Звезда Полынь

Владимир Уразовский
Владимир Уразовский

полное собрание сочинений
в 14 томах

том 1
Звезда - Полынь
издание второе

г. Славянск-на-Кубани
2020 г.





Глава первая

Храм звёздных наук


НИКОЛАЙ  ЖУКОВСКИЙ
СЕРГЕЙ  КОРОЛЁВ
ЮРИЙ  ГАГАРИН
ВАСИЛИЙ  КУРПЕЛЬ
СЕРГЕЙ  ЛОГИНОВ

Грозный людской поток вынес меня из метро навстречу суровому северному ветру. По лесным заячьим дорожкам, по теснинам и овражкам долго пробирался он к московским проспектам и улочкам, вдоль которых, как страстные свечи, полыхали осенним огнём грустные берёзки.
На их кроны Устинья-Осень уже сбросила огненно-мрачный блин неба.
Принёс ветер тоску! Укоротил день на пять часов... Погулял, надышался столичной гари и, ослабев, затерялся на Ходынском поле в гром-траве с калёными стрелами - крапиве. И забрёл он сюда, в это царское место, под первый гром, в грозу и дождь.
Родное небо громыхало и плакало от бессилия и неустройства.
Вверху - ни огонька, ни звездочки, ни просвета. И только блистающие молнии вспарывали небеса и, выхватывая из тьмы звезду-Полынь, висевшую над Москвой, указывали мне путь - туда, к Ходынскому полю, к Военно-Воздушной Инженерной Академии имени Николая Егоровича Жуковского, откуда вышли когда-то русское воздухоплавание и наша звёздная дорога в космос!
Время было лихое! Президент Ельцин... Чуждая и оскорбительная для русского сердца философия «Купи – Продай».
Нефть по тринадцать долларов за баррель. Заросшие бурьяном поля и умирающие заводы.
Истошный крик менялы у метро Динамо: - Даю двести пятьдесят рублей за один доллар!
Эпоха очищения и обновления началась с Беловежской пущи, с невиданного разрушения и унижения страны.
Глядела вниз Звезда-Полынь с ликом Горемычной Пятницы и молчала.
Горькая Звезда эта Полынь наша извечная спутница.
Как и допреж, вышла она на небо в образе долговязой русской бабы, безобразной и растрёпанной, в лохмотьях и заплатах.
Как вышла она в ту пятницу, когда деды наши были ещё молоды и красивы, так и побежала земля у людей из под ног.
С этим храмом звёздных наук - академией имени Н.Е. Жуковского, как и с самим Ходынским полем, и с северным ветром, отзывчивым на чужую беду, чьей-то потаённой волей оказалась связана и моя военная судьба.
Где теперь эта прекрасная звёздная чаша небесного мира?
Где  эти звёзды - недотроги, сияющие в синих далях, недоступные в своей красе мирскому человеку?
Обывателя вознести к звёздам может только гроза. Путь к ним открыт только для самых дерзновенных и окрылённых мечтой людей! Иным дорога сюда заказана.
Вот уже целое столетие стоят они рядом, раз-делённые Петербургским трактом - Академия и Ходынское поле!
И даже само Его Величество Земное Лихо не в силах  пока их разъединить.
Невозможно отделить от них и гром небесный, и северный ветер и гром-траву крапиву с огненными стрелами весны.
Академия, Ходынское поле и гром-трава навсегда соединили Петербургский тракт с фиолетово- звездными нивами божественного космоса.
Отсюда, по этой дороге, двенадцатого апреля 1961 года в наше огромное небо, в космос впервые вышли два человека: Сергей Королёв и Юрий Гагарин!
Мы все, вся  наша страна, взошли тогда на небеса вместе с ними. Мы были первыми! И никто в мире не смог нас опередить.
Мир помнит ту эпоху, когда творец ракетной техники Сергей Павлович Королёв вывел на космическую орбиту корабль с первым космонавтом земли Юрием Гагариным и навсегда прописал его в космосе.
Я помню Красную площадь, заполненную ликующим людом! Кто не слышал тогда, сквозь вселенский восторг, гласа небес? 
- Здесь Русский дух! Здесь был Гагарин! Здесь алый стяг СССР!
А начал это восхождение русский пилот Уточкин. В 1910 году он взлетел с Ходынского поля на маленьком самолётике - комарике, поднявшись сначала над гром -травой, а затем и над весёлыми берёзками.
Но не Полынь-Звезда властвовала тогда на нашем небосклоне. Там сияла звезда Валентины Терешковой в образе светлой и непорочной Девы!
Славные были времена!
Плеяду блистательных русских и советских учёных, раздвинувших границы Ходынского поля до космодрома Байконур, возглавил отец русской авиации, первый ректор института инженеров Красного Воздушного Флота Николай Егорович Жуковский.      
Позже на базе этого института была сформирована Военно-Воздушная Академия. Жуковский разработал и заложил основы современной гидроаэродинамики, определив генеральное направление авиационной науки - “Человек полетит, опираясь не на силу своих мускулов, а на силу своего разума”.
Его знаменитые ученики, будущие академики Б.Н.Юрьев, В.П.Ветчинкин, Б.С.Стечкин, В.Ф.Болховитинов стали продолжателями славных дел своего  учителя.
Потом по этому питерскому тракту из стольного града Петра в град Москву, впереди матросов и солдат, с интерпаспортом в рабочих  руках,  вошла революция   с красной звездой на лбу.
Питер переименовали в Ленинград и тракт стал называться Ленинградским, а вот Ходынское поле так и осталось со своей славянской душой и со своим  прежним именем.
В небо, от дерзости и удали, молодая советская поросль стала бросать камни...
Началась новая, унизительно-кровавая и восхитительная страница русской отечественной истории - социализм.
И даже великий поэт Сергей Есенин не устоял пе-ред соблазном и предложил:
- “Друг ты мой, товарищ Пимен, кинем мы с тобою камень, в небо кинем...”
Скоро или нет, но первый поэт Руси, поэт от Бога, Сергей Есенин и первый космонавт земли Юрий Гагарин встретились на фиолетово-божественных нивах  космоса.

Я спешил навстречу богу северного ветра Борею, торопясь в академию под дикий свист ветра, громы и молнии в полнеба.
По Ленинградскому проспекту спешила к запоздалому и обильному ужину новая эра, катили новые хозяева жизни, для которых к деньгам грязь не прилипала.
Впереди, почти на два десятилетия, - ни родной песни, ни святого огонька, ни цели, ни ясности... И мне тоже захотелось кинуть в этот мрачный и плачущий блин неба, большой камень.
Кинуть камень в эту мерзость и запустение! Да только, где его взять?  Все камни раскиданы... Все силы истрачены.
И поэтому навстречу мне по мокрому проспекту, не встречая сопротивления, круша живых и мёртвых, в Москву, за Садовое кольцо, спешила новая эпоха, с американским апломбом -  циничная и жестокая.
Очищение и выздоровление возможно только в тех краях, где погуляла смерть.
Бог когда-то начертал это на лбу у каждой твари, да только не каждому дано заглянуть на свой собственный лоб.
Новая жизнь никого и никуда не призывала.
Она даже не говорила нам, каким будет это завтра! И для кого это завтра будет.
Всё долой. В вашем прошлом ничего хорошего не было - вот её девиз…
И только гром небесный утверждал, что было!
- Было всё! Было не только плохое! Было и славное, и кровавое, и смешное, и бесподобное.
Молния, вспарывая хляби небесные от вокзала Белорусского до вокзала Речного, высвечивала из мрака ещё то, что осталось от этого “Было”.
-  Вот это Ходынское поле! Вот Петровский дворец! Вот храм звёздных наук!
Вот крохотная улочка пилота Нестерова, на которой стоит Храм  Звёздных Наук.
Не забывай своего прошлого и не отрекайся от своих корней, если не хочешь стать Иваном - Непомнящим!
Иваном, не помнящим своего прошлого и своих предков.
Летний лагерь академии, куда я приехал для сдачи вступительных экзаменов, раскинулся в сосновом лесу на песчаном берегу княгини Оки, под городом Ступино.
Волга – царица рек всея Руси, а княгиня Ока – её дочерний  правый приток.
Здесь в лагере и произошла моя первая встреча с будущим начальником курса полковником Курпелем Василием Николаевичем.
Представившись по всей форме, я стал ждать указаний.
Передо мной, щурясь от яркого солнца июня, стоял человек, повидавший немало на своём веку. Он задал мне несколько вопросов, ознакомил с распорядком  в лагере и уже, было, хотел отпустить меня.
Сразу за его спиной, почти от самой палатки, в тихой полуденной дрёме покачивался сосновый лес.
Я невольно сравнил полковника с одиноким кряжистым дубом, который вышел из этого соснового леса и остановился в трёх шагах от него, прищурившись от солнца.
Какая-то волшебная сила исходила от этого человека. Сила не праздная, не удаль, свойственная молодости, но сила природная, которая рано или поздно начнёт творить доброту.
Именно это обстоятельство и подтолкнуло меня к откровенному разговору с ним.
Я поверил ему сразу и высказал всё, что хотел. 
- Товарищ полковник, я прошу Вас внимательно посмотреть мое личное дело, а потом честно сказать - стоит ли мне поступать в академию, или нет.
Лес за его спиной, будто выходя из дрёмы, тихо вздрогнул. Защебетали птички. Стайка воробьёв кинулась к облакам, плывущим в небесной синеве к далёким просторам.
-  А что такое? – Удивился он.
-  Да нет, вы посмотрите. – Настаивал я.
-  И прошу я Вас об этом, не как офицер офицера и не как коммунист коммуниста.
-  Я прошу Вас об этом как русский мужик русского мужика. Обещаю Вам, что этот разговор навсегда останется между нами.
Он, сосредоточившись, молчал минуту - вторую, с интересом разглядывая  меня.
И потом коротко приказал. - Рассказывай, что там у тебя?
И я начал свою исповедь. Я, как будто, исповедовался дремучему кряжистому дубу, который стоял на берегу Оки уже тысячу лет. 
Стоял этот дуб  здесь  десять веков и  простоит ещё десять, неподвластный никаким разрушениям.
Мне пришлось начинать издалека.
Родился я в эмиграции, в китайской  провинции Синьцзян.
Там, в Китае и произошло соединение родов Уразовских и Ольшанских, породивших меня.
В Казахстан судьба забросила одного из моих прапрадедов по материнской линии, ещё во времена движения народовольцев, когда он, ещё только присоединился к Российской империи.
Мой прадед Никандр закончил Петербургский Горный университет, считавшийся в те времена одним из престижнейших учебных заведений Европы.
Он участвовал в движении народовольцев, ставящих своей целью просвещение народа.
Но после известных событий, связанных с покушением на царя, участников народной воли, исповедующих терроризм, начали ссылать  на каторгу, а народовольцев - просвещенцев стали отправлять в ссылки. Так мой прапрадед попал на Горькую Линию, под Акмолинск, в Казахстан.
По дороге к месту ссылки, остановившись на ночлег в одной из казачьих станиц под Уральском, он  женился на казачке.
Казаки-станичники в этот момент находились на летних сборах, и на ночлег ссыльного прадеда отважилась пустить хозяйка дома.
Она, накормив опального голубоглазого гостя, уложила спать его на сеновале, побоявшись показать ему, при этом, свою черноокую дочь.
Однако житейская хитрость эта вскрылась, так как хозяйская дочка приснилась гостю во сне, где он на ней даже женился.
Утром, когда он рассказал об этом сне хозяйке, она  была вынуждена показать ему свою единственную дочку.
На Горькую линию мой прапрадед пришёл уже с женой. Сон оказался «в руку»!   
Позже, когда началось освоение и заселение рус-скими южного Казахстана и, в частности, Семиречья, его в качестве руководителя экспедиции, направили туда, в район древнего городка Сарканд для изучения, описи и подготовки новых земель к приёму первых переселенцев из России.
Так что первыми русскими переселенцами в Казахстанское Семиречье были именно опальные народовольцы.
Позже, на землях моего прапрадеда, лежащих в междуречье Саркандки и Баскана, доставшихся по наследству моему деду по матери Ивану  Никандровичу Ольшанскому, в период коллективизации было организовано три совхоза!
Но у моей матушки в паспорте, в графе национальность, уже  значилось – казачка. К сожалению, наши родители о многом боялись говорить.
Особенно о своем прошлом и о своих корнях.
Время было такое, что только за одни эти корни могли поставить к стенке.
Мой дед Иван Ольшанский, с редким отчеством Никандрович, в Гражданскую войну служил заместителем командира эскадрона в Конной армии С.М. Будённого.
После Гражданской войны он командовал крупным воинским подразделением в г. Алма-Ате. Сохрани-лись сведения, что он также являлся первым военным комендантом г. Алма-Аты.
В начале тридцатых годов прошлого столетия в Казахстане началась коллективизация.
И в эти же годы мой дед Иван якобы попадает в расстрельные списки. Спасаясь от расстрела, как говорит об этом легенда, с семью дочерьми и единственным сыном он вынужден был переселиться в Синьцзян-Уйгурский автономный округ Китая или провинцию Синьцзян.
Эту легенду опровергла сама жизнь!
Изучение его жизни   и  трагической смерти в 1944 году показывает, что мой дед Иван Никандрович находился там как советский офицер и с определёнными целями.
Семиречье от Китая отделяют отроги Джунгарских Алатау.
Сколько сотен тысяч или миллионов казаков и людей других сословий перевалило тогда через эти горы, уже никто нам не скажет.
Однако в расстрельные списки мой дед Иван угодил и там, в Китае. Только теперь уже вместе со своим единственным сыном Павлом.
Гоминдановцы после жестоких пыток и истязаний залили ему рот расплавленным оловом, а затем, разрезали его тело на три части.
И выдал его истязателям русский, по фамилии Федченко. 
Одна из моих тёток встретила этого предателя в 1960 году в небольшом городке Сарканд, под Алма-Атой, в магазине. Она, узнав его, схватила за руку и закричала.
- Люди! Это предатель. Он выдал моего тятю гоминьдановцам.
Но удержать его она не смогла. Он вырвался и убежал.   
Моей матушке Марии Ивановне тоже довелось немало испытать в своей жизни. Она родила моему отцу семерых детей и смолоду слыла искуснейшей поварихой.
Когда председатель Коммунистической партии Китая Мао Цзе Дун вместе со своими сподвижниками - руководителями Народного Китая Чжоу Энь Лаем и Чжу Дэ  прилетел в Кульджу, мою матушку пригласи-ли к ним в качестве повара.
Мао Цзе Дун оценил её поварской талант, до-ставшийся ей по наследству, от матери Дарьи  Кирилловны и подарил за работу три рулона дорогой мануфактуры: вельвета, шевиота и чесучи.
Если об истории рода Ольшанских, то-есть по материнской линии, некоторые сведения мне собрать всё же удалось, то о происхождении отцовского рода, вплоть до 1991 года, не было известно ничего.
В 1991 году по туристической визе я приехал в Канаду к сводному брату отца Виктору Уразовскому. Он живёт в небольшом городке Вернон в провинции Британская Колумбия, куда из Синьцзяна, с десятилетним пребыванием в Австралии, переселилось около двухсот русских семей.
Он и поведал мне  историю происхождения нашей  фамилии.
Оказывается, что правильное написание нашей фамилии  Ура-Азовский.
Фамилия наша добыта в бою при царе Петре  первом! Наш предок, добывший её при взятии  Азова, носил фамилию Петров?
Из истории известно, что Петру первому понадобилось совершить несколько военных  компаний для того, чтобы отбить у турок Азов.
Для этого под Воронежем была построена целая азовская флотилия, которая в мае 1696 года и сыграла решающую роль в его взятии.
Наш предок, будучи командиром воинского подразделения, ворвался в осаждённый город одним из первых!
После боя, по заведенным в те времена правилам, царь Пётр за героизм перед строем наградил его дворянским титулом и присвоил ему новую фамилию Ура-Азовский!
Позже, его сын или внук командовал крупным воинским соединением в Польше, где женился на знатной и образованной полячке.
Мой дед по отцу Фёдор Уразовский также похоронен в Китае.
Возвращаться в СССР он не желал. После семи лет скитаний по пескам и горам Синьцзяна, в конце пятидесятых годов прошлого столетия он вместе с семьёй попытался уйти через Тибет в Индию.
Летом  1944 года, распродав всё своё имущество, он с семьёй отправляется из Кульджи к горному перевалу  Муздаван, где даже летом  на скалах лежали льды.
Муз на мусульманском языке означает лёд.
Вместе с ними на Тибет, к границе отправились старики  Яковлевы и дед Черняк, который впоследствии, приняв мусульманскую веру, остался на юге под Тибетом.
Группой в десять человек, на двух лошадях  они, преодолев перевал, вышли на равнину и двинулись  к городу Кашгару.
Далее их путь проходил через Яркенд, Лоб, Чий,  Черчен и заканчивался в Хатене, от которого до индийской границы было уже совсем близко.
Целых четыре года дед с семьёй скитался по высокогорным посёлкам, населёнными китайцами, монголами и мусульманами, испытывая нужду и лишения
В Хатене им даже пришлось выдать одну из своих дочерей Фешу замуж за  гоминьдановского армейского офицера.
Перейти границу можно было  только в  двух  местах;  по козьей тропе и  по руслу высохшей реки.
Однако деда остановило одно - опасности двадцатидневного перехода в Индию по горам.
Власть в Китае в этот период  пока ещё, принадлежала  гоминьдановскому режиму во главе с Чан Кайши.
Под Карашаром им однажды, пришлось столкнуться с такой картиной: на длинных  шестах, напоказ, были выставлены головы дезертиров китайской армии, среди которых находилось немало голов с русыми чубами.
Дед  Фёдор отличался крепким здоровьем и мог в возрасте шестидесяти лет пройти за день  шестьдесят километров.
Он выжил, даже когда его укусил скорпион.
В этих горах едва не погиб и мой дядя Виктор Уразовский. 
Однажды в Карашаре, когда ему было лет семь или восемь, его хотел застрелить гоминьдановский офицер.
Да на его счастье за него заступилась мать, которая, поставив сына на колени перед этим офицером, встала на колени и сама.
Это считалось у китайцев проявлением высшей степени  уважения, и  гоминьдановец, убрав наган, не стал  расправляться с мальчишкой.
После этого случая мой дядя перестал спать.
Эта бессонница продолжается до сих пор, что не мешает ему работать и быть первоклассным строителем.
После четырёх лет скитаний дед Фёдор с семьёй  в 1948 году вернулся в столицу Синьцзяна  Урумчи.
Здесь он простудился и,  проболев год,  одиннадцатого марта 1949 года умер.
Похоронили его на русском кладбище в городе Урумчи.
В 1954 году мы вернулись в СССР, в режимное поселение на целинные земли, в казахстанскую  ковыльную степь
Вот об этом я и поведал своему будущему начальнику курса полковнику Курпелю.
Воробьиная стайка уже давно вернулась в сосновый бор и теперь весело распевала свои удалые песни про белые облака, к которым она так и не сумела долететь. Проснулся от этих песен и бор.
Но никто и бровью не повёл, не подивился моей исповеди. Ни лес, со своей сосновой душой, горючей и  смоляной. Ни княгиня Ока, с душой холодной, как порыв осеннего ветра. Ни сам полковник Курпель, с душою вечно молодого белорусского парубка, с душою хлебной и задорной.
-  Эка невидаль! То ли ещё было на Руси. То ли ещё будет в СССР, где столько земель и народов!
- То ли мы услышим еще в этой книге! – Зашумел сосновый бор.
Пролетела неделя. Отшумели дожди. Снова вышло солнце на работу. Умытый дождём, сосновый бор ликовал.
И вот полковник Курпель вызывает  меня к себе.
Я вошёл в его командирскую палатку.
Он молча открыл сейф, вынул папку с документами и, подавая их мне, сказал: 
- У нас на курсе будет 34 комсомольца. Ты будешь комсоргом, поскольку у тебя есть в этом деле хороший опыт.
Ты избирался и комсоргом школы, и членом бюро районного комитета ВЛКСМ. Работал комсоргом и парторгом авиационной эскадрильи.
А вот тебе и коробочка со штемпелем, чтобы ста-вить отметки об  уплате комсомольских взносов.
- А как же с моим личным делом? - Возразил я.
Он хлопнул ладонью по тумбочке. Улыбнулся. И тоном, не допускающим возражений, подвёл итог:
- Теперь это дело уже не твое.
Теперь это дело моё! Сдавай экзамены и учись. Сейчас не сталинские времена.
И он отправил меня к замполиту первого факультета полковнику Логинову Сергею Николаевичу. 
Логинов - тоже фронтовик и личность, каких поискать! Он знал, с какой стороны можно взять человека за душу.
Был у него такой талант.
Сергей Николаевич помнил наизусть десятки народных преданий, поговорок, пословиц и тостов.
И они, озвученные необычным голосом его, действовали на подчинённых ему офицеров куда сильнее,  чем  сухие  и засахарившиеся партийно - политические лозунги. 
Четыре года мы провели в академии под неусыпным оком полковника Курпеля.
Есть такое выражение: Учитель не тот, кто учит, а тот, у кого учатся. К нему это выражение подходило как нельзя лучше.
И мы впитали в себя все лучшее, чем одарил его белорусский народ.
Он просто раздал нам все свои таланты – любовь к родному пепелищу, великое крестьянское трудолюбие, природную сметку, чувство юмора, которое даётся только самым избранным, славянскую щедрость и доброту – всё то, на чём испокон века стояла земля русская.
Скольких он выручил из беды, скольким он поверил на слово, когда им не верили даже родные жёны.
Он устраивал своих слушателей на работу, чтобы они могли выпутаться из долгов.
Каждый из нас, взяв у него самое важное для себя,  пошёл своей дорогой.
Пошел своей дорогой и я.
Когда наше небо стало некому держать, и под него подставили свои могучие плечи дубы, сосны, да берёзы, когда всю Россию превратили в Гуляй - Поле, я пришёл на Ходынское поле к своей академии и прочитал  свои стихи.

       Я стою пред тобой.
       К твоим звёздным наукам
       Я вернулся седым от уроков земных.
       Я стою пред тобой и читаю по буквам
       Твоё имя, как имя великих святых!

       Я вернулся к тебе!
       Время лжи и обмана
       Обрекало меня свою мать потерять.
       Своё имя забыть! Но кровавым туманом
       Это время пойдёт от Святынь наших вспять!

И оно действительно пошло вспять, когда к власти в России пришёл Владимир Владимирович Путин!
Слова этого откровения предназначались и ему, моему начальнику курса полковнику Курпелю.
Родился он в деревеньке Язвино, что под Минском 28 мая 1919 года.
Босиком, с котомкой за плечами, в 1935 году пришёл  он в Минское архитектурно-строительное училище.
Закончил аэроклуб и следом - Мелитопольское военное авиационное училище лётчиков - наблюдателей.
С мая 1940 года готовил лётчиков на самолёты СБ и Ил-2 в Балашовской авиашколе. Преподавал штурманское дело.
В начале войны, в грозном 1941 году,  из курсантов школы был сформирован стрелковый батальон для прикрытия Сталинграда.
Одной из рот этого батальона командовал лейтенант Курпель.
Он участник парада Победы.
В 1950 году  Василий Николаевич закончил ВВИА им. Н.Е. Жуковского и затем провел пять полных выпусков инженеров ВВС, как начальник курса академии. Награжден  многими боевыми орденами и медалями.
Вот такой необычный человек и командир возглавил наш курс в 1970 году.
Наш курс был последним  полным  его выпуском.












Глава вторая

Василёк и маргаритка



АЛЕКСЕЙ  ЕВДОКИМОВ
ЮЛИАН  НЕЧАЕВ
ЮРИЙ  ТИХОМИРОВ



Начало семидесятых годов прошлого столетия…
Кажется, что это было вчера или позавчера.
Но это позавчера осталось в прошлом тысячелетии!
Военно – Воздушные Силы страны возглавлял тогда Главный маршал авиации Павел Степанович Кутахов.
Военно – Воздушные Силы в те времена находились в зените своей славы.
Это было время активного совершенствования организационной структуры академии.
В 1973 году наш инженерный факультет был переименован в факультет пилотируемых летательных аппаратов, которым руководил с 1968 года заслуженный деятель науки и техники РСФСР доктор технических  наук,  генерал–майор,  профессор В.Ф. Павленко.
Выпускниками нашего первого факультета стали многие лётчики-космонавты Советского Союза – Ю.А.Гагарин, В.Ф.Быковский, Б.В.Волынов, В.В.Горбатко, А.А.Леонов, А.Г.Николаев, В.В.Терешкова, П.Р.Попович, Г.С.Титов, Е.В.Хрунов, Г.С.Шонин.
Академией до марта 1973 года руководил генерал – лейтенант ИТС Н.М. Федяев. Сменил его на этом посту генерал-лейтенант - инженер Василий Васильевич Филиппов. Он и поставил свою подпись в наших дипломах.
Выпускниками академии были многие генеральные конструкторы и руководители авиационной промышленности страны: Ильюшин С.В., Кузнецов Н.Д., Микоян А.И., Туманский С.К., Яковлев А.С., Дементьев П.В.
К этому времени средоточием научной и духовной жизни факультета летательных аппаратов академии, вокруг которого закружилась наша жизнь, являлись выдающиеся учёные – выпускники так называемого курса «А».
Этот курс набрали по приказу Сталина в 1941 году из студентов старших курсов университетов и индустриальных вузов, призванных на фронт.
Их отозвали с фронтов Великой Отечественной войны и направили на учебу в академию.   
Из их числа вышли почти все наши начальники кафедр, командиры и руководители академии, профессора, доктора наук, заслуженные деятели науки и техники. 
Вот только часть из этой  плеяды звёзд
- Генерал-лейтенант Белоцерковский С.М., генерал-майоры Нечаев Ю.Н., Кулешов В.В., полковники     Федоров Р.М., Морозов Ф.Н., Колесников Г.А., Новицкий В.В., Авчинников Б.Е., Коломыцев П.Т.,  Чистяков П.Г., Ямполький В.И., Майзель Ю.М., Алексеев О.П.
С этого же курса вышел и будущий начальник академии генерал-полковник Филиппов В.В.
Этот грозный сорок первый год и выковал из них людей не от мира сего - учёных, открывших миру новые, неизвестные направления в авиационной науке и технике.
Он выковал из них первооткрывателей и перво-проходцев!
Но Перстом Божьим, который пометил каждого из них и был сам этот кровавый и страшный сорок первый год.
Дороги, которые мы выбрали сами, разбросали нас по всему свету.
Семь выпускников осталось в Москве, в академии,  на кафедрах.
Прошли годы.
Давно уже нет того государства, в котором мы родились, учились и дерзали.
На наших глазах развалили и обобрали, как липку, нашу державу, владеющую оружием массового поражения.
Вместе с иностранными порядками в стране появились нищие, беспризорники, СПИД и всевозможные свободы,  от  которых нет нормального житья. 
И даже наше лётное небо сбросили вниз.
Собираются разлучить с Ходынским полем и академию Н.Е.Жуковского.
Сейчас её объединили с лётной академией имени Ю.А.Гагарина.

Вместе с Алексеем Евдокимовым, из выпускников нашего курса, профессорами и начальниками кафедр стали Михаил Павлович Подоляк и Николай Петрович Семенихин.
Был оставлен, как золотой медалист на кафедре аэродинамики и Николай Александрович Гриценко, впоследствии доцент кафедры и учёный секретарь сразу нескольких ученых Советов.

Среди выпускников последнего курса полковника Курпеля, нашлось немало  офицеров, которые прошли по жизни только своим неповторимым путём.
Ни в печали, ни в радости эти люди не похожи друг на друга. Их не  сломили  ни холод, ни жара.
Они не ходили по кривым стёжкам.
Они остались твёрдыми в своих устремлениях, несмотря ни на что. 
Случайно или не случайно, но все те, о ком я пишу в этой документальной книге, произошли от крестьян-ского корня, как и сам их командир - воспитатель полковник Курпель.

Далеко - далеко от Москвы, в таёжном краю под Иркутском упало в землю ржаное зёрнышко, которое бро-сил своей рукой крестьянин Иннокентий Евдокимов.
И вырос из этого зёрнышка его сын Алексей.
Случилось это событие в деревне Евдокимово.
Посмотрели сельчане на новорожденного.
С него перевели взгляд на молоденький месяц, нарождающийся в небе.
Посмотрели и сказали. 
- Иннокентий, крепкий у тебя будет сынок! Этого так просто не переломишь и зря почём не согнешь!
От этого ржаного поля и начал свой путь, полный терний и неожиданностей, мой друг Алексей Иннокентьевич Евдокимов.
Солнца и воли ему вполне хватало с детства.
Рядом с его домом подружки – сосны, будто невесты,  толпились  гурьбой.
Сосна, как и сам люд сибирский, тени не приемлет.
Сосновый лес - самый светлый из всех. Это вам не ельник, где даже в самый яркий день стоит полумрак и пахнет сыростью.
В сосновом же лесу свои порядки и правила. 
Воздух светлый, живой; дыши да радуйся, что и делал сызмальства Алексей Евдокимов.
Прямо от его пятистенка разбегались по миру розовые костры багульника, которые зажигала весна.
Северный ветерок раздувал этот пожар и гнал его дальше на юг.
Багульник, как коренной житель Сибири, любит солнце и старается обосноваться на солнцепеках и бугорках.
А середь багульника, там и тут,  разгорались  полян-ки ярко - розовых цветков жарков!
А уж зимой здесь  -  вдоль по улице метелица метет; морозно и безмолвно….
С пятого по десятый класс  приходилось ездить в школу за десять километров в село Бельск.
Летом – на велосипеде, а зимой – на лыжах.
Спорт для него, как впрочем и для всех нас, был всеобщей страстью.
Он любил лыжи и лёгкую атлетику.
Увлекался физикой, математикой, астрономией.
Мотоцикл и водка тогда ещё, к счастью,  не вошли в быт сельской молодежи.
Трудностей хватало!
Когда Алексей заканчивал первый класс, у него умер отец, а работы в селе всегда хватало.
Любовь матери к своим детям, как известно, творит чудеса.
У Алексея была удивительно нежная мать  –  На-талья Семёновна. Её любовь и понесла его по жизни, оберегая от неприятностей.
Она была набожной,  православной женщиной. В их доме в красном углу имелась Божница, перед которой мать читала молитвы, хотя своих  детей к Богу она не приобщала.
Она не поверила, когда в космос полетел Юрий Гагарин, заявив. 
- Бог этого не допустит! 
Произнесла она это с испугом, услышав  о полёте Юрия Гагарина в космос по радио.
Куда пойти учиться после школы он выбирал не без колебаний.
Здоровый дух и физические данные вполне могли позволить ему стать большим спортсменом.
Но военная авиация всё-таки взяла своё, и он поступил в Иркутское военное авиационное техническое училище.
Людей сильной натуры рано или поздно, посещают три прекрасные феи, три сестрёнки-подружки:  Любовь, Вера и Надежда!
Так уж у нас повелось издавна, что к человеку сначала приходит Любовь, за нею - Вера, а потом и Надежда.
Надежда на то, что две первые вас уже никогда не покинут!
Пришла такая Любовь, по имени Наташа Нестеренко, и к Алексею Евдокимову! Они оба, сами того не понимая, как два хрустальных ручья, то удаляясь, то приближаясь, долго бежали навстречу друг другу.
Свадьбу справили по-сибирски! Зимой и на тройках.
Вынесли их  резвые кони за околицу села.
В центре – конь белый. Коренник!
А пристяжные,  те,  что слева и справа - вороные.
И в его семье и в моей было по семь детей. Такая «куча» детей рождается только от большой любви и силы.
Отец с матерью передали ему в дар свою породу. Породу, способную на большую и чистую любовь.
От матери она передалась ему с молоком. А от отца – с кровью.
Такой породы, такой чистой и верной любви, непорочной как жемчужная капля росы, какая была между ними, я больше не встречал никогда.
Когда он сдавал вступительные экзамены в академию, Наташа родила ему первого сына – Евгения. Потом родился Виктор.
Ещё в академии, мы с ним бросили вызов всему курсу – чтобы нашему роду не было переводу, каждый офицер должен родить по три сына.
И Наташа родила ему двойню – Алексея и Юрия. Вот так он стал отцом четырех сыновей.
Все его сыновья стали офицерами и, связав свою жизнь с военной авиацией, продолжили дело отца.
Закаляя, он купал их под ледяным душем.
Заставлял их бегать босиком по снегу и весенней траве.
Начальник курса  полковник Курпель, заметил в нём эту породу сразу и  ценил его за твёрдость духа, трудолюбие, житейскую мудрость.
Поэтому командование оставило его в академии, в адъюнктуре - на кафедре конструкции авиационных двигателей, которую возглавлял профессор, доктор технических наук, генерал - майор В.В. Кулешов.
Кафедрой же теории авиационных двигателей руководил заслуженный деятель науки и техники, доктор технических наук, профессор, генерал-майор Юлиан Николаевич Нечаев. 
Нечаев - ученый с мировым именем и с вечно молодой душой.
Он, несмотря на годы, так и остался молодым и дерзким, влюблённым в своё дело учёным, продолжая своё служение науке, уже как главный редактор научного журнала «Фундаментальные и прикладные проблемы космонавтики».
Кроме этих двух учёных, огромное влияние на адъюнкта Евдокимова оказали: генерал-лейтенант, профессор, заместитель начальника академии Андрей Владимирович Штода и Ю.П. Тихомиров - полковник, профессор, заслуженный деятель науки и техники, доктор технических наук.
Доктор наук, профессор, Алексей Иннокентьевич Евдокимов стал, как бы, органичным продолжением  этих учёных.
Он закончил адъюнктуру, защитил диссертацию на соискание кандидатской степени и сразу же взялся за работу над докторской диссертацией.
Так он рос и как командир, и как ученый, и как  организатор науки.
С 1994 года полковник А.И. Евдокимов становится начальником кафедры. Вы бы видели, с каким уважением относятся к нему его учителя и как любят его слушатели - подчинённые!
В науке Алексей Евдокимов занимается процесса-ми моделирования движения частиц с поверхности аэродрома и проблемами защиты лопаток компрессоров реактивных двигателей от повреждения посторонними предметами.
Он разработал и внедрил целый ряд конструкционных предложений по защите силовых установок (ВСУ) самолетов ИЛ - 86 и ИЛ - 96.
Но вот на пике его творческого взлёта вдруг не стало государства, которому он был необходим и как командир, и как учёный.
На полях и лугах поникли васильки и маргаритки, луговая герань и чина…
Но у него оставалась любовь!
На Руси беда никогда не приходит одна.
Когда до защиты докторской диссертации оставалось  две недели,  у него  на глазах погибает   жена Наташа.
До этой трагедии он никогда глубоко не задумывался о сущности Бога.
Бог был низвергнут с Небес ещё революцией семнадцатого года, когда наши деды были  молоды и красивы.
И камни в небо тогда бросали не ради забавы. Нет!
Камни тогда бросали в Бога, чтобы подчеркнуть свою собственную значимость.
Когда Алексей остался один, порода заставила его обратиться к Небесам:
- За что? 
Но Небеса на крик его души не ответили. Небеса  промолчали.
Они были закрыты чёрными тучами. Но сил, для того, чтобы защитить докторскую диссертацию у него всё же хватило.
С утратой великой страны и любимой жены всё у него в жизни как бы перемешалось, а затем стал    утрачивать  ценность и  первородный  смысл  земного  бытия.
Да и сама жизнь стала ненужной.
На наших русских полях есть два удивительных цветка - василёк и маргаритка, которые в цветущем состоянии, в цвете красы своей, уходят под снег.
Такими уж их создал  Всевышний!
Когда я впервые увидел Алексея после трагедии, сравнение пришло само по себе - Алексей и Наташа, как василёк и маргаритка во цвете сил ушли под снег….
Я до сих пор не могу отказаться от мысли, что сила, разрушившая страну, разрушала и жизнь моего друга.
Не обо всем можно написать.
Но о его крепкой породе и стойком духе, которых не сломила эта сила, я говорю, не взирая ни на что.
Его порода помогла ему выстоять.
Через девять лет моему другу  Алексею Евдокимову пришлось испытать еще один страшный удар судьбы.
Внезапно и также трагически, как и жена, погибает его старший сын Евгений – подполковник ВВС, тот самый, который родился, когда отец поступал в академию.
- За что? - Повторит он снова, вглядываясь в высокие и таинственные небеса.
Выстоять и выжить ему помогла не только порода.
Ему помогли это сделать Академия и друзья.
Ему помогла это сделать прекрасная и нежная женщина – Татьяна Николаевна, которая поддержала его, когда он пошатнулся.

В феврале 2007 года мы встретились с ним в одной из академических аудиторий на его родной кафедре.
Вокруг на подставках, стояли препарированные макеты турбореактивных двигателей, которым он посвятил всю свою жизнь.
Он, касаясь одного из них, с какой-то глубокой грустью сказал:
- Вот за двадцать лет развала страны и разгрома армии мы отстали в двигателестроении на двадцать лет.
Американцы сейчас разрабатывают двигатель шестого поколения. А у нас нет даже двигателя пятого поколения.
Лучшие отечественные турбореактивные двигатели, которые стоят на боевых самолётах типа СУ-27 и  МИГ-29, это АЛ-31Ф и РД-33.
Но ты же сам помнишь, что их сделали ещё в восьмидесятых годах прошлого столетия. Новые двигатели в ВВС сейчас не поступают. А тем, что стоят на вооружении, просто продлевают ресурс. Вот так!
Да, Китай и Индия закупают у нас усовершенствованные двигатели АЛ-31Ф, в комплекте для самолетов СУ-30МК и СУ-30МКИ, в том числе и двигатели АЛ-31ФП с поворотным соплом.
А двигатель – это основа!
Именно он обеспечивает самолёту реализацию его лётно-тактических характеристик.
Зимнее московское солнце хладными нитями своих лучей, бледным светом своим освещало аудиторию.
За окном плясали снежинки.
Евдокимов вдруг повернулся ко мне и, как бы под-водя итог нашей беседе, заговорил языком поэтов:

Эх, матушка Волга.
Широка  да долга:
Она укачала, она уваляла.
Нашей силы, силушки не стало!

Потом я спросил у него: 
- Алексей, сколько ты за свою жизнь подготовил кандидатов  технических наук?
И тут же услышал – одиннадцать.
Он сказал это и светло улыбнулся.






Глава третья

Самородки из народа…


АЛЕКСАНДР  ПОКРЫШКИН
АЛЕКСАНДР  ЯНИН
ВОЛЬФ  МЕСИНГ
ВИКТОР И НАДЕЖДА  ЕГОРОВЫ
АНДРЕЙ  ШТОДА
ГЕРМАН  ЛАПТЕВ
ЮРИЙ  ЕВГРАФОВ
РОМАН  ФЁДОРОВ
МАЙЯ  БУХ
ИРИНА  ГРИШИНА
АЛЕКСАНДР  КУЧЕРЕНКО


В 1975 году, после окончания ВВИА им. Н.Е.Жуковского, уже будучи преподавателем кафедры авиатехники Борисоглебского военного авиационного училища летчиков им. В.П.Чкалова я был назначен председателем ГЭК на выпускные экзамены Воротынского учебно-авиационного центра лётчиков.
Председателем Всесоюзного общества ДОСААФ в то время был великий советский лётчик, четырежды Герой Советского Союза, маршал авиации Покрышкин Александр Иванович в подчинении которого и находился этот центр.
Начав с членами ГЭК проверку состояния учебной документации мы обнаружили отсутствие важных тем в программе обучения лётчиков. Курсантам не дали знания по таким важнейшим темам, как особые случаи полёта и режимам работы двигателя. Более того, строевой смотр центра показал, что многие курсанты были неопрятно одеты и не стрижены.
Я сообщил членам ГЭК, что допускать к экзаменам этих курсантов нельзя и приказал начальнику центра провести с курсантами занятия и тренажи по этим темам. Поскольку это потребовало отсрочки начала экзамена на три дня, то я позвонил в приёмную маршала Покрышкина и попросил его адъютанта доложить об этом маршалу.
На следующий день утром меня пригласили к телефону. Звонил Покрышкин.
Я изложил ему причины, по которым необходимо отсрочить начало экзаменов.
То, что ответил мне маршал было для меня неожиданным. Он разрешил эту отсрочку, добавив: “Ну, сынок, я тебя в обиду не дам”.
Суть этого я понял, когда после разговора с маршалом ко мне подошел начальник учебно-лётного отдела. Подполковник, немного смущаясь, предупредил меня что мой доклад высшему командованию о неготовности Центра лётчиков к экзамену может обернуться для меня проблемами. “Это очень опасно”, -  добавил он.
Я приказал членам комиссии, что если знания курсантов по двигателю самолёта будут оцениваться между оценками удовлетворительно и неудовлетворительно, то их направлять ко мне.
В итоге трое курсантов получили неудовлетворительно и не были выпущены, а двое были направлены на переэкзаменовку.
Внешне командование Центра не выразило неудовольствие моими действиями. Более того, я получил после этого благодарность от Министра обороны СССР и на следующий год был вновь назначен Председателем ГЭК в Воротынск. Однако через два года слова подполковника сбылись, ибо командование ВУС ВВС не простило мне подобного шага. В 1978 году мне пришлось уволиться из рядов вооруженных сил.

