Собачий холод.
Я ощущаю не только неистовый ветер, задувающий сооружение из пустых коробок и настилок, в котором я обитаю.
Я чувствую холод от жизни.
Пусть несостоявшейся, но жизни.
Я не собираюсь жаловаться на судьбу: если я - «никто» в обществе, значит, для меня лучше быть «никем».
Меня душит вопрос: «Какое общество сейчас и что я могу сделать, чтобы облегчить его прокаженную душу?».
Безусловно, я – белая ворона, раз задаю себе подобные вопросы. Пора начать жалеть себя и коротать время мыслями о своем бедственном положении…
Я ухмыляюсь себе на слово «помощь».
Отлично запомнил, что ПОМОЩЬ – нечто светлое и высокое, которое надо заслужить. Просить ее – признак желания медленного самоубийства.
В последнее время меня посещает именно эта мысль. Меня отвергнут, ведь я не смогу ответить на помощь или одолжение этим корыстным существам.
Неужели звено всего – корысть, неужели некому забыть это едкое понятие?!
Эти печальные доводы губят меня больше мороза и ран, которыми ознаменовывается моя каждая попытка отобрать остатки еды у собак.
Оглядываюсь: действительно, кому помочь? Прохожие в беспокойстве о своих пустеньких желаниях не хотят отстать от волны погони за развлечениями.
Воистину «повезло» мне с соседями: в заброшенном подвале меня недолюбливает «элита» общества бездомной реальности – бывший сектант и заядлый наркоман Том, а также кучка сопровождающих его подхалимов.
Не люблю с ними связываться: в приступах опьянения они норовят осуществлять все свои агрессивные планы на первом, подвернувшимся под руку (то есть на мне).
Зачастую это выражается в побоях и насмешках над моими мыслями, которые высказываются по их же просьбе. Не совсем понимаю эту «элиту».
Хотя как же не понять: они используют меня только тогда, когда не знают, как убить время, они меня тихо ненавидят.
Однако больше общения с нерадивым Томом меня опечаливает близость публичного дома.
Я начинаю всерьез задумываться над тем, что делает работающих там девушек такими безразличными, что они ищут от такой жизни.
До моего РОЖДЕНИЯ жизнь шла туманно.
Из этого тумана я сейчас могу вспомнить бессонные ночи, обеспечиваемые мне путанами: они порою орали друг на друга и дрались из-за денег или клиентов.
Иногда на них находил интерес к еще более безнадежным слоям общества (ко мне и моим соседям). Тогда мне приходилось бывать слушателем их буйных вечеринок, перепалок с Томом.
Почему-то он выделял двух проституток – неразлучных подруг Кэтрин и Софи.
Я их побаиваюсь и терпеть не могу до сих пор. Ничего особенного – две сварливые нахалки, подлизывающиеся к любому, кто пахнет деньгами. Они же отталкивали любого, кто не соответствует их критериям «клиента».
Выделялись они только своим стилем одежды, подражающим стилю средневековой аристократии.
Работали они, как я понял – за пустячки: Кэтрин – за еду и пиво, Софи – за деньги на безделушки.
Порою понимаю: такие девушки могут нравиться таким же посредственным типам, как Том.
Я думаю не об этом. Я безуспешно пытаюсь проанализировать смысл своей жизни после РОЖДЕНИЯ.
Я считаю днем этого события серый, тоскливый день, когда (судя по оживленным дискуссиям путан), в публичный дом пришла новая девушка.
Меня заинтересовало, почему и каким образом новенькая ведет себя (по замечанию Тома) «странно и отстойно».
Со слов Софи и Кэтрин, новенькая пришла по своему желанию, с ошеломившей мой слух целью: «Для того чтобы вернуть работе проституток истинный смысл!».
Меня заинтриговала полученная информация и мне захотелось увидеть столь необычную «новенькую».
Я тут же полоснул себе по сердцу мыслью: «Без денег ни с одной проституткой тебя не пустят даже поговорить».
