Эмеральд сходит на границе леса. Он не может ехать дальше, прощается, нежно покачивает теплую ладонь сероглазой женщины. Богослов показывает ему в спину язык. Ангел меланхолично подкручивает гайки в крыльях. Автобус трогается, сероглазая поворачивается и долго стоит, упершись коленями в заднее сидение. Смотрит на дорогу и отдаляющийся силуэт того, кто сделал ее собой.
- Как вы думаете, что будет с нами, когда мы проснемся? - спрашивает женщина. - Мы будем помнить друг друга? Мы будем?
Ангел задумчиво пожимает плечами и роется в рюкзаке в поисках машинного масла. Богослов пристально смотрит на сероглазую женщину, не зная, хочет он отвечать или нет.
- Когда мы проснемся, - говорит он, наконец. - Все перестанет иметь для нас какое-то значение. Но то, что останется значимым для меня - это то, что я люблю тебя. И каждый раз, когда ложусь спать, молюсь о том, чтобы успеть на автобус.
- Когда мы проснемся, - говорит сероглазая женщина. - Все перестанет иметь для нас какое-то значение. Но то, что останется значимым для меня - это то, что я люблю тебя. И каждый раз, когда ложусь спать, молюсь о том, чтобы ты успел на автобус.
- Когда мы проснемся, - говорит ангел, расправляя плечи. - Все перестанет иметь для нас какое-то значение. Но то, что останется значимым для меня - это то, что я люблю вас. И каждый раз, когда ложусь спать, молюсь о том, чтобы проснуться.
- По твоим словам наше ненастоящее не так важно для тебя, как собственная жизнь, - обиженно говорит сероглазая женщина, и Богослов согласно кивает.
- Глупые, - ангел впервые позволяет себе улыбнуться, и сероглазая чувствует какое-то неуловимое узнавание, почти дежавю, - Я благодарю Бога за наши разговоры в пути. Когда мы проснемся, то не сможем больше говорить. Но я нашел способ. И каждый раз, когда ложусь спать, молюсь о том, чтобы проснуться. Чтобы проснулись вы. И чтобы наши пути сошлись так же, как в этом автобусе. Однажды. Когда-нибудь.
Слышно, как урчит мотор. Автобус мягко подскакивает на кочках. Богослов смелеет вконец, и мягко обхватывает талию сероглазой женщины, прижимая ее к себе и утыкаясь носом в ее шею. Ангел готовится выходить. Проверяет рюкзак, смотрит, не разболтались ли шурупы на крыльях. Выходит не прощаясь, зная, что они встретятся снова. Автобус мягко трогается. Еще слышно, как ревут турбины на механических крыльях, изрыгая пламя, вознося ангела в небеса. Сероглазая женщина поворачивается и смотрит в лицо Богослову. На морщинки от бесконечных улыбок, на трогательные завитки светлых волос, на бликующую радужку неопределенного цвета глаз. Он наклоняется и целует ее, белые зубы легонько прихватывают нижнюю губу.
- Когда мы проснемся, - говорит Богослов, перебирая ее волосы. - Ты будешь не со мной. А где буду я - одному Богу известно. Я буду молиться, чтобы автобус подобрал тебя как можно скорее.
- Я буду молиться, чтобы мы проснулись в одном мире, - отвечает она. - Я буду...
Ей не пришлось даже выходить. Утро забрало ее прямо из салона, оставив в руках Иоанна исчезающий силуэт и запах клубники. Вероятно, где-то в ее доме готовилось варенье. Иоанн откидывается на спинку сидения и закрывает глаза.
Когда ангел проснулся, мир был таким же, как обычно. Серое небо, набухающие влагой тучи, острый запах свежести. Бритвенный станок, зубная щетка, утро, сон в уголках глаз. Зеркало, отражающее неутешительную картину его угасания. Ангелы, спустившиеся на землю, не могут жить вечно. Он жалел только, что так и не встретился с сероглазой женщиной и Богословом. Он был уверен в том, что беседы на самом деле оказались бы такими же интересными.
Вечером он устраивается в салоне автобуса, не реагируя на внешние раздражители, задумчиво смотрит в окно. Там, куда он отправится, будет идти снег. Там будет почти так же холодно, как в тронном зале Эмеральда. Ангел бывал в нем не раз, и вел увлекательнейшие беседы с Изумрудным Королем Севера. Он уверен, что увидит сероглазую. Но тоска почему-то безжалостно грызет начищенные крылья, изготовленные специально для того, чтобы проснуться.
Сероглазая женщина едет в вагоне метро, бросая грустные взгляды на стрелки часов. Ощущение неправильности, глупости того, чего она не сделала, не покидает ее, не уходит. Она должна была быть там, пусть даже одна. Она должна была быть, ведь иначе ей не выбраться из этого липкого сна, не избавиться от ощущения, что она делает что-то неправильно. Поезд подходит к ее станции, и сероглазая закусывает губу, терзаясь сомнениями, но точно зная, что голос своего ангела она не спутает ни с чем.
