ЭТО ИРОНИЧЕСКАЯ ПРОЗА!!! Гротеск- странный, исключительный, комический приём, аномальный, странный мир, который не требует в него верить, причудливый до крайности, он не сводится к правде момента, но означает правду жизни- во всей её баснословности.
Когда на следующее утро все открыли газету под названием «Тихие Вздохи», в городе среди начальства начался страшный переполох.
Городское начальство и главный редактор газеты Зиновий Макарович Дульцинейский даже хотели убить Сашу через повешенье его на фонарном столбе. Но потом, немного успокоившись и внимательно приглядевшись к названию газеты, приняли Соломоново решение. Оставить данное название газеты раз так уж получилось. Страна со всем народом, в который год все вдыхает от поспешного перехода к светлому капитализму, нехай, пускай и газета в след за всей страной и народом будет вздыхать.
Пусть присутствует некий философский скрытый символ общечеловеческой печали о прошлом и настоящем. Ну а когда наступит очередное светлое будущее, тогда и можно будет по новой переименовать газету.
Через неделю Сашу наградили грамотой и выписали ему небольшую денежную премию, которую он тут же пропил и на следующий день не вышел на работу. Но была пятница, конец недели и на Сашку вся редакция махнули рукой.
А продолжая говорить о Никите Боянове, тоже надо заметить, что и он часто пил, но при этом никогда не буянил. Цвет его лица зимой и летом был постоянен и напоминал несозревшую черносливину. Весёлый и находчивый. Играл на аккордеоне и трубе. А когда выпивал, тогда празднику и конца не было. Всех, кого из соседей не встречал, приглашал на «пять капель» И его целью не напиться было, а поиграть и попеть. Уж очень любит он русскую песню.
Супруги Обслюнько на Никиту постоянно писали жалобы куда только можно было писать, указывая в заявлениях, что данный гражданин, проживающий по адресу улица Красные Космонавты дом № 13, квартира №4 постоянно ночью храпит, тем самым не дает им спать, не выносит помойного ведра из своей квартиры, что приводит к затухлению лестничной клетки и не убирает общественный туалет согласно вывешенному графику.
Общественный туалет, деревянное сооружение с прогнившим полом на две кабинки, стоял рядом с домом № 13. И его посещали не только жители дома № 13, но и мимо идущие горожане, которые всегда почему-то опорожнялись мимо толчка. Хотя в объявлении было ясно написано большими буквами черным по белому «Сволочи, не …….. мимо толчка».
Вот супругам Разумейко повстречалась Марфа Захаровна Ветряная.
В городе за глаза ее звали «Наша Марфа Ураган».
Была она женщиной широкой телесной кости и высокого роста.
Ее кисти рук похожи на две небольшие гири, цвета недопитого какао. Захаровна никогда не носила варежек ни летом, ни зимой. Никогда не болела. Она была без зубов очень стара, но назвать ее старухой было невозможно. Захаровна всегда ходила прямо и быстро. При ходьбе ее юбка из толстенной портяночной ткани размахивалась, как парус старин-ной шхуны в штормовую погоду.
Всю свою сознательную жизнь Захаровна работала грузчицей. И Абрам Иосифович в свою бытность, будучи еще директором Гастронома № 3, даже провожал ее на заслуженный отдых, то бишь на пенсию. Тогда ей, помнится, была выписана денежная премия в размере десяти рублей, преподнесен продуктовый набор с бутылкой водки «Столичная» и хрустальная небольшая ваза.
Проводы прошли весело и задорно. Захаровна пела похабные частушки, плясала в присядку, как пляшут мужики на свадьбах, и под конец из подарочной вазы выпила одним махом бутылку «Столичной». Чем очень подивила коллектив гастронома. И ни капли не захмелев, отправилась к себе домой. По дороге домой она пела песню о том, чтоб мороз не морозил ее бедную девушку Марфу.
Ее дом стоял на самом краю города. По улице Красные Леса, дом № 48.
Дом состоял из просторных сеней и одной большой горницы по середке, в которой громоздилась русская печь.
А сегодня Захаровна, купив 30 килограмм сахарного песка и взвалив этот небольшой мешок себе на плечо, спешила домой.
Поравнявшись с супругами Разумейко, Марфа Захаровна поздоровалась с Абрамом Иосифовичем и Кларой Альбертовной. Облобызав по очереди обоих супругов.
От нее несло самогонкой, луком и старушечьим потом. От нее шел пар. Видно, при быстрой ходьбе она сильно потела.