Всплыл образ самого себя – бездомного чучела, способного отпугнуть любую женщину.
С сильной болью я заставил тогда себя забыть о чудной новенькой и вернуться в кислотный мир боев с собаками за гнилой кусок и едких замечаний Тома.
Дни шли. Публичный дом все фонтанировал новостями о новенькой девушке: она вела себя, как дурочка, всех клиентов отпугивал ее внешний вид и ее никто не хотел.
Хотя, по замечанию Софи (ставшей от чего-то более мягкой), девушка «не капризничала и ничему не сопротивлялась, она приветливо обращалась с клиентами, даже навязывалась».
Она в итоге получила должность некоего «менеджера» - встречала гостей и представляла им своих коллег, их характеристику.
За такую должность получала мизерные доходы и, в отличие от других проституток, зачастую лишалась возможности перекусить и вздремнуть, дежуря буквально сутками.
Отношения у новенькой с сотрудницами не складывались: ее унижали, изгоняли из кругов общения.
Более лояльно к ней относились только хозяйка публичного дома и Софи с Кэтрин.
Как сейчас помню: меня завораживали все эти факты.
Неведомый голос подсказывал, что это – необычная девушка, которая шла на панель не ради наживы и «легкой жизни».
Мною был сделан вывод, что это и не девчушка, отчаявшаяся или не имеющая силы воли искать другой путь, кроме пути проститутки.
Меня восхитило, что эта девушка являлась человеком, имеющим свои моральные ценности и более высокие, пока непонятные мне, цели.
Я тогда был ошеломлен тем, что новенькая являлась девушкой из богатой семьи.
Напряженно я искал, что могло вынудить ее оставить заготовленные судьбою блага и найти себе место в далеко не сладкой жизни.
Печально осознал, что узнаю это только после знакомства.
Увы, подколки Тома и возмущения его подпевал укрепили во мне убеждение: «Мне непозволительно знакомиться с представителями роскошного образа жизни. Я буду чужой им!».
Тогда во мне бушевали комплексы, предположения невозможности найти родственную душу в том, кого тоже отвергают.
Я потерял надежду на спасение от убийственной скуки.
Проснулся тогда во мне зверь. Тот зверь, который побитый жизнью, потерял свет чьей-либо ласки и понимания.
Тот, которым руководят инстинкты и терпение пресного существования.
Я корил себя зато, что так и не смог прислушаться к своей мятежной душе.
В то же время я стал СПАТЬ.
Меня натолкнула в один день мысль об УХОДЕ.
Уходе от холода, осточертелого окружения, мучительной обязанности бороться. Мне вдруг пришла в голову мысль, что слаще и полезнее всего для меня будет лечь, заснуть и замерзнуть (условия были подходящие).
Между прочим, я был абсолютно уверен, что принесу пользу, по которой томилось мое существо: своей смертью я спасу жизнь голодным собакам, более тонким и теплым созданиям.
Все взвесив, я попрощался мысленно с соседями, откинувши настилки, пустил ветер охлаждать мое пустое, смерзшее от усталости и накатывающего безразличия, сердце; задремал, как вдруг…
…Донесся чей-то мягкий голос: «Вы дрожите, Вам помочь?». Лениво я придумал мысль, с которой решил отмахнуться от этого типа, мешавшего моей кончине. Я приготовился крикнуть: «Не твое дело! Иди, куда идешь!»; открыл глаза и потерял дар речи: надо мною склонилась девушка в пышном, небесно красивом платье, с почти белоснежными волосами и голубыми, чистыми, как капля, глазами.
Я почти не слышал ее слов: «Меня зовут Элиз… Но Вы голодны! Хотите, я Вас угощу?».
Я спрашивал себя лишь об одном: «Почему это светлое и нежное создание явилось мне? Кто это? Уж не ангел ли сжалился и прилетел за мной, или я с ума сошел от мороза?..». Тем временем перед моими глазами мелькнула тонкая ладошка с аппетитно пахнущей булкой.
