного для себя я не обнаружил. Бригады были по пятнадцать человек, но так и объём перевозок почти в четыре раза больше, чем в Сочи. Поразило другое.
В зале регистрации пассажиров, среди интуристов и таможенников мелькали несколько ребят, загрузчиков багажа. Удивило, во что и как они были одеты. Синие мешковатые комбинезоны с отвисшими, засаленными коленками. Я представил мысленно подобную картину в сочинском отделе и реакцию на сию «живопись» нашего незабвенного В.И. Эк…на (начальника всех перевозок Сочи) и невольно фыркнул, чуть не рассмеявшись в голос. Начальник смены дёрнулся, спросил:
Что здесь смешного?
Пришлось объяснять ему, что в Сочи мы работаем в обычной аэрофлотовской форме – синий костюм и рубашка. А летом без пиджака и рубашка с коротким рукавом. И если бы меня увидели в зале в подобном облачении, как здесь, то через пять минут я бы уже был в отделе кадров, а начальник смены остался без квартальных премиальных. Окинув скептическим взглядом мои наглаженные брюки и рубашку, он спросил:
- И что, вот в таком виде ты будешь работать в багажнике?
- Работал десять лет до этого, буду и здесь так же.
Начальник недоверчиво хмыкнул и на этом наша «экскурсия» по отделу закончилась. В восемь утра следующего дня я заступил на смену.
Как я и предполагал, бригада встретила моё появление не враждебно, но очень насторожённо. Оно и понятно. В уже устоявшемся, хорошо оплачиваемом коллективе людей, появляется новенький. Совершенно со стороны, да ещё как говорят, переводом из другого города. Невольно возникают мысли, что у человека где- то есть «волосатая до самого плеча лапа», или «засланный казачок» (своих- то стукачей уже знали). Примерно месяцев шесть ушло у меня на «притирку» в бригаде. Убедились, что я знаю работу и умею её делать. Признали, что я в принципе – свой. Есть правда некоторые странности, но у кого их нет. Привыкли и не обращали внимания потом, что вместо стакана дешёвой «бормотухи» (портвейна) я предпочитаю выпить лучше пятьдесят граммов водки. Ну и ещё так - по мелочам.
А в первые дни меня взяли «в оборот». Особенное раздражение у людей вызвал мой вид. В отглаженных брюках и рубашке я был «белой вороной» в этом подвале. Меня не спрашивали об этом в лоб недели две, а я и не торопился объяснять, без вопроса. В каждом коллективе, как правило, находится «заводила». Вот и для меня нашёлся такой. Окинув пренебрежительным взглядом меня с ног до головы, бросил:
- Ну что, поехали грузить «Malev», ты в багажнике - я подаю.
Венгерская 154-я «Тушка» с полной загрузкой. Багажа более двух сотен мест. Вместе со мной на электрокар смотрю, забрался ещё один мужичок. Спрашиваю:
- Мы что, на рейс втроём едем?
Смотрят на меня удивлённо оба, отвечают:
- На такие рейсы мы всегда едем втроём. Один подаёт багаж, а двое укладывают в багажнике. Молчу. Подъехали к борту. Подошёл бортпроводник. Мой напарник по багажнику забрался первым и плюхнулся на колени (вот почему они такие замусоленные и отвисшие). Мне предстояло принимать от него чемоданы и укладывать. Раздвинул ноги пошире, согнулся и встал в привычную позу - «раком». Подобной муторной загрузки я выдержал недолго. Обращаюсь к напарнику:
- Посиди- ка в хвостовом отсеке. Я всё сделаю сам. А тому парню, что подавал багаж, крикнул:
- Если можешь, давай пошустрей! Не ночевать же мне здесь.
И был «одарен» злым и удивлённым взглядом, но шевелиться вроде начал шустрей. Почти всю обратную дорогу от самолёта ехали молча. Решил первым начать разговор, хотя и видел, что один еле дышит.
- Мы в Сочи, грузим такие рейсы вдвоём минут за двенадцать, а сейчас провозились почти двадцать.
Мужик, что был со мной в багажнике, хмыкнул:
- Так сколько у вас в Сочи таких рейсов, раз, два и обчёлся?!
- Правильно, у вас раза в три больше, но и бригада пятнадцать человек, а не пять, как у нас.
«Заводила» поворачивается вполоборота ко мне и бурчит:
- Посмотрим, посмотрим, на много ли тебя хватит? А второй тихо спрашивает:
- И сколько вы там получаете? Называю примерную сумму.
- Ну и здесь то же самое.
Похоже, я увлёкся воспоминаниями далёкого прошлого и отхожу от главной темы, стоящей во главе текста. Было много интересного, смешного и трагического за мои годы работы в «Аэрофлоте», но это можно выделить в отдельные рассказы. А сейчас коротко закончу эту часть.
Освоился я в бригаде довольно быстро. Через несколько месяцев наш весьма немолодой бригадир перешёл на работу в перронную службу – траповщиком. Пришёл как- то утром на смену радостный и объявил, что его внучка защитила диплом в московском институте.
- Всё, выучил я внучку! Хватит спину гробить. Она у меня и так уже не гнётся. Всех денег не заработаешь и здоровья не купишь.
Бригадиром назначили меня и все восприняли это спокойно и с пониманием. Работали много и хорошо. И работали за хорошие деньги.
Потом страна торжественно хоронила Генерального секретаря. Не успела толком затихнуть одна скорбная мелодия, как похороны следующего правителя. И вот наступило время правления Ю.В.Андропова. Стали явственно проступать контуры новых порядков в стране. Похоже, народ решили встряхнуть от спячки. Пытались навести хоть какой- то порядок.
В самом начале рабочего дня мне позвонил сменный особист. Попросил быстро подняться в кабинет его шефа. Пока поднимался на нужный этаж, перебрал в памяти все предыдущие дни. Вроде бы ничего не произошло, ни я, ни мои ребята, в эти дни не прокалывались. Но в подобных кабинетах могут рассказать, что угодно и спросить о чём угодно. Не предугадаешь. Стучу в дверь без таблички. Слышу в ответ:
- Входите.
- За столом сидит пожилой седовласый мужчина. Смотрит, слегка наклонив голову поверх слегка затемнённых стекол очков в солидной роговой оправе. Указывает рукой на стулья у противоположной стены, где уже сидят три бригадира других смен. В голове мелькает: «Ни хрена себе, ребят из дома вызвали, а одному даже не дали выспаться после ночной смены. Что случилось- то»?
Разговор он начал с извинений перед ребятами, которых вызвал из дома и отвлёк от отдыха. Это было неожиданно, но и приятно услышать в данном кабинете. Далее разговор повёл в том же спокойном и уверенном тоне. Не в подробностях, но основную мысль этого разговора я помню.
В стране наступают определённые перемены. Работа во всех структурах производства и транспорта должна быть наиболее эффективной. Органы берут под контроль все сферы деятельности и будут способствовать наиболее производительной и эффективной работе во всех направления трудовой деятельности трудящихся. В связи с этим нам предлагается проявлять больше инициативы в работе на своих участках. Не зацикливаться на мелких проблемах, но и не упускать их из поля зрения. Согласовывать с органами серьёзные предложения по улучшению работы нашего отдела, а затем выступать с данными инициативами перед непосредственным руководством службы. А органы будут контролировать продвижение этих идей. Если они действительно достойны этого.
Это не было в форме примитивной вербовки или доносительства. Нам не указывали и не приказывали. Даже остерегали не злоупотреблять производственной «мелочёвкой». Нам предлагали просто пошевелить мозгами во благо общества, обещая, что полезное шевеление будет приветствоваться и поощряться. И уже по привычке в конце разговора было дано понять, что администрации нашей службы не обязательно знать, о чём здесь шёл разговор.
Уже в коридоре кто- то из бригадиров пробурчал:
- Во, дают! Какой колпачок решили одеть на страну. И услышал в ответ:
- Можно подумать над тобой его до этого дня не было. Кто- то из ребят продолжил:
- А может быть и к лучшему. Ведь всеобщий «пофигизм» уже достал всех.
- Ну, насчёт всех, это ты загнул. Кому- то это всё выгодно. Без причины и прыщ на заднице не вскочит. Поживём, посмотрим, что из этого выйдет.
Посмотреть, что из этого выйдет не успели не только мы, но и вся страна. Слишком мало времени было отпущено этому правлению с самого ВЕРХА. А ведь могло что- то и получиться.
Буквально недели через две, после этого разговора на доске объявлений вывесили бумагу. Все загрузчики багажа приглашались в определённый день на собрание. И в самом конце текста строгая приписка красным фломастером. «Явка строго обязательна». Я подошёл к начальнику нашей смены, спросил:
- На какую тему собрание- то будет?
Почти отвернувшись от меня, пряча ехидную ухмылку, ответил.
- Вот там всё и узнаете.
Знал, конечно, стервец и заранее предвкушал удовольствие от того, как нас будут «опускать».
В актовом зале собрались все три свободные от работы бригады. От работающих ребят были бригадир и один загрузчик. За столом восседал начальник службы, парторг, профкомовец и комсомольский «божок». Всё как всегда. Был в зале и молодой парень - сменный начальник особистов. Слово взял начальник службы.
Разговор повёл в жёстком, безапелляционном стиле, со злорадным выражением лица.
