ОБЩЕСТВО МЕРТВЫХ ПИСАТЕЛЕЙ
Если рукописи не горят, то они бессмертны?
Но среди бессмертных попадаются и мертвые рукописи,
такая вот беда...
(Дневник кота Бегемота)
Писатели собираются в полночь в нехорошей квартире.
На том свете, где они вроде бы жили, литераторы называли себя громко писателями или тихо сочинителями увлекательных историй.
Но это было давно, очень давно, тогда они были еще живы, или казалось, что живы: двигались, ели, пили, иногда занимались сексом со случайными и не случайными женщинами, а все остальное время писали и писали, свято веря в то, что они прорвутся в мир, их будут читать, ими будут восхищаться, восторженные толпы не будут давать прохода, а каждый из них станет богатым и знаменитым, да что там просто Пророком, Мессией проснется в один прекрасный день.
Какой-то умник твердил, что прорвутся к своим читателям только единицы, и каждый из них мнил себя той самой единицей, которая обязательно станет Мыслителем и Пророком, Пророком и Философом…
Ни один не стал, хотя тогда они этого знать не могли, потому и умерли еще при жизни, забыв сначала о женщинах, потом о вине, а потом и пище реальной, осталась только пища духовная, но была она скудна и убога, потому и исчахли творцы окончательно.
Но они продолжали делать вид, что живут и что-то сочиняют.
Ведь все очень просто, сначала нужно создать текст творения, потом скрепить его мертвой водой ( в любой приличной сказке описано, как это делается), потом, а вот потом надо добыть каким-то хитроумным способом живую воду, чтобы вдохнуть в плоть творения, явить миру его энергетику. Оно должно манить, притягивать, зачаровывать, не отпускать от себя читателя, взять в плен раз и навсегда - всего то ничего.
Но на мертвой воде у самых лучших из них все и обрывалось. Ткань повествования дорабатывалась, вычищалась, приводилась в какую-то определенную форму, порой очень приличную форму, с этим не поспоришь, и тогда писатель, подобно древнему Пигмалиону любовался своим почти совершенным творением.Казалось, еще чуть- чуть, одну искру, и вспыхнет костер, который осветит тьму и согреет душу... Но ничего не случалось.
Теперь писатель мечтал только об одном, чтобы оживить это творение, и с ним живым и прекрасным и оставаться, ведь никто и ничто другое в том мире ему и не было нужно.
А вот здесь все рушилось и рассыпалось в прах.
Они спрашивали друг у друга, собравшись вот так же в полночь, что же нужно сделать, чтобы творение ожило и задышало.
Кто-то вспомнил старинный миф ( писатели получили классное и классическое образование), они говорили о том, что древний скульптор обратился к самой Афродите, и она оживила творение, в которое он был влюблен, и Галатея шагнула к нему, чтобы остаться с ним навсегда.
- Но где же нам взять богиню любви, если они все давно превратились в Магдалин? Они тоже стали мертвыми.
Это случайное признание и открытие привело в уныние многих, но они не теряли надежду.
Тогда кто-то вспомнил о Бабе Яге, она была вечной ведуньей, жила на границе миров, и уж она –то точно могла им помочь.
Они долго скитались по заповедному лесу, давно превратившемуся в дремучий, ведь никто не следил и не ухаживал за ним, но не нашли там никакой древней старухи, и вернулись в свой мир с пустыми руками.
Какими бы учеными не были наши писатели, но они не могли знать, что Баба Яга была сорокапятилетней красавицей, Царевной лебедью на заповедном озере. Она никогда не была той безобразной старухой, какой рисовали ее злые и коварные люди.
Кто-то из них даже полюбовался ею издалека, но они боялись русалок, не ведая, что те вовсе не в воде, а не деревьях у славян селились.
Еще больше писатели боялись чертей, которые были только зеркальным отражением самого человека, и это черти должны были их испугаться, потому что люди превратили их в чудовищ и пугал, стали обзывать бесами, творцы боялись всех духов, потому что для мертвых поэтов страшен любой живой дух, будь то Леший, Кикимора, Домовой.
И духи сторонились их в те времена. Духам не нужны были мертвяки, они стремились к живым, только с ними и оставались всегда.