Чувствуя себя последним дикарем, я схватил булку и торопливо начал жевать. Сейчас я понимаю, почему так поступил: Элиз была моим спасением.
Она оказалась заботливой и искренней. Я слышал, как она поделилась следующим: «К сожалению, я немного имею. Часть имущества я потратила на помощь бедным и животным, другую послала в помощь родным. Я мало зарабатываю, но обязательно накоплю Вам на квартиру, Вы же без крова».
Опять вступил я в борьбу с нахлынувшим чувством вины перед этой кроткой и чистой девушкой.
Чтобы отвлечься от этой борьбы, я спросил, одновременно выпаливая все восхищение этим небесным созданием: «Вы такая добрая, такая внимательная! Вы, наверное, врач?».
Убаюкивающий голос ответил: «Нет, Вы ошибаетесь! Я – проститутка». Далее последовало указание на соседний публичный дом.
Душа, чувствующая какую-то духовную высоту Элиз и летящая к этой высоте, словно упала в глубину и разбилась о камни.
Я не верил своим ушам.
Шок опять навязал моему рассудку разочарование и мысль о том, что лучше бы я сейчас умер и спас собак.
Я слышал и противные окрики путан, зовущих Элиз, и саму хозяйку, направляющуюся к ней, и приветствующие взмахи руками Софи и Кэтрин.
А нежный ангел бережно положил возле меня большой кусок пиццы и, пообещав вернуться «после работы», устремился к публичному дому.
Я только тогда понял: надо мною теперь ДРУГОЕ небо – яркое, светлое.
Даже Том стал казаться мне просто несчастным человеком, который достоин гуманности.
Забылись все обиды и оскорбления его «элиты» и укусы собак. Ощущалась радость от того, что кто-то еще высокий и сияющий другими гранями.
Моя душа с нетерпением ждала момента, когда вернется Элиз и мое существо может вновь прикоснуться к ее необъятному миру добра и открытости.
Боль прошла: эта девушка не может быть ограниченной шлюхой, которая живет лишь материальной стороной своей профессии.
Это создание наверняка знало тайну и истинное предназначение даже такой низменной профессии, как проститутка.
Но какую? В один момент мое сознание предупредило о том, что тайна личностна и создана не для всех (тем более для таких, как я).
С другой стороны, сердце наталкивало на мысль о положительности всех убеждений Элиз, об эстетической высоте ее мнений. Мне хотелось почерпнуть у нее хоть небольшую часть этих мнений.
Моя душа была какой-то бледной, воздушной и скитающейся субстанцией, и спасти могли ее только светлые капли бальзама существа Элиз!
Мною все воспринималось, холодное пространство, когда его не посещал этот небесный ангел.
Душа теперь накопила невиданные силы для терпения всех условий, которые казались ртутью. Поэтому мое существо ощутило СМЫСЛ дня и ночи, воздуха и солнца.
Наверное, не мною были признаны все оттенки этого глубокого мира. Постепенно душа успокоилась и впала в оптимистическое отражение социальных бездн, которые затягивали. А все почему?
Потому, что глаза моего сознания прояснились перед самым искренним и теплым СОЛНЦЕМ.
В таких, утверждающих мой дух, размышлениях веки мои вновь отяжелели под тяжестью неги.
Тут моего слуха коснулся мягкий стук каблуков.
Перед открытыми глазами вновь появилось белоснежное платье, белый шелк волос и пушистые ресницы, обрамляющие испуганный взгляд Элиз.
Свой беглый взгляд выдал мне жуткие дефекты: разбитые, плохо заживающие губы, синяки на руках и ногах (от перепалок с Томом), оторванные куски кожи (благодаря приступам голода и бешенства собак).
«Должно быть, Вам больно. Сейчас я Вам помогу!» - прозвучали нотки чистого сердца Элиз.
Мною было принято решение покориться добрым рукам этой кроткой девушки. Моих прогнивших ран коснулась режущая боль. Явно чувствовался отравляющий запах спирта.
