Ветка сирени упала на грудь
1.
Цветомания – это мания, пусть приятная и красивая, но болезнь …Кто-то возразит мне: все бы болели с такой пользой для окружающих! Польза-то она польза…Но если картошка-огурцы-морковка стремительно вытесняются с ваших дачных соток, освободившееся место занимают розы-лилии-пионы, а овощи по дорогой цене приходится покупать в магазине, надо принимать срочные меры.
Бывают и исключения, не буду спорить. Пламенная страсть к цветам помогла моей дочери Нине пережить трудные времена, когда на предприятии, где она работала, месяцами не платили зарплату и еженедельно грозили увольнением. Дочкина коллекция узамбарских фиалок вызывала восхищение и зависть тех женщин, кто хотя бы однажды одним глазком увидел это чудо. Нарезать листочков, укоренить их – дело привычное, а вот продать…
Помогла Надежда Петровна, соседка со второго этажа. С ранней весны до поздней осени она торговала на центральном рынке овощами-зеленью и за небольшую плату согласилась выставить стаканчики с цветами на своём прилавке. Успех превзошёл все ожидания. Так и повелось – одна выращивала, другая продавала. Но года через два Надежда Петровна и её муж вдруг продали свою двухкомнатную, со вкусом и шиком обустроенную квартиру, и купили просторный дом в пригороде. К дому прилагался ухоженный участок земли с садом и огородом.
– Мама, ты бы видела, какая это красота! И газ природный, и вода, и туалет дома. Не понимаю, почему молодёжь не захотела там жить…Работать на земле не любят, а зря… – горестно вздыхала Нина после первой поездки в новый дом Надежды Петровны, – От прежних хозяев остались не только плодовые деревья, но и розы, пионы, сирень. Ах, мама, какая это сирень…
С округлившимися, горящими от восторга глазами дочь описала прелести замечательных растений. Где не хватало слов, помогала себе руками, показывая размер цветков и длину цветочных метёлок. А аромат… И это при том, что уже отцветают…
Не стало покоя моей дочке. Ночами снилась ей эта сирень. У нас на даче росло несколько кустов, но они были обычными. лиловыми и белыми. Сортовая сирень даёт мало поросли, и Надежда Петровна обещала накопать отростков, как только они появятся. Нина была счастлива. Всю зиму она мечтала, куда и как посадит будущих питомцев, чем будет их «кормить и поить». Мы с внучкой Оксаной только посмеивались.
Следующей весной, в середине мая, хитрая Нина повезла нас в гости к Надежде Петровне – посмотреть на цветущую сирень. Аромат мы ощутили сразу же, как вышли из машины. Тёплый воскресный вечер, тишина городской окраины, птичий гомон… Гостеприимная хозяйка была нам рада, потащила в дом, усадила за стол: сирень – дело второстепенное, а вот чай с пирогами и общение – это свято. Язык у женщин – что помело, не успокоились мы, пока всем знакомым косточки не перемыли. И только потом пошли осматривать хозяйские владения. Нина здесь бывала, мы с Оксанкой приехали впервые.
Солнце клонилось к закату, ещё час – и лёгкие дымчатые сумерки смягчили бы очертания предметов. Отцвели вишни, отцветали и яблони с грушами. Взрыхлённая, недавно засаженная земля укрывалась теперь белым мелколепестковым покрывалом. Сиреневые заросли располагались в дальнем углу сада, но чудный аромат растекался по всей окрестности.
– Здесь девять сортов, – улыбнулась Надежда Петровна, – Этот уголок сада сноха Инна окрестила сиреневой симфонией. Она музыкантша, ей видней.
Восхищённо ахнула Оксанка, она была дочкой своей мамочки, и всякая былинка могла вызвать телячий восторг. Но тёплая волна прошла и по моему сердцу, губы сами собой растянулись в улыбку. Трудно сдержать эмоции, когда тебя окружают бело-розовые, лиловые, тёмно-сиреневые огромные кисти с крупными, плотными или махровыми душистыми цветами…Дочкино лицо сияло, как солнце в июльский полдень: утёрла-таки нос Фоме неверующей.
– Ты, бабушка, ещё обычную белую посади, – со стороны видневшейся невдалеке бани, прихрамывая, к нам подошёл Иван Васильевич, хозяин дома, – По телевизору сказали, она для суставов полезная. Здравствуйте, здравствуйте, гости дорогие! Как живы-здоровы? Ну, и слава Богу. А я на речке был, бабушке рыбки принёс на жарёху. Тут близко, только с горки спуститься. Бабушка, цветами хвалишься, нет бы букетик гостям нарвала. Кусты огромные, не убудет. Давайте-ка я сам…Домой приедете, в вазу поставите и нас добрым словом вспомните. Какие веточки на вас смотрят?
Увлечённые составлением букета, мы не обратили внимания, что на соседнем участке тихо зашуршала живая изгородь из кустов малины.
