— Ну что, полегчало?... Нет?...Хмммм….. Хотя ладно, не привыкать – предыдущая, помнится, в меня из ружья палила. А ты, Аня, хоть еще и та истеричка, но, как будто, вполне адекватная. «Адекватная истеричка» - ги-ги! Надо запомнить – хорошо сказанул!
Аня, вцепившись в подлокотники кресла, но, уже не трясясь мелкой дрожью, испуганно пялилась на незнакомца. Незнакомец же, с интересом разглядывая простенький интерьер комнатушки, периодически бросал ей, то нагловатую улыбку, то вульгарный зевок. Вид незнакомца был весьма колоритен: взлохмаченные волосы, нос картошкой, желто-коричневые прокуренные зубы, огромное брюхо, большие волосатые руки, торчащие из закатанных рукавов и грубая наколка-надпись на пальцах – «ВОВА». Одет во фланелевую клетчатую рубашку, на которой недостает нескольких пуговиц, потертые джинсы и разбитые кроссовки. Портрет завершает банка пива, зажатая в громадной ладони, из которой незнакомец периодически отхлебывает и противно рыгает. Не выдержав затянувшегося молчания, Аня все же произнесла (практически выдавив из себя).
— Кто вы такой?
Незнакомец, как будто только и ждавший этого вопроса, вздохнул, плюхнулся на потертый диванчик и вытянул свою наглую физиономию в еще более наглой улыбке.
— Кто-кто – Пегас в пальто! Битый час тебе втолковываю – я твоя муза! Ну, или хочешь «муз»! Ги-ги! Хотя, слово «муз» не существует, – Незнакомец отхлебнул из банки и продолжил. – Так вот, я прилетел тебя вдохновлять и это не глупая шутка, и я не глюк, и я не психопат-маньяк, поэтому незачем было так вопить, будить мужа с детьми, целый час показывать ему меня, удивляясь – почему меня никто не видит? Дождешься – сдаст он тебя в «дурку». Ги-ги! Потом еще час проплакала у него на плече и пол часа без него. А нафига? Я ведь сразу представился. Да и ты, коли поэтесса, должна хоть что-то о музах знать, да кой-какое представление иметь. А?
— Я все знаю! Я давно ждала… Но… Но я, во-первых, думала, что муза это – метафора! Это просто древнегреческий прекрасный миф. Да и, если она реальна, то выглядеть она должна как-то по-другому… Это прекрасная крылатая богиня в тунике, а не пузатый небритый мужик в джинсах и с банкой пива!
— Это все стереотипы. Музы – это совсем другое, — муза смачно рыгнул и прикрыл глаза.
— А как же все эти: Каллиопа, Эвтерпа, Эрато и прочие?
— Это древние греки выдумали. Любили они, уж больно, всё в прекрасную форму облекать. А действительность совсем другая…
— А что, все музы такие как ты?
— Нет, конечно - музы разные бывают. Есть среди нас и прекрасные девушки, правда не в туниках, это точно. Ги-ги!
— А мне, почему ты прилетел, а не прекрасная девушка?
— Слушай, а у тебя с ориентацией все в порядке? Я думал ты нормальная – муж, дети есть…
— С ориентацией у меня все в порядке и я не из этих, как они… — поспешила оправдаться Аня.
— Ну а что ж тогда? Поэтам – муза, поэтессам – муз! Ги-ги! Была бы из «тех», может тебе и бабу какую прислали.
— А причем здесь пол и ориентация?
— Ну да – причем? А лирику мы обычно кому посвящаем? А к написанию нас кто побуждает? Включи мозг – мужиков бабы, баб – мужики. Это ж естественно!
— Попрошу мне не грубить, — обиделась Аня.
— Ой, что ты - какие мы нежные! Ну ладно, не кипятись. Я уж выражаюсь, как могу. Просто не люблю, когда задают глупые вопросы.
— Тогда еще тебе глупый вопрос. Ну, я понимаю, что мне положен муз, а не муза, но почему этот муз не красавец, даже не просто приятный мужчина? Почему мне явилось нечто грубое, неприятное, страшное, неряшливое, грязное и пузатое? Как такое может вдохновить?
