По городу на троллейбусе и пешком

               

Троллейбус  дрожал, пылил старым. Но был хорош кондуктором, обычно, приветливым, и не надо было лезть толпой в переднюю дверь, как в Москве, что тоже было приятно.
Он проезжал там, где когда-то только пешком, потому что пройтись по Невскому – одно удовольствие. Но последнее время Олимпиада Ивановна предпочитала троллейбус. Из окна она рассматривала любимые дома, дворцы, ненавистные итальянские фасады, за которыми рушили, уничтожали, надстраивали, перекраивали на новый лад.  Радовалась обновлённой Александринке, этому подарку судьбы, ради встреч с которым она и приезжала теперь в Петербург.

 А когда-то этот театр был для неё просто одной из достопримечательностей, а ещё раньше… вообще ничем. Может быть, потому что она тогда ещё не родилась, или потому что родители её жили скудно и бедно или не считали нужным посвящать и просвещать своих чад.

Ленинград же начался для неё тогда, когда мальчик и девочка, жившие в соседнем доме, вынесли на площадку цветные открытки, на которых золотые фигуры отдавали свой блеск ярким струям фонтанов.  Дворцы, распахнутые площади, памятники – всё отражалось в яркой голубизне Реки, рек, каналов. А когда соседский мальчик, украдкой от сестры, сунул ей в ладонь синий многоугольничек значка, на котором опять зОлотом (казалось, там всё в сиянии), шпилем летел ввысь, рождаясь из колонн, из воздуха  маленький кружевной, почти невидимый глазу кораблик, то родилась Мечта. Но Олимпиада Ивановна, которую в детстве называли Липочкой, и Мечта встретились не сразу: Липочка спешила жить, а Мечта спала в каком-то уголочке её скромных извилин.

Однако, как только Липочка обменялась кольцами с бывшим своим одноклассником и почувствовала выросшие за спиной крылья – сами себе хозяева, без родительского пригляда, то его за руку - и в Мечту. Крылья летели, стучали колёса, свадебный пирог крошился в рюкзаке. Домашние руками не махали, а всплеснули – ни кастрюли, ни шкафа, ни пальто, а туда же…

Ни Липочка, ни её муж (хотя назвать их супругами ни у кого бы язык не повернулся, так, желторотые птенчики) тогда не могли знать, что будут приезжать в этот город с регулярностью премьер в полюбившемся им театре. До поры до времени, конечно…

 В ту первую поездку  Липочка сносила вдрызг свадебные туфельки, да так, что и в мастерскую нести было нечего, а её спутник возвращался в столицу почти босиком, потому что подмётка осталась в каком-то ленинградском музее.  Произошло это, потому что они не пользовались троллейбусом, а всё пешком, да пешком. И к Лавре, и от неё до Невы, и на Васильевский остров, и по Фонтанке, Мойке, Пряжке, в Эрмитаж, Русский, Летний сад, к Инженерному замку, и опять к Неве и по Невскому к Лавре. А на следующий день – Петергоф, Царское село, конечно, Лицей и опять Эрмитаж. Возвращались в гостиницу на Московском проспекте, удобства в конце коридора, и сваливались каждый в своё прокрустово ложе, пока не догадались сдвинуть кровати. Но и после этого им спалось так крепко, что природный инстинкт продолжения рода не мог победить усталости. А ещё хотелось полюбить Павловск, улочки-закоулочки, дворы насквозь и дома колодцами, Репино, Кронштадт, Валаам и Ладогу. Увы, в отпущенные им три дня на свадьбу плюс майские праздники они этого сделать не смогли. Всё сбылось, а что-то ещё и нет, только потом, через много-много лет.

А тогда они ещё не знали об этом предстоящем и, вернувшись в свой город, закружились, завертелись между учёбой, работой и личным. А Мечта опять свернулась клубочком и опять задремала.

Но появились командировки. В Тот город. Особенно часто отлучался Он. Хихикали дамочки за Липочкиной спиной, прикрыв личики наманикюренными пальчиками, усмехались пожилые мужчины:
- Ах, у Липочки муж опять в командировке. Зачастил что-то.
А Липочке не до них: у неё мальчик и ещё мальчик. До шести надо из детского сада забрать, но и работа тоже до шести. Вот и сидели пацаны в шубах чуть не на ступеньках, мамку дожидаясь. Запирали вместе с воспитательницей детский сад, смотрели по сторонам, шли вместе с ней к их дому.