– Бабушка Надя, а мне сиреньки можно? – послышался вдруг мелодичный голосок.
Мы оглянулись. У забора из мелкой сетки-рабицы стояла девочка лет семи в короткой юбочке и сером свитерке. Мне она показалась сошедшим с рождественской открытки ангелом: точёные черты нежного личика обрамляли густые медовые кудри до плеч, а в больших карих глазах светилось радостное ожидание чуда.
– А, малышка, ты дома? Я тебя сегодня не видела, думала у бабы Тани, – в голосе Надежды Петровны появились те тёплые нотки, какие бывают у любящих бабушек при встрече с внучатами, – Какую тебе?
Девочка улыбнулась, на её щёчках появились обворожительные ямочки.
– Бабушка в магазин пошла, убираться, я с мамой…. Мою любимую, бело-розовую, можно? И ту, крупную…
– Дед, срежь и Людочке.
Передача веточек через двухметровый сетчатый забор оказалась делом нелёгким. Тогда их просто перебросили. Девочка подняла, прижала к груди, понюхала, вздохнула полной грудью.
– Ох, какая! А пахнет…Баба Надя, я песенку про сиреньку знаю. К бабушке подруга приходила, под гитару пела. Мне понравилось.
– Ну-ка, ну-ка, спой! А тётя Инна домой придёт, тоже послушает.
Малышка задорно тряхнула кудряшками, в карих глазах заиграли золотистые искорки.
«Ветка сирени упала на грудь,
Милая мама, меня не забудь»…
Голос девочки оказался глубоким и чистым. Она без труда брала и высокие, и низкие ноты и не испытывала проблем с дыханием. Мелодия была знакомой, но где я её слышала, вспомнить не смогла. Взглянула на внучку. Та закончила музыкальную школу и увлекалась различной музыкой. Оксанкины брови поползли вверх.
– По-моему, там что-то про акацию и миленького… – пробормотала она себе под нос. Но девочка услышала.
– А мне больше про сиреньку нравится! – возразила малышка и надула губки.
– Оксанк, что ты как дитя неразумное… – упрекнула дочь Нина.
Девочка хотела ещё что-то добавить, но тут от соседнего дома послышался хрипловатый женский голос:
– Людка, где ты с лейкой пропала?! Тебя за смертью только посылать! Мне вода срочно нужна.
– Ой, мамка…Сейчас ругаться будет… – испуганно ойкнула девочка и, подхватив стаявшую позади неё небольшую пластмассовую леечку, скрылась за малиновыми зарослями. Невдалеке забулькала льющаяся в ёмкость вода.
– Какая хорошая девочка, – задумчиво сказала Нина, – Как не увижу её, то с веником она, то с ведёрком…Малышка совсем, а хозяйственная.
– Будешь хозяйственной… – проворчала Надежда Петровна, – Лорка снова навеселе…Спивается баба, напрочь спивается. Пока Пашка, Людочкин отец, жив был, её всё же в руках держал. Сам выпивал, было такое, но работал, как вол, деньги в семью приносил. Узды не стало, и баба вразнос пошла. Меньше, чем за год дом в бомжатник превратила. Недавно вон с работы выгнали…Она и не переживает. Зачем себя утруждать, если Людочкина пенсия есть и неплохая пенсия? А девочка всё больше у бабушки живёт, круглая сирота при живой матери. О чём Татьяна думает, не знаю.
– Татьяна давно мечтает Лорку родительских прав лишить, но добрые люди подсказали, что опекунство ей не дадут. О причинах-то забыла? Сердечница-инвалидка – раз, неродная бабушка – два. Пашке-то Таня мачехой приходилась, – возразил Иван Васильевич и горько добавил, – А в детдом отдавать… Разве там жизнь? Пойду малышке пирожка принесу.
Он захромал по тропинке в сторону дома. А на соседнем участке серебристый детский голосок вновь завёл песню про ветку сирени и маму. Мы постояли немного, обменялись парой ничего не значащих фраз, и тоже пошли следом за Иваном Васильевичем. Очарование сиреневого вечера куда-то испарилось.
– Ох, Людочка, Людочка... Добрая душа. Вот на днях спину у меня прихватило, согнулась петрушки нарвать – и не разогнусь. Стою, охаю. Она услышала, прибежала к нам, взяла ножницы, настригла, под краном намыла сколько надо, по пучёчкам помогла разложить. Да ещё меня утешала: «Вы, баба Надя, спину шалёнкой пуховой завяжите, бабушка всегда так делает». За какое дело возьмётся, всё-то у неё в руках горит. Маленькая совсем…Что её ждёт при такой матери? А она Лорку без памяти любит…Та, когда не пьёт, дочку обнимает-целует, шоколадками заваливает…Шоколадки, они и есть шоколадки…Девочке осенью в школу, сколько всего надо! У Тани пенсия небольшая, уборщицей в магазин устроилась…Наша Инка все одёжки после внучек Людочке отдаёт. Девчонки-то быстро растут, год поносят – и малО.