В истории России есть немало великих просветителей, сыгравших значимую роль в укреплении нравственных и духовных устоев страны.
К числу таких людей можно без колебаний отнести Г.Р.Державина, М.В.Ломоносова, А.С.Пушкина, народных издателей - Н.И.Новикова (18 век), Д.И.Сытина (19 век.). В этот список можно включить и Екатерину Дашкову - Президента двух академий (Петербургской и Московской) и множество других.
Немало таких людей в России и сейчас. У нас на Кубани таковыми являются издатель и просветитель Александр Сергеевич Янин и его супруга Людмила Васильевна. Свою деятельность они начали с 1992 года. Судьба познакомила меня с ними, и я благодарен ей за это. В их типографии вышел первый том моих избранных сочинений “Звезда-Полынь”, который можно прочитать в интернете.
Александр Сергеевич уроженец Кузбасса. Родился он в городе Киселёвске 9 мая 1952 года. Детство и юность его прошли на отрогах Салаирского кряжа на Алтае. Свою судьбу - Людмилу Васильевну Романову - он встретил в городе Назарово, Красноярского края, куда его направили на работу после окончания Алтайского политехнического института.
Эта сероглазая белорусская красавица с ослепи-тельно белыми локонами сразила его сразу. Свадьбу сыграли через два месяца 25 января на Татьянин день.
Природа одарила Людмилу редкой способностью распознавать в людях их сильные и слабые качества, что помогает ей и в быту, и на работе. Её отзывчивость, хлебосольность и душевность всегда притягивали к ней людей, где бы она ни жила. Возможно это объясняется тем, что она родилась в день празднования Октябрьской революции 7 ноября 1954 года.
Именно её стараниями и любовью Александр стал тем, кем он является сейчас. Более 14 лет он возглавляет Литературное объединение “Патриот”, в просветительной деятельности которого участвуют писатели и поэты многих районов Кубани такие как Галина Ященко, Александр Липин, Юрий Киселёв, Станислав Баев и другие.
Я даже затрудняюсь сказать каких талантов больше в этой личности: организаторских, просветительских, писательских или издательских.
Он одновременно является великолепным стилистом и редактором, тонко чувствующим многочисленные интонации русского слова, его сакральный, потаённый смысл и силу духа.
Все эти качества позволяют ему выделить из множества приходящих в типографию и литератур-ное объединение одарённых писателей и поэтов к которым он относится с особым вниманием, оказывая им профессиональную и финансовую поддержку.
Быть таким ему помогает честность, порядочность, трудолюбие, бескорыстность и высокая нравственность.
     Ты пришел из-за Урала в этот край у двух морей
     В мир былин, в ковыль степей.
Так однажды родились строки, посвященные Александру Янину, ставшие основой для стихотворения “Мой друг и брат”, которое вы можете прочитать в интернете (Владимир Уразовский стихи.ру)

Умы людей всего мира уже второй век будоражит имя великого мага и чародея Вольфа Григорьевича Месинга. Первый раз мне довелось с ним встретиться, когда я был курсантом Ачинского ВАТУ в феврале 1965 года. В день его выступления мы с другом Валерием Перемитиным дежурили по клубу. Зная, что для Месинга нет тайн, которые бы он не разгадал, мы спрятали за полотном картины Шишкина “Утро в сосновом бору” книгу А.Толстого “Князь Серебряный”.
Когда началось представление, В.Месинг, представившись, предложил избрать комиссию из пяти человек, которые были усажены за стол на сцене. Во время поступления записок с заданиями из зала Месинг удалялся в отдельную комнату.
Комиссия знакомилась с содержанием записок, не читая их вслух и затем приглашала на сцену экстрасенса. На сцену вызывали автора записки. Он говорил: “Найдите то, о чем я прошу вас в своей записке”.
Месинг брал автора за левую руку и начинал отдавать команда идти туда-то и туда-то. Таким образом он подводил автора к тому месту, где был скрыт пред-мет, останавливался и объявлял: в кармане такого-то человека или под таким-то предметом вы положили то-то и то-то, называя предмет и его особенности. Таким же образом он подвёл моего друга к картине и сказал: “Вчера вечером вы со своим другом спрятали за рамой этой картины книгу А.Толстого “Князь Серебряный” 1957 года издания”. Надо сказать, что мы и сами не знали этой даты, чем и были особенно поражены.
Вторая моя встреча с Месингом произошла в 1973 году, но уже в Доме офицеров академии им. Жуков-ского. Зал был переполнен, но в нём находился толь-ко командный и профессорско-преподавательский состав Академии, то есть высшие чины.
Я, как слушатель, попал туда случайно. Здесь уровень вопросов и ответов касался жизни великих людей и великих событий. Хорошо помню первый вопрос, который был задан Месингу. Задал его генерал-майор фронтовик, сидевший во втором ряду: “Товарищ Месинг, мы на фронте, в самые тяжелые моменты, говорили о том, что и сам Сталин является экстрасенсом, обладая даром гипноза. Скажите мне, встречались ли Вы с товарищем Сталиным, сколько раз встречались и считаете ли Вы сами его экстрасенсом?
Представлял Месинга генерал из КГБ. Месинг, глядя в зал, чуть помедлив ответил: “Товарищи, я встречался с товарищем Сталиным только один раз в 1946 году. Меня пригласили к Поскрёбышеву к 2 часам дня. Признаюсь, что у меня к товарищу Сталину было много неприятных ему вопросов. И когда встреча стала затягиваться, моё напряжение нарастало и нарастало. Сталин смог принять меня на два часа позже. Поскрёбышев пригласил меня в кабинет и прикрыл дверь. Я увидел, что Сталин сидит за своим столом и набивает табаком трубку, не обращая на меня никакого внимания. Раскурив её он встал и медленно пошел ко мне, как бы грозя мне трубкой и говоря: “Товарищ Месинг, этого говорить не надо”. Дальнейший мой разговор с ним прошёл уже в спокойных тонах и на другие темы.”
Последовал второй вопрос того же генерала: “Правда ли, что вы лично занимались тем, чтобы сын Сталина Василий не погиб во время перелёта хоккейной команды ВВС МВО под Свердловском в 1950 году?
Ответ был таков: “Я, узнав, что такое может про-изойти и зная, что на этом самолёте будет лететь сын Сталина Василий, заранее позвонил Поскрёбышеву и попросил его о личной встрече с товарищем Сталиным. Поскрёбышев спросил меня: - Для чего вам эта встреча нужна? Я доложил ему, что сыну Сталина угрожает смертельная опасность. Поскрёбышев тут же ответил мне: “Напишите товарищу Сталину письмо и пере-дайте мне. Я доложу ему об этом сам.”

В 2015 году во время перелета из Краснодара в Ташкент на высоте 10 000 метров судьба послала мне ещё один подарок - супругов Виктора Ивановича и Надежду Александровну Егоровых. Эти люди были такими же небесными избранниками, как и те герои моей книги, о которых я здесь пишу.
Однажды они встречали восход светила в одной из зелёных зон Краснодара, и Надежда отчётливо услышала голос сверху. Ей было сказано: “Мы Иерархия Сил Света. Мы избрали тебя для того, чтобы ты лечила людей. И тут она почувствовала, как при этом, как два луча с неба прикоснулись к её спине. Надо сказать, что внутренне они уже занимались практикой лечения и были готовы к этому. Тот, кто имеет понятие о сенсорике и практике лечения Рейки (лечение с помощью руконаложения), поймёт, о чем я говорю. Но для того, чтобы овладеть этой наукой, им пришлось встречаться со многими экстрасенсами Советского Союза. К их числу относятся полковники Волков и Васильев, которые когда-то возглавляли спецотделы КГБ по чтению мыслей на расстоянии и могли воздействовать на многих политических и военных деятелей.
В 2004 году к одному из этих полковников они приехали на рижское взморье в Юрмалу. Этот уникальный человек принял их и оказал поддержку. Он положил Надежду Александровну на кушетку и распростёр над нею руки. Через какое-то время она увидела своё тело, и вокруг него виднелись сгустки тёмной материи. Затем лекарь произнёс: “Вот смотри, как надо убирать эту тёмную материю, которая исходит от пораженных органов и частей тела”. И через несколько минут, сняв эти тёмные сгустки, лекарь закончил процедуру. “А теперь мы поступим вот так” - он бросил этот сгусток вверх, и тот исчез. После этого и началась их целительская деятельность.
Да не всё у них было просто и спокойно, поскольку исцеление во многом зависит от восприятия организма, от его иммунитета.
Мне осталось добавить только одно. Если все целители, подобные им, в отечественной и мировой практике при лечении пользуются своим кодом при воздействии на пациента, то Надежда Александровна одна из немногих, кто воздействует на своих пациентов, используя их же код. Это исключает взаимное влияние энергетики пациента и целителя и необходимость последующего снятия этого воздействия и с пациента, и с целителя.
Время сблизило меня с ними и как единомышленников, и как новаторов, ищущих свой путь, познавая сущность процессов мироздания и находя своё место под солнцем и звёздами. Желаю этим лучистым и достойным людям творческих успехов и здоровья.
Заканчивая, хочу напомнить читателям народную мудрость: Каждый больной должен найти своего лекаря!

У профессорско-преподавательского состава на-шей академии существовали свои обычаи и традиции.
В частности, ответ на вопросы экзаменационного билета означал лишь допуск к экзамену - и не более того!
Профессора, как правило, экзаменовали нас по всему курсу.
Профессор кафедры математического анализа, доктор математических наук полковник Лаптев любил перед экзаменом напомнить  нам, слушателям.
- Я космонавту такому-то, не дрогнув, поставил двойку, а уж вам то...
Или с гордостью вспоминал о том, как до войны в его аудитории сидели командиры с ромбами в петлицах.
А профессор Василий Васильевич Новицкий, начальник кафедры авиационной строительной механики и сопротивления материалов, когда речь заходила о спиртном, предупреждал нас, чтобы мы не злоупотребляли этой влагой.
- Выпить, конечно, можно! 
Но изредка и по делу. С расчётом – один грамм – градус на килограмм веса в час!
И непременно добавлял  при этом
-  То бишь, на рыло!
Но  когда к нам на  экзамены  приходил профессор, заместитель начальника академии генерал-лейтенант Штода Андрей Владимирович, дыхание перехватывало не только у слушателей, но и у некоторых преподавателей.
Пальцем на них я указывать не буду.
Как правило, он приходил, зачастую  ставил двойку и удалялся.
Штода личность яркая, искрометная, неповторимая.
Душа его была сотворена для неба.
И этот дар возвышал его над многими современниками.
Суров был генерал Штода!
Но к уму и отваге неизменно проявлял щедрость.
Однажды, на кафедре № 18 шёл экзамен по конструкции турбореактивных двигателей.
От души на все четыре стороны света полыхало солнце.
Летние воздушные струи, томимые жаждой познания, покачивали оконные рамы, открытые навстречу теплу и  нашему предстоящему отпуску.
Они то вбегали, то выбегали из аудитории, увлекая вслед за собой тяжёлую медоносную пчелу, разливая вокруг ароматы трав с подмосковных лугов.
Ароматы ароматами, да вот только советского офицера за чубчик не потреплешь - горевал ветерок.
- Все они, как на подбор, коротко острижены и глад-ко выбриты.
Все, как на подбор, с партийными билетами в карманах.
И всё у них по уставу; слева кудри два сантиметра и справа два.
А по середине чубчик кучерявый! Аж целых тридцать миллиметров.
Попробуй тут поозоруй! -
- Эва дело мужики из деревни, что за Кудыкиной горой. У них, что аршин рядна, борода видна!
- Этот брат всегда лохмат.
Скинешь с него шапку. Дашь по загривку. И будь здоров, карька, не кашляй.
А  советские офицеры  это люди казенные.
У них партийные билеты в карманах!
Им не до шуток! 
Идут экзамены. Пчела жужжит за окном.
Страна вступила в третий - решающий год пяти-летки.  Всё чин по чину.
Кто-то из экзаменуемых говорит в полголоса, а кто  - и вообще командным шепотком, чтобы не раздражать старших по званию.
Словом, от устава - ни на шаг!
Но вот пришёл на экзамен генерал-лейтенант Штода.
И всё замерло. Затаилось. Застыло.
Канула в  жарком мареве  и  медоносная пчела.
Воздушные струйки, знатоки аэродинамики, побросали свои цацки, коими играли с утра, и за семь верст на реку Москву подались на всякий случай. 
И идти сдавать экзамен генерал-лейтенанту Штоде выпала участь офицеру родом из города Владимира, который уже собрался идти отвечать, к добрейшей душе человеку, подполковнику Гаевскому С.А.
Да не тут то было! 
Взгляд генерал-лейтенанта приглашал его к себе.
А рядом с владимирским сидел, уже готовый к эк-замену, его товарищ родом из города Иваново.
- Выручай, брат ивановский. – Кинулся к нему слушатель.
- Ты  будешь посильнее меня в воздухоплавании.
- Не мы ль казаки-сокурсники?
- Прими за меня погибель, коли сможешь.
- Ты пострел ивановский. Я  стрелок  владимирский. Неужели мы с тобой  одно родное небо не поделим на двоих.
- Не мы - ль офицеры РККА?
- Где владимирскому крышка, там ивановскому фарт.
- А ну,  как улыбнется тебе удача, и отхватишь ты у генерала Штоды пятёрку?
- В гору пойдёшь тогда, на которой генералы обитают.
- Потом тебя мне и не догнать.
- Выручай, брат ивановский. Иди к генералу на экзамен вместо меня.
Офицер из Иваново мужик сметливый; родом из крестьянского сословия, хотя в анкетах и называл себя пролетарием.
Подумал он, пораскинул умом и рискнул.
- Была, не была!
- Турбореактивный двигатель я знаю точно папиллярные узоры на своих пальцах.
И пошёл он на экзамен к генералу Штоде.
Нужно заметить, что на нашем первом факультете служили два полковника.
Профессор, доктор Роман Миронович Федоров и кандидат технических наук, профессор Федор Николаевич Морозов.
Два самородка из народа.
Таланты, каких ещё поискать надо.
Тверды, как сталь хромансиль, из которой изготавливают опорно-силовые узлы самолётов.
В жёсткости они и генерал-лейтенанту Штоде не уступят.
Глянут на тебя - что молнией пронзят.
Грозны полковники из сталинского курса «А».
Один из них, полковник Морозов Фёдор Николаевич входил в состав экзаменационной комиссии.
Представился офицер из Иваново генералу для сдачи экзамена в десять часов утра.
Час прошел. Не сдается ивановский пострел.
Два часа минуло...
А он  всё ни  в огне не горит,  ни в многословии не тонет.
Даже пчела медоносная, вернувшаяся под окна, зажужжала от удивления.
- Ну и дела у вас тут,  в Военно–Воздушных силах  творятся!
Экзаменационное лихо давно уже закончилось для всех сокурсников старшего лейтенанта из города Иванова.
Все его сокурсники давно сдали экзамены, а его генерал Штода  всё не отпускает.
Ожидали конца сей баталии и уставшие члены комиссии.
Уже и итоги экзамену они подвели, подсчитав средний балл.
С четырьмя баллами в зачётной книжке ожидал конца  экзаменам и владимирский пострел.
А ивановский всё пыхтел, краснел и что-то доказывал генералу.
Солнце стало опускаться за московские высотки.
И только тут генерал-лейтенант Штода бросил взгляд на свои часы.
- Ну, что мил человек?  -  Как будто подобрел он.
- Картина неприглядная.
- Задаю вам, товарищ Евграфов, последний вопрос.
Тут уже и пчела вздохнула с облегчением.
- Ну, наконец-то!
И от этого вздоха разнёсся по аудитории тонкий запах ромашки, такой похожий на аромат антоновских яблок.
- Задаю вам последний вопрос!
- Если вы мне ответите на него, то я поставлю  вам пять.
- Не ответите, одарю четверкой и отпущу на все четыре стороны.
И генерал Штода, наслаждаясь ароматом антоновских яблок, встал со своего места.
И поставил всё же генерал пятёрку старшему лейтенанту из Иваново.
Он ставил эту великолепную пятёрку в зачётную книжку и качал головой.
- Да, картина весьма неприглядная…
- Вынудили вы всё же меня поставить вам отличную оценку.
- Постараюсь товарищ старший лейтенант не за-быть всуе ваш подвиг и вашу фамилию. И не забыл!
Когда после окончания учёбы командование пер-вого факультета представило генералу список самых способных офицеров, которых оно рекомендовало оставить в академии для прохождения  дальнейшей службы, он заглянул в него и оживился. 
- А - а – а, Евграфов!
- Это тот самый ивановский пострел, который умудрился получить у меня на экзамене пятёрку!
И он одним росчерком пера, в виде исключения, оставил его в академии на должности преподавателя, минуя адъюнктуру.
Оставил и задумчиво  сказал.   
- Да, неприглядная тогда произошла история...

Мне импонировала командирская хватка и широта научных взглядов преподавателей, полковников  Федорова и Морозова.
Проявлять свою волю - это хорошо для каждого командира.
Сам Господь это восхваляет.
Но ещё лучше, когда твёрдость проявляется в сочетании с даром уважительного отношения к мнению своих подчинённых.
Первое качество в полной степени проявилось, когда оба полковника, являясь членами государственной экзаменационной комиссии, спасли меня от взыскания на защите диплома.
Председатель комиссии генерал-майор из Киевского Высшего военного авиационного училища, человек преклонных годов, долго не мог вникнуть в суть предложенной мною методики расчёта ресурса летательных аппаратов.
Я трижды пытался объяснить ему принцип этого расчёта, хотя у остальных пяти членов комиссии вопросов ко мне не было.
После третьей попытки генерал, вдруг, бросил мне в лицо. 
- Вы неправильно произвели расчёт.
И тогда, в наступившей тишине,  я, отдавая себе в этом отчёт, заявил.
- Товарищ генерал, вы не понимаете сути этой проблемы.
Началось светопреставление.
По всем пунктам защиты дипломного проекта мне были выставлены пятерки.
Но председатель комиссии требовал отметить в экзаменационном листе факт моего нетактичного  с ним поведения.
И тогда встали в полный рост полковники Морозов и Фёдоров.
- Вот так и надо защищать свой диплом! 
- Ничего писать не надо! Как он будет служить в войсках с такой чёрной меткой?
Остальные члены комиссии их поддержали, вы-ставив мне пятёрку.
Однажды мне довелось сдавать Федору Николаевичу Морозову экзамен по системам автоматического регулирования авиадвигателей.
По жребию я сдавал экзамен последним по списку.
И, как назло, я выбрал билет с вопросами по турбовальному двигателю ТВ2-117, который никогда не изучал и не эксплуатировал.
Сразу же после этого экзамена я улетал в отпуск в Казахстан.
В подобном, нелепом положении я оказался впервые.
Внизу, на противоположной стороне улицы пилота Нестерова, меня уже ожидали супруга и сын, которые были видны мне из окна.
И вот я остаюсь один на один с полковником Морозовым.
Он, заметив, как я помахал рукой жене и сыну, поинтересовался.
- Это кому вы там помахали рукой?
Я пояснил кому.
Городской аэровокзал, с которого автобус отходил в аэропорт Домодедово, находился сразу за Ленинградским проспектом, метрах в двухстах от нашего здания.
Морозов изучил мою зачетную книжку, проронив при этом, только одно слово. 
- Неплохо.
Тут я доложил ему, что к экзамену не готов.
- Ставьте мне двойку, которую я пересдам после отпуска.
Он только удивлённо вскинул брови.
- Что?
Затем он ознакомился с моим билетом, прочитав вслух один из вопросов: принципиальная схема и работа редуктора турбовального двигателя ТВ2-117 для вертолётов.
- Вы что, никогда не эксплуатировали турбовальные двигатели?
- Никак нет. 
Ответил я, добавляя,
- Двигатели с воздушными винтами это уходящий век.
- Я их не изучал. Не эксплуатировал. И свою судьбу связывать с ними не намерен.
- А экзамен я сдам вам после отпуска.
И тут на подоконник присел воробышек.
Это он после воробьиной кадрили притомился. Чирикнул он пару раз и примолк.
Головку завалил на правую сторону и не сводит с нас глаз.
Спугнул его молодой женский голос, проплывающий под окнами нашего третьего этажа.
- Из колодца воду черпала, уронила в воду зеркало.
Я взял со стола свою зачётную книжку и попросил разрешения удалиться.
Но тут свершилось невозможное!
Федор Николаевич взял мою зачётку. Вписал в неё тройку. Расписался. И  отпустил меня, коротко пожелав мне счастливого полёта.
Эта тройка была единственной в моей жизни тройкой, полученной на экзаменах.

В нашем академическом саду на ниве познания цвели две розы, к которым я всегда приближался с благоговением и опаской.
Одна роза красная, а  другая роза белая.
Красной розой для меня была преподаватель ка-федры физики Ирина Васильевна Гришина.
А белой розой – старший преподаватель кафедры иностранных языков Майя Анатольевна  Бух.
Их благоухающий, изысканный вид не давал нам затеряться в череде армейских будней и забывать о прекрасном.

Оба моих младших сына Кирилл и Роман закончили Ростовский государственный университет инженеров путей сообщения. Этот университет в начале 2000-х годов резко выделялся среди вузов юга России. В нём тогда работало такое руководство и такие преподаватели, которые не позволяли себе валить знающих студентов с целью получения взятки.
Один из таких - Александр Сергеевич Кучеренко при поступлении Романа на его факультет “Дорожно-строительных машин и механизмов” сказал мне прямо в лицо: “У нас отличников не валят. Каждый получает оценку по своим знаниям.”
Вскоре я увидел в нём и своего единомышленника и человека честного и порядочного, как впрочем и начальник этого факультета Игорь Альбертович Майба.
Всё своё время они, как и многие преподаватели, отдавали студентам.
Александр Кучеренко родился 12 марта 1955 года и формировался как личность в условиях расцвета и могущества Советского Союза. Мне приходилось быть свидетелем его общения со студентами. Его доброжелательность, компетентность, нравственные устои притягивали к себе молодёжь и формировали из них грамотных работников для железной дороги. Он не раз выручал своих студентов, которые приходили к нему за помощью.
В 2000 году Кучеренко защитил кандидатскую диссертацию.


Глава четвёртая
Семь узлов теоремы Пифагора

ИВАН  БУТЬКО
НИКОЛАЙ  СЕМЕНИХИН
ПАВЕЛ  КОРЕПАНОВ
ЮРИЙ  РУДНЕВ

С Николаем Семенихиным мы служили и учились три года, с 1963 по 1966 год,  в  Ачинском  ВАТУ,  в  12-ой роте майора Шалаева.
Родители наградили Николая Семенихина усидчивостью, трудолюбием и любознательностью.
Он родился у реки Баган, которая теряется в болотах Западно-Сибирской низменности.
Восемь детей было в семье его отца.
По опушкам лесов - изобилие дикой клубники, а ближе к осени - такое же изобилие смородины и костяники.
Он мечтал стать лётчиком.
Но его военкомат направил в Ачинское ВАТУ, обманув,  что  это лётное училище.
После окончания этого авиационного технического училища он получил распределение в полк военно-транспортной авиации, борттехником на транспортный самолёт АН-12.
В лётной книжке борттехника Семенихина Н.П. значится 1000 часов налёта.
И вот через четыре года после окончания Ачинского училища мы стоим с ним в сосновом бору, на берегу княгини Оки, где полковник Курпель набирал свой курс.
Это была лебединая песня полковника Курпеля.
Наш курс был его пятым и последним выпуском в академии.
Николай Семенихин в окружении сосен выполнял в тетради какие-то расчёты. Как оказалось, он осваивал очередное доказательство теоремы Пифагора.
- Зачем тебе теорема Пифагора? -  Удивленно спросил  его я.
- На экзаменах всё пригодится - ответил он и уточнил:
- До сего дня мне было известно шесть способов доказательства этой теоремы.
- Вот это седьмой узел, который я сейчас и развязываю.
Таким был один из моих друзей Николай Семени-хин, который попусту за всю свою жизнь не потратил ни одной минуты.
И в семье он такой же надёжный человек, как в кру-гу своих армейских друзей.
Его оставили в адъюнктуре на кафедре восстановления авиационной техники и вооружения.
Темой его кандидатской диссертации стала проблема взаимозаменяемости конструкционных материалов.
Специфика работы в академии требовала постоянного повышения уровня квалификации.
Поэтому в 1982 году он заканчивает факультет вычислительной математики и кибернетики Москов-ского Госуниверситета по специальности «Прикладная математика». А в 1987 году с таким же успехом он оканчивает ещё и Московский авиационный институт по специализации «Автоматизированное конструирование».
Он получает звание полковника, становится профессором и назначается начальником кафедры «Военная экономика, производство, эксплуатация и восстановление авиационной техники и вооружения».
Страну к этому времени отлучили от социализма и двинули непонятно куда. Запустение пришло и в ВВИА имени Н.Е. Жуковского; генеральские звания, генеральские должности начальников кафедр были понижены до уровня полковничьих.
Поэтому ни Евдокимов, ни Подоляк, ни Семенихин генерал-майорами так и не стали. Полковник Семенихин не стал даже защищать уже готовую докторскую диссертацию…
- Почему? – Поинтересовался я у него.
И он со свойственной ему прямотой и рассудительностью произнес:
- Потому, что сейчас ни я, ни мои знания никому не нужны.
Государства, которому мы присягали, нет!
Армии, для которой нас готовили, как военных специалистов, тоже.

Я глубоко уверен, в том, что на этом последнем курсе полковника Курпеля собрались самые неординарные и самые способные офицеры Военно-воздушных Сил страны.

Друзья – сокурсники! Иван Бутько, Павел Коре-панов, Василий Павлюк, Юрий Руднев, Иван Снежко, Виталий Смольников.

У полковника Курпеля не было любимцев. Это ещё одно качество, которое выгодно отличало его от других командиров.
Но, тем не менее, были офицеры - слушатели, к которым он относился более требовательно, подчеркивая этим, что им предначертаны  в жизни свои особые пути-дороги.
К таким офицерам я бы отнес Ивана Ивановича Будько, Халита Идаетовича Аджибекирова, Виталия Прокофьевича Фурсу, Сергея Дмитриевича Третьяка и Петра Карповича Шерешева.
Да, все те, о ком я здесь пишу, не были святыми.
Но все они, без исключения, относятся к особой категории таких людей, в душу которым заглянул солнечный луч.
Иван Иванович Бутько – из их числа.
Человек, связавший свою судьбу с авиацией, рано или поздно попадёт в восходящий поток воздуха и света.
Подхватил и понёс над земными просторами такой поток и его.
Началось это с той секунды, когда однажды белый день вдруг остановился у белорусского посёлка Ружаны.
Остановился прямо у реки, где он родился и жил, где принял решение поступать в Даугавпилское военное авиационное радиотехническое училище войск ПВО.
Потому-то  белый день и приостановил свой бег на минуточку у посёлка Ружаны.
Посёлок этот до 1939 года вместе с окрестными землями входил в состав государства Польского.
Время было непростое.
Голод, холод и нужда не раз стучали в дом его отца Ивана Владимировича и матери Ольги Николаевны.
В Великую Отечественную войну и отец, и мать Ивана были партизанами. И каждый из них награждён орденом Красной Звезды.
Придёт время и сын их Иван получит такой  же орден вместе с орденом Польской Народной Республики.
А тогда, после 8-го класса Ивану Бутько пришлось пойти на работу, чтобы помочь отцу – герою Великой Отечественной войны  содержать семью.
Отец часто болел.
Два года Иван работал столяром-сборщиком на мебельной фабрике.
В тот день, когда луч солнца заглянул ему в душу, он покинул родительский дом. Православная мать осенила его крестным знамением, поцеловала на прощание и повесила ему  на шею крестик.
И пошёл он своей дорогой навстречу белому дню.
Слева и справа от дороги стояли раскидистые колокольчики, сине-фиолетовые цветки которых только-только распустились, и кипрей с пурпурными лепестками.
Пурпурными цветками, собранными в кисть, провожал его и тёзка Иван-чай.
Сколько в этом  белом дне было тишины и покоя, строгости и величия!
После училища его направили в Омск, в войсковую часть ПВО, техником истребителя дальнего перехвата.
На учения полк вылетал в Заполярье.
Промежуточный аэродром находился в посёлке Подкаменная Тунгуска на высоком берегу одноимённой реки.
Ледовый аэродром. Длина взлётно-посадочной полосы - 6 км.
Самолёты садились и без торможения катились до полной остановки.
На боевые стрельбы по воздушным мишеням вы-летали уже из Норильска в район Новой Земли.
Было всё: и бессонные ночи, и тревоги. Но была и экзотика!
В академию Иван Бутько прибыл с должности начальника ТЭЧ авиаотряда.
Настоящего офицера вылепили из него три командира.
Командир роты Даугавпилсского училища капитан Конюхов Павел Иванович.
Комбат того же училища Спицын.
И начальник курса академии полковник Курпель.
Иван Бутько, как и Алексей Евдокимов, может сказать правду в глаза, невзирая на чины и звания.
В Омске он встретил свою любовь Галину Геннадьевну.
В город тогда пришли лютые морозы.
Галина Геннадьевна от души смеялась, рассказы-вая мне, как Иван пришёл к ней на второе свидание и вместо цветов принес консервы шпроты.
Для начала он расчистил двор от снега.
С тех пор тёща стала «носить его на руках».
В академии его дипломным проектом руководил полковник–инженер, доктор технических наук, замес-титель начальника кафедры теории авиационных двигателей профессор Федоров Роман Миронович.
Этот профессор вместе с другими учеными академии формировал из него организатора и руководителя производства.
Но вот академия окончена.
Он получает направление в военное представительство на Иркутский авиазавод, где в то время выпускали фронтовые бомбардировщики - истребители МиГ-27 и МиГ-27К.
Через несколько лет он вновь возвращается в академию на двухгодичные курсы руководящего инженерного состава ВВС.
Он зачисляется в группу с экономическим уклоном.
Дома его, как и прежде, не видели. Дочь Лариса и сын Александр, тем не менее, постоянно чувствовали его любовь и заботу.
После окончания этих курсов Ивана Бутько оставляют в Москве в Первом Заказывающем Управлении Главкомата ВВС. Это Управление осуществляло разработку, заказ и поставки авиатехники в боевые полки.
Через два года он становится начальником приёмки на авиазаводе «Знамя Труда». Этот знаменитый  на весь мир завод начал выпускать тогда самолеты Миг-29. На первые восемь таких машин Иван Бутько сам подписал формуляры.
В течение трёх лет в Военно-воздушных Силах бы-ло скомплектовано шесть полков Миг-29. Вот за это он и получил орден Красной Звезды.
С 1983 года Иван Бутько – первый заместитель начальника Управления Главкомата. Так полковник Бутько занял генеральскую должность!
Это было время, когда наша авиапромышленность выпускала около 60 типов самолётов.
У него в подчинении оказалось 58 военных представительств.
Вот где пригодился его талант организатора и руководителя.
В 1987 году последовало очередное повышение по службе -  в штаб Варшавского Договора начальником управления, занимавшегося поставками вооружения в армии стран – участниц  Договора. Должность у него тоже была генеральская. Но основные проблемы на этой должности приходилось решать уже с министрами обороны вышеуказанных стран.
На докладах в Генштабе Вооруженных Сил СССР ему приходилось встречаться с Начальниками Генштаба – сначала маршалом Огарковым Н.В., а позже и с маршалом Ахромеевым С. Ф.
Происходили деловые встречи и с руководителями высшего звена Советского Союза, как, например, с первым секретарем Московского Горкома КПСС, членом Президиума ЦК КПСС Гришиным В.В.
Развал СССР коснулся его лично только через год – в 1991 году, когда был ликвидирован Варшавский Договор.
Его возвратили на должность Начальника Первого Управления Главкомата ВВС.
Но теперь приходилось заниматься уже не поставками авиатехники в Вооруженные Силы, а выводом и вывозом людей, ремонтного фонда и материальных ценностей из бывших союзных республик, ставших странами Союза Независимых Государств.(СНГ) Однажды ему довелось выводить танковую дивизию и ремзавод из одного прибалтийского гарнизона.
После жёсткого разговора с Министром обороны одной из бывших союзных республик он собрал личный состав этих подразделений и попросил помочь ему вывести в Россию технику и оборудование.
- Я всех вас в России обеспечу жильем, а семьи вывезу отсюда самолётом, – заявил он тогда людям.
Для многих офицеров и их семей, как он и обещал, было построено жилье в Борисоглебске, Липецке и других городах страны.
Но самым тяжёлым годом для него оказался 1993 год, когда начался вывод Группы советских войск из Германии.
Многие помнят, как тогда из воинских эшелонов, прибывших из Германии, военнослужащих и технику выгружали прямо в подмосковные снега.
Многие тогда на этом всеобщем горе сказочно разбогатели.
Но полковник Иван Иванович Бутько своими принципами не поступился.
Он не захотел участвовать в этой вакханалии и казнокрадстве, чем нажил себе немало врагов.
Его тринадцать раз представляли к получению очередного воинского звания генерал-майор, но генеральского звания он так и не получил…
Когда ему исполнилось 46 лет, он написал рапорт и ушёл в запас.

На одной из встреч я спросил Ивана Бутько, что, по его мнению, явилось главной причиной той невидан-ной политической и экономической катастрофы, в которую попала наша Родина  в конце восьмидесятых годов.
Он ответил одним словом – казнокрадство.
А факторы националпредательства и профессиональной некомпетентности были вторичными.
Через неделю после ухода из армии его пригласили на должность Заместителя генерального директора Российской самолетостроительной компании «Миг». А уже через десять дней, в апреле 1997 года Иван Бутько вылетел в Малайзию и подписал контракт на поставку 18 истребителей Миг-29. Затем он подписал контракты на поставку самолётов в Индию и Слова-кию. Не раз он встречался с премьер-министром Словакии Мичьяаром.
С 1998 года он - Первый заместитель  Генерального директора вертолётного акционерного общества имени Н.И. Камова.
Фирма разрабатывает и выпускает вертолёты во-енного и гражданского назначения с соосной схемой несущих винтов, вращающихся в разные стороны.
Это единственная в мире фирма, которая выпускает вертолёты такой схемы: Ка - 25,  Ка - 27, Ка - 27ПС, Ка - 28, Ка - 31. Ка - 32, Ка - 226.
В силу служебной необходимости, Иван Иванович Бутько побывал во многих странах мира.
Побывал он и на Святой Земле – в Палестине, где искупался в священных водах Иордана!
Пока что его нога не ступала только на два материка – Австралию и Америку.
Во имя чего живёт и работает полковник-инженер Иван Бутько?
Что он считает самым важным в своей жизни из всего того, что он совершил пока на сегодняшний день?
Он сам подвёл итог:
- Мы род Иванов!
Мой отец был Иван, я - Иван, мой внук - Иван.
Вот это - самое главное в моей жизни.
Мой сын Александр подполковник, начальник военной приёмки  Российской самолётостроительной компании Миг.
Он пришёл мне на смену.
А внук Иван придёт не смену моему сыну.
На этом стояла и будет стоять наша матушка Русь!




Глава пятая
И день и ночь


ХАЛИТ  АДЖИБЕКИРОВ
ПЁТР  КОЛОМЫЦЕВ
ВАСИЛИЙ  МИГУРА
ЮРИЙ  АРТЁМОВ
ЮРИЙ  ГУЖИН
ЕЛИЗАВЕТА  НЕДЕЛЬКИНА
ГЕННАДИЙ  КОБЛОВ
АЛЕКСАНДР  ЩЁГОЛЕВ




Аджибекирова Халита Идаетовича по академии я знал мало.
Мы учились с ним на одном курсе, но в разных потоках.
Закончил он службу в Вооруженных силах в звании полковник-инженер.
В феврале 1986 года на выездном Военном Совете Войск ПВО в Шяуляе его утвердили Главным инженером Авиации 11-ой Отдельной Армии ПВО страны, штаб и командование которой дислоцировались в Хабаровске.
На вооружении этой Армии находилось 14 типов самолётов, начиная от Ан-2 и Ил-14, до самых современных - Су-27.
Боевые полки 11-ой Армии были разбросаны от Анадыря до Находки, от Курильской Гряды до Белогорска: на Камчатке, Сахалине, Курилах, остро-ве Итуруп, в Совгавани, Комсомольске-на-Амуре, в Спасске-Дальнем.
На вооружении Армии находились также вертолёты Ми - 8Т и Ми - 8МТВ.
Халит Идаетович Аджибекиров родом из крымских татар.
Многое ему довелось услышать и повидать в этой жизни.
В 1943 году во время войны его мать с двумя детьми была вывезена из Крыма в Узбекистан.
Отец в это время воевал на фронте механиком - водителем танка.
Его отозвали с фронта и также отправили в Узбекистан.
Но воссоединиться с семьей ему не давали несколько лет.
Я не стал уточнять у Халита, как у него приняли документы в Иркутском  ВАТУ…
Но это училище он закончил с отличием, с занесением на Доску Почёта, что давало ему право выбора дальнейшего места службы.
Кстати, все, о ком в этой книге идёт речь, закончили военные училища с занесением на Доску Почёта.
Он выбрал Киевский военный округ, Луганское высшее училище штурманов.
Стал летать борттехником самолета Ан-12.
Когда он рассказывал мне о своих крымско- татарских корнях и условиях жизни его сородичей в Средней Азии, я нисколько не удивился.
Я был знаком с крымско-татарским писателем  Нузетом Умеровым, главным редактором газеты «Ленин Байраггы» в Ташкенте и от него знал о том, как переселяли крымских татар.

В 1984 году всемирно известный писатель- пушкинист Николай Алексеевич Раевский приехал в Ташкент для встречи с первым секретарем ЦК ком-партии Узбекистана И.Б. Усманходжаевым.
Формально я считался тогда литературным сек-ретарем писателя Раевского и часто бывал у него в Алма-Ате.
Во время своего приезда в Ташкент, в начале ноября 1984 года, Раевский остановился у меня на целых два месяца.
Он помог мне отредактировать рукопись научно- исследовательской книги о жизни и творчестве А.С. Пушкина «Зовет меня мой Дельвиг милый», которую я закончил перед самым его приездом.
Морганатическая жена Николая Алексеевича Надежда Михайловна была женщиной необычайной красоты!
Профессиональная журналистка, она-то, как раз, и познакомила меня с Нузетом Умеровым.
Они оба закончили филологический факультет Казахского Госуниверситета.
Позже Нузет Умеров познакомил меня, в свою очередь, с сотрудниками своей газеты.
Нузет Умеров, в те времена публичной политикой не занимался.
Через два года в 1986 году пройдут выступления крымских татар в Москве.
Руководство крымских татар стало добиваться возвращения в Крым.
Их принимал Председатель Президиума Верховного Совета СССР А.А.Громыко.
Сейчас мы с тревогой и болью следим за событиями в Крыму, которые накаляются все больше и больше.
Но я оптимист и верю, что благоразумие возьмёт верх и крымско-татарский вопрос, разрешившись мирным путём, перестанет существовать, как таковой.
И полковник-инженер Халит Аджибекиров разделил со мной этот оптимизм.