В тоже время я осознал ТЕРПЕНИЕ: никогда мне не было так приятно терпеть боль. Но это – душевно.
Вероятно, предательски избалованное тело, у которого атрофировалось преодоление действия спирта, йода и зеленки, сотрясало мои руки в нелепые судороги и дергало лицо на разные лады.
Именно в этот момент я ощутил что-то, не поддающееся логике: моих губ коснулось нечто мягкое и теплое.
Чувствовалось, что я больше не в силах остановить это сладкое ощущение. Ощущение поцелуя.
Что-то вновь накинуло мне пелену дремы на глаза, а когда я вновь открыл их, то понял, что это совершила Элиз.
Она сидела рядом на корточках и гладила мне волосы, озаряя все милосердной улыбкой.
Я испытал СТРАХ и ВИНУ перед ней.
Казалось, что она ждала ответа, быть может, трезвой оценки чего-либо.
Но мое мышление было занято одним вопросом: почему такое сокрушение моему душевному спокойствию нанес один поцелуй Элиз? Вновь пронеслись упреки моей совести, звучащие испепеляющим голосом Тома: «Как ты мог коснуться ЕЕ?! Что за черные законы затаскивают твое жалкое существо во тьму?».
А где ждать мне СВЕТ? Мое ничтожное физиологическое создание брошено в ЗИМУ, в которой так тяжело ПРОСНУТЬСЯ. Анализируя подобные факты, я испытал шок от собственной низости: проснувшуюся душу начинает жечь пламя, но мой бедный мечущийся дух сломался перед ним.
Тем временем Элиз закрепила мне перевязки, оставила одеяло и упаковку сока и с грустью сказала: «К сожалению, меня еще ждут дела. Но я обязательно буду навещать Вас каждый день. Не грустите!».
После этого белоснежное облако тепла растаяло в вечернем тумане. Я еще ощущал грусть. Или все же страх?
Страх потерять последний ориентир в жизни, запутать душу в сетях неконтролируемого влечения.
Долго мое сердце билось в догадках: что это за влечение, так опьянившее мой полуразбившийся рассудок? Пусть бы это был всплеск примитивного физиологического интереса к женщине, который давно не тревожил меня?
Увы, что-то более глубокое овладело моею душой, сомнение: а в физиологии ли дело. Как не печально, Элиз была очаровательна внешностью, и отчасти этим объяснялось мое утопическое желание быть ближе к ней.
Но опять же: этот нежный ангел сразил меня сильнее своим духовным сиянием! Мысли начинают путаться, быть может – это магия?
Вспомнились толки Софи о «высоком назначении девушки любого общества и профессии», которые на самом деле проповедовала Элиз.
Так, раздумья нашли свое течение, и во мне укрепилось сознание следующими постулатами: «Такой чистый человек, как Элиз, дал мне испытание: она хотела проверить мою моральную крепость. Делалось это только мне во благо. Я же оказался в итоге неблагодарным предателем собственных целей, человеком слабым и блуждающим. Мне есть куда СТРЕМИТЬСЯ!».
Таким образом, мною был сделан вывод о необходимости общения с этой открытой девушкой, которая наверняка поможет мне преодолеть все душевные слабинки.
Вернулось по-детски оптимистическое настроение и даже очень кстати вспомнилось, что меня ждет теплое одеяло (мысли затруднялись – наступала глубокая ночь).
Как удивительно осознавать, что тебя утром ждет солнышко, свежий воздух, верные друзья - собаки (которые помирились со мною за приличный кусок булки).
Утро еще и огласилось ругней Тома, однако я почему-то перестал обращать на изъяны своих соседей.
Какое счастье – я перестал отравлять себе душу ощущением безвыходности, осознанием бесполезной неоновой жизни общества; я впервые утром РАДОВАЛСЯ наступившему дню!
Захотелось быть приветливым и щедрым, чего не постеснялся осуществить.
Долго буду помнить лицо Тома, с которым впервые, без насилия, поделились едой!
