ОЛЯ
«... Господи, какая я была дура!» – Вот, набрала по ошибке слезливое резюме, чтобы тут же его вымарать. Рыться в прошлом, как выяснилось, занятие неоднозначное. Сейчас, например, вспоминаю то давнее субботнее утро. И как сидела у зеркала, с настойчивостью египтолога разгадывая письмена! Начертано лихо, размашисто, моей любимой губной помадой по стеклу: «Назови его Алексеем. И научи танцевать». Заинтриговывает? Вот и меня заинтриговало. Ну, на первую фразу я нашлась:
– Ах, чёртов бракодел, – было самым мягким из ругательств.
Второму предложению «посчастливилось» меньше. Тут, откуда ни возьмись, появляется – кто бы вы думали? – вестник-заступник! И оч-чень грамотно разобъясняет (мина у него при этом похоронная), каким невозможным сокровищем я владею. И что до времени это сокровище нужно скрыть.
– Вот и Геннадий Сергеевич рекомендует... – мягко, но внушительно, добивает меня заступник. Добил! Ох, граждАне, как же я смеялась...
Так мы оказались в Инжавино: я, а потом и Алёшка. В Максимовом доме, с его миллионом в зубах. Мой знаменитый «па», который внезапно вернулся и которого перспектива стать дедушкой отнюдь не вдохновляла, узнав о моём решении, обрадовался. Даже напутствовал:
– Корову купи!
Вместо коровы я купила машину. И мебель в дом! Потому что коттедж, удобный и новый, был пуст, как ангар. Напрасно я надеялась хоть по вещам, какими обычно дорожит человек, составить представление о личности бывшего владельца. Нет, ничто не указывало. Максим не жил здесь, он здесь спал. Да и то редко. В общем, «встреча» не состоялась.
Ну и пусть! Я ни о чём не жалею, чего жалеть? У меня всё имеется: красота, здоровье, достаток, не говоря уже о сыне. Для полного счастья только романа не хватает. И разумеется, я этот роман нашла! Нет, ещё пока не любовный, а ... рукописный. Манускрипт! Иными словами, Сергеевы «страсти» по Спасателю.
Как-то раз заявляется ко мне бывший старлей (из липецкого своего затворничества). И ну метать громы и молнии, потрясая кипой дешёвых книг, как удачливый воин победным трофеем! Тычет мне под нос свои «бестселлеры», живо их комментируя:
– Вот! Вот и вот. Это, мать, новая волна пошла. Было затишье, а теперь... теперь адюльтер. Да какой адюльтер – клубничка на пенсии!
Вот эта, к примеру... «девицы» за шестьдесят в групповом сексе с Хозяином. А вот ещё перл: «Откровения стриптизёрши», – тоже, кстати, давно в отставке. А это как тебе: «У чудовищ морали нет»? – по-моему, просто клиника, тяжёлый случай. И ведь что характерно, их читают! Всю эту неправдоподобную чушь, макулатуру эту невероятную!
– Так уж и невероятную, – фыркнула я, – твой кумир всегда был ловеласом.
– Но не настолько, чтобы западать на старух!
Верно, тот предпочитал молодых и красивых. Но каков бывший старлей...
– Неужто хочешь, чтобы твой сын узнал кем, а главное, каким! был его отец, штудируя всё это?
– Подрастёт – расскажу! – разозлилась я. И он немедленно перестроился. Достаёт из кармана пачку мелко исписанных листов:
– Читай. И присоединяйся!
…а они все в кофейных кругах и других пятнах, нечернильного происхождения.
– Селёдку не заворачивал? – ядовито справилась я.
– Да ты знаешь… – стал он оправдываться, – пишу при свечке – вдохновляет! Хочешь, набери на компе. Мне нельзя, в метре от меня электроника дохнет.
Так мне было предложено стать соавтором. И я, уже соглашаясь, беспокоилась лишь об одном: не будет ли и мой, абсолютно правдивый, мемуар той ма-а-аленькой каплей дёгтя?...
– Нет, – успокоил меня Сергей, – Макс был живым, и этим всё сказано.
Ну что с него взять – заступник! Вечный заступник. А главное, он любит, этот чудак. Любит своего Макса любовью высокой и чистой. Как сказку. Как мечту! Я это поняла, читая его рукопись, и ещё поняла: мне так любить не дано. Поскольку я женщина и... земная. Мне подай, эту самую мечту, в руках подержать.
А Серёжин текст я отредактировала. Да так ловко, что он при встрече со смесью обиды и восхищения заявил:
– Ольга, ты стерва. Но стерва талантливая.