Мы собрали Вас для того, чтобы уведомить, что руководством принято решение пересмотреть договор «Аэрофлота» с «Интуристом». С первого числа следующего месяца всеми денежными средствами, поступающими на счета авиапредприятий от «Интуриста» за обработку багажа пассажиров, авиапредприятия имеют право распоряжаться самостоятельно. В связи, с чем разработана новая программа оплаты вашего труда. Вы будете получать сорок процентов премиальных от вашей тарифной ставки и двадцать пять процентов допремирования по итогам успешной работы нашей службы в квартале. И закончил:
- Надеюсь, что мы с вами и впредь будем успешно работать. Лицо его непроизвольно расплылось в злорадной улыбке.
- Вот собственно и всё, о чём я вас должен был проинформировать. И сел на место.
Несколько секунд в зале висела мёртвая тишина. Наконец люди осознали, что их собираются ограбить. Мужики взревели и повскакивали с мест. Вскочили и побледневшие начальники. Они ожидали нашей реакции, но видно не такой. Привыкли, что работники, получавшие хорошие деньги, зачастую молча сносили всякие гадости. Но теперь этим людям нечего было терять. С задних рядов в полный голос слышался даже мат. Гвалт в зале стоял страшный. Перекрывая шум в зале рявкнул бригадир одной из смен:
- Тихо! Ша! Сели все на место! Вопрос есть! И обращаясь к парторгу службы (он и сам был членом партии) спросил:
- Если там, в министерстве не понимают, что творят, то вы-то хоть, понимаете? Понимаете, куда покатится культура обслуживания иностранных пассажиров.
Скорчив недовольную гримасу, с явным вызовом в голосе, парторг ответил:
- Здесь не открытое партийное собрание, я не собираюсь вам ничего отвечать и тем более комментировать решения вышестоящего руководства.
И через короткую паузу, с едва скрываемой угрозой добавил:
- Вот будет партийное собрание, там и поговорим.
В зале опять поднялся невообразимый шум. Боковым зрением я заметил, как молодой особист встал и незамеченный никем вышел из зала. Он услышал всё. Остальное ему было неинтересно. Начальник службы, пытаясь перекричать людей в зале, перешёл почти на фальцет.
- Всё, собрание окончено! Мы вас проинформировали. Всё! Расходимся.
И начальнички всех степеней бочком, бочком, начали пробираться к выходу. Обращаясь уже к их спинам, бригадир крикнул:
- Мы будем жаловаться, это грабёж! Напишем в ЦК Профсоюзов, ЦК Партии, обратимся с письмом лично к товарищу Андропову. При этих словах кое- кто из начальства приостановился, но парторг пробурчал зло в ответ:
- Пишите, это ваше право! И они скрылись за дверью.
Минут через пять и мы шумной толпой стояли на автобусной остановке. Примерно половина ребят жили в ближайших пригородах. Кто в Пушкине, кто в Павловске, а некоторые жили в деревнях типа Саблино. Им ехать до платформы электрички, а остальным - городским, до метро. Галдящей толпой заняли всю заднюю площадку автобуса и даже больше. Мы - три бригадира стояли вместе. К нам протиснулся, наверное, самый пожилой мужик из бригады нашего «партийца».
- Так, бугры, мы сейчас с ребятами выходим на следующей остановке. Надо спрыснуть и обмозговать эту паскудную новость. А Вы, молодые и башковитые, если уж сказали «А», то езжайте и обмозгуйте, как будем говорить «Б». Думайте - кому, куда и как писать будем. Нельзя это так оставлять. Форменный грабёж ведь! Кто- то из нас ответил ему:
- Да ладно мы- то покумекаем, а вот вы не нажритесь там! Попадёте в ментуру, вышибут с работы раньше срока да ещё с «волчьим билетом».
- Не боись! Не маленькие, понимаем!
Через несколько минут вывалились толпой из автобуса и направились в сторону «стекляшки», что приютилась недалеко от парников объединения «Лето». А мы доехали до метро «Московская» и, не сговариваясь, повернули в сторону углового гастронома. Скинулись по трёшке и удачно подловили в дверях местного грузчика. Сунули ему деньги со словами:
- Организуй бутылку водки, загрызть и три бумажных стаканчика. Зыркнув на деньги, мужичок вытянул руку с согнутым под углом грязным пальцем и просипел:
- Туда, со двора зайдите. Там вынесу. И почти вприпрыжку скрылся в магазине.
Через пять минут мы уже были в соседнем скверике. Разорвали и постелили на лавочке грубый бумажный пакет, в который была упакована выпивка и закуска. Бутылка водки, три ломтя варёной колбасы, сырок «Дружба» разрезанный на три части, бумажные стаканчики. Полный «джентельменский» набор тех времён. Грузчик знал своё дело отлично. Только разложились и тут, как из под земли появился сержантик в сопровождении молодого курсантика школы милиции. Расплывшись в улыбке всей веснушчатой физиономией и делая жест рукой, вроде он козыряет нам, слащаво пропел:
- Добрый день! Опять нарушаем.
- С чего ты взял сержант? Ты же нас знаешь. Сейчас слегка остограммимся и тихо разбежимся по домам. Всё нормально.
- Да знать- то я вас знаю, но вот местные старушки жалуются. И он кивнул в сторону дальней скамейки.
- Да брось сержант. Ты эту бабку знаешь, да и мы тоже. Она сидит и ждёт, когда стеклотара освободится. Не одну кошёлку за день тут насобирает. А у нас всегда тихо. Не материмся и бутылок не бьём.
Сержант сделал строгое лицо.
- Ну, смотрите у меня, чтобы всё было спокойно. И уже когда отходил от нашей лавочки, было слышно, как он информировал стажёра.
- Это ребята из «Пулково», с ними действительно проблем нет, выпьют слегка и по домам. Не то, что с некоторыми.
Выпили по крупному глотку и приступили к обсуждению надвигающейся проблемы.
- Неужели они не понимают, что творят! Да кто за такие деньги будет нормально работать? Посмотри, что творится в «советских» перевозках! Пьянки, порча и утрата багажа, воруют из чемоданов. Увольняют пачками, а сколько уже пересажали!? Я уж не говорю про задержки рейсов. И ничего не меняется. У нас этого совершенно нет. И на тебе! Как они себе всё представляют, а ведь у нас иностранцы? Начал разговор один из бригадиров. Продолжил второй:
- Тоже мне, нашёл радетелей за отечество и производство. Да они в первую очередь о своём кармане думают. Ты уже, сколько лет работаешь? И сколько раз тебе заработками в нос тыкали?
- Да уж давно со счёта сбился.
- То- то и оно, представляешь, как у них свербело, как зубами скрипели, что мы больше их зарабатываем. Вот и выбрали момент, нашли какую- то лазейку. Они за свой карман любого загрызут. Бросят нам, как шелудивым, сорок процентов премиальных, а остальные деньги размажут по всяким фондам экономии заработной платы. Ты что ль будешь получать премии с этих фондов? Вот только не верится мне, что это министерская задумка. Похоже, наши - «Пулковские» замутили.
Разлили по стаканчикам остатки водки. Закусили. Скомкали бумагу и стаканчики, бросили в урну, туда же пошла и пустая бутылка. Заметив это, с дальней скамейки поднялась бабулька и направилась в нашу сторону. Бригадир - «партиец» резко крутанулся в мою сторону.
- Слушай! Да ведь ты работал в Сочи тоже в международных. Позвони своим ребятам, узнай, что у них на эту тему слышно?
- Конечно, позвоню. Сейчас приеду и «сяду» на телефон, а потом перезвоню тебе.
За нашими спинами раздался звук шаркающих шагов и вкрадчивый голос старушки.
- Ребятки, я пустую бутылочку заберу? Она не нужна Вам?
С еле сдерживаемым раздражением ей кто- то из нас ответил:
- Да забирай, мать, и иди потихоньку, дай мужикам поговорить.
Тихо звякнув бутылкой о край урны, она зашаркала в обратном направлении. Бормоча под нос:
- Да я что, разве мешаю. Говорите милки, говорите, сейчас все только и делают, что говорят, а толку- то от этого.
Закурили. Договорились, что после моего звонка в Сочи будем определяться, куда готовить письма. Обязательно переговорим с ребятами, чтобы это время были очень аккуратны во всём. Нельзя давать повода администрации подловить нас на чём-то. Когда уже шли к спуску в метро кто- то спросил:
- А как с нашими «стукачами»? Ведь они всё будут знать.
- Ну и хорошо, пусть всё знают и слышат. Сдаётся мне, что это не последнее собрание. Думаю, скоро примчится из Авиагородка высшее руководство, когда поймут, что без шума и пыли у них ничего не получается. Да и если что, то думаю, «стукачи» побегут из отдела в первых рядах. Они в передовики производства никогда не лезли, не очень- то утруждали себя. Мы поддержали его в два голоса:
- Это уж точно!
Вот с такими мыслями и разъехались по домам. В этот день мы не могли обрадовать близких хорошей новостью. Как я узнал позже, многие даже ничего не стали рассказывать жёнам. Так уж устроен человек, что может привыкнуть к самым тяжёлым условиям существования. Но ещё быстрей он привыкает к хорошим и комфортным условиям жизни и финансовой стабильности. И если эту опору вдруг выбивают, то может произойти любой срыв.
