(Б)lebistrot олег разумовский
(Б)LEBISTROT
Роман
Вступление
Бистро придумали русские казаки в Париже в начале девятнадцатого века. Они постоянно куда-то торопились и кричали официантам: «быстро, быстро».
Теперь, когда закрылись все наши культовые заведения: «Заря», «Яма», «Трактир Ы» и «чепок» на Октябрьской, остаётся одно только «Бистро» на Маяковской. Последнее прибежище негодяев или, как назвал его завсегдатай этого места Вакуня, «клуб одиноких сердец». Только тут ещё можно встретить остатки маргинальной гвардии и почувствовать себя в своей тарелке или, лучше сказать, бутылке. Сюда приходят по инерции Батя (торчал срок за протест против войны в афгане), поэт-мракобес Кулёмин, Анька Катастрофа, тот же Вакуня, Клюгер (который, впрочем, вылечился от алкоголя в какой-то баптисткой общине), Жура (хотя тот уже почти не ходок, всё больше у себя на Соколовского бухает), поэт ситуанист Дилан, Долосы (младший, который художник и старший - похуист), Пасева с Бакунина (что-то давно не видно парня, не дай бог, конечно…), который раза три сидел и всё за компьютеры, Антонина (****утая напрочь) и Наташка Смерть, хотя эта последняя всё больше у себя где-то на Кирова пьёт с тамошним смурным народом. Здесь же иногда отмечается первый панк города Разик, который как-то упал с третьего этажа и теперь ходит не очень хорошо и с башкой не всегда дружит. Здесь до поры до времени сидела и пила в жало девушка в зёлёном кожаном плаще. Звали Светлана. Сидела, сидела, пила, пила, а потом вдруг начинала разговаривать с народом и высказывать вполне здравые вещи. В последнее время она не появляется, потому что её изгнали из Бистро барменши при помощи того же Вакуни, который пригрозил ей прибить её битой. Дело в том, что девушка стала портится и начала раскручивать посетителей на водку, что в Бистро не поощряется. Так что имейте в виду.
Бистро ретрозаведение. Здесь всё осталось точно так, как было двадцать лет назад. Те же два стола (старой гвардии хватает), пастозный красный интерьер и психоделический раскрас над ним. Ещё недавно на Ленина такого же рода «кампотня» существовала, хотя туда уже никто из центровых не захаживал, а раньше модное место было. На вешалке там работал у нас свой чувак, Никсон, и мы начинали бухать прямо там, среди пальто, курток и шапок. В тесноте, тепле и необиде. Расслаблялись сразу и от души базарили о всяком разном. Некоторые там и оставались, пригревшись, до самого закрытия. В «кампотне» всегда битком и все как бы свои. Тут можно было и выпить на халяву да и подкурить не проблем. Помню, раз сижу там с Наташкой, а напротив какие-то пацаны в кожанках на меня в упор смотрят. Думаю: чего им надо? А они смотрели, смотрели, потом подходят и говорят: ну, мы видим, что тут без подкурки не обойтись. Вышли, конечно, на лестницу возле вешалки и дунули за всю беду.
Раньше в «Бистро» у Сургуча с Бакунина кредит был. Он работал тогда на стоянке возле гостиницы «Центральная» и легко похмелял всех больных с бадуна центровых, пока его не убили при тёмных и загадочных обстоятельствах на той же Бакунина, где он проживал. Вспоминаю прикол. Ещё «Три стола» при «центрашке» работали, тоже культовое место, где мы хмелились ликёром с утра пораньше и случалось зависали допоздна. Однажды был прикол. Пришёл я туда без копейки и как закон подлости ни одной знакомой хари. Стал так у входа и думаю: нихера не уйду отсюда, пока кто-то не хмельнёт. Четыре часа ждал и всё ж дождался. Пришёл человек с деньгами, и мы с ним отлично погудели весь вечер и под занавес, как обычно, сняли тёлок.
Выхожу тоже из «Трёх столов» как-то на свежий воздух покурить и вижу, что Сургуч какому-то фуцману нарезает возле входа в ресторан. Сургуч он здоровый был лоб, бывший хоккеист всё же, а тот лох ещё на голову его выше. И Сургуч никак не может сбить с ног этого урода. Тут я подлетаю и с первого удара посылаю залётного фраера в кусты. Сургуч меня сразу сильно зауважал, пригласил за стол и с тех пор, если я подыхал когда с похмелюги, постоянно вёл в Бистро и хмелил там по полной. Царство ему небесное, хороший был без булды, мужик, хотя и психованный, как мы все грешные.