Так и пришлось вернуться Писателям с пустыми руками назад. Они смотрели на свои прекрасные, но мертвые творения и понимали, что жизнь прожита зря, что ничего они не смогли сделать в этом мире, и пора было уже покинуть его, забыть о той неудачной попытке жить и творить…
Так и ушли чуть раньше или позднее...
Уже встретившись на том свете, Мертвые писатели узнали друг друга и создали свое общество.
Они мечтали только об одном – оживить свои мертвые творения и вернуть их в тот мир, чтобы труды не пропали даром.
Разве не объяснял им Таинственный профессор, что рукописи не горят…
А если они не горят, то их нужно оживить, не могут же бессмертные творения оставаться мертвыми.
Тогда они и узнали о литературных сайтах, и решили прорваться в сеть, понимая, что это последняя возможность оживит своими творения.
- Они станут известны всему миру.
- У каждого творения найдется свой читатель.
- Кто-то запомнит их и оставит навсегда, передаст своим детям и внукам.
На разные лады повторяли эти слова окрыленные писатели, посылая нам в сеть свои творения, замирали в ожидании их оживления и своих читателей.
Но мертвым грузом висели произведения в сети, никто никогда не открывал их, словно на каждом стояла черная метка.
Какой-то чудак собрал все творения на одной странице, а сверху подписал: «Общество мертвых писателей»…
Когда писатели увидели это, сначала они обрадовались, им казалось, что это может привлечь к ним внимание. Они помнили старую истину о том, что человек умирает во второй раз, когда о нем забывают, и не хотели снова умереть...
Но читатели и другие писатели обходили стороной эту странную страницу, никто ни разу не открыл творения.
Живые старались держаться подальше от мертвых..
- Они думают, что их творения живые, - усмехнулся самый старый и самый несчастный из мертвых писателей.
- Они живут надеждами на то, что это так, а надежда умирает последней.
В нехорошей комнате на том свете повисло молчание.
- Если бы знать, что так все обернется, - вздохнул седовласый Пигмалион, писавший очень интересные рассказы, они были почти живыми, им не хватало только одной какой-то искорки. И если бы она попала на рукопись, то текст бы ожил, задышал, наполнился светом и энергией.
В это время ветер распахнул прозрачные шторы и начался звездопад.
Но разве могут падать все звезды сразу? Так не бывает ни на этом , ни на том свете?
- Это не звезды, это искры из кузнецы Сварога…
- Они сотворят пожар в мире?
- Нет, они упадут на некоторые творения, которые создают живые писатели, и вот тогда и родится то, что задышит, засверкает, обретет бессмертие.
- Почему же этого не случилось ни с кем из нас?
- Потому что писателей слишком много, на всех искр не хватило…
- Но ты знал об этом, почему же не остановил нас.
- А зачем? Если бы вас не было, мы бы никогда не узнали живые творения, не смогли бы отличить одни от других…
Таинственный Профессор был невероятно жесток, но впервые мертвые писали узнали, что они были только массовкой, только толпой, только теми неизвестными мертвыми писателями, на фоне которых и должны были засверкать те избранные, живые, вечные, которым досталась искра из небесной кузницы Сварога, потому они и смогли сварганить свои произведения, так , что те заполыхали, задышали, ожили….
№№№№№№№
Печальный ангел рассказывал эту историю почти знаменитому писателю , у которого было издано уже несколько книг.
Тот оторвался от очередной своей рукописи, прислушался…
-Ты хочешь сказать…
- Позвони любимой женщине, сходи с ней погулять на набережную, такая чудесная погода.
-Ты хочешь сказать.
- Я хочу сказать, что жизнь прекрасна, и она быстро проходит.
- Нет, нет, мне нужно дописать мое творение, ты увидишь, оно будет самым лучшим, оно будет живым.
Он замолчал, взглянул на то, как сорвалась и упала звезда или искра из кузнецы Сварога…
Почти знаменитый писатель позавидовал каком-то неведомому, далекому счастливчику, который работал не зря.
- Если искры падают, значит, у кого-то появится шедевр, - говорил ангел,- но ночь страсти с любимой женщиной, разве это не прекрасно?
Писатель опомнился, пелена спала с его глаз, чары растаяли, и он потянулся за сотовым телефоном.
