Книга первая. Глава 7. О человеческих слабостях..

Элеонора Журавлёва
О ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ СЛАБОСТЯХ НЕЧЕЛОВЕКОВ
ИЛИ
КАК УХОДЯТ ПО-РОССИЙСКИ


ОЛЯ


По пятницам я выходная, вот и сегодня. Проснулась ни свет ни заря – рефлекс трудоголика – сижу и завтракаю в обществе Трефа. На экране новости показывают. Так, ничего особенного – НЛО. Интересно, почему их так манит столица? Опять неопознанные, опять над Москвой… Неопознанные?! – я подскочила,  чуть не уронив поднос с завтраком. – Да это же…  ух, здорово! – карета и лошади, как из фильма про старину!  И по-моему, такой вид транспорта называется… экипаж, вот!


Хохоча как полоумная, подавилась куском пирожного, а пока откашлялась, на экране уже произошли изменения. Теперь кареты во весь экран, их снимают из вертолёта, слышен стрёкот винтов… Эх, до чего красиво! Экипажи, все три, раззолочены под пасхальное яичко, кони-красавцы, рыжие, как огонь! И извозчики  не хуже: в старинных камзолах с галунами, машут руками и кричат. Отнюдь не приветствия! Они на доступном русском требуют, чтобы прекратили съёмку. И убирались бы в известное место! А в подкрепление ещё неприличные жесты показывают.


Отогнали. Теперь летучий кортеж виден издали. Доносится песня! Исполняют не знаю что, но дружно, с увлечением, как на свадьбе. Попели, покрасовались и – в лучших традициях НЛО – исчезли. А вежливый диктор, в лучших традициях телевидения, извинился за неопознанных невеж. Ну а я помчалась к подруге. Можно бы и позвонить, но я буквально на месте усидеть не могла.


Есть у меня подруга-домохозяйка, дама со связями, из тех, что знают всё про всех и обо всём. Вот к ней я и мчалась за подробностями этого утреннего происшествия с неопознанными. Спросите почему? отвечу: одного из них я опознала! Но слишком коммуникабельной Галке не расскажу, как узнала мелькнувшее  в  кадре  лицо  ближайшего  возницы.

 
... Вот интересно, ищешь одно – находишь совсем другое. Думаешь другое, а оно, это другое, как раз то самое и есть! Если верить подруге – а почему бы ей не верить? – все силы СМИ в настоящий момент брошены на штурм Управления. И буквально держат в осаде «Лубянскую твердыню», дежуря с утра, причём слухи ползут самые разные. Что-то про какую-то операцию, небывало грандиозную, и как следствие - про украденных якобы коней. Ага!


Ага-то ага, но кому, как не мне, знать о чрезвычайной скрытности моего дорогого ведомства! И вот, зная эту скрытность, я отступила. Из вежливости посидела ещё немножко, поболтала с подругой и ушла.
Вернулась домой, можно сказать, несолоно хлебавши, да вдобавок  ещё и продрогла!


После тропической жары последних дней нормальная майская температура кажется чуть ли не стужей. А в квартире тепло и пахнет... розами?  Вот новое дело...
Как ищейка поводя носом, двинулась я по коридору. И побаиваясь слегка, вдруг вор? А что,  сентиментальный такой вор, любитель роз! Принёс цветы в ограбленную им квартиру. Для настроения! Я фыркнула: шутки шутками, но если не вор, то кто?


Испугавшись своей внезапно вспыхнувшей радости, нахмурилась: лучше вор!  И толкнула дверь спальни...
Ах, флакон разлитых духов так не пахнет! Всюду розы, розы охапками: в вазах, банках, даже в стаканчике для карандашей. Не комната – оранжерея. А посреди цветочного великолепия – он, дезертир, собственной персоной! Уже успел слопать мой завтрак, насвинничать на столе... И теперь забавляется с Трефом, оба довольны.