Интересно мне вспомнить и лица проституток, которым в первый раз сказали что-то большее, чем пошлые выражения или оскорбления – пожелания удачно провести день.
Во мне проснулся героизм благородного рыцаря, которым некогда было гордиться!
Ведь немного стыдно перед Элиз за минуты молчания и состояния чуть ли не медитационного шока.
Потому главной задачей мне представлялось доказать ангелу, что я стремлюсь к исполнению его истин.
Усиленно захотелось вспомнить правила этики. Потянулась рука к кисти, чтобы эти правила проиллюстрировать.
Только – на чем? Весь мой креатив позволил мне изображать банально, но «как душа просит», все рисовать на песке, которым засыпали приподвальную площадь.
Довольно смешные выходили человечки и корявые буковки (с ужасом осознаю правду теории деградации – совсем забыл тогда, как писать буквы).
Но мне хотелось рисовать именно так, чтобы самому подумать над моралью рисунков.
И чтобы потешить своим художеством Элиз, которая, быть может, извлечет из них полезный для меня урок.
Мне никогда не было так интересно ПОЗНАВАТЬ!
За приходом Элиз последовали похвалы моему таланту художника. Далее я наблюдал чистую тихую РЕЧКУ.
Речку ее мыслей о поэзии, культуре поведения, основах естественных наук, об обществе, которые интересно стало послушать даже Тому.
С каждой секундой нашего общения я чувствовал отдаление своей души от всяких стальных отчаяний, навязываемых судьбой.
Раньше мною считалось, что покой – это либо подлость, либо опускание рук.
Нет, покой – путь в удивительный мир, который практически не замечал за гуденьем машин и гулом толпы!
Как странно и радостно было узнать, что есть в этом мире и зеленые леса, и вольные горы и места духовных святынь.
Чудесно осознавать, что даже звери способны поиграть с нами, друг с другом, улыбаясь и блестя глазками, словно детвора.
А создать что-то своими руками, просто расслабиться, углубиться в чтение…
Казалось, я был уверен в печальной доминантности над всем компьютера.
Элиз напомнила мне, что есть легкость и радость детства – подарила игрушки, которые я храню до сих пор.
Стишки, которые утешают и радуют простотой. Даже книги, которые содержали в себе массу полезных мне истин.
Только ими невозможно заменить Элиз.
Ее простота, бескорыстность, желание поддержать меня готовили лучше, чем философские учения. Только к чему они подготавливали мое существо?
Наверное, к полету над пропастью, в которой я обитал. К исправлению ошибок, к ЖИЗНИ.
Я чувствовал, как душа просила багажа знаний, чтобы достойно содержать все мои физиологические нужды. Но что потом?
Допустим, заботами Элиз я оправдаю ее надежды: запишусь на курсы педагога (об этой профессии я всегда грезил); Найду нишу в каком-нибудь образовательном учреждении, и буду счастливо жить, ждать ВЫСШЕГО.
Но мой рассудок встрепенулся от этого сытного для меня прогноза.
А как же тот ангел, который оставил тихую, размеренную жизнь ради спасения моего существа?
Чем мне отблагодарить это светлое создание за понимание, терпение и благосклонность?
Напросился откупляющий все ответ: разумеется, деньгами, подарками.
Совесть тут же пресекла эту мысль более логичной: «На помощь душе отвечай тем же!».
Однако, после таких справедливых требований духа, во мне проснулось что-то, напоминающее девчушку и хилого мальчишку: «Как я смогу помочь? Я слишком мало для этого знаю, ничтожно мало умею!».
Тут мне пришла в голову сумасшедшая мысль: пойти против себя!
В ушах загудели сплетни Кэтрин, утверждающей, что «новенькая» отвратительна для клиентов, никто из них не воспринял ее, как проститутку, даже самые неискушенные (да и искушенные) клиенты не желали к ней даже прикасаться.
Сердце мое сжалось от боли, когда мне вспомнился процесс работы Элиз: она стоит у дороги, высматривая сутки напролет клиентов. Несомненно, она голодала, ведь при всех (как их называет Софи) подлизываниях, с ней даже не заговаривали.