Только бы она была дома…
Если не везет в творчестве, то ведь должно повезти в любви, иначе зачем мы пришли в этот прекрасный мир…
Глава 2 Эпилог сгоревшего романа
ЭПИЛОГ СГОРЕВШЕГО РОМАНА
На камин наплыла громадная тень – глыба мрака.
Арсений помедлил мгновение и швырнул рукопись, а потом диск в огонь.
Охранник, огромный детина и страстный почитатель таланта Алины, поморщился и сжался… Он не мог поверить, что министр ( так они между собой называли патрона) на это решится.
Не мог же он так просто уничтожить ее лучший роман, лучший, Макс в том не сомневался, и его вкусу можно доверять, сколько их гениальных было на его веку.
Значит все напрасно, зря он терпел этого тупого, грубого, жестокого министра, и все ради того, чтобы как-то если не защитить, то предупредить его милую жену, а все романы, которые она писала все эти годы, а он читал, читал первым, потом приобщался весь остальной узкий круг их друзей и знакомых..
То, что именно этот роман сожрет пламя, такое Охранник и представить себе не мог. Ведь они вместе с Алиной были почти у цели, еще один шаг, один миг, и можно праздновать победу.
Диск, этот осел догадался, что нужно сжечь и диск, а он как герой известного романа готов был броситься в камин, чтобы достать, спасти, уберечь…
Но стоял неподвижно.
Да и как можно было ревновать Алину, их Алину к этому юнцу, да еще футболисту, да вратарю.
Нет, вратарь, он конечно, хороший, в футболе охранник разбирался не хуже, чем в литературе. Особенно после того, когда его любимый олигарх купил футбольную команду, пришлось разобраться, чтобы миллиардер не стал миллионером в один миг.
Но Алина просто издевается над ними над обоими и над своим тупым мужем и над литературно одаренным охранником…
Диск корчился в огне, от бумаги ( накануне Охранник заботливо распечатал только что законченный роман) осталась гора золы. Сгоревший роман даже не смог согреть огромного холодного зала, в котором оставались эти двое одиноких, брошенных мужчин.
- Она вернется, - прохрипел Охранник, который готов был задушить своего шефа, но что-то его пока удерживало от решительного шага, не уголовный кодекс, плевал он на УК, руки коротки у милиции-полиции.
- Пусть попробует, - подпрыгнул от ярости тот.
- Не попробует, не ждите, - раздался рядом странный голос, хотя никого не было в замке, или кто-то все –таки проник.
Охранник и Арсений посмотрели друг на друга, оба потянулись за оружием, но друг в друга ли они собрались стрелять или в кота Бегемота, неожиданно оказавшегося с ними ( а кто еще мог сюда пробраться, дураков не было), этого нам никогда не узнать.
№№№№№№№№
На бреге Иртыша, вдали от людей и машин, там, где когда-то тонул Ермак, а потом задумчиво стоял самый красивый адмирал, стояли двое, высокий парень и стройная дама лет сорока последнюю дюжину лет не отрывавшаяся от компа и строчившая романы.
Она писала не ради славы или заработка – и в том, и в другом она никогда не нуждалась.
Она писала, чтобы отключиться, вырубиться из реальности, если можно совсем и на всю оставшуюся жизнь. Ее нельзя было назвать праздной бездельницей, как многих подруг ее круга, продавцы дорогих бутиков ждали ее напрасно, местная тусовка понятия не имела, кто она такая, некоторые вообще сомневались в том, что жена Арсения существует в реальности, а те, кто не сомневались, махнули рукой и забыли о ней навсегда.
Она писала свои романы, чтобы вырубиться из жизни, в которую ее бросил отец, задолжавший Арсению огромную сумму и погибший при странных обстоятельствах, и как княгиня Рогнеда, оказавшаяся в руках проклятого князя Владимира, которого она в шутку называла Святым, там и Алина, должна была как-то существовать в предполагаемых обстоятельствах. Своего мужа она тоже называла Святым, а себя Гореславой.
К реальности она возвращалась несколько раз, в первый, когда у мужа появился Охранник, и она заметила, как он тайком читал одну из дюжины рукописей, уверенный, что она ничего никогда не заметит, даже того, что он пришел на службу обнаженным, и из всех вещей на нем только часы.