Вот уже несколько лет Захаровна свой дом сдавала приезжим из «Узекии». Приезжие узеки, как правило, были все молодые, худые, сильно загорелые с красивыми черными глазами и плохо говорящие по-русски.
Захаровна для всего города гнала самогон. Самогон на вкус был сплошное дерьмо. Но быстро заставлял пьющего его гражданина или гражданку хмелеть, а главное – по деньгам очень выгодно отличался от водки, продаваемой в Гастрономе и других ларьках и магазинах города.
Захаровна с узеков брала ежемесячно квартплату, а тех, кто не хотел или не мог платить, тех крепко била и пинками выгоняла из дома, не взирая ни на какие погодные условия.
Выгнанные узеки, помыкавшись по городу и нигде не найдя теплого дешевого пристанища, понурые, возвращались к Захаровне. И уже без всяких напоминаний платили назначенную Захаровной цену.
Захаровна была очень доброй и отзывчивой женщиной. Часто своих постояльцев поила бесплатно самогонкой и безропотно, потом позволяла узекам себя насиловать. А сильно отличившимся в насилии над ней разрешала даже иногда не платить за постой.
Но как только узеки после выпитой бесплатно самогонки отказывались в очередной раз насиловать Захаровну, то она тут же свирепела и начинала грозить, что удвоит плату за постой.
При этом она кричала, как невинная девушка, открывая широко свой беззубый старушечьей рот. Ее крики скорее походили на рев самца лося во время весеннего гона. А соседние дворовые псы, заслышав этот рев, враз прекращали перебрехиваться между собой и прятались по своим конурам.
Соседи по улице в такие моменты многозначительно начинали улыбаться и шутили, что у Захаровны начались очередные роды, вот только она бедная никак не может разродиться.
Заявления в милицию об изнасиловании Захаровна никогда не носила.
О том, какие над ней безобразия вытворяют узеки, Захаровна рассказывала во всех подробностях своей старинной подруге Наталии Федоровне Пяткиной, которая жила на соседней улице, имевшей название Краснобоготырская в доме № 9.
Наталии Федоровне шел уже девяностый год. Городской народ ее прозвал не иначе как «Наша девушка». Она, как и Захаровна, была беззуба, глухая, но не совсем, и полуслепая. Была маленькая, сухенькая, сгорбленная годами, но еще подвижная. Ковырялась в своем огороде и саду.
Наталия Федоровна никогда не была замужем и смолоду берегла свою девичью честь. Но рассказы Захаровны об изнасиловании слушала очень внимательно. Часто перебивала Захаровну и просила некоторые детали описать поподробней в деталях, и многие эпизоды насилия повторить по-новой. Во время прослушивания рассказов она охала и ахала. Всплескивала ладонями. Качала головой. Ерзала своей старой задницей по табуретке. Дергала себя за нос. И начинала дрожащей рукой креститься.
Сразу видно было, что Наталия Федоровна шибко переживает за свою подругу. И была готова хоть сейчас накинуться на этих самых узеков с топором и вилами.
Она говорила волнительным голосам, что этим всем насильникам узекам надо отрезать их ........ и посадить их в тюрьму. А в следующий раз, как только узеки начнут чинить эти безобразия над Марфой Захаровной, то та пусть сразу зовет ее на помощь. Она, мол, найдет на них управу. И покажет, где раки зимуют. Всем им отрежет их детородные узекские концы острым охотничьим ножом.
Вот только не помнит, куда он у нее делся этот охотничий нож. В позапрошлом году, как сейчас помнит, положила его вот тут на стол и все. Как в воду канул.
На что Захаровна, медлительно позевывая и почесываясь, возражала, что за отрезанные узекские концы Федоровну будут обязательно судить и не здесь у нас в городе, а в Центре. Там судьи строже и взяток не берут как здешние. И наверняка Федоровну приговорят, наверное, к расстрелянию. А родственники узеков приедут и спалят ее дом, как пить дать.
И вообще у нее, у Марфы маленькая пенсия, и она без узеков может помереть с голоду.
Наталья Федоровна соглашалась с таким серьезными доводами подруги. Да, кушать всем надо. И в тюрьму на старости лет не охота. Там тебе ни огорода, ни сада, – согласительно отвечала Федоровна, пожевывая своим беззубым ртом.
Но при этом с напряжением во всем старушечьем теле представляла себе, как она собственноручно отрезает узекам их концы. Только она никак не могла дальше представить себе, что будет делать.