По дороге домой Нина рассказала, что сноха Надежды Петровны, мама двух девочек-близняшек, не только одежду после дочек отдаёт. Она готова бесплатно учить Люду музыке, у девочки абсолютный слух и хороший голосок.
– А Надежде Петровне это не нравится… – пробормотала себе под нос Оксанка. Не знаю почему, но моя упрямая внучка не жаловала компаньонку своей мамочки. Заявила Нине, что в каникулы сама попробует торговать.
2.
Летние месяцы для садоводов-огородников – самая горячая пора, вздохнуть и то некогда. С конца мая и до сентября я обычно обитаю на даче, в городе бываю лишь наездами. Дочка с внучкой приезжают ко мне на выходные. Но в этом году Оксанка сдержала своё слово, по выходным стала выходить на «хитрый» рынок с фиалками, пионами, лилиями. Она приезжала чаще. Договорилась с окрестными дачниками: у кого какие цветы есть на продажу, ей несут. Оксана букеты составляет и утром везёт на рынок. Сама – как восемнадцать исполнилось, сразу на права выучилась. Мы с Ниной лишь руками разводили: в кого пошла наша девочка? Коммерческая жилка у неё имелась. Дочка опасалась, что Надежда Петровна обидится, но та вздохнула с облегчением. Дружеское общение не прервалось.
Тёплыми вечерами, когда сумерки сгущались так, что и рук своих не видно, но спать ещё не хотелось, мы с моими девочками любили посидеть на открытой веранде, попить чайку, полузгать семечки, поговорить о своём, девичьем. И каждый раз кто-то из нас вспоминал о маленькой кареглазой девочке с серебристым голоском и об её песне про маму и ветку сирени. Оксанка приносила гитару и тихо наигрывала грустную мелодию.
Нина несколько раз заезжала к Надежде Петровне: там подрастали обещанные кустики сирени. Ещё женщины регулярно перезванивались. Новости о Людочке были неутешительными.
– Лорка завела себе постоянного кавалера, вся в синяках теперь ходит. Зато, говорит, мужик в доме появился. Мужик… Видела я его, сокровище подзаборное…Он тяжелее своего инструмента и не поднимал ничего в жизни. И дружки ему под стать. Мат-перемат стоит, уши в трубочку сворачиваются. И Людочка матом ругаться научилась… Даже близняшки и те…выражались. Инна переживает очень. Говорит, ни новая роза не радует, ни другие цветы…
Цветы…После этого волшебного слова разговор плавно переходил в другое русло. Сноха Надежды Петровны серьёзно «заболела» розами. Они с моей дочкой два сапога – пара. С десяток розовых кустов у нас тоже имелся, но в середине лета Нининой страстью были гладиолусы. Признаюсь, я сама не равнодушна к этим ярким удивительным цветам и стараюсь лишний раз пройти мимо большой гладиолусной грядки. Оксанка пробовала убедить нас, что выгода от их продажи будет очень даже ничего, но не смогла и махнула рукой.
В последнюю субботу июля Надежда Петровна со снохой и внучками вдруг пожаловали к нам на дачу. Они привезли с собою и Людочку.
– Наши мужики на рыбалку отправились, а мы решили на ваши гладиолусы полюбоваться! Наслышаны-наслышаны!
Неждаными гостями меня не удивишь. Пока заядлые цветоманки восторгались лепестками-пестиками, я быстренько накрыла стол: салатики, картошечка молодая, пирожков творожных нажарила…Перекусили, чем Бог послал, и Оксанка повела девчонок на пруд, посмотреть на уток и гусей. Девятилетним близняшкам почему-то очень нравились уточки…
Как только за девочками захлопнулась дверь, лица взрослых стали серьёзными.
– Тётя Таня в больницу на обследование легла, просила нас посмотреть за малышкой, – Инна закусила губы, горькая складка прорезала её высокий чистый лоб.
– Лорка совсем с ума сошла, стала бить девочку. А этот её…хахаль…пальцы веером …Молодец против овец. Залез к нам в огород, представляете? Дед в сарае возился, вышел: чего, мол, тебе надо? Тот на деда с кулаками…Тут Игорёк наш как раз подоспел, отгул у него был, на день раньше из Москвы вернулся. Хромой старик это одно, а двухметровый молодой мужчина – совсем другое. Против нашего Игорька тот «молодец» овца овцой оказался.