К жалости очень некстати вспомнилось, какая прелестная внешность у Элиз.
Формировалось знакомое внушение, что я начинаю падать низко и безумствовать.
Тем не менее, мною находилось некое благородство в задуманном: если я помогу этой робкой девушке, то заполучу еще больше благосклонности ее многогранного мира.
Ведь если она будет пользоваться в публичном доме успехом, то перестанет ущемлять себя материально, а значит, сможет найти средства не только для физиологических нужд, но и для своих радостей (к радостям я относил и изучение ангелом нашего затемненного и непростого мира).
В один день я окончательно укрепил силу воли и, дождавшись момента ухода Элиз, в пустой записной книжке написал следующее: «Уважаемые клиенты публичного дома «Сафо»! Рекомендую Вам Элиз. Вы сразу узнаете ее по пышному белому платью и волосам. Не представляете себе, что это за девушка! Она способна обаять с первого взгляда. Элиз всегда идет на любые уступки. Это разносторонняя личность, поэтому настоятельно прошу Вас не упускать возможности общения с ней! Она приветлива и ласкова. А какие у нее необычные глаза! Вам достаточно лишь заглянуть в них, чтобы внутри Вас запылало пламя. Элиз необычайно нежна, общение с ней сделает Вашу жизнь яркой! Такие, как она достойны высшей оплаты, помните это! Не упускайте редчайшего шанса! (Ощущение легкости гарантированы!).
После прочтения собственных высказываний мне на секунду показалось, что вновь выставляется на обозрение мое сумасшествие и что высказанная в этой рекомендации, так манящая меня тьма вновь окутывает мое мятежное существо, причиняет боль Элиз.
Однако, другого, более эффектного способа помочь ей я не знал. Рекомендация была вырвана из книжки и повешена на самое видное место у входа в «Сафо».
А внутри меня вновь ощущалось то беспечное успокоение и выполнение некоего высокого долга.
Успокоение позволило мне некоторое время проводить воспитательную работу с Томом, который, не в очень мягкой форме, все же изъявил желание «забыть курево и наркотики».
Во мне возникла стихия учителя, углубляющего собственные познания.
Долго я наслаждался этой стихией, даже смирился с нежеланием проституток совершенствоваться – они видят радость в другом.
Однако в один вечер успокоение исчезло: Элиз прибежала взволнованная и (как мне показалось) огорченная, разочарованная.
Дурное предчувствие усилилось еще и тем, что она не присела для общения у моего сооружения, а привела меня в незнакомый, роскошный дом.
«Я очень хочу накопить Вам на квартиру!» - врезались мне в память слова Элиз. «Но чувствую, что недостойна думать о таком!» - с печалью продолжила она.
В чем могло ошибиться столь чистое создание?
Ответ шокировал мой рассудок: «Я убедилась, что не могу сама доказать правоту своих убеждений!». Ошеломленный ум подсказал лишь одно – спросить: «Каких?». «Проститутка должна вызывать положительные эмоции, чувства, которые помогут преодолеть страхи клиента, позволяющие ему находить в себе силу для выполнения желаний!» - объяснила Элиз.
Пока моя душа яростно пыталась определить беду и проанализировать, она заметила: «Я знаю, Вы не можете быть счастливым в таких жизненных условиях. Я накоплю Вам на квартиру, только для этого мне надо применить свои убеждения на практику. Помогите мне в этом!».
Подсознание мгновенно почувствовало: Элиз хочет унизиться. Почему-то показалось необходимым извиниться за свое решение и удалиться с максимальной скоростью.
Помню, никогда во мне не поднималось столь острой борьбы: с одной стороны, выполнить просьбу Элиз означало прикоснуться к ней, а это я считал для себя самоубийственным поступком, ранящим и мою душу, смущающим и ее светлое существо. С другой стороны, она – проститутка и я могу легко получить удовольствие от ее услуг, всем будет от этого хорошо.
