И встрепенутся в небе журавли

Юрий Сергеевич Павлов
         
"Технологическое  окно"  на  железной дороге на  несколько  часов  задержало  меня   в  небольшом  подмосковном  городке.  "Убивая"  время,  я  заглянул  в  станционный  буфет, поизучал  скучную  информацию  для  пассажиров  в  пустом  зале  ожидания  и,   выйдя  на  привокзальную  площадь,  побрел,  куда  глаза  глядят,  знакомиться   с  местными  достопримечательностями.


Две  тенистые  параллельные  аллеи  вытянувшегося  вдоль  железной   дороги  сквера  с  остатками  садово-парковой  культуры – символа  пятидесятых  годов  любого  фабрично-заводского  городка – вывели  меня к  мемориалу  Победы.
Памятник  павшим  воинам  представлял  из  себя  остроконечный  монумент,  увенчанный  орденом  Отечественной  войны. Он  как  бы  выступал  из  стены,   на  которой,  по  обе  стороны  от  него,  были  выбиты  золотом  сотни  фамилий  горожан,   сложивших  в  боях  за  Родину  свои  головы.  Перед  монументом  на  небольшом  гранитном  возвышении  была  вмонтирована газовая  горелка  Вечного   огня,  заглушенная  до  лучших  времен.


Я внимательно  прочитал  поименный  список  не  вернувшихся  с  войны  горожан – чуть  более  двухсот  человек.  Меня  всегда  в незнакомых  местах  привлекают  не  шумные  улицы  и  яркие  витрины  магазинов.  Нет.  Меня  магически  притягивают  к  себе  объекты,  хранящие  какую-то  тайну  человеческого  бытия,  как  непрочитанная книга  с  загадочным  названием:  кладбища,  мемориалы,  полуразрушенные  и  заброшенные церкви  и  часовни.


Вглядываешься  в  полустертые  надписи  на  могильных  крестах  и  надгробьях,  вслушиваешься   в  кладбищенскую тишину  и  думаешь:  кто  же был  этот   человек,  от  которого  остались   толь-ко  имя  и  даты  жизни,   каким  он  был, чего  добился  и  достиг,  какой нашел  конец  на  этом  свете?!


Вот  и  сейчас  я,  по  обыкновению,  отыскал  свою фамилию  и  удивился,  как  много  моих  однофамильцев  из  незнакомого  мне  городка  ушли  навсегда,  не долюбив, не  докурив,  как  писал  поэт,  последней   папиросы…


Внимательно,  еще  раз  проглядывая  скорбный  список,  я  обратил  внимание,  сколько  Ивановых, Петровых  и  Сидоровых  закрыли  грудью  свой  маленький  городок.  По  привычке,  обследуя  имена,  среди  однофамильцев  нахожу  четырех  Ивановичей,  трех  Ефимовичей  и  Федоровичей – по  сколько  же  сыновей  не  дождались  русские  матери,  проводив  их  с  молитвой  и  надеждой  на  самую  кровопролитную  за  все  времена  войну?

 
А  вот  среди  Александровых  или  Кузнецовых  по  одному  Ивану  и  Николаю  и  по  два  Ивановича и  Николаевича. Какое же  горе  для  вдовы – лишиться  и  мужа, и  детей?!


В  поминальном  списке  нахожу  одну-две  фамилии,  никогда  и  нигде  ранее  мне  не  встречавшиеся.  Кто  были  эти  люди,  где  когда,  под  каким  небом  они  встретили   свой  последний   час?  Мучительна ли  была  их  смерть  или  они  даже  и  не  успели  понять,  что  произошло?


Я  еще раз  пробегаю  глазами   скупой  перечень  фамилий,  проговаривая   про  себя  имя   и  отчество  каждого,  и  в  этот  миг  меня  осеняет!  Четко,  с  расстановкой  дочитываю  скорбный  список  до  конца,  гляжу  на  часы – десять  минут!


Я  представляю  залитую  весенним  солнцем   привокзальную  площадь.  9  Мая.  Убеленные  сединами  ветераны,   молодежь  и дети  стекаются  на   главную   площадь  городка.  У  них  в руках  цветы.  Сверкающая  на  солнце  медь  исторгает  звуки  торжественных  маршей.  Холодок  пробегает  по  спине…

– Ну-ка, внучек,  найди  свою  фамилию, – подталкивает  к  обелиску  бабушка  мальчугана.  Мальчик  водит  пальчиком  по  гранитным  плитам  и  останавливается  на  столбике  одинаковых  фамилий:

– Вот,  "Егоров"!  Но  их, бабушка,   много – Егоровых!
– Егоров  Александр  Матвеевич, –  это  мой  папа,  а  твой  прадедушка… А  вот – его  брат,  а  это – их  сыновья – мои  братья, – уголком  платочка  она  вытирает  глаза  и  громко  сморкается.  Мальчик,   строгий  и  примолкший,  заворожено  смотрит  на  столбик  имен  с  такой  родной  ему  фамилией…


Умолкает  оркестр,  народ  плотнее  обступает  мемориал,  образуя  полукруг  вокруг  небольшой  площадки  с  микрофоном.  Начинается  торжественная  минута.  Представитель  власти  открывает  митинг.  И  вот  вместо  обстоятельного  доклада  о  значении  Вели-кой  Победы  и  ее  предвестниках – Московской  и Сталинградской  битвах,  сражении  на  Курской  дуге,  десяти  сталинских  ударах,  о  чем  пожилые  знают  лучше  докладчика  из  своей  жизни,   а  молодые  из  учебников  истории,  он  произнесет:


                Вечная  память  героям:
                Абрамову  Федору  Ивановичу
                Алексееву  Петру  Михайловичу
                Антонову   Никифору  Петровичу
                …………………………………….
                ……………………………………………
                и  так  до  Яковлева  Ивана  Федоровича…

Десять  минут,   в рамках  отведенного  времени…
Каждому  память,  каждому  его  три  секунды вечности…


Это   будет  совсем  не  то,  когда  каждый  посетитель  мемориала  найдет  среди  скорбных   имен  своего  дорогого   человека,  молча  про  себя  прочтет  фамилию. В лучшем  случае  кто-то  обратит  внимание  другого  человека:  "Смотри, –  твой  дедушка  (мой папа,  брат,  дядя)! – Нет!  Здесь  каждого  убиенного   услышат  все!

 
И  встрепенутся  в  стае  журавли,  летящие  на  север, к  своим  болотам,  и  колыхнется  в  степи  ковыль,  и  зашумят  листвою  на  Русской  равнине  шестидесятилетние  березы...

О  нас  вспомнили...  Нас  не  забыли...