Лариса – школьная подруга Риты - вышла замуж за Диму, но долгожданного ребёночка не получалось. Ларка, на удивление, не расстраивалась, делала всё возможное и невозможное, но запланированное прибавление семьи оставалось в розовых мечтах. По уже Бог весть какой по счёту методике, Ларке посоветовали после медикаментозного курса лечения пройти санаторно-курортное лечение в Нальчике для закрепления результата. Естественно, Дима работал, а Ларка ехать одна не могла, поэтому Рита ДОЛЖНА была сопровождать её в Нальчик, чтобы Ларка смогла продолжить лечение.
Рита, конечно же, возмущалась. У неё работа, в которую она погрузилась не то чтобы с головой, но гораздо больше, после большого перерыва. У Риты были обязательства на фирме, собака на шее, чувство долга перед родителями, но Ларке было всё нипочём. Ну, какие обязательства, какие там долги, когда речь шла о продолжении рода, о поддержании озабоченности Правительства Российской Федерации о возможности хотя бы простого воспроизводства Русских, не говоря уже о воспроизводстве, в смысле роста численности Русского населения на Земле.
Когда речь заходила о детях, Рита быстро сдавалась. Она сама попросила отпуск, сама оформила путёвки и билеты на себя и на Ларку, сама прозвонила в санаторий, чтобы договориться о местах, достойных Будущей Продолжательницы Рода Русского. Ей было не привыкать заботиться обо всём и всех, особенно Ларке, которая была абсолютно не приспособлена к жизни, с точки зрения Риты. Рита уже привыкла относиться к Ларке, как к ребёнку, который уже давно взрослый, но никак этого не поймёт.
Что ж, времяпрепровождение в санатории было действительно прекрасным, вид из окна и вообще с любой точки обозрения – не только прекрасным, но… слов нет, а уж что и говорить об обслуживании…. Короче, чем больше слов можно было произнести во славу чудесного отдыха в славном курорте Нальчик, как тут же Ларка задирала нос и говорила что-нибудь типа: « А ты не хотела…». Да хотела, Ларочка, просто не всегда хватает времени и смелости заявить, что очень хочется отдохнуть. Стало модным ездить на иностранные курорты, а на своих – исконно Наших - можно не только великолепно отдохнуть, но и действительно подлечиться.
Ларка нахватала столько процедур, что едва успевала покушать, а после обеда спала, как сурок. Рита в это время ходила на речку, которая, буквально в двух шагах от санатория, урча и рыча, прокладывала свой путь вниз по склону, мало заботясь, куда он приведёт.
Но в воскресенье, когда медперсонал получал заслуженный отдых, Рита не давала Ларке спать до обеда:
- Вставай, соня, вставай, говорю.
- Ритка, ты …., - снова засыпала Ларка, «измученная нарзаном».
- Ларка, поспать ты можешь и дома. Ты посмотри, какая вокруг красота. Ну, где ты дома такое увидишь? Нигде! Вот и будешь спать, чтобы не видеть автомобильного смога и бесконечных пробок. Тебе ведь, чтобы увидеть красоту, придётся долго добираться до маминой дачи. А?
- Ну, - Ларка уже жевала, достав что-то из холодильника.
- Тебе бы хоть капельку романтизма и ребёночек уже давно был бы.
- Ты хочешь сказать, что я …
- Да, что ты не хочешь его настолько, чтобы забеременеть.
- Ты хочешь сказать, что все те барышни, которые сидят в очереди на аборт, сильно хотели ребёночка, а потом перехотели?
- Да, Ларчик, сильно хотели. Женщина всегда хочет ребёночка, даже когда возможности не позволяют. Счастье, когда желание женщины совпадает с её возможностями!
- Ну, ты даёшь! А что ж тогда говорить мне, которая сильно хочет, но никак не получается?
- Ты упустила момент! Когда ты хотела и могла. Ты ведь делала аборт! И не один раз! Вот тебе теперь и надо перенастраивать свою карму, которая решила, что ты не хочешь детей.
- Да ладно тебе!
- Ладно, так ладно! Пошли купаться!
- Не хочу! Хоть в воскресенье дай отдохнуть!
- Отдыхай. Но сначала пошли в бассейн.
Ларка пробурчала, что хоть бассейн – вон он из окна виден – вышел из корпуса санатория и окунулся в термальный источник, но она уже сыта по горло водными процедурами. Для неё одна радость - столовая. У Ларки был отменный аппетит. Полежав после завтрака с полчаса, Ларка уж и отдохнула.
- Рит, поедем сегодня в город.
- Конечно, Лар. Что-то мы с тобой в это воскресенье расслабились. Уж и в Домбай съездили, и в Теберду, и по Эльбрусу походили, а сегодня – никуда не записались. Ты вчера после соляной пещеры куда делась?
- Спала я.
- А. Ну, да. Припоминаю. Вчера такой чудесный вечер был!
- Ты одна была?
- Да нет. Вчера соседи организовали шашлык у реки. Так здорово! Как тут всё-таки красиво!
- А подругу ты не могла на шашлык позвать?
- Ларка, господь с тобой! Я тебя будила с полчаса, наверное, а ты – как сурок спала, да ещё и послала меня.
- Куда?
- Очень далеко. Так что грех тебе обижаться.
- Я не обижаюсь. Я выспалась. Правда.
- Ну, и, слава богу, а я наелась шашлыка, налюбовалась на закат, на речку и огонь. А куда ты хочешь в городе пойти?
- Поедем по парку погуляем. В магазин надо сходить – купить подарки. Скоро домой, а мы с тобой с пустыми руками.
- Ну, уж и с пустыми. Да, а кто тебе будет тащить все те свитера и папахи, которые ты в горах нахватала?
Она говорила всё это так – по привычке воспитывать Ларку. Рите нравилось здесь всё. И санаторий, где всё было предусмотрено, чтобы отдыхающие получили полноценный отдых, лечение и увезли с собой неизгладимые впечатления. И Кавказские горы, в отличие от Тибета – не такие высокие, но не менее впечатляющие, и чудесные окрестности, и целительный воздух, которым невозможно было надышаться.
Ларка, которая неспособна была оценить что-то выходящее из рамок привычного образа жизни, тоже была довольна. Теперь же она ждала скорой встречи с любимым, чтобы испытать подействовал ли её Подвиг – бесконечные процедуры – то орошения, то ванны. На следующей неделе заканчивался срок путёвки, они решили взять билеты на поезд, чтобы медленно перейти из одного состояния в другое.
День был чудесный – начало лета с его чистой прохладой. Рита с Ларкой побродили по парку, поднялись на фуникулёре на гору, посмотрели окрестности, хотя они уже и были здесь с экскурсией, покатались на лодке по замечательному озеру в парке, побродили по Козьему рынку, накупили всем родственникам шарфы и платки – дёшево и сердито, посидели в кафе на открытом воздухе. Наконец, надумали возвращаться. Ларка вспомнила, что они, собственно, и в город-то собирались по делу – купить сувениры – что-нибудь местное, колоритное и дешёвое. Обе уже устали, но то, что было решено первоначально, надо было доделать.
Полюбовавшись необыкновенными клумбами, которые, впрочем, в городе были повсюду, они зашли в специализированный магазин «Подарки» и теперь Ларку невозможно было оттащить от витрины с кинжалами разной величины, а Рита рассматривала виды Кавказа, намереваясь купить что-нибудь на память. В магазине было тихо, не смотря на то, что народу скопилось довольно-таки много. Все что-то рассматривали, трогали, кое-кто уже выбрал сувенир и расплачивался с довольной улыбкой. Да, было с чего радоваться. Очень трудно определиться, что же лучше, вернее, что же меньше будет пылиться у твоих друзей – фаянсовый Горец в папахе или хрустальный кинжал, или стальной кинжал, или картины с видами Кавказского хребта?
Рита и не поняла, что за шум возник как бы вдруг, ниоткуда. А когда обернулась, то ноги приросли к полу. Люди в камуфляжной одежде, в масках на голове, скрывающих лицо и волосы, с оружием в руках, выталкивали только что мирно ходивших граждан на середину зала. Люди пытались возмущаться, но тут же пинками направлялись в нужное место. Не успела Рита оценить происходящее, как и её, толкнули в середину зала, где уже сидела на полу очумевшая Ларка, мало чем отличавшаяся своим видом от других. И женщины, и мужчины сидели на полу, казалось, не осознавая происходящего. Впрочем, им никто и не собирался докладывать, что тут происходит. Женщины плакали, тех же, кто пытался громко выразить своё недовольство, били по голове. Постепенно люди поняли, что их захватили террористы, но что было нужно террористам, никто не знал. Они сидели в центре зала сплочённой группой, вроде бы каждый по себе, но Рита ощущала каждой частичкой тела, соприкасавшейся с этими незнакомыми ей людьми, общую ненависть к незнакомцам в масках.
Наконец, все, включая персонал магазина, сидели на полу. Невысокий мужчина в маске встал перед ними и с сильным южным акцентом объявил о том, что все они – их враги, поскольку живут в Российской Федерации и подчиняются её законам. Медленно и безо всякого выражения он сказал им, что они будут все убиты, если…
Тут в зал вбежал ещё один террорист и быстро что-то сказал на своём языке. Вожак – или как его там – начал давать распоряжения. Молниеносно все террористы разбежались кто куда. Однако трое остались, держа под прицелом автоматов сидевших на полу людей. Рита, хотя никогда раньше не сталкивалась с военными, мысленно оценила быстроту действий и послушность приказам террористов своему начальнику. Вот, наверное, в чём их сила! Между тем, также быстро забежал ещё один террорист и после его сообщения, вожак - начальник даже ничего говорить не стал, просто показал что-то пальцами, и тут же пленников стали подхватывать по одному и вытаскивать из зала. Когда дело дошло до Риты, начальник щёлкнул пальцами, Риту оставили на полу, а других заложников также вытащили из зала. Всё происходило так быстро, что Рита даже думать не успевала, только отмечала в сознании происходящее. Это потом, много раз потом она вспоминала посекундно всё, что происходило в то ужасное воскресенье. Через минуту в зале осталось на полу трое, включая Риту. Ларку тоже вытащили из зала. Она даже не кричала, что очень не было похоже на неё.
Оставшимся заложникам связали руки за спиной, начальник, или как его там по-военному, ходил всё это время по залу, прислушиваясь к чему-то. Скоро все услышали звуки стрельбы из автоматов, тяжёлый ход, наверное, танков и ещё какой-то неясный шум. Среди заложников прошелестела радость – Наши! Но радость оказалась недолгой. Их быстро подняли и повели к входной двери. За каждым заложником шли двое террористов. Рита не испытывала ни страха, ни каких-либо других чувств. Всё происходящее было настолько неправдоподобным, и события развивались так быстро, что она ещё не могла определить долю своего участия в них.
У двери стояла старая обшарпанная грузовая машина с камуфляжной сеткой над бортами. Заложников стали быстро запихивать в неё. Рита оказалась первой. Двое террористов снизу подняли её, как пёрышко, двое подхватили наверху, и она уже валялась на грязном полу в машине. То же произошло и с двумя другими. Рита заметила, что это были уже пожилая женщина – бледная от испуга – и худосочный мужчина интеллигентного вида. Тут же машина как бы сорвалась с места и понеслась по улицам красивейшего города со скоростью, по меньшей мере, Формулы-1. Не имея возможности держаться хоть за что-нибудь, заложники катались по полу машины под дружный хохот террористов, разговаривавших на своём языке. Рита умудрилась опереться о какой-то ящик плечами, а ногами в борт машины, террористам же не понравилась подобная смекалка, они вышибли ящик у неё из-под плеч с тем, чтобы она каталась по полу, как и те двое, но Рита сильно ушиблась и потеряла сознание. О! Как иногда это бывает во время. Пришла в себя она в каком-то подполье на небольшой охапке сена. Над ней склонилась женщина, которую Рита видела рядом с собой в заложниках:
- Ну, как ты?
- Не знаю.
- Ну, раз пришла в себя, значит, всё - слава Богу!
- Странная вы, - с трудом проговорила Рита, садясь на сене, - о-ох, ничего себе - слава Богу, - ей пришлось снова лечь, так как невыносимо закружилась голова и её чуть было не стошнило.
- Человек, если жив, всегда должен Бога благодарить, - промолвила женщина, поднося к губам Риты алюминиевую кружку с водой.
Рита жадно припала губами, выпила всё и просительно поглядела на женщину. Та, вздохнув, поднялась и откуда-то из темноты принесла ещё воды. Рита также жадно выпила и эту кружку воды и огляделась. Место, где они находились, действительно было подпольем или подвалом какого-то большого дома. Женщина вставала во весь рост, ходила по нему, но углов подполья не было видно, хотя вряд ли террористы оставили бы их в месте, откуда можно было бы свободно выйти. Многое было непонятно, но ответа ждать было неоткуда.
- Как вы думаете, где мы? – тихо спросила Рита.
- Не знаю. Мы ведь с вами ничего не видели, куда нас привезли. А рассказать нам, где мы – это слишком большая роскошь для нас.
- А кто они, не знаете?
- Террористы.
- Я вижу. Но чего хотят?
- А кто их знает. Не говорили пока. Но, судя по говору, - чеченцы.
- О, боже!
- Да. Это не радует, - услышала Рита голос мужчины, появившегося как бы из ниоткуда, - я обследовал этот подвал. Это бетонный мешок. Не подкопаться, не перелезть. Никуда отсюда не деться. Придётся подождать немного, возможно нас переведут в другое место, может, удастся убежать.
Женщины промолчали на эту страстную речь любителя боевиков или приключений. Заботливая женщина о чём-то глубоко задумалась, Рите же было очень плохо – затылок ломило от тупой боли, тошнило, и голова кружилась. По-видимому, у неё было сотрясение мозга. Насколько она помнила, лечилось оно постельным режимом. Поэтому Рита решила для себя, что по возможности надо лежать, расслабившись, тогда быстрее пройдёт, а то вдруг действительно удастся бежать.
Молодец мужчина, уже продумывает варианты побега, хотя ещё вообще ничего неизвестно – если удастся уйти из подземелья, куда бежать? Мужчина, не найдя поддержки своим идеям, снова куда-то скрылся, женщина всё время молчала, Рита задремала. Странное дело, она нисколько не огорчилась, всё происходящее воспринимала, как во сне, как будто бы видела себя со стороны. Вот бы уйти сейчас в астрал, чтобы Вадим или тот монах хоть что-то подсказали ей! Но вскоре ей стало ещё хуже, она начала рвать. Женщина, как могла, помогала ей. Нашла где-то старые газеты, которые Рита использовала, как гигиенические пакеты, принесла ещё воды. Они и не заметили, что за их спинами стоит один из террористов – также в маске - и наблюдает за ними. Внезапно он посветил вглубь подвала сильным фонарём, выхватив фигуру мужчины, сидящего там на каких-то обломках мебели, и направился к нему. Женщины испуганно прижались друг к другу, но террорист уже не обращал на них внимания, громко требуя, чтобы мужчина следовал за ним. Тот попытался что-то возразить, за что тут же получил прикладом по голове. Жалобно скуля, мужчина пошёл следом за террористом, держась за разбитую голову. Женщины переглянулись:
- Ой, что же будет, - это было произнесено таким голосом, что Рита вдруг ощутила ледяной холод на спине, - что же, что же?
- Я думаю, что нас освободят.
- Кто? Если бы освободили, то ещё там – в городе. Тех, наверное, освободили. А нас, нас-то зачем увезли? О, Господи! Помоги нам грешным!
- Вы – верующая?
- А ты, голубушка, разве нет?
- Не знаю…
- Да в нашей с тобой ситуации таким верующим сделаешься, что любой архиепископ за грешника сойдёт по сравнению с нами. Разве не так? Ты разве не молишься сейчас за своё спасение?
- Нет. Я не умею молиться, да и плохо мне. Не до того.
- Я тебя научу. Молитва «Отче наш» - она простая, но так помогает! Я вот читала, пацанчик один в колодец зимой упал на санках, а молитву эту бабка его научила говорить. Так вот он её беспрестанно говорил и говорил. Стемнело, детвора по домам разошлась, а его нет, всей деревней искали, всюду. А потом будто бы им кто подсказал, что в колодец надо заглянуть. А он там. Вытащили. Пять часов просидел в ледяной воде и даже не заболел. А перед тем, как его нашли, рассказывал потом, будто бы чужой мужчина – не из их деревни заглянул в колодец и ободрил его – говорит, держись, сейчас за тобой придут.
- Померещилось.
- А хоть и померещилось, главное, молитва помогла. И жив остался, и нашли его, и не заболел!
- Научите меня!
- Вот, слушай: «Отче наш, сущий на небесах, да святится имя твое, да будет воля твоя, да приидет царствие твое, как на небе, так и на Земле! Хлеб наш насущный дай нам днесь, и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должникам нашим! И не введи во искушение, но избави от лукавого, ибо сила, и воля, и слава твоя – во веки веков. Аминь!»
- Сложно. Я не запомню.
- С первого раза не запомнишь, а будешь повторять каждый день, и она сама собой будет говориться. А потом будешь ещё добавлять то, что тебе необходимо именно в это время. Вот как нам сейчас.
- А что вы сейчас добавляете?
- Помоги, Господи, рабе божьей Надежде и рабе божьей, как тебя зовут?
- Рита.
- И рабе божьей Маргарите. Помоги Господи, выдержать то испытание, которое ты нам послал, помоги, Господи, понять, что не наказание это, помоги, извлечь урок, помоги выжить и вернуться к прежней жизни!
- Поможет?
- Да. Только не насмехайся, а верь, что поможет. Верь и проси каждый день, и всё закончится благополучно.
- А когда?
- Тогда, когда Господу будет угодно.
- И что, ничего не надо делать?
- Надо. Ты сама поймёшь, что и когда надо делать.
Они не знали времени, но скоро сон сомкнул веки. Рита спала без сновидений, а когда проснулась, сразу вспомнила, где она. Надежда же жалобно скулила во сне, ворочалась и дёргалась, не просыпаясь, а, проснувшись, залилась плачем.
- Надя, Надежда, - тормошила её Рита, - ну, что вы? Что вы?
Надежда не отвечала, она не хотела даже глаза открыть, только скулила – жалобно, как щеночек, и ничего не понимала. Рита сама ужаснулась. Из маленькой девочки, за которой ухаживают, которую ободряют, она тут же превратилась в опекуншу.
- Наденька, всё будет хорошо! И господь Бог нам поможет, и правительство, да просто – добрые люди помогут. Ведь есть же они на белом свете! Есть! И помогут! – Рита убеждала больше себя, чем, Надежду, которая, видимо, потеряла всякую надежду.
Они и не заметили, как террорист в униформе, незаметно возник в светлом пятне, падающем из подобия окна.
- Что, плёхо? – его слова прозвучали дико в такой атмосфере, - блуёт? – показал он пальцем на Риту.
Надежда сразу прекратила завывать. Чуть отстранив Риту своим телом, она громко, будто бы и не она только что завывала, сказала:
- Да, плохо, рвёт её. Сотрясение сильное.
- Ты, - показал он пальцем на Надежду, - пашлы.
- Нет, я могу идти, - Рита не хотела, чтобы кто-то принимал огонь на себя, но Надежда ткнула её под бок и живенько поднялась.
- Пошли. Куда? – и заложила руки за спину.
- Иды вперёд, женщина, - проговорил террорист, - Слюшай, э-э, иди нормально, да? А то прикладом получишь!
- Как это, нормально?
- Руки из-за спины убери. Не Зэк.
- А кто?
- Разговаривай поменьше, - целей будешь!
Рита осталась одна. До неё всё больше и больше стал «доходить» ужас происходящего. «Отче наш»… «Отче наш», «Отче наш», - пыталась молиться она, но дальше не запомнила. Ну, почему, почему, она здесь? Кто ей расскажет? Почему увели того мужчину, теперь – женщину – эту странную Надежду, которая верит, что ей поможет Бог, но, кажется, он ей не помогает. А тот мужчина? Он надеялся только на себя. Как это он говорил, «может, удастся бежать». Куда он делся? Вряд ли убежал.
Рита волновалась всё больше и больше. Когда выпила воды, её опять стошнило. Сотрясение мозга! А, может, от той каши, которую им дали вчера на ужин – в первый раз за весь день! Тут же перед ней вырос террорист, как из-под земли:
- Будешь блювать, - прибью, - сообщил он ей.
- Пошёл ты, - Рите уже было всё равно, настолько ей было плохо.
Она закрыла глаза, ожидая окрика, может, рукоприкладства, но вокруг было тихо. Тихо, как в склепе. Рита открыла глаза – никого. Ну, что, что им нужно? Больше Рита старалась не открывать глаза. Её вдруг стал пугать полумрак вокруг. Когда же она вдруг услышала шаги, она несказанно обрадовалась, - узнала чуть шаркающие шаги Надежды. Но глаз решила не открывать, пока не останутся вдвоём. Наконец, всё стихло. Странно, что Надежда молчит. Всё же она была где то там, откуда может появиться информация. Рита открыла глаза. Надежда сидела около неё, сгорбившись, прикрыв глаза рукой, и раскачивалась из стороны в сторону.
- Что такое, что, Наденька? - Рита не на шутку встревожилась, - Что? Ну, что же?
- М-м-м-м-, - Наденька только и могла мычать.
Тогда Рита обняла её, и так они и сидели, обнявшись и раскачиваясь вместе. Сколько времени прошло, - Бог весть. Не было у них – ни часов, ни света, ни желания знать такие подробности. Лишь когда затекли руки и ноги, желая переменить позу, и Рита разняла свои объятия, Надежда подняла голову.
- Наденька, что наши дела – совсем плохи? Ты расскажи мне. Ведь, когда ничего не знаешь, можешь себе такого насочинять, что – с ума можно сойти.
- Ох, девонька, ты себе такого и насочинять не можешь.