От чего-то сильно заныло сердце: «Но ведь перед тобой не потаскуха, вроде Софи и Кэтрин! Перед тобой Элиз! Ты не имеешь права коснуться ЕЕ!».
Пока внутри меня сгущался туман сомнений, я заметил, как Элиз стремится высвободить свое хрупкое тело из платья. Стало совестно за невозможность отвести взгляд.
Рукой я даже остановил происходящее, но, посмотрев в глаза Элиз, понял: презренная физиология сильнее меня. Немного мерзко и сладостно вспоминать, как она благовейно прижимается ко мне и изящно подставляет шею и плечи.
Взыграло то чувство, которое напоминает отчаяние и в то же время сильное опьянение. Я вынужден был встать на колени перед законами естества, однако ощущал себя низким. Может от того, что не умел целоваться (хотя Элиз нравилось все, что я совершаю).
Но, скорее, от того, что под налетом естества меня охватывал пыл, и робость исчезала.
Что, однако, я ощущал? То, что вместе с покорностью тонкого создания меня напитывало некое ДОВЕРИЕ, стремление смягчить душу и самосовершенствоваться для других, более высоких побед. Это были волшебные чувства.
Эхо души, запутавшейся в моих смятениях, заставило меня оглянуться.
Понял, что зашел слишком далеко, что не контролирую себя. Я вынужден был всем телом хлопнуться о ближайшую стенку, пытаясь совладать с собой.
Видя удивленные глаза Элиз, заставил себя признаться: «Да. Ты даришь незабываемые ощущения, просто неземные!...». Намеревался дернуть за язык нечистый сказать: «Ты доказала, что ты – истинная проститутка!».
К счастью, я вовремя остановил его: как унизительно слово «путана». Услышать его Элиз означало пренебрегание ее уроками. Я осознал, что таким честным признанием может в итоге ознаменоваться день моей СМЕРТИ.
А я только РОДИЛСЯ, я не хочу оставлять эту бренную землю предателем СВЕТЛОГО.
Потому мне ничего не оставалось, как, сквозь комок в горле, признаться: «Элиз, с тобою я ощущаю себя, как нигде и никогда! Я благодарен тебе за все, но прошу – не дразни мои жалкие желания!».
С этими словами я швырнул душу в ее низменную, но защищенную обитель, где все шло, как было и будет.
В сооружение из пустых коробок, что напротив публичного дома и рядом с «элитой» Тома.
Страшно осознавать, что я сбежал от девушки, которая что-то ко мне испытывает.
Что Элиз может испытывать ко мне, от чего?
Быстро пронеслись события. От чего-то подозрительно четко вспоминался безумный вечер, проведенный с пустой записной книжкой.
Так вот он что: Элиз обнаружила рекомендацию наверняка раньше, чем клиенты; в ее душе созрела жалость и она решила воплотить мою мятежную грезу в жизнь (заодно и проверить достоверность своих убеждений)!
Моим сознанием испытывалось глубочайшее потрясение.
С едкой точки зрения самолюбия, я почувствовал себя одурманенной куклой.
В чьих руках – затрудняюсь ответить. Мужественно делаю вывод, что в руках самого себя.
Я сам себя убедил в том, что мои мысли о Элиз будут восприняты (прежде всего - ею) правильно.
Выходит, что я страдаю от того, что пытался помочь нежному ангелу подняться к радости? Нет, я страдаю от того, что так и не помог!
Чуткое сердце Элиз бескорыстно, оно думало о моем положении. Обо всех его минусах.
И, скорее всего, ее осенил тот факт, что низшие слои общества не могут позволить себе общение даже с проститутками.
Вот и решилась Элиз исчерпать для меня эту проблему, не требуя за все материальных благ.
Вновь ее помощь.
Вновь моя трусость и низость.
Я негодяй: не могу научить себя просто ПОБЛАГОДАРИТЬ!
Что-то вновь начало появляться то леденящее чувство презрения собственной души: не в силах покинуть замкнутый мир тревог и стабильности, я не оценил по достоинству заботу Элиз.
