Ну почему, почему мне опять не везет? Знаешь, что произошло? Не, ну правда, глупость. Ты бы посмеялся…
Только вчера он писал мне сообщения в аську и говорил, что готов общаться, а сегодня я видела в клубе, как он обнимался с другой. Она- колобок какой-то, и блондинка!
А на меня вообще ноль внимания.
А предыдущий? Тоже был такой красава! Ну вот точно, как ты на фотке на балконе. И тоже ни о чем… Сначала встречались, а потом слился, словно и нет меня!
И если бы я тебе сейчас все это рассказывала, ты бы внимательно просмотрел на меня и, не смеясь, сказал : «маленькая моя… они тебя недостойны».
Я всех, всех их ищу похожими на тебя…
Я уже научилась выделять из толпы только таких.. Внешне, конечно, таких. Потому что точно ТАКИХ не бывает, только ты один.
Каких таких? Нууу, как смесь Джима Моррисона и Курта Кобейна. Роскошных.
Иногда с бородкой, а, может – нет...
Вот у тебя – у тебя почти не росли волосы на подбородке… И свободных очень, как ты… С развевающимися волосами.
Как хочется этой вот свободы! Собрать ее со всего мира в свой мир. Вместо тебя! Вместе с Тобой.
А я знаю: музыканты - они все капризные.. Сначала их надо обожать, а потом они капризничают, прогоняют…
И ты тоже гонял меня. Я мешала вам с дружками репетировать. Хотя вы большую часть времени ржали над тупыми шуточками и распивали пиво. Потом бренчали. И ещё бренчали… Иногда это во что-то складывалось.
А я сидела за стенкой, прижав коленки к подбородку, и вылавливала эти достойные музыкальные фразы. Запоминала их, сочиняла к ним стихотворные строчки.. И тут же их забывала..
А потом, когда они уходили, тебе становилось грустно…
Или когда у вас что-то отменялось, либо ты сам отменял – ты оставлял дверь чуть приоткрытой.. я ждала этого знака, чуть дыша, заглядывала в комнату и стояла так. Ждала, пока ты поднимешь на меня глаза...
И вот я читала в этом взгляде – то ли мольбу, то ли разрешение зайти…
Усаживалась на пол, клала голову тебе на коленки, и ты гладил меня по волосам. Мне ничего другого не надо было! Только гладь меня по - такой же длинны, таким же кудрявым, как у тебя - волосам..
Я советовала тебе шампуни и сама заваривала травяные отвары для укрепления волос.
А знаешь, ведь для меня не существует никакого другого образа! И все отношения с мужчинами сводятся к мечте о таких бесконечных моментах единения, с головой на коленках и взаимопонимающим молчанием..
Я взрослею и взрослею, мне скоро 25… Все твердят: тебе нужен серьезный мужчина, солидный. Я ненавижу их, меня физически трясет от напыщенных и целеустремленных болванов. Гордецов, хитрецов.
Где же чистые души? Бродяги, вечные странники? От слова – «странные»…
Родители всегда говорили, что ты странный. Ты мог встать и уйти. С урока, с торжественного семейного обеда… Сначала их это бесило, потом они поняли, что бесполезно что-то тебе доказывать.. А я сидела и краснела за двоих.. Ох, как я была за тебя горда! И как же мне было стыдно – за себя. Что я вот не могу вот так же встать из-за стола и уйти. И даже не нахамить, а просто – пройти мимо. Не задохнувшись никаким гневом… За то, что я как раз-таки остаюсь, и в бессилье задыхаюсь…
Я постарею, а мне все время будут нравиться мальчишки, вечные подростки. Худощавые, и неустроенные, даже в свои 35. Скитающиеся с рюкзаками и гитарами за спиной. Или с фотоаппаратами, зная, что их снимки все равно не купит ни один журнал, и не заинтересуется даже сотня блоггеров..