- Ну, что, что?
- Да, не волнуйся ты! Господь даст, может, и обойдётся!
- Ну, что, что дал вам сегодня Господь? - начала уже сердиться Рита.
- А вот и дал! Жизнь! Привели меня к их старшему. Он спросил – выкуп за тебя кто-нибудь даст? Я говорю, нет. А он говорит, тогда мы тебя убьём. Сама, мол, понимаешь, держать тебя – смысла нет. Мы не можем на одном месте сидеть. Были бы у тебя деньги – откупилась бы. А так… Я говорю – ну, и убивайте, раз вы такие дураки, сразу не видите, у кого есть деньги, у кого – нет. А он – некогда нам было рассматривать особенно. Вот с мужиком с вашим сразу определились – через две недели он нам нужную сумму отдаст. А вот с вами – бабами – одна морока! Одна блюёт, у другой денег нет. Я говорю опять же – ну, убейте, вам же это в радость. А он вдруг как разозлился, как начал орать! Говорит, вы нас так себе и представляете – как монстров, которые только убивать хотят. А нам, чтобы воевать – деньги нужны. Вы для нас – такие же люди, только за другой чертой. И что-то ещё в этом же духе. Знаешь, Рит, мне вдруг так всё безразлично стало. Я ведь пока шла туда, всё время молилась. Он высказался, а потом тихо так и говорит. Ты – баба, а у нас мужиков голодных много – не сказал сколько. Будешь обслуживать их. А потом посмотрим, что с тобой делать.
- Как это – обслуживать – стирать, убирать за ними?
- Да, нет, Рита, похоже, они в этом не нуждаются. Женщин им не хватает, понимаешь?
- Не совсем.
- Ой, девонька, ну, ты совсем жизни не видала. Поимели они меня. Да. Вот так. Трое – по очереди.
- Ой! Как это?
- Да, неужто ты – девственница?
- Нет, я замужем была. Но как это – трое?
- А вот так. Привели в другую комнату. Там стоят трое сволочей. Морды в масках, а ширинки расстёгнуты и из них торчат …Один гаркнул – ложись на стол. Я с испугу ничего не поняла. Они меня силком положили на стол, стянули трусики, а юбку – на голову, и… Ой, Ритонька. Я сначала металась, кричала, а потом. Прости, Господи! У меня ведь муж – алкоголик. У него если и стоял, так чуть. Если он когда и хотел, так только мучение одно. А это! О, Господи, стыдно-то как! Стыдно признаться, но мне … хорошо было! Я кроме мужа никого не знала. А тут – трое, да ещё такие… свирепые. Ой, Рита, что же это! Грех-то какой! Ой, Ритонька, - залилась слезами Надежда.
Рита не знала, что ей делать, что и говорить – утешать, соболезновать, или… что сказать-то?
- Ну, не надо плакать, не надо, - гладила она по голове безутешную Надежду, - есть такая старая шутка – если вас насилуют, надо расслабиться и получить удовольствие.
Сказала и испугалась – вдруг обидела, но Надежда, казалось, и не слышала ничего. Выплакавшись, она уснула, да так крепко, что даже храпела во сне. Рита лежала рядом. Спать не хотелось. Столько спать ей не приходилось никогда раньше. Она старалась не думать о ближайшем будущем, старательно вспоминая в мельчайших подробностях их жизнь с Вадимом. Попыталась выйти в астрал, но ничего не получалось.
Ей показалось, что она вообще не спала, но когда над головой раздалось громкое: «Встать!», она даже подпрыгнула от испуга. Они сели одновременно с Надеждой, прижавшись друг у другу, как два котёнка.
- Пашла, - приказал террорист Надежде, даже не взглянув на Риту.
Та поднялась и молча пошла следом. Снова одна. Время тянулось и тянулось. Рита старалась не думать о том, где сейчас Надежда, но мысли сами находили себе дорогу, возвращались снова и снова. Рита понимала - то же самое ждёт и её в будущем. Но она могла бы откупиться. Какую сумму они запросят с неё? Её родители и родители Вадима продадут всё, что у них есть, чтобы выкупить её. Но…на что потом жить? Нет, это не вопрос. С такими талантливыми родителями бедным никогда не будешь. Пронзительный ум, быстрая реакция, многопрофильное мышление, умение руководить людьми, - с такими талантами можно выйти из любой ситуации. Задумавшись, Рита даже не услышала, как пришла Надежда. Молча опустилась рядом.
- Надежда! Ой, слава Богу. Я уж и счёт времени потеряла.
- Ничего, Рита, ничего, - Надежда говорила каким-то странным голосом.
- Они… не обидели вас?
- Нет, Рита, нет.
- Вы хоть чуть видели, где мы?
- Нет, Рита, нет.
Рита замолчала, понимая, что с ней бесполезно сейчас общаться. Так они и сидели молча в полумраке – каждая, сосредоточенно думая о своём. Внезапно Надежда заговорила:
- Ты меня презираешь?
- За что?
- Я – проститутка.
- Надежда! Ну, что вы такое говорите? Как можно в создавшейся ситуации до такого додуматься? Вас насилуют, а вы…
- А я получаю удовольствие.
- Да это я так сказала. Ну, пошутила неудачно.
- Нет, я не помню, что ты там говорила, но я себя сама так … такой ощущаю.
- Но почему? Мне кажется, что у вас сознание просто такое. Скажем, старорежимные принципы. Сейчас молодёжь не сильно задумывается над тем, кто, как, с кем и когда занимается любовью. У меня нет причин вас осуждать. Не терзайте себя, прошу вас. Не отдаляйте себя от меня. Я ведь в таком же положении, как и вы. Меня спасает только брезгливость этих мразей, которым не нравится, что меня рвёт. Я не знаю ещё, как себя вести, но хочу сама предложить им выкуп. Может быть, даже в следующий раз, как придёт кто-нибудь … И почему они перестали нас кормить? Я так кушать хочу, сил нет.
- Да, - оживилась Надежда, - я ведь принесла поесть. Они меня довели до двери в подвал, а дальше не пошли. Вот – ешь.
Надежда стала доставать из пакета свежие огурцы, помидоры, крестьянское масло, варёное мясо, а когда вытащила свежий аппетитно пахнущий хлеб, вернее, лаваш, Рита чуть слюной не захлебнулась. Видимо, она уже вылежалась, тошнота почти прошла, а совершенно пустой желудок молодой женщины требовал пополнения. Надежда с ласковой улыбкой наблюдала за ней.
- А вы? Кушайте!
- Ешь, ешь, я не хочу. Я потом.
- О! Как вкусно! Нет, правда, и не потому, что голодная, а всё такое свежее! На удивление! А то всё какую-то баланду давали!
Надежда всё смотрела на неё с ласковой улыбкой, сама не ела. А Рита, лишь только насытившись, поняла, что вся эта вкуснота, по-видимому, - оплата Надежде её услуг. Хотя, кто их поймёт, - этих террористов. Ведь они ведут себя, как звери. Надежда, увидев, что Рита уже наелась, взяла в рот кусочек лаваша.
- И, правда, вкусно. Знаешь, Рита, у меня ведь тоже дочь была.
- Была?
- Да, сейчас она была бы чуть младше тебя. Не бойся, я уже переплакала всё. Может, потому и верующей стала. Люди всегда так – если им плохо, они к Богу обращаются, но сначала лоб набьют, ошибок наделают, а уж потом грехи отмаливают.
- Что же случилось?
- Поженились мы, жили хорошо. Тогда ещё социализм был, все как-то одинаково жили, с одинаковым достатком. Дочка ещё маленькая была, а мы – молодые, да дурные. Повезли её на море – дикарями. Тогда с путёвками проблемы были. Люди и ездили дикарями. И мы тоже. Сняли квартиру на берегу моря, подешевле, питались – что с собой привезли, что на рынке подкупим. Погода испортилась – шторм, дождь, а у нас уже билеты куплены на обратный проезд, а чтобы перекомпасировать - и думать не моги, там такая давка была, не приведи Господь. Ну, и сидели в своём дырявом домишке, ждали, как говорится у моря погоды, - Надежда задумалась. Рите неудобно было переспросить её, что ж потом, утонула что ли дочка?
- Простудилась она сильно, - ответила на её мысленные вопросы Надежда, - сначала просто кашляла, а потом температура поднялась, а мы всё ждали, когда же наш поезд будет. Я её лечила, как могла. Думали, да пустяки. Температура не такая уж и высокая, обойдётся. Наша хозяйка рассказывала, что все детки болеют на море – адаптация у них. Дождались своего поезда, приехали домой, а у неё началось двухстороннее воспаление лёгких, а потом отёк лёгкого и всё, - Надежда опять задумалась.
- Как это всё? Неужели врачи не смогли ничего сделать?
- Не смогли. Пока выяснили, что отёк лёгкого начался, уж и поздно было. Как-то все легкомысленно отнеслись – и мы с мужем, и врачи, и все. Это уже потом я перебирала каждое мгновение её последних дней жизни – и как она кашляла – за грудку держалась своими крошечными пальчиками, а когда умирала – в сознании – ей больше меня было жалко, чем себя. Говорила: «Не пачь, мамусенька, не пачь! У тебя газки будут касные».
- Сколько ей было?
- Да и трёх не было ещё.
- А ещё дети у вас были потом? Вы же ещё молодые были?
- Нет. Муж запил, а у меня с горя выкидыш за выкидышем. А потом уж и не беременела.
- А у меня муж погиб, - Рита сказала это, чтобы отвлечь Надежду от её боли, а сама вдруг ощутила давно забытую тоску.
- Да? Ой, горемыки мы с тобой, - вдруг заголосила Надежда, - ой, горемыки.
Рита тоже заплакала – в первый раз за последнее время. Так и сидели они, обнявшись, уткнувшись в плечо друг другу, и плакали каждая о своём. Выплакав всю боль, потихонечку уснули, не разжимая объятий, всхлипывая во сне.
Утром, а, может, это был вечер, за Надеждой опять пришли. Рита видела, что она быстро шептала про себя – молилась, наверное, и незаметно крестилась. На Риту террорист, пришедший за Надеждой, даже не глянул. А она уже собиралась сама предложить отпустить её за выкуп. Значит, не время ещё было.
Время тянулось, как мягкая резинка. Рита обдумала в мельчайших подробностях, что она скажет в следующий раз, когда террорист снова придёт сюда. Ну, и пусть он даже не смотрит в её сторону. Видно, ему так приказали. Но, когда она заговорит о деньгах, он всё равно отреагирует. Хотя бы передаст своему начальству, что заложница согласна откупиться. Рита стала ждать. По её подсчётам, Надежда уже должна была вернуться, а её всё не было. Рита снова уснула, а проснувшись, не могла сориентироваться, сколько же прошло времени. Вдруг она услышала лёгкий шум и обрадовалась – Надежда! Но это была не она. Но пусть уж лучше придёт террорист, чем эта гнетущая тишина давит на неё и пугает. Тем более что она ожидала разговора. Она уже не могла тут оставаться. В конце-то концов!
- Пашла! – приказал ей террорист.
- Я хотела бы поговорить с вашим начальником, - проговорила Рита, поднимаясь.
- Иды, куда скажу и помалкивай, - это было сказано без эмоций, но Рита не сомневалась, что если указание не выполнить, не стоит рассчитывать на повторное приглашение, - сумку свою вазмы.
Она молча шла за низкорослым террористом, радуясь возможности выйти из этого каменного мешка. С сумкой, значит ли это, что она сюда больше не вернётся? Она старалась не думать, что её ждёт там – впереди. Возможно, ей повезёт и её отпустят за деньги, а, может быть, её ждёт та же участь, что и Надежду. .. Где она? Почему не вернулась? Может, её уже убили? Рита ощутила озноб и передёрнула плечами. Нет, лучше не думать о плохом! Зачем программировать неприятности?
Террорист ногой распахнул железную дверь, а закрывать её не стал. Молча показал дулом автомата в коридор. Рита пошла впереди. Он не боялся, что она побежит, она и не собиралась убегать, чувствуя на спине холодное дуло автомата каждый раз, едва приостанавливалась. Коридор вывел во двор – такой же каменный мешок, где она только что была, только над головой было небо. Рита остановилась, чтобы хоть чуть полюбоваться небом, глотнуть свежего воздуха. Террорист тут же подтолкнул её автоматом.
- Иды, сучка, ещё раз остановишься – пристрелю, - пообещал он опять же без эмоций.
- Куда?
- Вон к машине иды.
Рита покорно пошла к машине, хотя негодование и даже ненависть зрели в ней с каждым шагом. В машине сидели террористы – без масок, но в камуфляжной одежде. Один из них оскалился, и что-то сказал на своём языке – явно скабрезное - все дружно заржали. Риту быстро подняли в машину. Один из террористов сделал вид, что хочет засунуть руку ей между ног, она испуганно сжала ноги, все опять заржали. Видимо, развлекались они так. Рита стиснула зубы. Врезать бы ему по морде и не просто рукой, а чем-нибудь поувесистей. Нет, надо терпеть. Что толку сейчас показывать свою гордость. Их много, они – мрази – попросту изобьют её и будут считать это развлечением.
Она прикрыла глаза, чтобы не стошнило от удушливого запаха пота, которым разило от её спутников. Ей надели на голову мешок, и машина опять сорвалась с места, будто бы не грузовая, а спортивная.
Ехали недолго. Машина резко затормозила, террористы оживлённо о чём-то поговорили, в машину влез ещё кто-то, спросил о чём-то, те ответили подобострастно. Наверное, это их начальник, - обрадовалась Рита. Сейчас должно хоть что-то проясниться.
Теперь ехали долго по таким ухабам, так что, если бы Рита не была зажата между террористами, которые, однако, уже вели себя скромно, она бы давно каталась по полу, как в первый раз. Наконец, машина остановилась. Террористы повыскакивали из неё, Риту спустили за руки, но мешок с головы не сняли. Она молча выносила все эти, мягко говоря, неудобства.
Мешок сняли только в помещении – то ли жилой дом, то ли это была их ставка. Рита едва заметно огляделась. В полутёмной комнате были только она и террорист, скорей всего это и был тот самый начальник, который подсел по дороге. Он, молча, её разглядывал, Рита решила сразу же перейти к делу.
- Я уже в курсе, что вы захватили нас в залог, чтобы получить выкуп, - мужчина продолжал молчать, - я не знаю, сколько вы хотите за моё освобождение, я готова выслушать ваши претензии.
- Заумно зачем говоришь? Думаешь, меня с толку сбить?
- А что я такого сказала?
- В том–то и дело, что ничего не сказала.
- Хорошо, попробую по-другому. Сколько вы хотите получить за моё освобождение?
- А кто тебе сказал про освобождение? Хочешь потратить немного денег? Трать, но здесь ты потому, что я тебя захотел. Поняла? Чего молчишь? Ты – мой каприз. А деньги будешь предлагать потом, когда надоешь мне. Чтобы остаться в живых, чтобы не спать с каждым, кто будет заходить в дом. За многое придётся тебе платить.
- Но почему? – вырвалось у Риты, - почему я должна платить? Собой ли, деньгами, почему? Что я сделала лично вам плохого? Я занимала у вас деньги, я у вас что-то украла?
- Заткнись, женщина! Только не устраивай здесь истерики. Ты – русская, мы с русскими воюем. Ты – враг, а с врагами сама знаешь какой разговор. Я и так с тобой слишком много разговариваю. Давай-ка, раздевайся, если не хочешь, чтобы я порвал на тебе платье. Будешь потом голая ходить.
- Послушайте, ну, пожалуйста, я ведь слышу по разговору, вы – образованный человек, вы ведь способны отличить врага, который по вам стреляет от слабой беззащитной женщины.
- Хватит болтать, я сказал. Я уже давно не способен ни на какие чувства кроме звериных инстинктов. Если не хочешь раздеваться, пеняй на себя!
С этими словами он в два прыжка оказался около Риты, скрутил ей руки за спину и так прижал к себе, что она не могла не только сопротивляться, но и дышать. Он прижался своей бородой к её шее:
- У-м-м-м! Ты ещё и цветами пахнешь, хоть и просидела в подвале столько времени.
- Ублюдок, не трогай меня!
- Я не собираюсь тебя трогать, я тебя буду е…
- Сволочь, мразь, тварь! – Рита плевалась, кусалась, но ни рукой, ни ногой не могла пошевелить.
- Ха! Интеллигентка. Я тебя научу материться. Ваш язык такой богатый!
Всё же Ритино сопротивление мешало ему сделать то, что он пообещал ей. При малейшей попытке сорвать с неё одежду, Рита увёртывалась, а один раз она даже совсем вырвалась из его рук и, схватив полено, валявшееся на полу, запустила в него со всей силы. Он ловко увернулся и, рыча, кинулся на неё. Теперь уже Рите пришлось совсем туго. Навалившись на неё всем телом, он всё-таки повалил её на пол. Рита опять ударилась затылком и, успокоившийся было организм, не замедлил отреагировать. Она вырвала прямо на своего противника. С диким воплем он отшвырнул её и, ругаясь, выскочил из комнаты. Рита ожидала, что следом забегут солдаты и изобьют её, но было тихо. Полежав немного на грязном полу, Рита осторожно встала. Голова опять кружилась, но чувствовала она себя сносно. Видимо, организм, освободившись от лишнего, успокоился. К лишнему относился и … эта мразь, которая возомнила себя местным богом.
Дверь оказалась закрытой. Рита подпёрла её изнутри столом и прилегла на подобие топчана, стоявшего у стены. Она была очень слабой. Все перипетии последнего времени сказывались всё чаще и чаще. По-видимому, сегодняшняя битва была не последней. Жаль, что она не сможет вырвать просто так, по своему желанию. А то бы с этим брезгливым самцом можно было бы быстрее договориться на выкуп.
Рита и не заметила, как задремала. Ей снился дом и родители. Проснувшись, она заплакала. Как там родители? Конечно, переживают за неё. Хоть бы какую-нибудь весточку им послать. Но нет, на это даже не приходится надеяться.
- Ты, сука, долго ещё блювать будешь, а? – услышала она голос над головой, - она и не заметила, как этот маленький корявый солдатик, который выводил её из подвала, оказался здесь.
- Мне надо отлежаться, - мирно сказала она, впрочем, он тоже разговаривал без злобы, точнее, вообще без эмоций.
- Лежи. Жрать табе прынёс. Вот. Жри. Магомет сказал, чтобы ты завтра здоровая была, не то – прыстрелет тебя.
- А, пусть. А здоровой я завтра не смогу быть.
- Почему?
- Я же сказала – мне надо отлежаться. Головой я сильно ударилась в машине и теперь вот, чуть что – меня рвёт.
- Блуёшь?
- Ну, да. Так и скажи своему начальнику, что пока она не отлежится, будет «блувать». Хочет, пусть ждёт, не хочет – пусть убивает. Мне такая жизнь не нужна.
- Дура. Жизнь всякая нужна. Ты – красивый девушка. А красивый девушка всем нужен. Не нужен будет Магомету, нужен будет Ахмету, - показал он себе в грудь.
Рите такая перспектива совсем не улыбалась, но она решила не портить отношения с этим корявым человечком, который ей явно симпатизировал.
- Слушай, принеси воды тёплой. Мне нужно много. Я ею лечиться буду.
- Много – много? Целый чайник?
- Два чайника. И таз.
- Нэту.
- Ну, что есть. Мне надо примочки делать.
Ахмет с гордым видом ушёл. Рита усмехнулась. Этот Ахмет ещё совсем мальчишка, а уже – воин. И считает, что ему, как воину, полагается женщина. Пусть уж среди своих ищет.
Ахмет вернулся довольно быстро, принёс огромный чайник кипятка, пластмассовую канистру холодной воды и детскую ванну. Стал у двери, сложив руки на груди.
- Чего стоишь?
- Мне тэбя охранять вэлено.
- Вот и охраняй с другой стороны двери. А то завтра твой Магомет придёт, я ему пожалуюсь.
Ахмет надулся, но из комнатки вышел. Рита поняла, что подпираться столом бесполезно, но всё-таки подпёрла дверь, чтобы быстренько что-нибудь накинуть на себя, если кто-нибудь войдёт. Никто не вошёл, и она с удовольствием искупалась, найдя у себя в сумочке небольшой кусочек мыла. Потом поела. Еда – лаваш и овечий сыр – была непривычной, но Рита была очень голодной. Только бы её больше не трогали, хотя бы сегодня. Как она устала!
В первый раз за последнее время она выспалась – спала долго и глубоко, а не дремала, как всегда. Проснулась она от ощущения, что кто-то на неё смотрит. Но в комнате никого не оказалось. На столе – стоявшем на своём месте, а не у двери, была разложена еда. Рита едва спустила ноги с топчанчика, как дверь открылась, и вошёл Магомет.
- Доброе утро.
- А что, сегодня что-нибудь изменилось?
- Да. Сегодня ты будешь послушной, и не будешь зря мотать головой.
- Я никогда не буду послушной тебе.
- Будешь.
- Нет. Силой меня хочешь взять?
- Придётся. А хотелось бы, чтобы ты сама.
- Я не хочу иметь с вами никаких дел. Никаких.
- А зачем же ты вчера вымылась? Меня ждала?
- Нет, я смыла ваши ненавистные прикосновения с себя.
- Сегодня я тебе не дам воды. Будешь ходить с моими прикосновениями, пока они не покроются плесенью.
- Я не сомневаюсь, что вы – мастер делать людям гадости.
- Разве это - гадости? На ваш русский взгляд гадости – это когда развешиваешь кишки своего врага, как флаг, над его домом. Или даришь его жене его уши, пальцы, всё, что ей было дорого. Ну, что ты отвернулась? Не хочешь слушать? А может, ты посмотреть хочешь? Я устрою тебе сеанс.
Рита молчала, понимая, что он способен на то, о чём говорит, но сейчас блефует. Она ни на минуту не забывала, с кем имеет дело.