Мечтательно продолжая думать об узекских концах, Наталия Федоровна выпивала стопку самогонки, принесенной Марфой Захаровной. Затем тыльной стороной своей ладони вытирала свой беззубый рот, крякала, как мужик, сморкалась в подол своей юбки, сшитой из портяночной материи, долго и с надрывом кашляла. Прокашлявшись и утерев выступившие на глазах слезы, хриплым голосом произносила:
– Захаровна, ну когда ты перестанешь меня поить своим жидким дерьмом?
В ответ Захаровна торжественно клялась, что в следующий раз обязательно принесет для нее бутылку красного сладенького вина.
Но и в следующий и в последующий разы притаскивала по новой свою дерьмовую самогонку.
Вдосталь наговорившись и допив принесенную с собой самогонку, Захаровна, закусив ее холодной отварной картошкой, макаемой в солонку, поднималась во весь свой огромный рост, потягивалась с хрустом в костях, стукаясь лбом о притолоку входной двери, попрощавшись с подругой, величественно удалялась к себе домой.
Наталия Федоровна, оставшись одна, горестно вздыхала. У нее никак не выходили из ее пьяной головы красочные картины насилия узеков над Захаровной.
Чувствуя, что она напилась в лоскуты, икая и рыгая, кряхтя, укладывалась спать. Входную дверь дома она не запирала, в тайне надеясь, что ночью к ней в дом проникнут насильники узеки.
Как правило, после развратных рассказов Марфы Захаровны и пьянки с нею, Наталье Федоровне снился один и тот же страшный сон. Ей снилось, якобы она совсем еще юная девушка. Тихо себе идет по лесной поляне. Надета на ней только одна полотняная рубаха до пят. Вот только одного она не знает: есть на ней трусы или их нет.
И тут на нее внезапно из-за густого орешника нападают жестокие, развратные узеки и начинают ее усиленно насиловать. Она даже чувствует их тяжелые тела и их прерывистое дыхание. Завет на помощь Захаровну, а та вот рядом стоит и делает вид, что ни- чего не происходит и все ее завет куда-то, то ли по грибы, то ли по ягоды. И почему-то развратно виляет своим задом.
Проснувшись в холодном поту, Наталья Федоровна своими, еще не протрезвевшими мозгами начинала думать: а где это она находится и где все эти страшные узеки?
Но поняв, что она не молода и валяется на своей продавленной кровати и что в доме, похоже, не топлена печь. Горько вздохнув, начинала бормотать молитвы и мелко быстро креститься.
– Вот так и помереть не долго, – вслух говорила Федоровна. Поворочавшись, снова засыпала.
При этом начинала храпеть достаточно внятно, что даже ее храп было слышен на улице. Больше ее никакие сны не посещали и никакие узеки-насильники не снились.
Но зато на следующий день весь город знал, что над Захаровной было совершено очередное надругательство в особо жестокой форме. И выпита вся в доме самогонка. И только благодаря ее бдительности и ее вмешательству, насилие было приостановлено, но она при этом чуть не потеряла свою девичью честь.
Что это безобразие надо в конце концов остановить. И всем, находящимся в городе узекам, следует отрезать...... Сама Марфа Захаровна боится идти в милицию с заявлением. Так как узеки грозятся ее Марфу зарезать, а дом ее спалить дотла.
А вот и супермаркет «Юбилейный». Заходя в магазин, супруги Разумейко каждый раз вспоминают свою молодость, где проработали всю жизнь и где познакомились. Сердце переполняет тоска по ушедшим годам молодости.
Взяв тележку для укладывания продуктов, прохаживались по Гастроному и понемногу набирали различных товаров. Брали ровно столько, сколько не тяжело было нести до дому, и брали только самое не- обходимое. Впрок не запасались.
Абрам Иосифович вздыхал. В его бытность, конечно, не было таково изобилия всевозможных продуктов. Сейчас намного богаче выбор и красочней, глаза разбегаются. Но в его с Кларой прошлое молодое время колбаса все же пахла колбасой, хлеб пах хлебом. Тушенка и рыбные консервы были вкуснее. А рыба не лежала вот так, как сейчас грудой ледяных кусков, где сразу было видно, что замерзшей воды намного больше, чем самой рыбы. Мясо, молоко, сметану, куриные яйца супруги Разумейко предпочитали брать на базаре у проверенных годами частников.
По дороге домой они нагнали друга своей семьи Михаила Александровича Черномоцкого-Космас. Михаил Александрович очень пожилой, если не сказать больше, был человеком из прошлого века. Но ум у него оставался ясным. Речь вел тихую и очень понятную, и внятную.