Вспоминая годы, проведённые в академии, он с каким-то особым уважением отзывался о начальнике кафедры материаловедения и технологии докторе технических наук, профессоре, заслуженном деятеле науки и техники Петре Тимофеевиче Коломыцеве.
Этот выдающийся ученый является руководителем научного направления по созданию эффективных защитных покрытий элементов конструкций авиа-двигателей.
На два из десяти его изобретений выданы патенты в 12-ти  странах мира.
Окончив академию, Халит Аджибекиров получил направление на должность начальника ТЭЧ в полк истребителей-перехватчиков Су-9 в гарнизон Карши Кашка-Дарьинской области.
В 1976 году его перевели в Мары старшим инженером-инспектором службы безопасности полётов дивизии.
Когда началось великое расформирование войск ПВО страны, в 1980 году, его переводят на Новую Зем-лю в 4-ю дивизию 10-той Отдельной Армии ПВО.
С 1981 - он заместитель командира полка по ИАС в Амдерме, где базировались авиационные ракетные комплексы дальнего перехвата Ту-128.
Здесь, на Крайнем Севере, ему впервые  довелось узнать, что такое белое безмолвие.
Тишина. Голые сопки. Бухта Белушья Губа, со стоящими в ней кораблями.
Первого июня начинались проводы русской зимы.
На всех домах в посёлке специально наносились цветные рисунки: где нарисован тюльпан, где – гвоздика, где – фиалка.
Это  делалось для того, чтобы  жители могли найти свой дом в пургу.
Крайний Север - край суровых легенд и сказок.
Это край, где солнце первый раз восходит 3 февраля, поднимаясь над горизонтом всего на 10 коротких минут.
Встречать северное Светило выходили все - от мала  до велика.
В конце мая солнце  здесь уже не закатывается.
А между 10 и 15 октября его в этих  широтах  видят в последний раз.
На северные бескрайние просторы сходит её Величество Темнота.
Она так властна, что даже сумеркам здесь не находится места.
Но и эта жуткая темень иногда бывает прекрасной, особенно  когда под крепкий морозец выйдет во всей своей красе и величии на небесный престол Полярное Сияние.
Тепло сюда возвращается в июле.
Сходит снег. В тундре, из-под зелёного мха, начинают выглядывать и расправлять свои разноцветные лепестки цветы ноготки.
Ромашки, раскрыв свои огромные глаза, не могут насмотреться на летнее светило.
А ароматы в тундре  – как в парфюмерном магазине!
Прилетают серые гуси, появляются чайки.
Но мелкие птицы сюда залетают редко – не долететь…
Для полковника Аджибекирова перемены начались, как и для всех нас, с залетевшего в страну незваного и непрошеного обывателями ветра перестройки, подувшего сразу же после смерти Леонида Ильича Брежнева.
Этот ветер дул, не переставая и день, и ночь, и зимой, и летом, и осенью, и весной.
С 1992 года, постепенно стало прекращаться снабжение армии запасными частями.
Вскоре по этой причине 10-я отдельная армия войск ПВО прекратила свое существование.
Ровно десять лет  жизни,  с 1982 по 1992 годы, мне довелось прожить в столице Узбекской ССР Ташкенте, куда приехал я вместе со своей матушкой Марией Ивановной после продажи отцовского дома в Сарканде.
Отец умер в этом яблочном городке, районного масштаба 28 марта 1978 года от рака лёгких.
После вынужденного ухода из Вооружённых Сил период с ноября по февраль 1979 года я провёл в Свердловске. Всего четыре месяца. Но каких!
Свердловский период - самый неустроенный и тяжёлый этап моей истории…
Это начало гражданской жизни, к которой я до сих пор не могу привыкнуть!
В Свердловске, которому с началом перестройки возвращено историческое название Екатеринбург, в советское время были сконцентрированы заводы - гиганты тяжёлой промышленности и Военно- Промышленного Комплекса СССР.
Большинство предприятий относилось к разряду режимных.      
Устроиться на работу с «волчьим  билетом», или уволенному из армии приказом Главкома ВВС по статье 61, на подобные предприятия  было практически невозможно…
Кстати говоря, Главком ВВС не имел полномочий, чтобы уволить меня, поскольку подписать приказ об увольнении мог только сам Министр Обороны СССР, назначивший меня на должность преподавателя лётного  училища после окончании военной академии.
Но начальство схитрило, подав на увольнение документы Главкому, в которых я значился, как про-стой техник самолёта.
Вначале, увидев мой диплом инженера-механика факультета пилотируемых летательных аппаратов ВВИА, кадровики радостно улыбались.
Но когда, заглянув в мой военный билет, они обнаруживали соответствующую статью, то с кислой миной на лице разводили руками.
Найти работу мне помогли мои глубокие знания русской литературы.
Однажды, на трамвайной остановке, со мной завёл разговор о литературе незнакомый человек.
Этот человек оказался начальником отдела сбыта завода Уралкабель.
Прямо с остановки он привёл меня на завод и оформил на должность старшего инженера своего отдела…
Свердловск был не только городом заводов-гигантов, но и городом пересыльных тюрем. Здесь ухо нужно было держать востро!
Один из родственников моей первой жены занимал должность начальника Добровольной народной дружины Уралмашзавода.
Эта дружина, насчитывающая около трёх тысяч человек, призвана была помогать милиции в охране общественного порядка.
Он предлагал мне устроиться на свой завод и даже хотел представить меня его директору Николаю Ивановичу Рыжкову, который в предперестроечный период занял пост Председателя Совета Министров СССР. 
Рыжков запомнился мне как талантливый советский организатор и руководитель промышленности, как высочайший профессионал с масштабным мышлением и передовыми взглядами.
В городе властвовала зима 1979 года.
Что такое лютые морозы, я знал по Сибири, по Ачинску…
Здесь же  морозы доходили до минус 52 градусов по Цельсию!
На моих глазах воробей, вылетев из под стрехи дома, падал замертво на землю, не долетев даже до середины улицы, до трамвайных рельсов!       
В Свердловске меня испытывали экстремальные морозы минус 52 градуса, а в Ташкенте, наоборот,  экстремальная жара плюс 52 градуса!
Жил я  за городом, в районе Виза, на электростанции, в двухэтажном доме.
Первым секретарём Свердловского обкома партии в ту пору был Б.Н.Ельцин.
Брат жены Роберт как-то морозным зимним вечером, привёз меня на обкомовскую дачу, стоящую на  Верхне-Пышминской автотрассе.
Его жена жила и работала на обкомовской даче Ельцина в качестве домработницы.
Сгущались сумерки.
У ворот дачи нас встретил сержант милиции из охраны.
Он хорошо знал Роберта.
На морозе много не поговоришь!
Не успели мы познакомиться с сержантом, как к даче подъехала  белая «Волга».
Из неё вышел Борис Николаевич.
В ту пору он был очень популярен не только в народе, но и в среде партноменклатуры, жаждущей обновления социализма.
Его мощная, молодая фигура выгодно отличалась на фоне обветшавшей, состарившейся и утрачивающёй здравый смысл партийной верхушки.
От него же исходила первородная, молодецкая сила, которая и привлекала к нему людей.
Что там говорить!
Я и сам восторгался тем, как он начал карьеру инженера после окончания института. Оригинально! Не так как все - с руководящей должности!
Ельцин же, в течение двух лет, освоил несколько рабочих профессий и только потом, начал работать инженером.
Такие поступки не могли остаться незамеченными.
Другое дело – его деятельность на посту главы государства…
1993 год! Расстрел законно избранного коммунистического парламента!
Развал финансовой системы  страны и других жизненно важных структур государства под аплодисменты Запада…
Полная остановка экономики…   
Поля,  заросшие сорняками.
Что с ним произошло за это время?  Не знаю. Это был уже  совсем другой человек, будто его подменили.
А тогда, в 1979-ом, он вышел из машины на мороз, поздоровался с нами за руки, неформально и по- свойски поинтересовался  нашими  делами. 
Затем отпустил шофёра и, извинившись, отправился к своей семье   
В феврале 1980 года я покинул Свердловск и вернулся в пропахший родным дымом, сиренью и яблоками Сарканд, где по совету младшего брата Александра, сменив профессию и навсегда порвав с авиацией, устроился на работу мастером  в  Дорожно -мостостроительное управление  под номером  45.
Первый свой мост я поставил в местечке Кок-Узек ранней весной в условиях быстротечного южного половодья.
Ситуация заставила работать, находя нестандартные технические решения и с грубейшими нарушениями правил техники безопасности.
Неспроста мостик этот был «долгостроем».
Однако пропуск в новую профессию и в обеспеченную, по советским меркам, жизнь был получен!
Для наглядности приведу несколько примеров.
Говяжье и баранье мясо тогда стоило в государственных магазинах около двух рублей за килограмм.
Пятидесятикилограммовый мешок сахара - около сорока рублей.
В совхозах, где я возводил свои объекты, мне эти продукты по указанию директоров отпускали по низким внутренним расценкам.
А они были таковы: килограмм любого мяса стоил  у них тридцать четыре копейки, а мешок сахара - двенадцать рублей!
Вот каков был социализм в Казахстане! Но в него пускали далеко не всех…
Моя средняя зарплата по ДМСУ-45 составляла 250 рублей в месяц.
Но вкупе с премиальными и доплатами из совхозных бухгалтерий сумма её зачастую доходила до 700 – 800.
В те времена в сельской местности редко кто получал 200 рублей.

И вот - Ташкент, столица Узбекской ССР, где я провёл десять лет своей жизни, где солнце было белым  и сладким, как сахар и жгучим,  как раскалённая сковорода.
Узбекский социализм очень сильно отличался от казахстанского и, тем более, от российского! Но об этом чуть позже…
В Ташкенте я обзавёлся новой семьёй, родил, вдобавок к первому сыну, ещё двух, и с головой ушёл в поэзию и литературу.
А стихи я писать начал с третьего класса. 
В Ташкенте по воле божьей я оказался втянутым в изнурительную и смертельно опасную семилетнюю войну с власть имущим  высшим партийным  сословием.
Теперь уже работу я искал как можно ближе к дому, дабы  у меня  больше времени оставалось для занятий литературой.
В столице Узбекистана тогда имелось 57 профессионально-технических училищ.
Советская молодёжь получала в них среднее образование и рабочие профессии.
В одно из таких средних государственных профессионально-технических училищ - СГПТУ-235 я и пошёл работать преподавателем и мастером производственного обучения.
Жил я в микрорайоне Сергели - 4, рядом с фабри-кой кухонной мебели «Комфорт».
Узбекский народ это народ высокой культуры, бережно относящийся к своим национальным традициям и корням!
Узбеки первоклассные земледельцы, способные превратить любой, непригодный к использованию клочок земли,  в райские кущи!
В этом народе особенно развито чувство высочайшего почитания стариков и детей.
Однажды я с малолетними сыновьями Кириллом и Романом пошёл на рынок Сергели - 4.
Дело было в июне. Появлялись первые арбузы, стоившие довольно дорого -  по рублю за килограмм.
Когда мы стали приближаться к одной из много-численных арбузных пирамид, узбекский дехканин, заметив нас, поднялся с лежанки, выбрал арбуз  килограмма на четыре,  подошёл ко мне и сказал:
- Друг! У тебя маленькие дети. Вот возьми этот арбуз за рубль…
И подобные истории повторялись неоднократно.

Река социализма в стране к этому времени, особенно в гражданском обществе, настолько потеряла свою привлекательность, что здравая, реальная жизнь, её бурный поток в поисках нового русла и новых берегов стремительно уходила от устаревших и несостоятельных партийных догм и примитивных экономических доктрин.
Доктрины эти, сыграв свою положительную роль в развитии страны, устарели и не давали ей идти даль-ше по пути прогресса.
Основоположники социалистического государства, страдая фразёрством и некомпетентностью, пытались осуществить свои идеи на практике, зачастую идя наперекор человеческой природе.
Тем самым они сами обрекли себя на постоянную  войну со своим народом.
Социализм был привлекателен для народных масс, кстати, как и христианство, идеями всеобщего счастья и равноправия только в условиях всеобщей разрухи и нищеты.
Идеальная почва для первых ростков социалистических идей возникла в России после разрушитель-ной Первой Мировой Войны и пришедших ей на смену трёх революций, закончившихся кровопролитной,  братоубийственной  гражданской войной.
Потом, под видом надуманной «гегемонии пролетариата» и классовой борьбы, была изгнана с родины или уничтожена  элита  России  и русская интеллигенция…
Затем в страну нагрянула самая кровопролитная в истории человечества Вторая Мировая Война
О каком счастье и богатой жизни тут можно  вообще говорить?
Но государство стало обладать ядерным оружием!
Напасть теперь на нас не смел никто! 
За тридцать лет мирного развития была создана мощная экономика, социальная сфера, наука, авиация и космонавтика.
Страна накопила огромные богатства! В стране появились счастливые люди!
Но народ, веками живший в скромности и постоянных недостатках, этим богатством не сумел правильно распорядиться…
Новая, советская  правящая элита постарела и уже была не способна контролировать жизнь своего народа и страны.
Ни КГБ,  с урезанными в послесталинские времена правами, ни мощный аппарат МВД, ни ОБХСС, ни органы госпартконтроля, ни общественность также  оказались  к этому не  готовы.
Народ, глядя на правящую верхушку, начал обогащаться, невзирая на суровые законы, которые уже не работали.
Появилась  теневая (или подпольная)  экономика, возглавляемая директорским корпусом, утаивавшим часть продукции своих предприятий от государства и,  вместе с ближайшим окружением, присваивающим её себе.
В армии такого воровства ещё не было и, попав на «гражданку», я только диву давался, поражаясь масштабам разграбления госсобственности.
Вернувшись домой с работы, жёны похвалялись мужьям о том, что они сегодня утащили с работы, а последние, в свою очередь, похвалялись  тем же им самим.
И, всё-таки большая часть людей вела добропорядочный и честный образ жизни!
В системе госпрофтехобразования это делалось за счёт колоссальных приписок учащихся или «мёртвых людей».
Такие приписки только за счёт одной столовой,  давали руководству училищ огромные доходы, поскольку на питание каждого ученика государство выделяло около одного рубля в день.
А советский рубль обладал хорошей платёжеспособностью.
Приписало начальство десять групп численностью по 25 человек каждая – вот тебе 250 рублей ежедневного дохода!?
Эти левые доходы отправлялись наверх по не-скольким каналам.
Преподаватели, не проводя занятий, получали зарплату.
Нужно было только вовремя оформлять журналы и другую документацию…
Но просто так деньги никому не платили…    
Надо было или делиться ими, или благодарить директора чем-то другим…
Таким образом, одно преступление порождало другое, втягивая в эти аферы массы людей.
Люди, дорожившие своей честью, узнав об этом, сразу же увольнялись из таких училищ или отказывались от участия в подобных мероприятиях.
В 1982 году мне пришлось, при поддержке своей коллеги Елизаветы Неделькиной, заступиться за одно-го из мастеров  своего училища
Училище только открылось.
Злоупотребления только-только начинали вырисовываться.
И я даже не мог предположить, что дело зайдёт так далеко!
А дело дошло до моего письма в центральный  орган печати ЦК КПСС – газету «Правда», издаваемую в Москве.
Туда мною была послана статья «Преступник с мандатом Сергелийского райкома партии»
Напрямую письмо посылать было опасно и я вначале отправил его в Москву Алексею Евдокимову, который через своего секретаря передал конверт заведующей отделом писем газеты Виолетте Донской.
Моя жизнь превратилась в кошмар!
За дело взялись МВД,   КГБ и органы  партгосконтроля.
Под давлением обстоятельств, я, изгнанный из партии ещё в Борисоглебске, вынужден был обратиться к Генеральному Секретарю ЦК Ю.В.Андропову, а затем - к сменившим его К.У.Черненко и М.С.Горбачёву.
Однако победить зло уже было невозможно…
В марте 1984 года я дал отвод на выборах в Верховный Совет СССР первому секретарю Ташкентского обкома партии, тормозившему ход расследования дела…
Социализм умер вместе с последним его поборником из высшего эшелона власти Ю.В.Андроповым.
В этот день ко мне домой приехал один из членов комиссии, расследовавшей злоупотребления в системе профтехобразования  города Ташкента.
Он занимал должность заместителя начальника юридического отдела в Министерстве сельского хо-зяйства  республики.
Беседовали мы с ним  в моей квартире на балконе, который я переоборудовал под кабинет.
Время было неспокойное, поскольку глава госу-дарства  Ю.В.Андропов находился в этот момент в больнице.
В Ташкенте я уже привык к землетрясениям. Здесь они происходили постоянно.
Но тут последовал такой страшный удар, что пол ушёл из-под моих ног.
С книжных полок посыпались книги. Дрожала, покачиваясь,  мебель. Под потолком гуляла люстра.
Мой гость, в эту минуту, говорил по телефону.
За несколько секунд до удара лицо его вдруг  побледнело. Он даже привстал со стула.
Я встревожился.  – Что там случилось?
И тут последовал первый удар этого землетрясения!
Мой гость, бросив трубку, кинулся к выходу. 
- Владимир Михайлович! Выбегаем! Умер Юрий Владимирович Андропов!
Был февраль 1984 года…

И вот я в Москве, в приёмной ЦК КПСС, в окна ко-торой заглядывало неласковое солнышко 1987 года.
На московских улицах разгуливал незваный и непрошеный для обывателя вихрь перемен.
На висках у меня выступила первая седина… А результатов – никаких! Дело умышленно тормозилось сверху.
К двум окнам для записи на приём по личным вопросам вытянулись длинные очереди.
В одной очереди - 52 человека. В другой - 57.
Подавляющее большинство просителей это заслуженные люди преклонного возраста.
Кто-то, не получил квартиру.
Кому-то,  не выдали путёвку в санаторий.
Кому-то, требовалась помощь в разрешении  житейской тяжбы.
Вне очереди принять меня отказались. Я возмутился! Тут же ко мне подошёл небольшого роста старший лейтенант с большими претензиями и с  аргументом в кобуре.
Я не дрогнул и потребовал от него приёма вне очереди, в связи с государственной сутью дела.
Тут тишину в приёмной возмутили две молодые женщины.
Они уже не возмущались, требуя справедливости,  у ЦК и у родного советского правительства.
Обе, нервно размахивая белыми ручками, подскочили ко мне и предложили, вызывающе глядя на стража порядка.
- Товарищ, идёмте в американское посольство!
- Этих - И они кивнули вверх - Воров и жуликов, захватывающих власть в стране, завтра самих выгонят на улицу!
- Ну, уж, нет девочки! Тут мне с вами не по пути… Американцы, если и помогут, то только ускорить весь этот развал. А  нам с вами как раз такая помощь  не нужна. – Возразил я им.
Дамы, смутившись, удалились из приёмных покоев.
Старший лейтенант, проводив их недовольным взглядом  законоблюстителя,  вдруг, проявил ко мне милость.
- Подождите.  Я  попытаюсь вам помочь.
И он направился по лестнице вверх.
Вскоре он вернулся и пригласил меня с собой.
В небольшом кабинете меня ожидала, со строгим выражением на лице, милая партийная дама. Она знала цену не только словам, но и паузам.
Испытав  меня  суровым пронзительным взглядом, она вышла из-за стола. 
Не выпуская моей персоны из поля своего зрения,  вплотную приблизилась ко мне:
- Ну,  вот что, товарищ Уразовский! -
- Страну ждут большие перемены….
- Я знакома с вашим делом.
Единственное,  что я могу сделать для вас,  так это  то, чтобы они вас, там в Ташкенте, не трогали.
К вам в Ташкент первым секретарём горкома КПСС назначен товарищ Сатин, возглавлявший до этого горком партии в Челябинске.
Запишитесь к нему на приём. Он вас примет и поддержит.
Взгляды наши скрестились, и я переспросил.
- А за пределами Ташкента  они меня тоже не будут трогать?
Суровость сошла с её лица. Щеки порозовели.
В глазах появилась, свойственная только сиятельным женщинам, кротость.
Я понял, что мне пора уходить.
Ни имени, ни фамилии её, я не знал. Уходя, я, не отрывая от неё своих глаз, пожелал ей:
- Ну, что-же! Спасибо и за это! Дай Бог и вам выйти из этих больших перемен по-человечески, живой и невредимой!

Я хорошо понимал, что в стране давно уже возникли  скрытые центры концентрации  колоссальных валютно - финансовых средств, неподконтрольных государству.
Для этого использовались самые хитроумные способы,  наряду с банальными  хищениями.
С прежней работой мне пришлось расстаться.
Я к этому времени уже съездил в Алма-Ата к писателю-пушкинисту Николаю Алексеевичу Раевскому, чтобы показать ему свою книгу о Пушкине.
В течение этой ташкентской войны у меня родилось двое сыновей, и я сумел закончить научно-исследовательскую книгу о жизни и творчестве А. С. Пушкина.
Несмотря на все опасности, исходящие от советских чиновников, против которых я выступал, присутствия духа я никогда не терял.
Целый год мне пришлось провести без работы… 
Захаживал я и в Союз Писателей Узбекистана.
Позже один из поэтов, состоящий в этом союзе, вдруг неожиданно предложил мне в частной беседе возглавить Народный Фронт Узбекистана.
Во многих республиках такие фронты уже существовали.
Для меня это было полной неожиданностью, хотя я  сообразил, откуда подул ветер…
Полушутя, полувсерьёз  я ответил.
- Я соглашусь на это только при одном условии.
Я должен знать – кто будет субсидировать эту организацию.
Больше со мной на эту тему не говорили.…
В 1985 году мне помогли устроиться на работу в ташкентский Сельхозэнерголегпром.
А через два месяца мне предложили исполнять обязанности директора хлопкового завода в небольшом городке Бахт, в шестидесяти километрах от Ташкента.

Заводик сей выпускал печи для сушки хлопка, ширпотреб для местной промышленности и производил перемотку электродвигателей.
В городке было полно объектов, сваренных из листового железа.
Как-то я принялся проверять спецификации на расход листового металла для различных изделий.
Тут всё и прояснилось! 
Стало понятно – откуда  вокруг столько металлических построек:  гаражи, мосты и так далее.
В спецификациях на печи  для сушки хлопка расход листового металла был завышен в четыре раза!
 Неправедные деньги рано или поздно толкнут их обладателя на путь злоупотреблений.
В народе об этом ходили самые разные слухи.
Особенно пугала и будоражила людей история об одной русской девушке.
Она, якобы, понравилась самому высокому чину из МВД, которому пошёл уже шестой десяток.
Естественно, ни о какой взаимности, не говоря уже о любви, здесь не могло быть и речи.
Тогда этот чин, чтобы добиться её, по ложному обвинению посадил в тюрьму её родителей.
Девушка, в поисках правды и защиты, после многочисленных мытарств, оказалась в кабинете у влюбившегося  в неё генерала.
Пообещав выпустить на волю отца и мать, он принудил бедняжку к сожительству.
Так продолжалось несколько лет.
Но  родителей  её  из тюрьмы всё не выпускали.
Нашлись доброжелатели, которые подсказали ей выход, и однажды она, тайно вылетев в Москву, записалась на приём к Ю. В. Андропову.
После чего направилась в райотдел милиции по месту своего временного проживания в столице СССР, где без свидетелей объяснила ситуацию его начальнику.
Она также напомнила ему о том, что по существующему закону, он не имеет права её выдавать никому, даже если её объявят во всесоюзный розыск, пока она не будет принята Председателем КГБ Андроповым!
Её, естественно, объявили в розыск.
Вычислили местонахождение и выслали опергруппу для того, чтобы арестовать, как особо опасную преступницу…
Но начальник РОВД Москвы, –  майор по званию, её  им не выдал!
После того, как девушку принял Андропов, справедливость восторжествовала и на любвеобильного  генерала надели полосатый халат, дали в руки тачку  и отправили в солнечный Учкудук.
В стране с возмущением говорили о том, что многие государственные и партийные бонзы имеют за границей огромные личные валютные счета.
Один из моих знакомых взахлёб рассказывал мне о том, как он однажды купил в магазинчике пару баночек кильки балтийской.
Его привлекли и огромная очередь в магазин, и то, что народ честной набивал этой килькой сумки и сетки до самого верху…
Стоила такая баночка тогда около сорока двух копеек.
Он также, повинуясь всеобщему порыву, потратил на покупку всю свою наличность, оставив часть суммы на пиво.
Когда дома он вскрыл банку, то там вместо кильки оказалась чёрная икра!
Старший инженер по легированным сплавам, не считая лестничных пролётов, бросился вниз – к волшебной торговой точке, чтобы, оторвав от сердца неприкасаемую пивную наличность, приобрести ещё несколько банок  дармового  деликатеса.
Но, увы! Там уже пели грустные песни. Торговая точка была пуста.
Только на приступке перед своим доходным домом сидел продавец и отрешённо скулил. 
- За какие это грехи меня сегодня Аллах провёл мимо такого богатства?
Продавец узнал об этом, когда килька была продана.
Этот старший инженер убеждал меня в том, что эта самая килька – икра сюда, в это пекло, попала не случайно.
Будто эта «килька» принадлежала детишкам, каких-то членов ЦК, а может и самого Политбюро.
Эти детишки, по бедности своей, через один из прибалтийских портов вывозили эту кильку в Европу и там  реализовали её уже как  русскую чёрную икру.
Но, поскольку детишки эти являлись большими патриотами своей великой социалистической родины, то сорок две копейки с каждой банки они возвращали народу, а стоимость икры, исчисляемой десятками рублей, они присваивали себе  за труды, переводя их на долларовые счета в зарубежные банки.
Но всему в сем бренном мире приходит конец!
Пришло время - схватили за руку и этих, не по годам расторопных, детишек.
Однако, они успели расформировать свой последний эшелон и по вагону разослать в разные концы страны и там распродать кильку.
Вот поэтому две баночки чёрной икры попали на стол старшего инженера Егора Штанько.

Ценой колоссальных усилий и потерь наш народ  день за днём, год за годом, создавал культурные и материальные богатства своей страны!
Он вполне заслуженно пользовался своими кровными правами на труд, на бесплатное среднее и высшее образование, на бесплатное медицинское обслуживание и санаторное лечение, на отдых! У нас было даже право на охрану своего здоровья!
Все эти блага и права сразу даже и не перечислить!       
Но  мы так и не сумели правильно воспользоваться и распорядиться ни своими богатствами, ни своими правами, ни своими гражданскими обязанностями, то есть всем тем, что досталось нам от матерей и отцов, дедов и прадедов!
Виноваты мы сами! И в этом не нужно никого винить. 
Ни Америку, ни Европу, ни таинственную силу!   Только самих себя!
Человек, не умеющий правильно распоряжаться свалившимся на него богатством, его всё равно потеряет и бедность тут же настигнет его и поработит. 
Невежда, пьяница  или лодырь, рано или поздно, станет чьим-то рабом. Хорошо, если рабом своей собственной жены …
Но и бросать людей на произвол судьбы или олигархов, как это произошло при Ельцине, тоже нельзя!
Народ необходимо постоянно воспитывать и просвещать, приобщая его к своим  национальным корням и святыням, к вере отцов, как единственному источнику нравственной силы!
Нельзя человеку неподготовленному давать право свободного выбора между добром и злом, как это происходит сейчас с нашей молодёжью, ибо она к этому не готова!
Кто и для чего дал ей это право?            
Высшая цель для каждого должна быть одна – развить в себе господствующую любовь, как средство для постоянного духовного совершенствования, и стать хозяином своей земли и жизни!
Те люди, с которыми мы боролись, в начале 90-х годов, вынырнули из тени на свет и стали элитой  власти. 
Они уже просто так никому и ничего не отдадут. Но это здесь, у себя. 
А там, за буграми и океанами многие из них, превратившись в золотых рыбок  и оставшись наедине с финансовыми акулами, станут для них лёгкой добычей.
Свои богатства они там сохранить не смогут.
И снова нам с вами придётся начинать с нуля, как это уже не раз случалось в родной истории.
И они, присвоившие себе богатства страны, также начнут всё с нуля!
Так возрадуемся же, хотя бы, этому!
Социализм, безусловно, это общество нашего будущего!
И человечество к нему вернётся, поумнев и возмужав!
Я часто вспоминаю Ташкент, белое солнце Узбекистана, ароматную прохладу его садов и гор, горячие хлопковые поля и трудолюбивого дехканина, выращивающего целебные овощи и фрукты!
В Ташкенте у меня осталось множество друзей и среди русских,  и среди узбеков; Елизавета  Неделькина, Геннадий Коблов, Александр Щёголев, Юрий  Гужин, Юрий Артёмов…
Прежде всего, это близкие мне по духу люди!
Люди от природы одарённые многими талантами.
Все они в душе поэты и каждый из них, по-своему, неповторим, как личность.
Лиза Неделькина – проста и добра сверх всякой меры, как и любая славянская женщина, непримиримая ко лжи и злу!
Геннадий Коблов – мастер золотые руки, с утончённой психикой. Щедр  до расточительности и красив, в силу чего и является любимцем у женщин!
Александр Щёголев не терпит пустословия и бахвальства, впрочем, как и все белорусы. Ничего не пожалеет и ради общего блага отдаст последнюю рубашку.
Два Юрия! Два поэта по призванию! Два ветра, сеющих доброе на земных просторах! 
Я буду помнить  о них всегда!
Юрий Александрович Гужин – учитель истории, исследователь с трепетной и легко ранимой душой.
Человек, живущий среди книг. Фолианты в его квартире  заполнили даже кухню!
В вопросах истории он для меня непререкаемый авторитет. Живёт скромно, по совести, а след в жизни оставит яркий и запоминающийся!
Два Юрия – два бессеребреника! А это ныне такое редкое качество!
Юрий Николаевич Артёмов!  Прошёл Афганистан!
Полковник. В Афганистане занимал должность начальника штаба армии по тылу.
Должность, которую он занимал, была генеральской, но вернулся он на родину подполковником…
Афганистан остался в его сердце и стихах!
В стихах  его вы найдёте всё: и родину, и мужество, и песни, и слёзы!
Вот какие два друга живут у меня в Ташкенте; два Юрия, два поэта и два бессеребреника!

Свои пути - дорожки привели на курс полковника Курпеля ещё одного белорусского паренька Василия Мигуру.
Речка Муховец встречала его в детстве каждое утро. Умывала и поила его своей родниковой водой, после чего, сделав плавный поворот, устремлялась к Бресту, чтобы соединиться с Батюшкой Бугом.
Василий Мигура тоже рос без отца.
Кто знает, может быть, поэтому в минуты тревог и сомнений, когда вселенский Светильщик зажигал на небе звезды, он подходил к своей матери - крестьянке и задавал ей очень важный вопрос.
- Ну, скажи мне, скажи мне, мама, есть ли Бог, или нет?
Мать отвечала как-то робко, неопределенно, даже с испугом, и всегда по-разному.
Однажды, заглянув ему в глаза, она с уверенностью, произнесла.
- Ты знаешь,  по-моему,  там, - и её рука показала на Полярную звезду, - по-моему, там всё-таки кто-то есть!
Комсомолец Василий Михайлович Мигура был в списке тех комсомольцев, который передал мне начальник курса полковник Курпель в своей палатке.
У него была своя дорога в Военно-Воздушные силы.
Он окончил военное авиационное училище в Даугавпилсе. Как командир отделения, имел право выбора после окончания училища. С двумя звездочками и одним просветом на погонах он приехал служить в Комсомольск-на-Амуре и начал службу техником истребителя-перехватчика ПВО Як-25 на аэродроме Дзёмги.
Величавая река Амур поразила его своим нравом и простором.
На Амурском пирсе его встретил огромный камень - памятник тем комсомольцам, кто и построил Комсомольск-на-Амуре.
В 1969 году он принимает участие в совещании молодых офицеров в Москве.
Экзамены в академию он сдавал на выездной комиссии в Уссурийске.
После учёбы в академии он снова вернулся в Комсомольск-на-Амуре, но уже в военное представительство военпредом.
Там он принимал от завода - изготовителя для бое-вых частей ПВО самолёты Су-17 всех модификаций.
Уссурийский край - это земля русских субтропиков.
Первая ягода в лесу - жимолость.
Рядом гроздья лимонника, напоминающие вино-град, брусника…
В 1981 году он снова поступает в ВВИА им. Н.Е. Жуковского на двухгодичные курсы подготовки руко-водящего инженерного состава ВВС.
После курсов его оставляют в Москве на заводе «Знамя Труда» в военном представительстве.
В 1989 году ему пришлось изменить профиль работы, ибо он получил назначение старшим офицером в Управлении Главного Штаба ВВС.
Это Управление комплектовало все полки ВВС самолётами.
Здесь вместе с ним служили его однокурсники И.И.Бутько, С.Д.Третьяк, П.К.Шерешев.
Уже в самом конце службы хозяюшка беда коснулась своим чёрным крылом и полковника Мигуру.
Однажды ночью, возвращаясь в Москву на своём Запорожце с дачи, он около города Крюково попал в автомобильную аварию. Весь в крови, с переломами и с раздробленной коленной чашечкой, он целый час не мог получить помощи  на ночном шоссе.
Врачи оказались бессильными в этой трагедии, что обрекало его на инвалидность.
Но на его счастье в клинике, куда он попал, защищал свою докторскую диссертацию врач, темой научной работы которого было восстановление раздробленных коленных чашечек с помощью каркаса из специальной проволоки.
Он и восстановил ему ногу.
Как-то, вскоре после приснопамятного путча 1991 года, всех генералов и офицеров Генерального Штаба ВВС собрали на совещание.
Собрали срочно, будто случилось что-то невероятное.
Солнце стояло в зените. Весь руководящий состав Главкомата был взбудоражен.
Но вот к трибуне выходит Главный маршал авиации,  Главком ВВС.
- Товарищи генералы и офицеры. То, о чём я вам сейчас доложу, не является сиюминутным решением. Это решение хорошо продумано мною.
Пауза. В зале повисла тишина.
Главком ВВС, напрягая голос, продолжил, заявив:
- Я выхожу из КПСС!
Такой тишины в штабе ВВС ещё не было.
Главный маршал достал свой партбилет и положил на трибуну.
И вдруг в этой щемящей тишине кто-то робко захлопал.
Этого оказалось достаточным, чтобы штаб взорвался от аплодисментов.

Тот, кто бывал в пустыне ночью, знает, что такое мёртвая тишина и как эту тишину иногда сотрясает неожиданно раздавшийся в ночи громкий и мелодичный звук.
Это глас птички-невелички – пустынного кулика.
Но этот голос отчаяния потрясает услышавшего его так глубоко, что запоминается на всю жизнь.
С того совещания руководящий состав Главкомата ВВС вышел уже в другой мир.
Не в тот умиротворённый мир развитого социализма с его достатком и сытостью.
Все, от полковника до генерала, вышли и увидели другую страну, от которой вскоре мало что осталось.
Вышли туда, в эту перестройку, навстречу непрошеному ветру и три полковника с генералом Петром Шерешевым: Иван Бутько, Василий Мигура и Сергей Третьяк.
Полковнику Мигуре припомнилась его мать, при-севшая на минуту на крылечко своего дома у тихой речки Муховец.
Так бывало частенько после долгого рабочего дня, когда он тоже присаживался рядом и спрашивал у неё - есть ли Бог на небе?
В России всё возможно! Однажды можно открыть утром окно и не найти своего собственного колодца - родника.
Закончил службу он в звании полковника, на должности начальника управления.
Вместе с ним закончила службу и  его жена Катя.




Глава  шестая
Я выброшен бурей

НИКОЛАЙ И НАДЕЖДА РАЕВСКИЕ


Однажды, писатель - пушкинист Николай Алексеевич Раевский, со свойственным ему тактом, задал мне нехитрый вопрос. 
- Будьте любезны, Владимир Михайлович, скажи-те?  У вас имеются воинские награды?
- Разумеется. В основном - юбилейные, как и у всех  офицеров мирного времени.
Я, сказав это, с интересом посмотрел в его сторону.
Разговор этот происходил на даче Раевского под Алма-Атой, в четырёх километрах от знаменитого высокогорного катка Медео.
Раевский сидел в кресле-качалке под яблоней и, по стародавней привычке, накручивал на палец прядь своих седых волос.
По тому,  с каким  лукавством он поглядывал в мою сторону, поглядывал с хитрецой, не без интереса, я, ожидая подвоха, уточнил. 
- Хотя самая главная моя награда, полученная к юбилею 50-летия советской власти и Октябрьской революции, имеет статус награды «За воинскую доблесть».
Николай Алексеевич, откинувшись на спинку кресла, не унимался. 
- А дают ли советские награды, какие-либо привилегии их обладателям?
- Пожалуй, только Золотая Звезда Героя Совет-ского Союза! – Коротко ответил я.
Папа Ники, как называли его самые близкие, как-то по мальчишески взъерошив волосы на голове, слегка приподнявшись, вскинул руки под самые ветви дерева и с явным удовольствием заметил.
- А вот в царское время получение Ордена Святого Георгия давало офицерам и генералам, представ-ленным к нему, целый ряд привилегий.
- Например? - Поинтересовался я.
И он начал перечислять.
Например, давало потомственное дворянство тем, кто оного не имел.
Притом, что личными дворянами считались все офицеры без исключения.
Далее. Обеспечивало бесплатный проезд на всех видах государственного транспорта.
Затем, давало старшинство над всеми товарищами своего чина. 
Давало право обладателю награды требовать производства в следующий чин один раз в течение службы.
Эта награда также давала привилегии при поступлении в военно-учебные заведения.
Ну и так далее.....
Орденом четвёртой степени, называемом в народе георгиевским крестом, награждались за воинские подвиги  офицеры всех чинов.
Орденом третьей степени награждались только полковники и командиры полков. Орденами первой и второй степеней награждались исключительно генералы.
Смею заметить, что в  Первую Мировую войну 1914 – 1918 г.г., к Ордену Святого Георгия первой степени, не был представлен никто.
А вот орденом второй степени было награждено только несколько человек, в том числе дядя Николая Второго великий князь Николай Николаевич как Верховный Главнокомандующий и несколько гене-ралов, в числе которых были знаменитые Брусилов и Алексеев.
Ордена четвёртой степени в первую мировую войну получили 1300 офицеров разных чинов.
А, между тем, ниже того места, где мы с ним сидели, на самом дне страшного горного разлома, весело шумела дикая речушка, бежавшая с ледников Медео.
Яркое солнце и звонкое пение птиц, подарили ей жизнь, растопив вековые льды. Оттого она и пела так жизнерадостно и вдохновенно. Куда спешила она, сковывая своим ледяным дыханием каменные бере-га и пороги?

Раевскому было уже за девяносто!
Но его северная русская натура, а родился он в Вытегре Олонецкой губернии (ныне Вологодская область), была такой же живучей и напористой, как и эта горная речка. Родители  оставили ему в наследство свои самые святые качества -  трудолюбие северного пахаря и его веру в  завтрашний день.
Изо дня в  день, по восемь часов кряду, невзирая на свои великие года, он надиктовывал на магнитофонную ленту историю гражданской войны в России, вспоминая свои скитания вместе с Белой Армией Врангеля по Европе.
Его исповедь существенным образом отличалась от большевистского курса истории гражданской войны.
В 1920 году через юг России вместе с Врангелем ушло в эмиграцию 137 тысяч человек, в числе которых были и гражданские лица.
Европа русских беженцев не ждала.
Раевскому пришлось сполна  испытать все тяготы так называемого «галлиполийского сидения» на  Гал-липольском полуострове в европейской части Турции, куда он попал вместе с покинувшей Россию армией Врангеля в 1920 году.
Затем  ему пришлось долго скитаться по Европе.
Помощь русским беженцам оказали только три сла-вянские страны: Чехословакия, Сербия и Болгария.
В Болгарии, которая по мирному договору могла иметь после Первой Мировой войны лишь небольшую армию, имелось множество пустующих казарм, куда и разместили беженцев.
Этот русский капитан-артиллерист, так и остался подданным России, как, впрочем, и многие его товарищи, не пожелавшие принимать чужого подданства, скитался и бедствовал по Старому Свету с нансеновским паспортом.
Сам Пётр Врангель работал горным инженером в одной из фирм Брюсселя.
Умер он в 1928 году.
Позже его прах был перезахоронен сначала на русском кладбище, а затем, по личному указанию  Иосифа Броз Тито, - в кафедральном соборе Белграда.
Волей судьбы Николай Раевский оказался в Чехословакии, которая в 1918 году освободилась от Австро-Венгерской зависимости.
Немцы, занимавшие в чехословацкой армии командные и инженерные должности, естественно, были с них изгнаны. На эти освободившиеся места хлынул поток русских офицеров.
Даже контрразведку Чехословакии возглавил тогда специалист из России.
Правительство Чехословакии оказало помощь беженцам на государственном уровне, осуществив, так называемую «Русскую Акцию»
Для этой цели было выделено из государственного бюджета около ста миллионов крон. На  государственное иждивение было принято 5 тысяч русских студентов, которые по причине гражданской войны прервали свою учёбу в высших учебных заведениях России.
Им  представили общежития и  дали возможность получить высшее образование. Благодаря этому,  Раевский закончил Карлов университет в Праге, основанный в 1342 году императором Карлом Четвёртым.
Это третий, по старшинству,   университет Европы, после итальянского и парижского.
Первым ректором Карлова университета был великий Ян Гус, впоследствии сожжённый на костре инквизиции.
Весьма необычной была тема докторской диссертации Николая Алексеевича: «О гипергамезе у некоторых гемиптера». «Гемиптера» это полу-жёсткокрылые. Целью его научной работы являлось исследование судьбы сперматозоидов, введенных в организм самки и оказавшихся неиспользованными  на оплодотворение её  яичек.
Здесь же, в Праге, в 1928 году он, занявшись научным пушкиноведением, обнаружил неизвестное ранее письмо Пушкина к графине Фикельмон и получил копии записок Долли Фикельмон о дуэли и последних часах жизни поэта.
Я до сих пор не перестаю восторгаться литературным талантом Николая Алексеевича Раевского.
Слог его изящен,  лучист и певуч, как и сама его душа  изгнанника,  для которой до  самой кончины  не нашлось места на земле под небом России.
И даже скалы Медео, высоты которых примут его прах гражданина и скитальца, не скроют в своих разломах его рока, спутницей которого оказалась Звезда - Полынь!
Какой дух, какой аромат исходит только от одних названий его книг и повестей: «Если заговорят портреты», «Жизнь за отечество», «Последняя любовь поэта», «Джафар и Джан».
Девятого мая 1945 года в Прагу вошли советские танки генерала Рыбалко. Вечером в тот же день Раевского арестовали сотрудники НКВД и, невзирая на отсутствие состава преступления, его, как преступника, депортировали в СССР.
Так в 1945 году после войны он оказался в донбасской тюрьме в одной камере с немецким генералом, заместителем председателя Верховного Суда Германии Зееманом. После суда его отправили сначала в Минусинск, а оттуда на поселение в город Алма-Ату.
Советское гражданство Раевский принял только в 1953 году, скитаясь по миру более тридцати лет с подданством разрушенной Российской  империи.
В 1960 году директор Алма-Атинского института клинической и экспериментальной хирургии академик А.Н.Сызганов пригласил его к себе на работу в качестве учёного и переводчика, в совершенстве владеющего семью европейскими языками.
Только в 1982 году он вышел на пенсию.
И даже  будучи  членом Союза Писателей СССР,  он продолжал оставаться чужаком и изгоем, живя под надзором органов.
Он так и умер изгоем.
Похоронили Николая Алексеевича, по его же воле, в горах Медео, на заброшенном высокогорном кладбище лесников, так высоко, что не у каждого хватит духа взойти на эти скалы.
Выдающийся казахский поэт и писатель Олжас Сулейменов да супруга и журналистка Надежда Раевская - вот и все, кто его понимал и поддерживал…
А в тот день на даче я, не устояв от соблазна,  спросил у него.
- Что вас, Николай Алексеевич, особенно сильно потрясло или поразило в период скитаний по Европе?
С ответом он не медлил. Он был к нему готов.
Двадцатые годы двадцатого столетия, забравшие его молодость, сами ответили за него. Раевский только поднял вверх ладони, как бы взвешивая, какая из его бед горше. Ледяная, дикая речушка-снегурочка, шумевшая неподалёку от нас, тоже ждала ответа, затаив дыхание и притихнув на время.
-  А вот чего я не могу забыть до сих пор. 
Франции, где в эмиграции оказались тысячи и тысячи донских казаков!
Целая армия. И большая часть этих казаков осела на сельскохозяйственных предприятиях Франции, переженившись на французских фермершах - вдовах, мужья которых погибли на полях сражений Первой Мировой войны.
 Они, эти донские казаки и подняли разрушенное войной сельское хозяйство Франции.
Я молчал, сражённый этим известием.
Только речка - снегурочка вдруг заиграла всеми струнами своих снежно-голубых струй.
Вода в ней вмиг закипела и вновь неудержимо понеслась по острым каменьям с разбойничьим улюлюканьем и хохотом.
И сквозь этот,  не то смех, не то рыдание, Раевский  вновь повторил.
- И подняли сельское хозяйство Франции.
- А ведь казаки лучшие хлеборобы России, а не только воины.
Я, заглядывая в его поднятые ладони,  с удивлением произнёс. 
- Сколько же их там оказалось?   
Пятьдесят, а может восемьдесят тысяч? Это же Армия?  Целая армия?
- Именно так! - Голос Раевского показался мне молодым и звонким.
- Вот такова наша русская, родная звезда Полынь.
И он замолчал минут на пять.
И только после этого продолжил меня удивлять.
- А второе, что так потрясло мою  душу, случилось, когда ступил я в парижский собор Дворца Инвалидов, к надгробному памятнику на могиле императора Наполеона.
 Вот где я понял, что есть и русское небо на этой земле и возмездие на этом свете! Есть!  Есть!
Ибо надгробие императора,  пытавшегося покорить Россию, представляет собой массивную глыбу красного гранита.
Вокруг неё расставлены трофейные знамёна, добытые в сражении его войсками.
Как бы в ногах у Наполеона находится могила маршала Бертье.
Захоронение маршалов Жофра, Фоша и сына Наполеона, прах которого сюда поместили позже, уже по приказу Гитлера, находятся в боковых пределах храма.
Сын его, кстати говоря, умер в двадцатилетнем возрасте от туберкулёза.
Неожиданно, откуда-то сверху,  до нас долетел голос диктора, передававшего сообщение о продолжении концерта камерного оркестра Литовской СССР под управлением Народного артиста Союза СССР Саулюса Сондецскиса.
Раевский прислушался; голова его откинулась назад, глаза закрылись.
И тут, также внезапно, звуки оркестра прекратились.
Раевский с одобрением заметил.
- Хорошо играют. Берёт за душу….
Кстати, Владимир Михайлович, и казахи тоже стали прекрасно играть. Тоже берёт за душу!
- Так что вас там, на могиле Наполеона, собственно говоря, потрясло? - Теряясь в догадках, переспросил я, возвращая его к надгробному памятнику Бонапарта во Дворец Инвалидов.
- А то, что завоеватель Наполеон покоится под русским гранитом, который был привезён сюда из пределов Великого Княжества Финляндского, являвшегося в те времена территорией России.
 Губернаторами Финляндии назначались тогда русские, а вице-губернаторами финны.