- Если ты думаешь, что я буду с тобой только разговаривать, ты глубоко ошибаешься. Я тебя притащил сюда не за этим.
- На то, за чем вы меня сюда притащили, можете не рассчитывать.
- Ха! Да кто твоего позволения спрашивать будет? Ты – рабыня! Поняла? И должна делать то, что я прикажу. Не то тебя будут сечь.
- Я ничего не боюсь.
- Это ты сейчас так говоришь. А получишь несколько плетей, будешь говорить по-другому.
Он достал из-за пояса огромную плетку, видимо, такими погоняли овец, и, не успела Рита даже подумать что-то, как почувствовала обжигающую боль на руках и боку, которым она стояла к террористу. Слёзы брызнули у неё из глаз. Но она тут же справилась и, гордо подняв голову, посмотрела на своего мучителя. Взмах руки, и снова обжигающая боль пронзила её тело. Она закрыла лицо руками, но не плакала, стойко перенося эту боль. Она не видела, что, хлеща её плетью, он подобрался к ней совсем близко и, отбросив плеть, схватил её в объятия. Рита дёрнулась, почти обезумев от боли, ярости, ненависти. Она умудрилась сильно поцарапать его, прежде чем он вывернул ей руки за спину, но не смогла устоять на ногах. Она отбивалась ногами, но это позволило ему задрать ей юбку и сдёрнуть трусики - стринги, которые и так были почти незаметны. Она кричала что-то совсем невообразимое, но это только раззадоривало его. При этом он старался, чтобы она не ударилась опять головой. Силы были не равные и скоро Рита, совсем обезумев от такого с ней обращения, совсем выбилась из сил. Насильник же действовал целеустремлённо и, не торопясь. Однако, исполнять задуманное не стал. Резко бросив Риту на топчан, подобрал плеть и ушёл.
Рита рыдала в голос, призывая мамочку, папочку, Вадима и всех добрых людей защитить её от варвара. Но, естественно, никто не пришёл, даже маленький Ахмет не посмел зайти в комнату. Рита так устала от этой борьбы, а ещё больше от бессильных рыданий, что так и уснула, лёжа ничком на топчане.
Она ничего не слышала, только почувствовала вдруг горячее тело сзади, быстрые толчки и, едва она проснулась окончательно, как акт был завершён. Она с негодованием обернулась и, увидев ухмыляющуюся рожу Магомета, с омерзением оттолкнула его ногой.
- Всё, красавица, ты – моя. Если тебе нравится трахаться с мордобоем, я тебе обещаю много удовольствий. В следующий раз ты получишь не только плетью, но и кое-что поинтересней. Хочешь?
- Пошёл ты…, - Рита и слов-то подходящих не знала.
- Да, мне пора. А ты приведи себя в порядок, я скоро заскочу. Сегодня Ахмет даст тебе много воды. Ха-ха-ах–ха! – довольный собой он вышел из комнаты.
Рита обвела комнату глазами в поисках чего-нибудь острого, но ничего хотя бы напоминающего оружие, а тем более ножа, не было. Я его убью! Всё равно убью! Пусть и мне потом не жить, но нельзя допустить, чтобы эта мразь ходила по Земле. Нельзя. Она не стала мыться, не стала кушать, как Ахмет не уговаривал её, даже всплакнул, приговаривая, что быть ему сегодня наказанным. Рита молча лежала на диване, отвернувшись лицом к стене, и придумывала всяческие, в основном, неисполнимые планы истребления «мрази». Один раз она даже остановила свой взгляд на Ахмете, мысленно обыскав его, убить его и забрать оружие. Но у Ахмета в этот раз ничего с собой не было – ни автомата, ни ножа, ничего.
- Пошёл вон, - проговорила Рита в ответ на его очередные увещевания, - мне в туалет надо.
В комнате не было ничего, кроме топчана и стола. Даже поленья, одним из которых она в прошлый раз запустила в проклятого Магомета, были убраны. Понятно. Тогда остаётся одно – наложить на себя руки, чтобы «мразь» не смогла осуществить свои замыслы. Рита огляделась. Да, и с этим, похоже, проблемы. Ни верёвок, ни простыней. И вообще ничего. Рита сидела на топчане, раскачиваясь из стороны в сторону, чувствуя, что расстаться с жизнью или убить кого бы то ни было, она не готова. Терпеть же над собой издевательства – тоже. Что же делать? Что? Она вспомнила Надежду. Вот ведь интересно – жила женщина, мучилась со своим мужем алкоголиком, а в неволе получила то, чего многие женщины вообще не замечают. Интересно, жива ли она?
Эти мысли немного отвлекли её и, когда дверь опять открылась и вошёл Магомет, у неё промелькнуло в голове, смогла ли бы она так расслабиться, чтобы получить удовольствие от домогательств этого ублюдка?
- Ну, готова? Ахмет жалуется, что ты есть отказываешься. Думаешь, сразу от голода умереть? Напрасно, месяца два помучаешься ещё, а организм ослабеет, ты не сможешь сопротивляться, так что и я успею насладиться. А за два месяца, думаю, ты мне и надоесть успеешь. Ну, что молчишь? Продолжим? – с этими словами он опять достал плеть.
Глядя на него, Рита вдруг почувствовала прилив какой-то энергии, которая волной поднималась из груди, мешая дышать и даже думать. Сердце забилось сильнее, руки сжались в кулаки, мышцы напряглись до звона. Волна ненависти захлестнула её, и с каким-то невообразимым воплем, Рита кинулась на насильника. Он не ожидал такого натиска, поэтому Рита смогла вцепиться ему в горло и давила изо всех сил. Её всю трясло, а пальцы сжались на горле так, что у Магомета глаза выползли из орбит. Он судорожно ловил ртом воздух, но продолжалось это какие-то секунды. В следующее мгновение он своими железными руками обхватил запястья Риты и сорвал её руки со своего горла. Но Рита не унималась. Тот же озноб ненависти тряс её. Она молотила руками по чему попадёт, а когда Магомет всё же заломил её руки назад, стала отбиваться ногами. При этом она рычала, как разъярённая тигрица, плевалась и даже умудрилась укусить его за руку.
Но силы были не равны. Закалённый в боях террорист, похоже, испытывал удовольствие от этой борьбы со слабой, но доведённой до бешенства женщиной. Он умело скрутил её так, что скоро она не могла не то, что шевелиться, но даже дышать. Постепенно волна, захлестнувшая её в начале драки ослабела и она вся размякла, обессиленная борьбой. Террорист не замедлил воспользоваться этим. Он вошёл в неё, как полноправный хозяин, не меняя ритма движений, поворачивал её то на один бок, то на другой. Рита же ничего не ощущала, кроме опустошения. Иногда мелькала мысль – «Скорее, скорее кончит, скорее отвяжется». Но ему, видимо, хотелось поиздеваться над ней подольше, поэтому он сжал её щёки и выплеснул своё семя в её рот.
Опять она лежала на топчане истерзанная, избитая, и, не смотря ни на что не покорённая. То, что он ещё раз поимел её, ничего не значило. Она оставалась свободной в душе. Он захватил в плен и истязал только её тело, но в душе Рита осталась такой же гордой и от того – непобедимой.
Сколько времени она пролежала вот так – неподвижно, она не знала. Она слышала, что зашёл Ахмет, что-то принёс, поцокал языком и вышел. Скоро Рита почувствовала, что затекли все конечности, и с трудом поднялась. Ахмет принёс два чайника воды, ту же самую детскую ванночку и даже что-то похожее на полотенце. Что ж. Помыться не помешало бы. Рита приподнялась и вскрикнула. Всё тело тут же откликнулось болью. Каждая клеточка её тела жаловалась на боль и обиду. Держась за всё, что попадалось под руку, превозмогая боль, Рита добралась до ванны. Вода, а главное ощущение очищения принесли какое-то облегчение. Рита оглядела свою одежду. Надевать эти лохмотья не имело смысла, а в комнате не было никаких вещей. Прикрывшись подобием полотенца, Рита позвала Ахмета:
- Принеси мне что-нибудь из одежды.
- Ничего нэту. Только вот форму могу дать, - Ахмет старательно отводил глаза, стараясь не смотреть на полуголую Риту.
- Неси, - Рите уже было безразлично его смущение.
Ахмета не было очень долго, зато возвратился он, как ураган:
- На, быстра, быстра, адывай. Ну! Сейчас в другое место тебя повезут.
- Куда?
- Не твоё дело. Быстра, я сказал.
- Выйди.
- Быстра!
Ахмет угрожающе щёлкнул затвором автомата и сжал губы, видимо, ему было не до шуток. Рита, бурча что-то типа «Тебе же хуже», надела штаны камуфляжного цвета и такую же майку. Разглядывать себя было негде, да и Ахмет постоянно подгонял, но она чувствовала себя по меньшей мере пугалом. Впрочем, тем лучше. Говорят, что женщинам, не желающим быть изнасилованными, не следует вызывающе одеваться. Ну, давай же, возвращайся, здоровое чувство юмора.
Ахмет нацепил ей на голову мешок, и тем же порядком, что и прежде, она была погружена в машину. Только теперь никто не переговаривался, хотя, судя по всему, машина была полная. Риту сжали со всех сторон мускулистые тела, но никто не собирался с ней шутить, как в прошлый раз. Но и без этого Рита чувствовала глухую ненависть к этим людям, вырвавшим её из привычной жизни и, неизвестно по какому праву, попиравшим её свободу. Ехали долго по ужасной дороге, Риту сильно укачало, но она не рвала – сдерживалась.
Наконец, машина остановилась. Рита даже сквозь мешок почувствовала запах хвои, когда её спустили с машины. Ахмет, а это был он, взял её под руку и куда-то повёл. Шли довольно долго.
- Тебе ещо повезло, красавитца! Другую бы пришили на месте. Магомет не таскает за собой игрушки. А тебя… Спускайся. Будешь здэсь жить. Жратва, вода - вот в мешке. Сумка твоя. Сать - найдёшь куда. Когда тебя увижу – нэ знаю. Мешок снимешь внизу. Прощай, красавитца!
С этими словами он поставил Риту на какие-то ступеньки и слегка подтолкнул. Рита спустилась и сняла мешок. В ту же минуту над головой хлопнула крышка, и она осталась в темноте. Ей стало жутко. Но постепенно глаза привыкли и различили странное помещение – скорей всего землянка, поскольку пришлось спускаться по ступенькам. Землянка была неглубокой, но Рита могла стоять выпрямившись. Сквозь щели и отверстия проникал свет – так, что можно было различить нехитрое убранство землянки – топчан, наподобие того, что был в той ужасной каморке, что-то типа стола и… всё. Тюрьма. Настоящая тюрьма. Рита села на топчан. Слёзы сначала негодования, а потом жалости к себе душили её. А, впрочем, кто их тут видит. Машина уехала сразу же, как только Ахмет спустил её в это подземелье.
Ну, почему, почему? Господи, ну, за что? Рита не задавалась больше никакими вопросами. Скоро она себя так растравила, что рыдала навзрыд, сотрясаясь мелкой дрожью. Внезапно ей пришла в голову мысль, что кому-нибудь доставило бы удовольствие посмотреть, как она рыдает. Ну, нет. Она тут же прекратила свои рыдания. Из любой самой невозможной ситуации существует выход. Как это недавно ещё Надежда говорила, что им послано испытание и по тому, как они его выдержат, будет судиться о наказании или награде. Чушь какая-то. Рита по-прежнему сомневалась в существовании некой высшей силы, управляющей всем происходящим на Земле, о которой ей говорила Надежда. Человек сам творит свою судьбу и кроме, как на себя, ему пенять не на кого. Но тут же маленькая, как червячок, мыслишка посеяла сомнения: что же она такого сотворила сама, почему здесь оказалась?
Рита решительно встала – нельзя расстраиваться таким образом, можно с ума сойти. Надо найти себе занятие, хоть здесь и абсолютно нечем заниматься и абсолютно неизвестно, сколько времени она здесь пробудет. Рита подняла мешок, о котором говорил Ахмет. Ну, что там? Там оказались сухари, консервы, вода, свечи. Рита зажгла свечу, оглядела землянку. Вот, значит, где отсиживаются террористы, когда за ними охотятся наши. Воздух был нормальный, видимо была устроена вентиляция, помещение даже большое для одного человека. Наверное, было рассчитано на несколько. Поднялась по ступенькам, попробовала открыть крышку. Ну, конечно же, она и не надеялась, что та откроется. Ну, вот и все дела. Чем же ещё можно заняться в тёмном помещении без телевизора, телефона, книг и прочих атрибутов цивилизации. Да, и с личной гигиеной, по-видимому, тоже будут проблемы. Неизвестно, когда ей принесут ещё воду и еду. Лучше уж быть экономной и не умываться, а воду оставить только для питья.
Рита вспомнила рассказы своего одноклассника Юрки Лопоуха, с которым она ездила в экспедицию в Тибет. Тибетские монахи просили замуровать их в небольшой пещерке с тем, чтобы наедине с самим собой в абсолютной темноте (а не как у неё тут – полутёмки) познать самого себя. Они сидели так и месяц, и два. Потом вход в пещеру открывали по камешку, чтобы глаза постепенно привыкали к свету, и монах выходил оттуда Посвящённым.
Рита старалась не думать о своём ближайшем будущем – о том, что, возможно, её тюремщиков могут просто убить, что её могут просто забыть в этой землянке, что она никому не нужна, одна единственная, несчастная и т.д., и т.п.
Любую другую женщину, да и мужчину тоже могла бы испугать мысль о том, что же делать здесь – одной, без света, свежего воздуха, каких-либо обязанностей и пр. Но Ритин оптимизм, воля и интерес к жизни, её природные способности, Талант Жизни, - всё это привело к тому, что постепенно оказалось, что Рита была занята целый день.
Для начала – хорошенько осмотрелась. Щели оказались вентиляцией, и, если подставить палочку, которая лежала тут же, можно было поднять крышечку выше. Рита подняла все крышечки, и в землянке стало светлее. Обследовала каждый сантиметр своего вынужденного жилища, и оказалось, что под топчаном есть старые газеты, которые можно почитать, а потом использовать в качестве туалета и даже полиэтиленовые мешки. Она обживалась. Поставила себе за правило делать каждый день зарядку, через день она стала делать её несколько раз в день, как только чувствовала, что засиделась. Поскольку воды для купания, а тем более стирки не было, делала зарядку нагишом. Скоро она вообще перестала надевать брюки, выданные Ахметом, а майку надевала только когда мёрзла. Ей даже понравилось делать зарядку на твёрдом топчане, покрытом овечьими шкурами. Старалась не спешить, выполняя каждое упражнение, которое ей на ум приходило, медленно и со смаком. Также и кушала – подолгу, смакуя каждый глоток. Пища, конечно, была однообразной, но она сумела так распределить её, что каждый раз, предварительно сервировав стол, чувствовала удовлетворение от своей трапезы. Да и садилась кушать она, лишь сильно проголодавшись – иногда даже один раз в день. Перешерстила свою сумочку. О! Каким нужным теперь оказалось то, на что, натыкаясь ещё совсем недавно, она хотела выбросить.
Самым ненужным предметом был мобильник, у которого уже давно разрядилась батарейка и по которому она не смогла дозвониться до родных и близких ещё в первые минуты и дни своего заточения. Самым востребованным оказался записной блокнот, которым она никогда раньше не пользовалась. Странно даже, зачем он оказался у неё в сумочке? Теперь же Рита иногда писала туда свои мысли, а на особой странице вела счёт дням своего заточения. Просто ставила палочки, объединяя их в недели. Как-то, глядя на эти палочки, она подумала, как они похожи на свечки, и тут же приняла решение, в случае своего освобождения, поставить столько свечей в Храме Святого Спасителя, сколько у неё будет отмечено палочек. Вспоминала она и Надежду, которая учила её молиться. Ей казалось, что она совершенно не помнила молитву «Отче наш», но те слова, которые она произносила, хваля Господа, и прося его не обижать её, а поступить справедливо, успокаивали и вселяли Надежду.
Однажды, закончив свою продолжительную зарядку, Рита лежала на топчане, раскинув руки. Странные мысли пришли ей в голову. Она надумала, как только освободится, соорудить в своём доме такой же топчан, накрыть его шкурами. Ей нравилось и спать на нём, и делать свои бесконечные упражнения, чтобы не было гиподинамии, и просто поваляться, и поужинать, больше ведь сидеть было не на чем. Она представила себе даже место в своём доме, где он будет стоять. Постепенно мысленно попутешествовала по своему дому, не испытывая, правда, уже такой тоски, как вначале, привыкла – и вдруг почувствовала лёгкий толчок.
Да! Наконец-то! Получилось! Наконец-то она вышла в астрал! Она увидела тонкую серебристую нить, соединяющую её душу с телом, распростёртым на полюбившемся топчане. Вроде бы подняла глаза вверх, увидела звёзды, а когда опустила их, увидела огни большого города. Москва! Защемило где-то, Рита, не отдавая себе отчёта, уже мчалась по знакомым улицам. Вот он её родной дом, который она любила, который снился ей, куда она мечтала вернуться, чем быстрее, тем лучше. Она остановилась и осторожно вплыла на кухню, где горел свет. На столе, облокотившись на руку, спала мама. Рита, помня, что если она сейчас проявит эмоции, может тут же вернуться восвояси, сдерживаясь, коснулась плеча мамы. Ах, как ей хотелось прижаться к ней, расцеловать, поплакаться на груди, но Рита помнила, что она сейчас – бестелесная оболочка, которая может только наблюдать, но совершить ничего не может. Мама вроде бы продолжала спать, но над ней показалось облачко, которое приобрело её очертания.
- Рита? Жива?
- Мамочка, да я жива! Ты плакала?
- Девочка моя, я теперь всё время плачу. С тех самых пор, как тебя украли. Лариса рассказала нам, что знала, ну, а что с тобой дальше случилось, мы не знали!
- Мамочка, я жива. Живу сейчас в какой-то землянке – совсем одна, заложницей. Только выкуп за меня пока не хотят объявлять. Какая-то мразь, террорист, решил, что я – его собственность и держит меня здесь для своего развлечения. Но его уже давно нет, когда придёт – неизвестно. Мамочка, чувствую я себя нормально, даже хорошо, правда! Я даже привыкла к заточению – делаю зарядку, думаю много. Мам, мне кажется, что я начинаю понимать смысл жизни!
- Доченька! Мы так переволновались за тебя! У папы был микроинсульт, а я теперь без снотворного не засыпаю. Но я так рада, так рада повидать тебя хотя бы во сне! Я верю, что это мне снится неспроста, я теперь знаю, что ты жива! Девочка моя! Сколько же тебе испытать в жизни пришлось! Сколько же ты помучилась! То – смерть Вадима, то сама – заложница! О, Господи! Твоя воля!
- Не переживай, родная! Всё будет хорошо!
- Я верю! Знаю! Ты – особенная и ничего плохого с тобой не может случиться!
- Да, мамочка!
От избытка чувств Рита коснулась маминого полупрозрачного двойника, и сразу же мама – живая, настоящая – подняла голову и мечтательно посмотрела куда-то вдаль. Потом подскочила и побежала в спальню. Рита последовала за ней.
- Володя, Проснись, Володя! Рита жива! Я с ней сейчас разговаривала.
- Тише, тише, успокойся, - ответил сонный ещё, но уже с озабоченным видом папа, - ну, что ты, родная! Конечно же, жива! Я тебе сколько раз это говорил! Ну, что тебе там приснилось?
- Рита! Я её видела яснее, чем тебя. Я с ней разговаривала! Она сказала, что живёт в землянке в заложницах, только пока никто выкупа за неё не хочет требовать.
- Ну, ничего, рано или поздно потребуют. Лишь бы жива была, мы её выкупим. Обязательно!
- Вов, я так рада, что её увидела. Я не думаю, что это был сон. Она на себя не была похожа. Помнишь, она рассказывала про астрал. Мы ведь ей до конца не поверили. А я теперь верю. Она пришла ко мне в астрале! Да! Если она сейчас в этой комнате, то подаст знак!
Рите очень захотелось подать им знак. Она попробовала хоть что-нибудь перевернуть в комнате, но у неё ничего не получалось. Тогда она просто прижалась к папе, и он почувствовал, что она – рядом с ним! Глаза его округлились от удивления:
- О, Господи, - вырвалось у него, - она здесь! Я её чувствую!
- Да, да, - обрадовалась мама, - она здесь!
Рита, чувствуя, что больше не сможет вынести напряжения, опять подняла глаза вверх, увидела звёзды, а когда опустила их, оказалась в лесу. Верхушки сосен раскачивались из стороны в сторону, исполняя какой-то величественный ритуальный танец, ручей творил им музыку, луна в небе таинственно мерцала, надев на всё вокруг таинственную мантию.
Это то место, где она живёт? Рита ведь не видела, куда привёл её Ахмет. Чуть напрягшись, она вошла в землянку, которая была совсем незаметна снаружи. Её тело по-прежнему лежало, распростёршись на топчане. Серебряная нить стала совсем короткой и скоро Рита открыла глаза и села на топчане. Странное ощущение! Спала она или действительно побывала дома, видела родителей? Ощущение реальности происшедшего не покидало её, и Рита, в который раз убедила себя, что всё это было наяву – насколько возможно в сложившихся условиях.
С этого момента Рита стала довольно легко выходить в астрал. Достаточно было сосредоточиться на каком-то воспоминании, представить себе отчётливо то место, куда хотела попасть, и тут же, привязанная серебряной нитью к своему телу, она отправлялась в путешествие. Она вспомнила всё, чему научил её тибетский монах, и теперь уже не сомневалась, что она видела вокруг себя именно то, что существует на самом деле. Монах говорил ей, что дух его путешествовал по всему миру, и, когда ему действительно довелось кое-где побывать, он убедился, что уже видел всё это. Рите очень хотелось пообщаться с монахом, с Вадимом – теми, с кем она уже общалась в астрале, но у неё ничего не получалось.