Глаза Надежды Петровны метали искры, от избытка чувств она пристукнула кулаком по столу. Помолчали. Потом Инна отодвинула от себя чашку с чаем, глубоко вдохнула, словно собираясь с силами, и тихо проговорила:
– Мама, я знаю, тебе не понравится. Скажешь, что мне больше всех надо…Но я сделала это! Не могу смотреть, как страдает девочка. По интернету, «ВКонтакте.ру», я смогла связаться с сыном тёти Тани. Да-да, с Константином. Он ничего не знал. Почему тётя Таня не сообщила ему о Людочке, я не понимаю. Возмущён до глубины души. Где-то через месяц сможет приехать сюда. Они с женой готовы взять опеку над девочкой и даже удочерить, если потребуется. Думаю, ему-то не откажут, уважаемый человек, имеет неплохую квартиру. И родной дядя Людочке. Она мне о нём и его жене однажды рассказывала, какие они весёлые и добрые …
– Это здорово! – радостно воскликнула Нина, но Надежда Петровна отрицательно покачала головой.
– Татьяна обижена на младшего сына, говорит, он работу променял на родных… Командировка за командировкой…Ни отца не хоронил, ни брата… За пять лет всего два раза приезжал. Деньгами, правда, помогает. Жена у него врач, тоже работой загружена, и детей своих у неё никогда не было. У Кости от первого брака сын, в институте учится. Людочке каково будет: родной матери не нужна, а там чужая тётка…Зря ты, Инна, эту авантюру затеяла.
– Если у младшего такой взрослый сын, сколько же было отцу девочки? – невольно вырвалось у меня. Надежда Петровна бросила в мою сторону недоумённый взгляд, подумала немного, пожала плечами:
– Где-то за сорок…Лорка у него тоже вторая …
Хлопнула калитка, девочки вернулись с прогулки. Меняя тему, мы заговорили о погоде, цветах, кулинарных рецептах…Бравурная музыка мобильника заставила всех вздрогнуть.
– Дед на связи... – недовольно пробурчала Надежда Петровна, доставая телефон из сумки, – Ну и мелодию девчонки мне поставили…Мёртвого поднимет. Алло! Приехали? Щуку? Да ну, с руку… Будет врать-то! Уже выезжаем. А ты рыбку пока почисть…У тебя лучше получается. Всё, всё, нафарширую, уговорил.
После отъезда гостей Нина отправилась поливать огород, а мы с внучкой мыли на кухне посуду. Когда тарелки-салатники были расставлены по местам, Оксанка вдруг спросила:
– Бабуль, ты как считаешь, Инна Сергеевна правильно сделала? Как о чём? О Людином дяде. Откуда знаю? Инна Сергеевна просила помочь ей в поисках. Я тоже с ним общалась и считаю, что он нормальный мужик.
– Хм…Деловая…Но бабушка девочки не хочет…
– Глупости! Бабуль, ты же умный, продвинутый человек, всю жизнь в школе проработала. Сама подумай: если бы на месте этой девочки оказалась я…
Меня как кипятком ошпарило. Моя Оксанка и… Нет, нет, никогда! Я на всё готова, только бы моей кровиночке хорошо было! Довольная Оксанка усмехнулась:
– Бабуль, я тебя тоже очень люблю. А что касается Людиной бабушки, мне кажется, она боится остаться одна. Если бы и ей предложили переехать, никаких бы обид не было бы и в помине.
Я только руками развела: ай, да, внучка, ай, да светлая голова! Перед сном рассказала о разговоре Нине. Та согласилась: это действительно выход.
Ночью мне снилась цветущая сирень. Потом гладиолусы, розы…Цветы беспорядочно валялись на земле. Странно… Неужели и я становлюсь цветоманкой?
3.
Где-то с середины июня, когда поспевают первые ягоды, во мне просыпается дух консерватора. Нет, это не из области политики. Тут политика своя: всё, что выращено, должно быть сохранено и произведено в дело. Начинается закатка консервов и пора варения варения. Мне очень нравится это словосочетание: варение варения. Оксанка смеётся иногда: сегодня у бабули день варения клубничного варения…Или малинового, или яблочного…Я люблю экспериментировать, совмещая различные ягоды, фрукты и даже овощи. Та же Оксанка зимой уплетает вареньице за обе щёки. И подружек своих угощает. Они едят да нахваливают, а мне приятно.
Перед Яблочным Спасом созревают ранние сорта яблок и летние груши. Падалицы от них…И падалице я не даю пропасть, соковарка усердно трудится по нескольку часов в день. Но не зря в народе говорят про жадность и фраера. Грубо, но верно. Облюбовали упавшие на землю груши осы и пчёлы, некоторые плоды выедали так, что одна кожица и оставалась. А сразу не поймёшь, с виду – наливной плод. Не поделили мы с разъярённой осой такую грушку…Победа за ней осталась.
К вечеру руку разнесло, было больно и обидно до слёз. Кое-как я промаялась ночь, а утром с первым автобусом отправилась в город, в больницу. Терапевт выписала кучу лекарств, посоветовала срочно пойти в процедурный кабинет и настоятельно рекомендовала сделать кардиограмму. Я поспешила в процедурный. После укола боль немного утихла. Почти счастливая, я вышла в коридор, присела на стульчик, огляделась и удивилась, как тесен мир.