 А этот ещё с ногами на диване, даже туфли не снял! Увидев меня, он сразу полез целоваться, вместо «здрасьте» полез целоваться... Нет, каково?! И пахло от него не розами – коньяком от него разило, граждане!
– Отмечали... – снисходительно пояснил он, заметив моё неудовольствие. – Подчистую срезать головку мафии небось не каждый день случается?


После подобного вступления я сочла за благо не обижаться. И проявив максимум такта и внимания, спросила:
– Может всё-таки разуешься?
Он разулся. Поглядел на меня с интересом и ... разделся. Заодно раздел и меня. Шторы мы задёргивать не стали...


– Восполнять потраченные калории, сестрёнка, лучше всего не пирожными, а мясом. На худой конец - рыбой, – вот как он разглагольствовал уйму времени спустя.
Это когда уже мы – вдвоём! – приготовили обед, успели чокнуться шампанским и приступили к дегустации жаркого. То есть, приступил-то,конечно, он, а я, сгорая от любопытства, его расспрашивала. Обо всех событиях и приключениях, связанных с операцией.


Рассказ в его самобытном исполнении вышел ярок и весьма красноречив.  И вполне обличает рассказчика как беззаветного враля и хвастунишку. Чего стоит, например, его: «И вот усадили мы их на… огнедышащих змеев!»
– ...Да, сестрёнка, на змеев. Крылатых, стало быть, и огнедышащих. Полинявшие к этому часу наши пленники грузились безропотно, но бестолково. Их на одно пресмыкающееся насело больше, чем на два других, и пришлось отбавлять.

 Во избежание воздушной аварии, милая, – наставительно поднял он палец. – Вот ты, небось, думаешь, рождённый ползать -  летать не моги? Ничего подобного! Летели ещё как, только ветер свистел, А уж в небе-то... хорошо! Там, сестрёнка, свобода, простор, в небе... По жилам не кровь – молодое вино. И конечно, у всех эйфория сделалась, наши изрядно подуставшие организмы встряхнуло… И оторвали мы песняка!

 Сперва в три глотки: я, Серёга да Игорь, потом нам стали подтягивать из карет.
– Змеи, выходит, с каретами были, – уточнила я нарочно, чтобы подловить врунишку. Но он ловко вывернулся:
– Сам удивляюсь, попались какие-то нестандартные рептилии. Особенные какие-то, с прицепами в виде карет.
– И с копытами, – пискнула я, – змеи твои, с копытами!..


Его «фирменный» хохот чуть не смёл меня с табуретки. Он пришёл в совершенный восторг, заявив, что я как царица Савская, которая тоже была умна, но далеко не так красива. Словно он её, эту царицу допотопную, видал! А теперь будто бы я у него за царицу. И мне пришлось раздуваться от гордости и принимать почести, как то: кормление моей царской особы виноградом из его верноподданных рук. А накормленная, я опять превратилась в «сестрёнку».


– Догадайся, сестрёнка, как нас встретили в Управлении?
От догадки во мне что-то булькнуло. Геройски сдержав рвущийся из меня смех, сохраняя в лице сосредоточенное внимание, я по мере сил подыграла затейнику:
– Надо думать, с оркестром встречали?
– Какой там оркестр! – возмущённо всплеснул он руками. – Именно - ни единой литавры, ни даже плохонькой скрипицы! Одни лишь попрёки и оскорбления.


– Неужто так плохо? – всерьёз удивилась я.
– Нет, вперёд похвалили, – справедливости ради признал он, – хотя и с оговоркой: почему-де не согласовали с начальством! Также стволы бандитские и прочее их барахлишко, что я ночью на стол к дежурному забросил... помнишь, рассказывал? Ну вот, это тоже одобрили. Сам не верю: я ведь, сестрёнка, просто посмеяться хотел, а вышло – ценные вещдоки. Но на том все дифирамбы и кончились.