— Но-но – не хами! Я, ведь, тоже могу обидеться и больше к тебе не придти. Пиши сама, как хочешь! Я ей некрасив и грязен… Ну знаешь что, моя милая, ты тоже не Марина Цветаева! Надо же, задрипанная поэтесса из задрипанной Пензы, а гонор, как у столичной знаменитости!
Муз, изобразив гневную гримасу, харкнул на линолеум и, смяв пустую пивную банку, швырнул ее в открытую форточку. После чего, обстучав свои карманы, разыскал помятую сигаретную пачку, извлек оттуда сигарету с зажигалкой и закурил. Опять воцарилась тишина, впрочем, непродолжительная. Аня, после некоторой внутренней борьбы с самолюбием, изобразив на лице скорбную обреченность, вздохнула и произнесла, как бы сама себе.
— Даааа… могло быть, наверно и хуже… Хотя, что может быть хуже?.... Ну ладно…
— Что ладно? – Муз, выпустив из ноздрей струю дыма, гневно уперся в нее взглядом. – Ты, что это, мне одолжение делаешь? Может быть, это мне нужно, тут седеть?! Может, ты меня вдохновляешь?!
— Да нет! Конечно, нет! Простите, пожалуйста, уважаемый муза. Я глубоко сожалею. Я не хотела. Просто мне, как-то, непривычно пока… Это ведь впервые и я…. как-то… как-то еще не привыкла. Я… не знаю, как сказать…
— Да ладно, не бзди! Я шучу! — муз рассмеялся (заржал) раскатистым басом, перешедшим в кашель, — Я давно к такой реакции и таким словам привык. Случалось и хуже выслушивать. Просто люблю вашего брата-интеллигента, постыдить. Состроишь обиженную гримасу и вы уже ведётесь, да в извинениях распинаетесь. Ги-ги! У одной я, даже, уход разыграл с хлопаньем дверью. Так она за мной за мной по лестнице бежала с воплями: «Вернитесь, пожалуйста, я была неправа!» — раскатистый бас опять задергал его массивные телеса.
Аня, вдохнув, продолжила:
— Дорогой, муза, а как вас зовут? Подозреваю, что отнюдь не Каллиопа и не Мельпомена, но все ж, имя есть какое-то у вас?
Муз, ехидно улыбнулся и дунул на вытатуированное «ВОВА».
— Вован!
— Что, так просто «Вован»?
— Нет, сложно «Вован» — на лице Муза возникла саркастическая улыбка.
— Да, точно не Каллиопа и не Эвтерпа…. А можно «Владимир», а то «Вован», как-то?….
— Что не нравиться?... А сама-то, тоже не Анна Ахматова. Анна Муслючко! Ги-ги! Псевдоним бы, что ль, какой себе взяла… приличный.
Комок обиды подкатил к Аниному горлу. Возникло желание хрястнуть чем-нибудь тяжелым по этой красной наглой физиономии, но она, решив не ругаться с музой, каким бы он ей не достался, как можно спокойнее продолжила.
— Да нет, все отлично, просто «Владимир» - как-то… как-то…
— Круче? А «Вован» — не комильфо?
— Комильфо! Ничего себе! Вы такие слова знаете? Не ожидала…
— Да ладно, с вашим братом-поэтом пообщаешься - еще и не так наблатыкаешься! Ги-ги!
— Наверно… Владмир, а можно небольшой личный вопрос? — Аня решила без дальнейших упрашиваний перейти на благозвучное «Владимир».
— Валяй!
— А Вы всегда были музой?
— А что?
— Да нет, просто интересно… Чисто внешний вид наталкивает на размышления.
— Понятно. Я раньше был водителем-дальнобойщиком.
— Хммм… примерно так я и думала…. А как вы стали… В общем – как вы сменили профессию?
— А это… Ну, короче, попал я в аварию – врезался в бензовоз. Рвануло так, что от меня потом и собирать-то было нечего…
— А что дальше?
— Что дальше – попал на небеса.
— А потом?
— Ну, там просидел я в какой-то «общественной приемной», пока решали, что со мной делать. Короче, надумали так. Типа, я не плохой, но и особо не хороший. Зла особого никому не причинил, но и добра от меня мало кто дождался. Как бы, всего во мне - фифти-фифти. Ну и решили, что должен я вначале послужить, а там они по моей работе решат, куда меня впихнуть.