Бистро ещё чем знаменито, кстати. На его ступенях как-то летом умер музыкант Стас Горобко, известный человек в центре города. В тот вечер как раз Россия играла в футбол с Голландией, а мы с Кулёминым стояли на Ленина под аркой и курили. Дело к вечеру и шёл дождь. Вдруг видим, идёт к нам Стас в своей обычной курточке с капюшоном и, похоже, с бадунища, как всегда. Лицо какое-то тёмное. Он последнее время бухал по-чёрному и даже хотел свалить в столицу, чтобы как-то изменить обстановку, но не получилось. У него в подъезде один мужик, как назло, сломал ногу и на бюллетене запил, и у него, как на грех, стояло дома несколько бидонов свойского самогона. Ну, и одному-то пить скучно, он и стал к себе Стаса приглашать. Тот допивался до того, что падал и ломал себе конечности да разбивал лицо прямо на лестнице, не выходя из подъезда. Ну, короче, Стас к нам подходит и говорит, что болеет очень сильно. А сам типо трезвый, только рожа какая-то чёрная. Ну, Кулёмин дал ему хлебнуть перцовки из фляги. Стас ещё постоял с нами, поболтал, рассказал пару анекдотов и пошёл смотреть футбольный матч, а оказался в Бистро, на ступенях которого и помер.
Теперь если ещё и Бистро закроют, совсем некуда будет одиноким волкам податься, хоть ты вой прямо здесь в центре.
Главапервая
Я, как обычно, откуда-то приехал под вечер и прямо в Бистро, где всегда те же знакомые рожи – Вакуня, Батя, Юденич, Черчель, Катастрофа, Смерть… Смерти нет. Она, говорят, временно не пьёт и устроилась медсестрой в больницу «Красный крест». Остальные на месте. Как сейчас вижу. А за стойкой то Наташа, то Марина. Обе хорошие и своим людям дают… в долг, конечно, а не то что вы подумали.
Кстати, была ещё ранняя весна и с крыш капало. Да и не только. Падали сосульки. Иногда на головы прохожим. А меня возле самого Бистро чуть не убило кирпичом. Вышел покурить с кем-то. Не помню. То ли с Пончиком (это новый пацан в Бистро, он электрик и стихи пишет, которыми уже всех тут завсегдатаев достал), то ли с Гриней. Нет, это точно было до Грини, с которым я начал бухать на шестой или седьмой день.
У него сейчас не полоса. Он дальнобойщик сам и всю Европу проехал, но в последнее время без работы. (Бухать надо меньше я б ему сказал, только что толку таким рас****яям давать правильные советы). Да кто тут вообще при работе? Один Вакуня, наверное, как крупный специалист по космосу. Его даже в Байканур посылали в командировку Буран запускать. Без него там точно не обошлись бы и Буран не взлетел бы. Какой большой беда.
Но и в его организации идёт сильное сокращение, так что Батя, лучший и неразлучный друг Вакуни и вечный у них в офисе завскладом, под большим вопросом. То есть, может вылететь легко. Только Вакуня за него борется, конечно, и защищает перед шефом. Так что шансы у Бати есть. Посмотрим.
Однако я начал про кирпичи. Вышел я с кем-то покурить… И если бы не сделал шаг вперёд, два здоровых кирпича были бы на моей дурной голове. Потому что крыша у Бистро точно едет. А властям по херу.
Потом всё Бистро радовалось – Вакуня, Пончик, Батя, Черчель, Тоша, Анька Катастрофа, Борян-Борян, Гриня… Нет, Гриня тогда ещё не пришёл, он будет попозже. Этого чела я давно, кстати, знаю, когда ещё Боб был жив. А Боба, между прочим, убили прямо здесь, где сейчас Бистро, только раньше на этом месте была проходная арка. Менты забили дубинками. Так что Бистро наше выходит на крови построили.
А я иногда стал думать в трудную минуту, когда денег нет, а выпить хочется, что лучше б на меня кирпич упал.
Гриня, который Боба отлично знал, потом как подпил, начал орать, что Боб ненавидел всю эту ментовскую систему, ему типо на всё было поебать… Он на ментов орал и посылал их нахуй и в****у, а те и озверели. Ну, и Гриня разошёлся вообще ****ец. Пришлось его выпроваживать из Бистро чуть ли не с ****юлями. А хули, я, например, тишину люблю. Я вообще спокойный чел в отличии от некоторых.
Вот Черчель он агрессивный. Случай был недавно в Бистро. Есть тут у нас ещё один завсегдатай – Витя-художник. О нём у меня есть отдельная шняга попозжей. Ладно, пацаны? И вот этот Витя, который, кстати, родом из Ульяновска и слегка похож на Ленина, когда немного датый, приходит раз в Бистро с башлями. Где-то парнишка подзаработал, ну там пару пейзажей нарисовал и продал. Не важно. И как у нас тут в Бистро водится, угощает всех – Кулёмина, Черчеля, Пончика, Вакуню, Батю, барменшу Маринку и уборщицу Валю. Угощает и угощает. Все довольны, прикалываются, смешные истории рассказывают. Вакуня всё больше про космос. Как он Байканур запускал на Буране.
Тут ещё Светка подошла, тоже художница, только она и английский знает, и даже какое-то время давала уроки, но потом круто забухала. Невзлюбила Америку, но особенно английскую королеву, которая, по её словам, правит миром, а все эти обамы, саркази и прочие берлускони у неё в шестёрках ходят и исполняют все её приказы, в основном направленные на уничтожение России. Хотя российские власти Света тоже не жалует и говорит, что все они воруют, так что ****ец очень близок и практически неизбежен.