Огорчаясь безмерно, он учинил расправу над курицей в томатном соку. И только обглодав тушку, успокоился, подобрел, примеряясь к котлетам: съесть – не съесть?  Тогда я попросила:
– Расскажи, что было дальше?
Он мечтательно прищурился – сейчас опять выдумывать начнёт! А может, не выдумывать, может, правда?.. Вся штука, что у него не поймёшь, где правда, где враки, но интересно!


– ... Дальше, сестрёнка, было иго. То есть сперва, как положено, нашествие. Откуда ни возьмись, нанесло папарацци со всего города -  тьмы и тьмы! Под штандартом самоновейшей резолюции министра! Ведь умудрились же получить в семь утра, непонятно как? Жаль, этот вопрос остался невыясненным, поскольку дальше экрана их не пустили. Но за ними остался двор, а во дворе... кони. Чудеса, сестрёнка! Под обстрелами телекамер непарнокопытные быстренько перестали быть просто фактом зоологии.

 А превратились они теперь в сугубо юридический факт, – скорбным голосом поведал Спасатель. – Ах, милая, ну что в них плохого, в тех конях? Ребята вон... торбочки им на морды... геркулес... Скотинка наелась, удобряет почву... Радует глаз, наконец! И кому какое дело, «откуда» эти кони и «зачем». Разве что начальству в Управлении.


– Но ведь правда непонятно, зачем весь этот маскарад? – вступилась я.
– Так красивше, – убеждённо ответил он. – Я и начальству так, по уму: красивше, мол! Возражений не нашлось... – Он ухмыльнулся довольно и продолжал, энергично жестикулируя:
– Не нашлось возражений по первому пункту, достали на втором: «откуда?» И будь спокойна, я увиливать не стал. Сразу, то есть, запустил обе пятерни себе в шевелюру: хрясь! – пучок, хрясь! – другой... Сопровождая выкриками, типа: «Я был нетрезв! К тому же перенасыщен энергией! Меня прямо искрило!!!» – со слезою, естественно. Самобичевался до полного одурения. Войдя во вкус, ещё посыпал голову пеплом!


– Ну и как? – ахнула я, чувствуя, как во мне разливается сладкая жуть.
– А никак. Никакого эффекта. Прямо мистика какая-то! Я, можно сказать, убиваюсь, а мне: грабёж есть грабёж, в смысле, вертай  похищенное!
От такого непонимания, сестрёнка, я почти поседел. И почти уже со¬гласился вертать всё взад: костюмчики в театр, коней на конюшню, бандитов – по малинам.


– Вернул! – испугалась я. А что, с него станется...
– Э-э-э, – погрозил он мне пальцем, – кто из нас рассказывает, я или ты? Видишь ли, милая, нелинейная телепортация – это такая дьявольски сложная штука… – и с видом кающегося грешника:
– Представь, запамятовал, откуда брал реквизит! Нет, насчет бандитов-то у меня не было сомнений, их можно бы и вернуть. Но я так рассудил: возвращать похищенное в урезанном виде несолидно. Тут либо всё, либо ничего! Я выбрал  второе.


Пощекотав мои нервы, хитрец не удовольствовался достигнутым:
– А чтобы доброе лицо Конторы не пострадало, посоветовал я дать объявление. Как раз и этих… которые по двору шастают, отлавливая зазевавшихся «управленцев», привлечь. Что за объявление, спрашиваешь? А вот: ежели, к примеру, у кого чего пропало, то пусть не беспокоится. А обращается пусть прямо на Большую Лубянку, по известному адресу!

Ну разве не странно, милая, что за такое... гм, респектабельное предложение я был назван «несерьёзным человеком»? Но ещё более странно отреагировали мои дорогие спутники. Сережа насупился, процедив: «Это уж слишком...». А Игорь сделал движение прикрыть меня собой. И тут до меня дошло, что это было... ругательство!