Мир был таким же как обычно. Сероглазой женщины не было, и он начинал думать, что образ, приходящий к нему во сне - всего лишь сублимация, необходимость чувствовать себя нужным человеку, которого хранишь как зеницу ока. Было множество других людей. Ждущих чуда, которое он мог им дать. На его губах были тысячи слов, и все - о ней, о том, что он знает, и еще немного об Иоанне. Каждое слово - об этих двух, пара досталась Эмеральду. Ангел чувствовал необходимость рассказать об этом. Ангел чувствовал необходимость быть ангелом. Здесь, сейчас, хотя бы раз, напоследок, побыть ангелом. Нет, не так. Побыть человеком. Со своими чувствами, корявостью изложения, пороками, своими заскоками и отвратительными поступками. Человеком с механическими крыльями, которые никогда не смогут поднять его в воздух. Ведь он пришел сюда для того, чтобы быть человеком. Только вот... Время пробуждения подступало все ближе и ближе, человеческие часы не могут идти вечно, и упущенные встречи... Ему нужно собраться, и сказать, наконец, прописную истину:
Wir haben Angst und sind allein
Gott wei; ich will kein Engel sein
Только Бог вряд ли услышит.
Сероглазая женщина сидит у монитора и задумчиво поглаживает застывшее изображение.
- Значит, ты их все-так починил, - говорит она с улыбкой, совершенно не замечая, как по пылающей щеке скатывается слезинка.
Иоанн сидит на заднем сидении и ждет, когда они вернутся. Ангел, которого он когда-то знал, и сероглазая женщина, которую он когда-то любил. Все, что когда-либо имело для него смысл, внезапно оказалось в прошлом. Однажды он обнаружил, что больше не может проснуться. Что его шрамы болят, очень хочется пить, и женщина дала ему воды, а ангел собрал тело. Иоанн никогда не видел, как выглядит, и никогда не хотел знать. Его прошлое струилось темным потоком где-то за спиной, и когда никого рядом не было, Эмеральд часто приходил, чтобы смотреть на него. Грустно смотреть, и сочувствие от дьявола делало его существование еще невыносимее. "А ведь если я отдам тебе твою душу", - говорил тогда Эмеральд. - "Тебе будет еще большее". Богослов не мог с ним согласиться, но и не мог спорить. Он почему-то чувствовал, что душа ему совсем не нужна, и что он сам никому больше не нужен. Сероглазая женщина ест клубничное варенье, и счастлива. Ангел с механическими крыльями любим многими, и счастлив. Автобус останавливается, и водитель проходит в салон. Иоанн знает его, но никогда не думал, что автобус ведет именно он.
- На, - говорит Иисус, протягивая в ладони что-то маленькое, светлое и дрожащее. - Я купил ее у Эмеральда за шоколадку и половину нарезного батона.
- Это что же... моя душа... стоит так мало? - удивляется Богослов.
- Если тебе в голову когда-то пришла мысль ее продать, значит она не стоит вообще ничего, - Иисус выбрасывает руку вперед, и душа впечатывается в тело совершенно беззвучно, но до бесконечности болезненно. - Она бесценна.
Иоанн вспоминает все, что предпочел забыть, ему больно и плохо, не хочется вообще ничего, он понимает, что ангел - предатель, сероглазая женщина никогда его не любила, автобус давно сломан и сдан в утиль, а Иисус вообще обыкновенный человек с умными мыслями.
- Хочешь, - слышится голос сероглазой женщины откуда-то сбоку. - Я подержу тебя за руку, пока ты будешь спать?
Иоанн открывает зажмуренные от боли глаза, и видит ее улыбку. Ангел озабоченно протягивает пончик, он уверен, что это лучшее лекарство. Автобус мерно покачивается, значит, водитель вернулся на место. Иоанн послушно берет лакомство и ест. Боль потихоньку отступает. Сероглазая гладит его по волосам, улыбается нежно, и Богослов думает - может быть, там, где-то, она любит другого, и носит его кольцо. Но здесь, сейчас ведь, она держит его за руку? И понимается внезапно, что ничего больше не нужно. Ни поцелуев, ни ласк, ни страсти безумной. Только за руку бы держала, пока не отпустит. Иоанн засыпает незаметно, положив голову на ее колени. Сероглазая гладит его по волосам, с улыбкой слушая рассказы внезапно разговорившегося ангела. Водитель смотрит на дорогу, думая о том, что Эмеральд ничего за эту душу не просил. Отдал ее за так, бесплатно. От сочувствия. И думается ему, что все еще хорошо, все еще можно исправить.
Иоанн спит на коленях сероглазой женщины.
Чтобы проснуться вскоре.
Где-то.
На глубине.