Над могилой Раевского висела Звезда-Полынь.
Низко висела она над ним, скитальцем по Европе, потерявшем свою родину в 1918 году.
Он был свидетелем крушения четырёх мировых империй; Российской, Германской, Австро - Венгерской и Османской.
Под этой звездой вместе со своим поколением, вместе с выброшенным ветром судьбы русским офицерством и казаками, он и вошёл в двадцать первый век в снежно-белых одеждах мученика, когда судьба его достигла пределов  своего несчастия.
Мы с его супругой Надеждой Михайловной стояли у могилы маленькие и неприметные на фоне громады скал  Алатау.
Природа безмолвствовала.
Да и о чём говорить? К чему слова, когда безмолвствует мироздание.
Слова, которые я посвящу Николаю Раевскому, пока ещё не связались в строчки, но придёт время,  и я напишу о нём:

Я выброшен ветром морозною ночью
В блуждающий иней на Млечном Пути….
И дай мне, Надежда, последнюю строчку,
Вздохнув, досказать и уйти.

Красным солнышком - белый я
Был, как грязь, от Руси гоним….
В смертный час мои силы бренные
Поминать в свою грязь прими...
               
До встречи на Млече галлипольский берег,
Белградские розы и пражские сны.
И бросьте мне хвои в последние двери
С михайловской старой сосны.

Вот и мать моя - Вытегра!
Ключ под камушком у скалы.
Вижу, матушка слёзы вытерла
Будто плакала в кандалы.

Не скалы Медео мой дух успокоят!
Не скроется рок мой в их страшный разлом.
И гости, и гости, и гости к изгою,
К которым я выйду - потом!

Вот и отче мой - семь потов!
Ключ под камушком чуть сочит.
Вижу, матушка повела платком,
Руки свесила и молчит.

Я выброшен ветром морозною ночью,
В блуждающий иней на млечном пути...
И дай мне, Надежда, ту горькую строчку,
Вздохнув, досказать и уйти.

Надежда, вдруг, повернувшись ко мне, коснулась рукой моего плеча.
- А ты знаешь, Володя, папа Ники, когда я три дня назад пришла сюда, со мной разговаривал.
- Как это? - Не понял я.
И тогда эта ослепительная красавица с бело- мраморным от напряжения лицом, раскрыла уста, обожжённые скорбной зарёй.
Три дня назад, вон оттуда. – И она повела рукой в сторону звезды Полынь. – Я услышала высокий, высокий голос папы Ники.
Высокий, как комариный писк.
- Совушка! Я далеко - далеко!
А Совушкой её называл только он. И только он имел на это право!




Глава седьмая
Небо и земля

СЕРГЕЙ  ТРЕТЬЯК
ВИТАЛИЙ  ФУРСА
НИКОЛАЙ  ГРИЦЕНКО
ВЯЧЕСЛАВ  ЧИСТЯКОВ
НИКОЛАЙ  ГУСЬКОВ
ПЁТР  СТЕПАНОВ
ИВАН  ЖИЖКУН
НИКОЛАЙ  ЛИТОВЧЕНКО


С Сергеем Дмитриевичем Третьяком в лагере под Ступино мы оказались на постое в одной палатке.
Пожалуй, он был самым жизнерадостным человеком на нашем  курсе.
Независимо от того, грохочет ли гром на небе, светит ли солнце, идут ли дожди и снега, мечет ли громы и молнии начальство уже с высоты своих вершин, с лица слушателя Третьяка никогда не сходила улыбка.
Вот это постоянство, как высшее качество свободной души, совместно с трудолюбием и способностью сконцентрировать свою волю в трудный момент и вывели его из народной массы в вице-президенты научно-производственной корпорации «Иркут». Эта корпорация производит уникальнейшие самолёты в мире.
Сергей Третьяк родом из села Чернолоза, что на Сохновщине, в Харьковской области. Он, как и все мы, тоже мечтал летать.
Ведь время было великое – Гагаринское.
Это была эпоха Сергея Королёва.
Даже роса на траве в ту пору была другой. Живая вода каплями жемчуга садилась тогда по утрам на луговые травы и цветы.
Эта мечта и привела его в Васильковское ВАТУ, породнив с самолётами фронтовой авиации – Су-7, Як-28, Миг-21, а затем уже и на курс полковника Курпеля.
Но куда бы ни кидала его судьба-непоседа, на какие  бы горы  ни карабкался он в поте лица своего, добираясь до их вершин, наступали такие дни и часы,  когда  его неудержимо манило в родное село на Сохновщине. 
Манил его туда черешневый сад, который заложил в колхозе его отец Дмитрий Федосеевич, полковой синоптик, вечно шумящая своей листвой  большая груша во дворе отцовского дома, дед плотник, разносящий по селу исцеляющий запах хвойной стружки, и сонная, равнинная речка Богатая.
В академии примером для подражания у него были доктор физико-математических наук, профессор, полковник Лаптев Г.Ф., входящий в десятку лучших геометров мира, и заслуженный деятель науки и техники, доктор технических наук, профессор, полковник В.С. Пышнов.
Это те люди со знаменитого курса «А», которые вывели Россию от сохи в космос.
Нас всех тогда волновала судьба уникального учёного, служившего в академии, Михаила Леонтьевича Новикова, который разработал новый вид зубчатых зацеплений со значительным уровнем нагруженности.
Он был кумиром для нас всех.
Получив диплом инженера, Сергей Дмитриевич Третьяк начал службу в военном представительстве в Балашихе, а потом на заводе «Знамя Труда».
Завод в ту пору заканчивал производство самолетов Миг-21 и начинал выпускать Миг-23.
С 1976 года он становится ведущим инженером военного представительства.
Вскоре в серию пошёл гроза небес Миг-29!
Этот завод выпускал в год от 270 до 300 самолётов, включая и экспорт.
Иркутский же завод выпускал Миг-23УБ, Миг-27М, Миг-27К («Кайра»).
Эти самолёты оснащались ракетным вооружением с лазерными боеголовками наведения.
Затем последовала командировка в военное представительство в  Комсомольск-на-Амуре в качестве уполномоченного ВВС.
Здесь и масштаб деятельности был другой: в его непосредственном ведении находилось 28 военных представительств по всему Дальнему Востоку.
Три года и семнадцать дней в Комсомольске пролетели, как один миг.
Затем последовал перевод в подмосковный город Жуковский на должность заместителя начальника службы контроля кадров военных представительств, которых к 1989 году насчитывалось более 450.
Общая численность личного состава достигала здесь 10 тысяч человек, главным образом, офицеров.
В этот период его назначают начальником этой службы.
События начала 90-х годов пытались круто изме-нить его судьбу так, что пришлось даже заканчивать курсы в Тимирязевской сельхозакадемии, чтобы пере-квалифицироваться.
Однако свидетельство тракториста, электрогазосварщика второго разряда и свидетельство фермера так и остались невостребованными.
Корпорация ОАО НПК «Иркут» занимается разработкой и производством авиатехники военного и гражданского назначения.
Это многофункциональные истребители нового поколения Су-30МКИ, гидросамолёт Бе-200, беспилотные летательные аппараты.
Но мечта летать всё-таки привела его в небо.
2 февраля 2001 года он поднялся в подмосковное небо на самолёте Як-18Т.
А 19 ноября  он совершил самостоятельный вылет на этом самолёте.
Потом пошли полёты на Су-27.
Неудержимая тяга к небу подружила полковника Третьяка с командиром пилотажной группы «Русские Витязи» Игорем Ткаченко.
В составе этой группы он произвёл три вылета на Су-27УБ с аэродрома в Кубинке.
Кстати, с ним вместе на Як-18Т иногда летает и Николай Семенихин.
Когда он развернул передо мной своё свидетельство пилота-любителя с аттестацией в качестве командира Як-18Т, у него на лице светилась та же улыб-ка, которую я впервые увидел в палаточном городке на берегу княгини Оки.
На нашем курсе в академии учился офицер, который с четвёртого класса не расставался с книгой Бо-риса Полевого «Повесть о настоящем человеке».
Эта книга о советском лётчике Маресьеве была настольной книгой всех мальчишек, к числу которых относился и Виталий Прокопьевич Фурса.
С 10 лет он остался сиротой.
Детство его прошло в Уссурийской тайге.
Он любил работать на пасеке с пчелами, сталкивался нос к носу с бурым медведем.
Он вырос в краю лилий и пионов. Переплывал чистые горные реки.
На линейке в 7 классе директор школы Раков Г.А. за успехи в учёбе наградил его костюмом.
Приходилось работать и учиться во Владивосток-ской школе рабочей молодежи. Один год он проучился в железнодорожном училище.
С этим багажом в 1963 году он поступает в  Иркутское ВАТУ. Мы все, как мужчины, сформировались в военных училищах.
Командиры и преподаватели растили из нас офицеров не столько цитатами из учебников марксизма - ленинизма, сколько личным примером.
Нам повезло, ибо многие наши командиры пришли в военные училища с фронта. Они знали, почём фунт лиха, мужества и храбрости им было не занимать.
До конца своих дней курсант Фурса будет помнить старшего преподавателя практического обучения майора Лозинского.
Он, проводя на аэродроме занятия по предполётной подготовке на сорокаградусном  морозе, хватался голыми руками за детали стойки шасси самолёта, показывая, как надо производить ту или иную операцию.
После училища - служба в полку военно-транспортной авиации Витебской дивизии в Великом Новгороде борттехником на самолётах  Ан-12 и Ан-12БП.
Для того, чтобы летать на борту, пришлось проходить лётную комиссию.
Более того, он заканчивает аэроклуб и получает свидетельство, дающее ему право летать вторым лётчиком на Ан-12.
Однажды, ранней весной, во время полёта над тундрой, в районе Архангельска, ему пришлось даже занять место командира и довести самолёт до аэродрома базирования.
В академии им. Н.Е. Жуковского его особенно привлекали кафедры аэродинамики и динамики полёта.
Примером для него стал доктор технических наук, профессор, генерал-майор Г.Ф. Бураго.
Перед выпуском из академии он вместе с однокурсником Борисом Ободовским прошёл лётную комиссию и получил назначение на должность бортового инженера-инструктора стратегического ракетоносца Ту-95ВК (с дозаправкой в воздухе).
Этот полк входил в состав 106-й дивизии ВВС,  дислоцировавшейся на Украине.
С этого момента ему пришлось расстаться с лётной работой.
Командование сочло необходимым перевести его начальником специальной инженерной службы полка, в ведении которой находилась подготовка ракет Х- 20М.
Эта ракета представляла собой переоборудован-ный самолёт Су-7Б.
И снова дороги привели его в родную академию  на курсы подготовки руководящих инженерных кадров ВВС.
Отсюда его посылают заместителем командира Севастопольско-Берлинского полка по инженерно- авиационной службе, в ту же 106-ю дивизию,  в Моздок.
Здесь его награждают медалью за боевые заслуги.

Севастопольско-Берлинский полк выполнял боевые задачи по разведке реальных целей, главным образом, авианосцев противника, по заданию Генерального Штаба Вооруженных Сил СССР.
Авиапарк полка включал 23 самолёта Ту-95ВК.
Экипажи выполняли полёты к берегам Исландии, Великобритании, Чукотки.
Продолжительность полёта составляла около 18 часов.
В 1983 году Виталий Фурса приказом Министра обороны получил назначение в Главный Штаб ВВС на должность старшего инспектора.
Целый год он лично осуществлял контроль за полетами первого сверхзвукового бомбардировщика Ту-160.
С 1984 года полковник Фурса – заместитель командира 79-й дивизии по ИАС в Семипалатинске.
В этот момент шло освоение самолётов Ту-95МС, укомплектованных шестью ракетами  Х-55.
После отстрела эта ракета выдвигала крылья и самостоятельно продолжала полёт к цели на рас-стояние до двух с половиной тысяч километров, по пути несколько раз меняя свой курс.
Американцы называют такие ракеты «умными».
Так вот, Х-55 была способна влететь прямо в дверь командного пункта.
Сбить её было очень трудно: она шла к цели на высоте около 100 метров, огибая рельеф местности.

Службе приходилось посвящать всё время.
Ракетоносец Ту-95 МС по своим характеристикам был доведён до соответствующего уровня уже в бытность его на должности заместителя командира по ИАС 106-й  дивизии.
В 1988 году Фурса В.П. приступает к исполнению обязанностей Главного инженера 30-й армии Даль-ней Авиации, полки которой базировались от Волги до Тихого океана.
На вооружении  этой армии находились самолёты Ту-160, Ту-95ВК, Ту-16, Ту-22М2, разведчики Ан-32, Ил-78, Ан-12, Ил-18, Ту-134 и различные вертолёты.
К этой армии относился и хабаровский авиаре-монтный завод.
Только один бомбардировщик Ту-22М2 стоил в ту пору 27 миллионов рублей.
Это при курсе 86 копеек за один доллар.
Но вот подошло время крутых перемен, тревог и великого хаоса.
Однако армия пока была на высоте.
В 1991 году следует новое назначение, и Виталий Фурса занимает должность заместителя командую-щего по ИАС 46-й воздушной армии Верховного Главнокомандования стратегического назначения в г. Смоленске.
Эта армия была самой крупной  воздушной армией в СССР.
В её состав входило пять дивизий самолетов Ту- 95, Ту-160, Ту-22, Ту-22М2, Ту-22М3, воздушные заправщики 3МС - 2 и Ил - 78.
Армия раскинула свои серебряные крылья от Северного Кавказа до Великого Новгорода.
Эта 46-я армия была способна за одну ночь накрыть все стратегические цели противника на западном направлении, начиная от портов и баз ВМС и кончая крупнейшими военно-промышленными центрами стратегического назначения.
Поэтому неслучайно, когда с этого западного на-правления в нашу страну вошёл господин Хаос, в образе непрошеной бури, 46-ю армию, по требованию американцев, ликвидировали самой первой…

Село Ромодан приютилось на тихом берегу речушки Хорол, что в полтавской области Украины.
Речушка эта так же тиха и застенчива, как и сама  хорольская  ночь.
Чиста в ней вода и прозрачна, особенно  ранним утром и в тихую погоду.
Детство Николая Александровича Гриценко началось и закончилось на её красивом берегу в саду двух его дедов – Никиты и Павла.
В этом саду Николай постигал нелёгкую науку люб-ви к природе и к братьям нашим меньшим.
К труду он был приучен с малых лет и с малых лет  знал, чем отличается цветок яблони от цветка груши.
Только по одному аромату он мог безошибочно определить, какое дерево зацвело.
Как правило, весну его старшие сёстры  встречали песнями. Высокими, пронзительными голосами, в которых одновременно присутствовали и радость и печаль, они выводили.
Цвитэ  тэрэн, цвитэ тэрэн, а цвит опадае,
Кто с любовью нэ знается, той горя нэ знае.
Матушка Варвара Павловна подтягивала им, поглядывая на самого маленького в семье – Николая.
Он  был в семье последним,  четвёртым ребёнком.
Там, у этой тихой речушки, под эту украинскую песню, у него и зародилось желание посадить и вырастить свой фруктовый сад.
Самыми любимыми деревьями у него были и ос-таются яблоня да калина.
Он глубоко убеждён, что даже самые изысканные духи, не идут ни в какое сравнение с естественным благоуханием цветущего сада.
Свою мечту детства он осуществил  только в 1994 году, когда развёл сад недалеко от Москвы. 
Здесь есть всё: и яблони, и груши, и калина-малина, и пионы, и лилии, и тюльпаны.
Свою любовь к природе он передал по наследству дочери Ирине.
Отца Александра Никитовича он не помнит, поскольку тот погиб на фронте в 1943 году, когда сынишке было всего два месяца.
Поколение моих ровесников стремилось после окончания школы закончить военные училища и стать офицерами.
Это было в наше время  и почётно и престижно.
Такими были ветры нашей юности, которые владели и управляли нашими душами.
И Николай Гриценко закончил Первое Харьковское Авиационное Техническое Училище по специальности  авиатехник - стрелок вертолёта Ми-8. Четыре года служил в боевых частях.
Когда грянули события, связанные с военным конфликтом  между Советским Союзом и Китаем на  острове Даманский, Николай служил в Каунасском вертолётном полку.
Шёл 1968 год. Его полк срочно перебрасывают в Амурскую область, разместив  на голом месте в посёлке Магдагачи. Возможно, что  с той поры и появилась поговорка.
- Бог создал Крым и Сочи, а чёрт Магдагачи и Могочи.
К новому месту службы он с женой Светланой целую неделю ехал в теплушке.
Здесь, на месте дислокации танковой дивизии, расположили воздушно-штурмовую бригаду;  верто-лётный полк из двух эскадрилий Ми-8 и эскадрильи Ми-6 с двумя полками десантников.
Эта бригада находилась всего в  шестидесяти километрах от границы с Китаем.
Первые полгода пришлось скитаться с маленькой дочкой, где придётся. Жилые дома построили только через два года. И это в условиях вечной мерзлоты!
Вступительные экзамены Николай сдавал в Уссурийске. 
Так он стал слушателем  нашей академии.
В академии для него самыми яркими личностями были два человека: профессор, полковник, доктор наук и учёный с мировым именем Герман Фёдорович Лаптев и преподаватель математики Галина Алексеевна Антипаева.
Николай Гриценко, как и мы, жил с мечтой о небе! Поэтому самым любимым его предметом стал курс аэродинамики. Как только он заговорил об аэро-динамике, глаза у него загорелись, он помолодел и преобразился.
- Это же великая наука! Ведь благодаря ей самолёты и летают.
Эта наука сродни задушевной песне, от которой даже сады зацветают раньше положенного срока.
Академию Николай Гриценко закончил с золотой медалью и был оставлен в храме звёздных наук.
С апреля 1984 года он учёный секретарь Диссертационного Совета академии. 
Позже он станет ещё и секретарём Совета по за-щите докторских и кандидатских диссертаций.
Николай Гриценко за свою научную деятельность в академии  подготовил более полутысячи кандидатов и  двадцать докторов технических наук!
На прощанье он пожал мне руку и сказал.
- Я прожил  трудные, но счастливые годы, связанные с расцветом советской авиационной науки и прилагаю все усилия, чтобы дело Николая Егоровича Жуковского продолжало жить и успешно развиваться.

Я стоял посреди осенних романтических деревьев!
Низкое, белёсое небо хмурилось, угрожая разродиться снегом. Сырой, прохладный ветерок открыл последний листопад.
Листопад накануне снегопада - прощальный бал осени, её драма и восторг!
Два восхитительных начала блистало на этом балу: материнская ласка восходящего тёплого потока и ленивое наслаждение, убаюкиваемого им листка…
Освежающая ласка упругого дуновения дарили листьям и радость, и простор! Кружась и кувыркаясь от радости и вседозволенности, листья спешили в мир иной, но не к забвению.
Им казалось, что они парят над вечностью и их падению не будет конца.
- Не будет! Не будет! Не будет? 
- Напевали они и падали на остуженную землю.
Происходило это в древнем русском городе Твери, в сквере, на берегу долгой-долгой реки Волги; в том месте, где в неё впадает Тверца.
Сладость свободного падения, блаженное  опьянение от собственной невесомости, придавали их красочным нарядам чарующую нежность, горячий и чувственный  аромат.
Стихия обнажила все краски осени, смешав их в этом пёстром круговороте, где каждый листок передавал свой восторг другому,  из уст в уста, как  это делают влюблённые в свадебном  вальсе!
Листья  всё сыпались и сыпались сверху,  и мне   казалось, что этому листопаду не будет конца!
Охряно-розоватые пальчики дубовых листков хватали берёзовый тонкий листок за оранжево-красную талию и с любовным трепетом уносили их туда, где целомудрие является единственной и обязательной формой бытия!
А вот агатово-зелёный листок, обожжённый стыдливой киноварью, долго скитался в потоке один, пока оливковая ольховая веточка не разделила с ним  тихой грусти своего последнего вздоха.
Осень смешала все краски.
А флейты нагих веток  давно уже  напевали мелодию сладкого сна…
Я, пленённый этим  листопадом, этим  стремительным нашествием зимы, этим последним вздохом осени, сразу и не заметил, как из листопада, прямо на меня, вышла девушка в шоколадном плаще и такого же цвета брюках.
Шла она  нараспашку и наперекор всему!
Последний бал осени её совсем не интересовал.
Короткий клетчатый блузон её светлым пятном выделялся на  тёмном фоне  осеннего листопада.
От стремительного движения полы её плаща,  разлетаясь по сторонам, обнажали белые, чёрные и малиновые линии на поле  её блузона.
Невольно залюбовавшись гармонией  этих цветов, я затем  сосредоточил  свой взгляд на  лице незнакомки.
Я преградил ей путь, и она остановилась передо мной, чуть смущённая  этой неожиданной  встречей.
В глазах её появилось недоумение. 
- Что произошло? И почему я остановилась?
А листья всё падали и падали, застилая землю мягким ковром.
Стихия не обращала внимания на людей!
Она продолжала своё действо.
И только тут я почувствовал холодный, колючий взгляд незнакомки.
Взгляд  холодный, как небо, наполненное снегом,  как зеркало замерзшей реки, как снежинка, не желающая таять на  горячей ладони.
Холодные шоколадные пряди её волос, были с таким же трагическим ароматом, как и у опадающей листвы. Едва заметные веснушки на  бледно-розовых щеках.
Губы такие, будто она только что окунула их в  ледяной вишнёвый сок!
Передо мной стояла незнакомка, но непростая.
Из этого листопада ко мне вышла попутчица на долгие годы!
Я избрал её для этого сам!
Я сам, преградив ей дорогу,  сделал шаг навстречу.
Я взял её за руку и сказал. –
- Идёмте!  Нам, кажется,  с вами по пути!
Она смерила меня взглядом от двух звёздочек на новеньких лейтенантских погонах до наградных планок на кителе.
Потом она вскинула свои глаза к небу.
И сразу же пошёл снег!
Я, очнувшись, оглянулся и оторопел. 
Деревья стояли голые.
В Тверь пришла зима.
Листья сверху уже не сыпались. Прощай, осень!
Пора неземной красоты закончилась. 
Пришла зима! Прощай, тепло и безмятежность!

После окончания Ачинского ВАТУ я, имея право выбора дальнейшего места службы, выбрал один из лучших авиагарнизонов ВВС - Мигалово.
Это бывший город Калинин.
Это река Волга. Это близость столицы!
Так я попал в древнюю Тверь и в октябрь, на этот прощальный бал осени!
Гарнизон примостился на окраине города и на берегу Волги.
Здесь дислоцировалась дивизия Дальней Авиации, укомплектованная бомбардировщиками Ту-16.
Назначение я получил в 271 полк. Командир полка – полковник Василевский.
Командир авиаэскадрильи - подполковник Соколов.
Летал полк, как правило, два раза в неделю. По вторникам и пятницам.
Шёл обычный лётный день.
Да вдруг занепогодило! Небо мгновенно затянуло тучами.
Зубцы высоченных сосен, вгрызаясь в свинцовые тучи, пилили их, скрипя и рыдая. Сверху из них на землю с искрами молний сыпались опилки дождя.
Наскочит туча на пильчатую верхушку сосны и та начинает кромсать её с визгом да с огоньком!
Сыплются сверху капельки мелкие и прозрачные, дымясь на бетонной  полосе.
В воздухе попахивает дымком и сосновой хвоей.
И вот уже рулёжные дорожки и стоянки самолётов растворились в  волнах моросящего дождя.
Вдруг из этой пелены выскакивает АПА-2М.
На подножке стоит в синем техническом комбинезоне  инженер нашей первой авиаэскадрильи  майор Карачун.
- Борт семьдесят пятый!  Отбой полётам!  Зачехляйсь!
Построение у штаба после обеда.
Секунда - и машины  с инженером, как не бывало.
Мой старший техник Вячеслав Михайлович Чис-тяков не без удовлетворения крикнул в пустоту.
- Есть зачехляться!
И мы втроём, включая механика самолёта, младшего сержанта сверхсрочной службы Николая Литовченко,  стали закрывать и упаковывать бомбар-дировщик в чехлы.

Чистяков Вячеслав Михайлович!
Человек неповторимый по своей душевной чистоте и доброте!
Впрочем, как и его супруга Ирина Сергеевна.
Оба они – ленинградцы.
Оба пережили блокаду! И пережив страшный голод и ад войны, вышли из этой блокады с чистыми сердцами, без ненависти и претензий к кому-либо!
Такова наша русская порода!
Но блокада не прошла бесследно, отразившись на здоровье их обеих дочерей.
Я до сих пор с благодарностью вспоминаю многих командиров и офицеров этого полка!
Все, как на подбор - мастера своего дела и отличные офицеры.
Капитан Сонин, капитан Агарёнков, капитан Полухин, капитан Паршков, старшие лейтенанты Жуков, Никитин, Степанов, Жижкун!
Иван Васильевич Жижкун, кстати, служил в соседнем,  45-ом авиаполку и был родом из Талды- Кургана.
Каким он был мастером и изобретателем!
Особые отношения сложились у меня с командиром экипажа капитаном Гуськовым Николаем Александровичем.
Естественно, он был старше меня по возрасту!
Я ценил и уважал его за то, что однажды, на учен-иях, он, благодаря  своему лётному мастерству, спас жизни всему экипажу.

В июле 1968 года мы  по тревоге взлетели  со своего калининского аэродрома и взяли курс на «половинку» -  в Семипалатинск.
Взлетели последними в полку из двадцати девяти экипажей.
Зарю встречали в небесах! 
На земле такой красоты не увидишь…
К Семипалатинску подлетели без происшествий.
Посадка предстояла на грунтовую полосу.
Шлейф пыли, поднятой в небо от турбореактивных двигателей самолётов, севших перед нами экипажей, растянулся  от аэродрома на десятки километров.
Вот наш бомбовоз - бомбардировщик влетел в облако пыли.
Видимости - никакой! 
Командир экипажа Николай Гуськов и правый лётчик  Вячеслав Мишенин заходили  на посадку по приборам.
Прошли дальний маркёрный пункт.
Раздались длинные звонки зуммера - всё хорошо,  мы идём без отклонений от глиссады посадки.
Миновали ближний маркёрный пункт и  все,  тут же,  услышали короткие звонки!
- Всё в норме! 
Я, отстегнув парашют, встал между сидениями лётчиков, подстёгиваемый каким-то смутным пред-чувствием опасности.
Командир не сводил взгляда с приборной доски.
И, вдруг, пыль исчезла!
Тот вид, который открылся нам, заставил вздрогнуть всех пятерых членов экипажа передней кабины бомбардировщика, без исключения
Полоса аэродрома лежала метрах в пятидесяти слева от нас!
Мы заходили на барханы.
Я бросил взгляд  на альтиметр -  запас высоты  не более семидесяти метров…
Время сразу замедлило свой ход!
Секунды  потянулись, как минуты!
Понимая всю трагичность своего положения, я  только беззвучно охнул. 
- Это конец!
 И всего-то прожил двадцать три года…
Но капитан Гуськов не дрогнул!
Он, нарушая все лётные инструкции, ввёл самолёт в такой левый крен, что я едва не свалился на пол.
В соответствии с законами аэродинамики, самолёт, получив крен, начал стремительное скольжение в сторону посадочной полосы.
Выждав момент, командир точно над полосой вывел бомбардировщик из крена!
И опять же, вопреки лётным канонам, припечатал его «на три» точки на грунтовую полосу!
Руководитель полётов буквально взревел, наблюдая за нашей посадкой со своего контрольно-диспетчерского пункта.
В своих наушниках я услышал.
- Вы что вытворяете, борт семьдесят пятый?
Но, тем не менее, благодаря этим «вопреки»,  выдержке и личному мастерству лётчика Николая Гуськова  мы  все семеро, включая командира огневых установок и стрелка-радиста, находящихся в задней кабине, остались живы!



Глава   восьмая
Репу сей на Аграфену



НИКАНДР  ОЛЬШАНСКИЙ
ИВАН  ОЛЬШАНСКИЙ
СТЕПАН  ОЛЬШАНСКИЙ
МИХАИЛ  УРАЗОВСКИЙ
СЕМЁН  БОСИКОВ
МИХАИЛ  ВОРОНЕНКО


У моего деда по матери Ивана Никандровича Ольшанского было семь дочерей, один сын, семь рек, семь звёзд над головой и семь поприщ земли, на которых после революции образовали три совхоза.
Всё это было на краю Российской империи в казахстанском Семиречье.
Его отец Никандр родился в 1847 году и умер в эмиграции в Синьцзяне в возрасте 99 лет в 1946 году.
Он, по преданию, закончил Петербургский гор-ный университет и принимал участие в движении народовольцев.
У деда Никандра от первого брака родилась дочь Афанасия, жена вскорости умерла. Афанасия была женщина бунтарского характера и в 1930 году, когда в семиречье стали организовывать колхозы и совхозы, возглавила восстание против Советской власти в городе Саркандре. В одном из боёв была убита и похоронена в посёлке Абакумовка.
От второго брака родилась дочь Маримьяна (1878 год), у которой были дочери: Пана(Прасковья) (1905 год), Глафира (1914 год) и Марфа (1923 год).
У Марфы была дочь Валентина 1950 года.
Валентина - мать Инны Аристовой, которая по крупицам собирала материалы по истории женской линии Никандра Ольшанского.
У Никандра был отец Макар, примерно, 1820 года рождения и дед Савелий, тоже по приблизительным данным, рождения 1790 года.
Хочется упомянуть и о своем двоюродном брате Анатолии Карпенко, которого родила в Сарканде тётушка Пана(Прасковья), и который проживает сей-час в городе Сочи.

Первыми русскими переселенцами в Казахстан и  Семиречье были революционно настроенные социал-демократы и народовольцы.
Их выселяли сюда с момента добровольного вхож-дения казахских жузов в состав России, особенно после 1 марта 1881 года, когда произошло покушение на  царя Александра Первого.
А казачьи крепости и казаки пришли туда чуть позже.
Но судьба распорядилась так, что ему пришлось стать эмигрантом поневоле.
У России есть три поля воинской славы, на ко-торых она  наголову разбивала полчища иноземных захватчиков и три Гуляй – Поля, в чужеземной стороне, за горами и морями, куда бежали её собственные сыны и дочери, когда большевики объявили их своими врагами.
Первым таким полем была сама Европа, изъезженная ими вдоль и поперёк в поисках куска хлеба.
Второе поле - Галлиполийский полуостров в Турции, куда в 1920 году бежала, потерпев поражение,  Добровольческая армия генерала Врангеля, когда вторая волна эмиграции из России приобрела массовый характер и, в целом, превысила цифру в два  миллиона человек.
На это поле ушла элита России, её офицерская  и казачьи рати.
Капитан-артиллерист, писатель-пушкинист Николай Алексеевич Раевский, участвовавший в молодости в этом галлиполийском сидении, утверждал, что через юг России вместе с Врангелем эмигрировало на   этот  полуостров 137 тысяч офицеров, включая и гражданские чины.

Третьим таким полем стал Китай, китайская провинция Синьцзян, что  на северо-западе Китая, куда устремились, с начала революции и последовавшей за ней коллективизацией, огромные массы казаков, зажиточных крестьян, белых офицеров, дворян и представителей интеллигенции с южных окраин Российской империи.
У России  есть три Поля воинской славы и три  Поля  скитаний!
И сама она не единожды превращалась, как, например, в последний раз во времена Ельцина, в девяностых годах, в одно сплошное Гуляй-Поле.
Пришло время и в апреле 1932 года отправился в Синьцзян, на  Гуляй-Поле и мой дед по матери Иван Никандрович Ольшанский.
Апрельские ночи в Семиречье сине-белые, как сирень.
Почему синие – понятно!   
А белые оттого, что апрель в Семиречье укрывает себя белыми туманами.
В одну из таких ночей, помолившись на семь звёзд  Большой Медведицы, мой дед Иван, вместе с братом Степаном, забрав малолетних детишек и жён,  отправился к китайской границе.
Казахский язык они знали, как свой родной.
Перед уходом за кордон дед сказал одному из своих друзей. 
- Тынныш джаткан  джаланна  куйрюк  баспа. 
Это означало -  спящей змее на хвост не наступай.
Путь в Китай был уже давно проторён: Сарканд, Сары-Озек,  Джаркент ( ныне Панфилов), погранзастава Хоргос и китайский город Кульджа.
Но был и второй путь, по которому уходили в  Синьцзян беженцы;  вверх по реке Или.
Город Кульджа раскинулся в котловине реки Или, в Синьцзян-Уйгурском автономном районе Китая. 
От советской границы до этого города семьдесят два километра.
Однажды, уже перед самой границей, они встретили группу степняков, которые вели продавать в Китай двух  пленённых русских девчонок, повязанных одним арканом.
Эту историю рассказал мне дед Степан в начале  семидесятых годов в Сарканде.
Я тогда спросил его. 
- А почему вы их не отбили и не освободили?
Дед, которому было уже за семьдесят, только покачал седой головой.
- Твой дед Иван предлагал мне это сделать, но силы были неравными, и мы не решились на это, обременённые кучей детишек.
Беженцы вошли в город  Кульджу вместе с солнцем.
Жителей тогда в нём насчитывалось не более двадцати тысяч человек, как уверяли меня бывшие жители Кульджи Сороковские, которых судьба забросила позже в Канаду.
У моста Си – Лин - Бу, который мы называли  Синим мостом, дед  Иван приостановил коней.
У моста сидел казах - акын, который пронзительным, зыбким голосом пел песню о царе Николае Втором и новой, советской власти.
Как жаль, что не было ни ветра, ни птиц, чтобы разнести окрест горькую иронию этой не то песни, не то частушки.
 
Айналайн Советай!
Ит собака Николай,
Бидай наным бир тиин.
Ольгун цокур Николай   
Арпа наным бир тенге.   
Ай налайн Советай!

А вот  перевод этой песни.
- Моя любимая, советская власть!
Николай - собака. 
При собаке Николае одна пшеничная лепёшка стоила одну копейку, а при советской власти одна ячменная лепёшка стоит один рубль… 
Ах, как  хороша советская власть!

После долгого пути остановились на отдых у излучины реки Или.
Мать  позже показывала мне эту стоянку.
Там вербы зашли по колено в воду.
Как зашли, так и стоят до сих пор, распустив свои изумрудные косы!
Большеголовые чёрные вороны, сопровождавшие деда от самой границы, остались где-то на речной луговине перед  городом.
Первым спешился дед Степан.
Перекрестился и произнёс.
- О, Господи, на сколько же лет ты нас сюда забросил! Куда же далее, теперь нам податься?
Дед же Иван, оставаясь верхи, усмехнулся в усы и хриплым баском, изображая из себя попрошайку, жалобно  пропел.  -
             Подайте двоим - троим,
                Давно стоим,
                Пинков, кулаков
                По силе возможностей!
                Вам это ничего не стоит,
                А нам большая по – о – о - мощь!
Но тут их догнала воронья колония и начала так хорошо знакомую всем хлеборобам оперу.
Всепогодное – кро,  кро,  кро   повисло над казачьими головами.
- Как жить станем? – Крикнул  дед чернокрылому воинству. 
- Рядком да ладком? Али нет?
- Еще чего не хватало! - Поднялась  в телеге баба Дарья - властная, расторопная женщина и умелая хозяйка.
Она  вылезла из телеги и подошла к реке, которая на целых двадцать лет станет ей самой задушевной подругой.
Приподняв подол платья, она по воде прошла к вербам.
- Как жили там,  так  и  здесь жить будем! - Рассудила она. - В мире с водичкой,  да рядом с пшеничкой. Бог согнал нас с родных мест… Он и назад вернёт.
Потом, засомневавшись в  своей правоте, добавила
- Ну не нас, так деток наших…
Вдруг, в глубине ивовой кроны заиграла флейта! 
Кто-то, с надеждой, высвистывал -
- Фью - тиу лиу. Фью – тиу лиу!
То подала свой звонкий голос в знак поддержки певчая птица из отряда воробьиных - иволга.
И, как сказала моя бабушка Дарья, так и произошло!   
Через двадцать  лет дочери её и она сама  вернулись домой.
Но вернулись без отца и младшего брата.          
А пока их путь продолжился к горам Сары-Булак, за сорок километров от Кульджи, где они прожили около двух лет.
 Только через несколько лет им удалось перебрать-ся из Сары-Булака в богатую Кульджу, в район Аримбак и поселиться на улице, которую после 1945 года назовут улицей Победы!
Жильё снимали у частников - мусульман.
Рядом, через шесть дворов, находилось советское консульство,  бывшее царское.
Семейство же деда Фёдора Уразовского устроилось на самой окраине города в районе Байкуль.