Однажды Липочку отправили на научный семинар в Ленинград. Дамочки, её сотрудницы, были очень недовольны:
- Почему её? Чем мы хуже? Ну, и что? Подумаешь её тема, мы все здесь в теме.
Но поехала всё-таки Липа…
 Эта поездка ей очень запомнилась. Потому что вместо семинара она гуляла одна целыми днями по любимому городу, заходила в гости к любимым писателям, поэтам, чаще всего на Мойку,12, обедала в Севере (было вкусно, чисто и недорого), плескалась в Петергофских фонтанах, сбежала от цыган, которые её чуть не украли в Царском, ходила с каким-то суворовцем в Эрмитаж – он предложил:
- Девушка, хотите без очереди?
Вот такое легкомыслие, легко мыслие, без мыслие, ветер в голове…

Невская вода была прозрачна до дна, и одинокий окурок был так странен в её водах, что Липочка потянулась за ним и чуть не свалилась в воду, едва удержала равновесие.

По ночам, в белые ночи, она иногда сидела у окна и читала  то, что кто-то за неё напишет потом, лет через десять:

      Снова белая ночь выгоняет из дома,
      И уже одному мне не справиться с ней
      В тишине площадей, где застыла истома
      Приглушенного света и редких огней.
      
      Где уже не боишься, что встретишь печаль ты,
      Что заплачешь внезапно, как утренний дождь,
      Где запомнишь лишь то, как, устав от асфальта,
      Горячи и колючи подушки подошв.
      
      Где забытые сны придвигаются ближе,
      Чтоб со мною увидеть, как ждут фонари
      Разведенных мостов недокрытые крыши
      Над торжественным храмом грядущей зари.*


А в номере все койки были пусты, белая ночь не время для сна.… Потом приходили какие-то люди, шептались, слышался скрип пружин, и тогда Липочка притворялась спящей…

______
*Стихи Николая Чуксина


 Как только дети (те самые два мальчиша, которых столько раз воспитательница домой отводила,  один пузцом сытеньким, на особом довольствии, другой рёбра наперечет “Майку не снимай, а то увидят”) подросли, родители их потащили в свою мечту, вытряхнув последнюю мелочь из карманов, упросив, чтоб поселили, ну, где-нибудь. Мальчишки хоть и ковыряли в носах, слушая Липочкины пересказы из путеводителя “Ленинград – город герой”, но впечатлились. Один чуть ли не оду сочинил, другой пол детства о бескозырке промечтал, потому что был замечен седоусым капитаном и приглашён куда-то на самый верх “Метеора”  в расчудесное место, где и вид, и штурвал.
- Да, я с братом.
- Ну, пусть и он с тобой.
Конечно, таскали их за собой, на солнце жарили. Да так, что у того, который был худ (он и сейчас такой), случился удар, очевидно, солнечный. Пришлось бежать в аптеку, за градусником. (Хотя его они, конечно, могли и с собой взять,  рюкзак бы не оттянул, но почему-то не взяли. Знаете, эта молодёжь… такая пустая, неорганизованная). Но градусника-то  как раз в аптеке и не было. (Чудное какое-то время стояло тогда на дворе: того нет, другого нет…)
Липочка металась: ребенок заболел, а температуру померить нечем. ( Вот так из цыплят превращаются в наседки, бывает…) Бегает она от аптеки к аптеке,  через какие-то проходные дворы “Вам так ближе, на улицу не выходите, дворами, всё дворами, а там и аптека”. Но только зря: “Не завозили”. 
“Да Вы у меня возьмите, у меня дома – два,  и отдавать не надо. Подождите. Я тут рядом”.
И женщина такая неприметная, в каком-то халатике, в таком только с кастрюльками возиться, а такая душа. Душа она ведь во всём, даже в самом неприметном, например, градуснике, через него, в память. Там и хранится…

Ленинград… Волховский фронт. Медаль “За оборону Ленинграда”. Но это не её – отца.
Аннен кирха и Питершулле – это прадеда.

А её – то далёкое, что в юности, молодости.
И сейчас, каждый раз как в праздник. В Петербург! Радостью встречи с Московским вокзалом и дальше, дальше…

 Но…распахнуты разбитые стёкла в знакомых домах и чужие слова “SALE! SALE! SALE!”… На подоконнике – брошенная стопка книг, чьё-то платьице, похожее на тот халатик из далёкого прошлого…
 
А троллейбус едет, едет. Напротив Липочки – пожилая женщина рассказывает внучке о достопримечательностях.
- Смотри,- говорит она,- видишь площадь, оттуда сегодня повезут Самсона в Петергоф, его подновили, покрыли новым золотом, вон как блестит.
 Играет оркестр, бегут родители, дети, у детей в руках шарики. Праздник.
А у какой-то девчушки шарик оторвался и полетел в весеннее небо.

Девочка плачет: шарик улетел.
Ее утешают, а шарик летит.
………………………………….
.
Плачет старушка: мало пожила...
А шарик вернулся, а он голубой*

*Булат Окуджава