К кабинету медленно подходили Надежда Петровна и невысокая седая женщина моего возраста или старше. Незнакомка еле передвигала ноги и тяжело дышала. Мы поздоровались. Надежда Петровна окликнула проходившую мимо медсестру, что-то ей сказала. Та кивнула головой и скрылась в кабинете. Потом вышла, подхватила спутницу Надежды Петровны под локоток и куда-то повела. Надежда Петровна присела рядом со мной.
– Татьяна упрямая, говорила же, давай «скорую» вызовем. Сама, сама…Это Людочкина бабушка, вы уже поняли, да? Наверное, снова в больницу её положат…Вчера Лорка такой скандал устроила, о-оё-ёй! Все соседи сбежались.
Женщина выглядела очень больной. Как же она справляется с маленькой девочкой? И ещё умудряется работать?
– И не говорите! Вчера к Лорке приходили из органов опеки, смотрели на Людочкино житьё-бытьё. Баба дня два, как из запоя вышла, успела дом в порядок привести и даже обещала на работу устроиться. Ей дали испытательный срок в месяц. Если не перестанет пить, лишат родительских прав, а опекунство отдадут дяде. Лорка комиссию проводила, напилась с горя – и к Татьяне, разбираться. Как она орала, как орала, у нас слышно было, через три дома…На Татьяну с кулаками – драться…Силой забрала Людочку, к себе увела. Татьяне ещё ночью плохо стало, но терпела, только под утро к нам приплелась. Другие её соседи – дачники, вечером в квартиры уезжают, а у наших соседей собака злая, лаять понапрасну не будет, сразу кусает. Татьяна стучит в ворота, а я и не пойму, кто это…
– Что же она не позвонила, не вызвала «неотложку»? – по моей спине пробежал неприятный холодок, засосало «под ложечкой».
– Был у неё мобильник, кто-то из соседей старый отдал, но Лорка давно отобрала и пропила, оставила больного человека без связи…Не первый раз уже такое, – Надежда Петровна безнадёжно махнула рукой, – Я деда за бока – поехали в больницу. Сама заодно врачу покажусь, что-то сердце часто стучит…Вот, на кардиограмму послали. А вы тоже захворали? Кардиограмму? Пойдёмте тогда, а о Татьяне я попозже справлюсь.
Желающих сделать кардиограмму оказалось много. Пока мы с Надеждой Петровной дожидались своей очереди, о многом успели поговорить: о детях-внуках, огородах, соседях…Своя рубашка ближе к телу, да, но иногда хочется, чтобы кто-то посочувствовал тебе, пожалел…Или совсем невозможное – порадовался вместе с тобой успехам. А искать соринки в чужих глазах мы умеем почти с рождения.
Появилась медсестра, которая увела Людочкину бабушку, позвала Надежду Петровну. Они о чём-то поговорили.
– Так и знала, Таню кладут в больницу. Плачет, о девочке беспокоится. Какая на горе-мамашу надежда? Ей не дочка, пенсия дочкина нужна! Испугалась, что родительских прав лишат, пить-то не на что будет. Сын Татьяне письмо прислал, обещал в середине сентября приехать, они с женой документы собирают… А ещё Инка наша на днях с Лоркой сцепилась. Тихая-то она тихая, но когда разозлится…И чего моя сношенька удумала? Если у Константина ничего не получится с опекой, они с Игорем возьмут девочку к себе! Какого, а? Одно дело – пирогами угостить, одежду после дочек отдать, но взять чужого ребёнка в семью…А Инка всё равно твердит: у девочки талант, она будет знаменитой артисткой, если помочь ей сейчас. Мы поругались даже. Говорю снохе, чужого ребёнка вырастить непросто, он же не котёнок какой…Опять же, у девочки почки больные, Таня с ней как курица с яйцом носится…На лечение сколько денег нужно! Но наша Инна Сергевна что в голову себе вобьёт, то и делать будет. И сыночек мой жене под стать…Бараны безмозглые! Дед тоже хорош, на их сторону встал. Помирились, куда денешься… Я, конечно, готова помочь, мне очень жалко и девочку, и Татьяну, но не так же…Поймите меня правильно. Лучше бы Константин увёз её к себе…
Я понимала. Время ли сейчас другое, или люди стали жёстче – помочь ближнему стараются – если стараются – материально, боятся поделиться душевным теплом. «Примерила» ситуацию на себя. Холодок по спине…Не уверена в своём альтруизме. А если мать ребёнка будет жить рядом, возникнут серьёзнейшие проблемы.
Мы немного помолчали, потом заговорили о болезнях. Эта тема неисчерпаема, у всёх что-то и где-то болит. Но печальная история маленькой девочки не давала покоя. Розовощёкое, гладкое лицо Надежды Петровны вдруг исказила гримаса презрения.