Михаил Александрович и Абрам Иосифович обменялись искренними крепкими рукопожатиями. Они оба друг друга очень уважали. Их связывала давнишняя личная дружба, несмотря на большую разницу в летах.
– Михаил Александрович, у нас в городе как вроде праздник, что ли?
– Милые Абрам, Клара, вы разве ничего не знаете?
– Нет.
– Так после завтра из Центра к нам на закладку символического камня приезжает сам Виктор Степанович.
– Какой камень? Какой Виктор Степанович? – с большим удивлением спросил Абрам Иосифович.
– Вы что с луны свалились, друзья? По решению ГД Москвы и ВР Украины в нашем Краснопортянске, на территории бывшего моего портяночного завода решено построить экспериментальный крематорий!!! Один на два государства!!! – В голосе Михаила Александровича слышалось большое волнение.
– А зачем крематорий? У нас не так часто, вроде, умирает народ. И кладбище городское в хорошем состоянии. Чужих не хоронят, только своих.
Гриша Нартяну показал себя на редкость хорошим хозяйственником. Правильно, что ему администрация города разрешили наше кладбище приватизировать. Теперь ходить летом на кладбище можно, как по парку.
Покой, тишина. А какие он лозунги развесил перед входом на кладбище. Одно загляденье! Везде указатели. Тропинки гравием засыпаны. Все чисто ухожено. Скидки предлагает бедным! Даже умереть хочется от такой красоты.
– А кто это такой ваш Виктор Степанович?
Михаил Александрович от удивления и от услышанного даже остановился и, вытаращив глаза, уставился на милых его сердцу супругов Разумейко.
Он нагнулся и в самое ухо Абраму Иосифовичу прошептал фамилию Виктора Степано-вича. У Абрама Иосифовича от услышанной фамилии верх поднялись крутой дугой брови и округлились глаза. Он повернулся к своей супруге и уже ей на ухо прошептал фамилию Виктора Степановича.
Клара Альбертовна от волнения прикрыла одетой в вязаную варежку рукой свой рот. Но все равно не смогла подавить вскрик радостного удивления.
Сколько раз они по телевизору с Абрашей видели Виктора Степановича. Видели его лучезарную обаятельную улыбку. Видели, как Виктор Степанович сердится и распекает нерадивых чиновников. Слышали его простые, доходящие до самого сердца речи. Абраму Иосифовичу запомнились такие изречения, которым часто в своих выступлениях пользовался Виктор Степанович: „Думаете, нам далеко легко? Нет! Нам далеко не легко. Мы сегодня на таком этапе экономических реформ, что их не очень видно. Беда всех политиков: как только чуть-чуть поднялся – считает, что уже готов в президенты”.
Виктор Степанович был лицом похож на древнеримского сенатора времен расцвета Римской Империи. В его взгляде был сосредоточен ум и сильная воля.
Невысокий, кряжистый. Время, возраст, житейские и политические бури повыдергивали из его головы много волос, но не выдернули самого главного, что было у Виктора Степановича, это его добрейшую душу.
Он хорошо и со вкусом всегда был одет.
Умеет говорить афоризмами. Так мог говорить только человек, который понимает глубину слова Отечество! Для таких людей большое имеет значение фраза “Мой Народ”.
Супруги Разумейко, откланявшись Михаилу Александровичу чинно, отправились домой. У супругов имелась приватизированная трёхкомнатная квартира № 36 на втором этаже. Квартира находится в доме № 15 на проспекте «Красный Молох».
Душевный мир супругов Разумейко, несмотря на холод в их квартире, находился в состоянии счастливого тепла и покоя. Их не касались никакие волнения и переживания горожан Краснопортянска. Они просто не были вовлечены в вихрь слухов, догадок, предположений, носившихся по городу.
Младшая дочь супругов Разумейко жила в Москве. Она вышла замуж за очень образованного и перспективного молодого человека и носила его фамилию.
В январе 2009 года, сразу после праздников, Альбина Абрамовна вошла в состав правительствен-ной делегации Виктора Степановича в качестве главного эксперта по городу Краснопортянску и его окрестностей от России, а главным экспертом от Украины выступала Юлия Исааковна Тимошкевич. Альбина специально не сообщила своим дорогим родителям о своём секретном приезде в родной город. Вначале она и сама точно не знала, возьмут ли её в состав этой правительственной делегации. Само решение о её участии, как эксперта, было утверждено за два дня до отбытия делегации из Москвы.
Понятно, что Альбина очень тому обрадовалась, так как скучала по родителям и беспокоилась за своих милых сестёр.