А меня там, в Бистро, тогда ещё не было, потому что я пока что не приехал. Мне про этот случай потом рассказали.
Вот пьют они все за деньги Вити-художника. Всем хорошо. Но тут Черчель вдруг не с того не с сего как врежет Витьку по роже. Все просто охуели, конечно, а поэт-мракобес Кулёмин молча встал, поднял Черчеля с кресла и врезал ему так, что тот вылетел в дверь, ударился об лёд и сломал руку.
Потом Черчель мне показывал гипс и жаловался на Кулёмина. Я, как мне рассказали про это, очень удивился, потому что раньше наоборот разные гопники Кулёмина периодически били, потому что он родился в Ярославле и наших нравов, обычаев и манер не знает. Он и одет не по-нашему и говорит как-то не так, вот за это ему и нарезали время от времени. А тут он Черчеля побил, который сам кого хочешь может от****ить. Прикол ****ь.
Эту историю мне потом уже рассказали, когда на меня чуть не упал кирпич. Правильно говорят, что кирпич он знает на кого падать. Все в Бистро тогда, конечно, обрадовались за меня, стали кричать, что я в рубашке родился и буду жить долго. Ну, и выпили, конечно, как следует.
Глава вторая
Сидим опять выпиваем. Я, Вакуня, Батя, Юденич, Пончик, ещё пара каких-то мутных персонажей. Борян-Борян что ли. С ним вообще-то в падлу. Мало того, что он всю гостиницу «Уют» обоссал, когда мои друзья из Питера, Гриша и Наташа, его коньячным спиртом «Груз двести» угостили, так он оказывается ещё и на руку не чист. Крысятничает, сука. Мне об этом Денов младший брат Масюк рассказал. Только об этом после, потому что я встретил его уже в мае. Мы с ним оба майские и в тот день встречи у фонтана, что возле «Октября» были обои при деньгах, ну, и само собой напились. Нормально. Я потом в деревню Бабиничи поехал на тачке уже почти ночью.
Или Ваня длинный там был, сын Грини. Этот вабще доходит. Почернел прямо пацан от бухалова. Батя отвёз его в Брянск подличиться от алкоголя, так тот и оттудова сдёрнул в первую ночь в чужой одежде и сразу в Бистро. Как-то до Шахновска по-быстрому добрался. Кто-то ему тут водяры насыпал, Ваня выпил и у него начался эпиприступ. Хорошо Валентина, которая убирает посуду и моет всего за пятьдесят рублей в день, сообразила и сунула ему в рот вилку. Вот Гриня и переживает за сына сильно, а тут ещё с работой облом. Ну, и бухает человек уже не первую неделю.
А у Бати жена пропала. Рассказывает, что как ушла из дома в пятницу вечером, так уже пять суток нету. Вакуня переживает, потому что у него брат раз вышел из дома и пропал с концами. Уже лет десять прошло. Трагедия, конечно, у человека.
Батя потом после третьей сотки рассказал, как его жена однажды пошла вечерком за пивом и встретила у магазина девушку лет пятнадцати цыганистого вида. Та предложила ей выпить. Батина жена согласилась. Ёбнула из горла и проснулась где-то под утро без пива и без денег. Я сколько раз говорил – не надо пить с незнакомыми. Только меня ж никто не слушает вечно. Пьют и пьют дураки.
А между тем на улице гололёд страшный. Челы падают, бьются, ломают руки-ноги. Я стою на крыльце Бистро. Вот и одна знакомая девушка с рукой в гипсе проходит мимо. Зовут Таня, если память не изменяет. Улыбается мне, но выпить со мной не желает. Она, кажись, кришнаитка. У них изменённое сознание и особая диета, от которой они резко худеют и дурнеют. Да и тупеют, мне кажется. А ведь Татьяна раньше, когда она со мной дружила, была полненькая, умненькая, симпатичная и общительная. Даже очень.
Работает Татьяна в дурке для престарелых где-то в Вишинках что ль. Говорит, что читала мои шняги в инете. Издалека. Ко мне не подходит. Наверно боится. Хоть я, вроде, не заразный. Кришнаиты они такие.
Таню, кстати, знает Оля, с которой намедни Витька-художник зашёл в Бистро. Она из Друцка сама. Это не под Парижем, как вы могли подумать, а на окраине Шахновска. Что там было потом, это сказка. Как раз Пончик пришёл. (Он куда-то отлучается постоянно, типа на работу ездит и куёт баблос). Потому что классный художник.
И эта Оля как начала вспоминать, что познакомилась с ним, когда Пончик чинил им проводку в дурке. И никак не могла толком вспомнить, что там у них получилось. То ли свет так и не загорелся, то ли они не поебались. А, может, и наоборот. Мы бухнули. И тут её осенило. (Заметим, что уже была изрядно синяя девушка). И как понесло её на воспоминанья. Как она разошлась… К Пончику лезет при Витьке, прикиньте пацаны, который с ней уже месяц и ключи ей дал от квартиры. Тут мы опять секанули водки.