– Представляете, Лорка себе ещё одного кавалера завела, моложе её лет на десять. У нас на соседней улице живёт. Странный он какой-то. От своих сверстников шарахается, всё больше с теми, кто моложе, хороводится. Или старше. В Лорке родственную душу нашёл. Та только рада: маманя его самогонкой торгует, он без «презента» в гости не ходит. И что удивительно – сам почти не пьёт, Людочке конфетки носит. Внучек моих пытался шоколадными плитками накормить, но они такую гадость не едят, это раз, потом им строго-настрого запрещено брать что-либо у чужих людей. Дед мой этого парня не любит, извращенцем называет. Я за Людочку боюсь…
Подошла наша очередь. Надежду Петровну позвали в кабинет. Потом пошла я, а когда возвратилась, Надежды Петровны уже не было. Врач-терапевт, посмотрев мою кардиограмму, посоветовала показаться кардиологу. Расстроенная, в слезах, я позвонила дочке. Та тоже расстроилась и приказала мне отправляться на городскую квартиру и, как минимум, неделю сидеть у телевизора, даже не думая о грядках и варениях. Они с Оксанкой справятся сами.
Терпения моего хватило на пять дней. Опухоль на руке спала, сердечный ритм пришёл в норму. Девочки начали выбирать картошку, приезжали домой поздно, усталые. А клубни надо было просушить как следует и рассортировать. Разве могла я усидеть в городе? Нина поворчала немного, но не стала возражать.
4.
Два года не работаю в школе, но всё равно конец августа-начало сентября для меня особая пора. Скучаю? Признаюсь, иногда бывает тоскливо без школьной кутерьмы. Я могла бы ещё преподавать, звали и не раз. Учителей не хватает, не престижною стала профессия…И дети теперь другие, жёстче, упрямее что ли. Под стать времени...Им нужны иные наставники, молодые, энергичные, эрудированные, те, кто с оргтехникой на «ты» и в молодёжных субкультурах разбирается. Когда я поняла это, ушла из школы. Шестьдесят с хвостиком, пора и отдохнуть. Имею право. Деньги… Много их никогда не будет, сколько не работай. А для души есть огород и книги.
Я всегда любила конец лета и начало осени. Бархатный сезон, верно подмечено. Ещё тепло, но изнуряющей жары уже нет, а недолгие похолодания сменяются яркими солнечными деньками. На даче рай земной. Поспели яблоки, груши, сливы. Основной урожай овощей собран, просушен и определён на место хранения. В огороде остались только морковь, капуста да свёкла. Петрушку, укроп, всякие травки я не считаю. Ещё в этом году Нина посадила белую редьку, они с внучкой решили зимой делать редечные салаты, прочитали где-то, что от них худеют. Что же, поживём – увидим, на мой взгляд, девочки вовсе не толстые, скорее наоборот.
На радость Оксанке ещё буйно цветут астры, циннии, георгины, мои любимые крупные бархатцы. Торгуя цветами, наша деловая девочка неплохо заработала за лето и смогла купить себе несколько модных обнов. Будет чем похвалиться перед институтскими подружками. Но сейчас у внучки другие заботы, нужно приобрести новый посадочный материал. Они с Ниной словно с ума посходили: каталоги, распродажи, корни, луковицы…Тюльпаны, лилии, розы…«Блэк Баккара»? У нас есть, не одна, а две. «Ассоль»? Да, пожалуй…Ох, нелегко жить среди цветоманок! Похоже, я тоже заразилась…
Звонила Надежда Петровна, своё обещание она сдержала, всё лето холила и лелеяла сиреневую поросль. Пришло время пересадить её на постоянное место. Днём 30 августа Нина забрала, наконец, драгоценные кустики. Они с Оксанкой долго решали, куда и какой сорт посадить, копали ямки, засыпали удобрения. Когда мои девочки появились на веранде, их испачканные землёй лица светились от счастья.
– Бабуль, теперь у нас будет свой сиреневый сад!
А потом Нина вдруг вспомнила, что обещала Инне луковицы трубчатых лилий, приготовила их – и забыла захватить.
– Ничего, поедем домой, завезём, – решила дочка.
– Я новые розы Инны Сергеевны ещё не видела, вот и посмотрю! – обрадовалась Оксана.
Выехали мы около пяти, я тоже в город собралась. В первый день учебного года меня пригласили в родную школу – как почётную гостью. Надо было выглядеть соответственно, значит, завтра предстоял вояж по магазинам. Хотелось приобрести новый костюм или нарядную блузку. Это традиция такая: много-много лет подряд я надевала 1 сентября новый наряд, как бы начиная новый учебный год с чистого листа.
Если Надежда Петровна и была удивлена нашим внезапным вторжением, то не показала вида. Она только что напекла пирогов с яблоками и картошкой и потащила нас в дом, попробовать её печева. Иван Васильевич тоже в стороне не остался, поставил на стол сковородку с жареными в сметане карасями. А у нас в багажнике машины лежало несколько выращенных в теплице дынь. Пир пошёл горой, слово за слово – засиделись.