Кульджа! Здесь я родился и провёл часть своего детства. Здесь я пошёл в школу, в которой преподавали учителя из Советского Союза.
Помню, как к нам на речку Пеличинку, где родители снимали небольшой домик, приходила в гости бабушка Дарья.
По происхождению она была зырянкой.
Зыряне – это устаревшее название коми. Я хорошо её помню ещё и потому, что вместо -  Чай вскипел,  она говорила –   чай пухты.
Младший брат бабушки Дарьи Александр положил начало новой ветви рода Моториных, родив трёх сынов – Василия, Виктора, Николая и дочь Веру.
Моторины  ведут свою родословную от кубанских казаков.
Его средний сын Василий  сейчас  помощник  мэра города  Кимовска. 
Младший же  - Виктор работает главным инжене-ром  одной из фирм. 
Мой отец в Кульдже снимал в аренду и мастерскую,  и небольшой домик у частника Байгина.
Столицей Синьцзяна был город Урумчи, с населением  в 1953 году около  141 тыс. человек.
В самой Кульдже в начале пятидесятых годов имелось три русских школы: десятилетняя школа им. Сталина, десятилетняя гимназия и семилетка в Аримбаке, являющаяся филиалом десятилетней.
Русские эмигранты заселили города Урумчи,  Кульджу и огромные пространства вокруг неё – Кунесские горы, сам Кунес, Текес, Каш, Тугурак.
Заполнили они и Ласагун, удалённый от Кульджи на 80 километров, Тёщин посёлок под Кинсаем, где проживали также китайцы и уйгуры.
Всё пространство от Кульджи и до Алтая было занято моими соотечественниками, поселившимися здесь и создавшими чуть позже многочисленные частные предприятия.
За какой только кусок китайской земли не цеплялся тогда русский казак?
Чубатую казачью голову можно было увидеть и на плодородных каштановых землях в Восточной Джунгарии, и на подгорных равнинах Кашгарии, где почва была или каменистая, или  с каменным панцирем из гальки и мелкого щебня.
Выживали они, как могли, спасая свои семьи и себя и в центральных районах впадин, занятых  непроходимыми песками, и  в самых гиблых местах - на солончаках в горных котловинах.
Русоволосую голову можно было увидеть посажен-ной на шест высоко в горах, на границе с Индией, среди казнённых за дезертирство гоминьдановцев.
Не каждому было дано выдержать эти испытания.
Навсегда остался на чужбине, под Тибетом дед Черняк, который перешёл в мусульманскую веру.
В Синьцзяне производилась добыча угля и нефти - в Сантае, Утае, Манасе, Чинчихозах, Карамае.
Находились русские и в Чогое.
При советском консульстве в Урумчи была открыта семилетняя школа, как дополнение к существовавшей уже гимназии, руководимой бывшим царским интеллигентом Курочкиным.
Среднюю школу имени Сталина в Кульдже, в которую ходил я с 1952 года, построили в 1949 году при помощи  и на деньги Советского Союза.
Строительство возглавлял прораб Зюзин.
Директором этой школы, со дня её открытия в 1949 году, был эмигрант из дворян Минюхин. 
Позже его сменил  Виктор Викторович Чечелев.
Моя троюродная сестра, образованнейшая и интеллигентная Валентина Михайловна Вороненко, увлекающаяся поэзией и прозой, об отце которой я расскажу чуть позже,  которая  училась в этой же школе,  напомнила мне о тех учителях,  фамилии  которых моя память не смогла сохранить.
Преподавателем математики у нас была Агнес-са Петровна Лычковская, физику преподавал  Роберт Альфредович Гефлингер, историю – Илья  Александрович Мезгин, географию – Николай Алек-сандрович Мирин, а физическую культуру препода-вал Закир Низамович Шамсутдинов.
Директором русской гимназии в Кульдже  был Тур-ко Виктор Александрович.
Старший сын деда Степана Василий Ольшанский преподавал в гимназии географию.
Учителем русского языка и литературы в нашей школе была  Вера Васильевна Лебедева.
Во главе всей русской диаспоры в Кульдже стоял бывший эмигрант А. С. Фальковский.
Он же являлся и Председателем Правления Общества граждан СССР.
Именно он вместе с зав. Русским п.Отделом Будаевым Н. Д. и вице-консулом СССР в городе Кульдже  В. Ашаевым поставил подпись в выписке о моём рождении в ноябре 1944 года.
Разговор идёт о выписке из книги записей Управления Русского Старшины Илийского округа по городу  Кульдже.
Таким образом, очевидно, что до 1944 года в Синьцзяне, при Чан Кайши, сохранялись управленческие структуры, созданные ещё в  царское время.      
Надо заметить, что большинство русских семей, проживающих в Кульдже, имели советское гражданство, поскольку  жили   с  советскими  паспортами.            
Рядом со школой, где я учился,  был построен Русский Клуб, а в новом городе построили и стадион, куда молодёжь ходила заниматься спортом.
В начале пятидесятых годов в Кульдже образовали общество СовКитМеталл во главе с Рогожиным - для разведки и добычи цветных металлов.
В городе работал кожевенный завод, маслозавод Мержанова, колбасный цех Михельсона.
Дед Степан Ольшанский  одно время брал в аренду бани, как впрочем и Пестовы.
Мельницу держал муж моей тётушки Анны  Шишланов.
Имелась в городе и паровая электростанция.
Почти все эти предприятия находились в руках у частников.
При консульстве работали зимний и летний кинотеатры.
В них шли те же фильмы, хроники и мультфильмы, что и в Советском Союзе.
Из этих «храмов» я не вылезал.
В кинотеатрах этих шли советские фильмы;  “Сказание о земле Сибирской”, “Трактористы”, “Без вины виноватые”, “Кубанские казаки”, “Бесприданница” и другие.
В зимнем зале устраивались концерты, встречи с артистами театра и кино из Советского Союза, в частности из Ташкента и Алма–Аты.
На его сцене выступала певица Роза Багланова и  танцовщица Тамара Ханум.
Городские школы были центром культурно– эстетического воспитания детей.
Я помню, как в  актовом зале нашей школы устроили сцену с занавесом и ставили спектакли драмкружка,  руководимого Верой Васильевной Лебедевой.
Играли сцены из произведений  Чехова  “Вишнёвый сад”, “Предложение”, “Хирургия”, “Сельские эскулапы”, “Евгений Онегин”, “Барышня-крестьянка”, “Цыганы”  Пушкина.
На этой сцене, постоянно исполнялись песни рус-ских и советских композиторов.
Аккомпанировал на аккордеоне Чесноков.
Часто на школьной сцене классическую музыку на фортепиано исполняли приглашённые сюда представители русского дворянства.
Существовал у нас в школе и хор патриотической песни.
Прекрасными вокальными данными обладали старшеклассники Алла Шведова, Евгения Михайло-ва, Анатолий Чуркин, который исполнял и народные песни, и арии из опер.
Последней песней, которую я услышал на этой сцене, перед отъездом в Советский Союз, была песня  «За горами, за карпатскими».
Её исполняли Валентина Вороненко и Алла Шведова.
Директор школы Виктор Викторович Чечелев преподавал у нас черчение и был прекрасным художником.
Со второго класса я посещал кружок изобразительного  искусства, который он вёл.
Лучшими художниками школы считались  Владимир Волощук и Анатолий Кириченко.
В школе работал и танцевальный кружок. 
Кроме того, в школьную  программу  были включены уроки танцев. 
Все ученики, начиная с пятого класса, обучались  танцам и многие умели танцевать вальс, вальс-бостон, па-де-спань, па-де-грасс, полонез, польку, краковяк, фокстрот, танго с переходами, мазурку, большой вальс.   
Уроки танцев вёл бывший белогвардейский офицер, фамилию которого я забыл.
Но мазурку танцевали не все.
В школе, среди учеников и учителей, царила атмосфера изысканности  в обращении друг с другом.
Не могло быть и речи о небрежном отношении к девочкам со стороны мальчиков.
На литературных вечерах, посвящённых юбилей-ным датам писателей-классиков, вход в зал на представление устраивался по билетам, на которых были написаны вопросы по тематике литературных произведений.
Те ученики, которые не смогли дать правильный ответ, отсылались в специальное место, где можно было найти нужную книгу и подготовиться к ответу.
Школа была двухэтажной, с просторными и светлыми  классами  и лабораторными кабинетами по физике, химии, биологии, оснащёнными современными наглядными пособиями и оборудованием.
Школа имела свой радиоузел.
В вестибюле первого этажа на входе, по обе  его стороны, находились гардеробы для школьников и два огромных зеркала на всю высоту этажа, расположенные друг против друга.
На территории школы был разбит небольшой яблоневый сад и несколько клумб с цветами.
Работали в школе и спортивные секции.
В 1952 году у нас  ввели изучение китайского языка с шестых по десятые классы.
Преподавал китайский язык Владимир Иванович Евтеев, который позже работал на радио в Москве, вещавшем на китайском языке на КНР.
Чуть позже его заменил, приехавший из центра учитель китайского языка Хэ Бин.
В 1954 году я покинул эту школу навсегда.
Когда я вспоминаю её, я всегда вспоминаю ещё и  восьмиклассницу Женю Михайлову, звонким голосом  поющую для учеников песню - “Однозвучно звенит колокольчик”.
Она, высокая и стройная, с пепельными волосами и зеленоватыми глазами стоит на сцене и поёт эту песню для нас!
Кульджа - это зелёный и благодатный оазис, где вызревали самые экзотические фрукты и овощи.
Как в самом городе, так и вокруг него росло много тополей и карагача.
Карагач напоминает наш русский вяз, но только с более мелким листом.
Мать часто брала меня на богослужения в православную церковь, священника для которой прислали из Советского Союза  в 1945 году.
По обеим сторонам улицы, от Синего моста до самой церкви, росли пирамидальные тополя.
В  городских предместьях, повсеместно, встречались заросли  джигды, невысокие деревца которой, с мелко-серебристыми листьями и соцветиями душистых цветков, в пору цветения наполняли город своим неповторимым ароматом, запах которого ветер разносил на расстояние до десяти километров.
По правой стороне реки Или на берегу росли ивы и тальник.
Множество сорок, ворон, трясогузок, воробьёв и соловьёв обитало в  городских парках и садах.
Сады яблоневые, персиковые, посадки урюка мож-но было найти в любой части города, а кусты сирени у швейной мастерской и белой акации у школы.
Море роз. Почти в каждом дворе росли пионы.
Синьцзянские грозы, бушевавшие над Кульджой, были, как правило, кратковременными, с крупными каплями дождя.
В конце грозы обязательно появлялась радуга, а на лужах, оставшихся после дождя – пузыри.
А если уж начинался ливень, то шёл он сплошной стеной.
Зимой деревья покрывались белым инеем, который  семиреченские казаки называли – куржак.
По улицам, на тротуарах, особенно в районе зелёного базара и школы имени Сталина, и днём и вечером дымились очаги небольших китайских, дунганских, уйгурских национальных столовых.
Каких только здесь деликатесов не было!
Нарасхват шло блюдо А – шлямфу.
Это лапша двух сортов – рисовая или пшеничная с острыми приправами и зеленью, приправленное китайским уксусом серке.
Большим спросом пользовалась у жителей и холодная закуска фунчёза. Это тонкая, как вермишель рисовая лапша,  с мелко порезанными,  в виде соломки, кусочками поджаренного мяса, с соответствующими приправами.
Но главным блюдом были, всё же, большие пельмени из мясного фарша и рубленого лука, приготовленные на пару.
И повсюду торговали танжиром – сладостями в форме трубочек или круглых приплюснутых шариков, посыпанных кунжутом.
Особый разговор пойдёт о мороженом.
Привозили его к месту распродажи в тележках на двух колёсах, в металлическом ящике со льдом.
Внутри ящика стояли, обложенные льдом, два цилиндрических бачка с крышками.
Над этими бачками находилось устройство с ручным приводом, при вращении которого из компонентов, составляющих мороженое, образовывался коктейль, который, оседая на ледяных стенках бачков, пре-вращался в мороженое.
Мороженое это отличалось своим необычным вкусом и запахом фруктовых эссенций; яблочных, грушевых, лимонных, вишнёвых,  персиковых.
Чаще  всё же  оно было с грушевой и персиковой эссенциями.
Мороженое  это было с разноцветной массой.
Его накладывали в специальную формочку столовой ложкой между двумя вафельными кружками и подавали покупателю.
Шашлык и мороженое продавали, как правило,  уйгуры.
Я никогда не забуду, как казаки, в том числе и мои деды, сохраняя свои национальные традиции, отмечали два  своих главных   праздника – Рождество и Пасху.
С вечера все шли на всенощную в церковь.
Домой возвращались поутру, к уже накрытым столам и разговлялись скоромной или мясной пищей, так как до этого дня, в течение всего сорокадневного поста сидели на постной пище.
На столах стояли отварные куры, мясные блюда, сдобная выпечка: плюшки, булочки, торты.   
Ко всему этому добавлялись варенья, мёд, фрукты, которые здесь были круглый год.
Такой стол, естественно, могла накрыть не каждая хозяйка.
Такое было под силу только зажиточным людям.
Многие, очень многие эмигранты в этой эмиграции не могли купить пшеничной муки, чтобы испечь белый хлеб и сидели на кукурузных лепёшках.
Днём, в первый день рождества, к обеду начинали подходить гости.
Длинные, большие столы, застланные белыми скатертями, накрывались на две половины.
На одной стороне выставлялись мясные блюда, например, целый гусь, зажаренный в русской печи, или баранья ножка, холодец, колбасы из колбасного цеха Михельсона и соленья.
На второй половине стола находились сладкие десертные угощения и спиртные напитки.
Гости не задерживались. Ели, что хотели, сколько хотели и уходили.
А в гости, в течение трёх дней, мог зайти любой, даже незнакомый хозяевам человек.
Такими были традиции  в казачьих семьях.
На лето отец вывозил нас  в горное ущелье Сары -Булак, рассечённое на две части  небольшой горной речушкой.
Здесь люди держали пасеки, собирали ягоды и фрукты.
Попа мы все, от мала до велика, называли батюшкой. 
Как-то во время одного из выездов поп соорудил свой шалаш рядом с нашей землянкой. Здесь и произошла со мной, малолетним, одна забавная история, которую рассказывали мне и мать и родственник Михаил Вороненко.
Случилось это летом 1948 года.
С утра  мать с отцом отправились за малиной на противоположный склон ущелья.
Я же был оставлен под присмотром бабы Дарьи.
Перед уходом мать поставила на очаг огромный казан молока – для кипячения.
Отец прикрыл казан крышкой и развёл под ним огонь.
Мой отец Михаил  имел обыкновение всегда что-то напевать между делом.
Природа одарила его тонким слухом и красивым мощным баритоном.
Он вздувал огонь и напевал –  Без музыки, без дуды несут ноги ня туды…
Ня, а не не он произносил, разумеется, для  колорита.
Затем  родители взяли кузовки и двинулись вслед за белым облаком на противоположный склон ущелья.
Бабушка Дарья, не сводя с меня голубых глаз, занялась тестом.
Тут же, рядом, покачивался в гамаке и батюшка.
Михаил Вороненков утверждал, что он распевал в этот момент псалмы, чем и отвлёк от меня, усыпив  бдительность  бабушки.
Неподалёку,  метрах в сорока, прыгая с камня на камень, бежала  по своим делам речушка. 
Здесь всё, за исключением бабушки Дарьи Кирилловны и батюшки, было молодым и зелёным: и эта речушка, без имени и отчества, и молочные облака, и я, вздумавший, вдруг, искупаться в белом молоке.
Молочный казан принял меня без возражений.
Сияет солнце. Горит огонь. Купается в молочном море зелёная эмигрантская поросль.
Слева бабушка Дарья белое тесто по доскам катает.
Справа?  – А  справа псалмы распевают и  птицы на деревьях  посвистывают!
А это молочное море мне до самого подбородка достаёт.   
Сижу я  в казане, умиротворённый,  словно крохотная обезьянка и пытаюсь подражать отцу. 
- Без музыки, без дуды несут ноги ня туды…
И от счастья хлопаю ладошками по молоку.
Но вот стало припекать!
Но я на это не обращаю никакого внимания.
Хлоп да хлоп! Хлоп да хлоп.
Вот на эти хлопки-то и обратил внимание священнослужитель.
Он прекратил пение. Поднял десницу вверх и  изрёк. 
- Всё происходящее да от Бога!
А баба Дарья уже вынимала меня из котла…
Когда вернулись родители, батюшка, перстом своим протыкая небеса, встретил их громким песнопением.
- Вот, родители православные, суть знамения о том, как огнь очищает молоко, а оное дитятю! 
- Получите  сыночка своего,  очищенного от  грехов, и возрадуйтесь этому в душе своей!

Дважды первого июня, в День защиты детей, в 1953-м и 1954-м годах,  я приходил в книжный магазин при советском консульстве и неизменно получал там три книги из русской, советской или зарубежной классики, тетради, ручки и карандаши.
Всё это выдавалось бесплатно.
В 1954 году, после окончания второго класса, я зашёл туда в последний раз, ибо через две недели мы  выезжали в Советский Союз.
Небольшого роста женщина восточной наружности и худощавый светловолосый мужчина предложили мне для чтения томик сказок А.С.Пушкина, книгу Николая Носова «Витя Малеев в школе и дома» и сборник рассказов Аркадия Гайдара «РВС».
С этими книгами я и вернулся на родину.
Дольше всех прожила книга Николая Носова, издания 1951 года!
В тот день, возвращаясь  босиком по раскалённой кульджинской пыли домой, я, занятый изучением дорогих подарков, никого и ничего не замечал!
И неожиданно столкнулся с китайцем…
Китайцев тогда в городе было немного.
На груди у него висел небольшого размера чёрный ящик.
Ящик  этот оказался эпидиаскопом.
Китаец из молодой революционной когорты, сдвинув на затылок конусообразную соломенную шляпу и широко улыбаясь, радушным  жестом пригласил меня заглянуть в  этот ящик.      
Я долго не мог оторваться от ярких, красочных картинок.
Так этот китаец познакомил меня с миром возвышенного и прекрасного!
Должен заметить, что отец мой, имея четыре класса образования, с каждой получки приводил меня в книжный магазин, самый большой в городе, и давал мне право выбрать любую книгу, независимо от её стоимости.
Я выбирал. А он расплачивался!
Вот такое было у моего отца правило!
У моих родителей была одна заветная цель – дать всем своим детям приличное образование и научить их петь русские песни.               
Без отца моего не обходилось ни одно торжество или праздник, поскольку он начинал и заканчивал его своими песнями!
По профессии он столяр и плотник.
Утром, направляясь в школу, я выходил  на улицу через его мастерскую.
Он уже работал. Весь труд тогда был ручным.
Свою работу отец организовывал так, чтобы не совершать ни одного лишнего движения!  Он работал,  не сходя с места.
Когда я возвращался из школы, он встречал меня стоя по пояс в древесной стружке.
Изготавливал он и гужевой транспорт: телеги, брички, тарантасы, дрожки.
Кроме него в Кульдже брички с таврическим звоном изготавливал и Дёмченко.
Плёл из тальника корзины, стулья, детские кроватки, фаэтоны Парфён Пащенко.
Николай Данченко держал в Кульдже свою слесарную мастерскую.
Вся родня наша, как правило, фотографировалась в фотостудиях Чиркова или Прохорова.
Непревзойдённым рассказчиком в русской диаспоре считался один из ближайших моих родствен-ников Михаил Емельянович Вороненко, отец Вален-тины Вороненко, о которой я уже говорил.
Он отличался от всех своей образной и яркой речью.
Многие свои  рассказы о жизни в Кульдже он приправлял тонким юмором, весельем и самобытными народными афоризмами.         
Но эту науку он преподавал мне уже в Сарканде!
Он не был эмигрантом. 
Родился он в Хоргосе, на границе с Китаем.
В начале тридцатых годов его направили из Советского союза в Кульджу служащим в советское консульство.
Консулом тогда там был Исаков.
Здесь, в Кульдже, он женился на дочери деда Степана Марии, породнившись с родом Ольшанских.
Марию, ещё до эмиграции, когда она жила в Сарканде, сватал Пётр Глуховских, который во время революции забрался на церковь и сбросил с неё крест.
Дед Степан отказал ему тогда, заявив.
- Я за тебя, богохульника, дочь свою не отдам!
Его поддержал в этом и отец – дед Никандр, сдержанно-степенный богатырь и красавец, отличавшийся от сверстников  крепким умом и познаниями.
Умер он, как я уже упоминал, в Кульдже в 1947 году.
Его сыновья и мои деды Иван и Степан многое взяли от своего отца Никандра.
Они оба в бою никогда не нарушали святого правила: не наносить противнику удара по голове саблей для её отсечения.
Михаил Вороненко был образованным человеком, имел каллиграфический почерк, обладал актёрским талантом и знал русскую литературу.
На работу в советское консульство его послали, прежде всего, потому что он знал несколько раз-говорных языков: китайский, уйгурский, дунганский,  казахский и киргизский.
К тому же, он знал на память многие главы из Корана.

До 1934 года вся русская эмиграция в Синьцзяне, независимо от своего статуса и сословия, находилась в тяжелейшем, а порой и просто  в унизительном положении.
Прежде всего  потому, что у многих не было своего клочка земли.
Жильё было или съёмным, у кого позволял достаток, или жили в землянках, зарывшись в грунт.
Крупными наделами земли в Синьцзяне, ещё со времён Чингизхана, владели монгольские князья.
Даже мусульманское население, живущее здесь веками, вынуждено было брать землю у этих князей в аренду или покупать её небольшими участками.
Провинция  Синьцзян, лежащая на северо-западе Китая и заселённая в то время, преимущественно мусульманским населением, привлекала к себе пристальное внимание сразу нескольких государств.
На 1953 год  мусульманское  население Синьцзяна составляло 3,6 миллиона человек, а всего там про-живало  4 874 тысячи человек.
Не секрет, что определённые силы в мире неоднократно пытались присоединить Синьцзян к сфере своего влияния и даже включить его, оторвав от Китая, к Великому Туркестану, если идею такого государственного образования удастся осуществить на практике.
Вопрос этот, безусловно, тонкий и деликатный.
Китайское правительство во все времена, внимательно следило за этой своей отдалённой территорией, где одно за другим вспыхивали мусульманские восстания, и пресекало любые попытки её отторжения.
Даже когда Россия, по договору с центральной властью Китая, прислала своего консула Захарова в 1852 году для создания консульств и торговых факторий в Кульдже и Чугучаке, китайцы отвели под застройку песчаный берег Или за Сары-Булаком, считая его непригодным для заселения.
Но, тем не менее, консульства и фактории «для выгод нашей азиатской торговли» были всё же построены.
Поэтому когда здесь осела многочисленная рус-ская эмиграция, она оказалась меж трёх огней.
Воспользоваться этой, довольно хорошо организованной русской силой, в своих интересах хотели все. 
И Чан Кайши, и  Мао Цзедун, и Сталин, и лидеры местных национальных диаспор, и Турция,  и Англия.
Но, в конечном итоге «русскую карту» с обоюдным интересом разыграли со Сталиным сначала Чан Кайши, а затем и Мао Цзедун.

И  для этого русским беженцам пришлось  оседлать коней и повоевать.
А русские, как известно, воевать умеют!
В 1931 году русская эмиграция оказалась втянутой в, так называемую, Дунганскую войну, девизом которой были всё те же пантюркистские лозунги и борьба со всеми кафр или капр.
В народном понимании и, как мне это объяснял дед Степан, к кафр относились все необрезанные и употребляющие в пищу свинину.
Дунгане это мусульмане–сунниты, само название которых – Хуэй.
К этой категории относились китайцы, славяне, монголы и близкие к ним шибинцы.
Шибинцы по своему социальному положению близки к русским казакам.
Они также находились на полувоенном положении и жили в крепостях – сумулах.
Дунгане компактно проживали в столице Синьцзяна Урумчах, вокруг него и в Хутби.
Общая их численность в Синьцзяне, по переписи 1953 года, составляла более 250 тысяч человек.
Официально среди русских принято было считать, что руководил этим  восстанием  Ма Чжун - ин.
История этого восстания такова.
Оно началось в  Хами и затем  распространилось на север Синьцзяна до Алтая и Или, и на юг  до Кашгара.
Нити управления этим восстанием находились у нескольких влиятельных в Синьцзяне национальных лидеров, в том числе и у ходжи Нияза.
Не без его влияния Ма Чжун-ин ввёл  в Синьцзян из провинции Ганьсу свои войска.
Однако вскоре между ними самими началась борьба за власть.
Ходжа Нияз,  при поддержке влиятельных уйгурских сил и Англии, создал в 1933 году в Кашгаре Восточно -Туркестанское правительство.
Пик военных действий в этой, так называемой Дунганской войне, пришёлся на апрель 1933 года.
Именно в этот момент в Синьцзяне и в Урумчах  была свергнута власть Цзинь Шу - Женя, управлявшего  провинцией с 1928 года,  и  было создано новое правительство.
Как и следовало ожидать, новое правительство объявило в качестве своей программы борьбу с империализмом и переориентацию приоритетов своей внешней политики  на  Советский Союз.
Оно установило с СССР торговые и культурные связи на основе дружбы и добрососедства
В это же время  своих представителей  в Синьцзян  направляет и Коммунистическая партия Китая, созданная ещё в 1921 году.   
Китайские коммунисты уже тогда пытались возглавить в Синьцзяне культурное и экономическое строительство.
А, между тем, Дунганская война шла своим чередом.   
Общая численность конных дунганских полков со-ставила около десяти тысяч человек. Все эти полки были вооружены тесаками, а не саблями, как было принято в кавалерии.

В ответ на эту акцию, при участии советских офицеров и офицеров Белой гвардии, находящихся  в эмиграции, было сформировано четыре особых  конных сабельных полка.
Первым полком командовал полковник Чернов.
Вторым - полковник Могутнов, который лично знал моего деда Ивана Никандровича и поддерживал с ним  деловые и дружеские отношения.
Впоследствии он жил в Ташкенте, и его дети дружи-ли с моим дядей Фёдором Ольшанским и тётушкой Анастасией Ольшанской.
Четвёртый, особый тарбагатайский полк возглавил бывший белый офицер Иванов Григорий Михайлович.
Этот полк был сформирован в Чугучаке, который находился  от советской границы всего в 18 километрах.
Все бойцы этих полков, кроме сабель, имели на вооружении десятизарядные английские или пятизарядные японские винтовки.
Пуля из японской винтовки пробивала стекло  навылет, не раскалывая его.
Дело в том, что Синьцзян отрезан от остального Китая пустыней.
В 1912 году в Китае возникла политическая партия Гоминьдан.
С 1927 года главой гоминьдановского режима стал  Чан Кайши, свергнутый народной революцией  в 1949  году.
Поэтому в 1931 году, когда вспыхнула дунганская война, у власти в Китае находился Чан Кайши.
У солдат и офицеров этих четырёх полков цвет формы был тёмно-синий.
Район боевых действий, в основном, размещался  вокруг Урумчей.
В этой войне не применялись ни пушки, ни самолёты, ни танки.
Из русских погибших было мало.
Русские полки имели численность от 500 до 1000 бойцов.
На войну призвали всех  эмигрантов  мужского пола от  16 – 17 лет  и до 50.
В каждом из этих четырёх полков находилось до 200 советских бойцов и командиров, присланных из СССР.
Это был, прежде всего, комсостав; командиры взводов, сотен и эскадронов.
Тактика боевых действий была построена на боевых уставах царской армии.
При обращении к офицерам, военнослужащие были обязаны называть их господами.
В этих боевых воинских формированиях существовала строгая система наказаний военнослужащих за преступления и нарушения.
За грабёж  полагался  расстрел!
За мелкие нарушения – порка -  25 плетей.
Рубашки, брюки и тужурки шились из толстой хлопчатобумажной ткани молескина.
Летний головной убор представлял  собой,  нечто похожее на  нашу усечённую будёновку.
На ней  бойцы носили 12 – конечные звёздочки.
В результате боёв с русскими полками, дунганское ополчение к 1934  году было разгромлено и оттеснено к югу, за Урумчи, а его предводитель бежал.
И на этом война закончилась.
Большая часть солдат и офицеров  русских  полков была распущена по домам.
Но молодых оставили служить.
Семьям участников Дунганской войны китайское правительство выдавало продовольственный паёк: полтора пуда муки в месяц на каждого  едока в семье.
После этой войны китайское правительство приняло решение нарезать всем участникам боевых действий  земельные наделы. 
Русские, наконец-то, стали владельцами земли!
Однако, надо заметить, что  сделать это было весь-ма непросто, так как свободной земли в Синьцзяне не было.
Почти вся земля находились, как уже отмечалось,  в собственности монгольских князей и других владельцев.
С этой целью, в 1934 году в Кульджу, из Урумчей, прибыл  представитель центральной власти Китая  Чу  Су  Лын.
Он созвал в Кульдже «Большое собрание победителей» из числа русских участников Дунганской войны.
На съезд победителей пригласили и монгольских князей.
На собрании их дипломатично, в соответствии с утончённой китайской, традиционной дипломатией, попросили поделиться своей землёй, которая срочно потребовалась для вознаграждения воинов – победителей и их семей.
И что вы думали? Поделились князья землёй? 
Поделились! 
Это Чингиз хан ни с кем не хотел делиться своими землями.
Чу Су Лын самолично делил землю, в районах Кенеса и Чугучака нарезая по 10 гектаров на каждого участника войны.
В  тех  местах, где земельные участки были похуже,  как, например, в нефтеносных районах, где на поверх-ность выходила нефть, победителям оказывалась дополнительная помощь сельскохозяйственным инвентарём.
Только с этого времени в Синьцзяне появились чисто русские поселения - на ковыльных землях Ак  Далы, Арал  Тобе, в Чогое и других местах.
В Чогой русские попали потому, что там дунгане  во время войны вырезали всё китайское население.
Как грибы после дождя, стали расти зажиточные  русские хозяйства, имеющие до 10 лошадей и до 50 голов крупного рогатого скота.
Задымили винокуренные заводы.
Жить стало веселей!
Впервые для эмигрантов были организованы русские бесплатные двухклассные школы, где учителями работали сами эмигранты.

В силу особого демографического положения  в Синьцзяне, где китайского населения было недостаточно по сравнению с мусульманским населением, (всего около трёхсот тысяч  человек),  правительство Китая по договору с правительством советским, вы-везло сюда в 1935 – 36  годах в Ак Далу, из районов Советского Дальнего Востока около 50-ти тысяч ки-тайцев, у которых, по прежнему месту жительства были оставлены русские жёны с детьми.
Здесь они построили несколько заводов.
В Китае начиналась новая эра – социалистическая!
Я родился 7 ноября 1944 года в Кульдже.
Гражданская война, которая вовсю полыхала  в Китае, докатилась и до Кульджи.
В начале сороковых годов Шэн Ши – цай,  возглавлявший правительство Синьцзяна, начал сотрудничать с Чан Кайши.
Представители  Компартии Китая  Чэнь  Тань-цу и Мао Цзэ-минь были им физически уничтожены. 
С этого времени в провинции Синьцзян началось открытое вооружённое противостояние между новым, нарождающимся социалистическим Китаем и Китаем старым, гоминьдановским, чанкайшистским.
6 ноября 1944 года в Илийском, Тарбагатайском и Алтайском округах северного Синьцзяна началось восстание  против гоминьдановского режима.
И в этот же день в Кульдже, с началом боевых действий против чанкайшистов,  трагически погиб мой дед Иван Никандрович.
Он погиб вместе со своим единственным сыном Павлом.
Для поддержки русского населения и гонсандановцев, или китайских красноармейцев, которых так называли в Синьцзяне по аналогии с гоминьдановцами, то есть китайскими белогвардейцами, из приграничного советского города Панфилова сюда были переброшены регулярные войска Советской Армии.
Мой дядя Василий Ольшанский вступил, как и многие русские, в ряды Советской Красной Армии и до апреля 1945 года воевал с гоминьдановцами  до полного их разгрома.
Ему выдали документ об участии в боевых действиях, отпечатанный на трёх языках: китайском, русском и уйгурском.
Он воевал в одной части с сыном генерала Долго-ва из панфиловской дивизии.
По свидетельству Михаила Светличного сын генерала Долгова был убит в бою  осколком гранаты.
В феврале 1945 года  город Кульджу освободили  от гоминьдановцев подошедшие сюда советские  войска.
Один из полков, который вошёл в Кульджу, возглавлял уже знакомый нам полковник Могутнов!
Он сразу же поспешил в район Аримбак, где  находилась семья  погибшего деда Ивана.
Бабушка Дарья Кирилловна, заплакав, принялась рассказывать ему о гибели мужа и своего сына
Могутнов на это лишь горестно бросил.   
- Дарья Кирилловна, мы всё знаем!
Однако вернёмся к событиям ноября 1944 года, когда в Кульдже вспыхнуло восстание и пролилась кровь.
Для защиты русского населения от гоминьдановцев среди русских эмигрантов была проведена мобилизация.
Руководил ею бывший белый офицер Королёв.
Одну часть ополчения оставили для защиты Кульджи и её окрестностей, а вторую отправили на горный перевал Муздаван, в долину реки Аксу.
Положение  русского населения усугублялось ещё и тем, что в это же время в Синьцзяне вновь  возник-ло движение за создание Туркестанской Мусульман-ской Республики.
Мой отец, Михаил Фёдорович Уразовский, в общей сложности, воевал в Китае несколько лет, вплоть до победы Народной Революции в 1949 году!

С августа 1945 года в русских полках, воюющих на стороне Народной Армии Китая, все должности от командиров отделений, до командиров полков, были укомплектованы советскими военными кадрами.
Советский командный состав направили также в уйгурские, шибинские и казахские полки.
В таких революционных частях много младших командиров было из числа казахов и киргизов.
В эти полки  из Советского Союза начало поступать новое вооружение.
Появились противотанковые гранаты, полковые 120-мм миномёты, стрелковое оружие, самолёты и другое оружие.               
Затем началось наступление этих полков на гоминьдановские части в Солёных Песках.
В этом наступлении принимал участие и мой отец.
Здесь, в этих песках, он вместе со своим полком попал в окружение.
Две недели под палящим солнцем и в условиях нехватки воды они отбивались от гоминьдановцев.
Но вот закончилась вода.
Проходит день, проходит второй.
Метрах в ста напротив - окопы неприятеля, который знал, что у них закончилась вода.
Но русские духом не пали! 
В самое жаркое время дня – в полдень, к гоминьдановцам стал подходить на помощь конный отряд. 
И  медсестра Таня, отец у которой был китаец, а мать русская, взяв в руки немецкий автомат, вышла из укрытия и повела бойцов в атаку.
-  У - р – р – р –а – а!   Братцы-славяне, киргизы, уйгуры, казахи, поможем китайским братьям в их борьбе за социализм и новую жизнь!
Бойцы, встав во весь рост, с криком – У - р-р-а-а, пошли  за ней в атаку на гоминьдановцев.
А враг, с трудом выходя из полуденной дрёмы, подумал, что конный отряд идёт на помощь к русским,  кинулся бежать. 
Разгром был полный. Жизнь была спасена!

Отважная Таня, благодаря подвигу которой и на-чалось наступление в Солёных Песках, служила в одном из полков медицинской сестрой и переводчи-цей китайского языка.
К сожалению, все мои попытки проследить её дальнейшую судьбу, оказались безрезультатными.
Слишком поздно я начал это делать. 
Должен заметить, что в гоминьдановских частях  имелись даже лёгкие немецкие танки.
Война есть война!
В январе 1946 года гоминьдановская власть вынуждена была заключить мирное соглашение с представителями этих трёх округов, о которых  уже шла  речь.
В других же районах Синьцзяна у власти пока оставались чанкайшисты.
В связи с этим в Урумчах было образовано синьцзянское коалиционное правительство.
Однако перемирие это вскоре вновь было нарушено гоминьдановской стороной.
В августе 1945 года в Синьцзяне была создана Синьцзянская лига защиты мира и демократии. 
В 1949 году тяжёлая и долгая гражданская война завершилась победой китайского народа и Китайской Народной Армии!

С июля 1946 года во всех русских полках началась советская паспортизация.
Началась она внезапно и неожиданно для тех, кто желал вернуться в Советский Союз.
Возвращаться в СССР отказались, главным образом, староверы.
В самом конце войны командовавший воинским образованием из трёх полков Лескин издал свой последний приказ - выдать при увольнении каждому бойцу по казённой лошади.
По данным военного госпиталя, только в городе Кульдже за время войны с гоминдановцами,  с ноября 1944 года по февраль 1945 года, из числа русских эмигрантов погибло семьсот человек.

Могилу деда Ивана и его сына Павла, раскопали только в  апреле 1945 года.
Истерзанное тело его определили по чёрной рубашке…
Похоронили их на русском кладбище в Кульдже.
После освобождения Кульджи, с февраля 1945 года по 1949 год, весь этот район некоторое время назывался  Восточно-Туркестанской республикой.
Здесь были даже свои деньги.
А с сентября 1955 года провинция Синьцзянь была преобразована в Синьцзянский Уйгурский автоном-ный округ.

В начале 1950 года в русской колонии Синьцзяна, по советскому образцу, началась чистка или само-критика.
Ими руководили советские консульства в Урумчах и Кульдже, которые закрылись в 1957-58 годах, после того, как  почти все эмигранты вернулись в Советский Союз.
Прошедшие  эту чистку как раз и получали право  вернуться  на родину,  в СССР.
Сохранились данные о том, что в результате чистки только в одной столице Текеса Монгол Куре, с населением 20 тыс. человек, было расстреляно двадцать человек.
А в Кульдже расстреляли бывшего помещика Зумигера.
В 1952 – 53 годах чистке  подверглись даже ученики старших классов.
Вопросы на процессах им задавали такие.
- Почему ты мог выучить урок, но не выучил его?
Или.  - Почему ты нашёл деньги, но не сдал их в милицию? 
И так далее.
Пасмурным ноябрьским вечером 1952 года мой отец, Михаил Фёдорович, взял меня на такую чистку.
Чистка проходила в доме напротив.
В большой комнате, в которой полыхала железная печка - бочка, собралось человек тридцать.
Здесь собрался мастеровой, работный люд:  плотники, столяры, колесники, кузнецы.
Почти все  они   были с нашей улицы имени Сталина.
Суть чистки заключалась в том, чтобы каждый приглашённый на неё рассказал обществу про все свои грехи и преступления, как на духу, то есть, без утайки!
И, как это было положено, очистить душу свою  требовалось  с  большим покаянием.
А как же?   
Мероприятие проводила тройка уполномоченных, во главе с председателем.
Здесь я впервые узнал, что такое гробовая тишина.
Обстановка - ну прямо, как перед страшным судом.
Лица у всех напряжены и налиты свинцом. 
Взгляды  отсутствующие.
Я хорошо помню, поскольку мне тогда было уже восемь лет, как засуетился под тяжестью предстоящего раскаяния первый, кто вышел на судный круг, к печке - колесник, мастерская которого стояла через дом от нашего.
Между нами жил таранча.
Таранча это уйгур, промышляющий земледелием.
Люди, руководившие чисткой, очевидно, были подготовлены к сему самосуду специально.
Бедный колесник!
Его очень долго не отпускали от жаркой печки - бочки.
Если он что-то недоговаривал или забывал ненароком, то тут же с мест поднимался кто-либо из его знакомых и помогал ему в этом. 
Словно доблестный ратник он добрый час отбивался от задававших ему вопросы членов комиссии.
Вопросы были весьма неприятными для него.
В конце – концов,  он убедил  своих сотоварищей в том, что достоин жить не только в социалистическом Китае, но и в СССР - за отрогами Джунгарских Алатау.

Ремесленный люд, с тревогой поглядывая на  кающегося, сидел тихо, тихо.
Кто-то при этом хватался за сердце.
Кто-то пощипывал себя за нос.
Кто-то теребил свой ус, если таковой у него был.
В такой нервотрёпке прошли через судилище несколько человек.
Прошли «по добру, по здорову».
Ситуацию усугубляли слухи о том, что несколько че-ловек на таких чистках  уже приговорили к расстрелу.
С отметкой - «годен к депортации на родину»  проскочил чистилище и кузнец.
У кузнеца душа огненная, отчаянная, с рыжими отметинами от раскалённых брызг.
Бросит он на кон оправдательное словцо - да не то!
И тогда начинает он его  подправлять  на наковальне  язычком - молоточком. 
Только красные звёздочки от него разлетаются во все стороны: прыг - скок, прыг - скок!
Глядишь, и поверила ему ремесленная братия.
Есть, жив ещё такой талант в народе русском – ляпнуть что-нибудь невпопад, а потом тут же проглотить этот невпопад, обжигаясь и давясь им на глазах у всех жаждущих потешиться над тобой - ан ничего и не было, господа судьи.
А если что и было, то Бог мне судья! 
А ну разойдись! У меня сноп на тысячу коп. 
И выбрался кузнец из адского круга, как ни в чём не бывало!
Но напряжение в пространстве вокруг раскалённой печки, всё же росло!
Отец мой Михаил, рубака–воин, первый джигитовщик в округе, не раз бравший призы на  общесиньцзянских состязаниях, сидел и нервно теребил пуговку на своей кепке и мрачно молчал.
Таким подавленным я видел его впервые.
Но вот, словно понимая, что настало время разрядить раскалённую обстановку лёгким юмором, как это принято делать на Руси, вылез из самого отдалённого медвежьего угла мужчина лет сорока.
Скорее даже не мужчина, а настоящий таёжный медведь, по фамилии Косолапов! 
И косолап он, и роста тоже непомерного, как таёжный медведь!
Облик наш славянский, светлый! 
И искорки у него посыпались из глаз, когда он  подо-шёл к печке и чуть было не свалил её, поворачивая своё  медвежье весище к щуплому народу!
- Эй, эй ты, вахлак. - Вскочил со стула председательствующий.
- Ты бочку на меня не кати! Она и без того горячая.
А медведь-то, с врожденной рязанской простотой.
Не тугодум. И в меру застенчив!
Но  надо сказать, что и лукавством не обделили его батюшка с матушкой, когда малину в запретном саду рвали.
За окошком ночь уже разлила синеву и принялась сгущать её в непроглядную темень.
Председательствующий, спохватившись, зажёг электролампочку.
Спросил его.  – Ты,  Косолапов,  готов держать ответ перед  народом?
И ткнул пальцем в потолок.
Косолапов не заставил себя ждать: - Готов! Чего уж там. 
Репу сей на Аграфену…
Председатель, не вникая в суть сказанного, маши-нально переспросил:
- Какую ещё  репу?
- Дак это так, к слову пришлось. 
Репу сей на Аграфену!  Мой отец любил так говорить, и я также размовляю.
Замялся Косолапов.
- Ну - ну! Ты давай не запутывай нас. Говори по делу.
- Про все свои грехи, давай рассказывай нам.
Косолапов, дотронувшись до красной скатерти на столе, икнул и сказал. 
- Кумач, небось.
- А что я? Жил, как все. Как деды мои жили.
Репу да горох сеяли про воров.
Сам чужого добра не брал и своего не отдавал.
Косолапов с кумача перевёл взгляд на троицу и развёл свои пролетарские руки по сторонам.
- Да и молоть-то попусту я не горазд, товарищ прокурор!
Председатель сочувственно глянул в его сторону. 
- Вот-вот, про этих воров и расскажи нам поподробнее, медведь ты этакий!
Великан начал выходить из себя.
- Да про каких воров-то? При чём тут воры?
Говорю же вам - жил,  как все. Чужого не брал! Воры то…
Однако председатель не дал ему договорить.
- Мы тебе что, Косолапов? Чижики-пыжики здесь?
Мы тебе тут не чижики-пыжики!
Раз проговорился сдуру, так выкладывай всё, как есть!
До последней копейки!
И про воров, и про эту самую Аграфену.
Мы тебя за язык не дёргали. Ты сам сболтнул, а теперь кочевряжишься тут и красную скатёрку лапаешь своими клещами без надобности.

Тогда медведь, пошатываясь, стал разворачивать-ся в сторону тишайших братьев своих ремесленников.
- Это так говорят у нас товарищи  советско-китайские пролетарии с улицы имени товарища Сталина!
- Ей, ей.  Репу сей на Аграфену! Такая святая была у наших прадедов!
Народ ожил. Кое-кто даже стал двигать руками и ногами.
Свинцовая тяжесть начала покидать хлебную душу  простого народа.
Председатель, не зная, что сказать, обошёл Косолапова со всех четырёх концов света.
А медведь, используя заминку, продолжил развивать свои мысли.
- Это так говорят в народе про святую Аграфену. 
- Матушка репка! Уродись крепка. Вот.
На улице имени товарища Сталина раздался первый пробный смешок.
Председатель бросил быстрый взгляд на печку, будто рассмеялась она!
И обнаружил, что печь безмолвствовала. 
- Тогда воров сюда, какого лешего, ты приплёл?
Косолапов только  руками  развёл. 
- Да так, от нечего делать.
Председатель обратил свой взор на очистившихся.
Они восседали неподалёку  на отдельной почёт-ной скамье, сколоченной из  пахнущих хвоей еловых  досок, поглядывая в тёмные окна на улицу имени товарища Сталина.
- Что он тут  городит?
- Какая, к чёртовой бабушке, бабушка Аграфена?
- Заикнулся про воров, а теперь взад пятки!