Это правда, она могла не заметить и этого. Но в тот день, что-то отвлекло ее, и она увидела, как Макс читает рукопись.
- Тебе нравится? –спросила она, - не смей лгать, хвост вырву, рога обломаю.
- Это лучшее из всего, что я читал, - признался он.
- После Колобка, или Курочки Рябы?
- После «Тени ветра» и «Игры ангела»
Алина смогла оценить уровень, тем более, когда он начал цитировать те творения дивного испанца, которые и она запомнила почти наизусть…
С тех пор так и повелось, он читал рукописи- то одну, то другую…
Она приобрела единственного реального читателя. Но писала все равно только для того, чтобы подальше уйти от мира и от реальности.
Во второй раз она врубилась в мир, когда Макс притащил пачки книг, уже изданных на бумаге, он как-то уговорил Арсения издать ее романы.
Как ему это удалось, скорее всего, шантажом, или тот проиграл ему крупную сумму. Впрочем, Алину это не интересовало, как все остальное, что вокруг нее в этом замке теней происходило.
Она посмотрела на изданные книги и поняла, что из ее охранника выйдет классный издатель, конечно, если они с ее мужем поменяются местами, на что не стоило надеяться.
И в третий раз она очнулась и врубилась в реальность, когда на темной дороге, возвращаясь из магазина, - раз в год она все-таки туда отправлялась, не голой же ходить по дому, так вот в тот раз она сбила высокого светловолосого парня, который непонятно как там у нее на пути оказался.
Ничего серьезного, несколько царапин, но когда она бросилась к нему, чтобы выяснить, что с ним случилось, не погиб ли он, не ранен?
Она просто вцепилась в него, и не разжала объятий, пока не убедилась, что он цел и невредим.
По праву пострадавшего , парень пригласил ее в кафе, и она не смогла ему отказать, хотя Макс уверял, что это еще парень ей должен, а не она ему..
Они встретились в тот день, когда был дописан только что сгоревший роман.. Роман и на самом деле был лучшим, может быть, потому что писался в предчувствии страсти, в преддверии любви… Только похоже, что кроме Макса никто никогда этого не узнает…
Роман просто принесен в жертву реальности, а что еще мог сделать ее муж?
№№№№№№№№
Охранник яростно набирал ее номер.
- Он сжег и рукопись и диск, Алина, ведь ничего не осталось, -хрипел в трубку Макс.
- Осталась жизнь, - услышал он в ответ.
- Но что мы будем делать?
- Жить…
- Ты совсем ничего не понимаешь, ты меня слышишь, черт тебя побери, идиотка.
- Я счастлива.
- Проклятие, да как же так можно, ты погубила шедевр…
Но на той стороне уже отключились, даже он больше ничего не смог сказать. С фанатами всегда так поступают безголовые писательницы, он не первый и не последний…
Макс подошел к камину, заглянул за решетку, ему хотелось поверить в чудо и убедиться, что рукопись не сгорела.
Чуда не свершилось, или все-таки оно произошло? Нет, он вызовет программистов, говорят, что сейчас можно восстановить даже стертую информацию, Арсений не настолько умен, чтобы затереть все следы. У него все получится, она ему еще спасибо скажет…
Нельзя же быть такой безголовой и счастливой, особенно если у тебя есть дар, рукописи должны гореть, но не сгорать, разве в мире есть что-то более значимое и дорогое, чем литературный шедевр? Для него точно не было, а для нее? Она еще пожалеет обо всем или не пожалеет?
Да что вообще творится с этим миром, раньше они жгли деньги, теперь рукописи? А что ему скажут в небесной канцелярии, ведь он должен был сохранить и эту рукопись, но не смог. За то, что она стала живой и счастливой, вряд ли его по головке погладят.
Охранник почесал рог, взглянул в старинное зеркало, в котором на этот раз не отразился, и исчез.
Как и его Алина, он покинул это пустое место, в котором даже Домового не обнаружилось, ушел навсегда, не получив расчет от шефа. Ничего, рассчитается с ним потом угольками.
Вот вам и эпилог сгоревшего романа…
Остается только эпилог:
На мосту в шальном сиянье лунном
Юноша и женщина, кто б мог
Их соединить? Но так бездумно,
Сходятся, и сводятся мосты,
В мире этом все неповторимо.