Уже дома, после обеда, «сел на телефон». Звонил приятелю, с которым отработал не один год. Подробно рассказал, что у нас произошло на собрании. Он слушал, молча не перебивая. Под конец разговора спросил его:
- А что у вас, ничего не слышно на эту тему?
На том конце провода человек так долго молчал, что я даже начал дуть в трубку и «алёкать», решил, что перебои со связью. Наконец донеслось:
- Да слышу я, слышу. Так вот значит, какая хрень готовится. Собрание у нас завтра, бумага уже дня три висит. А я ещё думал в эти дни: чего это наш Кузьмич ходит мрачный как туча. Знает уже, какая «пилюля» нас ждёт, а сказать не может.
- Ну и что будете делать?
- А что ещё остаётся, поднимем бучу, тоже будем писать. Вот только поможет ли? Вам в Питере проще, город большой, промышленный. Работу найдёте. А нам куда деваться? Сам же знаешь, что аэропорт самое крупное предприятие у нас. Я уже почти двадцать лет в этой службе. Если что, попробую перейти в «советские» перевозки. И после паузы.
- Если там место будет.
Вот примерно такой состоялся разговор у меня с Сочи. Но зато стало ясно, что «реформа» спланирована в самом министерстве, но вот с чьей подачи мы, наверное, никогда не узнаем. Предстояло «бодаться» с хорошо отлаженной за десятилетия системой. И если люди из этой системы открывали рот, на какой либо лакомый кусок, то победить их было почти невозможно. Нам это было понятно. Но и уходить, тихо скуля никто не хотел.
Был вечер. Жена уже включила для сына телевизор с «Хрюшей» и «Степашкой». Я сидел на кухне вместе с далеко не радостными мыслями в голове. Взгляд скользнул по журнальному столику с кипой газет. Сверху лежали почти свежие «Известия». Вся передовица посвящалась очередной партийной «бодяге» с очередного пленума. До сих пор не могу понять, почему мой взгляд в тот вечер остановился на этой газете. Уже давно не только я, но думаю, что и большинство населения страны читали подобные газеты только с последней страницы, где обычно печатали спортивные новости, результаты футбольных матчей и кроссворды. Безразличным взглядом окинул очередную «муть» призывов «бороться за что- то и укреплять». А вот следующая строчка зацепила. Звучала она примерно так: «Всемерно укреплять благосостояние советских граждан». Взял газету и теперь уже внимательно прочитал всё. Вплоть до столбика членов Политбюро, подписавших это воззвание. И по алфавиту и по должности подпись Ю.В. Андропова стояла первой. В голове мелькнула мысль.
- Интересно, а что вы ответите на это!
Почему- то была уверенность, что возможность задать вопрос мне ещё представится. Оторвал от газеты первую страницу, свернул и сунул в карман форменного пиджака. Ещё через день я ехал на работу - заступали в дневную смену. В зале «прилёта» столкнулся с бригадиром - партийцем. Он был при «полном параде», костюм, белая рубашка, галстук. На пиджаке два институтских «поплавка».
- А ты что здесь делаешь? Да ещё в таком виде! Что случилось?
- Вызвали из дома на партийное собрание.
- Думаешь по твою душу?
- А чего тут думать, меня оповестили сразу, что третьим вопросом повестки собрания будет моё персональное дело.
- Какое ещё дело?
- Вот и посмотрим, мне самому интересно. Потом спущусь к тебе - расскажу. Похоже, начали прессовать сволочи! Засуетились. Ко мне уже начальник смены подкатывался, выспрашивал, правда ли, что мы уже письма пишем.
- Что ты ему ответил?
- Сказал, что уже написали и отдали надёжным людям на редактирование.
- А куда написали, сказал? Ко мне ведь тоже наверняка будут «подъезжать».
- В ЦК партии, в Госпартконтроль при ЦК и лично в адрес Андропова.
На том мы и разбежались, он на собрание, а я на работу. В тот день начальник смены особенно назойливо крутился возле нас. Выбирал момент. И дождался его. Все ребята разъехались по рейсам. Я сидел в нашей комнатке один у пульта. Вошёл и сел рядом со мной. Спросил почему-то полушёпотом, слегка наклонившись ко мне:
- Вы что, действительно решили писать письма?
- Не решили, а уже написали. Дня через три люди отредактируют, и будем отправлять.
- Ну и толк какой, все письма вернутся сюда. С указанием разобраться на месте. Ты же должен это понимать.
- А я и понимаю. Но письма можно по- разному писать.
Он внимательно посмотрел на меня, но промолчал. Через небольшую паузу продолжил с нескрываемой горечью в голосе.
- Ведь мы все так хорошо работали в эти годы. А теперь вы меня так подводите. В конце квартала должна прийти разнарядка на представителей «Аэрофлота» за рубежом. Я был в числе первых кандидатов. А теперь что?
В комнате мы были вдвоём, по возрасту он был старше года на три - не больше. И я перешёл с ним на «ты».
- Ты правильно говоришь, мы все хорошо работали и работаем так до сих пор. У тебя, у меня, у ребят моих вся трудовая книжка исписана записями победителей соц. соревнований хрен знает уже, какой пятилетки. У тебя лучшая смена, у меня лучшая бригада. И за это нас так отблагодарили!? Нас грабят и мы же ещё виноваты! А ты поставь себя на наше место. Ты несёшь домой чистыми свои сто восемьдесят. А потом тебе говорят всё, хватит, работай как прежде, а домой понесёшь шестьдесят. Ты, что не взвоешь? И что тебе скажет жена, когда ты принесёшь в дом эти копейки. Мы что ли виноваты, что в стране дураки и хапуги плодятся в геометрической прогрессии.
Раздался звук въезжающего в подвал электрокара. Кто- то из ребят возвращался с рейса. Он встал и направился к двери. Уже на пороге обернулся, сказал:
- Я всё понимаю, но думаю, и ты понимаешь, что «против лома - нет приёма».
- Всё правильно, против лома - может быть только лом. Розовые очки уже давно не ношу и тварью бессловесной быть не собираюсь.
Что- то пробормотав, начальник шагнул за порог. Ну, вот и поговорили. Теперь они всё знают. Посмотрим, что будет дальше. Ответ на данный вопрос не пришлось ждать долго. Кстати, бригадир в тот день так и не пришёл. Не до разговоров ему было в тот день.
На следующий день, заступая в ночную смену, по дороге в «Пулково», в одном автобусе со мной оказался мой загрузчик (милицейский стукач). Заметив меня на задней площадке автобуса, протиснулся по проходу и перебрался ко мне. Поздоровались. Автобус был битком. Чтобы не слышали посторонние, он тихо зашептал мне почти в самое ухо:
- Предупреди ребят, сегодня ночью будет милицейская облава. Будут «шмонать» личные шкафчики. Пусть уберут всё лишнее. Ментам «указивка» поступила.
Повернув голову, встретился с ним взглядом. Что это, провокация или правду говорит. Он угадал мои мысли.
- Что смотришь? Думаешь мне это надо?! Думаешь, я останусь на этой работе и дальше буду трубить на этих уродов? Вот хрена им! Хватит!
И он дёрнул рукой в характерном жесте. Затем улыбнувшись, продолжил уже нормальным голосом:
- В понедельник заявление в «кадры» отнесу, ну а потом две недели отработаю и всё. Это как раз под первое число получается. Я же сварщик по специальности и неплохой вроде. Руки- то работу ещё помнят. Кореш давний мне помог. Порекомендовал меня кому надо. Буду в «Автосервисе» работать. Свои три сотни всегда заработаю, а то и больше. А главное - без этих уродов.
И он улыбнулся, как- то даже просветлев лицом. За все годы, что проработали вместе, я не помнил мужика таким. Вечно молчаливый, насупленный. Я всегда считал, что он намного старше меня. И только сейчас, в автобусе понял глядя на него, что мы ровесники. Ему тоже, чуть за тридцать. Человек, решился и стряхнул с себя какой- то груз. Становился самим собой.
У дверей в наш отдел меня поджидал бригадир. Мы как раз меняли его бригаду. Здороваясь, он начал первым:
- Извини, тогда после собрания не стал спускаться к тебе, не до того было. Расскажу лучше сейчас, здесь, без ребят. Не к чему им это. «Строгача» мне влепили по партийной линии с занесением в карточку. И предупредили, что второй выговор вряд ли будет. Сразу партийный билет на стол! Вот так-то!
- Ну и за что? Чем обосновали?
- Да за то собрание, якобы только мои люди их матом крыли. Ну, ты ж понимаешь. И формулировачку придумали: «За слабую идеологическую работу с подчинёнными». Надеюсь, всё понятно.
Я не успел ответить и он продолжил:
- Всё, надо уходить. Наверное, приму предложение своего соседа - «колорадского жука».
И пояснил, увидев на моём лице недоумение.
- Есть у меня сосед по лестничной площадке. Хозяйничает на овощной базе. Вот весь наш подъезд и дал ему такую кликуху. Помогал ему тут на днях ремонтировать машину. Видит, что я не в настроении, спросил. А я всё и рассказал о наших заморочках на работе. Он стал сватать меня к себе на базу кладовщиком. Говорит: «Мне такие люди нужны, ты не пьёшь, с образованием, да ещё партиец. Будешь, как сыр в масле кататься и получать не меньше, голова-то, мол, у тебя на месте».