Что было потом? А, да. Оля тянет Пончика уже конкретно поебаться. Тут Витька-художник психует тоже конкретно и забирает у Ольги ключи от квартиры. Девушка в шоке. Пончик ещё не ведётся на олькуну шнягу и с ней не идёт куда-нить. У него и жена ведь тут рядом живёт на Маяковке. Если засекёт – сразу кранты. Из дома выгонит. Я её как-то видел. Она налетела и чёта кричала, а Пончик не растерялся и сунул ей штуку. Баба сразу успокоилась резко и поканала до дома.
А Оля так и не успокоилась. Психанула конкретно. Быстренько вызвала тачку и от нас сдёрнула. Мы выпили снова. Маруся за стойкой. Вакуня угощает. Ну, как обычно.
А мы - я, Витька-художник и Пончик, обсуждаем событие. Правильно ли мы повели себя с Олей. Ну, я предлагаю: «Надо ей позвонить, девка сильно пьяна, вдруг что случиться». Пацаны со мной согласились тут же. Звоним. Не отвечает. Звоним опять – ноль ответа. Через какое-то время. Мы опять секанули водяры. Раздаётся звонок. Водитель такси беспокоит. Говорит: заберите вашу бабу, она, мол, ему всю машину облевала и вырубилась.
Забираем чувиху еле живучую. Волочем в Бистро. Она так тихонько просит: налейте мужики. Наливаем, конечно, нет базара. Оля резко оживает и опять начинает домогаться до Пончика. Витя в отпаде. Она к нему от мужа уже не первый день приходит и у них всё хорошо типа.
Я понимаю девчонку с одной стороны: типа хочет вспомнить старое, святое дело. Но Витю Шушенского… (кстати, вспомнил, что он не из Ульяновского родом, как я в первой главе написал, а из села Шушенское, где Ленин был в ссылке)… жалко. Пацан приуныл даже, но один хрен секанул ещё грамм сто пятьдесят. А Оля всё тянет Пончика на поебаться.
В итоге пацан принимает решение строго и выводит девушку поговорить. Проходит минут пятнадцать. Мы с Витей бухнули раз пять. У меня просветление. Я прикидываю, что сейчас будет, но вам пока не скажу. *** вы, пацаны, угадали. Возвращаются оба. Такие серьёзные, Оля аж протрезвела. Я то всё знаю, фишку просёк но тупо молчу.
Тут Оля начинает с Шушанским резко мириться. Тот ей всё прощает, мужик он добрый и угостить может, когда при деньгах. Возвращает на родину ключи от квартиры, и они тихо уходят. А тут и девять часов пробило. И Маруся закрыла Бистро.
Глава третья
В тот день или не тот, конкретно не помню. Смешалось всё в кучу – дни, недели, время суток.
Это часто бывает. Бывало, выпиваем с ребятами у пивнова ларька, подходит некто весь опухший и заросший, и спрашивает: мужики, какое щас число, месяц и год? Объясняем, конечно, и собой притом гордимся: мы то суки знаем пока. Хотя гордится тут на самом деле нечем, потому что сами можем в любой момент всю эту канетель забыть.
Но на улице уже во всю всё таяло, светило яркое солнце, воды было кругом море, а Вакуня пришёл довольно рано, чуть ли не в девять утра, когда открывается наше Бистро. Пришёл в куртке и синей футболке. Футболки у него разные, как у женщин трусы «неделька». То есть, сменка на каждый день. Тогда точно, кажется, было синяя, хотя по сути это не важно.
Вакуня рассказал нам пару притч… А мы это кто вообще? Мы это: я, уборщица Валентина, барменша Наташа, поэт-электрик Пончик… и, пожалуй, всё на тот момент.
Я же не буду вам рассказывать о всяких левых залётных посетителях и гастарбайтерах, которых кажный день возят в соседний офис на регистрацию.
Мы слушаем, Вакуня толкует. Он говорит долго и мысли его путаются. Он легко перескакивает с темы на тему. То что-то про космос, то про политику, то про рок, потому что и сам музыкант и играл в культовой группе «Эш». Архитектор Цыбулькин, о котором несколько позже, прозвал Вакуню «наше радио». Он произносит монологи и очень не любит, когда его перебивают. Просто психует и чуть ли не драку лезет. Мы его, конечно, успокаиваем всей толпой.
Я, если по чесноку, было перебил другана и начал ему про морских котиков рассказывать, про которых прочитал интересные сведения, ещё до того как они замочили Асаму нашего Бен-Ладена, но Вакуня меня грубо прервал и закричал, что, мол, нахуй ему эти америкосы сдались, у нас, мол, своей дисантуры хватает. Вакуня, как я уже говорил, вообще не любит, когда его прерывают. А америкосов считает тупыми выродками.
И это было только начало, потому что когда мы с Пончиков чёта отвлеклись, заговорив о чём-то своём, и перестали его слушать, Вакуня так на нас разозлился, просто рассвирепел. Наорал на нас, обозвал всячески, сказал, что ноги его больше в этом Бистро не будет.
Выпил пять соток подряд тупо молча за стойкой к нам спиной и хотел уже уходить домой к себе на Козлова, но резко вспомнил, что без сопровождения идти не может.