В его глазах вспыхнул опасный огонёк.
– Ну, быть обруганным я люблю не больше других, – сообщил Спасатель, – потому и припас кое-какое средство. А теперь предъявил!
«Будете браниться – чип не отдам», – говорю самым своим ласковым тоном. Означенный чип тем временем уже посверкивает в своих кристаллических лучах. Ма-а-ахонький, не больше зёрнышка... Но при виде его весь начальственный состав Управления  сделал  стойку.


«Ах», – роняю детальку на пол, – «какой я неловкий!» – сам туда же роняюсь, искать. И в компанию со мной – весь начальственный состав по убывающей: сперва наиглавнейшие командиры, за ними следом – их подчинённые.
– Профессионалы, сестрёнка! – В голосе Спасателя опасливый восторг:
– Заметь, из них ни один не спросил, зачем этот чип да откуда он? Профессионалы…


И вспомнив что-то, даже подскочил от волнения:
– Нет, ты подумай, до чего наука дошла! Взять хоть чип. Казалось бы, лежи где упал, так нет! Сей прохвост от электроники захотел поиграть в прятки! То копеечкой прикинется, то блестинкой какой-нибудь невнятного происхождения, то ещё какой гадостью. Известное дело, глумится вражеский чип! А мы, объятые азартом, его преследуем.

 Все при чинах, при регалиях, один я простой. И мне, конечно, неловко ползать среди высокой компании, стесняюсь, короче. И по свойственной мне застенчивости (он так «скромно» потупился, что у меня начались колики) я не заметил, как выбыл из игры. Стою теперь, изображаю арбитра на поле:
- Вон, вон!.. В щёлочку закатился!


А рядом Геннадий Сергеевич – он тоже вне игры – дёргает меня за рукав и шипит страшным шёпотом:
– Отдайте! Отдайте сейчас, плут вы этакий!..
На что я:
- Кричите «гол», тогда отдам.


…Приятно всё же иметь дело с профессионалами, сестрёнка. После недолгой внутренней борьбы полковник зажмурился и...
– Го-о-ол! – звонко так. А ему дуэтом:
– Нашёл! – это одному из ползавших окарачь улыбнулось счастье.


Жаль, милая, ты не видала их лица в тот момент. Детишки на именинах так не радуются!  И я, до глубины растроганный, подумал:
– Нет, всё-таки они не безнадёжны!   Люди как люди, просто давно не читали сказок. Вот и стал для них сказкой несерьёзно добытый чип, а «несерьёзный» субъект вроде меня – сказочником.


...Так я подумал, отдавая в их честные руки ключ к секретам Организации.
Он замолчал, улыбаясь своим воспоминаниям, мне же не терпелось спросить о пленниках.
– Бандиты-то? О, этих приняли как родных, лучше нас. – Он очень забавно изобразил, как «приняли» бандитов:
– Ах-ах, чего желаете? Камеру отдельную? Духовника? Не извольте сомневаться, устроим! И иконку дадим, хоть триптих.


– А что же плёнка? – вспомнила я его операторский дебют.
– Смонтировали в лучшем виде! И знаешь что получилось? Полнометражный документальный страшнюк! Жанр тоже определили в Управлении. И квалифицировали как «мощной силы инструмент воспитательного характера».
Спасатель засмеялся:
– Я бы проще сказал – розги! Там, видишь ли, есть одно место, сестрёнка, от коего затрепещет всякий, в ком совесть не чиста.


– Шефу мафии, наверно, и не снилось, во что отольются закладки, – фыркнула я, – закладки… какими он сам же свой особняк начинил.
– А ещё там телекамеры были и другая техника! – подхватил Спасатель. – Грех было бы не воспользоваться, правда?


– Грех, грех, – мурлыкала я, садясь к нему на колени. И мы с ним целовались, предвкушая куда более сладкий грех!.. Вот он жарко зашептал мне на ухо:
– Дюймовочка..
Ах, так ли уж важно, что вообще-то я баба довольно крупная, «дюймовочкой» кажусь только в его атлетическом воображении? Неважно, неважно.. Главное - меня носят на руках! И вот я парю, обнимая могучие плечи и заглядывая в глаза, яркие-яркие, зелёные с золотыми искрами! Глаза смеются, глаза ждут...