- Ты же сам говоришь, что он жучила. Не дай Бог что, ведь он тебя подставит, ты будешь за всё отвечать.
На скулах мужика вздулись желваки, в глазах полыхнуло отчаянье. Сказал - как выдохнул:
- А что мне делать? Мне деньги надо зарабатывать. Вот что ты знаешь обо мне? Что у меня трое детей! И всё! А у меня жена уже два года по больницам. Две недели дома и месяц - два в больнице. Тает буквально на глазах. Наши врачи, хвалённые, не могут поставить диагноз, не знают от чего лечить и как. Я вроде и зарабатываю очень хорошо, а денег этих не вижу. Они у меня как воробышки из ладони летят веером. В больнице - няньке за то, чтобы она «утку» жене вовремя подала, да бельё поменяла, меньше пятёрки в карман не положишь. Сестричке - чтобы укол нормально, без синяков на теле сделала - опять не меньше пятёрки. К заведующему отделением - чтобы жену в нормальную палату поместили, без бутылки армянского конька и пары палок хорошей колбасы в кабинет не войдёшь. А думаешь у детей в школе меньше? То у одной учительницы день рождения, то у завуча, то у директрисы. Родительский комитет начинает деньги собирать, как минимум червонец каждый раз. А одеть их, обуть надо, чтобы не хуже других были, чтобы не комплексовали. Школа- то у нас особая - английским уклоном . Представляешь, детишки, каких родителей там учатся. И перевести своих оттуда уже не могу. Нравится им там. Да и учителя хвалят их. Говорят, способности есть. Я ж никому об этом не рассказывал, не жаловался. А что теперь делать?
Что я мог ему ответить? Да ничего! В моём сочувствии и жалости он не нуждался. Ещё твёрдо стоял на своих ногах. Но сообщить очередную неприятную новость был обязан. Коротко пересказал разговор в автобусе. Он матюгнулся и бросив взгляд на часы, закончил разговор:
- Ладно, давай беги на «разбор», а то опоздаешь. А я пойду к своим ребятам - предупредить надо.
Уже на ходу я вытащил из кармана газету и протянул ему. Главные строчки в статье были подчёркнуты, чтобы не читать всю муть.
- На, читай, потом обсудим!
Закончив приём смены, спросил его:
- Прочитал, и что думаешь?
- Я тебя понял, но почему ты так уверен, что они соберут ещё одно собрание.
- Да потому, что уж больно они засуетились в последние дни, Думаю надо ждать в гости высшее руководство из авиаотряда.
- Возможно. Посмотрим. Но ведь они на такой вопрос не смогут ответить. Как на него ответишь? У этого вопроса ноги растут из тридцать седьмого года.
- Вот и пусть думают. С нами- то они не очень церемонятся. Только если будет собрание, ты не заводись. С тебя уже хватит. Сам попробую.
- Ладно, договорились. Но даже если собрания не будет, мы это постановление в письма ввинтим, сильно получится.
- Чую, будет собрание, вот увидишь.
С тем и разошлись. Он поехал домой, а я направился в раздевалку, откуда доносилось хлопанье дверок шкафов - ребята переодевались в рабочую одежду. Огляделся. Из предыдущей смены уже никого не было, все свои. Поймал на себе быстрый, вопросительный взгляд загрузчика (того - из автобуса). И перекрывая лёгкий шумок обычных разговоров сказал:
- Мужики, внимание! Есть информация, что сегодня ночью наши шкафчики будут шмонать менты. Поэтому надо убрать всё лишнее, чтобы не «дразнить гусей».
Откуда пришла новость, объяснять никому не понадобилось. Все ребята и так коротко бросили взгляд в правильном направлении. А он стоял спиной ко всем и что-то ворошил в шкафчике. Потом повернулся и поставил на диван полиэтиленовый пакет, на дне которого валялось несколько разовых импортных зажигалок, две пачки сигарет и парочка авторучек. И обращаясь сразу ко всем, тихо сказал:
- Бросайте всё сюда. Я отнесу в надёжное место. Потом, когда всё уляжется, заберёте, каждый своё.
Минут через пять, пакет был наполовину заполнен подобной мелочью. Забрав его, он ушёл через наши ворота на перрон. Никто не задал ему ни единого вопроса. Началась обычная работа.
О существовании в наших шкафчиках и карманах этих вещей знали практически все, начиная от наших девчонок – дежурных и заканчивая особистами. В каждую смену по очереди одна пара работала «наверху»- в зале регистрации. После прохождения таможенного контроля принимала у туристов багаж и опускала его на лифте в подвал, где чемоданы распределяли по электрокарам соответствующих рейсов. В обязанности этих же ребят входила загрузка и выгрузка багажа пассажиров прибывших по категории «люкс», которым «Интурист» подгонял к входу - выходу чёрные «Волги». На Западе принято, за подобные услуги давать работнику «чаевые». Зная наши порядки в отношении валюты, деньги предлагали редко, а вот упаковку жвачки, пару пачек сигарет, зажигалки, авторучки - это практически все. Пресекать эти порядки - даже тогда, никому и в голову не приходило. Вот смеху было бы. Взрослому мужику, за проделанную услугу предлагают копеечную авторучку, а он испуганно таращит глаза и прячет руки за спину. До полного маразма, тогда ещё не дожили. Но тенденции уже намечались.
Они появились часа в два ночи. У нас была пауза между рейсами. Часа на полтора, не больше. Многие ребята уже примостились на диванчиках вздремнуть. Вошли через автоматические двери со стороны перрона. Вошли фактически на чужую территорию. Все и всё, относящееся к международным перевозкам курировалось КГБ. Милиция могла появляться на этих объектах только с разрешения данных органов. Но то, что они вошли с перрона, говорило о том, что этого разрешения не было. Мордатый капитан и с ним три сержантика. Изображая из себя большого начальника, капитан громко заорал:
- А ну встали все! Быстренько, быстренько. Открыли личные шкафчики, проверочка будет.
И довольный сам собой хохотнул. От него явственно попахивало водочкой. Знал к кому в гости идёт без спроса. Видно «принял на грудь» для храбрости. В наши дни эту сцену любой может представить себе легко. Многие неоднократно видели, как ведёт себя милицейско - полицейский наряд, где- нибудь на вокзале в отношении «бомжей» заночевавших на лавочке. Вот эта сценка один в один с нашей ситуацией. А мне надо было изобразить, что мы их не ждали и осадить немного хамло в погонах.
- В чём дело, капитан! Что Вы тут орёте? Вы знаете, что это за помещение, случайно двери не перепутали?
Остановился, зло с прищуром уставился на меня мутным взглядом.
- Так это ты бригадир здесь?
- Допустим.
- Тогда давай команду своим ребяткам пусть личные шкафчики открывают. Досматривать будем.
- С какой это стати, Вам надо, Вы и командуйте. И вообще там, наверху, в том кабинете знают, что Вы здесь собираетесь творить?
И я ткнул пальцем в потолок. Он меня понял. На кого я ему намекаю. Аж зашипел от злости, пыжась что-то ответить. Но не успел. Из толпы ребят обступивших уже нас кто- то сказал:
- Да брось ты, бугор, с ними связываться! Если такие любопытные, пусть смотрят, хрен с ними. Пошли мужики откроем, пусть шарят! Только в моём поосторожнее, там у меня где- то потные носки висят.
Мои заржали в голос. Неплохо кто- то мне подыграл. Всей гурьбой направились в раздевалку, и тут капитан не выдержал, зло пробурчал:
- Шуточки шутите! Посмотрим, как потом шутить будете.
После этих слов, меня как током дёрнуло. Крикнул ребятам:
- Всем стоп! Слушайте! Шкафчики не открывать всем сразу, по одному, по очереди. Стоять рядом, не отвлекаясь. Смотрите внимательно, чтобы Вам ничего не засунули.
Капитан крутанулся в мою сторону. Зло, буквально пролаял:
- Что!? Грамотный очень.
И услышал от кого- то в ответ:
- А у нас других не держат, мы же не в ментовке работаем.
И опять смех на всю раздевалку.
- А ну открывай! Кто первый?!
Обыск длился почти час. И чем быстрее он приближался к завершению, тем больше ярился капитан. Над ним насмехались в присутствии его подчинённых, а он не мог дать результата, которого от него кто- то вышестоящий ждал. Досмотрел всё и ни единой зацепочки. Ткнув рукой в сторону трёх рядов таких же шкафов спросил:
- А эти чьи?
- Неужели не понятно, это других бригад.
- Мы сейчас их будем вскрывать, а вы будете в качестве понятых.
- Слушай капитан, ты за кого нас держишь?! Свои ящики мы тебе показали можно считать добровольно. А насчёт этих покажи постановление на обыск. Оно у тебя есть? То- то и оно, что нет! Пошли ребята отсюда.
Один из парней, уже на полном серьёзе сказал мне:
- Бригадир, пиши утром рапорт особисту, а мы все подпишем. Иначе эти совсем оборзеют.
Всей бригадой мы вышли в зал. Вскрывать другие шкафчики они не стали. Видно последняя реплика парня привела офицера немного в чувство. Да и понял, что мы их совершенно не боимся. А это всегда бесило милицию больше всего. Вышли следом за нами и направились к выходу. Но проходя мимо меня, он не удержался. Подошёл почти вплотную и, обдавая водочным перегаром прошипел:
- Что, решил против ветра ссать? А обрызгаться не боишься?