Кстати, тот, вчерашний, он не музыкант, он – фотограф. Начинающий, наверное.. я не успела спросить. Они все сейчас снимают «ню» для души и свадьбы для денег. А потом их тошнит от белых платьев, и ни одной самой достойной девушке не удастся уговорить их побыть главным действующим лицом такой церемонии.
Поэтому он тянут до 30, а потом находят себе разведенных еще ухоженных дамочек, лет под 40. С ними хотя бы интересно.. И тогда молодой мальчишка спокоен, знает, что желанен и обласкан, и что ему многое прощается, надо только восхищаться мудростью своей дамы и позволять о себе заботиться...
Я, наверное, только того и дождусь. Надо всего-то лет 12-15 подождать…
И я буду ухаживать наконец за молоденькими мальчишками. Как я привыкла ухаживать за тобой, моим старшим не-близнецом!
Ты же сам ничего не мог, ничегО!
Как я плакала, когда ты не приходил ночевать! Я караулила каждый шорох, каждый скрип.. Или ты приползал часа в 3, тогда я с облегчением вздыхала, что ты просто нагрузился бухлом… Главное, чтобы бабуля не услышала.. У нее старческая бессонница. Ты , думая, что пробираешься по-кошачьи, а на самом деле – по-медвежьи вламывался в свою комнату. Дальше надо было принять горизонтальное положение - и ты сразу отрубался… Иногда успев надеть наушники.
Тогда я вставала с постели – и шла к тебе. Заботиться. Снимать ботинки...
Я надевала наушники и -если батарейка не успевала сесть... - я слушала там музыку.. пока за окнами не посереет утреннее небо.. Космический Пинк Флойд, выдирающий душу сакс и соляки Дайер Стрейтс.. Блюзы Чижа с чумовыми, как чуточку пьяными, проигрышами... А в полнолуния.. в полнолуния ничего не надо было слушать, только твой бред.. Потому что ты бормотал по ночам. Про драконов, какие-то насосные станции и про яркий свет, из которого кто-то к тебе шел…
А я представляла, как этот свет сквозит через твои распущенные волосы, и это я иду на свет Золота, к Солнцу – приближаюсь к тебе. Приближаюсь.. и вот я уже – песчинка того золотого песка, который присел на твою прядь, а впереди – бесконечно длинная дорога… и наверное так и засыпала рядом..
Главное было - смыться, пока родители не заглянули. Потому что спал ты после таких ночей долго, тяжело и непробудно.
Утром ты был хмур. Ох, как ты был зол!
Ты молчал и угрюмо смотрел в одну точку отсутствующим взглядом. Это сейчас я знаю, что это - деконцентрация. А тогда - тогда я про себя называла это «тупить с бодуна». И не дай бог, кому-то тебя доставать с расспросами! Ты мог взорваться, вскружиться вихрем, сметающим чашки и подсвечники, но – никогда криком… Ты хлопал дверьми и уходил.. Если злость была сильной – то и надолго…
Но после таких выходок обычно приходило.. Само собой, возвращался ты. Но и к тебе приходило всегда нечто новое. Образ или открытие. Какое-то знание, что ли… И вроде бы всё то же самое ты начинал делать по-новому, иначе, чем раньше.. Или это мне так казалось, потому что я успевала истосковаться..
***
Я совсем не помню, чтобы ты был маленьким.
У нас не такая большая разница в возрасте, но ты.. всегда как будто был вот таким, раздолбаем без определенного возраста… Восемнадцати лет, а может, и 28..
Себя-то я хорошо помню – сначала куколкой в розовом платьице и с кудряшками. Я была ужасная болтушка, обо всем имела свое мнение, и начинала описывать все, что видела, вкладывая свои смыслы. Иногда родителей это забавляло, иногда восхищало – они всплескивали руками в присутствии гостей, и те говорили: какая у вас девочка умная растет. И рассуждает так не по-детски…
А при тебе я не смела болтать, только тихо смотрела на тебя большими глазищами, но, кажется, и это тебе мешало –я почему-то путалась у тебя под ногами.