…Совсем стемнело. Идёт дождь, я слышу легкую дробь по подоконнику. Надо бы встать, закрыть окно, но мне лень. Я гляжу на спящего рядом мужчину. В сумерках его лицо выглядит хмурым..нет..тревожным! Он и дремлет вполглаза, словно прислушиваясь к чему-то. Морщинка вот залегла меж бровей – раньше такой не было. Между сейчас и «раньше» дистанция смехотворно маленькая, всего в несколько дней... а только вехи на этом пути мне незнакомы.

Это его вехи. Одна из них – морщинка. Я провожу по ней пальцем, разглаживая, провожу и провожу, упрямо, почти зло. Пока не сознаю, что это ревность. Отчаянная ревность к его прошлому, в котором не было меня. Тогда окликаю:
– Максим!
– У-у..
– ..ты любил когда-нибудь?
Он так долго молчал, что я решила - не ответит. Ответил:
– Было. Давно. Спи!


И я засыпаю с мыслью о завтрашнем утре. Ведь на дежурство мне не с утра, и мы ещё успеем наговориться. Если, конечно, он не исчезнет, как в прошлый раз. А он, конечно же, не исчезнет... Потому что вернулся.
..Господи, какая я была дура!





                СЕРГЕЙ



Пора... Пора прибраться в себе. А то опять у меня ностальгия, почти вчерашняя. Десять баллов по безнадёге!
Вчера проводили Макса. Был банкет в Управлении, нас поздравили. Потом все разбежались: аресты, допросы... И только мы, вольные, остались втроём. По такому случаю Геннадий Сергеевич уступил нам свой кабинет на время.

 Там и простились. Хорошо простились, по-человечески! Потом Макс ушёл к Ольге. Был уговор всё ей рассказать, а Макс не смог. Ну я-то знаю почему, я его понимаю – сам такой. Не выношу, когда женщина плачет. И мы, как он ушёл, ещё спорили: заплачет или нет. Игорь уверял, что нет – Ольга не плакса! А я сомневался, потому что помню, как она Игоря оплакивала. Не забыл, выходит, и Макс. Вот, ночью слышу:
– Я струсил, Серёжа, – дорогой его голос.


На часах без четверти три. И мне не надо объяснять, в чём конкретно он струсил. Я просто безумно рад, что он ещё на Земле, и – к чёрту ностальгию! – хочу его видеть немедленно.
Едва отзвучало во мне эхо его слов, как я стартовал. Тем самым «апокалиптическим» способом, о котором уже рассказывал. Но теперь путешествовалось немного иначе. Во-первых, меня сразу же «засосало» в тоннель, длинный-предлинный, где я довольно долго порхал ветреной бабочкой, заплутавшей во тьме. А когда порхать надоело, тоннель наконец оборвался и я вылетел прямо на свет. Нет, не дневной – совсем особый!


Действительно, из чудес, какими Макс одаривал за время нашего знакомства, это чудо было особым. Великолепный овоид – я так понял, плазменное тело Спасателя – покоился в паутине ажурных лучей. Как драгоценный алмаз в оправе! Но только этот алмаз двигался. Лучи то радиально раскидывались, то свивались кольцами, бурлила россыпь огней внутри…


Их цветные узоры чередовались в определённой последовательности, ритмически повторяясь. По-моему я наблюдал какой-то жизненный процесс. И невольно залюбовался: на ум приходили космические сравнения, а ещё – с миром подводных глубин и их самосветных обитателей.
– Здорово, спутник! Быстро ты... А я вот решил дозаправиться, кушаю. Хочешь глазами посмотреть?