- Иди с Богом, капитан, отсюда, не пугай и не дразни ребят. А то ведь точно могут рапорт написать. Оно тебе надо? За чужие идеи задницу подставлять.
Они шли на выход. Впереди вышагивал капитан, бормоча под нос мат и угрозы в наш адрес. За ним плелись сержантики. Один обернулся, и мне показалось, что он подмигнул нам. А почему бы и нет? Ведь не каждый день доводится видеть, как «макают» твоего командира.
Подобные проверки прошли по всем четырём сменам, но ничего не дали. Особо рьяные и наглые менты, даже пытались подловить ребят прямо на автобусных остановках, когда люди уже разъезжались после работы по домам. Проверяли сумки и пакеты, но кроме грязной одежды так ничего и не увидели. Команда «фас», данная кем- то сверху не дала результатов.
Было утро второго выходного дня после ночной смены. В моей квартире зазвонил телефон. Снимаю трубку. На том конце провода бригадир - партиец.
- А ты оказался прав! Уже вывесили объявление о новом собрании. Завтра в десять, как раз в твою дневную смену.
- Ну и что, они меня обязаны отпустить на собрание. В крайнем случае, ты тоже знаешь, какой вопрос задать.
Без пятнадцати восемь начался обычный разбор перед рабочей сменой. Начальник смены напомнил мне, что сегодня собрание, и я вместе с ещё одним представителем от бригады должен быть на нём.
Мы с парнем пришли в зал минут за десять до начала. Зал был полон, только первый ряд кресел в зале и места за столом президиума ещё пустовали. Но вот появились и остальные. Первый ряд кресел заняло руководство нашего отдела. А за столом на возвышении разместилось всё руководство авиапредприятия. Все первые лица. Зал притих. Но почему- то не начинали. Открылась в очередной раз дверь. В зале появился пожилой мужчина в сером костюме – главный куратор КГБ по всему предприятию. За его спиной маячило смущённое лицо нашего начальника смены. Он приложил к груди ладошку и пролепетал оправдываясь:
- Извините, сегодня работает моя смена и мне…
Запнулся, понимая, что он никого не интересует, и ждали не его. Быстренько пристроился на стульчике у боковой стены поближе к двери. С крайнего кресла в первом ряду вскочил наш диспетчер, предлагая свой место особисту. Поблагодарив, тот сел. Диспетчер юркнул на стульчик под стеночкой. Вот теперь все в сборе.
Первым слово взял парторг. Началась обычная говорильня, правда тон был уже иной, нам не диктовали условия. Нас даже благодарили за многолетнюю хорошую работу. Призывали и впредь трудиться так же. Нас призывали уладить все вопросы на месте, со своим руководством, а не выносить на всеобщее обозрение. Помнить и дорожить честью славного авиапредприятия. И всё остальное в подобном духе. Следующим оратором был профсоюзный босс. Этот в своём выступлении пошёл ещё дальше. Уже начал каяться и признавать ошибки профсоюза, который, наверное, мало уделял внимания нуждам наших трудовых коллективов. Клятвенно заверял, что теперь нам будут выделяться путёвки в пионерлагеря для детей и прочая, прочая. Выбрав паузу в пламенной речи оратора, с задних рядов зала чётко донеслось:
- Ну, вот и коробейник с «пряниками» появился!
Хоть бригадиры и предупредили всех ребят, чтобы не «заводились», но кто-то видно не выдержал этого представления. После этой реплики, по залу пробежал лёгкий смешок. После чего «радетель за нужды трудящихся» постарался быстро свернуть выступление. Настала очередь главного руководителя предприятия. Он встал, положив сжатые кулаки на столешницу. Не стал разводить агитацию, как предыдущие ораторы. Но не преминул напомнить нам, что негоже «выносить сор из избы», тем более что руководство предприятия идёт нам навстречу. И после веской паузы подтвердил это. Заявив, что принято решение выплачивать нам допремирование в размере двадцати пяти процентов от окладов не поквартально, как говорилось ранее, а ежемесячно. И особенно подчеркнул, что выплаты будут производиться в независимости от результатов работы предприятия. Сделал большую паузу, внимательно оглядывая зал. С рядов донёсся всё тот же голос. Было такое впечатление, что человек как бы разговаривает сам с собой, спокойно и рассудительно.
- Было сто да плюс сорок рублей, теперь накинули четвертной. Итого сто шестьдесят пять грязными, вместо четырёх сотен.
И после небольшой паузы.
- Спасибо благодетель, осчастливил, нижайший поклон тебе.
На скулах руководителя вздулись желваки. Видно очень хотелось рявкнуть. Но сдержался, только хрустнул пальцами, сжатыми в кулаки и тяжело опустился на место. Вскочил опять парторг. Делая вид, что не обратил внимания на последнюю реплику и последовавший за этим смешок в зале, начал говорить наигранно бодреньким голосом. Подводя как бы черту под всеми выступлениями. Он надеялся, что мы обсудим в коллективах изменения принятые руководством. Не будем делать скоропалительных выводов, а примем единственно правильное решение - работать так же ударно, как делали это и прежде. Он на нас надеется! Закончил дежурной фразой:
- Вопросы будут?
Я поднял руку и встал.
- Да есть один.
После чего представился, как полагается в таких случаях. За столом лёгкое шевеление. Придвинули к себе блокноты и листочки, записывая мои данные. Достал из кармана газету и обратился к парторгу:
- Уверен, что вам известно одно из последних обращений партии и правительства, подписанное Политбюро и лично товарищем Андроповым. Парторг утвердительно кивнул в ответ.
- В этом обращении направленном не только к членам партии, но и ко всем трудящимся страны, есть такая строка: «Всемерно содействовать улучшению благосостояния трудящихся». Обвёл рукой зал вокруг себя и продолжил:
- Перед вами сидят конкретные трудящиеся, к которым направленно данное обращение. Сидят люди, которых вы за хорошую работу пытаетесь лишить почти двух третей законного заработка. Исходя из этого, возникает только один вопрос. Вы не собираетесь следовать указаниям партии и правительства? Они вас не устраивают. Не буду напоминать вам, как называли подобных людей всего несколько десятилетий назад. Уверен, что вы помните. Постарайтесь обосновать и ответить нам на простой вопрос:
- Почему вы против данного пункта в обращении партии и правительства к народу всей страны? И сел на место.
В зале повисла гробовая тишина.
Наблюдать реакцию людей сидящих, в президиуме было и смешно, и грешно. Кто – то активно шуровал в кармане, доставая платок, кто-то сидел просто с отвисшей челюстью. Командир авиапредприятия так низко нагнул голову к столу, что разглядеть выражения его лица было невозможно. Кадык на шее парторга ежесекундно дёргался, такое впечатление, что он хотел что- то сглотнуть и не мог. Затем они все непроизвольно скосили глаза влево, в сторону крайнего места в первом ряду. Пожилой мужчина в сером костюме сидел совершенно спокойно, казалось даже, что он задремал, чуть- чуть прикрыв глаза. В этой гнетущей тишине с особой издёвкой прозвучала оброненная кем- то фраза:
- Оба – на, приплыли!
Дёрнув последний раз кадыком, слегка откашлявшись, парторг нашёл меня в зале взглядом и спросил:
- Молодой человек, Вы понимаете - в чём Вы нас пытаетесь обвинить?!
Чтобы ему ответить пришлось опять встать.
- Я не прокурор, чтобы здесь кого- то обвинять. Просто пришёл к определённым выводам и задал Вам конкретный вопрос, ответ на который уверен, хотят получить все сидящие в этом зале. Теперь не выдержал явно кто- то из молодых. Уж больно звонок был голос.
- Да уж-ж! Будьте так любезны.
Парторг сбивчиво затараторил, пытаясь объяснить, что это решение родилось не в нашем предприятии. Начал ссылаться на вышестоящие инстанции. «Хозяин» предприятия недовольно дёрнул головой в его сторону и, не давая ему возможности окончательно «потерять лицо», слегка прихлопнул ладонью по столу и встал. Уставился в меня тяжёлым взглядом.
- Мы обязательно ответим на Ваш вопрос в ближайшее время. А на сегодня собрание считаю оконченным.
Первым встал со своего места пожилой мужчина с крайнего места в первом ряду и направился к выходу. С небольшим интервалом от него потянулось на выход и наше руководство. Образовав небольшую толкучку в дверях, начали выходить и мы. Всё тот же молодой голос где-то за моей спиной выкрикнул, обращаясь ко мне:
- «Бугор», надеемся ещё увидеть тебя на работе? И тут же, уже с сомнением в голосе:
- Хотя, хрен их знает? Уж больно ты их припёр к стенке. Кто-то из более взрослых осадил парня:
- Хватит гнать волну! Чай на календаре не тридцать седьмой год. Пусть отвечают, а мы подождём, что они скажут. Не оборачиваясь, ответил ребятам:
- Уверен, найдут, что ответить. Недаром же взяли паузу. Теперь их очередь ставить нас к стенке. Спросили:
- Думаешь, получится у них?
- Думаю, выкрутятся. Должны же были их чему- то научить в партшколах. Чей- то злой голос поставил точку в этих дебатах:
- Да и хрен с ними, ясно, что больше здесь делать нечего. Я уже заявление в «кадры», какой день ношу в кармане, осталось только дату поставить. Рядом со мной хохотнули:
- Можно подумать ты один такой!
