Наша славная бригада состояла из трех белых и одного негра, и то, что мы трое белых будем в одной бригаде, было известно еще в Питере. Характерной деталью нашей бригады были белые штаны. Малик примкнул к нам уже в Крыму, но у него, по-счастью, тоже были белые штаны. Не такие роскошные, как у нас, потоньше и без матросского клеша, но бригадной формы он не нарушал, и общей картины не портил.
Дело в том что, обдумывая вообще-то чисто женский вопрос, но, к сожалению, обязательный и для гражданских мужчин «А в чем ехать?», мы решили каждому пошить новые штаны. Идея пришла в голову мне, когда я случайно увидел на прилавке магазина хорошую парусину. Это было в хозяйственном магазине на Среднем проспекте, недалеко от нашего общежития. Видимо эта ткань предназначалась для каких-то технических целей, но была чисто белого цвета, достаточно толстой и прочной. Я решил, что именно из такой парусины сшиты штаны у настоящих моряков. Подходят моряку, подойдут и геологу в Крыму. Не в Сибирь собираемся. Оба Саши, Хомайкин и Сорокин поддержали мою идею, мы купили эту парусину и отправились в швейное ателье.
Когда мы нашли нужное нам предприятие сферы услуг и объяснили, чего мы хотим, нас вежливо пригласили в примерочную кабинку, и к нам пришел закройщик принять заказ. Поначалу все шло хорошо, но когда мы продемонстрировали ему нашу покупку, он сказал:
- Ребята, вам нужен не портной, а скорняк. Это же не ткань, а шкура носорога.
Мы попытались его уговорить и уже почти уговорили, но когда он назвал цену, за которую согласен переквалифицироваться, и совершить этот подвиг, мы сами вынуждены были отказаться.
В глубокой печали, вынужденные отказаться от мечты о белых геолого-морских штанах, мы побрели в общежитие. Жалко было идеи и напрасно потраченных на парусину денег. Паруса нам, пока были не нужны. Корабль нашей жизни еще только начинал строиться и будет ли это прекрасный парусник с белыми или с алыми парусами было еще не ясно. Ясно было только, что это будет непременно парусник, а не дизель-электроход или баржа.
По дороге, взяли чего-то выпить, пришли ко мне, выпили, и Хомайкин наконец-то вспомнил, что у него есть замечательная мама:
- Братцы, у меня же мама заведующая швейным ателье. Она нам сошьет.
- Ты же слышал, что сказал закройщик насчет шкуры носорога.
- Моя мама, сошьет, из чего хочешь.
Вот всегда у нас так, когда нас прижмет, мы вспоминаем наших мам, и мамы всегда спасают нас, а лишний раз написать или позвонить им нам некогда.
Действительно, через пару недель, в посылке, которую доставил Саше проводник из 6 вагона поезда Винница-Ленинград, были наши новые белые бригадные штаны. В той же посылке было еще и все то, что надо было для их обмывки. Было все, а за остальным мы быстро сбегали.
Вот с этими-то штанами и связана трагикомичная история, которая приключилась со мной и с Сашей Хомайкиным. Собственно, Саша имел к этой истории косвенное отношение и появился «на сцене» только в конце сюжета.
В один из общепринятых входных субботу я отправился на танцы. У нас выходной день был по средам, чтобы проще было смотаться на море.
Танцевальная площадка в Куйбышево представляла собой бетонный круг, окруженный забором с калиткой, лавочки по кругу, маленькая эстрада с которой никто никогда не выступал, и фонарный столб с единственной электрической лампочкой и динамиком. Динамик был вокзального типа и, наверное, не отвечал никаким не то чтобы современным требованиям, но и никаким вообще, но у него было два больших достоинства – он вещал достаточно громко, а главное это то, что он вещал. Из этого динамика лилась преимущественно битловская музыка: «Girls», «Yesterday», «My bell»...
То, что сейчас звучит «из музыкальных каналов» в эфире многочисленных радиостанций все вместе не стоит одной хорошей битловской мелодии, а того, кто придумал рэп, я бы вообще «повесил за яйца».
Был установлен такой порядок посещения танцев. Сначала надо было пойти в кафе под неформальным названием «Рваные паруса», купить бутылку «Крымское искристое», слегка отпить ее на месте, и уже потом отправляться на танцы.
Приходишь на танцы, занимаешь место на лавочке с правой стороны от калитки, ставишь бутылку между ног на бетонный пол, закуриваешь и начинаешь рассматривать, в тусклом свете единственной лампочки, дам.
Дамы располагались по левую сторону от калитки, редко садились на лавочки, а предпочитали стоять небольшими группами и делать вид, что беседа между собой им гораздо интереснее того, что происходит на танцплощадке.
Когда же, несмотря на недостаток освещения и дамскую скученность, тебе удается найти предмет достойный внимания, встаешь и подобно военному кораблю смело идешь на абордаж. Подруги волнами расступаются перед тобой, и ты вступаешь в бой: «Разрешите Вас пригласить». За оставленную возле лавочки бутылку можно было не волноваться. Пить, без приглашения, из чужой бутылки было не принято и случаев таких я не припомню.
