Юрка работал в "Ростовгорстрое" и, как это водится у ростовских строителей, любил посидеть за бутылочкой в хорошей компании. Нельзя сказать, чтобы он уже стал хроническим алкоголиком, но в медвытрезвителе на Баумана за ним была закреплена постоянная койка – почётная – возле самого входа и поближе к батарее. Местные завсегдатаи её так и прозвали –«Юркина койка».
Тем не менее душа у Юры была высокого полёта. В российской глубинке такое встречается не редко: через горлышко господина Гранёныча, как через магическую русскую призму, видится порой что-нибудь необыкновенное среди обыденного.
И вот – Юрка, видимо насмотревшись всякой всячины, незаметно для самого себя увлёкся художественной литературой – ну стишки там, рассказики пописывать стал. Даже у кореша печатную машинку за ящик марочной водки выменял. Надо сказать – для точности – в "Ростовгорстрое" палёнку уже никто не употребляет.
Вскоре, между посещениями престижного заведения на Баумана, Юрка начал похаживать на занятия в литературный клуб. Сразу же в Ростове-на-Дону возникло несколько популярных анекдотов, Юркины подвиги, бес сомнения, заслуживали того! Будучи машинистом экскаватора и, по совместительству, трубоукладчика Юрка двенадцать раз умудрился попасть в медвытрезвитель. Однако каждый раз его утром уважительно будили:
– Господин машинист – вы уже протрезвели?...
Вместе с тем Юрка был личностью возвышенной: любил читать по вечерам Пушкина, а иногда даже сам пописывал немудрёные четверостишья. Однажды Юрка показал свои опусы местным маститым литераторам, и через некоторое время его приняли-таки в литклуб. Так с тех пор машинист наш возомнил о себе невесть что – особенно после третьей стопки – он уже и не машинист никакой, а самый настоящий писатель. И пусть в литклубе его чаще ставили на другую ступень – графоман, только Юрка и от этого возносился почти до небес. И вот, когда его в 13-й раз задержали в чрезмерном подпитии, он, вместо документов, предъявил визитку того самого литклуба.
- Так! – с усмешкой произнёс сержант. – Пушкин – чтобы мы тебя здесь, таким тёпленьким больше не видели!
Всё-таки 13-е число не счастливое…
В литклубе Юрку поначалу немного остерегались – поскольку вся хилая русская интеллигенция всегда побаивается откровенности простых работяг – отчего вежливо называли удачливым классиком среди графоманов. Но Юрка не обижался и даже отвечал обидчикам:
– Любой поэт может быть при этом ещё экскаваторщиком; только далеко не любой экскаваторщик способен стать ещё и хотя бы сносным графоманом! Дело здесь – мне думается – отчасти в усердии, ведь ещё В.В. Маяковский писал о том, что надо перерывать, единого словечка ради, тысячи тонн словесной руды. Значит – чем усерднее копаешь – тем лучший из тебя может получиться поэт или, на худой конец, графоман!
– При этом, – рассудительно добавлял Юрка, – если хороший графоман идёт в экскаваторщики – труд становится более поэтичным и выглядит благороднее; но если плохой, недобросовестный экскаваторщик пытается стать поэтом – поэзия прячется под землю, видимо от стыда…
Подобно всем, кто слегка под мухой, графоман-экскаваторщик любил теперь прихвастнуть: «Я хоть и маленький, но уже писатель». Старые собутыльники над Юркой – понятное дело – посмеивались, однако первая койка на Баумана как-то вдруг стала называться писательской…
- " - 30 мая 2011