Вдохновлённая «отзывом», я принялась творить! И как бы заново всё пережила, вплоть до рождения Алёшки. Пусть его бесследно сгинувшему отцу громко-громко икается там, в его невозможном далеке! Как от безутешных экстрасенсов.
... Было дело, Сергей заманил меня и Алёшку на этот их слёт…или форум? Неважно. Главное, тайга... глухомань комариная... Под каждым кустом – по медитатору. А бывший старлей у них председатель. Не успеет скомандовать – все сразу в транс! И сидят так, пока не «расколдует», изучают информационное поле. По словам Серёжи, тут целители со всего света, и всякому паранормалику здесь рады, всем «добро пожаловать». Но, будто бы, вся их армия не заменит одного Макса.
Наверное, бывший старлей прав, наверно, ему виднее, ведь он это поле создавал. То есть, не то чтобы создавал, оно всегда было. А теперь к нему ещё «прилагается» теория. Теория Единого Информационного Поля, которую и создал Сергей. Разумеется, с подачи «незабвенного».
О, да, его здесь не забыли даже спустя девять лет. Среди экстрасенсов-целителей по-прежнему ходят легенды о нём и о вселенской катастрофе, которая чуть не случилась. Не знаю, как насчёт катастрофы, но заварушка была порядочная. Во-первых, целый край остался без электричества почти на сутки, во-вторых, поисчезало много самолётов. Правда, они потом обнаружились… где поспокойнее... над Бермудами, например. Ещё имел место массовый обман зрения – так с ходу квалифицировали феномен, якобы наблюдавшийся с борта космической станции: полярное сияние в безвоздушном пространстве! Почему обман? Потому что с Земли ничего такого не наблюдалось. А на станции главный компьютер завис – не достучишься. Тоже ведь феномен, да?..
Нет, но какой скрытник!.. Это я про Серёжу. Почему-то о главном подвиге своего кумира бывший старлей не любит распространяться. Даже я, до знакомства с рукописью, только и слышала от него: «Макс беду отвел, вот и ладно. Алёшке меньше останется». Знаю, Алёшка в его глазах – истинный сын своего отца. А сын у меня нормальный! Чему я очень рада.
«Назови Алексеем», – назвала, «научи танцевать», – учу. Дальше что? Карьера исполнителя? Серёжа посмеивается: погоди, мол, увидишь. И я увидела...
... Их было много. Таких несхожих породой и, если угодно, статусом. Аристократы крови – охотничьей, преимущественно, – в молчаливом соседстве с простыми, смахивающими на бездомных. Куцые и длиннохвостые, с шерстью и без, то естъ почти нагие... Но всех одинаково била дрожь, а на мордах сияло подобие экстатического восторга. Они ждали, собаки. Как ждёт придворная челядь выход Его Величества. Чтобы раболепно и верноподданно служить! Спрашиваете, кого они ждали? Алёшку.
Было это утром, и я не придала значения. Тут конец учебного года, тестирование на носу... И мне не до каких-то собак, случайно отпущенных их владельцами. Только и озаботилась, что на машине отвезла ребёнка в школу, а после уроков забрала. Но вечером был новый хадж!
И понадобилось всё умение Сергея, вызванного на помощь, чтобы отвадить четвероногих паломников.
– Хозяина чуют, – объяснил Сергей, – настоящего Хозяина, поняла? – И, глядя на псов, уже разбегавшихся по домам, прибавил:
– Сперва собаки, потом и остальная живность.
Вот от такого его «обещания» мне здорово поплохело, граждане! А он Алёшку моего за руку взял и говорит:
– Пошли, капитан. Научу тебя отручающий посыл делать.
И повёл от меня... Повёл, моего маленького, огородами, куда-то к Лысой горе. Алёшка вприпрыжку бежит, ему интересно. А мне несладко. Получается, ему бывший старлей, от которого электроника дохнет, ближе, чем я?
И ворохнулось во мне огромное одиночество. И я, чтобы как-нибудь его избыть, заплакала. А бывший старлей, приведя Алёшку, сразу заторопился домой. Его, мол, жена просила не задерживаться. Подкаблучник!
Я так расстроилась, что чуть не позвонила Геннадию Сергеевичу. Ага, прямо Директору Управления. На предмет поплакаться в жилетку! Кроме-то некому... Даже мама не посвящена в тайну Алёшкиного происхождения. Нет, конечно, я не позвонила. Чего напрягать занятого человека?