Прежде, чем перейти к рассказу о том, что конкретно произошло в ту субботу более 30-ти лет назад, несколько слов о вине. Не о вине вообще, а конкретно о «Крымском искристом» розлива 1968-69 годов. Впоследствии я пил много разных вин, включая коллекционное шампанское, но у всех у них был вкус гораздо хуже чес у того шипучего искристо-игристого вина по рубль сорок за большую бутылку. Должен признаться, что как-то много позже мне довелось выпить и того же самого «Крымского искристого», но это было посредственное газированное винцо. Видимо все-таки очень большую роль играет год разлива.
Не буду утверждать, что самые красивые девушки были именно в наше время и встречались они только в Крыму, но отдельные экземпляры, явно заслуживающие внимания попадались там чаще, так как их поголовье там было явно больше, чем в среднем по стране. С одной такой прелестной юной красавицей я и намеревался встретиться на танцах.
Познакомились мы с ней случайно, об этом свидетельствует тот факт, что была она даже не из Куйбышева, а из соседнего села с романтическим названием Танковое. Надо ведь было, чтобы именно в тот день, когда наш долгий и трудный маршрут по сжигаемым июльским зноем крымским горам, заканчивался именно вблизи поселка и мы всей бригадой совершенно случайно оказались за столиком «Рваных парусов», а она с подругами проходила мимо кафе. Такое редкое стечение обстоятельств не могло остаться нами не замеченным, и мы дружно стали в лучших традициях сильного пола приставать к ним. Видимо, сыграло свою роль и то обстоятельство, что в числе тех прохладительных напитков, которыми мы себя охлаждали, было и «Крымское искристое».
Мы были молоды и недурны собой, у нас были рюкзаки с камнями и геологические молотки, а у меня, как у бригадира, была даже кожаная полевая сумка и компас на ремне. Но, думаю, что девушки обратили на нас внимание в основном не благодаря вышеперечисленным мною нашим достоинствам и даже не благодаря особой изысканности наших обращений к ним, несколько непривычных в провинции, а благодаря Малику. Негры в те времена были у нас экзотикой, которой и в столице то было не очень много, а уж где-нибудь в глубинке и подавно. Наш же Малик с его улыбкой, состоящей в основном из кривых желтых зубов на переднем плане, был просто великолепен.
В работе от Малика, честно сказать, толку было не много, но иногда он был очень полезен. Например, в Ялте в пивном баре к нам за столик все время подсаживался народ и приносил с собой много пива, за которое нам, конечно же, рассчитываться было не нужно. Мы бы могли просидеть в том баре целый день и не потратить ни копейки, но там не было туалета – очень интересный коммерческий ход, направленный на быструю сменяемость посетителей и отсутствие очередей, бывших одной из основных проблем того времени. В наше нынешнее время туалеты есть практически во всех питейных заведениях, но такая халява мне больше не попадается. До сих пор жалею. Можно найти негра и пойти с ним в бар, но расплачиваться, скорее всего, придется и за себя и за негра, если уж ты его пригласил. Негром сейчас никого не удивишь. Многие даже будучи чистокровными белыми, считают себя неграми, и хоть это и не правильно, но спорить с этим как-то не хочется. Хочешь считать себя негром - считай.
Примечание: Как-то во времена начала перестройки в Одессе в баре гостиницы «Аркадия» я наблюдал такую сцену:.
За стойкой сидел негр и к нему с блеском, тогда еще мало привычных, «зеленых» в глазах стали приставать две девицы. Негр заулыбался и громко сказал:
- Да не, деукi, вы шо – яж радяньскi.
Девицы резко отвалили, а весь бар громко заржал им вслед.
Второй пример полезности Малика всей бригаде был налицо и в том самом случае со знакомством в «Рваных парусах». Девушки согласились посидеть с нами, и постепенно мы перезнакомились. Я познакомился, конечно же, с самой симпатичной из всех девчат Светой. Мы договорились с ней встретиться на танцах в ближайшую субботу.
Наступила ближайшая суббота. В белых парадно-выходных штанах и чистой футболке, предварительно отработав всю положенную схему посещения танцев, с початой бутылкой искристого я занял свой наблюдательный пост на правой лавочке. Народу было не много, наших не было никого, только несколько негров, которые кучковались около калитки. Светы на горизонте видно не было, но долго ждать мне не пришлось, вскоре появились танковские, и в их числе я увидел Свету. Танковских было человек двадцать и на площадке сразу явно прибавилось народу, зазвучала подходящая музыка и я, не теряя времени, так сказать по предварительной договоренности, пригласил Свету.
Звучащая танцевальная мелодия не располагала к общению, слишком медленная и задушевная, и тесно обнявшись, мы медленно двигались в ее ритме. Во время первого танца я обдумывал с чего начать разговор и как лучше произвести впечатление на девушку, но последующие события сами подсказали мне тему дальнейшего разговора.