Я ему точно не поводырь, потому что знаю, если пойдёшь с ним, хоть тут до его Козлова рукой подать, то он обязательно остановится гденить на углу и начнёт по новой выносить мозг с удвоенной или даже утроенной силой. Так как чувствует, что дом где-то рядом и он уже точно дойдёт.
Пончик тоже пошёл в отказ. Он и так толстый, а тут ещё затяжелел трохи после десяти соток. Морда лица у него стала красная и чувак стал собираться ехать куда-то на работу и просить под это дело у Наташи пару тысяч, которые мы между своих называем рублями. Обещал хитрец (он хохол, а они все хитровыебаны) вернуть ей вечером да ещё покрыть все свои долги в Бистро.
«Да у меня семнадцать рублей будет как минимум к вечеру», повторял то и дело сукин сын. Наташа-барменша сначала сопротивлялась, но потом всё ж, добрая душа, не смогла устоять и дала, хоть и знала же в душе, что не вернёт, негодяй.
Пончик уехал, но Вакуня остался и ещё какое-то время выносил мозг мне, Валентине и Наташе. Наконец, начало смеркаться. Пришёл Батя, Вакунин неразлучный друг и соратник по работе. Он и сопроводил уже изрядно кривого друга до его Козлова.
Глава четвёртая
На следующее утро прихожу в Бистро, там две девушки сидят – Ира и Света, чёрненькая и светленькая. Но это совсем не те Ира и Света, с которыми мы накануне вечером с Вакуней шампанское пили, я ещё бутылки открывал, потому что Светку, рыжую, прикалывало как я пробками хлопаю. А когда Катастрофа… вот и Анька нирисовалась не сотрёшь – профессионально открыла беззвучно и с холодком, потому что она барменшей тоже работала где-то и когда-то, а теперь в ларьке возле церкви, Светке не понравилось как она открывает и уже следующую бутылку открывал я сам и чуть не попал пробкой в ребёнка в коляске, потому что хотел выстрелить в открытую дверь, а по улице как раз мамаша везла своё дитя.
Тут для разнообразия произошла небольшая драчка. Мимо Бистро шёл пьяный длинный чел на своей кукушке. То есть, никому не мешал и тупо следовал кудайто. А из Бистро вышел тоже такой длинный и пьяноватый мужик. И надо ж ему было задеть этого чела на своей кукушке. Что он ему сказал, не слышал. Только тот что на кукушке, как въёбёт тому, что его задел. Задира сразу рухнул. Вот так порой нарываются на боксёров. Короче это просто эпизод средь бела дня чтоб вы знали, пацаны.
Вакуня тоже разошёлся в тот вечер, потому что запал на Ирку, но не на ту, с которой я начал, а на другую тоже чёрную, но из Ситников, а та первая живёт на Октябрьской и муж у неё жадный инвалид. Вот почему ей не хватает секса, как она мне и призналась в первый же день, после того как мы с ней целовались долго-долго, минут, наверное, десять, но показалось что пол часа. Эта Ирка, впрочем, тоже чёрненькая и похожа даже на француженку, что очень идёт нашему Бистро.
А рыжая сучка, которая в Вязовеньке живёт, я даже не знаю где это, и держит большое хозяйство: кур, индюков, свиней, коз и даже трёх овечек, запала на меня. Когда начались танцы, она всё у меня спрашивала, сидел ли я или нет. Я пошёл в отказ и отвечал, что нет, не сидел, раз пять, наверное, а потом мне надоело, вижу, что девка не отстанет и говорю: Да, сидел! Тогда рыжая ****ь спрашивает: а где ты сидел? Говорю: в Крестах. Тогда она опять: а за что? Да за гопстоп, говорю, успокойся ты в натуре. А рыжая опять: а что это такое гопстоп? Это говорю ограбление с применением физической силы или оружия. Рыжая немного помолчала, потом говорит: знаешь, Алик, раньше я тебя просто любила, а теперь ещё и уважаю. Да, видно у них в этой Вязовеньке такие нравы.
Тем временем Вакуня не терял времени понапрасну и вовсю фаловал чёрную Иришку, то есть они целовались и танцевали, как буйные психи. В итоге Ирка упала и растянула связки на ноге. Ходить больше не могла, продолжала бухать исключительно сидя.
Рыжая тоже на Вакуню наехала, стала кричать, что он не аккуратный, джинсы у него грязные. И всячески чела опускала, а меня наоборот превозносила. Меня все бистровские бабы любят, называют классным, супер и так далее.
Я же, говорю, на следующее утро с бадунища занялся другой Ирой, которая работает бухгалтершей в театре и судится с начальством, потому что её хотят сократить по прихоти какой-то дуры её начальницы, старой идиотки. Но Ира не унывает и пьёт чисто водку рюмку за рюмкой.