И толпой двинулись к автобусной остановке. Мы с напарником по собранию спустись в подвал на рабочие места. Я закурил и сел к пульту, а парня обступили ребята свободные от рейсов. Начали расспрашивать и выспрашивать как, да что было на собрании. Минут через десять, прыгая чуть ли не через ступеньку, к нам спустился наш начальник смены - А.П. Ш..н. На него было жалко смотреть: взъерошенный, бледный, в глазах отчаянье. Тогда ему, наверное, казалось, что всё в его жизни рушится. Шагнул вроде в мою комнатку, но остановился на пороге. Рубанул воздух рукой и с горечью выдохнул:
- Ну как же так, от тебя я не ожидал такого!
Резко развернулся и зашагал обратно. Кто- то из ребят крикнул ему:
- Палыч, что ты психуешь? Лучше подумай с кем работать будешь недели через две, вот тогда и напсихуешься, а сейчас береги нервы, они тебе ещё, ох как пригодятся.
В тот момент ему было наплевать на всё и на всех. Человек только что распрощался с радужной надеждой - стать представителем «Аэрофлота» где- нибудь за »бугром». И если бы Боженька в тот момент прокричал ему в уши, что в ближайшее время ему выпадет самая счастливая карта в его жизни – он бы не поверил и Богу. А всё произошло именно так.
Ему не довелось оказаться в где-нибудь в Африке в роли представителя и встречать раз в неделю рейс «Аэрофлота». Ему не довелось подсчитывать валютные копейки и экономить буквально на всём. Не довелось покупать самые дешёвые фрукты на африканских базарах и пить тёплое и мутное пиво местного разлива. Всё получилось совсем наоборот.
В самом начале «мутных» перестроечных годов ему удалось пристроиться в ирландскую торговую фирму, осуществляющую беспошлинную торговлю в аэропорту «Пулково». И вот уже не одно десятилетие мой бывший начальник смены, являясь представителем этой фирмы в Питере, успешно торгует водкой, парфюмом, шкатулками и матрёшками. Получая за это даже в самые тяжёлые годы для страны не валютные копейки, а полновесные зелёные бумажки. Вполне возможно за эти годы он всё же побывал в Африке, но уверен, что только на курортном её побережье. И пил пиво наверняка совсем другого качества. Не того, что пришлось бы ему пить, попади он туда в средине восьмидесятых годов в качестве представителя другой крупной фирмы - советской.
Но нам не дано знать, что с нами будет. А тогда он был зол на всех и особенно на меня.
Очередная новость появилась у нас в подвале, когда мы работали в ночную смену, в образе нашей дежурной по регистрации. Она принесла нам ведомость на багаж очередного рейса. И выбрав момент, когда ребят рядом не было, шепнула мне, что с сегодняшнего утра в штабе Авиагородка работает человек, прилетевший из Москвы. И округлив глаза добавила:
- Говорят, аж из ЦК партии прибыл.
- И какая ж тебе сорока это настрекотала?
- Не сорока, а лучшая подружка, она в штабе работает. Рассказывала, что мужик этот с утра был у командира с парторгом, потом весь день просидел в отделе кадров, изучал ваши анкеты. Бухгалтерию уже предупредили, что завтра он будет у них в расчётном отделе. И спохватилась:
- Ой, ладно побегу к себе наверх. И смеясь:
- Вы же теперь в опале у начальства.
Утром нас меняла смена бригадира – партийца. Здороваясь, он первым спросил меня:
- Слышал уже новость про «цековца»?
- Да слышал, похоже, орудие главного калибра прибыло. Надо ожидать нового собрания.
Третье и последнее собрание состоялось через два дня. Ребята собрались на него уже минут за тридцать до начала. Стояли большой толпой чуть в стороне от главного входа в отдел. Состояние людей было не просто возбуждённым, а можно сказать наэлектризованным. В разговорах выяснилось, что только нескольким ребятам за предыдущие дни удалось договориться и оформить с первого числа следующего месяца переводы в другие службы аэропорта. Один переводился в траповщики, другой в аэропортовское автохозяйство. Но быстро уловив данную тенденцию, начальство резко пресекло эти попытки. Людям предлагалось вначале уволиться, а затем пробовать поступить на работу туда, куда они хотели перевестись. Без каких- либо гарантий подобного трудоустройства. Постараюсь доходчиво объяснить, почему людей больше всего интересовал вариант трудоустройства переводом в другую службу.
Было два самых весомых фактора. Четырёхсменка была очень удобна для многих. Отработав двенадцать часов в дневную смену, на следующий день человек имел свободным весь световой день до восьми вечера и выходил в ночную смену до восьми утра следующего дня. А после ночной смены - два выходных дня. Я уже писал, что многие жили в близлежащих деревнях и в пригородах Ленинграда. Но и горожане почти все имели дачные участки. Люди успевали хорошо поработать на производстве и имели достаточно времени для садов- огородов. Учитывая «изобилие» продуктов в магазинах того времени - это было немалым подспорьем в каждой семье. Были и заядлые рыбаки, которые после ночной смены уезжали на два дня на рыбалку. Людям, долгое время отработавшим в подобном графике, было непонятно, как можно работать на пятидневке.
Был в те годы и ещё один не менее весомый фактор. Человек, работающий в системе «Аэрофлота» во время отпуска имел право один раз в год купить билет туда и обратно со скидкой в пятьдесят процентов. А если ваш трудовой стаж в данной системе уже семь лет и более, то вы покупали служебный билет с красной полосой вообще бесплатно, в любую точку на карте лишь бы туда летали самолёты. Учитывая эти положительные факторы, руководство и начало ставить всевозможные «рогатки», чтобы удержать людей на рабочем месте, но с меньшей заработной платой.
Бригадир - партиец подошёл ко мне. Здороваясь, сказал:
- Похоже, собрание сегодня будет «весёлым», ребята завелись не на шутку. Все понимают, что это последнее и не в нашу пользу.
Из толпы доносилось:
- Это ж надо, приехал и сразу в наши зарплатные ведомости! Нет, чтобы прийти к работягам, посмотреть, как мы работаем, поговорить с людьми. Так нет, он сразу носом в наши деньги!
- А ты что ли его приглашал? То- то и оно, что начальство! Вот он их и будет выгораживать, только интересно как? А ты ему со своей работой и на хрен не нужен!
В этот момент по пандусу к дверям отдела подъехало несколько чёрных «Волг». Из машины вышел командир авиаотряда, а затем посыпались такие аэрофлотовские погоны, что в глазах зарябило. Но был в их среде и один мужчина в цивильном костюме.
В нашей толпе кто- то не удержался.
- Не хрена себе! А министра- то не видно, похоже только замы. Моментально последовала подколка.
- Батя, а ты его тоже приглашал? И в лицо знаешь? В толпе негромко, но загоготали.
- Да тише вы, жеребцы! Вон как они зыркнули на нас.
- Да и … Бог с ними! Мне с ними теперь детей не крестить.
- А почему только теперь? Раньше- то планировал что ли? Опять смех.
- Раньше только думал, а теперь даже и заморачиваться не буду.
Вот так со смешками все двинулись в сторону зала. Да, прав наш партиец. Похоже, ребята уже всё для себя решили и пришли только ради любопытства.
Теперь за столом разместились только вновь прибывшие, а из нашего начальства только парторг и командир авиапредприятия. Остальные руководители разместились уже на двух передних рядах кресел. Место с краю опять занял особист. Затем следовало ряда три пустых кресел. Непроизвольно образовывая как бы зону отчуждения. Дальше плотными рядами сидели мы.
Открывая собрание, командир предоставил первое слово представителю министерства. И началось!
Человек с большими погонами долго рассказывал нам об успехах отрасли, хвалил наше предприятие, не забыл упомянуть и о нашей хорошей работе. По нашим рядам побежал шумок, ребята недоумённо переглядывались. За моей спиной кто- то пока ещё тихо недоумённо спросил:
- Это что ещё за хрень?
Затем слово взял следующий оратор от министерства. И опять всё почти то же самое только с уклоном на нашу сознательность, перемежая всё обещаниями и уверенностью в нашем патриотизме к своему предприятию и к отрасли в целом. Говорильня шла уже минут сорок. В наших рядах нарастал гул.
- За кого они нас держат?
- Да нужны мы им как собаке пятая нога. Ты же видишь, они состязаются в красноречии, отчитываясь, перед этим - из ЦК.
И вот когда оратор очередной раз набрал в лёгкие воздуха, готовясь выдать очередную словесную руладу, с задних рядов раздался громкий голос.
Я не поверил своим ушам и даже обернулся назад. Проработав с этим человеком уже не один год, я никогда не слышал от него такого громкого и уверенного голоса. Он был очень неразговорчив. Спросишь его о чём- то, он ответит и всегда тихим спокойным голосом. Почти никогда не участвовал в каких- то общих разговорах и спорах. А тут вдруг такой голос. Принадлежал он нашему милицейскому стукачу. Похоже, в тот день он поразил не только меня. Заговорил он, не вставая с места и не представляясь, но чётко и громко:
- Да что же это такое, сколько можно!? У меня дети давно уже вышли из пионерского возраста, а вы нас тут как детей воспитываете и агитируете. Мы понимаем, что вы в командировке и для вас это рабочий день, но нас-то оторвали от законного выходного дня. И собрались мы сюда, чтобы услышать ответ на конкретно заданный вопрос на последнем собрании. В рядах зашумели:
- Всё правильно! Сколько можно! Это собрание или политинформация!?