Ещё бы. Ещё бы я не хотел глазами!.. Плазменный Макс безусловно хорош, но вижу я его не зрением. Да и успел соскучиться по его конопатой физиономии.
Тут рябь смущения на его прекрасном «челе»:
– Ой, извини, дружище, не получится глазами, сейчас не штормит и поэтому  нужен донор. А из доноров здесь… кроме чаек да игуан - никого. Хотя... Можно слепить фантом. – И Макс просиял всеми цветами радуги. – Вот тебе автономный фантом в натуральную величину!


…Его последняя земная пристань оказалась островом. Даже не остров – островок в океане, а если ещё точнее – маленький скалистый риф. Слегка прибрызганный лишайником и клочьями жёсткой травы. Всё население – устрашающего экстерьера ящерицы. И чайки. Их помёт буквально выбелил место, где я сидел. Сидел, потому что имел теперь тело, на вид – моё. И наслаждался зрением и слухом. Если уместно считать наслаждением то, что мне открылось.


В распадке между скалами тесно от Максовых щупалец. Или корней? Не знаю, я не ботаник. То есть, не зоолог. Тьфу ты, чёрт, запутаешься! Ведь эта скользкая хрень уже подбирается к моим ботинкам! Пусть фантом, всё равно жалко, я не Макс, управлять фантомами не умею. Хоть бы ноги подобрать... от червей подальше. Уф, получилось! Теперь можно приступить к осмыслению.


Попробуем рассуждать логически. Может, это он оттолкнуть меня решил? Например, ввиду расставания, чтобы я не горевал о нём. Не люби, дескать, целее будешь! И если так, то почти добился: мне не нравится любить червей. Даже не верится, что они и Макс – одно целое. Иное дело плазмоид. Но почему? Почему?... Да потому что красив!  Однако за фасадом его красоты вон что стояло...


Я почти ухватил, почти!.. Но мысль ускользнула, не оформясь. Вот бы у Макса спросить. А что? Спросить напрямик: «на для» он меня так, фэйсом об тэйбл? Ведь нарочно подгадал, змей! Будто раньше не мог заправиться. Нет, не ответит...
Я уже забыл, что прибыл сюда без приглашения. И Макс ещё, можно сказать, заботу проявил. Мог бы не проявлять! Сижу вот...с комфортом, на камушке... В дружеском окружении аппетитно чавкающих отростков. Гляжу, как эти ребята трудятся, обгладывая скалы. И мне нехорошо.


Но уже что-то брезжило, обещая понимание. Вспомнился вчерашний разговор (это когда мы сидели втроём после банкета). Не помню, кто из нас начал, но разговор вывернул на большое. Об информационном поле и человеческом факторе. Мы с Игорем насели на Макса, что называется, по горячим следам, Макс – отнекиваться: он-де сугубый практик, высказываться не привык.

 Вот попробовал с шефом - и что? Не убедил. А Игорь ему: «Да об этом не говорить – кричать мало!» Тут Макс завёлся: «Вот вы и кричите. Вы, люди! А я уж своё оттрубил». Ну, это он умеет, Макс - отделять себя от человечества. А потом опять прилеплять. Короче, мы его раскрутили на малоприятный для нас ответ.


По его словам, всякая мысль, попав в информационное поле, черпает оттуда энергию и живёт. Ладно, если эта мысль добрая, а когда нет? Как часто мы, без преувеличения, выпускаем на волю джинна! Да ещё смеем удивляться безудержному росту глобальных катаклизмов – войн, катастроф…


– Природа болеет нами и защищается, как может, – горячился Спасатель. – Допустим, потенциал стабильности во Вселенной пока велик. Пока! Но мы же не успокаиваемся. Мы же всё время испытываем Его терпение!
– Чьё? – глупо спросил я, ошарашенный.
– Бога, – удивлённо вскинул он брови, – а вы что думали? Да, милые мои, Бога. Создателя, Творца! А всё почему? Плодим Хаос, в то время как должны его уменьшать.