Барменши в Бистро, Наташа и Маруся, да и Люся с большими сиськами, которая вообще в Заре барменствует, но иногда в Бистро девок подменяет, её уважают как частую гостью заведения и даже разрешают приносить с собой четвертинки, хотя на меня с Сашкой с Покровки, забыл его погоняло, такой на итальянца похож, потом вспомню… Нет, вспомнил ****ь – Тото Кутунья его кличут, когда мы раз пришли со своей хорошей водкой и приличной закусью, купленными в дорогом магазине «Пушкинский» на Ленина, Маруся так раскричалась, что я чуть не протрезвел. Что ж нам теперь на Блони пить, где патрули так и шастуют и к тому же камеры везде понаставили? Да пошла она на ***, говорит Кутунья, и мы один хуй распили этот батл в Бистро.
Теперь строго про Иру, которая бухгалтерша, работает в драмтеатре, живёт на Октябрьской в однокомнатной квартире с мужем инвалидом, увольняется с работы из-за интриг начальства и страдает от недостатка секса. Да о ней много и не скажешь. Любит кино, особенно «Собачье сердце» по Булгакову и может смотреть этот фильм хоть каждый день. Артистов многих знает. Тут как раз в Бистро артисты стали резко помирать повесне – Гурченко, Казаков… ещё какие-то мало известные. Мы их всех, конечно, поминали, выпивали за них, вспоминали фильмы, в которых они играли, но зачастую вспомнить не могли ни одного, потому что были уже бухие в жопу.
Теперь ещё пару слов про эту Иру, одетую в сплошную кожу как комисарша только кожаного картуза ей не хватает и маузера, как из какого-то тоже фильма, не вспомню ни в жисть, когда эта баба орала на весь притихший кинозал: кто тут ещё хочет попробовать комиссарского тела!? Чёта запала она мне, правда, в душу, пацаны.
Эта Ира… Она, конечно, поебаться хочет, только её подружка Светлана, светленькая и толстая, не путайте с Рыжей, в самый последний момент, когда Ира напивается и типо готова на всё, её куда-то тянет и они, твари, резко покидают Бистро и исчезают.
Глава пятая
Незаметно за пьянкой, гулянкой и дикой еблей наступило Вербное воскресенье. Аккурат накануне праздника звонит мне из деревни мой старый друг и конченный мудак, Академик, который проссал свою хату в Сартировке и теперь живёт в этих сраных Бабиничах. Впрочем, место там довольно красивое и если б не люди… Хотя когда они в меру влитые, то даже интересно их послушать. Меня, конечно, уважают и стоит только приехать, встречают всей деревней как надо да и денег находят как-то на водку. (На самом деле он ходит в Липово, что на трассе, и просит деньги у дальнобойщиков). Но Академик конченный идиот. Он мне в мой последний приезд спать не давал, ставил музон на всю громкость среди ночи, орал какую-то поебень, бегал по хате, как сумасшедший… Вобщем вы поняли. Ну, ёбнут чел на всю голову и хорош об этом.
На Вербное Академик приехал с целым мешком верб на продажу и сразу направился к собору. Я тоже туда подошёл, потому что он мне позвонил и попросил трохи подсобить. Там было интересно. Только Академик разложил свои вербы, к нему сразу же выстроилась очередь аж до самой Б. Советской. У Академика не было конкурентов, потому что верба у него большая, пушистая, налитая, качественная. Он её спецом выращивает и поливает у себя в Бабиничах. Продавал, конечно, придурок по дешёвке, всего за тридцать рублей пучок, а можно было бы и за пятьдесят отправлять. Но его ведь не убедишь упёртого чёрта.
Быстро товар разошёлся, даже не всем из очереди хватило. Академик деньги подсчитал, вышло у него полторы тыщи. Прикинул он *** к носу и говорит, что часть денег пойдёт на еду, часть на коммунальные всякие, а какую-то долю можно и пропить в Бистро.
Ну, это он так думал, конечно, а пропиты были, разумеется, все деньги и довольно быстро. Там у нас в нашем бля Бистро желающих бухнуть на халяву до *** и больше. Как раз и Гриня подошёл, который бывший дальнобойщик, а теперь в продолжительном запое. Академик его сразу стал угощать, потому что сам права имеет и часто ходит в Липово, где есть стоянка для дальнобойщиков и кафе. Там он показывает водилам свою дальнобойшецкую ксиву и просит у них денег. Многие подают, так что на жизнь мужику хватает.
Ну, ладно, Гриню мы все знаем, он ещё с Бобом дружил, которого на этом самом месте, где стоит наше Бистро, менты забили, потому что он их ненавидел и материл по-чёрному, но Академик, ****утый, стал ведь и совсем левых пассажиров угощать. Просто из-за внешнего вида, который казался ему близким по духу.
Ясный член, что при таком раскладе деньги у Академика скоро кончились, он стал шарить по рваным карманам, но, конечно же, *** чего нашёл.
Однако тут на наше счастье в Бистро пришёл Вакуня. Он всегда при башлях, так как, несмотря на все эти кризисы, сокращения и увольнения, остаётся на плаву и в *** не дует. Начальство ценит его как опытного и знающего работника. Его даже на Байканур посылали «Буран» отправлять. Да у него и в Бистро постоянный кредит. Маряся и Наташа, барменши, его уважают. А вот Пончика невзлюбили, потому что он им уже прилично должен и не собирается отдавать. Скрывается даже уже не первую неделю.