Выступающий с укоризненной миной на лице повернулся к нашему руководителю. Тот вскочил из-за стола. Но сказать ничего не успел. Мужчина в гражданском костюме резко поднял руку вверх и, вставая громко сказал:
- Всё нормально! И добавил.
- Всё правильно! Кивнул оратору из министерства.
- Садитесь, пожалуйста. Тот сел.
Спокойным, натренированным голосом представился – начальник отдела труда при ЦК КПСС, назвал фамилию, имя и отчество. Улыбнувшись отработанной за многие годы подобных выступлений простецкой рабоче-крестьянской улыбкой, спросил у зала:
- Разрешите теперь мне? Из зала донеслось:
- Да ради Бога! Давно пора. Для чего ж они Вас сюда и выписали!
После этой фразы по его губам скользнула ироничная улыбка.
- Спасибо! Всегда приятно разговаривать с понятливыми людьми. И перешёл к выступлению.
Начал рассказывать, что он два дня провёл в изучении наших анкет и зарплатных ведомостей. Сказал, что был удивлен и признался, что не мог даже предположить такого. Удивил его очень высокий образовательный уровень в нашей среде. На шестьдесят работников приходится четыре человека с высшим образованием. Один из бригадиров почти с законченным высшим (профильным), другой бригадир с двумя дипломами и к тому же член партии. И повернув голову в сторону нашего командира, слегка укорил его в чрезмерной роскоши. Удивился, что эти люди управляют только бригадами. Напоминая, что государством на их подготовку затрачены большие средства.
Обратив внимание, как при этих словах задёргался и заёрзал в кресле, порываясь встать, бригадир – партиец, я наклонился к нему.
- Сиди спокойно, неужели ты не видишь - это же спектакль. Он специально провоцирует нас.
Человек действительно разыгрывал перед нами проверенный многолетним опытом, хорошо отрежиссированный спектакль на тему: приехал хороший барин, чтобы указать на ошибки и пожурить прилюдно наше руководство.
Упомянув высокий процент работников со средне - техническим образованием в наших бригадах, он плавно перешёл к анализу наших заработков. В основном этот анализ свёлся к сравнению его с заработками пилотов нашего авиаотряда. Он указывал нам, что наши заработки намного превышают заработную плату командиров таких типов самолётов, как «Як-40», «Ан-24». Мы даже получаем пусть и не намного, но больше чем командиры «Ту-134». По нашим рядам опять покатился шумок. Не выдержал и я. Просто стало тошно слушать эту демагогию. Выбрав небольшую паузу в его речи, поднял руку и встал. По ряду президиума побежали шепотки с моей фамилией.
- Да, Вы проделали определённую работу и должны понимать, что перед вами сидят взрослые и далеко неглупые люди.
Мы встретились с ним глазами. И пока я говорил мы, уже не отводили их друг от друга. Лицо его было абсолютно бесстрастно и спокойно, а вот глаза жили. Жили своей жизнью, от спокойствия, до злости. От безразличья до снисходительной заинтересованности.
- Мы отлично понимаем, что пилоты держат в руках дорогостоящую технику, а главное - за их спинами жизни сотен людей. Соответственно они должны получать за свой труд намного больше, чем мы. И так как Вы являетесь начальником отдела труда при ЦК- это, скорее всего ваша прерогатива, что- либо изменить в этой области, чтобы данные люди получали достойные деньги за свой труд.
- Изучая наши анкеты, я думаю, Вы убедились, что нас не надо агитировать и призывать к совести. Все эти годы мы работали честно и добросовестно, за что получали большую часть денег от совершенно другого ведомства. Эти деньги не ложились тяжким финансовым грузом на плечи авиапредприятия и министерства в целом. Вы провели работу и делаете определённые выводы, но также как и все предыдущие ораторы не пытаетесь заглянуть чуть вперёд. А что будет после этой реформы? Неужели Вы думаете, что многие останутся на своих рабочих местах. Хорошо, появятся новые люди. Возможно, часть будет из «советского» сектора. Они принесут с собой весь «букет» проблем. А это - низкая производственная дисциплина, пьянки и воровство из багажа пассажиров, регулярные задержки рейсов.
При этих словах «цековский» перевёл взгляд с меня на тот край стола, где сидело наше руководство. Видно для него - это было новостью, но только не для наших руководителей.
- Произойдёт массовый отток квалифицированных рабочих из всех международных отделов «Аэрофлота» по всей стране. Понизится культура обслуживания иностранных пассажиров. Нам непонятно, неужели ради сиюминутной финансовой выгоды «Аэрофлот» готов заплатить такую цену. Это будет просто «Пиррова победа». Исходя из всего сказанного у нас и возникли только два вопроса на которые мы так и не получили ответа. Думаем, что ради этого Вас и пригласили сюда. Эти два вопроса на одно слово - почему? Почему всё это делается и почему делается вопреки линии партии и правительства. Надеемся услышать от Вас ответ. И сел на место. Зал затих. Повисла пауза.
А он стоял и смотрел в зал. Смотрел на эти лица. Но мне показалось, что он не видит нас. Он просто стоял и думал.
Что вот сейчас ему предстоит уже, в какой раз построить из слов, фраз, правды и полуправды «основание» под очередной маразматический проект. В угоду чьей- то жадности и дури. И он «основание» возведёт. Его долго учили, и он умеет это делать. Он выполнит работы по «нулевому циклу», сделает «основание», залив его потоками идеологического «бетона». А что воздвигнут на нём и сколько простоит данное хилое сооружение - его не интересовало. Он строитель только «нулевого цикла».
Слегка улыбнувшись своим мыслям, он нашел в зале мои глаза и уже не отпускал их до конца выступления.
- Хорошо, я отвечу на Ваши вопросы. И уверен, что Вы меня поймёте.
- Вы правильно говорили о своих заработках. Да деньги просто переходили из одного ведомства в другое, а теперь их решили перераспределить. Но Вы не сказали об одной очень важной особенности этих денег. Деньги эти - государственные.
А далее он сказал то, о чём начали говорить громко с экранов телевизоров и в газетах только довольно много лет спустя.
- В данный момент страна находится далеко не в лучшем экономическом и финансовом положении. Цены на мировом рынке нефти катастрофически падают. Золото - валютные запасы в стране сокращаются. Остальные товары нашей промышленности на Западе не могут конкурировать. Наши друзья из стран, вставших на путь строительства социализма, не могут вернуть нам долги в ближайшее время. Да и грех их требовать.
- И в это же время империалистические державы активно разворачивают против нас ракетные комплексы «Першингов» в Европе. Нашей стране брошен вызов и мы должны его принять. Мы обязаны крепить обороноспособность государства, а это потребует огромных финансовых средств. В данной ситуации государство не может позволить себе жить так, как оно жило последние годы. Стране нужно наше понимание и терпимость. И это касается не только нас, но и всего населения. Надеюсь, я ответил на ваши вопросы, и вы поняли меня. Повисла пауза.
Всем всё было понятно, только самые наивные могли мечтать о победе над системой. Докладчику было ясно, что мы его отлично поняли, но ему этого было мало. Он не сводил с меня взгляда. Ему требовалось моё подтверждение.
Внешне совершенно спокойный и уверенный в себе он не сводил с меня взгляда. А его глаза смеялись (может быть, мне это показалось), они как бы говорили мне:
- Ну что, парень? Тебе удалось припереть к стенке этих «золотопогонников», они не смогли или не захотели ответить. А если бы даже и захотели, то не имели права тебе ответить так. А я ответил. Я имею на это право. И как тебе – теперь, у твоей «стенки»? Неуютно, правда!? Он ждал моего ответа и не только он. Надо было отвечать.
Понимая, всю тщетность наших попыток восстановить справедливость, ещё вечером дома я заготовил два заявления. И вот теперь им надо было давать ход. Я встал с места, держа листки в руке.
- Спасибо, Вы ответили на наши вопросы. Ответили, приведя совершенно «железобетонные» доводы. Надеюсь, Вы понимаете, что среди нас нет противников укрепления обороноспособности нашей Родины. Остаётся только надеяться, что наши деньги действительно послужат этому делу.
И мы улыбнулись друг другу. Я- потому, что понимал - он врёт. А он- потому, что ему понравилось выражение «железобетонные доводы». Оставалось последнее. Надо показать ему, что он хоть и поставил меня к «стенке», но только боком. А «стрелять» в человека, стоящего боком, всегда сложнее. Ребята потеснились, и я вышел в проход и направился к столу президиума. Говорил прямо на ходу:
- В сложившейся производственной обстановке хочу воспользоваться своими правами. С сегодняшнего числа, добровольно снимаю с себя обязанности бригадира. И последние две недели до увольнения по собственному желанию, буду работать загрузчиком.
Отдал в руки начальнику службы оба заявления, чувствуя спиной взгляд цековца. Через несколько минут собрание было закрыто.
Молчаливой толпой вышли на улицу. От остановки начал отправляться автобус. Ребята бросились к нему, стали впрессовываться в салон. Кто- то держал ещё гармошку автобуса и кричал мне:
- Давай быстрей! Чего стоишь?