Великана  Косолапова  я встречал пару дней тому назад, у Синего моста, когда ходил покупать танжир в лавчонку китайца.               
А Косолапов  этот стал даже возмущаться.
- Я ляпнул? Это я-то ляпнул?  Воры-то эти кто? И не воры вовсе!
- Просто так все говорили в старину. Иносказание такое было. Вот! 
Репу сей на  бабушку Аграфену! Вовремя, то исть…

Тут уж стало не до смешков! Хохотала вся кающаяся компания с улицы имени вождя.
Смеялся с отцом и я.
Сквозь шум кто - то выкрикнул.
- А горох-то твой про воров?
Медведь зарычал.
- И горох сей про воров вместе с репой!
Тогда уже один из троицы, еле сдерживая смех, кинулся к сеятелю репы и гороха.
- Ты тут что, ёкалэ менэ? Государственное дело решил сорвать? А?
Себя выгородить хочешь своими сухофруктами?
Объясни  будущему советскому народу толком,  что это за воры такие?
Что ты тут куролесишь?
До этой самой минуты мы тебя знали с хорошей стороны.
Какие  ещё воры?
Зачем ты, Косолапов, на себя напраслину возводишь и подводишь себя к стенке,  под монастырь, то есть?
- Да вот я  тут перед вами  весь на виду. 
Великан таёжной походкой обошёл печку и остановился перед руководящей троицей.
Председатель  испуганно замахал на него руками.
- Только без репы и бабушки Аграфены!   
- Предупреждаю в последний раз!
- Да каюсь я, каюсь, люди мастеровые!
- Господи ты, Боже мой, как вы не поймёте, что репу и горох завсегда сеют про воров. -  Чтоб всё было по закону, как положено!
Тут уж захохотала даже железная печка. 
И погасла лампочка!
Тут и свету конец, но не суду!
Так что своё право на последнее слово ремесленник получил в полной темноте, под шум и гам, царящий в помещении.
-  Можно сказать, что готовился я к этому самосуду с самого марта!
Прямо со  дня смерти товарища Сталина!
Как он умер, так я и начал.
И ничего в себе, братцы, такого, воровского не нашёл.
Кроме одного, что жил по старинке!
И Косолапов повертел пальцем у своего виска.
- Как дед мой Иван с бабкой Аграфеной, по пословице жил!
Да тише же вы, эмигранты - беглецы!
А почему, спрашивается?
Да потому, будущие советские граждане, если меня, разумеется,  к стенке не поставят, что в старину-то жили мудрые люди!
Не то, что мы дураки, которые убежали от советской власти за тянь-шаньский отрог, а теперь, а теперь  вот  печке этой и председателю тройки каемся.
Деды-то наши, ведь, не дураки были, раз говорили. - Репу да горох сей про воров!
Почему они так делали!
Да какой же человек, проходя мимо чужой грядки с репкой или горохом, не ущипнёт, да не полакомится ими, а?
Вот про этих воров-то и сеяли  горох про запас!
Эти воры-то, товарищи, мы с вами!
Кто же из вас, проходя мимо девки красной, не ущипнёт её за бочок?
Кто? А ну, признавайся.
А сеяли  их только в определённый день.  В аккурат на  бабушку Аграфену!
Тут и лампочка загорелась!
Председатель присел  на стул и сказал.
- А в потёмках, при социализме, лучше стоять, чем сидеть.
- Всё! Наконец-то! Ну, это не воровство! Это  рукосуйство. 
За пригоршню гороха с соседской грядки у нас здесь пока не судят. 
А вот там, -  и он неопределённо кивнул головой в сторону печки, -  за пригоршню зерна дают  десять лет без права переписки. 
Так и запишем на красной скатерти.
Следующий раз,  Косолапов, когда залезешь на мою грядку, две горошины из пригоршни занесёшь мне!
Договорились, Косолапов Михаил? Да не забывай.
-  Репку сей на Аграфену.
И про десять лет без права переписки, товарищи, тоже не забывайте.
Улица Сталина это вам не улица Мао Цзедуна!  Здесь горох, а  там – десять лет без права переписки.
Ну ладно, товарищи!
А может Косолапов на ваших грядках ещё чего вытворял?
Так вы нам расскажите про то…
- Не - ет! Мы его знаем. Не вытворял!
- Зашумели с мест.
Вот так и выпустили Михаила Косолапова из медвежьего угла этого да прямо в Советский Союз! Это я знаю точно!
Настала очередь  исповедаться и для моего отца.
Он смог припомнить лишь один случай в своей жизни, когда ему пришлось взять чужое без спросу.
Однажды ему пришлось взять из незнакомого  двора  жердь, чтобы изготовить из неё оглоблю для  своей телеги.
Она обломилась у него по дороге, когда он проезжал через небольшой мусульманский посёлок.
Во всех четырёх дворах, куда он заходил, не оказалось ни души.
И тогда он пошёл на это рукосуйство.
Ему поверили, простили и, сообща, отпустили этот грех.
Отец у меня был человеком немногословным, но знал и умел многое, чем не раз меня удивлял и восторгал.
В школе, в первом классе, у меня появилось желание научиться рисовать. 
И я записался в школьный  кружок изобразительного искусства.
Взяли меня туда не без оговорок, посетовав на малолетство и предупредив, что если я не впишусь по своим данным в коллектив старшеклассников, то меня отсюда выпроводят.
В конце сентября к нам на занятия пришла,  заменившая на время  руководителя кружка, краса-вица  шатенка. 
Она принесла с собой  дыхание увядающей липы и охапку кленовых листьев и была от этого такой  несчастливой и недовольной.
Когда она раздавала нам эти постаревшие в её руках листья, то,  остановившись возле меня, подала такой листок и мне, посмотрев на меня с каким-то состраданием.
Я похолодел: Как бы этот листок не вынес меня из мира живописи на  грешную улицу.
Красавица-осень нанесла мелом на доске сетку и, вписав в неё кленовый лист, заставив сделать то же самое и нас.
Для меня это задание оказалось непосильным и я тут же, безжалостно, был изгнан этой осенью из кружка.

Домой я пришёл со слезами на глазах.
Отец, с утра не выходящий из мастерской, стоя по пояс в стружке, спросил меня.
- Что произошло?
Узнав в чём дело, он, не говоря ни слова, взял в руки металлическую чертилку и вывел меня из мастерской в наш двор, на котором одиноко умирал старый горбатый клён.
Я сразу же вспомнил красавицу-шатенку, которая не оценила меня по достоинству.
Он сорвал с него самый яркий лист, по красоте не уступающий художнице-шатенке, и коротко бросил мне в лицо:
- Смотри, как надо это делать. Ничего здесь, сынок, сложного нет.
И он, объяснив мне технологию копирования, заставил повторить рисунок десять раз.
И я с той поры стал не рисовать, срисовывать.

У  моего отца был двойной перелом правой руки. 
Как-то в молодости он, заложив в дрожки тройку лошадей, поехал их размять.
И они, вдруг, на глазах у его отца Фёдора и младшего брата Александра понесли его по нашей улице.
И он, чтобы спасти коней, спрыгнул на ходу и ухватился за спицу заднего колеса.
Рука в двух местах была сломана, но кони и дрожки были спасены! 

Летом 1954 года вся русская эмиграция, за малым исключением, вернулась в СССР.
После смерти Сталина русская молодёжь, желая скорейшего возвращения на родину, стала самовольно переходить через границу в Советский Союз.
За это уже не садили в тюрьмы, как при Сталине.
Много русских семей проживало в Синьцзяне, имея  советское гражданство, то есть с советскими паспортами, с которыми  они сюда прибыли.
В советском консульстве  всем им говорили.
Запомните, граждане. Вы граждане СССР,  времен-но проживающие за границей.
Однако всем им выезд в Советский Союз был запрещён.

Недовольство среди эмигрантов росло, поэтому   осенью 1953 года они вышли на демонстрацию с требованием разрешить им выезд  на родину.
Произошло это в Кульдже.
Во главе демонстрации, в которой участвовала молодёжь, с красным флагом и с песней «Ковыльная родимая сторонка, прими от нашей родины привет»,  шёл Михаил Вороненко.
Вскоре вся эта огромная и поющая масса людей подошла к консульству, где их уже ждали  - нет, нет не  сотрудники госбезопасности, а работники посольства.
Демонстрантам позволили войти на территорию через боковые ворота и расположиться в открытом летнем кинотеатре.
Сам консул к демонстрантам не вышел.
Вышел его заместитель.
Он взял письменное обращение и затем передал его консулу.
Через некоторое время он вернулся в летний кинотеатр и сообщил, что их обращение будет отправлено в Москву.
И действительно, через несколько месяцев было получено разрешение на выезд, и началось заполнение анкет всеми желающими  попасть на родину.
А чуть позже от этого консульства в Советский Союз с песнями и ликованием отъехала первая партия эмигрантов. 
Люди выезжали в открытых полуторках, по три – четыре семьи в каждой.

Как сильно в русском человеке чувство родины!
Оно может заставить тебя перейти и неприступные горы, и переплыть океаны, чтобы вернуться туда, где на холодном снегу ещё не остыли следы твоих далёких предков. 
Где только там и только там, можно найти беспокойное, но твёрдое  место для своей  певучей, хлебной души, где-нибудь  в тени, под берёзкой, у реки или на  свету у необъятного ржаного поля.
Я помню, как тосковали по ней мои деды. 
- Боже мой, боже мой, уже столько лет мы живём здесь! 
- Когда же, наконец, мы вернёмся на родину.
Китайское поле русской эмиграции это не Турция и не Европа, где эмигранты были брошены на произвол судьбы, где нужно было забыть, что ты русский.
В Синьцзяне, эмигранты за кусок хлеба национальность не меняли.
Китайские власти позволили русским жить у себя в соответствии со своими национальными традициями и в дружбе со всеми народами.
Правительство Китая никого не принуждало и не обязывало изучать китайский язык и менять обычаи,  разрешая  повсеместно пользоваться родным языком.
Покидая  Синьцзян навсегда, русские со слезами на глазах благодарили за всё это китайское руководство и великий китайский народ! 
Многие  семьи,  приехав в Советский Союз, в течение двух первых лет жили в режимных спецпоселениях.
В такое глухое, забытое Богом место, угодили и мы - в Хобдинский район Актюбинской области Казахстана.
В спецпоселения не отправляли тех, кто въехал в Советский Союз по визам.
Ковыльная степь.
Три хатки-мазанки и хозяйственный  двор бригадира.
В Кульдже я закончил два класса русской средней школы.
Здесь же школа находилась в четырёх километрах от дома - в соседнем поселении, на  высоком берегу речки Хобдинки.
Там располагалось отделение совхоза, в котором, кроме четырёх семей, перемещённых из Китая, жило около пятнадцати сосланных сюда человек со всей страны.
Кроме бригадира, все жители здесь были ссыльными: русские, украинцы, белорусы, немцы, чеченцы.
Одна учительница на четыре начальных класса!
В классе - семь учеников!
И эта молодая учительница умудрялась вести урок сразу в четырёх классах одновременно!
Так что я со своей младшей сестрёнкой Галиной учился в одном помещении; только она училась в первом  классе, а я в третьем!
Многое здесь, на родине,  меня удивляло и поражало!
Я долго не мог понять, отчего на новом месте люди не такие, как в Синьцзяне? 
Почему все они так похожи друг на друга и внеш-ностью, и характером, и привычками…
Особенно меня удивляло то обстоятельство, что они не пели песен!
Никогда! Даже в праздники!
Безусловно,  разговор идёт только об этом посёлке.
Но, однажды, случай помог мне в этом разобраться!
В самом конце зимы мы перебрались из бригады в отделение. Поближе к школе!
Пришла весна.
На общем сходе было принято решение расчистить заливной луг у реки и вспахать его под огороды.
На расчистку обралось человек тридцать. 
Мой отец прислал вместо себя меня.
Руководил всеми нами огромного роста человек, весьма похожий на вычищенного в Китае Михаила Косолапова.
Очевидно, за этот рост ему и дали прозвище  «Большой Иван».
Богатырь, каких поискать!
Одни кулаки его, размером с мою голову, впечатляли лучше, чем слова!
Подстать ему была и его спутница - тоже великанша, именуемая  «Феня полтора Ивана»  У неё была подружка. И тоже Феня! Только нормального роста.
Работали  споро,  но необычно - без песен и шуток.
Когда принялись поджигать огромную копну из кустарника и травы, синяя ночка уже стояла на том берегу реки.
На том берегу реки уже разгуливала тьма, а на этом, на нашем, ещё было светло.
Вспыхнул  костёр!
Затрещали прутья. 
Взлетали и гасли над ссыльными головами  звёздочки-искры.
В преддверии тьмы, люди сгрудились вокруг огня!
Говорили мало.
Так, бросит кто-то словечко, а пламя подхватит его и унесёт в небеса.
Сразу и не разберёшь - кто и зачем  его сказал.
Теперь стой и жди нового слова.
А что поделаешь, раз попал в такую невесёлую компанию!
Большой Иван стоял напротив меня рядом с  Фенями.          
Ещё в Кульдже, сразу же после ареста Берии, начала ходить незамысловатая песенка, которую не боялись петь только мальчишки.
Взрослые даже там, в Китае, делали вид, что её не слышат.
Возможно на меня, так  возбуждающе, подействовал огонь! Я взял и исполнил этот куплетик -
     Беря, Беря, Берия
        Вышел из доверия!
        Не схотелось жить в Кремле.
        Захотелося  в земле!
Огонь, разумеется, как можно скорее, унёс её высоко-высоко в небеса.
Так, что до государственных ушей, она едва ли успела долететь.
Огонь есть огонь! Он своё дело знает!
Между сумерками и тьмой её, эту песенку про Берию, могли  услышать только  речка  да небесный  Светильщик, уже  начавший зажигать звёзды.
Ну и что тут такого? 
Светильщик за песню в острог не посадит, а Берии давно уже нет на свете.
Эту песенку услышали не люди!
Её услышал человеческий Страх!
И произошло невероятное!
Толпа на моих глазах стала разбегаться, хоронясь  в сумерках.
Она  исчезала  уже в темноте, перешагнувшей через реку на этот берег.
Первым, кто выскочил из огненного круга, был немец, сосланный из Поволжья.
Он укатил на велосипеде, единственном на всю  ковыльную округу.
Вторым, кто - с глаз долой и слился с ночью, оказал-ся большой - большой дядя Ваня в старой солдатской шапке и во всепогодной русской фуфайке.
Тогда это была самая распространенная в народе верхняя одежда.
Секунду назад он ещё стоял тут, как былинный богатырь и  как надежда на всеобщее процветание!
А я-то думал, что небосвод со звёздами держался на его могучих плечах.
Ан, нет! Не на раменах большого дяди Вани он держался, оказывается…
Когда  Иван  спешно покидал нас, толпа  безвозвратно развалилась на две половинки.
Через этот самый людской разлом он и удалился вместе с  «Феней  - полтора Ивана»
Через минуту у костра остались только двое!
Я – третьеклассник,  да Феня маленькая.
Вот тебе и  субботник! 
- Куда народ-то подался? - Недоумевал я.
- Неужели лампы побежал зажигать в домах?
Чего это они?  - Спросил я её.
Она только покачала головой. -
А то, что перевёлся русский народ!
Нету его больше! Революция. Война проклятая эта…
Здесь зэки! Здесь народу нет.
Народ это личности, а не толпа!
Личности, если и остались, то за бугром. Те, кто успел сбежать. Они далеко!
И, запев песню, она стала удаляться. –
- Далеко, далеко, где кочуют туманы…
Пошёл домой и я.
И, вдруг,  я понял, в чём заключалось это различие!
Я понял, что такое зэки…
Там, в Китае,  не было похожих друг на друга людей.
Очень многие были неповторимы в своём мастерстве!
Умели пить! Умели работать. Умели петь и пироги печь.
Поэтому и выжили на  чужбине. И умели веселиться, когда приходил для этого срок.
Отец - первостатейный плотник и певец - душа застолий! Второго такого не было. 
Дядька - Семён Босиков мог подряд на соревнованиях побороть сорок борцов и стать чемпионом  Синьцзяна. Или взять в руки гармонь и, заиграв, запеть! 
Да так, что вокруг него тут же соберётся толпа.
Да, был он озорным гармонистом-частушечником! 
И так кого ни возьми!
Так я шёл, размышляя, пока из прибрежных кустов на тропку не выскочил большой Иван. Словно гора навалилась на меня.
- Ты что говоришь? Ты что городишь? 
Я до сих  развесёлых, демократических  пор не могу забыть этот зловещий шёпот.
- Всех пересадят! Вместе с тобой!
Здесь тебе не Китай!
Оправившись от испуга, я выкрикнул ему прямо в лицо.
- Да что вы боитесь! Берию давно расстреляли! Он  же враг народа…

Больше  великана - Ивана я не встречал. И куда он пропал, не знаю!
Осенью 1955 года переехали на центральную усадьбу совхоза и мы.
Здесь нам выделили двухкомнатную квартиру, в щитовом доме на четыре хозяина, который стоял в полутора сотнях  метров от школы.
Я пошёл в четвёртый класс, который  не закончил, в силу того, что закончился срок нашей двухгодичной ссылки, и отец в начале мая  1956 года перевёз семью на родину матери в Сарканд, где я, проучившись две недели в школе имени Николая Островского, и закончил четвёртый класс.
Отец мой родился в селе Бурное, что лежит на трассе Алма-Ата – Ташкент,  в Киргизии.
Оттуда и ушёл в  эмиграцию, Китай со своей семьёй  мой дед Фёдор Уразовский.
Пришла пора поставить последнюю точку в этой главе. Но сделать это не так просто.
Синьцзянь хранит ещё немало тайн.
Приезд в Кульджу Мао Цзедуна в мае 1940 года о котором мне поведала моя матушка.
Это поездка, очевидно, была связана с началом разработок урановых залежей в Синьцзяне, где уран лежал почти на поверхности.
Более подробно об этом написал об этом В.Г.Обухов в книге “Битва 6-ти мировых империй за Синьцзянь”.
В августе 1974 года я последний раз видел деда Степана, который поведал мне, что не обо всё, что происходило в Синьцзяне можно даже сейчас рас-сказать. Очевидно, имея в виду и приезды руководи-теля уранового проекта СССР Л.П.Берии в Кульджу. Ведь первые советские атомные бомбы были изготовлены из синьцзянского урана.
Открыл и секрет сокращения на 70% дивизии Степанова (конармия Буденного) после окончания Гражданской войны.
После оглашения фамилий, попавших под сокращение бойцов и сдачи ими вооружения им персонально сообщили, что их возвращение домой отменяется, а надлежит явится в Тамбов, в такую-то воинскую часть. Там они вновь получили своих коней, оружие, амуницию и остались на службе в РККА.




Глава девятая
Ах, ты, сукин сын,
камаринский мужик!


ПАВЕЛ  ГОРЬКОВ
ТАТЬЯНА  ПЕРЕСАДА
КЛАВДИЯ  ЕФИМОВА
МИХАИЛ  МИШУТИН
НИКОЛАЙ  СИДОРОВ
НИКОЛАЙ  САНИН
СВЕТЛАНА  РОМАНЧУК
ТАТЬЯНА  МИХОВА
ВИКТОР  НАУМОВ
ВЛАДИМИР  ФРОЛОВ
ЮРИЙ  КИРИЛЛОВ



В Семиречье, с высоких отрогов Джунгарских Алатау,  к людям сошла весна 1961 года.
Снега спешно покинули предгория и  жаркое солнце расцеловало в оголившийся лик, промёрзшую  за зиму, землю.
Произошло это всё так неожиданно и скоро, что овражки, лужки и всё понизовье реки покрылось испариной и туманом.
Так земля, светлыми слезами радости и белыми туманами, приветствовала  своё Солнышко - Ярило.
- Вскинул Ярило землю на вилы. - Радостно воскликнул отец, щурясь от превратившегося в факел солнца.
По тихим улочкам провинциального Сарканда поползли густые, белые, как молоко,  вязкие туманы. 
К полудню Ярило выгоняло эти туманы с земли на небеса, превращая их в облака.
Я ходил по этим клубящимся ватой испарениям - невесомым, подрагивающим от моих шагов, - и воображал, что разгуливаю по облакам.
Душа рвалась на небеса!
Вот что такое южная весна. 
Это детская радость от ощущения высоты и близости  небес!
Поэтому  всегда, когда я  вспоминаю свою юность,  я вспоминаю эту весну и себя, идущего в школу по  ватным  облакам.

В средней школе им. Н. Островского двенадцатого апреля 1961 года, в девятом  «А» классе шёл последний урок.
Это был урок истории.
Вела его моя любимая учительница Татьяна Александровна Пересада.
Красивая, звонкая, с аристократическими манерами,  доставшимися ей от великосветских женщин царской России, она завораживала меня своими знаниями,  обаянием и статью!
Как много возвышенного и утончённого вошло в меня вместе с её певучим голосом!
И она не чаяла во мне души, предсказывая  мне творческое  будущее.
Но пройдёт восемнадцать лет и она, введённая в заблуждение нещадиновской характеристикой, странствующей вслед за мной по военкоматам, пройдёт мимо и не поздоровается со мной!
Но я был к этому готов и не обиделся на неё.

А тогда, двенадцатого апреля, было тепло, светло и  без единого облачка над школой!
Учительница рассказывала нам о том, что в этот день, на Руси, в старые времена, пекли из теста «лестницы»
- Зачем?  – Спросила Света Романчук – дочь пер-вого секретаря райкома КПСС. Удивлённо вскинула свои брови вверх и сидевшая позади неё Татьяна Михова.
- Так наши предки готовились к тому, чтобы в будущей жизни взойти по этим лестницам  на небеса.
Объяснила ей учительница.
- Вот какую звёздную душу имели наши рязанские, московские, камаринские мужики да бабы! - Татьяна  Александровна была в этот день какой-то особенной.
Урок продолжался. Я никогда не отпрашивался уроков.
Не было у меня такой привычки.
Но тут какая-то неведомая силища заставила меня подняться с места и попросить разрешения  покинуть класс.
Я покинул урок  истории и со странным чувством вышел на залитый солнцем, школьный двор.
Вокруг ни души. Ни облачка! Ни случайного прохожего! 
Только солнце! От края  и до края!
Слышно  было,  как  в городском парке играет радио.
Пройдя через молоденький карагачёвый сад, я оказался на баскетбольной площадке, где увидел десятиклассника.
Детдомовец «Толян» в модной тогда вельветке, махнул мне рукой и возбуждённо закричал
- Наши запустили в космос человека! Только что передали по радио!
Не веря своим ушам, я машинально переспросил его.  – Кто он?
И услышал в ответ.  – Юрий Гагарин!  Майор Юрий Гагарин!
И тут радио начало передавать очередное сооб-щение Телеграфного Агенства Советского Союза о первом в мире полёте человека в космос.
В класс я влетел, как на крыльях!
Все с интересом глядели на мою персону.
Но я от возбуждения и счастья не мог выговорить ни слова…
К горлу подступил комок.
Из глаз готовы были брызнуть слёзы радости!
Татьяна Александровна тоже замерла в ожидании, как и все мои соклассники.
Наконец, я, поборов волнение, произнёс:
- Мы первые!
Сегодня мы запустили в космос человека!
Его имя Юрий Гагарин!
Мы первые! Мы обогнали Америку! Отныне небо наше – советское!
В наступившей тишине начала отсчитывать пер-вые секунды новая великая эпоха!
Однако тень сомнения всё ещё блуждала на лицах моих товарищей.
Но Татьяна Александровна не сомневалась!
Она, с сияющими повлажневшими глазами, плав-но покачивая станом и играя руками, понеслась,  пританцовывая, по классу.
- Ах, ты, сукин сын, камаринский мужик!
Ах, ты,  сукин сын, камаринский мужик! Мы первые, ребятки! Мы первые!
Ликовала не холопка и не крестьянка.
Будто из княжеского терема на праздник весны в народ выплыла красная барыня.
И пошла, пошла она по кругу, изумляя нас своей красотой и талантом.
Потом, вернувшись к доске, воскликнула.
- Ур- р - а нашему народу-труженику и первопроходцу!
Мы так возликовали, что через мгновение в класс буквально ворвался директор школы Михаил Максимович Мишутин.
С каким удовольствием смотрел я на счастливые лица своих друзей – Юрия Кириллова, Виктора Наумова, Владимира Фролова,  Николая Ефимова, Александра Гольдорфа.
Не знаю, испытывал ли кто-либо из них такое счастье  ещё раз? Не знаю!
Но сам я не испытывал!
Теперь ликовал с нами и сам директор.
А потом он разослал нас по всей школе, чтобы разнести весть об этом великом событии.
Уверен, что громогласное наше – У- р - р - а - а  залетело и в американские небеса …Американцы являлись нашими единственными конкурентами в освоении космического пространства.
Они были так уверены, что первыми выведут в космос своего астронавта.
Но, увы! Мы опередили их почти на две недели.
Когда Юрий Гагарин облетал земной шар, в кинотеатрах по всему капиталистическому миру крутили ролики  кинохроник о том, как США, опередив русских, первыми в мире выйдут на космическую орбиту.
Но в этот день  этот ролик  вызывал у кинозрителей гомерический смех! 
Так продолжалось до тех пор, пока ролики не сняли с кинопроката.
А ведь первый звонок прозвенел ещё седьмого октября 1959 года, когда наша станция Луна-3 впервые сфотографировала обратную сторону Луны. 
Снимки её опубликовали все газеты мира
По выпуску из школы я имел такой уровень подготовки, что свободно решал в уме квадратные уравнения, а позже, в академии, и определённые интегралы.
Это заслуга двух учителей математики – Клавдии Евдокимовны Ефимовой и Павла Васильевича Горькова.

Павел Васильевич – фронтовик! Участник Великой Отечественной Войны с фашистской Германией.
Ему, как и многим другим, пришлось пройти суровые военные испытания.
Не просто складывалась жизнь фронтовиков в мирное время 
Если до войны Павел Васильевич преподавал физику, то после неё ему пришлось переквалифицироваться в учителя математики.
Ничто не могло сломать его. Он был и остался сильным,  волевым человеком, способным на высокие поступки!
В этом я убедился лично.
Узнав, что я решил поступать после окончания школы в военное училище, и  уже написал заявление в военкомат, он пасмурным мартовским днём 1963 года, взяв меня под локоть, повёл через карагачёвую рощицу, подальше от глаз людских.
Спросил, когда мы удалились достаточно далеко.
- Это правда, что ты решил поступать в Ачинское военное училище?
И, услышав утвердительный ответ, стал меня  отговаривать.
- Володя. Я желаю тебе только  хорошего!
Я в своей жизни прошёл и войну, многие другие трудности.
Поэтому о нашем разговоре никто не должен знать.
Такая у меня к тебе просьба, Володя.
Ты родился в Китае и десять лет там жил.
Поэтому тебе не надо идти в военное училище, где у тебя не будет никаких перспектив.
Твои знания позволят тебе поступить в любой гражданский университет или институт. Два моих сына учатся в  Московском  Государственном Университете.
Вот и поезжай после школы туда.
Они тебя встретят и помогут при необходимости.
Таков мой тебе совет!
Я не ожидал от своего учителя математики такой откровенности и отваги.
По тем временам это был очень опасный разговор  – учитель отговаривает своего ученика от его реше-ния стать офицером Советской  Армии! 
У меня хватило сообразительности и такта успокоить его.
- Павел Васильевич! Я никому и ничего не скажу. Клянусь вам.
Я знаю, что там мне будет не так-то просто.
Но я, всё-таки, попробую стать офицером! 
Ну, а не возьмут меня в военное училище…
Тогда,  что  же?  Тогда  пойду, как вы советуете, в МГУ.
При поступлении в Ачинское  училище  на первый экзамен по математике письменно я вошёл с группой  шестьдесят человек.
Вначале я помог решить задание своему земляку из Талды-Кургана Александру Кавкину.
Экзамен проводил сержант, имеющий степень кандидата математических наук. Его призвали в армию на действительную военную службу сроком на два года после окончания  Московского университета.
Он заметил, что я помогаю товарищу.
Подошёл ко мне и стал наблюдать за мной.
Я закончил решение своих примеров и задач и принялся переписывать их на чистовик, собираясь сдать работу.
И когда мне осталось написать итоговый результат последнего тригонометрического примера – корень из двух, делённый на два, сержант выхватил чистовик, не дав мне закончить задание.
И всё! И ушёл!

Через три дня группу собрали для объявления результатов экзамена.
-  Кто Уразовский? – Начал сержант.
Я, удивляясь, встал с места и представился.
- Молодец! Единственная четвёрка на шестьдесят абитуриентов.
Двадцать троек. Остальные двойки. –
Подвёл сержант итоги экзамена по математике.
Однако я с этой оценкой не согласился.
Мне пришлось апеллировать к тому, что в черновике работа моя выполнена полностью и правильно.
И не моя вина в том, что мне не дали дописать  окончание последнего примера.
- Да. Ваша работа выполнена на отлично.
Но так как вы помогали соседу, что является нарушением, то я снижаю вашу оценку на один балл. - Объявил преподаватель.
Тем не менее, я продолжал  отстаивать свою точку зрения.
- Да, я помог товарищу. Я этого не отрицаю.
Однако, если вы, товарищ сержант, не поставите мне пятёрку, я не побоюсь и опротестую результаты экзамена!
Сержант, подумав, пошёл на компромисс.
-  Хорошо, товарищ абитуриент!
Если на устном экзамене по математике вы получите у меня отличную оценку, то эту четвёрку я исправлю на пятёрку.
И вот я вхожу в аудиторию сдавать устный экзамен.
Сержант, представив меня членам комиссии, до-вёл  до них суть нашего конфликта.
Старшим по воинскому званию в комиссии, был полковник  Пискунов, как  начальник цикла материаловедения 
Он засомневался в том, что я смогу исправить свою  оценку.
- Не много ли вы на себя берёте, абитуриент? - Недовольно спросил он меня.
Тогда я ему предложил.
 - Давайте поступим так. Я сейчас начну брать билеты и отвечать на них без подготовки. Пока вы не скажете мне – хватит!  При первой же запинке можете ставить мне двойку.  Жаловаться и плакать я не буду.
Предложение моё настолько взбудоражило и заинтересовало всех, что его немедля  приняли.
Меня остановили на четвёртом билете и поставили пятёрку!
Отныне авторитет мой в училище был непререкаем.
Более того, земляку, которому я помог решить самые простые примеры, чтобы он получил тройку,  тоже поставили тройку и на этом экзамене.
Поставили под моё заверение в том, что я возьму над ним шефство и помогу ему ликвидировать про-белы в знаниях по математике в течение первого семестра.
Но этот курсант так и не смог закончить училища!
Он был отчислен с третьего курса за дисциплинарные нарушения.
Это послужило для меня хорошим уроком на будущее.
Я понял, что слабым помогать нельзя! Ибо это входит в противоречие с принципами естественного отбора.
Нельзя отказывать в помощи только прекрасной половине мира!
Чем женщина слабее, тем она возвышеннее!
Но мужчина всего должен добиваться сам! 
Таков всеобщий закон вселенной!
Сдав экзамены, я стал дожидаться мандатной комиссии, на которой и происходило зачисление в училище.
Вот тут-то я и вспомнил Павла Васильевича Горькова!
Жили мы в палатках на берегу Чулыма в берёзовой роще.
Все мои  друзья – товарищи  уже прошли мандат-ную комиссию и были зачислены в училище.
А меня туда  всё не приглашали.
Надел курсантскую форму и мой «протеже» Александр  Кавкин.
Вскоре в лагере остались только я да те абитуриенты, которые получили двойки на экзаменах и теперь пересдавали их  по два – три раза.
Конкурс в училище был невелик, а двоечников насчитывалось больше полусотни.
Мои одноклассники Бережнёв и Гольдорф тоже оказались в их числе, но, пересдав экзамен по математике, были приняты в АВАТУ
Мой будущий командир взвода лейтенант Ошурков, пряча от меня глаза, объяснял причину происходящего тем, что ко мне имеют претензии врачи.
Я видел, как ему неприятно было мне лгать.
И он, пряча глаза, очень туманно ссылался на врача – «ухо – горло – нос».
И это притом,  что медкомиссию я прошёл без сучка и задоринки с общим заключением – «Годен».
Я понимал, почему это происходит.
Просто в соответствующем ведомстве никто не желал брать на себя  ответственность – дать «добро»  или не дать, чтобы зачислить в списки военного училища человека, родившегося за границей!
И вот, наконец, когда в палаточном лагере остались лишь я, да два двоечника – неудачника, этот кто-то   махнул рукой и дал мне «добро».

Только через сорок пять лет в случайном разговоре мой близкий родственник, муж самой младшей дочери деда Ивана Евгении, которая родилась в 1939 году, Сергей Мельников назвал фамилию этого человека.
Им оказался военный комиссар саркандского  райвоенкомата подполковник Санин Николай Тимофеевич, который однажды признался ему. 
- Если бы не я, то твой племянник Владимир в Ачинское училище бы не поступил!
Я ему дал добро на поступление, взяв на себя  всю ответственность.
Так я стал курсантом авиационного технического училища.
Николай Тимофеевич Санин - личность легендарная, поскольку участвовал в прорыве блокады и Ленинграда, и Сталинграда, и вышел из этого ада живым! 
Он дважды заглянул смерти в глаза, и для такой личности судьба человека важнее его биографии! 
Великую Отечественную войну он закончил капитаном и вышел в отставку полковником с должности военного комиссара Талды-Курганской области.

Военная жизнь поглотила меня с первого же дня!
Быть курсантом – непросто.
Но разносторонняя школьная подготовка помогала мне  в  новых условиях  преодолевать все трудности.      
В советской школе я получил всестороннее развитие  и глубокие знания.
Стал спортсменом – разрядником по спортивным играм.
Это и футбол, и волейбол, и баскетбол.
Надо отдать должное учителю физкультуры Николаю Алексеевичу Сидорову, который сделал из нас настоящих спортсменов.
Класс наш был спортивным и знаменитым, так как с седьмого класса мы до самого выпуска никому не уступали первых мест по волейболу и футболу.
А многие старшеклассники в те времена были переростками!
Это были дети послевоенного времени.
Но ничего поделать с нами  на спортивных площадках они не могли!
Один из таких старшеклассников, Николай Кравченко обучил многих мальчишек моего класса солдатским пляскам.
В школе я научился игре на гитаре и был запевалой в хоре.
Всё это пригодилось в армии!
В нашей двенадцатой роте,  командиром   которой был  майор Шалаев, собралось немало талантливых  курсантов.
Например, замечательные певцы Георгий Степанский и Анатолий Данилевский. Аккордеонист Николай Зорин.
Я, отобрав ребят и обучив их, создал ансамбль пляски.
Мы организовали в роте и вокально- инструментальный ансамбль, в котором  вёл сольные партии  на электрогитаре и я.
Наша ротная самодеятельность неизменно занимала первые места на училищных смотрах и конкурсах.
У нас в роте был и свой мастер спорта по вольной борьбе – Геннадий Ластовка.
Спорт для меня всегда являлся важной, но не главной  стороной жизни.
Я занимался лёгкой атлетикой, волейболом, фут-болом, метанием  гранаты.
Шестисотграммовую гранату-лимонку я бросал на расстояние 58 метров. Причём, бросок производился с автоматом  «АК»  в левой руке.
Позже, в период обучения в академии, представители спорткомитета Министерства Обороны, увидев  эти броски, долго предлагали мне принять участие в спартакиаде стран Варшавского Договора, которая должна была состояться в Будапеште.
Но я, послушавшись совета полковника Курпеля, отказался, так как становиться спортсменом-профессионалом  в мои планы не входило.
В Ачинском училище служило много офицеров - фронтовиков.
Фронтовики это народ, прошедший ад и чистилище  войны, и получивший право жить в раю после завершения земной жизни.
На их опыте, мудрости и мужестве держалось всё  наше мироздание!
Я вспоминаю их, как самое светлое и чистое из  всего, что мне в этой жизни довелось увидеть воочию и прикоснуться к нему руками.
Вот некоторые из них.
Командиры  рот майоры Новиков и Гордеев.
Начальник  училища  генерал-майор Редька. 
Преподаватель истории подполковник Гордон.
Командир взвода старший лейтенант Копылов.
Перечислить всех – нет возможности.
Они учили нас уму – разуму, руководствуясь старым русским принципом:
- Не хочешь – заставим!  Не умеешь – научим!
Таковыми были тогда правила.
Да, порой они бывали с нами суровы.
Но несправедливыми – никогда!
Никогда они нас не обсчитывали, выдавая положенное нам казной денежное довольствие до послед-ней копейки.
Да, нам приходилось «хоронить» окурки всем взводом, по месяцу копая для них «могилы» в свободное от службы  и учёбы время.
Но зато  потом  никто из нас не бросал окурок мимо урны.
Они на своих примерах воспитывали в нас чувства благородного и щедрого отношения к женщине и к матери-родине!
Они не ставили нам двоек. Такой оценки у них не было.
В классных журналах выставлялись колы которые, как известно, легко переправить на четыре.
Но эти четвёрки нужно было заработать!
И мы их зарабатывали.
Да,  они,  радея за наше здоровье, выжимали из нас  все соки и вытягивали все жилы, насколько это было возможно!
Они приказывали нам.
- Каждый из вас должен за зиму набегать на  лыжах  500 километров!
А мы им отвечали – Не 500,  а  600! 
И когда весной, на лыжне таял снег, приходилось приносить его туда из ложбин и овражков  и продолжать пробежки до тех пор, пока не выполнялась норма!

Преподаватель майор Левадный считался в учи-лище самым красивым и элегантным офицером.
Он преподавал электрооборудование самолёта Ту  – 16.
Именно он  дал нам науку о любви и открыл глаза на особую, утончённую психологию наших будущих подруг и жён!
- Если ты приближаешься к девушке, то делай это только с добром, с  любовью и с большими цветами, если не в руках, то в глазах!

В 1991 году, уже будучи гражданским человеком, я по туристической визе, прилетел в Северную Америку, в Канаду.
В городке Вернон, канадской провинции Британ-ская Колумбия, осело около сотни русских семей из Кульджи и её окрестностей.
За  три десятилетия жизни в  Канаде они сохранили родной язык и свои национальные традиции.
Я благодарен всей диаспоре, встретившей меня как родного.
Полгода я прожил в этом городке.
Двадцать пятого января 1991 года самолёт Аэрофлота Ил-62М за десять с половиной часов перевёз меня из Москвы в Монреаль.
Оттуда автобусы фирмы «Гончие Псы» четверо суток мчали меня с атлантического побережья Канады до тихоокеанского.
Судьба занесла  меня в чужой и  непонятный мне мир…
Здесь всё было другим:  и небо, и земля, и цветы, и птицы. А люди – тем более!
Виктор и Рая Уразовские сделали для меня всё, что могли.
17 мая сородичи повезли меня в духоборческое царство.
Духоборцы оказались в Канаде в начале двадцатого века, ещё при царе – батюшке, как изгнанники из России.
Они давно разошлись с традиционным христианством, отказавшись служить в армии, поскольку проповедовали принцип «не убий», отвергли поклонение иконам, как вещам неодушевлённым, а также  таинства крещения, причастия и брака.
Властям  России они оказались не нужны и опасны, как еретики и раскольники, а с правительством  Канады разошлись, отказавшись платить налоги за землю и своими взглядами на многие социальные проблемы.
Судьба тех из них, кто не принял условий властей Канады, оказалась очень сложной, а порой и  просто трагичной!
Но, благодаря, природной русской стойкости и коллективизму, они выжили, продолжая  жить  между небом и землёй до сих пор!

18 – 19 мая, посетив их  культурные центры в Гранд  Форксе или Великом Развилке и Кастлгаре, я оказался на Бриллианте, где открылся сорок четвёртый моло-дёжный духоборческий всемирный фестиваль.
На этом фестивале я познакомился с вождями духоборцев Иваном Ивановичем и Лукерьей  Петров-ной  Веригиными.
Затем я дважды посещал места компактного проживания духоборцев – Гранд Форкс, Кастлгар, Малиновое,  Утешение, Бриллиант, Крестовое и Новый Посёлок.
Все они расположены вдоль американской границы.
Мало сказать, что судьба их   меня просто потрясла!   
Особенно судьба духоборца – свободника  Михаила Черненкова.
Об этом я написал обширную статью с названием  «Свет далёкой грозы».
В сокращенном варианте и с изменённым названием - «Полынь чужих земель», она была опубликована в девятом номере московского журнала «Свет. Природа и Человек» в  2005 году.
Первого июня того же года супруги Сороковские – Виктор и Тамара и Луценко – Виктор и Аня познакомили меня с Ванкувером.
На следующий день мы на пароходе вышли в Тихий Океан  и направились к острову  и городу Виктория, к  столице провинции Британской Колумбии
До этого острова от материка 32  километра.
Там, на острове, я оказался  в прекрасном райском саду,  где голубые маки, соседствовали с карликовыми гранатами, а  рядом стояли могучие стволы красного дерева диаметром до двух метров, отражаясь в зеркале  роскошного пруда, имеющего форму двенадцати- конечной  звезды. 
И, куда ни кинь взгляд, - на тебя отовсюду накатываются волны цветов.
Это был  знаменитый  частный сад  Биччер Гарден.
После этого мы часа два бродили по музею восковых фигур.
В одном из залов музея нам повстречалась знаменитая  египтянка Клеопатра.
Она стояла по пояс в воде в бассейне, на краю которого с кисточкой винограда в руке, восседал на скамье Юлий Цезарь.
У Клеопатры на голове  красовалась  корона.
Чёрные волосы её заплетены в косички.
На руках и плечах золотые браслеты.
Из множества исторических личностей, фигуры которых я встретил в залах этого музея, мне особенно приятно было остановиться у космонавтов – Юрия Гагарина, Армстронга, Олдрина  и Джона  Глена! 
На центральной площади столицы Британской Колумбии хор на скверном русском языке исполнял нашу «Калинку».
Когда мы на пароме возвращались назад, на материк, то мои сопровождающие попросили меня бросить взгляд направо.
Справа, на американской стороне, виднелась снежная шапка горы Щаста.
Услышав её название, я не удержался и воскликнул:
- Такое название горе могли дать только русские!
Это же гора  Счастья! 
Воскликнув, я тут же подумал:
- Когда же Россия сама станет Горой Счастья, о чём мечтали мои деды и прадеды?
Довелось увидеть мне и жизнь ночного Ванкувера, где наряду с проститутками, по центральным улицам города разгуливала, как у нас днём, пьяная чернь.
В «Стенли Парк» я с удивлением обнаружил, что в Канаде даже сороки стрекочут не так, как у нас в России.    
Супруги Сороковские и Луценко согласились со мной.
- Здесь, в Канаде, не водятся журавли и  соловьи – соловушки.
- Нет перепелов, коростелей, жаворонков, галок и кукушек.
- Да, да, - уверяли они. 
- Здесь не растут васильки!
Цветы и трава не имеют того аромата и запаха, который стоит  в пору  цветения наших лугов и полей.
И трава не шелковистая, как у нас, вернее - у вас.
Подавляющая часть русских православного вероисповедания вернулась из Китая  в Советский Союз в 1953 – 1954 годах.
До 1964 года оставались там пятидесятники и баптисты.
Но затем и им пришлось спешно покидать Кульджу, Суйдун, Урумчи и Текес.
Большая часть из них под эгидой Красного Креста выехала в Австралию через Шанхай и Гонконг.
О революции и большевиках русские старики – вернонцы отзывались, как правило, только отрицательно!
Иван Макарович Луценко как-то, коснувшись этой темы, грустно качая головой, продекламировал –
Вся Россия лишь рыданье.
Ветра стон в ветвях берёз.
Но из горя и рыданий
Вырастает ожиданье
Царства твоего…
И  тут он, не докончив, внезапно  смолк.
Я не беспокоил его, пока он сам не подал голоса. 
- Не помню. Кажется, Мережковский это написал?   
Затем добавил –
И ворон моих костей туда не занесёт!
От чёрта  милости не дождаться.   
«Туда» - это  к нам,  в Россию…
Самая первая  их группа выехала из Кульджи ещё в 1946 году.
Эти пятьдесят семей сначала уехали в Бразилию, а оттуда - в Сан-Франциско.
Семья Анатолия Темнова попала в Канаду через Австралию и Чили.
Сороковские и Скрынниковы пошли своим путём - через Тасманию  и Австралию. Александр Шевченко со Скрипкиным оказались в Палестине.
По сути дела это было настоящее бегство из Китая, поскольку весной 1964 года им было отказано в выдаче пайков.
А месячный паёк в Кульдже составлял 14 килограммов риса, рисовой и кукурузной муки на человека.
Кроме пайков выдавались продукты и по талонам.
Так ежемесячно отпускался на человека один килограмм растительного масла, один килограмм мяса и три метра ткани.
Рубашка стоила в ту пору от 25 до 40 юаней, в то время, как дневной заработок не превышал трёх – четырёх юаней.
Если кто в Канаде меня и удивил, так это сами русские! 
Нежданно и негаданно я попал там в Россию, если не восемнадцатого, то девятнадцатого века!   
Именно на чужбине наши сородичи, оказавшись в изоляции, сумели сохранить и свой язык, и привычки, и образ жизни, которые имели  к моменту переселения.
Этот анекдот мне довелось услышать у духоборцев.
В нём наивность соседствует с тонким  юмором  и изобретательностью.
И какая поэзия!   Вот, послушайте.
- Крестьянин с сыном остановили свою телегу у железнодорожного переезда и смотрят на проезжающий мимо паровоз.
Сын  спрашивает отца.  – Тять, а  тять? А чем его прёть?
Отец. – Так знамо чем!  Паром!
Сын. – Тять, а тять?  А пошто тады баню нашу не прёть?
Отец.  -  Так ясное дело, привяжи  к ней колёса и  нашу баню попрёть!
Тридцатого мая  по дороге  в Ванкувер Аня Луценко  рассказала мне старообрядческую «сказку».
Не знаю, когда это было и кто это придумал? 
Но верю, что было и было в России!
Ночь была лунявая, лунявая. Звёзды в небе так и понатыркались.
Месяц так и пришпандорился.
Мама спять и папа спять, а мне гулять не велять!?
И осталась я одна у  растопёртого окна.   
Вот сидю  я  и молчу,  в окно семечки плюю.
Вижу, вдруг, идёть Иван, сын соседскай, скрозь бурьян.
При зонте, при  гороховом  пальте и с  папиросиной во рте.
Баить он мне так лягантно. 
Не хотитя ли пройтиться  там,  где мельница вертиться, лепестричество сияет и фонтанчик шпенделяет?
- Нет,  ня  хочется  чавойто…
- Ня хотите, как хотите. Я и сам могу пройтиться,
Руки в брюки он запёр и на мельницу попёр!