А роман у этой высоты
Полыхает дерзкий и любимый.
Знаю, если рукопись гореть
Будет долго, то любовь продлится,
И пред нею отступает смерть,
Выхватил прожектор эти лица.
Счастливы, наверное, и все ж,
Пусть шипят завистники в тумане,
Остается только эпилог,
Снова интуиция обманет.
Где-то в суматохе бытия,
Средь друзей и близких в час расплаты
Остается женщина твоя,
Знаю, вы ни в чем не виноваты.
Страсть, любовь, ей оправданья нет,
Это для романа лишь сгодится,
Только тот неугасимый свет
Освещает радостные лица.
То, что мы писали в час потерь
Пусть огонь так яростно терзает.
Тот, кто проживает без страстей,
Нашей жизни суть не понимает,
Осуждает. Что нам этот суд,
Есть иной вот там мы и ответим,
Лишь на миг, на несколько минут,
Нас прожектор ослепит, и ветер
Унесет куда-то в пропасть боль,
И умножит призрачную радость.
В этом мире мы еще с тобой
Поживем, пусть он не станет раем,
Но и ад влюбленным нипочем -
Эпилог сгоревшего романа.
Без любви мир страшно обречен,
Он погибнет поздно или рано…
БУНТ ЛИТЕРАТУРНЫХ ГЕРОЕВ. Рукописи горят-4
В сообществе мертвых писателей стояла тишина и царил мертвый покой.
Вторжение Мастера и предательство Поэта, и гибель упертой Сказочницы на теплоходе «Адмирал Нахимов» стали последними сколько-нибудь интересными событиями, всколыхнувшими тот свет.
А потом они сидели, грустили , унывали, вспоминали о том, что они друг другу тайно и явно враждебны, и не было никакого просвета, никакого пути из лабиринта, где они то бездумно бродили, то сидели и не шевелились.
Бесстрастно спорили о том, могут ли быть писатели друзьями или не могут, ну если не друзьями, то хотя бы приятелями….
Кот и Фагот долго были заняты какими-то чрезвычайно важными делами, но вернулись неожиданно на тот свет, они всегда возвращались к мертвым писателям, потому что испытывали перед ними какое-то странное, плохо объяснимое чувство вины…
На этот раз, увидев унылейшие физиономии, кот даже присел и свистнул:
- Недаром святоши говорят, что уныние самый тяжкий грех, сдохнуть можно, если бы это был тот свет, а не этот, но тут и смерть не страшна бедолагам.
Но святоши, когда свои книжки писали, наверняка все-таки не видели унылых мертвых писателей.
- Что за спор, а драки нет, - встрепенулся и сам привел себя в экстаз кот.
Писатели молчали, словно он не к ним, а к стенам обращался.
Но кот никогда не отступал и не сдавался:
- Спрашиваю во второй раз, что у вас тут еще случилось. А говорят, на кладбище все спокойно… Врут, как всегда, и на кладбище бурлит жизнь, -повернулся он к Фаготу и подмигнул бесу:
- Может Абадонну позвать, он что-нибудь придумает.
И снова молчание.
- Оставь их , Бегемот, они пребывают в забытьи.
- Что прямо все сразу и пребывают, ребята , не печальтесь, классикам еще хуже, чем вам, уж поверьте вашему коту, который никогда не врет и всех их никогда не видел в гробу в белых тапках, ведь они бессмертные.
- Чем это им хуже? – оживился на этот раз кто-то из писателей…
- А тем и хуже, - уселся перед ними и начал философствовать кот, - представьте себе, что у вас все мертвое и герои, и книги, лежат себе, никакого не трогают, нет им дела до вас и до мира, да это же подарок судьбы. А им о таком только мечтать можно.
Начали выходить из оцепления и другие писатели. Кот явно над ними издевался, только слушать становилось все интереснее, а вдруг, он и правда докажет, что не иметь и проще, и легче, и лучше.
А кот уже вошел в раж, лапами махает, и сочиняет прямо на ходу.
- Чтобы не быть голословным, давайте возьмет нашего вечно живого и всеми любимого Федора Михайловича ( своего творца он трогать не стал – это показалось делом святым, а может у него были далеко идущие планы, кто его кота знает).