И вот однажды она просто «гуляла» вдоль ручья, чьё журчание слышала наяву после каждого дождя. Ей очень нравилось это место, жаль, что она не могла вдохнуть свежий воздух, который, наверняка, был здесь, и умыться водой из ручья, ах, как давно она не умывалась! Вдруг она увидела неподвижную фигуру, задумчиво наблюдающую за шумным потоком воды. Сначала она подумала, что это кто-то из террористов и даже хотела поспешить в своё тело, чтобы её не застали в землянке распластанной на топчане, но, приглядевшись, увидела знакомую одежду монаха и, обрадовано «поспешила» к нему.
- Ну, наконец- то! Я так давно звала вас. Мне так хотелось увидеться с вами в астрале! Мне так одиноко!
- Я всё знаю, детка. Мы следим за тобой, - глухо ответил монах, не поворачиваясь.
- Но почему вы не приходили ко мне? У меня ничего не получалось! Я думала, что умру от тоски!
- Это было небольшим испытанием. Ты должна была сама всё вспомнить и самостоятельно выйти в астрал.
- Но, почему? Почему нельзя было мне помочь?
- Многого я не могу рассказать тебе, дитя. Ты должна сама, своим умом дойти до Истины. Многие люди не умеют пользоваться моральной поддержкой, - только физической. Но тебе она и не нужна была.
- Как так?
- Ты очень хорошо держалась. То, что ты говоришь сейчас о тоске – было минутной слабостью, не больше. Всё время ты была молодцом – стойкая, крепкая духом. Мы довольны.
- Кто это – мы? Вы с Вадимом? Почему он не приходит ко мне? Я даже не могу вспомнить его лицо!
- Потому и не приходит. Он проходит сейчас самое важное испытание и не может подвергаться душевным мукам.
- А разве общаясь со мной, он мучается?
- В некотором роде, да. Ему тяжело общаться с тобой, - это напоминает ему о земной жизни, он же готовится к высшему существованию.
- О чём вы? Что это такое?
- Его душа будет служить в высших сферах.
- Кому?
- Я не могу тебе этого рассказать. Я и сам многого не знаю. Твоему Вадиму сейчас нелегко, но он счастлив, как может быть счастлива душа.
- Я его уже никогда не увижу в астрале?
- Увидишь, но не скоро.
- А я ещё долго буду здесь жить? Скоро я вернусь домой? И вернусь ли?
- Всё будет хорошо. Ты ещё поживёшь на земле.
- Но когда я вернусь домой, когда?
- Ты слишком взволнована и можешь сейчас вернуться в своё тело, не услышав мой ответ. Успокойся.
- Но вы ничего мне не говорите, хотя сами знаете всё, что со мной произойдёт.
- Заглядывать в будущее – это не самое приятное занятие.
- Мне нужно знать, ведь речь идёт о жизни и смерти!
- Я же ответил тебе – тебя не убьют, ты вернёшься домой и будешь счастлива. Подробности тебе не нужны, иначе ты будешь думать всё время о том, что должно произойти, а мысли могут изменить ход событий. Можно думать только о том, что всё будет хорошо.
- А когда, когда?
- «Скоро» может показаться тебе вечностью, а «ещё не скоро» - мигом. Время – ощутимо и зримо. Оно может растягиваться и сжиматься, поэтому точной даты я тебе сказать не могу. Терпи. Ты – молодец, что нашла себе занятия. Ты сможешь вытерпеть всё. И всё будет хорошо. А теперь мне надо уходить.
С этими словами монах просто исчез, а Рита, оглядев поляну, на которой они беседовали, медленно «поплыла» в землянку к своему телу. Сначала ей было обидно, почему монах ничего конкретного ей не сказал, а потом она всё поняла. Так и должно было быть. Ей не дано знать будущее, но всё будет хорошо. С его точки зрения ей уже хорошо. Есть время подумать, никто её не торопит и не морочит ей голову. Некоторые могли бы и позавидовать. Только завидовать нечему. Если бы не её астральные путешествия, она бы уже с ума сошла от лишений и горя, тоски и одиночества.
Рита старалась больше не думать о том, когда же прекратится её заточение. По её подсчётам прошло уже больше месяца, а к ней так никто и не пришёл. Она часто «бывала» дома и разговаривала с мамой, которая уже твёрдо верила, что видится с дочерью в астрале. Время уже не казалось Рите противной резинкой. Напротив, она «подружилась» со временем, оценила каждое мгновение и поняла, что очень хочет жить. Радовалась слабым лучам солнца, проникавшим к ней через вентиляцию, когда был сильный дождь – ловила капельки дождя, а однажды – после ужасного громыхания и завывания - к ней протёк маленький ручеёк. Она собрала каждую капельку этой живой воды, целовала её, пока та не испарилась на её губах. Она очень любила, когда шёл сильный дождь. После сильного дождя в землянке пахло озоном.
Рита «ужинала», если можно было так назвать её длинную трапезу, когда она сосала каждый сухарик по целому часу, - так было сытнее – как вдруг крышка, закрывшаяся больше месяца назад, открылась. Рита быстро сообразила, что наконец-то кто-то вспомнил о её существовании или – а вдруг! – её пришли освободить, и быстренько надела майку.
- Эй, ты жива? – это был Магомет. Рита даже обрадовалась, услышав живой голос, - с голоду не померла?
Магомет медленно спустился по ступенькам, разглядывая Риту. Она вся собралась в комочек, но, заметив в его взгляде жалость, с удивлением подняла голову.
- Благодарю за заботу. Мне оставили еду.
- Да, оставили. Недели на две, а прошло полтора месяца. Я не мог раньше выбраться, - Магомет немного помолчал, - Веришь? Я всё время думал о тебе. Как бы думал о своей жене. Ладно, молчунья, выходи. Наверное, хочешь свежим воздухом подышать, помыться? Иди.
Он поднялся по ступенькам. Рита немного поколебалась, но всё же решилась – чему бывать, того не миновать, и поднялась следом. Был уже вечер, но Рита прикрыла глаза, они совсем отвыкли от даже такого приглушённого света. Едва привыкнув, она огляделась. Чудеса! Это было именно то место, где она прогуливалась в астрале. Вот две огромные сосны, вот ручей, вон там будет обрыв, а вот здесь навален валежник. Магомет собирал сучья.
- Иди, искупайся в ручье. Я тебя не трону. Сейчас костёр зажжём, шашлыком тебя угощу. Проголодалась?
- Нет. Мне хватило еды. Ещё и осталась.
- Ну, ты я вижу, настоящая партизанка. Умеешь обходиться малым. В землянке чисто, сама не запаршивела. Молодец!
Рита пожала плечами, считая такую похвалу бессмысленной, и пошла к ручью, чьё журчанье помогало коротать ей длинные, бесконечные дни и ночи. О! Как она мечтала коснуться живой воды, которую видела только в астрале. Она опустилась на колени над ручьём, вода была очень холодной, но это ощущение было так приятно. Рита заулыбалась. Она плескалась в ручье, стараясь не выпускать из поля зрения Магомета. Рита понимала, что он не боится отпускать её потому, что она всё равно не найдёт дорогу. Даже в астрале она не видела, как выбраться из этого места. Магомет старательно не смотрел в её сторону. Странный тип. То мучает её, избивает, измывается, то вдруг – проявление человеческих чувств. Но пока что она пользовалась маленькими радостями, которые для неё были большим счастьем. Она презамечательно выкупалась ледяной водой, ей даже не понадобилось мыло, настолько вода была мягкой. Всё это время Магомет занимался костром, он даже не подошёл к ней. Когда же Рита, совсем замёрзнув, стуча зубами, подошла к костру, он, молча, протянул ей чистую майку. Рита, также молча, взяла её и пошла в землянку - переодеваться. Но что делать дальше? Выйти и сидеть у костра или остаться здесь?
- Иди сюда, - позвал её Магомет, но не в приказном порядке, а как-то запросто, - Рита вышла потихоньку, отжимая мокрые волосы, стала у костра, - Ты всегда молчишь или только со мной не хочешь говорить?
- Всегда.
- Ну, и правильно. Молчанье – золото. Ваша пословица.
- А ты откуда знаешь?
- А я своих пословиц не знаю. Сколько лет вашим языком только и пользовался, пока не узнал, что есть ещё и Мой язык. Родной! Есть Моя Земля, Моя Родина.
Рита опять промолчала. Ей не хотелось поддерживать разговор. Разглагольствовать о Родине, предварительно упрятав человека в землянке, Бог весть где, Бог весть сколько времени, жалеть этого человека, предварительно избив его. Нет, она не верила ни в этот, казалось бы, дружелюбный тон, ни в какие то бы ни было благие намерения. К тому же разговор о Родине с террористом, на её взгляд, – нонсенс. Она в своё время следила за прессой и знала, что террористы любят говорить о том, что они воюют с теми, кто пришёл на их Землю, кто хочет отнять их право жить именно на этой Земле и т.п. Уж лучше молчать.
Магомет умело нанизал мясо на шампур, и скоро по лесу к сладковатому дыму примешался такой аромат мяса, что у Риты свело желудок, голова закружилась, а слюну ей пришлось сплюнуть. Магомет хитро посмотрел на неё и прокомментировал:
- Соскучилась по мясу? Сейчас будем ужинать.
- Я не хочу. Я только что поужинала.
- Да? Как хочешь. А я проголодался.
Рита стоически боролась со своим желудком, который скрутило не на шутку. Решив, что бороться лучше в таком месте, где бы так замечательно не пахло, она поднялась, чтобы уйти в землянку, но вдруг услышала нарастающий шум, оглянулась, всё вокруг стало тускло-зелёного цвета, а веки стали такими тяжёлыми, что глаза сами собой закрылись.
Очнулась она на подстилке у костра, укрытая простынёй.
- Голодный обморок у тебя. Тебе не надо делать резких движений. Тот паёк, который тебе оставили, был рассчитан на две недели, ты прожила пять недель, да ещё и у тебя осталось чуть меньше половины. Похудела сильно. Ослабла. На–ка, выпей. Это козье молоко. Оно восстанавливает силы. Пей, говорю, - Магомет закончил свою речь уже в приказном порядке, видя, что Рита собирается отказываться.
- Я не могу. Честно. Меня тошнит.
- Ничего. Выпьешь молока – пройдёт.
- Ой, - Рита отпила чуть-чуть молока с непривычным запахом и вкусом, - оно вонючее.
- Привыкнешь. Пей. Вот с лавашем свежим.
Сделав ещё глоток, Рита, действительно, уже не ощущала неприятного вкуса, который показался ей вначале. Откусила немного лаваша, и впрямь, даже вкусно. Магомет снял с огня мясо и ел его, обжигаясь, уже не приглашая Риту составить ему компанию.
- Наши мужчины не едят с женщинами, - пояснил он, прожевав огромный кусок.
- А ты что ж?
- Ты ведь не ешь.
Рита, действительно, сделав ещё несколько глотков, почувствовала себя сытой. Желудок перестало крутить, голова перестала кружиться. Она наблюдала, как ест Магомет. Он ел, как дикарь, но …как-то аппетитно. Рита, не отдавая себе отчёта, рассматривала его. Курчавые волосы, большое мужественное лицо с бородой, крепкое телосложение, волосатые руки. Дикарь. Самый настоящий житель леса. Но почему он так разговаривает? Почти без акцента и довольно связано. Можно заподозрить, что у него есть какое-то образование. Ей не хотелось ни о чём спрашивать его, тем более, что она ждала неминуемой развязки. Ведь не поесть шашлык он сюда пришёл. Он сам начал рассказывать о себе, развалясь на траве у костра.
- Мы с мальчишками часто в лес ходили. Вот такой лес, как здесь, далековато был, а небольших холмов, покрытых лесом, вокруг Грозного – хоть отбавляй. Кто что из дома прихватит, чаще просто хлеб, разведём костёр, нажарим этот хлеб на прутиках – романтика! Да и в институте учился, тоже часто на природе бывали, когда с ночёвкой, когда так – на целый день. Летом – в Архыз, Теберду, Домбай, - тогда везде и всюду можно было. Ну, а теперь – совсем лесной человек стал. Ты вот, наверное, думаешь, что я – изверг, убийца. Все вы так думаете. А я раньше мухи не мог обидеть. Дома собаки, кошки жили, у дедов в деревне – овцы, куры. Я с ними играл в детстве. А теперь… В первый раз я почувствовал злость, когда отец ушёл защищать город от федералов. Ушёл и не вернулся. Меня приходили звать отомстить за отца, но мать не пускала, она – с высшим образованием, с русской кровью, не понимала никогда, что такое кровная месть. Её снарядом разорвало у нас всех на глазах. Вот тогда я поклялся отомстить. Кому – не знаю точно. Но для себя решил, что пока не увижу, как разорвало на части кого-нибудь из федералов, - не успокоюсь. Разорвало, и не одного. Но этого оказалось недостаточно. Мои младшие братья тоже ушли мстить. Средний сразу погиб, а младший – без ног остался. Сестрёнка младшая с русскими снюхалась, мы её сами разорвали на части, чтобы другим не повадно было, - Магомет замолчал, нахмурясь, видно, неприятно было вспоминать всё это, - Я вот из всей семьи самый живучий оказался. Мне цыганка давно как-то сказала, что я – заговорённый, ни пуля меня не достанет, ни враг не сокрушит, пока… не влюблюсь. Вот и наврала. Меня пуля не берёт. В скольких боях я уже был, все полягут, а меня только ранят. А жён у меня уже три. И живой вот. Ну, что ты молчишь?
- А что ты хочешь услышать?
- Ах - вах! Да, - продолжал Магомет, помолчав, - Жён – три, а детей вот нет. Первую жену я любил сильно. Мы с ней с института ещё дружили. Не успели зарегистрироваться, как полагается, - война началась. Погибла она.
- Жаль.
- Тебе жаль?
- Конечно. Может быть, если бы она жива осталась и дети у вас были бы, ты бы не пошёл зверствовать.
- А откуда ты знаешь, что я зверствовал?
- По образу жизни.
- Много ты знаешь. Но ещё больше - не понимаешь.
- Почему ты так думаешь?
- Потому что ты - женщина.
- Ты не уважаешь женщин?
- Не то, чтобы не уважаю всех, но умных я не встречал.
- Какие твои годы!
- Молчи, наши женщины разговаривают с мужчинами уважительно, а ты себе позволяешь насмешливый тон.
- Прости.
- Молчи, я сказал.
- То спрашиваешь, отчего я молчу, то сам приказываешь молчать.
- Да. Будет так, как я сказал.
Теперь они молчали оба. Между тем стемнело, и Рита забеспокоилась, что сейчас он прикажет ей отбывать повинность. Зря она позволила себе «насмешливый тон». Магомет будто услышал её мысли.
- Пошли в землянку. Спать пора. Сейчас роса выпадет. Сыро будет.
Рита и не подумала повиноваться. Сердце сжалось от страха. Что последует за этим приглашением – приказом? Придётся опять бороться за свою честь? Но Магомет опять ответил на её мысли:
- Не бойся, не трону тебя. Устал я. Шёл долго. Спать хочу.
Он собрал вещи, накрыл дёрном догоревший костёр, повернулся к лежавшей на земле Рите. Она послушно встала и пошла в землянку. Магомет закрыл за собой крышку, держа в руках фонарик, по-хозяйски разложил вещи, зажёг свечу на столике. Посмотрел на открытую записную книжку с палочками, объединёнными в недели, и, ничего не говоря, улёгся на топчан. Рита стояла у стены, не придумав, что же ей делать. Лечь больше негде было, хотя рядом с Магометом места было достаточно.
- Иди, ложись! Сказал – не трону! Я – хозяин слову. Свечу потуши.
С этими словами он повернулся к стене, а Рите ничего не оставалось делать, как потушить свечу и прилечь с ним рядом, укрывшись простынёй, которою он накрывал её там – наверху. Магомет скоро сонно засопел, Рита же, лёжа на самом краешке топчана, долго ещё прислушивалась, пока не уснула тоже.
Рите снилось, что она спит на русской печке, она даже начала задыхаться от жары, а потом попросила кого-то перестать топить и открыть дверь. Дверь открыли, и сразу стало холодно и очень светло. Так светло, что спать было невозможно.
Она открыла глаза. В землянке было очень светло по сравнению с тем полумраком, который обычно здесь царил. Магомета не было, крышка открыта. «Хм, непорядок», - подумала Рита и решила подняться без особого приглашения. Магомет разжигал костёр. Он был раздет по пояс, но, практически весь торс был перебинтован, и кое-где на бинтах проступала свежая кровь. Так вот почему его долго не было! Рита, однако, виду не подала, что она ему сочувствует. И вообще, она решила придерживаться своей политики до конца. Она – заложница и никаких эмоций, кроме презрения и, в лучшем случае, безразличия по отношению к врагу, не должна проявлять.
Пользуясь тем, что Магомет старательно не обращал на неё внимания, сходила в туалет за кустики, умылась в ручье, сделала зарядку и, не обращая внимания на Магомета, спустилась в землянку. У неё были свои дела – надо же было вынести всё то, что она так старательно упаковывала целый месяц. Магомет, правда, заметил, приказал ей зарыть всё это хозяйство. Рита послушно взяла сапёрную лопатку, зарыла.
Но дела делами, а аромат свежего чая, шедший от костра, снова вызвал бурю негодования в её желудке. В конце концов, заложников полагается кормить! Рита взяла свои сухарики и направилась к костру.
- С женщинами кушать не полагается, но кормить их, наверное, – обязанность?
- На, пей чай, - подал ей кружку Магомет.
- Благодарю, - Рита взяла кружку с ароматным чаем и отошла в сторонку.
Она уже больше месяца не ела и не пила горячего и сейчас, вдыхая запах чая, почувствовала, что вот-вот расплачется. Смакуя каждый глоток, она выпила всю кружку и только тогда посмотрела на Магомета. Он наблюдал за ней.
- Больше нельзя. Желудок будет болеть, - пояснил он.
- А я больше и не хочу. Спасибо, - поблагодарила она, а Магомет усмехнулся.
- Да ладно уж, сочтёмся.
- Я бы хотела узнать … твои… дальнейшие планы в отношении меня.
- Да какие там планы! Нет никаких планов. Я вот хотел одного, а получилось другое, - он показал на бинты, - Домой хочешь?
- А ты как думаешь?
- Не знаю что это такое. У меня уже давно нет дома. А в лесу у меня домов – не счесть. Я везде, как дома. А ты где живёшь?
- В Москве. Вернее, под Москвой.
- Муж, дети есть?
- Муж погиб год назад, ребёнок тоже.
- Вот как! А я думал, в Москве нет войны.
- Он погиб в автомобильной катастрофе, а ребёнок погиб во мне после того, как я об этом узнала.
- А кто же у тебя остался?
- Родители, которые меня любят и хотят, чтобы я вернулась домой.
- А ты откуда знаешь?
- Знаю.
Рита уткнулась подбородком в колени. Хватит с него информации. Её уже начала раздражать эта игра в кошки-мышки. То отпустит, то поймает, то вроде бы замаячит свобода, то, опять окажешься в тёмной землянке неизвестно на какое время. Магомет молчал, сосредоточенно жуя травинку.
- Нет, пока я не могу тебя отпустить. Ты дороги не найдёшь, я идти долго не могу, а мои парни… Ахмета помнишь? Нет его уже, даже хоронить нечего было…
- Да? – Рите было действительно жалко маленького корявого солдатика, который и жизни-то не знал толком, - Но зачем же вы воюете? Какой смысл воевать с ветряными мельницами? Кому нужна эта партизанщина?
- Молчи! Ты ничего не знаешь. У нас теперь один выход в жизни – смерть. Власти никогда не отдадут нам наши земли, а мы - никогда не захотим жить по чужим законам.
- А ты хоть знаешь их, - чужие законы? Вы, может быть, были бы во сто крат счастливее чем, если бы жили по своим законам!
- Так не бывает! Родина – это то, к чему привык. Всё, к чему не привык, будь оно трижды лучше, - это чужое, а значит, плохое.
- Ну, почему сразу плохое? Вот вы – живёте в лесу, книг не читаете, телевизор не смотрите, - никакой информации, кроме той, которой вас снабжают ваши гегемоны. Как вы можете судить о том, чего не знаете?
- Мы знаем одно. Мы должны сохранить свою нацию, свои корни. Всё - хорошее или плохое - но чужое, если сольётся с нашим, то рано или поздно, от нашего, нашей национальности, не останется и следа. Мы воюем за то, чтобы остаться тем, что мы есть, а не становиться тем, кем нас хотят видеть.
Рита задумалась. Национальная гордость, - наверное, так можно было назвать эту проблему, но почему эта проблема выросла до таких пределов? Ведь вопрос стоит в том, - либо жить по своим законам, либо вообще не жить. Она посмотрела украдкой на Магомета. Губы сжаты в одну злую полоску, глаза – щёлочка. Сердится. Но через несколько секунд лицо расслабилось, он улыбнулся.
- Смотри, пока ты спала, я грибы нашёл, сможешь приготовить?
- Не знаю, вряд ли. Я грибы употребляла только в полуготовом виде, когда делала пиццу.
- Эх, вы, городские! Ладно, я тебя угощу.
- Отравишь?
- Да, и сам с тобой покушаю и отравлюсь.
Он встал, посмеиваясь своей, на его взгляд, удачной шутке, но тут же скривился. Видимо, раны были ещё слишком живые.
- Тебя, наверное, перебинтовать надо?
- А ты умеешь?
- Да уж смогу. Мы и в школе и в институте проходили курсы выживания. Бинты есть?