Потому-то ты не был ДЛЯ НИХ умным. А ты был! Они просто этого не знали. Не по-житайски умным, а по-ненашенски как-то. Молчал всегда. Но ты знал то, что, как будто, не знали родители, все взрослые. У тебя бывали такие глаза, какие бывают у детей-инвалидов, и у побывавших в военных госпиталях санитарок... Они, эти глаза, отражают то, что находится «за» страданием, после…
Потом я помню себя уже подростком, настоящим прыщавым тинейджером.. Именно тогда я стала требовать к себе внимания и выторговала у тебя разрешение иногда находиться в твоей комнате…
Тогда начала складываться наша дружба. Ты включал мне свою любимую музыку как посвящение, как приобщение. Я впитывала все.. это потом, друзьям я буду хвастать..
Ты редко играл мне.. как я мечтала, чтобы соляки Сатриани и Стива Вая играл ты, а не Сатриани и не Вай. Пусть даже не так, как они! Хуже, конечно! Но это бы играл ты!
Чтобы это Ты смотрел на меня с этих плакатов, с мотоциклов Харлей-дэвидсон, из-под тарелок Zildjian , и в шнурованной коже рядом со сценическими комбиками Маршалл.
Я любила тебя: каждый сантиметр твоего лба, каждую волосинку на руке, каждую нитку, выдерганную из расползающихся джинсов.
У меня ничего, ничего от тебя не осталось! Ни записки, ни фотки, ни даже медиатора или пуговицы от полосатой рубашки…
Кроме этого ощущения «за стеной»… когда, прижавшись лопатками к стене, плотно так, чтоб не улететь я, кажется, слышала твое дыхание через стенку. Твой стоны…
Ух, уж эта ревность! Молчаливая, клокочущая, прожигающая в области желудка ревность. Я понимала, что по-настоящему тебя можно было ревновать только к гитаре, а не к девчонкам. Конечно же, ты их тогда знал... Ты от меня их прятал – девчонок.. И от родителей. Лишь однажды - а предки уехали недели на две куда-то, не помню.. Вы пришли вдвоем заполночь, прокрались в комнату, натыкаясь на предметы и хихикая. Я слышала её заливистый смех, и как ты на нее цыкал.
Ты надеялся, что я уже сплю. Затаившись и не включая свет, я вся сделалась слухом. Мне было стыдно, что я подслушиваю, и жарко, как будто это я там, а не она…
Была возня. И твой стон. Этот единственный стон, который мне слышится всегда… Но чужим, искаженным…
За окном забрезжил рассвет, а я всё «тупила», лежа, в потолок. Ты выпроводил гостью рано, даже на напоив чаем, а я так и не вышла из комнаты.
И ты ушел тогда с ней, ненадолго. Я хотела поглядеть на постель, какая она осталась после вас. И найти хотя бы ее волос, подследник, или черную заколку-невидимку.. Ну хоть какие-то следы. И я не смогла поднять себя с кровати. Так и пролежала, не узнав, какая же она была – твоя желанная. Хотя мне почему-то кажется, что золотисто-рыжая…
Ты пытался быть нежным со мной несколько дней, а я почти огрызалась. Я могла бы спросить про неё, но ты бы уже не ответил…
***
Я еду сегодня к родителям. В ту квартиру, где я жила…
Где была та самая комната с плакатами и гитарой – то ли твоя.. то ли моя… Которую мама сейчас переделала в бело-бронзовую античную спальню.
Я наконец соберусь с силами. Со всем мужеством. И спрошу – мама, а ты делала аборты до того, как меня родила? У меня мог бы быть брат?
Я уже столько раз собиралась.. И не спрашивала. Потому что я знаю, что она мне ответит… И собственно, даже непонятно , зачем об этом спрашивать..Я же знаю ответ.
Иначе я не говорила бы с тобой сейчас… Иначе не было бы той самой юности и той самой мечты.
Поиграй мне Стива Вая, а? Так, как не играл никогда?
На последней ноте «The Prayer» я в унисон нажму кнопку звонка.