Глава десятая
Мы офицеры РККА


ЮРИЙ  ТИТАРЕНКО
ВАЛЕРИЙ  БУНТОВ
ВИКТОР  ИНЖЕВАТКИН
ИВАН  ШИЛО
ВИКТОР  КРЫЛОВ
АЛЕКСЕЙ  ЦВЕТКОВ
АХНЯФ  ХАЙРУЛЛИН




Но вот академия закончена.
Прощай Москва, в которой я вместе с женой и сы-ном Владимиром прожил нелёгких четыре года.
Отпуск я провёл, как всегда, в Сарканде и под Свердловском.
Перед убытием в отпуск все мы заказали контей-неры для перевозки личных вещей к новому месту службы.
Приказом министра обороны я был назначен преподавателем на кафедру авиационной техники Борисоглебского ВВАУЛ.
В начале сентября, вернувшись из отпуска, стал ждать контейнер.
Но здесь произошла заминка, так как московская товарная станция задержала контейнер на две недели.
В Москве я жил на улице Вешняковской, в районе Ново-Гиреевского моста.
Как  комсоргу курса мне была выделена  отдельная однокомнатная квартира на седьмом этаже девяти-этажного дома.
На нашем курсе из 156 человек отдельные квартиры имели только человек десять.
Стали ждать, когда прибудет контейнер.
Вскоре во всём подъезде остались мы двое: Вячеслав Петренко и я.
С товарной станции нам сообщили, что контейнеры подвезут 14 сентября.
В этот день мы с Петренко вынесли вещи на улицу, но контейнеры так и не пришли.
Не пришли они и на следующий день.
Так как вещи на ночь оставались на улице, мы с Петренко поочерёдно несли дежурство, охраняя их. 
Поздно ночью я, выглянув в окно, увидел, что возле вещей ходит человек с фонариком.
Я мигом спустился вниз.
Человек с фонариком оказался милиционером.
Он успокоил меня.
- Идите и спите себе спокойно. Мы ваши вещи охраняем. Никто их не тронет.
Оказывается, что в Москве по ночам специальной милицейской службой, располагавшейся на крышах высотных зданий, было организовано дежурство с целью охраны вещей жителей Москвы, которые по какой-то причине остались на ночь на улице.
Милиционер с фонариком менял на посту своего товарища и по описи принимал у него наш скарб.

На кафедре, когда я прибыл в Борисоглебское училище в сентябре 1974 года, меня встретил дежурный майор Инжеваткин.
- Начальник кафедры полковник Лозинский уже не у дел, поскольку выходит в отставку. Да его здесь сейчас и нет.
Иди, представляйся  его заместителю  подполковнику Нещадину.
И мы вышли с майором на улицу.
- Вон он у берёзок стоит.
- Проверяет, нет ли среди них инакомыслящих да строптивых!
О, таких экземпляров, как наш Нещадин, в РККА больше нет!
РККА это Рабоче–Крестьянская Красная Армия.
И майор стал давать характеристику своему непосредственному начальнику:
- Карьерист такой, что мать родную бросит ради карьеры.
Форму любит и носит её до износа.
Спина, идеально гнущаяся, гуттаперчивая.
Лизоблюд. На каждого ведёт секретное досье, чтобы в случае чего прищучить.
Я попытался ему возразить. 
- Не сгустил ли ты краски, майор?
Остаётся только пригласить сюда Гоголя! Какой подарок ему будет!
- Увы! - Хлопнул меня по плечу майор.
- Так что поздравляю тебя, капитан-инженер  ВВС!
Ты прибыл вовремя!  И тебя здесь ждут - не дождутся, чтобы вылепить ваньку-встаньку.
Добрая половина кафедры уже ходит с резиновыми спинами и с мозгами набекрень, как у начальника.
Я, в некотором замешательстве, обратил взор в сторону героя советского времени, который бегал между двумя ангарами и проверял пломбы на их воротах.
А  майор  Инжеваткин  продолжал.
- Не грусти, капитан! Мы офицеры РККА, али хреновина кака!
Вон, вон смотри, как он берёзки под себя подгибает!
Они-то тут причём?  Гляди, гляди.
И действительно.
Стоит двухметровый подполковник в окружении  молоденьких берёзок.
Берёзки  эти пугливые, словно десятиклассницы.
Белые ножки выпустили из  под зелёных платьиц.
Стоят и трясутся под суровым взглядом гуттаперчивого подполковника, который выслуживается, чтобы стать полковником и начальником кафедры,  любой ценой.
У берёзок на мокрых листах красная ржавчина запеклась, как кровь.
И они, кудрявые, поняли, что с красным подполковником лучше не шутить!
Это не тот человек, чтобы ухаживать да уговаривать.
Раз приказал он всем быть в доску красными, так   надо ими быть!
Такие правила у него. Таков порядок здесь!
И для природы Нещадин свои законы вывел.
А как же! Кто не красный, тот значит белый или чёрный.
Кружит вокруг берёзки он, уцепившись за гибкий стан  её, и завидует. 
- Как так сотворили её, что гни - не гни, а сломать не сломишь?
Вот бы мне такую спинку!
Дошёл бы тогда до самого верха! До красного генерала, а может и  до белоснежного маршала, не меньше!
От такого  страшного напряжения с бедных берёзок даже листочки посыпались раньше срока -  времени.
Но вот вспомнил Нещадин  про службу. Вернее про карьеру.
Направился к входу, у которого доживала свой век древняя ива.
Тут-то я ему и представился. 
- Через пять минут, капитан, я жду вас у себя, - предупредил меня подполковник и скрылся в дверном проёме.
Инжеваткин, хихикая, накручивал на палец свои кудряшки.
Ну прямо гоголевский Ноздрёв! -  Подумал я
За эти пять минут он прошёлся по всем кафедральным  «рысакам» и «лошадкам», каждому давая язвительную, но точную  характеристику.
Смотри, его верный помощник  подполковник Кесля,  только с виду большой и безвольный ребёнок.
Когда Нещадин даёт ему команду. – Ату. - Он в секунду порвёт в лоскуты кого хочешь. Есть здесь и такие, кто подпевает ему и поёт свои арии. По совместительству.
- Запомни -  это капитан Цымус! 
Он уже напел себе на Москвич. На днях покупает его.
А теперь иди.
Тебе пора на поклон к отцу родному.
И не забывай, что сегодня понедельник!?

Понедельник день тяжёлый на советской стороне…
В понедельник гражданских проверяют на похмелье, а  военнообязанных  ещё и на  внешний вид!
Не проверь, так  ведь и не сыщутся! 
Говорили - по понедельникам на советской стороне, речи длинные и неприятные для служилого люда.
Говорили, что понедельник у каждого подчинённого  должен начинаться с воскресенья.

И вот сижу я в понедельник перед Нещадиным и выслушиваю эти самые длинные речи. Глядит он волком. Лисьи губы петляют премудро. 
Пишет, а рука  пугливо подрагивает -  как бы чего не написать на себя самого?
Слова он не выговаривал.
Он их выпекал, как войсковой пекарь на атомной пекарне печёт буханки хлеба.
Вываливались изо рта его - словцо к словцу, одно к одному, как солдаты из парной – уморённые жаром.
Все розовенькие, голенькие, причёсанные и верноподданные.
Вот он поперхнулся шероховатым словом и чихнул, повизгивая, как щенок.
Меня обескуражила его манера говорить, не открывая рта.
Это, наверное, чтобы мухи и комары не залетали.
Такого чуда-юда я за одиннадцать лет службы в  ВВС ещё не встречал!
Тонкие губы его, будто две стражницы  на воротах тюрьмы,  хватали каждое слово  за шероховатости  и учиняли ему сыск. 
- Куда бежишь, да зачем, да не во вред ли карьере?
Иное словцо так  долго скакало  у него на языке, что  бывало и умирало на нём, так и не получив  звукового оформления и пропуска  в светлую  жизнь.
А дерзкие,  или особо крамольные слова  так просто стирались в порошок!
И они, шипя и дёргаясь в конвульсиях, тихо умирали где-то глубоко в его чреве.
Его манера говорить, склонив голову вправо, поближе к плоскости стола, с одновременным заглядыванием, по-собачьи преданно, в глаза сидящего напротив человека, у простаков вызывала завихрения в обоих полушариях от умиления, а у собеседников потвёрже  головой - чувство отвращения.
Именно в этот понедельник я впервые повстречал стопроцентного советского офицера-карьериста с двадцатипятилетней выслугой в кармане, рядом с партийным билетом! 
Именно такие,  как он,   за последнюю  четверть века и привели к  полной разрухе советское государство.
Но когда Нещадин узнал, что заводскую стажировку я проходил под Ленинградом, в Горелово, он вообще прикрыл свою атомную лавочку - пекарню и объяснялся далее со мной мимикой и жестами.
Он там когда-то служил и с позором был изгнан оттуда за привычку вести досье на ближних и дальних сослуживцев, включая и вышестоящих по служебной лестнице.
Только на следующий день он всё же поинтересовался.
- Не поминали ли там меня идиоматическими предложениями?
Я успокоил его.
- Идиоматическими не поминали. Поминали матерными!
Так, не успев познакомиться, мы с ним сразу же разошлись по разные стороны ринга! - Или он меня! Или я его, если бывают чудеса на свете!               
Кафедра, как только он стал начальником, будто яблоко раздора, разделилась на две противоборствующие  половинки.
Одна половина офицеров кафедры открыто презирала этого совкарьериста.   
Вторая же половина офицерского состава  жила по законам его атомной пекарни.
Советское государство катилось к закату!
Вести легитимную борьбу со своим непосредственным начальством в Советской Армии не позволяли, как сами командиры, так и законы!
А уволиться из армии в случае безвыходного положения, офицер мог только в двух случаях: или по статье  № 61, по понедельникам за проступки,  дискредитирующие высокое звание советского офицера, или через дурдом, во все остальные дни недели.
Такова была советская жизнь!
Выбирался, как правило, первый способ - уволиться  в понедельник,  «под пьяную лавочку»,  далеко обегая  жёлтый дом.
Но безысходность заставляла офицеров использовать для этой цели и второй способ, через приют для блаженных.
Подполковник Дудов, майор Бунтов, майор Инжеваткин, майор Рощупкин, майор Роденко, капитан Уразовский, прапорщик Цветков, капитан Хайруллин - одна супротивная половинка этого яблока раздора.
Ставший в атомной пекарне полковником Нещадин, подполковник Кесля, майор Цымус, майор Бобкин и другие  служители пекарни, писавшие  слово  виолончель,  как вилиончель, - его вторая половинка.
Вскоре я провёл  пробную лекцию.
И был допущен к проведению занятий с курсантами.
И по заведенному правилу накрыл стол для всего преподавательского состава кафедры в ресторане «Хопёр»
Настроение было прекрасное, как в понедельник!
Лекция прошла удачно.
Существенных замечаний по её ведению не было!
За исключением пожеланий майора Цымуса.
Он поднял со стула  своё грузное тело и, с широким жестом несостоявшегося оперного певца, приятно пробасил.
- У меня есть два замечания.
Первое и главное.
Лектор плохо держал связь с конспектом. Я, например, от конспекта вообще не отхожу, даже по  понедельникам, когда головка бо – бо.
Не имею такой пагубной для преподавателя привычки, как и наш глубокоуважаемый и дорогой товарищ Нещадин.
Я за это денежное удовольствие получаю один раз в месяц!
Майор Бунтов  язвительно заметил.
- Похвально!
За это особенно за начальника, можно давать зарплату и два раза в месяц…
Цымус это предложение принял.
- Можно! Давайте два раза! Я не откажусь…
И он огласил второе замечание.
- Уж больно скрипели сапоги у вас, капитан! Это непорядок!
Хоть бы циатимом пятки себе смазал, ради такого  случая.
Майор Цымус оказался под крылышком у начальника  совершенно случайно, ибо попал на кафедру по воле случая.
Я хорошо знал его ещё по Ачинскому  ВАТУ.
Он закончил его чуть раньше меня, кстати, как и академию.
Учился он слабо, но имел хороший голос и исполнял ведущие партии в училищной оперетте.
За это к нему благосклонно относился начальник училища генерал-майор Редька.
Вольготно жилось ему в Ачинске, под крышей этой оперетты!
Настолько вольготно, что он мог позволить себе самовольные отлучки!

Как-то, ночной сибирской порой, курсант Цымус возвращался из самоволки в родные пенаты и, ненароком, напоролся на часового!
А часовой тот был родом из Бухары и русским слэнгом  владел неважно.
Договориться с ним  ему не удалось.
И тогда курсант Цымус ударился в бега!
Естественно,  что после  положенных по уставам гарнизонной и караульной служб, грозных окриков  и предупредительного выстрела в воздух, вслед убегающему бас – баритону  полетела пуля!
Она  догнала его и поразила в кисть руки.   
Когда  потом Цымуса спрашивали, что это за шрам у него на руке, он жестом опереточного певца объяснял:
- Фашистская пуля!   
А пуля-то была не фашистская, а бухарская…
Естественно, дело замяли… 
Окажись на его месте другой, его бы выгнали из училища с волчьим билетом.
Поэтому с юных офицерских лет Цымус хорошо усвоил простую истину - лучше жить в неволе под крылышком у начальника, если даже он подлец и негодяй, чем на свободе и самостоятельно.
В военной академии Жуковского он тоже запел, но там у него таких покровителей не оказалось!
Поэтому, после её окончания ему дали то, что он заслужил. Послали на техническую должность заместителем  начальника ТЭЧ.
В  Технико – эксплуатационную  часть жердевского авиаполка Борисоглебского Высшего Военного Авиационного Училища Лётчиков им. В.П.Чкалова.
То есть, как инженер он не состоялся!
Случай сам по себе уникальный!
Другого подобного случая я, в своей практике, не припомню.
На  Руси всегда везло дуракам и пьяницам. Повезло и Цымусу!
Когда он прибыл для дальнейшего прохождения службы к начальнику отдела кадров училища в благословленный город Борисоглебск, там, сверив  его диплом инженера с направлением на техническую  должность, ахнули.
- Как? Инженера, ахфицера, закончившего академию, прислали на техническую должность?
Они там, что, в академии,  все с ума посходили!
И решили по-борисоглебски! 
- Иди-ка, ты, бас-баритон, знаешь куда? 
Преподавателем! Под крылышко к Нещадину.
У Цымуса от радости в зобу дыханье спёрло! Эва куда он взлетел!
На эти должности назначались только самые способные офицеры.
Вот такая загогулина произошла в его жизни.
Обмыли мою пробную лекцию на славу! Начальник пил мало.
Больше приглядывался да прислушивался.
Хмель преобразил его до неузнаваемости.
Он потерял осторожность.
К нему вернулась манера не вымучивать слова, вываливая их на подбородок, а производить оные естественным  звуковым образом!
Мелкий человек!
Хмель придал ему уверенности и он решил про-верить меня на прочность с помощью тривиального комплимента.
- Ваша жена, Владимир Михайлович, самая красивая женщина в Борисоглебске.
В ресторан мы пришли с жёнами, и мне не хотелось, чтобы персоны моей жены касался подобный тип.
- А ваша жена только что сказала мне, что я самый красивый мужчина в Борисоглебске! – Тут же обрадовал его я.
И добавил.
- Уж не клоните ли вы к тому, что моя жена лучше вашей?
В ответ он только хитро улыбнулся и ушёл.

Борисоглебск! Как неповторим и прекрасен этот город!
Он не велик и не мал.
Купеческий дух ещё не выветрился из его улиц и переулков, ибо возник он на  торговом пути между севером и югом.
Великий пролетарский писатель Максим Горький и гости купецкие любили его за то, что он был полон солнца и зимой, и летом!
За то, что жили в нём крепкие хозяева да расторопные хозяйки!
Это потом сюда, вместо купцов, пришла военная авиация, которая тоже прославила его!
И купцы, и лётчики выбирали здесь себе красивых жён.
Вы спросите. - А откуда они, эти красавицы, тут появились?
А вот откуда!
Этих борисоглебских красавиц породили два ветра, два огненных смерча: северный и южный!
Когда-то на том месте, где стоит город, на речке Вороне, была огромная необжитая поляна.
И как-то весной повстречались на ней два ветра:  северный и южный.
- Ну что, брат Стужайло.  - Крикнул ветер южный ветру северному.
- Непорядок это! Глянь, красота-то, какая! И ни одной человеческой души вокруг!
- Не  по-божески это!
- Да, брат Сушило, непорядок! А давай-ка,  мы с тобой вот что предпримем.
Я заманю сюда из леса  голубоглазого,  северного богатыря-русича, а ты принесёшь на эту поляну из ковыльных степей  кареокую смуглянку.
Обвенчаем их! И делу венец!
Выведем среднерусскую породу!
Пусть эта порода расселяется по миру и живёт богато и счастливо.
Как решили, так и поступили!
С тех пор и появились здесь люди - наполовину северяне, наполовину южане.
И с той поры стали рождаться в Борисоглебске красивые невесты: по-северному холодные и сдержанные, но с южной широкой улыбкой и неиссякаемым оптимизмом!               
С такой же широкой улыбкой и огоньком и сама борисоглебская весна!
Я любил бродить по его тихим и застенчивым улочкам в час цветения вишни.
На небе солнце варит небесную кашу.
По земле воздушные потоки разносят ароматные дымки от костров.
Воробьиные стайки поднимаются  вверх всё выше и выше.
Под ногами похрустывает высохший на жарком  солнце угольный шлак, которым жители посыпали дорожки вдоль домов.
Незаметно выходил далеко за город, где на южных склонах первой зацветала  Мать-и-Мачеха!
Осторожно срывал лист её и нижней стороной  прикладывал его к своей щеке.
Нижняя сторона листа с «мехом» - тёплая, как ладони матери.   
А вот верхняя сторона листа, как раз, наоборот - холодная!
Оттого-то и прозвали это растение Мать - и - Мачеха: холодная - горячая!
Когда  в Борисоглебске отцветала сирень, глава города открывал ворота и впускал  на его территорию  лето!
Однако, самая обворожительная картина весны это вид поймы Вороны с ивами, стоящими по пояс в талой воде.
Жаль, что не заходили туда художники!
Борисоглебское луговое разнотравье!  С пчёлами на медовых соцветиях…
Как много красоты я взял с этих чудесных лугов для своих стихов!
Какая неведомая сила таиться в цветах?
Вот луг. Там ромашка. Там колокольчик.
А там, у самого бережка, стоит и цветёт василёк!
И я иду к нему, минуя Иван - чай, луговую герань и чину.
Осот, татарник да лопух господствуют здесь, как правило, на пустырях.   
И ещё одна жемчужина природы, у которой невозможно не остановиться - цветущая мелколистная липа в пене золотых лепестков!
Неповторимы просторы Борисоглебские!

Через четыре года после первого веселия в ресторане Хопёр, я вынужден был покинуть эти просторы с волчьим билетом в кармане, и навсегда, будучи изгнанным из РККА!   
Но эти четыре года нужно было ещё прожить!
Пришёл срок и подполковник Нещадин пришил на свой китель полковничьи погоны. Случилось это  знаменитое событие под понедельник, как раз в пору цветения липы.
Сам  себе он погоны пришивал! Даже жене не доверил. 
Прошёл он в полковничьих погонах мимо цветущей красавицы липы, и она завяла.
По такому случаю был срочно собран личный со-став кафедры.
Бросил он грозный взгляд на левую половинку кафедрального яблока раздора – свою половинку!
Уколол грозным оком его правую половинку - оппозиционную, с червоточинкой!
Стоит и думает, как бы их соединить в одно целое и заставить жить по-своему?
И такая жуткая тишина повисла в помещении, что было слышно, как у новоиспечённого полковника стучит в груди  гуттаперчивое сердце.
Оппозиция подавленно молчит. 
Ещё бы! Свалить полковника РККА с занимаемой должности  труднее, чем подполковника, кто же этого не знает.
Накануне мне приснился странный сон.
Подполковник Кесля заходит с баулом в кабинет к Нещадину.
Отвешивает земной поклон, вынимает из баула три красных кирпича и передаёт их начальнику
- Это про запас! Будем отбиваться на выборах от оппозиции, пёс их дери.
Пёс их дери - его любимая поговорка!
Затем он вытягивается во фрунт.
Морщинки на лице и плутоватые глаза затвердевают.
Начальник спрашивает его. 
- Это ты, Кесля, видел меня во сне в гробу,  но  в генеральских погонах?               
И Кесля кричит. - Нет, нет, нет, нет! Это они видели.
День, когда начальник прибыл на кафедру в полковничьих погонах,  запомнился всем надолго.
Во-первых, завяла липа.
Во-вторых, Нещадин впервые заговорил языком мужчины.
Мне даже в голову не могло прийти то, о чём говорил мой командир!
- Товарищи офицеры!  Наверное, это моё послед-нее  повышение в звании!
Генералом, как  мне думается, я уже не стану.  Хотя, чем чёрт не шутит!
Буду откровенным.
Да я дослужился до полковника, благодаря своей гуттаперчивой спине!
Такова реальная жизнь.

Такого откровения не ожидали даже Кесля и Цимус. 
Я понял это по тому, как  они переглянулись между собой.
- Да, да, повторю. Именно благодаря гуттаперчевой спине.
Сказал  он это с нажимом, вглядываясь в лица своих противников и соратников. 
Да, меня многие презирают и ненавидят за это.
Но я и вас призываю гнуть свою спину, как я, чтобы хоть чего-то добиться в жизни, в которой звёзды считают по понедельникам! 
Гните её и перед начальством,  и перед женой, когда она вас застанет в своей постели с чужой женой, и не выпрямляйтесь, оправдываясь.
- А я, родная моя, не успел. Я не успел. Бес попутал, но я не успел с ней сочетаться.
Что было далее, не хочется даже вспоминать.
Только через много лет я понял, почему он не побоялся говорить это, более чем двадцати офицерам с высшим военным образованием.
Ему уже нечего было терять!
А возраст у него был пенсионный и до пенсии он уже дослужился.
За подобные откровения в брежневские времена дальше «пенсии» не посылали.
Поэтому ему не совестно было открыть подчинённым всю глубину своего падения.
Через несколько дней  после этого, ко мне подошёл майор Бунтов.
- Я знаю, как легитимно можно отправить гуттаперчевого полковника на заслуженный отдых, чтобы избавиться от этого позорища навсегда! 
Оказывается, в Советских Вооружённых Силах, существовал такой закон, который начальство особенно не афишировало.
По этому закону, в случае, если начальника, имеющего пенсионный возраст, не изберут в руководящий партийный орган подразделения, которое он возглавляет, то его обязаны немедленно уволить в запас.
Сначала мы  «прокатили» его на выборах в парт-бюро Учебно-Лётного Отдела. 
Против Нещадина проголосовало большинство офицеров УЛО.
Но главными были всё же, выборы на кафедре.
А здесь голоса разделились поровну.
И Бунтов нашёл тот, единственный, голос, которого нам не доставало, уговорив майора Сироткина – Сироту  проголосовать против начальника.
Но этот майор нас обманул!
Оппозиция потерпела крах. Начались репрессии.
Увольнение из армии меня не пугало.
Выход был один - шестьдесят первая статья.
Так что пришлось нарушать уставы. 
А потом я и вовсе перестал выходить на службу, несмотря на то, что за это полагался военный трибунал.
Избежать самых тяжёлых последствий мне помог заместитель начальника училища по лётной подготовке полковник Титаренко.
Именно он сообщил мне, когда и где меня, с письменного согласия супруги, должны были насильно схватить и куда, затем, отправить.
Он подсказал мне, с помощью чего и кого можно было нейтрализовать чёрные замыслы Нещадина и его соратников.
Ибо этот человек способен был на любую инсинуацию и подлог!
И все  замыслы Нещадина потерпели фиаско!
Полковник  Титаренко рисковал своим положением.
И я с благодарностью вспоминаю этого мужественного командира и первоклассного лётчика!   
Титаренко - это личность!
Достойных офицеров в училище было много, а Нещадин был один на все  ВВС!
Кстати, в то же время там служил известный ныне всему миру лётчик и вице-президент России Александр Руцкой, прошедший Афганистан.
Он закончил наше училище и был оставлен лётчиком-инструктором в одном из его учебных полков. Благодаря его таланту скульптора  в Борисоглебском училище были созданы памятник Валерию Павловичу Чкалову и мемориальный комплекс, посвящённый погибшим лётчикам!

Передо мной увольнялся из ВВС старший лейтенант Виктор Крылов, для которого личное достоинство так-же было дороже военной карьеры и благополучия.
Комсорг полка. Энергичный, деловой офицер.
Старший лейтенант.
Он не боялся никакой работы.
Образованный офицер.
Достоинств у него хватало для того, чтобы служить на пользу своему отечеству!
Родился он в 1951 году на прииске Водопьяново в Магаданской области.
Его мать, Мария Емельяновна попала на край света по комсомольской путёвке, после окончания ремесленного училища, как связистка - телеграфистка.
Я часто вспоминаю эту светлую русскую женщину, которая сумела сохранить до самых преклонных лет достоинство и чистоту, что в жизни  случается, увы, не так часто!
В 1971 году он закончил Иркутское Военное Авиационное училище по специальности электро-приборное оборудование бомбардировщиков ТУ-16 и ТУ-22.    
Затем, получил направление в Борисоглебск.
Однажды начальник штаба полка уже после раз-вода караулов приказал ему заступить в наряд дежурным по полку  вне графика.
Наступала ночь. 
Сумерки уже вползли на территорию авиагородка.
Но приказ есть приказ и его необходимо выполнять!
Крылов, невзирая на явное нарушение устава со стороны начальника штаба, заступил в наряд, сменив, оставшегося на  вторые сутки дежурного по полку.
И всё бы закончилось миром, если бы начальник штаба не пришёл к нему выяснять отношения.
В конечном итоге, произошёл выстрел, в результате которого начальник штаба полка был легко ранен в мягкие ткани ноги.
Трудно даже вообразить, что было после этого.
Я знаю, какие круги ада прошёл старший лейтенант Крылов.
К счастью его не бросила в этот тяжёлый период жена Татьяна! И он выстоял!
Но, тем не менее, из ВВС его уволили.
Только в 1977 году состоялся военный трибунал, на котором в его защиту выступил сам командир полка  Мухин.   
Вердикт  же прокурора был таков.
- Считать увольнение старшего лейтенанта Крыло-ва Виктора из рядов Вооружённых сил недействительным!
И он вернулся в полк, где около года жил между небом и землёй - без документов.
Денежное довольствие он получал только за воинское звание - сто двадцать рублей в месяц.
Из партии его не дали исключить лётчики полка.
Уволили Крылова после того, как его принял командующий ВВС, который  по-отцовски, без лишних формальностей, сказал ему.
- Сынок, оставить в армии я тебя не могу! Пойми меня…
Вскоре, после этого, я встретил его в городке.
Он был в курсе моих злоключений и переживал за мою судьбу. 
Большая часть моих сослуживцев и бывших сотоварищей обегали меня стороной, боясь подать мне руку.
Пугливо при встрече кивал головой только под-полковник Кесля.
Скорее всего, как сосед по лестничной клетке.   
На прощанье Крылов, пожав мне руку, сказал.
- Ничего! Мы ещё поживём! Цыплят по осени считают!
Сейчас Виктор Крылов председатель ассоциации фермеров Борисоглебского района. Занимается сельским хозяйством.
В собственности у членов его семьи двадцать четыре гектара земли.
Всего он обрабатывает 365 гектаров!
Выращивает рожь, пшеницу, ячмень, подсолнечник, просо, горох, сахарную свёклу. Сумма доходов его хозяйства за 2007 год составила несколько миллионов рублей!
Нигде больше под ярким солнцем своей родины  не приходилось мне встречать карьеристов, подобных полковникам Нещадину, Кесле и Цымусу!
И слава Богу!
Иначе бы от нашей родины в девяностые мрачные годы не осталось бы и следа! Конечно, если бы они стали генералами!
Они для достижения своих меркантильных целей были способны на  любую подлость. Писали заявления в парторганизацию, подконтрольную самим себе о том, что молодые капитаны, по-соседски и в их отсутствие совращают их некрасивых жён, хотя у капитанов жёны были красавицами, как это сделал Кесля.
И, благодаря этим наветам, выгоняли этих капитанов из монолитных рядов КПСС, официально не давая делу ход.
Кесля мог конфисковать у своих курсантов во вре-мя самоподготовки пару грелок с вином, а потом об-мыть этим вином свой собственный день рождения!
И всё им сходило с рук, потому что они имели гуттаперчевые позвоночники!
Ломается только твёрдое, а резина только гнётся.  Чего там говорить?   
Но они хорошо усвоили только часть законов бытия, чтобы выжить любой ценой в нашей суровой жизни.
Вторую часть этих законов придётся усваивать их потомкам, если Бог им их дал! Хотелось бы, чтобы потомки эти не наступали во второй раз на отцовские грабли!
Ибо вторая попытка может оказаться для них роковой!
Стремительно уходила в прошлое брежневская эпоха!
Многие склонны относиться к ней  скептически или даже негативно.
Но я так не считаю!
С эпохой Леонида Брежнева неразрывно связана моя молодость!  И эта молодость прошла не напрасно!

Однажды жизненные дороги свели меня лицом к лицу с Генеральным  Секретарём ЦК  КПСС  Леонидом Ильичём Брежневым прямо у кремлёвской стены.
30 июня 1971 года в космосе погиб экипаж кос-мического корабля Союз–11, в составе командира корабля Героя Советского Союза Г.Т. Добровольского, бортинженера, дважды Героя Советского Союза В.Н. Волкова и инженера-испытателя, Героя Советского Союза В.И. Пацаева. 
Они пристыковали свой корабль к первой в мире орбитальной пилотируемой научной станции Салют, перешли в неё и двадцать четыре дня работали на ней.
Однако при возвращении на землю, в результате разгерметизации корабля, все трое трагически погибли!
Слушатели нашего курса, во главе с полковником Курпелем принимали участие в похоронах космонавтов.
С траурными венками, от здания Совета Министров РСФСР, мы подошли к кремлёвской стене и там замерли в почётном карауле.
Мне выпала честь занять место у ниши, для захоронения урны с прахом Георгия Тимофеевича Добровольского.
Место это располагалось  в стене слева от Мавзолея   
Через некоторое время, на пушечных лафетах, подвезли урны с прахом погибших космонавтов.               
Урну с прахом Г.Т.Добровольского, вместе с другими руководителями государства, поднёс к стене на специальных носилках сам Л.И.Брежнев.
Вторую, с прахом В.Н.Волкова нёс Председатель Президиума Верховного Совета СССР Николай Викторович Подгорный.
А третью, с прахом В.И.Пацаева - Алексей Николаевич Косыгин, Председатель Совета Министров СССР.
  Все три урны затем разместили на постаментах, установленных на земле, перед нишами.   
Так я оказался лицом к лицу с главой советского государства Л.И.Брежневым!
Он стоял в метре от меня.
Из родственников погибших космонавтов здесь находилось всего несколько человек. Помню только  девочку - пионерку с трагическими глазами.
Брежнев вдруг стал с интересом рассматривать меня.
Наши взгляды встретились. 
Не знаю, сколько мы так стояли и рассматривали друг друга? 
Но ни он не отводил своего проницательного взгляда от меня, ни я от него!
Теперь уже всё  его окружение, включая Подгорного и Косыгина, обратило своё внимание на меня.
Справа и слева от Генсека, не сводя с окружающих глаз, стояли двое охранников, постоянно державших руки в карманах. 
У кремлёвской стены воцарилась какая-то тревожная тишина.
Сквозь ветви голубых елей, росших в нескольких метрах от стены, я видел, как приглушённо волнуется толпа на Красной площади.
На площадь пропускали только по пригласительным билетам.
Простым смертным на Красную площадь вход был заказан!
Очевидно, пауза  так затянулась, что человек, стоявший позади Брежнева, возможно один из его помощников, привстав на цыпочки, стал шептать на ухо Генеральному Секретарю. -
Леонид Ильич. Пора – а - а.   
Но  Брежнев не обращал на это никакого внимания!         
Помощник вновь напомнил ему о процедуре. 
- Пора-а-а!
Генсек, сделав пол-оборота влево и склонив голову, каким-то отсутствующим взглядом стал разглядывать подножие кремлёвской стены.
Потом, повернувшись, снова вцепился  в меня своим  взглядом!
Молодость ли свою вспоминал он в ту невероятно долгую минуту?
Или же размышлял о молодости моей? 
Не знаю! Но знать хотел бы!
Безусловно, что он был не простым смертным! Или человеком не из мира сего!
Наконец, Брежнев едва заметно  кивнул головой.
Этого оказалось достаточным для того, чтобы ахнул прощальный артиллерийский залп.
Словно из-под земли выскочили три молодца, с короткими причёсками.
Секунда - и в ниши поставлены урны с прахом космонавтов.
Вторая - и на нишах появились мраморные  доски.
Третья - и Красную площадь будто подмели метлой!
Четвёртая - появился полковник Курпель и отправил нас по домам!

Через двадцать лет после увольнения я приехал в Воронеж для встречи с руководителем Воронежского Русского Народного хора Вячеславом Николаевичем Помельниковым.   
И на улице Плехановской встретил однокашника по Борисоглебскому  ВВАУЛ подполковника Ивана Шило.
Время не очень сильно изменило его.
- Привет королю интендантской службы! –
Окликнул я своего старого знакомого.
- О! Никак, распятый Нещадиным  воскресе… Жив! Здоров! И за то спасибо!
Всё, балалайка их отыграла.
Ельцин поставил на Нещадиных крест.
Правда, и на нас тоже. Под это дело и Борисоглебское училище прикрыли.
Но ничего. Нет худа без добра.
Жив! Здоров и на том спасибо!




Глава одиннадцатая
Боевая и Трудовая
доблесть России

АЛЕКСЕЙ  ЛЁВИН
ЮРИЙ  АРТЁМОВ
ГРИГОРИЙ  ХАУСТОВ
ВЛАДИМИР  ЯРЫГИН
АНАТОЛИЙ  БЫКОВ
ЕВГЕНИЙ  ЧЁРНЫЙ
НИКОЛАЙ  ГОРОВОЙ
ЛЮДМИЛА  МАКСИМЕНКО
ЛИДИЯ  ВАСИЛЬЕВА
ОЛЬГА  ДИЛЬ


12 июня 2015 года в День независимости России я был принят во Всероссийскую общественную организацию Героев, Кавалеров Государственных наград и Лауреатов Государственных премий  (Трудовая доблесть России).
Основанием для этого послужило издание мною собрания сочинений в восьми томах. Общественный знак “Трудовая доблесть России” и удостоверение мне вручил лично Председатель этой организации Лёвин Алексей Гаврилович, Герой труда, Лауреат Государственной премии, Заслуженный строитель Российской Федерации, президент Союза «Метроспецстрой».
Эта организация была создана в 2006 году с целью объединения людей, заботящихся о сохранении и развитии лучших традиций российского народа. Глав-ной её задачей является пропаганда нравственного и духовного труда на благо Родины на примерах лучших работников России.
Алексей Гаврилович начинал свою трудовую деятельность в далёком 1952 году простым рабочим в качестве облицовщика Метростроя. В скором времени он стал не только высококвалифицированным рабочим, но и новатором своего дела, творчески решающим производственные проблемы.
Природный ум, упорный, одухотворённый труд выдвинули его в число Героев труда страны. Ныне он является не только символом советской эпохи, но и примером для подражания в новые времена. Он в своей деятельности ориентирует современное молодое поколение на творческий, плодотворный труд. Я посвятил Алексею Гавриловичу Лёвину свою поэму “Притча о труде ратном и о труде, для души приятном”. На сайтах этой общественной организации можно более подробно ознакомиться с его биографией.

С Юрием Николаевичем Артёмовым я познакомил-ся в Ташкенте в 1988 году. В это время Советский Союз, в котором мы жили, вёл войну в Афганистане. Мы с ним быстро сошлись характерами и взглядами, став друзьями. К этому времени я закончил научно-исследовательскую книгу о жизни и творчестве А.С.Пушкина и его ближайшего окружения (книга “Зовёт меня мой Дельвиг милый”).
Юрий Артёмов родился 21 сентября 1936 года в Сыр-Дарье близ Ташкента. Он был десантником, но закончил Ленинградскую военную академию тыла.  На время нашей встречи от был полковником в отставке.
25 ноября 1979 года он, как начальник штаба тыла ограниченного контингента войск (ОКВ) Советского Союза, вводил войска в Афганистан по спецпропускам. Подполковник Артёмов со своим штабом находился в Пули-Хумри.
Он принимал участие во многих боевых опера-циях против моджахедов.
Для Юрия Николаевича правда всегда имела приоритет над ложью. Он, как и его отец - командир Красной армии, служил своей родине - Советскому Союзу, не щадя сил. В том же 1988 году он предложил мне написать книгу о войне в Афганистане, обещая дать мне богатый материал. Я согласился, но при условии: Он даст мне все материалы, не скрывая ничего, и он согласился.
Он находился в Афганистане на генеральской должности, но после конфликта с одним из московских генералов подал рапорт об отставке командующему ОКВ и в 1983 году покинул Афганистан.
В 2009 году, прилетев в Ташкент, я встретился с ним и мы продолжили работу над книгой “Гром небесный”. Книга вышла в 2011 году на Кубани в г.Славянске-на-Кубани в типографии А.С.Янина.
В 2012 году в Центре науки и культуры посольства России в Узбекистане в Ташкенте состоялась презентация этой книги. На этой презентации Юрий Николаевич впервые назвал истинные боевые потери советских войск в Афганистане - без малого сорок тысяч солдат и офицеров.
Юрий Николаевич Артёмов за боевые заслуги был награжден Афганским орденом “Солнце Свободы”, высшей наградой ДРА с 1981 года.
Для того чтобы познакомиться с масштабностью этой личности, я отправляю своих читателей к роману “Гром небесный” в интернет. Алексей Арсеньев, один из главных героев романа, это и есть прототип Юрия Николаевича Артёмова.

Воевал в Афганистане и военный лётчик Григорий Павлович Хаустов, ныне полковник запаса. Боевые задания он выполнял на самолётах Миг-23, Миг-27, Су-17, Су-25.
Старший инспектор-лётчик ВВС 40-й армии Григорий Xаустов выполнил шестьсот семьдесят боевых вылетов для нанесения бомбоштурмовых ударов, ведения воздушной разведки и обеспечения боевых действий сухопутных войск, а всего сделал 734 вылета за весь период службы в республике Афганистан.
Указом Президиума Верховного Совета от 16 июня 1989 года за мужество и героизм, проявленные при оказании интернациональной помощи Демократической Республике Афганистан, полковнику Хаустову Григорию Павловичу присвоено звание Героя Совет-ского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 11599).
Родился будущий герой в станице Успенская Белоглинского района Краснодарского края в крестьян-ской семье 30 сентября 1939 года. Трудное военное детство не помешало окончить десятилетку в 1957 году. Затем курсы шоферов и работа в колхозе.
С 1958 по 1961 год - служба в Советской армии, когда и принял решение стать лётчиком. Однако в 22 года было невозможно поступить в лётное училище. Причина простая - неперспективен.
Два года ушло на просьбы, поездки в Москву, письма в разные инстанции и он добился, его приняли в Качинской военное училище и в 28 лет он лётчик - лейтенант ВВС. Ещё не раз Григорию Хаустову приходилось преодолевать возрастные ограничения. Даже рапорты о направлении в Афганистан три года были безрезультатны, но он опять добился своего.
В настоящее время Григорий Павлович Хаустов проживает в городе Краснодаре и ведёт большую военно-патриотическую работу с молодёжью. Он часто встречается со школьниками, студентами, рабочими, выступает на телевидении.
Моё знакомство с Григорием Хаустовым произошло на семинаре Всероссийского общества “Трудовая доблесть России” в городе Новороссийске. С первых минут знакомства вызвал у меня чувство уважения своей открытостью и твёрдым характером. Я понял, что такие люди являются настоящим примером для подражания.