Рита поднялась тоже. Магомет молча достал бинты из своего рюкзака и протянул ей. Рита, слегка опасаясь, - одно дело бинтовать резиновые куклы, а другое – живого человека, пусть террориста и врага. Кровь на бинтах смутила её. Осторожно развязав петельку, она стала сматывать бинт, стараясь не смотреть на Магомета, внимательно наблюдавшего за её действиями, и не замечать крови, всё больше проступавшей сквозь оставшийся слой бинтов. Наконец, бинты были смотаны, показались марлевые прокладки, пропитанные кровью и плотно прилипшие к ранам. Риту уже мутило, но она стойко держалась.
- Надо пропитать их марганцем, чтобы они отлепились, - робко предложила она.
Магомет резко дёрнул за прокладки, они довольно легко оторвались, но кровь брызнула следом, заливая глубокие чёрные рваные раны. Рита несколько секунд смотрела не отрываясь, потом вспомнила кровь, которую видела недавно, совсем недавно… И всё.
Её выворачивало наизнанку. Слёзы катились градом. Кровь, Горе. Боже мой. Как это всё было далеко, почему оно вдруг оказалось рядом?
Вырвав, Рита не смогла превозмочь себя и закончить то, чем занялась было. Магомет сам смазал себе раны какой-то мазью, наложил марлевые повязки и стал бинтоваться. Рита видела, что ему было неудобно перекидывать бинт по своей спине, но она ничего не могла с собой сделать. Она сидела под сосной и еле сдерживалась, чтобы не вырвать снова. Магомет ничего не говорил, лицо его не искривляла гримаса боли, похоже, он вообще ничего не чувствовал. Просто несуразно заносил руки за спину и долго искал бинт за спиной, чтобы правильно перекинуть его на живот. Однако, перебинтовался удачно, видно, не впервой. Закончив бинтоваться, он присел рядом с Ритой. Она украдкой глянула на него. На лбу проступила испарина. Видно, не так это всё просто. Рита осторожно коснулась его руки, чтобы посочувствовать и… ужаснулась. Так вот почему ей снилось, что она спит на печке! У него было температура, и немалая!
- Ты… не мерил температуру? – спросила она, как бы, между прочим.
- А чего её мерить. Сейчас таблетки выпью, - пройдёт.
- Да, но её не должно быть, если нет воспаления.
- Пройдёт, - Магомет посмотрел на неё, - ты же не врач.
- Но я…
- Ага, - в школе и в институте. Слышал. Это всё теория, а когда кровь видишь – блюёшь. Слабая ты на желудок. Давай-ка, попробуй, шулюм не сварился?
- А как я узнаю?
- Если мясо от кости отделяется – сварился.
Рита послушно встала, подошла к костру. Ароматный запах снова вызвал у неё спазм, но теперь она быстро справилась. Мясо от кости отделялось. Грибы протыкались. Есть хотелось. Ели молча. Магомет налил ей бульон в огромную миску, положил туда мясо и грибы, а сам стал хлебать из котелка. Рита сначала посматривала в его сторону, стеснялась, а потом так увлеклась, что и не заметила, как огромная миска – в жизни бы столько не съела – оказалась пустой.
Магомет тоже управился со своей тарой, выпил какие-то таблетки и сказал Рите, как бы, между прочим:
- Спать я пошёл. Может, просплю до вечера. Ты не пытайся убежать. Заблудишься в два счёта. А у меня сейчас нет сил тебя искать. Пропадёшь.
Зевнул и отправился спать в землянку. Рита, впрочем, была рада, что может побыть одна на природе. Мысль сбежать, честно говоря, появлялась. Рита даже прошлась вокруг. Но никаких видимых тропинок и вообще признаков того, что где-то тут могут быть люди, - не было. Можно было бы идти напропалую, но где гарантия, что не попадёшь к другим террористам, которые сразу убьют и чикаться не будут.
Магомет не появился, даже когда стало темнеть. Рита поужинала в гордом одиночестве, завалила костёр дёрном, как заправская террористка и, осторожничая, спустилась в землянку. Магомет спал беспокойно, метался во сне, стонал. Рита потрогала его горячий лоб, сходила к ручью за ледяной водой, чтобы делать холодные компрессы.
Это продолжалась ещё два дня. Магомет ничего не ел, только пил большими жадными глотками ледяную воду из ручья, спал, метаясь во сне так, что Рите иногда приходилось сидеть на краешке топчана без сна. Она меняла компрессы, пересмотрела все лекарства, которые были в рюкзаке Магомета, делала ему уколы антибиотиков.
Утром Рита замёрзла. Стуча зубами, прижалась к Магомету и тут же проснулась. Привычно жаркое тело было ледяным. Рита подскочила, как ужаленная. Неужели умер? О, господи! Как же ей отсюда выбраться? Это было первое, что пришло в голову. Вторая мысль догнала первую – как его хоронить? Мусульмане ведь не зарывают в землю трупы, как христиане. О господи! Страшно то как!
Успокоившись, Рита решила обследовать «тело». Прижала ухо к груди, и чуть было не подпрыгнула до низкого потолка землянки, когда тяжёлая рука легла сверху.
- О, Господи! – вырвалось у неё.
- Что случилось?
- Я… думала…
- Обрадовалась, что я помер?
- Нет, ты всё время был такой горячий, а сегодня…
- Такой холодный, как айсберг в океане.
Магомету явно понравилась эта игра. Он перевернул Риту на спину без особых усилий, не смотря на то, что три дня пробыл почти без сознания.
- Отпусти меня немедленно, - приказала Рита, но Магомет только рассмеялся, - я просто хотела послушать сердце.
- Послушай, - добродушно разрешил Магомет.
- Уже не надо. Я вижу, что ты жив.
Рита ловко выскочила из-под его руки и легко, едва касаясь ступенек, поднялась из землянки. Сердце бешено колотилось. Испугавшись, что её мучитель мёртв, она нисколько не обрадовалась, что он жив. Магомет поднялся следом. Рита ужаснулась, увидев, какой он стал бледный при солнечном свете. Он ничего не стал ей говорить, разжёг костёр, вскипятил воду, перебинтовался, сварил какую-то похлёбку, наелся, остатки предложил ей. Рита, естественно, отказалась. Вечер наступил быстрее, чем всегда. Рита уже заметила, что стало гораздо холоднее после того, как солнце садилось. Неужели уже осень?
Магомет, ликвидировав следы костра, не приглашая Риту, пошёл в землянку. Рита выжидала – пусть уснёт. Он, наверное, ещё слабый, хоть и в сознании. Снаружи было уже совсем темно, когда она пробралась в землянку, чтобы прилечь потихоньку на краешек топчана.
Вспомнила вдруг Вадима. Если они были уставшими, так оба. Если они хотели любви, то тоже оба знали об этом ещё до того, как лечь в постель. Никогда Рите не приходилось таиться и прятаться от Вадима, никогда не приходилось скрывать свои чувства и эмоции.
- Рита, ты по-прежнему боишься меня?
- Нет… Не знаю…
- Помнишь, я тебе рассказывал про цыганку?
- Нет, не помню, а что?
- Да, так… Спокойной ночи.
- Спокойной ночи, - пожелала Рита террористу, удивляясь, что ночи могут быть спокойными в таких случаях.
Кажется, ей ничего не снилось, но проснулась она от коротких ритмичных толчков, почувствовав сладострастное измождение. Она поняла сразу, что это за толчки, но решила сделать вид, что ещё спит и ничего не чувствует. Как недавно она поучала Надежду, что, когда насилуют, нужно расслабиться и получить удовольствие, а тут и расслабляться не надо было. Рита с ужасом подумала, что она действительно получает удовольствие, попыталась побороть в себе это чувство, но волна сладострастия прошла по её телу с такой силой, что вся её воля ушла на то, чтобы не закричать в экстазе. Зато Магомет (а это был он) зарычал, выпуская тугую струю в её тело.
Рита, лишь несколько секунд полежав в изнеможении, подскочила, как ужаленная. Не хватало ещё, чтобы террорист увидел или почувствовал, что ей было…, ну, не приятно, а…. Она совсем запуталась и выскочила из землянки. Наверху был туман – такой, который называют молочным, когда ничего вокруг – в радиусе метра не было видно. Рита по звуку определила, где ручей, поплескалась в ледяной воде, замёрзла, и вернулась в землянку.
Магомет уже занимался «хозяйством». Доставал припасы, разглядывал и складывал назад в вещмешок. Рита закуталась в шкуру, лежавшую на топчане. Магомет закончил свои дела и задумчиво посмотрел на Риту.
- Скоро тут будет холодно. Ещё от силы месяц продержишься, а через два месяца может и снег выпасть. Горы!
- Отпусти меня, Магомет. Неужели тебе не надоело ещё? Ведь это проблематично держать меня здесь, так ведь? Вот ты выздоровеешь и, наверное, должен будешь вернуться к своим. А я? Оставишь меня здесь умирать голодной смертью? Убьёшь сразу? Но можно же ещё и деньги получить за моё освобождение!
Магомет выслушал молча, нахмурившись, пошёл наверх. Рита слышала, как он ломал сучья, а когда потянуло дымком, вышла из землянки.
- Ну, почему ты не хочешь говорить на эту тему? Ведь уже прошло то время, когда тебе хотелось просто оскорбить меня. Сейчас я чувствую, что ты относишься ко мне по-другому.
- Молчи, - Магомет повернулся к ней со злой гримасой на лице, - я всё время об этом думаю. Молчи, пока я не скажу тебе своего решения. А будешь канючить, я с тобой по-другому буду разговаривать.
Рита обиделась. Отказалась от горячего чая, хотя ей было очень нелегко это сделать. Целый день она старательно обходила Магомета стороной, благо, он и не цеплялся к ней. Сам себе готовил, сам ел, не приглашая её больше после утреннего отказа. Рита достала свои сухарики, смачивая их слезами, пообедала и поужинала. Спать Магомет ушёл первым.
А утром всё повторилось. Рита притворялась спящей, чтобы не бороться с ним лишний раз, Магомет, удовлетворившись, занялся своими делами. И ещё один день, и ещё.
На третий день Магомет, как обычно, предложил ей чай. Рита не стала отказываться, всё это время они не обмолвились ни словом, ей это уже начало надоедать.
- Я сегодня ухожу. Ты останешься здесь. Я вернусь быстро, тогда уже и решим всё.
После завтрака он стал собираться. Оставил ей всю еду. Пересмотрел медикаменты. Рита, увидев, что у него остались бинты, попросила его оставить ей. Она, просидев больше месяца одна, превратила свои камуфляжные штаны, которые ей выдал Ахмет, в бриджи. Больше ничего не нашла, чем ещё можно воспользоваться в критические дни. Магомет сразу догадался, зачем ей нужны бинты, только посмотрел на неё странным долгим взглядом, так, что Рите стало не по себе. Оставил он ей и воды больше, чем в прошлый раз. А когда уходил, посмотрел опять долгим взглядом, кивнул на прощание, и… крышка на землянке опять захлопнулась. На какой срок теперь? Рита присела на топчан. За это время она уже привыкла прогуливаться у ручья, вдыхая свежий кристаллический воздух, пропитанный хвойной смолой. Сидеть опять взаперти в землянке – ей абсолютно не приглядывалась такая перспектива. Но она решила для себя не отчаиваться, надеяться на будущее. Что ж, опыт есть. Расписание – то же. Зарядка - длительная, но не изнурительная, еда – длительная, но не обильная, прогулки в астрале – длительные и приятные.
Утром другого дня она проснулась с каким-то тягостным чувством. Явно чего-то не хватало. С ужасом прислушалась к себе. Неужели она так быстро привыкла к «звериному» сексу Магомета? Вспомнилось, как однажды они с Вадимом возвращались домой на метро и почти около самого входа наблюдали нелицеприятную картину.
Бомжиха лежала на газоне, прикрывшись какой-то тряпкой, под которой абсолютно ничего не было. Время от времени она раздвигала ноги, показывая промежность, сама же вроде бы как спала. Вадим покупал газеты и поэтому это «картину» пришлось наблюдать Рите. Возмущённые прохожие, видимо, пожаловались милиции, двое дюжих молодцов с дубинками стали прогонять её. Она, став на четвереньки, открыв людям на обозрение то, что все привыкли прятать, выпятила зад и поползла по газону. Молоденькие милиционеры, били её дубинками, заставляя подняться, а она ползла молча. Чем это всё закончилось, они уже не видели – зашли в метро. Ни разу по дороге не вспомнили, потому что впечатление было не из приятных. Но вечером, когда они начали свои любовные игры, Вадим, развернув Риту к себе задом, вдруг начал набирать темп. Рите очень это понравилось, тем более что он всё время щупал рукой её промежность, доводя её до сладких судорог. И вдруг, резко прекратив, он повернул её к себе лицом, стал целовать, приговаривая, чуть не плача:
- Прости, прости, родная, прости.
- Но за что? За что я тебя должна прощать? Мне было так хорошо сегодня, а ты вдруг так резко всё прекратил.
- Рита, любимая, родная! Я не могу тебе даже сказать. Это ужасно. Ты не представляешь!
- Но что? Что?
- Я вдруг вспомнил ту бомжиху. Я ведь почти ничего не видел. Вернее, я вообще ничего не видел, с трудом вспоминаю её лицо, да и было ли у неё лицо? Зато её промежность, наверняка грязная и вонючая, но издали – это всё же женская промежность, так и стоит перед глазами.
- Вадим! Не надо так убиваться. Спасибо, что ты всё рассказал, но и я тоже хороша. Пока ты вспоминал ту промежность и ощупывал мою, мне ведь было хорошо! Да! Получается, что нам с тобой в любви нужен допинг. Поэтому ты не должен самобичеваться, а должен сделать соответствующие выводы. Значит нужно разнообразить наши любовные взаимоотношения, может, стоит посмотреть порнографический фильм, почитать что-нибудь.
- Ритёнок, ты подо всё на свете подведёшь научную базу. Но сейчас я даже боюсь продолжить. Боюсь, что у меня перед глазами снова встанет та грязная промежность, которую захочется продырявить. Рит, веришь, я никогда даже с проститутками не был, не то, что с другими женщинами. Я сейчас себя чувствую подлецом.
- Почему?
- Потому что мысленно был с другой. Да ещё с какой! О боже!
После этого случая они поправили «положение» - посмотрели какую-то порнографию, купили специальный журнал. Вадим несколько изменился в соитии. Обоим это понравилось.
Теперь же Рита вспоминала их с Магометом «утра». Быстрый напористый Магомет, всегда в одном и том же положении и она – притворяющаяся спящей. А всё-таки ведь ей было приятно. Ей даже не надо было ничего представлять или вспоминать Вадима. Всё было по-другому.
Но в скором времени Рита, как ни занимала себя, почувствовала тоску. Одни и те же стены, полумрак и одиночество. Завыть можно от тоски, другой бы, наверное, уже с ума сошёл, Рита же продолжала свои астральные путешествия. Ей это очень помогало. Она настойчиво мысленно вызывала тибетского монаха, но он не приходил, не приходил и Вадим, зато дома Рита «бывала» каждый день. Они с мамой договорились встречаться в определённое время. Мама замыкалась в отдельной комнате, как бы ложилась спать, и Рита спокойно могла с ней пообщаться. Она только просила маму, чтобы та не рассказывала никому об их встречах. Говори, мол, что снится дочка каждый день. Практически это так и выглядело. Привести маму в свою землянку Рита не умела, а спросить, как это делается было не у кого – монах не хотел являться.
Рита по-прежнему отмечала палочки в своей записной книжке. Проставила всего одиннадцать, как крышка землянки опять открылась. Магомет заскочил внутрь, как вихрь, слегка перепугав Риту, остановился около неё, как вкопанный. Вид у него был такой, будто хотел поцеловать, но тут же нахмурился:
- Пошли наверх, - Рита молча повиновалась. Наверху её ждал сюрприз - арбузы, яблоки, виноград,
- Я тебе тёплые вещи принёс. Вдруг не смогу быстро обернуться. Скоро похолодает.
- Магомет, - Рита уже смело называла его по имени, прямо-таки, как старого знакомого, а не мучителя, - зачем тебе проблемы? Отпусти! Ты ведь уже выздоровел, сможешь вывести меня отсюда.
- Молчи, - сердито оборвал он, - не время ещё.
- А когда будет время?
- Молчи, сказал.
Он остался ночевать и за ночь буквально истерзал Риту, будто не мог насладиться. Она не сопротивлялась ему, но и не откликалась на ласки. К тому же ласки его были непривычными. Он ни разу её не поцеловал, только мял груди, бёдра, да ещё и рычал при этом потихоньку.
Утром крышка опять захлопнулась. Рита сидела на топчане, совсем обессилев. Ну, когда, когда же придёт время? Она не понимала хода его мыслей. Неужели у него нет другой женщины? Хотя, помнится, он говорил о трёх, ну, одна погибла. Неужели он держит её здесь только из-за своей прихоти, похоти? Какой дикий народ!
И опять побежали дни-палочки. Похолодало, действительно, очень скоро. Рита куталась в огромный пуховый платок, который принёс Магомет. Он сильно пах козой, но был настолько тёплым, что ночью, согревшись, Рита даже скидывала его с себя. Ну, а что она будет делать, когда наступит зима? Здесь же ни печки, ни даже намёка нет, что её когда-нибудь здесь ставили.
Отмечая очередную палочку, Рита округлила месяц. Вот те раз. Месяц прошёл, а месячные? Рита похолодела. Этого ещё не хватало. Не хватало родить в этой землянке ребёнка – без врачей, без воды, без всего, что нужно малышу.
Но это была мимолётная мысль, так, мыслишка, Рита почувствовала, что счастлива. У неё будет ребёнок! Ну, и пусть, что не от любимого мужа, пусть от террориста, вряд ли Рита решилась зачать ребёнка в нормальных условиях. После Вадима она не встречалась, а вернее, не видела мужчин. Для неё все люди были одинаковы - что мужчины, что женщины. Ей и в голову не приходило родить ребёнка для себя. А сейчас она испытывала неимоверную радость. Она почему–то ни на минуту не сомневалась, что всё закончится хорошо. Она выйдет отсюда и уйдёт домой. Так-то.
В тот же день, побывав дома в астрале, она рассказала маме о том, что ждёт ребёнка. Мама сначала испугалась – как, от террориста? Родится выродок какой-нибудь. Но когда Рита сказала, что всё равно рада, мама тоже начала радоваться. Она уже знала, что нельзя проявлять сильно эмоции, дескать, потом поплачу. Просто сказала, - что Бог ни делает, всё к лучшему.
Мама в последнее время стала очень часто посещать церковь. Рита – тоже, правда, в астральном состоянии. Она выучила много молитв и стала замечать, что, прочитав молитву, особенно «Отче наш», она успокаивалась, и на душе становилось спокойно и светло.
Дни шли за днями. Рита писала заметки в своей записной книжке о своём самочувствии. Советовалась с мамой, если ей казалось что-то неладным. Но пока всё было без осложнений. Только стало холодно по ночам. Рита прогулялась в астрале возле своей землянки. Листья зазолотились, рябина ярким пятном алела на берегу ручья, который, похоже, угомонился. Бурчал что-то потихоньку, так, для приличия. А сосны – такие же зелёные – важно раскачивали верхушки, исполняя какой-то свой гимн.
Рита как раз «гуляла» вдоль ручья, когда заметила мужчину, раскрывавшего крышку над землянкой. Рита от испуга очнулась. Она всегда так боялась, что её застанут вот так лежащей неподвижно. Она медленно села на топчане. Крышка, действительно открылась, и вниз спустился незнакомый пожилой чеченец.
- Собирайся, только быстро.
- Куда?
- Не твоего ума дело. Живо, я сказал!
Собираться – как в пословице – бедному одеться, только подпоясаться. Рита смахнула свои вещи, разложенные на столе, в сумочку – и готова.
- А пакеты?
- Быстро, быстро, давай сюда!
Мужчина сам вытащил пакеты с нечистотами, забрал оставшуюся еду, сухари и воду оставил. Надел на голову Риты мешок, от чего у неё сжалось сердце – это конец? Почему не Магомет пришёл? Может быть, он погиб, а этим террористам она не нужна – или расстреляют или …, страшно подумать. Однако она стояла молча, стараясь не пророчить себе неприятности. От них можно ожидать всего, а меньше всего – рассказов, куда и зачем. Надо будет, скажут. А если расстреляют? Сказать или нет о том, что беременна? Пожалеют? Или позволят родить и отберут ребёнка?
Мысли, как молнии, пронеслись в её голове за те две-три минуты, которые понадобились террористу, чтобы скрыть следы землянки. Потом он взял её под руку и куда-то повёл.
- Вы меня убьёте?
- Я бы – с удовольствием, но наш командир хочет, чтобы ты перезимовала у его бабушки, - к счастью, террорист оказался разговорчивым.
- А сам он где?
- Не твоего ума дело.
- А имею в виду – жив?
- А что? Влюбилась? Он у нас джигит! Слава аллаху, жив.
- А где эта его бабушка живёт?
- А вот увидишь скоро. Ха! Тебе понравится.
- Почему вы так думаете?
- Да уж лучше, чем сидеть одной в тёмной сырой землянке. Как это ты с ума не сошла? У нас мужики не смогли вытерпеть, а ты … Молодец!
Он не стал развивать дальше свою мысль, но в голосе его Рита услышала похвалу. Что ж, не зря же он с ней возится. Ведёт так осторожно, предупреждает, где через канаву перейти, где через поваленное дерево перелезть.
- Послушайте, было бы гораздо проще и быстрее, если бы вы с меня сняли мешок. Я и так не смогу никуда убежать.
- Почему?
- Потому что это глупо – бежать туда, не знаю куда.
- Это верно. Да мы уж и пришли.