Потом наступило лето и всё наладилось. Лето прошло безоблачно, то есть без никаких сюрпризов. Ну, если не считать таковым внезапный визит Игоря. Каюсь, о нём, тоже «посвящённом», я не вспомнила, потому что Игорь сейчас знаменит. Сколько же мы не виделись?..
Помню, я привезла годовалого Алёшку к маме, а он как раз поступал в Академию Художеств. Мы встретились совершенно случайно, на улице. Игорь в ту пору был несыт, бездомен... и полон замыслов! Говорил исключительно о скульптуре.
...Всемирная знаменитость изволила прибыть с друзьями. И подругами… по цеху, надо полагать? Так я и сделала, а ничуть не смущённый Игорь меня представил:
– Вот, други мои, женщина, в которую я тайно и страстно влюблён!
Обнародованную страсть маэстро излил в поцелуе. И нам уже зааплодировали (в расчёте на продолжение), но тут он вдруг рассердился, взял да выставил всю свою банду вон, по-ихнему, на пленэр.
– И чтобы до обеда не возвращались! – напутствовал Игорь.
...Мы гуляли с ним в саду, до краёв налитом солнцем и запахом яблок. Грызли что нравилось, смеялись, вспоминали старое. Меня удивило и тронуло, как он, не по-моему бережно, относится к старым друзьям. Ведь никого не растерял, обо всех знает не понаслышке! И я спросила, слегка уязвлённая:
– Что ж не заезжал? Или в друзьях не числишь?
Игорь отшутился:
– Числю в невестах. А к невесте в рубище... это не мой стиль, дорогая.
– Только на белом коне?
– Только так
Вот и удержись тут от маленькой мести – конечно не удержалась!
– Хороший стиль, – похвалила я, – поскольку не исключает «боевых подруг». Удобный стиль.
Прежний Игорь, которого я знала, наверняка бы смутился, но этот ,новый, непокобелимо самоуверенный, даже глазом не моргнул.
– Ты про этих, что ли? У-у-у, сумасшульки какие-то! Таких, Оль, на выставках полно. Вот и эти... Прилипли ещё с Токио, все колени мне обрыдали дорогой. Жалко же... – снисходительно пояснил он. – Что с них взять, – тяготеют к искусству!
Но, наверно ,по мне было видно сомнение, к чему «тяготеют» его сумасшульки, и он – наконец-то! – слегка обеспокоился:
– Ты, Оль, не думай, я их всех раздарил товарищам. На кой они мне?..
Я хотела съязвить, но не посмела. Потому что увидела его глаза: прежний Игорь глядел на меня оттуда с прежним обожанием. И я смутилась. Не знаю почему вдруг опустила голову, а он пробубнил мне в макушку:
– Выходи за меня, Оль. Правда, выходи!..
Я обещала подумать.
…Есть сон, когда я летаю. Я не помню его целиком, этот сон, но всегда просыпаюсь с ощущением чего-то хорошего. Мне чудятся две зелёных крыжовины, омытые тёплым дождём. И я вопрошаю:
– Где ты? Мне ведь немного надо: только знать, что ты жив, и всё у тебя хорошо.
* * *
– Маэстро, музыку
О, какая неожиданность... Я восхищён сюрпризом, не то слово, я покорён и очарован! И счастлив-счастлив-счастлив – до бесконечности! Что Вы избрали именно меня, Мадам.
– Форте, Маэстро, престо! –
О, как пылко сверкают Ваши зубы! Как искренно мерцает дождинка, вот тут, в правой глазнице... Как грациозен весь остов во влаге тумана… Как откровенно белеет Ваш локтевой сустав, ложась на моё плечо!
– Престо! Престиссимо!..
АХ, как взметнулись скрипки!.. Вы слышите, слышите, Леди? Не правда ли, это волшебно! Но что с Вами? Что-то не так? Отчего так дрожат Ваши члены? Ноги, не попадая в такт, сбиваются с ритма, тусклый взор мертвеет... О, мон амур, Вы устали? Понимаю... Только шепните, неподражаемо, как умеете только Вы: «Я таю... таю...» – будто шелест сухой листвы на ветру. Только шепните, как шепчет ветер вечности: «До встречи... До встречи, о, куртуазнейший из смертных!» И вздохните тихонько: «Как Вы добры, Милорд, как Вы...»
– Бал окончен. Тише, Маэстро, тише... Разве не видишь? – ладони мои пусты.
К о н е ц
Июнь 1997 г. – октябрь 1998 г.