В организации “Трудовая доблесть России” я по-знакомился со многими удивительными личностями, такими как дважды Герой труда Ярыгин Владимир Михайлович. Первую звезду Героя социалистического труда Советского Союза получил за доблестный труд как токарь. В это время он изготавливал особые высокоточные детали для многих агрегатов подвод-ых лодок. Вторую звезду получил после окончания института. Труд для него был потребностью, как и для многих его сверстников, которые считали, что труд на благо родины и своего народа важнее, чем труд в личных целях.
Членом этой организации также является предприниматель и общественный деятель Анатолий Петрович Быков. В период перестройки, когда по всему бывшему Советскому Союзу началась жестокая битва за обладание гигантами индустрии страны, за её заводы, фабрики, научные центры, Анатолий Петрович представлял интересы тех, кто пытался сохранить национальные богатства для страны и народа. Красноярский алюминиевый завод был также объектом этой битвы. К великому сожалению многие богатства страны в этот период перешли под контроль иностранных корпораций. Оставаясь предпринимателем Анатолий Петрович в настоящее время занимается общественной и благотворитель-ной деятельностью.

Первый заместитель начальника космодрома Бай-конур полковник Евгений Алексеевич Чёрный, родившийся в городе Темрюке, также является членом организации “Трудовая доблесть России”. Природная смекалка, волевой характер, любознательность позволили ему подняться до таких высот. Он отдал советской и российской космонавтике много сил и труда. На космодроме он много лет командовал стартовой ракетной площадкой, откуда запускал в космос экипажи и спутники. Чтобы запустить ракету, нужно уметь разговаривать с ней по душам, как с живым разумным существом и он это умел.
Однажды мы беседовали с ним и его женой Тамарой Ивановной в его просторном добротном доме в Темрюке. Тамара Ивановна как жена и как единомышленик несколько десятков лет делила с ним и беды и радости. Она подарила ему двух дочек.
Я спросил его: Как могло получиться так, что наше правительство и руководство космодрома Байконур подписали унизительный договор с Францией по сотрудничеству в космосе и не является ли строи-тельство Россией нового космодрома на Дальнем Востоке результатом того, что мы теряли Байконур в результате этого договора?”
Ответ его был лаконичен: “Можно сказать и так.”
Я благодарен Евгению Алексеевичу ещё и за то, что он передал мне личные воспоминания о себе и разрешил их опубликовать. Вот они.
О судьбе
С детства мечтал стать лётчиком. Когда подошло время, через военкомат поехал в Краснодар, на медицинскую комиссию в Ейское училище лётное. Всё шло хорошо: прошёл хирурга, который браковал трёх из пяти, дошла очередь до лора (ухо, горло, нос). И тут, как приговор - хронический тонзиллит. Доктор сказала: «Удаляй гланды и на следующий год приходи». Выхожу в коридор, и встречаю майора из Ростовского училища. Тот предложил идти к ним учиться. Вот так, можно сказать, случай привёл меня в РВКИУ «Ростовское высшее командно-инженерное училище им. Главного маршала артиллерии Недели-на Митрофана Ивановича». В училище судьба свела меня с руководителем научно-исследовательской лаборатории № 10 майором Бабкиным. Он мне и по-советовал после выпуска местом службы выбрать полигон, а не часть. Так как я закончил училище с красным дипломом, у меня было право выбора места службы. Мне предложили капитанские должности в Прибалтике и в Закарпатье. На полигоне была только должность старшего лейтенанта. Я выбрал полигон.
И вот 8 августа 1971 года прибыл я на 5-й НИИП МО СССР. И не жалею. 16 лет я прослужил на площадке 31 «жилая зона площадки 32». Со временем 5-й научно исследовательский испытательный полигон Министерства обороны СССР стали называть космодромом «Байконур». Никому неизвестный го-род Ленинск городом Байконур. А вначале это были секретные сведения, и нам запрещали где бы то ни было говорить, что мы служим на Байконуре.
31-я площадка была рабочей площадкой ракеты «Р-7». Мы производили не менее 12 пусков в год. То есть, по одному в месяц. Нагрузка - колоссальная. На подготовку старта (СК) по графику отводится 24 часа. Для проверки скорострельности стартового комплекса мы сделали три пуска за девять дней. Если учесть, что на подготовку ракеты (РН) и её наземного оборудования к пуску необходимо 70 ча-сов, а космического аппарата (КА) и его наземного оборудования - 120 часов, и это все в 3-х экземплярах, как говорится: пришлось попотеть.
Из примечательного за время службы на 31-й площадке, так это, когда составом  с  ракетой   врезались   в ворота МИКа (монтажно-испытательного корпуса), сооружение №14. Ракету тогда отправили на завод-изготовитель для осмотра и  ремонта.
Через полгода она вернулась, и мы её успешно запустили. А у нас появился новый командир части.
За 16 лет службы я дослужился до должности начальника штаба отдельной инженерной испытательной части «НШ ОИИЧ», и в июле 1987 года был назначен командиром 32-й ОИИЧ. «Двойка», как её все называли, или площадка 2-я жилая зона площадки № 1 стартового комплекса. Дело в том, что «Двойка» занималась в основном пилотируемыми пусками. Гагаринский старт, как её стали называть в девяностые годы с лёгкой руки начальника первого управления, позднее центра испытаний и применения космических средств (ЦИПКС), генерала Шумилина Алексея Александровича.
На въезде на площадку № 1, «единичку», и сейчас справа от дороги, по которой едут на стартовый комплекс космонавты, стоит стенд «Гагаринский старт». Его придумали и нарисовали подполковники Климачев С.П. и Грунин С.Н.
Вот на двойке было много интересных и даже забавных случаев. При подготовке к визиту Президента Франции Франсуа Миттерана, вызывает меня генерал Шумилин и говорит, что нам (нашей части) поручено подготовить место, где Миттерану будут делать макияж. Я сказал: «Хорошо, что мы хоть знаем что это слово означает». Но как должно быть все оборудовано? Сообразили позвонили в Москву, проконсультировались. Справились.
Именно в приезд французского Президента я впер-вые столкнулся с работой журналистов международного уровня. Местом проведения пресс-конференции выбрали МИК. В зале расставили кресла из клуба, и хорошо, что я догадался шеренгой из офицеров, переодетых в гражданское, «отгородить» первый ряд.
Франсуа Миттерана сопровождал наш тогдашний министр иностранных дел Эдуард Шеварнадзе, и только они заняли свои места: кто в президиуме, кто в первом ряду, открыли ворота МИКа и в зал ворвались корреспонденты. Именно ворвались, как цунами и разбились о шеренгу офицеров, заметались и успокоились. Для меня это была наука на всю оставшуюся жизнь.
Примечателен стал нашумевший «новозеландский пуск». Дело в том, что из-за досадной ошибки старшего лейтенанта Варфоломеева и «недогляда» его контролера подполковника Губарева была ошибочно зало-жена не та пленка в генератор программированных импульсов (ГПИ) блока «И» ракеты. В результате сформировалась орбита космического аппарата, замкнутая через Землю. Дело было так. Это был юбилейный пуск. Сейчас уже не помню, какой по счету. Получив из войсковой части 32103 доклад, что все нормально, я построил часть на стартовом комплексе и зачитал приказ о поощрении. И после проведения заключительных операций, мы разъехались по до-мам. Ночью звонит мне начальник полигона генерал Шумилин и говорит: «Бери «секретчика», и поедем на «двойку» разбираться. Пуск аварийный. Аппарат упал в океан возле Новой Зеландии». Приехали на 2-ю площадку, вскрыли секретку, посмотрели и убедились в закравшейся ошибке. Потом ещё долго на всех совещаниях, которые проводил начальник космодрома в течение года, и на подведении итогов в Москве, меня поднимали и представляли остальным, как командира «новозеландского полка».
Непосредственных виновников происшествия от суда спас начальник политического управления главка (ГУКОС) генерал Куренной И.И. Он прилетел на космодром и спросил меня, как характеризуется старший лейтенант Варфоломеев.
Я сказал: «Положительно».
«Значит надо спасать» - резюмировал генерал.
Я ответил: «Да». И он поручил мне подготовить нужные справки. Что я и сделал.
В нашем ЦИПКС была одна особенность: во время испытаний, кроме общего руководителя работ, есть руководители работ по группам оборудования. Начальник команды (майорская категория) должен иметь допуск к самостоятельной работе в качестве такого руководителя. Например, начальник 22-ой команды - «30-ый», это руководитель испытаний по системе управления ракеты-носителя (СУРН), начальник 21-ой команды - «40-ой», руководитель испытаний двигательной установки (ДУРН) и т.д. «50-ый» - ответственный по системе пожаротушения (начальник 13-ой команды), «10-ый» по стартовой системе (начальник 11 -ой команды), «20-ый» - ответственный по испытаниям  заправочного t обо-рудования (начальник 12-ой команды), «60-ый» от-ветственный за испытания системы управления космического аппарата (начальник 23-команды), «70-ый» - система измерений ракеты-носителя (начальник 31-ой команды), «5-ый» - общий руководитель испытаний на стартовом комплексе (начальник первой или второй групп), «1-ый» - общий руководитель запуска или стреляющий. Обычно «1-ый»- это командир части.
Этому соответствовала и система подготовки, и кадровая политика. Нельзя было со стороны взять человека. Лично я начал с должности начальника расчета СУРН блока «И», потом изучил всю систему управления носителя. Затем на отделение ушёл в стартовую группу. В составе части на площадке № 31 был кислородно-азотный завод (КАЗ). В нём случился пожар. Один солдат погиб. КАЗ расформировали, оставили только долговременное хранилище (ДХ). Вот меня этим ДХ и назначили командовать. Затем была команда № 23 испытаний космических аппаратов (КА). Сел за учебники, подготовился, стал «60-тым». Потом перешёл в команду №22 (СУРН) и стал «30-тым». Потом - начальником штаба группы, начальником 2-ой группы и стал «5-тым», затем начальником штаба отдельной инженерной испытательной части (ОИИЧ), потом - командиром ОИИЧ и стал «1-ым». Причем пилотируемые запуски стрелял начальник ЦИПКС, а в интересах Министерства обороны СССР и в научных целях стрелял командир части. Вот так распределялись обязанности.
В 1991 году меня назначили начальником штаба центра (НШЦИПКС), в 1994 - начальником первого центра, далее первым заместителем начальника космодрома.
На этом закончилась моя служба в армии, и я перешел на работу в корпорацию «Роскосмос» на должность первого заместителя директора Федерального Космического Центра «Байконур», где и проработал 8 лет.
Е.А. Чёрный.

А теперь хочу представит вам ещё одного замечательного человека, отдавшего на благо нашей страны и для народа свои силы, энергию, знания, - это Герой социалистического труда, Герой Кубани и обладатель других многочисленных наград и званий - Горовой Николай Иванович.
Николай Горовой родился 15 декабря 1937 года в се-ле Красносельском Динского района в хлеборобской семье. Трудиться начал рано - в колхозе имени Кирова Динского района. Затем армия: сержант, командир зенитного орудия. Воинская служба закалила, дала возможность почувствовать ответственность за принимаемые решения, за людей, которые находятся в подчинении.
После армии вернулся в родное село и стал работать бухгалтером, затем главным экономистом, управляющим отделением, секретарем парткома колхоза. Окончил экономический факультет Ростов-ского института народного хозяйства.
В 1964 году наступил ответственный момент в жизни Николая Горового: его избрали председателем колхоза «Советская Россия» Красноармейского района.
За 12 лет работы в этом хозяйстве он был награжден двумя орденами «Знак Почёта», орденом Ленина и орденом Трудового Красного Знамени…
В 1975 году избиратели Славянского избирательного округа дружно поддержали кандидатуру Горового - он стал депутатом Верховного Совета РСФСР, и на первой же сессии его избрали заместителем Председателя Верховного Совета РСФСР.
В 1976 году Николай Иванович был избран первым секретарём Красноармейского райкома.
По итогам пятилетки объём продукции растениеводства увеличился до 200 процентов, животноводство прибавило 40. Перед районом стояли большие задачи, особенно в производстве риса. Когда получили первый миллион тонн кубанского риса, треть каравая - 376 тысяч тонн - была собрана в Красноармейском районе.
Вклад Горового в достижения района в увеличении производства риса и создание крупной базы рисосеяния Родина оценила достойно, наградив его вторым орденом Ленина и золотой медалью «Серп и Молот». Звание Героя Социалистического Труда было присвоено Указом Президиума Верховного Совета СССР от 25 февраля 1981 года.
В 1985 году первый секретарь Краснодарского крайкома партии Георгий Разумовский сделал Горовому предложение, от которого нельзя было отказать-ся, - стать вторым секретарем Адыгейского обкома КПСС. Но Николай Иванович, взвесив все за и против, отказался, сославшись на незнание адыгейского языка. Твердое «нет» повлекло за собой лишение должности и направление в колхоз «Россия».
- Я человек принципиальный. Если сказал нет - значит, все взвесил и на своём буду стоять до конца. Может быть, это одно из достоинств руководителя - никогда не отступать. А я никогда нигде не отступал - был ли простым работником, председателем или секретарем, - так уже спустя много лет комментирует тот поступок Николай Горовой.
Через три года председательской работы - очередное повышение. Он стал первым заместителем председателя агропромсоюза по экономическим вопросам.
А в 1990 году Н.Горового единодушно избирали председателем Краснодарского крайисполкома. И он стал работать вместе с председателем крайсовета Н.Кондратенко. Николай Игнатович возглавлял законодательную власть, а Николай Иванович - исполнительную.
Год работы в исполнительной власти края пред-шествовал августовскому путчу. По мнению Горового, преобразования можно было провести и без великих потрясений.
- До ГКЧП мы получили самый высокий урожай колосовых культур, имели неплохие показатели по животноводству. Но, увы, потом пошла повальная приватизация, и хозяйства стали разваливаться, - сожалеет Николай Иванович.
Так как краевой Совет и крайисполком не поддержали Ельцина во время августовских событий, Горовой лишился должности. Спустя время, после нескольких лет работы в «Кубань-Вино», стал начальником Госхлебинспекции по краю и Республике Адыгея.
- Если бы я в этой роли оставался и сегодня, то строго следил бы за деятельностью многих производи-телей, заставил бы работать по-другому, - сокрушается Горовой. - Качество кубанского хлеба никуда не годится. Край получает миллионы тонн пшеницы, а чтобы обеспечить потребность населения настоящим хлебом, нужны 800 тысяч тонн. Для Кубани можно было бы заготавливать пшеницу самого высокого качества. Сейчас возьми булку, начни резать - а она крошится. Низкое качество сырья!
В 2011 году его избирают депутатом Государственной Думы РФ, и он участвует в принятии 120 (!) законов.
Главными достижениями на этом поприще Николай Горовой считает отстаивание прав пенсионеров во время проведения реформы. Благодаря и его участию болезненные перемены не коснулась людей, которые родились до 1967 года, - они уже получают пенсии и морально не готовы к нововведениям.
Кроме того, работающие пенсионеры могут получать не только пенсию, но и заработную плату. Подразделения особого риска, «чернобыльцы» и «афганцы» получили свои преференции. Офицеры, которые во время Великой Отечественной войны занимались подготовкой военных кадров, но при этом не были на фронте, стали получать пенсии на уровне участников войны. Военнослужащие и рядовые, разминировавшие территории после освобождения от фашистов, были приравнены к участникам Вели-кой Отечественной войны.
Горовой также принимал непосредственное участие в учреждении звания «Герой Труда России». Оно приравнено к статусу Героя Социалистического Труда.
С 2004 года и по настоящее время Николай Горовой является председателем Краснодарской краевой общественной организации «Герои Отечества», в состав которой входят около 800 известных кубанцев. Среди них десять категорий граждан, получивших высшие государственные награды.
…За плечами Николая Ивановича сложный, тер-нистый, но славный трудовой путь. Горового помнят и уважают за конкретные дела, стиль руководства и отношение к людям. Он, являясь государственным деятелем всесоюзного и всероссийского масштаба,  никогда не боялся говорить правду в глаза и постоять за интересы родины и народа. Такими людьми, как Николай Иванович Горовой, по праву гордится Кубань.

На одном из форумов “Трудовая доблесть России” в Новороссийске я встретил героя-труженицу с наших родных кубанских нив Людмилу Филипповну Максименко.
14 сентября на собрании, посвященном 75-летию образования Краснодарского края, губернатор Ку-бани Александр Ткачев вручил Звезду Героя труда Кубани директору ГП рисосовхоз «Правобережный» Людмиле Филипповне Максименко.
Людмила Филипповна – единственная на Тамани женщина-руководитель сельскохозяйственного пред-приятия. Она - лидер, волевой, решительный человек, способный организовать работу коллектива, координировать и направлять его на достижение высоких целей и результатов.
С 1975 года она работает в рисосовхозе «Правобережный» - рабочей, бухгалтером, экономистом, главным экономистом. В 1997 году возглавила это предприятие, вместе с коллективом преодолела сложный финансово-экономический период, вывела его из кризисного состояния.
Несмотря на то, что хозяйство располагает одним из наиболее низких биоклиматических потенциалов в зоне рисосеяния Краснодарского края, в последние годы «Правобережный» получает рекордные урожаи риса, занимает лидирующие позиции в Темрюкском районе и Краснодарском крае.
Деловые качества и достижения Людмилы Филипповны Максименко отмечены Почётной грамотой администрации Краснодарского края, Почётной грамотой Министерства сельского хозяйства Рос-сийской Федерации, памятной медалью «За вы-дающийся вклад в развитие Кубани» II степени, медалью «За выдающийся вклад в развитие Куба-ни» I степени, Почётной грамотой Законодательного Собрания Краснодарского края.
15 лет она является членом Правления фонда обязательного медицинского страхования Краснодарского края, активно отстаивает и защищает права граждан. Л.Ф.Максименко является Почётным гражданином города Темрюка. Её имя занесено на районную Доску Почёта.
Людмиле Филипповне присущи добросовестность, воля, оптимизм, решительность, мудрость и одновременно человечность, обаяние, доброта и красота.
Депутат Совета Темрюкского городского поселения двух созывов, Людмила Филипповна активно участвует в решении финансовых проблем Темрюка, твер-до отстаивает интересы избирателей.
Более 30 лет работы на одном предприятии свидетельствуют о любви и преданности Л.Ф.Максименко к избранному делу.
Пройдя трудовой путь от рядовой рабочей до руководителя крупного хозяйства, она снискала уважение у всех своих коллег, руководства района и края. Она - пример трудолюбия, профессионализма, решительности и мудрости.

Лидия Борисовна Васильева работала директором образцово-показательной школы № 21 в поселке “Светлый Путь”. Администрация города Темрюка и его руководитель Иван Николаевич Василевский пригласили меня и Александра Сергеевича Янина в эту школу на открытие музея “Трудовой славы Кубани”.
В этом музее я и познакомился с Лидией Борисовной.
Меня прежде всего привлекла её кипучая натура, которая настроена на созидание и воспитание своих подопечных высоконравственными, трудолюбивыми гражданами России, которым в будущем можно доверить нашу страну.
Часто её трудовой день заканчивался в 9 часов вечера. Она не покидала школу до тех пор, пока не решала все свои дела. С какой сердечностью, вниманием и материнской заботой она относится к своим ученикам.
После открытия музея Трудовой славы при её участии был создан музей Космонавтики, но первым в этой школе создали Музей истории Великой Отечественной войны. Двадцать первая школа является единственной школой на Кубани где открыты и работают три музея. На базе этих музеев проводится большая работа по патриотическому воспитанию детей.
Лидия Борисовна - активный член всех мероприятий, проводимых обществом “Трудовая доблесть России”, - и сама является примером для подражания для своих учеников и окружения.
Успехов вам в вашем благородном труде, Лидия Борисовна!

В этом же посёлке “Светлый путь” живет замечательная семья Ольги Александровны Диль и её мужа Валерия. В этой семье десять детей.
Ольга Александровна мастер на все руки. В ней удачно сочетается и строгость и материнская любовь к детям. Ей пришлось испытать в жизни немало трудностей, но она встречала их, достойно выходя из критических ситуаций. Особенно во времена перестройки.
Её дети всесторонне развиты. Они активно участвуют в общественной жизни своей школы. Семейный ансамбль Ольги Диль уже не раз занимал призовые места на различных конкурсах художественной самодеятельности.
Выработать потребность к труду является одной из целей воспитания детей, считает Ольга Александровна и делает для этого всё.
Благородный труд Ольги Александровны и Валерия по воспитанию детей недавно был отмечен подарком Губернатора Кубани Вениамином Ивановичем Кондратьевым. Подарок этот, микроавтобус “Тайота”, вручил им глава администрации Темрюкского района Бабенков Фёдор Викторович.
Пожелаем этой большой трудовой семье счастливого будущего.






Глава двенадцатая
Громадина Русь

ГЕОРГИЙ  СИВКОВ
ИВАН  СНЕЖКО
ВИТАЛИЙ  СМОЛЬНИКОВ
ПЁТР  ШЕРЕШЕВ


Буквально накануне моей поездки в столицу для сбора материала для этой  книги, вся Россия услышала выступление своего президента Владимира Путина на Мюнхенской конференции по вопросам политики безопасности.
Мы услышали то, что давно хотели услышать из уст своего политического руководства.
Наша державная власть, наконец-то, сделала первую  попытку самооценки на фоне той катастрофы, которая произошла с нашей Родиной в начале девяностых годов.
Это произошло тогда, когда стало очевидным, что блок НАТО, возглавляемый США, открыто пытается использовать территории бывших соцстран и союзных республик СССР, примыкающих к границам России,  на западном, южном и северном направлениях, как плацдарм  для  очередной  войны с Россией.
Примером тому служит агрессия Грузии против Южной Осетии в августе 2008 года, в которой Соединённые Штаты были заинтересованной стороной, как впрочем, и некоторые страны Западной Европы.
К счастью, наша державная власть в лице Влади-мира Владимировича Путина, теперь уже в качестве председателя правительства России и президента Дмитрия Анатольевича Медведева, проявила политическую волю, мудрость и оперативность, чтобы в течение нескольких дней принудить агрессора к миру.
Мы не раз слышали, как натовские чиновники и западные политики сравнивали НАТО с орлом, который на своих крыльях несёт «недоразвитым» странам демократию и свободу.
Но жизнь показала  другое.
Мы видели разгромленную и поверженную Сербию, от которой сейчас Запад незаконным путём отторгнул  Косовский край.
Весь мир видит пылающий и залитый кровью Ирак и такой же, залитый кровью, многострадальный Афганистан.
Сейчас США пытаются организовать очередную акцию устрашения  непокорного Ирана.
Меня удивляет одно. Почему так слабо реагируют на натовские инициативы народы этих небольших го-сударств, где НАТО разворачивает свои форпосты.
Ведь многонациональная Россия со своей беспре-дельной добротой,  великой культурой и силой - рядом, а до Америки - дальше, чем до Бога.
Что бы ни говорили натовские генералы и политики Запада, русские мужики и бабы, живущие за Кудыкиной горой, где-то на Кубани или в псковской глубинке,  всё равно скажут одно - нет, НАТО!
Ты - не орел! Ты - ворон…
Как плацдарм для будущей войны с Россией…
Я повторяю эти слова ещё раз, ибо, когда грянет гром, креститься будет уже поздно. Судьба нашей цивилизации уже предрешена!
Пророки и ясновидцы, не скупясь на яркие и чёрные цвета, описали её конец довольно подробно.
На смену ей идёт шестая и последняя цивилизация на земле.
Грядёт новое устройство мира, основанное на доктрине Сердца и Воли, с новыми неожиданными очертаниями континентов, под обновлёнными небесами.
Уже даже не за горами ожидает это будущее своего часа.
Ему осталось перевалить только лишь одну гору – Кудыкину, затерявшуюся по замыслу Всевышнего, в сибирской тайге, где потекут молочные реки, оги-бающие кисельные берега.
Вот этой русской земле и предназначено стать новой Землёй Обетованной.
Где это случится?
Меня лучше не спрашивайте!
Возьмите томик русских народных сказок, да с прилежанием добросовестного ученика начальных классов  внимательно его перечитайте.
Наши пророки - сказочники давно уже дали ответ на этот вопрос.
- За тридевять земель, в тридесятом царстве!
И вот за эти-то молочные реки с кисельными берегами с нами давно уже ведут войны без правил и без жалости.
Первым, кто попытался завоевать эту землю, в соответствии с изотерической теорией своих звездочётов из «Аннанербэ», был Гитлер.
Почему же Запад именно сейчас пытается опровергнуть и пересмотреть уроки и итоги 1945 года, объявляя красное белым, а белое чёрным?
Мир изменяется не в лучшую сторону.
Мы все стали хуже, чем были.
Давайте, для начала глянем на самих себя, тщетно пытающихся построить развитой капитализм из недостроенного коммунизма.
Посмотрим на Старый Свет, оставшийся без нефти, газа и других ресурсов, но имеющий двойные стандарты в геополитике.
А кому нужна демократия по-американски, силой насаждающая  миру свои правила игры?
Мир жаждет перемен, которые скоро скатятся к нему с неизвестной до этого русской горки.
Мифы и легенды многих народов, прежде всего, шумеров, древних египтян, греков, народов Индии начинаются с воспоминаний о своей священной се-верной Прародине. Греки называли её Гипербореей.
Египтяне ласково величают её Земля моя возлюбленная.
Взоры учёных Индии прямо обращены на наш рус-ский Север, как на свою арктическую прародину.
Немец Ницше тоже утверждал - Мы гиперборейцы.
Истина это, или вымысел, сказка или быль?
- Спрашивает себя множество людей.
Достоверных сведений об этом почти не сохранилось.
И только русский народ, несмотря на все величайшие геополитические и климатические катаклизмы, которые ему пришлось пережить и испытать на протяжении всего своего существования, сумел сохранить в своей памяти достоверные сведения о начале своего рода!
Наши праотцы вошли в эту цивилизацию более двенадцати тысяч лет тому назад, под зодиакальным созвездием Весов, в котором расположен мощный внегалактический радиоисточник PKS 1514 - 24.
Это созвездие можно наблюдать со средних широт территории России, с конца зимы и до начала лета.
Наша, пятая цивилизация, в которой мы живём, возникла на территории России.
Её представлял единый народ, говорящий на одном языке.
Единой для всех была и молитва - Отче Наш!
Эта молитва, с самыми древними на земле словами, имеет один и тот же смысл, как на языке православных славян, так и на языке правоверных мусульман.
Люди жили тогда, как  в раю. В любви и мире, в гармонии с  Всевышним и с Природой.
Но вот и этому пятому земному раю пришёл конец.
Настало время великого исхода и множество пле-мён единого народа покинули пределы своей Родины и расселились по всему миру.
Однако русское племя, вместе с другими племенами осталось в пределах своих границ, или поблизости от них.
Достоверно известно, что несколько тысячелетий назад правители древней Индии снарядили большую экспедицию на русский Север, в район реки Оби, чтобы установить там памятник - Золотую Бабу, на своей прародине, откуда в Индию вывел их предков великий посвященный Рама.
И вот, спустя  более,  чем двенадцать тысяч лет, мы возвращаемся на круги своя.
Об этом говорит и тот факт, что сейчас  всем жителям Земли, от мала до велика, дана свобода выбора между добром и злом.
А все моральные и плотские ограничения, при этом, сняты.
Народы России и её духовная власть должны быть готовы к самым невероятным вариантам развития геополитической и климатической ситуаций на планете.
Не исключено, что эти молочные реки с кисельными берегами, у нас вновь попытаются отнять.
Миллионы беженцев уже сейчас непрерывным потоком потекли на просторы России.
Можно только вообразить, что произойдёт, если вдруг начнут меняться очертания некоторых континентов, например, по причине потепления климата.
Россия как символ Добра и Духа, должна принять в свои объятия только тех, на чьей совести и капиталах нет крови и страшных пятин от пальцев главы демонов - Вельзевула.

О том, как высок авторитет академии имени Н.Е. Жуковского за рубежом, мне довелось узнать в Канаде, в обычной двенадцатилетней школе, в городке Вернон, что в провинции Британская Колумбия, куда я приехал по туристической визе в  январе 1991 года.
Моё выступление перед учителями и учениками старших классов растянулось более чем на два часа.
Говорить мне о своей родине было непросто, ибо в то время она была разорена и разрушена и для многих западных обывателей представлялась в качестве мировой попрошайки, существующей на зарубежные гуманитарные подачки.
Довершал эту неприглядную картину плакат, при-везенный директором школы из Ленинграда.
На этом плакате, форматом с добрую оконную раму, была помещена фотография лица, плачущего русского ребёнка.
Через весь плакат косой строкой шла надпись кириллицей.
- Я, такая-то, растакая  мамаша,  отказываюсь от своего ребенка...
Я сразу же попросил директора убрать эту агитку, поскольку она не отражает истинной действительности и, скорее, являлась исключением из правил, но никак не самим правилом.
Поэтому я не стал рассказывать канадским школьникам и учителям о России, подпоясанной Садовым кольцом.
Я стал читать им стихи о рязанских золотых колосьях и о тонконогих берёзках, стерегущих своей белизной покой разрушенных и осквернённых, некогда православных храмов.
Я поведал им о том, как живут у нас мужики и бабы за Кудыкиной горой и зачем у нас пчёлы летают на луговое разнотравье.
Я объяснил им, почему соловей в Сибири живёт, а в Канаде он не прижился.
Почему у нас, в России, трава-мурава шелковистая и ласковая, как руки любимой.
Я поведал им и о том, почему у нас в России невозможно то, что возможно у них в Америке - когда стреляют в оленя, а на землю, убитой, падает корова. -  М – у – у - у.
Потому, что их охотники уже давно  не могут  отличить  корову  от оленя.
Русские канадцы рассказывали мне, как однажды на канадско-американской таможне задержали американца, который вёз в багажнике своего шикарного автомобиля корову.
Он возвращался с охоты домой и был уверен, что убил оленя.
И вот тут-то они меня, наконец, услышали и даже одобрительно засмеялись. С этого мы и начали разговор по душам.
Меня тут же спросили:
- Какой литературный институт я закончил?
Я вынул и показал им диплом академии имени Н.Е Жуковского.
- Вижу, удивились! Переглянулись.
А потом захлопали в ладоши. - О! Космос! Юрий Гагарин! Валентина Терешкова!  Wary Well. Gorbatchov. Elcin….

Среди моих сокурсников по академии есть два человека, которые не затерялись в перестроечном хаосе и  в  лабиринтах его бездуховного, материаль-ного бездорожья.
Это полковники Иван Снежко и Виталий Смольников.
Виталий Смольников родился в 1945 году в селе  Власиха  Алтайского края.
Отец его Леонид Васильевич был рабочим, а мать Александра Семёновна  - учительницей.
Он, как и я, тоже закончил Ачинское  ВАТУ.
Только на год раньше, в 1965-ом и был направлен в Авиацию Краснознамённого Тихоокеанского Флота, в пятидесятый  гвардейский, дальний, разведыватель-ный авиаполк техником на самолёт ТУ-16.
Полк часто совершал полёты над Курилами.
В курильских реках в сентябре идёт на нерест кета и горбуша.
Приходилось бывать ему и на острове Итуруп, где с аэродрома хорошо виден вулкан Хмельницкого.
В академии его любимыми профессорами были  знаменитые Лаптев, Чайкин и дважды Герой Совет-ского Союза Сивков.
В числе лучших выпускников академии Виталия Леонидовича оставили в адъюнктуре, на кафедре безопасности полётов.
Курс безопасности полётов ещё только становился  наукой и он, занимаясь ею все эти десятилетия, приложил к этому все свои силы и таланты.
Кандидат технических наук. Доцент!
А в 1986 году, совершенствуясь в этой области, он закончил  факультет Иркутского  Госуниверситета по специальности прикладная математика.
Сын Виталия Смольникова Игорь стал полков-ником морской пехоты!
Он год воевал в Чечне!
Сейчас он начальник кафедры Макаровского Военного Училища во Владивостоке и тоже, как и отец, стал кандидатом наук и доцентом.

Мы с Виталием Смольниковым встретились в начале июня 2010 года.
Зашли в небольшой ресторанчик у Аэровокзала, пообедали и поговорили там с ним по душам.
Он, оказывается, два года, с 1986 по 1988, пре-подавал в Черниговском Высшем Лётном Училище.
С 1988 года он вышел в отставку и с той поры работает заведующим информационно–аналитичес-кой системой по безопасности полётов в Гражданской Авиации России, не изменив ни себе самому,  ни своему любимому делу – тому, чему отдал всю свою жизнь.

После встречи с ним я отправился на Белорусский вокзал, откуда  скоростная электричка понесла меня в Кубинку, к Ивану Снежко.
Накрапывал мелкий дождь.
Рядом со мной в электричке сидел старичок с маль-чиком, очевидно с внуком.
Они повздорили.
Мальчишка, надувшись, отвернулся о деда и с обиженным видом уставился в окно на пробегавшие  мимо подмосковные дачи.
Дед, примирительно толкнул внука в бок.
- Надулся горох, глядя на бобы.
Надулся, ногой топнул, да лопнул. И ты, смотри,  не лопни.
И они оба рассмеялись.    
 Отец у Ивана Павловича Снежко,  Павел Андрее-вич, был председателем колхоза.
Мать Вероника Касатоновна и работала, и вос-питывала детей.
После седьмого класса, Иван поступает и  успешно оканчивает аграрный техникум, после которого он работал агрономом и управляющим в совхозе.
Но судьба в 1962 году направила его в Даугав-пилское военное училище.
После окончания училища его отправляют на Дальний Восток, в Приморский край, в авиагарнизон  Кремово техником на Миг-17.
В весенний паводок здесь сносило все мосты и на службу приходилось добираться,  переходя через реку с помощью каната. 
Впереди всех через реку идёт командир полка, а подчинённые следуют за ним.
Неподалёку от гарнизона находилась пещера, где  скрывался от белогвардейцев герой гражданской войны Сергей Лазо.
Место это находилось в Шкотово,  куда  он  не раз ездил на экскурсию вместе с сослуживцами.
Затем, как и все мы, он закончил академию имени Жуковского и был направлен в Калининский авиационный гарнизон Мигалово начальником ТЭЧ, вторым комплектом.
Оттуда его переводят в Кубинку на авиаремонтный завод, где он становится сначала начальником цеха,  а затем - начальником ОТК. 
Завод производил ремонт самолётов МиГ-21 раз-личных модификаций, а позже МиГ-23. 
В бытность его начальником ОТК на заводе ре-монтировали уже Су-27,  МиГ-29 и двигатели Ал-31Ф и  РД-33.
Здесь же, на этом заводе полковник Иван Павло-вич Снежко становится заместителем генерального директора завода по качеству.
С 1992 года он, уволившись из армии, работает здесь же начальником бюро надёжности.

Так уж сложилась военная карьера моих однокурс-ников, что только один из нас стал генералом.
Это один из моих друзей - Петр Карпович Шерешев.
Он тоже крестьянского рода.
Каждый из нас что-то потерял с развалом своей страны.
Он потерял свою белорусскую деревеньку, в кото-рой родился и вырос.
Её никто не бомбил и не сжигал.
Она просто обезлюдела и почти вымерла со временем.
Деревня носила красивое и мощное имя - Дуброва.

Харьковское Военное  Авиационное Училище сто-ит на Холодной Горе.
От этого и пошла гулять по городу пословица. 
- На горе стоит ХВАТУ, всех хватает на лету!
С этой Холодной Горы началась жизнь Петра Шерешева в военной авиации.
Добрый день, сябра. - Говорят белорусы, встречая друзей.
С этих слов и начал он свое знакомство с училищем.
В нём готовили техников самолётов и борттехни-ков на вертолёты.
В академии его любимым профессором стал дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант Сивков Георгий Флегонтович, служивший на кафедре «Динамика полета».
Окончив академию, он начал службу в городе Кемь у Полярного круга, далеко - далеко от которого, в Белом море лежат Соловецкие острова.
Авиаполк, куда он попал, располагался в местечке с удивительно красивым древним именем Подужемье!
Он - инженер полка по самолётам и двигателям.
На вооружении в полку - истребители ПВО Су-15.
До поступления в академию, Пётр Карпович служил в Грузии техником на самолётах МиГ-21ПФМ, Миг-21УС, МиГ-21УМ.
Из Кеми его переводят в Бесовец, под Петроза-водск, заместителем по ИАС командира полка.
Здесь-то ему и пришлось сполна познать вкус су-шеного картофеля и порошкового молока.
В 1980 году подполковник Шерешев вновь посту-пает в академию на курсы подготовки руководящего инженерного состава ВВС.
Из 30 человек на этих курсах только четверо поступили на учёбу с должности заместитель коман-дира полка по ИАС, как Пётр Шерешев.
Со вторым академическим дипломом его направ-ляют в Главный Штаб ВВС инженером-инспектором по самолётам Су-15 в Управление технической эксплуатации и вооружения ВВС.
Он дважды побывал в Афганистане, где в ту пору велись боевые действия.
Там, в Афганистане погиб наш сокурсник майор Павел Рыбкин. Его самолёт Ан-12 был сбит в горах.
Встретил Пётр Шерешев в Афганистане и ещё одного выпускника нашего курса - Валерия Касьяна.
Звание генерал-майора Пётр Карпович Шерешев получил, находясь на должности начальника Управ-ления технической эксплуатации Главного Штаба ВВС.
Мы встретились с ним в конце февраля 2008 года.
Вспомнили свою молодость.
В конце беседы я поинтересовался видит ли он какие-либо серьезные перемены в жизни страны и людей.
Он подумал немного и с надеждой в голосе сказал.
- Да, изменения есть. Есть изменения к лучшему в Москве, в крупных промышленных центрах.
Когда президент России Владимир Владимирович Путин закончил своё выступление в Мюнхене, мне почему-то пришли на память начальные слова хора крестьян из первого действия оперы Михаила Глинки «Иван Сусанин».
Помните. - Страха не страшусь, смерти не боюсь, лягу за родную Русь.
Именно эти слова я и услышал в выступлении своего президента.
И надеюсь, что услышал не только я…
А как ждало этих слов наше офицерское братство Громадины Руси, для которого понятия держава, родное отечество, православие есть и Бог, и отец, и мать,  и смысл жизни.
Будущее наших народов, какую бы религию они ни исповедовали, будущее России - не в Америке!
Россия, сама по себе, является великим символом Духа и подражания для других народов и символом постоянного очищения и обновления.
Горькую Звезду-Полынь, взошедшую на нашем небосклоне в далёком 1917 году, вскоре погасит су-ровый северный ветер, отзывчивый на чужую беду.
И упадёт она, бездыханная на заброшенный и забытый всеми пустырь, в  гром-траву с калёными стрелами громовержца.
И будет она там вновь ожидать своего часа, чтобы вознестись и разлить своё горе над тем, кто вновь оскудеет сердцем и отречется от своих святынь и  родовых корней, заблудившись в  лабиринтах этого жестокого и двуличного мира.
Наше будущее - в нас самих!
Наша русская, российская национальная идея проста и бесхитростна, как соловьиная трель.
- Чтобы стать хозяевами и хранителями своего Неба  и Земли, мы должны стать полноценными гражданами своей Отчизны - матери России!

                Москва – Тамань. 
           7 марта 2007 г. – 12 ноября 2010 г.

Громадина Русь

Храм мой у поля Былинного
Будто парит в небесах.
Снизу дорога полынная.
Сверху родная звезда
Путникам льет оберегу духовную,
Нищенка свечку зажжёт,
Когда в твою крепость - хоромину скромную
Громом Громадину Русь занесёт!

Входите же дщери,
Мужи православныя
С порога свои открывая сердца,
А грешные ночи и дни окаянныя
Оставьте за крепостью этого дня.

Храм нам и полюшко с колосом
Ему ни начал, ни конца.
Где нищенка горбиться с посохом,
Державная наша судьба
Зёрнам даёт оберегу духовную,
Когда к его краю, порогу неровному
Громом Громадину Русь принесёт.

Трудитесь же дщери,
Мужи православныя,
Чтоб к хлебу и соль в вашем доме была.
И синие ночи,
И дни белотканные
И Правда бы ложь не пускала в сердца!

Храм наш, та самая Правда
В битве с пороком и злом.
Мы её стража
Мы её радость!
Мы её гром!

Храм мой у поля Былинного
Солнцем парит в небесах.
Снизу дорога полынная.
Рядом созрели хлеба,
Путникам льют оберегу духовную
Молния свечку зажжёт,
Когда в твою крепость - хоромину скромную
Громом Громадину Русь занесёт.


Входите же дщери,
Мужи православныя
Для правды одной открывая сердца.
А грешные ночи
И дни окаянные
Оставьте за крепостью этого дня.

Дерзайте же дщери,
Мужи православныя,
Чтоб зёрнами звёзд засевалась Земля.
И синие ночи
И дни белотканные
Хранили бы нас от воды и огня!

Мы это горькая Правда
В битве с коварством и злом.
Русь наша матерь,
Стой же за Правду,
В битве с коварством и злом.

Владимир Уразовский
3 октября 2020 г.
ст. Вышестеблиевская


Содержание
 
Глава I         Храм  звёздных  наук     . . . 3
Глава II Василек и Маргарит . . . 23
Глава III Самородки из народа . . . 36   
Глава IV Семь узлов теоремы Пифагора . . 56
Глава V         И день, и ночь . . . . 68
Глава VI Я выброшен бурей . . 101
Глава VII Небо и земля . . . 115   
Глава VIII Репу сей на Аграфену . . . 136   
Глава IX Ах, ты, сукин сын, камаринский мужик . 194   
Глава X         Мы офицеры РККА . . . .       218
Глава XI Боевая и Трудовая доблесть России . 247
Глава XII Громадина Русь . . . . 268
Фотоприложение . . . . . . . 285



Владимир Уразовский
Звезда-Полынь

Отпечатано с оригинал-макета автора
в ООО фирма “АЛЕВ”
г. Славянск-на-Кубани, ул.Отдельская, 242
Зак. 853, Тир. 200 экз.
Формат 60х84/16,  Объем 18,0 усл. печ. листов
Бумага офсетная, Печать трафаретная
Гарнитура Arial