«Пришли» длилось ещё минут десять, потом Рита услышала тихое урчание машины. Мужчина подсадил её в кабину. Невысоко, значит, «УАЗик», Впрочем, кому нужны эти подробности. Ехали медленно и долго. Риту мутило. Один раз она даже попросила остановиться, но её просьбу проигнорировали. Она не вырвала, сдержалась.
Возможно, если бы она смотрела в окно, было бы гораздо легче, и дорога была бы не такой длинной и ухабистой. Но с неё упорно не снимали мешок, хотя Рита просила об этом неоднократно. Скоро дорога стала ровнее, только слышно было, как по днищу царапали камешки, вылетающие из-под колёс.
Наконец, а Рите это время показалось вечностью, машина остановилась, её вытащили из машины, поставили на ноги и сняли мешок. Рита огляделась. Это была горная деревня, если можно назвать деревней три или четыре домика из камня за каменными заборами. Деревушка чудом стояла на небольшом плоском плато, вокруг высились скалы, а с одной стороны уходил в гору густой непролазный лес. «Да, отсюда тоже не убежишь», - тоскливо подумалось Рите.
Она стояла долго, потом к ней подошли мужчина, который забрал её из землянки и поджарая старуха. Долго рассматривала Риту, потом быстро что-то сказала по-чеченски. Мужчина усмехнулся и ответил ей что-то такое, от чего старуха зацокала и пошла в домик. Мужчина подтолкнул Риту:
- Иди за ней. Теперь она твоя хозяйка. Что скажет, будешь делать, А не будешь делать, будет бить тебя. Она бабка сильная, да тут есть кому ей помочь. Иди!
После такого напутствия у Риты слёзы навернулись на глаза, она пошла за старухой неверной походкой, но скоро природная гордость (не гордыня) выпрямила её стан, она подняла голову. Она сама проверит, насколько злая эта «бабушка Магомета». Пресмыкаться она не будет, будет ей помогать по дому, сколько и как сможет, а там… видно будет. Приезжают же сюда машины, может, она сможет выбраться.
С этими мыслями она зашла в дом. Её землянка, в которой Рита просидела почти три месяца, показалась ей дворцом по сравнению с убогостью быта, который был здесь. Притом, что в комнате, куда она зашла, было чисто, там стоял отвратительный запах перекисшего овечьего молока, в одном углу комнаты стоял огромный стол, в другом – кушетка, накрытая шкурами, часть комнаты была огорожена красивым, видно, очень дорогим ковром, из-за которого раздавался храп, третий угол занимала печь с открытым огнём. Рита огляделась. Тут же старуха прикрикнула на неё на ломаном русском.
- Нэ стои. Иды вот, на. Стэли пастэль.
Она подала Рите матрац, из которого торчало сено и овечью шкуру, и указала согнутым пальцем на место возле печи. Рита повиновалась. Разложила матрац, застелила его овечьей шкурой и уселась там, чтобы не мешать.
- Чего расселась? Иды, посуду будешь мыть, - прикрикнула опять старуха.
Рита повиновалась, хотя и представления не имела, каким образом моют здесь посуду. Старуха налила в таз горячей воды, подала Рите какие-то жирные тряпки, вывалила в таз кучу жирных мисок (видно террористы, привезшие её сюда, поужинали) и стала рядом, скрестив руки на груди и сердито поджав губы. Рита выполняла приказ безропотно, и не потому, что боялась побоев, ей не хотелось портить отношения с самого начала. По всему было видно, что старуха вовсе не нуждалась в прислуге, видно, недовольна была, что появился лишний рот. Если Рита будет вести себя вызывающе, то закончится это не только побоями, но, возможно, кое-чем похуже. А это не входило в планы Риты. Она почувствовала ответственность за ту жизнь, которая развивалась в ней. Ей даже захотелось понравиться «бабушке Магомета». Как никак, а он – отец её будущего ребёнка. Хотя… как Рите хотелось бы, чтобы он не знал этого.
Бабушка сердилась недолго. Кто-то позвал её с улицы, и она вышла. Рита добросовестно домыла посуду, а поскольку та осталась жирной, оторвала кусок какой-то тряпки, висевшей у печи, и вытерла все миски. Затем аккуратно составила их стопочкой и взяла таз в руки, чтобы вынести грязную воду из комнаты. Тут же появилась старуха, шипя что-то, выхватила у неё таз, расплескав грязную воду в основном на себя, и выскочила с ним из комнаты. Рита, посмеиваясь, подтёрла воду и бросила грязную тряпку в огонь. Пламя вспыхнуло и тут же успокоилось. Вошедшая было в дом бабушка, опрометью выскочила во двор, причитая и выкрикивая какие-то ругательства. Явно в адрес Риты. В дом зашёл мужчина, привезший её сюда:
- Послушай, э-э-э, - в глазах его поблескивало веселье, - Не бери больше никаких вещей в этом доме без спросу.
- Я ничего не брала, - удивилась Рита.
- Ты испортила бабушкино полотенце. Она, кстати, очень плохо разговаривает по-русски, поэтому тебе придётся догадываться, что и как делать правильно, а не то ….
- Бить будет?
- Ну, да. Она очень недовольна распоряжением Магомета, так что ты будешь, как это…
- Отдуваться.
- Ну, да. Мы сейчас уезжаем. Не зли её.
- А я и не злю. Она мне очень даже понравилась. Можешь ей передать.
- Это она и так поймёт, сама скажешь. А Магомету что передать?
- А что я должна передать?
- Слово одно, лучше хорошее.
- У меня нет для него хороших слов. Как я могу относиться к своему тюремщику?
- Этого я ему не буду передавать. Он заботится о тебе, а ты – тюремщик.
- Как знаете.
Мужчина вышел из комнаты с угрюмым видом. Рита передёрнула плечами. Вот ещё! Какое хорошее слово она может сказать человеку, который её мучит. Он сам сказал, что она – его каприз. А с капризными детьми надо быть строгими. Так–то. А что же ей делать? Она изрядно проголодалась. В последнее время она всё чаще и чаще хотела кушать. Оглядела комнату. На столе стояла баранина, нарезанная ломтями, лаваш, испечённый, наверное, самой бабушкой. У Риты слюнки потекли, но, памятуя свой неудачный опыт с полотенцем бабушки, она стала терпеливо дожидаться её разрешения. С улицы раздались хлопки дверцами машины, которая, взвизгнув тормозами, скоро уехала.
Рита покорно стояла у стола, понурив голову. Бабушка всё с тем же недружелюбным видом зашла в дом. Она продолжала что-то бормотать по-чеченски, хотя переводить было необязательно – явно ругала Магомета, его идею, а уж Риту – особым порядком. Потом повернулась к Рите:
- Иды, спи.
- Извините, я проголодалась. Можно мне лаваш взять?
- На, иды на своё мэсто. За стол нэт.
Рита взяла ломоть лаваша, который ей кинула старуха и покорно села на «своё место». Видимо, ей действительно была уготована роль рабыни, которую, к тому же нечем занять. Что ж поживём, увидим.
Утром бабушка старательно избегала Риты, занимаясь своими делами. Дел у неё, действительно было много. Она то возилась на кухне, то есть у печи, то делала что-то во дворе. Из-за ковра выполз одноногий старик, который, мельком глянув на Риту, поел, и вышел во двор. Бабушка с ним кушать не садилась. Видимо, порядок у них такой. Рите невмоготу было сидеть в душной комнате, провонявшейся овечьим жиром и перекисшим молоком. Она потихоньку вышла во двор, огороженный стеной из камней с одной стороны. Рита пошла в противоположную, где одиноко стояло чахлое дерево. Тут же около неё появилась старуха.
- Тебе никуда нэт. Иды на место.
- Я никуда и не ухожу. Не могу же я всё время сидеть в комнате! Да куда же я сбегу отсюда? Дороги не знаю, в горах не смогу и дня одна, - успокаивала Рита её, но старуха осталась непреклонной.
- Иды. Иды на место.
- Послушайте, давайте я вам помогу что-нибудь делать.
- Иды, сказала.
Так и просидела Рита около печки весь день. Под вечер она уже чуть ли не выла от тоски. В землянке она большую часть времени проводила в астрале, здесь же она не могла выйти в астрал потому, что бабушка ходила туда – сюда, и она не могла расслабиться. Она всё время чувствовала, что мама очень переживает за неё, ведь они уже так привыкли общаться в астрале, но она не могла никаким образом подать ей весточку, а сама мама не умела выходить в астрал, как Рита.
Другой день начался точно также. Рите бросили кусок лаваша и продолжали игнорировать. Ей разрешалось только выйти в туалет, предварительно получив кувшинчик с водой. Рита ходила в туалет и обратно так медленно, как могла. Хоть чуть свежего воздуха. Хоть немного! Она крепилась, уговаривая себя, что вот ещё чуть-чуть и произойдёт какое-нибудь чудо, и она окажется на свободе или хотя бы её положение изменится. Она лежала на своём соломенном матраце и молилась. Видимо, ей это здорово помогало, потому что прошёл ещё один день, а она даже перестала сердиться на «бабушку Магомета».
На третий день чудо произошло. Когда её привезли сюда, Рита заметила, что в деревушке живут и другие люди. Странно, что всё это время никто к ним не заходил. На третий день в дом зашла относительно молодая женщина. Она о чём-то оживлённо разговаривала с бабушкой, изредка кидая косые взгляды в сторону Риты, потом подошла к печи.
- Ну, что, заложница, как дела?
- Очень хорошо, если не считать того, что приходится целыми днями сидеть у печки, хотя я мечтаю о глотке свежего воздуха, - бодро ответила Рита, удивляясь, что женщина так хорошо говорит по-русски.
- Скучно без телевизора?
- Да что вы! Я телевизор уже четвёртый месяц не смотрю. Скучно без дела. Бабушка вот ничего мне не доверяет.
- Сердится она на тебя и на Магомета.
- Ну, на Магомета пусть сердится, а я-то причём? Я ведь не напрашивалась в гости, я ведь не по своей воле здесь.
- А чего ж он тебя держит? Деньги ему, что ли обещала?
- Не знаю, – Рита пожала плечами, она и вправду не знала.
- Ну да ладно. Хочешь, пойдём, мне поможешь?
- А что делать?
- Шерсть надо перебрать.
- Пойдём, конечно.
Так началась трудовая деятельность Риты. Она помогла своей новой «приятельнице» Тамиле разобрать шерсть, и получилось у неё это довольно ловко. Тамила была внимательна к ней, накормила очень вкусно приготовленным мясом, рассказывала о себе, расспрашивала Риту. Рита не скрывала ничего – зачем? Рассказала почти всё о себе. Тамила тоже – она вдова, все родственники погибли кроме троюродной тёти, приехала вот к ней, сначала думала, что недолго пробудет, но вот уже скоро год здесь, а уезжать не хочется. Да и куда?
- У нас женщина должна сидеть дома, рожать, детей воспитывать. Мои дети погибли, муж – тоже. Я была безутешна. А вот недавно понравился мне один человек и я ему. Я бы никогда не подумала, что я - всю жизнь прожила в городе – и буду жить в горах, готовить пищу овцам, кормить их, и что мне это будет нравиться.
- Я тоже никогда не думала, что буду жить в горах, только мне это не нравится.
- Ну, да, я тебя понимаю. Ты здесь чужая, бабушка тебя боится…
- Боится? А я думала, - ненавидит.
- Ну, что ты! Она очень добрая. Я с ней разговаривала, она тебя жалеет, а боится, что с тобой что-нибудь случится, Магомет её ругать будет.
- Хм, неужели она его так боится?
- Видно, я неправильное русское слово подобрала. У нас, когда говорят «боится», - это…как уважает, что ли у вас. Только немного по-другому.
- Так значит, бабушка меня уважает?
- Ох, Рита, ты меня запутала. Я в молодости разговаривала только по-русски, а сейчас вот год прожила в деревне, и забывать стала. Главное тебе скажу – ты с бабушкой поласковей будь. Впереди ещё зима, а зимы здесь – ох, лютые! Вместе легче будет.
С лёгкой руки Тамилы Рита стала потихоньку помогать бабушке. Дел вроде бы и немного – во дворе была навалена огромная куча дров, которые надо было сложить в поленницу, овец и кур накормить, а весь день на это и уходил. Темнело рано, приходилось заходить в дом, но Рита стала так уставать, что и спать ложилась рано. Бабушка давала ей указания, как и что делать. Если у Риты что-нибудь не получалось, она спрашивала у Тамилы, к которой ей было позволено ходить – дома были рядом. Иногда, управившись по хозяйству, они садились разбирать шерсть и болтали о пустяках. У них была маленькая тайна, которую им нравилось перетирать бесконечно.
В первый же раз, когда Рите разрешили помыться вместе с Тамилой в самодельной купальне, она догадалась, что Рита беременна, хотя живота ещё не было. Тамила очень обрадовалась и совершенно успокоила Риту, ведь до войны Тамила была акушеркой. Это Бог мне её послал, думала иногда Рита, всё больше привязываясь к своей новой подруге.
Дни шли за днями. Рита уже не отмечала в своей записной книжке дни – у хромого деда был допотопный перекидной календарь. В небольшом цилиндрике, если его перевернуть, одно число смещалось другим и, как на табло, появлялось число – сегодняшний день. Каждое утро дед аккуратно перекидывал число, а когда кончался месяц – под числом вставлялись маленькие пластинки с названием месяца. Вот только год был написан от руки, наверное, те, кто делал этот календарь, и не думали, что он будет работать аж в 21 веке!
Тамила уговорила бабушку, что Рите лучше спать в той комнате, где лежали тюфяки в ожидании гостей. Бабушка долго не соглашалась, но потом уступила. Подошла к Рите:
- Магомета? - спросила, показывая на живот.
Рита кивнула и опустила голову. Что ж, рано или поздно, а всё равно узнает, ведь долго скрывать живот не сможешь. Бабушка поцокала, побурчала себе под нос что-то по-чеченски, и сама настелила Рите два тюфяка, дала чистое покрывало и две подушки.
Рита очень скоро оценила эту услугу – в комнате было тепло, чисто, почти ничем не воняло, а, главное, она смогла опять выходить в астрал. О! Как обрадовалась мама, она очень беспокоилась, ничего не зная о дочери, теперь же Рита её успокоила, что зимовать она будет в тепле.
Начался мусульманский пост – священный месяц рамазан - когда днём нельзя кушать и даже пить, а когда стемнеет, – ешь, сколько хочешь. Рита вначале мучалась, ей тоже кушать не разрешалось, но потом привыкла, ведь дни уже стали короче.
Выпал снег и сразу всё вокруг стало нарядным – все деревья в пушистых белых шубках. Рита, накормив овец, подолгу стояла в дальнем конце двора, любуясь горами. Они были не такие скалистые, как в Тибете, но гораздо красивее, особенно когда солнце освещало их гордые вершины. Рита смотрела на них каждый день, и каждый раз удивлялась, что выглядят они по-другому. А воздух! Какой чудесный был воздух! Днём, когда солнце пригревало, он был пряным, а вечером, когда становилось прохладно, он щекотал лёгкие, хотелось вдохнуть его побольше, но он не помещался в груди.
Рита уже привыкла к своим обязанностям, ей было не тяжело с ними справляться. Тамила сказала, что зимой работы почти нет, только покормить животных, а летом – надо будет и корм заготавливать и себе впрок припасы делать, зато овец соберут в одно стадо и уведут в дальние кошары. Рита про себя подумала, что вряд ли она будет жить здесь и летом. Так почему-то ей подумалось. И вдруг стало страшно, - а вдруг её не отпустят или ребёнка заберут? Она не отдаст, ни за что не отдаст свою девочку! Тамила уже давно ей сказала, что это будет девочка – она и без УЗИ разбиралась в таких вещах.
Но, зачем придумывать себе какие-то проблемы. Пока она жила одним днём. Никто из женщин ни разу не заговорил о её будущем, впрочем, они и сами ничего не знали, а от Магомета не было никаких вестей.
Отметили окончание поста – великий праздник ураза-байрам, а скоро дед перевернул календарь на 31 декабря. Рита с Тамилой придумывали, как они будут встречать Новый год, ведь кроме перекидного календаря в ауле больше не было никаких напоминаний о времени – ни часов, ни радио, не говоря уж о телевизоре. У Тамилы было вино, они выпили по рюмочке вечером, проводив старый год, причём Тамила смеялась:
- У деда календарь не точный, проспал, наверное, какой-нибудь день и сегодня уже Новый год, а мы ещё старый провожаем. Ну да, ладно, завтра встретимся – за Новый год выпьем! Нам тут с тобой хватит до самой весны каждый день отмечать.
Рита ночью вышла в астрал, поздравила маму с Новым годом, у деда был правильный календарь, и вдруг почувствовала, что кто-то постучался в её животе – там, в теле, оставшемся в далёком горном домике.
- Мама, моя девочка зашевелилась!
- Ой, счастье - то какое! – мама так обрадовалась, что чуть было не вернулась в себя, но тут же успокоилась.
- Я вернусь ещё, мамочка. Пока, поцелуй за меня папу.
Но «вернуться» так скоро, как ей хотелось, не пришлось. Не успела она нарадоваться своему первому общению с дочкой, как в двери сильно застучали, разбудив и бабушку, и деда. Гости – пять измученных мужчин в камуфляжной одежде ввалились в дом. Сразу стало тесно, к уже ставшему привычным, овечьему запаху примешался тяжёлый запах немытого мужского тела. Рита спряталась за печкой, стараясь не попадаться на глаза. Бабушка металась то на улицу, то в комнату, ставшую в последнее время спальней Риты. Наконец, она стала возиться у печки, готовя ужин незваным гостям. Рита осторожно вышла, а когда бабушка выбежала за чем-то во двор, просительно сложив руки, попросилась переночевать у Тамилы. Бабушка, воровато оглянувшись, махнула рукой. Рита, накинув фуфайку, выскочила из дома. Кажется, обошлось! Боевики были сильно уставшие, им явно было не до Риты. Тамила не спала, она слышала шум и приняла Риту без всяких расспросов. Рите было интересно, почему боевики остановились и, по-видимому, всегда останавливались у бабушки, а не у Тамилы. Но Тамила ничего не сказала. Не знаю, и всё.
Домик троюродной тётки Тамилы был маленький, но здесь было гораздо чище и уютнее, чем у бабушки, наверное, стараниями Тамилы. Утром Рита не знала, что ей делать – идти кормить овец, бабушке ведь тяжело было, или отсиживаться здесь. Бабушка пришла сама:
- Иды помогай, пока гости спят. Потом прятаться будэшь.
Рита управилась быстро, Тамила тоже. Теперь они сидели в доме, даже не помышляя отметить Новый год. Тамила чего-то опасалась, хотя и не говорила чего. Рита стеснялась её расспрашивать, она вдруг вспомнила, что она заложница, а эти мужчины в данной ситуации были хозяевами положения. Так и просидели они целый день, почти не разговаривая.
Кругом было очень тихо, Рита с Тамилой даже рискнули выйти во двор. Красотища! Неимоверная! У них не было ёлки, но несколько деревьев во дворе, украшенные инеем, были в тысячу раз наряднее любой ёлки, украшенной искусственными шариками, а звёзды, до которых, казалось, можно было рукой дотронуться, заменили бы любую гирлянду электрических фонариков, даже новогодний фейерверк. Однако Рита с Тамилой любовались этой красотой украдкой. Тамила, бросив взгляд в сторону бабушкиного дома, вздохнула и проговорила, как бы про себя, но по-русски:
- Ой, ёй, что же это? Что же будет?
- А что? Тамила, я вижу, ты чего-то боишься, а не говоришь.
- Боюсь, да, боюсь – не уважаю. Чужие это люди! Один чеченец и то – про таких у вас говорят – продажная шкура.
Больше она ни о чём не захотела говорить, но Рите передалось её настроение, она всю ночь вздрагивала от любого шума и утром была, как побитая. Однако надо было кормить овец, которые жалобно блеяли в хлеву. Рита в последнее время полюбила их – доверчивые, они каждый раз, когда она заходила в хлев, сначала осматривали её, а потом, узнав, радостно блеяли и бежали к кормушке, зная, что их ждёт еда. Бедные, бедные овечки, ваша кормилица боится выйти из дома! Но было тихо, и Рита с Тамилой, управившись, снова спрятались в домике.
Однако вечером гости, проспавшись, вышли во двор. Они были выпивши, громко разговаривали о чём-то, смеялись и дурашливо бузили друг друга. Рита с Тамилой долго прислушивались к жалобному блеянию овец, наконец, решили осторожно пробраться в хлев и покормить несчастных животных. Боевики были далеко от хлева. Тамила покормила своих овец, набрав корма, они, стараясь быть незаметными, тенью проскочили в соседний хлев. Овцы обрадовались, благодарно тыкались мордами в ноги Тамилы и Риты. Рита с Тамилой тем же ходом поспешили домой. Всё! Проскочили! Тамила повеселела и предложила Рите всё же отметить Новый год. Они накрыли себе стол, выпили по рюмочке вина и поели, постоянно оглядываясь на дверь.
- Тамила, а почему ты говоришь, что это - чужие люди? Ведь бабушка их кормит и даже комната специальная есть для них.
- Бабушка их кормит, потому что один из них разговаривает по-чеченски. А комната эта не для них. Чужие они.
- Как это понимать – чужие?
- А так и понимать – чужие – живут по чужим законам. Не по-мусульмански поступают.
- А как они должны поступать?
- У мусульман есть священная книга – Коран. Там записано много умных мыслей, всю жизнь можно прожить – и счастливо притом, если будешь жить по Корану. Молиться, поститься, помогать бедным, накормить голодных, быть скромным, доброжелательным, не убивать! Вот Коран!
- Ты его читала?
- Нет, сама не читала, но слушала других. И мне так обидно, когда такие вот боевики, прикрываясь Кораном, делают зло на земле. Обидно, когда на чеченский народ смотрят, как на банду головорезов, обидно, что наш благословенный край превратился в руины.