Вакуня заказал нам всем, исключая левых пассажиров, которых сразу же отшил, по сотке и по беляшу. Машка, которая в тот раз была за стойкой, настаивала, чтоб мы закусывали. И не из-за боязни того, что мы опьянеем, а по той простой причине, что закуска у них в заведении особенно не раскупалась. Челы тут привыкли пить без закуси, чтоб поскорее окриветь. Ну, а потом с ними случались всякие порой неприятности. Хорошо если просто заснут, а то ведь и упасть могут и разбить дурную башку, как тот усатый мужик похожий на Чапаева, который рухнул и весь побился. Крови было море. Вакуня молодец, правда, оказался при этом. Сразу вызвал по мобиле «скорую». Приехали две здоровые тётки. Обматерили сходу Чапаева, которому, впрочем, их слова были по херу, так как он был в полной отключке. А нас эти бабы заставили грузить чела в машину. Он же мерин здоровый оказался, я чуть не ****улся пока мы с Вакуней его на улицу тащили и паковали в «скорую».
Вакуня выпил с нами, потом повторил два раза, начал чёта городить опять про Байканур, кажется, или про фильм Тарковского «Жертвоприношение», а, может быть, за политику что-то задвинул, я уже точно не скажу. У него мысли прыгают с темы на тему довольно радикально, и я, конечно, не всё уловить могу в подпитии.
Потом пришла Галя Кимовна. Это особая песня. Вы прекрасно знаете, пацаны, что имя её отца КИМ переводится как Коммунистический Интернационал Молодёжи.
Глава шестая
Кимовна очень хорошая, добрая и симпатичная женщина лет сорока. Она работает в детском доме и очень любит детей. Иногда приводит некоторых ребят сюда в Бистро и покупает им всякие сладости. Если на месте случается Вакуня, то он даёт каждому детдомовцу по пятьдесят рублей. Ребята поэтому очень любят посещать наше место и просят Кимовну опять сводить их на Маяковку.
Кимовна хорошо и стильно одевается и любит показать в Бистро свои стройные ноги. Ей явно, как и чёрной Ирине, комисарше, не хватает секса.
После пятой сотки Кимовна начинает разговаривать сама с собой. Она человек, кстати, верующий, знает всякие религиозные ритуалы и, если бывает ругнётся во время своих монологов матом, то тотчас крестится и просит прощения у Бога.
Пока я сидел за стойкой, на крайнем справа табурете Кимовна поведала много интересного из своей не лёгкой жизни. Галя была замужем, прожила с мужем лет десять. Всё бы ничего. Сын у них родился. Мать тогда ещё не болела, ходячая была, это теперь она не встаёт, и Кимовна за ней ухаживает, Однако муж Кимовны отел открыть своё дело, назанимал денег, влез в большие долги бандитам, а отдать не смог и подался в бега. Его нашли и убили. Кимовна очень переживала, часто на могилку мужа ходила и всё там плакала. Хотела даже жизни себя лишить. Но тут встретила Светку-художницу, которая привела её в наше Бистро. Тут то она и отогрелась и мысли о самоубийстве из головы выкинула. Правда бухать стала по-чёрному, но это всё ж лучше, чем погибнуть в расцвете лет.
Кимовна Светке по сей день благодарна, за то что та спасла ей жизнь, хоть и признаётся в своём пьяном монологе, что пришлось ей с этой женщиной переспать. Художница она такая и на вид даже грубоватая. Особенно когда начинает против америкосов выступать. Так что пришлось Кимовне с ней вступить в половую связь.И не раз. Да и сейчас она её случается трахает.
Галя у нас добрая, я уже говорил, и часто угощает тех, у кого нет денег на выпивку.
А я к тому времени как Кимовна практически закончила свою речь и тупо замолкла, напился до такой степени, что чувствую до дома не дойду. Тут Машка за стойкой и просит Кимовну: «Галя, доведи ты Алика до дома. Он уже смотри совсем готовый».
Кимовна тотчас встрепенулась, типо протрезвела, подлетела ко мне и взяла под ручку. Мы и пошли. Довольно резво. По дороге Кимовна в магазине «Словянский» пару вина взяла и какой-то жрачки. Я пока шли ко мне на Ленина протрезвел трохи. Дома у меня выпили мы, Я музон включил. Выпили ещё. Прилегли с ней на мой широкий диван. Галя такая динамичная оказалась, я не ожидал просто. Всё делала просто замечательно. Одна беда – выпивка быстро кончилась. Тогда Кимовна говорит: «Пойду я схожу к одной подруге, здесь недалеко живёт, если получится займу у неё денег».
И ушла. Прошёл где-то час. Я приснул даже. Вдруг слышу сквозь сон кричит Кимовна под окном, чтоб я дверь открывал. Входит. Я в шоке. Два пакета с вином и жрачкой тащит добрая женщина. Ну, оттопырились мы с ней, конечно, в полный рост. Но не до самого утра. Где-то часа в три Кимовна резко собралась уходить. Говорит, что ей утром на работу в её детский дом, да и мать инвалида неходячую надо покормить. Всё такое прочее. Короче ушла ночью. И не страшно ж ей. Хотя тут до Бакунина, где она обитает, не так уж и далеко на самом деле.