Тут уже не вытерпел Игорь:
– Ну и как, по-твоему, его уменьшать?
– Постигая, – ответил Спасатель. – Только так, через нас постигая Хаос, Бог познаёт самоё себя. И становится сильней.


Я  попробовал догадаться:
– Хочешь сказать, нам следует изучать информационное поле?
–  И  собственное  я,   –  прибавил он.
... «собственное я»... Ох, сдаётся мне, именно здесь собака зарыта!


«Лаокоон», ползучими своими «гадами» увитый, не спеша насыщался. Я страдал. Копаться в себе, оказывается, сложно. А море по-прежнему шумно накатывалось на скалы. Древние ящерицы, с глазами сфинксов, отдыхали на скользких камнях. Кричали чайки. И всё это длилось и повторялось, и, кажется, всё это уже когда-то было, давным-давно… вздохи волн, крик чаек, моя рефлексия...
Вдруг, в какой-то неуловимый момент пришло понимание: действительность многомерна. И постольку – взаимосвязанна! Измени угол зрения – и увидишь эту связь: всего со всем. Я понял, прочувствовал!..что сделал самое важное открытие за всю свою жизнь.
Теперь меня перестали напрягать эти Максовы щупальца. В гармонии мира, мне открывшейся, нашлось и для них место. Знаю, найдётся и для другого, из разряда объектов человеческой нетерпимости. Подумалось: «Вот и этой болезнью я переболел. Макс будет доволен». И только успел подумать, как слышу:
– Заждался, Серёжа?
Он широко зевнул. Зевок поглотило море и выплюнуло с шорохом волн:
– …корнеподии... убрать...
Ах, корнеподии, оказывается – прелесть какая! Меня затряс смех, беспричинно-счастливый. А уж Макс-то, Макс хохотал!.. И хохоча, убирал эти свои корнеподии. Они у него в мышцах располагаются, капсулы такие, размером с ноготь. А при необходимости дают ростки. Теперь Макс обычный. Большой ребёнок! Взбрело вот в голову понырять со скалы и ныряет. В компании с ящерицами. И они там играют, в прибойных волнах. А мне завидно. Нам, фантомам ,всегда завидно на других!
Некстати вспомнилось о близящемся расставании. Я погрустнел. Озябший Макс тоже уже расхотел купаться, пришёл и лёг рядом на камень. Мы молчали с ним, созерцая гонимые ветром облака. И мне он казался облачком, которое вот-вот растает.
– Как я буду жить без всего этого, Сережа, как буду жить!… – вырвалось вдруг у него. А я порадовался, что фантом и не могу плакать.
Но, чтобы чем-нибудь ему помочь, опять подтвердил:
– Насчёт Ольги не беспокойся, Ольгу беру на себя.
И был рад увидеть его улыбку.
... Он встал.
– Ну, мне пора. Да и ты не задерживайся на острове, в Москве уже утро... Помнишь, о чём договорились?
Конечно я помнил. Я ведь теперь что-то вроде его душеприказчика. Так, кажется, в старину назывался распорядитель имуществом умершего? Потому что Макс всё равно что умер. Какое это страшное слово – «навсегда»! А ещё обо мне. О, я помню:
– Тебе много дано, Сергей, в чём-то ты сильнее Деда, а тот был мастером. Так вот, не вздумай оживлять – погибнешь! На это нужна настоящая Сила, такая, как у меня.
У Макса погиб друг, давно, в юности. Хороший был друг, богатый и щедрый. Костей звали...



Он велел отойти на десять шагов. В своём иллюзорном теле я проковылял нужное расстояние. А когда обернулся...
На секунду, всего на миг! блеснула грань маленькой пирамидки, сотканной словно из воздуха. В тесном её чреве скорчился Макс. Только один миг я его там видел: голого, с сосульками непросохших волос, лежащего на дне. Успел услышать далёкое:
– Прощай!..
Всколыхнулось пространство и ... разгладилось. Светлый демон мироздания покинул Землю, аккуратно закрыв за собой дверь.