- А что Федор Михайлович, -сразу завопил Латунский, - вон тиражи какие, в каждом доме собрание сочинений и захочешь, не помрешь, – ему лучше всех всегда жилось и живется.
Критик понял, что он как всегда сказал глупость, но слово не воробей, оно уже вылетело, и поймать он его не сможет.
Фагот улыбнулся, кто-то хихикнул, а кот расхохотался, да так, что остановиться не мог, его потом все вместе с трудом остановили, когда Фагот стукнул его по спине, так словно он подавился.
- Ну, критик, ну, собака, умеешь ты кота и остальных развеселить.
Латунский даже смутился от такого всеобщего внимания.
Но кот уже ухватил его мысль за хвост:
- Давайте на Федора Михайловича и глянем. Я не говорю о жизни его среди живых писателей – того же Тургенева и Толстого – они тоже мертвяками никогда не были, но если между вами зависть и разборки, то там множьте все на десять и не прогадаете, но и это полбеды – вот как ему хорошо жилось. Я не говорю о пристрастии его к игре, об этом наш Латунский чего только не писал- докторскую диссертацию на том защитил, точно говорят, не было бы счастья, да несчастье помогло. Но и это не беда, критик он и в Африке критик.
-Так в чем же беда его, - стали вопрошать у кота самые нетерпеливые.
- А в том и беда, что заснул наш Ф.М. однажды ночью….
- И не проснулся, - подсказал кто-то коту.
- Проснулся, снова пальцем в небо, только прежде, чем проснуться, увидел он страшнющий сон, все фильмы ужасов отдыхают.
- И что же ему снилось? – насторожился Фагот, - на этот раз не выдержал он, больно кот увлекательно рассказывал, прямо Шархразада, только с хвостом и ушками на макушке.
- А ничего особенного, как Гробовщику у гения снились все похороненные им парни, так и нашему Классику приснились все сотворенным им герои.
В огромном темном замке, где он сидел и пировал с каким-то там царем и королем, и сам чувствовал себя королем писателей и писателем королей, они к нему и явились, не запылись.
Король, который с ним там медовуху пил сначала не понял, что это за непрошенные гости к ему явились, да и сам Творец сначала не понял, если бы Раскольников перед его носом топором не махнул и не начал пытать за что он такую дикую судьбу ему приготовил.
- Рядовое убийство, никто бы и не заметил, а как только теории к нему припаяли, так уже и покою который век не дают. Мало того, что с ума сошел еще по ходу дела, то старуха мерещилась, то Свидригайлов, то мертвый пьяница на пороге стоял, так ведь еще поминают по семь раз на дню, судят на каждом уроке, каждый стареется свой приговор вынести. Ни минуты покоя, и всем до него есть дело, и всем что-то требуется от него, несчастного.
- И чего же ты хочешь? –вопрощал король
- Сожгите все романы, чтобы никто никогда не увидел их, умереть хочу, чтобы ни одна живая душа, ни в этом мире, ни в том не поминала меня больше, - твердил Раскольников.
Король повернулся к писателю, тот сидел мрачный и онемевший.
- Возможно ли такое? Сколько книг издано, где нам их искать?
Долго они совещались, и ничего так и не смогли сделать. А тут уже и Дмитрий Карамазов подоспел:
- А мне сколько на каторгах томиться и за чужие грехи расплачиваться, я-то ни старуху, ни отца не убивал, жил может и не праведно, но после того суда вообще мне нет никакого покоя, никогда не будет, все женщины от меня отвернулись, а эти доценты и критики только и терзают – виноват, не виноват, в чем виноват, зачем мне такая судьба горемычная. Уж лучше бы убил, чтобы не маялся так, да ведь нет – сплошное издевательство и ничего больше.
- За что , - уже спрашивал его Иван Карамазов, - видно тебе понравилось утверждение, что если бог хочет наказать, он жизни лишает, а если еще больше наказать желает, то лишает разума, и почему я должен все время безумным оставаться, и прежде мало что видел, а теперь, и сколько еще прикажешь маяться, ведь все мы бессмертные, хорошее ты нам бессмертие подарил, благодетель ты наш…
Но, оттолкнув Ивана, к столу пробрался красавец Свидригайлов:
- А мне на что припаял растление малолетних, которого никогда не было? Ладно все остальные грех, а теперь мне только дети и снятся, убери детей, Федор Михайлович, ведь все только ради красного словца на пущего эффекту, а бросил тень, потом уже и не отмыться никогда… И зачем только тебе такое творить надо было, отец ты наш родимый…
Князь Мышкин просто ходил между героями и жаловался всем на то, что он убил самую любимую женщину, потому что жить так было больше невозможно.