Глава седьмая
Уже где-то под Пасху вдруг моя Наташка появилась в Бистро. Вот же натура. То не звонит, не пишет, а тут собственной персоной нарисовалась не сотрёшь. Почуяла, наверное, как обычно острым нюхом, что у меня деньги появились. Действительно были какие-то тыщи две-три. Не помню точно да и не важно в конце концов. Я ж тоже иногда халтурю, то да сё.
С Наташкой я уже не живу лет пять. А до этого мы с ней по моим подсчётам восемь лет прожили, а она считает, что одиннадцать. Если она права, то три года у меня из памяти начисто стёрлись. Да и не мудрено, потому что там, где мы жили, на окраине города, мужики пьют чисто паленую водку, которая начисто отбивает память.
А я уже, грешным делом, запал к тому времени, как моя бывшая в Бистро явилась на голубоглазую Наташу, которая за стойкой стоит по три дня. Потом её Маруся меняет. А иногда их обои подменяет сисястая Людмила из кафе «Заря».
Прихожу, сажусь на табурет крайний справа и начинаю с барменшей голубоглазой Наташей разговоры. Она мне про себя уже много чего рассказала. В частности, что воспитывалась в интернате и муж у неё интернатский. Однажды даже поцеловались, когда Наташа пьяная была. Клиенты иногда угощают. Но свою Наташку, черноволосую я всегда помню и чем-нибудь да угощу.
Выпили мы с ней по три сотки, заторнули беляшами, Наташка вдруг и говорит:
- Скоро Пасха, а ты на могилку к матери давно не ездил.
И только она это сказала, вижу останавливается у Бистро тачка и водила приглашает:
- Садись, Алик, покатаемся.
Быстро мы с Наташкой садимся, и я диктую, чтоб он вёз нас на кладбище. Приезжаем – там вода по колено. Не пройдёшь в кроссовках. Но водила улыбается и говорит:
- А у меня, как нарочно, две пары резиновых сапог есть для вас.
Ну, прямо чудеса.
Надели мы с Наташкой сапоги и пошли искать могилку. Еле нашли. Всё так изменилось тут. Давненько я на кладбище не был. Распили с Наташкой четвертинку и назад двинули.
---------
Прошло с те пор где-то пара недель. Уже Пасха миновала. Валентина, уборщица, в Бистро крашеные яйца приносила и сало. Сало у неё очень хорошее, под водочку идёт отлично. Вакуня угощал нас водкой, а Машку за стойкой шэмпом. Как раз ещё Ленка нарисовалась из департамента культуры. Тоже артистка. Выпила и говорит, что может кому угодно заранее за известную плату могилку сделать на любом престижном кладбище, кроме польского возле костёла. Ну, мы все, кто там был – Вакуня, Юденич, Батя, Катастрофа и Витька-художник, который завязал с бухлом, после того как его пьяного от****или гопники возле кинотеатра Современника и отобрали две мобилы, и ходит в спортзал качаться, а в Бистро только кофе пьёт и лузгает семечки, прямо в очередь с понтом стали. Хотя сейчас действительно народ мрёт в огромны количествах, все кладбища переполнены, хоронят чёрт знает где, на далёком Селифоновском уже вроде мест нет. Так что тема, конечно, актуальная.
Только мы развеселились по этому поводу, приходит ещё одна Ирка, не одна из тех, про которых я уже писал. Не бугалтерша, страдающая от недостатка секса, и не та из Ситников, которая растянула связки во время диких плясок с Вакуней. Эта работает врачом в онкологии и была когда-то подругой Боба, которого убили здесь, где теперь стоит наше Бистро. На этом самом месте его зверски забили дубинками дебильные менты.
Мы все весёлые сидим, ещё Ленка из департамента культуры меня уже в усадьбу Грибоедова приглашает на экскурсию с ней съездить и я не против, а Ирка расстроенная пришла. У неё проблемы. Она уже не может больше в этой онкологии работать, потому что все там умирают, просто не в силах уже на эти лица смотреть. И написала шефу заявление, а тот его порвал и говорит, чтоб в понедельник выходила на работу, как штык.
Ирка вообще психованная. То плачет, то смеётся и не забывает пропустить между тем сотку. Ну, и напилась, конечно, в конце вечера, когда Маринка нас всех прогонять стала. А мы ещё только в раж вошли. И почему Бистро наше в девять часов закрывается так рано? Никто не знает. Смотрите, я уж не раз барменшам говорил, будут люди скоро в «Девятку» ходить. Это кафе хоть и далековато от центра, зато там до двенадцати. И уже есть ренегаты, которые туда повадились иногда заходить. Например, Юденич и Батя.
Так что ж нам было делать? Ладно, Вакуня к тому времени был уже хорош, и карифан Батя потащил его на Козлова до дома. Остальные тоже как-то рассосались. Витька-художник трезвый пошёл кофе пить в гламурное заведение на Ленина, а мы с Иркой из онкологии взяли вина и двинули ко мне домой слушать музыку.
Конец