Я махнул им рукой. Езжайте! Ужасно хотелось курить. Торопиться мне не хотелось. Перекурю и поеду на следующем. Накатилась какая- то опустошённость. Достал сигарету. Прикурил и с наслаждением затянулся дымком.
Прямо напротив меня у поребрика мягко остановилась чёрная «Волга». Приоткрылась задняя дверца. Он сидел на дальнем от меня сиденье и, перегнувшись, приоткрыл дверь. Улыбаясь, обратился ко мне:
- Садитесь молодой человек, подвезём вас.
За долгие годы работы в «конторе» ему видно много раз доводилось произносить подобную фразу, и он хорошо изучил ответную реакцию людей. Поэтому и улыбался весьма добродушной, широкой улыбкой. Не буду хорохориться и врать. Сердчишко моё ёкнуло и не упало в пятки, а почему- то прыгнуло почти в горло. Да так, что я чуть не поперхнулся дымом. А по спине под рубашкой кто- то провёл мокрой холодной ладошкой. В голове мелькнула фраза, произнесённая на собрании в зале. «Оба, на, приплыли!» А особист продолжил:
- Только без сигареты, я не курю и дыма не переношу. И подвинулся вглубь салона.
Сделал глубокую затяжку, выбросил сигарету в урну, выдохнул дым и сел в машину. Плавно тронулись с места, быстро набирая скорость. Двигатель машины, похоже, был форсированным.
- Тебе до «Московской» или до «Техноложки»?
- Да можно и до «Московской».
Он слегка прикоснулся пальцами к плечу водителя.
- Притормози тогда на «Техноложке». Шофёр молча кивнул головой.
Хозяин машины, повернувшись ко мне пояснил:
- Он у меня быстро гоняет, а так хоть успеем поговорить. Я промолчал.
- Ну и как тебе собрание, убедил он тебя?- задал вопрос начальник наших особистов.
- Да я был готов к такому повороту, только было интересно, чем обоснуют своё решение.
- Значит, не убедил.
Подвёл он первый итог и улыбнулся, наблюдая, как я отрицательно мотнул головой. Я почему- то уточнил:
- Этот - из ЦК сделал свою работу и всё. А наше начальство потом растащит деньги по премиальным и на этом всё закончится. Для этого всю кашу и заваривали.
Он сидел в полоборота ко мне, откинув голову на спинку сиденья. Тихим голосом задал следующий вопрос.
- Как думаешь, многие ваши ребята думают так же?
- Да практически все в этом уверены. Он вздохнул и тихо почти прошептал:
- Дожили, мать твою!
Долго смотрел в окно машины, как бы забыв о моём существовании. Машина остановилась уже на первом светофоре московского проспекта. Отвёл взгляд от окна и спросил вновь:
- Как думаешь, многие ребята останутся?
- Единицы. Те, кто ещё не определился с новым местом работы, а после первой новой зарплаты разбегутся и эти.
Опять небольшая пауза. Затем задумчиво прокомментировал мой ответ.
- Значит, работёнки моим ребятам прибавится. Перевёл разговор в несколько иное русло.
- Ты же в профильном институте учишься? Я утвердительно кивнул.
- Много осталось?
- Да нет.
После очередной небольшой паузы задумчиво протянул.
- А уходить тебе надо из этой системы, хотя бы на несколько лет. Может быть, позабудется потом. Люди поменяются. А так сожрут тебя, если ещё чего хуже не придумают. Заметив мою кривую ухмылку утвердительно добавил.
- Доучиться надо обязательно. На этих свет клином не сходится.
Машина мчалась по проспекту. В левом окне мелькнули корпуса объединения «Электросила». Скоро и «Техноложка». И он задал последний и самый важный вопрос, ради которого он видно и пригласил меня в машину.
- Письмо на имя Андропова действительно отправили?
- Да нет, только подготовили. Но теперь думаю, не имеет смысла.
Машина стояла на последнем светофоре перед станцией метро. Стартуя из левого ряда и резко ускоряясь, чтобы перестроиться в правый шофёр сильно газанул, взревев мотором. В этот момент он тихо сказал:
- Ну и правильно. Не до писем ему сейчас. Вот почему всякая сволота и осмелела.
Как бы потянулся всем телом, разминая кости и тихо продолжил.
- Устал! Давно пора на пенсию. Не хочется участвовать в наступающем бардаке.
Машина плавно затормозила напротив станции метро. Не протягивая руки, бодреньким голосом напутствовал меня.
- Счастливо тебе! И будь поосторожней эти две недели, да и вообще. И шутливо подмигнул.
Выбираясь из машины, я только и ответил:
- Спасибо, что подвезли с ветерком!
В ответ он только задумчиво улыбнулся, а шофёр, не оборачиваясь, поднял над головой руку. Закрыв дверь, я шагнул в сторону метро.
Через две недели я был в отделе кадров - забирал трудовую книжку. Пожилая женщина, заполнив что- то в журнале протянула его мне для росписи, подтверждающей, что я получил документ. Вздохнув, сказала:
- Вы уже восьмой из вашего отдела. И кивнула на соседний стол.
- Вон, ещё пачка заявлений лежит. Не успеваем даже оформлять. Что творят? Уму непостижимо!
Из-за неплотно прикрытых дверей кабинета её начальницы из телевизора доносилась траурная мелодия. В этот день в Москве хоронили Андропова.
Наступали годы сплошной «говорильни», плавно перешедшие затем в годы тотального бардака, которые уже тогда предвидел наш пожилой особист.
Женщина, в аэрофлотовской форме с погонами начальника отдела улыбаясь, спросила:
- А что было потом? Неужели Вам этот шум никогда не припомнили.
- Увольняясь из аэропорта, я не стал брать служебную характеристику. Отлично понимая какой «волчий билет» мне могут выписать. Ушёл работать в одну «очень весёлую» ленинградскую контору. Спецморпроводка речных судов. Работал на крайнем севере в Арктике. Три года участвовал в перегонах речных судов по морям и рекам, через всю страну, а затем по Северному морскому пути в порты Севера и Дальнего востока. Пошёл работать туда добровольно. Куда уж дальше? Дальше, даже при всём желании не пошлёшь. Помню, в отделе кадров меня пожилой инспектор тогда спросил:
- А где служебная характеристика с последнего места работы?
Я ему честно всё объяснил, почему и как я ушёл из «Аэрофлота». Поскрёб он в затылке, подумал и говорит:
- Другой бы раз не взял тебя, не имею права, но уж больно специальность у тебя дефицитная. Караван уже в Архангельске стоит почти готовый. Через недельку три судна обегут Скандинавию, и надо будет отправляться, а специалистов твоего профиля не хватает.
Протягивает мне направление в поликлинику БМП со словами:
- Давай, быстренько проходи врачей и вперёд! Дней через пять я уже был в Архангельске. Проработал на перегонах три года. Чувствуя, что море потихоньку «затягивает», а жена категорически против, уволился.
Предложили мне очень хорошую и перспективную работу в одном из крупнейших объединений Ленинграда. Предложил один из руководителей, но предупредил, что будет тщательная проверка первым отделом. Рассказал ему всю свою трудовую биографию без утайки. Забрал моё заявление и сказал, что позвонит. Жду месяц, второй пошёл. Звонок.
- Подъезжай, надо встретиться.
Встретились в скверике на московском проспекте напротив главного корпуса объединения. Он мне и говорит:
- «Зарубил» тебя первый отдел! У меня невольно вырвалось:
- Почему?! Хотя и знал, что эти ребятки свои решения не объясняют. Но тут ситуация была иного рода. За меня ходатайствовал второй человек объединения. Вот ему и не отказали, объяснили, что я долгие годы был в контакте с иностранцами. И смех и грех. И ведь не уточнили, что я был долгие годы в контакте с чемоданами иностранцев, а не с людьми. Так что тут трудно сказать, что мне «икнулось»: заварушка в аэропорту или особисты просто решили перестраховаться.
Ушёл на завод. Начинал почти с низов. Через одиннадцать месяцев уже был начальником отдела. Но это был «потолок», без партийного билета выше не пройдёшь.
Потом был кооператив, несколько совместных предприятий. Затем достаточно успешная своя фирма. Прошёл все круги российско - бандитского капитализма. Всё надеялся и ждал, что вот-вот наступит улучшение, и кто- то начнёт заниматься страной, но так и не дождался, а потом был год 98. Уехал в Германию. И вот теперь я сижу у Вас и оформляю пенсию. О прожитых годах не жалею. Что- то не получилось и по моей, и не по моей вине. А всё, что получилось - это моё. Одновременно встали. Женщина с улыбкой протянула мне руку.
- Спасибо Вам за рассказ о себе. Очень рада, что у Вас вроде всё сложилось нормально. Рада, что удалось ещё раз встретиться с Вами. Удачи Вам!
- Да ну, что Вы! Спасибо Вам за справку, за то, что вспомнили меня. Счастья Вам и удачи во всём!
На улице уже начинало темнеть. Прикрываясь от порывов ветра, поднимаю воротник куртки и смотрю под ноги, чтобы не вляпаться в лужу из грязной воды и снега. Пробираюсь к остановке маршрутки. Прощай Авиагородок. Прощай штаб, где оказывается меня ещё кто- то помнит. Доведётся ли ещё свидеться?!