После танца я проводил Свету к ее подругам и направился к своему месту, где меня ждала моя бутылка. Я успел сделать только один небольшой глоток и собирался закурить, когда ко мне подошел какой-то парень с очень серьезным выражением лица и заявил:
- Если ты еще раз пригласишь эту девушку, то у тебя будут большие неприятности.
С моей стороны последовал ответ:
- Кого мне приглашать я выбираю сам, а согласия спрашиваю только у дамы.
- Ну, смотри, я тебя предупредил.
Зазвучала музыка, и я отправился приглашать Свету на очередной танец. Во время танца выяснилось, что подходил ко мне Сережка, танковский хулиган и ее поклонник, который вбил себе в голову, что женится на ней. Дополнительно я выяснил, что он дурак и ужасно ей надоел, а также то, что приперся он на танцы со своими дружками в количестве 8 человек. Дотанцевать танец мне не пришлось.
Прямо во время танца к нам подошли пара ребят и достаточно убедительно предложили мне выйти с ними - поговорить. У остальной танцующей публики их поведение вызвало любопытство, но никто явно мне не сочувствовал, скорее наоборот. Делать было нечего, и я направился к калитке в сопровождении моих новых знакомых танкистов.
По пути к калитке вмешались наши негры и стали выяснять, в чем дело. Негры тогда еще были в диковинку, и во избежание международных осложнений, трогать их боялись. Пока велись дипломатические переговоры, воспользовавшись заминкой, я быстро направился к эстраде, в которой как я заметил раньше, была дырка, и по моим расчетам я имел шанс проскочить в нее. По дороге к дырке я на ходу попрощался со Светой, извинился, назначил ей свидание на среду, и сиганул в спасительную дыру.
Приземление в целом прошло удачно, если не считать, что у меня с правой ноги соскочил тапочек. У меня были спортивные тапочки белого цвета, но искать их недостающую половину в темноте времени не было. Я вскочил на ноги и так рванул по темному переулку, что мои преследователи, которые повторять мой прыжок не стали, а добирались окружным путем, вокруг забора, потеряли меня из вида.
Тщательно избегая освещенных мест, благо фонарей в селе было не слишком много, я благополучно добрался до окраины. От Куйбышева к лагерю вели две дороги. Одна по правому, а вторая по левому берегу Бельбека. Пользовались исключительно правой дорогой, а на левобережную дорогу мы случайно набрели как-то в маршруте. Левая дорога была несколько длиннее правой, но время меня не поджимало, и мне захотелось пройти по ней.
Пока я передвигался по асфальтовым или хорошо укатанным дорогам отсутствие обуви на моей правой ноге я почти не замечал. На левой дороге ситуация изменилась.
С геоморфологической точки зрения левая дорога располагалась на второй надпойменной террасе, сложенной верхнемеловыми тонкоплитчатыми мергелями с характерным раковистым изломом. Проще говоря, мелкими плитками с острыми, как ножи первобытных людей, краями, хождение по которым босяком можно сравнить, разве что с хождением по горящим углям. Чтобы не скакать два километра на одной ноге, пришлось пожертвовать своей почти новой футболкой. Из футболки я соорудил портянку, и периодически перематывая ее, благополучно добрался до своей палатки и лег спать.
Утром я проснулся, взглянул на Сашу Хомайкина и ахнул! У Саши был роскошный на весь левый глаз синяк. Накануне вечером мы вместе с ним вышли из лагеря и расстались на входе в Куйбышево. Он направился прямо по дороге, которая пересекала село поперек и вела в соседнее село, где проживал предмет Сашиного внимания. Я повернул направо и по главной улице направился в сторону «Рваных парусов».
Саша шел в библиотеку, но не за тем, чтобы записаться или поменять книги, а для встречи с молодым специалистом, который после окончания техникума работал в этой библиотеке. Саша знал наизусть Онегина, уж не знаю как, но эти два интеллигентных человека быстро нашли друг друга и регулярно встречались. Библиотекарша была немного постарше Саши, у нее был маленький ребенок, но, видимо, на данном этапе жизни обоих устраивали эти обстоятельства, и вместо посещения танцев Саша предпочитал сходить в библиотеку.
После пробуждения Саша с удивлением рассказал, как было дело:
- Возвращаюсь я от Тани, уже иду по дороге к лагерю, как ко мне подскакивает какой-то мужик и ни слова не говоря, бьет меня в глазик. Я очутился на заднице, подобрал первый попавшийся камень, вскочил на ноги и приготовился к обороне. К тому времени мужиков стало уже несколько, и они окружили меня. «Нет, это не тот», сказал кто-то из них, и они резко отвалили. Я так ничего и не понял.
Я же смутно догадывался, что роковое стечение темной южной ночи и белых штанов, ввело в заблуждение моих новых знакомых из села с романтическим названием Танковое, сидевших в засаде на пути моего наиболее вероятного следования.
Я не стал утомлять бедного Сашу рассказами о том, как я провел предыдущий вечер, а то бы он чего доброго рассказал бы все еще и своей маме. Мама же хотела как лучше. Так Саша и не узнал, кто же был «тот», если он был не тот.
Продолжение следует…