— В рай или ад?
— Да хрен знает – я там ничего подобного не видел. Может, и нет там ничего, что раем или адом зовем. Но не находиться же мне вечно в той гребанной приемной. Настоиграло мне там задницу просиживать. Сидишь-то там, ведь, не час не два, не сутки… Я там пять лет просидел, пока они решали. После этого на все был согласен. Если б меня на землю жуком навозным определили – согласился бы и на это. А тут видишь – муза!
— Понятно… И сколько вам «музить» нужно, чтоб вас наконец определили в нужное пристанище?
— Да хрен знает! Мне не сказали. Типа – служи, а мы посмотрим и решим.
— А почему вас направили ко мне? Или вы сами так решили?
— Я ничего не решаю. Приходит сверху разнарядка и алга! Каждому достойному поэту - достойная муза. Меня, соответственно, к тебе.
— Хммм... то есть там разные музы есть?
— Конечно.
— И по-другому выглядят?
— Ну да. Прикинь, я там Джима Моррисона встретил – до сих пор в «музах» ходит. Ги-ги! И еще эту, как ее…ну… ну…… Ладно, черт с ней – потом вспомню!
— А почему мне именно вас?
— Ну, видно, такого как я, ты и достойна. Некоторые, вообще никакого не достойны, хоть и состоят в различных там союзах, да печатаются во всяких издательствах. Короче, как кто-то из великих сказал: «Каждый поэт достоин своей музы!» Так вот!
Муз Вован встал с дивана, зевнул, потянулся, опять быстро оглядел комнату и «вразвалочку» поплелся на кухню. На кухне послышались какие-то скрипы, звон посуды, хлопнула дверь холодильника и в дверном проеме опять возник грузный силуэт муза с новой банкой пива. Раскинув себя на диване, он откупорил банку и с наслажденьем отхлебнул. Аню заинтересовало: как это он - существо из другого мира, нематериальное, невидимое другим, может пить пиво? Но решила, более не занимаясь маловажными вопросами, сразу перейти к главному.
— Простите, а как вы меня будете вдохновлять? Что вы будете делать? Или что мне нужно делать?
— Ты делай, что хочешь, а я ща банку добью и покемарю малость.
— Не поняла - вы что, просто сейчас спасть завалитесь?
— Ну да, а что? Время позднее, скоро светать уже будет, а я тут с тобой все трындю.
— Ну, я думала - раз вы муз, вы что-то должны делать… как-то вдохновлять…
— Я? Делать? Ты что думаешь – я тебе рифмы подсказывать ща буду или образы поэтические являть? Ээээ, нет! Это ты сама. Я вдохновляю уже своим присутствием. Я даже в поэзии не разбираюсь. Я стихи только в школе читал – и то плохо запоминались. Короче, писать - это ваше, «поэтское» дело, а мое дело являться к вам и вдохновлять.
Муз Вован допил остатки пива, швырнул банку вслед за предыдущей в форточку, смачно рыгнул, вытянулся на диване и, зевнув, моментально уснул, оглашая невероятно громким рокочущим храпом, наверное, весь район. Хотя…. раз уж его видела только Аня Муслючко, то и слышала его только она… Аня встала с кресла, постояла около двух минут, разглядывая храпящего на ее диване Муза, после чего села за свой рабочий стол и включила ноутбук. Обхватив голову руками, еще пару минут размышляла, разбиралась в своих смешанных чувствах, а также просто приходила в себя… С одной стороны – это был не муза, а черти-что! Но с другой стороны – все же МУЗА. Какая-никакая, но МУЗА! Вздохнув, взглянула на монитор и застучала по клавишам. Вначале набирала медленно, но потом все быстрее и быстрее, да так, что казалось, она неимоверно торопиться, боясь опоздать. Ее понесло... Как будто распирало нечто настолько важное, что остановись хоть на миг – ее бы просто разорвало изнутри. За окнами уже давно забрезжил рассвет и лучи восходящего солнца робко проникли в ее комнату, но Аня все писала и писала, а на диване храпел ее настоящий и долгожданный муза.