Тамила, горестно подперев голову рукой, замолчала, а Рита не нашла слов, чтобы её утешить. Сама она именно так и думала о чеченцах до тех пор, пока не встретила Тамилу. Странно было услышать, что у мусульман те же самые основы религии, что и у христиан – не убий, не укради, трудись, помогай бедным, не обижай сирот, не прелюбодействуй!
Они уже собирались ложиться спать, как в дверь громко постучали. Рита притаилась, а Тамила на правах хозяйки пошла открывать. Это был один из боевиков, уже изрядно выпивший, но, видимо, желавший «продолжения банкета».
- Эй, хозяйка, выпить есть?
- Нет. Спать иди.
- Пойду. С тобой.
- Опомнись! Как бы завтра жалеть не пришлось!
Тамила резко захлопнула дверь перед носом бандита и тот, угомонившись, действительно пошёл спать. А утром Рита с Тамилой, по-прежнему боясь своей тени, вышли кормить животных. Чтобы дело было быстрей, каждая пошла в свой хлев. Управившись, Рита вышла из хлева и, почти на пороге дома Тамилы, столкнулась нос к носу с боевиком. Видимо, выспавшись, он решил всё же продолжить свои приключения. Сердце заколотилось, но Рита, наклонив голову, прошла мимо. Зато боевик, обрадовавшись, догнал её и преградил дорогу.
- П-а-стой, красавица! Пойдём, развлечёмся! – Рита ещё сильнее наклонила голову, чтобы не встретиться глазами с нахалом, а уж тем более не отвечать ему, - ты что, немая?
Поскольку Рита всё больше и больше наклоняла голову, боевик, пытаясь поднять её голову, сдёрнул с неё платок. Рита в испуге выпрямилась, а светло-русые волосы волной рассыпались по плечам. Боевик ошеломлённо разглядывал её, видимо, не ожидая увидеть в таком захолустье такую красоту. Пользуясь его замешательством, Рита проскочила мимо и скрылась в домике. Боевику понадобилось ещё целую минуту приходить в себя, прежде чем он опомнился и кинулся вдогонку.
Но в дверях стояла Тамила. Её глаза источали молнии, а голос был подобен грому:
- А ну! Пошёл вон отсюда! Ты должен охранять нас, а ты что вытворяешь?
- Пусти! Хочу блондинку!
- Пошёл вон! Я вот расскажу твоему начальнику, как ты ведёшь себя!
- У меня нет начальников. Женщина! Пусти, а то зашибу! – он замахнулся на Тамилу, но подскочившая Рита со всей силы огрела его по голове чайником, который был у неё в руках.
- А-а-а-а! Сучки! – зарычал боевик, пытаясь схватить хоть одну из них.
- Беги, Рита! – крикнула Тамила, оттолкнув подругу, и вооружившись поленом, попавшимся под руку, принялась колошматить его по голове и чему придётся.
Рита кинулась было из дома, но во дворе до неё дошло, что может сделать с Тамилой разъярённый боевик. Она вернулась, но было уже поздно. Повалив Тамилу на спину, он сдирал с неё одежду, которая трещала в его лапах по всем швам. Тамила отбивалась, но бесполезно. Силы были столь неравные, что за считанные секунды она осталась нагая, а мерзкий мужик, навалившись на неё грузным телом, насиловал её. Накрутив чудные тёмные волосы Тамилы на руку, он заставил её выгнуться так, что ему не составило большого труда расставить её ноги, и вогнать свой фиолетовый от возбуждения член между белых ног Тамилы. Рита, увидев всё это, подумала, что сойдёт с ума. Но через минуту она с криком кинулась к домику бабушки:
- Бабушка! Бабушка! Тамилу насилуют! – Риту трясло, она заикалась, но бабушка отреагировала немедленно.
Она выскочила из дома раздетая с какой-то железякой в руке и с воинственным кликом кинулась к дому Тамилы. Рита бежала следом. Но было уже поздно. Боевик, видимо удовлетворённый, сидел у стены с расстёгнутой ширинкой, из которой выглядывал тёмный кончик плоти. Плоти, принесшей столько неприятностей. Бабушка лупила его своей кочергой, но он только блаженно ухмылялся, потом легко поймал кочергу, вырвал её из рук бабушки и, отбросив в сторону, поднялся. Тамила лежала на животе и рыдала в полный голос, Рита присела около неё, чтобы успокоить, а бабушка, ещё больше разозлившись, опять схватила помятую кочергу и, выкрикивая какие-то ругательства по-чеченски, погнала боевика к своему дому. Оттуда ещё долго разносились её крики и ругательства. Минут через пять, так и не подняв Тамилу с пола, Рита выглянула во двор, боевики с хмурым видом выходили из дома бабушки. Наконец, появилась и она. Теперь она не кричала, но вид у неё был – настоящей горянки – вся в чёрном, сама чёрная, неприступная. Она сказала ещё что-то на чеченском, и маленький отряд направился в горы. Выгнала! Ай, да бабушка Магомета!
Рита вернулась к Тамиле, которая была безутешна. Она не давала поднять себя с холодного пола, не давала укрыть себя, не хотела ни попить воды, чтобы успокоиться, ни хотя бы перевернуться на спину. Она рыдала и рыдала, уткнувшись в руки. Рита не знала, что и делать. Она позвала тётку Тамилы, которая всё это время спала спокойненько, потому что была глуховата. Пришла бабушка и, присев около Тамилы, стала раскачиваться из стороны в сторону, произнося то ли молитву, то ли заклинания какие-то. Рите было жутко. Наконец, Тамила, икая после рыданий, поднялась и пошла в дом.
- Иды домой, пусть отдохнёт. Сама успокоится, - сказала бабушка, и Рита не посмела ослушаться.
Вечером, покормив овец, она заглянула к Тамиле. Та лежала на спине, не шевелясь. Рите стало страшно, но дотронувшись до руки Тамилы, она убедилась, что та спит и на всякий случай покормила и овец Тамилы. Пусть выспится.
Утром она снова навестила Тамилу. Та лежала в той же позе, не шевелясь. Рита понимала, что у неё шок, но как её привести в чувство, какие слова сказать, чтобы утешить, она не знала.
- Тамила, ты спи. Я сама управлюсь с хозяйством, - сказала Рита вслух, но самой себе, и дотронулась до руки Тамилы.
У неё был жар. Рука была невероятно горячей. Рита кинулась к бабушке, рассказав, что Тамила заболела. Бабушка горестно поцокала (Рита уже привыкла к этому цоканью и по интонации понимала, что бабушка хочет сказать), набрала каких-то трав и пошла к Тамиле. Та не открыла глаз, как бы её не звали и бабушка, и Рита, она вообще не меняла позы, лежала на спине, только на лбу выступила испарина. Лекарств, конечно, не было никаких, но травы, которая дала бабушка, заваренные Ритой, оказывали своё действие. Тамила то металась в жару, раскрываясь, вся в поту, то мёрзла, натягивая на себя всё, что под руку ни попадётся.
Рита взяла на себя роль сиделки. Как-никак, но Тамила взяла огонь на себя, защитив Риту от домогательств подвыпившего боевика. Рита с ужасом думала, что было бы с ней, с её малышкой, если бы Тамила не встала на защиту. Скоро Тамила стала просить пить и Рита с радостью поила её. Она всегда была рядом – и днём и ночью – подавая Тамиле чай с травами, укрывая её или прикладывая холодные компрессы. Она успевала и овец кормить – и бабушкиных, и Тамилы, и готовить неприхотливую еду. Бабушка тоже часто заходила, брала Тамилу за руку, цокала, а потом, когда Тамила, измождённая, но уже в сознании, сидела на постели, прихлёбывая чай с травами и мёдом, бабушка что-то рассказывала ей на чеченском, что-то такое утешительно-успокоительное. Рита, сидевшая рядом, не понимала, что она говорит, но представляла о чём идёт речь. На неё саму эти рассказы на незнакомом языке действовали успокаивающе.
Скоро выпало столько снега, что пришлось прокапывать ходы – в хлев, сарай, к Тамилиному дому. Рита никогда в жизни не видела столько снега, столько Белого снега. Гор не было видно – кругом снег и снег, неба тоже не было – из него сыпался снег маленькими крупинками или огромными снежинками.
Тамила поправилась. Поначалу она едва ходила, и Рита по-прежнему помогала ей. Они никогда не вспоминали тот ужасный день – Новый год по календарю, тем более что их излюбленная тема для разговоров – малышка – с каждым днём становилась всё активнее.
- Тамила, Тамила, - примчалась как-то Рита со слезами на глазах – она замерла!
- Ну-ка! – Тамила уложила Риту на топчан, послушала живот, - не выдумывай! Спит ребёнок.
И правда, через полчаса малышка закопошилась, а через пять минут Рита захотела кушать. Ага! Есть захотела! Рита брала лаваш и овечий сыр или молоко и с аппетитом кушала. Ох, и вкусные лаваши пекла бабушка! Рита поправилась, животик округлился.
- Рита, какая ты хорошенькая стала, - сказала как-то Тамила, минут пять с улыбкой наблюдавшая за Ритой, - ямочки на щёчках – просто прелесть!
Зеркало у Риты было только от пудреницы, особенно много в нём не увидишь, но Рита и сама отметила, что кожа стала молочно белой, на щеках играл румянец, и появились ямочки, которыми любовалась Тамила.
Жизнь протекала без изменений – от работы её никто не освободил. Однажды только бабушка, увидев, что Рита подняла ведро с водой для овец, цыкнула на неё:
- Ты не носи большой ведро, - объяснять ей было трудно, поэтому она отлила полведра и подала Рите, - на, ходы туда, сюда, родить будет легко.
Рита поняла – лучше несколько раз сходить за водой, чем поднимать тяжести. А ведь бабушка права – ходить-то ей почти не приходилось – только по прокопанным дорожкам. Но скоро снег перестал валить хлопьями, а потом начал оседать. По дедовому календарю начался март. А когда из-под снега уже побежали ручьи, Тамила исчезла. Рита взволновалась не на шутку. Сначала она подумала, что Тамила пошла навестить других соседей, потом, - что в другой аул, но почему она ничего не сказала ей – Рите? Утром Тамила не появилась и Рита, стараясь скрыть тревогу, спросила у бабушки:
- Извините, вам Тамила ничего не говорила, кормить её овец? Её уже второй день нет дома.
- Корми. Прыдёт.
Вот и вся информация. Придёт – и то хорошо. Не могла же Тамила уйти насовсем вот так – ничего не сказав Рите? Тамила пришла на третий день к вечеру. Она с ног валилась от усталости, но лицо её светилось от счастья:
- Вот, смотри, что я тебе принесла!
- Мне? - Рита с удивлением разглядывала большую полиэтиленовую сумку, пахнущую чесноком.
- Ну, конечно! Тебе сейчас витамины нужны, а в черемше их столько, что все аптечные витамины заменить может.
- Ты хочешь, чтобы я это ела?
- Ой, смешная! Ну, мы все, конечно, есть будем, а тебе нужно есть её со всеми продуктами – с хлебом, мясом, молоком.
- Я, вообще-то чеснок не очень-то люблю, - неуверенно протянула Рита, боясь обидеть Тамилу.
- Да, знаю. Ты просто боишься, что от тебя будет дурно пахнуть. Но если мы его будем кушать все, то пахнуть дурно будет от всех – никто не заметит, а если ты одна есть не будешь, тебе будет казаться, что это от нас воняет. Ты должна это кушать! Всю зиму без витаминов, а весной надо поддержать свой организм.
Рита не стала сильно спорить. Сначала она ела черемшу осторожно, а потом так вошла во вкус, что, действительно ела её со всеми немногочисленными продуктами. Она почувствовала действие черемши сразу же – ходить стало легче, радоваться (хоть и нечему было) стала чаще, а девочка стала ещё активнее. Если бы в доме были часы, то по ней их можно было бы сверять – спит час, проснулась, потянулась в одну сторону, в другую, кушать захотела, а после еды – поиграть. Рита удивлялась, как это ещё не родившийся ребёнок может играть. Нащупав на животе пяточку, а может, локоток (что-то маленькое и круглое) Рита щелкала по ней и говорила громко:
- Это кто там шалит? Кто высовывается?
Пяточка тут же исчезала, чтобы появиться в другом месте. Причём, если Рита не касалась её, то она могла торчать из живота очень долго. Рита показала Тамиле этот фокус, и теперь та тоже участвовала в их играх. Они по-прежнему не обсуждали вопрос будущего Риты и её ребёнка. Жили настоящим и были довольны жизнью.
Но вот снег стаял, на деревьях набухли почки, на дедовом календаре появился май. Где будет рожать Рита, они с Тамилой уже предусмотрели. Сначала они, вернее, Тамила настелила тюфяки посреди комнаты, где спала Рита. Залезла сама:
- Мягко. Надо под верхний тюфяк доски настелить, только где их взять?
Пока вопрос оставался открытым, они каждый день мыли здесь полы и готовили пелёнки. Даже бабушка выделила им какие-то чистые тряпки. (Рита вспомнила, как она испортила бабушкино полотенце, она только теперь поняла, почему оно было столь ценным – купить что-то в этом заброшенном ауле было невозможно, спуститься в долину для бабушки уже было тяжеловато, а её гости приходили без подарков). Рита с Тамилой прокипятили всё, насушили на солнце. Вроде бы всё готово – осталось дело за малым – родить.
С утра Рита почувствовала боль в пояснице, которая потом приступами перешла в живот. Она ждала этого. Не смотря на возрастающую боль, управилась со своими обычными делами, пошла к Тамиле рассказать о своём самочувствии. Тамила тоже обрадовалась. Поставила кипятить воду – у себя, у бабушки на печку, посмотрела всё ли у неё готово. Готовность была №1. Боли не прекращались, стали чаще, но рождаться малышка вроде, как и не торопилась. Рита запереживала, Тамила заставляла её дышать правильно, как учила, бабушка не участвовала в их делах. Спать Тамила легла рядом с Ритой, но прошла ночь, день, тянущая боль изводила Риту всё сильнее и чаще, а родов не было. Рита стоически переносила боль, но к исходу следующей ночи начала плакать. Тамила, тоже не спавшая две ночи подряд, нашла в себе силы успокаивать её:
- Рита, не плачь, ты силы теряешь. Я ведь тебя смотрела, всё нормально. Давай-ка ещё посмотрю. Вот, смотри ж, - обрадовала она Риту, - девочка наша осторожная, всё делает не спеша. За час продвинулась на полсантиметра. Ещё капельку и головка покажется. Пойдём-ка воздухом свежим подышим, всё равно не спим.
Рите было уже всё равно – какой воздух, но раз Тамила сказала идти, значит, надо. Они вышли во двор. Воздух был действительно чудесный. Звёзды нависли над ними, будто хотели рассмотреть, кто это там прогуливается. Постояв во дворе, они потихоньку пошли по тропинке - к горам, которые тёмной тенью выступали за двором. Здесь Рита почувствовала себя лучше, малышка тоже как бы прислушивалась к происходящему.
- Смотри, - Тамила показала рукой на горы.
Ещё минуту назад абсолютно чёрные, макушки гор засверкали вдруг в лучах восходящего солнца. Сначала это была одна точка, будто бы кто-то разжёг костёр, потом костёр разгорелся, появилась огненная полоска, которая с каждой минутой делалась шире и шире. И вот уже посветлело небо и, о, чудо, показался краешек солнца. Это было так помпезно, так восхитительно, что замершие Рита с Тамилой, в восторге закричали «Ура»!
Резкая боль пронзила тело Риты, она почувствовала, что очень сильно хочет в туалет.
- Тамила, пошли до – мой. Ой!
- Ох, началось!
- Да, кажется, ой, от – ку – да ты…
- Да уж по голосу твоему слышу. Давай-ка, быстрее!
Они уже почти бежали, если можно было так назвать Ритину утиную походку. Время от времени она останавливалась, не в силах сдержать стон. Тамила буквально тащила её на себе, хотя не так уж далеко они и ушли. Наконец дошли, но появилась другая проблема. Сколько раз Рита тренировалась залазить на ложе, которое они с Тамилой приготовили для родов, но теперь Рита не то что не могла поднять ногу, но и стоять не могла. Тамила быстро сказала что-то по-чеченски бабушке, та метнулась за ковёр, через минуту они вытащили топчан, на котором всегда спал дед, Тамила уже застилала его чистыми пелёнками, бабушка, наливала в таз воду. Рита вспомнила это потом, сейчас же она ничего не видела, не слышала, не понимала. Ещё через минуту они уложили Риту на топчан.
- Тужься, - приказала Тамила, хотя Рита тужилась уже давно, правда не по своей воле, - давай, давай, ох, ты умница. Ах, ты какая хорошая девочка.
Скорей всего это адресовалось не Рите, потому что комнату огласил пронзительный детский крик, а Рита глубоко с удовлетворением вздохнула.
- Рита, ты посмотри, ах, вах, какая она хорошенькая! Ах, ты, солнышко! С солнышком пришла!
Тамила, приговаривая, быстренько обрезала и ловко завязала пуповину, завернула дитя в пелёнку и подала свёрток Рите. Рита рассматривала крошечное личико, морщившееся от непривычной среды обитания, и чувствовала такую нежность, что слёза выступили у неё на глазах. Боже! Какое это счастье – быть матерью!
Теперь каждый день Риты был наполнен счастьем. Девочка была спокойная, спала, да кушала. Но стоило замешкаться и не подойти к ней по первому зову – как тут же следовал оглушительный плач. Но это было очень редко - Рита старалась всегда быть рядом. Они с Тамилой готовили «свои» стада овец на летние стойбища. К концу мая всех овец в ауле вывели за околицу и несколько пастухов на лошадях погнали их на дальние кошары. Рите даже взгрустнулось – так она привыкла к этим милым безобидным созданиям, особенно овечкам. Бараны же, на то они и «бараны» часто ей досаждали. Бывало, начнут драться, так их только бабушка и могла разнять, ловко орудуя кнутом, висевшем в доме на самом почётном месте.
- Ну, что ты переживаешь по пустякам, - успокаивала её Тамила, - думаешь, они не знают, куда их ведут? Эге! Ещё как знают, какая там сочная и сладкая трава! Ах, вы бродяги, - грозила она им пальцем.
- Тамила, а как потом вы узнаете своих овец?
- А зачем их узнавать? Сколько сдали, столько и вернут, а весь приплод поровну поделят и тоже вернут.
- Хм, как просто.
- А ты думала?
Ушли овцы, но дел не убавилось. Гости спускались с гор или откуда там они приходили к бабушке почти каждый день. Придут, отоспятся, отъедятся и уходят. Рита поняла, почему на кошары отдали не всех овец. Жила она теперь у Тамилы. С гостями почти не виделась, да и тех мало интересовало, кто живёт по соседству.
Однажды Тамила, раскрасневшись, забежала в дом, принарядилась и вышла во двор. Рита, не успевшая ничего у неё выспросить, выглянула в окно. Тамила стояла навытяжку у колодца, а в метре от неё также напряжённо стоял молодой мужчина. Они не разговаривали, но по всему было видно, что это именно тот мужчина, который понравился Тамиле, о котором она как-то намекала. Минут через десять она пришла, счастье светилось в глазах, она подхватила девочку на руки, долго с ней агукала, потом повернулась к Рите:
- Знаешь, говорят, амнистию обещают всем боевикам, если они сдадутся.
- Кто обещает?
- Президент. Новый президент Чечни.
- Ну, и что это значит?
- А то – выйду замуж за Лом-али и уедем с ним в город жить. У меня ведь там квартира. Не знаю, цела ли?
Тамила задумалась, а Рита не знала, что и сказать. Наверное, радоваться надо за подругу. Но тут же защемило сердце, ну, а её судьба как-нибудь и когда-нибудь решится? Она уже не представляла, как бы она жила здесь без Тамилы, и надеялась, что Тамила позовёт её с собой, когда соберётся окончательно переезжать в город, а там уж Рита сможет выбраться и домой. Свобода снова забрезжила в необозримом будущем, но Тамила, помолчав, вдруг сказала:
- Лом-али сказал, что скоро и отряд Магомета подойдёт. Скажи, Рита, ты пошла бы замуж за Магомета? Ведь у вас ребёнок.
- Ой, что ты говоришь! Я даже не представляю себе, как бы это всё выглядело, я ведь его заложница. А ребёнок – это мой ребёнок.
- Но ведь Магомет – её отец, у нас знаешь, отцы никогда детей не бросают, даже если в разводе живут. И потом… ты уже давно не заложница. Разве тебя кто-нибудь охраняет? Мне бы хотелось, чтобы мы с тобой жили семьями по соседству, как сейчас, всегда.
Каждая занялась своим делом, но разговор не шёл из головы. Рита была озадачена. А ведь, и правда, она в последнее время могла бы уйти в любое время, но не уходила. И бабушка, и Тамила стали для неё почти как родные после рождения девочки. Бабушка всегда была чем-то занята, но каждый день находила время, чтобы понянчить девочку. При этом её тёмное сморщенное лицо озарялось внутренним светом, узкие губы расползались в улыбку, и она ворковала со своей правнучкой на чеченском языке. Та внимательно её рассматривала и тоже улыбалась, хотя ей ещё и месяца не исполнилось. Девочку до сих пор никак не назвали. Тамила каждый день придумывала ей новые эпитеты, типа «моя голубка», «ясноглазая», «солнышко наше» и т.п., но никаким именем не называла. Рита удивлялась сама себе, что для неё тоже неважно было, как зовут девочку. Для неё она была – «дочурка», «котёнок», «малышка» и в том же духе. Это был всеобщий маленький божок. Несколько раз она заметила, что даже «гости с гор», как она называла про себя боевиков, иначе смотрят на неё. Мать! Для них, видимо, это значило много, тем более что почти всем сообщалось, что этот ребёнок – Магомета. Видимо, он пользовался уважением в своей среде.