Инны и девочек дома не оказалось, Оксанка была немного разочарована. Очевидно, не только чудесные розы привели её сюда. В последнее время у них с Инной завелись какие-то секреты…
Видя огорчение внучки, Надежда Петровна предложила:
– Ты, Оксан, не стесняйся, пойди сама посмотри на розочки. А Инна скоро будет. Она к родителям поехала. Вчера сваха со сватом внучек к себе увезли. Сваха – человек верующий, в церкви хором руководит. И каждый год причащает девочек перед школой. Я-то с больными ногами куда пойду…А она молодец, молитв сколько знает и с батюшками знакома… Хотела и Людочку вместе с близняшками причастить, да какое там... Лорка рвёт и мечет…Не баба, злыдня натуральная. Ступай, Оксан, ступай, знаешь, где розы у нас растут, а новые у забора, ближе к сирени.
Довольная Оксанка скрылась за дверью, а мы продолжили разговоры о церковном пении и важности причастия. Редко в церкви бываем, а если и бываем, не всегда стоим обедню, свечи поставим – и на выход… Чтобы причаститься, надо душой потрудиться, в грехах покаяться, попоститься, молитвы почитать. Мы же лень свою отсутствием времени прикрываем…
– Лорка-то неделю не просыхает, – вдруг горько посетовал Иван Васильевич, – Вчера малышку в школу на сбор повела, а от самой перегаром несёт, не продохнёшь…
– Татьяну из больницы ещё не выписали, Константин только после пятого выезжает, – со вздохом добавила Надежда Петровна, – С билетами у них не получилось… Инна хотела Людочку к нам забрать, да Лорка никого к девочке не подпускает. Ворота заперла и пьянствует со своей компанией. Что дочка ест-пьёт, ей по барабану. Лишь бы из дома никуда не уходила. Говорила я Татьяне, давай в органы опеки обратимся. Пусть бы Людочка пока в приюте пожила. Ничего страшного. Не хочет…Упрямая. А девочку сегодня весь день не слышно и не видно…Матери родной боится.
Дверь вдруг резко распахнулась, в комнату ураганом ворвалась Оксанка. Она тяжело дышала, словно бежала наперегонки со смертью.
– Мама, бабуль, там что-то не так… Там какой-то мужчина и Людочка…Он говорит, что такого случая может больше не представиться… Что больно уже не будет. А если она попробует кричать, её накажут сильнее, чем в прошлый раз… Я подошла к забору, но за кустами ничего не увидела… Потом послышалась какая-то возня и плеск воды. Девочка заплакала, я закричала, а мужик заорал на меня трёхэтажным…И снова плеск… Мам, я милицию вызываю!
– Господи, как чувствовала, что что-то не так…Дед, дед, быстрее, быстрей!
Роняя стулья, мы бросились вон из комнаты.
За плотной стеной разросшихся малиновых кустов ничего не было видно.
– Люда, Людочка, ты где?! Малышка, отзовись!
– Люда, Люда, мы здесь!
Снова послышался плеск, словно кто-то бросил в воду тяжёлый предмет. К выходу из огорода метнулась высокая мужская фигура в тёмной одежде.
– Господи, господи, что-то случилось…Люда, Людочка, отзовись!
Девочка не отзывалась. Мы, безжалостно топча ногами розовые кусты, бестолково метались вдоль забора. Крепко приваренная к железным столбам рабица оказалась серьёзным препятствием. Нина и подоспевшая Оксанка где-то подхватили лестницу, приставили к ближайшему столбу и одна за другой перебрались на ту сторону.
– Господи, господи, там ведь у них вкопанная в землю бочка с водой… – схватилась за сердце Надежда Петровна. Как подтверждение худшего, послышался испуганный Оксанкин голос:
– Мам, она не дышит…
Дальше всё было словно в тумане. Не помню, как мы оказались в соседском огороде, откуда появилась Инна в нарядном белом костюме и множество других людей. Мокрая девочка, раскинув ручки, неподвижно лежала на земле. Она была ещё тёплой, но сердечко больше не билось. На бледном личике застыла гримаса боли. Помню, как в голос закричала Надежда Петровна, а Инна, до крови закусив губы, бросилась в сторону крыльца. Мы с Ниной последовали за ней.
То, что увидели в комнате, потрясло нас до глубины души. Грязь и пустые бутылки – это цветочки. Поразила мирно спящая компания: на диване сладко похрапывали Лорка, её сожитель и ещё какая-то женщина в расстёгнутом на груди халате, а на расстеленном на полу тряпье расположились ещё несколько полураздетых мужчин. Видимо, здесь гуляли на широкую ногу.
Взбешённая Инна тигрицей бросилась на Лорку, вцепилась в волосы, била по щекам:
– Ты знаешь, с…, где твоя дочь?! Ты знаешь, что с ней случилось?