Настасья впадала в истерику, Сонечка молчала так выразительно и покорно, что лучше бы истерила, Грушенька хохотала так, что можно было оглохнуть.
- И что нам со всем с этим делать? – спросил у писателя король.
- А почем мне знать, я ведь их по отдельности писал в разных книгах, откуда мне было знать, что они все вместе соберутся, и такое случится.
- Гений должен все знать заранее, чтобы вот такого Пекла больше не случилось, - заявил король, - так и надо передать всем остальным писателям, которые еще не наворотили такую гору ужаса, страданий, и бед, да в одном месте все не собрал, это вам не шуточки, особенно если книги и герои окажутся бессмертными.
Герои стояли молча, женщины лишались чувств и снова приходили в себя, закатывая новые истерики.
Король, наконец, поднялся с кубком в руках и произнес:
- Выслушать и посочувствовать – все, что мы с моим гениальным гостем можем для вас сделать, участь вашу изменить – не получится, не в моей это власти, и даже если обратитесь выше –вряд ли поможет. Не собирайтесь вместе, живите каждый в своем романе и терпите, обещаю только рассказать эту историю другим классикам, чтобы они знали, что настанет день, когда сотворенные герои пожалуют к ним и призовут творцов на суд, вот и пусть творят так, чтобы не было мучительно горько и страшно, если они соберутся все вместе, да взбунтуются. Хотя гении, как и все люди, не учатся на чужих ошибках, но сделаю все, что смогу.
Кот остановился, перевел дыхание, ему самому понравилось то, что он поведал мертвым писателям.
Но чтобы завершить эту историю он и произнес:
-Король попросил рассказать ее и живым и мертвым творцам, что я и делаю. Предупреждать вас о чем-то поздно, но может быть, вы узнаете о том, что Живым и Бессмертным еще хуже, чем мертвым, и вам полегчает.
Писатели вышли из состояния уныния, даже Фагот был удивлен тому, какой эффект произвела на них эта Бегемотова история.
- А мне не страшно, даже если все герои придут.
- Твои мертвые, их не оживит.
- Да хоть и оживят, они у меня хорошие парни, упрекнуть им меня будет не в чем, надо же, как мы далеко вперед глядели… Пусть гении и маются со своими, а мы все сделали правильно.
- Пошли, - заявил Бегемот, - нам надо рассказать эту историю живым, пусть думают прежде, чем что-то делать, семь раз отмерят, а потом только писать садятся. И вообще – писать надо так, чтобы не страшно было пригласить всех героев к себе на пир, в своем жилище поселить и жить с ними долго и счастливо. Если даже они не будут бессмертными, помрут вместе с автором, то и тогда ничего, хорошая компания дорогого стоит.
Писатели еще долго смотрели им вслед, некоторые из них уже достали ручки и бумагу, чтобы написать для себя героя, да такого, с которым и смерть хороша, и умереть не страшно.
В унынии оставался только критик Латунский, ни там, ни здесь никого не было и не будет рядом с ним. У критиков не бывает ни друзей, ни приятелей, не героев. Но кто же в том виноват?
№№№№№№№№
Кот уже сидел перед живыми пока писателями и рассказывал историю о бунте литературных героев.
А что – предупрежден, значит, защищен, и надо творить так, чтобы не было страшно, когда раздастся звонок в дверь, и к вам в дом ввалятся ваши герои…
Пусть они радуются и пируют вместе с вами и благодарят вас за то, что вы их сотворили и выпустили в мир.
Кот Бегемот, конечно, плут и притворщик, но я бы прислушалась к его речам на этот раз.
А вдруг и мы убережемся от какой-то страшной ошибки, тогда и жить станет легче и жить будет веселее.
Глава 3 Осторожно, сказочница
http://proza.ru/2011/07/03/1024
Глава 7 Графоманы, творцы, гении. Рай для писателей
http://proza.ru/2011/07/08/357