Рита кормила оставшихся овец, когда в хлев, запыхавшись, забежала Тамила. Вид у неё был такой перепуганный, что Рита и сама не на шутку испугалась:
- Что, что случилось? С малышкой что-нибудь?
- Ах, вах, типун тебе на язык! Нет. Магомет…
- Что? Пришёл? – у Риты руки опустились, а сердце забилось с перебоями, она сама не знала отчего – боится его, что ли, а ведь она уже давно ждала этого.
- Ой, Рита, пошли скорее, он ранен, очень сильно ранен.
Они вышли из хлева, Рита не замечая дороги, шла за Тамилой, спотыкаясь, прижав руки к груди. Магомет лежал на тюфяке в той комнате, где перезимовала Рита. Как только она зашла в комнату, сразу же все вышли, оставив их вдвоём.
- Вот и свиделись, заложница моя, - Магомету было трудно говорить, из перебинтованной груди вырывался свист и хрипы, - свиделись, а я тебя даже обнять не могу. Подорвался на мине. Один из всего отряда. Рита, я скоро умру, я жив ещё только потому, что мне надо было увидеть тебя и много сказать.
- Тебе нельзя много говорить, - обеспокоено проговорила Рита, увидев, что на бинтах проступила кровь, - тебе надо отдохнуть.
- Хорошо, принеси пока дочку.
Рита покорно вышла из комнаты, дочка была в доме Тамилы. Боевики расступились перед ней, но никто не зашёл в комнату. Тамила подала свёрток Рите, она уже принесла девочку. Рита снова зашла в комнату, протянула девочку Магомету, но поняв, что он не сможет взять её на руки, присела рядом, открыла личико и показала ему. Девочка спала. Крошечное создание – нежное, беззащитное. Магомет взглянул на неё, и из глаз его полились слёзы.
- Это мой первый ребёнок. Первый и последний, - с трудом проговорил он.
- Это мой первый ребёнок, - в тон ему ответила Рита, но говорить сейчас о том, что ребёнок её и только её было неуместно.
- Помнишь, я тебе рассказывал про цыганку. Она сказала, что меня пуля не возьмёт, а любовь убьёт. Я тебе не говорил, но ты и сама уже поняла, что я тебя полюбил. Когда приходил в землянку, хотел сказать, но не решился. Потом зимой вспоминал тебя каждый день. Вспомнил и слова цыганки. Думал – любовь убьёт, значит, ты меня убьёшь. Но нет. Я шёл к тебе, а свою знаменитую смекалку и осторожность забыл. Мечтал увидеть поскорей тебя и дочь. Я ведь давно узнал, что у меня дочь. Спасибо тебе.
Магомет закашлялся, и изо рта тоненькой струйкой вылилась кровь. Рита испуганно дёрнулась, прижала к себе девочку, но тут же положила её рядом с Магометом, вытерла ему рот мокрой тряпочкой, лежавшей рядом с ним, и приподняла ему голову. Она вдруг почувствовала жалость и даже расположение к этому человеку. Она не могла долго хранить обиду и злость. Да и многое переменилось с той поры, скоро уже год, как она была вырвана из привычного образа жизни, год назад она ненавидела этого человека, а теперь… Нет, любить его она не могла, но она почувствовала связь с ним, связь через маленькое существо, в котором она души не чаяла, которого не было бы без семени этого человека.
- Рита, Рита, - позвал Магомет, не открывая глаз.
- Я здесь, - ответила она тихо.
- Рита, Рита, любовь моя.
Он бредил. Рита поняла это и, взяв девочку на руки, вышла из комнаты. Собравшиеся здесь мужчины выжидательно смотрели на нёе. Она пожала плечами:
- Ему надо отдохнуть, - и вышла.
Но сердце звало её обратно. Она вдруг заплакала и помолилась Богу, чтобы ещё раз увидеться с ним. Ведь он ей не всё сказал, и она хотела что-то сказать. Что же она хотела сказать? Малышка почувствовала настроение матери, проснулась, и принялась плакать, но не так громко, как всегда, а жалостливо, отчего Рита и вовсе расплакалась. Но она не успела дойти и до середины двора, как её позвали. Магомет пришёл в себя и хочет, чтобы она посидела рядом. Сказано это было с таким уважением, что Рита, душа которой и так рвалась к нему, поспешила назад.
- Вы плачете? Обе? Я ещё не умер. Мне ещё надо сказать тебе. Рита. Вот возьми вот это, - он показал глазами на мешочек, лежавший около него, - это золото моей матери, тёток, сестры. Фамильное. Я хранил его для своей жены. Носи его, передашь дочери.
- Ещё. Прошу тебя, не крести её. И имя. Там в мешке – имена. Выбери сама. Сейчас, чтобы я знал. Ты ведь не назвала ещё, - ему всё труднее и труднее становилось говорить.
Рита развязала мешочек. Девочка перестала плакать, рассматривая бородатое лицо своего отца. «Лейла, Бэлла, Фатима, Индира...», - читала вслух Рита. Когда она произнесла «Индира», девочка улыбнулась, как бы даже засмеялась. Магомет обрадовался:
- Смотри, ей понравилось имя – «Индира». Назови её так. Прошу. Так звали мою бабушку. Она очень меня любила. И я её.
- Индира, - повторила Рита, и девочка опять улыбнулась, - Индира Ганди – президент Индии когда-то была.
- Вот и наша дочь будет президентом. Какая она славная! Какая красавица! Она похожа на тебя! – Магомет счастливо улыбнулся и потянулся к ребёнку, но тут же со стоном откинулся на подушки, а изо рта у него хлынула кровь.
- Помогите, - Рита выскочила в соседнюю комнату.
Низкорослый боевик, наверное, врач зашёл в комнату и принялся набирать в шприц какое-то лекарство. Рита приподняла голову Магомета, кровь немного утихла, но всё же текла тоненькой струйкой. Врач сделал укол и разрешил Рите уйти, потому что Магомет сейчас заснёт.
- Я останусь около него, - твёрдо произнесла Рита, на что врач вскинул брови, но промолчал.
Магомет уснул, хрипя и свистя. Рита покормила Индиру, привыкая к этому необычному имени. Можно называть её Ирой, в конце-то концов, да и долго ли ещё ей «ходить» без имени? Магомет беспокойно, но спал очень крепко, видно, снотворное было очень сильным. Рита расстелила один из тюфяков, горкой лежавших в углу, и прилегла вместе с девочкой.
Проснулась она оттого, что кто-то смотрел на неё. Это был Магомет:
- Проснулась, моя красавица? Мне сейчас лучше, намного лучше, но скоро уже конец, я это чувствую. Не уходи, побудь со мной последние минуты.
- Я не ухожу, но почему ты так уверен, что минуты последние? Судя по всему, у тебя пробито лёгкое, это не смертельно. Живут же люди без лёгкого.
- Не уговаривай меня. У меня не только лёгкое, но и все остальные органы, и сердце пробито тоже. Положи Индиру рядом со мной. Присядь.
Рита повиновалась. Они оба рассматривали малышку, которая как раз просыпалась – потянулась, зевнула, посмотрела сначала на Риту, а потом долго не отводила глаз от Магомета. Рита взглянула на него. Лицо его светилось счастьем. Странно, раньше она даже не смогла бы описать внешность, если бы кто-нибудь спросил. А ведь он был красив по-своему. Даже борода, обрамлявшая мужественное лицо, шла к нему. А сейчас, когда глаза излучали добро и счастье, лицо его было одухотворённым.
- Я уже сказал своим. Ты уйдёшь отсюда, как только сама захочешь. И Индиру забери. Ты сможешь её воспитать. Я знаю. Ты исполнишь и мою последнюю волю – не крести её в церкви. Мусульманкой её сделать не прошу, но и христианкой не надо. Пусть сама выберет себе веру, когда вырастет. Обо мне расскажешь ей правду, когда она попросит. Ну, вот и всё, а теперь идите, и позови…
Он откинулся на подушки, закрыл глаза, лицо стало бледным. Рита испугалась, вскрикнула, но Магомет опять открыл глаза:
- Поцелуй меня, пожалуйста.
Рита, не скрывая слёз, наклонилась к нему и нежно поцеловала в губы. Он слегка улыбнулся:
- Как я мечтал об этом. Прощай, Рита.
Она ничего не ответила, взяла девочку на руки и, рыдая, вышла из комнаты.
Магомета хоронили мужчины – по своим мусульманским обычаям – до заката солнца. Женщины должны оплакивать умершего дома. Рита с Тамилой и бабушка рыдали навзрыд – каждая о своём. Индира тоже много плакала в этот день. Рита сначала было подумала, что она почувствовала, что отец умер, а потом вспомнила, что грудным детям передаётся настроение матери, ведь они сами не могут оценить обстановку.
А через две недели они с Тамилой, собрав нехитрые пожитки, сердечно распрощались с бабушкой и отправились в долину. Тамила собиралась заняться квартирными делами, чтобы, когда будет амнистия, было где жить с Лом-али. Рита собиралась домой. После рождения Индиры ей только один раз удалось выйти в астрал, сказать маме, что родилась девочка. Теперь же она представляла, как позвонит домой, как мама удивится и обрадуется.
«Обрадуется» - это не то слово, которым можно было бы передать то счастье, которое неизбывно светилось в глазах родителей Риты. Мама бесконечно удивлялась, что всё, что она «видела во сне» оказалось реальностью, что Рита действительно общалась с ней в астрале. Они никак не могли поверить, что Рита жива и здорова, что у них есть теперь внучка. Никто и словом не обмолвился, что отец этой девочки – бывший террорист, который захватил их дочь в заложники. Мама сначала пыталась уговорить Риту не называть девочку Индирой, уж больно странное имя, но Рита была непреклонна. Скоро мама привыкла, очень скоро она души не чаяла в своей «Ирочке».
Рита после целого года жизни безо всяких удобств не могла нарадоваться таким простым и привычным вещам, как горячая вода, тёплый туалет, ванна, удобная кровать, кухня и т.п. Родители старались огородить её от всех домашних дел, но Рита, смеясь, заявила, что если так и дальше пойдёт, то она заведёт овец, потому что очень привыкла к ним. Всё же родители уговорили её сходить к психологу, занимающемуся реабилитацией людей, попавших в катастрофу или в заложники. Психолог был очень удивлён, что Рита не только психически здорова, но гораздо здоровей тех, кто никогда никуда не попадал. К тому же простая еда, чистая вода и горный воздух очень оздоровили её организм, хотя она и прежде не жаловалась на здоровье. Все старые знакомые, не кривя душой – это было видно по их удивлённому выражению лица - отмечали, что она не просто похорошела, а расцвела. Словом, всё было прекрасно.
Но через некоторое время Рита стала чувствовать, что её кто-то зовёт в астрал. Она не стала рассказывать психологу о своих астральных путешествиях, иначе вряд ли он составил бы такое положительное мнение о её здоровье. Однажды вечером она снова почувствовала лёгкое возбуждение, а потом даже дискомфорт. Уложив Индиру, она легла сама, но стала настраиваться на астрал. Скоро лёгкий толчок дал ей понять, что она освободилась от тела. Но где она оказалась? Вокруг был туман, такой густой, что кроме водяных пузырьков ничего не было видно. Она поднималась всё выше и выше и вдруг – яркое солнце ослепило её. Освоившись, она увидела, что находится высоко в горах. Заснеженные пики упирались в тёмно-синий бархат неба, а «под ногами» был девственный снег, припорошивший слежавшийся многолетний, а, может, и вековой лёд. Сначала она увидела монаха – своего наставника – он улыбался ей приветливо, приглашая рукой приблизиться к нему. Рита с радостью «подлетела» к нему и остолбенела. Вадим и Магомет сидели на краю обрыва. Лицо Вадима было просто светлым пятном, но Рита сразу узнала его, Магомет же был без бороды, волнистые волосы его были почти до плеч. Они обернулись оба одновременно и встали навстречу Рите.
- Здравствуй, родная, вот мы и увиделись, - сказал Вадим, - я знаю, ты давно просила об этой встрече, но я не мог прийти. И сейчас мы видимся, возможно, в последний раз. Я совсем не помню свой земной облик.
- Здравствуй, Вадим, я даже представить себе не могла, что это ты зовёшь меня в астрал, я бы уже давно вышла.
- К сожалению, я не могу вызывать тебя в астрал. Я пришёл, чтобы благословить тебя и твою дочь. Не бойся ничего. Всё у тебя будет замечательно. А твоя дочь проживёт славную жизнь.
- Вадим, расскажи конкретней, - попросила Рита, - я не понимаю ничего. Ты говорил мне в прошлый раз, что всё будет хорошо, а я прожила целый год под страхом смерти, в почти первобытных условиях
- А разве не закончилось всё хорошо? Ты вернулась домой жива и невредима, не только ты, но с ребёнком, который составит счастье твоей жизни. Ты сама потом всё поймёшь. Надо оценивать жизнь по итогам, а не сиюминутным настроениям.
- Я очень рад, что у тебя всё-таки есть ребёнок, - продолжал он, - пусть он появился на свет в таких необычных обстоятельствах, но тем дороже и роднее. Магомет – необычный человек, он прошёл испытание огнём и горем, злом и радостью. Всё складывалось так, чтобы вы встретились и именно он смог дать семя, чтобы родилась эта необыкновенная девочка, именно девочка, именно от тебя. Это всё – цепь совпадений и взаимосвязанных случайностей, которые дают начало закономерности.
- Вадюш, ты, наверное, совсем меня разлюбил?
- Нет, это не так. Мне трудно быть в таком обличье, странно, что ты смогла меня узнать.
- Потому что я очень и очень тебя люблю … любила.
- Спасибо, родная. Благословляю тебя и покидаю. В астрале ты можешь общаться с Магометом. Он будет подсказывать тебе, что делать в трудную минуту. Этот человек настолько влюблён в тебя, даже после смерти, что я без сомнения поручаю тебя его заботам.. Он будет следить за каждым вашим с дочкой шагом. Всегда готов выйти в астрал, тебе даже не придётся прятаться в абсолютно пустой комнате. Потренировавшись, вы сможете общаться даже в метро.
- Вадим, скажи мне, ты ещё любишь меня?
- Да, родная. Ты даже не представляешь как дороги мне ты и твоя дочь. Но видеться с тобой мы больше не сможем. Прощай, родная.
- Прощай.
Рита очень расстроилась. Она даже не смогла пообщаться с монахом и Магометом, - вернулась домой и долго плакала. Но Индира завозилась во сне, Рита подошла к ней, поправила одеяльце. Девочка улыбалась во сне и Рита сразу же успокоилась. Ей так хотелось взять на руки дочку, прижать её к себе, но она поборола это проявление эгоизма. Пусть спит и видит свои сладкие сны.
Эпилог.
- Принц, ну всё, у нас совершенно нет времени. Неси сюда этого проказника.
Принц – благородный, с интеллигентной сединой в бороде пёс – степенно подошёл к своему неугомонному сыну, взял в зубы за шкирку и понёс домой. Карапуз сначала пытался освободиться, но, поняв тщетность своих усилий, затих. Впрочем, хватило его ровно на минуту. Он опять начал изворачиваться, чтобы, ну, уж если не куснуть папашу, то хоть облобызать. Папаша грозно зарычал и малыш опять присмирел.
Рита шла следом за пушистым семейством и посмеивалась про себя. Кинг – копия своего папаши в детстве. Рита вспомнила, сколько проказ за считанные минуты мог совершить Маленький Принц, пока не превратился в пожилого благородного Принца. В последнее время он всё чаще лежал и грустно смотрел на хозяйку. Рита решила оставить себе щенка от последней случки. Видимо, это была действительно последняя случка… К тому же щенок получился – вылитый Принц в детстве – неугомонный проказник, шкода и непоседа. Один только Принц и мог справиться с ним, хотя здоровье и не всегда позволяло ему вот так, как сейчас, нести проказника домой, но задать трёпку, да и просто рыкнуть было достаточно, чтобы малыш угомонился. Зато Индира души в нём не чаяла.
- Давай-ка, поторопись, - подгоняла Принца Рита, - ты же знаешь, какой у нас сегодня ответственный день.
Принц не мог ей ответить хотя бы потому, что нёс в зубах расшалившегося сына. Но то, что день сегодня был важный, он прекрасно понимал - распорядок дня был нарушен – гулять они вышли на час раньше обычного. Гуляла с ними обычно Индира, сегодня пришлось Рите. Принц не знал причину всего этого, Рита охотно ему рассказывала:
- Сегодня у нашей девочки – генеральная репетиция перед встречей с Большой восьмёркой. Ну почему родителям нельзя присутствовать? Вот объясни! Индира с малых лет доверяла мне самые свои сокровенные мысли, но кто-то из их малой восьмёрки стесняется своих родителей и теперь всем нельзя! По-моему, если играешь в большие игры, то всякую щепетильность надо опустить.
- Здравствуйте, Маргарита Владимировна!
- Здравствуй, Вадим! Ты уже готов! А Индира сказала, что выйдет в половину восьмого.
- Да, я знаю, но я лучше у вас подожду. Это только Индира может всё время разложить до секунды и соблюдать своё расписание. А я сегодня и не спал от волнения, зато мне всё время хочется кушать.
- Пойдём, как раз с Индирой и позавтракаете.
- Я так уже в третий раз.
- Ну, ничего. Растущему организму это не повредит.
Они с Вадимом – сыном школьной подруги Ларки и Димы - пошли к дому вместе, пытаясь хоть как-то помочь Принцу справиться с маленькой шкодой, висящей у него в зубах.
Когда Рита вернулась домой с ребёнком после целого года заточения, оказалось, что Лариса сразу же по приезду из Нальчика забеременела и родила мальчика почти одновременно с Ритой. Назвали его Вадимом в честь бывшего мужа Риты. Дети ходили в один и тот же садик, потом в одну и ту же школу. Вадим постоянно оберегал и защищал Индиру от видимых и невидимых врагов. Когда они были маленькими, кто-то из детворы попробовал дразнить их: «тили-тили тесто – жених и невеста». Вадим поймал болтуна и сделал ему внушение: «Я – не жених, я - рыцарь!» Другой умник попытался дразнить Индиру «индюшкой», за что так получил, что с тех пор ни разу никто не осмеливался сказать Индире хоть какое-то слово, на которое можно было бы обидеться. Вадим занимался спортом и с детства был «качок», его уважали и в школе, и во дворе. Он же боготворил Индиру, которая, впрочем, никогда не пользовалась этим в корыстных целях.
Необычная яркая внешность – слияние двух народов, серьёзность и скромность от мамы, продуманная смелость, наверное, от папы, цепкий пытливый ум, необычайная для её возраста целеустремлённость – это далеко не все качества её натуры. Ей не надо было зубрить и повторять учебный материал – всё ей давалось «на лету», при этом она охотно делилась своими знаниями, только списывать не давала никогда. «Я тебе объясню, поймёшь, значит, сам решишь, не поймёшь, тогда то, что спишешь – не поможет», - говорила она и объясняла очень понятно. Ей завидовали, но недолго, немного пообщавшись с ней, становилось понятно, какая это одарённая личность, что уж тут завидовать.
Как-то на день рождения Индиры Ларка стала приставать в присутствии Риты к Вадиму:
- Вот, Вадик, ещё лет пять, и поженим вас с Иркой!
- Нет, мама, - совершенно серьёзно ответил Вадим, - Индира не создана для семейной жизни. Она будет президентом.
- Ой, а ты-то как же? – озадачилась Ларка.
- А я буду её телохранителем.
В последнем классе они вместе, но по инициативе Индиры, стали ходить на какие-то конференции, позже их приняли в союз молодёжи – малую восьмёрку, которая собиралась на таком же серьёзном уровне, как и большая восьмёрка, и вопросы там поднимались не менее, а даже более важные, так как касались Будущего.
Индира вместе с Вадимом искала пути обеспечения максимальной защиты от разрушительной силы атома. «Если мы приручим атом, жить в мире станет легко и просто, - рассказывала она матери, - атомная энергетика – самая дешёвая, надо только сделать её безопасной». Кроме этого она занималась общественными науками, теологией.
На заседании Большой восьмёрки, где в первый раз за всю историю, молодёжная Малая восьмёрка будет выступать со своими докладами, Вадим расскажет об их последних находках – человеке, который носит с собой портативную атомную электростанцию, но о котором учёные не только не знают, но и знать не хотят. Они живут по принципу – если такое невозможно представить, значит, такого не бывает. Доклад Вадиму писали сообща, он его не просто выучил наизусть, а прочувствовал каждым нервом.
Индира будет выступать по вопросу объединения всех конфессий. Все люди, проповедующие мир, добро, справедливость, неважно как они молятся и где, но они не должны воевать друг с другом, они должны жить в мире и согласии. Индира писала доклад сама, она уже несколько раз репетировала и дома – перед мамой - и перед своими единомышленниками, всякий раз выдвигая новые идеи одна лучше другой. При этом она даже не заглядывала в свои конспекты, а говорила так страстно, что каждый проникался её идеями и становился единоборцем.
Наконец-то небольшая команда с Принцем, несущим щенка, во главе подошла к дому.
- Семь двадцать пять, - посмотрел на часы Вадим.
- Ну, ещё целых пять минут. Я успею разлить кофе, - весело произнесла Рита.
Ровно в семь тридцать Индира показалась на верхней ступеньке. Тёмный деловой костюм, белая блузка удивительно шли к её тёмным волнистым волосам и живым серым глазам. Спускаясь вниз, она весело произнесла:
- Доброе утро мамочка, доброе утро Вадим, доброе утро страна! Вадим, тебе очень идёт костюм, и вообще, ты прекрасно выглядишь. Мамочка, ты у меня самая чудесная мамочка на свете! Спасибо, о! Омлет с зеленью и йогурт! Самый полезный завтрак!
Оптимизм – это в духе Индиры.