Тёмная волна лютой ненависти застила глаза и мне. В себя пришла, когда чьи-то крепкие руки оттащили меня от ненавистной бабы. В комнате толпились люди в милицейской форме. Посторонних попросили очистить помещение, подождать во дворе.
– Не волнуйтесь, женщины, мы знаем, что нужно делать. Она не стоит вашего гнева, – тихо сказал высокий милиционер, вежливо выпроваживая нас на крыльцо.
У Инны вдруг подкосились ноги, мы с Ниной подхватили её под руки. Белый нарядный костюм молодой женщины был забрызган Лоркиной кровью. Но Инна не заметила этого.
– Люда была мне как дочка… Какой бы певицей могла стать…Я бы её учила… Что девочкам скажу, когда приедут? У родителей ещё на ночь остались… А если бы нет? Ужас какой! Она такая маленькая, беззащитная…была. Была! А если бы мои дочки? Убью урода, своими руками убью!
Расталкивая людей, к нам пробиралась заплаканная Надежда Петровна. Увидев ослабевшую, испачканную кровью сноху, она остолбенела от ужаса:
– Инна, Инночка…Что с тобой?! Дед, дед, где ты? Посмотри, что с Инной-то…
Оставив молодую женщину на попечении родственников, мы с дочкой направились к вкопанной в землю бочке, где рядом с Людочкой оставалась Оксанка. Там тоже стояли милиционеры. Людочку уже увезли. Наша девочка что-то объясняла крепкой, похожей на спортсменку женщине в тёмном брючном костюме, наверное, следователю.
– Здесь, наверху, бочка как раз по пояс девочке, видите? И воды в ней много. Он приподнял Люду, опустил туда с головой и удерживал, чтобы не кричала…Думаю, так и было. Когда мы с мамой перелезли через забор, девочка буквально висела на бочке, до талии в воде, а трусики…Я не могу больше говорить, извините.
Потом допрашивали Нину, меня, мужчину, бросившегося вслед за убийцей. Мужчина сокрушался, что не смог догнать преступника, но зато он знал, кто это был. Убийцу и насильника объявили в розыск.
До дома мы добрались лишь к полуночи и, не в силах уснуть, до рассвета просидели на кухне. Не стало маленькой, не нужной своей матери девочки, которую мы почти не знали. Почему же так тоскливо и неуютно было нам – в своей собственной квартире? Ответа на этот вопрос никто не знал…
Среди принесённых из машины корзин и сумок обнаружился пакет с луковицами трубчатых лилий. О них-то и не вспомнили…
5.
В день, когда хоронили Людочку, вдруг пошёл дождь. Он словно оплакивал маленькую кареглазую певунью. Вместо бабушки. Ей так и не сказали, что случилось с любимой внучкой. На девятый день Татьяна тихо умерла в больнице. Она была уверена, что её сокровище ждёт счастливая жизнь в семье дяди, ведь Константин клятвенно обещал позаботиться о племяннице…Он и позаботился, как смог, поставил на могиле красивый памятник.
Убийцу поймали дня через три. При задержании тот оказал сопротивление. Но на суде был тих и печален. Зато его мать призывала все кары небесные на наши головы и обещала: её сыночек скоро будет на свободе, а там... Мечтам не суждено было сбыться. Убийце дали пятнадцать, в колонии он не протянул и года…
Лорка на суде не присутствовала, говорили, пыталась вскрыть себе вены, но плохо старалась, едва порезалась. Выйдя из больницы, женщина домой не вернулась, какое-то время обитала у подруги-собутыльницы, а потом исчезла. Дом, в котором они жили с Людочкой, достался Павлу после развода с первой супругой, и незадолго до своей смерти мужчина завещал всё имущество матери. Не доверял жене? Я не могу осуждать Константина: через полгода он, единственный наследник, продал этот прОклятый дом и оставил Лорку без жилья. Не захотел поверить в её запоздалое раскаяние. Где она, что с ней, никто не знает.
На кладбище Инна не плакала. Но вернувшись с похорон, на письменном столе в детской случайно обнаружила листок со словами песни про ветку сирени. Кто-то из близняшек старательно и аккуратно выводил буквы... Обезумевшая от горя Инна вдруг выскочила из дома, схватила топор и бросилась в огород, намереваясь вырубить сиреневые заросли под корень. Но ей помешали дочки. Они плакали и умоляли мать не губить красоту, которую так любила их подружка…Женщина бессильно выронила из рук «оружие мести» и разрыдалась, захлёбываясь слезами:
– Что это я…Пусть растут… Они ведь не виноваты… Пьяница мать погубила свою кровиночку…
В мае, когда сиреневые кисти набрали силу, Инна и девочки нарвали огромный букет и отвезли его на Людочкину могилу. И решили делать это каждый год.
…А мои девочки к сирени теперь равнодушны, за подрастающими кустиками ухаживаю я.