Однажды, когда я уже учился в институте на художника-педагога, нарисовал карандашом портрет женщины, годы которой ещё не были великими, но жизнь сделала своё чёрное дело.
Ведь это были и годы войны, и послевоенное, голодное время.
Но всё по порядку.
Моя мать часто рассказывала мне о своей работе. Вскольз упоминала о какой-то женщине, которую часто жалела.
Сначала я узнал, что у женщины были две дочери. Затем я увидел старшую дочь и, что скрывать, влюбился по-мальчишески.
Тогда я ещё не умел достаточно хорошо рисовать. Было-то мне лет четырнадцать. Старшая дочь женщины была меня на три года старше. Я смотрел на девушку обычно из таких мест, когда она не могла меня видеть. Я просто любовался. Когда мне исполнилось восемнадцать лет, я увидел младшую дочь женщины.
Вот это был цветок, равного которому я не мог себе представить! Старшую дочь женщины из моего сознания как ветром сдуло! Я мог любоваться теперь только младшей дочерью!
Учёба в институте постепенно захватила всё моё свободное время. Уже где-то на втором курсе, когда я вполне справлялся с портретным жанром, моя мать сообщила мне, что женщина, с которой она работает, заболела раком. Дни её сочтены. Мать предложила пойти в гости и нарисовать портрет этой женщины. Так захотели две дочери.
Нечего и говорить, как всё в моём организме обдало жаром. Я мог увидеть не только больную женщину, до которой мне, собственно говоря, было мало дела, но дочь, вот что самое главное! Взяв большой альбом и карандаши, я тотчас собрался в путь. Мы долго ехали на нашем тихоходном тогда трамвае, затем долго шли пешком по изрезанной местности. Вот и дом. В доме была совершенно скудная мебель, обстановка говорила о полном недостатке и бедности.
Женщина сидела на очень старом стуле. Мне тоже предложила стул старшая сестра, которая к тому дню не вызвала во мне никакого трепета души. Я быстро раскрыл альбом и стал рисовать. Карандаш мой летал по листу бумаги, когда раздались шаги в сенях дома, и с шумом беззаботной молодости ворвались в комнату две топающих пары ног. Пара вошедших
двумя дыханиями обозначили своё место за моей спиной.
- Похоже! - сказал девичий голос.
-Галя, не мешай! - усталым голосом попросила женщина. Я невольно оглянулся. Младшая дочь женщины была действительно красива. Рядом с ней стоял парень, внешний вид которого был далёк от театрального героя-любовника. Моя мать почему-то предложила Гале тоже позировать. Но Галя отказалась. Скоро портрет был готов. Я сказал, что сделаю дома копию, которую и подарю.
Домой мы с матерью возвращались молча. Мать была удручена тем видом, в каком предстала перед нами женщина. Копию я нарисовал, но идти снова в гости не захотел. Через месяц
женщина умерла.
Моя мать об обещании подарить портрет напомнила мне только три года спустя. Та самая Галя хотела портрет повесить в рамку на стену.
Но я помнил,что эта красавица принадлежит уже мужу, интерес у меня пропал полностью, да и моей матери не очень хотелось идти в такую даль через весь город.
Учёба в институте закончилась. Портретное мастерство моё было на уровне, и я как-то достал рисунок женщины. Я долго рассматривал обезображенное старостью лицо. И вдруг на бумаге стало видеться мне лицо Гали! Я схватил лист бумаги, наложил поверх рисунка и стал сглаживать те углы, что образовали годы!
Ровно через два или три часа передо мной лежал портрет Гали! Я был, признаюсь, в изумлении!
Но и это ещё не всё. Мать, незадолго до своей смерти, сообщила мне, что Галя, оказывается, была моей дальней родственницей. Ведь у моей бабушки были две сестры.
Смешно, конечно, но Галя мне приходилась какой-то племянницей, хотя возраст наш был один и тот же.
Много лет спустя я увидел полную старуху. Та шикарная коса исчезла, на голове болтался какой-то веник, едва скрывая почти явную плешь, как у мужчины.
Боже мой! Что делает с людьми время! Я, как ни смотрел на себя, был всё такой же худой и подвижный. Наверно, это происходило от того, что я влюблялся постоянно в кого-нибудь,
не доходя до телесной близости! Наверно, любуясь красавицами, я сам тоже молодел.
Как знать? Каждому - своё.
Ижевск, 2011 год