Отчего мне так ненавистно естество, весь этот пыльный материальный мир? Кому нужна моя душа?
Жутко, но и я сам начинаю ее отвергать: низко упав, она не смогла ПРАВИЛЬНО посмотреть в высоту.
Тихое, милое создание, прости эти странные слезы!
Только слезы лишь огорчили тут же прибежавшую Элиз.
Думается, я выглядел в ее глазах слюнявым бесхребетником. Взгляд, который я не забуду: разочарования, жалости, но и ПРОЩЕНИЯ.
Ангел все же сумел понять мое мятежное положение, при котором путаешься в заблуждениях и страхах. «Вам неудобно было в моем доме? Вы скучаете по домашнему теплу?».
Нет, я скучаю по радости от преодоления своих психологических заморочек.
Я извинился за свое поведение и попытался не обременять столь сердобольную душу лишними переживаниями, сказав: «Элиз, благодарю за твое внимание но, прошу, подумай о себе! Ведь ты достойна большего, чем коротать жизнь на панели!...».
Я ощущал волнение. Чувствовала его и Элиз. Желая меня успокоить, она бережно взяла меня за руку.
Мною овладело оцепенение и желание навеки замереть, прикоснувшись к ее ласковой руке.
Однако, я укрепил в себе решение: порви связи с этим чистым созданием, пока и его не погубил, и себя не запутал! Следуя этому решению, я попытался растормошить в своем ослабшем голосе нотки мужественности и сказал: «Иди на встречу лучшей жизни, Элиз! А я… сам о себе побеспокоюсь, ведь взрослый человек!...»
Она ушла.
Сердце вдруг завыло в необъяснимой тоске: «Неужели ты посмел ЕЕ оттолкнуть?! Неужели это – навеки?!».
Щемящее одиночество было настолько сильным, что я, словно обезумевший, сгоряча прижал к груди труп какого-то бездомного пса. Чем вызвал беспокойство даже у Тома.
По его совету, если мне чем-то дорога Элиз, я должен все ей сказать и потребовать от нее понимания своего положения, добиться ее привязанности любой ценой.
Но я стал безразличен ко всему.
День-деньской лишь примерял к себе два одновременных состояния, не зная, в каком правильнее мне находиться.
С одной стороны, мне хотелось стать эдаким слабым юнцом и приковать к своей персоне того, с кем жаждет быть.
С другой, не благородство раскрыть свою душу перед другим, навязывая свои горести и сердце другим!
Как раз свою душу я вообще считал недостойной даже того, чтобы называть ее душой; не говоря уже об изливании ее смут в чувства других людей.
Мне казалось, благородство – отпустить от себя душу того, кто сделал для тебя добро, таким образом благодаря ее покоем.
В этом будет покой и польза для меня, поскольку так я видел способ достигнуть ВЫСОТУ, которую так жаждало мое существо.
Все чаще приходили в голову степенные мысли о необходимости хотя бы стать думающим.
Для этого я задействовал все книжки, которыми ленилась пользоваться «элита», предпочитая чтению пустые разговоры.
Я также стал внимательно следить и размышлять над судьбой проплывающего мимо меня общества.
Ощущалась приятная замкнутость, которая, казалось, только обеспечивает мне тихую жизнь возвышающегося над ошибками.
Только, в один момент, я больно ударился, упав со своего низенького полета: душу начала мучить мысль о моем эгоизме, дикарстве, холодности и мерзкой замкнутости.
Пусть я не повлияю на убеждения своих соседей (их мировоззрение ничем не исправишь). Пусть я так и предпочитаю раздумья на дне мира.
Но Элиз! Как же я так и не выкарабкался из своей трусости и не поддержал ее?!
Чувство вины молниеносно напомнило все ее небесные поступки. Всю свою низкую сущность.
Необходимость спасти от ран ее светлое, доброе сердце!
И все тогда вернется, все станет новым кругом ТОЙ ВЫСОТЫ!...